Зато теперь у меня появилась возможность основательно, без спешки все обдумать. Теперь нет никакой нужды выскакивать вперед с остроумными замечаниями, тем более что через толстую дубовую дверь их вряд ли кто-нибудь мог услышать. Собственно, свое остроумие я могла бы приберечь до другого случая, но теперь об этом рассуждать бессмысленно. Нужно изыскать какой-то способ выбираться отсюда или, по крайней мере, дать о себе знать на волю.

Напугана я не была – при всем своем двуличии Андрей Петрович не казался мне человеком, способным на экстремальные или жестокие поступки. Я полагала, что он ограничил мою свободу лишь с целью выиграть время. Скорее всего, ему сейчас было необходимо замести следы каких-то неблаговидных комбинаций, и лишний свидетель ему был при этом не нужен.

Что это были за следы? Если бы у меня хватило терпения и рассудительности нашего Виктора, возможно, мы бы сумели узнать многое, не выдавая нашего присутствия. Но, к своему стыду, я провалила всю операцию. Кое-что, впрочем, прояснилось. Если свести воедино туманные и противоречивые рассказы Аглаи и Старостина, то вырисовывалась примерно следующая картина: некая группа организует в глухом углу поселение, где на полуказарменном положении проживает энное количество молодых людей, которых, с одной стороны, обрабатывают психологически, а с другой – держат под стражей и принудительно заставляют трудиться. То, что Андрей Петрович отрицал свое знакомство с Аглаей, меня нисколько не убеждало – именно с этой девушки все и началось, а моя визитная карточка, которую я ей неосмотрительно вручила, вывела на меня самого Старостина. Когда же я начала интересоваться судьбой квартиры Панкратовых, мгновенно всплыла связь Старостина с теми, кто непосредственно занимался этой квартирой – с нотариусом Беловым и риелтором Бурмистровой. Тут уж в стане педагога-любителя поднялся, я бы сказала, настоящий переполох.

По моему разумению, в сложившихся обстоятельствах ключевой фигурой становилась именно моя странная знакомая – неважно, как ее на самом деле зовут – Аглая или Екатерина. Ее свидетельство наверняка могло пролить свет как на секреты торговцев жилой площадью, так и на загадочную якобы подвижническую деятельность господина Старостина. Отсюда могло быть только два вывода – во-первых, Андрей Петрович обязательно постарается принять меры к изоляции девушки, а во-вторых, я должна всеми возможными силами ему в этом помешать. О том, какие меры может принять Андрей Петрович, каков, так сказать, диапазон его средств воздействия на своих «общинников», я пока старалась не думать. Просто я понимала, что теперь все начинается всерьез.

Находясь даже в самой затруднительной ситуации, всегда начинаешь чувствовать себя значительно лучше, если у тебя появляется план. Стоило мне четко определить для себя задачу, и у меня стало полегче на душе. Я начала думать, как мне выбраться из своей темницы.

Даже беглый осмотр входной двери давал понять, что здесь мне ничего не светит. Такую дверь можно было выворотить только прямым попаданием снаряда. Оставалось окно.

Я уже говорила, что оно было чрезвычайно узким, да к тому же закрыто снаружи железной решеткой. На первый взгляд, бежать через окно совершенно немыслимо. Наверное, именно по этой причине Андрей Петрович с легким сердцем оставил меня здесь, не предприняв более никаких мер предосторожности.

Но я не стала доверяться первому впечатлению. Подойдя к окну, я осмотрела его очень внимательно – как говорится, критическим взором.

Но сначала я попыталась понять, что происходит за окном. К сожалению, из кельи видно было немного – окно выходило не на двор, а в сад, где ничего интереснее густой листвы не просматривалось. Я видела и какую-то часть леса вдали, но это тоже мало о чем говорило – все равно как разглядывать висящую на стене картину.

