Глава 1

Сегодня утром, когда я проснулась, то почувствовала, что мне совершенно не хочется вставать и мчаться на мою любимую работу. Для меня этот симптом лени был весьма и весьма удручающим. Сие говорило о том, что жизнь перестает быть интересной.

Я повернулась на другой бок и решила не сопротивляться своим желаниям.

Я лежала у себя в квартире на своем знаменитом матрасе, прямо на полу, и грустно смотрела на стену. Отсутствие живого дела повергало меня в безнадежную пошлую скуку.

Газета «Свидетель», которую я имею удовольствие издавать и редактировать, уже заняла прочное место на рынке прессы, и ее устойчивому положению ничто не угрожало. Но угроза существовала для меня, потому что сидение в высоком редакторском кресле наводило на меня такую тоску, что хоть волком вой!

Пару недель назад или чуть больше, уже не помню, мы закончили печатать серию статей о промышленно-торговой ассоциации «Апрель». Материал получился острым и взрывоопасным.

Дело было в том, что боссы ассоциации быстрыми темпами увеличивали количество своих членов, используя для этого разные методы воздействия на независимых предпринимателей.

Методы были действительно различными, они варьировались от некрасивых до неприглядных. А результатом были проценты с прибыли, выплачиваемые в некий «Фонд поддержки предпринимательства «Апрель». Тот же рэкет, только вид с боку.

Хороший получился материал, да вот только его добывала не я, а мои замечательные сотрудники. А я что-то давненько ничего не делала собственными дамскими ручками.

Нет, кое-что, разумеется, и мне досталось как главному редактору газеты. Не самое сладкое, но все-таки. После появления первой же статьи «апрельской» серии мне, как и водится, позвонили по телефону и очень эмоционально пожелали не задерживаться на этом свете, а поспешить на тот. И даже пообещали посодействовать в этом. В общем, все, как всегда, и ничего оригинального…

Лежать мне наконец надоело, и я решилась на подъем. Есть такая маленькая причина, которая способна испортить любое большое удовольствие. Я неохотно встала и побрела в необходимом направлении, поняв, что день начался и ничего с этим уже не поделаешь.

А затем подошла очередь водных процедур. Я открыла дверь ванной комнаты и робко посмотрела на душ. Второй месяц я упорно истязала себя холодной водой по утрам. Пока еще на дворе стоит жаркое лето и я не простудилась как следует. Что будет в октябре – просто не представляю.

Тяжело вздохнув, я разоблачилась и залезла в ванну. Самое главное в холодных обливаниях, как я поняла, это не давать себе времени на раздумье, иначе становится страшно. Я дотронулась до крана, зажмурилась, открыла рот, затем только пустила воду. Открыть рот совершенно необходимо: если успеешь вовремя крикнуть, то вода не кажется очень холодной. В первую секунду, конечно. Ну, а потом уже и не важно.

Я покинула ванную комнату взбодренная и ужасно довольная собой и направилась на кухню заваривать чай. Утренние привычки тем и хороши, что они не меняются годами. Может быть, когда выйду замуж, что-нибудь и изменится. В общем, там видно будет. Подумав так, я неожиданно для себя вздохнула. Не успела подивиться такой лирике в настроении, как тут же досадливо нахмурилась. Второй раз в жизни я встретила человека, о котором можно было без раздражения помечтать как о будущем муже, и опять мне не повезло. Необычный Майкл, художник и эстет, мелькнул на моем горизонте и словно провалился в тартарары…

Я налила в чайник воды и щелкнула кнопкой.

…Это случилось в минувший понедельник. Хуже нет дня, чем понедельник, а тот был гаже всех. Он не задался с самого начала. Готовясь утром идти в редакцию, я прожгла утюгом свою любимую юбку из индийского шелка – великолепного светло-зеленого цвета со строгим геометрическим орнаментом. Утюг, зараза, пошутил и сотворил мне эту подлянку. Пришлось срочно менять все, вплоть до босоножек.

Мой бог! Я полчаса искала левую босоножку и обнаружила ее только за холодильником. Зачем она туда забралась – до сих пор для меня мистическая загадка! В который раз за это утро я с сожалением вспомнила о своей «Ладе»: не будь машина в ремонте, стала бы я так нервничать!..

На работу в редакцию я, разумеется, опоздала. Одно только спасло: я здесь самый главный начальник и всегда могу сделать вид, что задержалась по важным делам.

Весь рабочий день прошел под впечатлением от испорченной юбки, а когда я вышла из здания редакции пораньше, чтобы купить кое-каких продуктов домой, то на пути с рынка совсем уж некстати начался дождь. Обычная история: я три дня подряд таскала с собою зонтик – и хоть бы раз капнуло! Один раз забыла его дома – так получи, драгоценная моя Ольга Юрьевна, тропический ливень и ветер умеренный, с порывами до сильного.

Дождь накрыл меня практически в безнадежном положении: в руке тяжеленный полиэтиленовый пакет с кульками и банками, до дома далеко, машины по этой улице ходят редко, знакомые в обозримом пространстве не живут. Оставалось одно: с самым независимым видом гордо мокнуть и делать вид, что это для меня предел мечтаний.

Внезапно я обратила внимание на объявление в огромной витрине «Галереи Искусств» – ее открытая дверь распахнулась в десяти шагах впереди. В нем сообщалось, что сегодня здесь проходит выставка работ художников объединения «Зеленая гвоздика». Я резко рванула в направлении культурной жизни: дождь усиливался.

Ни в коем случае не хочу сказать, что я чужда искусству и наслаждениям духа. Я, между прочим, давненько уже планировала начать ходить по музеям и театрам, причем собиралась выработать четкую культурную программу, а тут – на тебе и повод прекрасный есть – льет дождь как из ведра и переставать не хочет.

Я проскользнула в открытую дверь и вошла в темный вестибюль. Выставочный зал галереи начинался за второй дверью. Здесь за белым столом сидела явно скучающая девушка – темная шатенка в красном топике. Она читала любовный роман с картинками и зевала чуть ли не до слез.

– Десять рублей, – проинформировала она меня и уставилась на мой пакет.

Я поставила пакет на пол и достала кошелек из сумочки. Купив билет, я, показывая билетерше на свой пакет, негромко проговорила:

– Я оставлю пока его здесь…

Не справившись с очередным приступом зевоты, девушка только закивала головой и помахала мне рукой. Сразу видно, что ее работа очень интересная и ей нравится.

Я начала обход выставочного зала по окружности, осматривая картины.

Шагая под дождем, я слегка натерла ногу, и сейчас это начало сказываться. Я остановилась и поработала ступней, пытаясь определить серьезность раны.

В этот момент сзади послышалось негромкое покашливание. Очевидно, нервы у меня были все-таки не в порядке. Я вздрогнула и резко оглянулась.

За моей спиной стоял весьма приятный молодой человек и смотрел на меня, слегка наклонив голову налево. Он был немного выше меня ростом. Тонкие черты лица, светло-русые волосы забраны в длинный хвост. Темные глаза и брови. Рубашка яркая, свободная. Белые брюки. Кожаные сандалии. Просто какой-то Тарзан на каникулах.

Я так по-идиотски вытаращилась на него, что ему пришлось кашлянуть еще раз, и я наконец пришла в чувство. Напустив на себя независимость, я приподняла брови, изображая немой вопрос, – я этому фокусу научилась еще в школе, копируя нашу учительницу.

– Извините меня, пожалуйста, за то, что я решился подойти, – как-то витиевато начал он, – но вы так долго стоите перед этой картиной, что я просто не смог…

Я задумчиво поглядела на него, а потом осторожно повернулась и посмотрела на картину, перед которой я, оказывается, долго стояла.

Это был довольно милый пейзаж, только вот, похоже, не наших широт: какие-то горы и долины и несколько всадников в тюрбанах; и все это было изображено так, как будто отражалось в кривом зеркале. В общем, при здравом размышлении, пейзаж не стоил долгих разговоров.

Оказалось, что Майкл – так звали светло-русого Тарзана – был художником из группы «Зеленая гвоздика». Именно перед одной из его картин я и застыла с натертой ногой, а он, наивная душа, подошел поинтересоваться впечатлением.

Я не стала хлопать глазами, как дура какая-то, а честно призналась, что картина понравилась и затронула во мне некие струны.

Майкл так обрадовался моим словам о его работе, что поклялся прислать этот шедевр мне в подарок. В ответ пришлось дать ему визитную карточку и пообещать напечатать статью о нем.

Немногочисленные посетители салона вдруг ожили: зашептались и потянулись к выходу. Я оглянулась на окно и увидела, что дождь благополучно кончился и снова показалось солнышко. Можно было вспоминать о прерванных делах.

Я тоже двинулась к выходу. Все равно самую лучшую картину выставки я уже посмотрела! Заметив, что я поднимаю с пола тяжелый пакет, Майкл по-джентльменски тут же подхватил его и негромко произнес:

– Видно, что у вас большая семья…

Я уже привыкла к стандартным мужским заходам и, улыбнувшись, призналась, словно нехотя, что семейными проблемами не отягощена и вообще я дама свободная. Пока. В этот момент я скользнула взглядом по лицу девушки, продающей билеты в салон, и удивилась ее поведению.

Отбросив книжку про красивые страсти, она, вытаращившись, откровенно пялилась на меня: было впечатление, что еще вот-вот – и она рассмеется. Я мгновенно взбесилась и послала ей совершенно уничтожающий взгляд, но усилия пропали даром: она опять зевнула и отвернулась.

Вот так и получилось, что мы вышли вместе с Майклом, и я уже начала планировать и прикидывать возможные варианты для продолжения нашего знакомства, как тут Майкл показал на летнее кафе, освобожденное дождем от посетителей, словно в нашу честь. Оно располагалось на противоположной от «Галереи Искусств» стороне улицы.

– Не хотите ли немного продлить наше общение, Ольга? – улыбаясь, спросил он. – Нечасто можно встретить такого тонкого ценителя живописи. Мне не хотелось бы вас терять так сразу…

Насчет «ценителя» он, конечно, немного погорячился, но я тактично не стала его разуверять, тем более что вторая часть его фразы никаких возражений у меня не вызвала.

