Помня о том, что при любой запутанной жизненной ситуации французы прежде всего рекомендуют искать женщину, мы этому совету и вняли. Первой женщиной, которая пришла на ум всем сразу, являлась Инга, жена покойного. По наведенным справкам, в случае гибели мужа именно она получала все его наследство: машину, дачу, квартиру, которая уже была оформлена как совместная собственность. Впрочем, иначе и быть не могло — Геннадий Георгиевич был единственным ребенком в семье, а родители его успели умереть.

Прекрасно понимая, что в мировой практике встречались случаи, когда преступления совершались и по более ничтожному поводу, меркантильных интересов мы все-таки не исключали. Зато себя из списка подозреваемых вычеркнули раз и навсегда. «Если уж милиции так хочется, пусть доказывает нашу вину», — рассудили мы и решили пока забыть о собственных неприятностях.

Честно говоря, мне Инга очень понравилась, но коллеги начали бурно протестовать против личных симпатий и антипатий. Я успела предложить им несколько примеров: почему бы тогда с самого начала не подозревать Елену, от которой тоже все в восторге, или какую-нибудь другую, абстрактную женщину?

— Ольга Юрьевна, Кавериной смерть депутата менее выгодна, чем его собственной жене, — рассудил Кряжимский. — Хотя я согласен: этот вариант тоже надо проверить, если не оправдается первый.

На этом мы и порешили. К тому же у нас всех вызвала некоторое недоумение неожиданная простуда Инги, которая случилась в далеком поселке на краю области.

— Почему бы ей не заболеть на день раньше или позже? — язвительно поинтересовалась Марина.

— Давайте не будем раньше времени делать негативные выводы, — предупредила я. — Виктор сейчас отправится на автовокзал и выяснит, выезжала ли сегодня из Романовки гражданка Владимирцева. Насколько я знаю, на всех автобусных станциях сейчас фиксируются фамилии пассажиров, потому что в стоимость билета входит и плата за страховку от несчастных случаев. Поэтому сейчас водители почти не берут по пути безбилетных пассажиров.

— Кстати, если она значится в списках, желательно найти и свидетелей ее присутствия в данном автобусе, — напомнил Кряжимский. — Скорее всего Романовка — не стотысячный мегаполис, и многие жители, наверное, знают друг друга в лицо.

Маринка собралась было запротестовать против такого распределения ролей, но я напомнила ей, что Виктор при всей своей неразговорчивости всегда достигает цели и добывает нужные сведения любым путем. Секретарше пришлось согласиться, вспомнив горячий кофе в гостях у Владимирцевых.

— Сергей Иванович, вам тоже не придется сидеть на месте, — повернулась я к Кряжимскому. — Желательно, чтобы вы сопровождали меня к Инге Владимирцевой, которую я хочу навестить еще раз и уже сегодня. Наша задача осложняется тем, что она уже подозревает неестественную смерть мужа, вернее, не верит ни в какую болезнь сердца с самого начала, — напомнила я. — Но все-таки желательно с ней поговорить.

Я уже приготовилась к длительной обороне, если вдруг Маринка запротестует против такого распределения ролей. Но, видимо, почувствовав металл в моем голосе, она не произнесла ни единого слова и только глубоким вздохом выдала свое разочарование. Оставлять офис закрытым мне не хотелось даже в праздничный день: как показал опыт сегодняшнего утра, враги не дремлят даже в Рождество.

Стараясь не перекладывать на плечи Сергея Ивановича все проблемы «Свидетеля», я сама набрала номер сотового Елены Кавериной. Уже через секунду она ответила на звонок, и я попросила ее о повторной аудиенции в доме Владимирцевых:

— ..Если это возможно.

— Одну минуту, — попросила она, видимо, спрашивая подругу о самочувствии. — ..Да, приезжайте.

Получив разрешение, мы не стали задерживаться и отправились каждый по своим делам. Оставлять Марине строгие наказы фиксировать телефонные звонки и приход клиентов не было надобности — в наше отсутствие она выполняла свои обязанности всегда добросовестно.

Чтобы не терять времени зря, уже в машине я достала блокнот, в который незаметно от Мариночки переписала координаты ее нового кавалера Ярослава Сосновского.

— Ярослав Всеволодович? Вас беспокоят из газеты «Свидетель», — сразу же представилась я. — Можно прямо сейчас задать вам несколько вопросов?

Уже через несколько минут я получила довольно исчерпывающую информацию о жене депутата Владимирцева. «Итак, несколько замкнута, предпочитает общаться только с родственниками да двумя-тремя близкими подругами, хотя светские отношения с коллегами мужа и их женами поддерживает регулярно, — читала я свои стенографические записи. — С Еленой Кавериной дружит очень давно, наверное, со студенческих лет. Очень скромная, без малейших признаков помпезности, Инга отказалась от охраны и продолжает работать в обычной городской школе преподавателем русского языка и литературы».