Правда, я отметила некоторые перемены, произошедшие в окружающем мире. Жаркое солнце уже перевалило через самую высшую точку и начало клониться к закату. Небеса приобрели характерный густо-синий оттенок, который вскоре должен был превратиться в сумерки. Деревья в лесу и саду потемнели, и на их верхушки лег едва заметный розоватый отсвет. Почему-то в голове у меня тут же оформилась не слишком оптимистическая мысль, что с наступлением сумерек комары озвереют окончательно и мне придется выдержать поистине адские муки.

И еще, поскольку я не могла почти ничего видеть, я постаралась хорошенько прислушаться. Мне показалось, что я слышу отдаленный лай собак, какие-то крики, но ветер дул в сторону леса, и я не была уверена, что все это мне не померещилось.

Разумеется, в эти минуты я вспоминала о Ромке и Викторе. За Виктора я не так беспокоилась, как за нашего юного курьера. Единственное, что меня обнадеживало, – Ромка был парень с головой, и он имел некоторое преимущество во времени. Я надеялась, что он сумел добраться до Каратая раньше, чем Старостин догадается послать за ним погоню. И еще я была уверена, что если такая погоня все-таки состоится, Виктор наверняка сделает все, чтобы ее сорвать. Он не такой человек, чтобы выпустить ситуацию из-под контроля. Меня только смущала засевшая в памяти картина – выходящий со двора человек с ружьем и две злющие откормленные собаки рядом с ним. Такой набор, пожалуй, великоват даже для бывшего армейского разведчика.

Но обо всем этом оставалось только строить предположения. Реально повлиять я могла лишь на свою собственную участь. Итак, я отрешилась ото всех дум и приступила к осмотру окна.

На первый взгляд решетка представляла собой непреодолимую преграду, но я заметила, что снаружи кирпичная стена, в которую были вделаны железные прутья, изрядно обветшала, от длительного многолетнего воздействия дождя и ветра кладка казалась уже не столь монолитной. Будь в моем распоряжении инструменты, можно было бы попробовать раскачать решетку. Инструментов не было – значит, их нужно было найти.

Я порылась в письменном столе, но там, кроме пустой пачки из-под печенья «Юбилейное», ничего не было – даже тараканов. Я с досадой еще раз оглядела скромную келью, и меня вдруг осенило – кровать!

Старая металлическая кровать, какую давно и повсеместно сняли с производства, – ведь ее можно разобрать и прочную железную спинку использовать в качестве рычага! Сообразив это, я немедленно приступила к делу.

Не стану рассказывать, как я занималась разборкой этого допотопного сооружения и как с помощью металлических частей раскачивала решетку в окне. Это отняло у меня часа два и весь остаток сил. Мне удалось даже не выронить выломанную решетку на землю, а втащить ее в комнату, что избавило меня от лишнего шума, а следовательно, внимания хозяев.

Потом я немного передохнула, сидя на табурете и глядя на дело своих рук. Без решетки окно выглядело значительно шире, и теперь я предполагала, что сумею протиснуться в него без труда.

Пока я работала, краски дня заметно поблекли. Солнце уже не палило, а лишь слегка подогревало воздух косыми красноватыми лучами. Между деревьями легли глубокие бархатные тени. Из сада повеяло вдруг прохладой. До моего слуха по-прежнему не доносилось ни одного подозрительного звука – лишь шелестела листва, и где-то в лесу отсчитывала чьи-то годы кукушка. По ее прогнозам мне предстояло жить еще примерно лет сто, не меньше.

Обещание долгой жизни вдохновило меня. Да и вообще, следовало пошевеливаться, пока Андрей Петрович обо мне не вспомнил. Не теряя более ни минуты, я начала выбираться через окно наружу.

Все-таки это стоило мне немалых трудов, многочисленных ссадин и безнадежно испорченной одежды. Но в конце концов у меня получилось. Вскоре я повисла на стене, вцепившись в щербатый край оконного проема, а потом мягко спрыгнула в какие-то заросли, росшие вокруг дома. Получилось довольно удачно, если не считать того факта, что трава оказалась крапивой.

