В эту ночь я очень плохо спала, несмотря на то, что в моей двери стоял новый замок. Давно известно, что непонятное страшит больше всего. Что творится вокруг меня, я решительно не понимала.

Появление на сцене молодого человека с мечтательными глазами и пальцами пианиста окончательно сбивало меня с толку. С какой целью он вертелся вокруг меня и имитировал фотосъемку? Неужели нас опять хотели просто напугать? В общем, как бы глупо это ни было, но, кажется, напугать удалось.

Опять же неясно было – с какой целью? Кому-то хочется заставить нас прекратить свою деятельность? Но сделанного не воротишь, а в прокуратуре уже могли убедиться, что огрызаться мы умеем. На мой взгляд, для тех, кто был на нас обижен, выгоднее сейчас сделать вид, что они забыли о нашем существовании.

Меня пугает господин Старостин? Но это, пожалуй, еще абсурднее. Зачем ему это, если я о нем, строго говоря, ровным счетом ничего не знаю? Все мое знание – это гипотезы, которые пока не стоят и выеденного яйца. Он человек умный, должен это понимать. Или на его совести что-то такое, что перекрывает все доводы разума?

Голова просто гудела от этих вопросов, и даже во сне проблемы не оставляли меня в покое. Едва я смыкала глаза, как перед внутренним взором появлялись физиономии, от которых мороз шел по коже, – мне снились разом и Ерохин, и Кособрюхов, и громила с заячьей губой, и Старостин, и даже господин Галабуцкий, которого я вообще никогда не видела. Во сне он был похож на Вия из известного кинофильма. Короче говоря, я абсолютно не выспалась.

В редакции только две порядочные чашки Маринкиного кофе смогли немного взбодрить меня. Когда стало ясно, что со с мной можно общаться, ко мне подкатился Ромка и деловито осведомился:

– Сегодня куда-нибудь едем, Ольга Юрьевна? – кажется, он уже окончательно записал себя в мои основные напарники.

– Допустим, – ответила я. – Но скорее всего без вашей милости. Учитывая вновь открывшиеся обстоятельства, я, пожалуй, предпочту взять с собой разведку, – я посмотрела на Виктора.

Губы Ромки дрогнули. Он беспомощно почесал нос и жалобно предложил:

– А мы могли бы поехать все вместе… Я обещаю, что без вашего ведома…

– Ах, дело не в этом! – досадливо отмахнулась я. – Я не понимаю, что происходит. Вдруг что-нибудь случится? Лучше останься здесь, Рома…

– Пусть едет! – неожиданно распорядилась Маринка. – Иначе он будет до твоего возвращения вздыхать и ворчать, как старик, которому вовремя не принесли пенсию…

– Когда это я вздыхал? – набычился Ромка, глядя на секретаршу исподлобья. – Разве что когда ты часами трещишь по телефону…

– Ну-ну, – предостерегающе сказала я. – Прекратите разборки, иначе я сейчас взорвусь и вам обоим не поздоровится!.. Ладно, возьму и тебя, и Виктора. На этот раз ехать далеко не придется. Надеюсь, никакого форс-мажора не случится…

Я намеревалась побывать на проспекте Строителей, где Аглая искала свой старый дом, и порасспросить соседей, что им известно о семье Панкратовых. Возможно, мне повезет и удастся найти квартиру, в которой они жили. Тогда можно будет попытаться выяснить, где теперь обитает Аглая.

При всем богатстве воображения я не могла найти в своем плане ничего потенциально опасного. Вполне заурядная журналистская работа. Тем не менее я испытывала странное облегчение, сознавая, что меня сопровождают двое мужчин. Похоже, тревожное ожидание неизвестности становилось моим привычным состоянием. Это было тем более удивительно, что до сих пор никакой серьезной опасности я не подвергалась, если не считать нападения около собственного дома, которое, скорее всего, тоже было всего лишь инсценировкой.

