Говоря по правде, на передаче я чувствовала себя так паршиво, как не чувствовала себя уже давно. Мне все время приходилось заглядывать в блокнот, чтобы помнить – о чем, собственно, идет речь, мои мысли были очень далеко от студии, от нашей героини и от прямого эфира. А передача-то шла своим ходом. Вот Светочка поднялась со своего места – сегодня она изображала этакую сушеную воблу-библиофилку, с гладкой прической, тугим узлом на затылке, в огромных, меняющих ее миловидное личико до неузнаваемости очках а-ля Одри Хепберн, в просторном пуловере и длинной юбке. Итак, она встала и дрожащим голосом спросила:

– Наталья Борисовна, а вы сами любите читать?

Моя героиня улыбнулась, обнажив ряд крупных, как у лошади, зубов, и принялась пространно отвечать на вопрос:

– Да, конечно, я очень люблю читать. Можно сказать, всегда любила. Особенно я люблю… – я поняла, что Колпачок готова рассказывать о своей любви к чтению вечность, а потому тут же расслабилась, и моими мыслями вновь полностью овладели обстоятельства смерти Марианны Масри. – Особенно я люблю, – долетал до меня, как сквозь туман, глубокий голос Натальи Борисовны, – английскую классическую литературу. Но самый любимый писатель, и уже давно – это Честертон. Никогда, знаете ли, не устаю удивляться фантазии писателя. Хотя, казалось бы, за много лет дружбы с Честертоном я уже знаю рассказы едва ли не наизусть. Но все равно находчивость и парадоксальность главного героя, я, конечно же, говорю об отце Брауне, меня всякий раз поражает как впервые.

Я нахмурилась, кажется, совсем недавно я слышала уже это. Откуда? Я напрягла память. Ну конечно, в вечер накануне убийства Марианны Масри мой муж читал Честертона. Какой рассказ? Что-то про коптскую чашу и стрелу…

– Простите, – сказала я, – вы только что сказали, что знаете Честертона. Не напомните ли мне, – это, конечно, было не по сценарию передачи, но я просто не смогла удержаться, да, пожалуй, даже и отчета себе не отдавала в том, что именно спрашиваю, – как называется рассказ о коптской чаше и стреле?

Наталья Борисовна вновь улыбнулась и кивнула, мол, конечно же, я помню:

– Да, – ответила она, – я помню этот рассказ, он называется «Небесная стрела».

– И о чем там речь?

– Вы хотите, чтобы я вам пересказала? – удивилась героиня.

Я посмотрела в зал, затем – на растерянные лица съемочной группы и опомнилась.

– Извините, – сконфузилась я, словно институтка, – просто очень интересно. А не расскажете ли вы о своем хобби? Кроме чтения, конечно…

Колпачок улыбнулась снова, снова показала ряд крупных белых зубов и принялась говорить о том, что очень любит вышивать. А я между тем кивала и думала только о времени. Оставалось еще десять минут эфира, после которых я страстно хотела уехать домой и прочесть Честертона. Почему? Наверное, интуиция. Не зря же вот и она о Честертоне.

Когда, наконец, мы «отстрелялись», и передача с грехом пополам доковыляла до финала, и я, глядя в глазок телекамеры, произнесла свое обычное прощание, улыбнувшись заученно и, наверное, вымученно, а зрители в зале начали потихоньку разбредаться, ко мне, сверкая глазами мифической Медузы Горгоны, подлетела Моршакова.

– Деточка, – прошипела она, – что это на тебя нашло?

– Ох, и не знаю, – виновато потупилась я, по опыту зная, что лучше сразу покаяться в своих грехах. – Галина Сергеевна, я и сама ничего не пойму… Можно я поеду домой?

Моршакова сразу подобрела, даже погладила меня по руке и ответила:

– Поезжай, Ириночка, видно, тебя измотала вся эта история с Масри. Надеюсь только, что больше с тобой такого на эфире не повторится. Ты же профессионал, – с мягким укором добавила она. – Что с тобой… – она покачала головой, а я уже летела по коридору, на ходу прощаясь со всеми, кто попадался и бросал на меня жалостливые взгляды.

