Софья посовещалась с Олегом, и вместе они решили, что лучше всего будет надавить на преступников, тогда они сами признаются. Рыбак захватил с собой пару своих коллег, и все вместе они направились к Алине. Однако дом был оцеплен силами охраны правопорядка. Двое людей в форме допрашивали Светлинского. В этот момент из подъезда показался Цереберов. На этот раз вид его был мрачен и паясничать он, по всей видимости, был не склонен.
— А рыбка-то уплыла! — развел он руками. — Сбежала!
— Какая рыбка? — сделав вид, что ничего не понимает, спросила Соня.
— Большая рыбка. Алина Лиманова. Я ведь следил за вами в течение всего того времени, пока вы вели расследование. Признаюсь честно, сделали вы все блестяще. А со старателями я быстрее вас всю ситуацию прояснил. Еще позавчера. У меня осведомитель среди них оказался. Да что толку! Лиманова говорить что-либо отказалась. Неумолимые свидетельства не вывели ее из состояния равновесия. Я бы, может, и отстал от нее, подождал бы, пока вы еще что-нибудь придумаете, да только она куда-то исчезла. И по всей видимости, она не в городе.
— Вы ее спугнули, — заметила Соня, обрадованная тем, что от ее клиента, скорее всего, после того, что произошло, отстанут.
— А Агафьева проверяли? — задал естественный вопрос Олег.
Цереберов неожиданно смутился и почесал затылок.
— А вот тут мы как-то не подумали…
— Так что же мы теряем время! — воскликнул Рыбак. — Скорее туда, пока не поздно!
— Что-то совсем забыл, — пробормотал Цереберов. — Слишком уж меня настораживало, что этот Светлинский жену бухать с собой никогда не брал… Это все-таки оч-чень подозрительно!
* * *
Однако дома Агафьева не оказалось. И в клинике их ждало то же разочарование. Странного вида мужчина, которого Соня не раз видела у дома Светлинского, стоял у вахты, склонившись над журналом.
— А Василий Григорьевич куда-то пропал, — сказала вахтерша.
— А когда будет? — спросил мужчина.
— Не знаю.
Соня из любопытства заглянула в больничную карточку. «Николай Федорович Оборотнев, — прочла она. — Диагноз: лунатизм».
Мысль, острая как шпага, пронзила ее мозг. Все вставало на свои места. Теперь Соня догадывалась, каким образом преступник мог проникнуть в дом. Он был лунатиком! Он мог лазать по любым карнизам! Лунатики в состоянии транса могут вытворять и не такие чудеса. И, судя по тому, что он никак не пытается скрыться, он совершенно был не в курсе событий. Соня вспомнила слова Запашинской о том, что Агафьев владел гипнозом. Он вполне мог внушить Оборотневу приказ совершить страшное убийство, а потом начисто забыть обо всем!
Соня дотронулась до локтя Олега.
— Этого человека необходимо арестовать, — шепнула она.
* * *
Софья вот уже который час скучала в отделении милиции. Недолгий допрос убедил работников правоохранительных органов, что Оборотнев если и совершал убийства, то делал это в невменяемом состоянии. Пришлось срочно искать врача, обладающего даром гипноза, который помог бы погрузить Оборотнева в транс и вынудил бы сообщить обо всем, что тот знает.
Вскоре специалист прибыл. Цереберов выглядел очень деловым. Однако он не допустил Соню к сеансу гипноза. Пришлось довольствоваться информацией, которую добыл Олег Рыбак, в силу своего служебного положения.
— Ты оказалась совершенно права! — сообщил он. — Агафьев действительно заставил Оборотнева под гипнозом убить сначала своего брата, потом — жену твоего клиента, а потом и Анатолия. Только совершенно непонятно, для чего понадобилось убивать Нину.
В этот момент в коридоре появился Светлинский. Допрос его был окончен.
— Вот сука! — со злостью сжимая кулаки, выразился по поводу Алины он. — А я с ней, дурак, позавчера расписаться умудрился!
— Что? — вытаращила глаза на клиента Соня. — Так быстро?
— Ну а почему нет? Я ведь со школьной скамьи ее люблю, а тут вдруг наконец случай предоставился…
— Все равно мы не знаем, где их искать, — небрежно бросил откуда ни возьмись возникший Цереберов.
— А вы не пробовали у Оборотнева под гипнозом спрашивать? — высказала предложение Соня. — Вдруг он был свидетелем каких-то разговоров, которые могли бы пролить свет на местонахождение преступников?
— Можно ввести его снова в транс, — недоверчиво усмехнулся Цереберов. — Только на этот раз сама будешь спрашивать.
— С удовольствием!
* * *
Оборотнев раскачивался из стороны в сторону.