– А почему бы нет? – произнесла я медленно, изображая сценическое раздумье.

– Действительно… – поддержал он.

Мы посмотрели друг на друга, рассмеялись и направились к кафе.

Через десять минут мы уже весело болтали на разные темы, устроившись за крайним столиком. Неудачно начавшийся день завершился очень интересно. Майкл много курил и весело рассказывал мне про художников. Себя, разумеется, тоже не забывал.

Приятный неторопливый разговор продолжался, и я почувствовала, что таю, таю, как Снегурочка над костром. Я с удовольствием слушала голос Майкла, смотрела на его лицо, его руки, пальцы с хорошо обработанными ногтями, что, между прочим, редкость для мужчины, и таяла, таяла…

Кафе постепенно наполнялось посетителями, ощущение уюта стало медленно испаряться.

– А вот и мой знакомый движется прямо по курсу, – неожиданно сказал Майкл, прервав сам себя, и, привстав, помахал рукой. – Клаус!

К нам подошел полноватый обаятельный мужчина примерно сорока лет. Он выглядел как стопроцентный английский джентльмен. Все у него было стильно: очки, зонтик, карманные часы на цепочке. Он присел рядом, мы познакомились, но я почему-то почувствовала, что он недоволен моим обществом. Клаус оказался профессиональным фотографом, работающим для иностранных журналов. Таких рафинированно богемных приятелей у меня еще не было никогда.

Внезапно раздался автомобильный сигнал. Мы с Майклом одновременно посмотрели на дорогу. Рядом с кафе стоял зеленый «Мерседес». Майкл, извинившись, встал и направился к этой машине. Нагнувшись, он поговорил с шофером. «Мерседес» отъехал, и Майкл вернулся обратно, пряча что-то в карман брюк.

– Еще один ценитель твоей живописи? – улыбаясь, спросила я.

– Нет, – Майкл рассмеялся, – можно сказать, что это мой недобровольный спонсор.

Он не стал разъяснять, а я больше и не спрашивала об этом.

Клаус, нагнувшись, пошептал что-то Майклу, и тот смущенно посмотрел на меня.

– Оля, – тихо произнес он, – оказывается, у меня совсем нет времени… Может быть, я посажу вас на такси?

Неужели я должна была говорить, что хочу еще в одиночестве посидеть в этом гадком кафе? Я согласилась, не очень стараясь следить за мимикой. Было от чего огорчиться, можете мне поверить.

Вот так, все хорошее обязательно должно кончиться внезапно и огорчительно! Толстый очкастый Клаус с дурацкими часиками спер у меня Майкла, а я поехала домой на какой-то облезлой «копейке». Все-таки понедельник, он и в Африке понедельник. День, неудачный в принципе.

– Я обязательно позвоню! – пообещал Майкл, и я ему кивнула согласно. Это было в понедельник, а сегодня уже пятница…

…Чайник вскипел, и я заварила чай. Все эти лирические воспоминания меня немного подзавели, и мне захотелось курить. Однако до завтрака курить я не решалась. Я отучала себя от этого магическим заклинанием: курение натощак портит цвет лица. Кстати, и тошнить еще будет, словно я того… Было бы от кого!

А вот, между прочим, тот понедельничек просто так не закончился. Напоследок он попытался куснуть меня побольнее…

…Я отпустила такси за квартал до своего дома и забежала на ближайший базарчик. Плодов дачных захотелось Оле. Шла бы лучше сразу домой – не нарвалась бы на приключение!

Накидав в полиэтиленовый пакет к банкам еще и фруктов, я зашагала к дому. Из головы почему-то не шел Майкл. Я пыталась найти оправдание его поведению. Мне казалось, что после того как я согласилась посидеть с ним в кафе, он должен был бы меня проводить.

Не доходя до угла дома буквально нескольких шагов, я услышала быстрые шаги за спиной. Оглянувшись, увидела двух мужчин, с виду обыкновенных бомжей, бегущих за мной. Почему-то я сразу поняла, что это по мою душу.

– Эй! Стой, девка! – крикнул бежавший первым, и я, отступив в сторону, прислонилась спиной к стволу дерева – так мне показалось безопасней.

За бегущими бомжами виднелась стоявшая черной тенью на дороге «Волга».

«Вот и началось…» – почему-то подумала я и лучше бы ошиблась. Отдуваясь, первый бомж – худющий грязный мужик предпенсионного возраста – тяжело подбежал и, ничего не говоря, попытался ударить меня рукой по голове. Самое удивительное, что я даже не испугалась. Вспомнив свои футбольные дела, когда я была капитаном «Волжанки», я не стала дожидаться результатов его замаха. Отклонившись вправо, я левой ногой зафутболила ему куда-то в живот или ниже. Не поняла даже. Хрипло квакнув, бомж скрючился, упал на землю и засучил по ней ножками.

Второй, как видно, был поумнее. Он и выглядел немного помоложе и почище. Наклонившись на бегу, он подобрал осколок белого кирпича и, зажав его в кулаке, помчался на меня.

Я наконец догадалась оставить свой пакет и неожиданно для бомжа отскочила влево, потом вправо. Он заметался, я нагнулась и боднула его головой в грудь. Кирпич выпал у него из руки и протанцевал по моей спине. Бомж – вонючий гад – закашлялся, но, не успокоившись, схватил меня за волосы. Тут уже я перестала соображать. Завизжав, я замолотила кулаками прямо перед собой, пинаясь ногами во все стороны. Не знаю как, но я победила: он отпустил меня. Схватив пакет, я шарахнулась к своему подъезду. Подбежав к нему, я оглянулась, готовясь драпать дальше. Бомжей видно не было. Из-за другого угла дома послышалось мерное урчание мотора – посмотрев туда, я увидела выруливающую черную «Волгу».

Я отдышалась и, открыв дверь подъезда, собралась уже зайти в него, как вдруг левая передняя дверь «Волги» отворилась и из-за нее выглянул коротко стриженный парень в синей майке с надписью «YES» на груди.

– Эй, подруга! – крикнул он.

Я промолчала и только посмотрела на него.

– Мы тут поспорили: сколько ты продержишься, – улыбаясь, заговорил парень, – я ставил на две минуты и просрал двести баксов. Короче, кошелка, я буду отыгрываться, поняла, да?

Я ничего не ответила и вошла в подъезд. Дверь тяжело ухнула за моей спиной. Обещание этого придурка совсем не прибавило мне оптимизма в жизни. Однако я не растеряла остатки сообразительности и, стоя за дверью подъезда, сквозь стекло в ее верхней части разглядела номер отъезжающей от дома «Волги». Завтра же нужно будет принять меры против этих козлов.

Я поднялась на третий этаж и открыла дверь своей квартиры. Раздраженно скинула туфли и прошлепала по коридору на кухню. Происшедшее со мною несколько минут назад здорово подействовало на меня. Такого откровенного хулиганства я еще не встречала…

На этом приключения понедельника закончились. Можно сказать, денек получился насыщенным.

…Я сидела на своей кухне, кушала скромный девичий завтрак: стаканчик чая и парочка маленьких бутербродиков. Я вспоминала, что тогда был понедельник, а сегодня уже пятница, а Майкл так и не позвонил мне. Можно, конечно, было помечтать, что он куда-то уехал или потерял мою визитку. Но реальнее всего ты, Оля, не произвела на него впечатления и не сочиняй других причин. Я, вздохнув, встала из-за стола и начала одеваться: пора уже было выходить, нельзя же каждый день опаздывать.

Воспоминания о Майкле подпортили мне настроение, и я попыталась отмахнуться от этого наваждения, пофилософствовав немного. При моих интересах в этой жизни нужно ли мне впрягаться в семейные отношения? Мы же не на Западе живем, а обретаемся в нашем измерении. Стоит только окольцеваться, как сразу же пыльным мешком по мозгам шлепнет неимоверная куча проблем: от «накормить его» до «удовлетворить его». В промежутке еще и «постирать на него». Ольга Юрьевна, тебе это надо?

За прошедшие дни Майкл не объявился, но автомобильные происшествия начали повторяться систематически. Во вторник, когда я возвращалась вечером домой из гостей, на меня едва не наехала белая «восьмерка».

Я переходила улицу напротив своего дома и видела эту машину прекрасно: она стояла с потушенными фарами. Даже не подумав об опасности, я спокойно шла, и вдруг, сорвавшись с места, «восьмерка» двинулась прямо на меня. Только отработанная в футбольных матчах реакция спасла меня от увечий. Я не побежала вперед, а резко отпрыгнула назад и бросилась обратно. Промчавшись в нескольких сантиметрах от моей юбки, «восьмерка» с визгом затормозила и дала задний ход, разворачиваясь на дороге. В тот вечер меня выручил рейсовый автобус, появившийся из-за поворота и истошно засигналивший этим мерзавцам. Так же быстро развернувшись в обратном направлении, «восьмерка» уехала…

В среду утром я позвонила знакомым в УВД и рассказала о моих неприятностях. В тот же вечер мне сообщили, что обе машины – и «Волга», и «восьмерка» – были угнаны со стоянок и уже найдены. Ни свидетелей, ни следов, ни отпечатков пальцев обнаружено не было.

Я не сомневалась, что все эти фокусы были следствием наших публикаций про ассоциацию «Апрель». Однако доказательств тому никаких не было.

А вчера, в четверг, когда я шла по тротуару, угрюмо следуя к подземному переходу, кто-то толкнул меня в бок, и я, не удержавшись, выскочила на проезжую часть, как раз под колеса ехавшей красной «девяносто девятой». Если меня спасло не чудо, то просто не знаю что. «Девяносто девятая» мигнула напоследок фарами и удрала, подтолкнувший меня парень убежал в подворотню. Я заметила только, что он был в синей майке…

Я оказалась в дурацком положении. Меня явно терроризировали, и, как бы я ни петушилась, я начала жутко бояться ходить пешком и ездила уже на работу и до дома на такси, которые ловила в разных местах.

