Коля Бабинов оказался простым, свойским в доску «пацаном». Правда, уже с морщинками и пузцом – лет ему было эдак тридцать пять. Но манеры теми же и остались – пацанскими, свойственными молодежи девяностых годов. Он сначала удивился моему визиту, потом пытался заигрывать, а потом никак не хотел говорить, кому же он отдал погонять свой желтый «Опель» на пару деньков. Именно он был владельцем того автомобиля, на котором зловещий некто следил за мной вот уже второй день.

Я представилась, разумеется, упомянула про милицию, которая, если что, сразу же приедет и разберется с Бабиновым по-плохому, а я как раз этого не хочу и предпочла бы разойтись по-хорошему. Я сразу почувствовала, что Бабинов до сих пор не в особых ладах с законом и что встречаться лишний раз с милицией ему явно не с руки. Однако Коля раскрываться никак не хотел.

– Ну а я не пойму, а газета-то при чем тут? – спрашивал он меня.

– Дело не в газете, где я работаю, а в человеке, который следит за мной на вашей машине. Поэтому я и хочу узнать, кто это.

– Нет, ну, может, вам это привиделось все, я не знаю, – продолжал Коля тянуть волынку. – У меня все пацаны проверенные, нормальные.

– Что за пацаны?

– Ну, мои пацаны, друзья мои…

И тут я решила ударить наобум.

– Ладно, я вижу, по-хорошему вы не хотите. Сказали бы прямо, что дали погонять свою машину некоему Серому, который попросил ее у вас. Он как раз и есть тот самый нормальный, проверенный пацан.

Бабинов на секунду обомлел, а потом как ни в чем не бывало продолжил:

– Нет, ну а какие проблемы, я не пойму?! Ну, Серый… А чего вы тогда пришли, если все знаете. Серого и трясите. А я ему позвоню, скажу, чтобы тачку вернул, и все. Не фига друзей подставлять.

Надо же, я попала с первого раза. Все же Серый! Но зачем ему за мной следить? Неужели он и есть главный злодей и вообще все идет от него? Факты говорили за это, но внутренне почему-то я сопротивлялась этой версии. Не укладывалась она никак в моей голове.

И тут меня осенила неожиданная догадка.

– Нет, не надо звонить Серому. Вообще не нужно с ним разбираться. Я это сделаю сама. И вообще меня у вас не было, – жестко сказала я. – Это совершенно серьезно. И если вы вдруг позвоните, вот тогда милиция точно к вам приедет. Договорились?

Бабинов удивленно на меня посмотрел, потом хотел сказать, видимо, что-то неприятное, но сдержался и неохотно пробормотал:

– Без базара!

– Вот и прекрасно, – ответила я и пошла к выходу.

Я специально поехала к Бабинову на редакционной машине, которую, как я надеялась, преследующий меня человек не знает. И выходила я из редакции через черный ход. Но догадка, осенившая меня у Бабинова, заставляла меня как раз пересесть на свою машину и некоторым образом спровоцировать следившего.

Я поехала к дому, где жила Наталья Калачова. Посмотрев в заднее стекло, я убедилась, что «Опель» старательно повторяет мой путь. Ну вот и ладненько, это и к лучшему. Более того, я постаралась разглядеть того, кто сидел за рулем. Несмотря на то что он был в темных очках, мне показалось, что я его узнала.

Я спокойно прошла мимо извечных бабушек-соседок в подъезд, нажала кнопку вызова лифта и через несколько секунд уже стояла возле Наташкиной квартиры. Квартира была опечатана. Я, не снимая бумажки с двери, огляделась по сторонам и, убедившись, что никого на лестнице нет, быстро вынула ключ и открыла замок.

Сняв туфли, чтобы не стучать каблуками, я прошла в комнату. В зале я осмотрелась и решила начать обыск все-таки со спальни. Именно там стоял рабочий стол Алексея. Я подошла к нему и выдвинула ящик.

«Господи! – подумала я. – И он что же, хочет сказать, что занимался за этим столом работой? Да он хоть помнит, что у него вообще здесь лежит?»

В ящиках стола царил полный бардак. Можно было подумать, что здесь кто-то основательно порылся, но я хорошо знала особенности характера Леши Калачова. Для такого разгильдяя, как он, это было вполне естественно.

Бумаги, документы валялись вперемешку с пустыми пачками из-под сигарет, фотографиями различной давности, авторучками, скрепками, скотчем и прочей дребеденью. В верхнем ящике стола одиноко покоился англо-русский словарь. Увидев его, я усмехнулась.

Я просто вспомнила историю, связанную с этим словарем. Об этом мне рассказывала Наталья. Пару лет назад Леша Калачов был одержим новой гениальной идеей – поехать в Израиль зарабатывать себе на жизнь. Он был уверен, что проживет там год, не особенно утруждаясь и получая хорошие деньги, а после вернется домой преуспевающим человеком, и они с Наташкой заживут припеваючи. Вот тогда-то и появился этот словарь, по которому Леша собирался учить английский язык.