— Готово, — сообщил гипнотизер. — Я настроил его на восприятие ваших слов. Можете задавать вопросы.
— Николай, — начала Сонечка. — Можешь ли ты вспомнить что-нибудь, что поможет нам отыскать преступников?
— Как-то раз, когда я был погружен в транс, Алина была у Агафьева, — ответил Оборотнев. — Агафьев говорил, что в случае чего можно скрыться в доме покойного отца Андрея. Она сказала, что это хорошая идея, достойная самого дьявола, так как там их искать никому не придет в голову.
— Это все, что ты знаешь?
— Да.
— Можете выводить его из транса, — сказала Соня гипнотизеру и повернулась к Цереберову, который застыл с приоткрытым ртом. — Все просто!
Майор принялся судорожно глотать воздух.
— Они не станут говорить, — в конце концов заявил он. — Найдут чем отмазаться. Бред лунатика — не доказательство!
— Это смотря как спрашивать, — возразила Соня. — Вот если мы подойдем к вопросу творчески…
— Это как?
— Я предлагаю инсценировать воскрешение отца Андрея. Наши замечательные друзья испытают сильнейший психологический шок — и чистосердечное признание, можно сказать, у нас в кармане.
— Но кто выступит в роли отца Андрея?! — все еще недоумевал Цереберов.
— А я по счастливой случайности знакома с другом его детства. И знаю, как можно с ним связаться.
* * *
Петр Алексеевич Корпусов, которого пришлось вызвать в отделение, никак не мог понять, что происходит.
— Понимаете, мы инсценируем воскрешение отца Андрея, — объясняла Соня. — Вы сыграете роль покойника, признанного на небесах святым, которому было разрешено вернуться временно на землю, чтобы поговорить с убийцами. Вы хорошо знали своего друга, вам без труда удастся сыграть эту роль.
В верхней части рясы у вас будет видеокамера. Мы не только запишем на пленку слова, которые будут произнесены во время этого представления, но и произведем съемку, что не оставит у следствия сомнений по поводу идентификации личностей говоривших. Вы предложите Алине Лимановой путь искупления грехов: откровенную исповедь. С такими доказательствами можно будет смело сажать преступников за решетку.
— А вдруг узнают, что я — не тот, за кого себя выдаю?
— А вы позвольте мне вас замаскировать. А лицо мы вообще будем скрывать. Вы помните, как выглядел ваш друг?
— Да.
— И как?
— Он такой бородатый был…
— Опишите, пожалуйста, поподробнее.
Когда Петр Алексеевич закончил, Соня попросила подождать, пока она съездит в театр за реквизитами.
…Минут пятнадцать сыщица наряжала Петра Алексеевича. Потом она предложила ему посмотреться в зеркало.
— Ну как? — спросила Соня.
— Есть, конечно, сходство, но и отличий… — бормотал Корпусов.
— Эти отличия бросаются вам в глаза, так как вы слишком хорошо знали друга. Алина ничего не заметит. Агафьев, правда… Но он только брат. Вот матери, они — да, умеют различать даже детей-близнецов. Скажите мне лучше вот что, Петр Алексеевич… Вы готовы выслушать и принять мой план?
— Готов.
— Тогда займемся репетицией.
* * *
К тому моменту, когда все было готово, небо успело потемнеть. Всю дорогу до поселка, где когда-то проживал отец Андрей, Соня оглядывалась назад, на Петра Алексеевича, и каждый раз по коже ее пробегали мурашки. У нее возникало ощущение, что отец Андрей действительно воскрес из мертвых.
— Ну как? Никто из дома не показывался? — спросила Соня у Цереберова первым делом. Тот поехал вперед, чтобы оценить обстановку перед грядущей операцией.
Майор отрицательно покачал головой.
— Замечательно. Петр Алексеевич, вы готовы?
Корпусов выбрался из машины.
— Да.
Увидев его, Цереберов присвистнул.
— Всех подряд в трюки с переодеванием посвящаешь? — усмехнувшись, спросил он. — Но выглядит впечатляюще…
— Я пойду, — сказал Петр Алексеевич.
Соня кивнула.
— Давайте, друзья, подождем и послушаем, — тихо сказала она.
Олег передал один наушник Соне, а другой надел сам. «Жучок» был прикреплен к рясе Корпусова.
Петр Алексеевич побрел к ограде, за которой располагались сад и дом покойного отца Андрея. Ветер раздувал полы одежды. Небо затянуло тучами, и на фоне сгустившегося сумрака «оживший отец Андрей» выглядел жутковато.
Петр Алексеевич достиг ограды и ткнул в кнопку домофона. Наушник передал женский голос из динамика:
— Кто там?