Может быть, еще и по этой причине мне не хотелось сегодня идти на работу?

Я посмотрела на себя в зеркало сперва анфас, затем в профиль, снова подумала о семейной жизни и покачала головой. Не-а, такие подвиги не про мою честь. Пусть другие балуются, а я лучше со стороны посмотрю на все эти радости.

Можно посмотреть, например, на того же Сергея Ивановича Кряжимского или на моего старинного приятеля Фиму Резовского. Только задень в беседах с ними тему семейной жизни, они почему-то оба так перекашиваются, словно у них желудок пучит. Потом оба начинают покашливать и прятать глаза. С чего бы это, а?

Я вздохнула и подмигнула своему отражению в зеркале. Если Майкл мне не позвонил, значит, так и нужно. И нечего больше хныкать по этому поводу.

В редакцию я все-таки опоздала. Хорошо, что некому делать мне замечания.

Маринка встретила меня упреками. Она уже второй раз кипятила воду для кофе, а без меня пить его не решалась. Она именно так понимала товарищеские отношения. Что неплохо, в общем-то.

Сергей Иванович отсутствовал, он уехал в типографию и просил передать, что все дела идут по графику и ситуация под контролем. Это означало, что газета спокойно живет и без моего присутствия. Стоило городить такой огород, чтобы сейчас не знать, куда себя приткнуть!

Я помешивала ложечкой сахар в чашке с кофе и слушала последние местные редакторские новости в Маринкином изложении. Они у нее шли с обязательными комментариями и немного напоминали сплетни.

– …и куда-то подевался ключ от Витькиной кладовки. Мы с утра все обыскались. Виктор сейчас ушел за помощью…

Виктор – наш редакционный фотограф, бывший афганец, – отличался сверхъестественной аккуратностью и почти такой же молчаливостью. Потерять ключ он не мог, поэтому я сразу же заподозрила худшее: его украли!

– Там были важные материалы? – поинтересовалась я.

– В общем, нет, – пожала плечами Маринка, – только старые пленки, уже использованные в репортажах, или то, что не пошло…

Я встала, подошла к окну, жизнь проходила бездарно, потому что на горизонте не высвечивалось никакой горячей работы. Улица под моими окнами была пуста, только один шикарный «Мерседес» темно-зеленого цвета подъехал и встал напротив входа в здание редакции.

Я почесала кончик носа и подумала, что уже где-то видела подобную машину. Тут же вспомнила и о вчерашнем происшествии.

Вернувшись за стол, я достала пачку «Русского стиля» и, выбив из нее сигарету, закурила. После этого я написала на бумажке номер «Мерседеса».

Приотворилась дверь кабинета, и в нее заглянул Ромка, наш курьер и всеобщий любимец. Сергей Иванович называл его сыном полка, а он и не возражал.

– Ольга Юрьевна, – страшным шепотом возвестил Ромка, – вас спрашивают…

 

Глава 2

Маринка, моментально вспомнив о своих обязанностях, вскочила со стула и вышла. Я оглядела стол, убрала кофейную чашку, лишние бумажки засунула в ящик и взглянула на настенные часы. Они показывали одиннадцать. Редко в такое раннее время происходит что-то интересное, однако могу же я и помечтать?

Вернулась Маринка и подала мне визитную карточку.

«Яблоков Николай Иванович, – значилось на ней, – ОАО «Эппл Компани», генеральный директор». Ниже следовал список телефонных номеров.

Пожалуй, я поторопилась с выводами. Про «Эппл Компани» я была наслышана. Эта фирма значилась в наших досье как самый упорный конкурент и враг ассоциации «Апрель». Сама фирма занималась торговлей продуктами питания, но в объединение с нею входили очень многие предприниматели и других направлений деятельности.

Возможно, подумала я, этот босс поблагодарит меня за бескомпромиссную борьбу с «Апрелем» и подкинет какой-нибудь компромат на конкурентов. Подобное поведение было не в диковинку, и от информационных подарков добровольных помощников у нас накопились очень интересные файлы в компьютерах. Они терпеливо ждали своего часа.

– Два настоящих бандита, но оба в костюмах, – поделилась наблюдением Маринка, и я, положив перед собой визитку, улыбнулась.

– Должность генерального директора обязывает следить за имиджем. Зови Николая Ивановича, будем знакомиться, – сказала я.

Бросив хозяйский взгляд по сторонам, Маринка вышла, а я, положив перед собой дизайн-макеты новой рубрики, приняла вид занятой бизнесвумен. Меня тоже имидж обязывал…

Снова открылась дверь, и на пороге возник высокий тяжеловесный мужчина в темном костюме и в цветастом галстуке. На вид ему было лет тридцать пять, обширная лысина, как ни странно, молодила его. Оглядев кабинет быстрым взглядом, он вошел и тихо притворил за собою дверь. В опущенной правой руке мой посетитель держал черную папку с золотистыми металлическими уголками.

Совершенно неосознанно я уставилась на папку, и только покашливание гостя вывело меня из состояния какого-то транса.

– Прошу вас, – очнулась я и сделала рукой приглашающий жест, показывая на стул, стоящий напротив меня. Мужчина хмыкнул, подошел и сел.

– Я главный редактор газеты «Свидетель» Бойкова Ольга Юрьевна, – представилась я.

– Вот моя визитка, – как-то брюзгливо произнес Николай Иванович, показав толстым пальцем на кусочек бумаги, лежащий передо мной.

Я кивнула и спросила, чем могу быть ему полезна.

– Мне говорили, что помимо газетных шумих вы иногда еще занимаетесь и делом. Частной практикой, так сказать, – не меняя своего брюзгливого тона, произнес Яблоков, и я даже вздрогнула от его заявления. Мне почудился аромат живого дела, и против воли я потерла ладони друг о дружку, стараясь успокоить нахлынувшую легкую дрожь и не выказать слишком уж явно своего волнения.

– Смотря что называть частной практикой, – небрежно произнесла я. – В прошлом у меня действительно было несколько дел, которые пришлось расследовать, но специфика нашей деятельности обязывает извлекать из них материалы, годные для печати.

– Да, знаю, знаю, – словно отмахнулся от меня Николай Иванович, и я удивленно посмотрела на него. Поведение гостя мне было непонятно. Пока он не собирался одаривать меня компрой на «Апрель». Это чувствовалось. – Я уверен, что если дело заденет вас лично, то печатать вы его вряд ли будете, – продолжил Яблоков и положил папку на стол рядом с собой. – Короче говоря, – пояснил он, – куда-то подевался Минька, и наша мамочка всю плешь мне проела, что она чувствует несчастье. Он не появился вчера на ее дне рождения и даже не позвонил. Я не вижу здесь ничего особенного, но нужно быть уверенным. Мамаша родная, все-таки… – Яблоков почесал пальцем затылок и немного смущенно посмотрел на меня, но тут же напрягся снова. – Я решил обратиться к вам, потому что вы в какой-то степени лицо заинтересованное. Кроме того, если отыщете мне его в ближайшую неделю, я готов нормально заплатить, не выходя за рамки обычных гонораров, конечно…

Окончив такую длинную речь, Николай Иванович тяжело вздохнул, вынул из бокового кармана пиджака платок и вытер им шею.

– Кондишн не пашет, что ли? – спросил он, отдуваясь.

Я все это время молчала, переваривая услышанное, и приходила к неутешительному выводу, что не поняла ничего. Более того, я засомневалась даже в разумности Яблокова. Какая еще мамочка? Что за бред?

– Это редакция газеты… – тихим голосом напомнила я, – моя фамилия Бойкова, вы, очевидно, ошиблись.

Яблоков снова вздохнул и одарил меня взглядом, затем пожевал губами и произнес:

– Я наводил справки. Вы дама свободная, поэтому скрывать свои личные дела вам не от кого. И я ни в чем не ошибся, я лично видел вас с ним, и, если вы некоторым образом поссорились, – это слово он процедил с непередаваемой мимикой, – это не означает, что нужно темнить. Мы же деловые люди, я предлагаю вам сделать маленькую работу, от которой вы не переломитесь, как я думаю. Да еще я готов заплатить деньги. В чем проблемы-то?

– Действительно, в чем проблемы? – повторила я. – Давайте так, – я взмахнула ладонью и попыталась навести порядок в мыслях и в изложении, – начните с самого начала. Как я поняла, вам требуется провести расследование?

– Ну, – ухмыльнулся Яблоков, – правильно понимаете. Мне нужен Минька, и поскорее. У меня и так уже скоро заскоки пойдут от его фокусов.

– Кто он такой? – тихо спросила я.

– Брат, – как само собой разумеющееся произнес Яблоков и открыл папку. – Если вы считаете, что нужна официальщина, то – ради бога, я и фотографии принес. – И он подал мне несколько фотографий, достав их из папки.

Я взяла их и просмотрела. Со всех них мне улыбался Майкл. Теперь я вспомнила, что видела машину Яблокова в тот единственный день, когда встречалась с Майклом. Это значило, что Николай Иванович просто-напросто подозревал, что у нас с его братом близкие отношения и я прекрасно знаю, где может находиться его пропавший брат.

Я кивнула, и Яблоков довольно заулыбался. Однако сказала я не то, что он хотел услышать.

– Николай Иванович, – произнесла я, – если вы думаете, что я имею представление, где находится ваш брат, то вы ошибаетесь. Та встреча в летнем кафе, свидетелем которой вы были, была первой и последней. Майкл обещал мне позвонить и своего обещания не выполнил. Если вы рассчитывали, обратясь ко мне, найти его в течение нескольких дней, то ошиблись. Я просто не знаю, где он может быть.

Яблоков не ожидал такого поворота, он нахмурился и побарабанил пальцами по крышке стола.

– Правда, что ли? – процедил он. – Тогда дело хреново. Я думал, все будет проще. Придется обращаться к профессионалам, – закончил он и сгреб фотографии обратно в папку.

Такого я вытерпеть не могла.

