Оставшись как бы не у дел, я не могла найти себе места. На следующий день меня никуда не вызывали, и бездействие казалось совершенно невыносимым. Мне не терпелось узнать, что предприняли наши славные правоохранительные органы и что сталось с участниками драмы. В конце концов, я решила сама это проверить.

Для начала отправилась к нашему клиенту. Цветочный магазин я нашла по-прежнему закрытым. Кормильцев не высовывал носа из квартиры и, кажется, потихоньку прикладывался к бутылочке. Меня он впустил неохотно и общался очень вяло. Наверное, тоже уже сообразил, какими невыгодами грозит ему следствие.

Все же я выяснила, что Кормильцев был принят прокурором и ему пообещали, что будут задействованы все средства для скорейшего обнаружения преступников. Больше мне ничего не удалось вытянуть из Николая Сергеевича, хоть тресни. Вполне возможно, он и сам ничего не знал.

Расставшись с Кормильцевым, я решила проверить, как чувствует себя Еманов. Действовать решила исподволь, через Александра. По моим представлениям, Еманов должен был уже созерцать небо в клеточку или, по крайней мере, давать объяснения в кабинете следователя.

Александр не удивился, увидев меня в своем отделении.

– Кажется, мне придется зачислять тебя в штат, – добродушно ухмыляясь, заметил он. – Ты стала ходить сюда как на работу.

– Моя професия уникальна тем, что не имеет ни временных, ни пространственных границ, – с гордостью заявила я. – Менять ее не собираюсь. Более того, сейчас же потребую у тебя небольшого отчета…

– Я ничего такого не замечал! – поспешно сказал Александр.

– Неужели ничего? А как поживает наш общий знакомый? – по-настоящему забеспокоилась я.

– Еманов, что ли? Живет себе. А что ему сделается?

– Ты уверен, что у Еманова ничего не произошло?

Александр осуждающе посмотрел на меня.

– Вообще-то мы с ним не настолько близки, чтобы делиться своими проблемами. Но чисто визуально я ничего примечательного в его поведении не обнаружил.

– И он сейчас здесь, в больнице? – уточнила я.

– Полагаю, да, – ответил Александр. – Во всяком случае, час назад был здесь. А ты чего ожидала? Что, он должен был бежать за границу?

– При чем здесь заграница… Так ты уверен, что Еманов в больнице? – не поверила я. – Может быть, ты вчера его видел?

Александр пожал плечами и посмотрел на меня взглядом, в котором светилось неприкрытое сожаление.

– Ты, мне кажется, здорово переутомилась в последнее время, – заметил он. – Между прочим, как ты себя чувствовала после облучения? Не было никаких последствий?

– Последствия должны быть у Еманова, – озабоченно произнесла я. – Поэтому мне необходимо знать, как он себя сейчас чувствует.

Александр взял меня под руку и подвел к телефону.

– Вот здесь, под стеклом – номер, – предупредительно сказал он. – Можешь позвонить и убедиться.

Мне эта мысль понравилась – лишний зловещий звонок никогда не помешает. Я сняла трубку и набрала номер. Александр с любопытством смотрел на меня.

– Еманов слушает! – раздался в трубке знакомый самоуверенный голос.

По этому тону нипочем нельзя было предположить, что у господина Еманова возникли серьезные проблемы. Может быть, следователи пока выжидали? Или Виктор Николаевич отличается завидным самообладанием?

– Слушаю, Еманов! – с некоторым уже раздражением загремело в трубке. – Говорите!

Говорить я не собиралась, но не отказала себе в удовольствии тревожно подышать в трубку.

– Что же вы молчите? Кто это? – еще раз произнес Еманов и отключился.

Я положила трубку и обернулась к Александру.

– Поговорила? – спросил он.

– Да, ты был прав, – задумчиво сказала я. – Но это довольно странно. Я предпочла бы, чтобы Еманов сбежал за границу.

– Он, может быть, тоже, – в тон мне ответил Александр. – Но кто-то ведь должен оставаться здесь. Тебе известно, что число психических заболеваний в стране за последние десять лет выросло почти в полтора раза? Их надо лечить. Причем, знаешь, болезнь не щадит никого – ни журналистов, ни даже главных редакторов.

– Я таких шуток не понимаю, – отрезала я. – Не пытайся меня запугать – времена карательной медицины прошли!

– Ради бога, – мягко сказал Александр. – Никто тебя не пугает, но никогда нелишне позаботиться о профилактике. Последнее время ты ведешь себя странновато… Вот я и подумал…

– Мои действия могут показаться странными только непосвященному, – заявила я. – Но однажды ты поймешь, как ошибался. Сейчас же я вынуждена тебя оставить – мне нужно хорошенько все обдумать… До встречи!

