Во вторник до обеда у меня было до некоторой степени свободное время, так как доктор Летова должна была начать прием своих маленьких пациентов только в два часа дня, а мы запланировали для начала заснять наших героинь на их рабочих местах. Что до остальных дам, то госпожа Волкова вчера вечером отбыла в командировку и должна была вернуться только в среду, а Алевтина Семеновна маялась пока насморком, пообещав лично позвонить нам, как только ей станет лучше.

В нашем кабинете Лера общалась с Федей — ребята увлеченно обсуждали пользу сыроедения и вегетарианства, а Галина Сергеевна, как всегда, опаздывала. Я поздоровалась с молодежью и только успела снять пальто и усесться за свой стол, как в дверном проеме нарисовался Валера.

— Всем привет, — бросил он. — Ирина, выгляни на минуточку.

— В чем дело, Гурьев? — спросила я его, выйдя в коридор.

— Есть новости.

— И какие?

— Печальные: в морг поступил труп женщины с характерными признаками отравления цианидом. Причем труп этот пролежал дома три дня.

— Кошмар какой!.. — проговорила я потрясенно. — А кто она?

— Пенсионерка, Александра Богдановна Кочетова, — Валерка посмотрел на меня с таким выражением, будто эта фамилия должна была меня заинтересовать.

— Валера, я не совсем понимаю, какое отношение могла иметь ко всему этому делу какая-то пенсионерка.

— Ирка, я на тебя поражаюсь! — воскликнул Гурьев. — Александра Богдановна была одним из самых активных членов Комитета солдатских матерей. Она плешь проела сотрудникам всяческих инстанций, добиваясь эксгумации трупа своего сына, погибшего в Чечне.

— Господи, зачем ей это было надо? — изумилась я.

— В том-то и дело, что четких причин покойная не называла, твердила, как ненормальная, что уверена в том, что ее сын жив, а в цинковом гробу привезли чужое тело.

— Какая-то странная история… — протянула я. — Ты думаешь, что все это как-то связано с нашим делом?

— Уверен, Ирина, уверен. Покойная что-то знала…

— Валера, а почему она пролежала, как ты говоришь, три дня?

— А она одна жила: муж давным-давно умер, единственного сына год назад убили, из всех родственников остался только брат. Вот он-то и обнаружил сестричку. Она не приехала к нему в субботу на день рождения, Иван Богданович прождал все воскресенье, а в понедельник поехал выяснять, что случилось с сестрой.

— А цветок там фигурировал? — спросила я.

— Думаю, что был, да сплыл. Брату, как ты понимаешь, сначала было не до этого, а после нашего визита к военкому… — Гурьев многозначительно помолчал. — Пройдет теперь у милиции этот случай как самоубийство на почве старческого маразма и помешательства на навязчивой идее.

— Валерка, ты бы с братцем поговорил. Может быть, у Кочетовой остались какие-нибудь важные документы?

— Сейчас не получится: ему еще сестру хоронить, а вот к концу недели попробую. Он как раз начнет наследство разбирать, вот я с ним и встречусь. Я его соседа хорошо знаю, он меня Ивану Богдановичу и представит как-нибудь деликатно, а там посмотрим.

— Больше у тебя новостей из морга, надеюсь, нет? — спросила я замолчавшего Гурьева.

— Пока, слава богу, нет. А у тебя что нового?

— А что у меня может быть нового? — пожала я плечами. — Работаю, реабилитируюсь в глазах шефа. Да, вот еще что: Пашка вчера вечером звонил из больницы, Кате лучше, возможно, она скоро придет в себя.

— А вот это действительно здорово, — обрадовался Валера, а потом вдруг помрачнел: — Слушай, Ирин, я ведь совсем не подумал: ей могут помешать выздороветь, дело-то крайне серьезное.

— Ты прав, — похолодела я. — А что же делать?

— Честное слово, не знаю. Пост милиции возле ее палаты поставить не получится, а нанять охрану у нас средств не хватит. Телохранитель-профессионал дорого стоит, мы не потянем, даже если все вместе скинемся.

— Слушай, Валера, кажется, я знаю, что надо делать!

— И что же?

— Катя рассказывала мне, что выросла в детском доме, а его директриса была к ней очень привязана. Что, если мне навестить эту самую директрису и попросить, чтобы она организовала со своими подопечными постоянное дежурство у Кати?

— Ну попробуй, — как-то неуверенно согласился Гурьев. — Я, правда, сомневаюсь, что директриса согласится на это…

— Эх, Валерка-Валерка, — покачала я головой, — как ты все-таки плохо думаешь о людях!

— Я о них хорошо думаю, — буркнул он, — ровно настолько, насколько они этого заслуживают.

— Значит, тебе мало хороших людей попадалось!

— А у меня специальность такая. Это тебе нужны хорошие и счастливые, а мне чем хуже тип, тем интереснее репортаж!

— Да понимаю я все, понимаю. Не горячись, ладно? Я все-таки попробую обратиться в детский дом.

— Давай, только не забывай, что тебе шеф говорил.

— Да уж не забуду! В обеденный перерыв поеду. Ой нет, не получится: нам к двум часам героиню снимать в первой детской поликлинике. Что бы такое придумать, а?

— Вот уж не знаю. Тут я тебе не помощник. О, шеф идет, разбегаемся!

Валерка с видом по горло занятого человека пошел прочь, а я юркнула за дверь, даже не обернувшись в сторону шефа. Подождем пока светиться. В кабинете за время моего отсутствия ничего не изменилось: Лера и Федя все так же мило беседовали, видимо, у них нашлась масса точек соприкосновения.

Через несколько минут объявилась Галина Сергеевна, как всегда, с дежурной фразой:

— Я не опоздала?

Федя чуть было не попал впросак, когда взглянул на свои наручные часы и собрался сообщить, на сколько именно опоздала Галина Сергеевна. Однако Лера была начеку и опередила парня:

— Практически не опоздали.

— Вот и хорошо. — Удовлетворенная ответом, наша режиссер прошествовала к зеркалу.

— Галина Сергеевна, — обратилась я к ней, — мне нужна ваша помощь. Вернее, не только ваша. Мне нужна помощь всех вас, мои дорогие коллеги.

— А в чем дело?

— А дело в том, что, как вы знаете, Кате стало лучше. Но кое-кому это может не понравиться, и эти кое-кто постараются сделать так, чтобы ей стало хуже. Мы с вами должны этому помешать.

— Ирина, — вздохнула Галина Сергеевна, — мы все хотим, чтобы Катя выздоровела, но я не представляю, что мы можем для этого сделать. Особенно — как мы можем кому-то помешать, когда должны работать.

— У меня созрел план, — сказала я, — но для этого вы должны сегодня до или после съемок съездить со мной в детский дом, где воспитывалась Катя.

— Ничего не понимаю, — растерянно проговорила моя начальница. — При чем тут детский дом?