– Если вы хотите обвинить нас в непрофессионализме, то у вас не получится. Я не отказываюсь от дела, но сразу предупреждаю, что может понадобиться время, – я сделала паузу. – Не скрою – возможно, я имею здесь личный интерес.

Яблоков побарабанил еще и облизнул губы.

– Только на условиях полной конфиденциальности – и никакой огласки в конце. Устраивает? – жестко сказал он.

– Устраивает, – согласилась я, – рассказывайте. И, кстати, у кого вы наводили справки?

– У адвоката Резовского Ефима Григорьевича, – ответил Яблоков и опять вынул фотографии, – здесь на одной записан адрес Минькиной квартиры и номер телефона, – Яблоков ткнул пальцем, показывая мне, – дома его нет, на звонки не отвечает. В подполье ушел наглухо.

– Ключи от квартиры?

Он вытащил из кармана пиджака одинокий ключик и положил его на стол.

* * *

После ухода Яблокова я вскочила с кресла и зашагала по кабинету. Меня охватило прямо-таки нездоровое возбуждение. Появилась Маринка.

– Что принес босс? – спросила она, посматривая на фотографии и несколько бумаг, оставленных Николаем Ивановичем у меня на столе.

– Босс принес мне дельце, которым я и буду заниматься в ближайшие дни, – ответила я. – Что там с кладовкой, кстати? – спросила я, чтобы перебить тему, и, собрав все оставленные Яблоковым бумаги, сбросила их в ящик стола.

– Виктор не дождался мастеров и решил вопрос просто, одним пинком. Теперь вставляет новый замок…

Маринка прекрасно заметила мой маневр, но предпочла промолчать, очевидно, рассудив, что я все равно ей расскажу подробности – не сегодня, так завтра.

– Кофе будешь? – спросила Маринка и пошла к двери.

Она не дожидалась ответа, потому что предугадывала его и, в общем-то, была права.

– Ага, неси, – сказала я.

Я прислушалась к себе и поняла причину своего приподнятого настроения. Майкл не позвонил не потому, что я не произвела на него впечатления, а потому, что с ним что-то случилось, и теперь я не по собственной воле, а по заказу клиента найду его и все выясню. Сохранены приличия, найдено оправдание, есть от чего улучшиться настроению.

Я вынула из ящика визитку Яблокова и посмотрела на номера телефонов, пропечатанные в ней.

«Если понадобится охрана – только позвони, и все решится», – сказал он напоследок. После чего меня познакомили с начальником охраны «Эппл Компани».

Это был заплывший жиром неповоротливый мужчина с бегающими глазками. Тяжело вздыхая перед каждым словом и так же трагически выдыхая после, он представился: Петров… ых… Борис… ох… Иванович… ух… Больше Петров не произнес ничего. Все остальное за него сказал его шеф. Петрову оставалось только кивать. Он мне понравился – глядя на него, хотелось улыбаться. А когда я смотрела на Яблокова, у меня почему-то начинался приступ зевоты. Как у девочки из галереи.

Итак, теперь я и от фокусов с бомжами, и от автонаездов застрахована. Когда я рассказала про эти случаи Яблокову, он хмыкнул и сказал: «Только позвони – и все разрулим». Петров кивнул и попросил написать номера машин. Я пожала плечами, но тут же дала ему бумажку. Он посмотрел на нее и, сопя от напряжения, сунул во внутренний карман пиджака.

Примерно через пять минут в кабинете появилась Маринка с подносом. На подносе стояли две чашки с кофе и блюдечко с печеньем.

Маринка поставила поднос на стол и села на стул.

– Я так понимаю, – не выдержала Маринка, – что ты получила какое-то задание. Верно?

И не дожидаясь ответа, продолжила:

– Бери с собою Виктора, сама знаешь, что в случае чего он очень поддержит.

Я отрицательно покачала головой.

– Не думаю, что дело будет опасным. К тому же огласки не хотелось бы. А вдвоем с Виктором мы сразу бы стали бросаться в глаза.

– Темнишь! – обвинила меня Маринка. – Виктор и огласка – понятия не совместимые. В чем дело?

Я подумала и рассказала ей почти всю правду. Не сказала только, что Майкла я знаю лично и что он мне… Ну, в общем, это совершенно неважно и неинтересно.

– А гонорар будет? – спросила Маринка.

– Конечно, – ответила я. В вопросе с гонораром я допустила оплошность. Так удивившись появлению этого дела, я не стала проявлять принципиальность и согласилась на гонорар небольшой. Обычно я так не работаю: сто баксов в день плюс расходы. Ну да ладно, половина оплаты пойдет за счет моей личной заинтересованности.

Пока пили кофе, я обдумывала свои дальнейшие действия.

– Сергей Иванович вернулся из типографии? – спросила я Маринку.

– Еще нет, а что?

– Передашь ему, что я исчезаю в командировку на несколько дней. Он остается здесь ответственным за работу газеты.

– Ты куда-то уезжаешь?

Я пожала плечами и, подумав, ответила отрицательно.

Положив в сумочку документы, переданные мне Яблоковым, я еще раз проверила, все ли взяла из того, что может понадобиться.

– Редакционное удостоверение возьми, – напомнила Маринка, – я позвоню тебе сегодня вечером, ладно?

– Хорошо.

Я положила еще и удостоверение, затем встала и подошла к окну. А под окном стояла незнакомая машина – бежевая «девятка». Я, вытянув шею, попыталась разглядеть ее номер.

– Маринка! – позвала я.

Она подошла.

– Запиши номер этой машины и дай Сергею Ивановичу, пусть узнает, что можно.

– А зачем? – спросила она, вытаскивая блокнотик и записывая.

– Возможно, это те самые ребятки, которые жаждут моей крови, – небрежно сообщила я.

Маринка уронила ручку на пол и ойкнула.

– Что же ты собираешься предпринять?

– Потом скажу, – не ответила я на ее вопрос, – пойдем. Маринка, – позвала я свою подругу и секретаршу, – попробую-ка я исчезнуть отсюда незаметно для этих придурков.

Она подобрала авторучку, дописала номер и, выходя, положила блокнотик на свой стол.

Мы вышли из кабинета и, пройдя по коридору редакции, спустились на первый этаж к подсобным помещениям. Парадный вход в здание оставался слева, а справа были кладовки завхозов, дворников и мужской туалет. Служебный выход ремонтировался уже много месяцев и был завален строительным мусором. Пройти сквозь эти препятствия было невозможно, а обойти их можно было попробовать. Постояв около туалета и убедившись, что он пустой, мы с Маринкой зашли внутрь и заперли дверь. Маринка начала совершенно глупо хихикать.

– Подумают еще, что мы извращенки. Главный редактор с секретарем заперлись в мужском туалете! К чему бы это?

– К дождю, не иначе, – прервала я ее разглагольствования.

Осторожно выглянув из окна, выходящего во двор, я убедилась, что там никого нет.

Приподняв юбку, я взгромоздилась на подоконник и стала открывать шпингалеты. Многократно закрашенные белой краской, они просто так поддаваться не хотели. Пришлось помучиться, два раза я едва не рухнула вниз – спасибо Маринка поддержала меня. После того как шпингалеты сверху были открыты, я спрыгнула на пол, едва не поломав каблуки. Открыв окно, я оглянулась на Маринку.

– Я тебе позвоню, – сказала она.

– Давай, – согласилась я и полезла наружу. Под окном внизу была маленькая кучка цемента. Спрыгнув, я подняла облако мерзкой пыли.

– Закрывай окно, – сказала я Маринке и, достав из сумочки платочек, принялась очищать босоножки от налипшей на них белой гадости. Окно закрылось, и Маринка махнула мне рукой.

Опять состоялся мой выход в частную детективную практику.

Оттерев босоножки, я спрятала испорченный платочек в сумочку, вынула из нее темные очки, надела их и, не торопясь, вышла со двора.

Вход в издательство остался на противоположной стороне здания, и возможные враги из «девятки» не могли меня видеть.

«Ну что, позорнички, теперь ждите меня долго-долго», – удовлетворенно подумала я, вышла к дороге и, махнув рукой, остановила такси. Я решила поехать на выставку в «Галерею Искусств». Там мне должны подсказать, где лучше искать пропавшего Майкла.

* * *

Я подъехала к «Галерее Искусств» в самое обеденное время. У меня не было мысли, что они закроются на перерыв. В конце концов, если я работаю, то почему остальные должны отдыхать? Я понимаю, что такой подход чуточку отдает самодурством, однако подобный метод мышления действительно помогает работать, позволяя не обращать внимания на некоторые мелочи. На чужие обеды, например.

На выставке обеденного перерыва не было. Можно сказать, что и самой выставки уже не было: несколько молодых людей в униформе снимали со стен картины и упаковывали их в бумагу. Руководил ими высокий бородатый брюнет, курящий сигарету и неотрывно смотрящий в потолок. Он делал это так демонстративно, что я тоже посмотрела и ничего там не увидела. Потолок как потолок.

Знакомая мне по прошлому посещению зевающая девица на этот раз зевала не над романом, а над газетой с гороскопом. Подняв на меня равнодушные глаза, она лениво объявила:

– Выставка закончена, приходите послезавтра на новую экспозицию.

Я поздоровалась с ней, и она недовольно ответила, поняв, что так просто от меня не отделается.

– Мне нужен один из художников, выставляющийся здесь. Майкл Яблоков. Как мне его найти?

– Ух ты… – произнесла она и отложила газету.

Девица посмотрела на меня оценивающе снизу вверх и обратно. Я заметила, что она меня узнала. Наконец эта любительница чтения важно объявила, что, по ее мнению, меня мало что может связывать с Майклом.

Я, едва сдерживаясь, постаралась побыстрее закончить с ней бестолковый разговор. Какова нахалка, а? Неужели я так затрапезно выгляжу, что мне открытым текстом говорят, что такому мальчику я не пара?!

– Может быть, эти ребята смогут мне помочь? – спросила я, показывая на молодых людей в униформе.