– Э, постой! – крикнул мне вслед Александр. – Ты обещала, что я смогу ознакомиться с действием того аппарата…

Мне пришлось сделать вид, что я не расслышала. Аппарата у меня уже не было, и какова его дальнейшая судьба – мне тоже было неясно. Вообще, на мой взгляд, милиция проявила странное бездействие. После того, как я выложила им на блюдечке улику, хоть где-то должны были произойти какие-то изменения!

Но и квартира Крамера не преподнесла никаких сюрпризов. На звонки никто не откликался – я даже могла поклясться, что за дверью вообще никого не было. Скорее всего, Буханкин тоже успел смыться. Получалось, что мы дали всем ускользнуть. Оставался один Еманов, но если дело пойдет так и дальше, завтра может исчезнуть и он.

Каюсь, на сей раз я не стала ни с кем советоваться. Может быть, предвидела возражения Кряжимского, может быть, чувствовала себя задетой. Мне начинало казаться, что я не довела это дело до конца и совершила какую-то непоправимую ошибку.

Короче говоря, я решила понаблюдать за Емановым, потому что у меня возникло явственное ощущение, что он должен вот-вот навострить лыжи. Заодно мне хотелось взглянуть на его место жительства. К своему удивлению, я сообразила, что за все время расследования мы ни разу не наведались на улицу Пушкина – все контакты с Емановым происходили по месту его работы.

Но больше мне там появляться не хотелось. Я ограничилась тем, что позвонила Александру и попросила его оповестить меня, когда Еманов отправится с работы домой. Александр уже ничему не удивлялся и сдержанно пообещал выполнить мою просьбу. Даже если Еманов задержится в больнице до полуночи. Я оценила его иронию, но подтвердила серьезность своих намерений.

Впрочем, ждать до полуночи не пришлось. Александр позвонил мне в редакцию в пять и сообщил, что Еманов работу закончил и теперь усаживается в свою «Волгу», чтобы ехать домой.

Мы уже знали, что Еманов действительно похож на человека, которого видел Ромка возле дома Крамера. И что его бежевая «Волга» тоже похожа на ту самую «Волгу». Ничего более определенного честный Ромка сказать не мог, но и это совпадение было достаточно подозрительно.

Получив интересующие меня сведения, я немедленно поехала на Пушкинскую улицу, поставила машину неподалеку от дома, где жил Еманов, и стала ждать.

На улице уже была темень. В воздухе висела противная морось, из-за которой огни проезжающих автомобилей казались мутными и размытыми. Прохожих на улице заметно поубавилось – мало кому хотелось прогуляться в такую непогодь.

Тут мне пришло в голову, что мы почти ничего не выяснили о Еманове – о его семейном положении, о карьере, о прошлом. Конечно, наши возможности ограниченны, но все-таки нужно было постараться. Сейчас эти сведения мне очень бы пригодились. Но сожалеть было поздно – приходилось довольствоваться тем, что есть.

Через полчаса подъехала бежевая «Волга». Меня сразу насторожил тот факт, что хозяин оставил ее прямо на улице. Так делают, если собираются куда-то опять ехать. Еманов запер машину, неторопливо оглянулся по сторонам и зашагал к подъезду. Вскоре в окнах на втором этаже вспыхнул свет – Виктор Николаевич вошел в квартиру. Разумеется, с того места, где я находилась, разглядеть, что происходит в комнатах, было невозможно, но я решила набраться терпения и не дергаться по пустякам. Наверняка Еманов скоро войдет.

Поскучать мне пришлось минут сорок. Но наконец мое терпение было вознаграждено – Еманов появился из подъезда и направился к машине.

Он был в кепке, низко надвинутой на лоб, и с поднятым воротником. В руке доктор держал кейс. Снова оглянувшись по сторонам, он отпер машину и уселся за руль. Загорелись красные огоньки, и «Волга» отъехала от тротуара. Дождавшись, когда она доберется до поворота, я завела машину и устремилась в погоню.

Расчет мой был прост – при существующем положении дел Еманов вряд ли станет делать что-то просто так. Зная, что мне удалось выйти на Буханкина и даже добраться до аппарата, он должен как-то обезопасить себя. Кое-что для этого он сделал, но, скорее всего, далеко еще не все концы спрятаны в воду.

Что находится в его кейсе – какие-то улики? Может быть, там лежат похищенные раритеты из чужих коллекций, которые Еманов надеется припрятать в укромном месте? Если у него не обнаружится никакого компромата, «зацепить» его окажется совсем не просто. И я недаром вспомнила о коллекциях – ведь Жильцов говорил о целом ряде схожих преступлений. В общем, во мне росла уверенность, что психиатр-филателист причастен к ним.

Следуя за машиной Еманова, я вскоре поняла, куда мы направляемся. По всему выходило, что в сторону Университетской улицы. В этом была своя логика, ведь доктор мог предполагать, что Крамера мы еще не вычислили. Возможно, расчет его заключался в том, чтобы спрятать украденное в жилище сообщника непосредственного похитителя. Это было рискованно, зато полностью могло обезопасить Еманова впоследствии, при неблагоприятном для него раскладе.