Однако планам этим не суждено было сбыться: Леша не смог найти денег даже на дорогу, решил, что состоятельным человеком можно стать и у нас в стране, и занялся торговлей сигаретами. А словарь так и остался лежать в столе, оставляя надежду на то, что Леша когда-нибудь все-таки выучит английский язык.

«Видимо, для того, чтобы уехать в Штаты на ПМЖ», – грустно подумала я.

Решительно выдвинув нижний ящик стола, я вытряхнула его содержимое прямо на пол. Обложившись бумагами, я рассортировывала их по кучкам, в одну складывая документы, в другую – старые тетрадки, в третью – многочисленные записные книжки, которые Леша часто менял, а в четвертую то, что невозможно было отнести ни к одной из предыдущих. Например, туда перекочевала упаковка презервативов с клубничным ароматом.

Когда все содержимое ящика было тщательно рассортировано, я принялась просматривать каждую вещь. Начала я с записных книжек, но там никаких интересных записей не было. Последняя записная книжка была куплена где-то год назад, о чем свидетельствовала надпись на последней странице, датированная прошлым январем. События такой давности уже не были актуальными.

Потом я переключилась на документы, но и там ничего существенного не обнаружила. Я сложила все вещи обратно в ящик и задвинула его на место. После этого я принялась за средний ящик, но и там ничего, что могло бы помочь пролить свет на это дело, не нашла. Так как в верхнем ящике ничего, кроме словаря, не было, я его просто проигнорировала.

Я поднялась с пола, несколько раз присела, чтобы привести в порядок затекшие ноги, и прошлась по комнате. Остановившись возле шкафа, я открыла дверцы и стала проверять карманы Лешиных рубашек, курток и пиджаков. Там тоже какой только дребедени не было, но только не той, что могла представлять интерес. Когда же я стала проверять карманы брюк, чувствуя себя при этом ревнивой, неуверенной в себе женой, то уже проклинала в душе собственную затею.

«Ничего мне здесь не найти, – подумала я, с грустью перебирая целый ряд брюк различной расцветки.

Закрыв шкаф, я осмотрелась. Больше в спальне не было мест, которые можно было бы обыскать, и я прошла в зал и остановилась возле круглого полированного стола. Только я взялась за просмотр журналов и газет, возвышающихся горкой на столе, как мой взгляд упал на небольшой листок бумаги.

Я взяла его в руки и просмотрела. Это оказался счет за аренду помещения, выписанный на имя Калачова Алексея Викторовича.

«Странно, но это ведь совсем не там, где находится их офис, – подумала я, взглянув на адрес арендуемого помещения. Я аккуратно переписала адрес себе в блокнот и, еще раз окинув взглядом квартиру, собралась уходить.

«Пожалуй, я больше ничего не смогу здесь найти, – решила я. – Надо же, рылась-рылась, а мало-мальски интересный предмет лежал все время на виду, прямо у меня под носом».

Я прошла в коридор и отперла замок. И в этот момент мои глаза встретились с глазами другого человека, того, кого я и рассчитывала в конце концов увидеть. Он смотрел на меня немного испуганно, но тем не менее в глубине его глаз таилась решимость.

– Вы? – спросила я, улыбнувшись.

– Я, – хрипло подтвердил человек и сильно и грубо толкнул меня в глубь квартиры.

Я отлетела в дальний конец коридора и ударилась головой об угол стоявшего там шкафа. А Мерзлихин, ибо это был он, быстро поозиравшись по сторонам, схватил с вешалки металлическую ложку для обуви и уже замахнулся на меня, но я с проворностью кошки достала из сумочки свой газовый пистолет.

– Руки вверх! – спокойно произнесла я, направляя пистолет на Мерзлихина.

От неожиданности Михаил вздрогнул и опустил ложку.

– Какая встреча, – улыбнулась я. – Я, например, так очень рада. А вы, Михаил Витальевич, по-видимому, нет, раз приветствуете меня столь нетрадиционным способом…

Мерзлихин молчал, глядя на меня враждебным, холодным взглядом.

– Что ты лезешь не в свое дело? – наконец произнес он. – Какого черта тебе надо? Кто ты вообще такая?

– А вы разве до сих пор не знаете? – удивилась я. – Столько времени следить за мной на «Опеле» и не узнать, кто я такая?

– Я знаю, что ты редактор газеты, – ответил Мерзлихин. – Я проверил это. Но я не понимаю, что тебе надо от меня?

– В первую очередь мне нужно узнать, что же случилось с Алексеем Калачовым. Но кроме этого, я намерена разобраться во всей этой истории. Она меня очень заинтересовала. И поможете мне в этом вы. Я уже многое знаю, о многом догадалась сама, но, конечно, мне не хватает информации. Вот я и хочу, чтобы вы мне ее предоставили. А если вы попробуете возразить, – я повела пистолетом, – то я немедленно вызываю милицию и сдаю вас за проникновение в чужую квартиру. Тем более опечатанную. Думаю, что это самый маленький грешок, который висит на вас, и если покопаться, то можно будет найти кое-что гораздо более интересное.