Девица пожала плечами и теперь уже посмотрела на меня как-то задумчиво. Ее поведение внезапно изменилось, и она даже с оттенком доброжелательности кивнула на высокого бородача, курящего в углу салона и теперь уже с интересом рассматривающего собственные ногти.

– Спросите у Леонида, может, он знает…

– Спасибо, – ответила я и направилась к Леониду.

Я подошла к нему и спросила про Майкла.

– Самому он нужен, – ответил Леонид, – он мне бабки должен, засранец. А что вы делаете сегодня вечером? – Неожиданно резво задал он вопрос и попытался взять меня под руку.

– Извините, – я мягко отстранилась, – вечерами я обычно занята, – сказала я и пошла прочь из этого места.

– Заходите послезавтра! – Напомнила мне зевающая девица, но я ей не ответила. Надо признаться, девочка поразила меня своими отнюдь не плавными переходами в настроении.

Улица приняла меня легким ветерком. Я посмотрела на небо и пожалела, что опять оставила дома зонтик. Дело шло к дождю.

Вот и знакомое кафе, где мы неплохо посидели с Майклом, пока не появился Клаус и не увел его по каким-то делам.

Я перешла улицу, взяла апельсинового сока, села за столик и задумалась. Почему-то я была уверена, что стоит мне появиться на выставке, как меня завалят нужной информацией и Майкл найдется, можно сказать, сам, без особых усилий с моей стороны. Я ожидала, что в худшем случае мне укажут несколько мест, где он обычно бывает, и я выйду на свежий след. К сожалению, мои надежды не оправдались и я пока не представляю, что делать дальше. А все, казалось, так просто…

Я почувствовала нарождающийся приступ агрессивности, в общем-то, не очень характерной для меня. Я несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула. Кстати, и свежий воздух сейчас на улице не такой уж и свежий: жарко, душно, гадко…

Рассеянно посмотрев по сторонам, я взглянула на витрину «Галереи Искусств». Не замеченное сразу, одно объявление в ней заинтересовало меня. В нем говорилось про выставку в Зале Мастерских какого-то фонда и число… Я резко вскочила, и стул, проскрежетав по асфальту, едва не упал. Выйдя из кафе, я снова пошла через дорогу. До меня донеслась реплика:

– Обкуренная, что ли…

Что-то мне сегодня везет на необычные замечания. Уже подойдя к витрине, я знала содержание объявления – прочитала, пока шла.

В Зале Мастерских Художественного фонда сегодня состоится презентация новой выставки. Среди фамилий художников была одна простенькая на букву Я. Начало презентации – в шесть вечера.

 

Глава 3

До начала презентации времени еще было порядочно, и я решила съездить на квартиру к Майклу. Надо же посмотреть, где и как он обретается.

Долго я не плутала, и нужный дом отыскала почти сразу.

Майкл жил в старенькой хрущевской пятиэтажке. Обшарпанные двери, грязные подъезды и целая ассамблея старух на лавочках. Где же он подглядел тот самый ненашенский пейзаж, не из своего же окна?

Быстро пройдя мимо сидящих на страже порядка старух, я поднялась на второй этаж и, встав перед квартирой номер 6, позвонила. Потом постучала. Потом опять позвонила.

Я прислушалась к тишине за дверью, затем к тишине подъезда и решилась на лихое дело. Вставив ключ в скважину, я открыла замок и вошла в чужую квартиру. Стараясь не топать, я прошла в гостиную, затем в спальню. В спальне мне весьма понравилось великолепное ложе, размером в половину комнаты, застеленное розовым покрывалом с цветочками. Честно говоря, очень не хотелось обнаружить труп Майкла, и мое желание исполнилось. В квартире никого не было.

Времени до начала презентации оставалось немного, и нужно было ловить мотор, чтобы ехать на нее.

Выставочный зал Художественного фонда располагался в районе улиц Рахова и Московской. Мне попался шофер, хорошо знающий центр города, – он подкатил меня почти к самым дверям.

Гордо вскинув голову, я направилась к входу. Я уже достаточно побывала на презентациях, чтобы знать, как себя следует вести. Сейчас у входа меня встретят чинные представители оргкомитета, но я ошиблась.

Все пошло не как обычно. У двери никого не было, а из зала раздавался гул голосов. Я посмотрела на часы. Действо началось всего минут сорок назад, но я не ожидала, что массы так быстро разгуляются.

А они действительно разгулялись…

Очевидно, официальная часть закончилась в максимально короткие сроки, и толстый бармен за переносной стойкой, поставленной напротив входа, отработанными движениями откупоривал бутылки и разливал напитки желающим. Желающих было много. Самого разного вида и пошиба мужчины и женщины образовывали кучки по всему залу, громко обсуждая свои проблемы, смеясь и ругаясь. Примерно половина мужчин была в костюмах. Другая половина, одетая кто во что горазд, являла стандартный образ свободных художников. Женщин было не меньше, чем мужчин, и мои обычная юбка и блузка в тон очень выигрышно выделяли меня на фоне разноцветных топиков, платьев-стрейч и махрястых по низу шортов. Кроме того, у меня еще была и прическа на голове.

Я оценила это как большущий плюс в свою пользу и начала оглядываться, собираясь влиться в коллектив.

Попав в кильватер одной компании, я прошла вместе с нею мимо бармена, подхватила по пути фужер с каким-то кислым вином и как бы случайно подтолкнула под локоть одного из молодых людей. Это был среднего роста лысоватый громогласный парень в черных джинсах и серой футболке.

– Ой, извините, пожалуйста, – засмущалась я, когда он повернулся ко мне. Мой толчок оказался сильнее, чем я рассчитывала.

– Пожалуйста, – приветливо отозвался парень и спросил: – А что это вы пьете?

– Не знаю, пью, что дают, – честно ответила я.

– Ты всегда такая податливая? – заинтересовался он, сразу же переходя на «ты», и я пожала плечами, понимая, что вышла на трепача.

– Пойдем, я найду для нас шампанское. Ты его потребляешь? Меня, кстати, зовут Вова.

– Ольга.

– Всю жизнь мечтал познакомиться с девушкой с таким замечательным именем.

Схватив меня за руку, Вова промчался сквозь толпу и завел меня в полутемный закуток. Здесь было тесно, пахло лаками и мышами. Около небольшого столика стояли две девушки, одна в шортах, другая в стрейче, и, быстро затягиваясь, обе курили дешевые сигареты.

Вова сунул руку под столик и, покопошившись там, выудил бутылку шампанского.

– О-о-о! – простонала одна из девушек. – Угощаешь, Володя?

– Возможно, – туманно ответил мой спутник, откупорил бутылку и, забрав у меня фужер, небрежно вылил его содержимое на пол в угол.

Обе девушки протянули свои бокалы.

– В порядке живой очереди, – сказал Вова и принялся наполнять мой фужер.

Оставив девушек допивать шампанское, мы вернулись «в люди».

– Ты не околобогемная дама, как я вижу? – спросил меня Вова.

– Пока не знаю, но, наверное, нет.

– И как же называется попутный ветер, который занес тебя в наши палестины? – Вова, достав из кармана мятую сигарету без фильтра, прикуривал ее от спички.

– Майкл Яблоков, – просто ответила я.

Вова поднял на меня удивленные глаза. Забытая спичка догорела почти до конца и обожгла его палец.

– Блин! – Вова отшвырнул обидчицу на пол. – Сговорились вы все, что ли… Разочаровала ты меня, Оленька, – произнес он, покашливая.

– Не поняла, в чем я вас разочаровала? – спросила я, озадаченная его реакцией на мои слова.

– Брось, пожалуйста, все ты понимаешь! – Он почесал себе шею и легонько похлопал меня по плечу, – пойду, попытаюсь утопиться в унитазе от таких огорчений, девочка.

После этого многообещающего заявления Вова повернулся и ушел. Я осталась стоять с полупустым фужером в руке и в полной растерянности в мыслях. Что же происходит? И кто же такой Майкл, если уже второй человек так странно реагирует на мои слова о нем?

– Ни черта не поняла, – произнесла я вслух.

Слева послышалось тихое хихиканье. Я оглянулась. Рядом со мной стояла девушка в шортах. Одна из тех двух, пивших дармовое шампанское в закутке.

– Здорово ты напугала Володю, – криво усмехнулась она.

Я произнесла в ответ что-то невразумительное, чтобы только не молчать.

– А зачем тебе Майкл? – спросила девушка, продолжая усмехаться.

– Нужен, – ответила я равнодушным тоном, пожав плечами. Теперь я уже опасалась высказывать явную заинтересованность в моем пропавшем Тарзане.

Девушка посмотрела на меня и собрала губы в бантик. Продолжать разговор она как видно не собиралась. Тогда я решила для проверки пощекотать общие для всех людей струны.

– Я так давно была должна ему деньги, а теперь не могу найти, чтобы отдать… – пожаловалась я и расстроенно посмотрела на свою собеседницу.

Метод подействовал, девушка кивнула головой каким-то своим мыслям и наконец спросила у меня:

– Кафе «Джулио Чезаре» знаешь?

Я понятия не имела об этом кафе, но кивнула и уточнила:

– На Чапаевской?

– На Зарубина, около Смурского переулка, – поправила она меня.

– Ах, ну да, – я сделала вид, что перепутала адрес.

– Не знаю, как сейчас, а пару месяцев назад Майкл частенько там ошивался. Бармена зовут Саша. Передай ему привет от меня.

– А я тебя не знаю, – я поняла, что мне везет и что-то клюнуло, – как точно сказать-то?

– Скажешь: от Агаты Кристи.

– Так это вы понаписали такие интересные сказочки про мамашу Марпл? – с уважением протянула я.

– И про нее тоже, – чинно подтвердила девушка.

Мы обе рассмеялись.

Через пять минут я вышла из выставочного зала на улицу. Уже начало заметно темнеть, хотелось есть, и я подумала, что если в этом «Чезаре» ничего не узнаю, там хотя бы можно будет перекусить немного.