«Волга» доехала до перекрестка, от которого начиналась Университетская улица, и остановилась. Красные огоньки погасли. Я как ни в чем не бывало промчалась мимо, пересекла перекресток и свернула в ближайший двор. На ходу я успела заметить, как Еманов открывает дверцу своей машины.

В чужом полутемном дворе я остановила «Ладу», поспешно выбежала на Университетскую улицу и, остановившись в тени дома, начала наблюдение за действиями своего подопечного. Тот уже шагал в сторону крамеровского дома, держа в руке кейс. Голову он снова спрятал в поднятый воротник плаща и смотрел только себе под ноги, где сверкали в свете фонарей осенние лужи.

Я медленно пошла по другой стороне улицы, стараясь не стучать каблуками, что мне вполне удавалось, так как асфальт усеивала размокшая листва. Еманов даже не оглядывался. Только подойдя к дому Крамера, он задрал голову вверх и внимательно посмотрел на окна крамеровской квартиры. Они были темны.

Не задерживаясь больше ни минуты, психиатр завернул за угол и поспешно пересек освещенное пространство перед фасадом дома. Быстро набрав цифровой код, он нырнул в подъезд и тихонько закрыл за собой дверь.

Я задумалась, что делать дальше. Если Еманову удастся «сбросить» здесь компромат, из дому он выйдет «чистым» – гражданином вне всяких подозрений. Учитывая склонность доктора к интригам и его большой в них опыт, можно было с уверенностью ожидать, что тогда он отобьется ото всех обвинений. Если же удастся подловить его во время проникновения в чужую квартиру, игра Еманова будет наверняка проиграна.

И я решила действовать. Мне не казалось это опасным. План я составила такой: пусть Еманов войдет в квартиру Крамера, а я незаметно обращусь к соседям, они вызовут милицию и сыграют роль свидетелей. Все очень просто. Только сделать это надо очень быстро – прежде, чем Еманов покинет квартиру.

Перебежав через улицу, я вошла во двор и поднялась на крыльцо. Код действовал тот же. Я проникла в подъезд, тоже тихонько прикрыла дверь и прислушалась.

В доме было на редкость тихо – наверное, играла свою роль хорошая звукоизоляция. К сожалению, в этот момент никто не покидал своих квартир – собачку выгулять или мусор вынести. А появление на лестнице любого жильца дома очень бы меня выручило. Но выжидать не имело смысла, и я стала подниматься на третий этаж, осторожно шагая со ступени на ступеньку и поглядывая то и дело наверх. Ни шагов Еманова, ни хлопка двери я не слышала – вероятно, он уже зашел в квартиру.

Наконец я добралась до третьего этажа и шагнула к двери Крамера. Мне показалось, что она чуть-чуть приоткрыта. Сколько Еманов там провозится, я не знала. Возможно, уже в следующую секунду он покинет квартиру.

У меня все смешалось в голове. Что делать – крикнуть? Я набрала в легкие воздуху и оглянулась по сторонам, молясь про себя, чтобы соседи оказались дома. И в этот момент откуда-то ко мне метнулась тень, показавшаяся громадной, широкая ладонь наглухо закрыла мой рот, а у горла я почувствовала острый край стального лезвия.

– Тихо-тихо-тихо! – прошелестел над моим ухом почти сладострастный голос. – И шагай сюда, в эту дверь.

Меня то ли внесли, то ли втолкнули в квартиру Крамера, и дверь за моей спиной безнадежно защелкнулась. Грубая ладонь оторвалась от моего рта, но в тот же миг сильный удар в голову швырнул меня на пол.

Я покатилась кубарем, опрокинув по пути какой-то столик, но сознания не потеряла. Правда, в голове гудели колокола и руки-ноги сделались ватными, так что о сопротивлении я могла размышлять чисто абстрактно.

В прихожей было абсолютно темно, но пока я лежала на полу, свет зажегся. Повернув голову, я увидела того, кого и ожидала увидеть. Господин Еманов стоял надо мной, одетый по-походному, и взволнованно раздувал ноздри. В его руке была зажата новенькая опасная бритва.

– Рискованная у вас профессия, верно? – проговорил доктор, отдышавшись. – Ходите, вынюхиваете, а потом – раз! Обидно, правда?

Я ничего не ответила – не было сил. А кроме того, я не отрываясь смотрела на бритву в его руке. Откровенно говоря, если бы можно было выбирать, я предпочла бы менее кровавую смерть.

– Вас пугает эта штуковина? – усмехнулся Еманов, как будто прочитав мои мысли, и спрятал бритву в карман. – Не обращайте внимания, она свою роль сыграла. Вы умрете другой смертью – все будет аккуратно, без пятен на обоях…

Он наклонился и рывком поднял меня с пола. Сила у него имелась – наверное, дома под кроватью держит пудовую гирю, с которой ежедневно упражняется. Кому, как не ему, доктору, знать, что в здоровом теле – здоровый дух. Еманов втолкнул меня в соседнюю комнату и снова шарахнул по голове.

