Глава 1

Я швырнула трубку на рычаг.

– Бесполезно, – сказала я. – Где он может быть?

Честно говоря, я не особенно верила в то, что этот паразит действительно даст мне «Цветные баллады»!

Конечно, он предпочел в нужный момент просто исчезнуть, чтобы не выглядеть плохо – выглядеть плохо в чьих-то глазах, даже в моих, было не в правилах Димочки Карцева. Но надежда умирает последней, и я снова набрала двадцать пять – ноль-ноль – восемьдесят.

Телефон издевался надо мной, выдавая длинные, раздражающие гудки.

Вы замечали, что, когда тебе кто-то нужен до зарезу, этого человека не оказывается дома?

– Ну и как? – поинтересовался Пенс.

– Никак, – ответила я, до боли прикусив нижнюю губу. – Мои надежды пошли прахом… Нельзя доверять Карцеву. Он сделал это нарочно! Чтобы доставить мне неприятные минуты… Он надеялся, что я буду горько страдать и плакать! Но назло этому Карцеву я не стану этого делать ни за что! Я просто найду эти «Баллады» без его помощи!

Я моталась по книжным развалам в поисках нового томика Вийона, который найти было практически невозможно. И вот Карцев нашел! И даже пообещал подарить мне его на день рождения, как вдруг пропал!

– Твой день рождения ведь не сегодня, – напомнил мне Пенс. – Подожди, может, к тому времени он объявится?

– Он? – вытаращила я в праведном гневе глаза. – Да ты не знаешь этого Карцева! Он нарочно пообещал мне эту книжку, чтобы я ждала, мучилась, в слезах и близкая к отчаянию! Да ради этого он даже в Эмираты эмигрирует!

– Почему в Эмираты? – поинтересовался Пенс.

– Не знаю. Просто там я его точно не найду. Закутается в чадру и станет косить под честную шариатскую дамочку!

Пенс улыбнулся.

Его явно забавляло мое смелое предположение.

– В конце концов, я же могу вспомнить, что я детектив, и найти его! – возмущалась я. – Разве он не знает, что шутить с детективом опасно?

Пенс кивнул, давясь хохотом.

– Почему ты смеешься? – настороженно спросила я.

– Просто, когда ты в гневе, ты очень забавно выглядишь, – честно сказал он.

– Все мужчины заодно, – горько вздохнула я. – Пора вступать в ряды феминисток!

– Ты каждый месяц грозишься это сделать, – заметил Пенс. – Если ты не пополнила их армию до сей поры, значит, тебе этого не очень и хочется!

– Вот и захочется! – мрачно сообщила я.

Мой тон на него подействовал.

Он замолчал и воткнулся в сто раз перечитанный им том Глена Кука. Потрясающая способность читать одну и ту же книгу много раз подряд! Как будто он собирается выучить ее наизусть…

Походив вокруг него, я поняла, что мои попытки обратить на себя его внимание тщетны. Видно, все решили сегодня довести меня до отчаяния!

Ну и ладно, подумала я, в очередной раз набирая номер Карцева в безумной надежде все-таки поймать этого счастливца, раздобывшего где-то томик с «Балладами».

Может быть, мне повезет, и я смогу высказать ему все, что думаю по этому поводу! А пока…

– Подвезешь меня до Ларикова? – попросила я.

Пенс с сомнением посмотрел за окно.

Кое-где еще сохранялись белые пятна снега.

– Там асфальт уже, – нагло соврала я.

– Мне кажется, еще снег, – проговорил Пенс. – Может, я подвезу тебя на частнике?

– На чем хочешь, – милостиво разрешила я ему. – Скорей бы уж сошел этот чертов снег! – Летом ты будешь стенать, что готова отдать за него половину жизни, – усмехнулся Пенс.

– Когда это еще будет… Хотя ты прав, лето я не больно-то люблю… «Фонтаны ультрафиолета» иногда достают, но не сейчас. Сейчас от них на душе радостно становится!

Радостно или нет, а на работу ходить нужно. Я вздохнула.

Нет уж, надо выйти замуж за миллионера и преспокойно сидеть дома дни напролет! Вот будет радость – встал часиков в двенадцать и совершенно не знаешь, чем себя занять!

– Пенс, – внимательно посмотрела я на своего друга, – ты не хочешь стать миллионером?

Вопрос мой явно застал его врасплох. Он посмотрел на меня с безграничным удивлением и поинтересовался:

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем мне становиться миллионером?

– Чтобы ты мог стать моим мужем, – доступно объяснила я. – Мне тут пришла в голову мысль, что, если я не выйду замуж за миллионера, моя жизнь так и останется унылой и безрадостной! Может, ты все-таки станешь миллионером?

– Нет, – безжалостно покачал он головой. – Во-первых, я этого не хочу. А во-вторых, у меня это и не получится. Так что тебе придется смириться с унылостью и безрадостностью!

* * *

– Сережа?

Всклокоченная голова показалась из-под одеяла.

– Я тебя разбудила?

Он сел, щуря глаза. Фигура матери отказывалась приобрести законченные формы, расплываясь перед глазами в размытое световое пятно.

– Сколько времени? – зевнув, поинтересовался он, стараясь прийти в норму. Да, вредно так много пить. Вредно так много работать. А если ты это совмещаешь?

Последнее время он чувствовал себя жертвой вампира, ей-богу! Вампир был, правда, ненормальный, вместо крови ему для поддержания жизнедеятельности был нужен его интеллект.

– Половина двенадцатого, – сказала мать. – Ты вернулся вчера поздно…

Я вернулся сегодня, и потрясающе рано, усмехнулся он про себя. Было половина пятого утра, и я это помню, несмотря на то что моя голова отказывалась слушаться. Интересно, почему я в состоянии помнить мелочи и совершенно не могу вспомнить, что было вчера? Нет, какой бред! Знать, что ты пил, и совершенно не помнить, с кем!

– Ты говорил, что тебе сегодня надо закончить, – напомнила мать.

– Ага, – кивнул он, потянувшись за сигаретой.

– Сережа! – укоризненно проговорила мать. – Я столько раз просила тебя не курить на голодный желудок! Сначала поешь, а потом хоть на голове выплясывай!

– Хорошо, мам, – он спрятал сигарету назад, в пачку.

– Я тебя жду.

Даже сюда, в его комнату, заваленную бумагами, дискетами и прочим мусором, доносился из кухни дразнящий запах яичницы.

Она вышла.

Он дождался, когда дверь за ней плотно закроется, и закурил.

Просмотрел листы, разложенные перед ним, и отбросил их в сторону.

Потом разыскал в этом нагромождении исписанной бумаги чистый лист и написал:

Заказчик будет доволен.

Какая ему, в самом деле, разница, кто пишет тексты для его кретинских шлягеров – Сережа Аристов или давно умерший Франсуа Монкорбье по кличке Виллон?

* * *

Когда я наконец-то явилась на работу, Лариков доверительно беседовал с высоченной, полной дамой. Судя по одежде, передо мной была представительница нашей новой элиты, которую, в отличие от Элизы Дулиттл, никто не решился отучить от манер торговки.

Я приуныла, поскольку по предыдущему опыту знала, что Лариков не преминет свалить эту особу на меня, а таскаться по ее поручениям мне совсем не хотелось.

Словно в подтверждение моих печальных мыслей, Лариков обрадовался, увидев меня на пороге, и воскликнул:

– А вот и Сашенька!

Когда тебя назвали уменьшительно-ласкательным именем, нет сомнений, что следующей фразой будет: «Она и займется вами!»

Дама оглянулась на меня, смерила взором, в котором я без труда угадала свою истинную цену – чего уж там говорить, крайне невеликую, по ее расценкам!

Правда, на ее губах с тремя слоями багрово-красной помады тут же появилась доброжелательная улыбка, но глаза… Обмануть меня она не могла. Ее глаза хранили властность и холод рыночной королевы. Эта королева могла немедленно сменить милость на гнев, воскликнув: «Отрубить ей голову!»

– Здравствуйте, – выдавила я из себя улыбку, пытаясь проскользнуть за пределы видимости, а именно на нашу милую кухоньку, где я с удовольствием выпила бы кофе и занялась бы своими делами.

Но нет! Рок сегодня вовсю разгулялся, демонстрируя мне свою безжалостность.

– Познакомься, Сашенька, это Ирина Тимофеевна, – медоточивым голосом пропел Лариков.

– Очень приятно, – все еще не теряла надежды спастись я. – Я пойду, да?

– Куда? – нахмурился Лариков. – Ирина Тимофеевна к нам по делу. Думаю, тебе интересно послушать.

«Интересно» он произнес с легким нажимом. Вот уж ничего интересного, хотела признаться ему я. Но кто платит, тот всю музыку и лабает, как любит говаривать один мой знакомый музыкант, а Ирина Тимофеевна, судя по ее одежонке, была вполне платежеспособна.

Я покорно села на стул, стараясь удержаться на самом краешке, сложив руки, как примерная ученица, и опустив глаза долу.

Честно говоря, сейчас мне было намного интереснее, куда подевался этот гадкий Карцев, чем сложности жизни Ирины Тимофеевны. И я прикидывала в уме, как мне отказаться тащить на себе дело этой «королевы рынка», не видя пока никакого выхода.

* * *

Спустя пятнадцать минут Аристов вышел на улицу.

Несмотря на яркое и теплое солнце, он поежился. Ветер забрался под воротник куртки, напоминая о недавней зиме.

Идти к Барышникову совершенно не хотелось. Оттягивая неизбежный момент встречи с работодателем, Сережа постоял возле киоска с кассетами, полюбовавшись пошленькими красотками, потом долго изучал книги и даже, не удержавшись, истратил последний полтинник на томик Айрис Мэрдок, отчего у него заметно улучшилось настроение, и он пошел уже быстрее по проспекту, к цели, которая совершенно его не привлекала, разве что одним неоспоримым фактором.

Деньги.

Теперь, когда последний полтинник был истрачен, его путешествие обретало пользу и смысл.

Барышников жил в «мажорском» доме. Набережная была уже близко, но и времени не оставалось, поэтому Сережа Аристов теперь почти бежал – великий маэстро тюремного шансона был вельми недоволен постоянными его опозданиями.

А все дело в твоей роже, подумал Сережа. В твоей похабной роже, видеть которую мне все тошнее и тошнее… Вот я и разгуливаю по проспекту, не особенно спеша на наши радостные рандеву…

Ах, как бы ему хотелось бросить эти слова в толстое, губастое лицо Барышникова!

Но что бы ни говорили, а материальный фактор управлял его жизнью, и понимая, что занимается худшим видом самоубийства, он продолжал двигаться все дальше и дальше – в пропасть, прекрасно осознавая, что из этой бездны возвращения не будет.

Возле дома он снова замедлил движение и, достав сигарету, с тоской посмотрел наверх, на барышниковские «французские» окна.

– Хоть бы ты оттуда вывалился, – пробормотал он. – Может, нам всем станет легче, когда вся ваша уркаганская попсовая братия вывалится в свои «французские» окна?

Возле подъезда полногрудая дама в норковой шубе таскала на поводке туда-сюда унылого далматина. Аристова она окинула высокомерно снисходительным взглядом, безошибочно отнеся его к числу «батраков». То есть учителей, гувернеров, уборщиков и других представителей никчемушной интеллигенции.

Забавляясь ее нарочитой внушительностью, Аристов вполголоса процитировал Вийона:

Дама не расслышала его слов, но отчего-то нахмурилась, когда, вспомнив благодаря Вийону, что его все-таки ждут, Сережа двинулся в подъезд и прошел мимо нее.

Как будто я бомж, насквозь пропахший нищетой, подумал он, невесело усмехаясь, и набрал код. Дверь, щелкнув, открылась. Его ждали.

* * *

– Чашечку кофе?

Она вытаращилась на Ларикова так, будто тот предложил ей бокал цианистого калия.

Наконец до нее дошло, что ей предлагают, и на губах снова заиграла улыбка:

– Ох, а я вас поначалу и не расслышала! У меня ведь плохо со слухом. Нет, спасибо, не буду. От кофе давление поднимается, да и живот, знаете ли, пучит хуже, чем от гороха…

Я с трудом удержалась от смешка. Лицо Ларикова было непроницаемо-серьезным, и только в глазах мелькала улыбка.

– Тогда чай?

Она снова покачала головой. Я уже представила, как она аргументирует отказ от чая, и поспешно отвернулась к окну.

– Ну что ж… Не хотите, как хотите, – проговорил мой босс, по-прежнему стараясь сохранить невозмутимость.

– Так вот я зачем к вам пришла, – приступила к изложению своих проблем женщина. – Боюсь я. И не только я – мы с Лелей все обсудили и поняли: в милиции нас и слушать не станут, а что-то делать надо! Иначе нас всех переграбят!

– Что с вами сделают? – переспросила я. – Пе-ре-гра-бят? Это как?

– Это обворуют. Всех. Подчистую, – чеканя каждое слово, деловито произнесла Ирина Тимофеевна. – Из-за этого Барышникова. Больно к нему люди странные ходят. Рвань такая – не приведи господи! Вот я и хотела вас попросить, чтоб вы за этими его посетителями последили. Особенно за одним! Такой длинноволосый, в рваной куртке и старых джинсах. Он там чаще всех бывает… И что их связывать-то может?

– А вы спрашивали у самого Барышникова? – спросил Лариков. – Может быть, это его родственники?

– Да вы что! – ужаснулась женщина. – Нету у него родственников! Одна жена, а родители померли давно! Так что там нечисто! Да и спрашивали мы, он молчит. Сказал мне грубо так, не мое, мол, это дело. Да еще и прибавил, что, если я буду свой нос совать, крупно пожалею! Вот такие у нас дела творятся!

– А кто такой этот ваш Барышников?

– Звезда он, – отмахнулась Ирина Тимофеевна. – Песни поет. Хриплым таким голосом. Воровские песни-то!

Лариков не сводил с меня взгляда.

– Ирина Тимофеевна, – начал он, поняв, что я не собираюсь идти навстречу его тайным, невысказанным желаниям. – Вы понимаете, в чем загвоздка… Один день работы нашего сотрудника стоит очень дорого. Двести долларов в сутки. Надо ли вам так разбазаривать деньги? Мне кажется, будет куда проще, если вы все-таки постараетесь сами еще раз поговорить с вашим соседом. Без нашей помощи!

– Ну нет, – всплеснула она руками. – Я вам лучше заплачу, а вы разговаривайте! Я с этим Барышниковым и под страхом смертной казни не стану говорить!

Я приуныла.

Похоже, разговаривать с этим типом пошлют именно меня… Теперь уже я смотрела на Ларикова умоляюще, но он делал вид, что не замечает моего взгляда.

«Вот зараза», – мысленно выругалась я.

Деться от злой судьбы мне было, увы, совершенно некуда!

* * *

Как только дверь за ней закрылась, я приготовилась к атаке.

Лариков вернулся из прихожей уже не таким «новеньким долларом», каким он старался казаться «высокой гостье». Сразу поймав мое настроение, он среагировал быстрее, чем успела напасть я.

– Саша, это всего один день. Ты смотришь, кто туда приходит. Выясняешь, что за люди. Особенно этот, с длинными волосами, весь рваный… Раз он так пугает дамочек, с него и начни. Потом преспокойно пишешь отчет, что сей отрок ничего не замышляет, и кладешь в карман двести баксов. Тебе это не нравится?

– Давай-ка ты сам это все и сделаешь, – ласково промурлыкала я, поправляя воротник его рубашки. – В конце концов это ведь действительно нетрудно. И деньги тебе нужнее, чем мне.

– Нет уж, Сашенька, – так же ласково сказал гадкий Лариков. – Нет, солнышко! Для меня это слишком легкое дело, я не могу отнять у тебя такой легонький кусочек хлебца с маслом! Ну, ангельчик ты мой!

– А я терпеть не могу этот тип людей, – ответила я. – Делают вид, что им принадлежит весь мир, хотя прекрасно знают, что мир-то не дурак. Он держится совсем не на них. Если бы все было так, как им хочется, мир уже давно треснул бы.

– Ну, может, так у них реализуется комплекс неполноценности? – предположил Ларчик. – Может, их надо жалеть?

– Да жалей, если тебе хочется, – фыркнула я. – А я не буду. Потому что… Ну, что я тебе буду объяснять? Я тоже не люблю, когда мне навязывают свой «стиль лайф», который мне не нравится. И я им ничего своего не навязываю, тогда чего они ко мне суются? В общем, Ларчик, если ты хочешь моей медленной и мучительной смерти, посылай меня туда. Только учти, я не хочу с ними разговаривать!

– А ты с ними и не будешь разговаривать, – заверил он меня. – А с рваными и длинноволосыми ты контактируешь легче, чем я.

– Тогда давай делиться, – кивнула я. – Я вступаю в контакт с загадочным посетителем, узнаю, кто он и что у него там за примочки, а ты соответственно пообщаешься потом с господином Барышниковым. Нельзя же отпускать в логово этого распутника молоденькую пуританку, которой я являюсь!

– А с чего ты взяла, что он распутник?

– Да все они распутники, – отмахнулась я. – Им больше думать не о чем. Только о еде и всякой похабщине. У них же если и есть чего в голове, так всего одна извилина, и та работает над проблемой, как бы побольше захапать.

Он задумался над моим предложением, но быстро понял, что никуда ему тоже не деться, и согласился:

– Ну, хорошо… Согласен. Приступай к обольщению рваного и длинноволосого. Если ты убедишься, что этот Барышников представляет угрозу для общества…

– Смотря для какого, – рассмеялась я. – Для общества такого же, как он, вряд ли. А так – думаю, они все представляют для нас угрозу.

– Вот и посмотри, в чем эта угроза. Чем этот тип развлекает себя на досуге. Может быть, он и правда связан с «криминалами».

– Приступаю, – вздохнула я, втайне надеясь, что сегодня я обречена на бездействие.

Взяв книгу, я направилась к выходу.

– Позвони, если что узнаешь, – попросил мой безжалостный босс.

– Конечно, позвоню, – пообещала я. – Хотя мне кажется, что все это дело гроша ломаного не стоит…

– Для нас же лучше, – развел руками Лариков. – Чем проще задача, тем мы больше отдыхаем.

И это утверждение было совершенно правильным.

 

Глава 2

Сережа Аристов не мог понять, почему, едва он ступит за порог барышниковской квартиры, в его душе возникает странное чувство нищего, просящего милостыню. Спина сама собой сгибается, а в глазах, вопреки его желанию, появляется оттенок угодливости.

Зависимости.

Хозяин квартиры, в засаленном махровом халате с вензелями, лениво посмотрел на Сережу и спросил:

– Принес?

Сережа торопливо кивнул, протягивая листок с текстом.

Барышников благосклонно принял подношение и надел на нос тяжеленные очки.

Сережа подозревал, что эти очки Барышников носит для «убедительности», а на деле там вставлены простые стекла.

Прислонившись к стене, он наблюдал за своим хозяином.

У Барышникова было полное лицо с отвислыми, как у сенбернара, щеками-брылями и круглыми небольшими глазами, мягко утопающими в складочках благодушного жирка. Глядя на его лицо, Сережа иногда думал, что все «новые русские» явно воспитывались на бессмертном «Мистере Твистере» и теперь по мере сил пытались соответствовать единственному известному им образцу «капиталиста».

Еще у Барышникова был крупный, мясистый нос с синими прожилками и мерзопакостными бугорками, отчего Сереже было его жалко. Потому что за Барышниковым уже охотилась старость, а смиряться со старостью и многочисленными «нельзя» Барышников не мог.

– Пройди, – коротко приказал хозяин. – Кофе тебе налью. С коньяком.

В очередной раз услышав такое не терпящее возражений предложение, Сережа усмехнулся про себя. Само собой подразумевалось, что чертов кофе с чертовым коньяком недоступен нищему поэтику, а ежели бы был доступен, это уже нарушало бы правило его, Барышникова, игры. Его «диктатуры существования».

Он вошел в комнату, старательно стилизованную под старину, с непременными патриотическими иконами. Эти иконы, как и постоянные перекрещивания лба, не были свидетельством барышниковской веры в бога. Им отводилась довольно скромная роль. Часть имиджа, которому Барышников был обязан соответствовать, чтобы нравиться публике.

Барышников выполнил свое обещание, и Сережа откинулся на спинку кресла, наслаждаясь вкусом кофе. Барышников углубился в чтение, коротко посмеиваясь.

– А ты гений у нас, парень, – выдал он поощрительный приз. – Теперь Маринка слабает музыку, и все будет в порядке.

– А… она должна сегодня это сделать?

Сережа старался скрыть охватившее его волнение, но слегка охрипший голос выдавал его с головой.

– Придет, – кивнул толстокожий Барышников, который пароксизма Сережиной страсти не заметил. Впрочем, как он не замечал вообще ничего, кроме свой царственной особы.

– Вот это грубовато, не находишь?

– Что? – спросил Сережа.

– Да вот… «Уж лучше трахать, чем копить, пока вам не свернут хлебало». Перегибаешь, тебе не кажется?

Сережа чуть не рассмеялся. Но вовремя наступил на горло рвущемуся из груди хохоту и совершенно серьезно спросил:

– А как лучше?

«Сейчас этот придурок начнет править Вийона, – подумал он, сквозь ресницы рассматривая Барышникова, который теперь напоминал ему Тартюфа. – Становится интересно!»

– Сам подумай, ну что это за «трахать»? Слово-то грязное. Может, лучше написать – заниматься сексом? Из ритма не очень и выпадает. Не возражаешь, если подправлю?

Сережа милостиво кивнул. В конце концов правят-то не его, а Франсуа Монкорбье, вот пускай Вийон ему иски и вчиняет.

Теперь ситуация его изрядно забавляла. Идея заставить великого француза работать «негром-текстовиком» у этого толстого борова с задушевно-хрипатым голосом показалась ему вполне симпатичной. «Думаю, и самого Вийона эта ситуация позабавила бы несказанно… Сидит этакий лох в блатном прикиде, с очками на кончике носа, и, высунув язык аж до яиц, правит Вийона, в немом восторге от собственной тупости!»

– Теперь хорошо стало, – причмокнул языком от удовольствия Барышников. – Ты не обижайся, но чувства слушателя надо уважать. Так что на будущее следи за своим сленгом.

Сережа уже с трудом сдерживал хохот. На глазах даже появились слезы, но Барышников не обратил на это внимания. Или решил, что Сережа расстроен.

Во всяком случае, он равнодушно окинул взором Сережину фигуру, встал, открыл секретер и достал оттуда пять сотенных купюр.

Протянув их Сереже жестом монарха, он выразительно подождал благодарных слов, и Сережа тут же пискнул:

– Спасибо большое.

В принципе он перестал уже чувствовать уколы совести из-за того, что этот гонорар ему заработал Вийон. Ведь они с Маринкой зарабатывают для Барышникова куда больше…

«Такова судьба поэтов, Франсуа, – подумал он. – Раз уж таков существующий порядок вещей, куда нам от этого деться? Глупо бороться с реальностью, как бы пошла она ни была!»

* * *

Везет же мне на идиотские поручения, думала я, подходя к «объекту слежки». Господи, вот уж точно, некуда людям деньги девать! Надо же додуматься – нанять частного детектива, чтобы выяснить, чем занимается твой сосед по дому!

Хотя, конечно, домишко был весьма презентабельный!

Внизу были выложены желтым и красным кирпичом какие-то узоры, под стать ковровым, наверху торчали три башенки, и сам дом так и сиял благополучием и уверенностью в завтрашнем дне, как и его хозяева.

К слову сказать, я чувствовала тут себя в своих джинсах и старой куртке тоже не очень-то к месту. Вполне могу быть расценена здешними аборигенами как подозрительная личность, между прочим. Надо было Ирине Тимофеевне позаботиться о моем внешнем облике. То есть приодеть меня подороже и «поприличнее», дабы я соответствовала общему типу здешних мест.

Усевшись на скамейку, я достала книжку и уткнулась в нее, краешком глаза наблюдая за массивной входной дверью.

Пока в это милое гнездышко никто не входил и никто не спешил его покинуть.

Полчаса я спокойно читала, потом из дверей выкатилась тетка в коже, у которой я вызвала подозрения – она скосила на меня глаза и что-то пробормотала. На всякий случай я ее щелкнула. Она прошла мимо меня, еще раз оглянулась в мою сторону неодобрительно и пошла к мини-маркету, расположенному неподалеку.

Потом мимо меня прошелестел солидный господин с объемным пузиком, который тоже окинул меня взглядом и даже причмокнул полными губищами. Он исчез в доме, а я его, естественно, злорадно запечатлела на фотопленку – нечего так похотливо причмокивать!

Некоторое время во дворе царил почти могильный покой, нарушаемый только отдаленным гулом проспекта.

Я уже была опечалена таким плохим уловом, как вдруг дверь открылась и из дома появился парень. В рваных джинсах. С длинными волосами. Как и описывали. Совершенно не подходящий своим «хипповским» имиджем и умными глазами здешнему благопристойному ландшафту.

Естественно, я щелкнула фотоаппаратом и только после этого заметила, что парень остановился, застыл на месте и с непонятной радостью пялится на меня, как на старую и добрую знакомую.

Присмотревшись, я издала радостный вопль.

– Сашка, это все-таки ты? – спросил мой давний знакомец и однокурсник Сережка Аристов. – Черт побери, а я не могу понять, ты это или мираж, потому что совершенно недоступно моему пониманию, как ты могла оказаться в здешних зловонных джунглях!

– Точно такой же вопрос я могу задать тебе, – усмехнулась я. – Какого черта ты тут делаешь? Неужели разбогател настолько, что купил квартиру в этом доме?

– Я что, похож на владельца местных апартаментов? – улыбнулся он. – Нет, я тут… работаю.

От меня не укрылась пауза-заминка, и я мгновенно напряглась.

– И кем? Убираешь квартиры? – невинно поинтересовалась я.

– Нет, – покачал он головой. – У меня несколько иная работа. Но я не могу о ней распространяться. Ты-то тут как оказалась?

– Работаю, – ответила я, мстительно улыбаясь тому, что и на его лице появилось замешательство. – И тоже не могу распространяться о работе, представь себе.

В это время в дом вошел еще один подозрительный, на мой взгляд, тип, и я щелкнула фотоаппаратом. Мое движение Сережка заметил и насупился.

– Зачем ты Воронова сфотографировала? – поинтересовался он. – Ты что, переквалифицировалась в фотографы?

– Нет, в управдомы, – огрызнулась я. – Я частный сыщик, ласточка ты моя. И мне бесконечно интересно, на какой скользкий путь ты встал. Ты, случайно, не к Барышникову приходил?

Он вытаращился на меня и пробормотал:

– Откуда…

– От верблюда, наверное, – пожала я плечами. – Расскажи мне лучше, что за тип этот ваш Барышников, я все это запишу и честно отчитаюсь перед здешними тетками, что вы не замышляете вооруженные ограбления их бесценных квартир!

– Что?!

Он потер ладонью лоб.

– Нет, Сашка, все это надо бы переварить. Ты – частный детектив… Это уже выходит за пределы моего понимания! Ты же классная переводчица!

– Ага, классная, – хмыкнула я. – Может быть, ты мне подскажешь, где у нас хорошо зарабатывают переводчики? Вот я и сменила профессию. Так что у вас за странные «междусобойчики» с господином Барышниковым? Я никак не могу представить вас вместе.

– Долгая история, честное слово, Саша! Но мы никого не собираемся грабить. Просто тайна эта не моя.

– Не надо меня интриговать, а? – попросила я. – В конце концов, я же не собираюсь сдавать тебя властям. Просто скромно сообщу Ирине Тимофеевне, что ты не вор. Не террорист. Ходишь к Барышникову попеть романсы и арии из «Князя Игоря».

– Что-то в этом роде, – рассмеялся он. – Пойдем в кафе, выпьем по чашке кофе. И я тебе расскажу, чем я занимаюсь, только под большим секретом, ладно?

В это время мимо нас снова прошествовала «кожаная леди», возвращающаяся из мини-маркета. К моему удивлению, пакетик в ее руке был полупустым – впрочем, может быть, она просто следит за весом?

Я вздохнула. Как бы мне все-таки собраться с силами и сесть на диету?

У меня с этим как-то не получалось. Все мои благие порывы уже вымостили мне прямую дорогу в ад. А вот эта леди обладает неплохой фигурой и старается держаться в форме, что весьма похвально. Не то что Александра Сергеевна, которая потребляет огромное количество калорий в виде кофе.

Хотя почему это я решила, что «кожаная красавица» не несет в своем пакетике именно кофе?

«Или ручную гранату», – подумала я, хихикнув про себя, продолжая наблюдать за этой особой.

Она вошла в подъезд.

Я снова спрятала фотоаппарат и с сомнением посмотрела на дом.

Торчать тут мне уже надоело, к тому же я немного замерзла. Предложение Аристова показалось мне весьма заманчивым.

– Ладно, в конце концов, ты мне все расскажешь, и я составлю «докладную записку» с твоих слов, – смирилась я с отсутствием душевной твердости.

Дурацкое задание, а «каков вопрос – таков ответ», успокоила я свою не очень-то проснувшуюся совесть.

– Пошли?

Я посмотрела на Сережку.

Он вдруг застыл, глядя в глубь улицы с таким восхищенно-умиленным выражением, что я невольно обернулась.

Девушка, идущая по переулку, была само очарование. Огромные сияющие бирюзовые глаза были густо окаймлены черными длинными ресницами, а короткая стрижка делала ее похожей на юную Одри Хепберн.

– Маринка, привет, – почти сдавленно, но храня в обертонах голоса нежность, проговорил Аристов.

Она остановилась на одно мгновение, и черты ее лица, до этого напряженные, расслабились в легкой улыбке.

– Привет, Сереженька, – пропела она.

Голосок у нее был удивительный – мне показалось, что в воздухе рассыпались и погасли звезды-колокольчики.

– Ты к нему?

– Ага, – кивнула она и, скорчив очаровательную гримаску, призналась: – Так не хочется! Ты принес текст?

– Да, – немного неуверенно сказал он. – Ты долго у него собираешься быть?

– Не знаю, – пожала она плечиком.

– Если успеешь, мы будем в кафе.

– Ты нас, может быть, познакомишь? – встряла я в разговор.

– Ах да. Это Саша. Моя однокурсница. А это… Марина. Она из консерватории.

– Очень приятно, – улыбнулась девушка, и я позавидовала белизне и ровности ее зубов. – Я постараюсь побыстрее избавиться от Барышника. На всякий случай подождите меня там полчасика, ага?

Мы согласились.

Она исчезла за дверью, а Сережка все стоял на месте. Его глаза были мечтательными, будто перед ним уже возникли картины их безоблачного будущего с Мариной.

– Пойдем, – дернула я его за рукав. – А то ты мне ничего не успеешь рассказать!

* * *

– В общем, я пишу всю эту смурь, а Маринка музыку, – рассказывал он мне уже в кафе. – Если честно, меня и самого тошнит. Но он платит хорошо, и мы могли бы тихо радоваться…

– Кстати, что он за тип, этот Барышников?

– Не знаю. Ничего определенного. Он неприятная личность, даже внешне… Как будто провел всю жизнь на зоне. Но это не так. На самом деле он закончил отделение народных инструментов в музыкальном училище и играл на аккордеоне в оркестре. Кажется, аккомпанировал какому-то хору – в общем, у него вполне респектабельное прошлое. Потом понял, что в моду вошел «блатняк», и решил попробовать себя в роли звезды шоу-бизнеса. Как ни странно, у него это получается! Вот только с песнями плоховато. Петь «народные-хороводные» уже не актуально, их почти все распевают – даже эстрадные звезды. Вот он и начал сам тужиться, да ничего пристойного не получилось. Я сидел без работы, и когда мне предложили этакую «халяву», я не отказался. Сначала я просто чумился от души, потом мне начало все надоедать, но поезд уже ушел. Маринке проще, она лепит свои три «задушевных» аккорда, а моя голова уже устала от тюремной специфики. Так что последний опус я отнес не свой. Вийона.

– Что?!

– Да из «Баллад на цветном жаргоне». Эти, знаешь? «Уж коль моргнут «Атас! Менты!», не жди, чтоб повторили «Шуба!»…»

– О черт! – вскричала я. – Где ты их раздобыл? Я не могу выпросить их у Карцева!

– Я тебе дам, – пообещал он.

– Слушай, – дошло до меня, – ты же рискуешь! А если это обнаружат?

– Те, кто слушает эти песнюшки, не читают Вийона, – отпарировал он. – И наоборот!

– Все равно, – покачала я головой. – «Красавцы, розы с ваших шляп вам снимут вместе с головою, коль в краже уличат…»

– Не страшно, – рассмеялся он. – Никто этого не заметит. Тем более что в данный момент Барышников правит «мой» текст в собственном вкусе. Не думаю, что после его правки кто-то узнает Вийона!

– Ладно, в конце концов, твое дело, – сказала я. – Спасибо, что просветил меня насчет опасений барышниковских соседок. Так им и объясню, что ты помогаешь «великоблатному маэстро» с текстами…

– Лучше скажи, что я их ретуширую, – взмолился он. – Не отнимай у бедняка кусок хлеба с маслицем!

– Да успокойся ты, – отмахнулась я. – Я найду, что сказать старушенциям!

Мне было уже пора.

– Ты остаешься? – спросила я у него.

Он посмотрел на часы и кивнул:

– Да, я дождусь Маринку. Хотя, конечно, ждать придется долго…

– Нет, – я показала на дверь. – Она уже тут. Так что пока, звони, если будут проблемы…

Я сунула ему в карман визитную карточку.

Марина стояла в дверях, напряженно всматриваясь в полумрак кафе. Наконец она нас увидела и быстрыми шагами пошла к нашему столику.

В неприятно-зеленоватом освещении ее лицо показалось мне неестественно-бледным, а глаза расширившимися от неведомого мне страха.

Впрочем, на ее губах тут же появилась дежурная улыбка, вернувшая ее облику человечность, и она с сожалением спросила:

– Уже уходите?

– Да, мне пора, – развела я руками. – Надеюсь, мы еще как-нибудь встретимся…

– Надеюсь, – согласилась Марина.

– Пока, и удачи вам на творческом поприще!

Я пошла к выходу. Но успела услышать тихий вопрос Аристова:

– Маринка, что случилось? На тебе лица нет!

Я остановилась, думая, не вернуться ли мне, но потом решила, что это их личные дела, а они к моему делу никоим образом не относятся.

Правда, на пороге я оглянулась.

Они сидели, склонившись друг к другу. Сережка держал Марину за руку, а она что-то ему говорила быстро и горячо, и, судя по его глазам, слышать это ему было не очень-то приятно. Он покусывал губы, но сдерживался, продолжая успокаивать свою встревоженную возлюбленную мягкими поглаживаниями руки.

В принципе, они красивая парочка, отметила я. Наверное, этот Барышников, который, судя по Сережиному рассказу, очень неприятный тип, имеет наглость приставать к очаровательной Марине с грязными намерениями.

Мне стало грустно. Я вспомнила свою клиентку и мрачно усмехнулась.

Надо же быть такой напыщенной индюшкой, чтобы подозревать в дурных умыслах людей, одетых беднее, чем ей хочется!

На мой взгляд, Марина и Сергей способны были вызвать куда меньше подозрений в преступных умыслах, чем «респектабельный» сосед Ирины Тимофеевны.

Впрочем, равно как и сама моя клиентка.

 

Глава 3

К Ларикову я приехала страшно уставшей. Уже начинало смеркаться, и погода ухудшилась, поэтому я предстала перед ним довольно расстроенной и злой.

– Вот, – отдала я ему пленку. – Можешь выяснять, кто эти люди. Мне удалось установить только две личности, но думается мне, именно они вызывали стойкие подозрения в посягательстве на собственность Ирины Тимофеевны…

– И чего мы так злимся? – миролюбиво спросил босс.

– Сам бы там посидел, как кретин, – огрызнулась я. – По счастью, тип в рваной куртке оказался моим знакомым и даже напоил меня кофе. Чего вовеки не сделала бы Ирина Тимофеевна…

– Может быть, она бы разорилась и на коньяк, – смело предположил Лариков.

– Сейчас, – усмехнулась я. – Судя по ее физиономии, ей и корочки хлеба жалко для нищего!

Он поднял на меня глаза и покачал головой укоризненно.

– Сашка! Нельзя же так раздражаться! Что она тебе сделала?

– Ничего, – пожала я плечом. – Только вынудила торчать около ее дурацкого дома, наблюдая за ее дурацкими соседями и чувствуя себя при этом полным «чайником»!

– Ну, хотя бы не пустым, – попробовал пошутить Лариков.

– Плоско, сударь, – холодно отрезала я. – Если не умеешь чего-то делать, не берись. Это касательно твоего остроумия… Если тебе сказали, что оно свойственно твоей натуре, тебя обманули.

После сей словесной эскапады я сочла себя вполне удовлетворенной и с гордым видом отчалила на кухню, где сварила себе еще кофе; хотя, пока я его варила, немного поостыла и пришла к выводу, что на Ларчика я налетела зря.

Наверное, еще через несколько мгновений я была бы готова попросить у него прощения за свое отвратное поведение, но в дверь позвонили, и он подал голос:

– Саша! Открой, пожалуйста!

Ну, конечно! Как открывать дверь, так это только Саша. Сидеть в кустах, наблюдая за особенностями жизни толстосумов, – это тоже только Саша. В общем, всю грязную работу валят на меня, унижая мое женское достоинство.

Поэтому я процедила сквозь зубы:

– Сейчас…

Вложив в это шипение всю степень своего презрения.

Открыв дверь, я увидела внушительную фигуру Ирины Тимофеевны.

– Сашенька, девочка моя, – радостно пропела она, пытаясь придать своему коровьему лицу выражение, свойственное представительнице королевской династии. – Ну, и как у нас дела?

– Проходите, – проговорила я, пытаясь скрыть свои чувства за вежливой улыбкой.

– Но успехи-то есть? – тревожно поинтересовалась она.

– Смотря чего вы от этого ожидали, – сказала я. – Никаких подозрительных личностей я там не обнаружила. Впрочем, посмотрите фотографии сами… Может быть, сегодня «воры в законе» решили не собираться на сходку в квартире господина Барышникова?

– Леля сказала, что опять крутились весь день, – развела руками моя клиентка. – Но давайте-ка взглянем, что там за люди были…

Смело предположив, что я и была той самой подозрительной личностью, которая весь день, как ворон, ожидающий добычи, кружила над уютным миром загадочной Лели, я достала фотографии и сразу показала на Сережу Аристова и Марину.

– Вот этих ребят я знаю. Парень – филолог, помогает Барышникову править тексты. Девушка – музыкант. Так что они сразу отпадают. Хотя к Барышникову ходят именно они. Вы про них говорили?

– Нет, – покачала она головой. – Леля, правда, боялась вот этого паренька, – она ткнула в Сережу, – но я говорила не только о нем.

Она внимательно просмотрела фотографии и вытянула из стопки фотографию девицы в коже.

– Вот эта баба мне не нравится. И она, выходит, сегодня снова тут была…

– А мужчина?

– Ну, это Виктор Сергеевич Таманцев. Он живет в нашем доме, так что… Нет, я говорила про эту вот дамочку. Несколько раз я ее заставала в нашем подъезде. Она просто стояла у окна и курила… Я ее спросила, к кому она. Она сказала, что это не мое дело. Я пригрозила милицией. Тогда она сообщила мне, что пришла к Барышникову. Вы о ней что-нибудь узнали?

Я покачала головой:

– Нет… Думаю, с этим придется подождать до завтра. Может быть, Андрею Петровичу удастся что-нибудь выяснить? Если вам это так нужно, что вас не остановит необходимость выложить еще двести баксов…

О, как я надеялась, что она оставит эту свою затею! Ну, пожалуйста, взмолилась я, наблюдая за ее душевной борьбой, пусть жадность победит! Сделай так, господи, и я возлюблю всех своих ближних, даже этих!

– Тем более что вряд ли эта женщина представляет собой угрозу обществу, – добавила я.

– Да ладно, – махнула она рукой.

Из моей груди уже вырвался вздох облегчения, но радость моя оказалась преждевременной.

– Что мне на эти баксы-то смотреть? – усмехнулась Ирина Тимофеевна. – Вы все-таки проверьте эту мадамочку. Не нравится она мне, видит бог, не нравится! Того и гляди произойдет в нашем доме беда, а я вроде как проглядела…

Я стиснула зубы. Теперь я была готова издать вопль отчаяния.

В это время в комнату вошел Лариков, и я мстительно улыбнулась.

В конце концов, ведь именно он должен был выяснить, кто эти люди! А моя задача уже выполнена, вот так-то, господин Лариков!

* * *

Я не вслушивалась в их задушевную беседу.

Удалившись на кухню, я принялась за свой остывший кофе, наслаждаясь тишиной и относительным покоем.

«Саша сделала свое дело, Саша может отдыхать», – перефразировала я известную цитату про мавра.

Уставшему до смерти человеку много ли надо для счастья? Даже неизбежность прогулки по промозглым от дождя улицам не пугала меня – ведь пойду-то я домой!

Позволив себе улыбку, я прислушалась к голосам в комнате. Лариков и Ирина Тимофеевна о чем-то горячо спорили. Почему-то в гневе Ирина Тимофеевна любит говорить басом, с удивлением отметила я. Смысл их спора оставался для меня неизвестным, и я легко подавила природное любопытство – а ну их, в самом деле!

Тоже мне, нашли террориста – Сережку Аристова!

Лично мне сей типус был куда более известен, и я-то знала, что из него террорист, как из меня фигуристка!

Сережка и собственной-то крови боялся, бледнея при малейшем порезе.

Да и его девушка тоже показалась мне существом не от мира сего. Конечно, странное у них ремесло, так и у меня оно тоже весьма странное! Кому уж как повезет. Одна моя сокурсница вообще подрядилась на базаре курами торговать, и неизвестно, что лучше – как мы с Сережкой или как она!

Это вот Пенсу хорошо – программисты всегда будут нужны, а нам куда деваться с нашими «мертвыми языками»? Аристов изучал латынь, так ему надо работать переводчиком при древних римлянах, а где их сейчас раздобудешь?

Беседа в комнате подходила к завершению. Теперь они оба говорили тихо и спокойно.

Потом я услышала громкое: «До завтра!» и подавила тяжеленный вздох.

Значит, наша гостья пожалует и завтра…

Раздались быстрые шаги, и на пороге возникла фигура моего босса.

Волосы у него были всклокочены, как если бы нашей посетительнице вздумалось по-дружески потрепать беднягу своей могучей дланью по голове.

Издав протяжный стон, он тяжело опустился на стул и спросил меня:

– Морковка, радость моя, ну почему некоторые люди так невыносимы?

– Ты это про меня? – осторожно поинтересовалась я.

– Нет, про Ирину Тимофеевну, – простонал он. – Это же монстр какой-то! Я два часа…

– Час, – поправила я его.

– Что? – не понял он.

– Час, – повторила я. – Ты разговаривал с ней не два часа, а один час. Я засекала время.

– Господи, да какая разница, – отмахнулся он. – Я пытался ее убедить, что она придумывает глупости, что следить за людьми просто так мы не можем, но она обеими руками вцепилась в дурацкую идею о тайных заговорах против ее имущества! Что за мерзкая баба, с ума можно сойти!

– Завтра ею будешь заниматься ты, – напомнила я.

– Данич, помилосердствуй! Я и так…

– Ты не сидел по ее наводке перед домом, – напомнила ему я. – Так что разговоры бессмысленны. И у меня завтра выходной день, между прочим. Должна же я подготовиться к своему дню рождения!

– Ой, я и забыл, – мгновенно растаял он. – Прости, маленький… Конечно, я завтра займусь этой девицей, хотя…

Он запнулся на полуслове, мечтательно уставившись на потолок.

– Что? – поинтересовалась я. – Тебя посетила мысль, и ты не знаешь, что делать с этим феноменом?

– Да оставь, – отмахнулся он. – Тебе не кажется подозрительной вся эта ситуация?

– С «кожаной леди»?

– Да нет! С самой Ириной Тимофеевной. С какой стати она призывает нас отследить всех входящих и выходящих из квартиры Барышникова?

– Боится за свои брюлики, – пожала я плечами.

– А зачем она фокусирует наше внимание именно на нем? Тебе не кажется, что она хочет с нашей помощью собрать на бедолагу компромат?

На мой взгляд, слово «бедолага» с боровом Барышниковым как-то плохо вязалось.

– И зачем ей это понадобилось?

– Откуда я знаю? – развел он руками. – Будь моя воля, я бы разобрался прежде всего с нашей Ириной Тимофеевной…

Я застыла, так и не донеся чашку до рта.

Умозаключение моего начальника подействовало на меня ошеломляюще.

– Что ты на меня так смотришь? – осторожно поинтересовался он. – Я кажусь тебе сумасшедшим?

– В принципе, да, – призналась я. – Но я не удивляюсь этому. Общение с Ириной Тимофеевной может довести до такого состояния кого угодно! Даже человека с более крепкими нервами, чем у тебя! Дело, брат мой, в другом. Похоже, она каким-то неизвестным мне, возможно, парапсихологическим способом сумела повлиять на твое сознание.

– Как это?

– Да очень просто, – улыбнулась я ему ободряюще. – Ты тоже начал страдать манией преследования.

– Очень хорошо, – обиженно пробормотал Лариков. – Значит, я кажусь тебе психом?

– Надеюсь, это временное помешательство, – успокоила я его.

– И почему, позволь поинтересоваться?

– Господи, Ларчик! – поморщилась я. – Ну, посмотри ты на это дело реально! Баба свихнулась на собственной значимости. Возомнила себя «домовым генералом». Судя по ее рассказам, там наличествует еще одна такая же «домоправительница». Вот они вдвоем и впадают в оголтелый маразм, пытаясь от скуки придумать себе и нам, бедным, развлечения! И сама она никаких компроматов не собирает, да и куда бы она их понесла? Кому интересно, кто посещает этого толстого Барышникова, если и так всем известно, что наши попсовики – народец развратный? Так что глотни лучше остывшего кофе и приди в себя. Мир прост и прекрасен, и не надо его усложнять. Завтра ты просто выяснишь, что дама в коже – любовница Барышникова, и наша клиентка успокоится. Придумает себе новую загогулину в мозгах, но наша печаль пойдет на убыль, поскольку отныне, завидев ее массивный торс, мы будем прятаться под кровать, чтобы снова не оказаться в ее свинцовых объятиях!

Он выслушал меня, и, слава богу, в его глазах вновь появилась ранее присущая ему трезвость мысли.

– А ты, наверное, права, – задумчиво проговорил он, глядя на меня с трогательным восхищением. – Просто она меня достала…

– Она и меня умудрилась достать, – развела я руками. – Увы, такова сущность этой породы людей… Специально созданы богом, чтобы наша жизнь не была чересчур легка! Деньги-то она хоть заплатила?

– Нет, – грустно покачал головой Лариков. – Обещала заплатить завтра. Когда мы выясним все насчет «кожаной тетки»…

– Вот почему ты решил, что она мошенница, – без особенного труда догадалась я. – Да не расстраивайся, Андрюшенька!

– Ага, – хмыкнул мой босс, явно не понимая моего умиротворенного состояния. – У нас, между прочим, денег нет! Стал бы я связываться с этой кикиморой, если бы с этими проклятыми финансами было все в порядке!

– Такова наша жизнь, – вздохнула я. – Деньги, впрочем, не главное в жизни, моя радость!

– Понятно, что не главное… А что тогда главное?

Я зажмурилась, вспоминая лица Аристова и Марины. Несмотря на грусть, в глубине их глаз таилось счастье, готовое выплеснуться оттуда в любую минуту.

– Наверное, любовь, – подумала я вслух, не обращая внимания на озадаченный взгляд Ларикова.

* * *

Первый раз я оценила справедливость лариковской печали по поводу обрушившегося на нас безденежья, когда вышла на потемневшую улицу. Моросил противный дождь, под ногами было скользко и сыро, а денег на машину у меня, увы, не было!

Я бросила в небеса просящий помощи взгляд и поплелась на трамвай.

Подняв воротник, я шла по проспекту и раздумывала о превратностях судьбы.

Из ресторана выкатилась кучка граждан, и судя по их покрасневшим от выпитого лицам, мои финансовые затруднения им были незнакомы.

– Все-таки это не очень справедливо, – тихо проворчала я, глядя на их визгливо хихикающих подруг, которые поспешно заталкивались в такси.

Присмотревшись, я ойкнула.

Одной из дам, представьте себе, была наша посетительница, а в отдалении я заметила неподвижно застывшую фигуру.

Лица ее не было видно, но мне показалось, что оно повернуто к этой разудалой компании.

«Надо же, так набраться за какие-то два часа», – подумала я, глядя на Ирину Тимофеевну, которая теперь игриво брыкалась, пытаясь заехать грязным сапожком в нос седовласому джентльмену, у которого от восторга и предвкушения бурной и страстной ночи с моей визави отвисла нижняя губа.

Переведя снова взгляд на таинственную фигуру, я увидела, что она быстрыми шагами движется прочь, унося с собой загадку.

По легкости походки я узнала ее.

Наша «кожаная дамочка»…

«О-о, – озадаченно подумала я. – Интересно, что она тут делала? Была ли она здесь случайно или эта «случайность» хорошо спланирована?»

Компания тем временем загрузилась в такси и отъехала.

Что тут все-таки делала эта «кожаная леди»? Какая нить связывает ее с Ириной Тимофеевной?

В том, что эта нить наличествовала, сомнений у меня не возникало. Поэтому я еще раз, прищурившись, взглянула туда, где недавно стояла безмолвная фигура.

Чего она хотела?

«Да чего угодно, – проворчала я про себя. – Мало ли чего… Ты сейчас все равно не сможешь узнать. Да и надо ли это тебе? Может быть, она ее внебрачная дочь?»

Я двинулась дальше, думая о даме в кожаном, поскольку теперь…

Да, да, теперь я с удивлением обнаружила, что эта нечаянная встреча разбудила мое любопытство. Теперь эта история, хотя и продолжала казаться мне чрезвычайно дурацкой, стала интересна.

Так интересна, что я думала об этом по дороге домой.

* * *

Всю ночь за окном моросил этот треклятый дождь, смешанный со снегом.

Я долго не могла заснуть, слушая его заунывный шум, и настроение у меня было, прямо скажем, какое-то загробное.

Может быть, поэтому, как только я заснула, пересчитав тысячное поголовье слонов, я оказалась в довольно мрачном месте, которое с виду напоминало тот самый дом, где проживал Барышников вкупе с Ириной Тимофеевной, только на самом деле это был какой-то старинный замок графа Дракулы.

Я сидела на той же самой лавочке и занималась тем же делом – то есть своим шпионажем.

Попросту говоря, фотографировала, несмотря на погоду, которая была точь-в-точь как за окном.

Трезвость мысли я при этом сохраняла, поскольку ворчала на Ларикова, отправившего меня фотографировать в такую дождливую ночь этот «бомонд».

Дверь скрипнула, и в проеме показались Ирина Тимофеевна со своей подругой. Лица подруги я не видела, так как она предусмотрительно закрылась от меня черной вуалью, а Ирина Тимофеевна была хорошо видна. Хотя она теперь была печальна и под глазами залегли черные круги, я могла поклясться, что, когда ее никто не видит, она ухмыляется вампирской улыбкой, от которой в жилах леденеет кровь.

Они остановились, открыв дверь шире, и тогда…

Я застыла, чувствуя, как мое сердце замерло, а потом бешено застучало, потому что из дверей выносили огромный гроб, и я почему-то не сомневалась, что в этом гробу лежит Барышников собственной персоной.

Вся эта процессия остановилась и медленно развернулась ко мне.

Кровь застыла в моих жилах. Я боялась вздохнуть, но они смотрели на меня, и в их глазах полыхал дьявольский огонь.

– Отрезать ей голову, чтобы не совала свой нос в наши дела, – приказала Ирина Тимофеевна, сверкая единственным бриллиантовым зубом.

Я отшатнулась.

Они начали раскачивать гроб, а потом швырнули его прямо в меня.

Я заорала, пытаясь прикрыть лицо руками, и – проснулась…

За окнами продолжал моросить дождь. В комнате еще царила темнота, и часы показывали четыре утра.

Я с облегчением откинулась снова на подушки и пробормотала:

– Вот ведь какая гадость снится после общения с Ириной Тимофеевной!

Сейчас далекая от романтики реальность казалась мне восхитительной.

Я полностью окунулась в ее счастливое очарование и снова заснула, пожелав себе на сей раз обойтись без дурацких сновидений.

 

Глава 4

Утро, как ни странно, выдалось солнечным и спокойным, будто не было ночью этой дьявольской погоды, из-за которой меня мучили кошмары.

Несмотря на выходной, я рано проснулась, и от обилия солнечного света меня посетила нехорошая мысль, что я умудрилась проспать часов до двенадцати.

Я в ужасе подскочила на кровати и посмотрела на часы.

Уф!

Я плюхнулась назад, на подушку. Оказывается, просто сейчас стали рано зажигать солнце, Александра, объяснила я себе. Еще только половина седьмого утра, и ты можешь спать и дальше, поскольку сегодня «на дело» идет Лариков.

Я не то чтобы была злобной личностью с мстительными замашками, но отчего-то мысль о том, что сегодня полным идиотом будет выглядеть Ларчик, а не я, согрела мою душу.

«Вот ведь радость-то какая», – улыбнулась я. Пускай он там изображает из себя фотографа или выясняет подробности жизни господина Барышникова… Хотя к вечеру его вполне могут посетить разные дурацкие мысли, вроде вчерашней, но это ничего. Это можно перетерпеть…

Воспоминание о вчерашнем вечере в свете солнечных лучей потеряло свой жутковатый антураж, да и не волновало меня больше, зачем «кожаная леди» следила за Ириной Тимофеевной. По трезвом размышлении, я нашла кучу оправданий ее странному поступку.

Например, она тоже частный детектив, только ее нанял Барышников, которому кажутся подозрительными посетители Ирины Тимофеевны. А может быть, это все-таки ее внебрачная дочь, и она хочет понять, стоит ли ей намекать на родство или обойтись без оного?

Чем дольше я раздумывала, тем меньше мне хотелось спать.

На кухне уже были слышны движения, мама встала. Судя по запаху, она теперь варила кофе.

Ко-фе…

Я вскочила на кровати, блаженно втягивая носом восхитительный аромат. Все мои благие порывы сесть на диету немедленно растаяли, уступая место единственному желанию – срочно рвануться на кухню, пока моя мамаша не выпила всю джезву, думая, что я сплю!

Одевшись, я выскочила на кухню.

Несчастная мать, норовившая без меня испить кофейку, застыла, ошеломленная моим появлением. Так и хотелось мне злорадно воскликнуть: «Не ждали?!» или «А вот и я!» Второй вариант мне приглянулся больше, и я, картинно раскинув руки, гордо оповестила мою мать:

– А вот и я!

– Вижу, – кивнула она. – И почему ты так рано вскочила?

– Утро, – пояснила я.

– Понятно, что не вечер. Просто вчера ты просила тебя не будить, повторяя, что до вечера вряд ли понадобишься Ларчику… Тебе не кажется, что это непоследовательно – вскакивать после этого ни свет ни заря? Нет, я знаю, что ты так вскакиваешь в день рождения, в нездоровом стремлении срочно проверить подарки! Но сегодня вроде бы не он.

Она преспокойно налила себе кофе.

– А мне? – спросила я.

– Послушай! – возмутилась мама. – Ты же вчера вечером клялась мне, что полностью отказываешься от кофе!

– Я не помню, что я вчера говорила, – нагло соврала я. – Может, у меня вчера был душевный катаклизм, а сегодня все встало на места? Зачем мне эта твоя диета? Я еще не очень растолстела…

– Когда ты растолстеешь совсем, твои усилия станут бесполезными, – сурово ответствовала мама, но все-таки налила мне кофе. – Впрочем, это твои проблемы. И Пенса. Я смирюсь с любым твоим внешним видом. Поскольку ты моя дочь все-таки… Что там вчера с тобой произошло, кстати? Почему у тебя случился «катаклизм»?

– Да ничего, – пожала я плечами, отпивая глоточек из маленькой чашки. – Просто сейчас приходится работать на потрясающе неприятную личность, а это меня раздражает. Правда, Сережке Аристову еще хуже – по сравнению с Барышниковым моя Ирина Тимофеевна просто ангел во плоти.

– Аристов? Это тот, который с тобой учился? – уточнила мама.