— Хм, случай небывалый в мировой практике, — усмехнулся Кряжимский, как только я ввела его в курс дела. — Обычно у депутатов либо секретарши на первом плане, либо толстые курицы, которые имеют несчастье иметь штамп в паспорте и общих детей от этих самых народных избранников.

Да, Инга действительно не вписывалась в стандартный джентльменский набор депутата: красивая, умная, она еще являлась вполне законной женой Владимирцева! Впрочем, это ни ей, ни мужу ни в коей мере не вредило.

В подъезде нас встретил тот же самый охранник, но на этот раз он не стал чинить препятствий и после формального осмотра документов быстро пропустил в квартиру нашу малочисленную на этот раз делегацию. Соседи Владимирцевых, которым неожиданно срочно понадобилось сходить за хлебом, вынести мусорное ведро, в очередной раз вывести на прогулку собаку, проводили нас любопытными взглядами.

— Добрый день, — поздоровалась я с Еленой Прекрасной и едва удержалась, чтобы не сказать вслух — несмотря на вечное женское соперничество, — какая она красивая и милая. «Чепуха какая-то, — отмахнулась я, вспомнив свои недавние размышления о ее причастности к смерти Геннадия Владимирцева. — Такая женщина просто не может быть причастна к чему-то грязному и порочному».

Вспоминая институтский курс все той же греческой мифологии, я знала, что еще в пятом веке до нашей эры мужчины научились ценить женскую красоту. И не только троянский царевич Парис, подаривший Елене яблоко с надписью «Прекраснейшая». Как раз его-то, может быть, и на свете-то никогда не было. А вот обыкновенные люди из плоти и крови были уверены, что прекрасное тело обязательно обладает красивой душой и не может заключать в себе злых помыслов.

Вообще-то я не очень-то подвержена подобным умозаключениям, которые в реальной жизни до добра не доводят, — может, у древних греков чистая душа с красивым телом и неразделимы, но у нас в Тарасове такое сплошь и рядом происходит. Впрочем, в случае с Еленой Прекрасной — Кавериной я почему-то больше доверяла собственной интуиции и.., древним грекам.

— Елена Николаевна, я бы сначала хотела поговорить с вами наедине, — попросила я, не доходя до гостиной. И сразу поняла, что моя просьба хозяйку не удивила.

Сдержанным жестом показав Сергею Ивановичу оставаться в комнате, я последовала за Кавериной, открывавшей передо мной дверь кухни.

— Похоже, на бедную Ингу свалилась не только смерть мужа, но и подозрение в убийстве, — усмехнулась она, предлагая мне присесть.

— С чего вы взяли? — удивилась я: было довольно странно слышать эти слова от человека, которому я еще толком и ситуацию не успела объяснить.

Впрочем, ясновидящей Каверина не была.

— Сразу после вашего ухода вернулись милиционеры, перерыли весь дом и предъявили Инге обвинение, — сообщила Елена, с трудом подбирая слова. — Конечно, на бумаге пока ничего не оформили, и я хотела ее к себе забрать на пару дней, но эти.., ее под домашний арест посадили. Будто не понимают люди, что ей теперь находиться в этой квартире очень нелегко. Да она сейчас от одной только мысли о своей причастности чуть в обморок не падает! А убийца из нее совершенно никакой — чуть что, она от собственной тени шарахается!

Мне ли не понять этого — вот почему и хотелось уберечь Владимирцеву от лишних переживаний. Я и затеяла-то весь этот разговор с ее подругой, чтобы лишний раз не травмировать Ингу воспоминаниями пережитого сегодня ужаса, — в конце концов, не часто находишь в ванной труп собственного мужа.

Но интересно было и другое: «С какой стати правоохранительные органы вдруг заинтересовались Ингой после нашего ухода?.. После нашего ухода… Ну конечно! Это же мы сами с журналистскими удостоверениями и натолкнули их на подобные мысли», — поняла я.

— Естественно, в нашей стране милиция бегает по следам репортеров, а не наоборот, — усмехнулась Елена, подтверждая мою догадку. — Конечно, я пыталась им объяснить, что именно с моей подачи Геннадий хотел встретиться с вами, но они все поняли совершенно по-другому: якобы вы уже что-то разнюхали и теперь хотите сделать сенсацию, выставив милиционеров дураками… Коими они на самом деле и являются, — совсем тихо закончила свою тираду Каверина.

— Выходит, именно мы заварили эту кашу, — констатировала я.

— Да нет, им ведь все равно нужен козел отпущения, так что за Ингу они бы принялись рано или поздно — других-то на горизонте нет, — обреченно махнула рукой Елена. — Вот только если еще вы.

Собственно говоря, лично нам эти подозрения были, как говорит один мой знакомый, «параллельно», а вот Ингу становилось жаль все больше и больше. С утра ударившись в тему древности, я вспомнила имевший место исторический факт убийства Цезаря. «Тогда, между прочим, нравы были совсем другие, — вздохнула я. — Жена Цезаря осталась вне подозрений. Несмотря ни на что». Жена Владимирцева, к сожалению, пока не только подозревалась, но почти обвинялась в убийстве собственного мужа. Впрочем, наверное, потому, что в памяти еще был жив эпизод недавнего российского прошлого, когда жена убила мужа-генерала.