На этот раз я отключилась, и, видимо, надолго. Потому что, очнувшись, с разочарованием обнаружила себя сидящей в кресле, причем руки мои были примотаны скотчем к подлокотникам, ноги – соответственно к ножкам, а рот надежно тем же скотчем залеплен. До сих пор я видела подобное только в западных боевиках. Еманов наверняка тоже их смотрел.

Шторы в комнате были задернуты. Под потолком ярко светила люстра. Еманов расхаживал из угла в угол, выдвигая ящики шкафов и заглядывая под диваны. На руках у него я заметила резиновые перчатки.

В какой-то момент Еманов увидел, что я очнулась. Издевательски подмигнув мне, он, не прерывая своих занятий, заговорил:

– Ну, что, папарацци? Как говорится, не мытьем, так катаньем! Сейчас вы, наверное, думаете, как было бы хорошо, если бы вас вовремя подстрелил Лимон, так ведь? Тогда бы у вас был какой-то шанс. Теперь не надейтесь. Вы нанесли мне непоправимый урон, и я этого вам не прощу.

Нет, я не стану вас мучить! Я ведь гуманный человек. Все будет культурно – одна небольшая инъекция, и конец! Именно так мы поступили с недотепой Буханкиным. Он сейчас лежит в ванной комнате, упакованный в большой полиэтиленовый пакет.

Талантливый человек, а совершенно истрепал себе нервы алкоголизмом. Надо же – так глупо попасться, да еще оставить вам бесценный аппарат! Разумеется, от него необходимо было избавиться. Мне удалось убедить в этом Крамера. Никому не хочется гнить в тюрьме! Дайте человеку альтернативу: тюрьма или свобода, и ради последней он пойдет на все.

Я тоже пойду на все. У меня нет другого выхода. Вы мне его не оставили. Вы испортили все, что можно. Знаете, сколько мы заработали с этими молодцами за какие-то полгода? Вы не поверите – четверть миллиона долларов! Мы «почистили» десятка два коллекционеров здесь и в других городах. Никто не мог устоять перед чудом техники. Стоило только заинтересовать человека… А мы хорошо научились это делать.

И вот теперь по вашей милости аппарат потерян, наша команда рассыпалась, и мне, того и гляди, придется уносить ноги. Что же, если так сложится, с моими деньгами будет нетрудно найти убежище. Но сначала нужно закончить дела здесь. Знаете, что я ищу? Те самые марки, что эти придурки взяли у Кормильцева. Было бы глупо оставлять их здесь. А они здесь, представляете?

Все дело в том, то мои интеллигенты вдруг взбунтовались. Им, видите ли, показалось мало тех сумм, которые я выделял на их долю с общей прибыли. Они не понимали, что без моего организаторского начала ничего не значат!

Да еще эта идиотка Кормильцева! Не буду посвящать вас во все интимности, но суть такова: она сама предложила ограбить мужа, а потом устроила истерику, что я с ней не поделился. Как я мог с ней поделиться, если мои молодцы утаили добычу?

А ведь я просил ее подождать. Но она вела себя как истеричка, становилась совершенно неуправляемой. Пришлось за свои деньги отправить ее в Сочи. Отдохнуть, в том числе и от вас. Вы пугали Алевтину Ивановну до дрожи. Ну, теперь-то ее страхи закончились. Дело в том, что я уже получил из Сочи телеграмму: «Адресат убыл. Выезжаю». Знаете, что это значит?

Еманов на время умолк. Он обшарил все укромные углы в комнате и теперь возился с сейфом, вделанным в стену. Замок сейфа был электронным, но мне показалось, что это не вызывает у Виктора Николаевича каких-то особых волнений. Он деловито орудовал набором пластиковых карточек, пока тот с легким звоном не открылся.

– Крамер тоже оказался жидковат, – ухмыльнулся Еманов, роясь на полках в сейфе. – Стоило только Буханкину крикнуть «полундра», как его приятель тоже соглашался на все мои условия. Он даже свои секреты оставил здесь, когда я отправил его в Сочи, вдогонку за Алевтиной Ивановной! Этим он очень меня обязал – наконец-то я смогу получить свое. И Крамер получит свое…

Еманов опять примолк и как будто насупился – кажется, содержимое сейфа несколько разочаровало его.

– Однако не шутки ли он со мной взялся шутить? – неприязненно пробормотал Еманов, заглядывая поглубже в сейф. – Мне это совсем не нравится… Где же они могут быть?

Он обернулся и принялся задумчиво разглядывать стены и потолок.

– Вот дьявольщина! – выругался он наконец. – Тут, не скрою, я, кажется, просчитался. Мне это представлялось более легким делом. Куда же он мог спрятать проклятые кормильцевские марки?!

Еманов приблизился ко мне и рукой, обтянутой резиновой перчаткой, похлопал меня по щеке. Его прикосновение почему-то ассоциировалось у меня с прикосновением жабы. Стало страшно противно.