– Ага. Он. Представляешь, теперь выдает Вийона за блатняк.

– Как это у него получается? Он его перерабатывает?

– Да нет, – отмахнулась я. – Он относит маэстро Барышникову «Баллады на цветном жаргоне», выдавая их за свои. А этот самый маэстро в свою очередь выдает за свое то, что ему приволок умненький Сережка! Правда, смешно?

– Да как-то не очень, – с сомнением проговорила мама. – А если все выйдет наружу? Сережа не боится?

– Нет, это вряд ли… Он мне объяснил, что этого Барышникова интеллигентная публика не слушает. А те, кто его слушает, не читают стихи. Так что вряд ли случится казус…

Я допила кофе.

Мама собиралась на работу, сеять доброе и разумное в совершенно неразумные души современных подростков.

– Ты дома будешь?

– Не знаю, – ответила я.

Сейчас мне уже не казалась такой классной идея проторчать целые сутки дома, когда за окнами сияет такое восхитительное солнышко.

– Тогда не забудь ключи, – предупредила мама, целуя меня в затылок.

– Не забуду, – пообещала я.

* * *

День был будним, Пенс на работе, и заняться мне до вечера было совершенно нечем.

Я немного послонялась по квартире, потом включила телевизор и честно посмотрела несколько идиотских клипов, где девушки бегали за юношами и наоборот, потом пощелкала по каналам и убедилась: стоило мне подобрать денек для безделья, они срочно отказались от хороших фильмов.

«Бойцовский клуб» я накануне отдала Пенсу, поскольку он его не посмотрел, поэтому у меня и кассет новых, как назло, не было.

Единственное, чем я могла себя развлечь, чтобы не сбежать от скуки в объятия Ларикова, это уткнуться в книгу, что я и сделала незамедлительно.

Потом я все-таки включила негромко телевизор, и теперь иллюзия одиночества растаяла.

Кто там пел, меня совершенно не интересовало, – я уже путешествовала вместе с Борхесом в тайнах нашего сознания, отчаянно рискуя подпасть под обаяние хорошего языка и пленительных фантазий, навеки оставшись там.

Мне было хорошо. Так как я отказалась от диеты, у меня появилось право на кофе, и от этого было радостно на душе.

В этом, наверное, и заключается радость бытия – пригрозить своему организму диетой, а потом отменить собственное «табу».

В тот момент, когда я встала с твердым намерением побаловаться кофе с сигаретой, на экране возникла круглая физиономия с плешивой бородкой и хриплым, занудным голосом затянула сентиментальную балладу о любви, сгубившей начисто фраера. Титры внизу поясняли, что передо мной Барышников собственной персоной. Зная, что тексты ему пишет мой бывший сокурсник, я живо заинтересовалась, да и сам Барышников мне за вчерашний день стал почти родственником.

Поэтому я снова села на место, решив, что кофе от меня не убежит.

Надо сказать, Аристов писал не без таланту, правда, талант этот он разбрасывал, прямо как бисер перед свиньями. Но в целом я отметила, что даже Барышников с его влажными от пьяноватых слез глазами не в состоянии испортить некоторые удачные строчки.

Лицо же господина Барышникова мне не особенно понравилось – ну это и не обязательно. Что-то в его физиономии было неприятное, тяжелое и отталкивающее. От полноты щек и губ, равно как и от слезливости голоса и взгляда, в его лице присутствовало нечто бабье, именно – не женское, а что-то от пошловатой вокзальной буфетчицы, у которой «не сложилось».

А из светской хроники я знала, что наши дамы от этого неприятного типа млеют!

Все-таки странен народный вкус, вздохнула я, поднимаясь.

Слушать его мне быстро надоело, и я отправилась на кухню, оставив его завывать о несчастной доле в полном одиночестве.

«Интересно, как себя сейчас чувствует Ларчик в моей шкуре?» – подумала я.

Впрочем, тут же одернув себя…

Каждому свой удачный денек и каждому свой неудачный. Конечно, я от души ему сочувствую, но ведь он сам ратовал за участие в этом глупейшем предприятии?

Вот пусть и мучается, раз ему так этого хотелось!

* * *

А Лариков в это время и впрямь изнывал.

Целый час уже он сидел на скамейке и чувствовал себя самым несчастным существом на свете.

Он не любил попадать в нелепые положения, а теперь признавал, что так-таки в него он и вляпался, причем по доброй воле.

Дом выглядел полусонным, никто оттуда не выходил, а уж тем более не входил, и, старательно изучив орнамент на цоколе, Лариков начал склоняться к мысли покинуть пост и объяснить настойчивой клиентке, что дама в коже, так ее интересующая, просто поклонница Барышникова и никакие террористические акты она не замышляет.

Он даже встал, потянулся, сделал шаг и вдруг застыл как вкопанный.

Потому что в этот момент из-за угла вырулила эта самая дамочка собственной персоной.

Лариков сделал шаг назад, пытаясь спрятаться в тени еще совершенно лысого дерева, но быстро понял, сколь глуп его замысел, и просто сел опять, уткнувшись в газету, которой он запасся для конспирации, пока шел на «шпионское задание».

«Кожаная леди» вошла во двор, оглянулась на Ларикова, но, явно решив, что он не представляет для нее никакой опасности, остановилась неподалеку, задрав голову. Ее взгляд был направлен прямо на окна Барышникова, и Ларикову на мгновение показалось, что это не обычная дама, а терминатор, который сейчас расплавит стекла и сожжет своей яростью несчастного «тюремного воспевателя».

Впрочем, ничего подобного она не сделала.

Постояв еще несколько мгновений, она развернулась и быстрыми шагами отправилась прочь.

Подождав секунду, Лариков вышел вслед за ней, стараясь не терять ее стремительную, торпедную фигуру из вида.

* * *

К концу второго часа безделья я окончательно поняла, что от него устаешь так же, как и от самой тяжелой работы.

Скука действовала на меня, как таблетка димедрола, – мне хотелось спать.

Не спасал даже кофе, поэтому я плюнула на то, что еще вчера объявила сон «потерей жизненного времени», и устроилась на диване, старательно таращась в телевизор.

Звонок в дверь прозвучал, когда я наполовину отплыла в объятия Морфея и чувствовала себя сонной, как зимняя муха.

В дверь продолжали звонить, и я потянулась, поднимаясь с дивана.

– Нет, сегодня все против меня, – проворчала я. – Когда я не хочу спать, никто не спешит ко мне, а как только я решила предаться сну, начинают трезвонить в дверь, как на пожаре! Наверняка это Лариков!

Открыв дверь, я удивилась.

Поскольку на пороге был вовсе не Лариков, а Сережа Аристов собственной персоной, и выглядел он ужасно встревоженным.

– Привет, – протянула я. – Честно говоря, не ожидала тебя увидеть. Ты еще помнишь мой адрес?

– Конечно, – выдавил он из себя улыбку. – Как же я могу его не помнить?

– Проходи, – пригласила я его в комнату. – Я сварю кофе. Что-то случилось?

– Не знаю, – прошептал он, плюхаясь в кресло с такой силой, что старенькое кресло надрывно вскрикнуло. – Не знаю, Саша. Но… Боюсь, что может случиться!

Он выглядел несчастным и напуганным.

– Тебе необходимо выпить кофе и прийти в себя, – решила я, наблюдая, как дрожат его руки. – У тебя расшатаны нервы.

– Знаю, – грустно усмехнулся он. – Но я постоянно живу в напряженном ожидании беды, понимаешь, Саша? Сколько может выдержать человек такое высоковольтное напряжение?

– Вообще-то человек выносливее мула, – заметила я. – Но это смотря какой человек. В данной ситуации я не могу судить – просто потому, что не знаю, что с тобой такое ужасное должно произойти.

– Не со мной, – замотал он своей лохматой головой. – Если бы со мной, я бы так не дергался…

– А с кем? – спросила я. – Ладно, потерплю. Сначала принесу тебе кофе, потом ты приведешь в порядок свою способность связно излагать мысли, и тогда…

– Не надо кофе, – отмахнулся он от проявлений моей вежливости. – Маринка сегодня не ночевала дома, и теперь я за нее страшно боюсь!

* * *

«Кожаная леди» двигалась по проспекту, с изяществом и быстротой скользя в толпе.

Лариков почти бежал за ней и чувствовал себя при этом как в сафари, когда охотник охотится за ланью.

Его «лань» явно ускользала, потрясая его воображение умением двигаться с грациозной быстротой, которой недоставало его длинной фигуре.

На какое-то мгновение ему даже показалось, что она выпала из поля его зрения.

Он начал вертеть головой, пытаясь найти легкую фигурку, и почти впал в отчаяние, так как ее нигде не было видно.

Но вот он ее увидел, плавно передвигающуюся уже по другой стороне проспекта.

Вздохнув с облегчением, он перебежал туда же и теперь преследовал даму почти в затылок, догнав ее.

Она явно не замечала его, всецело отдавшись собственным мыслям. Теперь ему прекрасно был виден ее профиль – особенно когда она остановилась возле подъезда, как бы размышляя, стоит ли туда заходить.

Лариков признал, что профиль у этой особы красивый, с точеным носиком, плавной линией подбородка, и если бы не плотно сжатые губы, Лариков мог бы отнести обладательницу столь замечательного профиля к самым прелестным девицам.

Однако он не мог обманываться – так губы обычно сжимают властные особы с не очень-то покладистым характером.

Девушка тем временем вошла в подъезд, куда спустя несколько секунд вошел и Лариков, и поднялась на второй этаж.

Через некоторое время Лариков услышал звук открывшейся двери, и мужской голос спросил:

– Ну, как? Все в порядке?

Что ответила девушка, Ларикову расслышать не удалось. Дверь хлопнула.

Поднявшись на второй этаж, Лариков остановился.

Судя по звуку, она вошла в правую дверь.

Он посмотрел в ту сторону и остолбенел.

– Ничего себе фишка, – пробормотал он озадаченно.

На двери красовалась табличка. Прочитав ее, Лариков присвистнул. Вот уж такого поворота событий он никак не ожидал!

* * *

– Честно говоря, я не могу пока понять, почему ты так волнуешься, – призналась я. – Твоя Марина девушка взрослая.

– Взрослая, – согласился Аристов. – Но она не может отсутствовать ночью просто так!

– А если ты просто ревнуешь? – предположила я. – У нее есть ведь, наверное, подруга?

– В том-то и дело, что я уже говорил с ее подругой! – вскричал фальцетом Аристов. – И она ничего не знает. Так что…

– Знаешь, Сережа, давай-ка выкладывай все ваши тайны, – попросила я. – А то я ничего не могу понять! Почему ты начинаешь сходить с ума и подозревать черт знает что? У тебя есть основания? Тогда изложи мне их, хотя бы вкратце, но лучше подробнее. И мы станем думать вдвоем. Но думать нам придется в свободное от работы время, поскольку мой драгоценный босс вряд ли согласится с моим бесплатным трудом. Не то чтобы он был алчным, а просто он считает, что наша работа должна оплачиваться. Поскольку он хочет кушать, и осудить его за это в эпоху беспросветного рынка трудно!

– Сколько? – хрипло спросил Аристов.

– Что – сколько? – Сколько я должен заплатить?

– Если мне, то ничего! А ему… Но ты ведь не к нему пришел?

Мне совсем не хотелось пугать несчастного Сергуню огромной суммой нашего гонорара.

– Если Маринка не появится до сегодняшнего вечера, мне будет нужна ваша профессиональная помощь, – проговорил он. – И ваше рабочее время. Так что можешь пугать меня астрономической суммой. Думаю, я смогу ее достать, сколь бы велика она ни была!

В его взгляде появилась мрачная решимость, и я сдалась.

– Двести баксов в сутки, – сказала я, отчаянно краснея.

Вот сейчас он станет кричать, что мы «акулы капитализма», стучать ногами, а то и вовсе презрительно сплюнет и уйдет восвояси, так и не осчастливив меня «Цветными балладами». Да и моя самооценка после этого изрядно пострадает, а я и так склонна к комплексу неполноценности!

Он молчал, обдумывая мое заявление.

– Если хочешь, я скину свою часть, и ты будешь платить только Ларчикову долю, – робко кашлянув, предложила я.

– Да нет, – отмахнулся он. – Я наскребу эту сумму. Хотя я бы предпочел, чтобы сегодня она появилась. Не потому, что денег жалко, а…

Он не договорил. Да и не надо было.

Я мягко дотронулась до его руки и сказала:

– Давай надеяться именно на это. Ведь всегда надо надеяться на лучший вариант! Даже в безнадежной ситуации…

Он благодарно улыбнулся.

– Ладно, тащи свой кофе, а я пока подумаю, с чего мне начать эту печальную повесть о моей Маринке…

Он пытался казаться спокойным, но это давалось ему с трудом.

«Да уж, – подумала я. – Хоть бы она и правда сегодня вечером появилась…»

Хотя я и не верила, что с Мариной что-то случилось, я бы предпочла убедиться в этом как можно скорее.

А то повышенная нервность моего гостя начала передаваться мне.

* * *

К полудню Андрей Лариков уже знал, кто такая дама в кожаном, и даже прикидывал, как бы ему с ней познакомиться поближе, поскольку сия особа заинтересовала его сверх ожидаемого.

После долгих скитаний за прелестницей Лариков в конце концов оказался перед домом, в подъезде которого она укрылась от его глаз очень надолго.

Вот там-то от женщины, которой он помог вытащить коляску с ребенком на улицу, он и узнал, что дамочку эту зовут Лиза Борисова, она проживает в сто пятнадцатой квартире совершенно одна, поскольку недавно развелась. То, что она развелась, особенно увлекало лариковскую собеседницу, так как, по ее убеждению, все дело было в работе. Приняв Ларикова за Лизиного поклонника, она сочла необходимым предупредить несчастного, что Лиза работает «частным детективом», и какому же мужику понравится, когда его супруга, вместо того чтобы спокойно сидеть дома и варить щи, носится по городу, выслеживая каких-то преступников?

В общем, с женщиной этой Ларикову повезло несказанно, и после получасового общения он уже знал все о привычках своей неожиданной коллеги, вплоть до ее увлечения китайской гимнастикой и стрельбой из лука.

Теперь, когда его мытарства неожиданно привели к столь неплохим результатам, дело оставалось за малым.

Выяснить, чего хотел от Лизы Борисовой профессор консерватории Овсянников, в чью дверь она звонила недавно.

И, так как ничего другого он придумать не мог, он просто шагнул в лифт, и через несколько секунд уже нажимал кнопку звонка сто пятнадцатой квартиры, придумывая проблему, приемлемую для Лизиных доверчивых ушей.

 

Глава 5

За моим окном какой-то болван стучал по железке, и поэтому последние слова Аристова я не расслышала.

– Подожди, – попросила я. – Повтори еще разок, а то я оглохла от этого набата!

– Последнее время она была странная, – уже громче повторил Сережа. – Я думаю, он к ней начал… приставать, а еще вернее, домогаться ее. До этого мы приходили вместе, а тут вдруг он изменил свои привычки, сказав, что, когда мы приходим поодиночке, ему удобнее…

Болван за окном не унимался.

– Я его, наверное, пристрелю, – мрачно пообещала я.

– Да не обращай внимания. – Сережка был настроен терпимее меня.

А у него-то нервы сейчас в более плачевном состоянии, между прочим, попробовала урезонить я себя.

– Тогда говори громче!

– Я и так кричу, – слегка обиделся он.

– Ладно, проехали… Рассказывай дальше.

Пока я не очень понимала, что заставляет его так волноваться. К сотням девушек пристают старые козлы, и никто по этому поводу не обращается к частным детективам, разве не так?

– Не знаю, верно ли мое предположение, потому что последний раз она вся дрожала. Я спросил ее напрямую, а она почему-то рассмеялась и сказала, что я этого не пойму. Никто, по ее словам, к ней и не думал приставать, этот Барышников вообще импотент скорее всего, и дело совсем не в этом. И даже вроде как не в Барышникове. В совершенно другом человеке… И еще она сказала: «Сереженька, я теперь небезопасный попутчик. За мной, похоже, следят, и я не знаю, чем вся эта история закончится. Наверное, мне надо с кем-то посоветоваться, но не с тобой. Потому что я за тебя боюсь, понимаешь?» – «Тебе что, угрожает опасность?» – спросил я. Она вздохнула так странно, будто делала дыхательное упражнение, – с шумом и пожала плечами. «Я ничего не знаю, – сказала она. – И самое мерзкое – не могу понять, угрожает мне опасность или это просто паранойя…» Больше я от нее ничего добиться не смог. Вечером мы собирались пойти на концерт, но она не пришла. Не позвонила и ничего мне не объяснила, хотя это совершенно не в ее правилах! Я проторчал около консерватории битый час, а потом пошел к ней. Она живет недалеко, прямо на проспекте. В одном из старых домов – знаешь? Там рыцари на крыше с мечами… Рядом ресторан.

Я вспомнила свою ночную встречу с разудалой компанией. Вспомнила девицу в кожаной куртке и невольно вздрогнула от такого странного стечения обстоятельств.

Впрочем, это ведь только совпадение…

– Так вот, я пришел туда, но ее не было! Более того, ее отец сказал мне, что сам волнуется, потому что Марины не было дома с утра. То есть с того момента, как мы расстались, она дома не появлялась. Я зашел к ее подруге, но и она ничего о Марине не знала. А сегодня утром я узнал, что она и дома не ночевала…

Он налил в стакан воды и выпил ее залпом.

– И я теперь очень боюсь за ее жизнь, Сашка! Мне так страшно, как никогда еще не было, честное слово!

* * *

Лариков нажал на кнопку звонка, и тут же послышались легкие шаги.

Дверь открылась, и Лариков почувствовал себя весьма странно – словно что-то внутри его растаяло под внимательным и слегка настороженным взглядом этих огромных синих глаз.

– Добрый день, – пролепетал Лариков, чувствуя себя полным идиотом. – Мне нужна Елизавета Борисова.

– Это я, – кивнула девушка.

Лариков собрался с силами и, стараясь не смотреть в ее сияющие глаза, чтобы не раствориться в их глубине, с сомнением спросил:

– Вы – частный детектив?

– Да, хотя мне и не нравится это определение, – развела она руками.

Руки у нее были красивые, с точеными и тонкими пальчиками и узкими ладонями.

– Мне посоветовал обратиться к вам Овсянников, – назвал Лариков фамилию того, к кому она только что приходила.

– Проходите, – пригласила она его в комнату. – Кофе будете?

Лариков с трудом удержался от нервного смешка.

Все детективы похожи друг на друга, подумал он. Сейчас она скажет, что ее труд очень дорого стоит. Что она берет двести баксов в сутки, и это не так уж и много за те усилия, которые она тратит…

Он еще не решил, какую ерунду придумать, старательно вспоминая все дела, которые ему приходилось вести, но, как назло, голова была совершенно пустой.

Тем временем Лиза уже вернулась с кофе и теперь внимательно смотрела на него, чего-то ожидая.

Наконец она слегка улыбнулась и спросила:

– Ну? Так почему вы за мной следили?

* * *

Я понимала, что Сережа действительно взволнован.

– Почему бы тебе не обратиться в милицию? – спросила я и тут же поняла, что сморозила глупость.

Он усмехнулся:

– Во-первых, ты не хуже меня знаешь, что искать человека начинают только спустя трое суток. А во-вторых… Как я это скажу? Простите, вполне взрослая леди не ночевала дома? А почему к нам не обратились родители пропавшей – я не могу знать! Как они ко мне отнесутся?

– Да не очень вежливо, – согласилась я. – Ладно, Аристов. Я чего-нибудь придумаю. Если к ночи твоя красавица Марина не объявится, будем напрягать извилины…

– А сейчас?

– Сейчас, Сереженька, я могу сказать то же самое, что милиционеры. Девочка взрослая. Может быть, она сейчас отсутствует в связи с романтическим приключением, и к вечеру она объявится дома как ни в чем не бывало. А мы будем выглядеть идиотами!

– Лучше все-таки выглядеть идиотами, чем помощниками преступников, – пробурчал Аристов.

– Сережа! – одернула его я.

Ну как мне ему объяснить, когда у него нервы на пределе?

Он боится за нее так сильно и в то же время не смог мне объяснить почему!

То есть наворотил кучу каких-то туманных предположений, из которых я смогла понять очень мало, и хочет теперь, чтобы на основании этого я вывела целую логическую цепочку?

Хотя, если разобраться, он ничем не отличается от большинства нашей клиентуры!

– Ладно, давай поступим так, – предложила я ему. – Ты даешь мне сейчас адреса родителей и этой самой подруги.

– Но они вряд ли скажут тебе что-то новое! – округлил он глаза.

– Послушайте, не учите меня жить, Киса, – ласково улыбнулась я. – Кто из нас к кому пришел за помощью? Я к тебе или ты ко мне? Далее… Тебе придется лишиться корочки хлеба на время.

– Это как? – испугался он.

– Просто. Ты отведешь меня к Барышникову, и я буду относить ему стихи Франсуа Вийона, выдавая их за свои. Не волнуйся, деньги я отдам тебе. Просто мне надо поближе познакомиться с нашим «главным героем». Иного выхода я пока не вижу. Вряд ли этот тип будет откровенничать с частным детективом! – Он и с «автором» не будет, – хмыкнул Сережка. – Он вообще на людей смотрит, как на интерьер. Так что зря ты думаешь, что Барышник станет вести с тобой задушевные беседы.

– А это уж посмотрим. К тому же я смогу хотя бы узнать, ведома ему Маринина судьба или нет. То есть насколько господин Барышников причастен к ее исчезновению. И чем они таким пугающим бедных девушек занимаются… Согласись, это нам тоже интересно!

* * *

Она смотрела на него со спокойным любопытством.

– Простите? – переспросил растерявшийся Лариков.

– Зачем вы за мной следили весь день? – четко произнося каждое слово, повторила она. – Вы ведь не влюблены в меня, верно? И убивать меня тоже не собираетесь… Тогда почему вы изображали из себя «разведчика»?

Он попытался скрыть смущение за смешком, но вышло еще глупее.

– А зачем следили за господином Барышниковым вы? – перешел он в нападение, вспомнив, что это лучшее средство обороны.

Она рассмеялась.

Господи, у нее и смех был каким-то особенным – словно колокольчики зазвонили… Лариков сжал вспотевшие от волнения руки в кулаки, пытаясь побороть наваждение.

«Ты же не Саша, которая влюбляется направо-налево, – строго напомнил он себе. – Сохраняй благоразумие…»

Приказывать было легко, а вот с выполнением выходила незадача.

Прекрасная сыщица уже проникла в его душу. И отлично это понимала, судя по ее насмешливому взгляду.

– Я следила за кем? – переспросила она. – Ах, за Барышниковым… Вот уж это не ваше дело!

– А если я вам скажу, что меня как раз просили узнать, кто вы такая? Что я тоже представляю интересы клиента? – не выдержал он.

– Ну, так вы выяснили, кто я, – лукаво проговорила она. – Остальное, вы уж меня простите, я вам открывать не хочу. Поскольку человек, от лица которого вы взялись выступать, мне совершенно несимпатичен… Более того, я надеюсь через недельку посадить за решетку эту светлую личность, и вряд ли я буду плакать по этому поводу!

Она явно забавлялась моментом.

А Лариков таял, как мороженое на солнце, чувствуя себя счастливым идиотом, наконец-то нашедшим то, что долго искал.

Девушку, похожую на Венеру Боттичелли, с такой внешностью выбравшую самую мерзкую, на его взгляд, профессию. Его профессию. Частного сыскаря.

* * *

Я не люблю долго раздумывать.

Иногда мое чересчур быстрое «действенное реагирование» совершенно не приносит пользу, скорее наоборот – сплошной вред, но я ничего не могу с этим поделать! Ноги сами несут меня навстречу трудностям, которые я сама себе и создаю.

Вот и сейчас в моей голове созрел план, и я отдалась ему полностью, уже представив себя в роли коварной обольстительницы несчастного Барышникова.

Как птица, я взлетела со стула и, радостно мурлыкая, начала коренным образом менять свою внешность.

Конечно, будь у меня силиконовые губищи, я куда более соответствовала бы образчику «обольстительницы». Но увы – внешность у меня типичная для рыжеволосой девицы, то есть не яркая. Правда, мои светлые ресницы можно подкрасить, и тогда становится хотя бы понятно, что они длинные. Более того, глаза становятся ярче и глубже… Ну, вот. Вполне красивенькая барышня получается под действием «мейбелиновской» туши. Проблему с губами я тоже разрешила довольно быстро – хотя они и не потрясали сексуальной припухлостью, но вышло ничего. Что бог дал, то у меня, в конце концов, и есть. Например, кудри мои рыжие – распущенные по плечам, в свободном полете, они призваны будоражить воображение мужчин. А если не будоражат, это уже проблемы мужчин. Значит, у них не все в порядке с эстетическим вкусом.

Сережка наблюдал за моими действиями с легким испугом.

– Что это ты собираешься сделать? – поинтересовался он робко.

– Отправиться прямиком в лапы к ужасному Барышникову, – пояснила я, деловито взбивая волосы. Теперь они выглядели изящно взлохмаченными.

Я оглядела себя и поняла, что почти удовлетворена своим внешним видом. Вот только надо продумать туалет.

Конечно, надевать «французское» платье не стоит. Человек сразу почувствует, что на него объявлена охота, перепугается насмерть, и я буду вынуждена смириться с поражением.

Так что…

– Будь проще, и люди к тебе потянутся, – напомнила я себе главный жизненный постулат моей мамы.

Поэтому я надела свои обтягивающие джинсы и белый свитер.

Осмотрев себя в зеркале во всех ракурсах, я удовлетворенно улыбнулась.

Если Саша захочет, она, оказывается, может выглядеть вполне сексапильно. И мордашка у нее вон какая славненькая!

– Ты хочешь прямо сейчас? – снова спросил Аристов.

– А чего тянуть? – коварно улыбнулась я. – Перед смертью, милый мой, не надышишься. А твою Марину искать надо. А то вдруг ее уже выдали замуж за чеченского террориста, и теперь несчастная бродит в чадре по пояс и оплакивает свою потерянную свободу.

– Ну у тебя и фантазия! – испугался Аристов. – Туда-то они ее зачем отправят?

– Откуда мне знать? – пожала я плечами. – Знаешь, Сереженька, уж сколько времени я работаю с преступными элементами и все же вынуждена признать, что их психика остается для меня полнейшей загадкой!

По радио БГ запел свою новую песенку «Саке».

Я покружилась, подпев ему, и, когда он запел «красный цвет тайны», я поняла, чего мне не хватает в туалете.

Этой самой тайны красненькой и не хватает!

Какая ж сексуальность без легкого налета тайны?

Быстро придав себе «таинственность» с помощью изящного маминого шарфика с кровавыми розами, я причмокнула.

– Ну, если после всего этого твой идиот Барышников не влюбится в меня по уши, он будет полным тормозом! – торжественно объявила я и повелительным жестом позвала беднягу Аристова следовать за собой.

* * *

«Похоже, играть с этой особой глупо».

Лариков посмотрел на очаровательную сыщицу. Она улыбалась и с таким же откровенным любопытством разглядывала Ларикова.

Следующая мысль, возникшая в его голове, просто потрясла легкомыслием, ранее ему совершенно не свойственным. «Да что это со мной?» – испугался он. Лариков поймал себя на том, что его ужасно интересует: нравится ли он, Лариков Андрей Петрович, очень серьезный молодой человек, этой голубоглазой красавице?

Вот наваждение…

Он потер ладонью лоб, словно пытаясь соединить снова тонкие проводочки здравомыслия, и поднял на нее глаза.

– Ну, хорошо. Пожалуй, я вам расскажу. Я тоже частный детектив.

– Это я поняла, – кивнула она, прекрасно видя его состояние и забавляясь им. – Так кто же ваш клиент? Господин Барышников? Я напугала бедняжку?

– Нет, не он. Напротив, по мнению моего клиента, Барышников странный и опасный тип…

– Да бросьте, – рассмеялась она. – Барышников – обычный бурдюк, набитый дурными и похотливыми мыслями. Опасность он представляет только для невинных барышень, не знающих, как постоять за себя! Право, ваш клиент прокалывается! Я могу рассказать вам о Барышникове все, в мелких подробностях, если хотите. Причем даже любезно не возьму с вас ни копейки, потому что Барышников слишком неинтересен, чтобы им заниматься! Кстати, как вас зовут?

– Андрей, – несколько поспешно представился он.

– Меня зовут Елизавета Максимовна, – сообщила она. – Ну, так вот, Андрей… Барышников ваш – довольно примитивный типчик с дежурным набором пороков и страстей той самой «грязи», которая выперлась в князи. Любит жрать водочку по баням с девочками, водит знакомства с «уголовными бизнесменами» и имеет проблемы с предстательной железой. Один симпатичный парнишка по имени Сережа пишет тексты для его «нетленных шедевров», а прелестная девица Марина эти тексты потом аккуратненько накладывает на музыку. После чего Барышников выползает в студию или там на концерты и со слезой в голосе исполняет эту «порнуху» на радость своим собутыльникам. В принципе, все довольны и счастливы, и никого он не собирается ни грабить, ни убивать. У него достаточно денег, чтобы регулярно иметь проблемы со «стулом»… Я удовлетворила ваше любопытство?

В ее глазах сияли насмешливые искорки.

– А могу ли я поинтересоваться, кто там интересует вас? – спросил Лариков, делая глоток из чашки.

– Ага, – рассмеялась она. – Вот мы и подошли к главной проблеме. Что интересует в достославной компании Елизавету Максимовну Борисову? Врать вам, что я ищу утраченного мужа, глупо, да?

– Вы догадливы.

– Посылать вас подальше мне не хочется, – призналась она. – Чем-то вы мне нравитесь. Ну, хорошо. Может быть, вы даже сможете оказаться мне полезным. Поэтому я рискну.

Она встала и подошла к стеллажам.

– Этот дом – вот что меня интересует, – задумчиво сказала она. – Все его обитатели вместе. Меня интересует один вопрос – один-единственный, но чрезвычайно опасный. Потому что, если мои предположения верны, я смогу прижать их так, как им и не снилось.

– И в чем же дело?

– А вот этого я не знаю, – развела она руками. – Честное слово. Просто все жильцы этого дома отличаются одной маленькой общей черточкой. Все они «засветились», каждый в свое время, тесной связью с неким господином Байсаровым. А вчера вечером я смогла увидеть их всех вместе в небольшом, но весьма авантажном ресторанчике вместе с означенным господином. Всех, кроме вашего совершенно невинного Барышникова.

Лариков вспомнил, кто такой Байсаров, и почти испуганно посмотрел на храбрую девицу.

– Подождите, это тот тип, которому принадлежит «Моргана»? – Ну да. И не только этот кретинский супермаркет. Иногда у меня возникает подозрение, что господину Байсарову принадлежит весь город!

– Но почему вы так относитесь к этой компании? Что странного в том, что они дружны с этим крупным бизнесменом, если все они…

– Из одной шайки, – кивнула Лиза, насмешливо улыбаясь.

– Байсаров не уголовник.

– О да, – согласилась Лиза. – Он не уголовник. Он куда хуже…

* * *

Разгуливать по городу в обличье очаровательницы и сердцеедки мне даже понравилось.

Правда, почему-то повышенное внимание ко мне мужской части населения смущало бедного Аристова, который краснел и так стеснялся, будто это внимание было адресовано ему. Но мне было недосуг ему сочувствовать, я нахальным образом упивалась произведенным эффектом.

Пробежав по проспекту, мы уже выруливали к дому Барышникова, как вдруг Сережка приостановился и потянул меня за руку.

– Сашка, – взмолился он. – Давай выкурим по сигаретке, а то я сейчас умру от разрыва сердца!

Мы присели на подвернувшуюся лавку, и я достала сигареты.

– Ты так боишься этого типа? – поинтересовалась я.

– Да нет, просто…

– Опасаешься, – кивнула я.

– Нет, не опасаюсь! – раздраженно воскликнул он. – Я его просто не люблю. И не знаю, что он способен выкинуть! И потом – ты же сама предлагала мне дождаться вечера. Может быть, Маринка появится, и все наши авантюры будут выглядеть как полный идиотизм!

– Да они и так выглядят как идиотизм, – успокоила я его. – Так что нам совершенно нечего терять. Пошли, ты уже обкурился и посинел!

Я дернула его за руку, и он поднялся, покорный моей воле.

Оставшийся путь мы проделали в молчаливом сопении, и когда наконец перед нами возник искомый домик, я приостановила наш бег и выдохнула:

– Ну, вот! Подвиги начинаются! Всем приготовиться! К атаке!

И, быстро взбежав по лестнице, нажала на кнопку домофона.

 

Глава 6

– Собственно, дело не в одном Байсарове, – пояснила Лиза, закуривая сигарету.

Лариков и не знал, что можно так изящно курить. Вот Саша – она обычно пыхала сигаретой, как паровоз, торопливо заглатывая дым. При этом она смешно надувала щеки, и Лариков не сдерживался, начинал ржать.

А Лиза…

Она прикасалась кончиками губ к фильтру, как бы целуя древнюю амфору. Ее движения были так аристократичны, будто перед Лариковым возникла собственной персоной Мария Стюарт – с изящными пальчиками, тонкими запястьями и стройными, длинными ногами.

Дело было не в косметике – Лариков был уверен, что и без этого Лиза прекрасна.

Он так любовался ею, что пропустил мимо ушей добрую половину рассказа о зловредном Байсарове, очнувшись лишь в тот момент, когда Лиза, заметив его невнимание, насмешливо сказала:

– А вам это, похоже, неинтересно…

Лариков хотел воскликнуть: «Отчего же! Все, что вы делаете, мне интересно!» Но тут же одернул себя, признав с тоской, что влюбленный детектив – это пропащий детектив.

– Простите, я… немного задумался, – покраснев, пролепетал он.

Лиза рассмеялась, пустив в очередной раз по комнате звон маленьких колокольчиков, и Лариков с ужасом понял, что краснеет еще гуще – проще говоря, становится уже пунцовым.

– Так вот, меня интересует странная связь между этими людьми и исчезновением пятерых представителей «неимущего» класса… Я хочу ее нащупать, понимаете? И все это крутится вокруг Байсарова и его подруги! Самое мерзкое в этой истории то, что, являясь сейчас фактически независимым следователем, я не так уж много могу! У меня связаны руки, и меня это ужасно злит! А злиться я не люблю, потому что в такие моменты я не могу сохранять трезвость мысли!

Она вдавила окурок с такой яростью в симпатичную морданцию, изображенную на дне пепельницы, что Лариков невольно вздрогнул. Морданция, несмотря на такой жест, продолжала глупо улыбаться. Судя по безмятежности реакции, такое обращение не было ей в новинку.

– А тут еще являетесь вы и какая-то странная рыжая девица, торчащая перед домом, и начинаете мне мешать!

– Постойте, – взмолился Лариков. – Да почему же мы вам мешаем? У нас свои проблемы!

– Ага, выследить меня и сдать этим нехристям, – саркастично усмехнулась Прекрасная Лиза. – Вы хотя бы понимаете, что с вашей помощью они хотят выяснить, кто я такая, и наехать на меня? Я и так маскируюсь под «нуворишку», затягиваясь в этот омерзительный кожаный прикид!

Он осмотрел ее изящные ножки в кожаных брючках и заметил:

– Отчего же омерзительный? Вам безумно идет кожа!

– Да я ее ненавижу! Я истратила на этот идиотизм целое состояние, в то время как куда с большой охотой купила бы себе новые джинсы, или хороший комбидрес, или вообще купила бы лучше телевизор! Как они в этом ходят? Ума не приложу!

Она поморщилась и закурила новую сигарету.

– Так чего вы хотите сделать, когда сумеете их поймать? Сдадите милиции?

Она раскрыла свои синие глаза, от чего они стали огромными, и рассмеялась.

– Я похожа на идиотку? – тихо спросила она. – Зачем? Чтобы нищий мент с плохонькой зарплатой был тут же куплен Байсаровым за бесценок? Нет, Андрей! Я собираюсь поступить куда подлее! Я продам их одному человечку, который согласен заплатить мне за эту компанию большие денежки, поскольку ему мешает Байсаров. Что он с ним сделает – его проблема! Может быть, заплатит нашему бедолаге милиционеру больше, чем Байсаров, и предоставит ему сведения. Просто пристрелить их всех он не может, поскольку вообще не любит убивать. Впрочем, это уже не моя забота. Я продам ему эту когорту негодяев, получу деньги и смоюсь из Тарасова. Но как я могу все это сделать, если вы крутитесь у меня под ногами? Да еще стали прямой угрозой для моей жизни! Вы сдадите меня этой вашей толстой Ирише, и завтра Байсаров прихлопнет меня, как муху!

Эта возможность Ларикова так испугала, что он побледнел. Такую красавицу? Нет! Никогда!

– А если нам работать вместе? – предложил он поспешно, сам испугавшись собственной смелости. – Мы ведь можем это сделать вместе! И нам будет легче…

– Не знаю, – с сомнением проговорила Лиза. – Надо подумать…

Но Лариков уже загорелся возможностью подольше лицезреть на своем жизненном небосклоне эту женщину с яркими синими глазами.

* * *

На мои призывы открыть «врата замка» никто не реагировал. Естественно, моя услужливая фантазия уже начала рисовать ужасные картины – например, как мастер «русского шансона» хлопочет на кухне, раскладывая останки несчастной Марины по баночкам и бальзамируя их, как в фильме ужасов. На губах его безумная улыбка, а очи пусты и бездонны. Или сам он возлежит на атласных покрывалах, бессмысленно тараща в потолок маленькие глазки, с кинжалом в груди, а по золотистому покрывалу стекают ручейки его крови.

Не знаю, что воображал себе Аристов, но уж ничего хорошего, судя по его виду. Он напомнил мне картину «Иван Грозный убивает своего сына»: глаза вытаращенные, волосы всклокоченные, и по бледности его щек я заподозрила, что, если все-таки на наш звонок среагируют, мне придется тащить его на верхний этаж на своей спине, поскольку он собрался упасть в обморок.

– Может, его нет дома? – предположила я.

– Этого не может быть, – покачал головой Аристов. – Он болеет. Я вчера слышал, как он говорил кому-то по телефону, что никуда не уйдет, потому что у него приступ почечных колик. Он так боится этих приступов, что никуда не выходит в эти моменты.

– Ну, так его могла увезти «Скорая», – обрадовалась я хоть такому прояснению ситуации. – Пойдем, хотя мне, конечно, жаль. Я так готовилась к этому визиту, и мне чертовски обидно, что наше рандеву не состоялось.

Я вздохнула. Неизвестно еще, получится ли у меня этот фривольный облик второй раз?

Но стоило мне повернуться спиной к проклятой двери, как там что-то щелкнуло и она открылась!

– Ну, вот видишь, – похлопала я по плечу моего спутника. – Он дома, и все нормально. Сейчас мы попытаемся все узнать, и ты наконец-то перестанешь производить на меня впечатление человека, которому объявили, что завтра его ждет электрический стул.

Я вошла в подъезд. Аристов робко шагнул за мной, в очередной раз удивив меня тем неоспоримым фактом, что большинство мужчин куда трусливее женщин.

Вот ведь вроде бы выше нас, сильнее физически, а готовы упасть в обморок в самый неподходящий момент!

Я то и дело оборачивалась на него, и каждый раз он взирал на меня почти с благоговейным ужасом, будто перед ним была не скромная его знакомая Саша Данич, а Орлеанская дева собственной персоной.

Так мы и поднимались вверх по лестнице, пока не предстал нашим встревоженным очам хозяин квартиры.

Он стоял на пороге, скрестив на груди руки, подобием памятника возвышаясь над этим недалеким обывательским мирком, посланцами коего являлись, судя по выражению его глаз, мы, и буравил несчастного Аристова недобрым взглядом.

– Ну? – спросил он, и я отметила, что голос у него скрипучий, как старая табуретка. – Ты же сегодня не собирался ко мне заходить… Честно говоря, я рассчитывал поспать и отдохнуть. А это кто?

При последних словах он кивнул небрежно в мою сторону, мало заинтересовавшись моей красотой.

– Вот из-за нее я к вам и пришел, – начал оправдываться Аристов с таким же выражением лица, с каким, наверное, Адам прикрывался пред разгневанным ликом божьим несчастной Евой. – Она тоже пишет стихи… Может быть, вы найдете ей работу?

Он посмотрел на меня уже с большим интересом.

Я постаралась изобразить на лице радостно-безмятежную улыбку.

– Значит, ты пишешь? – спросил он, явно не доверяя Аристову.

– Да, – выражение невинной глупости всегда давалось мне легко, поэтому я сразу достигла успеха.

Господин Барышников устыдился своего засаленного халата и выглядывающей из-под него пижамы.

Если такие типы начинают стесняться собственного неглиже перед женщиной, значит, женщину признали за даму!

А это, согласитесь, случается не так часто, как нам хотелось бы.

* * *

Лариков тем временем изнемогал под гнетом любовной страсти.

Все в Лизе виделось ему совершенным, прекрасным, и сердце его так колотилось в груди, что временами ему казалось, будто еще немного – и он воспарит, превращаясь в херувима, а может быть, в серафима…

В голову полезли возмутительно глупые мысли, да и, как нарочно, из включенного радиоприемника раздался внушительный и мрачный голос, читающий Хайяма: «Кто не знает любви…»

Лиза уже не пыталась заставить его сосредоточенно слушать ее логические «цепи», поскольку бесполезно опутывать ими человека в оковах страсти. Она только наклонила головку и наблюдала, как этот странный парень на ее глазах сходит с ума. Ситуация была достаточно опасна, но Лиза еще надеялась удержать ее под контролем.

– Андрей! – мягко позвала она его. – Так что вы хотели мне предложить?

Он встрепенулся и непонимающе уставился на нее, пытаясь понять, чего от него хотят.

Наконец невероятным усилием воли он собрался и вспомнил, о чем только что говорил с этой Посланницей Небес.

– Работать вместе, – мечтательно улыбнулся он, пытаясь вобрать в себя каждую черточку Лизиного лица.

– Это я поняла, – кивнула Лиза. – Но как?

– Что как? – переспросил Андрей. Ему все казалось предельно ясным. Они будут вдвоем – остальное придет потом, а если и не придет, неважно, поскольку…

Поскольку все становилось второстепенным и неважным на том кусочке неба, где он только что поселился вместе с этой очаровательной Лизой.

– Как вы это видите? – не унималась она. – Вы представляете интересы дамы, которая как раз является одной из подозреваемых, насколько я поняла. Или я ошибаюсь?

– Нет, – отрицательно покачал головой Лариков. – Вы не ошибаетесь.

«Вы не можете ошибаться, – хотелось добавить ему. – Все, что вы говорите или делаете, так прекрасно, что только идиоты не согласятся с каждым вашим шагом!»

– Значит, кто-то из нас пойдет против своих интересов, так? Понимаете ли вы, что это ни в коем случае не буду я?

– Понимаю, – согласился Лариков.

– Тогда я ничего не понимаю, – развела она руками. – Объясните, бога ради, пока я не подумала, что у меня не все в порядке со здравым смыслом!

– Сейчас я постараюсь вам это объяснить, – пообещал Андрей, хотя испугался, что ничего объяснить пока не сможет – слишком расслабился его рассудок, отдавшись всецело зову весны.

* * *

Барышников, пленившийся наконец-то моей красотой, теперь приободрился.

Его глаза засверкали, и, напевая странное «турумбурум» себе под нос, он сказал Аристову:

– Проводи гостью в зал. Я скоро буду. Только приведу себя в порядок.

Потом он исчез в ванной, а мы с Аристовым прошли в комнату, гордо именуемую «залом».

Никаких канделябров там не было, и зал-то этот был похож на заурядную комнату в нуворишском стиле, когда из-за наличия пары кожаных кресел помещение приобретает нежилой, «офисный» вид.

Правда, немного спасал положение белый рояль, стеснявшийся собственной неуместности, отчего его было до слез жалко.

Я села на кожаного урода и осмотрелась.

На стеллажах вдоль стены ютились несколько томов энциклопедий, да еще лежала небольшая стопка журналов порнографического характера.

– Иногда мне очень нравится, что я не богата, – задумчиво сказала я Аристову. – От этих «евроремонтовых» квартир веет могильным холодом. Будто тебя на некоторое время помещают в склеп, правда?

Он кивнул.

– Мне тоже так кажется, – признался он.

Я поежилась. Наш хозяин не шел. Наверное, прихорашивается, решила я, продолжая с любопытством разглядывать его апартаменты.

Говорят, что дом несет на себе отпечаток личности хозяина. Хозяин этого дома то ли вообще никакой личностью не был, то ли старательно скрывал свое «я» от посторонних глаз. Поскольку квартира сия была точь-в-точь как и сотня других квартир с супернавороченной обстановкой.

Хотя мне почему-то было жутковато тут – я и сама не могла понять, что со мной происходит. Мрачные фантазии громоздились одна на другую, я населяла окружающие меня сейчас предметы зловещим смыслом, совершенно им не присущим.

Ну почему, например, при взгляде на большое блюдо с китайским пейзажем, висящее на стене, мне померещилось, как на этом самом блюде две толстенькие дамочки, в одной из которых я без труда узнала Ирину Тимофеевну, несут голову Барышникова, не успевшего даже переодеться?

Наверное, все это из-за исчезновения Марины Овсянниковой, решила я. А сама Марина в это время сидит себе спокойно, играет «Хорошо темперированный клавир» Баха и даже не подозревает, что мы разыскиваем в квартире Барышникова ее останки!

Наконец на пороге появился наш хозяин, обряженный почти в смокинг, с радостной улыбкой на свежем и вымытом лице.

– Теперь можно и познакомиться, – обольстительно улыбнулся он мне. – А то раньше я производил на вас, барышня, отталкивающее впечатление, не так ли?

Я не сказала бы, что сейчас он произвел на меня притягательное впечатление, но сдержала порыв легкого хамства и вежливо кивнула, на всякий случай соглашаясь с любым его утверждением. Кстати, это хороший способ заставить человека разговориться до такой степени, что он невольно начнет открывать свои тайны, сам этого не замечая.

Люди ведь в основном только тем и занимаются, что ведут пространные беседы с собой, и стоит найтись человеку, согласному выслушать их, они от радости теряют над собой контроль.

Главное – во всем с ними соглашаться!

– Ну и замечательно, – развеселился Барышников. – Меня зовут Николай Васильич, как Гоголя… В этом прямое указание на мою гениальность!

Он громко захохотал над собственной шуткой. Я робко улыбнулась, пытаясь сделать мою улыбку искренней. Ничего у меня из этой затеи не получилось, потому что Барышников перестал смеяться, хмыкнул и спросил:

– А Сережа рассказал вам о специфике моего творчества?

– Да, конечно, – кивнула я.

Не знаю, чему он обрадовался больше – тому, что не надо обучать меня тонкостям воровского арго, или тому, что я согласна нести пиитическую ахинею.

– Оч-чень хорошо, – пропел он, потирая руки.

Он протянул мне свою повелительную длань и проговорил:

– Позволите?

Я немного опешила.

Что, собственно, я должна была ему позволить? Неужели он начнет «обольщаться» моей красотой при Аристове?

Дело-то в том, что Николай Васильевич не-Гоголь смотрел на меня недвусмысленным взглядом, да еще и начал странно подмигивать, так игриво, что по моей спине побежали мурашки.

– Ну? – пошевелил он пальцами.

Я уставилась на эти толстые пальцы в рыжих кудрявых волосках в таком шоке, что и сказать ничего не могла. Со страхом подняв на него глаза, я встретила требовательный взгляд небольших буравчиков и пролепетала:

– Что… вы имеете в виду?

– Я? – удивленно переспросил он, не сводя с меня пристального взгляда. – Я имею в виду стихи, моя хорошая. Вы принесли мне свои, так сказать, пробы пера?

Облегченно вздохнув, я нахально протянула ему листы с «моими» стихами.

Он принял их довольно благосклонно, напялил на кончик носа огромные очки (причем мне показалось, что там простые стекла вместо линз) и зашевелил губами, вчитываясь в творения Вийона.

Иногда он удивленно посматривал на меня, отчего я чувствовала себя в кожаном кресле примерно так же, как смертница на электрическом стуле. Ну, все – сейчас включат рубильник, и моя песенка будет спета…

Я готовила себя к самому худшему.

Но в этот момент в дверь позвонили.

Он отложил листы в сторону и пробормотал:

– Извините, ради бога…

Поднявшись, он вышел.

Мы с Аристовым услышали, как он что-то негромко сказал, потом дверь открылась, хлопнула, и по его быстрым шагам вниз я догадалась, что он решил спуститься к своему посетителю.

Во мне мгновенно проявились сыщицкие инстинкты. Я встала, огляделась и подошла к секретеру.

Секретер был внушительный, сработанный под старинный, и показался мне похожим на бульдога-тяжеловеса.

Я открыла ящик.

– Что ты делаешь? – вскричал напуганный моим безнравственным поступком Аристов.

– Сую свой нос в чужие дела, – ответила я, хладнокровно рассматривая найденные мной бумаги.

Впрочем, они оказались полной фигней – счета, какие-то записки, которые я бегло просмотрела.

«Н.В.! Ждали вас вчера весь день, где вы были? Позвоните. Б.».

Ничего интересного. Еще несколько маленьких повелительных эпистол от неизвестной Б. Какая-нибудь дама, скрытая от посторонних глаз?

«Коленька, не забудь про завтрашний день!» «Заходила, но вас не застала. Перезвоню. Дело очень важное, касательно М.».

Последняя записка меня немного заинтересовала, поскольку литера «М» могла указывать на Марину.

Я повертела листок в руках, но ни даты, ни подписи там не было. Немного подумав, я решила, что, несмотря на свою страсть к запискам, которые Барышников хранил с трогательной бережностью, он вряд ли обнаружит ее пропажу, и сунула бумажку в карман, повинуясь приступу клептомании.

– Как ты думаешь, – осторожно спросила я, – он ни о чем не догадался?

– Надеюсь, – неопределенно пожал плечами Сережка.

Я нервно поежилась, представив себе все самое худшее, что могло произойти.

И, поразмыслив, пришла к утешительному выводу – а ничего! Ну, в крайнем случае, он просто выгонит меня взашей, и мне придется думать, как узнать о Марине. И, кстати, о Марине…

– Не забудь все-таки спросить у него, может быть, он что-то знает?

– В этом я не сомневаюсь, – криво улыбнулся Аристов. – Наверняка знает, вот только вряд ли захочет делиться с нами своими знаниями!

– Думаешь, он все-таки преступник?

– А ты думаешь иначе?

Я еще никак не думала. Конечно, Барышников был противным типчиком, но ведь это еще не повод подозревать его в самых ужасных злодеяниях!

Он задерживался.

Прошло уже двадцать минут, а его все не было. Я успела обшарить все ящики, исключая бельевой шкаф, и собиралась теперь приступить к изучению его содержимого. Удерживало меня одно – вероятность найти там нечто ужасное, что может свести меня с ума. А мой рассудок был мне пока еще нужен.

Поэтому я снова уселась в кресло, разглядывая Аристова, который нервничал и ерзал на стуле, посматривая на часы.

Понять его было можно!

В конце концов, это даже невежливо – бросить своих гостей, пусть непрошеных, на волю судьбы…

Я встала и подошла к окну, в надежде увидеть причину его долгого отсутствия.

Во дворе толпились люди, и все они испуганно вглядывались в барышниковское окно, будто я своим появлением их изрядно напугала.

Приглядевшись, я обнаружила еще подъехавшую «Скорую», из которой вылезли два санитара с носилками, и…

– О черт! – выругалась я.

Схватив Аристова за руку, я вытащила его из квартиры и в бешеном темпе стянула за собой вниз по лестнице.

– Ты что, обалдела? – спросил он меня. – Куда…

Я приложила палец к губам.

– Тс-с-с! – прошипела я. – Сделай веселое лицо, и линяем в темпе «аллегро виваче», если ты не хочешь вляпаться в пренеприятную историю.

– ?!

Его глаза выглядели огромными и круглыми блюдцами на возмущенном лице.

– Что ты…

На объяснения у меня не было времени. И не было особенного желания сейчас быть замеченной. В собравшейся вокруг тела толпе мне сразу бросилась в глаза внушительная фигура Ирины Тимофеевны.

Она стояла, прижав к груди руки, с застывшим от ужаса лицом, и смотрела вниз.

Слава богу, мне удалось пробраться вдоль стены и вытащить за собой непокорного Аристова.

Оказавшись на проспекте, я с облегчением выдохнула:

– Ну, все… Пронесло, кажется!

– Сашка, да объясни же наконец! – подал голос Аристов.

– Понимаешь, Сережа, похоже, нашего с тобой знакомого Николая Васильевича только что убили. И нам надо было срочно убираться подальше от любопытных глаз, – ответила я.

Он ждал продолжения, ошарашенный этим известием, но я пока сама находилась в полнейшем неведении.

Мимо нас промчалась милицейская машина, и я им немного позавидовала – сейчас мне больше всего на свете хотелось узнать, что же произошло во дворе дома, где только что убили Николая Васильевича Барышникова?

 

Глава 7

Никогда мать Пенса не даст согласия на наш брак, и будет права! Разве приличный мужчина может жениться на девушке, которая притягивает убийства, как магнит? Разве он сможет спокойно уснуть рядом с юным созданием, чья жизнь усыпана не розами, а трупами?

Так горестно размышляла я, двигаясь к своему дому, почти забыв про своего спутника, старательно сопящего за моей спиной.

– Значит, теперь мы ничего не узнаем о Марине? – робко спросил он.

– Почему? – удивилась я. – Наоборот… Сам подумай, ведь его именно она и могла бы убить, потому что…

Я не договорила. Фантазия тут же развернула передо мной страшную картину.

Барышников соблазняет несчастную Марину, причем в извращенной форме. Как это делается, я себе не представляю, просто у Ванцова это часто мелькает в протоколах. Догадываюсь, что это ужасно неприятно, и поэтому именно так все и происходило! Значит, Николай Васильевич, с отвратительной физиономией, с похотливой улыбкой, извращается над бедной Мариной, та, не в состоянии смириться с позором, обрушившимся на нее, исчезает, чтобы зализать раны. Но совершенное против нее злодеяние не дает ей спокойно уснуть.

Она бродит в ночной рубашке по саду, смотрит на луну, а перед ее мысленным взором все еще стоит лицо обидчика.

И тогда она решается.

Утром, прижав к груди фамильный пистолет…

«С глушителем», – усмехнулась я.

Выстрела-то слышно не было! И вообще какая-то загадочная история получилась с этим выстрелом… Надо было мне спуститься вместе с убиенным…

И ты тоже оказалась бы убиенной, напомнил мне холодно внутренний голос. Тогда уж точно Пенсу не разрешили бы на тебе жениться!

Вряд ли он и сам бы этого захотел, огрызнулась я.

Внутренний голос немного помолчал, явно обдумывая, как бы меня уколоть побольнее, и выдал омерзительное замечание: он не уверен, что Пенс и сейчас горит желанием соединиться со мной узами брака.

Это было уже слишком!

– Подсказал бы, что там случилось, – зло пробурчала я вслух. – Все лучше, чем нести ахинею!

Сережка отшатнулся и в испуге вытаращился на меня, почти беззвучно просипев:

– Я? Откуда я могу знать?

Кажется, в отличие от меня, насильственная смерть работодателя произвела на него ошеломляющее впечатление.

Ну да, вспомнила я. Он же не частный сыщик, для него это в диковинку… Бывают же на свете счастливые граждане, чьи девственно чистые умы не тронула суровая реальность!

– Это я со своим внутренним голосом ругаюсь, – беспечно пояснила я, улыбаясь.

Он отчего-то еще больше испугался, отшатнувшись от меня еще дальше, на безопасное расстояние, и осторожно поинтересовался:

– И часто ты с ним ругаешься?

– Раз по сто на дню, – призналась я. – У него, знаешь ли, такой мерзкий и склочный характер…

Кажется, я его окончательно испугала, потому что он остановился и смотрел на меня с загадочной жалостью.

– Саша, – наконец сказал он. – Мне кажется, тебе надо сменить род деятельности. Неизвестно, куда это может завести твою… э-э… психику.

Я окинула его взглядом с ног до головы и, когда смысл фразы дошел до меня, не нашла ничего лучше, как расхохотаться, чем довершила полученное им впечатление.