Видимо, как говорилось в одном анекдоте, – все дело в том, как себя поставишь. Наверное, стоило относиться ко всему происходящему полегче, но пока у меня это никак не получалось.

Вспомнив про наш вчерашний спор с Ромкой, я спросила у него, едва мы отъехали от редакции:

– Ты уже обнаружил «хвост»? Что на этот раз – «Запорожец», мотоцикл с коляской?..

Я старалась говорить шутливо, но Ромка воспринял все крайне серьезно.

– Пока не обнаружил, – с вызовом ответил он. – Но можете не сомневаться, я его не пропущу, даже если он будет на метле или на велосипеде!

Виктор с любопытством косился на нас, но помалкивал. Впрочем, это было в его манере. Зато к поездке Виктор подготовился основательнее всех – при нем была фотоаппаратура на все случаи жизни. Он собирался заснять «хвост», если тот появится.

Мы миновали центр города и выехали на проспект Строителей. Я прибавила газу, и тут Ромка сказал:

– Уже, Ольга Юрьевна!

– Что уже? – не сразу поняла я.

– «Ока» уже здесь! – весело повторил Ромка. – По-моему, та самая.

Я покосилась в зеркало. Где-то далеко позади, кажется, действительно телепалась бежевая «Ока», но та ли это самая, я лично утверждать не решилась бы. Вокруг проносилось множество машин – при желании любую из них можно было посчитать подозрительной.

Тем не менее Виктор с обстоятельностью и сноровкой профессионала извлек кое-что из своих запасов и сделал парочку снимков бежевой «Оки» через телескопический объектив. Я не обращала на это внимания – мне нужно было не пропустить нужный поворот.

Наконец я нашла его и свернула. Мы обогнули сквер и въехали во двор, где, согласно моей догадке, проживала когда-то Аглая. Я остановила машину и обернулась к сидящим на заднем сиденьи мужчинам.

– Объект известен нам весьма приблизительно, – сказала я. – Придется искать разговорчивых соседей. Поэтому Виктора я с собой пока не беру – в его присутствии у любого язык присыхает к гортани. А Ромку не беру, потому что он знает в лицо вчерашнего «пианиста». В общем, ваше дело – наблюдать и ограждать меня от нежелательных контактов. Если меня начнут уж слишком плотно опекать, разрешаю вам вмешаться, но только очень прошу – никакого шума! Последнее время я и так что-то чересчур много нервничаю…

Мужики пообещали, что будут действовать без шума и пыли. Я оставила их в машине и отправилась на поиски словоохотливых соседей. Дом, который мы в прошлый раз осматривали вместе с Аглаей, был на шестьдесят квартир – значит, и соседей тут было изрядное количество.

Я с задумчивым видом прошлась вдоль фасада, мысленно отвергла как источник информации курносую девчонку в блестящих слаксах и небритого гражданина в спецовке, неторопливо починявшего ограду палисадника, и направилась к двум пожилым женщинам с хозяйственными сумками в руках, мирно беседующим возле одного из подъездов.

Как обычно в таких случаях, у меня наготове была самая радушная улыбка. Кажется, она удалась – женщины взглянули на меня достаточно благосклонно, без настороженности.

– Здравствуйте! – начала я. – Вы, наверное, давно здесь живете, я не ошибаюсь?

– У-у! – сказала одна женщина, постарше. – Уж и не помню точно, сколько годов! Пятнадцать, наверное. А то и все восемнадцать… Ты сколько живешь, Павловна? – обратилась она к собеседнице.

Та махнула рукой и сказала:

– Я помню, что ли? И без этого голова пухнет от мыслей… А вы чего хотели, девушка? Ищете, что ли, кого?

– Пожалуй, что ищу, – ответила я. – Только эти люди здесь уже не живут. Мне бы их дочь нужно найти. Вот я и надеюсь, что кто-нибудь помнит…

– В этом доме? – строго уточнила женщина постарше.

– В этом, – подтвердила я. – То есть мне сказали, что в этом… Я имею в виду Панкратовых, которые трагически погибли.