Но, к своему удивлению, очередное свое столкновение с дикой природой я перенесла уже не так болезненно, как раньше. Видимо, сыграло свою роль то стрессовое состояние, в котором я находилась, а возможно, мой организм просто уже начал привыкать ко всем этим укусам, ожогам и прочим мелким пакостям – возможно, он даже начал вырабатывать какие-то защитные вещества.

Пожалуй, в этот момент меня куда больше волновала возможная встреча с представителями цивилизованного мира, к которым я с некоторыми оговорками все-таки относила Старостина и его команду. И еще не следовало забывать о собаках. Поэтому я предпочла не задерживаться на одном месте и, стоически преодолевая злые ожоги крапивы, пробралась вдоль стены к ближайшему окну.

Как я уже говорила, на первом этаже почти все окна были без решеток и без стекол, и размерами они были немного побольше – поэтому проникнуть в помещение не составило никакого труда.

Я оказалась в большом замусоренном зале с каменными полами и сводчатыми потолками. Возможно, раньше здесь была трапезная или какая-нибудь особая комната для общих молитв. Теперь же царило запустение и гуляли сквозняки. Я решила здесь не задерживаться.

За дверью оказался пустой мрачноватый коридор, неухоженный и пыльный. С одной стороны просматривался выход во двор, куда без разведки соваться, пожалуй, не стоило. С другой стороны по спирали уходили наверх ступени каменной лестницы. И еще мне показалось, что сверху доносятся чьи-то раздраженные голоса. Я решила рискнуть.

Крайне осторожно, стараясь избегать малейшего шума, я поднялась по каменной лестнице и опять оказалась в коридоре второго этажа, где уже однажды попалась в ловушку. Мне совсем не хотелось повторять свой печальный опыт, но любопытство пересилило страх. Теперь я отчетливо слышала голоса, доносившиеся из-за приоткрытой двери одной из келий. Один голос принадлежал господину Старостину, а второй был женским – я никогда его раньше не слышала.

Продвигаясь дальше на цыпочках, я подобралась к самой двери и, спрятавшись за ней, стала слушать. В комнате происходила бурная размолвка.

– Ты немедленно отдашь мне ключи, и я уеду! – категорически заявил женский голос. – Все, что ты здесь заварил, будешь расхлебывать сам! Я к этому не желаю иметь никакого отношения.

Голос Старостина звучал как обычно – то есть привычно веско и с явственным оттенком резонерства.

– Твои желания не играют здесь никакой роли! – сказал он. – Желаешь ты этого или не желаешь, ты вынуждена участвовать во всем. И я никак не могу принять твоих обвинений, будто я что-то тут заварил. Дело мы начинали вместе, и все мои идеи до сих пор вызывали у тебя молчаливое одобрение. Теперь, когда запахло жареным…

– Да, я молчала! – перебила его женщина. – Но просто потому, что убедилась – ты не способен прислушаться к голосу разума. Ты всегда был ослеплен своим величием. Как же, верховный жрец, гуру, пророк грядущего рая! Ты сам поверил в те сказки, которые вдалбливал в головы дебилам и дешевым проституткам! Может быть, ты и в самом деле намереваешься вести всю эту орду в страну Шангри-Ла?

– Не говори ерунды! – уже с некоторым раздражением бросил Андрей Петрович. – С тобой нет никакой возможности вести нормальную полемику. Ты немедленно переводишь все в плоскость фарса. И неправда, что я не прислушиваюсь к голосу разума. Но для этого разум должен хотя бы как-то проявить себя!

– Ах, вот оно что! – злорадно произнесла женщина. – Ты не сумел заметить у меня признаков разума! И из этого ты делаешь вывод о собственной гениальности? А по-моему, ты просто самодовольный, неповоротливый тупица! Ведь это ты сморозил непоправимую глупость, когда поперся выяснять отношения с Бойковой! Я тебя предупреждала, что это добром не кончится. Но ведь ты меня и слушать не стал! И что теперь? Теперь она здесь и берет у тебя интервью! Поздравляю!