— Сейчас поймете…

Пока я объясняла коллегам свою идею, Лера полушепотом сообщила Феде содержание, так сказать, предыдущих серий. Кое-что оператор, конечно, знал: слухи, конечно, гуляли по телецентру, но не все. Дослушав меня, все согласились помочь, никому поездка в детский дом не показалась бессмысленной тратой времени. Ну а в Костином согласии я и не сомневалась. Конечно, если бы это все происходило до предупреждения Евгения Ивановича, я бы съездила одна, но сейчас мне необходимо было прикрытие коллег.

Лера отправилась искать Костю, чтобы выяснить у него, когда ему будет проще осуществить мою идею: до съемок или после. Вернувшись, она сообщила, что, как и ожидалось, Костя меня поддерживает и сразу после съемок мы поедем в детский дом.

Наша группа, воодушевленная возможностью сделать что-то полезное, пока что занялась своими непосредственными обязанностями: Федя пошел проверить аппаратуру, а наше женское трио обдумало и скорректировало сюжет предстоящих съемок. В половине второго мы уже подъезжали к первой детской поликлинике.

Евгения Андреевна уже была на месте, так как мы договорились встретиться с ней немного пораньше: когда приходится проводить съемки в госучреждениях, неизбежны всякие непредвиденные нюансы — это вам не свежеотремонтированный офис крутого бизнесмена. Короче, нам пришлось немножко погулять по кабинетам, чтобы выбрать наиболее пристойный и хорошо освещенный. Что поделаешь: иногда приходится стряпать потемкинские деревни. Евгения Андреевна не возражала против кратковременного переезда в кабинет главврача, хозяйка кабинета сначала пыталась протестовать, но, узнав, в чем дело, и пару минут пообщавшись с Лерой, сдалась. Все-таки мы снимали передачу не о проблемах плохого обеспечения детских больниц, а праздничную передачу о женщине, счастливой в своем предназначении.

Галина Сергеевна тем временем выбрала из сидящих в коридоре мамаш с детишками самую привлекательную женщину с симпатичным ребенком, а Федя поснимал эту мадонну на пробу, чтобы выяснить, как она будет смотреться в объективе.

К двум часам все было готово. Федя примостился в углу кабинета со своей камерой, Евгения Андреевна устроилась за столом, как ей и полагается, хорошенькая медсестра пригласила мамочку с пациентом. Через десять минут, а ровно столько длился осмотр малыша и беседа доктора Летовой с родительницей, Федя выключил камеру и показал нам большой палец: он считал, что съемка удалась. Я надеялась, что он не ошибся, хотя, честно говоря, пока еще беспокоилась.

Далее я посовещалась с Евгенией Андреевной по поводу кратенького интервью в стенах больницы, затем мы это интервью засняли, правда, Федя признал удачным только четвертый дубль. Но все равно времени мы потратили не так уж и много, можно было смело отправляться в детский дом.

Когда мы подъехали к дверям этого богоугодного заведения, вся моя команда, кроме Кости, решила остаться в машине. Мы с Костей представились вахтеру и были со всем почтением препровождены в кабинет Анны Марковны Зотовой, оказавшейся очень приятной дамой, чем-то напоминающей нашу Галину Сергеевну.

— Добрый день, — поздоровалась с нами Зотова, — чем могу быть вам полезна?

— Анна Марковна, — сразу приступила я к изложению цели нашего визита, — речь пойдет о вашей воспитаннице Катерине Гориной.

— О Катюше? — улыбнулась директриса. — Она заходила несколько дней назад ко мне, я с ней договорилась, что она придет на праздник и расскажет детям о своей службе в армии.

— Боюсь, что она не сможет этого сделать, — сказала я.

— Почему? С ней что-то случилось?

— Да. — И я рассказала, опуская несущественные подробности, обо всем, что произошло, потом попросила: — Анна Марковна, у меня есть серьезные подозрения, что Кате помешают выздороветь. Не могли бы вы попросить своих старшеклассников, чтобы они постоянно дежурили рядом с Катей?

— Какая ужасная история, — вздохнула Анна Марковна. — Действительно, Кате нужно помочь. В какой больнице она сейчас находится?

— В Третьей, на Советской, — ответил Костя.

— Тогда все просто: мои десятиклассники именно сейчас проходят там медицинскую практику, у нас вообще давние связи с этой больницей. Старшие девочки и мальчики подрабатывают там санитарами в свободное время, а им потом дают направления в медучилище и мединститут. Не беспокойтесь, я все устрою.

— Спасибо вам большое, — успокоенная, поблагодарила я женщину. — Запишите, пожалуйста, номера моих телефонов, рабочего и домашнего: пусть ваши ребята, как только Катя придет в сознание или произойдет что-то еще, сразу позвонят мне.

— И вот еще что, — вмешался Костя, — пусть ваши ребята постараются не оставлять Катю ни на минуту, но больше никакой самодеятельности не устраивают. Мне и так кажется, что не стоило бы вовлекать детей в это дело.

— Не беспокойтесь, — усмехнулась Анна Марковна, — мои ребята не из пугливых, да и в сообразительности им не откажешь. К тому же те, кому я собираюсь поручить это дело, знают в лицо практически весь персонал больницы, а с руководством я договорюсь.

— Еще раз спасибо, — сказала я Анне Марковне и попрощалась. Надо будет взять эту женщину на заметку: может получиться очень хорошая передача, интересная и острая.

— Ну что? — спросила меня Галина Сергеевна.

— Все получилось: Анна Марковна пообещала организовать около Кати круглосуточное дежурство.

— Слава богу, — с искренним облегчением перекрестилась моя начальница, хотя набожностью никогда не отличалась. — Поехали на телецентр, посмотрим, что у нас получилось с Летовой.

Видно было, что Галина Сергеевна, как и я, еще не доверяет Феде, однако наши опасения оказались напрасными: Федя действительно оказался очень хорошим оператором. Правда, в качестве профилактики от звездной болезни мы с Галиной Сергеевной не стали слишком сильно его хвалить, только отметили, что съемки он провел не хуже Павлика. Впрочем, парню и такой комплимент показался довольно увесистым, а мы теперь могли окончательно успокоиться и работать так, как привыкли, то есть полностью доверяя своему новому сотруднику.

Когда закончился рабочий день, я в хорошем настроении поспешила домой. Погода стояла почти весенняя, солнце только что спряталось за горизонт, но полная темнота еще не успела опуститься на город. Свет фонарей отбрасывал лучи в облачное небо, так что оно приобрело какой-то не совсем реальный рыжий оттенок. Душа просила отдохновения после треволнений последних дней. Я вспомнила, что даже выходные не могла провести по-человечески из-за того, что постоянно думала о Кате и Пашке. Сегодня можно было взять тайм-аут и побаловать мужа хорошим семейным ужином, пусть и будничным.

— Ириша, это ты? — прокричал Володя из комнаты, как только заслышал щелчок замка.

— А ты ждешь кого-нибудь еще? — спросила я мужа, слегка удивившись такому вопросу.

— Конечно, нет, — ответил он, выходя мне навстречу, чтобы обнять и поцеловать. — Просто я зачитался и не заметил, как прошло время.

— И что тебя так увлекло? — поинтересовалась я, стаскивая сапоги.