Признаться, мне было плевать сейчас на них, мне нужно было оказаться дома и дать наконец выход тому тревожному ощущению, сформулировать ту полудогадку, что терзала меня уже четыре дня. Знаете, как это бывает? Словно ты шаришь рукой в тумане, ищешь что-то, что именно, ты еще не понимаешь, но знаешь, что оно там точно есть. Глупость, скажете? Конечно, глупость. Конечно, мистика, но, не будь этой глупости, этого, если хотите, интуитивного прозрения, много ли преступлений было бы раскрыто – без всяких улик?

А между тем все классические детективы строятся на подобных прозрениях. Разве не так? Не могу сказать, что я высококлассный детективщик, но ощущениям своим я доверяю.

Вот примерно так я рассуждала, пока добиралась до дома, мечтая только о книге рассказов Честертона. Неужто я права и меня ждет разгадка?

Мне повезло, троллейбус подошел к остановке практически одновременно со мной, я впрыгнула в салон и, глядя в окно, стала нетерпеливо отсчитывать остановки. Наконец, мы приехали. Троллейбус распахнул передо мной двери, и я выскочила на улицу.

* * *

Мужа дома не было. Я, кое-как раздевшись, первым делом оказалась в гостиной и схватила томик Честертона, стоявший на полке. Дрожащими руками я раскрыла книгу на оглавлении и нашла мой рассказ. Открыв нужную страницу, я принялась жадно читать.

Ну, вот оно! Вот история коллекционеров, повернувшихся на реликвии. Вот все три трупа в начале! Вот стрела! Вот и сама реликвия! Вот таинственный убийца, подписывающийся не иначе, как Роком. Вот появился отец Браун, а следом и все действующие лица – секретарь, племянник, какой-то майор, тоже родственник. Вот страстная речь секретаря, сына одной из жертв, мечтающего отомстить за смерть отца…

Вот здесь, признаюсь, мне стало плохо. Я вспомнила первую встречу с Эдом. Как он распалялся, как твердил, что сделал все от него зависящее, только бы найти убийцу – Жреца Смерти! Боже мой! Ведь то же самое говорил мне Эд! Практически слово в слово! Неужели такое бывает? Они что, все сговорились, что ли?

Я ощутила приступ тоски. Мне еще не верилось, что можно точь-в-точь отыграть рассказ. Прямо спектакль какой-то! Да ну нет же, не может этого быть! Это ведь так глупо. Так не бывает. Я вздохнула и принялась читать дальше.

Господи, оказывается, что стрелу использовали наоборот… Оказывается, не стреляли, а кололи… Мама родная, и кто? Секретарь?!

Я дочитала рассказ и откинула книгу, тупо уставившись в стену перед собой. Я не верила. Нет, конечно, нет, это слишком похоже, это не может быть правдой. От того, что я прочитала рассказ, показавшийся мне первоисточником подлинной истории, мое смятение только усилилось. Действительно, все выглядело, как спектакль. Инсценировка классика. Мне казалось, что я случайно стала участницей какого-то кошмарного розыгрыша. Нет, так не бывает. Так не может быть!

И все вдруг стало казаться нереальным – и труп, и свидетели, и пластина, и дом, и даже я сама. Но ведь труп я видела своими глазами! Видела, как медики поставили диагноз, как увезли потом тело, как… О, мама родная! Я, наверное, сошла с ума?!

Не знаю точно, сколько прошло времени с тех пор, как я пришла домой. За окном уже начинало темнеть, а я все еще сидела и все так же растерянно и тупо созерцала стену перед собой. У меня ум буквально заходил за разум, я все так же ничего не могла понять. Только, пожалуй, сильнее прочих была одна мысль: меня обманули. Но вот в чем именно заключался обман, я бы не смогла сказать.

Что же делать? Я должна что-то предпринять, если хотела сохранить остатки своего разума – над ним, кажется, нависла серьезная угроза. Может быть, кому-то приходилось так же тяжело в жизни, может, у кого-то были сомнения в собственном душевном здоровье?

Я была раздавлена, мне казалось, что мир обрушился на меня, что наступил конец света – мировой хаос. Но и в этом хаосе я все так же отчетливо видела залитую солнцем комнату и распростертое на полу тело женщины с ужасной, торчащей из шеи стрелой, и лужу крови на полу, окружающую женскую голову словно нимб.