– Во-первых, она сидит у меня под замком, – поправил женщину Старостин.

– Ну утешил! – презрительно расхохоталась женщина. – И сколько она будет там сидеть? День, неделю, пожизненно? Теперь-то она от тебя не отстанет, будь уверен!.. А ведь что, в сущности, произошло? Какая-то жалкая наркоманка притащила в кармане визитную карточку! Подумаешь, событие! Ты мог бы выбросить ее в сортир, и дело с концом. Но ты предпочел разыграть целый спектакль, в котором, конечно же, тебе досталась главная роль. Ты только не понял, что пьеса называлась «Идиот»!

Наступило короткое молчание, после которого Старостин серьезно сказал:

– Наверное, я тебе сейчас врежу!.. Ты знаешь, насколько я терпелив, но ты, Алина, можешь вывести из себя даже ангела.

– Только попробуй, Бурмистров! – тихо, но с угрозой ответила женщина. – Ты знаешь, что я обид не прощаю!

Значит, все-таки Бурмистров, подумала я – чутье не подвело Ромку. Я присутствовала таким образом при семейной ссоре, причиной которой я же сама и являлась. Оказывается, отношения между супругами были далеко не безоблачными – наверное, их брак поддерживался в первую очередь деловыми обязательствами, а не пылкой любовью. Впрочем, в Андрее Петровиче я уже давно не видела романтического героя, а неведомая мне Алина, похоже, с самого начала отводила мужу куда более прозаическую роль.

– Хорошо, – устало сказал Андрей Петрович. – Я не стану портить твою холеную физиономию, но и ключи я тебе не отдам. Ты останешься здесь, пока все не разрешится. Мы начали дело вместе и вместе должны решать все вопросы.

– Нет, ну не идиот ли ты?! – возмутилась Алина. – Для чего я тут нужна? Если хочешь, существуют чисто мужские дела, в которые просто стыдно впутывать женщин! Я должна ехать в Тарасов. Мое присутствие там нужнее. Не предлагаешь же ты мне заняться ликвидацией твоих новых знакомых?

– Что ты несешь? – понизив голос, произнес Бурмистров. – Какая ликвидация? Ты совсем офонарела?

– А что ты собираешься с ними делать? – насмешливо спросила Алина. – Ты надеешься втереть им очки со своей лесной школой? После того как ты запер эту бабу, а ее приятеля затравил собаками? А что ты намерен делать с лабораторией в подвале? С этой чокнутой Аглаей? Со всей остальной сворой, наконец? Учти, эта Бойкова раскусит тебя в один миг! Она уже знает и обо мне, и о Белове. Мы должны прятать концы в Тарасове, и для этого мне немедленно нужно ехать туда! Верни мне ключи от машины – это и в твоих интересах тоже.

Бурмистров заговорил медленно и размеренно, будто читая лекцию:

– Ты отсюда без меня не уедешь! Это мое последнее слово. Я знаю тебя как облупленную. Если я позволю тебе уехать, ты просто смоешься с нашими деньгами…

– Дурак! У меня в Тарасове дом!

– Я отлично знаю, что этот дом ты оформила на какую-то троюродную сестрицу. У тебя все продумано, но одного ты не предусмотрела – я не дам тебе сбежать.

– С чего ты взял, что я собираюсь бежать? Ведь я приехала сюда, чтобы предупредить тебя об опасности!

