Сначала мне показалось, будто случилась какая-то авария. Настойчиво звонил трамвай, и пахло горелой резиной. Вокруг была полная темнота, и шелестел дождь. У меня родилось ощущение, что я заснула в ночном трамвае, а вот теперь он стоял, тревожно и оглушительно названивая. Это означало, что придется вставать и топать пешком под дождем.

Но куда я могла ехать в трамвае в столь поздний час? В голову мне ничего не приходило. Спросонок она была тяжелая, как чугун. Лучше всего тут подходило слово «одурь». Я было одурманена, но никак не могла вспомнить, на какой вечеринке это произошло.

Потом звон оборвался, и наступила тишина. Зато вокруг начало быстро светлеть, и через несколько секунд я поняла, что никакого трамвая нет и в помине, а я сижу днем на чьей-то кухне, оцепенелым взглядом уставившись на экран какого-то прибора, немного похожего на портативный компьютер.

Данный факт не произвел на меня никакого впечатления. Совершенно не хотелось ни о чем думать, меня поташнивало и тянуло в сон. Кажется, я даже не пыталась пошевелиться.

Не знаю, сколько минут это продолжалось, а потом до моего слуха донеслись глухие настойчивые удары. Было очень неприятно – звук, словно молот, обрушивался на мою бедную голову, причиняя невыносимые страдания.

Зато пытка звуком постепенно вывела меня из оцепенения. Я с некоторой натугой стала соображать, что со мной происходит, начала понемногу поворачивать голову и узнавать окружающие предметы. Наконец все слилось в общую картину – промокший потолок, таз с водой, чашка с остывшим кофе, прибор на столе. И я поняла, что меня провели как последнюю дуру.

Застонав от досады, я попыталась подняться. Со второго раза это удалось, и, придерживаясь за стену, я поковыляла на деревянных ногах туда, где раздавался ужасный стук. Теперь до меня дошло, что кто-то ломится в дверь.

Справиться с замком мне удалось далеко не сразу, поэтому пришлось крикнуть невидимому громиле, чтобы он потерпел. Голос у меня был чужой и срывающийся. Но грохот стих, а минут через пять я все-таки одолела замок. Дверь распахнулась, и в прихожую ввалился Виктор.

Он был необычайно встревожен: схватив за плечи, заглянул мне в лицо и строго спросил:

– Ты в порядке?

Я кивнула, хотя полной уверенности в этом у меня не было. Придерживая за плечи, Виктор сопроводил мое тело обратно на кухню и усадил на стул. Увидев на столе прибор, чертыхнулся и сказал: «Понятно!»

Теперь, когда мне тоже все более или менее стало понятно, я удивилась тому, что экран прибора не горит. Кто же его выключил? Ведь, как я смутно догадывалась, до этой минуты в квартире никого, кроме меня, не было. Пройдоха Буханкин, опробовав на мне свой аппарат, исчез без следа.

Своим удивлением я поделилась с Виктором, который объяснил все очень просто и наглядно, ткнув пальцем в потолок и произнеся единственное слово:

– Замкнуло!

Итак, моими спасителями стали дождь и нерадивые строители, кое-как залатавшие крышу. Трудно сказать, до какого состояния очумения я бы дошла, если бы проводку в квартире не залило водой. Обхватив руками голову, я с отчаянием сказала:

– Боже, какая идиотка! Буханкин, разумеется, смылся?

– Там Ромка, – уверенно сказал Виктор. – Тот вышел – я сюда.

Понятно: он поручил Ромке следить за Буханкиным, а сам помчался ко мне на помощь. Не худший вариант – Ромка настырный, ему приходилось следить за более изворотливыми субъектами. Буханкин же, вероятно, пребывал в полнейшем смятении – то, что он решился пожертвовать своим детищем, говорило о многом.

– Надо тут порыться, – деловито сказал Виктор.

Он прав – если уж Буханкин бежал, бросив аппарат, он мог оставить здесь и другие улики.