Я слышала взволнованные объяснения Эда, твердящего мне о том, что он принял все меры, чтобы сохранить жизнь своей хозяйки. Я вспоминала ее завещание, в котором она ясно давала понять, что никаких расследований в случае ее смерти проводить не надо, доверяя только своему частному сыщику. Я видела растерянные, но полные решимости лица ее родных, упрямо повторяющих, что не хотят никаких расследований, что полностью доверяют мнению Марианны и мистеру Скорту. Видела самого сыщика, и мне казалось, что уж кто-кто, а он-то ничего не делает. А затем – суровые лица следователей, ничего не понимающих, но все равно не желающих отступать. Они-то решили, что расследование будет проводиться все равно.

Я думала о пропавшем из дома соседа арбалете, который так и не нашли, о дельтапланеристах, о самом соседе, о том странном его заграничном приятеле, что исчез так же неожиданно, как и появился. Я думала о прогуливающемся по склону этнографе – почему он оказался там?

Я, наконец, думала о рассказе Честертона. И главное – что же случилось на самом деле? Был ли в самом деле Жрец Смерти? Кто он, если он был и есть? Чего добивался? Почему Марианна завещала пластину какому-то старику в Америке?

Множество вопросов теснилось в моей бедной голове, и ни на один из них я не находила ответа.

Постепенно в сознании моем наступили просветы, я начала что-то соображать. Если предположить, что события развивались по сценарию, написанному Честертоном, то главным злодеем в этой истории выходил секретарь. А если это так, то логично было бы спросить – а сам-то он об этом догадывается? Или же его просто подставили? Или все-таки он и есть убийца? Следователи все еще держали нас всех на крючке. Так что же Эд? Кто он – жертва или злодей?

Судя по тому впечатлению, что сложилось у меня после общения с секретарем Марианны, он не походил на злодея. Но что значат впечатления в таком деле? Все детективы, как один, учат нас тому, что самые злодейские злодеи как раз скрываются под маской примерных граждан, этаких душек… Над этим следовало поразмыслить.

Хотя, с другой стороны, если он убийца – я даже содрогнулась при этой мысли, – то не мог же он не знать, если уж так точно воспроизвел рассказ, что подозрение падет на него? Правда, до сих пор его подозревали не больше, чем нас всех. Что дальше? Я задумалась. Так, ну а если он, то сам себя все равно подвел под монастырь, что ли? Как Бурханкин? Что они, сговорились?

Однако я ведь почти уверена, что Эд чего-то недоговаривает. Значит, логично предположить, что именно это и утаивает. Это – и есть преступление. Он последний видел Марианну, он мог, как в рассказе, воткнуть ей стрелу в горло, когда вошел с ней в комнату, чтобы помочь достать пластину. Но почему не было шума борьбы? Неужели она безропотно дала себя заколоть? Нет, я понимаю, стрела может настичь цель неожиданно, если выстрелить ею, но можно ли рассчитывать на эффект неожиданности, если использовать стрелу как кинжал? Я попробовала себе это представить.

Вот Марианна и Эд заходят в комнату, он достает пластину из сейфа, кладет ее на подставку, покрытую темной тканью, она становится перед пластиной – дальше? Он выхватывает стрелу из-под пиджака… Нет, на нем в тот день был серый пуловер, я это помню. Значит, он выхватывает стрелу из-под пуловера и окликает ее. Она поворачивается – и принимает стрелу в шею?.. Так, выходит? Сила удара, с которой стрела вошла в тело, как сказали эксперты, была приличная, если наконечник вышел с другой стороны. Он проткнул ее насквозь. Тренировался, что ли?

Мне опять стало дурно. Если так, то вполне можно объяснить и то, что видел в окне Марианны Сергей Бурханкин. Конечно, все могло произойти именно так, но зачем Эду убивать ее? Ах да, папа. Несчастный разоренный папа Эда, который умер от разрыва сердца. Он мог заподозрить, что в его смерти виновна Марианна. Она что, как этот свихнувшийся миллионер из честертоновского рассказа?

Что же делать? Как собрать воедино осколки мозаики? И вообще, верны ли мои предположения? Или я взяла ложный след и все это – совпадение и не более, а убийцу нужно искать в другом месте? Этого не узнаешь, пока…

Я взяла телефонный аппарат в руки. Да, пока не встретишься с Эдом. Это был единственно верный ответ. Мне нужно было встретиться с ним. Посмотреть в его глаза и поговорить. Тогда я смогу сделать собственный вывод. Я набрала номер Эда. Конечно, все еще волновалась, была растеряна, но тревога постепенно улеглась. Кажется, в моей голове что-то начало проясняться.