Если учесть, что мой смех Лариков частенько называет «безумным», то думаю, он произвел на беднягу Аристова просто ошеломительный эффект. Тем более что я вдруг резко остановилась и сказала:

– Знаешь, я передумала. До моего дома тащиться долго, и я рискую совсем тебя напугать… Вдруг тебе в голову придет нездоровая идея по дороге упечь меня в психушку! К тому же я так сейчас обескуражена, что лучше уж свалю все это на моего босса! Он обитает неподалеку, поэтому пойдем к нему!

По глазам Сережки я поняла, что он успокоился. Правда, он явно хотел спросить, как у Ларикова с душевным здоровьем, но я не спешила его расстраивать.

Пусть думает, что Андрей Петрович человек солидный, без моих приколов…

Потом, в сравнении с ним, я начну казаться Аристову воплощением здравомыслия!

* * *

Лариков в сердцах швырнул трубку.

Где эта Саша мотается?

Лиза смотрела на него – о нет! Внутрь его… Ее взор проникал в самую его душу, заставляя Ларикова сладко трепетать, открываясь навстречу этим восхитительным синим глазам!

– Ее нет, – вздохнул он. – Но это ничего! Сейчас мы поедем ко мне и позвоним оттуда.

Она усмехнулась.

– В принципе, можно обойтись и без нее, – проговорила она.

Лариков нахмурился. Честно говоря, он не мог обойтись без Саши. Поскольку, хотя и отмечал неоднократно некоторую неорганизованность и бестолковость, свойственные ее поэтической натуре, он отдавал себе отчет в том, что Сашкина интуиция развита куда сильнее, чем его.

– Не могу, – развел он руками. – У моей Сашки есть дар, который ничем не заменишь. Она умеет «выбирать скакуна». То есть угадывать, чем начинен человек. Определять его истинные качества!

– О, вы знаете Сэлинджера? – удивленно округлила свои прекрасные глаза несравненная Лиза.

– Опять же не я, – признался Лариков. – Опять она.

– Вы меня заинтриговали своей помощницей, – проговорила Лиза, слегка улыбаясь. – Переводит с французского Вийона, много читает да еще и неплохой психолог… Единственное, что может меня утешить, так как я начинаю меркнуть рядом с ее образом, – она, наверное, старше меня? Она взрослая?

– Нет, – замахал руками Лариков. – Она еще очень юная. Почти ребенок. Такой, знаете ли, замечательный рыжий ребенок с непоседливым характером…

– Еще минута, и я начну вас ревновать, – сказала Лиза, поднимаясь. – Пойдемте, поскольку у нас не так уж много времени. И надо же мне поскорее познакомиться с вашей рыжеволосой красавицей!

Лариков испугался, что обидел ее, так как дифирамбы в Сашкин адрес могли оказаться чересчур возвышенными и страстными, хотя ревность Лизы его приободрила.

Но, когда Лиза обернулась, он поймал в ее глазах насмешливые искорки и успокоился.

Они вышли из дома и отправились вдоль по проспекту, мимо ярмарочных лотков и ярких реклам.

– Никогда не думала, что мой характер «степной волчицы» позволит мне работать с другим сыщиком, – призналась Лиза. – Вот уж действительно – никто ничего не может знать наперед! Надеюсь, наш тандем не окажется бестолковым?

«Трио», хотелось поправить Ларикову, но он промолчал.

Она ведь еще не знакома с Сашкой! А познакомившись, они придут друг от друга в восторг и подружатся!

Правда, внутренний голос осторожненько намекнул, что Лариков отличается некоторой наивностью, думая, что хорошо знает женщин, но Лариков отмахнулся от этого здравого рассуждения.

* * *

Наверное, происшествие все-таки повлияло на мой рассудок, потому что я долго трезвонила в дверь, пока до меня не дошло, что наш офис пуст.

– Где его носит, – пробормотала я, открывая дверь ключом. – И так каждый раз… Когда он мне нужен, он так и норовит куда-то улизнуть!

Я сняла ботинки и кивнула Аристову:

– Проходи, сейчас сварю кофе… Если, конечно, он оставил нам с тобой хоть горстку.

– Кто? – спросил недоумевающий Аристов.

– Мой босс, – буркнула я.

– Мы к нему домой пришли? – спросил он, оглядывая комнату. Его взгляд задержался на разобранной кровати, которую я тут же застелила, проклиная моего неразумного босса за этакое разгильдяйство.

– Нет, мы пришли в офис, – ответила я, заталкивая подушки в шкаф.

Теперь взгляду Аристова предстал вполне цивилизованный диван.

– Присаживайся, – кивнула я ему.

Он сел на краешек, продолжая смотреть на меня как на сумасшедшую.

Ну конечно! Человеку в здравом рассудке не придет в голову называть это заброшенное бунгало офисом! Только моя пылкая фантазия способна придать лариковской квартире такой серьезный имидж.

– Надеюсь, в мое отсутствие он не водил сюда порочных женщин, – грустно сказала я.

Пройдя на кухню, я так разозлилась, что предпочла бы свалиться замертво сразу, а не после того, как перемою гору посуды, наваленную в мойку.

Ну да, вспомнила я, пуская воду. Мой босс отправился на слежку и решил, что никто сюда не забредет, пока он отсутствует. Разве что я.

Кстати, о слежке…

Как-то не бросился мне возле «объекта» его призрачный силуэт… Или он сумел добиться таких ошеломительных успехов в деле конспирации, что научился косить под придорожный кустик?

А если его там не было, тогда где его черти носят?

Какой все-таки легкомысленный тип, покачала я головой укоризненно. Без моего присмотра так и тянет его в тенеты греха! Наверняка отправился купаться в нудистскую баню с красотками топлесс!

Представив длинного, как африканский жираф, Ларикова купающимся с фривольными красотками, я не смогла сдержаться и огласила квартиру новым шквалом истерического хохота.

Бедняга Аристов немедленно возник на пороге, глядя на меня уже окончательно перепуганными глазами.

– Саша, ты в порядке? – спросил он, на всякий случай держась от меня подальше.

– Да, я в абсолютном порядке, – кивнула я. «Это ты явно не в себе», – хотела добавить я, но удержалась: нельзя же требовать от человека, впервые увидевшего убийство, чтобы он сохранял здравый рассудок и твердую память. Это же не я, чей путь господь решил усеять подобными происшествиями, чтобы окрепла моя юная и целомудренная душа!

Он сидел, нахохлившись, и не собирался брать себя в руки.

Я вздохнула.

Да, Саша, сказала я себе. Еще неизвестно, с кем проще общаться – с большим оригиналом Барышниковым, только что превратившимся почти на наших глазах в труп, или с этим юношей, который доселе производил впечатление нормального человека, готового к житейским трудностям!

Кстати, о Барышникове…

Кто же все-таки к нему пришел? Почему Барышников предпочел спуститься вниз, не желая знакомить нас со своим гостем? И в то же время он явно знал этого человека и не ожидал от него этакого подвоха!

Да еще и пропавшая Марина…

Ох, треснет моя голова от плохих мыслей и предчувствий, и только мать и Пенс будут сожалеть о моей горькой участи!

– Позвони Марине, – попросила я, пододвигая Аристову телефон. – Может быть, она давно дома, смотрит «Спасателей Малибу» и даже не подозревает, что по ее милости мы тут переживаем бурные потрясения, опасные для психики.

– Она не смотрит телевизор, – пробурчал Аристов, которому почему-то намеки на психику не нравились.

– Ну, не смотрит, – согласилась я. – Тогда она уютненько устроилась перед роялем и тихонечко наигрывает Первый концерт Чайковского… Позвони, тебе же нетрудно набрать ее номер?

Он понял, что я от него не отвяжусь. И набрал номер.

Длинные гудки были слышны аж в моем уголке. То есть в другом конце комнаты. Потом в трубке затрещало, и Аристов сказал:

– Алло… Будьте добры, пригласите Марину… Нет? А когда… Простите.

Он положил трубку.

– Ее нет, – мрачно проговорил он. – Когда она будет, они не знают. Спрашивали, кто звонит, я не сказал.

– Почему? – удивилась я.

– Чтобы они не прибавили к моим опасениям еще и свои, – признался этот эгоист.

Я возмутилась:

– Черт бы тебя побрал, Аристов! А почему бы тебе не подумать о том, что им что-то известно и они бы тебе это сказали? Или что ты прибавил им еще этих твоих дурацких «опасений»?! Воля твоя, но ты полный идиот! Дай мне номер, я сама позвоню!

Он замотал головой:

– Не дам… Не хочу об этом думать, мне и так страшно!

– Дай номер! – грозно сказала я.

Он ничего не ответил. По тесно сжатым губам я поняла, что он собирается стоять насмерть.

– Ну хорошо, – протянула я. – Хотя ты ведешь себя крайне подозрительно. Может быть, именно ты украл Марину?

Он продолжал молчать.

– Предположим, она влюбилась в Барышникова… Ты сходил с ума от ревности и убил ее, а теперь боишься, что правда выйдет наружу.

– Не мели чепуху! – взорвался он.

– Тогда почему бы тебе не дать мне их телефон? – невинно улыбнулась я.

– Потому, – доступно объяснил он.

– Тогда не мешай мне молоть чепуху, – сказала я. – Итак, ты ее убил, разрезал на мелкие кусочки и собрался спустить в унитаз, как…

– Да возьми этот свой телефон! – истерически крикнул он. – Сил нет слушать твои страсти-мордасти!

– Спасибо, – улыбнулась я, принимая от него, как божественный дар, записную книжку, открытую на нужной странице.

«Овсянникова Марина».

Я набрала номер, и тут же трубку подняли, будто ожидали моего звонка.

Приятный мужской баритон сказал дежурное «алло».

– Добрый день, – сказала я. – Марину, пожалуйста.

На другом конце провода воцарилось молчание. Потом баритон осторожно спросил:

– А кто ее спрашивает?

– Это Катя. Мы учимся на параллельных курсах. Понимаете, Марина должна была отдать мне ноты и сегодня не пришла… Она заболела? Позовите ее, будьте добры!

– Марины нет дома, – сказал баритон.

– А когда она будет? Ноты мне очень нужны…

– Я не знаю, когда она будет, – сказал баритон. – Дело в том, что Марина… не сообщила нам, куда она собирается и когда вернется.

– Как? Она ведь никуда не собиралась! Она уехала? Может быть, она оставила вам мои ноты? Тогда я зайду к вам.

– Понимаете, Катя, я и сам ничего не могу понять. Марина вчера прибежала, собрала вещи и сказала, что ей надо исчезнуть. Никаких нот она не оставляла. Если хотите, приезжайте – может быть, сами их найдете. А я вам ничем помочь не могу. Надеюсь, она появится к вечеру…

Странно, но мне показалось, что он не очень волнуется.

Или у Марины было в порядке вещей вот так внезапно исчезать?

Одно я поняла, а поняв, с некоторым облегчением вздохнула – Марина исчезла сама.

Так сказать, почти по доброй воле.

А значит, она была жива!

Я положила трубку на рычаг и посмотрела на беднягу Аристова.

– Ну, вот видишь, – сказала я ему ободряюще. – Она исчезла сама. Так что можешь перестать ломать в отчаянии руки…

– Сама?

Я испугалась, что глаза Аристова сейчас выскочат из орбит.

– Сама, – повторил Аристов, нервно ухмыляясь. – Сама она исчезла, как же…

Он вскочил и начал расхаживать по комнате. Как он умудрялся при этом не сломать шаткие лариковские стулья, я не знаю. Он задевал их, опрокидывал, поднимал – и это мельтешение продолжалось минут пять, пока я наконец не устала от него и не взмолилась:

– Сереженька, милый! Ну почему ты всегда уверен в самом плохом? Почему бы не посмотреть на вещи с другой стороны!

– Она никуда не собиралась, – заявил он, но все-таки остановился.

Хоть этого мне удалось достичь…

– Ну и что? Сначала не собиралась, а потом…

– Сначала Барышников тоже не собирался погибать, – мрачно усмехнулся Аристов. – Сашка, теперь я точно знаю – она узнала нечто опасное для своей жизни! Это нечто было крепко связано с Барышниковым, и скорее всего Маринка поняла, что ей надо уматывать отсюда подальше. Понимаешь, что из этого следует?

Он выразительно посмотрел на меня.

Когда от меня ожидают гениальности, я теряюсь и вообще отказываюсь что-то понимать.

Поэтому я поглубже вжалась в кресло, чтобы он не убил меня за недогадливость, и робко призналась:

– Нет, Сережа! Что-то я понимаю, но не могу добраться до глубоко скрытого рационального зерна твоих пространных рассуждений! Она ведь убежала, спряталась – чего тогда за нее бояться? Кончится все – она вернется! Если ты считаешь, что это связано с убийством господина Барышникова, у нас с тобой один выход – найти его убийцу!

– И постараться сделать это быстрее, пока он сам ее не нашел, – сурово молвил Аристов. – Потому что Маринка сейчас находится у него под колпаком… Я это чувствую, Саша!

Выяснить, почему он вдруг стал обладать экстрасенсорной чувствительностью, я не успела.

В двери раздалось шарканье ключа, и она открылась.

На пороге стоял Лариков с той самой особой, которая мучила меня своими странными визитами в мини-маркет, откуда она возвращалась с пустым пакетом. Правда, присмотревшись к ней, я поняла, что зря обзывала ее «теткой».

Теткой ее назвать было самой большой глупостью на свете.

 

Глава 8

– А, Саша, ты здесь, – сказал Лариков. – Знакомьтесь, Елизавета Максимовна! Это и есть Саша. А это – Елизавета Максимовна, Саша! Она – как и мы, частный детектив.

«Слишком красива, чтобы жить», – подумала я строчкой из песни Ника Кейва, окидывая эту омерзительно прекрасную дамочку придирчивым взглядом.

Сейчас, когда она сняла свой кожаный прикид, я не могла погрешить против истины и сказать – ну и противную тетку привел Лариков с собой!

Хотя меня несказанно удивило, что эта красавица работает не топ-моделью, а почему-то решила связать свою судьбу, как и я, с поиском приключений на свою хорошенькую головку.

Впрочем, из истории известно, что красавицы зачастую оказывались страшными авантюристками, вспомнила я. И обрадовалась – было легче думать о ней как об авантюристке.

Она стояла на пороге и так же придирчиво оглядывала меня. А Лариков…

О, Лариков, судя по его расплавленной и параноидально-восторженной физиономии, находился в самой первой стадии влюбленности! Я называю эту стадию оглупленно-восхитительной. В моем сердце ни с того ни с сего проснулась ревность – не то чтобы моему сердцу был так дорог Лариков, а просто ни одной нормальной женщине не понравится, когда в ее присутствии откровенно восхищаются другой.

Тут-то мне под руку и попался Аристов, как орудие мести, он неслышно возник за моей спиной и в испуге уставился на только что прибывшую парочку.

– А это – Сергей, – сообщила я им, беря его за руку. – И мы с ним работаем, в отличие…

Я уже собиралась произнести – в отличие от некоторых, в рабочее время предпочитающих влюбляться и сваливать все дела на бедную девицу, в кои-то веки добившуюся от сатрапа Ларикова выходного дня, но одернула себя.

Все-таки нехорошо так откровенно указывать боссу на его недостатки! Возьмет и уволит меня – благо теперь у него имеется прелестница Елизавета Максимовна!

– В отличие от нас? – слегка усмехнулся Лариков.

Я встала в гордую позу и, подобно первохристианским мученикам, кротко улыбнулась:

– Ты сказал.

Он явно был настроен благодушно, поскольку рассмеялся и, повернувшись к Елизавете Максимовне, проговорил:

– Видите, Лиза, как строго молодое поколение! Так и норовит подвергнуть нас критике.

Тут уже я обиделась!

Во-первых, я ненавижу, когда мне указывают на возраст, а во-вторых…

Я просто не люблю, когда красотки вроде этой несравненной Лизы одаривают меня снисходительными улыбками. Что, мол, с нее взять?

– Между прочим, произошло чрезвычайное происшествие, – сухо сказала я.

– Какое? – насторожился Лариков. – Ты в очередной раз сломала компьютер?

О господи! Вразуми же своего запутавшегося в сетях женского очарования раба, пока он не растерял остатки разума!

– Нет, кое-что похуже, – сдержала я приступ гнева. – Но я не хочу говорить об этом при…

Я выразительно посмотрела на Прекрасную Лизу. Вот и настал момент моей мести за снисходительность.

– При посторонних, – улыбнулась я. – Поскольку дело касается нашего клиента.

– Лиза не посторонняя, – возмутился Лариков. – Что там случилось? И вообще – ты же должна была сегодня сидеть дома!

Я не стала напоминать ему, где должен был находиться он сам. Я просто выразительно посмотрела на него, и он покраснел.

– Кто-то ведь должен был заниматься работой, – проговорила я. – Иначе мы пойдем по миру, распевая плаксивые верлибры: «Сами мы не местные…»

Он покраснел еще больше и начал оправдываться.

– Саша, я же…

– Он следил за мной, – сообщила красивая Лиза, проходя в комнату и усаживаясь в кресло. – Он устанавливал мою личность. Так что там случилось с вашим Барышниковым? Или, не приведи господи, Ирина Тимофеевна от излишнего любопытства свалилась с лестницы?

– Нет, случилось именно с Барышниковым, – вынуждена была сдаться я. – Да как еще случилось-то… Хуже не бывает случая, чем тот, что произошел с Николаем Васильевичем… Он убит.

* * *

На сей раз я могла быть удовлетворена произведенным эффектом.

Они оба, что называется, «просели» под гнетом обрушившейся на них новости. Лариков стоял с открытым ртом и силился что-то спросить у меня, но не смел. Впрочем, Лиза восприняла новость спокойнее. Они переглянулись, и наконец собравшийся с силами Ларчик спросил:

– Убит? Барышников?

– Конечно, Барышников, – повторила я. – Убит, причем весьма странно. Мы как раз были у него, когда к нему кто-то пришел.

– Погоди, – остановил меня Ларчик. – Как это – вы были у него? С кем вы у него были и почему? Ты что, сидела дома, и вдруг ни с того ни с сего решила пойти к Барышникову в гости?

– Примерно так, – соврала я. – Я сидела дома, пришел Аристов и спросил, не смогу ли я вместе с ним сходить к Барышникову, потому что одному ему туда идти скучно. Я поразмыслила и решила, что это весьма полезно для дела.

Аристов вытаращился на меня как баран на новые ворота. Губы его беззвучно зашевелились.

Ну, не стану же я рассказывать про Марину при этой подозрительной особе, хотелось заорать мне. Хватит того, что пришлось поделиться с ней наблюдениями за концом земной жизни господина Барышникова!

– Та-ак… Понятно, – пробормотал Лариков, хотя по его лицу было видно, что ему ничего не понятно. – Ладно, давай так. Я сейчас завариваю крепкий чай, и мы совместными усилиями во всей этой истории пытаемся разобраться. Только сначала все-таки объясни нам, кто этот человек?

– Ты о Сереже?.. Это Сережа Аристов. Тот самый парень, который совместно с твоей спутницей смертельно напугал Ирину Тимофеевну с подругой, – пояснила я. – Видимо, у нас с тобой одинаковый стиль работы – внедряться прямо в ряды подозреваемых. А теперь иди заваривай чай, раз без него твой мозг не способен сфокусироваться на возникшей проблеме.

Он собрался отчитать меня за хамское поведение, даже сдвинул на переносице брови, отчего лицо его стало негодующе-осуждающим, но сдержался – в конце концов, не мог же он показывать перед новым предметом неземной страсти негативные стороны своей натуры! – Когда-нибудь я тебя отшлепаю, – шепотом пригрозил он.

– Почему? – удивилась я.

– Потому что ты невыносимая и нахальная девчонка.

– О, я спрашивала тебя, не почему ты меня отшлепаешь, а почему ты это сделаешь когда-нибудь, а не сейчас, – усмехнулась я.

Он оглянулся на Лизу и пожал плечами.

Лиза же явно куда более была озабочена моим сообщением, чем нашими детскими ссорами.

– Как это произошло? – спросила она, едва Лариков исчез на кухне.

– Вот вернется барин, – не пошла я на контакт, – я все и расскажу тогда…

Раз уж у меня нет возможности избавиться от твоего общества, хотелось добавить мне, но это было бы чересчур.

Человек же не виноват, что родился таким красивым, правда?

* * *

Я закончила рассказывать, что произошло, когда мы были у Барышникова. Рассказывала я очень подробно, гордясь тем, что мне, в отличие от Ларикова, есть чем заинтересовать слушателей.

Лариков мой рассказ выслушал хмурясь, как и приличествовало моменту, а когда я ожидала вполне заслуженной похвалы за свою наблюдательность и сообразительность, он вдруг спросил:

– А почему, собственно говоря, ты не вернулась? Тебе что, влом было потусоваться среди толпы, чтобы хоть что-то узнать? Или ты была в таком восторге от увиденного, что скорее отправилась сообщить мне об этом?

Вот гад!

Я же не спрашиваю его, какого черта он таскался за Лизой, вместо того чтобы наблюдать за барышниковским домом!

– Я боялась столкнуться с Ириной Тимофеевной, – начала оправдываться я. – Она-то торчала как раз на месте преступления! Как бы я объяснила ей свое появление в барышниковской квартире?

– Ну, если учесть, что этого ты не можешь объяснить даже мне, то тебя, конечно, можно понять, – развел руками Лариков. – Вот так и прокалываются, Сашенька! Я бы еще понял, если бы ты сказала, что тебе было страшно…

– Но мне действительно было страшно!

Я вскочила. В конце концов, нельзя же вот так опускать человека перед восхитительно-презрительным ликом этой красотки!

– И не надо напоминать мне о том, что я еще, как ты изволишь выражаться, «слишком маленькая», чтобы смотреть на трупы! Да, я испугалась! Можешь теперь обвинять меня в профнепригодности, если тебе так хочется!

Я встала и направилась к двери. Обида душила меня, хотя я понимала, что его упреки справедливы – я была обязана найти способ там остаться и все узнать!

– Послушайте, – раздался голос Лизы. – Я не могу понять, по какому поводу у вас этот скандал? Вы хотите работать или играть в детские разборки? Между прочим, Андрей, в отличие от вас, Саша все-таки многое узнала, согласитесь… В данный момент, мне кажется, вы просто подвержены обычному мужскому шовинизму – то есть все, что делает особа женского пола, кажется вам глупым и не очень эффективным, а это не так! Например, Саша рассказывала тут про записки, и, как я поняла, одна из записок подписана «Б». То есть прямо указывает на Байсарова. А к вашему сведению, я считала Барышникова совершенно посторонним в этом обществе! Получается, он тоже был с ним связан?

– А если это случайность? Совпадение? – предположила я. – «Б» – эта буква может обозначать что угодно. Имя женщины, например…

– Судя по пересказанному содержанию, вряд ли. Характер записки приказной. Скорее всего это своеобразные распоряжения от начальства. Так что не обращайте внимания на Андрея, Саша! Кстати, я тоже поступила бы, как вы. Так растерялась бы, что удрала подальше. Именно так я несколько раз и делала. Тем более что не люблю встречаться с милицией!

Я удивилась этой неожиданной поддержке.

Внимательно посмотрев на нее, стараясь найти подвох, я вынуждена была признать, что она говорит совершенно искренне. Похоже, она не стерва, подумала я, глядя на нашу гостью уже с большей симпатией.

– И все-таки почему вы отправились к Барышникову? Что-то случилось?

Я подумала немного и поняла – мне все равно не справиться без их помощи.

– У Аристова пропала подруга. Я обещала ему помочь ее найти.

– Как? – округлила глаза Лиза. – Неужели Марина Овсянникова все-таки пропала?

Она выдохнула и стукнула кулачком по коленке.

– Вот вам самый настоящий прокол, Саша! – в сердцах воскликнула она. – Именно так он и выглядит… А я ей не поверила, когда она говорила мне, что ей угрожает опасность! Сочла это ее детскими фантазиями!

Настал и мой черед удивляться!

– Вы хотите сказать, что общались с Мариной? – переспросила я, не веря своим ушам.

– Да, я общалась с Мариной, – кивнула Лиза. – Только, увы, не успела поговорить с ней подробнее. Мы условились встретиться сегодня, потому что вчера она не могла долго разговаривать, а, как она объяснила, разговор грозил затянуться. Она дала мне свой адрес, просила заехать около двенадцати. Я так и поступила, но ее уже не было дома. Ее отец сообщил мне, что она уехала, но не сказала куда, потому что, по ее словам, ей не хотелось втягивать кого-то во все эти сложности!

– Мне он сказал примерно то же самое, – подтвердила я. – Хотя все равно остается непонятным, что заставило ее так резко исчезнуть!

– Страх, – пояснила Лиза. – Самый обычный страх. Она что-то нечаянно услышала. Это ее сильно напугало. По-видимому, ее присутствие при разговоре кто-то определил. Она сказала мне, что несколько раз в квартире, когда она оставалась там одна, раздавался звонок. Она брала трубку, но никто ничего не говорил. Молчали и клали трубку… Я, когда она рассказала мне об этом, предположила, что звонит ее поклонник, но она покачала головой и сказала – нет, звонки начались сразу после того, как она нечаянно засветилась… Больше я ничего не знаю. Только одно – Марину надо найти, и как можно быстрее!

Легко сказать – найти, и побыстрее!

А где ее искать? Если ты даже не представляешь, куда человек мог отправиться!

Стоп…

Наверняка она выбрала место, которое считает безопасным. Конечно, она могла и не сообщать тому же Аристову, какое место она почитает таковым, но все-таки!

– Аристов, – обратилась я к нему. – Ты, случайно, не знаешь, где Марина чувствовала себя спокойнее всего?

– У себя дома, – пожал плечами Аристов. – Во всяком случае, ей надо было, чтобы рядом с ней постоянно находился инструмент. Какой угодно – пианино, рояль, клавесин, орган – лишь бы с клавишами! Она так успокаивалась. Только в тот момент, когда ее пальцы касались клавиш…

– А дача у Овсянниковых есть?

– Нет, – покачал он головой.

Та-ак…

Не в консерватории же она прячется?

Тут на пороге комнаты появился Ларчик с чашками, вареньем и невесть где раздобытыми корочками хлеба, которые он намазал маслом.

– Ну, вот мы все в сборе, и теперь настал мой черед поведать, что я знаю обо всей этой истории, потому что, как мне кажется, вся эта заваруха началась именно из-за моего драгоценного клиента, – сказала Лиза.

– То есть?

– Из-за Байсарова, – пояснила она.

– Ты только не волнуйся, Лиза, но…

Лариков замялся.

– Что-нибудь еще? – нахмурилась Лиза.

– Я сейчас слушал новости по радио, и там сообщили, что сегодня утром Байсарова застрелили, – тихо сказал Ларчик. – Предполагают заказное убийство…

Я не знала, кто такой этот Байсаров и почему Лиза вдруг стиснула кулаки и покраснела, выругавшись нехорошими словами.

– Значит, все началось без моего участия, – воскликнула она. – Похоже, этим занимался кто-то еще, и теперь плакали мои денежки! Если учесть, что я неплохо нарисовалась и теперь меня знает каждая мафиозная «шестерка», мне надо отсюда срочно уезжать! Немудрено подумать именно на меня! Ведь это я грозилась сдать их подчистую… Да уж, ребята, я становлюсь опасной в совместных ночных прогулках по городу!

Она вскочила, подошла к окну, и мне показалось, что ее плечи вздрагивают. Но вскоре она обернулась и пробурчала:

– Ну, нет. Теперь выяснить, какая сволочь за всей этой историей стоит, – долг чести! Так что никуда я пока не уеду, не дождутся они этого от меня! Да и ехать, если честно, мне не на что…

– Лиза, мы во всем разберемся, вот увидишь, – попыталась успокоить ее я. – Нет на свете такого запутанного клубка, какого две женщины не смогли бы размотать!

Она улыбнулась. Кажется, я ее успокоила.

Правда, на Ларикова с Аристовым моя шутка произвела совершенно иное действие – они немного обиделись.

В конце концов, больше всего знали именно мы с ней.

– Ладно, тогда я сейчас расскажу то, что мне удалось выяснить, – кивнула успокоенная Лиза. – Может быть, это и правда всего лишь стечение обстоятельств… Простое совпадение.

Она приготовилась рассказывать, но в этот момент, как всегда некстати, зазвонил телефон.

Я подняла трубку.

– Саша? – услышала я взволнованный голос Ирины Тимофеевны. – Саша, вы и представить себе не можете, что творится вокруг! Я в ужасе, Саша! Мы можем встретиться с Андреем Петровичем и с вами?

– Когда?

Я обернулась на Ларчика и одними губами произнесла:

– Ирина…

– Как можно скорее! Я к вам подъеду?

– Сейчас позову вам Андрея Петровича, договаривайтесь с ним сами.

Я передала трубку Ларикову.

Увы, наша задушевная беседа с Лизой, похоже, откладывалась!

Более того, надо было срочно придумать, куда спрятать Лизу от глаз Ирины Тимофеевны, встреча с которой, судя по разговору, должна была произойти буквально через несколько минут.

– Она едет к нам, – сказал Ларчик, кладя трубку.

Я с тоской посмотрела на него, потом перевела взгляд на часы.

– И когда она тут будет? – спросила Лиза. – Мне не хочется вас подводить, встретившись здесь с этой мегерой. А подслушать хочется.

– Тогда прячься в спаленку, – посоветовала я. – При условии, что ты будешь вести себя тихо, твои желания исполнятся.

А через пятнадцать минут в дверь уже настойчиво звонила Ирина Тимофеевна.

* * *

Поистине – если бы кому-то взбрело в голову снять фильм, где главным действующим лицом была бы Александрийская колонна, ставшая по воле режиссера одушевленной, лучшей кандидатуры, чем Ирина Тимофеевна, он бы не нашел!

Настолько величественной и громоздкой оставалась она даже в минуты сильного душевного волнения, что я застыла, в восхищении наблюдая за стремительным внедрением огромной телесной массы в нашу хрупкую дверь.

– Ах, Сашура, девочка моя! – слезливым басом воскликнула она, норовя прижать меня к своей мощной груди и трижды прикоснуться к моим губам накрашенным ртом.

Если прибавить к этому то, что я ненавижу, когда меня называют Сашурой, становится понятным, что я и сама удивилась своему стоицизму.

– Какие беды обрушились на мою голову! – продолжала причитать Ирина Тимофеевна, прижимая к глазам крошечный кружевной платочек, казавшийся в ее ручищах, украшенных бриллиантами, абсолютно неуместным. – Ах, Саша, Саша…

– Погодите, Ирина Тимофеевна, – отстранилась я, улучив момент, когда она громоподобно высморкалась в тот самый нежнейший батистовый платочек. – Что случилось? Давайте пройдем в комнату, вы немного успокоитесь и расскажете, что у вас произошло. Пока я совершенно ничего не могу понять!

– Как? – прошептала она, тараща на меня глаза. – Вы еще ничего не знаете? Андрей Петрович вам ничего не рассказал?

Я со страхом подумала, не переигрываю ли я, изображая полное неведение, но твердо решила держаться своей линии.

– Нет, – покачала я головой. – Честное слово, я ничего не знаю. Да вы пройдите, Андрей Петрович вас ожидает, мы сейчас обо всем поговорим.

– Саша, он, наверное, просто не хотел вас расстраивать, потому что случилось ужасное несчастье, – трагически прошептала Ирина Тимофеевна. – Дело в том, что сегодня Николай Васильевич Барышников был убит на пороге нашего дома, и я оказалась невольной свидетельницей этого ужаса…

 

Глава 9

– Андрей, почему ты мне ничего не сказал? – укоризненно воскликнула я, чтобы предупредить недоразумение.

Он вскинул на меня удивленные глаза, собравшись уже сообщить всем, что я и без него это знала, но, встретившись с покрасневшими от слез глазами нашей гостьи, поперхнулся, быстро сообразив, что сейчас не время продолжать нашу ссору.

– Как? Ах да… Я просто не успел. Здравствуйте, Ирина Тимофеевна. Присаживайтесь, пожалуйста. Саша, найди валерьянку!

Какую валерьянку? У нас ее до сих пор нет, хотела возмутиться я, буравя его свирепым взглядом. Я столько раз намекала на необходимость приобретения этого чудесного лекарственного препарата, в котором я и сама нередко нуждаюсь – после долгого общения с боссом, например.

– Да не надо, Шурочка! – вскричала Ирина Тимофеевна. – Я женщина крепкая… Впрочем, можете поискать, миленькая.

Да уж, я поищу. Тем более что к ней вернулась навязчивая идея окрестить меня Шурочкой…

Я протопала на кухню и погрохотала там для видимости посудой. Потом налила из-под крана воды и вернулась, протягивая воду Ирине Тимофеевне с таким мрачным видом, что бедняжка вздрогнула всем своим мощным торсом и, жалобно посмотрев на Ларикова, проговорила:

– Что это?

Яд, хотелось ответить мне. Чтобы никто больше не называл меня ни Шурой, ни Сашурой.

Но я была вежливой девушкой и пояснила:

– Ирина Тимофеевна, у нас нет валерьянки, увы… Поэтому я принесла вам простой водички.

– Да не надо, – отвела она мощной дланью стакан, отчего он содрогнулся, излив на меня несколько увесистых капель.

Заметив это, Ирина Тимофеевна окончательно расстроилась и забормотала:

– Ох, Шурочка! Простите меня, ради бога!

«Господи, ниспошли мне терпение», – взмолилась я. Первый раз в жизни я ненавидела свое имя.

– Да ничего, – смиренно улыбнулась я. – Давайте лучше перейдем к делу.

Ради того, чтобы узнать подробности недавнего происшествия с Барышниковым, я была готова стерпеть что угодно. Даже если меня сейчас начнут поливать водой из шланга и называть, например, Шуренцией!

– К делу, – простонала Ирина Тимофеевна. – Боже мой, какой ужас я пережила сегодня! А тут еще убили Гали Рахмановича!

Я догадалась, что она имеет в виду Байсарова. Больше претендентов на такое мусульманское имечко не было.

Судя по ее искреннему отчаянию, Лиза была права, и они были действительно хорошо знакомы! В моей памяти всплыл эпизод, когда я невольно застукала Ирину Тимофеевну в вульгарном и нетрезвом обличье, с компанией разнузданных нуворишей, и среди них, как мне теперь казалось, был этакий усатый пузанчик с носом, свидетельствующим о его принадлежности к удачливой в торговых махинациях и террористических актах нации.

Однако жизнь-то настолько интересна! Просто сплошные виражи, связанные с неожиданностями…

Но об этом я буду думать потом, а сейчас я ждала подробных описаний убийцы.

Как и Лариков, впрочем, который нетерпеливо постукивал ладонью по колену.

– Ирина Тимофеевна, что же там случилось? – не выдержал он первый. – Если вы все видели, значит, вы видели и убийцу! Так?

– Да вы что? – вытаращилась на него Ирина Тимофеевна. – Мне и умирающего Барышникова хватило! Я бы умерла, увидев убийцу! Нет, я пришла уже тогда, когда во дворе никого не было. Только вот Николай Васильевич на ступеньках сидел… Я еще шла и думала, и чего он так странно расселся. А потом и вовсе упал. Свалился и лежит. Я к нему подошла, а он сказал…

Она затряслась снова, преодолевая новый приступ рыданий.

– Боже мой, ужасно-то как! Век эту картину буду помнить!

Я дотронулась до ее плеча.

– Успокойтесь, пожалуйста, Ирина Тимофеевна!

– Ах, Шурочка, видели бы вы этот кошмар, вы бы так не говорили! Как тут успокоишься?

Уточнять, что часть «кошмара» я имела удовольствие наблюдать, я не стала.

Более того, вспоминая лицо Ирины Тимофеевны тогда, в толпе, я была вынуждена отметить, что особенного горя я на нем не приметила. Ирина Тимофеевна смотрела на поверженного Барышникова с банальнейшим любопытством, которое всегда одолевает нашего обывателя, доведись ему стать свидетелем подобного происшествия.

В комнате, где прятались Лиза и Аристов, раздался шорох.

Ирина Тимофеевна быстренько пришла в себя и испуганно покосилась на плотно закрытую дверь.

– Что это у вас там? – подозрительно осведомилась она. – Кто-то прячется?

Члены мои сковал ужас.

Я бросила на Ларикова умоляющий взгляд, но он только неуловимо пожал плечами, как и все мужчины, предоставляя мне самой справляться с проблемой.

– Котенок, – брякнула я, уже представляя себе возможную реакцию Ирины Тимофеевны.

«Ах, милая Шура! Принесите мне это славненькое существо, я полюбуюсь! Я так люблю котят, Шура!»

И где тогда «милая Шура» будет брать животное?

– Фу, – с отвращением передернулась Ирина Тимофеевна. – Как вы можете заводить кошку в присутственном месте? А если у ваших посетителей аллергия на животных?

Я уже собралась возразить ей, что место только частично присутственное, а в большей степени жилое, но удержалась в очередной раз, восхищаясь своим терпением. Тем более что следующая фраза Ирины Тимофеевны меня несказанно обрадовала.

– Терпеть не могу кошек, – брезгливо поморщилась она. – Хорошо, что вы заперли эту тварь…

Она залпом выпила воду, забрав у меня властным жестом стакан, и благодаря приступу праведного гнева окончательно пришла в себя.

– Так что, как я и предполагала, эта троица не зря Николая Васильевича, царствие ему небесное, посещала! – воскликнула она. – Кто-то из них его, горемычного, и убил, помяните мое слово!

Знала бы Ирина Тимофеевна, что двое из ее подозреваемых сидят за закрытой дверью, а третью мы сами рады были бы отыскать!

Представив, в каком напряжении сейчас Аристов и Лиза, я невольно улыбнулась.

Моя улыбка, увы, тут же была подмечена Ириной Тимофеевной, которая удивленно и гневно вытаращилась на меня, неровно и тяжело дыша.

– Что это вы? – тут же спросила она. – Не верите мне?

– Понимаете, Ирина Тимофеевна, – начала оправдываться я. – Мне кажется, не стоит так вот сразу подозревать человека! Существует же такая вещь, как презумпция невиновности!

Похоже, ее это не волновало.

– Ну, вот и разберитесь, – холодно сказала она. – Деньги я вам заплачу, если вы сумеете эту стерву в кожаном поймать.

– Но ведь убийцу Барышникова наверняка ищет милиция, – возразила я, сама удивляясь собственной дерзости.

– А я не доверяю этой вашей милиции, – бросила она, поднимаясь.

– Подождите, Ирина Тимофеевна! – остановил ее Лариков. – Вы слышали последние слова Барышникова, я вас правильно понял?

– Да, – кивнула она. – И уж поверьте мне, эти слова прямо указывают на вашу подзащитную!

– Почему?

– А потому, милая деточка, – важно проговорила она, – что последнее, что он мне сказал, было: «Змея». Понятно вам? Вот и думайте, как эта зараза умудрилась его прихлопнуть!

С этими словами она двинулась к выходу, а я засеменила за ней, стараясь поспеть за ее размашистым шагом.

– Вы только не сердитесь на нас, Ирина Тимофеевна, – проговорила я, желая сохранить с ней доверительные отношения.

– Я не сержусь, – пожала она плечом.

– А вы больше ничего не заметили странного? – воспользовалась я моментом. – Или ваши соседи?

– Само убийство не странно, что ли? У нас дом приличный. Мы к таким вещам не привыкли.

– И все-таки, Ирина Тимофеевна, вы не приметили посторонних?

– Нет, – покачала она головой. – Но я спрошу у соседей. Если что узнаю, обязательно позвоню вам.

Она оттаяла и даже снизошла до прощального поцелуя.

Когда за ней закрылась дверь, я с облегчением вздохнула.

Я вернулась в комнату, куда уже вырвались из заточения Аристов с Лизой, и поинтересовалась:

– Ну, господа? И кто же из вас убил несчастного Барышникова?

Надо было видеть, как вытянулись их лица.

– Саша, ты бы хоть предупреждала, а? – взмолился Аристов. – То ты несешься как угорелая по улице, разговаривая сама с собой…

– Не с собой, радость моя, – назидательно сказала я. – А с внутренним голосом, то есть с подсознанием! Какой же ты, Аристов, недалекий!

– Ну, пусть с подсознанием, а вид у тебя при этом дикий и необузданный, – упрямился Аристов. – У меня сегодня и так много потрясений, чтобы еще и обвинение в убийстве спокойно вынести! К тому же у меня алиби – я сидел с тобой в комнате у Барышникова!

– У меня, в общем-то, тоже, – рассмеялась Лиза. – Я в это время находилась в обществе господина Ларикова и никак не могла этого сделать без его, так сказать, соучастия…

– Ну что ж, – развела я руками, смиряясь с их невиновностью. – Остается только один человек. Исчезнувшая в неведомом направлении Марина Овсянникова…

И тут я сама застыла в испуге.

Слишком часто у меня получается попадать пальцем в нужный уголок неба…

Ох, как бы мне не хотелось, чтобы моя идиотская шутка оказалась правдой!

– Кажется, я в очередной раз сморозила глупость, – пробормотала я. – Извините.

– Ну почему так сразу и глупость? – изящно повела плечиками Лиза. – Если принять во внимание, что Мариночка имела мотив, что явствует из ее поведения, не такая уж это и глупость!

– Что? – прошипел Аристов. – Марина и убийство? А где она тогда нашла пистолет с глушителем? На улице, что ли?

– Сейчас можно купить даже бронетранспортер, если нужда припрет, – усмехнулась Лиза.

– На какие деньги она купила бы этот ваш бронетранспортер? – ехидно поинтересовался Аристов. – На те, что мы получали от Барышникова? Да этих денег даже на продукты не хватает!

– А она сидела на диете… Так и сэкономила на бронетранспортер с глушителем!

Я молча наблюдала за этим спором, в который включился и Лариков, и мне пришла в голову одна мысль – когда собираются вместе три детектива и один сыщик-любитель, кровно заинтересованный в деле, получается такой кошмарный «капустник», что даже не знаешь – то ли тебе смеяться, то ли плакать! Во всяком случае, ни к какому положительному эффекту этот бесконечный спор трех «мудрецов» привести явно не мог.

– Может быть, хватит так орать? – не выдержала я. – И потом – Лиза обещала рассказать, из-за чего разгорелся весь сыр-бор! Помнишь еще, Лиза?

Она кивнула.

– Давай выкладывай, что там произошло. А то мы так и будем кричать и размахивать руками, в то время как Марина находится, возможно, в опасности! Если она что-то узнала, нет никакой гарантии, что наш загадочный киллер не бросится по ее следу.

– Ты права, малышка, – согласился со мной Лариков, и я даже постаралась пропустить мимо ушей такое явное оскорбление, как эта его снисходительная «малышка».

– Тогда я начну, – сказала Лиза. – Но учтите – никаких увлекательных историй вы не дождетесь! История, в общем-то, банальная. Но с некоторыми загадками я все-таки столкнулась по ходу действия, и не все мне удалось разрешить!

Сделав такое интригующее вступление, Лиза помолчала, закуривая сигарету, и начала:

– Наверное, вам известно, что такое МЛМ? Я не буду объяснять, как вся эта система действует, дабы не отвлекаться на мелочи. То есть многоуровневый маркетинг, с которого все, собственно, и началось…

* * *

– Сначала в нашей истории появляются два персонажа, – усмехнулась Лиза. – Ирина Тимофеевна и ее подруга Валюха. До того, как отдаться новому в те времена делу, обе они были подвижницами рынка – то бишь торговали просроченными импортными продуктами и оставались не совсем довольны жизнью. Поскольку все их подружки жили куда лучше, занимаясь валютными махинациями или ночным промыслом. На то, чтобы заняться тем же самым, у них не хватало смелости, и они только сжимали губы и ждали своего звездного часа. Так ждали, что все-таки дождались, и явился этот звездный час в лице некоего кавказца по имени Гали Байсаров, которого наши перезрелые барышни весьма заинтересовали. Сам Байсаров в то время уже был мужичком при деньгах, но, как водится, ему было мало этих денег – хотелось побольше. Естественно, тогда он и заинтересовался этим шарлатанством, на котором можно было эти денежки сделать. Познакомившись в Москве с неким господином Парлисом, он окончательно убеждается в том, что стоит на верном пути. Обсудив некоторые детали и придя друг от друга в неописуемый восторг, они решают открыть в Тарасове филиал, дабы плодотворно заниматься продажей несертифицированных лекарств, косметики и прочей пакости, имеющей огромный спрос. Вот тогда и становятся нужны наши Ира и Валя. Убедить их оказывается делом довольно простым, тем более пообещав, что обе дамы будут работать «в офисе», это ж так благородно звучит! Далее дамы помогли и с персоналом – то есть, попросту говоря, навербовали девочек, которые будут носиться по городу с тяжелыми сумками, толкая эту продукцию направо и налево, – тогда еще нельзя было давать объявления в газете. Девочек, естественно, тоже заинтересовывают красивыми перспективами – они вербуют еще людей, в желании стать «супервайзерами», – и очень скоро на Байсарова и компанию работает такое количество людей, что можно просто сидеть и поплевывать в потолок. Это называется – они бегают, а денежки бегут. Иногда появляется господин Парлис, которого местные лидеры МЛМ почитают за бога, величественно улыбается, делает маленькие подарки публике… И вот тут-то Байсарову приходит мысль, что он сам хочет быть богом. Понимаете, ребята, вы-то на этих сборищах не бывали, вам трудно это понять! Но, когда мне пришлось заявиться туда, дабы выяснить подробности, я была в шоке. Сначала мне показалось, что я попала на собрание «секты Муна». Все вокруг меня шизофренически улыбались и уверяли, что только среди них я познаю истину и величайший смысл бытия. Что я стану катастрофически здоровой – настолько, что буду жить вечно и никогда не смогу умереть! Кстати, одну коробочку я купила и отнесла своему знакомому фармацевту, с просьбой определить, насколько полезна или вредна продукция фирмы «Парлис». Уж не знаю, из чего они делают косметику, но вот лекарства… Он все посмотрел, проверил и огорошил меня тем, что это – обычный аспирин. В другой коробочке, которую я не преминула ему принести, он обнаружил обычную аскорбинку! То есть у нас на руках были прямые доказательства самого страшного, медикаментозного шарлатанства, но что нам было с ними делать? Мы отнесли все это в прокуратуру.

Она обернулась к Ларикову.

– Вот сейчас вы поймете, Андрей Петрович, почему я не хочу сдавать всю эту компанию в руки властей, предпочитая своего знакомого. Они вывернутся и подставят других. Но в то время я была еще молодая, наивная, как ваша Саша, и свято верила в торжество правды и справедливости. Поэтому то, что произошло, показалось мне кошмаром, а не реальностью. Нас вежливо выслушали, взяли эту «продукцию» на анализ и вызвали господина Парлиса и господина Байсарова. Кстати, не могу ничего сказать по поводу Парлиса – он, как мне показалось, был потрясен увиденным. У него в фирме работали фармацевты, и он сам рассказал, что действительно в некоторые препараты входит витамин С и есть аспирин – в болеутоляющих. Но чтобы все это было в чистом виде! Байсаров возмущался так, что его тоже трудно было в чем-либо заподозрить. Потом…

Она вздохнула, закуривая еще одну сигарету.

– Потом нас обвинили, что мы проделали все это сами – то есть мы как бы представители конкурирующей фирмы, тем более что Витька был фармацевтом, не забывайте! И, к нашему большому сожалению, пытался одно время подработать в какой-то многоуровневой фирме, да ничего у него там не вышло – физиономию жизнерадостную до кретинизма делать не умеет! Все. Нас обвинили в клевете, но господин Парлис за нас вступился, и уголовного дела на нас не завели. Просто выкинули вон, с требованием больше к приличным людям со своими претензиями не лезть. После этого у следователя появилась новая «Ауди», его помощница стала работать в том самом «офисе», и, наверное, все бы тем и закончилось, если бы один за другим не умерли пять человек, и все они, оказывается, принимали те самые препараты фирмы «Парлис». То есть про эту пятерку я узнала, поскольку фирма эта не давала мне покоя, но, думаю, жертвы фармацевтического произвола были еще. Витя попытался еще раз добиться правды, и… Погиб в автомобильной катастрофе. Я не могу поверить, что это было трагической случайностью, потому что вечером он мне позвонил и сказал, что у него на руках доказательства. Будто бы он встретился с человеком, который сам занимался вкладыванием в тюбики аспирина, и сейчас они ко мне подъедут, чтобы все рассказать. Но по дороге произошла нелепая авария. Я не знаю, как Байсаров разнюхал. Я даже не знаю, как он подстроил эту аварию… Но факт налицо – двое человек были хладнокровно убиты. А тем временем построили тот самый дом, в котором все «лидеры» получили уютные квартиры, чья стоимость баснословно высока. А еще через год при загадочных обстоятельствах в Турции погибает господин Парлис… Думаю, тут тоже не обошлось без участия Гали Рахмановича, поскольку сразу после загадочной гибели Парлиса наш Байсаров становится единственным владельцем фирмы и совершает крайне странный поступок – он закрывает фирму «Парлис» и открывает магазин «Моргана». Закрывает он свою драгоценную фирму вовремя – поскольку на Западе начинается скандал по поводу «парлисовской» продукции. То есть не мы одни такие умные оказались! И вот тут начинается нечто странное – поскольку все работающие в пресловутом «офисе» продолжают жить припеваючи и из-под крыла Байсарова никто не уходит! Вот на этом мне придется закончить, потому что, сколько я ни пытаюсь, я не могу понять, чем они таким занимаются? Я была в магазине «Моргана», там ничего нет, за счет чего можно этак процветать! Обычный супермаркет, и дамы наши там работают скромными менеджерами… Так что я замолкаю, ибо, к собственному стыду, мне ничего пока не удалось узнать! А теперь я и вовсе не знаю, что и думать, поскольку раньше я была уверена, что главная роль в этом спектакле принадлежит Байсарову, но теперь, когда его убрали со сцены…

Она по-детски беспомощно развела руками.

– Но ведь какие-то подозрения… – начал Лариков, но Лиза глухо рассмеялась.

– Понимаете, Андрей Петрович, подозрения у меня, конечно, есть. Знать бы только, насколько они верны… Историю эту я вам рассказала. Теперь вы и сами понимаете, что у меня в этом деле кровный интерес – я хочу отомстить им за Виктора. И вообще не могу я жить спокойно, зная, что эти люди блаженствуют, насмехаясь над нормальными моральными ценностями! То, что они делали, можно смело расценивать как убийство в целях наживы! Поэтому я не хочу успокаиваться, пока…

В дверь позвонили.

Я ошарашенно посмотрела на часы. Они показывали десять.

Я присвистнула:

– Вот это да! Мы засиделись, однако…

Лариков открыл дверь, и в комнате появился выразительный в своем суровом молчании Пенс.

– Ну вот, Сашка! За тобой приехали, – сообщил Лариков.

Пенс посмотрел сначала на меня, потом подозрительно на Аристова, который перепугался его грозного взгляда и начал отползать в самую глубь кресла.

Потом он перевел взгляд на Лизу, и я с сожалением поняла, что, несмотря на очевидную Лизину приятность, подружиться с ней на всю жизнь я не смогу. Терпеть всю жизнь восхищенные взгляды, направленные не на тебя, – это испытание выше моих возможностей!

Даже сейчас я быстро вскочила и начала торопливо одеваться, чтобы увести Пенса подальше от ненужных искушений.

На всякий случай надо попросить его завтра за мной не приезжать! Дойду уж как-нибудь пешком…

 

Глава 10

Когда мне все-таки удалось вытащить Пенса на улицу, я облегченно вздохнула.

Положительно, в этом мире нет верности, думала я, вспоминая все ухищрения моего молчаливого рыцаря. То он срочно захотел выпить чаю, то у него устали ноги – при этом он не отрывал от красавицы Лизы восторженного взора. Я же не переставала чувствовать себя маленькой неуклюжей толстушкой с рыжими космами.

Впрочем, когда наш «старичок» взвыл, пугая ночную улицу, как застоявшийся скакун, все это дьявольское наваждение кончилось. Я снова стала собой – то есть девицей, не лишенной своеобразного очарования, а Пенс вновь перевоплотился в реинкарнированного специально для меня сэра Галахада.

Наш байк сразу повел себя как тигр, вырвавшийся из клетки. То есть понесся по дороге с бешеной скоростью, радуя мой слух первобытным ревом. К счастью, дорогу, по которой мы мчались к дому, никто из нормальных водителей не любил, поэтому мы неслись в гордом одиночестве, разве что попались еще два-три психа, пытавшиеся, как и мы, обогнать то ли время, то ли ветер. Такое восхитительное путешествие, благодаря которому я почувствовала себя на несколько мгновений пилотом болида, отвлекло меня от мрачных мыслей.

Я умудрилась настолько от них отвлечься, что, когда невесть откуда всплыла фамилия Барышникова, я не сразу вспомнила, кто это такой.

Она всплыла в тот момент, когда наша гонка подошла к концу и бедняга байк, недовольно фыркнув, остановился перед моим домом. Как и мне, ему было жаль возвращаться в надоевшее за зиму стойло.

Я поцеловала Пенса и спросила:

– Ты зайдешь?

– А ты хочешь? – поинтересовался он.

Я могла бы задать ему встречный вопрос, хочет ли этого он, или вообще обидеться, но поездка на «Фердинанде» подействовала на меня умиротворяюще, и я кивнула:

– Да, конечно… Конечно, я хочу.

Причем в это заверение мне удалось даже вложить некоторое количество страсти и нежности. Уловив в моем голосе столь непривычные интонации, Пенс какое-то время озадаченно молчал, глядя на меня с нескрываемым любопытством, но потом решил, что ему просто померещилось, и сказал:

– Ладно. Поставлю «Фердинанда» в конюшню и приду. Только ненадолго.

– Ну, это как пожелается, – улыбнулась я, бесстыдно подражая Лизиной улыбке – немного обнажив верхние зубки, так, чтобы лицо замерцало загадочным светом.

Пенса эта улыбка настолько испугала, что он отшатнулся. Потом, осмелев, он поинтересовался, почему я улыбаюсь, как голодная вампирелла.

Мое настроение было столь спокойным и доброжелательным, что я и на это не обиделась.

Я просто усмехнулась и вошла в подъезд, чувствуя себя Золушкой, на которую объявили охоту все Принцы на свете.

В конце концов, один из слоганов фирмы «Парлис» мне понравился. А звучал он примерно так: «Моя красота зависит от меня. Если я хочу, я буду такой, какой мне хочется себя видеть!»

* * *

Моя бедная мать уже привыкла к тому, что я вся в работе. Разговаривать со мной в эти моменты довольно затруднительно – один раз она призналась, что после наших задушевных бесед у нее возникает ощущение, что весь мир живет по законам насилия и в нем нет места свету. Так и хочется воскликнуть – но я ведь есть! Несмотря ни на что, я умудряюсь сохранять в себе даже некоторую наивность! Впрочем, заодно с этим во мне проявляется сильная склонность к черному юмору, я не спорю…

– Саша, это ты?

Я как раз стягивала ботинки. Скорей бы настоящая весна! Мне так надоело мучиться с этой шнуровкой!

– Я, мам, – ответила я. – А может быть, какие-нибудь завалящие грабители, которым вечером некуда пойти, и они решили развлечься в нашей квартире, заранее зная, что из нее нечего вынести!

Она возникла на пороге комнаты и смотрела на меня очень серьезно.

– Что-то случилось? – осторожно поинтересовалась я.

Вид у нее был озабоченный.

– Саша, – проговорила она очень тихо. – Тебе звонила какая-то девушка.

– Ну и что? – удивилась я. – В этом есть нечто грозящее моей жизни?

– Нет, – покачала она головой. – Просто мне показалось странным, что она несколько раз спросила, когда ты придешь, и просила тебе передать, что она перезвонит в двенадцать, потому что это очень важно. У нее был странный голос, Саша, как будто она сутки напролет плакала!

– А как ее зовут, она не сказала?

– Сказала… Ее зовут Марина, а вот фамилию я не помню… То ли Овсянова, то ли …

– Овсянникова, – почти заорала я, отчего моя мать вздрогнула. – Она нашлась! Боже мой, мама, это же так хорошо! Она нашлась, и с ней ничего не случилось!

Я летала по комнате в неописуемом восторге, до смерти напугав маму, озадачив Пенса, который при появлении на пороге получил от меня неожиданный и крепкий поцелуй, и сметя нечаянно в порыве радости парочку стульев. Я уже видела счастливый финал этой истории – Марина находится, а остальное…

Ах как же быть с остальным?

