В газете «Правое дело» царила напряженная обстановка. Лица сотрудников были сумрачны, каждый старался заниматься своим делом, практически не разговаривая с другими. Видимость непринужденности пытались поддерживать только Гульков и Турусова, которая по складу своего характера, видимо, была оптимисткой. По крайней мере, так показалось Ларисе, когда она пришла в газету «на работу» на следующее утро после разговора с Калягиным.

Ее представили коллективу как нового менеджера по рекламе. И личность ее не вызвала особого интереса у работавших в газете. Как объяснил ей Калягин, менеджер по рекламе требовался газете давно, но «как-то руки не доходили». Поэтому появление человека на этой должности не должно было вызвать ни у кого подозрений.

Сам главный редактор с утра вперил взгляд в экран компьютера и в течение двух часов молча занимался с какими-то текстовыми файлами.

Около полудня в редакцию пришли Артемов и Птичкин. По их лицам Лариса сразу определила, что у них что-то случилось. Артемов отмахнулся от Гулькова, который попросил его подойти, дабы уточнить какую-то деталь в его материале, а Птичкин с важным видом, не поздоровавшись ни с кем, направился к Калягину. За ним же последовал и Артемов.

Они каждый со своей стороны склонились над главным редактором и что-то тихо сказали ему. Калягин, выслушав полученную информацию, сидел с обалдевшим видом. Потом он очнулся, судорожно вздохнул и помрачнел.

— Что ж, я, пожалуй, пойду покурю, — сказал он, вставая со стула и направляясь к двери.

Проходя мимо Ларисы, сидевшей на месте Маточкина, он красноречиво показал глазами, что ей тоже следует выйти с ним.

Дождавшись, пока Калягин удалится, она неспешно встала и последовала за ним. Курилка, или, вернее, ее подобие, находилась у окна в коридоре. Там-то Лариса и нашла Калягина, который нервно мерил шагами небольшое пространство.

— Что-то случилось, Илья Валентинович? — спросила она.

— Дело в том, что я получил шокирующую информацию, — ответил тот. — Как ни печально говорить об этом, но нашего корреспондента Светлану Воронову сегодня видели входящей в офис Школьникова.

Калягин выразительно посмотрел на Ларису.

— Вот как? Очень интересно…

— Мне это тем более неприятно, потому что я мог подумать на кого угодно, но только не на нее.

— Ее видели Артемов и курьер Андрей? — уточнила Лариса.

— Да. Вернее, видел-то один Андрей, но Артемов подтвердил, что, расставаясь сегодня с ним утром, когда он с Вороновой пошли по редакционным делам, она поехала в сторону этого самого офиса. Андрей же случайно проходил мимо.

— Вы думаете, что…

— Конечно, все надо было бы проверить, — рассудительно сказал Калягин. — Однако в данной ситуации, по-моему, все достаточно очевидно.

— Что ж, я в принципе могу проследить за госпожой Вороновой, — сказала Лариса.

— Отлично, — облегченно вздохнул Калягин.

Они вернулись в редакцию и заняли каждый свое место. Ждать Воронову пришлось где-то около часа.

Она вошла в кабинет и тихо поздоровалась со всеми. Потом так же тихо села за компьютер и начала писать свою очередную статью.

Затем в редакции появился Виктор Скалолазький, который буквально сиял от восторга. Столь неуместное в этой ситуации выражение его лица подчеркивал букет роз, который он бережно положил к себе на стол.

— Что такое, Витя? — улыбнувшись, спросила его Турусова.

Он приложил палец к губам в знак того, что Елене следовало бы промолчать, и шепотом произнес:

— Мне наконец-то разрешили видеться с Наташей.

— И этот букет ты подаришь ей? — умиленно поинтересовалась Лена.

— Нет, — таким же благоговейным шепотом ответил Виктор. — Ее маме… Она такая… — Он несколько смутился. — Хорошая… А папа, блин… — Лицо его посуровело. — Ну, короче, с ним мы тоже разберемся.

— Виктор, как у тебя насчет статьи? — хмуро спросил Артемов, который в этот ответственный для газеты момент как бы принял на себя некие руководящие функции.

Скалолазький сразу поник и смущенно поводил носком ботинка по полу.

— Завтра утром. Сегодня — никак.