— Да вот, на кафедру прислали новую монографию одного американского биохимика, — немножко смутился Володя, сообразив, что вовремя не подумал об ужине. — Там масса любопытных данных как раз по моей теме. Но тебе это, наверное, неинтересно…

— Очень даже интересно. — Я поцеловала Володю в успевшую стать немного колючей щеку. — Можешь рассказать мне, пока я буду готовить ужин, если, конечно, сделаешь это нормальным языком, без кошмарных терминов и зубодробильных названий. Ты ведь знаешь, что для меня потолком стало запоминание расшифровки ДНК…

— Дезорибонуклеиновая кислота, — закончили мы вместе и рассмеялись.

Я быстренько переоделась в халат и фартук, вымыла руки и занялась ужином, а Володя тем временем попытался изложить краткое содержание монографии зарубежного химика человеческим языком. Но уже через пару минут мой обожаемый супруг настолько увлекся, что я перестала понимать все, кроме слов «таким образом» и «из этого очевидно». Не удивлюсь, что «очевидным» все это было только для автора книги, Володи да господа бога. Ну, может быть, еще для десятка-другого специалистов в этой неудобоваримой области химии. Так что мне оставалось только кивать головой и время от времени говорить «угу», «понятно». Впрочем, я утешала себя тем, что для моего мужа таким же темным лесом являлись неправильные английские глаголы, поэтому все контрольные по английскому в университете делала за него я. Вот ведь интересное дело: книги по своей биохимии муж читает без словаря и все прекрасно понимает, а, например, фильм какой-нибудь без перевода напрочь отказывается воспринимать…

— Ну вот, я так и знал, что тебе будет неинтересно, — донесся до меня голос Володи.

— Извини, дорогой, — виновато улыбнулась я, — честно пыталась внимательно тебя слушать, пока хоть что-то понимала. А потом ты так увлекся, что мне показалось нетактичным тебя перебивать.

— Да ладно, ничего страшного, — ответил мне улыбкой муж. — Это ты меня извини: я, когда увлекаюсь, совершенно забываю, что ты у меня не специалист в этих вопросах. Зато ты самый лучший специалист в вопросах кулинарии!

С этими словами Володя подхватил меня на руки и закружил по кухне.

— Володька! Ненормальный, поставь меня сейчас же на место! Блинчик сгорит!

На мужа мои слова не произвели никакого впечатления, так что, когда он выпустил меня из своих объятий, счастливую и слегка задохнувшуюся после долгого поцелуя, несчастный блинчик все-таки сгорел. Но, в конце концов, что такое один испорченный блинчик по сравнению с поцелуем мужа? Пустяк, о котором не стоит говорить.

* * *

Среда для меня началась с прекрасных звуков голоса Монсеррат Кабалье. Я еще пару минуток понежилась в постели, сладко потянулась, окончательно стряхивая с себя ночную дрему, выбралась из постели и побежала в ванную. Отличное настроение все еще было со мной. С вечера неразрешимые проблемы казались вполне разрешимыми, трудности — преодолимыми, а досадные мелочи — несущественными. Словом, оптимизм бил ключом.

Мне и самой было не слишком понятно, с чего это я такая довольная жизнью, но заниматься глупым самокопанием я посчитала излишним. Пусть Галина Сергеевна считает мой фатализм плохой привычкой, но лично мне в таком мажорном варианте он нравился. В конце концов, сколько можно ходить с кислой физиономией, ощущая себя чуть ли не виновницей всех бед? Не хочу и не буду! Моя удача со мной, я в нее верю, а значит, все будет хорошо.

По дороге на работу ничего плохого, что могло бы испортить настроение, не случилось, даже наш вахтер мне приветливо улыбнулся.

— Доброе утро, Ирина, — поздоровалась Лера, — что это вы сегодня такая сияющая?

— А почему бы мне не сиять? — весело ответила я вопросом на вопрос. — Или ты видишь повод для мировой скорби?

— Не вижу, — улыбнулась Лера, — пока все идет неплохо. Просто я подумала, что у вас есть какой-то особенный повод для радости, вот и полюбопытствовала.

— Отсутствие плохого — уже хорошо! Ты со мной согласна?

— Не вижу повода не согласиться.

— Вот и замечательно! А где наш апельсиновый Федор?

— А что ему сейчас у нас делать? — удивилась Лера. — К Волковой в офис мы поедем только в конце рабочего дня, да и то если получится. Она просила перезвонить в половине пятого.

— Неужели вы вчера все с ним обсудили? — не удержалась я от добродушной колкости. — А то уж подумала, что вы теперь никогда не расстанетесь.

— Глупости вы говорите, Ирина, — надулась Лера. — Просто Федя во многом смотрит на жизнь так же, как и я.

— Так и я о том же: общность интересов, вкусов, взглядов… Не это ли первый шаг к другой общности?

— Это первый шаг к дружбе, — буркнула наша помощница, — и ни к чему более!

— Ну к дружбе так к дружбе, — согласилась я, перестав задевать Леру. — И где твой новый друг? Мне как-то непривычно видеть это кресло пустым, словно чего-то не хватает…

— Чего-то или кого-то? — переспросила Галина Сергеевна, которая именно этот момент выбрала для того, чтобы войти в кабинет.

— Вас, Галина Сергеевна, мне всегда не хватает, — ответила я. — И, кстати, доброе утро.

— Доброе, доброе… — несколько рассеянно отозвалась она, рассматривая себя в зеркало. — Знаешь, Валерия, а напиши-ка ты мне рецепт своего чая. Что-то мне кажется, что он оказывает на мой организм самое благотворное влияние. Вчера даже муж вечером заметил, что я непозволительно хорошо выгляжу.

— Вот видите, Ирина, — гордо сказала Лера, — одна вы скептически относитесь к травам, а между тем эффект налицо.

— Я бы даже сказала — на лице, — уточнила Галина Сергеевна. — Так ты напишешь мне рецепт?

— Конечно, напишу. Я даже могу поделиться с вами травами на первое время.

— Дамы, а вам не кажется, что иногда нам нужно и поработать? — не слишком деликатно напомнила я.

— Ирина, а тебе не кажется, что ты снова начинаешь проявлять неуместную инициативу? — в тон мне проговорила Галина Сергеевна. — Тебе напомнить, чем это все может кончиться?

— Не надо. Я бы рада забыть, да вот не получается.

— А раз так, то посиди спокойно, дай нам поговорить. Съемки сегодня могут случиться только к вечеру, всю предварительную работу, какую только возможно, мы сделали, так что расслабься и не дергайся. Festine lente — спеши медленно, как говорили древние римляне. А еще лучше, съезди-ка ты в наш бутик, проинспектируй новые поступления.

— Зачем? Ведь до передачи еще больше недели.

— Ну, тебе же нравится все делать заранее, вот и отправляйся, выбери себе что-нибудь, а заодно нас доставать не будешь.

— Злые вы, — вздохнула я, — уйду я от вас.

— К высокой моде, — прыснула Лера.