– Альбом с марками! – простонала я, указывая в сторону комнаты.

Подниматься и двигаться было для меня настоящей мукой, но я все-таки заставила себя взбодриться, и мы вдвоем стали обшаривать квартиру в поисках улик. Справедливости ради следует признать, что розысками занимался в основном Виктор, а я просто бестолково тыкалась по углам, клюя носом и страдая от головной боли. Больше всего хотелось упасть куда-нибудь и хорошенько выспаться.

Виктор не обращал на меня внимания, методически проверяя все закоулки в квартире. Помню, он посетовал, что нет возможности включить компьютер. Впрочем, что-то он все-таки нашел – в конце концов фотограф предстал передо мной с каким-то свертком в одной руке и с плоским чемоданчиком в другой. Внимательно посмотрев на меня, Виктор спросил:

– Можешь идти?

– Вполне, – ответила я. – Хотя больше тянет ползти. А ты закончил?

– Да, – кивнул он. – Пора.

Мы покинули квартиру Буханкина и молча спустились на первый этаж.

На улице все так же лил дождь. Оба наших автомобиля тихо мокли на том месте, где мы их оставили. Они были пусты – Ромка ушел по следу.

Я вдруг поняла, что не в состоянии вести машину, в чем и призналась Виктору. Он забрал у меня ключи, запер мою «Ладу» и велел садиться к нему. Я упала на сиденье, поняв, что сил больше ни на что не осталось.

– Как фамилия твоего психиатра? – спросил Виктор, заводя машину.

– Челидзе, – прошептала я и отключилась.

В себя пришла я от того, что кто-то бесцеремонно меня тормошил. Открыв глаза, с удивлением увидела перед собой озабоченное лицо Александра. Он склонился надо мной, стоя у распахнутой дверцы машины, и тряс за плечо. На его белом халате темнели мокрые пятна.

– Привет! – сказала я. – А ты откуда взялся?

– Что с тобой? – спросил Александр вместо ответа. – Твой приятель напугал меня до смерти. Но я ничего не понял.

– Помнишь, что я искала? Так вот – этот аппарат существует. Сегодня я испытала его на себе.

– Ну и как? – с интересом спросил Александр.

– Ужасно! – призналась я. – Слабость, головная боль, тошнота, и все время хочется спать.

– Напоминает последствия эпилептического припадка, – деловито сказал Александр, – Чего, собственно, и следовало ожидать. Ну, пойдем, я должен тебя осмотреть.

Я выбралась из машины. Вокруг корпуса психиатрической клиники шумели старые деревья. Дождь не прекращался.

Бережно поддерживая с двух сторон, Александр и Виктор повели меня в ближайшее здание. После тщательного осмотра доктор сделал мне какие-то инъекции.

– Ну что ж, – заключил он наконец. – В целом твое состояние опасений не вызывает. Отмечается небольшое снижение давления, замедленная реакция, легкий тремор конечностей. Но все это явления преходящие. Если не возражаешь, я бы хотел снять еще и энцефалограмму…

– Ради бога, не надо больше ничего со мной делать! – взмолилась я. – Мне уже гораздо лучше. Но экспериментами сыта по самое горло.

– Ну, дело твое, – разочарованно протянул Александр. – Во всяком случае, на сегодня рекомендую полный покой, калорийное питание и небольшую прогулку перед сном. Телевизор лучше не смотреть и вообще зрительные анализаторы не перегружать…

– Это глаза, что ли? – уточнила я. – Но мне и в самом деле вполне хорошо. А впереди масса дел…

– Пациентка ты никудышная, – констатировал с грустью Александр. – Рядом с тобой чувствуешь себя шарлатаном… Интересно, что за дела такие? Похоже, тебе удалось найти то, что ты искала?

– Представь себе, удалось, – с гордостью заявила я. – Более того, теперь у меня в руках находится зловещий аппарат, который ввергает человека в гипнотическое состояние.

– Любопытно было бы взглянуть… – с завистью и надеждой сказал Александр.