По его лицу было видно, что все дела газеты, включая самые драматические события последних дней, ему глубоко по барабану. Его мысли всецело занимала Наташа и отношения его, Скалолазького, с ее родителями. Лариса, которая, естественно, знала и от Валерии, и от Калягина личную тайну корреспондента «Правого дела», все же была несколько поражена тем искренним светом, которым лучились глаза молодого парнишки.

«Вот ведь, а нам это теперь вряд ли доступно», — с сожалением подумала она, имея в виду свой недавно отпразднованный тридцатипятилетний юбилей. А вот так же, наверное, когда-то сиял и Евгений, добивавшийся ее руки, с таким же трепетом преподносил цветы и ей, и ее маме… Куда это теперь девалось? Подернулось все алкогольным дурманом джина «Гордонс», проехались по прежним чувствам колеса джипа «Чероки», и сгинули они навсегда в трехэтажных хоромах семьи Котовых. Наверное, так…

Лариса не удержалась от вздоха, и так этот вздох был грустен, что на него отреагировала Воронова. Она недоуменно посмотрела на новую сотрудницу, сделала неожиданно большие глаза, потом снова углубилась в работу.

Тут от своего компьютера оторвался Калягин и громко обратился к коллективу:

— Господа, у нас с вами завтра печальное событие — девять дней со смерти Галины. Поминки состоятся в узком кругу, у меня на квартире. Как вы понимаете, приглашаются все присутствующие.

— Илья, я, наверное, не смогу — у меня ребенок болеет, — ответила Воронова.

Калягин отреагировал на ее слова сухим кивком. Лариса явно увидела во взгляде из-под очков, который он бросил на свою сотрудницу, недоверие к ней.

«Не надо бы так откровенно», — подумала Лариса.

Женщины обычно хорошо чувствуют изменение отношения к себе, даже если оно выражено вот в такой, почти незаметной форме.

Тем временем восторженный Виктор, которому не терпелось излить свой душевный подъем, связанный с возобновлением встреч с Наташей, подошел к Вороновой и предложил ей выйти покурить. Та, блеснув улыбкой, согласилась.

Когда они исчезли в коридоре, Лариса подошла к Калягину и тихо спросила:

— Илья Валентинович, вспомните, пожалуйста, когда мы были в офисе Школьникова, с вами едва заметно поздоровался какой-то человек. Кто он?

Калягин недоуменно взглянул на нее и, помешкав, наморщил лоб.

— Человек, который со мной поздоровался? — удивленно переспросил он.

— Да, это был всего лишь кивок в вашу сторону. Вы же вообще с ним не поздоровались…

— Ах, да! — вспомнил Калягин. — Было такое.

— Кто же он?

— Это бывший муж Пономаревой, Сергей.

Слова Калягина оказались столь неожиданными для Ларисы, что она даже возмутилась.

— И вы молчали об этом? Это же крайне интересный факт!

Калягин выглядел растерянным.

— Да, он работает у Школьникова в юридической службе, — добавил он.

— А с Галиной давно не живет и отношений не поддерживает?

— Уже года три…

— Может быть, у них были какие-то невыясненные вопросы? Ну, например, относительно собственности, недвижимости…

— Вроде бы нет, — совсем растерялся Калягин. — А вы что, подозреваете его?

— Подозревать можно многих. Дело приобретает характер, когда на подозрении все, — категорично заявила Лариса.

— Но его же не было в тот момент, когда Галине подсыпали яд.

— Значит, это мог сделать кто-то другой, по заказу того же Сергея. Я так понимаю, что отношения между бывшими супругами были далеко не теплыми и нежными.

— В общем, да, но… Все было в цивилизованных рамках, — покачал головой Калягин.

— Ладно, оставим это… — У Ларисы в голове мелькали мысли. — А появление той же Вороновой в офисе Школьникова не может быть связано с личностью этого самого Сергея?

Калягин помрачнел и опустил голову.

— Личная жизнь наших сотрудников мне неизвестна во всех подробностях, — официально ответил он. — Но, насколько я знаю, вроде бы не замечалось такого… Хотя, безусловно, Светлана и Сергей знакомы друг с другом и даже общаются. В основном через Лену Турусову. Дело в том, что они живут в одном общежитии — и Елена, и Светлана. Более того, комнаты у них находятся рядом. А Елена, в силу того, что являлась близкой подругой Галки со студенческих лет, Сергея знает хорошо. Так что не исключено…

В этот момент в отгороженную оргстеклом каморку, где сидел отдельно ото всех главный редактор «Правого дела», заглянула сама Турусова.