– Признаюсь вам, – со смешком сказал он, – не рассчитываю тут долго задерживаться. Даже если не найду марки, через полчаса я ухожу. Мы вместе уйдем, извините за каламбур! Только прежде нужно приготовить господину Крамеру сюрприз…

Еманов вышел в коридор и тут же вернулся, неся с собой кейс. Поставив на стол, Еманов раскрыл чемоданчик и извлек оттуда какую-то коробочку с проводками.

– Понимаете, – доверительно сказал он мне. – Мы ведь как договорились с Крамером? Он выезжает в Сочи, находит там Алевтину Ивановну и где-нибудь в укромном местечке тихонько отправляет ее к праотцам. А я тем временем тут избавляюсь от трупа Буханкина. Именно поэтому Крамер оставил мне электронный ключ от двери. Уж очень ему не хотелось, чтобы у него в квартире находился труп.

А теперь представляете, что он почувствует, когда, вернувшись, обнаружит у себя дома два трупа? Но это же надо быть идиотом, чтобы вообразить, будто я стану развозить отсюда мертвецов!

И знаете, что он сделает? Правильно – бросится бежать куда глаза глядят. Но прежде заглянет в сейф, чтобы забрать из него деньги. Денег там, конечно, уже не будет, зато окажется небольшое взрывное устройство, которое сработает при открывании дверцы.

Боюсь, тогда здесь появится еще один труп. Надеюсь, невинные люди не пострадают. Но даже если так случится – меня к тому времени в городе не будет. Скажу вам по секрету, все ценное я уже перевез в свой кабинет в больнице. Отсюда я поеду прямо туда, все погружу и отправлюсь дальше. Если вам любопытно, я могу даже сказать, как распланировал свои дальнейшие действия. Но сначала поставлю, с вашего разрешения, бомбу…

Он взял в руки коробочку с проводками и опять отошел к сейфу. Пока он там возился, я попыталась собраться с мыслями, хотя, наверное, у меня в жизни не бывало более неразрешимой задачи, чем сегодняшняя. Голова гудела, точно в ней работал средних размеров трансформатор, во рту чувствовался солоноватый вкус крови, и вдобавок меня подташнивало. Плюс к этому путы на руках и ногах, липкая наклейка на губах. Одним словом, обстоятельства начисто исключали стройность мысли.

А придумывать что-то нужно было, и как можно быстрее, потому что времени у меня оставалось все меньше. Еманова можно было понять – кто бы на его месте стал здесь задерживаться. Как бы нерасторопно ни работала милиция, рано или поздно эту квартиру вычислят. И хотя Еманов, как ему кажется, все предусмотрел, спокойной жизни ему ждать не стоило. О его роли в деле Кормильцева знает вся наша редакция. После того как исчезнут Крамер с Буханцевым да Кормильцева, Еманов останется единственным подозреваемым. Он правильно решил, что пора сматывать удочки.

Мне же оставалось только констатировать, что, проведя в целом удачное расследование, в конце я умудрилась наделать массу ошибок, причем непоправимых. Совершенно напрасно я сунулась в это логово одна, никого даже не предупредив. Неправильно определила намерения Еманова. И вообще недооценила его личность. Но, в самом деле, как я могла ожидать от благополучного, уважаемого врача-психиатра такой злодейской прыти? Он же действовал как заправский гангстер.

В обществе широко распространено мнение, что психиатры от долгого общения с пациентами сами делаются немного сумасшедшими. Может быть, с Емановым произошло нечто подобное? Обязательно нужно будет проконсультироваться на этот счет с Александром, подумала я. Пусть разъяснит проблему как профессионал.

Однако тут же я сообразила, что теперь встретиться с Александром мне придется, скорее всего, только на том свете. Эта мысль показалась настолько ужасной и горькой, что я невольно застонала. С пластырем на губах этот стон напоминал мычание и, кажется, позабавил Еманова.

Он уже закончил прилаживать адскую машину, ему оставалось только захлопнуть дверцу сейфа. Однако прежде он обернулся на мой стон и, внимательно на меня посмотрев, удовлетворенно улыбнулся.

– Наконец-то я этого дождался! – сказал он, подходя ближе. – Знаете, предпочитаю слабых женщин! Нежных, поистине женственных… Самоуверенные особы вроде вас, несмотря на всю внешнюю привлекательность, вызывают во мне как в мужчине искреннее отвращение. И все-таки мне удалось заставить вас стать слабой, как и положено женщине. К сожалению, все это случилось слишком поздно и уже никак не может повлиять на мое решение. Сейчас я достану шприц и сделаю вам последний укол. Вам осталось потерпеть совсем немного…

Мне ужасно мешало то, что рот мой был залеплен. Можно было бы попытаться переубедить этого типа не совершать ненужных зверств. Может быть, поподробнее обрисовать ему картину последних событий. Напомнить о том, что он собирался еще поискать те дурацкие марки, наконец! Но все эти чудесные возможности не могли реализоваться из-за десятисантиметрового куска мерзкого скотча!