Ведь еще надо найти убийцу Барышникова, и не приведи господи, им окажется именно Марина!

Я тут же вернулась в суровую реальность и с тоской посмотрела на часы.

Хотя бы скорее пробило двенадцать, подумала я. Я не выдержу оставшиеся полчаса! Я лопну от нетерпения, честное слово!

– Что это ты закончила свои необузданные танцы? – спросила мама. – В голову пришла мысль о бренности человеческого существования?

– И откуда она знает мой телефон? – ни с того ни с сего вслух подумала я, пропуская мимо ушей мамин вопрос. – Я ей его не давала…

В принципе, это не так уж важно. Мог дать Аристов, например…

Когда наконец стрелка часов доползла до двенадцати, я вскочила и бросилась к телефону.

Он молчал.

* * *

Я так и сидела на стуле рядом с проклятым телефоном. Ушел Пенс, чмокнув меня в затылок. Мама, проворчав, что время уже позднее и некоторым девушкам не мешает отдыхать от своей работы, постояла на пороге и, махнув рукой, отправилась спать.

Я осталась одна, пробормотав, что посижу совсем немного и тоже лягу.

Часы показывали уже половину второго, а Марина не звонила.

Я опять начала впадать в панику, вспоминая этих ужасных монстров, которые расправились с Лизиным другом-фармацевтом, убили Барышникова и уж не преминут уничтожить хрупкую девушку, похожую на Одри Хепберн.

Несколько раз я поднималась с твердым намерением отправиться в кровать, но снова опускалась на стул, в сумасшедшей надежде все-таки услышать радостный трезвон телефона и голос Марины, которая скажет мне, что у нее все в порядке и скоро она появится.

Так я и заснула, опустив голову на стол, подложив под нее руки, одержимая этой безумной надеждой и все-таки побежденная усталостью.

* * *

И телефон зазвонил.

Я схватила трубку и услышала мужской голос.

– Я обменяю вашу Марину на Елизавету Борисову, – отчеканил этот голос. – Вы согласны?

Я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног.

– Кто вы такой? – прошептала я, пытаясь определить, кому принадлежит голос. Увы, он не был похож на голос никого из моих знакомых. Единственное, что мне удалось понять, так это то, что мой собеседник старательно пытался его изменить.

– А как вы думаете? – спросил голос.

– Честно говоря, пока я никак не думаю, – призналась я.

– Убийца, – рассмеялся неприятный человек на другом конце провода. – Мне нужна эта маленькая стерва, вам нужна ваша идиотка Марина. Вас что-то не устраивает? Игра у нас с вами вроде бы по правилам…

– Нет, подождите! – взмолилась я. – Мне надо…

– Посоветоваться? – насмешливо спросил голос. – Нет уж, милая моя! Об этом звоночке никто, кроме вас, знать не должен. Давайте договоримся так – вы одна приводите Борисову к зданию главпочтамта. Потом под каким-нибудь предлогом заходите внутрь, где возле шестого окна вас будет ожидать Марина.

– А с Лизой? Что будет с Лизой? – пересохшими от волнения губами спросила я.

– Это не ваше дело, – отрезал мой неизвестный собеседник. – Она создает мне проблемы. Лезет не в свои дела. Кстати, поинтересуйтесь у нее, откуда она так хорошо все о нас знает?

И правда…

– Вот видите, – гаденько рассмеялся он. – Ее интересует совсем другая вещь, а не широко объявленное желание справедливости… Так вот, по поводу того, что так ее интересует, можете передать ей, что она никогда это не получит!

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – пролепетала я. Мне было страшно. Вокруг меня знакомые вещи под воздействием кошмара приобрели зловещие очертания и даже будто зашевелились. Я зажмурилась.

– Вам и не надо вникать в подробности, чем меньше вы знаете, тем лучше для вас. Так вы согласны?

– Мне надо подумать, – пробормотала я. – Обещаю вам, что никто ничего не узнает от меня!

Он помолчал, потом сказал:

– Хорошо, я перезвоню вам завтра.

В трубке послышались гудки – он повесил трубку.

Я проснулась.

Ох, слава богу, это был только сон!

Чувствуя невероятное облегчение от этого открытия, я сладко потянулась и зевнула. Ноги и руки затекли от неудобной позы. За окном еле брезжил рассвет, значит, еще можно поблаженствовать под теплым одеялом!

Я приподнялась, проклиная Марину, из-за которой мне пришлось проспать почти всю ночь на этом неудобном стуле, и…

Вот тут я почувствовала, как по моей спине сбегают капельки пота.

Трубка лежала на столе. Рядом с аппаратом.

Был ли этот звонок на самом деле? Или мне это все-таки приснилось?

Я смотрела на трубку в ужасе. Весь мой ночной кошмар словно бы ожил, заполняя собой пространство вокруг меня и, что самое худшее во всем этом, внутри меня.

– Что за чертовщина, – пробормотала я, встряхиваясь. Вот ведь какая шарада получилась! Если припомнить, что мне этот голос наговорил, так ведь мурашки по коже бегут!

Успокойся, Саша, сказала я себе. В конце концов, ты могла задеть эту чертову трубку локтем. И…

– Если это правда, то он сегодня позвонит снова, – вспомнила я. Признаюсь, от этого мне не стало легче. Наоборот. – Если он позвонит, я поседею, – сообщила я отражению в зеркале. – Хотя, с другой стороны, если этот загадочный тип объявится еще раз, я смогу что-нибудь придумать. Ведь не обязательно делать все так, как он хочет, правда?

Хотя я бы предпочла, чтобы ночной звонок оказался только ночным кошмаром.

Вот так и порешим, сказала я себе. И пока не будем об этом вспоминать. Дабы самосохраниться.

Я отправилась на кухню, пытаясь придать лицу веселое выражение, что давалось мне с трудом. Мама уже ушла на работу, оставив записку: «Александра! Либо ты начинаешь жить, как человек, и нормально ешь, нормально спишь и по вечерам, вместо того чтобы болтаться по ночному Тарасову в поисках своих возлюбленных убийц и воров, спокойно сидишь дома и смотришь телевизор, как все нормальные люди, либо я отказываюсь с тобой разговаривать! Целую, мама».

Фраза насчет моих «возлюбленных убийц» меня немного развеселила. Я включила приемник, по которому снова по утрам можно было услышать «Хмурое утро», и сварила кофе.

Настроение улучшалось понемногу, я почти забыла о своих ночных и утренних страхах. В конце концов, нет такого клубка, которого не в состоянии распутать две женщины, правда?

И только одна мысль не давала мне покоя – если все это не кошмар, а было на самом деле, то откуда у этого гада мой телефон?

– Значит, все это мне приснилось, – решила я, поразмыслив над этим вопросом. – Иначе и быть не может… Он же не экстрасенс, чтобы отгадать мой телефон мысленно! А я его никаким преступным элементам не давала, так что это сон, и точка…

Твердо решив, что сны брать в голову не стоит, я окончательно повеселела и отправилась на работу.

* * *

Через пять минут я уже стояла на остановке. Мимо меня проезжали машины, некоторые из них норовили проехать по лужам, обдав меня свеженькой грязью. Так что с утренней гимнастикой у нас все прекрасно – столько раз отпрыгивать от кромки тротуара, Килограммов пять скинешь, это точно!

Кстати, вчера мы не позаботились о дне насущном. То есть не составили план, как будем действовать.

Еще один минус работы сразу трех детективов, вздохнула я. Если бы работала одна я, мне было бы плевать на общие разработки. А тут требуется согласованность, а не то пойдешь след в след, скажем, за Лизой…

Лиза.

Чего она хочет? Если вспомнить мой «сон» с телефонным звонком, там явно прозвучало: то, чего она хочет, она вряд ли получит. Более откровенных речей мне услышать не пришлось, к сожалению!

Ну вот опять. Опять Александра Сергеевна чересчур серьезно относится к своим идиотским снам! Мало ли что сказал тебе во сне подосланный к тебе специально, чтобы выбить из нормального состояния, агент ада? Стоит ли слушать бред, коим полны уста оживших страхов? По здравом-то рассуждении сны только отображение наших мыслей, и твоя скрытая неприязнь к Лизе сыграла тут решающую роль. Тебе же просто хочется видеть Лизу не тем, что она есть, а личностью с преступными замыслами?

Да ты просто Фрейд и Юнг, вместе взятые, иронически заметил мой внутренний голос. Не понимаю, как пропадают в безвестности такие гении психоанализа!

Порою я тебя ненавижу, поморщилась я в ответ на реплику. Иногда я понимаю, откуда у меня появился комплекс неполноценности!

Ну вот, я же говорил, что ты – настоящий психоаналитик, снова взвился в радостном скептицизме голос. Кстати, ты уверена, что звонок был только сном? Или тебе хочется так думать?

Если кто и мог мне снова испортить настроение, так только мой драгоценный внутренний голос!

– Ты зануда, – пробормотала я.

Мужчина, стоящий рядом со мной, дернулся и оглянулся. Наверное, решил, что мое замечание относится к нему.

Подошел автобус. Слава богу, он был полупустым, так что до нашего офиса я добралась с относительным комфортом, не считая того, что в автобусе было ужасно душно, а от женщины, сидящей рядом со мной, пахло так, будто она вылила на себя сорок пять флаконов «Лучшего аромата двухтысячного года».

Поэтому, когда вышла из автобуса, я почувствовала себя беглой каторжницей, тайком наслаждающейся воздухом свободы.

– Ох, недолго, правда, мне им наслаждаться, – вздохнула я. Дом, где проживал мой босс, находился, к сожалению, рядом с остановкой. Рассчитывать на долгую прогулку не приходилось, а освобождение грядет не скоро.

Я пошла вдоль парка, наблюдая, как за его оградой уже собираются оживленные весной девицы, прогуливающие лекции в университете. Они были такими беззаботными, что мне захотелось вернуться лет на пять назад – чтобы так же, как они, спокойно встречать весну беззаботной радостью и ожиданием чудес.

Наконец я вошла в подъезд, и мрачное предчувствие снова коснулось меня.

Я не могла отвязаться от воспоминаний. Ну ничего, сейчас мы все обсудим с компанией «детективов» и что-нибудь придумаем…

Стоп.

Я даже остановилась, будто на моем пути выросла непреодолимая преграда.

Он сказал, что никто не должен об этом знать, иначе Марине будет плохо.

Значит, я должна обдумывать все в одиночку? И еще он сказал, что перезвонит сегодня. Если это не ночной кошмар, он перезвонит. И тогда уже я смогу решать, что мне делать дальше.

– Не нравится мне эта история, – вздохнула я. – Но и деваться некуда. Остается надеяться на то, что все это окажется только дурным сном!

 

Глава 11

Я открыла дверь своим ключом и сразу почуяла неладное. В квартире царила такая тишина, что она могла послужить оформлением моего ночного кошмара. На часах было половина десятого утра, и в такую пору Лариков спать уже не мог. Если, конечно, его не шарахнули тяжелым предметом по голове и он сейчас лежит в собственной спальне, истекая кровью. Сразу припомнились мои подозрения о тайных преступных замыслах Лизы Борисовой. Может быть, она действительно преступница? Я недавно читала рассказ об одной очаровательной особе, которая засовывала своих мужей и любовников в коптильню. Коптильни у нас, слава богу, не было. Это меня немного утешило. Однако страшные картины лариковских страданий назойливо маячили перед глазами, и я решила, что он наверняка мучается в своей комнате – теперь, после сеанса самовнушения, я была готова поклясться, что из его комнаты доносятся слабые, приглушенные стоны. Затаив дыхание, я подошла к двери в спальню.

Так и есть!

Может быть, многострадальный босс нуждается в моей помощи!

Я зажмурила глаза и изо всех сил потянула на себя дверь.

– Сашка! – заорал Лариков.

Я открыла глаза.

Он гневно смотрел на меня, я бы даже сказала – разъяренно. Голова его была совершенно цела, тело явно не побывало в коптильне, а за его спиной смеялась злоумышленница, натягивая на себя простынку.

– Пардон, – пробормотала я, краснея, будто меня застукали эти двое, а не я их.

Закрыв дверь, я тем не менее сурово сообщила этим Ромео и Джульетте, что стрелки на часах приближаются к десяти утра и, соответственно, пора начинать рабочий день. – А когда вы занимаетесь любовью, зная, что придет юное и неиспорченное существо, – добавила я, – надо закрывать дверь на крючок. А то я чувствую себя против собственной воли погруженной в пучину разврата.

Они довольно быстро оделись и теперь напоминали двух провинившихся школьников, которых я запросто могла оставить без обеда, заставив писать сто раз слово «невинность», например.

– Здравствуй, Саша, – бодро сказал Лариков, пряча глаза.

– Вроде бы мы уже виделись, Андрей Петрович, – ответила я.

Лиза прыснула в кулачок.

Похоже, ее сия забавнейшая ситуация нисколько не смутила – вот оно, прямое доказательство преступности натуры! Она даже не смущается, когда ее накрывают с поличным!

– Надеюсь, вы не развращали тут беднягу Аристова? – поинтересовалась я. – Он не ночевал в вашем приюте разврата?

– Нет, он ушел раньше, чем мы надумали этим заниматься, – беспечно ответила Лиза. – Кстати, он мне понравился. Забавный парень! Только почему он настойчиво предлагал Ларикову дать тебе отдохнуть, намекая на расшатанную психику?

– Это вы уж у него поинтересуйтесь, – проворчала я. Надо же, какой подлый тип! Обсуждает с другими мое «душевное нездоровье»! Тоже мне – добрый самаритянин нашелся!

– Ладно, я отправляюсь на кухню. Надо приготовить завтрак.

Лиза изящно поднялась – о, эта способность взлетать со стула, как радостная птичка-колибри! Почему у меня так не получается? Я уж наверняка поднялась бы, с грохотом опрокидывая стул!

И эту птичку-колибри подстрелят почти на твоих глазах и по твоей милости, мрачно напомнил мой гадкий внутренний голос.

Лучший способ избавиться от его бесконечных назидательных речей – немного поворчать. Поэтому я весьма сурово посмотрела на Ларикова и заявила:

– Однако быстро же вступает в сексуальный контакт современная молодежь! Не успели узнать друг друга как следует – нате вам, пожалуйста!

Самой себе я в этот момент напомнила беззубую и ворчливую старушку.

Но это не удержало меня от следующего пространного рассуждения:

– Недавно я смотрела одно ток-шоу, так в пресловутой Америке сначала узнают, проходил ли возможный партнер проверку на ВИЧ-инфекцию… А вы, Андрей Петрович, будто уставший от воздержания монах или подросток, рвущийся из оков своей застоявшейся девственности! Даже не поинтересовались, откуда, собственно, взялась сия девица! А если она сбежала из венерологического диспансера?

– Саша! Ты, кажется, уже переходишь грани дозволенного, – нахмурился мой развратный босс. – И к тому же я не спрашиваю тебя, что за особь мужского пола сегодня ночью звонила сюда, настойчиво требуя твой телефон!

* * *

Я вздрогнула.

Ночью?

Холодная рука страха сжала мое бедное сердце, заставляя меня открывать и закрывать в беззвучной душевной муке рот, будто я стала рыбой и меня выбросило на берег мощной волной.

– Кто же интересовался моим телефоном? – стараясь выглядеть нормальным человеком, а не сошедшей с ума девицей, спросила я. – Надеюсь, ты его не дал?

– А я и не разговаривал с этим типом, – пожал Лариков плечами. – Так что не смогу выдать тебе точные характеристики тембра его голоса. Трубку подняла Лиза, она и разговаривала. Телефон твой она, кажется, дала, поскольку спросила его у меня. Так что разговаривай сама с человеком, которого окрестила «ВИЧ-инфицированной». И радуйся, что она этого не слышала! А что, собственно, этот звонок тебя так заинтриговал? Или это звонил таинственный поклонничек, скрытый от Пенсовых очей?

Я промолчала, свирепо сверкнув на него глазами.

Надо же – два запорошенных глупостью детектива! Раздавать мой домашний телефон направо и налево! Теперь, по их милости, мой ночной кошмар окончательно приобрел очертания суровой реальности. И никакого удовольствия я, естественно, не испытывала. Наоборот, я бы собственноручно растерзала эту безалаберную пару, чей рассудок явно пострадал под наплывом страсти, или отвела бы их в коптильню маньячки, чтобы неповадно было ввергать меня в неприятности!

– Судя по молчанию, у тебя рыльце определенно в пушку, – удовлетворенно изрек мой босс, откидываясь на спинку стула. – Иначе ты бы нашла слова для оправданий!

– А не в чем, – сурово ответила я. – Потому что…

Я хотела сказать, что это им надо оправдываться за то, что всучили мой телефон не кому-нибудь, а убийце, и, возможно, по их милости я доживаю в этом прекрасном мире последние мгновения, но вспомнила неприятнейший голос, предупреждающий меня, что о нашем разговоре никто не должен знать. Иначе… Ладно бы жертвовать собственной безопасностью, но безопасностью ни в чем не повинной Марины я жертвовать не имею права!

– Потому что мне никто не звонил, – выдавила я из себя улыбку, которая наверняка получилась безумной. – И ты меня просто обманываешь!

– Спроси у Лизы, если мне не веришь, – обиделся Ларчик. – А мне нет никакого резона тебя обманывать!

– Так я и сделаю, – мрачно пообещала я, признав его правоту.

Похоже, мой «сон» все-таки не был сном. Телефон звонил наяву, разговор был наяву, и, значит, все будущие неприятности грозились обрушиться на меня тоже наяву.

Что ж, надо придумать какой-то выход, кисло подумала я. Но легче сказать, чем сделать.

Словно живая иллюстрация к моему печальному положению, в дверях комнаты появилась порозовевшая от холодной воды Лиза с улыбкой на нежных устах, и я с ужасом поняла, что у меня нет другого выхода.

Кем-то я должна пожертвовать. Но, боже, подскажи мне выход, как мне не стать Иудой!

* * *

Мое мрачное настроение не укрылось от глаз влюбленной парочки.

Лариков теперь смотрел на меня встревоженно, как на тяжелобольную, и даже называл меня Сашенькой.

Они, кажется, напрочь забыли о кружащих вокруг нас черных воронах, беспечно предаваясь чувствам. Впрочем, я не обращала на их весенние физиономии особенного внимания – я весь день отсутствовала в этом измерении. Увы, моя голова была занята отнюдь не светлыми весенними мыслями, хотя мне этого очень хотелось. Я смотрела на Ларчика с Лизой и испытывала зависть. Конечно, на них не лежит проклятие. Им не надо сидеть и напряженно думать, как выкрутиться из безнадежного положения!

Лиза на мой вопрос о звонке пожала плечами.

– Я понимаю, что не должна была давать твой телефон, но этот парень сказал, что он срочно нуждается в твоей помощи… И к тому же, раз он знал этот номер, вряд ли этот человек тебе не знаком!

– Да, конечно, – грустно согласилась я. Наверное, просто в тот момент кое-кто потерял здравость рассудка от страстных поцелуев моего босса…

Но этого я вслух не произнесла.

День был совершенно глупым, пустым, поскольку Ирина Тимофеевна не спешила появиться пред нашими очами со свежими новостями. В принципе, такое затишье могло обрадовать в другое время – например, если бы объявилась наконец-то Марина, но не теперь…

Теперь это затишье напоминало мне ту удушливую атмосферу, когда насквозь пропитанный влажной духотой воздух готов разразиться грозой.

Затишье перед бурей, одним словом…

Вот такое у меня было состояние. На душе скребли даже не кошки, а здоровенные пантеры, в горле торчал комок, и даже солнце за окном казалось мне слишком ярким, чтобы это было правдой. На самом деле погода пасмурная, только Некто, мне неизвестный, нарочно зажег в небесах фонарь, чтобы сбить меня со следа.

На Лизу я в середине дня уже не могла взглянуть, не чувствуя скорого нашествия слез, поэтому я отправилась на кухню и пододвинула к себе телефонный аппарат.

Набрав номер, я снова услышала ровный голос отца Марины:

– Да?

– Извините, ради бога, а Марина не появилась? – спросила я.

– Знаете, – радостно сказал отец, – у Мариночки все нормально, она звонила. Она сказала, что, если все будет хорошо, завтра она появится. Где-то во второй половине дня. Позвоните, может быть, она уже вернется!

Я поблагодарила и повесила трубку.

Значит, завтра, сказала я себе.

Все запланировано на завтра.

– Черт бы побрал этого гада, – прошептала я, чувствуя, как обреченность вселенским грузом давит мне на плечи и некуда мне от этого деться…

* * *

В четыре часа я уже больше не могла находиться в компании Ларикова и Лизы.

Попробуйте сами в течение целого дня смотреть в глаза человеку, которого вы завтра должны будете отдать на заклание!

Я вошла в комнату, где Лиза показывала Ларикову какие-то бумаги. Они углубились в их изучение с таким рвением, что я невольно позавидовала им.

– Что это? – поинтересовалась я.

– Досье на каждого нашего «исполнителя», – ответила Лиза. – Хочешь посмотреть, над чем я кропотливо трудилась в течение целого года?

Я, конечно, хотела посмотреть. Особенно про Ирину Тимофеевну. Будучи особой любопытной, я немедленно сунула свой нос в тонкие листочки ксерокопий, пытаясь примерить на каждого маску убийцы.

Мне даже припомнился тот забавный толстяк, которого я встретила у дома, но на него, к сожалению, Лиза собрала очень мало сведений.

– Он вообще тут пятое колесо в телеге, – сообщила она мне. – Главные действующие лица – наша Ирина и ее подруга Валюха. Этой парочке сирен запросто подходит титул отравительниц. Можно обеим повесить по медали Марии Медичи.

– А что, такие есть? – спросил Ларчик.

– Нет пока, но ради этих двух особ я бы их точно создала! Самое главное, что я заметила одну странную закономерность – две женщины находились с нашими отравительницами в настолько дружеских отношениях, что не поленились составить завещания в их пользу, после чего обе преставились. У меня лично закралось подозрение, что если раньше обе наши дамы не задумывались, что они продают, поскольку куда больше их заботила прибыль от продаж, то на сей раз они прекрасно знали, какой гадостью пичкали несчастных! Жаль, что у нас уже нет никакой возможности проверить содержимое подсунутых коробочек фирмы «Парлис»! Я бы не удивилась, если бы в них оказался цианистый калий!

– Но как же это прошло мимо наших ментов? – возмутился Ларчик.

– А дело это вел некий Таманцев, – усмехнулась Лиза. – То есть твой знакомец с брюшком…

– ?!

Я вытаращилась на нее, боясь поверить своим ушам.

– Лиза, уж не хочешь ли ты мне сказать, что все жильцы этого дома – просто банда?

– Я говорю это уже давно. Таманцев, кстати, личный друг Барышникова. Квартиры оба они получили сразу после того, как наши дамы отмазались подчистую. Сдается мне, не обошлось тут без помощи нашего Байсарова.

Та-ак…

Я вскочила с места.

– Куда ты, Саша? – спросил меня Ларчик.

– Мне надо проверить одну вещь. Сейчас, подождите минутку…

Я вернулась в кухню и опять стала крутить телефонный диск. По 09 мне удалось узнать номер таманцевского телефона.

Я набрала его.

Моя мысль была совершенно дикой, но не лишенной здравого смысла.

– В конце концов, лучшие бандюги получаются именно из бывших ментов, – процедила я сквозь зубы, слушая телефонные гудки.

Состояние мое было, мягко говоря, взбудораженным.

Что я скажу, если он сейчас возьмет трубку и я узнаю голос из моего ночного кошмара?

Наконец трубку подняли, и сердце мое забилось так, что мне на мгновение показалось: сейчас оно вырвется наружу, сломав мою грудную клетку.

– Алло? Алло? – надрывался Таманцев.

Я молчала, пытаясь определить, этот ли голос я слышала по телефону, он ли приказывал мне привести на почтамт Лизу? Признаться, мне не удалось этого определить. Как я уже говорила, ночью абонент беседовал со мной явно измененным голосом, сейчас же Таманцев говорил своим обычным, не пытаясь его ломать. К тому же он вполне мог нанять для разговора кого угодно. Потом я осторожно опустила трубку на рычаг.

Ах, черт побери, если бы мне хватило ума записать мой «сон» на магнитофон!

Сейчас я ни в чем не была уверена. Ни в чем. Одни догадки – без доказательств. Я брожу в темном лесу и только чуть-чуть впереди, сквозь ветки, вижу нечто более-менее похожее на выход.

Догадки?

Вымыслы?

А если через них есть вероятность выхода? Скажем, отметаешь один выход, находишь другой? «Вот он змей, в окне маячит…» Никто, правда, пока не маячит, только смутная тень, но и она начинает обретать черты…

А это не так уж мало! Конечно, еще рано воскликнуть: «Ай да Саша! Какая ж у Саши золотая голова!»

Пока еще тебя бьет как в лихорадке и мысли уплывают куда-то в пространство, не давая поймать себя за маленькие хвостики. Но по крайней мере, где-то в конце этого туннеля забрезжил свет, и это дает надежду, что завтра…

– Сашенька?

Я обернулась.

Голос Ларчика вырвал меня из моего оцепенелого состояния.

– Что с тобой происходит? Тебя всю колотит, как в лихорадке… Если ты обиделась из-за Лизы…

О господи!

Если бы я не была так озабочена происходящим, я бы расхохоталась истерически! Надо же быть таким самонадеянным типом! Он думает, я схожу с ума от ревности!

– Все нормально, – выдавила я из себя улыбку. – Просто маленькие личные проблемы… Не более того.

Он продолжал смотреть на меня озабоченно.

– Судя по твоему виду, не такие уж и маленькие, – с сомнением покачал он головой. – Попробую догадаться – это из-за того типа, который разыскивал тебя ночью?

Надо же! Просто Ниро Вульф какой-то!

– Ларчик, когда вся эта история закончится, я не премину подарить тебе орхидею, – фыркнула я. – Твои детективные способности потрясают!

На этот раз он остался равнодушным к моей колкости. Ничего не ответил, просто спросил снова, чем он может мне помочь. И не соглашусь ли я рассказать ему, в чем дело.

Мне ужасно хотелось все ему рассказать. Но я помнила об условии. Я должна молчать. Значит, мне надо выкручиваться в одиночку. Иного выхода нет. Разве что Пенс. Он в условиях договора не значился, значит, моему бедняжке опять придется находиться рядом со мной в минуту опасности!

– Не могу, Андрей, – вздохнула я. – Дело это касается не только меня. Вот когда все закончится, я тебе расскажу.

Если, конечно, останусь жива, хотела добавить я, но воздержалась.

Половина откровенности – почти откровенность.

– Мне надо ненадолго уйти, – сказала я.

– Ты вернешься? – спросил он.

– Конечно, сегодня я приду еще…

Черт побери, у меня это получилось так, будто завтра я могу сюда не прийти!

А ведь и правда – могу…

Подавив огромное искушение разреветься и поведать Ларикову все, что произошло сегодня ночью, я быстро оделась и, только оказавшись на улице, смахнула с век дурацкие, злые слезы.

Сейчас я казалась самой себе маленькой и хрупкой, как эта лысая еще веточка, послушно болтающаяся под ветром.

– Вот и нет, – прошептала я, сердито глядя на небо, как нарочно, из голубого превратившееся в серый свинец. – Я сильная и большая. И не с такими проблемочками Саша справлялась, между прочим!

Странно, но это самовнушение оказало свое действие. Я пришла в себя, спрятала свой страх поглубже и отправилась прямиком к треклятому дому, в котором нашла приют целая банда отравителей.

* * *

«Коль скоро суждено навек уйти мне в дальние края, а я всего лишь человек, не из железа плоть моя, и бесконечно жизнь ничья не может длиться на земле…»

Однако мрачные стихи приходят мне на ум! Да и в душе моей звучит «Малагенья» – траурное песнопенье древних испанцев!

Я вздохнула. Дом уже был передо мной, загадочный и мрачный. Теперь загадочные орнаменты на цоколе казались мне каббалистическими знаками, призванными охранять чужое Зло, дабы сделать его бессмертным.

– «И бесконечно жизнь ничья не может длиться на земле», – шепотом повторила я строчки Вийонова творения. – Проще говоря, из земли пришед – в землю отыдеши… И совершенно не обязательно, что это пророчество относительно моего будущего. Нет уж, милые мои, потрясу я завтра ваш гадюшник, вот только сначала мне надо убедиться в моей правоте.

Открывшаяся дверь в подъезд заставила меня отпрянуть в тень. Надеясь, что я не очень заметна в этой нише, образованной стеной дома и оградой, я не сводила глаз с человека, вышедшего оттуда.

Он остановился, на мгновение глянул прямо в мою сторону, причем мне показалось, что он меня видит.

Я уползла глубже в тень.

Моя тревога оказалась напрасной – Таманцев просто искал в карманах перчатки. Найдя, он натянул их на руки и пошел вдоль улицы!

Естественно, я отправилась за ним. Не то чтобы меня разбирало бестактное и неуместное любопытство, куда может направиться человек в свободное время, а…

Но пока я умолчу об истинных причинах своего интереса к этой личности.

Все-таки презумпция – она и в Африке презумпция, без решения племени тебя каннибалы есть не имеют права…

Я могла ошибаться. Мне надо было взвесить все «за» и «против» и найти верное решение.

Увы, я не Ниро Вульф, и, чтобы понять истину, мне недостаточно глубокого размышления. Нет у меня такого дара, хоть тресни!

Поэтому иногда приходится работать больше ногами, чем головой. Что я сейчас и проделывала, идя за Таманцевым вдоль проспекта, иногда ныряя в подъезд или прячась за угол, чтобы он меня не заметил.

Пока его маршрут был невинен. Он зашел в магазин «Искусство», купил там какую-то книгу, которую теперь нес в пакете. Потом закурил, для чего ему пришлось приостановиться.

Я начала сомневаться в целесообразности моей прогулки с этим типом, как вдруг резко остановилась.

Нет, ничего криминального в этой встрече не было. Просто встретились двое соседей по дому.

Несмотря на то что меня безумно интересовало, о чем эта пара разговаривает, я никак не могла подойти ближе!

Кусая губы от обиды, я дождалась, когда они расстанутся. После этого продолжила наблюдение за моим «объектом».

Он попрощался с Ириной Тимофеевной галантно, склонившись в легком поцелуе ее натруженной руки в бриллиантах, и быстрым шагом направился к зданию главпочтамта.

«Черт, – пробормотала я про себя. – Похоже, Лиза абсолютно права. Мы имеем дело с какой-то бандой. И, видимо, все их злодеяния таинственным образом связаны с почтой!»

* * *

– Ничего он не сделал особенного, – рассказывала я час спустя Пенсу. – Представляешь – я, как последняя идиотка, изображала из себя «агента 007», прячась за пальмами, а он всего-навсего отправил книгу! Ту самую, которую приобрел в магазине «Искусство»! Похоже, я ошибаюсь…

– Ну, это зависит от звонка, ошибаешься ты или нет, хотя…

Пенс задумчиво посмотрел на меня.

– Ты уверена, что обо всей этой истории с загадочными звонками нельзя поговорить с Лариковым?

– Нельзя, – отрезала я. – Даже рассказывая тебе, я здорово рискую. Но не рассказать кому-то я просто не могла – я бы с ума сошла от раздумий, и ничего бы мне в голову не пришло!

Я действительно так устроена – когда я начинаю думать обо всем в одиночку, у меня происходит полное обледенение мозгов, поэтому мне непременно надо с кем-то посоветоваться.

– Но вот что у меня вышло, когда я пыталась все это разложить по полочкам: из Таманцева никак не получается убийца!

– Почему? – удивился Пенс. – Если прикинуть, очень даже получается! Оружие у него наверняка имеется, так как он выходец из ментовских рядов… Стрелять тоже умеет. Плюс ко всему полный гад. По-моему, лучшего убийцы тебе не сыскать, Сашенька!

– Он дружен с Ириной Тимофеевной, – мрачно сказала я, понимая, что Пенс абсолютно прав: по душевным качествам мерзопакостный Таманцев так и просится на роль убийцы. И голос у него похож!

– И что из этого следует?

– Из этого следует только одно – Ирина Тимофеевна к убийствам Байсарова и Барышникова непричастна! Она явно напугана ими, более того – она пришла к нам с прямым требованием срочно отыскать этого проклятущего убийцу, и поэтому вряд ли она стала бы так задушевно разговаривать с Таманцевым!

– А если она не знает?

Пожалуй, он был прав.

Действительно, вполне может не знать бедная Ирина Тимофеевна, что это Таманцев строит козни!

– Ну хорошо, – согласилась я. – Оставляем Таманцева. И вообще – все выяснится завтра. Ты ведь мне поможешь, а?

Я умоляюще смотрела на него. Прекрасно осознавая глубину своего эгоизма, я все-таки ужасно хотела, чтобы Пенс был неподалеку от меня в такую трудную минуту.

– Конечно, – кивнул он. – Только на твоем месте я бы все-таки посоветовался с Лариковым. Иначе как ты собираешься вызвать эту вашу бедную Лизу к главпочтамту?

– Это не проблема, – отмахнулась я. – Тем более…

В мою дверь позвонили. Мы с Пенсом переглянулись. От мрачных перспектив завтрашнего дня все представало нашим глазам в мрачных тонах.

– Кто бы это мог быть?

Я пожала плечами и отправилась открывать дверь.

На пороге стояла Лиза Борисова собственной персоной.

* * *

Она прошла в комнату и как ни в чем не бывало уселась в кресло, глядя на меня выжидательно.

«Ну, – говорил ее взгляд. – Я прекрасно все поняла. Ты безумно хочешь сейчас, чтобы я ушла, предоставив тебя мрачным мыслишкам».

Да, я действительно этого хотела. Тем более что Пенс даже не пытался скрыть восторга перед этой прелестницей.

– Привет, – наконец нарушила она тишину. – Надо думать, ты не ожидала увидеть меня в своем жилище?

– Откуда ты узнала, где я живу?

– Андрей сказал, – коротко объяснила она. – После того как ты скоропалительно умчалась, мы с ним долго разговаривали. Признаться, нас немного заинтриговало твое загадочное поведение. Во всяком случае, милая Сашенька, то, что ты чего-то боишься, тебе скрыть не удалось. Вот мы и решили, что я приеду к тебе и все из тебя вытяну. Думаю, ты понимаешь, что сопротивление бесполезно! Что произошло?

Я молчала.

– Саша, – она мягко дотронулась до моей руки. – Как ты не можешь понять, что у нас с Андреем немножко больше опыта, чем у тебя? Нет, я не стану отрицать, что у тебя неплохо развита интуиция и ты очень храбрая и умная девочка! Но какие-то вещи ты сама сделать не можешь, не совершив при этом глупости, опасные для твоей жизни. Почему ты не хочешь поговорить если не с Андреем, то хотя бы со мной?

– Я хочу, даже очень хочу, – вырвалось у меня. – Но… не могу.

– Ты узнала что-то и теперь не знаешь, как с этим поступить? – не отставала от меня Лиза. – Саша, я уже говорила тебе, что в нашем случае мы имеем дело с людьми настолько безнравственными, что смело могу предположить – они пойдут на все. Представь их психологию – долго жили в нищете, в которой нет ничего предосудительного, если тебя не сжигает злая зависть, потом появилась возможность разбогатеть – конечно, нечестная, грязная, но они уже привыкли ненавидеть, завидовать, люди стали для них врагами! О, они разбогатели настолько, что им теперь доступны все удовольствия! И вот появляется некто, собирающийся это их радостное благоденствие разрушить… Сашенька, если ты еще сохраняешь капельку разума, пожалуйста, предоставь это нам с Лариковым! Или хотя бы позволь нам помочь тебе, объяснить, что надо сделать!

Она была совершенно искренней. То есть она боялась за меня, и я в этот момент чувствовала себя еще хуже – более того, я поняла, что просто обязана рассказать ей все.

Я говорила долго. О звонке ночью, который был похож на ночной кошмар, о Таманцеве, которого я заподозрила в убийстве. Про отправленную по почте книгу и про обещание обменять Марину Овсянникову на нее, Лизу.

Когда я закончила, она некоторое время молчала, сосредоточенно нахмурив свои очаровательные бровки, потом закурила очередную сигарету и спросила:

– Ты слышала когда-нибудь раньше этот голос?

– Нет, – покачала я головой. – Но этот человек явно пытался его изменить.

– Он должен перезвонить сегодня?

Я кивнула.

Она набрала чей-то номер и сказала:

– Любочка, это Лиза Борисова… Не в службу а в дружбу, вычисли для меня один звоночек… Потом, Любочка! Встретимся, я все тебе объясню…

Она продиктовала ей мой номер и повесила трубку.

– Так что мы будем делать? – поинтересовалась я.

– Ждать, – пожала она плечиком. – Пока мы будем ждать, а уж потом думать, что я буду делать… Знаешь, Сашенька, возможно, все не так плохо, как тебе кажется. И уж можешь мне поверить, за Марину я волнуюсь куда больше, чем ты думаешь! Тем более что у меня есть на то свои причины… Но об этом поговорим потом. Когда мы сможем прижать их к ногтю.

Она снова набрала номер, на сей раз она говорила отрывисто и сухо.

– Ну вот, теперь я могу тебе это доказать, – сказала она неведомому абоненту. – Жди моего звонка утром, но попытайся присутствовать на этом спектакле… Как зачем?.. Да хотя бы затем, чтобы посмотреть…

Она невесело усмехнулась.

– Чтобы посмотреть, как меня будут убивать!

 

Глава 12

Он позвонил ближе к двенадцати.

Когда мама уже пришла, когда Пенс собирался домой и когда я уже начала психовать, не выдерживая этого напряженного ожидания.

Звонок буквально разрезал тишину напополам, оставив в одной стороне мое безмятежное прошлое и наполнив теперешнюю половинку неприятным ощущением страха.

Я схватила трубку.

– Алло…

Мой голос отчего-то звучал хрипло.

Пенс остановился в дверях, и по его взгляду я чувствовала, что он ужасно хочет вырвать у меня из рук трубку и послать этого чертова маньяка подальше.

Лиза, нахмурившись, потянулась за новой сигаретой.

И только моя беспечная мама, совершенно не зная, что с нами происходит, весело напевала на кухне.

– Александра? – осведомился голос. – Вы надумали что-нибудь путное?

– Да, – сказала я.

– И как мы решим?

Я взглянула на Лизу. Она сидела абсолютно спокойная, как будто ничего не происходило, и полировала ноготок на безымянном пальчике правой руки. Почувствовав мой взгляд, она подняла глаза и ободряюще улыбнулась.

Все в порядке, говорила ее улыбка. Делай то, что тебе надлежит делать…

– Как вы решите, – ответила я.

– Тогда завтра в половине двенадцатого. Естественно, я имею в виду полдень, а не полночь. Вы меня поняли?

– Да.

– Вы помните наши условия?

– Да.

По моей спине бегали мурашки. Мне стало холодно, потом меня бросило в жар.

Он повесил трубку.

– Саша? – позвала меня Лиза. – Все?

Я кивнула. При этом я почему-то продолжала сжимать трубку.

Лиза осторожно вынула ее у меня из руки и набрала номер.

– Люба? – спросила она. – Откуда был звоночек? Да? Спасибо. Спасибо, миленькая. За мной не задержится!

Она повесила трубку и мрачно проговорила:

– Ну вот. Теперь можно начинать размышлять о дне завтрашнем.

– Кто это был? – спросила я.

– А ты как думаешь? – обернулась она ко мне, и я с удивлением обнаружила, что она улыбается. – Во всяком случае, именно этого человека я и ожидала увидеть в главной роли!

– Ну и что мы будем делать? – спросила я.

– Как что? – удивленно приподняла она брови. – Спать. Завтра у нас с тобой тяжелый день, ты не находишь?

– Я не смогу заснуть, – пробормотала я.

– Да брось ты! Человек может заставить себя делать все. Ты просто объясни своему организму, что он нуждается в отдыхе!

– Не получится, – развела я руками. – Временами мой дурацкий организм отказывается понимать человеческие слова. Так сказать, не внемлет наставлениям мозга…

– Тогда посчитай слоников, – рассмеялась Лиза, и я в очередной раз удивилась ее выдержке.

* * *

Я долгое время считала пресловутых слоников, вслушиваясь в ровное дыхание Лизы, которая, представьте себе, заснула сразу, как только смежила веки.

Я бы так не смогла, призналась я себе. Я и сейчас-то никак не могу успокоиться, а если бы завтра мне предстояла казнь?

То, что должно было случиться с Лизой завтра, тоже походило на казнь. Я закрывала глаза и видела ужасную картину – Лиза стоит возле почтамта и улыбается, а Таманцев достает револьвер и целится в нее. Но Лиза этого не видит – она просто улыбается как ни в чем не бывало.

Я все-таки заснула, сама уж не знаю, как это у меня получилось.

Конечно, мне приснилась все та же Лиза, только теперь она бежала по лугу, босиком, одетая в какую-то сверкающую белую тунику.

Ветер трепал ее белокурые волосы, и за ней бежали охотничьи собаки. Впрочем, Лизу нисколько не беспокоило, что на нее охотятся – она бежала навстречу солнцу.

Я боялась за нее, потому что знала – охотники преследуют ее по пятам, и ей некуда скрыться, впереди – пропасть. Или ее подстрелят, или она упадет туда, в эту черную зияющую дыру.

Лиза добежала до края и оглянулась.

Охотники приближались.

Лиза легко ступила за край пропасти.

Я закричала.

Она обернулась на мой крик, легко улыбнулась мне, подмигнула и прыгнула.

Только вот вместо того чтобы полететь вниз, почему-то полетела вверх, к облакам, как Прекрасная Ремедиос из «Ста лет одиночества».

– Как это у нее получилось? – спросил чей-то голос, и меня начали трясти за плечо, настойчиво спрашивая, как это получилось у Лизы.

Я хотела ответить что-то, но проснулась.

Меня действительно трясли за плечо, но эта была сама героиня моего сна.

– Вставай, Сашенька, – улыбнулась она мне. – Нам пора. Надо еще заехать к Андрею.

* * *

Мы позавтракали. Лиза, продолжая изумлять меня хладнокровием, сварила кофе и сделала тосты.

Я долго не могла справиться с собой и съесть хотя бы один тост. Но Лиза совершенно спокойно трескала тостики и потом, когда мыла посуду, даже напевала.

– Все, – объявила она. – Теперь мы с тобой вполне готовы к подвигам. А то, знаешь ли, совершать подвиги на голодный желудок вредно…

Быстро одевшись, она стояла и ждала меня.

Но, когда мы уже собрались выходить, остановилась и хлопнула себя по лбу.

– Боже, Сашенька! Ну у меня и память! Я же забыла одну вещь!

Быстро вернувшись, она протянула мне запечатанный конверт.

– Когда все кончится, прочти это письмо, – сказала она. – В любом случае! Как бы ни кончилось… Но, пожалуйста, запомни – это я делаю для тебя. Я не хочу, чтобы по моей милости тебе угрожали какие-либо неприятности, даже потеря гонорара от этой коровы Ирины Тимофеевны. Ты все хорошо поняла?

Я кивнула.

– Тогда спрячь письмо и пошли.

– Лиза…

– Что?

Она резко остановилась.

– Лиза, у меня была другая идея, – робко начала я. – Ты остаешься дома, а я играю тебя…

– Ну да, конечно, – усмехнулась Лиза. – Во-первых, они не дураки и быстро поймут, что ты попросту подставляешься. А во-вторых, я, конечно, не образец добродетели и в некотором роде большая стерва, но не до такой же степени, чтобы подставлять такую славную девочку! Нет уж, моя ласточка, предоставь мне самой решать собственную проблему! Да и не в первый раз со мной такое случается, можешь мне поверить!

Спорить с ней было бесполезно. Мы пошли навстречу судьбе, и я втайне радовалась, что перед этим мы заглянем к Ларчику. Может быть, ему удастся переубедить Лизу?

Впрочем, когда мы уже подошли к двери Ларчика, Лиза остановилась и попросила меня:

– Саша, давай не будем рассказывать обо всем Андрею!

– Почему? – удивилась я. – Зачем же мы тогда идем сюда?

– Не знаю, – пожала она плечами. – Просто так мне захотелось…

Она грустно усмехнулась.

– Невесть чем это для меня закончится, и я хочу попрощаться. На всякий случай, понимаешь?

Не надо было лишних слов – все и так ясно! Ее глаза наполнились грустью, и я поняла, что сейчас переживает Лиза.

– Послушай, – выпалила я. – Мне пришла в голову блестящая мысль… Мне кажется, если поторопиться, то мы вполне успеем позвонить одному моему другу. Он работает в прокуратуре и сможет нам помочь. Мы просто сдадим ему Таманцева с потрохами и спокойно разойдемся!

– Не такая уж она блестящая, – покачала головой Лиза. – Почувствовав неладное, Таманцев наверняка сдернет и, чего доброго, отдаст распоряжение убить Марину!

– Кому отдаст распоряжение? – удивилась я.

– Господи, Саша! Неужели ты думаешь, что убивает сам Таманцев? У него просто хорошо обученный киллер, скорее всего из «шестерок»… Сам Таманцев просто отдает распоряжения.

– Чего он добивается?

– Акций «Морганы», – ответила Лиза. – Всего лишь единоличной власти над сетью «Парлис». Или как они там теперь называются… Судя по всему, это продолжает приносить прибыль! Ладно, поговорим обо всем потом, когда все закончится! А то не успеем…

Она вздохнула, не договорив, но я ее и так хорошо поняла.

Попрощаться с Ларчиком.

Господи, в голове не укладывается, что моего зануду босса могла полюбить такая красавица, и еще как полюбить!

* * *

Через полтора часа мы приступили к военным действиям.

Подойдя к главпочтамту, Лиза осмотрелась и пожала плечами:

– Пока его не видно… Ладно, Саша, делаем так – ты идешь к указанному окну и ждешь Марину. А я остаюсь здесь! И, пожалуйста, не волнуйся за меня! Все будет замечательно, вот увидишь!

Я выдавила из себя улыбку, которая больше походила на кислую гримасу.

Сопротивляться было бесполезно. Лиза взяла мое лицо в ладони и поцеловала в лоб.

– Все, иди, – сказала она и толкнула меня легонько в спину.

Я вошла, стараясь не оглядываться, но потом не выдержала.

Лиза стояла, небрежно прислонившись к столбу, и закуривала сигарету.

А в конце улицы я увидела рожу Таманцева, который подходил все ближе и ближе. Я уже приготовилась броситься, чтобы предупредить Лизу или, на худой конец, прикрыть ее своим телом, но в это время чья-то рука мягко дотронулась до моего плеча.

Я обернулась.

– Саша?

Марина смотрела на меня, совершенно спокойная и серьезная.

– У вас все нормально, Марина? – обрадовалась я. – Вам ничего не сделали?

– Нет, – покачала она головой. – Я все вам раскажу, когда…

Она посмотрела поверх моей головы.

– Когда все закончится!

* * *

На улице теперь царила суматоха.

Я услышала голос Таманцева:

– В чем дело?

Вылетев на улицу, я увидела, что два дюжих молодца заталкивают Таманцева в милицейскую машину.

– Этот? – спросил высокий седоволосый мужчина в гражданском у Марины.

– Да, – ответила она. – Именно он меня похитил и угрожал расправиться с моей сестрой, если она предаст гласности некоторые сведения, касающиеся фирмы «Парлис».

– Она все врет! – закричал Таманцев. – Да вы что, ей верите?

Я вертела головой, пытаясь увидеть Лизу.

– Вот эта девушка может доказать, что он угрожал мне и моей сестре Елизавете Борисовой, – спокойно сказала Марина. – И также, я думаю, мы сможем предоставить доказательства его участия в организации убийств Барышникова и Байсарова.

– Ну, уж это вообще ни в какие ворота, что называется! – пытался сопротивляться Таманцев.

– Не беспокойтесь, – улыбнулась Марина. – Видите ли, момент убийства Барышникова был заснят на видеокамеру. Как и другой… Тот, где вы договариваетесь с неким Валиновым о самом убийстве. И тот, где вы отправляете ему по почте оплату. И, кстати, распоряжение убрать еще троих человек. Меня, мою сестру и частного детектива Ларикова.

Я ничего не могла понять. Что вообще произошло? Где Лиза?

Зачем нужен был весь этот спектакль?

* * *

– Так это все было неправдой? – спросила я Марину, когда Таманцева увезли. – Вы все это разыграли, чтобы иметь возможность поймать Таманцева с поличным? Но тебе-то что за интерес?

– Моя мать, – просто ответила Марина. – Понимаешь, наша с Лизой мама стала жертвой продукции фирмы «Парлис». У нее была доброкачественная опухоль, потом появилась некая дамочка из «Парлиса» и начала пичкать ее чудодейственными снадобьями, уверяя, что опухоль рассосется. Мама ей поверила. Она покупала эти чертовы баночки, несмотря на наше сопротивление. Понимаешь, Саша, когда человек верит в чудо и очень хочет снова быть здоровым, он готов на все. Она тратила все свои деньги на лекарство, эти бабы сновали вокруг нее, как стая ворон, в жажде наживы. У мамы однажды поднялась температура – тут же примчались и начали предлагать еще какую-то пакость. Так длилось около месяца, пока маме не стало совсем плохо… Когда приехала «Скорая» и ее увозили в больницу, я не знала, что мы с Лизой и папой видим ее в последний раз…

Она помолчала немного. Потом продолжила:

– Она умерла в страшных мучениях. Я ни черта не понимаю в медицине, но врач сказал, что ее опухоль стала злокачественной. А Витя провел анализ этих банок и добыл доказательства, что именно их содержимое и стало причиной маминой смерти. Мы обратились в милицию. Пытались возбудить уголовное дело. Но ничего у нас не вышло. Таманцев постарался это дело не только замять, но и выставить встречное обвинение в клевете. А потом погиб Витя. Честно говоря, я во всем сомневалась. Но однажды я услышала разговор Барышникова с Таманцевым. Они все знали, Саша! Более того, обсуждая смерть мамы и убийство Вити, они смеялись над нами и называли нас с Лизой «лохушками»! Тогда я пришла к Лизе, и мы придумали этот план. Сережка сказал, что у нас нет иного выхода – придется втянуть туда и вас с Андреем. Лиза долго рисовалась перед Ириной Тимофеевной, а Сережка подсказал Барышникову идею обратиться к тебе. Да, да, не удивляйся! Он знал с самого начала, где и кем ты работаешь. А дальше уже все шло как по маслу. Сережка позвонил Таманцеву и поведал о том, что у меня на руках имеются неоспоримые доказательства его причастности к смерти мамы и что все зафиксировано на видеокассеты – то есть их с Барышниковым разговоры и так далее… Вплоть до медэкспертизы. Сначала Таманцев делал вид, что ничему не верит, но потом… Потом он поверил. Да тут еще и мое «исчезновение»… Пушечным залпом для Таманцева стало прямое обвинение в причастности к моему похищению. А так как он действительно незадолго перед этим имел приватную беседу со мной и я кричала, сообщение Сережки о том, что и это он записал, оказалось для Таманцева самым неприятным. Его же могли обвинить в киднеппинге! Сама понимаешь, можно отпереться от изготовления «левых» лекарств, но уж с киднеппингом все куда сложнее. Тем паче, логически-то все получалось. Я наехала на Таманцева, Таманцев перепугался, и тут же я исчезла. При наличии записи нашей беседы – сама понимаешь, что ему грозило. По меньшей мере крутой скандал и почти полное лишение «средств к существованию»! Поэтому он и пришел на эту встречу, назначенную ему Сережкой по телефону, готовый пойти на сделку. Рассчитывал, что ему удастся откупиться. Такие люди свято верят, что все можно купить за деньги.

– Значит, никто тебя не крал. Кто же тогда лишал меня покоя и сна, звоня среди ночи?

– Сережка, – почему-то покраснела Марина. – Ты его простишь?

– Куда я денусь? – вздохнула я. – Странно, правда, что я не узнала голос этого мерзавца. Он что, через платок разговаривал?

– Ну да, – кивнула Марина все так же смущенно.

– Правда, я не понимаю, почему вы просто не обратились в милицию, тем более что у вас есть кассета… – продолжала я задумчиво.

– Господи, Саша! Какая ты наивная! У нас бы просто ее украли, уж поверь мне! А там много всего – и как девушки из «Морганы» выставляют на прилавочки продукцию все того же «Парлиса», хотя не имеют на это права! Лиза работала как сумасшедшая, собирая компромат! Таманцев наверняка сумел бы отмазаться, в очередной раз свалив все это на нашу буйную фантазию, и продолжал бы жиреть, как вампир, питаясь чужой кровью! У Таманцева отвратительный нрав – он жесток и полностью лишен каких бы то ни было нравственных начал! Поверь мне, у нас бы ничего не вышло, не разыграй мы этот киднеппинг! А так – взяли с поличным, при свидетелях! Конечно, я понимаю, что ты переволновалась, но Сережка уверял нас всех, что ты самая храбрая девчонка на свете!

Последний комплимент заставил меня слегка покраснеть от удовольствия. Хотя я не считала себя такой уж храброй…

– А где Лиза? – вспомнила я. – Куда она делась?

– Она испугалась, – рассмеялась Марина. – Испугалась тебя. Твоего праведного гнева. Вообще-то она ужасная трусишка, наша Лиза!

Я не знала, что мне делать с этими кровожадными сестрами-интриганками.

Машина уже увезла Таманцева, и я понимала, что, наверное, следовало бы пойти и рассказать все честно. Наверное, это было бы правильно!

Но я вспомнила убитого Барышникова. И мне почему-то расхотелось поступать правильно.

В конце концов, если человек – убийца, то он убийца. И неважно, каким образом поймали этого хищника – главное, его все-таки поймали.

* * *

Вечером я пришла домой и открыла конверт.

Там лежала маленькая книжица.

«Баллады на цветном жаргоне», – прочла я и усмехнулась.

Открыв ее, я обнаружила, что несколько строчек тщательно подчеркнуты простым карандашом.

А прочтя их, расхохоталась.

Что-что, а чувство юмора у Лизы Борисовой явно было!

 

Глава 1

Нет в мире совершенства, думала я, тоскливо рассматривая дыру на купальнике, – теперь его даже не вернуть… Купальник был новенький, только что купленный за… Не буду говорить, за сколько, при мысли о его цене мои волосы встают дыбом.

Перед глазами стояло добродушно-хитренькое лицо продавщицы, уверявшей меня, что он «обязательно растянется». Если бы эта мымра сейчас оказалась передо мной… Ох, если бы только она тут оказалась!

В моих глазах были слезы, а довести меня – дело не простое, можете мне поверить!

Я швырнула злосчастный купальник на пол и уселась на кровать, подперев подбородок кулаками и уставившись в окно.

Небо было серым, безрадостным, как и мое настроение, ветер играл с деревьями, и ничто не напоминало о том, что сейчас июнь. Скорее уж октябрь, и, как ни странно, это меня успокоило. Я даже повеселела – в самом деле, зачем мне купальник в такую погоду?

– Ну и черт с тобой, – бросила я этой голубой тряпочке, валявшейся на полу. – Все равно от тебя толку никакого, и счастье ты мне вряд ли принесешь… А уж что касается денег – не дура, заработаю…

Не повод это для грусти, фыркнула я и отправилась на свою миленькую кухню. В такую дурную погоду нет ничего лучше, чем в тепле и уюте выпить чашечку кофе с сигареткой.

Во всяком случае, выходные у меня – редкие гости, и я не собираюсь портить себе день глупыми переживаниями по поводу неудачной покупки!

* * *

У Старцева настроение испортилось сразу. Стоило только открыть глаза и увидеть серый небосклон, украшенный зловещими тучами.

Значит, сегодня весь день пойдет насмарку, тоскливо подумал Старцев, и ладно бы, но именно сегодня они с Юлей намеревались поиграть в теннис.

Вместо этого – полный провал.

Юля скорее всего не вылезет из дома – прелестное южное растение, маленькая пери, нужная Старцеву сейчас больше всего на свете. И дело не в том, что Юля хороша собой, хотя этого у нее не отнимешь, а в ее папе.

Лучшей партии Старцеву не сделать. Папа – магнат. Папа так любит свою девочку, что готов на все ради нее. Девочка с глазами кроткой газели должна убедиться, что лучшего мужа, чем Старцев, она не найдет никогда.

Он посмотрел на свое отражение в зеркале. Холеное, ухоженное лицо свидетельствовало о том, что владелец оного живет в достатке, не слишком обременен мрачными мыслями и глупыми предчувствиями, и – черт побери, подумал Старцев, хотя Юле вполне хватило бы и этого для осознания своего будущего счастья, – он еще и хорош собой!