— Вы секретничаете? — поинтересовалась она.

— А что? — в ответ спросил Калягин.

— У меня вопрос по поводу материала Артемова.

— Давай через десять минут, — попросил Калягин. — А впрочем… — Он наморщил лоб, внутренне принимая какое-то решение. — Лена, останься, у меня к тебе есть вопрос.

— Какой?

— Прикрой, пожалуйста, дверь, — понизил голос главный редактор.

— Пожалуйста, — пожала плечами Турусова.

— Не думай, что начинается охота за ведьмами, — отвлеченно начал Калягин. — Но… Мне нужно знать, чем занимается в свободное от работы время Светлана Воронова.

— Светка? В свободное время? — удивилась Лена и чуть заметно усмехнулась. — Да ты что, Илья? Ты… Влюбился, что ли?

Она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Единственное, что ее насторожило и ввергло в недоумение, — это присутствие при разговоре новой сотрудницы Ларисы.

— Нет, — коротко ответил Калягин на вопрос Турусовой, подкрепив ответ категоричным жестом ладони. — Но в связи с последними событиями это очень важно. Я сейчас не могу открывать все обстоятельства.

— А что тебя интересует-то? Светка в основном дочерью занимается. Ты же знаешь, у нее ребенок, воспитывает она его одна.

— А личная жизнь? — напористо продолжил Калягин.

И, видя замешательство Лены, уточнил:

— Например, меня интересуют отношения Светланы с Сергеем Пономаревым.

Елена, немного помявшись, ответила:

— Ну, вообще-то, Сергей иногда заходит к нам в общежитие.

— Как часто?

— Илья, это что, допрос? — вскинула брови Турусова.

— Лена, это очень важно, — настаивал Калягин. — Сегодня Светлану видели в офисе Школьникова, где, как ты знаешь, работает Сергей. Добавь к этому то, что Сергей Алексеевич — наш самый первый недоброжелатель, и ты поймешь, почему я всем этим так настойчиво интересуюсь.

Турусова кинула взгляд в сторону Ларисы, словно вопрошая, зачем здесь находится эта женщина. Калягин, уловив направление движения ее глаз, вздохнул и сказал:

— Лариса Викторовна у нас занимается не только и не столько рекламой, сколько выполняет функции, связанные с расследованием происшедшего.

— Вы — частный детектив? — простодушно спросила Турусова.

— Что-то вроде того, — уклончиво ответила Лариса.

— И именно поэтому я прошу тебя ответить на мой вопрос, — продолжил наседать Калягин.

— Илья, я не знаю, — выдохнула Лена. — Светка — человек, с одной стороны, открытый, а с другой — что у нее на душе, я никогда не могла понять.

— Лена, меня интересует только то, встречаются или нет Светлана Воронова и Сергей Пономарев, — наседал на нее Калягин.

— Иными словами, трахаются они или нет? — улыбнулась Турусова.

— Если хочешь, вопрос можно поставить и так.

— Ну, может быть, — все с той же улыбкой предположила Лена.

— Так может быть или да? — настырничал Калягин.

— Не знаю, я же свечку над ними не держу.

— Ты же живешь рядом с ней.

— Ну и что? Я же не слежу, что она там делает. У меня и своих забот хватает… — Турусова начала раздражаться.

А Лариса, вспомнив о том, что на завтра назначены поминки Галины, спросила:

— Илья Валентинович, а завтра у вас Сергей Пономарев присутствовать будет?

— Сергей? У меня? — удивился тот.

— Ну, на поминках…

— Нет, он же не сотрудник нашей редакции.

— Понятно… Елена Васильевна, вы не будете возражать, если я приеду к вам завтра в гости? — спросила Лариса.

— Пожалуйста, — пожала та плечами. — Комната шестьсот двадцать три.

— Я буду около трех часов. Только желательно, чтобы о моем визите никто не знал.

— Хорошо, — согласилась Турусова.

— Ну что ж, теперь давай поговорим о материале Артемова, — облегченно выдохнул Калягин.

Он понял, что Лариса, что называется, «взяла след» и будет действовать теперь в том направлении, которое и ему, и ей казалось правильным.