– Непременно покажу его тебе, – пообещала я. – Но не сейчас. Это улика. Зато когда мы раскрутим это дело, я предложу тебя в качестве эксперта.

– Что за дело-то? – спросил Александр. – Ты все время говоришь какими-то полунамеками.

– Потому что еще не пришло время говорить в полный голос, – значительно объявила я. – Но осталось совсем недолго… Кстати, ты поглядываешь за своим коллегой Емановым? Мне хотелось бы знать, что он сейчас поделывает.

– Откровенно говоря, как-то позабыл, – сказал Александр. – Понимаешь, с нашей работой забываешь о многих важных вещах. Но если хочешь, могу позвонить ему в отделение и так прямо и спросить, что он сейчас поделывает…

– Ага, позвони, – сказала я. – И особо обрати внимание на то, какой у него голос.

Александр с серьезным видом кивнул и вышел в соседнюю комнату, а вернувшись через некоторое время, сообщил:

– Мне сказали, что Виктор Николаевич недавно уехал. Ему позвонили из Горздрава и попросили срочно прибыть.

– Вот как? И часто ему приходится ездить в Горздрав?

– Бывает, – пожал плечами Александр. – Мне тоже иногда приходится туда заглядывать.

– А ты не мог бы звякнуть в Горздрав и уточнить, кто вызвал Еманова? – попросила я.

Александр немного удивился.

– Скорее всего, главный специалист… – неуверенно сказал он. – Впрочем, если ты настаиваешь, могу и уточнить. Похоже, наш Виктор Николаевич здорово тебя достал?

– Еще неизвестно – кто кого достал, – сурово возразила я.

Александр опять ушел в соседнюю комнату и пробыл там гораздо дольше. Вернувшись, он озадаченно хмыкнул и пояснил:

– Знаешь, ты не зря беспокоилась. Я связался кое с кем в Горздраве – похоже, никто Еманова сегодня туда не вызывал. Но, собственно, это ни о чем не говорит. Под таким предлогом он мог просто уехать по каким-то своим делам.

– Вот именно – по своим, – подчеркнула я и поднялась. Мои ноги опять приобрели прежнюю силу – противного дрожания в коленках я уже не чувствовала. – Ладно, Александр, я тоже помчалась по своим делам. Спасибо за помощь и участие. Ты меня просто оживил!

– Да ты и не умирала, – улыбнулся Александр. – Просто временно находилась в сумеречном состоянии. Но вообще-то мне очень хотелось бы познакомиться поближе с той штукой, от которой ты пострадала. Кто знает, какие в ней могут быть заложены сюрпризы? Такую технику нельзя доверять кому попало…

– Ни в коем случае! – охотно согласилась я. – И особенно таким, как твой коллега Еманов. Да, впрочем, не только ему. Но мне начинает казаться, что этот аппарат лучше вообще уничтожить, не вдаваясь в подробности… Совершенно не вижу, в каких таких благородных целях можно применить этот одуряющий ящик.

Александр печально покачал головой.

– Увы, дух луддитов продолжает жить даже во вполне цивилизованных на вид особах, – заметил он. – Если назначение аппарата непонятно, то первое наше побуждение – сломать его к черту. А вспомни, ведь у тебя была мудрая мысль пригласить меня в эксперты…

– Ладно, – милостиво согласилась я. – Без тебя ломать не буду, обещаю!

Виктор, кажется, удивился, увидев меня выходящей из кабинета бодрой и улыбающейся. Однако сделал вид, что воспринял это как должное и только поинтересовался, куда я намерена теперь направить свои стопы.

– Сначала в редакцию! – заявила я. – Нужно выяснить, где Ромка, и не давал ли он о себе знать.

– Уже звонил, – мрачно сообщил Виктор. – Он не появлялся.

– Плохо дело, – расстроилась я и предложила: – Тогда давай жми на Университетскую улицу. Это единственный вариант.