— А высокая мода суеты не терпит, — многозначительно добавила наша режиссер, — она требует скрупулезного подхода и тщательной проработки деталей, подбора соответствующей прически и макияжа… Одним словом, чтобы до обеда мы тебя здесь не видели, поняла?

— Вы хотите сказать?.. — До меня дошло, что Галина Сергеевна просто предлагает мне идеальное прикрытие для того, чтобы я могла обойти запрет шефа.

— Дошло наконец? — в упор спросила она меня.

— Дошло, — покаянно ответила я.

— Вот и ладушки, езжай себе с богом.

Я быстренько собралась, сделала ручкой своим коллегам и, негромко напевая, стала спускаться по лестнице к выходу. Раз мне обломилась такая куча времени, то можно навестить Катю в больнице, чтобы своими глазами увидеть, в каком она состоянии. Но сначала, конечно, бутик и салон, чтобы все было как полагается.

— Привет, Ирина, куда направляешься? — меня догнал Валерий Гурьев.

— О, у меня страшно важное задание — до обеда наряды модные примерять, — с преувеличенной серьезностью ответила я.

— Надо же, какая у людей работа напряженная! — понимающе покивал он, ехидно улыбаясь, затем добавил более серьезным тоном, понизив голос: — За час с этой ерундой управишься?

— Конечно, управлюсь.

— Тогда слушай меня внимательно: Костя тебя отвезет, а на обратном пути подберете меня на Рахова, я вас там буду ждать. Я уже наслышан о твоей договоренности с детским домом, но нужно посмотреть, как там и что. Ты согласна?

— Спрашиваешь!

— Тогда все, я пошел.

Костя и в самом деле был свободен и уже ждал меня: как только я вышла из дверей телецентра, он помахал мне рукой.

— Доброе утро, Ирина Анатольевна. Куда едем?

— Сначала в бутик, потом в «Колибри», за час нужно управиться.

— Понял, — не задавая лишних вопросов, Костя завел мотор.

Хозяйка бутика встретила меня, как всегда, с любезностью, на порядок превосходившей любезность, с которой встречают обычных покупателей, и как бы по секрету сообщила, что объем продаж в ее бутике вырос чуть ли не вдвое с тех пор, как я стала появляться на экране в их моделях. Ну хоть кому-то польза от рекламы! Мне на выбор предложили почти два десятка нарядов. Половина из них была такой, что я, несмотря на свою смелость и широту взглядов, вряд ли рискнула бы в них показаться на людях. Кое-как отбившись от кричащих, минимизированных до неприличия платьев и изобилующих стразами и люрексом тяжеловесных костюмов, напоминающих наряды оперных певиц, я выбрала для себя довольно оригинальный, но неброский костюм из бежевого бархата и кремового шелкового кружева. Сидела на мне эта вещица идеально. Директриса пообещала прислать костюм с посыльным в целях экономии времени, что с ее стороны было очень любезно.

Затем Костя отвез меня в «Колибри». Игорь, мой персональный мастер, был на месте. Он порадовался тому, что я приехала заранее, потому что восьмого марта ожидалось, как всегда, столпотворение клиентов. Я как могла подробно описала Игорю свой будущий туалет и своих героинь. Он внимательно выслушал и пообещал сотворить с моей головой нечто такое, с чем я должна контрастировать со всеми своими гостьями. Я не стала уточнять, что ему пришло в голову, и уже в машине слегка испугалась, пытаясь представить, что Игорь решил надо мною учудить, чтобы я представляла контраст одновременно блондинке, брюнетке и шатенке. Ох, выкрасит он меня в зеленый с синими разводами, чует мое сердце!..

— Ну все, Костя, — сказала я, снова очутившись в машине, — я свободна.

— Едем за Валерием? — уточнил он.

— А вы с ним заранее договорились?

— Еще вчера. Правда, мы не знали, что вам удастся съездить вместе с нами. Мы вечером были у Кати.

— Как она там?

— Кризис миновал. Врач ждет, что она в ближайшее время должна окончательно прийти в себя. Она уже открывала глаза, но сразу же снова отключилась. Слава богу, что это уже не кома, а обычная слабость.

Из-за того, что я справилась со «служебным заданием» несколько быстрее, чем рассчитывала, нам с Костей пришлось ждать Валеру. Когда он появился, то в машину забрался с ехидной репликой, что вполне было в его репертуаре:

— Ирина, ты неправильная женщина! Я тут, понимаешь, иду себе, никуда не тороплюсь, так как совершенно уверен, что мне придется ждать, а вы уже стоите!

— Почему это я неправильная женщина? — возмутилась я. — Я самая что ни на есть правильная.

— Ничего подобного! Вот скажи на милость, где ты видела женщину, которая по своей воле оторвется от горы халявных платьев, пока их все не перемеряет? Я когда говорил про час, думал про два, минимум полтора.

— Гурьев, ты невыносим! — закатила я глаза. — Или, что вернее, несчастный человек, которому сплошь и рядом попадаются совершенно кошмарные представительницы противоположного пола.

— Ладно, не буду я с тобой спорить, — отмахнулся Валера. — А то обидишься еще, чего доброго, потом извиняться придется, а я этого не люблю. Вот ведь умеешь ты даже меня превратить в неправого.

— Это потому, что я всегда права, — гордо заметила я.

— Так-таки всегда?

— Ну… почти.

В больнице Валерий пошушукался с какой-то тетечкой, она тут же выдала нам три белых халата, в которые мы облачились. Потом, прогулявшись по путаным коридорам старого корпуса, мы оказались перед палатой Кати. Когда Костя, идущий первым, открыл дверь, молоденький парнишка поднял голову от книги и подозрительно на него уставился, затем узнал и заулыбался. Он отложил книгу, осторожно поднялся со своего стула и, подойдя к нам, негромко сказал:

— Привет, Костя. Ночь прошла спокойно. Примерно в шесть часов утра Катя приходила в себя и просила пить. Никаких посторонних лиц замечено не было.

— Орел! — шепотом умилился Гурьев.

— Мы своих в беде не бросаем, — совершенно серьезно ответил парнишка.

В этот момент Катя слабо застонала. Наша команда тут же окружила ее кровать и уставилась на лежащую, ужасно бледную девушку. Веки Кати затрепетали, и она открыла глаза. Я чуть не расплакалась — так мало она была похожа на ту Катю, с которой я познакомилась всего неделю назад.

— Костя, — еле слышно выговорила девушка, — где я?

— Тихо, Катюша, — ласково сказал он, — тебе нельзя разговаривать. Ты в больнице.

— Что со мной?

— У тебя было тяжелое отравление, но теперь все хорошо.

Катя снова закрыла глаза. Эти две крохотные фразы утомили ее. Парнишка знаками показал, чтобы мы вышли, и сам вышел вместе с нами.

— Она еще очень и очень слаба, — как бы извиняясь за Катю, сказал он. — Ей нельзя утомляться. Вы вечером приходите.

— Обязательно придем, — пообещала я.