Впрочем, кое-что Еманов сумел прочесть по моим глазам, потому что тут же снисходительно пояснил:

– Поиски я решил не продолжать. Нужно уметь смиряться с потерями. Искать большего, жертвуя меньшим. К несчастью, подавляющая часть людей не придерживается этого закона. Итак, дорогая, вы теперь все знаете – я постарался в полной мере удовлетворить ваше профессиональное любопытство. В конце концов, не зря же вы так старались! Да и мне нужно было выговориться. Думаете, легко носить в себе груз такой тайны? Как психотерапевт я придаю этому немалое значение. Хорошенько выговориться, излить душу – это весьма действенный метод! Он помогает сохранить душевное здоровье… Кстати, женщины часто прибегают к этому средству чисто интуитивно. Увы, вас это уже не коснется! Но, согласитесь, тут вы сами виноваты…

Он горестно покачал головой и быстро отошел к столу. Я видела, как он опять запускает руки в кейс и достает оттуда бумажно-полиэтиленовую упаковку с одноразовым шприцем. Невольно я замерла, не в силах оторвать взгляда от этого безобидного предмета. Подсознательно образ смерти связан у нас с мифической старухой в белом саване, с косой в руках. На самом деле смерть имеет миллион обличий и таится в самых неожиданных местах. В моем случае она приобрела вид миниатюрного пластмассового шприца. Медицинская техника и раньше не пользовалась моей благосклонностью, но с этой минуты я возненавидела ее просто какой-то сверхъестественной ненавистью.

А Еманов действовал между тем привычно и сноровисто – разорвал упаковку, достал шприц, с осторожностью вскрыл какую-то ампулу и принялся набирать жидкость через иглу. Лицо его утратило снисходительно-насмешливое выражение – теперь он был угрюм и сосредоточен. Я охотно могла поверить, что Виктору Николаевичу было не по душе то, что он задумал, но, следуя своему закону, заботясь о своем спокойствии, он, не колеблясь, был готов пожертвовать такой малостью, как какая-то там «папарацци».

Наконец он закончил манипуляции со шприцем и обернулся. Взгляд, который он обратил на меня, был холоден и строг. Пальцы, обтянутые резиновой перчаткой, сжимали шприц. Не скажу, что в этот момент мне открылась какая-то истина, что мысли и правда приобрели возвышенный и трагический оттенок. Хотя совершенно не помню, о чем я думала в тот момент. Скорее всего, о какой-нибудь глупости.

Еманов молча надвинулся на меня, и душа моя наполнилась ужасом и холодом. Стальное жало шприца мелькнуло перед моими глазами, и я в отчаянии подумала, что это последнее, что я вижу в своей жизни. И вдруг в тишине квартиры неожиданно раздался мелодичный щелчок.

Я почти не обратила на него внимания, но Еманов вдруг застыл на месте и изменился в лице. Мне даже показалось, что в глазах его плеснулась растерянность. Я еще не понимала, в чем дело, а Еманов быстро опустил руки и повернулся к двери.

Теперь и я различила негромкие шаги в коридоре. До боли вывернув шею, я тоже уставилась в ту сторону и увидела, как открылась дверь и в комнату вошел высокий симпатичный мужчина в черном плаще, покрытом дождевыми брызгами. Его лицо, обрамленное шкиперской бородкой, было бледным и замкнутым.

Окинув взглядом помещение, он ничуть не удивился и только застыл на пороге, сунув руки в карманы плаща.

– Ага, ты, значит, уже вернулся? – с хрипотцой в голосе произнес Еманов. – Я не ждал тебя так быстро…

– Я понимаю, – бесстрастно сказал вошедший. – Иначе ты бы не оставил открытым сейф.

Еманов быстро оглянулся через плечо.

– Сейф? – недовольно спросил он. – Ах, сейф! Я как раз собирался его закрыть. Но это не самое главное, ты же понимаешь…

– А что самое главное? – печально спросил человек с бородкой.

– Куда ты спрятал марки? – зло спросил Еманов. – Я перерыл всю квартиру! У меня мало времени. Раз уж ты вернулся, ты должен мне сказать, где они!

Но Крамер – это, разумеется, был он – молчал и внимательно разглядывал открытый сейф. Он не двигался со своего места и ничего не предпринимал. Еманов смотрел на него настороженно, со все возрастающим раздражением.

– Ты выгреб все из моего сейфа, – наконец констатировал Крамер. – Забавно.

– Что тут забавного, идиот, – прошипел Еманов. – Вы мне надоели! Из-за вас все идет прахом! Верни мои марки, Крамер, тогда мы с тобой сможем договориться.

Крамер вытащил руку из кармана и отер ладонью лицо.

– Я чертовски устал! – сказал он и, сделав несколько шагов, опустился на диван. – Не возражаешь, если я закурю? – Достав пачку «Мальборо» и сунув в рот сигарету, Крамер опять замер, мертвым взглядом уставившись в пол.