* * *

Дмитрий Гульков сел за руль своей раздолбанной «копейки» в крайне раздраженном состоянии. Только что он грубо обошелся со своей женой, вся вина которой в этот день заключалась в том, что она попросила его выкроить для совместной прогулки вечер.

Ответ супруга был, с ее точки зрения, неадекватен — Гульков сослался на неотложные дела. Поэтому жена, подозревая его бог знает в каких смертных грехах, скуксилась и была готова разреветься. Она вообще была женщиной эмоциональной и не умела скрывать свои чувства.

На Гулькова же все это подействовало как красная тряпка на быка. Он шумно выдохнул воздух, всплеснул руками и скептически заявил:

— Ну ты и дура!

После этого супруга со злостью шваркнула сковородкой о стол.

— У тебя всегда дела, а приходишь ты после них пьяный!

— Приезжаю, — поднял палец вверх Гульков.

— Да, но в последнее время почему-то не на своей машине. Видимо, не в состоянии сесть за руль.

— Я же повторяю — у меня дела. В конце концов, я имею право на свою частную жизнь!

Гульков всегда ссылался на дела. Они, однако, заключались у него в основном в проведении времени с другими женщинами.

Гульков имел, в общем-то, не очень привлекательную внешность. Этот факт он компенсировал неуемной энергией, почти остапобендеровским обаянием и появившимся в последнее время напором. Многие женщины считали, что Гулькову лучше «дать», чтобы он наконец отвязался. Короче, Дмитрия Евгеньевича можно было назвать Казановой местного разлива.

Жена у него была во всех отношениях удобная: она его любила, в ежовых рукавицах держала бытовую сторону брака, а по части сексуальной энергии могла вполне дать фору мужу. Был у нее, однако, один существенный недостаток: Людмила считала, что в браке изменять нельзя, и очень ревновала мужа к другим женщинам.

А Гульков, в отличие от своей половины, был патологически полигамен и не пропускал ни одной юбки. Он страдал от Людмилиной ревности, потому что ему приходилось изворачиваться, придумывать кучу причин для обоснования своего отсутствия дома. Когда его фантазия иссякала, он просто говорил, что ему необходимо поехать «развеяться».

Сегодня же, в субботу, во второй половине дня, у него внезапно обнаружились дела. Реакция на «дела» была весьма бурной, но Гульков особо не волновался — Людмила обычно отходила довольно быстро, и он не сомневался, что вечером его встретят благожелательно. Тем более что он знал, как успокоить свою супругу, — просто нужно ее приласкать, сказать парочку добрых слов, а потом лечь в постельку и отдаться зову матушки-природы.

По части же мужской энергии Гульков был весьма сноровист, и для него ничего не стоило параллельно иметь нескольких, к примеру трех-четырех любовниц, чтобы удовлетворять их потребности в сексе.

«Ну что ж, поехали навстречу судьбе», — неожиданно подумал он с оттенком театрального пафоса и, нажав на педаль акселератора, попытался тронуть машину с места. Однако это ему не удалось. Двигатель барахлил, отчаянно напоминая Гулькову о том, что пора вкладывать в машину инвестиции. Все-таки «копейка» была старой и требовала со стороны литературного редактора внимания. Но…

Гульков вздохнул. Денег ему, несмотря на его достаточно высокие заработки, постоянно не хватало. Он тратил их в основном на женщин. Именно им, любимым представителям противоположного пола, и пытался посвятить вторую половину своей жизни этот человек, который в молодости подавал надежды как поэт и прозаик, но так и остановился на должности редактора.

— Блин, ну что за…! — в сердцах воскликнул Гульков, ударив по рулю.

Он даже не смог придумать более-менее соответствующее определение ситуации и не закончил фразу.

— Ну, и что же делать дальше? — задал он вопрос, обращенный в пустоту.

Вернее, он был обращен к его автомобилю, который никак не хотел подчиняться владельцу и ехать по его делам.

Гульков отпустил еще несколько фраз в адрес своей колымаги, которые свидетельствовали о его виртуозном владении ненормативной русской лексикой. Однако подобная вербальная активность, конечно же, никак не могла сыграть конструктивную роль, то есть заставить автомобиль тронуться с места. Даже эмоциональный Гульков понял это через пару минут и, выкурив сигарету, вылез из машины.

Шумно вздохнув и скорчив физиономию кислее лимона, он нехотя полез под капот своих «Жигулей». Матерясь, вздыхая и корчась от неудобной позы, он рылся в двигателе автомобиля где-то около десяти минут.