«Зачем же думать, что все женщины не только мужеубийцы, но и дилетантки, повторяющие чужие сценарии? — возмутилась я отсутствию у следователя даже зачатка воображения. — Неужели Инга, человек образованный, не нашла бы другого способа убить собственного мужа? Если в классике не нашла бы похожего, то почитала бы нашу газету — примеров предостаточно. Наверняка отыскала бы для себя что-нибудь полезное и не столь примитивное, как появление в собственной квартире, когда труп убиенного мужа еще не остыл. Да и милицию вызывать в таком положении было верхом неосмотрительности…»

Но времени для сентенций и сожалений у меня сейчас просто не было. Впрочем, предлагать Владимирцевой криминальное досье нашей газеты не имело смысла — надо было срочно выручать ее из создавшейся по нашей милости ситуации. Как это сделать, я пока не знала, но очень надеялась на помощь Кряжимского и Виктора. Но пока от них не было вестей, мне приходилось действовать в одиночку:

— Елена Николаевна, наверное, вы в курсе, что подозрения должны иметь под собой какую-то реальную почву. Скажите, Инга действительно только сегодня приехала из этой своей Романовки?

— Да, конечно, — живо откликнулась она. — Можете даже проверить ее билет. Но я вам и так могу сказать, что доехать до Тарасова из этой богом забытой глуши практически невозможно: автобусы ходят очень редко и по какому-то одному им понятному расписанию. Этот райцентр от нашего города чуть ли не на триста километров отдален, так что Владимирцевы туда не очень часто выбираются.

— Только на праздники, — подсказала я.

— Вот именно. Инга уехала еще второго, так что пятого должна была вернуться — она даже обратный билет себе сразу взяла. Но заболела, и, конечно, Наталья Николаевна никуда ее не пустила: кто же с температурой родную дочь в дорогу отправит? — задала вопрос Елена, но ответа на него не требовалось: и ежу понятно — никто!

— Это она вам сегодня рассказала? — поинтересовалась я, чтобы потом иметь возможность сравнить показания двух подруг.

— Да нет, еще пятого января Геннадию Георгиевичу теща позвонила и предупредила — Инга пока у нее задержится, потому что приболела. Он, конечно, хотел сразу же поехать за ней, но тут как раз метель разыгралась, и мы с Ярославом его отговорили: зачем зря рисковать на зимней дороге? Из-за этого и сама Инга решила добираться автобусами с их предельной скоростью шестьдесят километров в час. А из своей машины выжимала бы вдвое больше, но вполне могла угодить под откос.

Отметив это в своем «портативном компьютере», я продолжала внимательно слушать Елену.

— Вот поэтому Инга и приехала только сегодня утром — она мне еще из автобуса позвонила, как только радиус действия сотового возобновился, — объяснила мне Каверина. — Я так обрадовалась, а через полчаса еще звонок — рыдает.

Вот и все, — тихо подытожила она свой рассказ.

— А мужу Инга Львовна тоже из автобуса звонила? — напряглась я, стараясь найти хоть какую-то зацепку в этом непростом стечении обстоятельств.

— Не знаю, может быть, — пожала плечами собеседница. — Инга об этом не упоминала, но, думаю, вполне логично — он же не знал, что она приезжает.

— Елена Николаевна, как вы думаете, сможет ли кто-нибудь подтвердить, что Инга Львовна всю дорогу ехала именно этим автобусом? — спросила я, стараясь не заклиниваться на предыдущем вопросе, больше для перестраховки, чем для добывания новой информации.

— Конечно, — решительно ответила Каверина. — Обычно издалека едут земляки, которые друг друга знают почти с пеленок. Думаю, кто-нибудь обязательно Ингу запомнил, тем более она говорила, что еле успела на этот автобус.

Подтвердить эту исчерпывающую информацию скоро должен был Виктор, но теперь я хотя бы знала, от какого места танцевать дальше в разговоре с самой Владимирцевой.

Закончив нашу беседу с Еленой Прекрасной на этой оптимистичной ноте, мы вышли из кухни. К моему величайшему изумлению, в гостиной Кряжимский совершенно спокойно разговаривал с Ингой, которая вовсе не была в шоке от навязанной ей роли убийцы собственного мужа и не выглядела запуганной создавшимся положением. На наше появление они тоже отреагировали весьма спокойно, зато моему удивлению не было предела.

Конечно, я прекрасно знала: тактичный и хорошо воспитанный Сергей Иванович может найти подход к кому угодно, но даже не предполагала, что его чары распространяются и на буквально только что овдовевших женщин!

— Ольга Юрьевна, пока вас не было, мы очень обстоятельно побеседовали с Ингой Львовной. Передаю вам эстафету.

— Какая уж там беседа, — грустно улыбнулась Владимирцева. — Вы из вежливости интересовались характером и привычками моего мужа. Впрочем, может быть, это пригодится, чтобы найти настоящего убийцу. Или вы тоже уверены, что во всем виновата я? — испугалась Инга.