Валера попросил меня подождать, а сам вместе с Костей стал что-то втолковывать дежурному парнишке. Я не стала им мешать, понимая, что сейчас от меня ничего не зависит. Отойдя к окну в коридоре, я рассеянно смотрела на снующих мимо врачей и медсестер, как вдруг мое внимание привлекло чье-то знакомое лицо. Я спряталась за выступающую часть простенка и стала внимательно наблюдать за вошедшим молодым мужчиной, который о чем-то беседовал с главной дежурной медсестрой, сидевшей за столом в начале коридора. Наконец мне удалось вспомнить, кто это. Это был тот самый старлей, которого я видела в приемной полковника Семиреченко, правда, сейчас он был в штатском.

Медсестра внимательно слушала старлея и что-то ему отвечала. Я дождалась, когда со мной поравняется довольно многочисленная толпа каких-то личностей в белых халатах, скорее всего, практиканты, и под ее прикрытием вернулась к ребятам.

— Костя, Валера! — позвала я их. — У стола медсестры стоит секретарь полковника, или как он там называется, не знаю. Мне кажется, он не должен меня здесь видеть. Черт его знает, может быть, он пришел просто узнать о Катином здоровье, а может быть, и не просто.

— Ты права, — тут же напрягся Валера и как бы скучающим, ничего не значащим взглядом мазнул по старлею. — Я тебя сейчас выведу другим ходом, а ты, Костя, проследи с Шуриком за этим типом.

— Понял, — откликнулся парнишка, которого, как оказалось, звали Шуриком, — сейчас сделаем.

Он направился к столу дежурной медсестры, Костя остался возле двери Катиной палаты, а мы с Гурьевым пошли по коридору в противоположную сторону. Валерка привел меня к какой-то двери: кажется, это был вход, через который вносили еду для больных, так как возле двери стоял стол с грудой пустых котлов. Гурьев отобрал у меня халат и сказал:

— Стой здесь и никуда не уходи. Я скоро вернусь.

Он умчался обратно, а я осталась ждать. Из двери тянуло сквозняком, от котлов неприятно пахло остатками пищи, секунды тянулись подобно раненым улиткам. Мне казалось, что я буду ждать здесь вечно, и даже начала сожалеть о том, что решила спрятаться от старлея. Подумаешь, ну узнал бы он меня, ничего страшного. Чтобы не замерзнуть, я обхватила себя руками и стала ходить по крохотному пятачку перед дверью, все больше мрачнея.

Костя появился в тот момент, когда я уже собиралась идти искать их с Валеркой. Бездеятельность всегда пагубно влияла на меня.

— Костя, что вы так долго? — набросилась я на нашего водителя.

— Почему долго? — изумился он. — Всего пять минут прошло.

— Правда? А мне показалось, что не меньше получаса.

— Не нервничайте, Ирина Анатольевна, — постарался успокоить меня Костя. — Пойдемте в машину, Валерка скоро придет и принесет ваше пальто.

По улице злой Шилов тащил меня бегом, боясь, что я простыну. Может быть, его опасения и не были лишены основания, но я боялась не простудиться, а сломать каблук, так как больничная территория особой ухоженностью не отличалась.

Костя не слишком деликатно запихал меня в машину, включил обогрев и снова ушел, приказав ждать. И снова потянулись томительные минуты ожидания. Хорошо, что в машине было тепло и имелись часы, на которые я постоянно смотрела. Но на этот раз ребят не было довольно долго на самом деле: мне пришлось ждать почти двадцать минут, пока они появились.

— Вот, твое, — сказал Гурьев, протягивая мне пальто.

— Спасибо, — саркастически ответила я, — оно дорого мне как память о потраченных на него деньгах. А больше вы ничего не хотите мне рассказать?

— А тебе разве интересно? — с наивным удивлением вопросил Валерка.

— Гурьев, я тебя точно убью! — прошипела я. — Мало того, что я вынуждена была торчать на этих убогих задворках, так теперь ты еще и издеваешься! Прекрати сейчас же!

— Считай, что уже прекратил. Значит, так. Наш бравый вояка, само собой, поинтересовался здоровьем Кати и выразил желание посодействовать ее скорейшему выздоровлению, подкинув дефицитных медикаментов из военного госпиталя. Как ты понимаешь, медсестру такое предложение могло только порадовать. Она тут же настрочила списочек, который визитер забрал, пообещав вернуться после обеда. Все.

— Все?! — возмутилась я. — А чего же вы там так долго делали?

— Эх, все-то тебе надо быстро, — посетовал Валерка. — А как считаешь, нам не нужно было посмотреть, куда этот военнообязанный гражданин направится?

— И куда же он направился? — ядовито переспросила я.

— К машине, разумеется. В которой, между прочим, его ожидал твой хороший приятель полковник Семиреченко.

— Ну и что? Что из этого всего следует?

— Пока ничего, — согласился Гурьев. — Будем ждать сообщения от Шурика, он мальчик сообразительный. А сейчас едем обратно! Время, конечно, еще есть, но лучше тебе вернуться пораньше.

— Вот тут ты прав, как никогда, — согласилась я с Валеркиным утверждением. — Мне сейчас не рекомендуется надолго исчезать с телецентра, пока не миновал гнев начальства.

— Бедненькая ты наша, — скорчил Валерка сочувственную гримасу, — шеф на тебя сердится, муж сердится, никто тебя не любит…

— Ну, это ты преувеличиваешь, — возразила я. — Володя меня любит, а сердится только по делу, да и то крайне редко.

— Это он зря, — ехидно протянул Гурьев, — тебя пороть надо, по субботам, после бани.

— Отстань, домостроевец! Заведи себе жену и пори по субботам, если тебе это нравится. А меня не трогай. И вообще, у меня ванна дома есть, и в баню я не хожу, значит, пороть меня нельзя ни в коем случае.

— Ну, нельзя так нельзя. Я и не настаиваю на непременной экзекуции. Ты еще поддаешься словесному способу воздействия.

— А вот ты — безнадежен! — рявкнула я, потому что устала слушать Валеркины колкости. — Тебя даже могила не исправит.

— Ну вот и обиделась, — развел руками Гурьев. — Иринка, да перестань ты, ведь прекрасно знаешь, что я любя. Хочешь, я в качестве извинения тебе ручку поцелую?

— Целовал ястреб курочку до последнего перышка, — процитировала я. — Нет уж, обойдусь без твоих поцелуев.

— А обижаться больше не будешь?

— Валерка, отстань, а? Я не обижаюсь, просто надоел ты мне смертельно.

— Значит, надоел, да? Значит, смертельно, да? — искоса посмотрел на меня зловредный Гурьев. — А если я обижусь?

— Валерий, — обратился к нему Костя, — ну что ты пристал к Ирине Анатольевне? Не видишь разве, она устала?

— Извини, это я просто голодный. Сейчас приедем, и я совершу налет на наш буфет.

Дальше мы ехали в молчании. А Валерка и в самом деле отправился в буфет, как только мы добрались до телецентра. Мне его даже жалко стало и немножко стыдно, что я не сдержалась. На обед, что ли, пригласить его как-нибудь? Надо у Володи спросить, когда это лучше сделать.

— Как вы тут без меня? — спросила я своих дам, заходя в кабинет.