После третьего гудка мне ответили:

– Да, – сказал Эд. Его голос был совершенно спокоен, и я отчего-то тоже сразу же успокоилась.

– Привет, – сказала я, сглотнув. Мой голос не дрожал, и вообще все вокруг вдруг словно прояснилось. Туман рассеялся. Я снова знала, что надо делать. – Привет, это Ирина.

– О, Ира, привет, – в его голосе послышалась улыбка. – Как дела? Как ты?

– Спасибо, неплохо. Эд, – начала я сразу же, – мне нужно с тобой встретиться. Это важно, мы должны поговорить.

– О чем? – быстро спросил он.

– О том, что случилось с твоей хозяйкой. О том, что по-настоящему с ней случилось, – я подумала, что лучше не играть втемную, а дать ему понять, что я что-то подозреваю, только таким образом и можно подтолкнуть злодея на новое злодейство.

– Вот как? – он, похоже, насторожился. – Ты хочешь снова поговорить о Марианне?

– Да.

– Но что именно на этот раз тебя интересует?

– Давай встретимся, это не телефонный разговор.

Он с минуту молчал, видимо, колебался, затем решился и произнес:

– Хорошо. Приезжай, я буду тебя ждать. Мы будем…

– «Мы»? – я не удержалась от вопроса. Это было похоже на игру в кошки-мышки.

– Да, мы, – подтвердил Эд. – Или я. В зависимости от того, о чем именно ты хочешь поговорить.

Это было уже интересно. Кто-то стоял за его словами, но кто?

– Ты говоришь загадками, – только и смогла ответить я.

– Вот и приезжай, попробуешь их разгадать, – с легкой усмешкой сказал Эд.

– Хорошо, – я решилась тоже. – Но у меня один вопрос.

– Да, я слушаю, – с готовностью откликнулся Проханов.

– Ты читал Честертона? – я раскрыла карты.

Он снова помолчал.

– По-моему, его мало кто не читал. Впрочем, о книгах лучше тоже поговорим при встрече. Так ты приедешь?

Я подтвердила свое решение.

– Тогда давай… Ирина, – сказал он вдруг, – только приезжай одна. – Ага, подумала я, значит, одна… – И не волнуйся, с тобой тут ничего не случится. Честное слово. Все не так, как ты думаешь.

Я растерялась.

– А как я думаю? – выпалила я.

– Поговорим при встрече. Пожалуйста, поверь, никто не причинит тебе зла. И… не надо милиции… Пообещай.

Я еще больше растерялась.

– Да я и не собиралась милицию…

– Вот и хорошо. Все скоро кончится. Помни, тебе не сделают зла.

Неожиданно я подумала, а что, если наши телефоны прослушивают?

– Эд, подожди, не клади трубку. Я тут подумала, – меня даже зазнобило. – А что, если нас слушают?

Видимо, он не думал о такой возможности.

– А что, могут? – встревоженно спросил он.

– Да, наверное… Нас ведь подозревают.

– Но я думал, что они ограничатся только наружным наблюдением…

– А за вашим домом что, следят? – в ужасе спросила я.

– Ну да, конечно, – просто ответил Эд.

– А кто?

– Наверное, спецслужбы. Они ведь все равно решили довести следствие до победного конца.

– А за мной, как ты думаешь? – с тревогой спросила я.

– Может, и за тобой тоже, – сказал Эд, и мне вновь поплохело.

– Что же делать?

– Придется отложить встречу. Пока.

Он бросил трубку, а я еще долго сидела и прижимала ее к уху. Молодцы, нечего сказать. Мне вдруг показалось, что спектакль входит в свою заключительную фазу. И я ее не увижу…

Но почему же – нет? Я встрепенулась. Да потому что, если нас слушали все это время, то для них многое уже не секрет. Но я все-таки не желала посвящать спецслужбы или кого бы то ни было в свои замыслы. И на месте я тоже не могла усидеть. Да я бы с ума сошла, если бы провела ночь дома, сидя и ожидая непонятно чего.

Поэтому я встала, прихватила записную книжку и пошла к своей соседке по площадке, Марии Ивановне, у которой тоже имелся телефон. Я очень надеялась, что его-то они не слушают. Что может быть интересного в телефонных разговорах пенсионерки?