Мы поехали обратно в город. Я ужасно нервничала: мы были в двух шагах от цели, и надо же такому случиться – пропал Ромка. У меня язык не поворачивался ругать Виктора, но все-таки с его стороны было непростительной оплошностью разрешить парнишке отправиться в «свободный поиск». Мысленно и вслух я теперь именовала Буханкина бандитом – кем бы он ни был в прошлом, сейчас «непризнанный гений» являлся участником устойчивой преступной группы, а значит, именно бандитом. И относиться к нему следовало соответственно. Любое благодушие могло иметь весьма плачевные последствия.

Как же разыскать Ромку? У нас с Виктором не было никаких ориентиров, кроме старого адреса Крамера. В том, что Буханкин будет теперь искать пристанища у Крамера, я была уверена на сто процентов – вряд ли у этого нелепого человека могли появиться какие-то новые друзья. Весь вопрос в том, где живет или скрывается сейчас Крамер…

Ох, как же я себя ругала за то, что накануне не позаботилась заглянуть в телефонную книгу! Не знаю, часто ли бывают подобные огрехи у профессиональных сыщиков, но себя я время от времени ловлю на мелких проколах и долго потом терзаюсь угрызениями совести.

Вот и теперь я мысленно предавалась самобичеванию, пока мы не подъехали к тому месту на Университетской улице, где когда-то стоял дом Крамера. Тишинский не ошибся – на его месте возвышался помпезный многоэтажный дворец с островерхой крышей, кокетливыми полукруглыми балкончиками и дверями подъездов, оборудованными кодовыми замками, из-за которых наша задача значительно осложнялась.

Мы остановили машину чуть в стороне, чтобы она не бросалась в глаза, и вопросительно посмотрели друг на друга. Отыскать в этом муравейнике Крамера, при условии, что он там обитает, если и возможно, то только с затратой значительного времени. Даже вдвоем приниматься за такой труд не стоило.

– Сделаем так, – распорядилась я. – Я останусь здесь, а ты поезжай в редакцию, подключай Кряжимского. Надо начинать искать Ромку. Попробуйте съездить опять на проспект Строителей. В конце концов, обращайтесь в милицию. Маринка пусть сидит на телефоне, а я…

– Вон он бежит, – вдруг невозмутимо произнес, бесцеремонно прервав мои указания, Виктор, глядя куда-то в сторону.

Я проследила за его взглядом и осеклась: через улицу, пряча голову в поднятый воротник курточки, бежал Ромка, весь мокрый и синий от холода. Но на лице его был написан сплошной энтузиазм.

Я поспешно распахнула дверцу, и Ромка с разбегу ввалился на заднее сиденье, отдуваясь и отфыркиваясь.

– Слава богу, что вы появились! – сообщил он. – Я уже совершенно задубел. Часа три тут дежурю, промок на фиг! А вы нарочно сюда или просто мимо ехали?

– Сумасшедший! – возмутилась я. – Ты мог позвонить в редакцию? Мы уже собирались весь город поднимать на ноги! А если бы мы не приехали?

– Как я мог позвонить… – обиделся Ромка. – Где тут телефон? А отойти я боялся – вдруг Буханкин сделал бы ноги? Зря, что ли, я его все утро пас? А с вами-то все в порядке, Ольга Юрьевна? – с тревогой спросил он.

– Как видишь: цвету и пахну, – отмахнулась я. – А вот ты совсем продрог, как бы не заболел… Знаешь что, Виктор… Давай-ка вези его в редакцию отогревать. А я здесь останусь, понаблюдаю…

– Не согласен! – сердито взвился Ромка. – Опять хотите отстранить меня от дела? Я вам не ребенок, между прочим. И Буханкина я выследил! Поэтому никуда я отсюда не пойду, так и поимейте в виду.

Мы с Виктором переглянулись и одновременно пожали плечами – определенная логика в рассуждениях нашего вундеркинда имелась. Несправедливо было бы отстранять его от расследования в самый решающий момент.