Правда, в последнее время у Старцева проблемы с весом, но это возрастное явление, никуда не денешься…

Он старается. Он играет в теннис. Кстати, о теннисе…

Рука потянулась к маленькому подарку от «Би-лайн», быстрое движение пальцев – и Юля становится ближе, таковы чудеса техники…

Ее голос не вызвал в душе Старцева никаких эмоций, но жизнь – неплохая актерская мастерская, ежели вы не лох, поэтому Юля ни за что не догадается, что Старцев в момент этого «влюбленного шепота» продолжал бриться.

– Юлечка?

Старцевский голос был мягок, низок и наполнен страстью ровно настолько, насколько это было необходимо.

Свободная рука Старцева тем временем спокойно водила бритвой по щеке.

– Да, – Юля протянула это свое «да» немного лениво и снисходительно.

– Я скучаю по тебе, – продолжил игру Старцев.

«Мы разыгрываем спектакль для невидимых зрителей», – внезапно пришло ему в голову.

Он усмехнулся про себя, поскольку мысль эта была забавной.

– Я тоже, – ответила Юлечка, и Старцеву показалось, что она зевнула, как кошка, которой помешали нежиться на кушетке.

– Мы встретимся?

– Там дождь… Нет, Дима. Я не могу сегодня, правда. У меня же начнется насморк, и тогда…

Что будет тогда, когда начнется насморк, Юлечка еще не придумала, видимо, но Старцев прекрасно понял, что означенная болезнь для Юлечки страшна.

– Я приеду за тобой на машине, – кротко пообещал он.

– И куда мы поедем в такой ливень?

В голосе Юли прозвучало сомнение в правильности старцевских планов.

– Куда пожелаете, королева, – нежно мурлыкнул он.

– Нет, Дима, давай отложим на завтра. Я правда не могу…

И тем не менее он продолжал уговаривать ее, используя все приемы мягкого шантажа, еще минут пять, но крепость, увы, не пала, Юля оставалась при своем мнении – в дождь разгуливать в высшей степени неразумно, а все неразумное Юлю не устраивало.

Поэтому Старцев, чтобы вполне вписаться в образ желаемого супруга, был обязан стать разумным, и мольбы о встрече он прекратил.

Разговор был закончен, бритье тоже…

За окном кончился дождь, и Старцев, глядя, как первые лучики солнца начинают сражаться с серостью неба, пробормотал:

– Ну и дура…

В принципе, все к лучшему, подумал он. По крайней мере пока я свободен и день принадлежит мне… Только мне.

Он быстро оделся, и спустя пятнадцать минут от дома на улице Южная, где проживал господин Старцев Д. В., тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, отъехала «БМВ», официально закрепленная за означенным господином, навстречу развлечениям запланированным и случайным и навстречу началу некоторых весьма странных событий в жизни этого самого Дмитрия Васильевича Старцева.

* * *

Все покупки были сделаны. Пакет с надписью «Хольстен» – лучшее пиво» раздулся как воздушный шар, и тащить его было тяжеловато. Кроме того, Катя опасалась, что проклятые ручки треснут от этой неимоверной тяжести, и тогда все окажется на земле.

Поэтому она дотащилась до скамейки, придерживая пакет обеими руками за дно, и села.

– Уф, – выдохнула она, достав сигареты. – Кажется, можно передохнуть…

Дома Катю ждала мать, при которой роскошь курения была недозволенной – вовсе не потому, что мать придерживалась церберской политики, а просто Катя сама не хотела доставлять матери неприятные минуты. Уж чего-чего, а этих минут у матери в жизни и так было предостаточно…

– Вот если бы я смогла вернуть Алешку, – вздохнула Катя, и сразу же, стоило заветной мысли вырваться на свободу, она подавила ее усилием воли – Катя не имела права раскисать.

Она прекрасно знала, что одно послабление – и обида на жизнь ворвется в душу, а тогда…

Тогда появится уныние, или, как это теперь называется, депрессия, поскольку некому им помочь.

Алешкина глупость сломала жизнь им всем, начиная с него самого и кончая Катей. Потому что теперь все обрушилось на ее плечи, рискуя раздавить ее, но Катя не из тех, кто позволит себя раздавить.

– Нет уж, – пробормотала она, рассматривая мчащиеся мимо нее машины. – Я вам не Лешенька. Меня вы голыми руками не возьмете…

Серые тучи уступили место солнышку, Катя отдохнула, и надо было продолжать путь с пакетом, наполненным всяческой снедью, – мама будет рада. На маминых губах, быть может, появится слабое подобие улыбки – спустя восемь лет она иногда пытается улыбнуться, но Катя сейчас не будет думать о том, что случилось восемь лет назад…

Лучше уж я подумаю о том, что сегодня я принадлежу наконец-то себе, рассудила Катя. Сегодня же выходной, и я вроде как на свободе… В руках у меня – беззаботное существование, хотя я никогда в жизни не пила этот их «Хольстен». А интересно, я когда-нибудь смогу его попробовать?

Пока это было совершенно нереально…

Тех денег, какие Катя зарабатывала, хватало только на недельный запас продуктов. И все-таки – когда-нибудь это кончится. В это Катя верила. Плохое должно когда-нибудь кончиться.

Она поднялась, взяла свой пакет и застыла.

Пакет снова опустился на скамейку – даже в момент потрясения Катя помнила, что именно на ней лежит ответственность за мать, за дом, за все на свете…

«БМВ» самодовольно катила по дороге. А за рулем…

– Черт, – вырвалось у Кати.

Это лицо она запомнила на всю жизнь. Да, он изменился. Теперь он стал толстым, и у него появились залысины.

Но ошибиться она не могла. Она восемь лет ненавидела этого человека – восемь лет видела перед глазами, засыпая, самодовольную ухмылку, слышала слова «все путем», когда…

«Об этом лучше не вспоминать», – строго сказала она себе по привычке, но сейчас мимо нее катило живое напоминание, и более того – оно нагло усмехнулось ей и подмигнуло. Катя глубоко вздохнула, провожая взглядом машину, запоминая номер по какому-то наитию, потому что это было слишком несправедливо, чтобы Катя могла и на этот раз справиться с собой.

Она так и стояла некоторое время, глядя вслед машине, а потом пришла в себя, подхватила со скамейки свой огромный пакет и, резко развернувшись, пошла домой, где ее ждала мать, так и не оправившаяся после потрясения восьмилетней давности.

Сделав несколько шагов, она вдруг снова остановилась и посмотрела туда, где только что исчезло мрачное воспоминание.

– Но я же не могу так этого оставить, – пробормотала она.

«А что ты можешь изменить? – издевательски прошептал ее внутренний голос. – Если ничего нельзя было сделать тогда, что ты можешь исправить сейчас, глупая девочка?»

– Еще не знаю, но я должна что-то придумать. Или хотя бы попытаться…

Очень мешал тяжелый пакет в руках, и Катя все-таки дошла до дома, сунула пакет матери и бросила ей, что она уходит по делу и постарается не задерживаться.

После этого она вышла из дома и зашагала по направлению к прокуратуре.

Единственный человек, который, как она думала, сейчас мог ей помочь, работал там следователем.

* * *

День уже не казался мне таким омерзительным. Про купальник я почти забыла – если я буду помнить про все мои невзгоды, можно и глупостей натворить, не так ли?

Я предпочитаю уделять неприятностям ровно столько внимания, сколько они заслуживают.

Поэтому к трем часам дня я уже вернула себе более-менее радостное расположение духа, посмотрела глупейший полицейский фильм по телевизору и счастливо замурлыкала, осознав, что еще не все радости окончились, – я все еще принадлежу самой себе, у меня есть время, кофе и музыка, а вечером я собиралась прокатиться с Витькой и Пенсом.

И вот тут он затрезвонил, как псих.

– У меня зазвонил телефон, – процитировала я известный детский стишок и фыркнула, беря трубку.

«Кто говорит? – Слон».

– Алло, – проворковала я в трубку, не очень-то обременяя себя размышлениями, кто на сей раз выступит в роли «слона», который просто умирает без моего общества. Наверняка это Андрей Петрович, мой любимый босс…

Кофе преспокойно дожидался меня на столе, тихо играл только что приобретенный «Энигматик» – такая жизнь слишком шикарна для Александры Сергеевны Данич. Вы же сами понимаете – начальство не дремлет. Оно постоянно стремится вашу распрекрасную жизнь испортить.

– Привет, ангелочек… Как жизнь?

А вот и обломалось, Александра Сергеевна! Это и не Лариков вовсе!

– Нормально, – сказала я. – Погода отвратительная, но кофе пока есть, сигареты тоже – значит, все не так уж плохо… А у тебя?

– Плохо, – признался мой друг Леша Ванцов.

– Замучило начальство? – спросила я, искренне соболезнуя ему.

– Это тоже… Но с начальством, как с неизбежным злом, я уже смирился.

– Мне такого смирения не хватает, – вздохнула я. – Мне иногда мое начальство пристрелить охота… Так, знаешь ли, появиться на пороге, достать из кармана пистолет и пальнуть прямо в его самодовольную физиономию…

– Еще день назад ты нежно его любила, – напомнил он мне.

– День уже прошел, – мрачно объяснила я. – А от любви до ненависти один шаг… Ну, так по какому поводу ты мне звонишь?

Он помолчал, потом начал осторожно, издалека – я уже понимала, что Ванцов позвонил мне неспроста.

– Это долгая история. И разговор не телефонный…

– Что там у тебя случилось? – поинтересовалась я, потягивая кофе.

– Ну, как тебе объяснить это… – замялся Ванцов.

– Приезжай, объяснишь, – милостиво позволила я. – Сашка, ты чудо! Как ты догадалась, что мне может понадобиться твоя помощь?

– Особенного усилия мозговых извилин не надо, – рассмеялась я. – Обычно ты появляешься в случае крайней необходимости.

– Я не хотел бы портить твой выходной, – лицемерно вздохнул он.

– Ты его уже испортил, милый, – сообщила я. – Так что теперь приезжай, чего уж там… А то я весь день буду думать, что же тебе от меня было нужно, а я не люблю этого, сам знаешь…

– Все, еду. Надеюсь, это не займет у тебя много времени…

– Я тоже на это надеюсь, – сказала я телефонным гудкам – Ванцов уже повесил трубку.

Ванцов был уже в пути.

– По крайней мере, я успею хотя бы допить кофе, – грустно сказала я. – В этой чертовой жизни есть два неоспоримых зла – начальники и приятели. Иногда, Александра Сергеевна, даже начинаешь думать, что они созданы нарочно, чтобы жизнь не казалась чересчур спокойной.

Я взглянула в окно, где небо, словно назло мне, начало голубеть, и, говоря пиитическим слогом, «душу мою объяла печаль».

И почему другие люди живут себе спокойно, счастливо, торчат на дачах или пляжах, вкушая все радости бытия, а я вечно в работе – даже когда вырвалась из цепких объятий своего босса на один денек всего.

У Ванцова, как нарочно, немедленно назревает во мне необходимость, и он оказывается перед моими очами!

– И хоть бы платили нормально, – проворчала я. – А то работы по горло, а с деньгами напряженка…

Так что в тот момент, когда в мою дверь позвонили, я довела себя до крайней степени обиды и ярости. А посему Ванцов даже немного испугался, увидев мои нахмуренные брови и злобный взор. А уж его спутница – тем более…

– Привет, – опасливо сказал Ванцов, оглядываясь назад. – Я не один.

– Вижу, – кивнула я, рассматривая его спутницу. – Проходите…

 

Глава 2

Девочка была очень молоденькой, какой-то пушистой, как облачко, и при этом у нее были потрясающе взрослые глаза. Если бы не этот постаревший взгляд, я бы дала ей лет пятнадцать, не больше.

Что-то с этой девочкой было не в порядке, это я сразу приметила. И дело даже не в глазах, хотя я бы предпочла видеть у такой юной девицы все-таки более беззаботный взор. Она была… ОСТАНОВИВШЕЙСЯ. Наверное, именно так. Как будто жизнь остановилась для нее в определенный час – и все. Ни глупеньких, но так согревающих надежд. Ни радости ощущения бытия, свойственного шестнадцатилетним. Ни-че-го…

Она явно не принадлежала к дну общества. Одета была более чем скромно, это так, но очень аккуратненько, чисто, и вообще она производила впечатление человечка сильного и с чувством собственного достоинства. Такое бы поиметь многим моим богатеньким клиентам…

Но по совершенно неведомым причинам к этой девочке жизнь благоволила куда меньше, чем к ним. Иначе отчего бы у моей гостьи были такие грустные и усталые глаза?

Да еще я встретила их так неприветливо, с нахмуренным лбом!

У какого нормального человека повысится настроение, если на пороге тебя встречает разъяренная Медуза Горгона?

– Это Катя, – представил мне девочку Ванцов.

Я постаралась спасти положение, изобразив на физиономии максимум приветливости, и представилась:

– Саша.

Она кивнула мне, все еще настороженная, не очень-то доверяющая мне, но судя по ее виду, она вообще не спешила кому-то доверять.

– Кофе будете? – предложила я.

Она неуверенно оглянулась на Ванцова.

– Будете, – решила за них я.

– Мы по делу, – наконец подала голос девочка. – Я не знаю, сколько у Алексея Васильевича времени…

– Да уж на кофе Алексей Васильевич его изыщет, – рассмеялась я. – И потом – я не умею обсуждать дела без кофе и сигарет… У меня без них голова плохо соображает.

И, не дожидаясь их, я пошла на кухню.

* * *

Теперь ситуация немного прояснилась.

Раз эта девочка пришла с Ванцовым ко мне, значит, в ее жизни действительно произошли неприятные события. С приятными ко мне приходят только мама да Пенс. Остальные…

Не буду я жаловаться на жизнь. В конце концов, это моя работа, как и у Ванцова своя работа. Только я вроде как частный извозчик, а Ванцов государственный таксист. Проще говоря, я работаю в частном сыскном агентстве, а Ванцов в прокуратуре. И к нам не приходят поделиться радостью, как нетрудно догадаться.

Чайник наконец-то засвистел, я заварила кофе и потащила поднос в комнату, где меня дожидались мои неожиданные гости.

Я замешкалась, открывая дверь, и до меня долетел обрывок фразы: «… это был он, я уверена. Я убью его, Алексей Васильевич…»

Ничего себе, подумала я. Странная, однако, девочка… Вытащила Ванцова из его теплого и сухого кабинета под дождь, чтобы сообщить ему о своих намерениях, прямо скажем, не одобряемых законом.

Ванцов что-то горячо зашептал – я не слышала слов, но следующая мысль, посетившая меня, была еще ужаснее.

А если они решили и меня втянуть в это дело?

Ну уж нет, ни за что не буду больше вляпываться в истории, запротестовала я и открыла дверь с намерением заявить им сразу, что всяческие истории мне порядком надоели и я твердо вознамерилась изменить свою жизнь коренным образом.

Конечно, они сразу замолчали, и это снова навело меня на подозрения, что эта парочка замышляет убийство.

Тем не менее я сделала вид, будто ничего не слышала, поставила поднос и уселась с видом хозяйки светского салона, приветливо улыбаясь. Ладно, сначала мы выслушаем их, а уж потом…

Если тебя что и погубит, Данич, так твое собственное неуемное любопытство, неодобрительно промямлил мой внутренний голос. Но мне же было интересно! Я только выслушаю, пообещала я себе, и объявлю им, что теперь живу спокойно и размеренно. Вот только узнаю, в чем у них там дело, ладно?

– Так что у вас за проблемы? – поинтересовалась я. – И каким образом я могла бы вам помочь?

– Проблемы не у меня. У Кати, – сказал Лешка. – Пусть она и рассказывает…

* * *

Катя посмотрела на него, и ее взгляд выразил безграничное удивление и испуг. Кажется, такой «перевод стрелок» в ее планы не входил. Не была она готова сама, без обиняков, сообщить мне о своих криминальных планах.

– Алексей Васильевич, – начала было она просящим тоном, но Ванцов посмотрел на нее весьма сурово, отчего она немедленно поникла и смирилась со своей участью, пролепетав: – Ну, хорошо. Я попробую.

При этом меня она окинула взглядом долгим, изучающим и выражающим крайнюю степень недоверия.

Понять ее можно – я ненамного ее старше, а выгляжу… Может быть, лет в сорок я и начну воссылать господу благодарности за способность выглядеть лет на десять моложе, но сейчас…

Моя детская физиономия является для меня вечным раздражителем. Делать с ней что-либо бесполезно – даже изведя на нее тонну косметики, ничего не добьешься. Просто будешь похожа на ребенка, стибрившего маменькину косметику. Умный взгляд мне тоже не помогает – хотя я тренировалась перед зеркалом, почему-то от моего умного взгляда лицо окончательно глупеет! Может быть, я неправильно понимаю этот «умный взгляд»? А вот именно сейчас поднапрягусь и у меня получится?

Катя недоуменно посмотрела на меня, потом перевела вопросительный взгляд на Ванцова. «Помилуйте, – говорил ее взор. – Разве эта девочка сможет нам чем-то помочь?» Сомнение в моих умственных способностях до неприличия явно отразилось на ее хорошеньком личике.

Ванцов кивком головы показал ей, что вполне в них уверен. Спасибо, милый Леша! Их мысленный диалог не укрылся от меня, но я не показала виду.

Девочка смирилась со своей участью и снова посмотрела на меня.

– Понимаете, Саша… Алексей Васильевич считает, что вы с вашим боссом можете мне помочь.

Судя по тону, каким были сказаны эти слова, сама Катя в этом сомневалась.

– Предположим, что так.

«Вот и шли бы прямо к Ларикову», – проворчала я про себя. Впрочем, я прекрасно была осведомлена о странности взаимоотношений Ванцова с Лариковым.

А именно – вы когда-нибудь видели любовь друг к другу двух страшных зануд? Конечно, Ванцов ни за что не пойдет к Ларикову! Лучше найти меня, со мной проще…

Но я снова отвлеклась.

Девочка наконец-то решилась и грустно сказала:

– Мой старший брат… Понимаете, Саша, он в тюрьме. А люди, которые в этом виноваты, на свободе. И я не могу с этим смириться…

* * *

Не хотелось расстраивать девочку, но…

Я вздохнула.

Большинство родственников склонны считать именно так. «Наш мальчик не виноват, во всем виновны другие…»

Хотя сейчас в нашем «министерстве справедливости» творится черт знает что.

– Вы мне не верите?

Она смотрела на меня напряженно, и на самом донышке ее больших глаз таились боль и обида.

– Почему я должна чему-то верить? Вы мне еще ничего не рассказали, – ответила я.

– Хорошо же, слушайте…

Она встала и подошла к окну. Я видела только ее спину – необыкновенно прямую, как у маленькой балерины.

Некоторое время она стояла, будто вспоминая все в подробностях или пытаясь найти нужные слова, чтобы объяснить мне, почему она так уверена в заведомой судебной ошибке. Я терпеливо ждала.

– Он оказался там случайно, – сказала она, обернувшись. Теперь взгляд ее прозрачных, светлых глаз был почти умоляющим – пожалуйста, поверьте мне!

Я кивнула. Пусть так.

– Где?

– В том месте, где нашли убитую девушку, – пояснила она. – В Левобережном. Где пляж… Знаете это место?

Да, я знала. Но, пожалуй, это все, что мне было известно.

История-то произошла слишком давно. До меня, увы, не долетели даже ее отголоски. Восемь лет назад мне было пятнадцать, и криминальная хроника меня абсолютно не интересовала.

Поэтому Кате пришлось поведать мне всю историю в подробностях, то есть настолько, насколько ей это было известно.

Ведь ей в то время было еще меньше, чем мне. Всего-то восемь лет.

* * *

Что может помнить ребенок восьми лет?

Оказывается, много. Катя помнила не только события, приведшие их семью к нынешнему плачевному состоянию, но и лица людей, по ее мнению, повинных в этом.

Жизнь Катюша разделила на две части: черная и белая, улыбающаяся и плачущая – как театральная маска. До Катиных восьми лет семья Чернышовых была вполне счастливой. Двое детей – оба поздние, долгожданные, буквально купались в любви и нежности. Отец Кати работал сначала инженером, потом перешел в частную фирму, поскольку надо было кормить семью, но семья не перешла в разряд «новорусских», и совсем не потому, что достаток был невелик, просто по привычке все сбережения шли на «духовное». Катин отец не мог допустить, чтобы его дети были, как он говорил, «комарами», людьми, не приносящими окружающему миру никакой пользы, поэтому ни один концерт, ни одна новая умная книжка не оставалась незамеченной – он считал, что только на это и стоит тратить деньги. Именно это потом и сыграло негативную роль в судьбе Катиного старшего брата, как она считала.

– Если бы у нас было столько денег, как у Старцева или Чеботарева, – мечтательно сказала она, – Лешка был бы сейчас на свободе, а они…

Впрочем, тут же махнув рукой, Катя сообщила мне, что она до сих пор помнит праздники детства и благодарна своим родителям за то, что ее детство было таким наполненным.

– Я не смогу передать словами, как это было чудесно. Наши походы в театр, на концерты… А вечерами мы могли просто собраться за столом, и самая обычная процедура чаепития превращалась в сказку… Папа был мечтателем и очень любил рассказывать нам про Атлантиду, куда, по его мнению, уходили лучшие… Не то чтобы он хотел сделать из нас оторванных от реальности людей, просто он ненавидел таких, как Старцев, и не хотел, чтобы кто-то из нас был похож на этот типаж, который так распространен в последнее время… А впрочем, что я говорю? Всегда они были. Только раньше выглядели по-другому… Ну не будем об этом. Ведь теперь все иначе.

Она махнула рукой, повторила почти шепотом: «Все иначе…», и ее глаза снова померкли – солнце в них погасло.

– Потом в Лешкиной жизни появилась эта тварь. Я знаю, нехорошо так говорить о людях, но… Иное определение к этой девице не подходило. Она именно тварь, эта Элла. Даже имя ненатуральное… Элла Ардасова.

Катя презрительно фыркнула.

– Мой брат всегда тянулся к такому типу людей. Ему наивно казалось, что они наполнены подлинной жизненной энергией, в то время как мы ПРИДУМАННЫЕ. Это были его слова. «Наши родители, Катя, придумали нас с тобой, а до этого – самих себя. Истина в таких, как Элка. Может быть, они циничные и примитивные, но… Они притягивают меня, как сама жизнь, значит, они и есть жизнь…» Так он говорил и маме, когда она высказалась по поводу этой Эллы нелицеприятно… Понимаете, Саша, маме казалось, что Элла просто издевается над ним, но при этом, будучи хищницей по натуре, оценивает, каким он будет супругом. И он ее в этой роли вполне устраивает – как потенциальный «доильный аппарат». Все это она твердо решила высказать, и кончилось это ужасно! Мама до сих пор не может себе простить, ей все кажется, что, если бы она смирилась, ничего не произошло бы. Но я так не думаю. Так вот… Они в тот вечер поссорились, и Лешка заперся в комнате, потому что не хотел с нами разговаривать. Он вынашивал план утром уйти из дома совсем. Навсегда. Так он мне сказал. Обычная туфта – меня не понимают, они оскорбляют мою девушку и так далее… Я пыталась его успокоить, и мне это почти удалось. Он почти поверил мне, что мама и папа не хотят зла ему и его драгоценной Элле, что они к ней привыкнут и все будет хорошо… А ближе к ночи позвонила Элла, и он бросился ей на помощь, сказав мне только, что к Элле пристали какие-то подонки, отняли все деньги и она не знает, что ей теперь делать, поэтому просит его срочно приехать в это дурацкое место, «Веселый дельфин»… Он бросился к ней, еще не зная, что действительно уходит из дома. На-всег-да…

Она прервалась:

– Можно сигарету?

– А не рано тебе курить? – по привычке спросила я.

– А работать не рано? – грустно усмехнулась в ответ Катя. – И тянуть на себе больную мать – не рано?

Я не смогла ей возразить.

Жизнь обошлась с этой девочкой слишком жестоко, чтобы я имела право читать ей нотации. В сравнении с ней ребеночком была я, поэтому я протянула ей начатую пачку.

И словно в награду получила следующую порцию этой отвратительной истории, где зло победило, и более того, именно носители зла сейчас неплохо устроились в жизни.

* * *

Итак, Элла… По словам Кати, она не понравилась ей с самого начала. Леша познакомился с ней случайно – покупал матери подарок ко дню рождения. А Элла этот самый подарок продавала. Так что в результате злосчастный маленький флакон немецкого шампуня оказался с нагрузкой в лице самой Эллы.

Некоторое время Леша умалчивал о своей «великой любви», только вести себя стал немного загадочно. Потом вдруг все выяснилось.

За завтраком.

Леша сообщил им, что сегодня к нему придет «девушка его мечты». И по этой причине он просит их вести себя попроще. Отец, естественно, возмутился, он не мог понять, почему должен вести себя так, чтобы понравиться некой девице, но мать пожалела бедного Лешеньку, успокоила начинающуюся бурю и пообещала Леше, что за вечерним чаем, на который приглашена Элла, не будет разговоров о музыке Марчелло, поэзии Мильтона и прочих непонятных вещах. Отец, правда, ехидно поинтересовался, о чем можно разговаривать – о косметике и колготках? Так он не очень-то разбирается в этих вещах… Леша вскричал, что он не позволит унижать бедняжку Эллочку, которая не виновна в том, что ее интеллектуальный уровень не смог развиться до папочкиного, но его снова успокоили, клятвенно пообещав, что не унизят несчастное создание.

– В конце концов, – грустно сказала мама, – красивой девочке не обязательно быть умной…

Наивная Катина мама уже вообразила себе писаную красавицу с идеальной фигуркой, – а какой еще она могла представить себе девушку мечты своего сына?

* * *

В назначенный час в дверь позвонили.

– Это она!

Леша метнулся к двери, такой трогательный, восторженный, даже отец проникся его состоянием влюбленности и улыбнулся.

Они замерли, ожидая увидеть ту, которая заставила этого мальчика сделать первый шаг к взрослению, уверенные, что это замечательная девушка – ведь не мог же Леша, воспитанный на рыцарских романах, красивой музыке и возвышенной поэзии, выбрать себе в Дульсинеи существо, далекое от идеала?

Дверь хлопнула.

– Здравствуйте, – раздался голос Эллы.

Семейство Чернышовых замерло – та, что сейчас стояла на пороге с видом заведомо победительным, отличалась от идеала столь разительно, что удержать выдох разочарования всем, кроме маленькой Кати, было трудно.

Катя же просто не смогла сдержаться. В своих фантазиях она уже создала образ прекрасной, изящной феи с огромными зелеными глазами и золотистыми кудрями, но дело было даже не в том, что Элла была низкого роста, приземистая, с коротковатыми и толстыми ногами…

Дело было просто в том, что она не была Принцессой. Ее взгляд был полон хищности и цепкости, а надменная улыбка говорила о том, что Элла, увы, относится к разряду тех самоуверенных и тупых особ, которые так не нравились Чернышову-старшему.

Но в тот момент никто не мог предположить, что именно сегодня вечером их судьба делает крутой вираж, никто не мог увидеть в вульгарной, но, в общем-то, примитивной и незлобной девице то черное облако, которое навеки изменит их жизнь к худшему…

* * *

– Так что я ее сразу возненавидела, – мрачно призналась Катя. – Конечно, меня ругали за такое отношение… Пытались объяснить мне, что внешние данные не главное, будто дело было только в этом! Честное слово, я не думала о ее внешности – хотя мне иногда казалось, что она просто ведьма и приворожила моего бедного старшего братца. Как иначе я могла объяснить то, что он всерьез восхищается ею, смотрит на нее открыв рот, ловит каждое ее глупое слово? Вы знаете, потом я узнала, что дети чувствуют все более глубоко, нежели взрослые, и видят скрытое, так вот – я увидела ее СКРЫТОЕ, и дело было не в ее уродливой внешности, нет! В ее уродливой душе… Надеюсь, вы не станете говорить, что жадность, самовлюбленность, тупость – красивые качества? А именно это и наполняло нашу Эллу. Нет, в ней были и забавные черты, например, она плакала, когда смотрела мелодрамы, и это было мило и смешно, но… Я никогда не забуду ее взглядов украдкой – мне кажется теперь, она подсчитывала, сколько мы стоим, и заранее прикидывала, сколько у нас можно будет оттяпать… Но, что бы мы все ни думали, мой брат был влюблен, ничего этого не видел и все глубже погружался в подчинение этой странной особе. Теперь от нас тоже требовали восхищения, мы были обязаны признавать ее красоту, ум и так далее – качества, которых не было в помине, но о которых наша Элла мечтала. Но я увлеклась, да? Наверное, вам все это неинтересно…

– Нет, что ты, – возразила я. – Так что же там произошло?

– Я не знаю. Однажды вечером, очень поздно, раздался звонок. Взволнованный голос Эллы попросил к телефону Лешу. Мне строго-настрого запрещалось даже находиться рядом во время их разговоров, поэтому я просто передала ему трубку и ушла в свою комнату. Через несколько минут послышался мамин голос – она говорила на повышенных тонах, что было достаточно непривычно. Знаете, мне показалось даже, что она неприлично визжит. «Ты никуда не пойдешь!» Он что-то ей ответил, тихо, я не расслышала… Папы дома не было – он был в командировке, как назло… Мама пыталась еще как-то убедить Лешу, но у нее ничего не вышло. Я выбежала из комнаты на шум и спросила у Леши, что происходит. Тут-то он и сказал мне наскоро об Эллиных проблемах. И хлопнул дверью. Я вышла на кухню и увидела маму, она сидела у окна и плакала. «Что случилось?» – спросила я. Она отмахнулась от меня и пробормотала: «Только тебя мне и не хватало…»

Она просидела так до самого утра. А утром позвонили и сказали, что мой брат арестован. Он обвиняется в… убийстве.

* * *

Дальнейшие события напоминали страшный сон.

Арест, следствие, суд. Все усилия были напрасны – Алеша Чернышов был обнаружен рядом с убитой Эллой Ардасовой, в руке он держал орудие убийства, то есть опасную бритву, которой было перерезано горло девушки, и показания единственных двух свидетелей – Старцева Дмитрия и Чеботарева Леонида – убедили суд в его виновности.

Вот эти-то Старцев и Чеботарев не давали покоя Кате.

– Понимаете, Саша, я тогда мало что понимала, но я помню, что однажды я шла по улице, я даже помню, что было солнечно, радостно, я купила мороженое, и вот тут я их увидела… Этих двоих. Они стояли и разговаривали с Эллой. И Старцев обнимал ее за плечи, понимаете? Обнимал и шептал ей что-то на ухо… Она меня не заметила и довольно громко рассмеялась, сказав: «Ну, если мальчики угостят вином…» А потом обернулась, и наши глаза встретились. Она помрачнела и попыталась высвободиться из объятий Старцева, что-то пробормотала в ответ на мое «здрасьте», но я еще не придала этому значения. Так вот, потом эта парочка утверждала, что Эллу они не знали, на пляже оказались случайно, там они и услышали женский крик и пошли туда, и застали ужасную картину – мой брат с опасной бритвой в руке и убитая Элла… Я пыталась рассказать о том, что они были знакомы, но… Кто поверит ребенку? Тем более что брата этого ребенка обвиняют в убийстве? Все улики были против моего брата, а против них – ни одной. Я не знаю, что между ними произошло, но я уверена, что мой брат ни при чем! Уверена в этом так же, как и восемь лет назад!

Она снова потянулась за сигаретой и немного успокоилась.

– Мой отец умер через шесть лет. Он сильно сдал, а мама… О, она заболела сразу, как только все это случилось. Так что я уже два года работаю – продаю газеты и журналы, мы едва сводим концы с концами, да еще приходится ездить к Лешке… Еще семь лет. Я не выдержу. Но еще труднее выдерживать это ужасное знание – что истинные виновники живы-здоровы, они процветают… Скажите, Саша, справедливости нет в нашем мире?

* * *

Ну что я могла ответить?

Иногда я и сама задавалась этим вопросом – есть ли она? Нужна ли она кому-нибудь?

История, рассказанная мне Катей, была печальной и в то же время…

Я посмотрела на Ванцова. Он едва заметно пожал плечами. «Я не знаю, насколько ее вера в невиновность брата оправданна», – говорил его взгляд.

– Вы давно знакомы? – спросила я их.

– Нет, – покачала головой Катя. – Мы познакомились неделю назад. Но, наверное, нас с Алексеем Васильевичем свела судьба… Может быть, богу наконец-то надоело смотреть на мои несчастья?

«Ну да, и поэтому он решил повесить на мои хрупкие плечи твои проблемы», – подумала я.

– Я не уверена, что смогу тебе помочь, – призналась я. – Расследовать это дело… Восемь лет прошло. Это нереально… Если не смогли тогда, по свежим следам, то я же не гений, честное слово!

– Тогда я убью их, – спокойно улыбнулась девочка. – Потому что этого нельзя допустить – чтобы убийцы жили припеваючи, а наша жизнь походила на кошмар…

Ну и что мне было делать?

– Подожди, – попробовала я остановить ее. – Я попытаюсь. Но не уверена, что у меня что-нибудь получится…

– Спасибо, – выдохнула Катя.

В ее глазах появилась надежда. Приятно, конечно, но я этой надежды не разделяла.

В тот момент эта надежда казалась мне глупенькой, детской иллюзией, не более того. Я же не из тех людей, которые относятся к себе серьезно…

 

Глава 3

– Леонид Александрович…

Это не секретарша Людочка – сама грубая реальность вторгалась в мечты Леонида Чеботарева.

Ничего не меняется – это его кабинет, на стенде горделиво торчат пачки сигарет, которыми торгует фирма «Полет», перед глазами – монитор, быстро сменивший картинку на «меню», и то, что от него сейчас хотят, вовсе не совпадает с его желаниями.

Увы…

Чеботарев вздохнул. Даже его внешность была совершенно не такой, о какой он мечтал. Мысленно Чеботарев видел себя высоким, поджарым, светловолосым, с надменным и скептическим взором, но зеркало не собиралось обманывать его. Из зеркала на Чеботарева смотрел маленький толстый очкарик с ранними залысинами, и никакой надменности во взгляде не было – да и откуда ей взяться, если Леонид Александрович был подкаблучником, верным рабом своей супруги Ирины Львовны, женщины властной и решительной.

Ирина Львовна работала тут же, бухгалтером, поскольку оставить своего супруга без присмотра не могла, зная романтичность и странность его натуры. Дело было даже не в секретарше и хорошеньких менеджершах, хотя и эти склонности не были тайной для Ирины Львовны. Она не могла бы сказать, что ей неведомы муки ревности, но она бы куда охотнее согласилась испытывать их, чем свой постоянный страх перед страстным увлечением своего супруга.

Дело в том, что Леонид Александрович мнил себя Художником. Именно так, с большой буквы. Не то чтобы Ирина Львовна не поощряла художников вообще – она ничего не имела против них. Более того, если б Леонид Александрович занялся какими-нибудь пейзажами, она была бы счастлива! Но он не собирался рисовать пейзажи. И портреты его тоже не интересовали.

Кумиром Леонида Александровича был некий Дэвид Линч. И вот тут придется пояснить, какое отношение к увлечению господина Чеботарева живописью имел этот кинорежиссер и почему это так пугало его достойнейшую во всех отношениях супругу.

* * *

Когда Ирина Марченко познакомилась на студенческой вечеринке со своим будущим мужем, он показался ей удивительно тихим, спокойным и покладистым человеком. То, что он не отличался ни красотой, ни ростом – разве это так важно? Сама Ирина была довольно невзрачной, так что какие ж могут быть претензии? Правда, когда их роман был в самом разгаре, Иринина подружка Леля Табачникова отвела ее в сторону и, сделав страшные глаза, спросила, хорошо ли она знает Ленечку Чеботарева. Ирина заверила ее, что уже неплохо понимает Леню и ей он кажется очень милым и порядочным человеком. «Про него говорят ужасные вещи, – сказала Леля. – Говорят, он… Ну, как бы это выразиться… Немного НЕАДЕКВАТНЫЙ».

Ирина была девушкой не обидчивой, но в тот день она серьезно обиделась на Лелю. Они даже рассорились, тем более Леля намекнула, что в «прошлом у Ленечки некая страшная и темная тайна». Тихий Ленечка с вечной улыбкой невинного ребенка на устах (уже через пять лет супружества Ирине Львовне, правда, эта улыбка перестала нравиться, более того, начала напоминать ей усмешку дебила) совершенно не ассоциировался в ее воображении со злодеем, поэтому Ирина отмахнулась и заявила подруге, что та ей просто завидует. Более того, по строгому Ирининому убеждению, говорить о людях гадости за спиной – это так неэтично, что она не знает, как ей теперь относиться к бывшей лучшей подруге.

Ленечке она об этом разговоре не сказала. Не в ее правилах было обсуждать сплетни, тем более с человеком, о котором эти сплетни распространяются.

А через несколько месяцев они поженились, несмотря на недовольство Ирочкиных родителей, которым отчего-то Ленечка тоже сразу не понравился. Впрочем, это Ира понять могла – ее отец был уверен, что где-то за углом его ненаглядную доченьку поджидает писаный красавец на белом «Мерседесе», с охапкой роз и путевкой на двоих в Италию, посему приведенный жених, совершенно не похожий на созданный идеал, вызвал у него негативную реакцию. Правда, он все-таки помогал им, пока был жив, да и после его смерти Ирине Львовне оставлено было неплохое наследство, на которое, собственно, и была открыта процветающая ныне фирма. Но тем не менее он никогда не был близок с Леонидом, и их отношения до самой смерти Льва Владимировича оставались более чем прохладными.

Мать же честно пыталась понять дорогого сердцу дочери Леню – вела с ним светские беседы, благо женщина она была эрудированная, преподавала на филологическом факультете такой сложный предмет, как старославянский язык, но на все ее попытки разговорить загадочного толстячка он отвечал своей детско-дебильной улыбкой, в которой бедная женщина все чаще угадывала безжалостный приговор своему интеллекту – увы, она по наивности и представить себе не могла, сколь суров он был! Если ей казалось, что Леонид почитает ее наивной и старомодной, как ее старенький сервант, она ошибалась. Леонид считал ее просто дурой, но умело скрывал свои мысли под мерцанием улыбки.

Как бы то ни было, Аделаиде Аркадьевне скоро надоело это непродуктивное общение, и она оставила свои попытки, наконец-то осознав их тщетность.

А уж когда старшая дочь Инна вызвала ее к себе в Натанию, она с радостью согласилась на отъезд, хотя и с некоторой грустью – будущее младшей дочери Ирины уже давно к тому времени виделось ей счастливым и безоблачным.

* * *

Так вот, о Линче…

Ирина Львовна страсти этой не разделяла, хотя честно посмотрела все серии «Твин Пикс», включая и сам фильм. Музыка – да, музыка из фильма ей нравилась. Но почему ее маленький и скромный супруг так был озабочен убийством Лоры Палмер, она понять не могла. Не то чтобы Ирина Львовна была примитивной личностью, вроде бы таковой ее не считали окружающие, скорее уж они так относились к Леониду Александровичу, но фильм ей не понравился. А уж «Человека-Слона» она не поняла совсем. Когда она смотрела «Синий бархат», она с трудом сдерживала тошноту. Но на вкус и цвет товарищей нет, ведь так? Кроме того, Ирина Львовна не считала свое мнение истиной в последней инстанции, если ее мужу это нравится, пускай себе смотрит. Каждому свое, считала Ирина Львовна и просто уходила, когда в голове ее мужа появлялась идея посмотреть еще разок какую-нибудь серию «Твин Пикс». Благо дел по дому хватало, хотя и не было у Чеботаревых детей…

Конечно, сама Ирина Львовна предпочла бы Линчу двух симпатичных детишек, но так было до определенного момента.

Дело в том, что любая тщательно созданная и продуманная идиллия имеет обыкновение превращаться в простую, глупую реальность.

У Ирины Львовны такой момент тоже наступил. Только вот ее идиллия превратилась в кошмар…

* * *

Это произошло так внезапно и странно, как, в общем-то, и происходят все открытия, неважно, приятные они или нет.

Чеботарев простыл, у него начался бронхит; разумеется, у такой крупной личности не могло быть простенького ОРЗ, и Ирина Львовна была рада, что это не воспаление легких. Чеботарев укрылся в своей комнате, как в убежище, и сидел дома на больничном, предоставляя Ирине Львовне самой разбираться с не вовремя заявившимися в фирму налоговыми инспекторами.

К тому времени у Чеботарева уже обнаружился недюжинный, по его мнению, талант художника. Собственно, обнаружился он благодаря статье о Линче в еженедельном журнале. Прочтя, что его идеал не чуждался и изобразительного искусства, Чеботарев решил и тут не отставать от кумира. Правда, его картины Ирине Львовне не нравились – она не могла понять, почему Чеботарева вдохновляют странные обнаженные барышни зеленого цвета, при виде которых ей приходили на ум воспоминания о посещении городского морга. Но она скрывала свое мнение, боясь опять услышать нелестные слова о степени своего умственного развития, а еще больше – увидеть, как глазки за толстыми линзами очков сужаются, а пухлые губы становятся узкими, кривясь в презрительной усмешке.

Она уже не помнила, зачем он понадобился ей в тот день. Но только набрав раз восемь свой домашний номер и выслушав длинные гудки, она разволновалась – накануне у него была высокая температура, и утром, когда она уходила, он выглядел ужасно: был бледен и едва держался на ногах. Нехорошее предчувствие кольнуло ее в сердце.

Конечно, ей стало не до работы. Помучившись немного, она рванула домой, дрожащими пальцами открыла дверь, а воображение уже рисовало страшные картины – Ленечка лежит, бездыханный, и она успевает только принять его последнее «прости»…

В квартире царил обычный кавардак, а из «мастерской» доносились звуки музыки из «Твин Пикс», причем музыка так гремела, что бедной Ирине Львовне стало окончательно не по себе.

Однако она собралась с силами и открыла дверь, да и застыла, ибо увиденное повергло ее в еще более глубокий шок, чем ожидаемые «ужасы».

Ленечка стоял перед мольбертом, перед ним была большая кастрюля, из которой он доставал «материал», на губах сияла безмятежная улыбка, в этом антураже показавшаяся Ирине Львовне зловещей, а руки Ленечки были…

Воспоминание об этом до сих пор заставляло Ирину Львовну бледнеть и инстинктивно подносить к губам раскрытую ладонь, словно пытаясь сдержать крик ужаса, который, впрочем, и сам не мог вырваться – настолько оглушительным было впечатление от увиденного.

Не стоит думать, что Ирина Львовна была слабонервной женщиной.

Как бы вы сами почувствовали себя, доведись вам увидеть своего супруга с руками, до самых локтей обагренными кровью, безмятежно насвистывающего мелодию из «Твин Пикс» и приклеивающего к холсту лапку кролика?

* * *

Лечение Леонида Александровича, естественно, держалось в тайне.

Для окружающих утомленный трудами праведными господин Чеботарев отдыхал на Мальдивах.

Правда, слухи о его истинном местонахождении бродили по офису, перетекая от одних ушей к другим, обрастая новыми подробностями, но Ирина Львовна всем своим видом показывала, что все это ложь, а уж держать себя в руках она умела.

Хотя, оставаясь одна, она все-таки заходила в ту комнату, смотрела на ужасные картины, читала этот треклятый журнал, где рассказывалось о подобных же экзерсисах «гения Линча», и начинала – о нет, не плакать… Она начинала дрожать, будто ее члены отказывались подчиняться и у нее начиналась пляска святого Витта.

Эти два месяца показались ей самыми долгими и изнурительными – она ждала, когда его выпишут, ждала только затем, чтобы задать ему один-единственный вопрос, не дававший теперь ей покоя.

К сожалению, она не могла спросить об этом у Лели – год назад Леля умерла от рака, а другие ее однокурсники вряд ли помнили хоть что-то о тайнах невзрачного коротышки Чеботарева.

Но два месяца прошли, он появился на пороге, все так же сияя своей детской, безмятежной улыбкой, и она не решилась спросить.

Правильнее было бы сказать так – она не была еще готова получить ответ, поэтому вопрос отпал сам собой.

Просто она вдруг поняла – ей очень важно, чтобы он был рядом. Неизвестно почему, но этот странный человечек был ей дорог.

Ирина Львовна сама удивилась этому чувству, но…

Оказывается, она все еще была влюблена в Леонида Александровича Чеботарева, и разве могла встать на пути у высоких чувств какая-то страшная тайна из чеботаревского прошлого?

* * *

– Леонид Александрович, вас к телефону.

Он поднял трубку.

– Спасибо, Людочка, – прошептал Чеботарев одними губами, сложив потом их трубочкой – как бы посылая симпатичной Люде воздушный поцелуй.

Она покраснела, в глазах зажглись искорки, но он немедленно укрылся под своей наивной улыбкой.

Ох, как же она хороша!

Мысленно он уже представил ее…

Впрочем, нет!

– Чеботарев слушает…

А ведь как она была бы хороша! Фантазии побеждали, подчиняя себе мысли, но он помнил о доме.

Он должен был держать себя в рамках, потому что его жизнь зависит от Ирины, как бы иногда ему ни хотелось вырваться из ее цепких объятий.

Вот если бы Ирины не было…

Он закрыл глаза.

Представлять Ирину мертвой было самым приятным «искушением». Так Чеботарев называл свои фантазии. «Искушения». Собственно, и святой Антоний ведь испытывал подобное?

– Чеботарь, привет.

Ну вот. Старцев всегда звонил не вовремя. Некоторое время они не общались, каждый шел своим путем… Но однажды случай снова свел их вместе, и Чеботарев был даже благодарен этому случаю – по крайней мере, Старцев помогал ему деньгами, у него-то дела шли успешно.

– Привет, – отозвался он. – Как дела?

– Все нормально, – ответил Старцев. – Хотел пригласить тебя с женой на свой день рождения. Ты как?

Прикинув, Чеботарев решил, что это неплохая идея.

Они ведь так редко выходят в свет!

Ирина будет рада.

– Конечно, Дим. Мы придем. Надеюсь, твоя невеста…

– Будет, будет, – договорил за него самодовольно Старцев. – Так что не занимай субботу делами. Но я надеюсь, мы еще встретимся до субботы.

– Когда?

– Да хоть сейчас, – рассмеялся Старцев. – У меня пива целый холодильник…

Он очень хотел к Старцеву. Но на пороге уже стояла Ирина, и он, вздохнув, отказался.

– Давай в другой раз.

– Бог ты мой, Чеботарь, неужели и я когда-нибудь буду так же подчинен женщине? – угадал Старцев причину отказа.

– Скорее, чем ты думаешь.

– Не дождетесь, – заверил его Старцев. – Это Юлечка будет меня бояться. Ты ведь меня знаешь, а?

Чеботарев знал.

И не сомневался, что уж Старцев в отличие от него найдет способ заставить Юлю уважать себя.

Нисколько не сомневался…

 

Глава 4

– Ты сошла с ума…

Удивительно, как быстро мои гордые планы обрушились под действием ледяного взгляда Ларикова!

– Почему?

Я еще пыталась сопротивляться, но уже понимала – меня ожидает полное поражение.

– Потому что это нереально.

Он просто растерзал меня этой фразой, бросив ее, как гранату. Остались от Сашеньки рожки да ножки…

– То есть?

Я не сдавалась. Где-то стояла под палящим солнцем Катя и торговала газетами. Катя нуждалась в моей помощи точно так же, как и я нуждалась в Катиной.

– Ты собираешься найти улики, которых не нашли восемь лет назад?

Он невесело засмеялся.

– Котенок, милый ты мой, это же полный бред! Ничего не получится, обойди ты весь этот чертов пляж раз тысячу, там уже ничего нет… Свидетелей тоже нет, поэтому – увы! Зачем совершать действия, обреченные на провал?

Я понимала, что он прав.

Мне и возразить ему было нечего.

Мой единственный аргумент был слишком беззащитен – Катя.

– А как же Катя?

Я обернулась.

Лиза оторвалась от одноименного журнала и пилила Ларикова взглядом.

– Я все слышала. Лариков, ты собираешься оставить все как есть? То есть два этих урода будут по-прежнему наслаждаться жизнью, Катя мирно ожидать брата, который вряд ли выйдет после пятнадцати лет нормальным человеком, и мы все это воспримем как данность?

– Что ты этим хочешь сказать?

– То, что Сашка права. – Лиза отшвырнула журнал и закурила. – Если мы все это оставим, грош нам цена…

– Что ты предлагаешь?

– Пока ничего, – пожала она плечами. – Вот подумаю, тогда предложу. Конечно, искать улики нет смысла. Но и без улик можно допереть, кто убийцы…

– А дальше? Ты поиграешь в инспектора Варнике, вычислишь, что убийцы и есть Старцев и Чеботарев, и как потом? Придешь и облагодетельствуешь своими логическими умозаключениями прокуратуру?

– Ой, Ларчик, не надо, – поморщилась Лиза. – Я не такая уж дура. У меня нет святой веры в родную юстицию…

– Конечно, нет, – съехидничал Ларчик. – Ты вообще ужасная авантюристка.

– И слава богу, – проворчала Лиза. – Две авантюристки вполне способны придумать что-нибудь интересное…

– У двух авантюристок, между прочим, есть работа, – напомнил Лариков.

– Бегать за этой вульгарной толстухой Рамазановой? – округлила глаза Елизавета. – Скука смертная…

– Зато денежки платят…

– Ты меркантилен до пошлого, – заметила Лиза.

Кажется, они были близки к ссоре.

Я наблюдала за их перепалкой, а сама прикидывала в уме, какое впечатление произведет на эту «сладкую парочку» мой план.

Лариков, конечно, взовьется, как пионерский костер. А Лиза…

Лизе понравится.

Поэтому я решила рискнуть.

– Если улик нет, – начала я, – можно их сфабриковать.

Они развернулись в мою сторону и замерли. В глазах Ларчика полыхали начатки пионерского костра, а в Лизиных присутствовал явный интерес.

– Что? – переспросил Лариков с угрозой.

– С-фаб-ри-ко-вать, – повторила я и улыбнулась им обоим с обезоруживающей невинностью. – Думаю, это будет не самое трудное дело на свете.

* * *

Реакция у них была разная.

Понятия не имею, как они умудряются сосуществовать? Такие разные люди…

– Я же говорю, она сошла с ума, – простонал Лариков.

Лиза же ничего не сказала, явно обдумывая мое сумасшедшее предложение.

– А ты понимаешь, что это криминал? – не унимался Ларчик. – И вообще – как ты это себе представляешь? Как ты будешь подсовывать им свои улики?

– Это только часть моего предложения, – скромно сказала я. – Еще их можно круто достать… Чтобы кто-то из них не выдержал и раскололся… Это вообще просто. Только нужно присмотреться к ним, подобраться поближе для начала, а потом колоть. Ну, если не получится, придется фабриковать улики…

– О господи! – Лариков смотрел на меня глазами, полными отчаяния. – Кого я принял когда-то на работу? Как в твою голову приходят подобные мысли?

– Да ну тебя, – отмахнулась Лиза. – Если бы мы все делали в рамках твоей занудной законности, ни фига бы нам не удалось раскрыть! Ты и сам говорил, что наш закон нередко куда более благоволит к преступникам, чем к жертвам…

Лариков вскочил.

– Так, – сурово сказал он, сверкая очами на нас обеих. – У вас есть Рамазанова? Есть. Никто никакими другими делами не занимается… Вы поняли?

Мы переглянулись. Кажется, наш босс в гневе. Я собралась немедленно ответить ему в том же стиле, но Лиза меня опередила. Она незаметно подмигнула мне и, скорбно вздохнув, ответила:

– Поняли, Андрей Петрович… Бум заниматься Рамазановой. Все как скажете, Андрей Петрович…

Он посмотрел на нее с откровенным подозрением.

– Если я узнаю, что вы шебуршите за моей спиной… – угрожающе начал он.

Но Лиза скорчила невинную рожицу и протянула:

– Да как можно так о нас думать, Андрей Петрович! Мы немедленно отправляемся охотиться на гражданку Рамазанову, можете не сомневаться!

– Я проверю, – пригрозил Лариков.

– Хоть поверьте, хоть проверьте, – пропела Лиза. – Андрюш, не надо только разыгрывать из себя прокурора, ладненько? Мы все поняли. Рамазанова так Рамазанова… Можешь не волноваться – никто не будет заниматься фабрикованием улик. Клянусь тебе. Своими новыми джинсами…

– Все под твою ответственность, Елизавета, – проворчал он. – Ты старше, тебе и отвечать за эту маленькую авантюристку…

С этими словами он оставил нас в покое, то бишь отправился по своим личным делам.

– Уф! – выдохнула облегченно Лиза.

– Ты что, серьезно с ним согласилась? – почему-то шепотом спросила я.

– Радость моя, я никогда не отказываюсь от шанса развлечься, – хмыкнула она. – Честно говоря, я начинаю засыхать на этой гребаной работе с тупыми слежками… Так что лично я ни от чего не отказывалась… Просто не надо травмировать психику моего будущего супруга – ему предстоит прожить со мной какое-то время, что, согласись, уже унесет из его организма огромное количество клеток… Поэтому пока я намерена оберегать его. К тому же мы вполне справимся без него. Ты со мной не согласна?

– Согласна, – кивнула я.

Только вот понять, что Елизавета замышляет, я еще не могла.

Тем временем наша красавица, напевая песенку «Я думал, будет хорошо, а вышло не очень…», снаряжалась по высшему разряду. Запихнула в карман маленький фотоаппарат, затарилась парой «жучков» и, все еще мурлыча себе под нос, засунула в карман моточек цветной проволоки. Зачем ей была нужна проволока? Я спросила и получила загадочный ответ: «На всякий пожарный случай». После этого она сочла себя вполне готовой, впрочем, нет, хлопнув себя по лбу, она быстренько вернулась в комнату и добавила к своему боевому снаряжению еще и «уоки-токи».

– У меня память плохая, – сообщила она. – Кажется, теперь все. Пошли.

– Куда? – поинтересовалась я.

– К твоей Кате, – ответила она. – А потом… Потом посмотрим, кто из двоих «иксов» нас заинтригует больше…

* * *

Катя стояла рядом с яркой выставкой газет и журналов. Покупателей у нее не было, и она воспользовалась передышкой, чтобы запихнуть в себя пирожок. Вот тут-то мы и появились перед ней. Она отчего-то ужасно застеснялась, попытавшись запихнуть треклятый пирожок целиком.

– Привет, – сказала ей Елизавета. – Нельзя так обращаться со своим бедным желудком… Кажется, ты всерьез вознамерилась приобрести хорошенькую язву желудка.

У нашей Елизаветы есть один талант – она общается с людьми так, словно знакома с ними лет сто и вообще они расстались только накануне. Эта черта нередко делает ее незаменимой. Люди сразу подпадают под ее скромное обаяние, вот и Катя немедленно прониклась к Елизавете симпатией и широко улыбнулась.

– Я не могу это оставить, – обвела она рукой стенд.

– Мы постережем, – сурово ответила Елизавета.

– Да ладно, – махнула Катя рукой.

Я догадалась, что у Екатерины попросту нет денег. Елизавета тоже об этом догадалась и, посмотрев на нас, сказала:

– Сашка не завтракала. Так что, девочки, валите в «Бургер Ройялс», я вас подожду. Сашка, вот деньги…

– У меня есть, – попыталась я отпихнуть протянутую сотню.

– Дитя, прекрати перечить старшим, – ответствовала Елизавета. – Это лариковские деньги. После его сегодняшнего отвратительного поведения прожрать их – твоя святая обязанность.

– Нет, – мотнула головой Катя. – Я не могу оставить рабочее место… Вдруг явятся покупатели.

– Ничего, – рассмеялась Елизавета. – Я смогу от них избавиться… Я хорошо стреляю.

Если наша Лиза входит в раж, ее шуточки переходят все границы. Но, к моему удивлению, Екатерина рассмеялась и согласилась прожрать лариковские деньги.

Так что мы отправились в сторону маленькой закусочной с манией величия, где на грязном стекле гордо пламенели буквы «БУРГЕР РОЙЯЛС».

* * *

Екатерина выглядела бесконечно уставшей. Под глазами залегли круги – свидетельства бессонной ночи…

– Что-нибудь случилось? – спросила я.