Женщины переглянулись и скорбно покачали головами.

– Верно, жили тут такие, – сказала та, которую звали Павловной. – В первом подъезде. Я сама-то из четвертого, так что редко с ними встречалась. Да практически не встречалась! А дочку у них чего-то вообще не помню… Может, ты помнишь, Леонидовна?

Старшая посмотрела на меня очень серьезно и сказала спокойно:

– Да как же! Была дочка… Катеринка… Школу как раз кончала, когда несчастье случилось…

– Аглая, – сказала я. – Дочку звали Аглая!

– Не знаю, кого звали Аглаей, а дочку Панкратовых звали Екатериной! – жестко сказала она. – Во дворе ее Катеринкой кликали… Вы ее ищете? – она посмотрела на меня без прежней благожелательности.

Я пожала плечами и призналась, что не уверена.

– Понимаете, какое дело? – пустилась я в объяснения. – Я работаю в газете. У меня задание – проследить дальнейшую судьбу девочки, у которой трагедия в один день отобрала семью. Где она сейчас, что с ней?.. Может быть, ей нужна помощь?

– Кому сейчас не нужна помощь! – вздохнула Павловна. – У меня вот тоже пенсия…

– Подожди со своей пенсией! – оборвала ее старшая подруга и обратилась ко мне весьма ехидным тоном: – А вы, милочка, что-то поздновато спохватились помогать-то! Панкратовы, почитай, уж два года как не живут. Да больше! Где же вы раньше-то были? И Катерина сама отсюда съехала… В ее квартире давно другие живут. Вот такие дела, девушка!

– А вы не знаете, куда она съехала? – вежливо поинтересовалась я.

– Ну, кто ж знает, – снисходительно заметила Леонидовна. – Наверное, родственники к себе взяли, а может, замуж вышла. Мы же откуда можем знать? У нас, слава богу, свои семьи есть, забот хватает!

– А вы загляните к этим… Ну, которые в квартиру въехали! – сообразила вторая женщина. – Может, они вам чего скажут? Они могут знать, раз квартиру покупали! Это какая квартира, Леонидовна? – обернулась она к подруге.

– Да четырнадцатая вроде, – не слишком охотно ответила та, неодобрительно посматривая в мою сторону. Похоже, я чем-то ее основательно разочаровала.

Но мне некогда было разбираться в сложных чувствах озабоченных пожилых женщин. Я кротко поблагодарила за предоставленную информацию и отправилась в первый подъезд. Пенсионерки провожали меня изучающими взглядами.

Я поднялась на пятый этаж, остановилась у двери четырнадцатой квартиры и нажала на кнопку звонка. Вполне могло оказаться, что в этот час жильцы находятся на работе, к такому повороту дел я тоже была готова.

Но мне открыли. Дверь распахнулась стремительно, будто меня давно ждали. На порог выскочил пузатенький мужчина в белой майке и черных спортивных шароварах. У него было круглое самоуверенное лицо, а глаза смотрели весело и нахально. Мне показалось, что он не совсем трезв.

– О! Здорово! – гаркнул он, разглядывая меня с головы до ног. – Наконец-то явились! А я почему-то думал, что будет мужик. Но ладно, так даже лучше, да? Заходите! Чувствуйте себя как дома. Меня Григорием зовут. Можно Гриша.

Он довольно бесцеремонно схватил меня за локоть сильной потной ладонью и буквально заволок в квартиру. От неожиданности я не успела ничего сказать.

– А может, мы с вами сначала – того?.. – скабрезно подмигивая, продолжал трещать хозяин. – В смысле, по пятьдесят капель на грудь, а?

