Когда-нибудь исчезну я С лица полуденной степи. Как будто не было меня На человеческом пути. Я прорасту среди дорог Травой на четырех ветрах, Чтобы случайный путник мог Ногами попирать мой прах. Что человек? Земля еси. И персть приложится к персти. Так бесприютно на Руси Стоят дорожные кресты. Но чуток мой печальный сон — Мне снится зыбки скрип родной, И тихий-тихий жизни звон, И путь извилистый домой.

Грачевка — родина отца — Мое святое захолустье. Здесь нет начала и конца Бездонной и небесной грусти. И только здешние грачи Судьбу пророчат по соседству. Мне даже негде здесь свечи Поставить изгнанному детству. Родное стало мне чужим, Но что меня сюда так тянет? Я словно прошлым одержим, Не отпускает сердца память. Среди заброшенных крестов Не отыскать родные кости. На родине своих отцов Мы как непрошеные гости.

«На что я годен в жизни этой, Проверит вражеский свинец» — Так думал я перед рассветом, Предвидя собственный конец. Благословляю пулю мести. О чем ее последний вздох? Блажен, кто по закону чести Свое достоинство сберег. Слезой горячей на рассвете, Как в детстве, не разбудит мать. Страшней всего на белом свете Без покаянья умирать. Метель волчицею завыла. Вскипает рана на снегу. Как боль, в глазах моих застыла Святая ненависть к врагу.

Не торопитесь говорить Мне преждевременное «ты». Спешите вы переступить За край рассудочной черты. Так в бездну, страх преодолев, Безумец делает свой шаг И, от свободы оробев, Летит распластанно во мрак. Такое чувство на лету Живет не более чем миг, Как вспышка тени на свету, Как обреченный жизни крик. Не торопитесь говорить Мне преждевременное «ты». Спешите вы переступить За край рассудочной черты.

Ты вошла как заблудшее эхо Отдаленного счастья в мой дом. От раздетого женского смеха Пыль взвинтилась веселым столбом. Замолчи! Зажимаю ладонью, Как врагу, твои губы во тьме: Вдруг услышат наш шепот иконы На высокой, как небо, стене? Замолчи! Ты пробудишь вершины. Так заблудшее эхо в горах За собой увлекает лавины, Женский крик погребая в снегах.

Мой древний сон не пахнет пылью — На нем божественная тень. Лежит под сенью русской были Моя возвышенная лень. Играй, классическая лира! Пусть будет крепче русский сон. Пыль вавилонская над миром Стоит со всех земных сторон. Трудитесь, чуждые народы, Под знаком мировой судьбы. Осядет пыль, завалят годы Забвеньем гордые гробы...

Все разгаданы женские тайны, Я подумал однажды всерьез, Но осталась на свете случайно Нераскрытое таинство слез. Разных женщин я плакать заставил, Чтобы сердцем их тайну понять. И тебя я от слез не избавил, Моя бедная, бедная мать. Сколько слез, что решил я от горя Утопить в них мужскую вину. Только высохло черное море — Вот мой путь — по пустынному дну.

Холодные тучи и мрачные дни В прозрачном пространстве плывут, словно сны. И тени роняют на землю, как след, В реальности этой меня давно нет? Я тенью скольжу по волнистым холмам, Спускаясь под гору к чубатым степям. Едва задевая ладонями рожь, В себе ощущаю неясную дрожь. Я словно оторван от грешной земли И лишь на мгновенье слетел с высоты, Чтоб радость простую в душе ощутить И в небо, под солнце, как облако взмыть.

Я не смерти ищу — вечной жизни. Что ты ходишь за мной по пятам, Неотступная мысль об Отчизне, Как горбатая тень по холмам? Здесь кресты, словно всходы пшеницы, Среди сонма забвенья стоят. Вместо зерен здесь тихие лица На меня с фотографий глядят. Здесь взошли семена моей боли Среди плевел безбожных идей... Я горчичным зерном на просторе Лягу спать среди русских людей.