– Мама, – вздохнула она. – Сегодня ночь выдалась беспокойной. Понимаешь, у нее это иногда случается – она вбивает себе в голову, что Лешка должен вернуться в определенный день, и она весь этот день сидит у двери, а когда эта чертова дверь не открывается, с ней случается приступ. Я боюсь, что однажды ее просто заберут в больницу и она не вернется… Тогда я уже не смогу все это выдерживать.

– Надеюсь, скоро все это кончится, – фраза у меня получилась не очень уверенной.

– Надеюсь, – сказала Катя. – Еще семь лет, и все действительно закончится… Хотя ярлык родственников убийцы будет висеть на нас постоянно. Например, я – сестра убийцы. От меня даже в школе шарахались… Сестра того самого Чернышова.

– Послушай, ты не должна думать об этом, – запротестовала я.

– Я не хочу об этом думать. Само собой получается. Вертится в голове и не уходит. Потому что иногда я вдруг начинаю соглашаться со всеми, будто они правы и Лешка действительно убил Ардасову…

– Ладно, Екатерина, мы разберемся.

– Алексей Васильевич тоже так говорит, – усмехнулась Катя.

– Значит, так оно и будет. Если ты вправе не доверять нашему опыту, то уж у Лешеньки-то с опытом все в порядке!

– Мне очень хочется вам верить, – сказала она тихо. – Но мы восемь лет пытались что-то доказать – и все было безрезультатно.

– Значит, именно теперь результат может появиться, – самонадеянно сказала я.

Мне очень хотелось в это поверить. И убедить в этом девочку, отчаявшуюся и потерявшую надежду на справедливость.

Хотя иногда я и сама ее теряла. Эту самую надежду.

* * *

Мы вернулись, можно сказать, к шапочному разбору.

Вокруг Елизаветы толклась толпа покупателей, и она задушевно и бодро рекламировала оставшуюся печатную продукцию.

– Да вы просто оторваться не сможете, такая это газета, – уверял наш новоявленный гений торговли пожилого джентльмена, протягивая ему «СПИД-инфо». – Здесь все самое необходимое… Еще прибежите ко мне за новым номером, вот увидите…

Какой-то ошеломленной даме в турецком блестящем прикиде эта нахалка всучила не только газетку с программой, но и дорогущий «Караван историй», заверив ее, что она не сможет заснуть без этого журнала.

– Вы рано пришли, – сказала она нам. – Еще пятнадцать минут, и я бы распродала все.

– Как это у тебя получается? – недоумевала Катя, остолбенело рассматривая наполовину опустевший стенд.

– Секрет личного обаяния, – подмигнула Елизавета и тут же заголосила, увидев новую жертву. – Молодой человек, не проходите мимо своего счастья! Ну, посмотрите сами, молодой человек – три красивые молодые леди, совершенно одинокие, стоят и ждут вашей улыбки! Одной улыбки, не больше того!

Он остановился и серьезно рассматривал нас.

Парень был что надо. Я не смогла сдержать вздох восхищения – мало того, что он был красив, как юный бог, он еще и полностью отвечал моему идеалу.

Высокий, с длинными волосами светло-пепельного цвета, с большими серыми глазами…

«Он не подойдет, – сообщил мне внутренний голос. – Нужны вы ему, такому красавцу!»

Он подошел.

И сейчас смотрел не на Елизавету – на меня, отчего я впала в полное уныние, я же не такая красотка, как Лиза.

«Наверное, он рассудил, что именно я и торгую тут газетами», – печально подумала я.

Иначе чего ему меня так пристально рассматривать?

– Дайте «Формулу-один», – сказал он Елизавете, по-прежнему изучая мою веснушчатую физиономию. – Я вас где-то видел…

Последнее адресовалось мне.

– В рекламе шоколадок «Нестле», – буркнула я, покраснев. – Я иногда прикидываюсь младенцем.

– Кажется, вы им всегда прикидываетесь, – рассмеялся он. – Но беда в том, что я не смотрю рекламу. Я вообще никогда не смотрю телевизор. Так что я вас видел в более симпатичном месте… Вот только где?

«Для такого красавчика немного банальный способ знакомства», – подумала я.

Мог бы изобрести что-нибудь поинтереснее…

– Кстати, меня зовут Фримен, – сказал он. – А вас?

Теперь я поняла, где он меня видел.

Уж Фримен был личностью достаточно известной в наших кругах! Самой загадочной и самой обаятельной…

* * *

О Фримене ходили легенды.

Его страсть к свободе переходила границы дозволенного. Его способность жить по собственному усмотрению, совершенно наплевав на мнение окружающих, у кого-то вызывала отвращение, но у большинства – восторг.

Если бы я была мистиком, я наверняка воскликнула бы: «Мне послал вас сам господь!» Но в тот момент я забыла о деле, потрясенная тем, что передо мной стоит живая легенда, и эта легенда рассматривает меня с интересом, заставляющим меня трепетать от восторга.

Сейчас я объясню, почему появление Фримена можно было расценить как проявление божьей помощи.

Фримен, как я уже сказала, был легендарной личностью, и услышала я о нем первый раз от Пенса. И фраза была адресована нашему общему знакомому Витьке, у которого были крупные неприятности с двумя местными «шестерками». Кажется, Витька влез в долги, и ему включили «счетчик». Витька был в отчаянии – он даже собирался продать свой «Харлей», и тут Пенс посоветовал ему обратиться к Фримену. Добавив при этом, что только такой Робин Гуд местного масштаба может решить эту проблему. И, насколько я знаю, он ее действительно быстро разрешил.

Дело в том, что Фримен на досуге развлекался как раз тем, чем собирались заняться сейчас мы.

То есть устанавливал торжество справедливости.

Но об этом я, как Скарлетт, подумала уже «завтра». А в тот момент я эгоистично таращилась на легендарного красавца и упивалась тем, что его драгоценное внимание направлено на мою более чем скромную особу.

* * *

– Сашка, ты, кажется, увлеклась…

Лиза угрожающе сдвинула брови, пытаясь пробудить во мне остатки здравого смысла. Ее злой шепот вернул меня в реальный мир, и я даже испугалась, что Фримен исчезнет – попросту развеется, как сон, как утренний туман. Но, наверное, это в планы Фримена не входило.

Он по-прежнему стоял передо мной и улыбался.

– Я вспомнил, – объявил он. – Конечно, я видел вас вместе с Пенсом. Вы – та самая Сашенька Данич. Можно сказать, легендарная Саша. Я ведь прав?

Вот тебе и здрасьте, подумала я.

Оказывается, это не он ходячая легенда, а я. Интересно, какие же слухи сочиняются обо мне? По моему строгому убеждению, легендарной во мне могла быть только моя глупость. Или наивность. Ах да… Мама еще прибавила бы лень и бестолковость.

– Очень рада, – сказала я, пытаясь изобразить улыбку. – Хотя я бы скорее отнесла к легендарным личностям именно вас.

– Ну, в большинстве своем то, что про меня рассказывают, – полный бред, – рассмеялся он. – Я прост до примитивности… Кстати, как поживает наш общий друг Пенс?

– Нормально он поживает, – сказала я. – Сегодня мы как раз собираемся с ним опробовать его новый байк. Хотите с нами?

Слова вырвались у меня раньше, чем я их обдумала.

Впрочем, со мной это часто случается.

– С удовольствием, – согласился он.

Вот так неожиданно для себя я совершила полезное деяние – хотя, на взгляд Лизы, это было совершенно глупое деяние.

Я договорилась о встрече с Фрименом, и вы позже поймете, какой своевременной оказалась эта случайная встреча.

* * *

День прошел не так продуктивно, как нам с Лизой хотелось бы.

Катя повторила свой рассказ, на этот раз специально для Лизы, потом мы расстались с ней и теперь сидели и курили на лавочке в парке, причем энтузиазма у обеих поубавилось, но никто не спешил в этом признаться.

– Да уж, – наконец нарушила тишину Лиза. – Можно вынашивать целые букеты светлых идей, но все они никуда не годятся, если мы не найдем одно свежее и крайне необходимое решение.

– Как нам подобраться к этим типам, – кивнула я. – Я сама об этом думаю… Ну, предположим, с их адресами нам поможет Ванцов…

– Шикарно! – обрадовалась Лиза. – Если он нам поможет, дальнейшие перспективы наших интриг становятся более радужными…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ну, дальше мы сможем узнать о наших мальчиках немного побольше, чем нам известно сейчас. Например, какие у них слабости?

– Они любят убивать женщин, а потом вешать это на третье лицо, – мрачно фыркнула я. – Кажется, это их основная слабость.

– Вообще я бы дорого дала за то, чтобы узнать, что же произошло восемь лет назад на этом долбаном пляже… – задумчиво сказала Лиза, рассматривая носок своей туфельки, будто именно оттуда она ожидала поступления откровений о злосчастной ночи. – Как ты думаешь, Ванцов нам в этом сумеет помочь?

– Надеюсь, – в моем голосе было не так уж много уверенности.

– Хотя бы в том виде, в каком это преподносилось суду, – продолжала мечтать Лиза. – Например, почему эта Ардасова позвонила Леше? Что за отношения у них были?

– Можно узнать еще и от непосредственных участников событий, – подумала я вслух. – То есть от самих Чеботарева и Старцева… Тем более что мы как раз собирались подобраться к ним поближе…

– Можно, – согласилась Лиза, – только усилий придется приложить немало. Думаю, эти воспоминания не из тех, какими они согласятся поделиться…

Она взглянула на часы и присвистнула.

– Не свисти, а то нам не заплатят, – машинально остановила я ее.

– Если мы не поторопимся, так оно и будет, – заметила Лиза. – Время уже три часа, а Рамазанова еще не охвачена нашим с тобой вниманием… Лариков изрядно разозлится, поэтому пошли…

Делать было нечего. Хотя Рамазанова интересовала меня так мало, что… Ну, в общем, она меня не интересовала совсем. Скорее раздражала. Моталась туда-сюда, без четко выраженной цели – у меня создалось впечатление, что она просто старается истратить как можно больше денег своего супруга, причем тратит их в самых бестолковых местах. Никаких любовников на горизонте не появлялось, так что все было скучно до отвращения. Правда, я немного удивилась ее покупке вентилятора в такую промозглую погоду – но если учесть, что до этого она приобрела купальники, эта женщина не собиралась сдаваться перед объективными трудностями. Она готовилась к жаркому лету и делала это очень скрупулезно, не размениваясь на измены.

Поэтому до конца рабочего дня я молча скучала, предоставляя Лизе развивать кипучую деятельность. Сама я обдумывала, каким же образом нам подобраться к Старцеву и Чеботареву. Ну и не скрою, был еще один человек, притягивающий к себе мои мысли магнитом своего обаяния.

Нетрудно догадаться, что этим человеком был мой новый знакомец Фримен.

 

Глава 5

Не думайте, пожалуйста, что я такая легкомысленная особа и все мои мысли направлены исключительно на коварные планы – как бы изменить моему Пенсу. Тем более что перед моими глазами был положительный пример госпожи Рамазановой… Под его обаяние трудно не попасть – это надо быть полным тормозом. Фримен, знаете ли, относился к тому загадочному типу «мужчин-мамонтов», которые переполнены тайнами, и рядом с ними ты сама себе начинаешь казаться этаким «облаком». Согласитесь, в нынешних условиях это большая редкость. Увы, наш удел бесконечно печален! В связи с тем, что мы категорически отказываемся связать нашу жизнь с «новорусскими» джентльменами, нам приходится зарабатывать, причем способы заработка нередко мало напоминают женские. Если, конечно, ты не топ-модель и не путана. Но, как пошутил один диджей, у кого что есть, тот то и раскидывает – кто-то ноги, а кто-то мозги. Посему я раскидываю мозгами, а ногами просто иногда приходится шевелить. Когда бегаешь за Рамазановой, например…

Иногда такая жизнь утомляет. Наступают депрессия и апатия. И вот тогда нужен толчок – что-то загадочное, непривычное, заставляющее тебя встряхнуться.

Фримен как раз и был этим толчком.

Поэтому вечера я дождалась с трудом. Время, как мне казалось, текло удивительно медленно, словно издеваясь надо мной.

И когда Лиза посмотрела на часы и сказала: «Черт, уже семь вечера! Как незаметно прошел день!» – я удивилась.

Я этих семи часов долго дожидалась, удивляясь, почему они никак не настанут.

Радости моей не было предела. Рабочий день закончился. И сейчас я благословляла Рамазанову – будь у нас дело посложнее, нам пришлось бы торчать на работе до следующего утра.

А так…

Через пятнадцать минут я уже мчалась в направлении Пенсова гаража, рисуя в воображении прекрасные сцены грядущей встречи с Фрименом.

* * *

Пенс был в восторге от своего нового приобретения. Хотя я не очень-то разделяла этот восторг.

Во всяком случае, увидев перед собой предмет Пенсова восторга, я приуныла. Покататься нам сегодня явно не светит да и вообще…

Приземистый урод, занимающий теперь место стройного «Сузуки», мне не нравился. Но Пенс вознамерился создать из него скромное подобие «Харлея», и спорить с ним было бесполезно. Он что-то напевал и производил впечатление ребенка, который близок к мечте, а как известно, чем бы дитя ни тешилось…

– Я познакомилась с Фрименом, – сообщила я, надеясь завладеть хотя бы частичкой внимания, уделяемого недоделанному «Харлею».

– А ты разве не была с ним знакома? – спросил Пенс, по-прежнему бегая вокруг монстра.

– Нет.

Кстати, где же мой прекрасный Фримен?

Может быть, моя встреча с ним происходила во сне?

– Сашка, перестань на меня так смотреть!

Пенс наконец-то оторвал взор от «Урала» и воззрился на меня со странной укоризной.

– Как? – удивилась я.

– Недовольно, – вздохнул Пенс. – Ты смотришь на меня так, словно я на твоих глазах собрался тебе изменить…

«Ты именно это и делаешь, да еще с этой тупоумной железякой!» – хотелось воскликнуть мне, но я сдержалась.

Если я назову его новую игрушку тупоумной железякой, мы рискуем нарваться на крутой скандал.

Хотя меня раздирало на части – так мне хотелось этот скандал устроить! Размахнуться и пнуть ногой прямо по морде железного кретина!

Дверь скрипнула.

Я обернулась.

На пороге стоял всего лишь Витька.

– Привет, дети, – сказал он.

Я чувствовала такое отчаяние, что у меня даже не найдется слов, чтобы живописать ужас, творившийся в моей душе.

Фримен не придет.

– Я к вам гостя привел, – торжественно объявил Витька.

И из темноты, подобно фантому, материализовался мой долгожданный Принц.

* * *

Конечно, я постаралась вести себя как истинная леди. То есть я старательно скрыла бушевавшие внутри меня чувства и сделала вид, что ничего не произошло.

Подумаешь, Принц!

У Пенса в гараже Принцы только и делают, что праздно шатаются из угла в угол.

– Добрый вечер, Саша. – Фримен стоял передо мной и улыбался, но глаза его были серьезны.

– Добрый вечер, – меланхолично ответила я, стараясь сдержать свой бешеный восторг.

– Так вот он, будущий «Харлей»! – закричал Витька. – Послушай, Пенс, ты уверен, что это ископаемое можно переделать?

– Можно, – лаконично отозвался Пенс.

– Простите, что я задержался, – сказал мне Фримен.

Похоже, его не очень-то интересовали мотоциклы. Впрочем, он ведь и не был байкером.

А кем он был?

Некоторое время он тусовался с хиппи. Потом вообще предпочел одиночество. Господи, сколько я слышала про него небылиц! Например, поговаривали, что Фримен торчал некоторое время на Тибете…

– Вы были в тибетском монастыре? – поинтересовалась я.

Он рассмеялся в ответ и сказал, что это фантазии. Единственное экзотическое место, где ему довелось побывать, – это Алтай. Но он и не увлекается даосами – он попытался меня разочаровать, сообщив, что его больше волнуют реальные вещи.

– Кстати, перейдем на «ты»…

Я согласилась.

Через несколько минут мы разбились на пары – Витька и Пенс ползали вокруг своей железяки, а мы с Фрименом болтали. О, с ним можно было говорить обо всем на свете, начиная с музыки и кончая сложными философскими вопросами, впрочем, и о глупостях он болтал охотно…

Надо ли говорить, что я все больше подпадала под его обаяние?

– Где ты ее нашел, Фримен? – вторгся в наш разговор Витька. – Или пересеклись по криминальной линии?

– Она продавала журналы, – рассмеялся Фримен.

Оба поклонника «ржавого железа» недоуменно подняли головы и вытаращились на него.

– Чего она делала? – переспросил Пенс. – Торговала журналами?

– Ну да, – кивнул Фримен.

– Ты ушла от Ларчика?

– Да никуда я не уходила! Просто надо было пообщаться с одним человеком… А эта девочка как раз и продает журналы…

– Понятно, расставляешь агентуру, – хмыкнул Пенс.

– Ничего я не расставляю! – обиделась я. – Она нуждается в моей помощи, только и всего… У нее восемь лет назад брата ни за что посадили, и теперь мы с Лизой обдумываем, как нам это вопиющее безобразие исправить…

– Фримен, это по твоей части, – сказал Витька. – Или ты теперь этим не занимаешься?

– Вообще-то нет, – ответил Фримен, но в глазах его я читала интерес. – Но я могу что-нибудь посоветовать… Если, конечно, Саша мне расскажет обо всем чуть подробнее…

* * *

Мой рассказ он слушал, как мне показалось, не очень-то внимательно.

У меня создалось впечатление, что он погружен скорее в музыку и в собственные ощущения, чем в мою историю.

«Скорее всего про него сочиняют небылицы», – разочарованно думала я, наблюдая за его лицом, пытаясь обнаружить там хоть капельку интереса, но оно оставалось совершенно бесстрастным.

К концу рассказа я окончательно приуныла – Фримен не проявлял к судьбе Чернышова никакого участия.

Стоило мне завершить повествование, он поинтересовался у Пенса, скоростной ли у него «велик» и поедет ли Пенс в этом году на байк-шоу. Я обиженно замолчала. На меня, впрочем, и не обращали внимания. Наверное, я отвратительная рассказчица, решила я. Не смогла увлечь Фримена Катиными мытарствами.

– Надо поехать на пляж. – Он внезапно обернулся ко мне. Я остолбенела от удивления. Ни на какой интерес к своей персоне я уже и не рассчитывала.

– Куда? – переспросила я, не веря собственным ушам.

На пляж? Что же там делать?

– Понимаешь, чтобы представить себе, что произошло в конкретном месте, мне нужно там побывать, – объяснил он. – Желательно в то же самое время… В котором часу она позвонила этому парню?

– Около одиннадцати вечера…

Он посмотрел на часы.

– Нам надо спешить, – сказал он, поднимаясь. – Времени остается не так уж много…

И быстро двинулся к выходу, заставив меня усомниться в его детективных способностях еще больше.

* * *

Что бы я ни думала о Фримене, мне приходилось принять его условия игры, но он, собственно, и не очень интересовался моим мнением на этот счет.

Мы просто тащились за ним втроем, причем Пенс и Витька даже начали проявлять любопытство.

Нам пришлось топать на своих двоих, то есть до моста мы добрались на городском транспорте, а уж по нему шествовали в полном молчании своим ходом.

Я уже была не рада, что познакомилась с этим типом! Он наотрез отказался добираться до треклятого места на такси, явно что-то высчитывал, не разговаривал с нами и вел себя как полный шизоид.

Потом мы долго изображали черепах, ползущих по песку в полной темноте, но, слава богу, мы все-таки добрались до этого идиотского места – уж не знаю, кому пришло в голову назвать его «Веселым дельфином»… На мой взгляд, куда больше подошло бы «черная вонючая дыра»… Но вот так романтизированное воображение наших граждан обозначило эту заводь, и спорить с ними было бесполезно.

– Вот здесь, – сказала я.

Мы остановились, и Фримен снова посмотрел на часы, пробормотав:

– То есть получается, он добрался сюда за час…

– Почему? – спросила я.

– Он живет на Пятой Дачной, мы же добирались от Третьей, и у нас ушло сорок минут, прибавь еще двадцать минут… Ну, и плюс-минус десять – троллейбус мог подойти раньше или позже…

– А если на такси? Или на мотоцикле? – осмелился предположить Пенс.

– Ну, начнем с того, что у него не было лишних денег, – ответил Фримен.

– Ну, начнем с того, что, если человек куда-то торопится, он может найти деньги и на такси, – передразнила я его.

Фримен окинул меня взглядом с ног до головы и фыркнул.

– Ладно, – кротко сказал он. – Как любезной даме будет угодно… Даже если на такси, он все-таки добрался бы сюда минут за двадцать… Не раньше. Но на такси он не ехал.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую, – сообщил он просто и доступно. – Не тот типаж…

Высказавшись, он задумчиво обошел местность, осмотрелся и присел на песок, вытянув свои длинные ноги.

– Дайте сигарету, – попросил он.

Пенс протянул ему пачку, Фримен поблагодарил и затянулся, погрузившись в новую фазу медитации.

Витьку с Пенсом странное его поведение нисколько не беспокоило, напротив, они были заинтересованы и даже молчали, более того, когда я открыла рот, чтобы спросить, нет ли у Фримена еще каких-нибудь мыслей, они на меня зашикали! Я тут же замолчала и стала подумывать, не пора ли мне на всех обидеться.

Место было мрачное, шепот волн показался мне довольно угрожающим – честно говоря, больше всего мне сейчас хотелось оказаться в собственной кухне, и вообще послать всех к чертям, послушаться Ларчика и мирно «добивать» бедную Рамазанову. Фримен начал меня пугать – похоже, у этой «живой легенды» расстройство психики, а вовсе не проницательность…

Украдкой посмотрев на него, я с трудом подавила вздох отчаяния, рвущийся из груди, – этот тип сидел на песке и задумчиво чертил палочкой какие-то вензеля.

Интересно, долго он собирается этим развлекаться? В моей душе назревал бунт.

– Что они за люди? – спросил Фримен, внезапно оторвавшись от своего интеллектуально-насыщенного занятия. Смотрел он при этом почему-то на меня.

– Кто?

– Старцев. Чеботарев. Эта их подруга Элла…

– Понятия не имею, – призналась я.

Он покачал головой, как задумчивый ослик, и резко поднялся.

– Значит, так… Отсюда они позвонить не могли. Дело было восемь лет назад, мобильники были еще не так распространены, а таксофонов тут нет… Ближайший таксофон на набережной.

– И мы теперь что, будем гулять по набережной? – уныло спросила я.

– Если хотите, я погуляю один, – предложил он.

Я была склонна согласиться с его любезным предложением, но Витька с Пенсом запротестовали.

– Тогда нам придется пройтись и там, – постановил Фримен, глядя на меня с сочувствием.

Я вздохнула.

– Это недолго, – постарался он успокоить меня.

– Да ладно, – махнула я рукой. – Это же для меня делается…

– Ну, не совсем для тебя, – рассмеялся он. – Для той худенькой девочки с глазами олененка…

Надо же, удивилась я. А я-то думала, он смотрит только на меня. Я куда дольше наблюдала Катю, а сходство с олененком не укрылось от бросившего на нее быстрый взгляд Фримена.

Может быть, он и впрямь обладает сверхъестественными способностями?

* * *

Ни один таксофон Фримена не устроил.

Почему – я устала задаваться этим вопросом. Мы обошли почти всю набережную, а Фримен по-прежнему выглядел озабоченным.

Он беззвучно шевелил губами и снова отходил, увлекая нас за собой.

Двигался он, как тигр или пума, бесшумно и легко. Наконец мы дошли до самого конца набережной.

И здесь Фримен остановился.

Место, надо сказать, он выбрал злачное. Именно тут находился самый непристойный бар в городе – с полным основанием его можно назвать «Приют отъявленных бандитов». Судя по воплям, матерщине и почти лошадиному ржанию вперемешку с визгами, отъявленные бандиты были в сборе. Но Фримена это нисколько не беспокоило, он с радостью уставился на железный остов таксофона. Самого таксофона там не было и в помине. Были лишь жалкие останки – видимо, кто-то из «бандитов» вырвал его на спор из стены.

– Вот он, – удовлетворенно заявил Фримен и поинтересовался: – Этот кабак был тут восемь лет назад?

– Конечно, был, – сказал Витька. – Мне кажется, он тут вечно располагается.

Теперь Фримен обернулся в сторону «Веселого дельфина» и уставился туда.

– Ну, теперь становится немного яснее, – сообщил он нам.

Я наивно подумала, что вот сейчас, в этот светлый миг, Фримен наконец-то объяснит нам свое странное поведение.

Но он немного постоял, с грустью рассматривая вывеску бара, и решительно произнес:

– Нет, сейчас это не получится… С Александрой туда идти рискованно… Придется отложить на завтра. Но все не так уж и сложно понять, как мне казалось вначале…

После этого он зашагал прочь, а нам не оставалось ничего другого, как снова следовать за ним – правда, на этот раз мы шли к троллейбусной остановке, а это означало, что на сегодня наши мучения закончены.

* * *

До самого моего дома Фримен продолжал загадочно молчать. Пенс смотрел на меня с явным сочувствием – от его проницательных глаз не укрылось мое разочарование.

Поэтому, когда мы расстались с Витькой и Фрименом, я дала волю эмоциям.

– Псих какой-то, – ворчала я. – Сидел и медитировал с умным видом…

– Сашка, он просто так работает, – оправдывал этого типа Пенс, но я не могла успокоиться.

Я замерзла, дико проголодалась, устала, а результаты? Что я узнала от этого их гениального Фримена?

Ничего!

С таким же успехом я могла бы и одна прогуляться по ночному пляжу, и то, наверное, вышло бы более толку!

– Да не вышло бы, – заверил меня Пенс. – У Фримена дар – он собака.

Я остановилась.

– Чего он? – презрительно переспросила я. – Со-ба-ка?

– Ну да, ищейка, – кивнул Пенс. – Только духовная собака.

– Пенс, ты решил меня достать окончательно? – с тихой угрозой поинтересовалась я. – Что еще за собака такая духовная?

– Он сосредоточивается на проблеме и находит решение.

– Тоже мне, уникум, – фыркнула я. – Собака духовная… Это все делают.

– Я бы не смог. Он видит несколько вариантов происшедшего и отбирает то, что ближе к истине.

– Я только этим и занимаюсь, – напомнила я ему о своих скромных талантах.

– Не так, – покачал головой Пенс. – Ты же не проникаешь внутрь. Ты анализируешь, вычисляешь и так далее… А Фримен это видит. Черт его знает, как у него это получается, но Витька говорил, что ту аферу с его долгами он раскрутил за два дня, хотя не был знаком с Витькиными кредиторами.

– Я тоже, между прочим, как-то раз спасла одного парня, – напомнила ему я. – Так что у меня с озарениями все в порядке…

Мы поднимались по лестнице, а на моей площадке уже была открыта дверь, и в ее проеме маячила фигура моей мамочки.

– И чего вы так орете в столь поздний час? – сурово поинтересовалась она.

– Ссоримся, – пояснила я.

– Нашли достойное занятие, – презрительно фыркнула мама. – И подходящее время и место. Ссорьтесь уж тогда потише.

– Да она придумывает, я с ней и не думаю ссориться, – возмутился Пенс.

– Моя дочь обычно ссорится за всех с самой собой, – объяснила мама. – Кстати, тебя добивался Ванцов. Так что забудь о своих агрессивных настроениях и позвони ему домой.

Вот так всегда, мрачно думала я, набирая ванцовский номер.

И почему мама всегда на стороне Пенса?

А Фримен все равно самовлюбленный болван…

Я уже забыла, какие трепетные чувства он вызывал во мне в начале нашего знакомства.

Ванцов звонил мне по делу – оказывается, он узнал адреса Чеботарева и Старцева.

– Записывай, – сказал он и начал диктовать.

Оба и впрямь неплохо устроились – жили в комфортабельном районе, недалеко от центра.

– Поди ж ты, оба заняты бизнесом, – фыркнула я. – Торгуют холодильниками, да?

– Нет, один – продуктами. А второй действительно холодильниками и видеоаппаратурой. Только он ими вроде бы не торгует. Он заведует складом.

– Некоторым людям незаслуженно везет в жизни, – констатировала я очевидный факт. – Знаешь, Лешка, может быть, мы с тобой выбрали неверный путь? Надо было усесться в окружении телевизоров, тогда бы и на квартирку набрали…

– Ладно, Данич. Можно подумать, ты бы согласилась на «смену декораций».

– Вот в этом и проблема, – грустно сказала я, рассматривая потолок моей комнаты с желтыми подпалинами, свидетельствующими о недавнем ливне. – Что-то есть дорогое сердцу в нашем жизненном стиле…

– Кстати, как у вас-то дела?

– Никак. Завтра начнем упорное отслеживание.

– Только не переусердствуйте.

– Постараемся…

– А где ты была вечером?

Я уже открыла рот, чтобы поведать ему о наших приключениях, но страх показаться смешной пересилил, и я соврала:

– Торчали у Пенса в гараже, любуясь его новым приобретением.

Не могла же я ему рассказать о том, что покорно, как последняя идиотка, таскалась за «духовной собакой» с явными отклонениями в психике!

– Понятно. Ладно, ангелочек, пока… До завтра. И спокойной ночи…

Я повесила трубку.

За окном все еще моросил дождь, будто господь вознамерился заставить нас вспомнить о Всемирном потопе…

– Хоть бы завтра было немножко солнца, – сказала я, наблюдая, как по стеклу стекает слезинка дождя, оставляя на нем след, как на щеке. – Пожалуйста, хотя бы совсем немножко солнца. Ладно, господи?

* * *

Интересно, почему после дурацкого дня непременно снятся дурацкие сны?

Сначала я ничего не имела против моего сна: я, представьте себе, сидела на облаке и читала Иссу – это такой замечательный японский поэт, – а вокруг меня шел дождь. Этот дождь был совершенно необыкновенный, как если бы с неба вдруг начали падать маленькие радужные шарики, и меня он совершенно не касался.

Так вот, хотя он меня и не касался и был таким замечательным, я все-таки пыталась упросить господа его прекратить.

– Понимаешь, господи, – говорила я, оторвав глаза от книжки. – Я очень люблю дождь. Но вот в чем дело – дождь ведь смывает все следы, а их и так мало… Да еще и на кладбище, господи, трава вырастет …

При чем тут было кладбище и почему мне в голову вдруг полезли такие мысли с мрачноватой окраской – не знаю уж.

– Да в принципе, ничего страшного, что я говорю разные глупости, – рассудила я. – Все равно ведь он меня не слышит… Я же не Моисей.

– И что из этого следует? – услышала я над ухом насмешливый голос и обернулась.

Прямо на меня смотрели серые глаза Духовной Собаки Фримена.

– Ты всерьез думаешь, будто для того, чтобы общаться с господом, нужно быть Моисеем? – Он присел рядом со мной. – Кстати, Моисей был косноязычен. И над ним посмеивались… Господь, к твоему сведению, любит странноватых людей.

– Ага, – немедленно обиделась я. – Значит, я странноватенькая? И косноязычная?

– Ну, вот…

Он развел руками.

– У тебя какие-то моментальные прыжки от комплекса неполноценности к мании величия, ты не находишь? Только что ты уверяла меня, что господь не станет разговаривать с такой невзрачной девицей, как ты, и на тебе, сравниваешь себя с Моисеем…

В его глазищах явно искрилась насмешка.

Но я решила, что обижаться не буду.

– Почему тебя называют Духовной Собакой? – перевела я разговор в более интересное для меня русло.

Он вытаращился на меня, а потом расхохотался.

И от его дурацкого смеха мое облако начало падать с таким звоном, что у меня уши заложило.

И я проснулась, с совершенно кретинской мыслью, что Фримен – тот, который в моем сне, вроде как был самим господом богом… Мысль-то дурацкая, но я все утро не могла понять – как все это связано? И что мне хотело сказать этим сном мое печальное и уставшее подсознание?

 

Глава 6

С утра мир становится иным. Особенно когда из кухни доносится запах свежего кофе, а мамин голос распевает новый шлягер, правда, я решила, что она читает заглавие романа Маркеса нараспев. Во всяком случае, довольно странно было слышать, как моя мама басом пытается несколько раз мрачно пропеть:

– Полковнику никто не пишет… Полковника никто не ждет…

В последние слова она вкладывала столько безнадежности, что становилось невыносимо жалко несчастного полковника. И Маркеса почему-то становилось жаль, и вообще весь этот мир, где царит такая несправедливость и никто полковнику не пишет.

Но вот ведь, Саша, солнце светит, и мир не так уж безнадежен, хотя я бы лучше написала песенку про другую героиню Маркеса – про Прекрасную Ремедиос, как она поднялась в небо вместе с бельевыми веревками… Но на вкус и цвет товарищей нет.

– Кажется, все-таки кончился дождь, – проговорила я, глядя в окно. – Интересно, надолго ли? Надеюсь, что навсегда…

От дождей я уже начала уставать. Вообще-то я ничего не имею против дождя. Но сейчас мне хотелось солнца, и господь дал мне его, за что я была ему весьма благодарна.

* * *

Итак, утро было солнечным, ласковым, мама исполняла песню про полковника, варился кофе, и даже Фримен вновь показался мне необычайно привлекательной личностью. Я сладко потянулась в кровати, пытаясь «продлить очарование», поскольку, увы, очарование длится недолго. Такова подлая закономерность. Это всякие пакости поселяются надолго, как твой рабочий день, а сон короток.

– Полковника никто не ждет, – сообщала мама душераздирающие подробности из жизни несчастного.

«Счастливый он парень, этот полковник, – вздохнула я. – Вот если бы меня сегодня никто не ждал!»

Но часы показывали, что очень скоро меня начнут ждать, совершенно не считаясь с моим острым желанием свободы и одиночества – хоть лет на сто, честное слово!

Поэтому я поднялась, и единственное, что согревало мою душу – что меня еще ожидает кофе. А Лариков – это уж потом.

Не стану же я омрачать краткие мгновения «очарования» воспоминаниями о работе?!

* * *

Однако работа не давала о себе забыть.

Стоило мне устроиться напротив телевизора с чашкой кофе, как затрезвонил телефон.

– Ма, возьмешь трубку? – спросила я.

На часах было еще восемь утра, и я надеялась, что это кто-то из ее подруг.

Мамины подруги имели невыносимую привычку звонить или рано утром, или во время трапез. Кофе я относила к трапезам, да еще и утро…

Поэтому я преспокойно переключила на МТВ, поскольку накануне вычитала, что музыка уничтожает раковые клетки. Не то чтобы они у меня наличествовали, но на всякий случай! К тому же я люблю музыку.

Правда, от того, что передавали, раковые клетки должны были только размножаться. Уж больно пронзительно верещал очередной гений отечественной попсы. Я щелкнула переключателем.

По седьмому показывали «Винни-Пуха». Ну и хорошо… Я устроилась поудобнее. «Хорошо живет на свете Винни-Пух…» Вечная песенка, правда?

– Сашенька, это тебя…

Ну надо же!

От удивления у меня чуть не выпала из рук чашка, а в голове возник резонный вопрос: какому кретину я понадобилась в столь ранний час?

Подойдя к телефону, я взяла трубку.

– Ты обратила внимание, какое сегодня утро? – услышала я голос Фримена. Такой довольный, будто он всю ночь разгонял тучи.

– Ага, – сказала я. – Солнечное. Только я и не подозревала, что это твоя заслуга.

– Все зависит от наших желаний, – загадочно сказал этот тип. – Кстати, мне хотелось бы с тобой увидеться…

– Кстати, я работаю, – отрезала я.

На самом деле мне было приятно слышать, что он хочет меня видеть. Да еще таким голосом он это сказал – с неровным дыханием, страстно просто кайф!

Но мы барышни приличные… Нас добиваться надо.

– Собственно, я как раз по поводу твоей работы, – с некоторым удивлением сказал он.

«Данич, ты романтическая дуреха», – печально констатировала я.

Фримен снова начал терять в моих глазах очки.

– Понимаешь, мне в голову пришли некоторые мысли…

– И как новое ощущение? – не удержалась я от ехидства. – Голова не разболелась?

Он совершенно не обиделся на мои идиотские шутки. Только немного помолчал и продолжил как ни в чем не бывало:

– Так как? Мы сможем встретиться?

Я вздохнула.

Вообще-то у меня на сегодня были другие планы. И я собиралась поделиться своими задумками только с Лизой. Вчерашние наши блуждания по ночному пляжу с Фрименом не вдохновляли меня открываться ему…

– Ладно, – смилостивилась я. – Давай поговорим по дороге… Сможешь за мной зайти?

Он задумался.

– Смогу, – наконец решил он эту сложнейшую проблему. – Только адрес напомни…

Я продиктовала адрес и положила трубку.

– Бывают же такие типы, – пробормотала я. – Мне б хоть чуточку той загадочности, которая окружает этого Фримена…

Но во мне загадочности не было. Сколько я ни разглядывала свою простодушную физиономию в зеркале, пытаясь придать ей «выражение», а получалась одна глупость!

– Да, – решила я. – Не всем так везет в жизни…

– Ты о чем? – поинтересовалась мама, возникшая за моей спиной. – И почему ты корчишь сама себе такие жуткие рожи?

– Придаю лицу ореол, – меланхолично отозвалась я.

– Ореол чего? – недоумевала мама.

– За-га-доч-нос-ти, – по слогам выговорила я.

– А, понятно… Ну и как? Получается?

– Результат налицо, – вздохнула я.

– Лучше уж позавтракай, – посоветовала мама.

– Твое предложение не лишено смысла, – согласилась я.

До приезда Фримена у меня еще оставалось время на эту приятнейшую процедуру.

* * *

Солнечный луч, прокравшись через щель между портьерами, ласково дотронулся до Юлиной щеки.

Она открыла глаза.

И поморщилась.

Не то чтобы Юля не любила солнца, просто… Если сегодня не будет дождя, Старцев опять станет напрягать ее своим дурацким теннисом…

– Уж лучше бы дождь, – проговорила Юля.

Вставать ей совершенно не хотелось, но маменька уже раз пять приоткрывала дверь и заглядывала, явно ожидая, когда ее красавица дочь соизволит очнуться от сладкого сна.

Вот и теперь дверь осторожно скрипнула. Юля немедленно закрыла глаза, но взмах ресниц не укрылся от цепкого внимания Веры Константиновны.

– Юлечка… Ты проснулась?

Боже мой, и почему у нее такой приторный голос?

За те восемнадцать лет, что Юля слушала эти карамельные интонации, они ее порядком достали. Этот тон маменька не выключала даже в те моменты, когда Юля «выходила за рамки приличий» и ей доставалась хорошая взбучка. «Ты нехорошо поступила, Юля, ты это понимаешь?» И голос льется, прилипает к тебе, как растопленный мед, и так хочется оказаться под прохладным душем, потому что Юлю давно тошнит от сладкого…

Боже, подумала Юля, открывая глаза и вымучивая радостную улыбку на лице. Почему они решили, что именно так разговаривают в приличных домах? Ах да… Еще мне надо постоянно улыбаться – окружающие должны осознавать, что именно нашей семье повезло в жизни…

– Доброе утро, сладенькая…

Губы маменьки коснулись Юлиной щеки. Юле показалось, что сейчас губы прилипнут. Она едва заметно поморщилась и испугалась, что эта недовольная гримаска не укрылась от глаз маменьки. Но, слава богу, пронесло – или маменька так привыкла скрывать истинные чувства под маской вечной радости?

– Доброе утро, мама…

– Тебе уже звонил Старцев.

Глаза маменьки стали задушевными и таинственными. Мол, понимаю, Юленька, дело молодое… Ага, только вот Старцев под стать фамилии… Фу! Мерзкий, лысый, толстый… А перед глазами – совсем другое лицо. Огромные глаза. Светлые волосы… Одна случайная встреча – и Юля вдруг перестала отдавать себе отчет в собственных поступках. Одна встреча – и Юля уже готова к бунту.

– Да?

Голос Юли звучал лениво, слова получались растянутыми, как «Дирол», пристывший к зубам.

– И чего он хотел?

Юля потянулась и села в кровати. На самом деле ей было абсолютно наплевать, чего хотел Старцев.

Конечно, если бы он захотел жениться на другой, она бы приветствовала это решение от всей души.

Но Старцев почему-то твердо вознамерился жениться на Юле.

А Юля не хочет за него замуж, вот ведь незадача…

Юля хочет совсем другого в этой жизни.

Снова в памяти возникла долговязая фигура. Парень, шлепающий босиком по лужам. «Вам куда?» – спрашивает Юля, останавливая машину. «Если бы я это знал…» Юля смеется и распахивает дверцу. «Садитесь». – «Но…» Он смотрит на нее своими глазищами, и Юля почему-то говорит: «Я тоже не знаю, куда мне надо. Может быть, поймем это вместе?»

В глубине души Юля трепещет. Она слышит возмущенный голос маменьки: «ЮЛЯ! ЧТО ТЫ СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ?»

Но чертенок внутри уже показывает маменьке острый язычок.

Парень смотрит на нее, усмехается. Юля вдруг начинает понимать, что он вряд ли с ней поедет. Ему это не нужно. Но она улыбается.

И он садится в машину, наверное, потому что Юля улыбается.

– Человек, приходящий во время дождя, приносит счастье…

– Что?

Юля очнулась. Кажется, эти слова слетели с губ помимо воли. Маменька стояла, недоуменно рассматривая дочь, – в глазах Юли сверкнула искорка неведомого.

– Да так. Вчера прочла это в каком-то журнале, и запомнилось…

Маменька сделала вид, что верит ей. Хотя Юля не сомневалась – стоит ей уйти, маменька перероет все журналы. «Ну и черт с тобой, – беспечно подумала Юля. – Хоть этим себя займешь…» – Я встаю, – предупредила она мать.

– Кофе уже готов. И скоро должен перезвонить Старцев…

Маменька вынесла свое дородное тело из комнаты.

«Надо было уйти пораньше», – подумала Юля, встав с кровати.

* * *

Звонок в дверь раздался как раз в тот момент, когда я была уже абсолютно готова.

– Потрясающе, – восхитилась я его пунктуальностью.

– Ты о чем? – поинтересовалась мама.

– Не «о чем», а «о ком», – поправила я ее, открывая дверь.

На пороге высилась его долговязая фигура, а в руке он держал букетик фиалок.

Черт его знает, где он их раздобыл и откуда он знал, что моя мама помешана на фиалках.

– Доброе утро, – улыбнулся он так, что у меня тут же появилась уверенность, что сегодняшнее утро действительно будет таковым. – Это вам…

Он протянул букетик онемевшей от восторга маме и поинтересовался, готова ли я.

– Конечно, – кивнула я, удивленная тем, что почему-то завидую собственной мамашке, хотя раньше я недолюбливала все эти «цветоподношения»… На мой взгляд, цветы, как и все живое, созданное господом, должны расти, дышать и жить.

– Тогда пойдем?

– А кофе? – пролепетала мамочка, рассматривая Фримена с плохо скрытым восхищением. – Вы разве не выпьете кофе?

Я уже приготовилась сообщить, что мы ужасно спешим, но он опередил меня.

– Вечером, – пообещал он, причем с такой физиономией, что сердце любой женщины не замедлило бы раскрыться ему навстречу, свято поверив любому, даже менее реальному обещанию, чем выпить кофе вечерком.

– Жаль, – вздохнула моя мама.

Кажется, она собиралась немедленно превратиться во влюбленную девочку-подростка… Ее надо было спасать, поэтому я подхватила «духовную собаку» под локоть и вытащила на улицу.

– Ну? – поинтересовалась я там. – И какие же мистические озарения посетили тебя ночью?

Он воззрился на меня с искренним недоумением.

– Ночью я спал вообще-то, – сказал он.

– Значит, во сне, – насмешливо продолжала я. – Тебе приснился сон восьмилетней давности… Там тебе популярно объяснили, что на этом грязном, замусоренном пляже произошло, так ведь?

– Мне приснилась одна девушка, – мечтательно улыбнулся он.

– И это была я…

– Почему ты? – удивился он. – Нет, это была совсем другая девушка…

– Ты бестактен, – грустно сказала я. – Между прочим, твоя персона мозолила мои духовные очи всю ночь напролет… Мог бы проявить ответную любезность и сообщить, что тоже ко мне неравнодушен.

– Хорошо, в следующий раз я так и сделаю…

Он оставался серьезен.

Нет, с ним опасно шутить, Александра! Этот тип, кажется, из тех рисковых ребят, которые воспринимают жизнь со всей возможной серьезностью!

– Так что ты имел мне сообщить?

– Я потом вернулся в эту забегаловку, – начал он. – Понимаешь, у меня почему-то не получается та картинка, которую мы себе нарисовали… Чего-то не хватает.

– Какая картинка? – удивилась я. – Я ничего себе еще не рисовала… Вот выясним мы с Лизаветой, что это за личности, тогда и начну рисовать. А пока я бесцельно таскалась за тобой по пляжу, потом по набережной и думала только о том, как мне оказаться в тепле и высохнуть после нескончаемого дождя…

– Ну, я рисовал, – признал он. – Так вот, если она звонила этому парню из автомата и говорила, что к ней пристали какие-то типы, получается как бы два варианта… Или она была убита не там, или она знала, где ее собираются убить… Согласись, что это уже полный бред.

– Охотно соглашаюсь, – хмыкнула я. – Против бреда приема нету… Правда, мне кажется, что идея обнаружить следы такого стародавнего преступления на месте совершения оного тоже своеобразный бред.

Он посмотрел на меня и пробормотал:

– Я промолчу…

– А я – я обойдусь, – ничтоже сумняшеся выдала я цитату из любимого Вийона.

Он хмыкнул. Понял? Я рассматривала его с интересом. Если и понял, то не показал виду.

– Но что имеешь предложить ты?

– Я? Сначала я хочу понять, что за типы этот Старцев со товарищем… Потом я хочу узнать, что за дама была Элла Ардасова. Все у меня банально, пошло, примитивно… Без «духовно-собачьих» озарений…

Кажется, зря я так. Он насупился и теперь смотрел в сторону.

– Эй, – позвала я его из заоблачных высей обиды. – Я пошутила. Не обижайся, а? Если тебе будет легче, считай меня полной дурой, а на дураков не обижаются…

– Ты не дура, – заверил он меня. – И я уже давно вышел из того возраста, когда обиды кажутся верным решением… К тому же использование двух разных методов работы способно привести к совершенно неожиданным результатам.

– Вот и славно, – улыбнулась я ему. – Двигаемся с разных концов и в результате оказываемся в центре… Так какие мысли посетили тебя насчет Эллочки Ардасовой?

Он опять помолчал немного, а потом доверительно сообщил:

– Мне почему-то кажется, что она была очень слабым, несчастным и неуверенным в себе человеком, которому во что бы то ни стало нужно было доказать кому-то свою значимость… Проще говоря, она была безответно влюблена.

– И в кого же?

– В кого-то из наших героев. Но точно – не в Лешу Чернышова… За это я могу поручиться.

Я даже остановилась. Интересно… Значит, не в Лешу? И так уверенно?

– Почему?

– Потому что… Ну, как бы тебе объяснить…

Он уставился своими прекраснейшими на свете глазищами в небо, будто ожидая подсказки. Его взгляд бы таким целеустремленным, что я невольно заинтересовалась – не появился ли там господь собственной персоной, на одном из редких облаков, дабы подсказать Фримену, как бы все доступнее объяснить тупой и недалекой Саше?

Увы! Небеса безмолвствовали, или Фримен получал информацию на ухо, шепотком, чтобы я не услышала.

– Помнишь, Катя говорила, что видела их однажды? Эллу с нашими подозреваемыми свидетелями?

– И что? Это ничего не доказывает…

– Я сейчас не говорю о доказательствах, – слегка поморщился он. – Пока я могу говорить только о догадках.

– Счастливец, – вздохнула я. – У меня и с догадками не очень густо…

Мы шли по улице, притихшей после вчерашнего дождя, какой-то свеженькой, умытой и солнечной, народу было немного, но девицы, встречающиеся нам по дороге, оборачивались на моего спутника с явным интересом.

Нельзя сказать, что мне это было неприятно.

– Мне кажется, Чернышов был не в ее вкусе, – продолжал Фримен. – Она держала его как бы про запас… Или чтобы насолить.

– А если все наоборот? – предположила я.

– Нет, нет… Понимаешь, Элла по рассказам выходит этакой хищницей. Так?

– Примерно, – кивнула я.

– Но при этом она достаточно страстная натура. То есть, предположим, за Лешу она действительно собиралась замуж. А потом внезапная встреча с бывшим возлюбленным, она готова на все, потому что он поманил ее…

– А вот тебе новая загадка, – усмехнулась я. – Почему тогда его вызывают по телефону? Именно его? Ну как? Догадки появились?

– Пока нет, – признался он. – Вариантов может быть много. Например, это чисто случайный выбор…

– «Но мы-то знаем, что этот остров необитаем», – пропела я. – Фримен, лапочка, мы же с тобой договорились, что ни ты, ни я в случайности не верим. Все случайное тщательно кем-то спланировано…

– Тогда я пасую. Может, они были знакомы?

– Понимаешь, Фримен, – сказала я, открывая дверь в офис. – Я не могу говорить об этом сейчас. Пока у меня не будет достаточно сведений о нашей «честной компании». Не знаю, может быть, твой стиль работы и изящен, но для меня пока неприемлем. Поэтому давай-ка отложим нашу беседу хотя бы на сегодняшний вечер, ладно?

Он кивнул.

А что ему оставалось делать? Я уже открыла дверь, и любое сопротивление с его стороны было обречено на провал – нашим очам предстали застывшая от восхищения Дашка и выпрямившаяся «призрачка оперы», которая как раз заканчивала уборку.

– Какой красавчик, – пробормотала «призрачка», ей преклонный возраст позволял быть откровенной. Дашка же эти слова судорожно проглотила и молчала, явно пытаясь запечатлеть прекрасный образ Фримена в своем девичьем сердце.

* * *

Нет, он определенно действует на бедных женщин, как удав на кроликов!

– Здравствуйте, – наконец удалось выдавить из себя несчастной Дашке. – Вы к Андрею Петровичу?

– Нет, – разочаровала я ее. – Он ко мне. А к Андрею Петровичу я.

Она посмотрела на меня совершенно пустыми глазами и снова вернулась к созерцанию красавца Фримена.

– Так Лариков у себя? – не отставала я.

– Да, – рассеянно кивнула Дашка.

– Прекрасно, – сказала я и обернулась к Фримену: – Подождешь меня в нашей комнате?

Я показала ему на наше с Лизой убежище, а сама направилась прямым ходом к начальству. Впрочем, начальство и само не замедлило явиться на пороге и тоже застыло, правда, в его глазах не было восторга, а лишь безграничное удивление и даже слабые, но заметные искорки ужаса.

– Здравствуйте, Андрей Петрович, – произнесла я. – Как ваше драгоценное здоровье? Вам сегодня хорошо спалось?

Он вытаращился на меня и сообщил, что спал очень хорошо и со здоровьем у него все слава богу, вот только непонятно, что сталось с моим здоровьем, поскольку раньше мне не была свойственна такая вежливость.

– Может быть, тебе нужен отпуск?

– Нужен, – обрадовалась я. – Но сначала мне нужно с вами кое о чем побеседовать…

С этими словами я втащила Ларикова в его кабинет. А то, судя по его изумленному взору, он рискует поменять сексуальную ориентацию, влюбившись во Фримена, и что мне тогда прикажете делать?

* * *

– Что это за тип?

Ларчик все время оборачивался на закрытую дверь.

– Мой друг, – сообщила я.

– Однако у тебя и друзья, – покачал головой Ларчик. – Прости, радость моя, я все еще не могу привыкнуть… Он что, сбежал из психушки?

– Почему? – удивилась я.

Я даже обернулась на дверь, пытаясь понять, почему Ларчику пришла в голову такая смелая мысль.

– Не знаю, – пожал плечами Ларчик. – Это ты у него спроси. Может, там с ним плохо обращались? Кроме того, он явно заразен. Иначе почему ты начала разговаривать со мной вежливо?

– А ты этому не рад? – рассмеялась я.

– Да как тебе сказать… Мне привычнее воспринимать тебя невежливую.

– Вот спасибо! – обиделась я. – Значит, я воплощение хамства?

– Вовсе нет, просто…

Он замялся.

– Ладно, – предпочел он уйти от скользкой темы. – Что ты хотела от меня?

«Утащить тебя от Фримена, чтобы тот не проболтался, чем мы занимаемся на досуге», – чуть было не ляпнула я, но меня еще не оставило благоразумие – я прекрасно понимала, что за этим последует.

Лариков ожидал моих объяснений, и я попробовала напрячь уставшие мои извилины, чтобы найти нормальное объяснение моим странным поступкам. Может быть, продолжать разыгрывать из себя сумасшедшую?

Что-то в этой идее, безусловно, было привлекательное – не зря же все великие любят косить под психов! Но я передумала, увидев пристальный взгляд Ларчика, в котором уже совершенно ясно читалась опаска.

– Лиза тебе рассказала о Рамазановой? – скорчила я невинную рожицу.

– Конечно, – кивнул он и показал мне два тонких листика бумаги. – Даже отчет положила…

– Замечательно, – обрадовалась я. – А то я никак не могла вспомнить, кто из нас должен был его сделать…

Он продолжал рассматривать меня с возрастающим недоумением.

– Я тебе больше не нужна? – спросила я.

Он покачал головой:

– Нет.

– Тогда я пойду.

Я поднялась.

– Саша, мне кажется, тебе все-таки необходим отдых… Давай-ка я отпущу тебя на пару деньков…

«Опять же какая польза от разыгрывания легкого психоза, – отметила я про себя. – Начальство начинает о тебе заботиться… Может быть, даже зарплату повысит?»

Впрочем, перебарщивать не стоило. Поскольку, если уж у тебя полная шиза, могут и уволить.

– Нет, все в порядке, – постаралась я заверить его, глядя ему в глаза с предельной искренностью. – Не волнуйся. Просто я не выспалась.

– А-а… – протянул он. – Ладно, иди.

И он уткнулся в Лизин отчет – любопытно, что она там написала?

Судя по выражению Ларчиковых глаз, что-то ужасно интересное…

* * *

Лиза ждала меня с явным нетерпением.

Стоило мне открыть дверь, она подпрыгнула и уставилась на меня с немым вопросом.

– Все в порядке, – сказала я. – Вот…

И протянула ей листок с адресами наших подозреваемых.

– Вау! – счастливо выдохнула Лиза, прижимая листок к груди, будто я протянула ей любовное послание.

Фримен скучал, листая старенький журнал.

– Когда приступим? – спросила Лиза.

– Хоть сейчас…

– За-ме-ча-тель-но! Кстати, что там с матерью Ардасовой?

– Ардасова Елена Тимофеевна проживает на улице Тараканова, в доме номер пять, – скучным голосом проговорила я. – Как втереться к ней в доверие, я еще не придумала. Но подозреваю, что лучше Фримена это никто сделать не сможет…

– Почему? – обиделась Лиза, которая ужасно любила втираться в доверие. – У Фримена вид не стандартный… А, как я понимаю, наша Елена Тимофеевна отличается средней статистичностью, вряд ли ей понравится Фримен…

– А Фримен действует на женщин, как валерьянка на котов, – настаивала я. – Ну, если у него не получится, пойдешь втираться в доверие ты…

– Ладно, – вынуждена была согласиться Лиза. – Заодно Фримен сможет прощупать ее духовно!

– Нет уж, – испугалась я. – Давайте действовать старыми, дедовскими способами! Без этих ваших «духовных собачеств»!

– Боже! – воззвала к небесам Лиза. – Подумать только, как этот скучный тип Лариков умеет подчинять себе даже неординарные натуры! Во что ты превратилась, Данич! Мне страшно за тебя…

– Ну, ты с ним теснее контактируешь, поэтому опасайся лучше за себя, – ответила я. – Все, кончаем наше производственное совещание и по коням…

Конечно, Ларикову пришлось выслушать от нас святую ложь про несчастную Рамазанову, которая рисковала прожить день без нашего внимания, и мы вылетели на улицу, дабы начать осуществление нашего гениально-интриганского плана.

* * *

У нас получилось трое на трое. Фримен отправился к Ардасовой, Лизе достался Старцев, поскольку его дом располагался неподалеку от рамазановского, а Лиза собиралась все-таки краем глаза взглянуть на нашу подшефную.

– Он же отчеты требует, – меланхолично сообщила она мне, – значит, надо что-то насочинять… А сочинять просто так я не умею. Мне нужен какой-то толчок. Например, Рамазанова вышла из дома, приодевшись в яркое полосатое национальное платье… Значит, она направила стопы к дорогому ее сердцу человеку.