— Да нет, что вы! — поспешил успокоить ее Кряжимский. — Кстати, нас, газетчиков, тоже подозревают — ведь именно с нами собирался тем утром встретиться ваш муж, когда его убили.

— Вас? — удивилась Инга. — Но вы же просто журналисты и совершенно никакого отношения не имеете ни к нам, ни к его работе! И дома у нас вы никогда не были. Зачем вообще вам Гену убивать?

Я не торопилась отвечать на этот вопрос, но про себя радовалась, что хотя бы она, в отличие от милиционеров, сохранила в сложившейся ситуации здравый смысл. Чтобы не терять драгоценного времени, я начала задавать самые, на мой взгляд, важные вопросы:

— Инга Львовна, скажите, кому вы звонили сегодня по пути в Тарасов?

— Леночке и Гене, — без запинки отчеканила Владимирцева и с облегчением выдохнула.

«Наверное, удивилась, что вопрос такой легкий, — с горькой усмешкой подумала я. — А на самом деле такой каверзный…»

— Простите, а о чем вы с ним разговаривали, не помните? — снова спросила я.

— Да ни о чем. Я просто обрадовалась, что наконец-то Тарасов находится в сфере досягания, и решила позвонить. Он мне успел сообщить, что вчера с друзьями в баню ходил, а сегодня у него важная встреча с журналистами. Я не стала его отвлекать, мы с Геной договорились, что встречать меня не надо, с вокзала я доберусь сама — гостинцев в этот раз не слишком много. Все домашние новости я обещала рассказать при встрече. Мы еще посмеялись, как обычно: у них с мамой особый способ общения — она ему всегда помидоры маринованные передает в трехлитровых банках, а он потом рассказывает, достоин он этого гостинца или нет. Гена даже людей объемом этих банок мерил, говорил, что некоторые из нас по своей полезности только на майонезные тянут. Кто же знал… — запнулась Инга на полуслове.

Мне новая философия на основе банок понравилась, но лишний раз напоминать Инге о прошлом было бы, с моей стороны, некорректно. Чтобы не сосредоточивать внимания на этой больной теме, я постаралась вернуться к более насущным вопросам:

— Инга Львовна, конечно, вы понимаете, что милиция будет проверять все ваши действия начиная с рождения. Ответьте, пожалуйста, отчего случилась ваша внезапная болезнь?

— Я этого вопроса ожидала, — вздохнула Владимирцева. — Простудилась, у меня поднялась температура… В общем, мы, конечно, вызвали «Скорую» в Романовке, мне укол сделали — поэтому с моим алиби вроде бы проблем нет.

По ее совершенно спокойному голосу я поняла, что на самом деле Инги как бы с нами нет, во всяком случае, мыслями она далеко отсюда. «Наверное, думает о том, как развивались бы события, если бы она вернулась в Тарасов именно пятого…» — подумала я.

— В милиции вас уже допрашивали? — спросил Кряжимский.

— Я отказалась давать показания без своего адвоката, но на некоторые вопросы ответила: про мою внезапную простуду, про автобус и наши отношения с Геной… — перечислила Инга совершенно без эмоций, но тут же в ужасе добавила:

— Мне страшно! Понимаете, я никоим образом не могу быть к этому причастна! Кому я могла перейти дорогу? Ведь почти никто не знал о моей болезни. А сейчас меня хотят обвинить в смерти собственного мужа — это неслыханно!

Я сочувственно улыбнулась, но про себя подумала: «Вообще-то ситуация довольно обыденная. Люди убивают своих мужей и жен намного чаще, чем всех остальных». Расспрашивать Ингу про отношения с мужем я не стала, поскольку до меня это наверняка уже сделал Кряжимский, поэтому, попросив держать нашу редакцию в курсе событий, мы попрощались.

В подъезде мы не проронили ни слова, понимая, что большая половина жильцов прилипла к «глазкам» и замочным скважинам. Уже в машине я спросила:

— Сергей Иванович, а о чем вы разговаривали так долго с Ингой?

— Видите ли, кое-что из нашей с ней беседы мне показалось несколько непонятным, — задумчиво произнес Кряжимский, останавливаясь перед светофором. — Она говорит, что муж по жизни был человеком ровным и спокойным, поэтому врагов у него не было…

«Ну, как раз от этого и не надо зарекаться, — мудро рассудила я про себя. — Этого добра у нас на всех хватит».

— Кроме того, Владимирцев в быту был очень рассеянным человеком и только к своей работе относился серьезно. В общем, насколько Геннадий Георгиевич дома был неаккуратен и несобран, настолько ответственно он относился к служебным обязанностям.

— Кстати, наверное, это может подтвердить и его секретарь, — напомнила я. — Лучше собственной жены и Сосновского привычки Владимирцева не знал никто, но все-таки лучше подстраховаться, — глубокомысленно изрекла я и полезла в сумку за сотовым.