– Ты работаешь на ментов? – спросил Мерзлихин.

– Я сотрудничаю с ними, – уклончиво ответила я. – Так что советую говорить со мной по-хорошему. Первый вопрос: где Калачов?

– Да откуда я знаю?! – взорвался Мерзлихин. – Думаю, что Лешка просто свалил неизвестно куда вместе с бабками, оставив меня здесь одного расхлебывать это дерьмо!

– Сядьте в кресло, – почти приказала я, – и рассказывайте мне все по порядку.

Мерзлихин чуть помедлил, потом прошел к креслу и сел.

– Можно, я закурю? – спросил он, и я кивнула в знак согласия, не убирая, однако, газового пистолета.

Но Михаил вытащил из кармана не нож и не пистолет, а действительно сигареты и закурил.

– Короче, дела у нас с Лехой в фирме шли плохо. Бывали периодически взлеты, но кратковременные и невысокие. А в последнее время вообще все пошло наперекосяк, – начал рассказывать он.

– Вы же брали кредиты, – напомнила я. – Куда же вы их девали?

– Куда, куда, – раздраженно ответил Мерзлихин. – Мало ли куда! Трат-то было сколько! К тому же действительно серьезный кредит мы взяли только недавно. А через два дня Калачов исчез. Про это узнал Старшинов, президент банка, прислал своего сотрудника, он разорался, слюной брызгал… Потом вообще полный банзай начался. Мне позвонил президент банка, потребовал отчета, куда делся Калачов. Мол, что это за совпадения такие непонятные… Да и я сам, откровенно говоря, перепугался. Одно дело, если Лешка сам исчез, а другое – если его убили. Могут и меня заодно мочкануть. Кстати, кое-какие деньги из того кредита и мне перепали.

– Вы кому-нибудь говорили о том, что будете получать кредит?

– Только Марине, жене.

– А вашему свояку или… кем он там вам приходится… Серому? – быстро спросила я.

– Нет, – удивленно ответил Михаил.

– Даже по пьянке на дне рождения Сони! – упрямо продолжала допытываться я.

– Вы и про это знаете? – еще больше удивился Мерзлихин. – Ах, ну да, Марина вам рассказала, конечно… Нет, Серому я тогда про кредит не говорил.

– А сказали только тогда, когда вам понадобилось инсценировать собственную смерть, – догадалась я.

– Да, – признался Михаил. – Машину я из-за этого загубил.

– А взрыв устроил вам Серый, да?

– Да, – еще раз признался Михаил. – Тут еще, как назло, погоня за мной была – Старшинов начал следить. Может, подозревал в чем, а может, это он сам во всем и виноват.

– Нет, Старшинов не виноват, – возразила я. – Старшинов виноват только в том, что выдал вам этот кредит. А следил он так, от безысходности. Как от безысходности, посоветовавшись с вами, послал своего сотрудника следить за Натальей.

– Да, они думали, что она на Леху выведет. А она сама не в курсе. Старшинов сказал мне, что наймет людей, чтобы провести расследование и найти бабки, а мне велел сидеть тихо и не высовываться. А как я могу сидеть? У меня ни денег, ничего. И неизвестно кто за спиной…

– Скажите, Михаил, а вот этот счет за аренду помещения вам знаком? – спросила я, показывая ему найденную бумажку.

Мерзлихин посмотрел на нее и утвердительно кивнул.

– Да, мы с Лехой собирались параллельно заняться производством водки. Нелегально, разумеется. Для этого, собственно, и брали кредиты. На чехлах особого бизнеса, как выяснилось, не сделаешь. Арендовали помещение под производство и под склад. Аренда склада, где находится производство, была оформлена на меня, а аренда склада со спиртом – на Калачова. Когда Леха исчез с бабками, я пытался хоть как-то утрясти дела, хотел найти остатки спирта, что хранились на складе, но склад недавно сменился, и я не успел выяснить новый адрес. Я ломал голову, не зная, что делать.

– И вы решили сымитировать собственную смерть?

– А что мне еще-то оставалось делать? Ждать, когда хлопнут? Ведь ясно же было, что Наташка тут не при делах! А потом, когда все подумали, что я взорвался, я стал следить за вами, хотел выяснить, от кого вы. А сегодня я пришел сюда, потому что у меня не было другого выхода. Я же говорю, что я остался один, мне нужно было как-то сводить концы с концами. Мне бы хоть остатки спирта реализовать, чтобы бабки были!

– Так вы точно не знаете, где Калачов? – Я в упор посмотрела на Мерзлихина.

– Господи, да если бы знал! – простонал Михаил. – Я все же думаю, что кто-то прослышал о деньгах и подловил его. Не верю я, что Леха бабки присвоил и смылся. Не мог он так поступить! Леху я хорошо знаю, хорошо. У него, конечно, есть авантюрная жилка, как и у меня, но друзей кидать он никогда бы не стал. И к тому же Наташку одну бы не оставил. Так что все это чушь полная! Грохнули, видно, Лешку…

– Вы погорячились насчет собственной смерти, Михаил Витальевич, – сказал я после небольшой паузы. – Зря машину только угробили. К тому же теперь вас в милиции задолбают вопросами насчет того, где брали взрывчатку, и все прочее. Да и сейчас, пожалуй, горячитесь вы насчет Лешки… Как, собственно, горячилась и я, все это время идя не по тому следу. Скажите, вы в курсе любовных дел Алексея?