Я попыталась было робко возразить, что и я смогу что-то насочинять, поскольку Старцев жил поближе, а вот тащиться к Чеботареву мне совсем не хотелось – тот не нашел ничего лучше, как поселиться на Девятой линии. Более того, на этой идиотской линии селились только толстосумы, а они последнее время полюбили селиться в индивидуальных особняках, за высоченными заборами, так что наблюдать за Чеботаревым мне было в лом…

Лучше всех было, конечно, Фримену – Ардасова-старшая жила в нормальном доме, да и следить за ней было не нужно. Если, конечно, она не была сообщницей, но эта идея, согласитесь, из области фантастики…

Но как бы там ни было, а пришлось нам расстаться, как трем богатырям на перепутье.

Я влезла в трамвай, и очень скоро мимо окон вместо привычного моему взору городского пейзажа замелькали картины природы – леса, озера и виноградники… Впрочем, я преувеличиваю. Мелькали, как обычно, чахлые деревца, небольшие полуразвалившиеся домишки, потеснившиеся под наглым напором начинающейся череды особняков, и мусорные контейнеры, которые, по-моему, собирались стать главной приметой начала нового тысячелетия. Конечно, будь моя воля, я бы хоть раскрасила их в яркие цвета. Но воля была не моя, посему они были убоги и унылы, хотя и продолжали отвлекать мое внимание от текущих проблем.

Более того, непостижимым образом вид этих идиотских контейнеров рождал в душе моей странное состояние беспросветной тоски – все происходящее начало казаться глупым и бесцельным, а мы втроем теперь ассоциировались в моем воображении с этими пошлыми и бестолковыми мусорками. В принципе, зачем мы влезли в это дело? Восемь лет – и никаких следов… Короче, к тому моменту, как я подъехала к нужной мне остановке, я успела перейти на сторону здравомыслящего Ларчика и увериться в том, что все наши усилия обречены на провал.

Еще более грустно стало мне, когда я вылезла из трамвая и пошла вверх по улице, совершенно пустынной, печальной, где по одной стороне стояли заброшенные пионерские лагеря, а с другой стороны эти отвратительные особняки.

Наконец я добралась до каких-то ужасных красных ворот с железной черной дверью.

– Вылитое Воскресенское кладбище в миниатюре, – пробормотала я, рассматривая этот образчик чьего-то дурного вкуса.

Впрочем, скоро я поняла, чьего. Судя по номеру, это был тот самый особняк, какой я и искала. А странный «загробный» вкус, оказывается, был присущ не кому-то, а господину Чеботареву, за которым я собиралась следить.

 

Глава 7

Старцев брился.

Обычно эта процедура занимала у него много времени. Как и все, что могло доставить Старцеву удовольствие.

Из приемника лилась залихватская мелодия воровского шансона – по своей сути Старцев так и остался там, в восьмидесятых годах, под эти «трехаккордные» мелодии прошла его молодость. Старцев свою молодость очень любил, хотя…

Но он не будет вспоминать о неприятном. Они с Чеботаревым…

Кстати, о Чеботареве.

Он перестал бриться и рассмотрел свое отражение в зеркале.

– Кстати, о Че-бо-та-ре-ве, – пробормотал он, выдавливая неожиданно возникший на переносице юношеский прыщик. Почему-то наличие прыщика развеселило Старцева, напомнив ему опять же о молодости.

Так вот, о Чеботареве… Это было как прыщик из молодости – потому что, общаясь с ним, Старцев забывал о своем возрасте. Конечно, он предпочитал встречаться с ним тет-а-тет, без этой зануды Ирочки, но куда ж от нее деться? Иначе, черт возьми, придется обойтись без Юленьки, а без Юленьки Старцев обходиться не хотел.

– Юленька, Юленька, – пропел он и игриво подмигнул своему отражению.

Красотка Юленька, а если к Юленьке прибавить папу, вернее, папино положение, его денежки, его влияние в обществе, получится не просто Юленька, а целое сокровище…

Сеанс бритья был окончен. Впереди маячила приятная перспектива выпить кофейку, потом свидание с Юлей.

Кассета кончилась. Он переключился на приемник.

– Если вы сегодня увидите, как паук плетет свою сеть, ваши дела пойдут в гору, – сообщил радостный ведущий.

Пауков в квартире у Старцева не было. А жаль…

Он подошел к окну.

Солнце пробивало дорогу сквозь облака. Утренний ветерок шевелил занавеску. В целом погода была прекрасная, только ветер не нравился господину Старцеву…

Во дворике сидела дама в черных очках и курила, явно скучая.

Дама была красивой, и если бы не Юля…

Старцев вздохнул.

Дама поднялась, продемонстрировав Старцеву идеально стройную фигурку, и лениво направилась к «БМВ» цвета электрик.

– Однако, – пробормотал заинтересованный красоткой Старцев. – Она не только хороша собой, она еще и при баксах!

И снова он вспомнил о Юле.

Впрочем, через несколько минут он все-таки вернулся мысленно к светловолосой красавице-незнакомке, твердо вознамерившись выяснить, кто это такая. Он не сомневался, что она живет в элитном доме напротив – жильцов своего дома Старцев знал неплохо.

Он посмотрел на часы – пора было собираться.

– Ах ты, донжуан несчастный, – ласково погрозил он пальцем собственному отражению. – Скоро придется тебе взяться за ум, старина! Хотя бы ненадолго…

Но эта девушка была само совершенство, и он смотрел ей вслед, пока собирался, потом пытался угадать, куда она сейчас поедет, но каким же сильным было искушение немедленно выбежать на улицу и попросить ее подвезти его хотя бы один квартал, чтобы познакомиться!

* * *

Улица Тараканова вполне соответствовала своему названию. Если вы приезжали сюда из центра Тарасова, вы легко ощущали разницу – более того, некоторые жители данной улицы утверждали, что центр Тарасова отличается от улицы Тараканова примерно так же, как Швейцария от почившего в бозе Советского Союза. Ехидные аборигены окрестили улицу Тараканова улицей тараканов, но Елена Тимофеевна почитала свой район вполне достойным – базарчик неподалеку да и квартиры хорошие в доме.

Этим утром она как раз и совершала легкий променад в сторону базарчика.

– Абрикосы, помидоры, черешня, – повторяла она себе под нос, как магическую формулу, дабы ничего не забыть; в последнее время сказывался возраст, и Елена Тимофеевна часто забывала, зачем она отправилась в поход. – Абрикосы, черешня, по… Черт!

Надо же было ей так глупо поскользнуться!

Она взмахнула руками, пытаясь ухватиться за воздух, но воздух внезапно принял человеческие очертания, и Елена Тимофеевна уцепилась за чей-то рукав, а потом ее неожиданно подхватили крепкие мужские руки, и Елена Тимофеевна прямо на этих руках и осела, остолбенело всматриваясь в неземной красоты лицо, такое прекрасное, что Елене Тимофеевне померещилось, будто она все же упала и теперь ее подхватил ангел, который намеревается отнести ее прямо в заоблачные высоты, дабы представить господу богу.

– Все в порядке? – участливо поинтересовался посланник господа. – Вы ничего не сломали?

Елена Тимофеевна поспешно замотала головой и даже немного поерзала, чтобы убедиться в правоте своего предположения, что вызвало недовольную гримаску на лице красавца, ведь Елена Тимофеевна была женщиной дородной и держать ее на руках было делом нелегким.

Поэтому, сколь ни приятно ей было находиться в объятиях прекрасного юноши, она сделала попытку высвободиться, проговорив:

– Спасибо, голубчик…

Но вот странность, юноша продолжал держать ее в своих руках, напряженно всматриваясь в глаза.

– Спасибо, – снова попробовала освободиться Елена Тимофеевна.

– Ах да, – рассеянно молвил ее спаситель, продолжая изучать лик Елены Тимофеевны, но тем не менее на сей раз отпустив ее.

«Да неужто он вор, – в испуге подумала Елена Тимофеевна, которой такое поведение показалось подозрительным. – Такой милый мальчик…»

Она осторожно полезла в пакет, но, нащупав кошелек, немного успокоилась.

Бросив украдкой взгляд через плечо, она обнаружила, что странный молодой человек продолжает стоять, сосредоточенно глядя ей вслед.

«Да что это с парнем?» – снова удивилась Елена Тимофеевна.

А парень тем временем сорвался с места и уже догонял ее.

– Простите, ради бога, – начал он, прижимая руку к сердцу. – Но… Скажите, что случилось с вами восемь лет назад? Не обижайтесь на меня, просто я ясно вижу нечто ужасное за вашими плечами…

Елена Тимофеевна застыла.

«Да откуда ж…» – хотела она сказать, но осеклась: во взгляде незнакомца было столько доброты, что она почувствовала доверие к этому человеку, а кроме того, почему-то впервые за много лет ей захотелось расплакаться.

– Вы что, экстрасенс? – попыталась спрятаться от этого нового своего состояния за шуткой Елена Тимофеевна.

– Нет, но вроде того, – признался парень. – Меня называют Фримен. Это означает – свободный человек. И еще меня называют Духовной Собакой, и иногда я чувствую, когда кому-то нужна моя помощь. Сейчас мне кажется, что моя помощь нужна именно вам…

Она помотала головой. За свою жизнь она привыкла, что никому доверять нельзя.

– Нет, спасибо.

Она сделала несколько шагов и снова обернулась.

Он стоял и грыз травинку, наблюдая за ней сквозь умопомрачительно длинные ресницы.

– А собственно, почему я должна его бояться, – пробормотала себе под нос Елена Тимофеевна и развернулась. – Да, вы догадались, – сказала она, улыбаясь ему немного робко. – Мне нужно помочь донести покупки до дома. А там… Там обо всем и поговорим… Хорошо?

* * *

У меня была полная невезуха.

Похоронные ворота не раскрывались – сия гробница не спешила поделиться со мной тайнами своих скелетов. Я с тоской побродила вокруг, напоминая себе героиню рассказа Эдгара По, но ничего интересного мне на глаза не попалось.

– Ну, что за непруха вечно у меня, – ворчала я, пытаясь обнаружить хоть слабый признак жизни за высоким забором из красного кирпича. Надо ж мне было оказаться именно тут. Лучше бы я следила за Старцевым, честное слово…

Ворчать было бесполезно.

Я плюхнулась на трухлявый пень и достала сигареты.

Из склепа никто выходить не собирался.

Или они все уже отбыли к месту назначения, или спят, или вообще поумирали. Вошли, так сказать, в образ. Кстати, интересно, а внутри у них такой же мрачноватый антураж? Может, у них гробы вместо кроватей?

– У тебя никаких шансов, – мрачно сказала я себе. – Ты проторчишь тут до вечера и не почерпнешь ничего интересного для следствия…

Судя по тишине, царившей вокруг, соседи тоже предпочитали не мозолить глаза окружающим. Так что мне начало казаться, будто я одна-одинешенька в этом оазисе благополучия, который по неведомым причинам действует на меня угнетающе.

Просидела я так около получаса, и мне стало окончательно ясно, что этот мой день можно смело отнести к неудачным. Я твердо вознамерилась уйти и поднялась с удобного пенечка, как вдруг услышала за своей спиной голосок:

– Сигареткой не угостишь, подружка?

Я обернулась.

Прямо передо мной сияли ослепительно голубые, выгоревшие глаза на морщинистом личике, ко мне протягивалась маленькая ладошка, похожая на птичью лапку, а само это странное существо неопределенного пола и возраста было обряжено в совершенно не подходящие к этому времени и месту ужасающие грязные лохмотья.

– Конечно, – я протянула существу пачку «Винстона».

– Благодарствую, – степенно отозвалось существо и спокойно устроилось с моей пачкой на пеньке. – Ты чего-то тут давно ошиваешься… Поджидаешь кого?

В его взгляде проницательность смешивалась с откровенным любопытством.

– Да так, – отмахнулась я. – Покурить присела… Шла в больницу к подружке и…

«Господи, ну и чушь я несу, – ужаснулась я. – Если «оно» наблюдает за мной давно, то ничего ж себе – присела я покурить! Полпачки выкурила!»

«Оно» вежливо делало вид, что верит мне.

– Здесь странный, вишь ли ты, человечек живет, – задумчиво показало «оно» на мой «мемориал». – Я его боюсь. И тебе я бы не советовала тут сидеть…

«Ага, – отметила я. – Значит, это женщина…»

– Почему?

– Потому что он вроде бы убивец, – огорошила меня откровенностью странная незнакомка. – Не знаю, но Добрынька так говорит. А ей верить можно… Вроде как он ее к себе на «пиршество» заманивать пытался… Так что ты, девушка, шла бы, пока он тебя не приметил…

С этими словами она поднялась.

– Подождите! – взмолилась я.

Эту странную особу я сейчас почитала за дар небес, и мне совсем не хотелось, чтобы этот дар внезапно был отозван назад.

– Ну, жду…

– Как вас зовут? – начала я издалека.

– Танькой, – усмехнулась она.

– Видите ли, Танечка, меня действительно очень интересует этот человек… Живущий в доме.

И я рванула с места в карьер, даже не зажмурившись.

– Я детектив. Частный детектив. Только, пожалуйста, не говорите об этом ни с кем, ладно? Даже с этой вашей Добрынькой…

– Да я про него и не знаю ничего, – отмахнулась Танька. – Это тебе надо с Добрынькой…

– А где ее можно найти?

Она воззрилась на меня, вытаращив свои маленькие глазки, и расхохоталась.

– Добрыньку? Да вона там… Видишь больницу-то? Вон во дворе она обычно и спит… Потому что очень этого парня боится.

– А сейчас? Сейчас она там?

– Не, сейчас она на базаре побирается… Если не стесняешься, пойдем.

– Нет, что вы, – горячо заверила я ее. – Почему я должна вас стесняться?

* * *

Впрочем, уже через пятнадцать минут я поняла, что прогуливаться по улицам с бомжовками – почти подвиг. На нас постоянно оборачивались.

Наконец мы добрались до базарчика, где обреталась Добрынька.

Танька протискивалась сквозь толпу покупателей, таща меня за собой.

– Тут овощи дешевые, – объясняла она мне обилие людей на этом окраинном базаре. – Потому сюда все и прут…

– Смотреть надо, дрянь этакая, – завизжала толстенная баба с огромным пакетом, до самого верха заполненным цветной капустой.

– Да пошла ты, – вполне миролюбиво, на мой взгляд, отозвалась Танька. – Может, мне надо смотреть, а тебе худеть…

Бабища сузила свои и без того узкие глазки и застыла, беззвучно открывая рот.

– Пошли быстрее, пока она не очухалась. А то эта мегера ментов позовет.

Объясняться с ментами ни мне, ни ей не хотелось. И мы прибавили шагу.

– Вон Добрынька, – ткнула Танька пальцем в сидящую на корточках замусоленную «туркменку». – Пошли…

Подойдя, я ужаснулась – в руках у «туркменки» был завернутый в немыслимо грязную тряпочку ребенок, а сама она протягивала народу тощую ладошку.

– Добрынька, это я. Кончай прикалываться… Тут с тобой поговорить хотят.

Платок приоткрылся, и на меня посмотрел с откровенным любопытством совершенно не туркменский, светло-небесного цвета глаз.

Видимо, я не внушила ей уверенности в завтрашнем дне, и она снова принялась исступленно качать младенца.

– Добрынька, дура, что ли?

Добрынька, успешно справляющаяся с ролью туркменки, только презрительно фыркнула в ответ.

Мы ее явно не интересовали.

– Добрынька, – рассерженно пнула ее в бок Танька. – Она тебе сигарет даст… Смотри.

И она повертела перед носом у Добрыньки синенькой пачкой моего «Винстона».

Добрынька этот аргумент сочла решающим.

– Сейчас, – вздохнула она и оглянулась вокруг. Заметив, что на нее никто не обращает внимания, она засунула «ребенка» в сумку и встала. – Че надо-то?

– Ее твой чокнутый из «кладбища» интересует, – сообщила Танька. – Она детективка… Во.

– А чего он тебя интересует?

Глаза у нее были потрясающие. Да и сама Добрынька была высокой и тоненькой. «Интересно, почему она оказалась на самом дне?» – подумала я, с интересом рассматривая ее тонкое, красивое личико.

– Давай сначала найдем точку для разговора, – огляделась я вокруг. – А уж потом… Потом я попробую тебе все объяснить. Пойдет?

– А сигареты?

Я полезла в свой рюкзачок. Ура! Сигареты у меня еще были.

Я кивнула.

– Будут тебе сигареты…

– Ну, пошли. Только…

Она нахмурилась, пожевала губами и решительно дополнила:

– Я еще жрать хочу. Хавчик будет?

Я посмотрела свою наличность.

– Будет, – успокоила я ее.

– Пойдем, – кивнула Добрынька и решительной походкой направилась к трамвайной остановке, рядом с которой толстенная тетеха торговала гамбургерами.

* * *

Старцев ехал по шоссе.

Он уже почти настроился на непременную удачу. Так советовала ему Ольга-психоаналитик. Все, по ее словам, зависело от настроя.

Он почти проехал мимо стоящего у обочины дороги «БМВ» цвета электрик, но что-то ударило в грудь.

Он оглянулся.

Девушка за рулем задумчиво курила, темные очки и легкий газовый шарфик делали ее безумно похожей на Шарон Стоун.

«Это же та, из моего двора, – удивился Старцев. – Надо же… Наверное, вот так и выглядит судьба…»

Он вернулся и вышел из машины.

– Помощь нужна? – доверительно спросил он, всем своим видом показывая, что она может рассчитывать на любую помощь с его стороны.

Девица смерила его долгим взглядом и покачала головой.

– Нет, все в порядке… Я жду жениха.

Старцев почувствовал, как воздушный замок будущего счастья тает на глазах. Стараясь не показать, насколько уязвлена его гордость, он развел руками и пробормотал:

– Ну, простите за навязчивость…

– Да нет, что вы! – улыбнулась «Шарон Стоун». – Я вам очень благодарна. Не часто встречаются такие отзывчивые люди…

– Такие прекрасные девушки – тоже, – он поцеловал ее руку. – Жаль, что у вас есть жених… Я охотнее принял бы вас за свою судьбу.

– Увы! – рассмеялась она. – Еще раз спасибо…

Судя по ее уверенности в себе, великолепной машине и манере одеваться, девочка принадлежала к «хай-фай» классу. И стояла на более высокой ступенечке, чем Юля…

«Черт побери, вот если бы она и была моей невестой», – с тоской подумал Старцев, отъезжая, и, не удержавшись, обернулся.

Красотка смотрела ему вслед, даря на прощание загадочную полуулыбку. И Старцев осознал, что, если бы она сейчас поманила его пальчиком, он бросился бы к ее ногам.

Потому что, черт побери, она была не похожа на женщин, которые встречались ему до сей поры.

Она была женщиной его мечты, но принадлежала, увы, другому.

«А вдруг все-таки – судьба?» – подумал Старцев и сам же ответил себе иронической улыбкой.

Нет, просто случайная встреча… А жаль.

 

Глава 8

Елена Тимофеевна и сама была удивлена своей доверчивостью – несколько раз она оборачивалась, поскольку ей в голову приходила опасливая мысль, будто этот парнишка ПОДОСЛАННЫЙ, но она отгоняла ее, потому что в ее душе крепла уверенность: не мог он иметь никакого отношения к ЭТИМ, просто не мог…

– Ну, вот мы и пришли…

Она открыла дверь, и Фримен оказался в небольшой квартирке, со старой мебелью, явно знавшей лучшие времена… Сейчас тут пахло старостью и несчастьем, как у больных пахнет лекарствами.

Несчастья поселились в этом доме, отметил Фримен. Более того, они не собирались покидать этого жилища – как пиявки, вцепившись в воздух, в душу… Фримен прошел в комнату.

Старый сервант с трудом сохранял равновесие на сломанных ножках. Иконы в углу – непременный теперь атрибут – были бумажными, засаленными, впрочем, засаленным тут было все.

– Чай будете?

Фримен кивнул.

Он пытался понять, чем живет Елена Тимофеевна, и закрыл глаза, чтобы сосредоточиться.

Звук зажигаемой плиты, шипение газа, стук чашек… Наверняка будет варенье в голубой старой вазочке, усмехнулся про себя Фримен.

И печенье.

Она одинока?

Он не стал бы утвердительно отвечать на этот вопрос. Елена Тимофеевна производила впечатление человека, которому ЕСТЬ ДЛЯ ЧЕГО ЖИТЬ.

Фримен прошел в глубь комнаты, туда, где в таких квартирках обычно находятся фотографии, – в «красный угол».

Он не обманулся в своих ожиданиях.

Фотографии действительно украшали книжный шкаф – любопытный Фримен прочел названия на немногочисленных корешках и усмехнулся. Все типично – в основном книги из школьной программы да советские романы, скучные, как эта запрограммированная жизнь.

Как фотографии, на которых застывшие лица рано постаревших людей выглядели настороженными, – какие-то мужчины и женщины да маленькая девочка с хмурым личиком. Элла?

Он присмотрелся к ней. Попытался найти ее взрослое лицо, но нет, ничего похожего не было.

Как будто Елена Тимофеевна хотела оставить свою дочь МАЛЕНЬКОЙ…

Хмурая девочка смотрела на него исподлобья, плотно сжав губы, отказываясь улыбнуться, поверить в сказочку – «сейчас вылетит пти-и-ичка»…

Бант на затылке казался чуждым ее узкому личику, и вообще Фримену почудилось, что она ЗНАЕТ все о своей будущей судьбе…

– Это моя дочь, – услышал он за спиной.

– Она совсем на вас не похожа, – отметил Фримен.

– Она – вылитый отец, – устало вздохнула женщина. – Такая же…

Она не договорила, спрятав от Фримена конец фразы, как спрятала бы некую постыдную деталь своей биографии.

Интересно, кем же был Эллин отец?

– А где она теперь?

– Если вы действительно экстрасенс, – мрачновато усмехнулась Елена Тимофеевна, – должны бы догадаться… Она погибла. Восемь лет назад… Будете чай?

* * *

Добрынька оказалась просто находкой для шпиона.

Уплетая за обе щеки гамбургер, запивая его пепси-колой, она сначала хранила присущее высокому моменту благоговейное молчание, но, наконец покончив с трапезой, вытерла рот и закурила.

– Он псих, – доверительно сообщила она мне, имея в виду Чеботарева.

– Почему? – поинтересовалась я. Мне тоже показалась немного странной его приверженность к мрачноватой архитектуре кладбищ, но это же не показатель?

– А он картинки рисует, – отмахнулась Добрынька, наслаждаясь сигаретой.

Все это время Танька молчала, поскольку я накормила и ее – правда, в отличие от Добрыньки, Таня возжелала пирожных. Но после этого Добрынькиного утверждения, заметив мое недоумение, фыркнула и пояснила:

– Он страшные картинки рисует…

– Кровью, – мрачно вытаращилась на меня Добрынька. – Он меня один раз затащил в свой сарай… Эх, и натерпелась же я страху! Представляешь, там вот такая стена, и лапки собачьи и кошачьи! А из них он сляпал фигуру бабы какой-то, будто эта баба валяется на земле вся в кровищи и улыбается.

– Погоди, как это?

Я ничего пока не понимала.

Какие лапки? Какая баба, которую Чеботарев сотворил из этих лапок?

– Да я ее не рассматривала, ты че? Я рванула оттуда, потому что он мне сказал, что голову с меня рисовать станет… Я как прикинула, что он мне, как кошкам лапки, башку отстрижет, заорала и была такова! – продолжала Добрынька. – Мне жить охота! Я теперь за семь верст обхожу этого психопата!

– Может быть, он тебе ничего бы и не сделал?

– Ага, не сделал! Щас! У монстра рожа-то была ненормальная…

– А зачем ты к нему пошла, если у него такая рожа? – поинтересовалась я про Чеботарева.

– А он мне хавчик обещал, – разъяснила Добрынька. – И потом – я ж не знала про лапки! Он меня спросил – хочешь моделью поработать? Я захотела, думала, посижу немного без движения, пока он слепит, чего ему надо, а он… Он меня мордой хотел в чан с кровью окунуть… Бр-р-р…

Да уж, отметила я про себя, странноватый у нас типаж получается…

– Жаль, что к нему никак нельзя подобраться, – вздохнула я.

– Да прям нельзя, – отмахнулась Танька. – Там к его сараю лаз есть.

Я аж подпрыгнула.

Вот удача!

– Покажете?

Они переглянулись.

– Подумать надо… Давай ты завтра придешь?

Добрынька смотрела на меня с добродушной хитрецой, и я догадалась, почему завтра.

Сегодня-то она сыта. А вот завтра… За экскурсию к лазу можно ведь еще гамбургеров с меня выбить.

Меня это «завтра» тоже вполне устраивало.

Я посмотрела на часы.

До нашей с Лизой встречи оставалось всего ничего. Надо было торопиться, и лаз, соответственно, сам собой откладывался.

– Ладно, – вздохнула я. – Завтра так завтра… На этом месте в этот же час. Пойдет?

Они кивнули.

На том и расстались.

* * *

Лизу я нашла возле цирка.

Она стояла около шикарной машины цвета электрик и разговаривала с умопомрачительно наряженной девицей. Девица была в черных очках и смотрелась по высшему разряду. Портила ее неприятная лисья мордочка с узко сжатыми губками, стянутыми в ниточку, и странное – завистливое и в то же время презрительное – выражение глаз.

– Машина в порядке?

– О Таня! Ради бога, – простонала Лиза. – Я тряслась над ней, как над бриллиантом. – Ла-адно, – протянула девица немного в нос. – Если еще понадобится, позвони…

– Спасибо.

Лиза уже видела меня и широко улыбалась.

На лице ее собеседницы отразилось легкое недоумение, и высокомерная усмешка не замедлила появиться на тоненьких губках.

«Кого же она мне напоминает? – попыталась припомнить я. – Кого-то из моего далекого детства…»

– Познакомьтесь, это Саша.

– А мы, кажется, знакомы…

Она с видом явного превосходства протянула мне свою узенькую ладонь.

И я вспомнила.

Ну, как же…

Противный смех и передразнивание моей быстрой речи. Еще я немного картавила – потом-то это мне помогло с французским языком, но тогда Танечка не упускала случая меня «опустить». Она боролась за превосходство перед нашей общей подружкой – девочкой, которая смотрела всем в рот, начиная от своих родителей и кончая нами обеими… Мне-то это было скучно, а вот Танечке нравилось… Интересно, что могло связывать эту стервозочку с нашей Лизаветой?

Неужели и их пути пересеклись?

– Привет, Таня, – сухо поздоровалась я.

Сейчас все мои детские обиды вспомнились, я снова ощущала себя рыжей и чересчур порывистой и доверчивой Сашкой.

– Как поживаешь?

На всякий случай она подпустила в голос нотки радости и дружелюбия, не забывая при этом оставить там снисходительность.

Бомжую потихоньку, хотелось ответить мне; судя по ее внешнему виду, Танечка давно пристроилась к веселой компании нуворишей.

– Ничего, – выдавила я остатки вежливости.

– Работаешь? Замужем?

Я покачала головой.

– Нет. Собираюсь в монастырь…

В ее глазах на минутку зажглась зловредная радость, но она притушила это недостойное чувство и выдохнула:

– Да ты что? Зачем?

Лиза таращила на меня глаза и собиралась, кажется, испортить мне всю игру лошадиным ржанием.

– Жизнь не задалась совсем, – спокойно и грустно констатировала я. – Буду искать спасения от ее враждебных вихрей где-нибудь в Тибете…

– Ты что? – прошипела мне на ухо Лиза. – У нее же глазки блестят от восторга…

– Мне нравится доставлять людям радость, – сказала я и, помахав своей «подруге» детства рукой на прощание, потащила Лизу прочь – мне не терпелось услышать, что ей удалось узнать. И черт побери, откуда она знает змеюку Таню?

* * *

– Будете чай?

Фримен с удивлением посмотрел на Елену Тимофеевну. Странный переход…

– Да, – кивнул он, стараясь не показать, насколько он ошарашен. «У меня убили дочь, выпьете чаю?» Даже спустя восемь лет такая холодность кажется ненормальной.

Женщина подняла глаза, и их взгляды встретились. В глубине ее глаз Фримен все-таки увидел приглушенную боль. Но вызвано ли было это чувство гибелью дочери?

– Простите, – проговорил Фримен.

– За что?

Она была удивлена.

– Наверное, вам больно вспоминать о смерти вашей дочери…

Она неопределенно пожала плечами. Подняла чашку, сделала из нее глоток, поставила на стол.

– Взгляните на ее фотографию, – неожиданно нарушила она молчание.

– Зачем?

– Чтобы понять одну вещь – моя Элла сама шла к этому. Мне действительно больно о ней вспоминать – ведь я могла хотя бы попытаться изменить ее. Но… Ее судьба уже состоялась, разве не так принято у вас говорить?

Странно, подумал Фримен. Он не ожидал услышать от нее таких слов. Вначале Елена Тимофеевна показалась ему обычной. Слишком обычной.

– Не надо так на меня смотреть, – усмехнулась она. – Я была такой же, как Элла. Но вовремя остановилась… Когда поняла, чем приходится за это платить. Элла не поняла… Бог мой, какая же это глупость!

Она рассмеялась. Фримен вздрогнул – этот смех показался ему неуместным, страшным, как карканье ворон на кладбище.

– Вы сыщик? – спросила женщина.

Она теперь смотрела прямо ему в глаза, и Фримен понял, что глупо продолжать игру, сейчас эта игра только все разрушит.

– Не совсем, – признался он.

– Почему вас так заинтересовала Элла? Через столько лет?

– Парень, который сидит в тюрьме…

– У него тоже своя судьба, – покачала головой женщина. – Он платит за свою любовь. Ему ведь тоже хотелось неведомого, странного, непонятного. Тоже хотелось возвыситься…

– Но настоящие убийцы не платят за совершенное ими зло, – возразил Фримен.

– А я не уверена, что это было зло, – ответила Елена Тимофеевна. – Может быть, убийство Эллы было своего рода искуплением ее греха? Расплата ведь отчасти искупление? И это уж их проблема, что они свой грех не искупили. Значит, тем страшнее будет возмездие.

– Вы не любили дочь?

– Любила, – вздохнула женщина. – Но… Пойдемте. Я кое-что вам покажу…

Она поднялась со стула, стул скрипнул. Этот скрип показался Фримену зловещим, как стон.

Открыв дверь в маленькую комнатку рядом, Елена Тимофеевна включила свет.

Комнатка была заполнена книгами.

– Вот чем увлекалась моя дочь, – усталым голосом сказала она, поправляя выбившуюся из прически прядь. – Можете посмотреть, если не боитесь. Я хотела сжечь всю эту гадость, но потом пожалела. Все-таки воспоминание о моей глупой дочери…

* * *

Стоило машине с Таней отъехать, я обернулась к Лизе.

– Откуда ты ее знаешь? – спросила я.

– А ты?

– Кошмар моего детства, – пояснила я.

– Кошмар моей юности, – фыркнула Лиза. – Но я никак не могла обойтись без ее помощи… Больше никто из моих знакомых не обладает пижонской машиной… А мне надо было произвести впечатление на нашего друга Старцева…

– И как? Произвела?

– Думаю, да, – самодовольно усмехнулась Лиза. – Он пускал слюни, сопли и проявлял другие признаки эрекции… Его руки дрожали, ладони потели, и он был готов немедленно предложить мне светлое завтра, ежели бы я только согласилась… Но увы! Как истинная кошка я люблю сначала поиграть с мышкой. А уж потом подумаем о близких отношениях…

– Только будь осторожна, – попросила я. – И что он за парень, этот Старцев?

– Лысый и старый Казанова, – сообщила Лиза. И достала сигареты.

– Дай одну, – попросила я.

– У тебя же было две пачки.

– Я раздала их нуждающимся, – призналась я.

– Добрая Александриночка, – хихикнула Лиза и протянула мне пачку.

– Добрая Елизаветочка, – передразнила я ее. – Так что у нас со Старцевым?

– Пока ничего. Кроме того, что, как мне удалось выяснить, наш бонвиван тащится от богатых дев, играет в теннис – ужасающе плохо, со мной он спарринг не выдержит, хотя я в этом виде спорта не отношу себя к лучшим… Я помоталась за ним по городу, навела справки у словоохотливых соседок, кстати, у нашей Рамазановой…

– Ты что? – изумленно вытаращилась я на нее.

– Ну да. Оч-ченно удобно, скажу я тебе, ма шери. И вроде бы следишь, и в то же время черпаешь нужные сведения об интересующем тебя втором объекте. Кстати, Рамазанова чиста и невинна, как младенец. Но нам все-таки придется еще немного ею поприкрываться. Ну так вот, Эльмира Маратовна рассказала мне, что Димочка наш – юноша с запросами, в данный момент ведет долгосрочную осаду некоей Юлечки, являющейся единственной дочерью друга Рамазанова-супруга. И очень наша Эльмира Маратовна за деточку переживает, поскольку Старцев кажется ей плохой парой для девочки…

– Почему? Потому что старый и лысый?

– Нет.

– Бабник?

– Нет, – торжествующе пропела Лиза. – Дело не в этом. Просто нашей Эльмире Маратовне не нравится его близкий дружок Чеботарев, о коем ходят самые разные слухи, и один из них…

Она приблизила ко мне лицо, сделала страшные глаза и трагическим шепотом изрекла:

– Что в прошлом у Чеботарева какая-то страшная тайна. Говорят даже, он вроде бы лечился от вампиризма… Или кого-то убил. Но, я думаю, тебе об этом теперь известно немного больше, чем нам с Эльмирой Маратовной, посему я умолкаю.

– Да я почти ничего и не выяснила, – призналась я. – Совсем немного…

И я вкратце пересказала ей то, что мне удалось узнать от моих новых странноватых подружек.

* * *

Несмотря на включенную лампу, Фримену казалось, что в комнате темно.

Он подошел к книжной полке. И вздрогнул, невольно обернувшись к Елене Тимофеевне.

Она стояла, прислонившись спиной к стене, скрестив руки на груди, смотрела мимо него – на эту же полку и на стены, украшенные репродукциями картин Валледжио.

– Здесь она проводила почти все время…

Ему показалось, даже голос у женщины тут изменился – стал глуховатым, будто она подсознательно боялась оживить тени прошлого.

Тень своей дочери?

Он протянул руку к книгам.

– Нет, не трогайте это, – попросила Елена Тимофеевна, и снова Фримену послышались в ее голосе отчетливые нотки страха. – Вдруг это оживет?

Выбор тут резко отличался от выбора книг в центральной комнате.

Несколько томов Кастанеды.

Ну, это еще куда ни шло, усмехнулся Фримен. Кто ж из нас не читал про Дона Хуана в юности? «Тебе следует подружиться со своей Смертью. Тогда ты познаешь жизнь. Твоя Смерть всегда стоит за твоим плечом».

Рядом Папюс. И это тоже можно пережить. Папюс с его «Практической магией» просто туфта. «Молот Ведьм». Еще несколько тонких брошюр из «шизофренического репертуара». Далее – Блаватская, Рерих, Кришнамурти, Анни Безант… Девушка активно маялась дурью. Он остался бы при таком убеждении, если бы…

Если бы не темный том, от прикосновения к которому у него начало покалывать руки.

Кроули.

Великий магистр, мать его… А заодно бы в ту же выгребную яму и добреньких издателей, обогащающих умы молодежи сатанистским бредом.

Кроули…

Теперь Фримену уже не казалось невинным странное собрание книг в комнате Эллы.

Кроули возглавлял эту армию безумцев, как Сатана возглавляет армию бесов. И в самой сердцевине – мрачное лицо девочки, которую восемь лет назад нашли на пляже «Веселый дельфин».

Девочки, которая не желала улыбаться, потому что кто-то отравил ее сознание, превратил ее в жертву собственного безумия.

И – Фримен все больше склонялся к этой мысли – этот «кто-то» был чрезвычайно опасен, поскольку его бредовые идеи гуляли на свободе, и никто не был застрахован от прикосновения их к своему сознанию.

А значит, никто не был застрахован от Эллиной судьбы.

– С них все и началось – с этих книжек, – усталым голосом сказала Елена Тимофеевна. – Знаете, говорят, книги – добро. А у нас вышло все наоборот… Лучше бы моя Элла никогда не умела читать!

 

Глава 9

– Ну, где же он?

– Не ерзай, а то лавка сломается, – меланхолично бросила Лиза.

– Ага, вот уж мне дело до твоей лавки, – огрызнулась я. – Я за Фримена волнуюсь…

– А я все Пенсу скажу. Сидит тут и пытается сломать лавочку из-за постороннего мужчины.

– Интересно, а если с ним что-нибудь случится? Это ведь будет по нашей вине!

– Ничего и не по нашей, – заметила Лиза. – Я тоже жизнью рисковала. А ты с бомжовками разгуливала… Может быть, ты от них всяких болезней набралась. Или вшей…

Последнее предположение меня испугало. Я сразу же припомнила грязные ладошки и сто лет не мытые волосы… Конечно, они в этом не виноваты, но вши! О боже!

Я начала судорожно лохматить свои волосы, а подлая Елизавета наблюдала за мной с нескрываемой издевкой.

– Вот теперь, Данич, ты стала окончательно похожа на обезьяну, – хмыкнула она. – Просто вылитый гамадрильчик… А еще приятнее этот факт оттого, что на горизонте, кажется, маячит твой Прекрасный Принц…

Я так и застыла в нелепой позе, с поднятыми вверх руками, всматриваясь в даль.

Никакого Фримена я не видела.

– Где он? – прошептала я.

– Может, снова на пляж потащился, – расхохоталась Елизавета. – Обманули дурачка на четыре кулачка!

И она высунула свой длиннющий, острый язык.

– Борисова, я тебя сейчас убью, – прошипела я.

– Сама будешь расследовать, – усмехнулась Лиза. – И ты как-то несерьезно себя ведешь, Сашенька… Прямо не детектив, а дитя ясельного возраста. Прыгаешь, кривляешься, чешешься… Просто ужас!

– Привет, девочки, – раздался голос за спиной.

Мы обернулись.

Фримен преспокойно перешагнул через спинку лавки и сел рядом с нами. Глаза у него, в отличие от наших, оставались совершенно серьезными и задумчивыми.

– Что-нибудь случилось? – поинтересовалась я.

Его взгляд на нас подействовал, как ведро холодной воды, веселиться моментально расхотелось, будто Фримен принес с собой воздух чеботаревского склепа.

– Ничего, кроме одного. Мы вляпались, девочки. Круто вляпались…

– Ладно, – поморщилась Лиза. – Оставь загробный тон и кончай пугать двух несчастных девиц. Чего у тебя там за навороты? Мать Эллы Ардасовой любит на досуге изобразить из себя ведьму на метле? Или малюет вместе с Чеботаревым странные картины с использованием членов невинно убиенных животных?

– Что? – вскинул на меня и на Лизу глаза Фримен. – Повтори, чем занимается ваш Чеботарев?

– Да вовсе он не наш, – открестилась от Чеботарева Лиза. – Он поклонник странных коллажей. Отрежет у несчастной кошки лапу – и бац!

Она со зверской рожей приделала лапку к невидимому холсту.

– Ничего себе субчик-голубчик, да? – спросила она Фримена.

– Теперь становится понятнее, – задумчиво молвил Фримен, разглядывая то место, на котором только что Лиза имитировала творческие акты. – А что со Старцевым?

– Похотливый козел, – охарактеризовала своего подшефного Лиза. – Тусклый и скучный. Я его обольщаю по мере своих скромных возможностей, но на сногсшибательный успех не надейтесь. Старцев любит богатых барышень, а у меня с финансами туговато… Лучше поведай-ка нам страшную историю об Элле Ардасовой… Например, почему из твоих уст вылетела фраза «мы вляпались»?

– Сейчас, – пообещал Фримен. – Только сначала поделитесь сигаретой…

* * *

– Пока, солнышко!

Он поцеловал ее и направился к дверям.

Ирина Львовна проводила его взглядом. Сегодня она себя ужасно чувствовала.

Сердце напоминало огненный и тяжелый шар, и Ирине было страшно. Может быть, именно так начинается инфаркт?

Ирина Львовна очень боялась инфаркта. Она даже бросила курить и почти не пила кофе, чтобы, не приведи господи, не испытать на себе эту ужасную болезнь.

Двери за мужем со стуком закрылись, Ирина Львовна осталась совершенно одна.

Двор она ненавидела – слишком уж эти ворота и забор напоминали ей кладбище, поэтому Ирина Львовна направилась в дом.

По дороге она остановилась перед «мастерской». Несколько лет назад она дала себе слово держаться подальше от странных увлечений мужа. Ей не хотелось снова оказаться перед необходимостью его психиатрического лечения. Поэтому быстрыми шагами она прошла мимо, поднялась по ступенькам и, стараясь не смотреть в ту сторону, вошла в дом, от страха почти позабыв о тяжести в сердце.

В комнате она пришла в себя и присела устало в кресло, задумавшись. Почему я так боюсь этого, спрашивала она себя. Почему я не могу переступить через свой ужас?..

Но перед ее глазами снова и снова вставала кошмарная картина – ее муж с руками по локоть в крови, совершенно кретинская улыбка на его губах… Нет, посещение этой «мастерской» выше ее сил.

* * *

– Так вот, эта странная подборка книг меня поразила. Сначала я, конечно, подумал о сатанистах…

– И справедливо, – фыркнула я. – Наличие там Кроули, знаешь ли, автоматически заставляет так подумать.

– Но это не то, – едва заметно поморщился он. – Понимаешь, что-то не так. Не так… просто, что ли. Элла Ардасова была более сложной натурой. Если подумать немного, то кто такие сатанисты? Они примитивны по своей сути. Даже их ритуалы: что бы мне ни говорили об интеллекте «адептов», я никогда с этим не соглашусь. В основе этого культа лежит самая банальная трусость, а Элла… Она не была трусихой. Ее мать мне рассказывала, что Элла в детстве спасла какого-то мальчика. Она хорошо плавала, а мальчик был толстый, начал тонуть, Элла бросилась ему на помощь… То есть до определенного возраста Элла была нормальным, жизнерадостным ребенком. А потом случилось «страшное чудо». Я прихватил обе фотографии… Посмотрите.

Он протянул нам два снимка.

– Это один и тот же ребенок? – не поверила я своим глазам.

На одном снимке была нормальная девчонка с открытой улыбкой, а на другом… Вы не смотрели «Семейство Адамсов»? Второй снимок как раз занял бы достойное место в их фотоальбоме. Мрачный взгляд, напряженная улыбка…

– Один и тот же, – кивнул Фримен. – Елена Тимофеевна говорит, что во всем виновата она сама – после смерти мужа ей пришлось позволить бабке по отцовской линии забрать к себе девочку на полгода. Бабка эта фанатичка, сектантка. Вот от нее, судя по всему, и начались метаморфозы с Эллой. Свидетели Иеговы, к которым относила себя бабка, скорее всего повлияли на сознание ребенка.

– Но они же не сатанисты? Кроули-то у них в программу изучения не входит? Они, конечно, малосимпатичные ребята, но при чем…

– Она искала по принципу «от противного», – предположил Фримен. – Понимаешь, Сашка, когда кто-то превратил твое детство в кошмар, ты хочешь найти его апологета. Откуда ж маленькой девчонке было знать, что «Свидетели» не бог? Для нее врагом стал именно бог. Поэтому она начала искать дорожку к сатане. Вот только одно мне неясно. Кто подсказал ей направление?

– А что говорит Елена Тимофеевна о Чеботареве и Старцеве?

– Ничего не говорит, – пожал он плечами. – То ли ничего о них не знает, то ли не хочет… Хотя я склонен ей верить. Она действительно удивилась, услышав эти фамилии. А вот Лешу Чернышова она прекрасно помнит. Он, как она сказала, был ее надеждой. Когда Элла с ним познакомилась, она будто вернулась в свое детство. Стала мягче, спокойней, добрее… Кстати, она не верит, что Леша это сделал.

– Но почему тогда она не сказала об этом на следствии? Разве она не заинтересована была в поимке настоящих преступников?

– Восемь лет назад у нее не было на это сил. И еще одно…

Он задумался.

– Что? – первой не выдержала Лиза. – Слушай, Фримен, почему ты замолчал? Нам ведь интересно…

– А я не могу пока с вами об этом разговаривать, – мягко улыбнулся он. – Это вроде как чужая тайна, которую я поклялся хранить. И вряд ли она имеет отношение к нашему расследованию.

– Знаешь, Фримен, это подлость с твоей стороны! – возмутилась уже я. – Мы же как раз тайнами и занимаемся! И никому не скажем, если от этого не будет зависеть установление истины…

Он еще немного подумал и наконец сказал:

– Ну, хорошо. Только никому не слова, поняли? Вполне вероятно, что это можно использовать… Но если вы проболтаетесь, все кончено!

– Да мы онемеем, как задумчивые акулы, – пообещала Елизавета.

– А почему акулы-то у тебя задумчивые? – спросила я.

Образ «задумчивой акулы» никак не мог родиться в моей несчастной голове. Плавает этакая задумчивая акула и думает, кого бы ей скушать…

– Да в голову пришло, не знаю, – отмахнулась Лиза. – Фримен, ну? Что там за страшная тайна, которую мы можем использовать? Не томи, пожалуйста!

Она скорчила такую физиономию, что Фримен не выдержал и рассмеялся.

– Ну же, Фримен!

– Как раз в тот момент, когда я уже собирался уходить… Кстати, мне очень понравилась Елена Тимофеевна.

– Мы рады за тебя и за нее, – нетерпеливо кивнула Лиза. – Рассказывай дальше.

– Очень милая дама, добродушная и неглупая…

– Фримен!!!

– Ладно, ладно. Так вот, я уже собирался уходить, естественно, договорившись о новой встрече, если она будет необходима… В этот момент в дверь позвонили, Елена Тимофеевна открыла, и вошла какая-то пожилая леди вместе с девочкой. Вылитая Элла, только… Она больна. У нее, как я понял, проблемы с умственным развитием. Елена Тимофеевна воспитывает ее одна, правда, ей помогает двоюродная сестра, та самая, что привела девочку, она забирает ее к себе на время. А теперь плачьте, дорогие дамы, потому что эта девочка и впрямь оказалась дочерью Эллы Ардасовой, и ей… Догадайтесь, сколько ей лет?

– Сорок пять, – пробурчала я.

– Десять с половиной, – торжествующе выговорил Фримен.

– И что ты по этому поводу так ликуешь?

– Получается, это не от Чернышова. С Чернышовым-то она познакомилась девять лет назад.

– То есть…

Я поняла, что он имел в виду.

Эллу Ардасову могли убить именно из-за этого ребенка!

– Скажем так – этот ребенок мог быть от кого-то из наших дражайших свидетелей… – подумала я вслух.

– Умница!

– Умница-то я умница, вот только подходят оба, – проворчала я. – Потому как один уже женат, а второй постоянно женится на всех богатых девицах… Значит, оба могли быть в роли «страдальцев».

– Я думаю, это Старцев, – немедленно указала на своего подшефного Лиза. – Он просто просится на роль обманщика и убийцы…

– Но Эллин возлюбленный, надо полагать, немало способствовал ее увлечению всякими идиотами типа Кроули, – покачала я головой. – А тут просится, извините, уже мой подшефный. То есть Чеботарев.

– Или они оба, – пошел дальше Фримен. – Поскольку оба они были близкими друзьями…

– Это тем более говорит о том, что мы должны вплотную подобраться к парочке этих «славных ребят». Другого выбора у нас, похоже, просто нет.

* * *

Ирину Львовну знобило.

«Все-таки это простуда»…

Она поставила чайник и накинула на плечи пуховый платок.

На улице стояла солнечная погода, теплая, тихая, как будто не было утомительной недели с дождями, грозами – о, как Ирина Львовна боялась грозы! Как ребенок, она пряталась от молнии – если бы могла, заползла бы под кровать. И вот, пожалуйста, сейчас, когда можно было бы погулять, она самым кретинским образом простужена.

Чайник засвистел, Ирина Львовна налила чай. Сделав глоток, она почувствовала себя немного лучше – горячий чай приятно согревал ее.

«Такое ощущение, что внутри меня был лед, и теперь он растапливается», – улыбнулась она.

По радио пел Гребенщиков. Про Иванова, которому все на остановке наступали на крыла.

А у Ирины Львовны и крыл не осталось – даже наступить не на что… Только замерзшая душа.

Вот если бы был ребенок…

Она посмотрела в небеса.

Если бы, господи, у меня был ребенок. Каким бы он был?

Она прикрыла глаза.

Странно, но ребенок в ее воображении был уменьшенной копией Чеботарева. Маленький, со странной, дебильной улыбочкой. И тайной в глазах, только Ирина Львовна совсем не хотела угадать, что это за тайна.

Она боялась.

Точно так же, как и тайны Чеботарева. Будто ее ребенок мог носить в себе отцовский страшный секрет…

Внезапно до нее донесся странный звук. Словно кто-то уронил на пол тяжелый предмет.

Она прислушалась.

Нет, показалось…

В доме по-прежнему царила тишина, нарушаемая лишь радиоприемником.

Она выключила приемник, чтобы убедиться, что в мире все по-прежнему, незыблемо, царят тишина и пустота, как в склепе.

Сначала она прислушивалась, застыв у окна. Ей было немного страшно – в доме никого не было, кроме нее. И в то же время ей сейчас казалось, что это не так.

Тревога уже начала рисовать в ее воображении страшные образы.

Она осторожно, стараясь не шуметь, вышла во двор и огляделась.

Воры.

Ведь все знают, что сейчас никого не должно быть дома. Конечно, никто не рискнет пробиваться сквозь ворота…

Кстати, облегченно вздохнула она, ворота-то не скрипели. Никто не мог войти, не скрипнув этими тяжеленными воротами. Первый раз в жизни Ирина Львовна думала о воротах с симпатией.

Она почти успокоилась и повернула назад, к дому, и тут-то застыла, боясь повернуться.

Теперь она слышала отчетливые шаги. Движение в «мастерской».

– Господи, что это? – прошептала она.

Медленно, словно ее ноги стали свинцовыми, она подошла к мастерской и прислушалась.

Теперь уже сомнений не было – внутри кто-то был.

Она толкнула дверь, и та неожиданно поддалась.

Сделав шаг внутрь, она еще успела удивиться внезапному своему бесстрашию и остановилась, потрясенная.

Человек спокойно стоял спиной к ней и фотографировал ужаснейшую картину, на которой грубыми мазками была изображена лежащая на песке фигура – чья, Ирина Львовна не могла понять. И тут неожиданный гость обернулся. Ирина Львовна сделала шаг назад и прижала руку к горлу, пытаясь удержать крик, рвущийся с губ.

– Ты? – прошептала она. – Что ты тут делаешь? Убирайся отсю…

Она не смогла договорить. Ком подкатил к горлу, и Ирина Львовна заплакала, потому что в этот момент все ее надежды превратились в ангелов и, взмахнув крылами, поднялись в воздух, унося ее душу вслед за собой.

 

Глава 10

Надо сказать, настроение у меня несколько испортилось. Терпеть не могу сатанистов и вообще всякие истории с привидениями! Сейчас я охотно бы свалила все на Лизу с Фрименом – пусть гуляют себе ночью по пляжам, а я с восторгом занялась бы отслеживанием госпожи Рамазановой, тем паче что эта дама и не думала об изменах… Я вспомнила ее хитренького мужа и от души пожелала ему, чтобы Рамазанова и впрямь занялась бы чем-то предосудительным, например, ударилась бы в кришнаитки… Ходила бы лысая по улицам и пела бы веселенькие песни про «харе кришну»…

Пока же песни распевала только Лиза, шествуя со мной рядом, и пела она вполголоса, как бы отвечая моему печальному настроению:

– Утекай, в подворотне нас ждет маниак, хочет нас засадить на крючок…

Ох! Вот только «маниака» мне не хватало!

– Лиза! – попросила я ее миролюбиво. – Не могла бы ты уж лучше исполнить вагнеровский «Полет валькирий»?

– Не могла бы, – отрезала безжалостная Лиза. – У меня голос гнусавый. Как у Лагутенко. Оперные партии у меня не получаются…

И она как ни в чем не бывало продолжила:

– Остались только мы на растерзание врагам… Парочка простых и молодых ребят…

Фримен шел задумчивый и не обращал на Лизино пение никакого внимания.

– Лиза, у меня и так настроение портится, как погода, – снова взмолилась я.

– Ладно, – смилостивилась Лиза. – Сменим репертуар.

И она заголосила про «девочку с узкой косой».

Я поняла, что спорить с ней бесполезно. Лизе дурачества помогали мыслить. И ей было наплевать, что это мешает мыслить мне. Более того, ее ужасно забавляло мое бешенство. Поэтому я отошла подальше и перестала обращать на нее внимание.

Очень скоро она успокоилась, и до нашего офиса мы добрались в полном молчании и мрачноватой задумчивости.

* * *

Добрынька была довольна сегодняшним днем. Она возвращалась домой, насшибав кучу денег, а в кармане еще оставались сигареты, и в желудке приятно урчало.

Она не особенно задумывалась о том, что завтрашний день вряд ли будет таким удачным – об этом Любочка Добрынина не задумывалась уже давно. С тех пор как оказалась на улице, она просто запретила себе думать о завтрашнем дне.

Поразмыслив, она купила на вырученные деньги бутылочку и твердо решила позвать Таньку – если б не Танька, такой удачи ей не видать. А так завтра эта рыжая детективша снова угостит сигаретами, правда, надо проверить, есть ли еще лаз в «комнату страха».

Добрынька даже остановилась, такой кошмарной показалась ей эта мысль.

В самом деле, придет завтра детективша, а лаза нет… И как она будет тогда выглядеть?

С сомнением посмотрев в сторону «склепа», она было направилась к больнице – уж больно не хотелось ей идти к гнезду вурдалаков. Но все-таки пересилило желание сохранить свое реноме в глазах поставщицы сигарет.

«Я только гляну и назад», – успокоила себя Добрынька, решив, что если не подходить к проклятому дому близко, так, может, и ничего страшного.

Лаз можно было увидеть и с трех шагов. Если очень постараться. Это тому, кто его в глаза не видал, надо вплотную подходить и на коленки опускаться…

Рассудив, что ничего страшного с ней не случится, она решительно направилась к забору.

И отпрянула в тень, пролепетав стандартное: «Мамочки мои…»

В конце улицы показалась фигура, уверенно шествующая по направлению к страшному дому. Человек подошел к воротам, задумчиво посмотрел на них, заглянул в щелку, довольно хмыкнул и решительно направился прямиком к лазу.

Через минуту он исчез.

Она узнала этого человека! Тот самый, что зазывал ее принять участие в каком-то действии типа спектакля, и по блеску в его глазах Добрынька тогда быстренько смекнула, что ничего хорошего ей от этого спектакля ждать не придется.

Он был приятелем кладбищенского монстра, и Добрынька тогда испугалась его даже больше, чем самого монстра. И этого человека она крепко запомнила – в нем чувствовалась какая-то особая жестокость, да еще Добрыньку поразил нехороший блеск его глаз.

Правда, он лишь уговаривал Добрыньку принять участие в спектакле, а в сарай-то не затаскивал – это монстр на себя взял, – но все равно, именно этого человека Добрынька боялась больше всего. Он внушал ей дикий ужас.

Ох, как пожалела она сейчас, что не рассказала о нем той рыжеволосой девчонке, в надежде получить от нее очередной хавчик.

Добрынька, трясясь от страха и проклиная саму себя, подошла поближе, и вскоре до нее донеслись обрывки фраз. Разговаривали двое, и диалог их был просто кошмарен…

Не в силах больше слышать ни слова из страшного и непонятного диалога, Добрынька осторожно обернулась. Убедившись, что она одна на улице, она быстро понеслась прочь, к спасительному своему убежищу – больничному дворику, который сейчас казался ей незыблемой крепостью, спокойной и недосягаемой для призраков проклятого дома.

* * *

– Господи, – простонала я. – Как хорошо, что день закончился!

– И правда, – согласилась со мной Лиза. – Вот когда выходной кончается, жалко. А рабочий день… Ну и фиг бы с ним…

– Кстати, тебе Ванцов звонил, – сказал Ларчик.

– И чего он хотел?