— Не торопитесь, Ольга Юрьевна, — остановил меня Кряжимский. — Есть еще кое-что: Инга Львовна просто уверена, что на рабочем столе мужа в его кабинете кто-то хозяйничал.

— И откуда у нее такая уверенность? — удивилась я. — Что-то пропало?

— Этого она пока не знает — говорит: надо спросить у Ярослава про деловые бумаги. Письменный прибор, стопка бумаги, пресс-папье.., все в идеальном порядке, а между тем, по ее словам, сам Владимирцев просто ненавидел, когда вторгались в его личное пространство. Поэтому у него в кабинете всегда царил творческий беспорядок, помогавший ему сосредоточиться, — подытожил Сергей Иванович и замолчал, ожидая моей реакции.

Честно говоря, меня это заявление несколько озадачило: выходит, в квартире абсолютно точно побывал кто-то посторонний. «Но тогда Инга точно не причастна к этому преступлению», — обрадовалась я и облегченно вздохнула.

— Надо срочно поговорить с Ярославом. Если слова жены подтвердит еще и секретарь, в милиции это будет выглядеть более убедительно. Сергей Иванович, — внезапно нахмурилась я, — а в каком положении мы окажемся, если Владимирцев просто вдруг решил сделать сюрприз к приезду жены? Представляете, как все отделение будет покатываться со смеху? Для них ведь нужно что-то более конкретное, чем просто бытовые наблюдения.

— Ольга Юрьевна, мне ли вам объяснять, что именно они порой значат больше, чем крупные улики, и наводят нас на верный след?

Так как я это все прекрасно знала сама, то, не раздумывая больше ни минуты, набрала номер домашнего телефона Ярослава Сосновского. Кряжимский успел благополучно припарковать машину возле нашего офиса, а я все еще общалась с секретарем. Виктор и Марина обеспокоенно смотрели на нас сквозь стекло, но спокойная поза Кряжимского удержала их от экстренной эвакуации по пожарной лестнице или других подобных безумств.

— Все в порядке, — улыбнулась я, закрывая дверцу. — Пойдемте скорее, а то наши сотрудники сейчас умрут от любопытства.

Когда спустя полчаса мы все сидели в моем кабинете и обсуждали добытую с таким трудом информацию, Мариночка не выдержала:

— Складывается такое впечатление, что в нашей редакции работаете только вы! — обиженно фыркнула она. — Виктор, видите ли, весь автовокзал облазил, узнал наконец-то, что Владимирцева действительно утренним автобусом из этой самой Романовки приехала. Сергей Иванович вообще в Шерлоки Холмсы записался, побеседовав с вдовой. Ну, подумаешь, человек любил бардак, а тут взял да раз в жизни жену пожалел и прибрался — ну прямо подвиг! И что, его теперь в преступники записать? А ты, Оля, поговорила с Ярославом и уже загордилась. А ведь не брал Владимирцев никаких важных документов домой, так что пропасть ничего не могло!..

Вообще-то я особенно своими заслугами не гордилась, да и мужчины относились к своей миссии просто как к очередному заданию редакции. Но Маринка, видно, так обиделась на то, что мы оставили ее одну, вот и раскипятилась. И я решила не обращать внимания на ее выпады, переглянувшись с Виктором и Сергеем Ивановичем, мысленно попросила их о том же. К счастью, они мой намек поняли и от комментариев воздержались.

— Между прочим, я тут тоже не зря штаны протираю, — язвительно сообщила Маринка, одергивая мини-юбку. — Уже звонила эта выдра, Оксаночка Рощина.

Наша секретарша до такой степени презрительно произнесла это имя, что я едва не рассмеялась. «Ну надо же, как она все-таки ненавидит эту пустенькую Оксану, если даже сейчас не может обойтись без ехидства», — подумала я. Конечно, Сергей Иванович и Виктор не поняли причины этой тирады, поэтому в недоумении посмотрели на меня.

— Это секретарша депутата Кононова, у которого мы побывали вчера вечером, — напомнила я. — Кстати, что она хотела?

— Очень переживала по поводу гибели Владимирцева и спрашивала, успели ли мы с ним поговорить, что мы думаем обо всем этом и прочие мелочи…

— Может быть, это и не такие мелочи, как вы думаете, — остановил ее Кряжимский. — Вполне возможно, ее интерес закономерен, ведь, насколько я помню, Алексей Владимирович Кононов тоже претендовал на то самое место, что и погибший Владимирцев.

Конечно, меня это напоминание не застало врасплох, потому что о конкуренции в наше нестабильное время я уже подумывала. Устранить неугодного человека методом физической расправы над данным элементом общества было проще простого: в тарасовских газетах ощущалось такое обилие информации, что почти даром можно было найти и девочку по вызову, и маститого киллера. Вполне возможно, что и депутаты из городской Думы могли устранять своих настоящих или потенциальных недоброжелателей подобным способом.

— Что ты ей сказала?