Гульков, будучи убежденным гуманитарием, в технике разбирался плохо. И предпочитал обращаться по всем вопросам ремонта своего автомобиля к специалистам. Однако сейчас ему необходимо было срочно ехать. И волей-неволей он был вынужден применять на практике те бедные и отрывочные навыки, которые приобрел за десять лет владения автомобилем.

Наконец, покопавшись в моторе, он вытащил голову из-под капота и, облегченно вздохнув, устремил свой взгляд на небо. Именно там он сейчас искал поддержки. Он молил, чтобы высшие силы помогли ему доехать до места назначения.

Тут как раз из подъезда вышел народный умелец — сосед Гулькова, мелкий бизнесмен Михаил Степанов. Он скептически глянул на испачканные руки своего соседа и его кислую физиономию.

Простодушный Гульков протянул Степанову руку, но тот вежливо отказался ее пожать.

— Ой, извини, Михаил, я не заметил.

— А что ты вообще замечаешь? — съязвил Степанов. — Кроме женских юбок…

Фраза соседа имела под собой определенные основания — Гульков как-то пробовал, правда, без особого успеха, соблазнить его жену. Та рассказала об этом в шутливой форме мужу. Степанов не стал раздувать из этого скандала, но при случае все время напоминал соседу о его нездоровой склонности к обладанию всем, что движется.

— Что у тебя случилось-то? — насмешливо спросил Михаил, который, в отличие от Гулькова, хорошо разбирался в технике, и в частности в автомобилях.

— Да вот, не заводится, козлина такая старая! — в сердцах Гульков двинул носком ботинка по колесу машины.

— Тихо, тихо, — зашипел на него Степанов. — Машина — это член семьи, можно сказать, живой организм, а ты так с ней. Давай помогу уж тебе… Эх, Дима, Дима! — выдохнул он, когда залез под капот. — Как же она у тебя поедет-то?! Запустил машину, ох, запустил!

Степанов возился в двигателе примерно минут десять, матерясь сквозь зубы и перепачкавшись в саже. Гульков же все это время стоял рядом, нервно курил и поглядывал на часы. Наконец умелец распрямился и хмуро предложил соседу:

— Попробуй теперь.

Гульков, бросив заранее благодарный взгляд на Михаила, суетливо юркнул в салон машины. Повернув ключ зажигания и выжав сцепление, он понял, что чудо свершилось — автомобиль завелся.

— Спасибо, Миша, — просветлел он.

— Ничего не стоит — пятьдесят рублей, — мрачно ответил умелец.

— Но у меня… сейчас нет, — огорчился Гульков. — Вернее, есть, но… Я лучше завтра…

— Да ладно тебе! — махнул рукой Степанов. — Пошутил я. Хотя… Дай закурить, что ли!

— Пожалуйста! — Гульков с готовностью вытащил пачку.

— Я парочку возьму, можно?

— Хоть троечку…

И технарь Степанов, еще раз насмешливо оглядев соседа-гуманитария исподлобья, взял из пачки три сигареты.

— Ну, я поехал, — как бы испрашивая разрешения, проговорил Гульков.

— Валяй! — разрешил сосед, и довольный литературный редактор стартанул с места.

Настроение у него мигом повысилось, забылись даже размолвки с женой, он включил автомобильное радио и, услышав одну из своих любимых песен, стал бодро подпевать.

Через двадцать минут он подъехал к Студенческому городку и припарковал свою машину около большого девятиэтажного здания общежития.

* * *

Лариса в тот субботний день встала довольно поздно и утро провела в беседах с мужем. Евгений рассказывал ей о своих успехах в бизнесе, которых достиг в последнее время совершенно неожиданно для своей жены. Неожиданно потому, что Лариса уже привыкла воспринимать своего мужа как пьяницу и неудачника, который просто держался на плаву благодаря капиталу, наработанному в первые годы рыночных реформ.

Однако у Евгения, надо отдать ему должное, периоды неудач и провалов сменялись вполне благополучными временами. И тогда семья Котовых начинала процветать.

Правда, Лариса финансово не зависела от своего мужа — ресторан тоже давал приличный доход, — но периодические успехи Евгения, безусловно, положительно сказывались на общей атмосфере в семье. И поскольку все-таки такие моменты имели место, Лариса не шла на открытый конфликт с мужем и продолжала с ним жить.