– В смысле? Левых связей? – недоуменно спросил Мерзлихин.

– Именно, – кивнула я.

– Да их, по-моему, у него и не было. Если только это… ну, по-моему, разок он в офис вызвал этих, кто по вызову приезжает. Но это он так, как вы говорите, погорячился. А любовниц у него, кажется, не было. Инна, секретарша – да, подкатывал он к ней, но у нее свой парень, она девушка серьезная.

– А Катя – это имя вам не говорит ничего? Она старше Алексея, у нее частный дом около Лысой горы… Неужели не знаете?

– Нет, не знаю про такую, – быстро ответил Мерзлихин, все больше и больше удивляясь.

«Может быть, зря я его мучаю, – подумала я. – Человек действительно всю жизнь играл вторым номером, и на работе, и в семье, и поэтому ничего не знает». Мерзлихин продолжал сидеть в кресле, напряженно следя за мной.

– Давайте договоримся так, Михаил, – сказала я. – Вы скрывайтесь ради бога еще денек-другой, а потом объявляйтесь перед белым светом во всей своей красе. Жену мучить переставайте. Потому что никто вас не убьет. А тот, кто всю эту кашу заварил, будет арестован.

Мерзлихин вопросительно посмотрел на меня, и тогда я изложила ему свою версию развития событий…

Финальную часть операции я решила провернуть сама. Отдавать все лавры Алферову – вот уж нетушки. Его можно попросить только о помощи в «пробивании» адреса и, естественно, использовать в самом конце, когда нужно будет арестовать преступника. И поэтому я начала с методичного просмотра объявлений о продаже частных домов в районе Лысой горы. Не так уж там их много вообще, а тех, что продаются в данный конкретный момент, и подавно. И действительно, три часа кропотливой работы дали результат – всего лишь четыре варианта, совпадающих по нужному району. К Алферову я даже и не стала обращаться – база данных о том, где кто живет, была и у нас в редакции. И несколько нажатий клавиши «Enter» дали мне нужный результат. Только по одному из четырех указанных в объявлениях домов проживала некая Екатерина Романовна Бояринцева, сорока трех лет от роду. Совпадали и имя, и возраст. Как, собственно, подтверждалась версия о том, что Алексей Калачов жив, собирается продавать дом своей любовницы и, собрав воедино все денежные ресурсы, намеревается двигать из нашего города. Куда? Да, скорее всего, в Москву.

Однако все же требовалось окончательное подтверждение, и я его получила. Просто утром позвонила по указанному в объявлении телефону. Это был мобильник. И я услышала голос Алексея. Я поинтересовалась, сколько он хочет за этот дом, когда его можно посмотреть и так далее – что обычно говорят в таких случаях. Но… Алексей сообщил мне, что я опоздала, дом завтра будет продан, у него уже есть покупатель. Я извинилась и отключила связь. После этого разговора все стало окончательно ясно. От волнения я аж вся покраснела.

Потерев руками пылающие щеки, я снова взяла телефон и набрала рабочий номер капитана Алферова.

– Алло. – Голос у Дмитрия Олеговича сегодня был усталым.

– Привет, это Ольга, – сказала я. – Как я понимаю, ты не выспался.

Ответом послужил протяжный зевок, подтверждавший мои предположения.

– Привет, – наконец-то откликнулся Алферов. – Тронут твоим вниманием. Я действительно не выспался, но не слишком озабочен этой проблемой, и, если бы пришлось выбирать между сном и общением с тобой, я однозначно предпочел бы последнее.

– Спасибо, – улыбнулась я. – Я думаю, что у нас еще будет время пообщаться. А пока, раз уж вы так меня цените, Дмитрий Олегович, не могли бы вы оказать мне одну услугу?

Тишина, повисшая в трубке, была какой-то настороженной. Потом Алферов медленно начал:

– Я надеюсь, что…

– Ничего противозаконного! – тут же перебив его, заверила я Алферова. – Абсолютно ничего противозаконного. Более того, это очень просто сделать.

– Ну что там у тебя? – вздохнул Алферов.

– Я сейчас скажу тебе адрес, ты приедешь туда и арестуешь убийцу Антона Позднякова. Этот же человек, присвоив кредит банка «Волга-финанс», собирается в самое ближайшее время скрыться от правосудия в столице нашей родины городе-герое Москве. Последнее – пока мое предположение, но, думается, оно верное.

Алферов немного помолчал, а потом осторожно спросил:

– А насчет убийцы Позднякова – это, надеюсь, не твои предположения?