— Отец Андрей, дочь моя, — просто ответил Корпусов.
— Какой еще отец Андрей? — раздраженно откликнулась женщина.
— Выгляни в окошко, дочь моя, и посмотри.
— Ничего не понимаю! Что за дурацкие шутки!
— Я не шучу. Выгляни в окошко!
Затем все стихло. Несколько минут наушник передавал лишь тяжелое дыхание Петра Алексеевича. Потом ворота особняка открылись, и появился Василий Григорьевич Агафьев. Вид у него был воинственный. Однако, увидев Корпусова, он вскрикнул:
— Господи!
В окно машины Соня смогла наблюдать, как Василий Григорьевич трижды перекрестился.
— Здравствуй, брат мой, — молвил Корпусов, словно из могилы.
— Андрей, ты же умер! — дрожащим голосом проговорил Агафьев.
— На небесах меня признали, — отвечал Петр Алексеевич, — и в качестве исключительного случая позволили вернуться на некоторое время на землю. Досказать то, что не успел не по своей вине…
— Вы пришли забрать меня с собой? — испуганно задал вопрос Василий Григорьевич, почему-то перейдя на «вы».
— Я пришел, чтобы попытаться спасти ваши заблудшие души, обратить вас в веру Христову. Ибо видел я ворота геенны огненной и даже врагу не могу пожелать оказаться там после смерти…
— А спасение, оно возможно? — голос Василия Григорьевича сделался совсем бледным.
— Возможно, коли придет искреннее раскаяние, если обратитесь вовремя к спасителю нашему, Иисусу Христу.
— Я раскаиваюсь! Я так раскаиваюсь!
— Да коли исповедуешься в грехе тяжком предо мной честно, глядя мне в глаза, — продолжал Петр Алексеевич; роль отца Андрея он играл мастерски.
В этот миг, возможно, не понимая, почему Агафьев, вышедший на встречу с пришельцем, не возвращается, а оттого начав нервничать, из-за ограды выбежала Лиманова. Увидела Петра Алексеевича, остановилась и закричала.
— Успокойся, дочь моя, — как ни в чем не бывало обратился к ней Корпусов.
— Что тебе нужно? — завизжала Алина.
— Только исповедь и раскаяние помогут вам избежать геенны огненной, дети мои!
— Мне кажется, с этим лучше не шутить, — заявил Агафьев.
— Так вы готовы, дети мои? — властно осведомился Корпусов.
— Готовы, готовы! — поспешно отозвался Василий Григорьевич.
— Пусть каждый из вас назовет свои мирские имя, фамилию и отчество.
— Агафьев Василий Григорьевич, — дрожащим голосом произнес психиатр.
— Лиманова Алина Викторовна.
— А теперь, дети мои, исповедуйтесь в самых тяжких грехах, что беспокоят душу. Я имею в виду убийства…
— Это случайно вышло, — пролепетала Алина.
— Но как? Что могло случиться такого, что заставило вас посягнуть на святая святых, человеческую жизнь? Бог дает человеку жизнь, и лишь он имеет право ее отнять…
— Это любовь! — заявила Алина. — Честное слово, любовь!
— Разве любовь может стать причиной смерти, когда она есть сама жизнь?
И тут Алина вся обмякла, сдалась.
— Понимаете, — сказала она, — мы с Васей давно любили друг друга, но не могли жить достойно. А мы так мечтали пожениться и провести романтический медовый месяц где-нибудь на Канарах! И вот однажды мы прогуливались с Васей на проспекте и случайно встретили Толика. Потом Вася сказал мне, что тоже знает этого человека. Вместе с его братом они когда-то занимались золотоискательством. Однако он не хотел посвящать Васю в свои дела. И тут у меня в голове созрел план.
— Сатанинский план, дочь моя! — напомнил Петр Алексеевич.
— Да, и я раскаиваюсь!
— Продолжай!
— Я втерлась в доверие к Анатолию, тем более со школьной скамьи он меня любил. Как-то мы выпили, и я вынудила его проболтаться обо всех обстоятельствах дела. И тогда я подговорила Васю…
— Убить меня, — закончил Корпусов.
Алина схватилась за сердце и перекрестилась.
— Прости меня! — взмолился Василий Григорьевич.
— Бог простит! — сухо ответил Петр Алексеевич. — Дальше, дочь моя.
— И я придумала, как совершить убийство чужими руками. Я видела пациентов Васи, среди них был один лунатик. Я посчитала, что он идеально подходит для осуществления нашего плана.
— Вы хотели повергнуть в огненную геенну еще одного ни в чем не повинного человека! — заметил Корпусов. — Это — тягчайший грех! Но это еще не все!