Хотя и связывала их скорее привычка и нежелание что-то менять в устоявшемся укладе.

Сейчас как раз был тот период в жизни Котовых, когда открытого конфликта не наблюдалось, и тихое, почти вялое существование обоих супругов бок о бок не нарушалось выходками Котова. Он даже пить в последнее время стал меньше, чем обычно.

И вот в это субботнее утро он загрузил свою жену рассказами о новой сделке, которая в перспективе должна была принести неплохую прибыль. Правда, закончился разговор тем, что Котов предупредил Ларису о своем отсутствии дома в субботу вечером и все воскресенье.

Это он обосновал необходимостью подписания контракта на природе. Под шашлычки, водочку и… Лариса подозревала, что к этому атрибуту — то есть еде — проповедники гедонизма прибавят и секс в виде девочек легкого поведения.

Но к этому Лариса тоже давно привыкла. Поэтому и не стала особо расстраиваться из-за отсутствия мужа в выходные. Тем более что ей было чем заняться — у нее была назначена встреча в общежитии с Еленой Турусовой.

Поэтому она спокойно привела себя в порядок, наложила косметику и около двух стартовала на своей «Вольво» в направлении Студгородка.

Здание общежития, в котором проживали Турусова и Воронова, представляло собой девятиэтажное здание типа «свеча» с одним подъездом.

Лариса поднялась на шестой этаж и, пройдя через просторный пустынный вестибюль, углубилась в коридор. Он был узким и длинным, из кухни доносились столь привычные для подобных мест запахи жареной картошки и другой пищи, смешанные с запахом белья, вывешенного и на кухне, и около общего балкона. В коридоре дети играли в прятки, а один бойкий мальчуган даже умудрялся ездить на велосипеде, рискуя быть поверженным на землю любой открывшейся с правой стороны коридора дверью. Однако пока судьба хранила его, и он, издавая губами визгливые звуки, резво наяривал ногами по педалям.

В коридоре было темно, и Лариса с трудом разглядела табличку с номером «623». Постучавшись, она тут же услышала изнутри звонкий голос:

— Войдите!

Лариса открыла дверь и вошла в комнату. Она была хорошо убрана, на стенах висели недорогие, но вполне приличные ковры, в углу стояла аудиоаппаратура, телевизор, но особенно много места — почти полстены — занимали книжные полки.

— Здравствуйте, рада вас видеть, — улыбнулась Ларисе Турусова. — А я как раз собралась обедать.

— Спасибо, я поела дома, — ответила Лариса.

— В таком случае чай. Или пиво… У меня осталось со вчерашнего вечера.

— Пожалуй, чай… Потому что пиво мне нельзя — я за рулем.

Турусова согласно кивнула головой и исчезла за дверью. Спустя минуту она появилась снова со сковородкой в одной руке и чайником в другой. Лариса невольно почувствовала свою вину за то, что она не додумалась помочь Елене. Но та успокоила ее выразительным взглядом.

— Садитесь и ни о чем не беспокойтесь, — сказала она. — Вы у меня в гостях, а не я у вас.

Когда чай был налит, Лена первой начала разговор.

— Как я понимаю, ваш визит сюда не случаен. Вы с Ильей подозреваете Свету?

— Прежде всего я бы просто хотела поговорить с вами как с человеком, который знал Галину Пономареву лучше, чем кто-либо в редакции.

Турусова пожала плечами.

— Лучше? Вряд ли… Есть Илья, есть, в конце концов, Кроль. Они знают ее лучше. А вот дольше — знаю я. Мы вместе с ней учились.

— Я это и имела в виду.

— Дело в том, что Галка постоянно менялась. Она стремилась всегда соответствовать времени и меняла тусовки, круг общения, мужей, любовников…

— А вы не разделяли ее взглядов? — тут же спросила Лариса.

— А зачем? — улыбнулась Елена. — Все равно она не сумела угнаться за временем. Тем более вот как все закончилось…

Лицо ее посуровело, и у уголков рта обозначились складки.

— Так какой же была Галина Пономарева перед смертью?

— Она стала ответственным секретарем и, казалось, стала более жесткой. А может быть, и более нервной, — задумчиво произнесла Турусова. — Впрочем, нервной энергии у нее всегда было предостаточно, и она тратила ее бездумно.