– Факты выстроились наконец в единую цепочку. Короче, Дима, объявился Калачов, я знаю точный адрес, где он находится. Пока еще находится, потому что завтра дом этот должен быть продан, деньги за него, соответственно, получены, а сам Калачов, скорее всего, после этого покинет наш город. А с деньгами куда люди едут – правильно, в Москву. Где их можно потратить и выгодно вложить в какое-нибудь другое дело.

– Так-так-так… – заволновался Алферов. – А как думаешь, этот Калачов – он вооружен?

– Всякое может быть.

– Ладно, думаю, что ОМОН я вызывать не буду, справимся и сами.

– Смотри, это теперь уже твое дело… – сказала я. – Я свое сделала.

Леха Калачов по жизни был большим авантюристом. Это началось еще в детстве, когда он, будучи лет восьми, любезничал с молоденькой продавщицей в близлежащем магазине и когда умиленная симпатичным мальчиком девушка отворачивалась, чтобы насыпать ему конфет, он без зазрения совести тырил другие конфеты и шоколадки с ее прилавка. Учась в школе, Леша частенько устраивал какие-нибудь азартные игры, сродни распространенным «наперсткам» девяностых годов, и умело подбивал одноклассников в них участвовать. Нужно ли говорить, что практически всегда Алексей оставался победителем.

Он происходил не из особо благополучной семьи: отец ушел от матери, когда Леше исполнилось два года, и не слишком часто баловал сына своими визитами. А впоследствии их отношения и вовсе свелись к дежурным телефонным разговорам. При этом отец Алексея отнюдь не бедствовал. Если мать так всю жизнь и проработала библиотекарем в соседней школе, то папа, лихо наплевав на диплом инженера, ударился в бизнес и довольно скоро в этом преуспел. Собственно, папины деньги и положение и спасли Алексея Калачова от армии. Но этим папина помощь и ограничилась. Во всяком случае, так считал сам Алексей. Он не брал в расчет денежные суммы, которые отец ежемесячно отправлял его матери, превосходящие полагающиеся по закону алименты в несколько раз. Не брал в расчет дорогие подарки к праздникам, как-то магнитофон, а затем и видеоплейер, хорошие джинсы, куртки, дубленки, которые носил Леша. Не помнил о ежегодных поездках вместе с матерью на курорты летом – а ведь это все была заслуга отца. Алексей считал, что отец обязан ему давать гораздо больше. А то, что у отца почти сразу после ухода от матери появилась новая семья, в которой росли двое детей, вообще раздражало его. Даже, можно сказать, бесило. Он сам поставил себя на другую чашу весов, сам отгородился от отца своими обидами, сам вступил в скрытую конфронтацию.

Мать свою Леша любил. Действительно любил. Но… не уважал. Он в глубине души считал ее мокрой курицей, которая не смогла устроиться в жизни. Всю жизнь эта женщина слепо любила отца, даже по прошествии многих лет после того, как он ее оставил. Она даже не пыталась найти себе другого мужчину, не пыталась сменить профессию на более перспективную и доходную, не пыталась ничего изменить в жизни. И эта покорность, которую Алексей в душе называл овечьей, очень сильно злила его. Мать была робкая, кроткая, пугливая… Он возненавидел такой тип женщин, хотя и впрямь продолжал любить мать. Вернее, его чувство любви было скорее похоже на жалость. А вот с отцом вышло наоборот. Алексей очень уважал этого человека, хотя не признавался в этом даже самому себе. И в то же время ненавидел. Ненавидел за то, что тот, добившись многого, чего никогда не добиться его матери, основную долю отдал не ему, а другой семье. Другой женщине и другим детям.

Отец помог устроить Алексея в престижный вуз – экономический институт. Но Леше казалось, что и этого мало. К тому же профессия экономиста представлялась ему скучной и нудной. Это при том, что отец обещал по окончании института пристроить старшего сына в приличное место с хорошим окладом и перспективами роста. Все это казалось Леше жалкими крохами, и он еще больше озлоблялся против отца. Что он конкретно хотел от родителя, скорее всего, не смог бы описать и сам Алексей. Просто обида, детская обида, нелепая для взрослого человека, мешала ему трезво оценивать отношения с отцом. Он вбил себе в голову сначала то, что отец его предал, а затем и то, что он, Алексей, имеет право на куда лучшую жизнь. Чем он ее заслужил – над этим он не задумывался. И чем старше он становился, тем сильнее менялась только одна координата в его взглядах: его собственный труд. Со временем Алексей уверил себя, что вообще не должен трудиться, чтобы чего-то достичь, все это должен обеспечить папа. А он, Леша, будет только развивать свои таланты, которыми, как он считал, природа наделила его в избытке. То Леше казалось, что он прирожденный художник, и только косность нынешних критиков мешает ему стать известным и получать за свои картины бешеные деньги. То вдруг он начинал мнить себя поэтом и отчаянно рассылал собственные стихи по разным издательствам, где, впрочем, получал отказ. А то, что отец в ответ на его амбиции только разводил руками и твердил: «Старайся, и все у тебя получится», – еще сильнее раздражало Алексея.