– Подождите секундочку! – взмолилась я, с трудом освобождая руку. – Во-первых, вы меня с кем-то спутали, Григорий! А во-вторых, я пришла к вам по делу…

– Все понятно! – подхватил он. – Не настаиваю! Мое дело предложить, ваше – отказаться. Демократия! Перейдем сразу к делу. Сюда, пожалуйста! Ждем вас как бога, понимаешь… И жена ворчит каждый день… А почему вы без инструментов? В мастерскую я не отдам, даже не уговаривайте! Знаю я, что у вас там с телевизорами вытворяют. Хорошие детали вынимают, а ставят всякую дрянь…

– Значит, вы приняли меня за мастера по ремонту телевизоров, – констатировала я.

Круглое лицо Григория мгновенно обернулось ко мне.

– Вот ни хрена себе! – потрясенно проговорил он. – А вы кто же такая? Не мастер, выходит?

– Может, и мастер, – уклончиво сказала я. – Да только не по этой части.

– Вот ни хрена себе! – с болью в голосе повторил хозяин. – А я тут жду, жду… – Кажется, он всерьез собирался обидеться на меня за обманутые ожидания.

– Наверное, мастер придет попозже, – попыталась я его успокоить.

– Какой хрен попозже! – вспылил Григорий. – Я второй день на работу не хожу! Что же мне теперь – вообще увольняться? Где он, этот ваш мастер?

– Подождите, это ваш мастер, а не мой! – холодно сказала я. – И прекратите на меня орать! Между прочим, я сразу предупредила, что вы ошиблись, но у вас не хватило терпения меня выслушать. А теперь вы предъявляете мне какие-то претензии?

Бедный Григорий непонимающе таращился на меня слегка косенькими глазами и соображал, что делать. Ему, наверное, очень хотелось поскандалить, но, видимо, он немного стеснялся ругаться с женщиной, тем более что я так решительно на него поперла. Он просчитал в уме некоторые варианты, а потом осторожно спросил:

– Так вы, значит, насчет платы за свет? Я ничего не знаю – жена писала заявление…

– Успокойтесь, – сказала я. – К свету я тоже не имею никакого отношения. Я из газеты. Ольга Юрьевна Бойкова.

Григория стало не узнать. Из веселого разбитного мужичка, встретившего меня на пороге, он превратился в хмурого подозрительного субъекта, ожидающего со всех сторон подвоха.

– Чего это? – спросил он. – Какая Бойкова? Чего вам надо-то?

– Понимаете, – проникновенно сказала я. – Мне надо найти прежних жильцов этой квартиры…

Григорий презрительно присвистнул.

– Хватились! – проворчал он. – Из этих жильцов уже давно одуванчики растут! Отмучались они, бедолаги, отдали богу душу. Уж два года прошло. В общем, как в песне поется – червону руту не шукай вечерами!..

– Я знаю, что эти люди погибли, – сдержанно сказала я. – Но ведь у них осталась дочь.

– А это нам неизвестно, – равнодушно произнес Григорий. – Может, дочь, а может, сын – нам без разницы!

– Не поняла, – сказала я. – У кого-то ведь вы покупали квартиру? Как вы можете не знать о дочери?

Мои слова Григорию явно не понравились.

– А тебе-то что? – грубо сказал он. – Тебя мои дела не касаются.

– Плевать мне на твои дела! – ответила я столь же любезно. – Мне нужно разыскать дочь Панкратовых, и точка. Два года назад она здесь жила. А теперь живешь ты. И еще делаешь вид, что ничего не знаешь. Это наводит меня на мысль, что квартиру ты приобрел не совсем законным путем. Можешь и дальше изображать из себя невинного ягненка, но я этого так не оставлю. Завтра же я иду в прокуратуру и подаю заявление с просьбой проверить законность покупки этой квартиры. Не думаю, что мне откажут, – меня в прокуратуре очень хорошо знают!

Я не стала уточнять характер своей известности, но на Григория мои слова и без того произвели впечатление. Он напугался.