— Как видишь, не померли, — ответила Галина Сергеевна. — А у тебя?

— Платье выбрала, прическу сделают, — отрапортовала я.

— Тьфу на тебя, — скривилась наша режиссер, — я что, тебя про эту чепуху спрашиваю? Ты про дело говори!

— А разве вы меня отправляли за чем-то еще? — с деланым удивлением переспросила я, улыбнувшись.

— Ирочка, — побарабанила пальцами Галина Сергеевна, сурово нахмурив брови, — я подозреваю, что ты общалась с Гурьевым: только он способен так бессовестно мучить своих благодетелей. Учти, я ведь могу и всерьез рассердиться.

— Учла, — слегка поклонилась я, молитвенно сложив руки пред собой. — Катя пришла в себя, пытается разговаривать, но пока она еще очень слаба. Парни Анны Марковны дежурят наилучшим образом. А еще я видела старлея из военкомата, который обещал принести для Кати лекарства. Вот и все.

— Какая трогательная забота со стороны военкомата, — ядовито высказалась Галина Сергеевна.

— Нам она тоже не очень понравилась, — подтвердила я. — Этот гуманный представитель вооруженных сил обещался появиться в больнице после обеда. Так что будем ждать звонка: дежурящий мальчик сразу сообщит, что и как. А что тут у нас творится?

— Ровным счетом ничего, — ответила Лера. — Затишье.

— Волкова не звонила?

— Откуда? Из Москвы, что ли? У нее там и без звонков своих дел хватает. Вы что, забыли — Татьяна Эдуардовна вернется не раньше чем в четыре часа.

— А Алевтина Семеновна?

— Полагаю, что она сейчас усиленно лечит свой насморк. А ты прекрати приставать и переспрашивать одно и то же! Как же без тебя спокойно-то было! — Моя начальница сожалеюще покачала головой.

— Галина Сергеевна! — театрально возмутилась я. — Неужели я вам так надоела, что через пять минут после встречи вы меня уже видеть не можете?

— Почему не могу? Видеть очень даже могу, особенно когда ты молчишь: такое приятное, я бы даже сказала, эстетичное зрелище!

— Спасибо за комплимент, вы тоже прекрасно сегодня выглядите. А вы продумали, о чем мы будем говорить с Волковой?

— Ну естественно, Валерия для тебя бумажки приготовила. Садись и изучай. Может, от себя что полезное добавишь.

Мне оставалось только последовать совету Галины Сергеевны. Все-таки мои коллеги — это нечто! Никогда не устану на них радоваться. Мне иногда кажется, что если я куда-нибудь исчезну, то они прекрасно справятся и без меня. Хотя это я преувеличила: какое же «Женское счастье» без Ирины Лебедевой?

Я углубилась в изучение заметок моих коллег, машинально рисуя на полях мультяшных зверюшек. Так… нужно слепить пятиминутный сюжет… Пара минут в офисе, две-три минуты в домашнем интерьере… А это что такое? О, что-то новенькое — госпожа Волкова на дискотеке. Это что, нам еще и в какой-нибудь ночной клуб ехать придется? Ничего себе задумка! Какая у нас Татьяна Эдуардовна разная, что называется, берет от жизни все. И что, все сегодня снимаем? Теперь понятно, почему Галина Сергеевна просила меня не суетиться: вечерок еще тот получится. Но мы-то ладно, нам не привыкать, а вот как госпожа Волкова собирается все это перенести, непонятно. Она же с корабля на бал, получается. Нужно уточнить.

— Галина Сергеевна, а вы ничего тут не перепутали? — осторожно спросила я.

— Где именно?

— Вот, взгляните, — я передала ей листок.

— Тут все верно, — ответила мне Галина Сергеевна через минуту. — Вот только зоопарк твой мешается.

— Какой зоопарк? — переспросила я. — Я ничего такого от себя не добавляла. Да и нет сейчас в Тарасове никакого зоопарка.

— В Тарасове нет, а у тебя есть. Скажи на милость, зачем ты тут зайцев этих ужасных нарисовала и медведей?

— И вовсе они не ужасные, а очень симпатичные зайчики, — оскорбилась я за свой изобразительный талант. — А это вовсе не медведи, а мыши.

— Да? Тогда это мутанты. Кстати, а что тебя здесь смутило?

— Ну как же: у вас получается, что Волкова сегодня приезжает из Москвы, отчитывается перед начальством, снимается в офисе, потом мы отправляемся к ней домой, а потом еще и на какую-то дискотеку. Она что, железная леди?

— Почти, — подтвердила Лера. — Это не мы придумали, это сама Татьяна Эдуардовна предложила: у нее сегодня праздник какой-то. Нам с Галиной Сергеевной понравилось.

— Ага, вам понравилось, Волкова железная, а когда мы сегодня домой попадем, вы подумали? Неужели нельзя было разбить все это хотя бы на две части? Сегодня офис и квартира, а в другой день — дискотека.

— Нельзя, — отрезала Галина Сергеевна. — У Татьяны Эдуардовны очень плотное расписание. Она живет полной жизнью. Нам ее еще и в тренажерном зале снимать.

— И что, — осторожно спросила я, — тоже сегодня?

— Нет, завтра.

— Ну и на том спасибо, — вздохнула я.

— Ты не вздыхай, — посоветовала мне моя начальница, — ты лучше помолись, чтобы Феденька все это с первого раза снял. Нет, все-таки с Павликом было спокойнее. К тому же он практически всегда был рядом.

— Я то же самое говорила сегодня утром Валерии: не хватает чего-то в кабинете без Павлика. И кресло какое-то пустое и даже лишнее… — Я провела руками по лицу, стряхивая ностальгическое состояние. — Слушайте, дамы, коль уж нам с вами сегодня светит длинный рабочий день, то не пообедать ли нам по-человечески?

— Вот тут я тебя поддерживаю на все сто, — согласилась Галина Сергеевна. — Пойдем-ка мы с тобой в буфет, а? Лера, ты с нами?

— Нет, у меня курага есть и орехи, я здесь поем. Да и на телефоне кто-то должен остаться.

— Оставайся, а мы пошли чревоугодничать.

В буфете у нас с Галиной Сергеевной самым естественным образом завязался разговор на кулинарную тему. Она пожаловалась на мужа, который категорически отказывается питаться полуфабрикатами, намекая на застарелый, еще со студенческих лет, гастрит. Я, наоборот, похвалила непритязательность Володи в этом вопросе. Потом обменялись новыми рецептами… Словом, час пролетел совершенно незаметно.

— Галина Сергеевна, Ирина! — К нашему столику подбежала слегка запыхавшаяся Лера. — Сколько можно есть?! Быстренько собирайтесь, а я побежала за Федей.

— Что-то случилось? — в один голос встревоженно спросили мы.

— Да, Волкова только что звонила: через полчаса мы должны быть у нее. Идите быстрей, я вам в машине все расскажу.

Я с сожалением поставила недопитый кофе, обменялась с Галиной Сергеевной красноречивыми взглядами и резво потопала в кабинет одеваться. Когда я открывала дверь нашей комнатки, оттуда выскочила уже одетая Лера, на ходу крикнув, что бежит за машиной и чтобы мы спускались быстрее.