В конце концов, наплевав на творческие замыслы, Леша Калачов занялся вполне земным ремеслом. Тут сгодилась и его специальность экономиста: Леша стал банальным мошенником. Сколько фирм и контор он открыл за восемь лет, Алексей даже сам не помнил. И только счастливая звезда и случайные обстоятельства в его пользу помогли ему не оказаться за решеткой.

И вот он подошел к тридцатилетнему возрасту и решил подвести промежуточные итоги своей жизни… Увы, итоги эти оказались неутешительными. Прочного положения он так и не достиг ни в каком качестве. Материальное положение тоже оставляло желать лучшего. Черт возьми, он даже не был женат, у него не было детей, в то время как все ровесники уже давно обзавелись семьями, а некоторые уже неоднократно стали отцами. Были, правда, и такие, кто развелись со своими первыми женами, но, как правило, лишь затем, чтобы создать семью вторично. Со второго раза у ребят обычно получалось лучше. И Леша Калачов, никогда особенно не нацеливаясь на создание семьи и длительных отношений, невольно почувствовал, что завидует своим приятелям. В этом плане он становился почти что изгоем. Да еще мать постоянно капала на мозги: мол, давно пора жениться, определиться, остепениться, она так давно ждет внуков… Отец в этом плане был более конкретен и прагматичен, но и он своими намеками подводил Алексея к конкретной цели: нужно создавать свою семью, свой тыл, без которого в любое время не прожить, а уж в наше тяжелое и жестокое – тем более. Алексей и в самом деле задумался над этим вопросом.

Но судьба, наверное, сыграла с ним свою шутку. Наташа Исаичева, на которой он остановил свой выбор, полностью подходила под идеал матери: скромная, мягкая, застенчивая, очень хозяйственная, настроенная на семью и быт… Отец, впервые увидев ее, едва заметно скривился, но и вида не подал и полностью одобрил выбор сына. «По крайней мере, рога наставлять не будет. Так что женись, сын», – было его резюме. И Алексей женился. Наталья и впрямь не давала никакого повода для ревности, занималась домом, постоянно что-то гладила, драила, чистила… Алексею даже стало казаться, что и на постель ложиться нельзя, предварительно не вымывшись в хлорке. В плане быта все было в порядке, но в остальном… В сексе Алексей быстро охладел к Наталье. Она не обладала абсолютно никакой фантазией в этом плане, и каждый раз, взбираясь на супружеское ложе, Алексей внутренне морщился, зная, что его снова будут кормить «этой преснятиной», как он про себя называл секс с женой. Наталья действовала всегда по одному и тому же сценарию: тщательно вымывшись, она поворачивалась на правый бок лицом к стене и ждала, когда Алексей выразит ей свое желание. Затем она как бы покорно позволяла себя «взять», при этом полностью подчиняясь власти мужа и даже не думая сама проявить хоть какую-то инициативу. Естественно, вскоре Алексей, с юности не жаловавшийся на отсутствие женского внимания, просто перестал реагировать на жену. А бедная супруга, с вечера залегшая на правом боку, так и спала до самого утра либо ворочилась и вздыхала. Хоть как-то изменить сценарий своего поведения Наталье даже в голову не приходило, ибо все остальное казалось ей безнравственным и аморальным, а то и просто постыдным.

Как личность Наталья тоже оказалась неинтересной Алексею. Она работала в какой-то скучной конторе, названия которой он даже не знал, бухгалтером. Получала, в общем-то, неплохо для женщины, но Алексей все это считал пустяками. Он чувствовал, что оказался в положении своего отца, когда тот был женат на его матери. Рядом женщина – нелюбимая, нежеланная, неинтересная. А он – ого-го! Он парень хоть куда, молодой, красивый, восемнадцатилетние девчонки готовы стелиться перед ним, равно как и сорокалетние женщины. А ему всего-то тридцать один. И слава богу, что у них нет детей! И замечательно, что уберег господь! А то, чего доброго, повесил бы на себя хомут! Пускай мать сокрушается по поводу отсутствия внуков – что она понимает, мать, всю жизнь прожившая несчастной, убогой жизнью брошенной жены?

Почему у них не было детей – Алексей даже не задавался такой мыслью. Ну, нет так и нет. И хорошо, что нет. А то, не дай бог, заикнись об этом Наталье – забеременеет в три секунды, ему ли не знать, как это бывает! Возомнит себе бог знает что! И так надоела до чертиков, так еще ребенком привяжет. Словом, будет все, как у его отца с ним. И так что-то уж слишком похоже получается…

Катя Бояринцева возникла на горизонте неожиданно. Неожиданно для него самого. Она была старше его на тринадцать лет. Несчастливое число для суеверных, но таковым Алексей не был никогда. Он за свои тридцать один год повидал немало женщин. Среди них были наивные юные дурочки, клюющие на его молодое, красивое тело и на наличие каких-то денег в кошельке. Были и стервы, и откровенно продажные женщины. Он повидал всяких женщин и ни к одной из них не испытывал того чувства, которое в книжках называют любовью…

Он вообще не верил в это чувство. Не верил, но в глубине души все же надеялся, что однажды появится такая, что и в самом деле за ним пойдет и в огонь, и в воду, и не за красивые глаза или толстый кошелек, а просто потому, что будет любить его, Лешу Калачова, таким, какой он есть. «Вовсе не затем, чтоб ты меня любила, просто потому, что я тебя люблю…» – вертелись в его голове строки из песни его совкового детства. Он не особо вдумывался в их смысл, просто напевал эту песню и грезил о женщине своей мечты. И вот перед ним возникла Катя Бояринцева.