— Ничего, — удовлетворенно улыбнулась Маринка. — Я сказала, что у нас все-таки редакция газеты, а не сыскное бюро. Строго конфиденциальную информацию мы посторонним не выдаем, общедоступную — опубликуем в ближайшем номере. А если ей хочется поговорить с главным редактором лично, то она может перезвонить. Кстати, — хитро прищурилась секретарша, — я еще хотела сказать, что за все надо платить, но как-то не решилась.

— Ну и молодец, — с облегчением выдохнула я. — Кто еще звонил?

— Конечно, из штаба Игнатова тоже звонили, — без былого энтузиазма сообщила Марина. — Ольга тоже интересовалась ходом расследования, но и ей я ничего особенного не сказала. Она предупредила, что перезвонит лично тебе, но это ведь не безмозглая Оксаночка, которая чуть ли не полдня телефон обрывает! — не преминула позлословить моя секретарша про красивую, но глупую Рощину.

«Ну, значит, Ольга Карпова еще перезвонит», — сделала я вывод, не придав этому факту особого значения: ведь скорее всего это ее шеф интересуется делом Владимирцева, и она, наверное, звонит по его указанию.

— Оль, может, стоит еще и этих депутатов проверить на причастность? — предложила Мариночка. — Этим мог бы заняться…

— Я, — безапелляционно перебил ее Виктор, и на этом обсуждение было закончено.

Я молча кивнула, и наш фотограф без лишних разговоров собрался и куда-то поехал. Спрашивать его о маршруте передвижений по городу просто не имело смысла — он порой и сам не знал, где окажется в следующую минуту. В одном я была уверена: если Виктор за что-то взялся, обязательно доведет до конца и выжмет из свидетелей и фактов всю истину.

Потемневшие окна напомнили о наступлении вечерних сумерек и о том, что с самого утра у меня, кроме кофе и печенья, маковой росинки во рту не было. Вообще-то Виктор из командировки еще всякие сладости привез, но мы их давно стрескали.

— Марин, у тебя сухарика не завалялось? — жалобно спросила я, выходя в приемную.

— Какой сухарик? — буркнула она в ответ. — Я тебе пиццу купила, еще теплая.

Я с благодарностью приняла пакет и кивнула в сторону кабинета Кряжимского:

— А-а-а?..

— Сергей Иванович не голоден, — безапелляционно сообщила Марина.

Пока я в недоумении размышляла, почему же это Кряжимский до сих пор не проголодался, секретарша смахнула скупую женскую слезу и призналась:

— Я его уже давно накормила, а на тебя просто обиделась, что вы меня одну здесь оставили и с собой не взяли.

Выговорив все это, она в ужасе уставилась на меня, предчувствуя гром и молнию, которые сейчас на нее обрушатся. Но ничего такого я делать не собиралась: во-первых, от голода и усталости не было сил ругаться и скандалить, а во-вторых, сердиться на Маринку просто бесполезно — никаких уроков она для себя не извлекает и при случае обязательно повторяет те же самые фортели.

Но нормально поесть мне, как видно, сегодня не было суждено: не успела я затолкать кусочек пиццы в рот, как раздался телефонный звонок. Мариночка точно по инструкции дождалась второго и только тогда взяла трубку:

— Газета «Свидетель». Здравствуйте… А-а, сейчас, — разочарованно закончила она так оживленно начавшийся разговор и протянула мне трубку. — Это Виктор.

— Привет, — с полным ртом заявила я о своем присутствии, пытаясь лихорадочно дожевать пиццу.

Конечно, многословностью Виктор и на этот раз не отличался, обходясь минимумом слов. Мне чуть ли не клещами пришлось вытаскивать из него подробности. Но даже и этого хватило для того, чтобы понять: у обоих депутатов — и Кононова, и Игнатова — твердое алиби. По их словам, они со вчерашнего дня, почти до самого утра бродили по злачным местам Тарасова. Началось это еще с бани, в которой они парились вместе с погибшим Владимирцевым.

Когда у меня возникли сомнения, Виктор только недовольно фыркнул и выдал мне ряд фамилий служащих, которые видели Кононова с Игнатовым в злополучный вечер. В абсолютной точности сведений я была уверена на сто процентов — депутатов видела целая толпа других народных избранников. Естественно, я прекрасно знала, что в эту компанию редко попадают случайные люди.

— Слушай, а ушли из бани депутаты тоже втроем? — задала я Виктору очередной вопрос.

Честно говоря, ответ я надеялась получить не раньше чем минут через десять. Неожиданно на помощь пришла Маринка, до этого времени сидевшая тихо и спокойно.

— Конечно! — воскликнула она, прекращая подпиливать ногти. — Они из бани ушли втроем, но Владимирцев отправился домой, а остальные, похоже, продолжали свой культмассовый поход. Я тут уже перезвонила в пару заведений, как раз в те, в которые депутаты заходили, вроде без происшествий обошлось. Уже часам к семи Кононов с Игнатовым приползли в офис, где их Оксана отпаивала огуречным рассолом.

Такая информированность Мариночки меня даже несколько насторожила, но секретарша невозмутимо объяснила:

— Так мне ведь эта мымра сегодня с самого утра названивает, не могу же я с нею о погоде говорить.