— Ну уж нет, — проворчала наша режиссер, — по лестницам я бегать не буду, не девочка уже. Да и сапоги новые… Ты иди, Ирина, я вас догоню.

Я философски пожала плечами, понимая всю бессмысленность попыток поторопить Галину Сергеевну. Да и Лера это тоже знает, значит, наверняка у Волковой нам быть не через полчаса, а через час. Мы уже давно смирились с вечными опозданиями нашего режиссера, поэтому автоматически к любому назначаемому времени прибавляем пятнадцать-двадцать минут запаса.

По дороге Валерия сообщила нам, что госпожа Волкова вернулась из Москвы раньше, чем рассчитывала, о чем тут же поставила нас в известность и предложила, если возможно, подъехать именно сейчас, чтобы провести съемки. Лера ответила, что возможно, так как привыкла к тому, что планы у нашей съемочной группы могут изменяться за день несколько раз. Мы с Галиной Сергеевной тоже не имели поводов для возражения, потому что чем раньше будет сделана часть дела, тем быстрее мы его переделаем в случае неудачи.

Кабинет Татьяны Эдуардовны заставил меня ощутить самую настоящую зависть: мебель, что называется, эргономичная, изготовлена с применением всяческих ноу-хау, компьютер с семнадцатидюймовым плоским экраном, на стенах офорты и гравюры, кондиционер… Интересно, а у меня будет когда-нибудь хоть что-то подобное? Ладно, не будем о грустном.

Волкова встретила нас весьма любезно, извинилась за изменение планов, а потом призналась, что сегодня два года ее работы в агентстве, по случаю чего будет небольшой банкет. Именно это она и имела в виду, когда предлагала сделать съемку в неформальной обстановке, а наша Лера почему-то решила, что это будет дискотека. Татьяна Эдуардовна попросила нас немного подождать, пока разберется с некоторыми мелочами, успевшими накопиться за время ее отсутствия, пообещав управиться не более чем за полчаса.

Галина Сергеевна с укоризной взглянула на Леру, всем своим видом подчеркивая, что не простит ей устроенной гонки. Валерия виновато пожала плечами, так как и сама не ожидала подобной накладки. Меня же эта ситуация ничуть не расстроила. Я стала с интересом наблюдать за тем, как работает Татьяна Эдуардовна. Это было поистине интереснейшее зрелище: Волкова менялась словно по мановению волшебной палочки. То это корректная, собранная подчиненная, докладывающая директору результаты поездки; то строгая начальница, распекающая нерадивых подчиненных, не сумевших справиться с какой-то мелкой задачей и дожидавшихся ее возвращения; то своя в доску подруга, пересыпающая речь сленговыми словечками во время общения с длинноволосым верстальщиком, который всем своим видом напоминает киношного хакера…

Поразительно! Вроде бы передо мной одна и та же женщина в строгом брючном костюме и в то же время каждый раз — совершенно другая. Но оказалось, что не я одна с увлечением наблюдаю за Татьяной Эдуардовной: глаз Фединой видеокамеры также был нацелен на нее. Ай, что за умничка! Сам сообразил, что такие естественные кадры будут интересней всего.

— Ирина, — подошла ко мне Галина Сергеевна, — пожалуй, ничего не нужно снимать в офисе: все само собой получилось.

— Мне тоже так кажется, — согласилась я. — Скажите, а кто нашел эту замечательную женщину?

— Представь себе, я, — гордо улыбнулась она. — Волкову знает Анна, наша бывшая героиня-гадалка.

— Да-да-да, — подхватила я, — она же говорила нам, что время от времени редактирует книги по магии… А вы что, видитесь с Анной?

— Ну, — отчего-то смутилась Галина Сергеевна, — не то чтобы вижусь, а так, захаживаю иногда… по делу.

— Галина Сергеевна! — я изумленно уставилась на свою коллегу. — Вы пользуетесь профессиональными услугами Анны?! Я правильно поняла?

— Уж больно ты понятливая, — проворчала она. — Ну, пользуюсь. Довольна?

— А если не секрет, — я в легком ошеломлении продолжала расспрашивать, — какие причины у вас есть для этого?

— А причины ты мне регулярно поставляешь, — ехидно пояснила Галина Сергеевна. — У тебя патологическая способность — влипать в недоразумения. Вот и приходится мне, чтобы не заработать инфаркт, обращаться к экстрасенсу Анне.

— А вы про Катю узнавали у нее что-нибудь?

— Конечно.

— И что вам нагадала Анна?

— Ой, Ирина, она такого туману напустила, словно дельфийская пифия. А вывод был куда как занятный: Катя будет жить долго, если не погибнет в неравной борьбе. Вот скажи, как это понимать? В какой борьбе? С отравлением? С врагами? Или на войне?..

— Да, такое предсказание мало что дает, — кивнула я, — но все-таки настраивает на оптимистичный лад.

— Ну и я решила истолковать его именно в этом смысле.

— Вы не устали меня ждать? — обратилась к нам подошедшая Волкова. — Я освободилась.

— Знаете, Татьяна Эдуардовна, — улыбнулась я ей, — а мы уже все сняли. У вас очень интересный стиль работы.

— Рада, что вам понравилось. Тогда, если я не сильно нарушаю ваши планы, предлагаю действовать следующим образом. К пяти часам вы можете подъехать ко мне домой, а потом мы с вами вернемся сюда: в нашем здании помещается прекрасный ресторан, где и будет проходить банкет. Вас устроит такой вариант?

— Спасибо. Вполне устроит, — кивнула Галина Сергеевна. — Мы как раз успеем просмотреть отснятый материал.

— Тогда до вечера?

— До вечера.

И опять Федя нас не подвел. Прав был Павлик, когда говорил, что мальчик — оператор от бога. Федор словно по наитию выбирал самые выигрышные ракурсы и автоматически учитывал изменение освещения. Мы с Галиной Сергеевной даже затруднялись с решением, какие куски оставить для показа в передаче. Пожалуй, об этом мы спорили даже дольше, чем проходила наша съемка. А когда мы пили в нашей комнате чай — все тот же, с лимонником и имбирем, и я даже начала к нему привыкать и находить вкусным, — зазвонил телефон.

— Ирина, это вас, — передала мне трубку Лера. — Какой-то молодой человек, судя по голосу.

— Слушаю вас, — сказала я, слегка напрягшись, так как не ждала звонков ни от каких молодых людей.

— Ирина Анатольевна, это Шурик, — представился голос. — Утренний визитер вернулся и принес лекарство. Вы не могли бы приехать прямо сейчас и захватить по дороге несколько ампул глюкозы по пять кубиков?

— Еду, — коротко ответила я, сразу сообразив, в чем дело, отдала Лере трубку и умоляющими глазами уставилась на своих коллег. — Милые мои, мне срочно нужно поехать в больницу к Кате. Придумайте что-нибудь, а?