Сначала он и думать не мог о том, что это и есть та самая женщина из песни. Он просто помог ей как-то донести сумки до дома и ожидал, что она пригласит его к себе. Но Катя не пригласила.

Это потом уже он узнал, что Кате за сорок, что она давно развелась с мужем и что, несмотря на свою довольно привлекательную внешность, давно уже живет одна. Своего мужчину Катя так и не встретила, а сын ее сидел в тюрьме за ограбление. И дождаться его – теперь единственная радость в ее жизни.

Правда, Алексей своими умелыми действиями и природным обаянием сумел быстро обогатить жизнь этой женщины и другими радостями. И уже через полтора месяца она была без ума от своего Алешеньки, только о нем и думала и мечтала, чтобы осчастливить его. Чего только она не готовила к его приходу, который далеко не всегда оправдывался! Как только не наряжалась! А уж в постели выделывала такое, чему восемнадцатилетние соплюшки, продолжавшие глядеть на Калачова влюбленными взглядами, могли только завидовать. Но все имеет свой предел, тем более для такого человека, как Алексей Калачов.

Спустя два месяца после начала их романа Катя до жути надоела ему. И он уже собирался тихо-мирно прервать ставшие обузой отношения, но разговор, планировавшийся как непринужденный, неожиданно перерос в долгий и тяжелый. И во многом, к неожиданности для Алексея, заставил Калачова посмотреть на вещи с иной стороны.

У Кати была хорошая трехкомнатная квартира, в которой она проживала одна. Именно это обстоятельство и сыграло решающую для Алексея роль. Он подумал, что ему будет не так уж сложно убедить Катю продать квартиру и купить что-нибудь попроще. А оставшиеся деньги отдать ему. Конечно, был еще Катин сын, но он сейчас находился далеко и не мог иметь никакого влияния на мать. Сейчас для этой женщины на первый план вышел Алексей, сейчас он был для нее важнее всего на свете. И Алексей не ошибся.

Первый разговор на эту тему Калачов начал издалека, намекая на то, как он прекрасно мог бы раскрутиться, если бы имел начальный капитал. Что он легко мог бы стать богатым и знаменитым, что впоследствии вложенные деньги окупились бы с лихвой и так далее. И Катя слушала и впитывала каждое сказанное им слово. Причем разговоры свои Алексей вел так умело, что, ни разу не сказав напрямую, что бросит Катю, если она не поможет ему, постоянно это подразумевал. И Катя понимала это. Кроме того, она сама искренне уверилась в том, что Алексей очень талантлив, что он просто непризнанный гений и никто этого не понимает, кроме нее. И Катя сама предложила продать свою квартиру. Алексей обрадовался и даже сказал, что выстроит Кате дом, что наймет рабочих, купит стройматериалы и в итоге Катя станет обладательницей куда более комфортного жилья за весьма скромную сумму. И он действительно купил какие-то доски и участок на окраине города. И даже возил Катю и показывал ей все это. Катя увидела только кучу сосновых бревен, сваленных на участке, но и этого хватило, чтобы она еще крепче поверила в Алексея.

Собственно, этими бревнами вклад Алексея в новое жилье и ограничился. Он купил себе дорогой компьютер, новый мобильный телефон, хорошо оделся, объясняя Кате, что не может же он ехать в Москву как какой-то голодранец. Что имидж – это очень важно. И что в Москву он поедет один, потому что остановиться первое время ему и самому-то негде, а уж если они будут вдвоем с Катей – эта задача и вовсе усложнится. Катя слушала и согласно кивала.

Алексей уехал, а Кате пришлось перейти жить к старенькому отцу в деревянный частный дом без удобств. Она постоянно звонила в Москву, оплачивала мобильник Алексея, так как тот постоянно ссылался на московскую дороговизну и отсутствие средств. При этом почти все оставшиеся от продажи квартиры деньги он забрал с собой.

Новый дом так и продолжал оставаться кучей бревен, строительством никто не занимался, и Катя в душе, конечно, очень тревожилась. Она ни о чем не написала сыну, просто ждала Алексея и надеялась, что он все же исполнит все свои обещания. Отцу тоже пришлось наврать с три короба, иначе он просто не пустил бы дочь на порог, узнав, как банально и глупо она лишилась квартиры. В общем, Катя горевала, ждала, уже практически не верила, но… продолжала любить Алексея.