– Ну, хорошо, рассказывай! – сдалась я.

Ромка вытер мокрое лицо ладонью и возбужденно затараторил:

– Значит, так! Когда мы с Виктором увидели, что этот крендель пытается смыться, я сразу рванул за ним. Он был сам не свой, бежал, как загнанный заяц. На меня он и внимания не обратил – во-первых, спешил, а во-вторых, дождь же шел, – а он в этот раз вообще без зонта был. В общем, добежали мы с ним до остановки и сели на «десятку». Буханкин забился в угол и все время в окно таращился. И лицо у него было такое… Не знаю, как сказать. Отчаянное, что ли? Доехали до Университетской. Тут он вышел и в том же темпе направился сюда. Я слегка отстал, чтобы не попадаться на глаза, но ему, похоже, ни до чего дела не было. Так прямым ходом и домаршировал в этот дом. Вот в этот подъезд. Он, оказывается, код знает – значит, не в первый раз. Ясное дело, я снаружи остался – стал ждать, когда выйдет. А его нет и нет! Я тогда осмелел и стал поближе к дверям отираться. Тут еще люди заходили… Ну, в конце концов я и засек цифры, какие они набирали. В этом подъезде код – двадцать восемь двадцать восемь. Заходить я, конечно, не стал, потому что не знал, в какой квартире находится Буханкин. Да и вообще, что это мне дало бы? Потому я пристроился под аркой напротив и стал ждать, когда Буханкин выйдет. Я ни на минуту никуда не отлучался – значит, он все еще в доме. Я все рассказал – решайте, что будем делать.

– Послушай, – спросила я, – а вообще кто-нибудь выходил из этого подъезда?

– Само собой, – кивнул Ромка. – Многие выходили. И входили тоже. Но Буханкина спутать ни с кем невозможно.

– Дело не в этом, – сказала я. – Припомни-ка хорошенько, не появлялся ли здесь человек, похожий на Трауберга, как его описывал Кормильцев, – высокий, красивый, элегантно одетый?

Ромка смущенно почесал в затылке.

– А черт его знает… – пробормотал он. – Всякие тут были… Может, кто и похож. Я же его живьем не видел. Тем более все сейчас в шляпах, с зонтами – как разберешь?

– А на машинах кто-нибудь подъезжал? – поинтересовалась я.

Ромка кивнул.

– Было дело. С час назад на «Волге» подъехал солидный такой господин в плаще. Тоже в этот подъезд заходил. Вернулся с каким-то типом. Тот еще с чемоданом был. Между прочим, высокий и хорошо одетый. С черной бородкой. Сели они в машину и уехали.

– Номер не запомнил?

– Он далеко встал, – оправдываясь, сказал Ромка, – а мне рисоваться не хотелось. Я ведь прежде всего про Буханкина думал… Если бы вы мне сказали, что я должен номера всех машин запоминать! Или хотя бы Буханкин в нее сел… Тогда бы я, конечно…

– Да не волнуйся, – миролюбиво сказала я, – ты все правильно сделал. Я просто так спросила – на всякий случай. Есть у меня подозрения, что сюда мог Еманов приезжать. Возможно, это он на «Волге» и был. А тот, что с ним уехал, возможно, Крамер. Сейчас самое время крысам с корабля бежать.

– Так что делать будем? – спросил Виктор.

– Поскольку уж мы здесь и нам известен код, почему бы не попробовать поискать нашего приятеля? – предложила я. – Ромка пусть в машине останется – для страховки и погреться… А мы пройдемся по этажам – может быть, Буханкин нам и откроет… Второй раз он, надеюсь, от нас не сбежит?

Он и не сбежал. Мы с Виктором вошли в дом и без труда выяснили, где находится квартира Крамера, – в подъезде висел список жильцов. Но дверной замок в квартире оказался повышенной секретности – его можно было открыть только с помощью пластиковой карты. Виктор на всякий случай несколько раз позвонил, но дверь нам никто не открыл.