* * *

Я позвонила к соседке, она открыла мне и разулыбалась:

– Добрый вечер, Ириночка, что-нибудь понадобилось? – и гостеприимным жестом предложила мне войти.

– Добрый вечер, Марья Ивановна, – я шагнула в квартиру и закрыла за собой дверь, – можно от вас позвонить?

– А что, у тебя телефон не работает, что ли? – удивилась соседка.

– Да вы знаете, какие-то странные помехи на линии, а мне позарез нужно сделать один звонок.

– Ну что ж, звони, конечно. Надеюсь, – улыбнулась она, – что у меня на линии помех нет. А я побегу, там сериал идет. Как раз и реклама кончилась. А ты потом, – добавила соседка уже из комнаты, – дверь за собой захлопни.

– Хорошо, Марья Ивановна. Спасибо.

– Не за что, Ириночка, не за что, – откликнулась добрая старушка и прикрыла за собой дверь в комнату.

Я схватилась за телефон. Мне нужно было дозвониться до Кости, но что, если и его телефон тоже прослушивают? Это, конечно, было похоже на паранойю, но лучше все-таки перестраховаться. Мне повезло, потому что Косте телефон провели не так давно, а до этого с ним можно было пообщаться через соседей, чей телефонный номер был записан у меня в блокноте, так, на всякий случай. Костя как-то дал, а я, признаться, ни разу и не воспользовалась. Я вообще-то старалась с ним особенно не общаться, тем более вне работы. Не хотелось парня впустую обнадеживать. Но сейчас был особенный случай.

Я отыскала нужную запись и набрала номер. Мне ответил молодой мужской голос.

– Простите, – сказала я, – мне бы с вашим соседом поговорить, с Константином Шиловым.

– Но у него теперь есть свой телефон, – ответили мне. – Вы не знаете номера, сейчас я вам продиктую…

– Нет, нет, – поспешно проговорила я. – Я знаю номер, но дело в том, что Костя, – я принялась врать, – должен был сегодня отнести свой аппарат в ремонт, а дело очень срочное. Вы мне поможете? Это по работе.

– Чинить аппарат? – удивился невидимый собеседник, и я покраснела от стыда. Похоже, парень был неплохо осведомлен о жизни своего соседа. – Странно, он мне ничего не говорил об этом… – не без подозрения произнес он.

– Вы мне поможете? – гнула я свое. – Это важно, поймите. Вы только скажите ему, что звонит Ирина Лебедева. Он все поймет. – Собеседник молчал и сосредоточенно-недовольно сопел в трубку. – Ну пожалуйста! – взмолилась я. – Это действительно важно! Я не стала бы вас беспокоить по пустякам!

– Ну, хорошо, – выдохнул наконец Костин сосед. – Как вы говорите, Лебедева?

– Да, да, Ирина Лебедева. Только обязательно скажите имя.

– Ладно, – буркнул сосед, – ждите. Сейчас схожу.

Я облегченно вздохнула и принялась думать над тем, как теперь выбраться из дома незамеченной и, главное, как объяснить все это Косте? Ведь и ему тоже надо пробраться тихонько, если «наружка» действительно существует.

Я еще слышала, как женский голос спрашивал, кто это и по какому делу, и как там удивлялись моему странному звонку, а потом послышался звук открываемого замка. Видимо, телефон стоял в прихожей.

Костя появился очень скоро. Я даже удивилась, как оперативно среагировал Шилов на мое имя. Молодчина!

– Да. Ира, это ты? – взволнованно спросил Костя. – Что-то случилось? Почему ты звонишь соседям? Что произошло?

Я не знала, на какой из вопросов отвечать раньше, хотя Костин взволнованный тон сказал мне о многом. Господи, неужели этот парень вообразил, что… Ладно, отставим.

– Костя, – строго начала я, – слушай внимательно. Я тебе позвонила, потому что мне нужна твоя помощь. Это важно, но не буду сейчас вдаваться в подробности. Ты мне сможешь помочь?

– Ну конечно! – изумленно-обрадованно отозвался Шилов, за что получил мое молчаливое одобрение. Вот это мужчина, правильно реагирует. Сначала соглашается, а потом уже интересуется, чем именно помочь. – А что надо сделать?

– Надо, чтобы ты выбрался из дома незамеченным, взял машину и приехал ко мне.

– Поясни. Что я должен сделать?