При этих словах я не удержалась от улыбки: уж если даже легкомысленную Маринку так раздражала болтливость Оксаны Рощиной, с этой девушкой действительно было не все в порядке — она действовала на нервы буквально всем. Впрочем, мне как-то некогда было концентрировать на этом внимание. Но я совершенно не удивилась, что наш родной российский продукт под лаконичным названием «водка» был совсем не чужд депутатам. «Похоже, Кононов частенько проводит банкеты и заседания с распитием спиртных напитков, иначе вряд ли в распоряжении его секретарши был бы огуречный рассол», — заметила я про себя.

Попрощавшись с Виктором, я положила трубку и снова обернулась к Маринке:

— Ну, Шерлок Холмс, что еще узнала от «этой мымры», как ты выразилась?

— А то, что она куролесила вместе с шефом, — гордо ответила секретарша, ожидая моей реакции на такое сенсационное заявление. — Ольги Карповой рядом не наблюдалось, — похоже, у них с Игнатовым не те отношения. Впрочем, это даже хорошо: мне кажется, такая девушка не должна возиться с двумя мужиками, мучающимися от похмелья. В двух словах могу подытожить: оба депутата все сегодняшнее утро провели в рабочем офисе Кононова, на диванах, — важно сказала она и добавила:

— По свидетельствам очевидцев, между прочим, с мучительной головной болью.

Выслушав этот отчет, я подумала с облегчением: "Хоть одной проблемой меньше. Значит, ни один из конкурентов не мог в это время побывать в квартире Владимирцева и подсоединить провода к его душу, — рассудила я. — Хорошо все-таки, когда алиби депутатов подтверждается многими людьми, а то бы еще голову ломать пришлось. Впрочем, как раз вчера вечером Геннадий Георгиевич дома отсутствовал, так что проводки к крану можно было и раньше подсоединить, — неожиданно подумала я, но тут же отбросила эту мысль:

— В этом случае Владимирцев погиб бы еще вчера. А я точно помню, что с утра он был в добром здравии".

Видимо, чтобы я слишком долго не ломала голову, из своего кабинета показался сытый и довольный Кряжимский. Пока он от всей души благодарил нашу секретаршу за заботу, я успела проглотить половину остывшей пиццы. Мариночка это издевательство терпела минуты две, но потом все-таки любопытство взяло верх, и она взорвалась:

— Сергей Иванович, если вы теперь каждую ерунду за мой подвиг принимать будете, я перестану вас кормить. Оль, ну, что там еще Виктор откопал? Может, я чего не уловила? — повернулась она ко мне и безо всякого перехода перескочила на другую тему.

Прожевывая остатки некогда вкусного и ароматного произведения итальянской кухни, я проклинала свою осведомленность. Казалось, что стоило Виктору хоть немного подождать и самому рассказать о своих достижениях сразу всем сотрудникам? Так нет, он только и знал, что портил мне жизнь и усиливал и без того волчий аппетит!

Вообще-то я такая злая бываю только в периоды сильного голода, потому и на диету предпочитаю не садиться. Но мои подчиненные в этом не были виноваты, и мне пришлось дожевать пиццу, взять себя в руки и выложить всю правду. Но не успела я открыть рот, как вновь зазвонил телефон.

«Слава богу! — обрадовалась я. — Наверное, Виктор перезвонил. Вот и пусть сам ей все рассказывает». Переполненная оптимизмом, я решила продолжить перекус. Пользуясь незапланированным минутным перерывом и Маринкиным ослабленным вниманием к своей персоне, я откусила еще один маленький кусочек и запила его глотком кофе.

К моему величайшему ужасу, недовольная секретарша как-то очень уж резко стала отвечать абоненту и уже через пару секунд протянула мне трубку.

— Тебя спрашивает Оксана Рощина, — елейным голоском сообщила она, заметив мои работающие в ускоренном режиме челюсти.

Окончательно поняв, что сегодня останусь голодной, я еще раз глотнула остывший кофе и поздоровалась с телефонной собеседницей.

— Ольга Юрьевна, звоню уже пятый раз и никак не могу поймать вас на месте, — обиженно защебетала секретарша Кононова своим фальцетом, который по телефону звучал еще противнее, чем в жизни.

«Во-первых, не пятый, а всего-навсего третий, — мысленно поправила я. — А во-вторых, я же не обязана сидеть и ждать, когда кто-то из любопытных соизволит мне позвонить». Но служебная этика не позволяла грубо обращаться не только с клиентами, но и с любым позвонившим, даже если он просто ошибся номером, поэтому я не спеша выпустила из легких воздух, потом быстро вздохнула и сказала уже совершенно спокойно, даже дружелюбно:

— К сожалению, у меня были дела, и я не могла поговорить с вами раньше. Что-то случилось?