* * *

Кафе «Джулио Чезаре» располагалось на первом этаже старого купеческого дома. Пока я не зашла в него, я не понимала смысла названия. Но зайдя, я сразу влюбилась в это место. Это кафе было маленькой Италией в нашем обычном скучном городе. Интерьер напоминал мне Рим и Флоренцию, какими я их себе представляла по фильмам и книгам. На стенах висели картины и эстампы с видами акведуков и палаццо, негромко звучали итальянские мелодии.

Кафе было небольшим, столиков на пятнадцать, и очень уютным. Помимо обязательного набора выпить-закусить, судя по запахам, покушать здесь тоже можно было.

Стойка бара была справа от входа, и за ней хозяйничал очень колоритный тип: высокий, худой парень, с редкими волосиками, забранными в куцый хвостик. Одет он был в широченную рубаху с рисунком. В левом ухе у парня блестели две серьги. Мне почему-то до жути стало любопытно, что же у него торчит в правом, но я решила, что перед атакой надо подкрепиться, а то я чувствовала, что первые же детективные будни грозили мне потерей веса. Это было бы нежелательно.

Вечер только начинался, но почти за каждым столиком уже сидели посетители. Я выбрала столик, за которым в одиночестве курила симпатичная девушка – блондинка с распущенными по плечам волосами.

– У вас не занято? – спросила я, подойдя.

– Нет, присаживайтесь, – она сделала приглашающий жест рукой, и я села напротив нее, пододвинув стул. Почти сразу же подошла официантка, подала меню и поставила вторую пепельницу.

Я изучила названия и цены и, подняв голову, тут же встретилась взглядом с моей официанткой. Она приблизилась. Я выбрала «омлет по-савойски», как было обозначено в меню – он готовился со свиной грудинкой и сыром, – и «Вино де Кастельо». Ни того, ни другого я раньше не пробовала, но подумала, что риск будет не очень велик.

Когда официантка ушла выполнять заказ, сидящая напротив девушка посмотрела на меня. У нее были замечательные задумчивые глаза и длинные волосы.

– Я здесь бываю часто, а вас не видела ни разу, – сказала она.

– Я в первый раз, – заговорщицким тоном ответила я, – только моей маме не говорите, ладно?

Она улыбнулась:

– Вам здесь понравится, к тому же вы заказали лучшее, что у них есть.

– Может быть, это перст судьбы, – согласилась я.

Мне принесли мой омлет и вино. Соседка заказала себе легкий коктейль с лимоном. Через десять минут мы уже познакомились и болтали на самые разные темы. Мою новую знакомую звали Лоли.

– Мамаша наградила меня классным имечком, вообще-то я Лариса по паспорту, но эту крысиную кличку с детства ненавидела. Лоли – лучше звучит и мне нравится, – пояснила она, смакуя свой напиток.

Пока мы меняли темы беседы от эстрады до моды, я думала про Майкла. События сегодняшнего дня показали мне, что при звуке этого имени у людей возникают неадекватные реакции. Я достала из сумочки монетку и подбросила ее на ладони – выпал орел.

– Что-то загадала? – спросила меня Лоли.

– Да, получается, что я могу задать тебе один вопрос и ты мне на него ответишь, – ответила я.

– Валяй, – предложила она.

– Я ищу одного своего знакомого. Ты художника Майкла Яблокова знаешь?

Я внутренне напряглась. Если сейчас Лоли скажет, что Майкл не про мою честь, то я попытаюсь напиться. Однако впервые я увидела нормальную человеческую реакцию на свои слова.

– Конечно, знаю. Только здесь его не было уже несколько дней, – неторопливо произнесла она, – хотя тебе лучше спросить у Саши, – она посмотрела в сторону стойки, – он здесь бывает чаще меня, – добавила Лоли с тонкой улыбкой.

– Сейчас же пойду и спрошу, – пообещала я и действительно встала.

Бармен в это время разговаривал с темной шатенкой с «химией», в желтом брючном костюме, смешивая ей коктейль. Пока я шла, эта дама успела получить свой стакан и села за ближайший к стойке столик.

Около стойки, кроме официантки, никого больше не было, и бармен сразу же обратился ко мне, как только я подошла:

– Что будем пить, милая девушка? Такие, как вы, начинают обычно с «Текилы-Санрайз».

– Уговорили, пойдем по обычному пути – надоело выделяться, – польстила я сама себе.

– Очень неверно говорите, – бармен быстро смешал мне текилу с апельсиновым соком и подал. Пока он передвигался за стойкой, я успела разглядеть, что в правом ухе у него подвесок не было. Односторонний мужчина.

Я взяла стакан и передала бармену привет от Агаты Кристи. У него дернулись брови.

– И как она сейчас? – спросил он небрежным тоном.

– Я думаю, как всегда.

Бармен кивнул.

– Если бы было плохо, сразу бы вспомнила о брате и прибежала денег просить, а так только приветы передает, – сказал он с кривоватой улыбкой и начал протирать чистые стаканы, выстроившиеся на стойке.

Потягивая коктейль, я посмотрела по сторонам, задержав на секунду взгляд на затылке дамы, которая только что отошла от стойки. Она курила и, казалось, о чем-то задумалась. Поняв за день, что мой вопрос нужно задавать осторожно, я наконец решилась тихо спросить про Майкла. Реакция у бармена была интересной: он на секунду застыл, затем поднял на меня повеселевшие глаза.

– М-да… Самый свежий анекдот на сегодняшний день: и этой девушке нужен наш Майкл, – сказал он и покосился направо.

Та самая дама с «химией» на голове, которая передо мной общалась с барменом, внезапно вздрогнула. Я остро почувствовала, как ей хочется оглянуться и посмотреть на меня. Но она сдержалась. Бармен Саша откровенно намекнул мне на нее, и она это услышала.

– Ну и? – поторопила я его с ответом.

– Ну и ничего, – пожал Саша плечами, – дня три как ни слуху, ни духу… К сожалению, ничем не могу помочь.

Я, взяв в руку стакан, медленно вернулась к своему столику. Села и сразу же начала посматривать на заинтересовавшую меня даму. Пока я еще не решила, что мне делать в этой ситуации.

– И как успехи? – спросила Лоли.

Я отрицательно покачала головой и вздохнула:

– Три дня его не было, говорит.

В это время кое-кто из посетителей расплатился и покинул кафе. Вдруг я заметила, что женщина, заинтересовавшая меня, встала и быстро направилась к выходу. На пороге она не выдержала и оглянулась.

Наши взгляды встретились, но только на один миг. Она тут же скрылась за дверью. Единственное, что я успела разглядеть, так это то, что мы с нею были примерно ровесницами. Возможно, я немного помоложе.

Повинуясь скорее импульсу, чем разумному решению, я встала и поспешила следом за ней.

Выскочив из дверей кафе, я потеряла осторожность и в результате ткнулась каблуком в щель между кирпичами порога. Остановилась и освободила каблук, после чего продолжила погоню.

Я задержалась не больше чем на тридцать секунд, но, выйдя на улицу, эту женщину уже не увидела. Я добежала до перекрестка, посмотрела там, потом медленно повернула обратно. Она словно испарилась в вечернем воздухе и на сегодня, можно сказать, для меня потеряна. А найду ли я ее завтра, там видно будет.

Я вспомнила, что оставила в кафе сумочку, и вернулась в него. Сразу у входа меня встретила взволнованная официантка: я совсем забыла заплатить за омлет и вино. Извинившись, я вернулась за столик.

– Не могу не заметить, что ты ведешь себя нестандартно, – меланхолично сказала Лоли, – твои прыжки связаны с Майклом или это из другой оперы?

Я сделала глоток «Санрайза», мысленно махнула рукой и не стала темнить:

– Из той же. Меня попросил найти Майкла его брат. А выбежала я за одной дамой. Эта дама… – я замолчала, подбирая слова…

– Тоже связана с Майклом, – закончила Лоли.

– Ну да, причем не знаю как. Пока, – ответила я и, достав из пачки сигарету, закурила.

– Зачем же этому брату – жлобу надутому – понадобился Майкл? – задала Лоли неожиданный вопрос.

Я пожала плечами:

– Он сказал, что мать волнуется.

– С ума сойти!

Она рассмеялась и, когда успокоилась, пояснила:

– Братики не очень ладят между собой. А ты, значит, детектив?

– Почти, – неохотно призналась я, – вообще-то я работаю в редакции газеты.

Решив, что и дальше темнить смысла не имеет, я достала свою визитку и подала ее Лоли. Та взяла, прочитала, кивнула головой, но ничего больше не сказала. Я задумалась, потом вспомнила еще кое-что и спросила:

– Ты случайно не знаешь такого толстого очкастого дяденьку по имени Клаус? Он работает фотографом, вроде как для «Плейбоя». Носит часы на цепочке и думает о себе, что он приехал из Англии.

– Клаус, – она задумчиво выпустила сигаретный дым вверх, – конечно, знаю, кто ж его не знает? Клаус – это песня… Чуть было не добавила: моего сердца! – снова рассмеялась она и с интересом взглянула на меня. – А он же был здесь, вышел как раз перед тем, как ты сорвалась и помчалась.

Лоли потушила сигарету и сказала, пожимая плечами:

– Я почему-то сразу подумала, что ты рванула за ним. Если ты ищешь Майкла, тебе, конечно же, нужен Клаус.

Я едва не выругалась вслух, только хорошее самовоспитание удержало меня от этого.

– Его студия почти напротив кафе. Он там и живет, – добавила она, – две пластиковые витрины, между ними такая же дверь, вывески нет.

Почти минуту я переваривала подаренную информацию, потом до меня стало доходить, куда исчезла эта женщина. Вот тут уж я наплевала на приличия и прошептала несколько выражений.

– Расслабься, – Лоли наклонилась вперед и погладила меня по руке, – если хочешь, зайди сейчас. Не думаю, что ты им помешаешь.

– Нет, спасибо, – я встала и, попрощавшись с Лоли, вышла из кафе. Я резонно прикинула, что если Клаус с этой женщиной пошли к нему домой, то я могу появиться в неподходящий момент и со мною разговаривать никто не захочет.