– Ты что, действительно не понимаешь, что происходит? – взбеленился Еманов. – Надо уходить отсюда! Ладно, я готов взять тебя с собой. Только подойди сюда и помоги мне покончить с этой пронырливой сучкой.

Крамер поднял глаза и спросил:

– А кто это?

– Ты не понял? Та самая Бойкова, которая все время совала нос в наши дела. Теперь она знает все.

Крамер пренебрежительно махнул рукой.

– Ты опять решил возложить на меня самую грязную работу? – спросил он. – Сначала Буханкин, потом Кормильцева, теперь эта… Хватит, я – пас!

Еманов, раздувая ноздри, несколько секунд с ненавистью смотрел на него.

– Ну и черт с тобой! – заявил он наконец. – Я сам это сделаю. Только не думай, что тебе это поможет. Ты и так уже замаран по уши.

– Ну, не совсем, – равнодушно сказал Крамер. – Я ведь не убивал Кормильцеву.

Лицо Еманова окаменело.

– Ты оставил ее в живых? – недоуменно проговорил он. – Сделал эту глупость и так спокойно говоришь мне об этом? Ты еще тупее, чем я думал! Ты хотя бы знаешь, где она сейчас – наша Алевтина Ивановна?

– Знаю, – сказал Крамер. – Она внизу, в машине.

– Внизу, – изумленно эхом повторил Еманов. – Она в машине… В чьей машине, хотел бы я знать?

Крамер наконец вспомнил, что в зубах у него торчит незажженная сигарета. Он достал зажигалку, щелкнул ею и закурил. Наверное, он давно не курил – затягивался он с наслаждением, весь уйдя в это занятие.

Психиатр посмотрел на своего сообщника так, будто готов был его убить. Собственно говоря, Еманов подготовился к этому давно – просто сейчас он был явно не прочь убить Крамера самым некультурным, даже варварским способом. Например, перекусить ему горло.

Объяснялась такая злоба элементарно. Сообщник вел себя совершенно неадекватно ситуации. Складывалось впечатление, будто перед тем, как он вошел в квартиру, его основательно шлепнули по голове мешком. Он замедленно двигался, говорил механическим голосом и вообще как-то мало интересовался происходящим.

– Я спрашиваю, в какой такой машине Алевтина? – вынужден был повторить вопрос Еманов. – Как ты додумался притащить ее сюда?

Крамер еще раз затянулся, потом вынул сигарету изо рта и сосредоточенно посмотрел на ее дымящийся кончик. Потом проговорил негромко, почти не разжимая губ:

– Послушай, а ты сам-то что – идиот или просто настолько увлекся всей этой канителью? Ты так ничего и не понял?

У меня бешено забилось сердце: я уже начинала кое-что соображать, передо мной забрезжила надежда. Просто поверить в нее было пока трудно.

– Повтори, что ты сказал! – с угрозой произнес Еманов. – Что ты мне голову-то морочишь? Что такое я должен был понять?

Сигарета Крамера догорела до самого фильтра. Он с сожалением посмотрел на окурок, бросил его прямо на пол и растоптал подошвой ботинка.

– Квартира на прослушке, – спокойно проговорил он. – Во дворе стоит фургон с аппаратурой. Нас привезли сюда сразу после того, как ты появился. Дом, наверное, уже окружен. Собственно, меня послали, чтобы предложить тебе не оказывать сопротивления. Не знаю, кем они тебя вообразили – Сильвестром Сталлоне?

Еманов несколько раз судорожно сглотнул, а потом спросил свистящим шепотом:

– Так ты меня сдал, Крамер? Это верно – ты меня сдал?

Мне показалось, что в следующую секунду доктор бросится на Крамера – особенно когда тот вместо ответа пожал плечами. Но Виктор Николаевич не стал этого делать. С огромным недоумением он посмотрел вокруг, будто пытался понять, как попал в эту квартиру, откуда здесь взялись мы с Крамером, и вообще почему жизнь сыграла с ним такую злую шутку.

Потом он деревянными шагами доплелся до дивана и крайне осторожно опустился на него, широко расставив колени и низко опустив голову. Шприц он по-прежнему держал в руке, словно позабыв, что с ним нужно делать.

Мне вдруг показалось, что в такой безвыходной ситуации Еманов вполне может вкатить смертельный яд самому себе. Но тут я его переоценила. Он просто продолжал сидеть не шевелясь, как лесоруб после тяжелой работы, и неотрывно смотрел в одну точку у себя под ногами.

Он никак не отреагировал на то, что Крамер после некоторого размышления решился-таки оказать любезность даме, то есть мне. С некоторой опаской он приблизился к моему креслу и, стараясь не встречаться со мной взглядом, принялся освобождать меня от пут. Почему-то он не стал расклеивать мне рот – должно быть, боялся услышать что-нибудь нелицеприятное.