— А что вы можете сказать про ее отношения с программистом Кролем? Вообще, что он за человек? Он, пожалуй, единственный из всех, с кем мне так и не удалось познакомиться.

— Мишка — человек странный, — чуть усмехнулась Турусова. — Он считает себя компьютерным гением, а его, видите ли, никто не понимает. Он, прошу прощения, иногда и Илью может на х… послать.

— А тот?

— А что тому делать? Все же Мишка у нас классный специалист.

— Но я смотрю, без него производство не остановилось.

— Да, он пьет уже вторую неделю. Но дело в том, что другой программист работает у нас лишь временно, да и квалификация его оставляет желать лучшего…

— И все-таки, если перейти к отношениям Галины и Михаила…

Елена как-то снисходительно посмотрела на Ларису и сказала с горькой усмешкой:

— Да они совсем не подходили друг другу! Оба истерики, с обоими невозможно ужиться нормальным людям.

— Но ведь отношения все же были!

— Да, были… Но протекали они в постоянных ругачках и сварах. То он с ней не разговаривает, то она его бранными словами кроет с ног до головы.

— Как вы думаете, конфликт мог достичь того, что… — Лариса несколько замялась, но Турусова тут же опередила ее вопрос четким ответом.

— Нет! — категорически сказала она. — Ну что вы! Кроль, несмотря на всю свою видимую вредность — уж как он гонял нашу корреспондентскую молодежь, — не мог этого сделать! Вы что?! Ко всему прочему, по большому счету, для него компьютеры гораздо важнее, чем человеческие отношения. Это, правда, лично мое мнение, и оно может быть ошибочным… Но… Вот посмотрите, он пропьет все деньги и выйдет через неделю на работу как ни в чем не бывало, а через месяц вообще станет прежним Михаилом Кролем, ехидным и вредненьким типом, презирающим любого, кто не умеет обращаться с «Пентиумом».

— Елена Васильевна, а что вы скажете про бывшего мужа Галины?

— Про Серегу? Он тоже учился вместе с нами на филфаке, — пожала плечами Турусова.

— Это понятно. А сейчас? Как я знаю, он работает теперь в конкурирующей с вами структуре.

— А такие вещи не редкость, — пожала плечами Елена. — Дело в том, что журналистский мир даже такого большого города, как наш, ограничен. Поэтому хорошие журналисты ценятся везде. И каждый старается, естественно, уйти туда, где больше платят.

— Какими были его отношения с Галиной в последнее время?

— Да никакими. Он абсолютно не интересовался ею, и она платила ему взаимностью.

— А с Вороновой у него действительно может что-то быть? — пристально посмотрела на Турусову Лариса.

Елена нахмурила брови, нервно дернула губой и после небольшой паузы сказала:

— Вряд ли… По крайней мере, не хотелось бы так думать.

— Почему?

— Потому что Светка — человек увлекающийся, а Серега может увлечь…

— И что в этом плохого?

— Да просто разные они люди, совсем разные… Нет, — решительно мотнула головой Турусова. — К тому же, какое это имеет значение для рассматриваемого дела?

— Не знаю, — задумчиво протянула Лариса. — Но все равно, когда обладаешь всей полнотой информации, легче разгадать все причины происшедшего и побудительные мотивы людей. А тут и до истины рукой подать.

Елена внимательно посмотрела на Ларису, потом, отхлебнув чаю, встала и подошла к окну.

— Эх, смотрите, да у нас, кажется, сейчас будут гости! — с улыбкой воскликнула она.

— О чем вы?

— Евгеньич на своей «копейке» пожаловал, — ответила Турусова.

— Кто такой Евгеньич?

— Наш литературный редактор Гульков.

Лариса встала из-за стола, подошла к Лене и посмотрела в окно. Действительно, у входа в общежитие рядом с ее «Вольво» скромненько примостились старенькие «Жигули».

— Это машина Гулькова?

— Да, — со вздохом ответила Турусова.

— Как вы думаете, он идет в гости к вам?

Елена неопределенно пожала плечами и выразительно показала глазами на стену.

— Что там? — уловив движение ее глаз, спросила Лариса.

— Там — комната Светланы Вороновой.

— То есть вы полагаете, что он именно туда и направляется…

— Сейчас выясним. Ждать осталось недолго.

— Мне кажется, — вкрадчиво сказала Лариса, — что вы все-таки в курсе личной жизни Светланы.

Турусова усмехнулась и промолчала.