Ночь еще не опустилась на город, и я подумала, что для дружеского визита время еще нормальное и простительное. Поймав такси, я поехала к дому Майкла.

Дом, в котором он жил, я видела только один раз и при ярком свете дня, поэтому и не сразу узнала его. Видя мои сомнения, шофер, наверное, подумал про меня что-то не то, потому что, когда я вышла из машины, он не сразу отъехал. Пришлось, чтобы не привлекать внимания и не напрашиваться на излишние приключения, пойти по направлению к дому.

Подойдя совсем близко, я уже не сомневалась и вошла в подъезд. Поднявшись на второй этаж, я прислушалась, потом позвонила в дверь. За ней было тихо. Я достала ключ и принялась, по возможности не производя шума, открывать дверь. Замок открылся. Я легко толкнула дверь и вошла. Ключ я, разумеется, вынула, затворила за собою дверь и, пошарив рукой по стене слева, затем справа, нашла выключатель. Поколебавшись, я щелкнула им.

В двухкомнатной квартире Майкла опять никого не было. Меня это начинало раздражать. Свинство какое, второй раз прихожу – и снова некому рассказать мне о новых тенденциях в живописи.

Я прошла по всем помещениям, везде включая свет, попутно уже подробно знакомясь с местными условиями. Здесь было удивительно чисто, никакой неаккуратности. Не верилось, что Майкл жил один. Как я заметила, мужчины не предрасположены класть все на свои места и сохранять хотя бы видимость порядка.

Полазив по шкафам, я не обнаружила женских вещей. Я вообще ничего не обнаружила, что дало бы мне отправную точку для размышлений. Возможно, если судить по небольшому количеству пыли на мебели, Майкла не было несколько дней. Однако это было верно, если он убирался каждый день. А если вел себя, как и должен вести нормальный мужик, то, возможно, он ушел только сегодня. В обоих случаях он может вернуться в любое время.

Я решилась ждать и похозяйничать немного. Поставила на кухне чайник. Потом, пройдя из интереса по спальне, еще раз с острым приступом зависти поглядела на широченную кровать под розовым покрывалом и, выйдя, устроилась в гостиной.

Гостиная представляла собой смесь жилой комнаты и мастерской художника. Небольшой журнальный столик, стоящий посередине гостиной, был окружен деревянными раскладными креслами пляжного типа. Около книжных полок, занимавших правую стену, стоял мольберт с незавершенным пейзажем. На втором столе, у противоположной стены, полностью перепачканном красками, лежали шпатель, кисти, тюбики, листы бумаги и картона. Здесь же притаился старый черный телефонный аппарат. Я сняла трубку и убедилась, что он работает. У окна в левом углу на тумбочке стоял телевизор.

Я сидела в кресле, листала какой-то альбом и чувствовала, что мне здесь нравится.

Чайник вскипел, я заварила чай. Потом набрала домашний номер телефона Маринки.

– Ты где?! – сразу же выкрикнула она.

– На квартире у брата Яблокова, – ответила я ей.

– А-а-а, – протянула Маринка и осторожно спросила: – И как?

Я рассмеялась:

– Никак. Я открыла дверь, можно сказать, отмычкой и теперь жду, когда появится хозяин, – насчет отмычки я пошутила, но эффект это произвело.

– Вот это да, – уважительно отреагировала Маринка, – а ты знаешь, мы выяснили про эту машину, – вдруг сообщила она и затараторила, словно боясь, как бы я ее не перебила, – Сергей Иванович позвонил знакомым в ГИБДД, а потом и Виктор тоже пошустрил по своим каналам.

– Машину угнали со стоянки и пока еще ее ищут, – предположила я.

– В общем, да, – ответила Маринка, – но хозяин машины числится художником-оформителем в дизайнерской фирме «Большой салют», а эта фирма…

– Входит в «Апрель», – не смогла промолчать я.

– Верно.

– Они долго торчали под окнами редакции?

– Я уходила, они еще были там, – засмеялась Маринка.

Все это было интересно…

Поговорив с нею еще несколько минут, я закончила разговор. Мы с Маринкой порешили на том, что я буду ей звонить каждый вечер и каждое утро.

Подошло время чаепития. Начав с одной чашки чая и одной сигареты после нее, я подумала и решила не сдерживать своих страстей и устроила маленький разгром маленьким продовольственным запасам Майкла. Так, ерунда: ударила по печенью, обнаруженному в одном из кухонных шкафчиков.

Время подкатывало к одиннадцати – от хозяина не было и намека на его существование. У меня имелась возможность для спокойного размышления, и все меньше и меньше мне нравилось это дело: слишком много непонятного собралось вокруг него. Я заканчивала уже третью сигарету, когда неожиданно зазвонил телефон. Подойдя к запачканному рабочему столу, я подумала и на четвертом звонке взяла трубку, произнеся в нее:

– Алло!

После нескольких секунд мертвого молчания короткие гудки известили меня, что со мною разговаривать не желают.

И не очень-то хотелось! Я взяла телефон и перенесла его на пол ближе к креслу, к которому уже успела привыкнуть. Включила телевизор – старенький безобразный «Рекорд» – и снова открыла художественный альбом. Это были рисунки Памелы Смит.

Примерно через двадцать минут телефону надоело молчать, и он снова подал голос. Повторилось все до мелочей. Я из какого-то озорства опять подняла трубку после четвертого звонка, и опять на мое «Алло!» получила короткие «пи-пи-пи».

Я положила трубку и зевнула. Время перестало идти и начало тянуться. Как-то сама собой возникла мысль отсюда не уходить и сделать вид, что я тут в засаде – это объяснение на случай утро-раннего возвращения Майкла. Авось не выгонит без завтрака.

Я посмотрела на окно и только сейчас обратила внимание, что не задернула его занавесками. Боже мой, я же не у себя дома! Ну как я могла быть такой неосторожной – напротив ведь еще одна пятиэтажка!..

Я медленно привстала с кресла, медленно потянулась к шторам. Тут внезапно со стуком упала на пол моя зажигалка. Когда я курила, сидя в кресле, то положила ее на колени, и она, естественно, от моего движения свалилась. Не доведя до конца упражнение со шторами, я нагнулась за зажигалкой.

Что произошло вслед за этим, я сразу и не поняла. И вообще, это было как будто не со мной.

Что-то сверху защелкало, и на меня посыпалась мелкая пыль. Честно говоря, я сначала подумала про насекомых, пауков каких-нибудь. Стряхивая с волос нежданные сюрпризы, я настолько резво шарахнулась влево, что преодолела пределы окна и едва не свалила мирно бубнящий «Рекорд». Тумбочка под ним задергалась, и я, продолжая вытряхивать из волос мусор, поддержала телевизор второй рукой. Наконец я взглянула на потолок над окном. С него явно ничего упасть не могло… Тогда, вытянув шею и не отпуская телевизор – грохнется еще чужая вещь и объясняй потом Майклу, что это было досадное недоразумение! – перевела взгляд с потолка на окно и несколько секунд непонимающе смотрела на кривой ряд круглых дырочек в стекле.

Первой мыслью у меня было: а зачем Майклу нужно такое украшение? Честно, не вру. А потом вдруг дошло. Я тихонько села на пол, прижала коленки к груди и уже глаз не могла отвести от этих дырочек. Скорее всего стрелок находился на крыше соседнего дома, и моя зажигалка, выходит, спасла мне жизнь…

Впервые за последнее время мне стало страшно так, что вспотел затылок и зубы застучали, как хорошо слаженный оркестрик барабанщиков.

 

Глава 4

Утро я встретила в прихожей на полу. На какое-то время погружалась в сон, но был он тревожным, и бодрости теперь я не ощущала, это уж точно. Вчера, отсидев рядом с телевизором до тех пор, пока не посчитала себя в относительной безопасности, я ползком прошмыгнула на кухню. На ней я тоже окна не занавесила, но догадалась, уходя, выключить свет, поэтому там было безопаснее, чем в гостиной.

Неотрывно косясь на крышу соседней пятиэтажки, я налила и выпила два стакана воды и еще целый час промаялась, борясь с диким желанием курить. Сигареты лежали спокойненько в гостиной на журнальном столике, а возвращаться туда мне не хотелось. За этот час я убедилась, что по крыше соседнего дома никто не бегает.

Но это меня не утешило. Я перебралась в коридор, поближе к входной двери. Так я надеялась быстрее услышать того, кто захочет проникнуть сюда. На кухне я запаслась целым арсеналом: ножом и молотком для отбивных. Глупость, конечно, но лучшего ничего не было. Я решила никуда не звонить: беспокоить среди ночи людей ни к чему, обойдусь… Если бы бандиты хотели меня убить, то не стали бы ждать, когда я задерну шторы!

Переночевав, как собачонка, на подстилочке, только под утро я набралась смелости, чтобы осторожно зайти в гостиную, быстро схватить свою сумочку и пачку «Русского стиля». Уже гораздо вальяжнее я прошла на кухню, села на табурет и наконец-то закурила. Есть же на свете такие смешные люди, которые пытаются бросить курить! Как может не нравиться это удовольствие?! Извращенцы!

Приведя в относительный порядок мысли и чувства, я распахнула дверь ванной комнаты и остановилась на пороге: господи, нормальные люди сейчас душ принимают, а я, как дура набитая, торчу тут, с молотком под мышкою!..

Я быстренько умылась, постоянно вздрагивая от любых звуков.

Ситуация с исчезновением Майкла вырисовывалась замысловатее, чем я думала с самого начала. Теперь становилось ясно, что Майкл вляпался во что-то опасное и я, не разобравшись, нырнула следом за ним.

Возможно, придется воспользоваться услугами службы безопасности Яблокова-старшего. Как его там назвала Лоли? Надутый жлоб? Весьма похоже. И этот жлоб должен мне еще кое-какую информацию, а то: мамочка заскучала по сыночку… Тьфу!