— Это вы у меня спрашиваете? — удивилась Оксаночка и затараторила еще быстрее:

— Уже весь город знает, что убит Владимирцев, а вы спрашиваете, что случилось! Ольга Юрьевна, кажется, вы этим делом занялись. Скажите, что нового? Алексей Владимирович волнуется, что в свете этих событий его интервью может быть истолковано превратно.

— На этот счет не волнуйтесь и передайте Алексею Владимировичу, что без согласования с ним ни одно слово из нашего интервью опубликовано не будет, — заверила я, все больше понимая, как же надоела мне эта вертихвостка с ее стрекотанием.

— Так вы этим делом занимаетесь или нет? — снова поинтересовалась Рощина, видимо, не желая терять свой имидж назойливой и пустой девицы.

— Оксана, по-моему, мы с вами все выяснили насчет интервью, а сейчас мне очень некогда. До свидания.

Не давая ей опомниться, я положила трубку. Вообще-то я бы даже не удивилась, если бы она тут же перезвонила еще раз. Но судьба сжалилась надо мной, а телефон удивил поразительным спокойствием. У меня от этого разговора или, может быть, от быстрого глотания непережеванных как следует кусков пиццы совершенно пропал и аппетит, и остатки хорошего настроения. Буркнув: «Ничего себе, веселенькое Рождество», — я ушла в свой кабинет. За моей спиной раздался сдавленный шепот Мариночки, не добавивший мне оптимизма:

— Ну, и чего так расстраиваться? Не последний же праздник в этом году — Старый Новый год скоро будем отмечать.

* * *

— Д-да, всякое бывало, — немного замялся Сосновский, когда я по телефону спросила о состоянии здоровья его шефа. — Понимаете, Геннадий Георгиевич не любил распространяться о своем самочувствии, чтобы лишний раз не волновать Ингу Львовну. Но на самом деле у него и правда иногда сердечко пошаливало.

«Вот те раз! — удивилась я, стараясь сохранить на лице бесстрастную маску. — Выходит, не был Владимирцев таким уж здоровым, каким хотел казаться. Конечно, беречь любимую жену от лишних волнений — это похвально, но надо же было и о себе думать!»

Слова Ярослава не только не пролили света на уже известные факты, а, наоборот, еще больше запутали следствие.

— По-моему, кто-то еще должен знать о проблемах Владимирцева со здоровьем, — вставил Кряжимский, как только я посвятила его в курс дела. — Кроме того, убийство и так слишком явно было похоже на сердечный приступ, чтобы секретарь сейчас начал что-то сочинять. Мне кажется, этим он сразу же навлекает на себя подозрение.

— Сергей Иванович, может быть, стоит спросить у Елены Кавериной? — предложила я. — Два свидетеля — всегда лучше одного. Впрочем, — тут же осеклась я, — если бы у Владимирцева действительно были проблемы с сердцем, она рассказала бы нам об этом раньше.

— Так ведь мы же с нею об этом не говорили, — напомнила Маринка, — а при подруге она вряд ли стала бы распространяться. Оль, позвони на всякий случай, — пододвинула она телефон ближе ко мне.

Чтобы не ломать голову напрасными заботами, я набрала номер сотового Кавериной.

— Знаете, Ольга Юрьевна, я не хотела при Инге говорить, но вообще-то однажды Геннадию Георгиевичу сделалось плохо…

Я об этом случае вспомнила случайно: недели две назад мы возвращались из какой-то поездки по области, и прямо у нас на глазах произошла автомобильная авария. Конечно, мы оказали первую помощь, вызвали «Скорую», причем Владимирцев помогал пострадавшим вместе с остальными, но, когда все было закончено, у него случился сердечный приступ.

— Разве такое бывает? — засомневалась я.

— Врачи объяснили, что сначала он был в шоковом состоянии и почти ничего не понимал, «на автопилоте» был. Когда очнулся — сердце не выдержало такой нагрузки, — объяснила Елена Николаевна. — Но после приема лекарств давление и сердечный ритм нормализовались, так что причин для беспокойства вроде бы никаких не было. Он попросил ничего Инге не говорить, вот мы и промолчали.

— Скажите, а кто был с вами в этой поездке? — поинтересовалась я.

— Все это как раз Геннадий Георгиевич организовывал: ознакомительная поездка по районам области с целью дальнейшего распределения финансовых средств. Конечно, Владимирцев захотел ехать со своим шофером, хотя и не на служебной «Волге», а на «Газели». Еще нас сопровождал секретарь Ярослав Сосновский — очень толковый молодой человек, он заменил собой всех остальных помощников. Ну и еще, конечно, я и несколько депутатов: Кононов, Журавлев, Мефодиев…

Зафиксировав новые имена, я попросила Каверину как можно подробнее охарактеризовать этих людей и их отношения с погибшим Владимирцевым. «Так, с ними он не имеет общих интересов. А этот сейчас во Франции отдыхает и не может быть причастен. Шофер, по словам Инги, очень порядочный и преданный, Ярослава тоже взяли с собой не за красивые глаза. С Кононовым у Владимирцева были отношения ровные и даже почти дружеские. Сама Каверина… — остановилась я. — Над этим надо подумать».