— Мы собирались удрать за границу после того, как приберем к рукам денежки. Я пробила кое-что через своих знакомых и нашла очень удачную лазейку. Я могла легко получить гражданство, но для этого нам требовалась истинная дворянская фамилия. Фамилия моего мужа им почему-то не подходила — бред, короче, какой-то. И тогда я вспомнила о другом своем однокласснике, приятеле Толика, о Володе Светлинском. Он тоже любил меня, и я решила, что легко выскочу за него замуж, присвою фамилию, а потом столь же просто разведусь.
— Ты использовала любовь в преступных целях!
— Да.
Лиманова уже ничего не отрицала.
— И ты решила, что нужно убрать жену Владимира, — сказал Петр Алексеевич.
— Да. А потом и Толика. Тем более он начал подозревать что-то неладное.
— И это все? — строго спросил Петр Алексеевич.
Алина на секунду замялась, но, видимо, ее желание исповедаться полностью было слишком сильно.
— Мы еще собирались устранить лунатика, но не успели прийти к соглашению. А так все было бы идеально, Владимира в конце концов обвинили бы…
— Так на вашу душу чуть не лег еще один тягчайший грех! — гневно воскликнул Петр Алексеевич. — Благодарите же Господа, что он спас вас от еще одного шага в бездну ада!
Лиманова и Агафьев молчали.
— Вам больше не о чем сообщить? — строго спросил Корпусов.
— Вроде я все сказала, — молвила Алина.
— И я все, — кивнул Василий Григорьевич.
Однако Петр Алексеевич слишком увлекся своей ролью.
— А с тобой, брат, я хотел бы побеседовать отдельно…
Соня обратилась к Олегу:
— Пора с этим кончать. Все доказательства у нас есть.
Рыбак кивнул и вынул из кобуры пистолет. Цереберов, как ни странно, последовал его примеру.
— На счет «три», — шепнул Олег, снимая наушник.
Майор тоже избавился от наушника и и приготовился.
— Раз! — Олег загибал пальцы. — Два! Три!
Милиционеры выскочили из машины.
— Руки верх! Ни с места! — закричал Олег. — Без глупостей!
— Подстава! — заорал Василий Григорьевич и бросился бежать, схватив за руку Алину.
Рыбак выстрелил в воздух.
— Стоять!
Соня, наблюдая за происходящим со стороны, смогла убедиться, что Агафьев — прекрасный бегун. Медленно, но верно он удалялся от правосудия. Алина едва поспевала за ним, просто удивительно, как ей это удавалось. Агафьев буквально волок ее за собой, и скорость его от этого практически не убавлялась. Воистину безграничны возможности, таящиеся в человеке!
В отчаянии Олег выстрелил по ногам преступников. И тут произошло непредвиденное…
Алина упала. Пуля угодила ей в лодыжку. На асфальт брызнуло что-то темное. Василий Григорьевич замер, огляделся по сторонам и опустился на корточки рядом с ней. Милиционеры тоже остановились как вкопанные. Сзади поспевал за ними Петр Алексеевич в одеянии священника. Алина стонала.
— Побежали! Быстрее! — пытался уговаривать ее Агафьев, однако женщина твердила:
— Никуда не пойду! Не могу!
Василий Григорьевич сидел над Лимановой секунд тридцать, производил с ней какие-то манипуляции, словно колдовал. Неожиданно он вскочил на ноги и бросился в сторону сотрудников охраны правопорядка. Лицо его искажала ярость.
Соня не успела сориентироваться, что к чему, а кулак Агафьева тяжело опустился под глаз Рыбаку. Олег отпрянул. Подбежал Петр Алексеевич и тут же рухнул на землю, сокрушенный ударом в челюсть. Цереберов опомнился и нанес Агафьеву прямой удар правой в место, именуемое в народе «под дых». Оказывается, он умел драться. В этот момент очнулся Олег и обрушил свой кулак на голову Василия Григорьевича. Глаза Агафьева закатились, он потерял сознание и свалился рядом с Корпусовым. Олег тут же набросился на него, перевернул на спину и заломил руки.
Агафьев зашевелился, застонал и утих. Соня услышала пару минут спустя отдающий горечью голос Петра Алексеевича:
— И все же эта Алина — такая красавица!
Видимо, Петр Алексеевич успел очнуться и сообразить, что же все-таки произошло.
Цереберов тем временем вошел в прежнюю колею и вновь принялся паясничать.
— За границу хотела? — ухмылялся он так, словно заслуги в раскрытии этого дела принадлежали исключительно ему. — Ну я тебе покажу заграницу! Там, за решеткой, даже покруче!
Соня с Олегом молчали.
— А я несчастного товарища, который жену с собой никак брать бухать не хотел, собирался посадить! — заключил Цереберов.