— Поезжай, — кивнула Галина Сергеевна. — Если шеф о тебе спросит, скажу, что ты вернулась к Волковой, чтобы лично обсудить кое-какие нюансы. Нюансы сама придумаешь по дороге.

— Обязательно придумаю, — пообещала я, натягивая пальто. — Спасибо вам!

Я помчалась в кабинет Гурьева, так как одной мне что-то было боязно соваться в больницу. Да и заблудилась бы я там всенепременно! Знаю я за собой грешок: когда волнуюсь, запросто могу впасть в топографический кретинизм.

Валерия на месте, как всегда, не оказалось, но Саня Смирницкий сказал, что Гурьев минуту назад куда-то отправился с Шиловым. И как это я с ними разминулась? Пришлось сломя голову нестись по лестнице. Я резво перебирала ногами по ступеням, а в такт бегу в голове проносились мысли: «Только бы они без меня не смылись куда-нибудь… только бы не растянуться… господи, только бы не сломать каблук».

Я успела ухватиться за ручку дверцы машины, когда ее захлопнул за собой Валера.

— Парни, вы куда? — выпалила я.

— О боже! — выдохнул потрясенный Гурьев. — Ирина, ты откуда взялась? Выскочила как чертик из коробки, чуть меня заикой не сделала.

— Бросайте свои дела, едем в больницу! Только что звонил Шурик. Прибыла посылочка от военкома. Но сначала нужно заскочить по дороге в аптеку, купить глюкозу на подмену.

Больше пояснять ничего не пришлось. Когда надо, я тоже умею изъясняться кратко и по существу. Через двадцать минут трио в белых халатах снова стояло в больничном коридоре неподалеку от палаты Кати Гориной. К нам на несколько секунд присоединился Шурик, конфисковал у меня глюкозу и удалился на пару с Гурьевым. Тому досталась почетная миссия отвлечь на некоторое время дежурную медсестру. И этот клоун не придумал ничего лучше, как объявить меня больной!

Что он плел, какую развесистую клюкву затейливо пристраивал на ушах бедной медсестры! Воистину это был шедевр. Я стала подругой детства Кати, которая пришла навестить ее в больнице и вдруг почувствовала себя очень плохо. Пришлось срочно опереться на Костю и изобразить крайнюю степень изнеможения. Меня почти уложили на кушетку, медсестра, которая порывалась принести воды или нашатырного спирта, вынуждена была слушать, какое у меня с детства слабое здоровье, больное сердце, плохие почки, гастрит, миопия и бог знает что еще. Если бы даже половина из всего сказанного Валеркой была правдой, то я вряд ли дожила бы до своих лет.

Эту комедию мы ломали минут пять, если не больше. Потом Валерка вдруг заулыбался и стал настойчиво призывать меня воскреснуть. Ну разве можно было отказать ему в этом невинном желании? Тем более что оно идеально совпадало с моим собственным. Так что я скоропостижно вернулась в ряды бодрых духом и здоровых телом. Медсестра на меня покосилась с некоторым подозрением, но Костя с такой неподдельной бережностью и заботой помогал мне подняться, что ее подозрения испарились. А я-то, наивная, опасалась, что она меня узнает! Как оказалось, есть еще женщины, которые прекрасно обходятся без моей знаменитой передачи.

Шоу завершилось, можно было спокойно уезжать. На выходе нас догнал Шурик и попросил подбросить до центра, а по дороге рассказал, что делал, пока мы отвлекали медсестру.

— Понимаете, буквально через несколько минут начнется врачебный обход и процедуры для больных. Я сам просто никак не мог подменить ампулы, эта мымра сразу же заперла коробку в шкаф, а ключи у нее всегда в кармане. Была возможность сделать подмену только на лотке с лекарствами. Ну, знаете… такая коробка с ячейками и номерами палат… так вот, когда этот тип явился, Славка — это мой одноклассник — сразу обратил внимание на то, что упаковка с ампулами вскрыта. Он не слышал, о чем шептался мужик с дежурной, но заметил купюру, которую тот сунул медсестре в карман. Потом мужик ушел, Клара стала лекарства раскладывать, а ампула-то без маркировки, понимаете? Я вам звонить побежал, Славик на стреме остался. Вот я и успел с глюкозы спиртом маркировку стереть и обменять на эту штуку, держите, — парнишка протянул мне ампулу в маленьком пластиковом пакетике.

— Шурик, — спросила я, пряча добычу, — а как же вы остальной обмен производить будете?

— А, — отмахнулся он, — дальше просто. Клара меняется, а с остальными медсестрами мы хорошо ладим. Они молодые совсем, постоянно отлучаются, частенько доверяют нам уколы делать, так что проблем не будет. А Катя без вас опять просыпалась, — в заключение решил порадовать нас Шурик.

— Так, Ириша, давай-ка сюда добычу, — попросил Гурьев после того, как мы высадили парня, — я ее отвезу в лабораторию для определения, что там за гадость.

— А зачем в лабораторию? — удивилась я. — Володя в университете все это спокойно сделает.

— Ох, не бережешь ты мужа, — укоризненно покачал головой Валерка.

— Почему это не берегу? — возмутилась я. — Очень даже берегу.

— Нет, не бережешь. Сама подумай: если ты попросишь его идентифицировать эту штуку, а там окажется то, о чем мы думаем, что будет с Володькой?

— А что с ним будет? — продолжала не понимать я. — Я же ему ее не пить предлагаю.

— Только этого еще и не хватало! Ирка, да ведь Володька сразу поймет, что ты опять занимаешься тем, чем он тебе заниматься запрещает со всей мужской категоричностью, на которую только способен.

— Ой, а об этом-то я и не подумала…

— А вот я подумал, поэтому давай сюда ампулу и не беспокой понапрасну мужа.

— Держи, — я отдала Валерке ампулу, правда, с неохотой. — Почти убедил.

— Вот и умница, — сказал он, пряча ее в карман. — Да не дуйся, завтра я тебе все расскажу…

Рабочий день у меня закончился, как это часто случается, гораздо позже положенного. Наша съемочная группа запечатлела Татьяну Эдуардовну в ее собственной кухне — кстати, ничего особенного, у меня даже лучше, — а потом ее же, но уже лихо отплясывающую рок-н-ролл в ресторане. Красиво это у нее получалось, ничего не скажешь. И кавалер был достойным, немножко походил на моего Володю. Нас попытались усадить за стол, но мы дружно отказались, так как все устали и хотели домой. Особенно этого хотелось мне.

А вместо мужа дома меня встречал Наполеон в гневе: руки сложены на груди, подбородок выпячен, брови грозно сведены, голубые глаза мечут молнии, а дивный голос обрушивает на мою голову справедливые упреки.

Пришлось виниться, каяться и умолять о прощении всеми доступными мне способами, а именно: наивным хлопаньем глазами, невинным детским выражением лица, ссылками на работу, нежными прикосновениями и поцелуями. Вот ведь странный человек: только вчера готов был меня на руках носить, а сегодня из-за пустяка надумал сердиться. Ну пришла я домой в восемь вместо половины седьмого, ну и что? Я ведь работала, а это, согласитесь, весомое оправдание.