– Костя, это касается убийства Марианны, – я понизила голос почти до шепота, потому что мне показалось, будто звук у телевизора, работающего в соседней комнате, стал как-то тише. – Наши телефоны, возможно, прослушиваются, а за нами, возможно, следят. Нам надо встретиться, но выбраться из дома незамеченными. Потом кое-куда съездим.

– Куда?

– А ты сможешь найти машину?

– Ну, наверное… Подожди… – Я слышала, как Костя, слегка прикрыв рукой трубку, спросил у своего соседа, может ли он взять его машину на вечер. Сосед дал согласие. – Да, Ира, я смогу взять машину приятеля.

– Отлично. А выбраться незамеченным?

– Это как? – снова спросил Шилов.

– Ну, переодеться, наверное, только так, чтобы тебя не узнали?

– Ну, я попробую, – с сомнением произнес он.

– Костя, это очень важно!

– Хорошо, я постараюсь. Ехать прямо к тебе?

– Нет, встретимся на остановке пятого троллейбуса возле моего дома. Ты только скажи, какая у соседа машина.

– Красная «шестерка», – тут же отозвался Костя. – Номер триста шестьдесят пять.

– Хорошо, сколько понадобится тебе времени?

– Да минут двадцать.

– Сверим часы?

– На моих – половина восьмого, – сказал Костя, а я, взглянув на свои, удивилась, что уже так поздно. Нужно успеть улизнуть из дома до прихода мужа, иначе ничего не выйдет.

– На моих – тоже. Значит, без десяти восемь на остановке у моего дома.

– Хорошо.

Я положила трубку. Так, теперь нужно обеспечить алиби. Я набрала номер моей подруги Вероники.

– Алло? – услышала я Вероникин голос.

– Привет. Это Ирина.

– О, привет, привет! – проворковала Вероника. – Как дела?

И почему это первый вопрос у людей всегда одинаковый?

– Да ничего, все в порядке. Слушай, ты не против, если я к тебе сегодня загляну?

– Конечно, о чем разговор? Соскучилась?

– Да, очень! – преувеличенно громко и внятно говорила я. – Только я буду не одна. Я приеду с одним замечательным парнем, давно хотела вас познакомить!

– Ира! – воскликнула Вероника на том конце провода. – Ирка, с тобой что? Какой парень? Я ведь замужем!

– Да я знаю, – сказала я. – Но это очень важно! Ты должна его оценить по достоинству! – кричала я в сторону закрытой двери.

Звук телевизора стал громче, а я, наоборот, перешла на шепот:

– Верка, у меня проблемы. Мне нужна твоя поддержка. Если что – я была сегодня у тебя. Это – для мужа. Поняла? Подробности потом.

– Ну ладно, – растерянно проговорила Вероника. – Как скажешь.

– Спасибо, дорогая! Я надеюсь, что он тебе очень понравится! Пока! Жди нас!

Я положила трубку и обратилась к закрытой двери:

– Спасибо еще раз, Марья Ивановна.

Мне не ответили. Еще бы, она ни за что не признается, что подслушивала, что вообще из комнаты слышно мою болтовню. Я вышла и захлопнула за собой дверь. Итак, нужен маскарад.

* * *

Я вернулась домой и торопливо принялась готовить костюм. Первым делом нужно было раздеться, а затем снова обрядиться во что-нибудь этакое. Лучшая маскировка – заурядность, кажется, так?

Я достала из шкафа широкие старые джинсы, растянутый свитер с высоким горлом, затем – спортивную куртку мужа, она была мне велика на пару размеров, но именно это мне и было нужно. Потом я извлекла откуда-то из ящика вязаную черную лыжную шапочку. Старые ботинки на толстой подошве и спортивный рюкзачок. Я заколола волосы, спрятала их под шапкой и натянула шапку на самые глаза, спрятала подбородок в высокий воротник свитера и посмотрела на себя в зеркало. Что ж, в этаком прикиде во мне действительно трудно узнать всегда подтянутую, элегантную телеведущую – сейчас на меня смотрел какой-то бесформенный мешок, не имеющий ни возраста, ни пола.

Я написала мужу записку, сообщив, что проведу вечер у подруги, предусмотрительно не уточняя, у какой именно. Затем уже взялась было за ручку двери, но меня остановил телефонный звонок. Я вздрогнула. Кто бы это мог быть? Меня даже холодный пот прошиб. Определенно, это паранойя.