– А он со мной вашими секретами не делится, – обиженно засопел Ларчик. – Это с тобой у него контакт, а на меня у него реакция быка на корриде…

Я уже стояла на пороге, внизу меня поджидал Пенс с его отремонтированным «Уралом-Девидсом», и жизнь перестала казаться мне ужасной и отвратительной. Наоборот, приобрела вполне приятные черты.

– Всем большой скаутский «гуд-бай», – послала я остающимся воздушный поцелуй.

– А Ванцов? – напомнил мне Ларчик.

– Из дома позвоню, – бросила я уже на выходе. – Поскольку не хочу, чтобы секретная информация достигла твоих ушей…

И вылетела на улицу раньше, чем он успел отреагировать.

Чмокнув Пенса в щеку, я уселась за его спиной и присвистнула:

– Ты умница, Пенс! Он и впрямь чем-то похож на «Харлей»!

– Подлизываешься? – спросил Пенс.

– Ага, – вздохнула я. – Хочу в «Робин-Бобин». Там гамбургеры… Там пепси… Там пиво…

– Ты просто умираешь от голода, – улыбнулся Пенс. – Маленькая обжора.

– Как ты догадался? Ну? Поедем?

– Конечно, – кивнул он. – Твои желания пока еще законы…

– Что значит «пока еще»? – нахмурилась я. – Настанет время, когда они перестанут быть законами, мои бедненькие желаньица?

– Нет, – заверил он и поцеловал меня. – Ни-ког-да…

– То-то же, – рассмеялась я. – Поехали… А то все закроется.

И мы рванули по улице – боже ты мой, как это было здорово! Когда все неприятности остаются временно за спиной, только ветер в лицо, и делается так весело, что начинаешь смеяться – в такие минуты ты становишься нормальной, беспечной и спокойной, как все остальные люди. А не какие-то там детективы, которым надо думать о психах, опасных для окружающих…

Мы подъехали к «Робину».

– Представляешь, Пенс, – сказала я, когда мы уже сидели за столиком. – Люди так живут… Спокойно. Размеренно… У них все-все разложено по полочкам, как в универсаме. А я не знаю, где у меня что лежит, и моя жизнь поэтому какая-то…

Я задумалась, пытаясь подобрать нужное слово.

– Ураганная, – подсказал Пенс.

Я кивнула.

– Наверное. Даже у Фримена жизнь спокойнее…

А вот и он, захотелось немедленно воскликнуть мне, поскольку Фримен как раз и показался в конце улицы – вместе с первыми каплями дождя.

– Фри… – начала я и осеклась.

Навстречу ему шла девушка. По их лицам я сразу догадалась, что они идут навстречу друг другу, потому что мир как бы существовал сейчас лишь в качестве декорации для двух актеров-премьеров, кружился вокруг, подобно снежинкам. Девушка, заметив Фримена, просияла и прибавила шагу, а он…

Он сейчас смотрел на нее так, что его прекрасные серые глаза казались звездами – такое они излучали сияние.

Я перевела взгляд на девушку.

Она была худенькой, наполненной здоровой свежестью, с гладкими, блестящими темно-каштановыми волосами. Большие глаза были обрамлены темными ресницами, а нос вздернут. Была ли она красивой? Думаю, куда больше ей подошло бы определение прелестная.

Остановившись, она широко улыбнулась и взмахнула своей легкой рукой.

– Фримен…

Он подбежал к ней и, взяв ее ладони в свои, поднес к губам.

Она что-то сказала ему, совсем тихонько, я не расслышала, и он рассмеялся, а потом они пошли куда-то, вдаль от нас.

– Может, ты перестанешь так невоспитанно пожирать их глазами? – спросил меня Пенс.

– А кто она? – обернулась я.

В конце концов, ему о личной жизни Фримена известно больше, чем мне.

– Фрименова великая любовь, – ответил Пенс. – По имени Джульетта…

– Как? – переспросила я.

– Юлия, – рассмеялся Пенс. – Но мы в шутку зовем ее Джульетта. И вообще, Александрина, почему тебя так интересует личная жизнь Духовной Собаки?

– Если у него есть личная жизнь, то никакая он не духовная собака, а самая обычная, – проворчала я.

Настроение у меня снова испортилось, и свой гамбургер я дожевывала в унылом размышлении, почему я не уродилась такой стройненькой, длинноногой красоткой с ровным загаром и румяными щечками? Может, тогда жизнь моя выгодно отличалась бы от теперешней?

– Впрочем, кому что бог дал, – вслух подумала я. – Кому-то ноги, а кому-то, как говаривал диджей, мозги. Кому что дал, тот тем и раскидывает…

Пенс вздохнул, глядя на меня с сожалением.

– Какая же ты еще глупая, Сашка, – сказал он.

Ну, вот, значит, и мозгов мне не выдали…

Как же теперь жить бедняжке Александрине? Кто подскажет?

* * *

Опечаленная такими мыслями, я сидела в теплой кухне и наблюдала, как по оконному стеклу ползут капельки дождя…

Снова дождь.

Может быть, от дождя у меня уже началась сырость в голове, и поэтому я никак не могу связать концы с концами?

Во всяком случае, сейчас мне было совершенно непонятно, как связать воедино странные увлечения Чеботарева, книжки, которыми увлекалась Элла Ардасова, и банального бабника Старцева.

– Просто полная неразбериха, – прошептала я, проводя пальцем по оконному стеклу, которое казалось мокрым даже на ощупь. – «Кто убил Лору Палмер»… И ведь ситуация похожа, пусть выглядит немного пошлее, как любой идиотский римейк…

Можешь бродить по закоулкам подсознания, Александра, но так и не найдешь ответ, потому что Элла никакая не Лора, демонов в Тарасове нет, а если есть, то все размокли от дождя и боятся нос наружу высунуть, все просто и глупо наверняка. Это задачка бывает таинственной, а разгадка зачастую так пошла, что от нее тошнит…

– Саш, тебя Ванцов к телефону, – сказала мама, появляясь в дверях.

Ванцов. Черт, у меня точно мозги размыло! Я совсем забыла, что Лешка просил меня позвонить ему!

– Спасибо, ма, – меланхолично отозвалась я и подошла к телефону, сопровождаемая изумленным и обеспокоенным маминым взором.

– Сашка, у тебя нет температуры? – поинтересовалась она, воспользовавшись паузой.

– Нет, – покачала я головой. – Все в порядке, ма…

– Какая-то ты сегодня задумчивая, тихая и вежливая до омерзения, – констатировала мама.

Я развела руками.

И взяла трубку.

– Привет.

– Слушай, Сашка, я тебя ищу целый день, – загрохотал в трубку рассерженный Ванцов. – Я же волнуюсь.

– Да все нормально, чего волноваться?

– Послушай, я тут узнал, что Чеботарев-то лечился в психушке! Представляешь?

– Я о чем-то подобном догадывалась.

Мой голос продолжал оставаться тусклым. Сейчас мне казалось, что Ванцов об этом уже говорил, потому что весь мир, окружающий эту компанию, только сумасшедший мог бы назвать нормальным. По мне, они и встретиться могли в психушке. Исключение составлял лишь Старцев, но этого можно было запросто подлечить от хронической сексуальной озабоченности.

– Теперь дальше. Оказывается, у Эллы Ардасовой был ребенок. Представляешь?

Господи, если он еще раз воскликнет «представляешь», я начну рычать.

– Представляю, – съехидничала я.

В принципе, он был не виноват, что я это уже знала. Но в конце концов, все это родная милиция могла бы выяснить и восемь лет назад, а не сажать первого попавшегося парня, не так ли? Геморрою было бы куда меньше… А теперь нам надо делать сумасшедшие попытки восстановить картины восьмилетней давности, чтобы понять, что же там произошло, на этом гребаном пляже?

– Сашка, у тебя что, настроение плохое?

– Нет, Лешенька, я просто устала. А завтра тяжелый день. Очень спать хочется…

– Прости.

Кажется, он обиделся.

– Леш, не обижайся…

– Ничего страшного. А вам-то что-нибудь удалось узнать?

– Да нет. Пока ничего.

Я сама удивилась, почему решила соврать.

Хотя… Не такое уж это вранье.

Пока, увы, мы действительно почти ничего не знали. Один к одному – родная критикуемая мной милиция.

– Надеюсь, ситуация прояснится завтра…

– Почему?

Потому что завтра мы берем их за жабры и тащим к проруби, хотелось сказать мне, но из суеверного страха, что все провалится, я промолчала.

Вот когда наши действия приведут к какому-нибудь ощутимому результату, тогда и поговорим. А пока лучше молчать. Чтобы не сглазить. Раз уж мы оказались в компании черта, придется на время поверить в приметы.

 

Глава 11

Неудачи начались с самого утра.

Все планы, тщательно вынашиваемые Лизой, могли бы рухнуть уже из-за погоды. Поскольку Лизе позарез была нужна сегодня хорошая погода, с ясным и теплым солнышком, а с вечера не переставал моросить дождь, уже можно было бы опустить руки, смирившись с объективной реальностью.

Но Лиза не собиралась этого делать.

– Ну и ладно, – легкомысленно отмахнулась она от этой пресловутой реальности. – Прорвемся как-нибудь…

Если уж сегодня такой день, то Лиза все равно что-нибудь придумает. Лозунгом ее жизни было, как у гладиаторов, – победа или смерть. Умирать Лизе пока не хотелось, поэтому она предпочитала победу.

Для обдумывания ситуации Лиза осторожно выбралась из-под одеяла, чтобы не разбудить своего босса, а по совместительству мужа Ларикова, пробралась на кухню и сварила кофе.

Мысли пришли сразу, и Лиза уже ничего плохого в погоде не видела, напротив, теперь ей казалось, что все только на руку такой великой интриганке, как она. Она даже тихонько рассмеялась – так все шикарно у нее получалось в мыслях.

Подумав еще немного, она набрала номер Танечки-змеюки. Ее новый план был еще хорош тем, что благодаря ему можно было вполне обойтись без ее услуг.

– Таня, доброе утро.

Лиза постаралась, чтобы ее голос звучал приветливо, хотя она не сомневалась, что в ответ услышит скучающий или сонный, в общем, недовольный голос.

«Интересно, а эти кривляки бывают чем-то довольны?»

– Доброе утро, – ворчливо проговорила Таня. – Какого черта ты осыпала весь салон пеплом от своей дурацкой сигареты? Нет, Борисова, и не проси меня сегодня – ты всю мою машину перемажешь, такая грязь!

– Да я как раз собиралась сказать тебе, что сегодня обойдусь без твоей машины…

Ох, как же Лизе хотелось добавить «уродливой», но она сдержалась.

Хотя Танечка и напрашивалась на хамство, Лиза вежливо поблагодарила ее и повесила трубку.

Теперь нужно было создать видимость простуды, дабы отпроситься у Ларчика на сегодня.

Поэтому, когда он появился на пороге кухни, Лиза начала кашлять и чихать с таким воодушевлением, что не заметила, как плохо он сам выглядит.

– Ты тоже простыла? – просипел он.

Лиза от неожиданности поперхнулась кашлем и, быстренько рассудив, что, раз он заболел, лучше уж она исчезнет из дома, сказала:

– Нет. С чего ты взял?

– Мне показалось, ты сильно кашляла…

– Поперхнулась, – соврала Лиза. – Господи, ты сам-то еле на ногах стоишь… У тебя что, температура?

– Немного…

Лиза всунула ему градусник и озабоченно покачала головой.

– Ты ужасно выглядишь… По-моему, тебе сегодня надо отлежаться… Тем более погода такая мокрая…

Она вытащила градусник. Температура у Ларчика была невысокая – даже до тридцати восьми не дошло. Зная его характер, что он потащится на работу, Лиза вскричала немного картинно:

– О господи!

И быстро стряхнула градусник.

– Что? – моментально заинтересовался Ларчик, который, как все мужчины, мог спокойно встретить любую опасность, кроме недомогания.

На ее лице появился страх.

– У тебя тридцать восемь и семь, – трагически прошептала Лиза.

– Дай посмотреть, – слабым голосом пролепетал Ларчик, протягивая руку за градусником.

Впрочем, теперь ему и в самом деле казалось, что температура его резко повысилась и надо бы лечь, но…

Работа есть работа.

– Я нечаянно стряхнула, – быстро отозвалась Лиза. – Но тебе надо немедленно в постель.

– А работа? – жалобно спросил Ларчик.

– Мы с Сашкой управимся, – пообещала Лиза.

Он продолжал стоять как истукан, явно не доверяя способностям Сашки и Лизы.

– Ложись! – сурово приказала Лиза. – Мне не нужен муж-инвалид!

Последние слова оказались решающими. Ларчик вздохнул и поплелся к кровати, втайне радуясь тому, что его ожидает приятная перспектива поваляться в постели с книгой в руках. Он бросил взгляд в окно – безрадостная погода убедила его в правоте принятого Лизой решения.

Сама Лиза носилась по комнате, что-то напевая себе под нос, швыряя в сумку вещи, из которых внимание Ларчика привлекла косметичка.

Ни Лиза, ни Сашка косметикой особенно не пользовались. Только в интересах дела.

– Лиза, а зачем… – начал было он, но приостановился, вовремя сообразив, что этот вопрос Лиза может расценить как попытку ревности.

– Что зачем? – удивленно вскинула бровки Лиза.

– Ничего, – пожал он плечами.

– Ложись, ради бога!

Он покорно залег в кровать, дав Лизе чмокнуть себя в щеку и всучить маленькую бледно-голубую пилюльку.

В конце концов, один день ничего не решает! И хотя после ухода Лизы он ощутил странное чувство тревоги, он постарался себя успокоить – девочки сейчас заняты Рамазановой, а эта пухленькая темноволосая женщина не произвела на Ларчика впечатления опасной личности. Так что, подумал Ларчик, тревога вызвана просто температурой.

Через полчаса глава агентства «ЛМ» преспокойно спал, и никакие сны его не беспокоили. Ну как он мог заподозрить свою молоденькую жену в том, что она подсунет собственному мужу противоаллергенную таблетку, вызывающую глубокий и длительный сон?

* * *

Ну хорошо. Сначала мы все это проделаем, а что дальше? Как нам их расколоть? Можно запулить им «жучки» и тщетно прождать, когда они начнут вспоминать былое, особенно свои подвиги в районе «Веселого дельфина»! А другого выхода, кроме как расколоть эту парочку, у нас не было! В течение восьми-то лет столько дождей прошло, что все следы смыло! А ежели тогда не было улик, так откуда они сейчас возьмутся?

Так размышляла я по дороге в офис, щедро поливаемая дождем. Судя по серому небу, никакого просвета нас не ожидало, и это могло разрушить мои планы – если будет так лить, вряд ли Добрынька выползет из убежища и кто ж тогда откроет мне дорогу к лазу?

В принципе, мне совсем не хотелось развлекаться изучением творчества господина Чеботарева, но ответ-то может быть именно там, и если я его найду, Елизавете не придется рисковать невинностью с козлом Старцевым.

– И все-таки, даже если мы убедимся в том, что наши предположения верны, как мы выбьем из них признание? – пробормотала я.

Додумать я не успела – дождь перешел в ливень, и я влетела в книжный магазинчик. Он был тихий, спокойный, я была единственной посетительницей, поэтому молоденькая продавщица посмотрела на меня равнодушно – она прекрасно понимала, что я тут случайно.

На прилавке весело громоздились какие-то книжонки-однодневки, не привлекшие моего внимания. В детском отделе было намного интереснее – там была целая кипа комиксов. Один из них мне очень понравился – я даже увлеклась им, поскольку назывался он «Великолепные приключения», а внизу было приписано: «Байкеры на пляже» и еще «Жизнерадостные иллюстрированные истории».

Жизнерадостности мне как раз и не хватало, и я уже открыла тонкую книжицу, как вдруг меня буквально ошпарила одна мысль.

Я снова захлопнула книжку и уставилась на название.

«БАЙКЕРЫ НА ПЛЯЖЕ».

– Йес, – прошептала я и немедленно полезла в карман, чтобы купить сию прекрасную книжицу, просто и доступно подсказавшую мне дальнейший ход мыслей.

Пока я расплачивалась, кончился дождь.

– Похоже, господи, Ты именно этого и хотел, – пробормотала я. – Байкеров на пляже. Даже дождь послал, чтобы загнать меня в этот магазинчик и подсказать идею…

Интересно только, как отнесется к моей идее Елизавета?

* * *

Лиза открыла дверь и радостно улыбнулась Дашке. Она уже собиралась сообщить, что сегодня босса не будет – полная свобода, с единственным пожеланием: если Лариков проснется и вздумает поинтересоваться ей или Александрой, Дашка должна врать, что обе… Ох, а что они могут такое делать, чтобы не подходить к телефону?

Ни додумать, ни сказать она не успела.

Дашка окинула ее свирепым взглядом и спросила:

– Где этот чертов Лариков? Я уже устала от занудливого козла, который торчит в его кабинете!

– А Лариков болеет, – отозвалась Лиза. – Что там за занудливый козел?

– Клиент, – пробурчала Дашка. – Сейчас посмотрю, как его зовут…

Она сдвинула журнал, который листала, чтобы забыться – уж больно достал ее этот толстый тип с улыбкой дебила, – и прочла:

– Чеботарев какой-то.

Лиза застыла.

– Че-бо…

Договорить она не смогла. Слова прилипли к гортани. Она боязливо оглянулась на лариковскую дверь и уже шепотом спросила:

– Такой маленький и толстый? С омерзительно веселым и приветливым лицом? Да?

Дашка кивнула.

– Маленький и толстый – это да. Вот только физиономия у него хоть и омерзительная, но не веселая и не приветливая… Скорее уж затхлая и прокисшая. Как огурец…

– Вот черт, – пробормотала Лиза. – И что мне с ним теперь делать?

– Откуда я знаю? – развела руками Дашка. – Хочешь, я его отправлю? Босс болеет, мотайте отсюда, а то у вас физиономия затхлая, как прокисший огурец, и никому из нас не нравится!

– Нет, так нельзя. Надо ж узнать, какого фига он к нам пришел, – рассудила Лиза. – Только мне лучше с ним не встречаться…

Она задумалась, прикусив нижнюю губку. Риск был. Если Чеботарев ее сейчас увидит, то потом, встреться они уже втроем со Старцевым, быстренько узнает, и тогда… «Ищите мои косточки на Дельфиньем пляже», – мрачно предсказала она свою возможную судьбу.

Что же делать?

– А Сашка не пришла?

В конце концов, Чеботарев у нас прикреплен к Сашке, пусть она и размышляет по его поводу!

– Нет, – сумрачно посмотрела на дверь Дашка. – Она задерживается…

– Та-ак…

Ситуация получалась безвыходной.

– Ладно, я что-нибудь придумаю, – пообещала Лиза и налила себе кофе.

– Надо быстрее придумывать, – фыркнула Даша. – А то мы тут без средств к существованию останемся…

– Не останемся, – рассеянно пообещала Лиза.

И вошла в свою комнату. Даже переодеться не во что, грустно подумала она.

Вот ситуация! В соседнем кабинете торчит главный подозреваемый, зачем-то пришедший прямо в наши объятия, а мы не знаем, как же нам выкрутиться.

– Был бы сейчас Андрюшка, насколько все было бы проще, – отругала себя за проявленную самодеятельность Лиза. – А теперь его и пушкой не разбудишь…

* * *

Я не поняла сначала, почему они мне так обрадовались.

Пришла я вся мокрая, дождь с меня капал, как с водяного или с утопленника, а девицы вытаращились на меня, словно я напоминаю им яркое и радостное солнце.

– Наконец-то! – с облегчением выдохнула Дашка. А Лиза, почему-то обернувшись на лариковскую дверь, быстро затащила меня в комнату.

– Что происходит-то? – шепотом спросила я. – Босс прознал про наши тайны и собирается замуровать нас в стене?

– Нет, хуже, – помотала головой Лиза.

Что может быть хуже этого, я не знала.

– Там… – показала Лиза рукой на стену, разделяющую нас с боссом, – Чеботарев. Понимаешь?

– А зачем он там? – удивилась я.

Ситуация показалась мне совершенно абсурдной. Мы строим планы, как его изловить, а он не находит ничего лучшего, чем припереться к нам собственной персоной?!

– Ты его поймала?

– Нет, – отмахнулась Лиза. – Он сам пришел!

– Ни-че-го не понимаю, – озадаченно проговорила я. – Ладно, Лариков потом все расскажет…

– Да ничего он не расскажет! – горестно воскликнула Лиза.

– Он не такой вредный, каким кажется…

– Да нету там Ларикова! Он спит! Я его нарочно усыпила пиплофеном, чтобы он нам не мешал! И теперь надо, чтобы ты пошла к этому Чеботареву и узнала, что ему от нас нужно!

Ничего себе!

Я опустилась на стул и уставилась на Лизочку с нескрываемым интересом. Взяла и отравила нашего Ларчика каким-то пиплофеном! А я должна замещать теперь Ларикова!

– А если ты сама пойдешь?

– Не могу! – прошипела Лиза. – Потому что тогда Старцева придется соблазнять тебе! Я же не могу так рисковать!

Старцева мне соблазнять совсем не хотелось.

– Ладно, – выбрала я из двух зол меньшее. – Пойду разговаривать с клиентом. А ты сиди тут и не высовывайся!

И с этими словами я направилась к двери Ларчикова кабинета, испытывая то же чувство, какое, надо думать, испытывает дрессировщик перед клеткой со львом. И страшно, и, черт возьми, ужасно любопытно!

* * *

Он сидел, уставившись в окно, и барабанил по столу толстенькими пальцами-сосисочками. Похожий на первоклассника из школы для умственно отсталых детишек…

– Добрый день, – произнесла я, проходя в комнату.

Он вздрогнул и развернулся, оглядывая меня с явным недоумением.

– А… – начал он, но я не дала ему договорить.

– Андрей Петрович заболел. Меня зовут Александра Сергеевна, и я его заместитель.

– Такая молоденькая? – удивился Чеботарев, и его круглое лицо вытянулось, став похожим на яйцо. Этакий «киндер-сюрприз», черт побери, и не знаешь, что за бомба притаилась в маленькой лысой головенке.

– Уж какая есть, – не удержалась я от сарказма. – Те, что постарше, работают не в частном сыске.

Он понял, что надо вести себя вежливее, и извинился.

– У меня беда, – сказал он, доверительно глядя на меня через кругленькие очки.

– Что случилось?

Я подражала Ларикову, причем делала это неосознанно, интонациями, выражением глаз – о, мой дорогой босс был бы доволен своей ученицей!

– Моя жена…

Он замешкался, снял очки, долго протирал их кончиком платка и тихо продолжил – голосом, скорее похожим на сдавленное рыдание:

– Моя жена… Пропала. Ее нет дома со вчерашнего дня…

 

Глава 12

Поистине – небеса сегодня были щедры на сюрпризы!

Я от удивления застыла, чуть было не открыв рот, но сдержалась.

Я ведь «не знаю» Чеботарева. Для меня он сейчас – обычный клиент, который сам по странному капризу судьбы приблизился к рыбаку, обдумывающему, как половчее закинуть сети. Думала Саша, думала, а у Чеботарева жена сбежала, и он прямо сюда и пришел.

Стоп!

Убежала? Ой ли?

А если нас с Лизой непостижимым образом «вычислили»? Нет, Сашенька, совпадения вещь неплохая, но когда они таковы…

– Почему вы не обратились в милицию?

Сейчас важно было узнать, откуда Чеботарев узнал про нас.

– Я обращался… Но они надо мной просто… посмеивались. Нет, они взяли мое заявление и пообещали начать розыск – если через три дня не будет никаких известий. Но, если честно, я не хотел бы с ними связываться… Я не люблю представителей нашей милиции. Они, как мне кажется, в большинстве своем продажны… Я вас не обидел?

Он немного подался вперед, обеспокоенно глядя мне в глаза.

– Нет, – ответила я. – Я никоим образом не отношусь к милиции…

– Как?!

На его кругленьком мясистом лице отразилось безграничное изумление.

– Но вы же…

– Так получилось, – отрезала я. – Кто вам дал наши координаты? Простите, что я об этом спрашиваю, но… Нас несколько раз накалывали, и теперь мы стараемся работать по рекомендациям. Не очень приятно пахать, как негр, и остаться без гонорара…

– Я заплачу, – заверил он меня. – Что вы, девушка, как вы могли подумать… А сказал мне о вас рыжий…

Он вздрогнул, зажмурился от собственной бестактности – интересно, почему все люди считают, что рыжеволосые комплексуют из-за цвета своих волос? Вот уж нет…

– Извините, – пробормотал он, снова опуская долу свои кругленькие очки. – Ради бога…

– Ничего, продолжайте, – попросила я, хотя и догадалась уже, кто взял на себя функции Его Величества Случая. Лешенька Ванцов…

Уф. Мне стало легче дышать. «Это не с нами играют боги, это виновного ведут на эшафот», – вспомнилась мне подобающая случаю цитатка.

Толстячок, впрочем, о грядущем эшафоте не догадывался.

– Так вот, он мне сказал, что вроде бы частное агентство сумеет мне помочь. И очень хорошо отзывался о вас… Правда, вы дорого берете…

– Это общие расценки, – пояснила я. – Мы не имеем права изменять тариф, который является общим повсюду… Так что случилось с вашей женой?

– Она заболела. Обычно мы уходим на работу вместе, но на этот раз ее знобило, и вид у нее был больной, короче, мы решили, что ей следует побыть сегодня дома. Я уехал. Через два часа я позвонил ей, чтобы узнать, как у нее дела. Никто не взял трубку. Я подумал, что она спит… У меня еще не было никаких тревожных мыслей. Я снова занялся работой, решив перезвонить позже. Но захлопотался и перезвонил только в четыре часа дня. Трубку никто не брал… И тут мне стало не по себе. Я решил, что ей плохо, она не может подойти к телефону, и поехал домой. Когда я обнаружил, что ее нет, я первым делом подумал о больницах. Может быть, ей пришлось вызвать «Скорую»? Но на столике стояла недопитая чашка кофе. Если она пила кофе, ей было не так уж плохо, верно? – поделился он со мной своими детективными наблюдениями.

Я бы, кстати, тоже обратила на это внимание.

– Так и вышло. Я обзвонил все больницы, и ни в одну Ирина Львовна Чеботарева не поступала. И потом – понимаете, в чем дело, девушка…

– Саша, – напомнила я ему.

– Саша, понимаете, в чем дело – Ирина попросила бы меня оповестить. Телефон-то был записан на ежедневнике. Подумав, я все-таки склонился к мысли, что Ирочка почувствовала себя лучше и ушла. Да, я понимаю, это бредовая мысль – Ирочка наверняка позвонила бы мне или пришла бы на работу, но разве в трудные минуты мы не успокаиваем себя именно такими мыслями, соглашаясь с их бредовостью?

«Боже, он еще и склонен к философии», – подумала я, с интересом разглядывая толстенького человечка.

Перед моими глазами возник мрачноватый склеп-особняк. Что там могло произойти? Куда могла исчезнуть чеботаревская жена?

Но осторожно, Саша! Помни, Чеботарев не должен знать, что тебе известно местечко, где он проживает! Поэтому я невинно поинтересовалась:

– А соседи? Вы спрашивали у соседей по лестничной площадке? Может быть, они что-то видели или слышали? Кто-то приходил в ваше отсутствие, например? Хлопала входная дверь?

Он удивленно посмотрел на меня, будто сама мысль, что он может проживать в обычной хрущобе, показалась ему дикой. Но потом спохватился и принялся объяснять мне, что соседей у них нет, что они живут в особняке на Девятой линии, и так далее с подробным описанием местности, которую я неплохо изучила за вчерашний день.

Решение я приняла быстро.

В конце концов – не надо переодеваться в бомжовку и лазить по земле. Я смогу рассмотреть святая святых Чеботарева с его же помощью. Да и Ирину Львовну эту, возможно, найдем – может, она уже появилась дома и спокойно допивает кофе? Хотя я от души желала ей подольше отсутствовать, дабы я могла поближе ознакомиться с творчеством господина Чеботарева.

– Ладно, поехали, – я поднялась. – Время – ваши деньги и здоровье вашей жены, нам не стоит его терять…

«Лариков бы подпрыгнул от этакого плагиата. Это ведь его фраза про время – ваши деньги…»

– Вы хотите ехать ко мне? – испуганно уточнил Чеботарев.

– Конечно, – кивнула я. – Во-первых, надо ознакомиться с местом происшествия. А во-вторых, ваша жена может появиться.

– Давайте позвоним, – предложил он.

Интересно, почему он так сопротивляется?

Я посмотрела на него суровым взглядом, позаимствованным опять же у моего дорогого босса, и уселась на место.

– Как хотите, – пожала я плечами. – Я могу вообще не заниматься поисками вашей супруги, раз вам непонятны мои методы работы…

– Нет, что вы… Поедем.

Он быстро сдался. Видно, все-таки беспокоился о своей потерявшейся жене…

Я зашла в соседнюю комнату.

Лиза преспокойно читала мой комикс про байкеров и хихикала. Как только я вошла, она захлопнула журнал и невинно уставилась на меня.

– Ну как?

– Мы едем к нему. У него жена пропала, – пояснила я. – Дай мобильник и еще позвони Ванцову и попроси никуда не деваться. Поскольку еду-то я в логово зверя. Кстати, как тебе комикс?

– Ничего. А зачем ты его купила?

– Идея пришла в голову, как их прижать, – сказала я. – Но для этого надо заманить их на пляж…

– Ты с ума сошла? – вытаращилась на меня Лиза. – В такую погоду?

За окнами продолжал моросить дождь. Бог явно не сочувствовал моим планам разоблачения.

– Ладно, вернусь, поговорим, – пообещала я. – А сейчас я все равно не могу посвятить тебя в свои планы. Меня ждут… Никуда не уходи до моего прихода, ладно?

– Постараюсь, – развела руками Лиза. – Мне и тут неплохо… Вот только как быть с обольщением?

– Обольстишь вечером, – постановила я. И, послав ей воздушный поцелуй, отправилась вместе с Чеботаревым на розыски его жены.

* * *

Старцев был в бешенстве.

Ах, Юленька, Юленька…

Каждый, кто встретил бы его сейчас, принял бы за сумасшедшего. Ну, судите сами – идет по улице человек и бормочет себе под нос, не замечая дождя.

Старцеву было наплевать, что про него думают окружающие. Все его мысли крутились вокруг их недавнего разговора с Юлей. «Я не могу выйти за вас замуж, – сказала эта маленькая дрянь. – Я не могу за вас выйти, потому что я вас не люблю. Более того, я считаю неэтичным продолжать встречи с вами. Это унизительно как для вас, так и для меня…»

Ах, Юленька, как же ты не права!

– Юля, я хотел бы подарить вам кое-что на память… Маленький сувенир, так сказать… Можно попросить вас о последней встрече?

Она долго не соглашалась.

Но… Старцев усмехнулся. Она же добросердечная девочка, не правда ли? И она получит свой сувенир…

Старцев достал сигареты. Теперь он почти успокоился, уйдя в собственные мысли. Его всегда успокаивали фантазии.

Вот и теперь… Он присел на скамейку, закурил. Скоро он должен вернуться, чтобы все тщательно подготовить. И тут он застыл.

Как подтверждение верности его фантазий и планов, по улице подобием романтического фрегата плыл «БМВ» цвета электрик.

И Старцев уже мог разглядеть блондиночку за рулем. Его губы растянулись в улыбке. Вот она, моя удача… Мысли о мести отступили на задний план. Он шагнул к обочине тротуара и призывно помахал рукой. Машина остановилась.

* * *

– Фримен, ты уверен?

Он прищурился, потушил сигарету и коротко кивнул. Юля с сомнением покачала головой.

– У меня все это не укладывается в голове, – выдохнула она. – Старцев. Чеботарев. Эта девушка… Ребенок.

– Юля, у нас нет другого выхода. Если сейчас мы не проделаем того, что ты называешь подлостью, они останутся на свободе, а Леша Чернышов в тюрьме. Ты с таким раскладом согласна?

– Нет, что ты… И все-таки – как у нас это получится?

– Сейчас складывается аналогичная ситуация, только… Пасьянс выдал небольшие изменения. Если все обстоит так, как получилось в моей логической схеме, они наверняка поступят так же, как восемь лет назад. И раскроются. Ментура будет вынуждена снова заинтересоваться делом восьмилетней давности, по которому преступники проходили как свидетели, а свидетель – наоборот. Посмотри сама – ты отказываешь. Он видит во мне соперника. Вызывает меня, дабы отомстить. Сейчас он ослеплен яростью – вряд ли он думает об осторожности. План кажется ему гениальным. Итак, он вынуждает тебя позвонить мне, естественно, по мобильнику. Разница только в том, что я нахожусь рядом. Леша рядом не был, у них была фора во времени.

– Но ты можешь не справиться!

– Юля, ты боишься?

– Нет, – прошептала Юля и поежилась.

– Мы будем не одни. Вот увидишь, у нас все получится! Мы ведь даже знаем, где намечено их «действо». Ну же, маленькая!

Он обнял ее за плечи.

– Слушай, Фримен, а если бы я не рассказала тебе о Старцеве? Как тогда ты бы действовал?

Она смотрела на него внимательно. Пытливо. И доверчиво.

– Придумал бы что-то другое, – рассмеялся Фримен. – Я всегда думаю по ходу движения… Может быть, это кому-то кажется глупым, но ведь у каждого свой стиль работы, правда? Мой, как мне кажется, вовсе не лишен изящества…

– И шарлатанства, – вздохнула Юля. – Ну, зачем ты выдаешь себя за «бродягу Дхармы»? Может, было бы проще, если бы люди принимали тебя за того, кто ты есть на самом деле?

– Так интереснее, – рассмеялся Фримен. – В конце концов, если в этом мире так важен имидж, могу я немного развлечься? Но нам пора. Не забывай про «план А»…

– Ты разрабатываешь слишком много планов, – невольно улыбнулась она. – Я даже не успеваю следить за твоими мыслями, так они быстры. У меня выработается стойкий комплекс неполноценности…

– А ты не забыла, кто рассказал мне про Старцева? – Он прижал ее к себе. – Я люблю тебя, маленькая…

– Тогда женись, – в шутку потребовала Юля.

– Посмотрим, – пообещал он. – Если во время нашей с тобой боевой операции все пройдет успешно и я не стану инвалидом…

Но тут же засмеялся, чтобы она поверила, будто все это безопасно. Чтобы страх не забрался в ее детскую, доверчивую душу.

* * *

Мы подъехали к чертовому склепу.

Чеботарев остановил машину и вылез, открывая передо мной дверцу.

Честно говоря, я охотно осталась бы внутри. При виде этого жилища-монстрилы никаких хороших эмоций у меня не возникло.

– Вот мой дом, – сказал Чеботарев, любовно оглядывая этот образчик безвкусицы. – Внутри парк… Ирочка хотела, чтобы был английский парк.

Воспоминание об Ирочке подействовало на него угнетающе, он снова опустил голову и пробормотал:

– Как вы думаете, с ней все будет в порядке?

– Я думаю, она уже дома, – поспешила успокоить его я.

Хотя дом действовал на меня так скверно, что я не очень-то верила в сказанное.

Чеботарев открыл эти свои «кладбищенские ворота», и машина вползла в неожиданно уютный двор. Я даже не смогла удержаться от восхищенного возгласа. Признаюсь, я первый раз в жизни видела английский парк – с аккуратно подстриженным газоном, круглыми деревьями и великолепным розарием посередине.

– Ирочкина заслуга, – снова печально развел руками Чеботарев, напомнив мне о цели моего визита.

Мы прошли по асфальтированным дорожкам к крыльцу дома. Чеботарев потрогал дверь и сказал:

– Заперто. Значит, она не пришла…

Открыв, он впустил меня внутрь.

Тишина свидетельствовала о том, что наши надежды тщетны. В доме никого нет.

– Видите, – почему-то шепотом сказал Чеботарев, озираясь по сторонам. – Я же вам говорил. Никого нет.

Я прошла по комнатам – никаких следов…

Мы были на кухне. Теперь я смотрела прямо на небольшой домик в углу сада. По моим подозрениям, это и была мастерская.

Что ж, пора было приступать к решительным боевым действиям.

Я обернулась к Чеботареву.

– А что у вас во-он там?

Мой палец указывал на мастерскую.

– Видите ли, я в некотором роде художник, – потупился Чеботарев. – Так сказать, в качестве хобби. И там моя мастерская. Я ищу новые формы творчества, поэтому мастерская обычно закрыта для посетителей.

– Но вы там ее искали?

– Ирина никогда не бывает в моей мастерской…

Ого! Его тон стал заметно жестче, а в глазах появился огонек упрямства.

– Хорошо. Если предположить, что она услышала нечто… Допустим, ей показалось, что там вор… Как вы думаете, она бы туда пошла?

– Наверное, да, – начал сдаваться он.

– Если она плохо себя чувствовала и испугалась, приступ мог с ней произойти там?

– Мог, – тихо согласился он со мной.

– Тогда вам придется открыть свою мастерскую для посещений, – сказала я и шагнула по направлению к ней.

– Давайте я сам… посмотрю.

Черт! Какое зловредное упрямство!

– Вам может понадобиться помощь, – сказала я.

– Тогда я вас позову.

– Знаете, так не пойдет, – разозлилась я. – Мало ли что там произошло. Почему вы меня не пускаете внутрь? А если вы убили вашу жену и теперь заметаете следы?

– Да вы что… – испуганно вытаращился он на меня. – Я люблю Ирочку.

– Тогда вам нечего бояться моего визита в вашу драгоценную мастерскую, – сказала я. – Я в художники не собираюсь, ваши идеи воровать не буду… Так что на сей счет можете успокоиться.

– Хорошо, – смирился он.

И открыл дверь.

– Входите…

 

Глава 13

Добрынька проснулась в совершенно разбитом состоянии. Судя по яркому солнцу и стуку тарелок, она проспала в своем закутке полдня. Из окошка столовой проникал запах вареного гороха – у Добрыньки заныл желудок, и она уже собралась податься к знакомой раздатчице Люсе, поканючить, чтоб она налила ей тарелку супчика, и даже встала, но черт дернул ее посмотреть в сторону проклятого дома – вчерашние воспоминания немедленно нахлынули, вызывая нездоровую тошноту.

– Если это чудовище все-таки меня видело, мне на белом свете не жить, – пробормотала Добрынька, и есть ей тут же расхотелось.

Какая еда, когда тут такие дела творятся?

Конечно, подумала Добрынька, можно подождать эту рыжую девицу Сашу, но черт знает, сколько придется тут торчать? Поразмыслив, Добрынька решила ничего не ждать, а просто-напросто отправиться к этой Саше самой – благо вчера она выкрала у нее визитку. Простая шалость – думала перед подружками покрасоваться.

Рассудив таким образом, она немного повеселела – всегда становится легче, когда на свете есть кто-то, на кого ты можешь повесить свои проблемы!

Надо было привести себя в относительный порядок, что Добрынька и сделала. Открыла кран, помыла голову, расчесала волосы стареньким гребнем, умылась и, тщательно рассмотрев себя в зеркальце, решила, что выглядит вполне прилично.

– Конечно, не фотомодель, но и не уродка какая, – произнесла она вслух и пошла вдоль по дорожке, мимо заброшенных пионерских лагерей, к трамвайной остановке.

Она так преисполнилась мыслью, что выглядит как приличная, что позволила себе широкий жест – заплатила за проезд из своих кровных, сэкономленных денег, и так и добралась до центра – спокойно, без приключений и обычной ругани, с удивлением обнаружив, что это ей нравится. «Может, мне вернуться домой?» – подумывала она, вспоминая родную деревню, погрязшую в лужах, но теперь ей эти лужи казались ужасно милыми.

От этих мыслей ее отвлекла роскошная машина – она остановилась в нескольких шагах от Добрыньки, и туда влез человек, при виде которого у Добрыньки захолонуло сердце. Она снова узнала мужчину, который вместе с монстром, что жил на «кладбище», предлагал ей участвовать в их спектакле, позировать.

Она невольно отшатнулась, наблюдая, как улыбка сползает с лица этого типа. Она отвела взгляд от мужика, пытаясь увидеть, кто за рулем этой роскошной тачки. Ей это удалось – зрение у Добрыньки всегда было отличное. За рулем сидела блондинка, которую можно было бы назвать симпатичной, если бы не неприятное, лисье выражение, придающее ее лицу сходство с мордой хорька.

Добрынька постаралась запомнить номер – ее пальцы дрожали, сердце бешено стучало, как ТОГДА, но все-таки ей удалось справиться с собой.

– Тридцать пять – шесть – ноль, – повторила она несколько раз, провожая машину взглядом. И побежала по направлению к дому, где, согласно адресу на визитке, располагалось «Детективное агентство «ЛМ».

* * *

– Ну вот, вы же видите, никого нет…

Я застыла на пороге, никакого желания входить в эту зловонную и мрачную хибару у меня не было. Наоборот – я охотно рванула бы прочь.

Самого хозяина не беспокоил ни этот жуткий запах, как на мясокомбинате в жаркую погоду, ни мрачные уродства на стенах. Он даже оживился – на бледных щеках появился румянец.

– Чем у вас так пахнет? – спросила я, не выдержав.

– Это? – Он удивленно вскинул брови. Принюхался. – Вы о чем?

– Такое ощущение, что у вас тут трупы разлагаются, – с трудом подавляя тошноту, проговорила я сдавленным голосом.

– Это мои материалы, – с некоторой гордостью изрек этот идиот. – Я же говорил вам, что ищу новое искусство. В рамках традиционного мне трудно дышать…

Господи, какой болван! Лично мне было трудно дышать в его «новом искусстве».

– Вам нужно на воздух, – резюмировал он, обратив внимание на бледность моего лица. – Давайте выйдем отсюда… Сами видите – Иры тут нет.

Я окинула взглядом помещение – оно было пустым, только в самом темном углу лежала груда тряпья, рядом с картиной, на которой…

Я прищурилась, пытаясь разглядеть эту странную, мрачную картину получше.

Женщина, лежащая на песке. Все натуральное, кроме этой нагой женщины, с головой кошки и кошачьими лапками. Бр-р-р…

«Воспоминание» – прочла я внизу название.

Пляж. Элла.

ВОСПОМИНАНИЕ.

– Что это? – спросила я.

– Вы про картину?

– Да, – кивнула я. – Можно подойти поближе?

– Вам нравится? Не правда ли, хороша? Это мое лучшее произведение. В духе Дэвида Линча… Знаете, что я думаю? Только Линчу был свойственен по-настоящему изящный стиль работы. Проникновение, так сказать, в самую темную глубину человеческой души… Он бесстрашен. Вы видели «Синий бархат»?

Он стал словоохотлив. Подведя меня ближе, он зажег свет перед картиной, и…

Вот тут он замолчал, уставившись на груду тряпья.

– Что… – начал он, указывая в этот угол трясущейся рукой. – Нет, это…

Он отшатнулся, ухватившись за мою руку.

– Что с вами? – спросила я.

– Это ее шаль. Вы понимаете? Когда я уходил, она накинула на плечи эту шаль… Боже мой, он ее убил. Он убил ее, понимаете?

Он бросился туда, к этой груде тряпья, упал на колени, разгребая эти тряпки и бормоча:

– Ирочка, зачем ты сюда зашла? Зачем? Он убил тебя. Так же, как Эллу… Боже, боже…

Я и сама испугалась. Особенно когда за моей спиной раздался скрип двери.

И спокойный голос произнес:

– Все в духе вашего любимого Линча, не правда ли, Чеботарев? Все как вам нравилось. Чем же вы недовольны?

* * *

– В этой машине была другая девушка, – сказал Старцев, рассматривая узкое Танино лицо.

– Простите, но это моя машина. Если я вас не устраиваю как водитель, можете катиться на все четыре стороны, – отрезала Татьяна.

Этот тип начинал ее бесить. Сначала он лупился на нее как баран на новые ворота, потом все-таки влез в машину, сказав, что ему надо на Провиантскую – а Татьяна как раз ехала в больницу, где работала врачом-анестезиологом, и вот теперь это заявление!

– Дело в том, – снова начал он, но Татьяна его прервала:

– Вас подвезти было надо или вы девушек снимаете таким образом?

– Если честно, я разыскиваю девушку, блондинку, которая ездит в «БМВ» цвета электрик.

«Ага, он, похоже, Лизу ищет», – обиделась окончательно Таня. Лиза вечно пользовалась большим спросом у мужиков. В отличие от Тани.

Поэтому она решила повредничать.

– А зачем она вам? Влюбились?

– Примерно так, – выдал Старцев обаятельную улыбку. – Она хотела посмотреть на один… э-э… ритуал. Видите ли, я изучаю языческие обычаи.

– Она-то какое отношение к языческим обычаям имеет? – от удивления проговорилась Таня. – Она вроде бы детектив… Ей моя машина для дела была нужна. Какого-то типа выследить, в связи со старым преступлением. Если вы, конечно, ее имеете в виду. На пляже несколько лет назад тетку убили, а Лизе вечно неймется… Да что вы делаете?

Она взвизгнула.

Мужик крутанул руль, и теперь ее руки были в его огромных лапищах. То есть сейчас Тане казалось, что у него лапищи; она попыталась вывернуться, но он только нехорошо улыбался и дышал ей в лицо.

– Не ерепенься, детка, – проговорил он совершенно мерзопакостным голосом. – Сейчас ты позвонишь своей подружке… Вот по этому шикарному телефончику… И вызовешь ее на пляж, раз уж ей так неймется…

– Хорошо, только отпусти руки, а то я не дотянусь до мобильника, – простонала Татьяна.

Она была испугана, но в большей степени зла. Никто не смел так с ней обращаться! Ох, устроит она этой Лизавете, когда они встретятся!

В ее словах он уловил истину и выпустил ее.

– Только не вздумай орать, – предупредил он.

Она кивнула. Не такая уж она дура, чтобы своим визгом все испортить…

– Перебирайся на соседнее место, – приказал он.

Она выполнила его требование, пропуская гада на водительское место. Незаметно, чтобы он не видел, нащупала под сиденьем гаечный ключ. «Вот, Лизочка, – злорадно подумала она. – Как ты смеялась надо мной из-за этого ключа? Кто, мол, на тебя нападать будет? А вот и напали! Вот и понадобилось!» Когда он нагнулся, чтобы перебазироваться на ее место, Таня ловко выхватила гаечный ключ и со всей силы шарахнула этого донжуана по лысому затылку.

Он и пикнуть не успел от неожиданности. Просто ухнул носом прямо в руль.

– Черт, я его, кажется, убила, – прошептала насмерть перепуганная Татьяна и бросилась вон из машины. Впрочем, благоразумие скоро победило. Она заперла дверцу, перевела дух и набрала номер Лизы.

Пусть сама приезжает и разбирается со своим кретинским поклонником!

* * *

Он стал таким бледным, что я испугалась. Вот возьмет сейчас и грохнется в обморок!

Прямо на…

И тут я заметила, что Фримен не один. За его спиной еще девица, которую я уже видела, и дамочка – пухленькая, симпатичная, но с такой болью в глазах, что страшно становится. Дамочка держала за руку девочку лет десяти – и по выражению лица этой девчушки я догадалась, что это дочка Эллы. Та-ак… Получается, никакого трупа и нет. Конечно, я тут же почувствовала себя полной идиоткой и даже немного разозлилась на Фримена – мог бы и объяснить, что происходит!

– Ирина… – пролепетал мой несчастный клиент. – Как…

– Это твоя дочь? – полуутвердительно-полувопросительно сказала женщина, прижимая к себе девочку.

Он понял, что отпираться бессмысленно. Просто молчал.

– Какие же вы негодяи, – сказала Ирина Львовна.

– Ирочка, я все тебе объясню! Это не я, это Старцев все придумал. Он убедил меня, что ничего не будет – мы только ее напугаем, чтобы она прекратила шантаж! Ирочка, я не хотел, чтобы ты об этом узнала, а она собиралась тебе рассказать! Мы просто хотели ее напугать, а Старцев убил ее. Он же псих, ты знаешь, Ирочка? Псих! Он убил ее, а потом мы убежали, и пришел ее жених – это тоже Старцев придумал, чтобы на жениха ее все повесить. Он подкинул идею позвонить ему. Ирочка, но я ее не трогал! Все сделал Старцев… А я просто… Она же меня шантажировала, Ирочка! Она хотела, чтобы я содержал ребенка!

Он сейчас стал похож на хорошо откормленного червяка, потому что пополз на коленках к своей жене.

– Господи, – прошептала женщина, глядя на него с омерзением. – Я прожила столько лет с червяком…

Развернувшись, она пошла к выходу, все так же крепко сжимая ручку девочки.

А червяк все корчился на полу, среди своих «бессмертных творений», и мерзко гундосил: «Ирочка… Ирочка, я тебе все объясню… Куда ты, Ирочка?»

* * *

Дашка устала от потрясений этого дня.

С ума можно сойти! То ли девицы совсем распоясались без босса, то ли у них полная шиза, но ей уже надоели странности их поведения!

То от клиента прятались, теперь эта странная девица с грязными разводами на пальцах.

– Добрый день, – тем не менее выдала Дашка приветливую улыбку. – Вам кого?

– Вот, – девица протянула ей визитку. – Срочно…

– Детектива Данич сейчас нет, – ответила вежливая Даша. – Если у вас срочное дело, может быть, вам сумеет помочь детектив Борисова?

Девица призадумалась и решила, что можно и Борисову. И кивнула.

– Подождите минутку.

Дашка открыла дверь в Лизину комнату.

Лиза в это время сгорала от нетерпения, когда же вернется Сашка и она ринется на соблазнение Старцева.

– Пришла? – бросилась она к Дашке. – Кто?

– Да Александра же!

– Нет. Там какая-то бомжиха к ней пришла. Со срочным делом.

Лиза моментально вспомнила про Сашкины рассказы о девицах с больничного двора и кивнула.

– Запускай.

И через минуту ее глазам открылось уморительное зрелище – девица, одетая в такое разноцветье, что у бедной Лизы зарябило в глазах.

– Чем могу служить?

– Тот тип, – с места в карьер бросилась Добрынька, – который уговаривал меня позировать для монстра кладбищенского… Он сейчас сел в тачку, я номер записала… А вчера он был с этим уродом возле лаза…

– Подожди, – остановила ее Лиза. – Какой тип? Какой урод? Какая еще тачка?

– Да видела я его вчера! – закричала Добрынька. – Понимаете?

– Нет, – покрутила головой Лиза. – Ни-че-го я пока не понимаю…

– Я не сказала вашей рыжей в прошлый раз, что не один монстр меня в сарай затаскивал! – в отчаянии призналась Добрынька. – Вернее, затаскивал-то один, а вот уговаривал меня этот мужик! Он еще страшнее монстра. Я его еще пуще боюсь! А вчера я их разговор услышала, не весь, правда, а только немного. Но мне и этого хватило, чтобы убежать оттуда без памяти…

– Подожди, – снова остановила Добрыньку Лиза. – О чем они говорили? Вспомни поточнее!

– Они вместе с монстром животных убивали. И этот мужик – который в машине – сказал ему про какие-то ритуалы, которые пора проводить, потому что восемь лет прошло. Монстр ничего не сказал, только вздохнул или простонал. А этот пригрозил монстру, что, если он не поможет ему, он вспомнит, как восемь лет назад помог монстру. С помощью этого самого ритуала… Они психи.

– А как он выглядит? – в волнении спросила Лиза. – Не монстр, а тот, второй?

Добрынька принялась, как могла, описывать товарища Чеботарева, и теперь Лиза, кажется, начала все понимать. Их разговор, переданный ей сейчас, пусть и сумбурно, бомжихой, является фактическим признанием в убийстве. Черт! Уж никогда бы она на Старцева не подумала! Вот ведь хитрая бестия! Даже здесь умудрился остаться в стороне – уговаривать-то уговаривал Добрыньку, а вот в сарай не затаскивал, на Чеботарева повесил…

– Какая машина, не помнишь?

– Вот… – Добрынька протянула ей бумажку с записанным номером.

– Черт! – вырвалось у Лизы. – Танька…

И в этот момент зазвонил телефон у Дашки на столе. Дашка подняла трубку, и ее ожидало новое потрясение. Женский голос ехидно сообщил:

– Так знаешь, зачем нужен гаечный ключ? Чтобы долбануть им в нужный момент по башке!

От такой наглости Дашка даже растерялась.

– Але, Борисова? Ты что, онемела?

– Сейчас соединю вас с Лизой, – сказала Дашка, подумав, что к вечеру она точно сойдет с ума. Скорей бы вышел на работу Ларчик!

* * *

– Все просто, – сказал Фримен. – Когда я все понял, оставалось только чуть-чуть. Итак, компания из трех человек. Все увлечены этой бредятиной – Кроули, Линч, прочая заморозь… Старцев и Чеботарев вьются вокруг Эллы. И тут появляется Леша. Собственно, ничего бы не произошло, поскольку все претензии к Чеботареву носили денежный характер, и Элла вовсе не хотела продолжать их, если она выйдет за Чернышова замуж. Но Старцев чувствовал себя уязвленным. Думаю, это он подал ей идею шантажировать Чеботарева дочкой Элей. А потом так же хладнокровно предложил Чеботареву от нее избавиться. Как все поклонники паранормального, Чеботарев не чурался наркоты. Так что под ее действием он на все согласился, тем более что это должно было быть повешено на Чернышова. Старцев все очень четко продумал и спланировал. Как их прищучить, я тоже понял. Я нашел лаз и привел сюда Элю.

– Погоди, – перебила я. – Я так понимаю, что Старцев хотел повторить историю восьмилетней давности? Разыграть тот же спектакль?

– Да, только теперь жертвой должна была стать Юля. Я думаю, он разозлился на нее за то, что она отказалась выйти за него замуж. Мы привезли Элю и сказали Ирине Львовне, что она дочь Чеботарева. Ирина Львовна застала здесь Старцева, фотографирующего картину Чеботарева. Уж для чего он это делал – не знаю, попробуй разбери, что в больном воображении творится. По словам Ирины Львовны, он ударил ее и убежал, а она осталась лежать. Здесь мы ее и обнаружили. И решили прокрутить это маленькое кино с исчезновением Ирины Львовны. Рискованно, конечно, но… Все ведь получилось?

– Кроме главного героя, – пробурчала я. – Впрочем, я тоже кое-что придумала. Мы заманим его на пляж, и там выедет такая устрашающая компания призраков на байках…

Договорить мне не дал телефон. Он так бестактно заверещал, что мне все-таки пришлось обратить на него внимание и прерваться.

– Сашка? – услышала я взволнованный голос Лизы. – Сашка, Татьяна в опасности! Он у нее в машине, на Провиантской! Сможете туда подъехать?

Я прикинула, как туда ближе, и поняла – ближе всех к Провиантской сейчас находятся Пенс и Витька. Там их фирма расположена. А если оба приехали на своих байках… Получается, конечно, не так эффектно, как на пляже, но все-таки…

И я набрала Сережкин номер.

Он понял все без лишних объяснений. Я положила трубку.

– Так что там было дальше? – спросила я Фримена. – Только расскажешь по дороге, я не хочу пропустить эффектное зрелище. Да, еще надо бы позвонить Ванцову. А то без его присутствия арест не будет иметь юридического обоснования…

– Будет, – усмехнулся Фримен. – При мне он будет таковое иметь…

И показал мне красное удостоверение следователя прокуратуры.

Вот тебе и Духовная Собака!

* * *

– Все-таки на пляже было бы эффектнее, – горевала я. – Представляешь, пляж, ночь и байкеры? Одна из них – прекрасная девушка с рыжими кудрями, как у Бодлера: «Два великолепных Дьявола и не менее замечательная Дьяволица поднялись прошлой ночью по таинственной лестнице…»

Пенс хихикнул.

– Ну тебя, – отмахнулась я. – Красиво ведь было бы и страшно. Они бы сразу и раскололись…

– И так раскололись, – меланхолично сказал Витька. – И все было. Два Дьявола и Дьяволица… Правда, роль оной успешно исполнила Танька… Так что не расстраивайся.

– А еще вы мне не сказали, что Фримен работает в прокуратуре, – обиженно припомнила я.

Они переглянулись и фыркнули.

– Кто? Фримен? В прокуратуре? – переспросил Пенс. – Если только он прокуратором Иудеи работает… Понтием Пилатом.

И они расхохотались.

– Я сама ксиву видела.

– Ага, у него их до фига. Завтра он тебе покажет интерполовскую. Или фээсбэшную…

– Так кто же он? – взмолилась я. – Скажите же мне…

– Он?

Они опять переглянулись и разом ответили:

– Духовная Собака.