– Э, ты чего? – тревожно спросил он, заглядывая мне в глаза. – Ты чего – как тебя там – Бойкова? Какое заявление? Ты с ума сошла? Чистая эта квартира, зуб даю! А про девчонку я ничего не знаю, потому что я же не у нее хату покупал. Я сколько тут живу? Год. А чего до меня тут было, кто чем владел – того я никак знать не могу. К тому времени никакой девчонки тут не было, пойми ты это! Я же квартиру у этой… у риелторской фирмы гребаной покупал!

– Название фирмы! – потребовала я.

– Чего? А, фирмы! – Григорий изо всех сил наморщил лоб. – Как же ее… А, вот вспомнил! «Тюльпан» она называется, точно! На Советской у них контора – от рынка десять минут ходьбы… А документы у меня в порядке – все чин чином, у нотариуса заверены, у Белова Николая Степаныча… На Железнодорожной у него контора…

– А договор купли-продажи ты с кем заключал? – спросила я. – Кто был фактическим хозяином квартиры?

Григорий опять наморщил лоб.

– А вот знаешь, я тебе не скажу! – с сожалением признался он. – Не, вообще-то фактически хозяин был. Что-то мы там подписывали, это точно… Только я его совсем не помню, хозяина-то. Потому что, я так понял, фактически всем этот «Тюльпан» распоряжался, понимаешь?

– Ладно, я все это проверю, – пообещала я. – В случае чего, приду сюда уже не одна, запомни!

Григорий положил руку на свой большой живот и клятвенно заверил:

– Вот ни полслова не соврал! Мне скрывать нечего, я всю жизнь своими руками…

Похоже, на этот раз он был вполне искренен.

– А как вы вообще вышли на этот «Тюльпан», Григорий? – спросила я, меняя гнев на милость.

– Да по объявлению! – сказал он. – В газете. Меня район устраивал. И комиссионные они брали божеские, ничего плохого сказать не могу, ребята деликатные…

Я поблагодарила его и попрощалась. Итак, после смерти Панкратовых их квартира каким-то образом перешла в руки риелторской конторы. Как это произошло? В принципе, Аглая или Екатерина – кто теперь разберет, как ее зовут на самом деле – могла сама продать квартиру, к тому времени она уже была совершеннолетней и вступила в права наследства. Но Григорий утверждает, что девчонка в акте купли-продажи не участвовала. Стало быть, квартира продавалась дважды за очень короткий срок. Это настораживало.

Я шла вниз по лестнице. Занятая своими мыслями, я не сразу сообразила, что этажом ниже кто-то вдруг поспешно тоже начал спускаться. Потом мужской голос сдавленно чертыхнулся, и почти одновременно в самом низу послышался смачный звук, будто что-то хрупкое разбилось вдребезги.

Я перегнулась через перила. Вниз кто-то бежал. В пролете мелькнул рукав замшевой куртки. У меня засосало под ложечкой. Шум торопливых шагов внезапно смолк, входная дверь хлопнула, и стало тихо.

Значит, «Ока» была все-таки та самая, устало подумала я. Интересно, что поделывают сейчас мои мужчины? А если бы этот тип вздумал меня придушить? Кстати, интересно, что это он там кокнул?

Я сошла на нижнюю площадку. Бетонный пол был засыпан кусочками черной пластмассы и стеклянной крошкой. Я наклонилась и взяла в руки какую-то круглую деталь с осколком выпуклой линзы внутри. Судя по всему, до недавнего времени это было объективом миниатюрного фотоаппарата. Похоже, «пианисту» фатально не везло с вверенной ему оптикой. Я зажала объектив в ладони и вышла на улицу.

Мужчины сидели в машине. Едва я к ним присоединилась, как Ромка возбужденно спросил:

– Вы его видели? Опять тот самый тип! Виктор успел его щелкнуть. Теперь у нас будет его портрет. Я хотел проследить, куда он сейчас помчался, да Виктор не пустил… Наверняка он оставил машину за углом. Как вы думаете, кто это может быть?

Я протянула ему осколок объектива и сказала:

– Не знаю, какова его основная профессия, но фотограф из него никудышный!