Я тряхнула головой и подошла к телефону.

– Да! – сказала я.

– Ира, слушай внимательно, – взволнованно проговорила трубка, – ты помнишь то место, где мы говорили о музыке?

– О музыке? – тупо повторила я, вспоминая нашу прогулку с Эдом и пытаясь сообразить, в каком же именно месте мы о музыке-то говорили. А разве мы вообще о ней говорили?

– Да, о музыке! – нетерпеливо повторил Проханов. – Ну, вспоминай.

– Я вспомню, обязательно вспомню, – я почувствовала, что у него нет времени.

– Ладно. Там и встретимся, сегодня, через полчаса. Пока.

Он отключился. Я взглянула на часы, Костя будет ждать меня через пять минут, времени у меня как раз только на то, чтобы добраться до остановки. Я вернулась к двери, распахнула ее и выскочила в подъезд. Очень вовремя.

На первом этаже я едва ли не нос к носу столкнулась со своим мужем. Хорошо, что лампочка в подъезде у нас неяркая, а то – прощай встречи, назначенные на этот вечер. Володя непременно пожелал бы знать, куда это я в этаком наряде, а потом, после получасового объяснения, непременно увязался бы за мной. Нет, я мужа очень люблю, подумала я, когда он, едва кинув на меня недовольный взгляд и пробормотав: «Осторожнее, пожалуйста», стал подниматься выше, но все-таки не всегда можно посвящать его в свои маленькие секреты. Особенно если они связаны с убийством. Потом все расскажу.

Я выскочила на улицу, мельком окинув взглядом пустующий темный двор. Так, а ведь, похоже, и правда, следят. Вон та машина – не она ли сегодня ехала за мной с телестудии? А ведь в ней кто-то сидит. Я прищурилась. Впрочем, разглядеть было практически невозможно. Я тяжелым, но быстрым шагом, в совершенно несвойственной мне манере, пересекла двор и направилась к остановке. Если даже и следят за Ириной Лебедевой, то мешок с рюкзачком и на ножках не вызвал у преследователей ассоциаций с вышеупомянутой особой. Вот и славно.

Теперь мне нужно было обнаружить красную «шестерку» с номером триста шестьдесят пять. Я встала неподалеку от стеклянной будочки, у которой толпился народ, и стала ждать. Не прошло, наверное, и минуты, как у остановки, чуть подальше, чем я стояла, остановилась красная машина. Я подошла к ней и открыла переднюю дверь.

– Привет, – сказала я, а потом только, разглядев, как вырядился Костя, несказанно удивилась и даже подумала, а не ошиблась ли? Впрочем, и мой видок, похоже, его тоже ввел в изрядный шок.

Мы друг друга стоили. Никогда бы не подумала, что этот тяжеловес, двойник Дольфа Лундгрема, в своих неизменных джинсах и спортивных куртках, а летом в толстовках и майках, может выглядеть таким франтом. На Косте, насколько я смогла разглядеть, красовалось черное классического покроя пальто, элегантная кашемировая шляпа с широкими полями, а на носу со следами переломов темные очки. Да он просто роскошно выглядел в своем наряде! Прямо загляденье.

– Вам кого? – спросил Костя.

Видимо, он все еще не мог меня разглядеть.

– Вас, – сказала я и села рядом в машину. И только когда я захлопнула дверцу и повернулась к водителю, а потом еще и сказала: – Костя, ты просто потрясающе выглядишь! – только тогда он меня признал окончательно.

– Ирина? Так это, – он выразительно посмотрел на мою мешковатую куртку, – ты? Ну и ну…

– Ну как, за тобой «хвоста» нет?

– По-моему, нет, – ответил Костя. – А почему ты вообще решила, что за нами следят?

– Я не решила, просто на всякий случай предположила и подумала, что лучше перестраховаться. Вот за обитателями дома Марианны следят точно, а почему не могут следить за нами? Мы ведь тоже были там во время убийства.

– Логично, – отозвался Костя. – Действительно, лучше перестраховаться. Ну, а куда мы едем?

– Для начала, – сказала я, – подальше от моего дома. А потом нам назначили встречу.

– Где? – поинтересовался Шилов, включая зажигание и мягко трогая машину с места.

– Это мне предстоит выяснить. А точнее – вспомнить.

Костя удивленно покосился на меня, но никаких вопросов пока больше не стал задавать.