Когда руки и ноги мои освободились, я сорвала скотч с лица сама и все-таки не удержалась, чтобы не сказать, глядя в бородатое бледное лицо Крамера:

– Ублюдки!

Больше всего мне хотелось испытать, слушаются ли меня губы. Оказалось, что да, и, в общем, слово это прозвучало в тишине квартиры достаточно убедительно.

Крамер выслушал меня с каким-то даже подобострастием и вернулся на диван. Присев рядом с Емановым, он опять сунул в рот сигарету.

Но не успел он прикурить, как вдруг прихожая наполнилась топотом ног и звуками нескольких голосов, звучавшими вполне по-хозяйски. Тут же дверь в комнату распахнулась от мощного удара, и в проеме нарисовались напряженные мужские фигуры с пистолетами в руках.

Последовало сакраментальное «Всем стоять!». Но даже это не произвело на Еманова никакого впечатления. Он продолжал сидеть, не меняя позы, будто происходящее его нисколько не касалось. Смертельный шприц по-прежнему бессмысленно торчал в его обтянутом резиной кулаке.

По команде поднялся один Крамер. Я тоже осталась сидеть, удрученно разглядывая свои конечности, вернее, рукава плаща и сапоги, безобразно испачканные клейкой массой. Мерзавец Еманов не пожалел скотча.

На самом деле мне, конечно, следовало выражать бурную радость, награждая своих освободителей объятиями и поцелуями, но я была на удивление безучастна. Все во мне как будто перегорело, да и тупая боль в голове давала о себе знать.

Между тем рядом послышался знакомый голос. По комнате кружили оперативники, а Жильцов – в кожаном плаще, туго перепоясанном в талии, – с брезгливым выражением в голосе распоряжался:

– Заберите у него эту гадость! Только осторожнее… И в наручники его!

Кто-то подошел ко мне и заботливо спросил, как я себя чувствую.

– Прекрасно она себя чувствует! – прогремел Жильцов, возвышаясь надо мной, как великан из сказки. – Ольга Юрьевна плохо себя чувствует только до тех пор, пока не ввяжется в какое-нибудь неженское дело. – Он, прищурясь, посмотрел на меня и покровительственно спросил: – Ну, что – убедились наконец, что сапоги должен тачать сапожник? Каюсь, когда мне доложили, что вы здесь, я не стал особенно торопиться – мне хотелось, чтобы вы хорошенько прочувствовали, почем фунт лиха…

– Скажите лучше – рассчитывали, что меня прикончат, – ехидно сказала я, обретая наконец привычную форму, – а вся слава достанется вам одному.

– Ага, – зловеще произнес Жильцов, – урок не пошел вам впрок. А вы – упертая женщина! Я начинаю вас уважать…

– Да, вы сработали неплохо, – признала я. – Никак не ожидала!

– Думали, без вас не справимся? – ядовито подсказал Жильцов.

– Вроде того, – кивнула я. – Есть еще в нас эдакое недоверие к милиции, что греха таить! Кстати, не забудьте про бомбу – психиатр разместил ее в сейфе. Как бы мы тут все ненароком не взлетели на воздух…

– Саперы уже вызваны, – серьезно сообщил Жильцов. – Расслабьтесь! Кстати, вам, наверное, требуется врач?

– Хватит с меня врачей! – поморщилась я. – Вот умыться я бы не отказалась…

Жильцов предупредительно придержал меня за рукав.

– Лучше воздержитесь, – посоветовал он. – В ванной комнате лежит труп. Мы ничего тут пока не трогали – только поставили систему для прослушивания. Ведь мы ждали Еманова… Крамера мы взяли сразу, едва он прилетел в Сочи. Он раскололся сразу. Выложил все – в том числе и про телеграмму, которую должен был дать после убийства Кормильцевой, и про труп в ванной, и про марки, которые бесполезно здесь искал Еманов. Они, кстати, были у Крамера с собой – не доверял все-таки Еманову…

Жильцов неожиданно улыбнулся и сделался почти симпатичным.

– А все-таки вы молодец, – сказал он. – Только прийти к нам нужно было все-таки пораньше! А не изображать из себя Пинкертонов, понимаешь…

– Ага, пироги, как говорится… – в тон ему заговорила я.

Жильцов одобрительно кивнул и веско закончил фразу:

– …должен тачать сапожник. Тьфу, совсем вы меня запутали!

Я рассмеялась и сказала:

– Ну, если так, то я, пожалуй, пойду?

– Может, вас подвезти? – заботливо предложил Жильцов. – Это запросто.

– Спасибо, я на машине, – ответила я.

– Ну, тогда до завтра! – кивнул Жильцов. – Завтра в восемь жду вас у себя, не забудьте!

Холодная, пронизывающая дождем улица показалась мне раем. Огни фонарей сверкали как иллюминация. Это было как праздник, как день рождения.

Я блаженно зажмурилась, снова открыла глаза и отправилась разыскивать свою машину.