— Да, да, войдите, — послышался голос Журавленко.
Вошли Сергей Кудрявцев, Маринка и Лёва.
За ними, в первый раз, в комнату Журавленко вошёл Михаил Шевелёв. Сделал шаг от двери, постоял, осмотрелся… В нём начала подниматься жалость к человеку, который шесть лет бился, чтобы сделать своими руками то, что якобы могло заменить руки таких мастеров, как он, Шевелёв.
Михаил Шевелёв старался не смотреть на Журавленко, — так на него он сердился и так жалел годы его усилий, которые заранее считал напрасными.
Башня стояла посреди комнаты и снова почти что упиралась в потолок. Она была соединена с главной частью модели.
Журавленко, лёжа на полу, смазывал оси низеньких колёс, на которых модель передвигалась.
Он быстро поздоровался и показал на стул, на подоконник, — мол, пожалуйста, садитесь, смотрите, только не мешайте.
Михаил Шевелёв сел на подоконник. Лёва и Маринка стояли рядом. Им не сиделось.
Журавленко закончил смазку, медленно обошёл модель, осмотрел.
— Можно начинать? — спросил Сергей Кудрявцев.
— Погодите. Приготовьте контейнер.
Лёва увидел рядом с собой открытый ящичек. В нём лежали маленькие кирпичи. У ящичка была дверца с рычажком. Лёва догадался, что это и есть контейнер, и отнёс его папе.
Возвращаясь к окну, Лёва заглянул в глазок одной из труб модели, что-то заметил и схватил Маринку за руку:
— Смотри!
Маринка заглянула в глазок и просияла:
— Наши?
— А то не видишь!
— Папа, — зашептала Шевелёву Маринка. — Видишь, внутри сцеп ленные проволокой платформы? Это мы проволоку загибали!
Журавленко тянул от модели к штепселю электрический шнур.
— Можно, — сказал он Сергею Кудрявцеву.
Кудрявцев несколько раз повернул рукоятку — и башня с моделью на глазах начали укорачиваться. Когда стали совсем низенькими, Журавленко сказал:
— Так. Контейнер на место. Включаю.
Кудрявцев поставил контейнер под воротца башни, и Журавленко воткнул вилку в штепсель.
Тотчас послышалось ритмичное пощёлкивание. Спустился крюк, подцепил контейнер, через секунду бросил его пустым на то же место. А с другой стороны модели брызнул на разостланную по полу фанеру раствор, и начали ложиться кирпичи так быстро, что уследить было невозможно.
Кирпичеукладчик со всей моделью двигался по комнате туда и обратно, каждый раз оставляя точно уложенный ряд в два с половиной кирпича толщиной.
Михаил Шевелёв рванулся от окна к кирпичеукладчику.
Стена поднималась всё выше.
Вместе с нею поднимались машина с башней.
И вместе с ними поднимался склонившийся над кирпичеукладчиком Михаил Шевелёв.
Он ревниво и строго следил, как наращивалась стена.
Через несколько минут он так же строго сказал:
— Не верил. Виноват.
Журавленко и не слышал. Он подошёл к поднимавшейся вместе с кирпичеукладчиком кабине и нажал на ней кнопку.
Кирпичеукладчик продолжал двигаться вдоль стены, но перестал укладывать кирпичи. Он делал пропуск.
Журавленко отпускал кнопку — снова ложились кирпичи, нажимал — снова получался пропуск.
И вот уже почти готовы два оконных проема…
Но что такое? Почему Журавленко бледнеет? Почему бросается к штепселю, выдёргивает шнур? Почему кричит:
— Поддержите её!
Потому что остальные смотрят, как строится стена, а он следит за всем, и видит, как начинает сгибаться и вот-вот упадёт, как подкошенная, опора всей машины — башня.
Шевелёв, Кудрявцев и Лёва с Маринкой поддерживают её, как больную, как живую.
А Журавленко отдирает плоскогубцами, отбивает молотком всё, что соединяет башню с головной частью машины. Потом говорит:
— Положите её.
И башню осторожно кладут на пол. Журавленко стоит над ней и смотрит мимо, в окно, сухими, жёсткими, бессонными глазами.
Маринка смотрит на него и почему-то держится за Лёву, и почему-то ей до озноба холодно.
Михаил Шевелёв тихо спрашивает:
— Ошибка в расчёте?
Журавленко, напряжённо думая, так, словно сам в себе ищет что-то злое и страшное, говорит:
— Да…
Потом ещё раз, твёрже и определённее:
— Да…
Сергей Кудрявцев кричит:
— Что ж теперь? Опять работы на годы? Опять всё сначала?
— Не знаю, — отвечает Журавленко. — Может быть, всё сначала.
А лицо у него такое, что Маринка и Лёва не в силах от него оторваться и не в силах на него смотреть.