А тот тем временем развлекался на всю катушку. Накупив себе еще кучу модных причиндалов, он проводил вечера в барах и казино. К его глубокому сожалению, найти другую дурочку, похожую на Катю, но уже в Москве, ему не удалось, поэтому с жильем были проблемы. Порой приходилось даже ночевать на вокзале. Но Алексей не унывал: Катины деньги еще не закончились, так что пока он мог ни в чем себе не отказывать. Работу найти он так и не смог, да и, честно говоря, не пытался. Физический труд был ему противен, он считал ниже собственного достоинства трудиться где-нибудь на стройке или в торговой сфере. Ткнувшись еще пару раз в издательства и получив сдержанное «мы вам позвоним, если нас это устроит», он решил, что судьба сама должна зажечь перед ним заветную звезду. А ему остается только ждать этого счастливого момента. Поначалу Алексей даже не думал о том, чтобы возвращаться в родной Тарасов. Но, во-первых, деньги таяли на глазах. Во-вторых, Алексей получил известие от Кати о том, что ее отец умер спустя некоторое время после его отъезда. Быстро смекнув, что за дом Катя тоже может получить энную сумму, Алексей засобирался в родные края, тем более что и собирать-то ему было особо нечего.

Катю Калачов застал в слезах. Она кинулась ему на шею, и Алексей, поглаживая плечо женщины, вытащил из спортивной сумки подарок для нее: дешевенькое колечко и сережки из серебра. Катя восприняла это как знак любви и заботы. Когда же она заикнулась о деньгах, Алексей сказал, что вложил основную часть средств в собственную раскрутку и что теперь все будет хорошо, если добавить еще столько же. Находясь под грузом горя от потери отца, радуясь, что Алексей приехал и пришел к ней по первому зову, Катя легко согласилась на то, чтобы продать дом, полагавшийся ей по завещанию. Но жизнь, видимо, чему-то все-таки научила эту женщину, потому что она поставила твердое условие: в следующую поездку в Москву они отправляются вместе. Алексей морщился и отказывался очень долго, но Катя была непреклонна. Ему ничего не оставалось делать, как принять ее условия.

Но здесь возникал еще один существенный момент: у Алексея в Тарасове оставалась жена да еще и фирма с компаньоном. Если первый свой отъезд он еще смог объяснить жене тем, что отправляется в командировку, а компаньону Мерзлихину навешать лапшу, что он едет в Москву устанавливать отношения с партнерами, то теперь, когда он собрался свалить окончательно и навсегда, нужно было что-то придумывать. К тому же хотелось побольше денег. Помимо тех, что Катя должна была получить за дом. Впоследствии нужно было избавляться и от самой Кати, но над этим Алексей сейчас не ломал голову. Эту проблему можно было решить позже.

План Алексей разрабатывал целую неделю, пока Катя приходила в себя после похорон. И он показался ему стоящим. Он получил кредит в банке «Волга-финанс», поставив в известность об этом Мерзлихина. Тот был искренне убежден, что эти деньги должны пойти на расширение компании. А через пару дней Алексей исчез.

Собственно, Калачов пока никуда и не исчезал, поскольку продажа дома была проблемой не одного дня. Алексею пришлось задержаться в Тарасове, пока Катя улаживала все бумажные дела. В принципе Алексей считал, что это и к лучшему. У него оставалось время на разведывание обстановки. На всякий случай он решил проверить, что делает его жена, что вообще творится вокруг его исчезнувшей персоны. Первым делом он поехал к дому, в котором раньше жил с Натальей. Каково же было его удивление, когда он обнаружил, что за его женой следит какой-то тип. Это настолько поразило Алексея, что он решил сам проследить уже за незнакомцем. Вскоре Калачов убедился, что парня послал Старшинов. И у Алексея в голове возник новый план. План зловещий, чудовищный, Алексей и сам еще некоторое время назад не предполагал, что будет способен на такое. Но в тот момент ему показалось, что это может решить все проблемы. Убивая незнакомца, Калачов, во-первых, избавляется от бдительного ока законной супруги, которая непременно стала бы его искать. Во-вторых, это должно было напугать Мерзлихина и убедить, что и сам Калачов мертв. Что его убил тот же неизвестный, что и Позднякова. Кстати, Алексей тогда даже не знал, как фамилия незнакомца, следившего за его женой. Он вообще ничего о нем не знал, просто понимал, что этот парень ему мешает. Живой. А вот мертвый он становился невольным союзником Алексея.

Пистолет он взял с собой. Еще тогда, когда решил исчезнуть навсегда. А уж выследить, пристрелить Позднякова и представить все так, словно это сделала его жена, было не так уж сложно. В душе Алексей оставался довольным. Теперь Наталья должна была отправиться в тюрьму, откуда ей было бы весьма затруднительно вести поиски мужа. К тому же после случившегося она должна была увериться, что и его, Алексея Калачова, нет в живых. Пускай Старшинов и Мерзлихин разбираются между собой, пускай подозревают друг друга – это уже не его дело. Через несколько дней Алексей должен быть в Москве, и уже навсегда…