– Ты просто не ожидала, что опасность подберется так близко, иначе ты уже давно бы навострила лыжи! Лучше не спорь со мной, а выслушай. Из этой истории еще можно выкрутиться. Сегодня к вечеру мы вывезем всех воспитанников за пределы области и рассадим на поезда. Разумеется, каждый получит перед отправкой дозу галлюциногена, как обычно. Десяток бездомных молодых оборванцев без роду и племени – у кого сейчас это вызовет удивление? Через день-два они рассыплются по просторам нашей необъятной родины, и концов не найдешь! Журналистке мы просто покажем наше хозяйство и вежливо извинимся за доставленные неудобства. Подумаешь, посидела пару часов под замком! Как она это докажет? Да, ее приятеля или коллегу немного порвали собаки – но что из этого? Он сам виноват – вторгся в частное владение. Кстати, эта скотина зарезала Микки – я тебе не сказал? В общем, раненому оказана медицинская помощь, на их машине поменяли колеса. Бойкова будет рада убраться отсюда подобру-поздорову. Конечно, потом она опять станет дергаться. Но какая у нее доказательная база? Завтра тут ничего уже не будет. Не зря же я прокладывал трубы в подвал и хранилище. Стоит только открыть задвижки, и все секреты уйдут под воду. Пусть, кому интересно, потом разбирается. Мы к тому времени будем уже далеко. Но только вдвоем, Алина! Только вдвоем!

Опять наступила тишина, которую нарушил женский голос, звучавший теперь совсем по-другому – печально и даже почти смиренно:

– Значит, ты предлагаешь мне разделить коллективную ответственность? Но ведь это была твоя идея собрать молодняк в секту, накачивать наркотиками, лишить воли, элементарных прав, а после, когда они «дойдут до кондиции», вышвыривать их на первых попавшихся полустанках! Россия большая – места всем хватит! Чьи это слова?

– Это была общая идея! – прохрипел Бурмистров. – А кто охмурял этот молодняк, кто выманивал согласие продать квартиру в обмен на заботу и семейное участие? Не ты ли?

– А ты в этот момент о судьбах России размышлял, что ли? – презрительно откликнулась Алина.

– По крайней мере, на мне нет крови! – отчеканил Бурмистров. – А то, что предлагаешь ты, – это самое настоящее людоедство!

– Боже мой? Кто это говорит? – саркастически воскликнула Алина. – Махатма Ганди? Академик Сахаров?.. Послушай, Бурмистров, мне совершенно наплевать, что ты собираешься делать со своими гостями. Можешь устроить им тут весенний бал, если хочешь. А мне отдай ключи – последний раз говорю!

Меня уже не интересовало, о чем они там препираются, хотя такой разговор следовало бы не только внимательно выслушать, но и зафиксировать. Правда, в суматохе я умудрилась забыть диктофон в машине, и сейчас он был так же доступен, как обратная сторона луны.

Но сейчас меня это даже нисколько не огорчало. Я была в панике – оказывается, эти мерзавцы сумели добраться до Виктора и натравили на него собак! Он ранен и нуждается в помощи, а я даже не знаю, где он сейчас! Я лихорадочно соображала, что можно сделать, и не находила решения – слишком неравны были силы.

Между тем разговор между супругами достиг критической точки. Бурмистров категорически не желал возвращать жене ключи от машины. Он все еще тешил себя надеждами, что ему удастся провести меня с Виктором и замести следы. Алина смотрела на вещи несколько реалистичнее, но зато ее планы выглядели просто зловещими и совсем мне не нравились.

– Не тешь себя иллюзиями, Бурмистров! – наконец сказала она. – Живая Бойкова тебя не выпустит. Ты забыл, кого она напустила на Белова? У нее есть знакомства в прокуратуре.

– И ты решила, что я стану убивать бабу, которую знают в прокуратуре? – возмущенно спросил Бурмистров. – Вот ты и есть настоящая идиотка! Почти всегда есть шанс – в крайнем случае мы сможем откупиться…

– А у тебя есть для этого деньги? – презрительно осведомилась Алина.

– У нас есть деньги! – с нажимом сказал Бурмистров.

– Ты ошибаешься, – невозмутимо поправила его Алина. – У тебя ничего нет.

И сразу после этих слов за дверью шарахнул выстрел.