Я почистила перышки, еще раз покурила и подумала, что теперь я снова готова на подвиги. Если считать вчерашнее покушение на меня предупреждением, то оно пришлось кстати. То, что покушались именно на меня, я не сомневалась: слишком уж четко я нарисовалась в окне, чтобы меня в моей юбке можно было спутать с Майклом. Свет в гостиной продолжал гореть, я пошла выключить его.

Потом, осмотрев себя в зеркало, я мысленно поставила себе «четыре с минусом», но в данной ситуации это было приличной оценкой.

Хлопнув входной дверью, я покинула квартиру, едва не ставшую моим склепом.

Часы показывали половину девятого утра, и для меня это было такой несусветной ранью, что я полностью была уверена в безопасности. Так, кстати, и оказалось.

Пройдя пешком через дворы, я поплутала по незнакомым закоулкам и вышла на дорогу. Нужно было решить, в какую сторону направить свои стройные ножки. Хотелось кушать, но и о деле не следовало забывать.

Вспомнив о вчерашнем договоре с Маринкой, я позвонила ей из первого же таксофона. Маринка подняла трубку после первого звонка.

– Это ты? – спросила она с надеждой в голосе.

– Наверно, а это ты? – отозвалась я.

– Конечно, – радостно сообщила Маринка, – рассказывай! Он пришел и… что-то было?

– Во-первых, он не пришел, но что-то действительно было…

Я вкратце сообщила последние новости. Маринка раскричалась так, словно меня уже убили, пришлось сказать, что больше звонить не буду, если она такая легковозбудимая.

– Все, все, молчу, – сразу же согласилась она, – но ты вечером позвонишь? Точно?

– Абсолютно, – пообещала я.

– Возьми Виктора, сама знаешь, он у нас афганец, спецназовец… – начала ныть Маринка, но я отказалась. Опасность мне грозила неизвестно с какой стороны, и в этой ситуации брать на подмогу еще кого-то значило бы просто его подставить. Виктор сможет мне здорово помочь, когда все карты будут раскрыты.

Я закончила разговор с Маринкой и пошла к дороге решать транспортные проблемы. Поймав мотор, я направилась к кафе «Джулио Чезаре». Оно вряд ли уже работало, но моей целью была студия Клауса. Я подумала, что если он со вчерашней дамой нашел какой-нибудь общий интерес, то к утру он неминуемо должен был бы ослабнуть. Я про интерес. Вот тут я и вклинюсь со своими вопросами.

Выйдя из машины приблизительно за квартал до цели, дальше я направилась пешком. Мне повезло сразу же. Похоже, что сегодняшний день будет удачным. К тому же это далеко не понедельник. А суббота. Кажется.

Толстый Клаус медленно выгуливался по тротуару, ведомый рыжим пекинесом за кожаный поводок. Я остановилась, придумывая многообещающую увертюру для разговора, как вдруг мысли мои переключились на другое.

На малолюдной улице показалось новое действующее лицо. Я не узнала с первого взгляда, но, уловив в этой фигуре что-то знакомое, пригляделась получше. К Клаусу приближалась вчерашняя дама, та самая, которую я потеряла при своей неудачной погоне. Только сегодня она была не в желтом брючном костюме, а в голубом.

Раннее появление этой дамы было уже интересным. Я отметила как минус своей интуиции то, что они явно не ночевали вместе, как я вчера заподозрила. Но их вторая встреча не могла не заинтриговать меня. Клаус – друг Майкла, по его собственным словам, встречается с дамой, занятой поисками того же Майкла. Это уже основываясь на словах бармена Саши из «Джулио Чезаре».

Я заняла позицию около ствола толстого тополя и как бы случайно посматривала в сторону этой парочки. Поговорили они недолго – Клаус что-то объяснял, дама кивала головой, а потом они попрощались и разошлись. Клаус повлекся пекинесом в студию, а дама медленно пошла по улице, опустив голову. Чем-то ее Клаус огорчил, как мне показалось. Передо мной возник вопрос, за кем идти, – и я, разумеется, выбрала эту женщину. Клауса я теперь уже знала, где искать, а вот она для меня оставалась большим неизвестным, иксом.

Приноравливаясь к ее неторопливому шагу и следя, чтобы расстояние между нами не изменялось, я вышла вслед за ней на Московскую улицу, затем повернула на Радищевскую. Тут дама зашла в скромную зеленую дверь без вывески, выходящую прямо на тротуар. Не убыстряя шага, я подошла к этой же двери, секунду помедлила и отворила ее.

За дверью шел коридор без дверей и указателей. Обычные стены, крашенные голубоватой краской.

Совершенно не понимая, что это за контора, я пошла по коридору, поворачивая вместе с ним. После третьего поворота он привел меня к двум дверям. На одной из них была вывеска «Администрация». На второй вывески не было. Подумав, что с начальством лучше пока не связываться, я заглянула во вторую дверь. За нею был большой и неплохо оборудованный тренажерный зал и слышались веселые женские голоса. Я задумчиво прикрыла дверь.

– Здравствуйте! – услышала я за спиной приветливый женский голос.

Медленно обернувшись, я изобразила улыбку на своем лице, ожидая подвоха. Но его не было. Передо мной стояла среднего роста женщина в спортивном купальнике. Что-то зеленое с сиреневым. На ногах – белые кроссовки, в руке журнал.

– Здравствуйте, – ответила я.

– Вы хотели бы к нам записаться? – спросила женщина и, не дожидаясь ответа, затараторила: – Вы сделали правильный выбор. У нас самые передовые методики для разных целей, возрастов и категорий. Великолепный тренажерный зал, сауна, комната отдыха, свои массажисты, иглотерапевты…

Я несколько раз порывалась открыть рот, чтобы сказать что-нибудь, но мне не давали возможности. В общем, это оказалось и к лучшему, потому что под конец рекламного спича женщина объяснила мне, что сейчас она идет на занятия постоянной группы, которые продлятся не менее трех часов. После занятий, разумеется, вышеупомянутая сауна, массаж и прочие удовольствия…

Я пообещала подумать и сказала, что она меня почти убедила. Дождавшись, когда эта бодрая тренерша скрылась за дверью зала, я снова слегка приоткрыла дверь и осторожно заглянула за нее. Свою даму я заметила не сразу, а может быть, не сразу узнала. Она была в купальнике и размахивала руками, готовясь, очевидно, приступить к здоровому образу жизни.

Прикрыв дверь, я вспомнила слова тренера: «не менее трех часов»… Посмотрела на часы и вышла на улицу.

Вот теперь подходила очередь Клауса, не стоять же здесь три часа в тоскливом ожидании. Да и позавтракать давно нужно. Быстрой походкой я вернулась к кафе «Джулио Чезаре». Оно еще не открылось, но на площадке перед ним уже развернулось летнее кафе. Тут омлетом по-савойски и не пахло, но сосиски с кофе получить можно было. Позавтракав на скорую руку, я почувствовала в себе готовность нанести визит.

Дом, в котором располагалась студия-квартира или квартира-студия Клауса, как и все дома на этой улице, был еще дореволюционный.

Студия выходила на улицу небольшим тамбуром, скроенным из стеклопакетов в пластиковом обрамлении. Двойная пластиковая дверь открывалась поворотом ручки.

Преодолев прихожую, я оказалась в маленьком холле. Вдоль белых стен там стояли белые пластиковые кресла в один ряд. На одном из них развалился молоденький лопоухий охранник в пятнистой форме. Рядом с ним была закрытая дверь, ведущая в следующие помещения. Увидев меня, охранник только шире открыл глаза. Это было его единственной реакцией на мое появление.

– Клаус на месте? – спросила я у него таким тоном, словно бывала здесь часто и меня все знают.

– Ага, в ателье, – мальчонка помахал пальчиками на закрытую дверь.

Он не догадался позвать кого-нибудь, и я не стала этого ждать. Пройдя мимо, я распахнула дверь и вошла в нее.

Попала я в огромную комнату, занимавшую, очевидно, не меньше половины дома. Эта комната была сплошь уставлена искусственными растениями. Ну, не совсем сплошь, конечно, тут еще были и прожекторы, большие и маленькие, и кресла, креслица, диваны и диванчики. Несколько ширм, развернутые в разных направлениях, могли поделить помещение сразу на три или четыре части.

А мне здесь понравилось! Я не торопясь пошла вперед, точнее, вглубь, и очень подробно рассматривала все, что встречала на пути.

Неожиданно с визгливым лаем из-за искусственных зарослей на меня бросился маленький пекинес, угрожающе подпрыгивая и топая лапами. Чтобы не огорчать его, я остановилась и сделала вид, что испугалась.

Справа раскрылась не замеченная мною дверь, ведущая куда-то еще дальше, внутрь этой пещеры Аладдина, и я увидела Клауса. Тонко урчащий пекинес отбежал и спрятался у него за ногами, под их прикрытием подкрадываясь ко мне ближе.

– Что вам нужно здесь? – весьма нелюбезным тоном проговорил Клаус, быстро подходя ближе.

– Здравствуйте, вы меня не помните? – мило улыбнулась я ему.

Он подошел почти вплотную и посмотрел на меня совершенно без интереса.

– У меня профессиональная память, – пробурчал он, – у нас выход там же, где и вход.

– Мне нужно с вами поговорить, – если мне было необходимо проявить настойчивость, то я умела делать это довольно грамотно. Я отступила на шаг и села в замечательно мягкое кресло под раскидистой пальмой. К сожалению, не настоящей. – Пропал Майкл, семья сбилась с ног в его поисках… – я собралась любым методом втянуть Клауса в разговор, а там уже и ловить рыбку информации в мутной воде жизни.

Клаус верно оценил мой маневр и немного наклонился вперед.

– Мне сейчас очень некогда, уважаемая Ольга, это понятно? – я кивнула и положила ногу на ногу, – к тому же я не имею ни малейшего желания ни с кем ни о чем говорить. Можете оставаться сидеть здесь, сколько вам угодно. Когда будете уходить, скажите охраннику, что я его уволил.

Проговорив все это противным голосом, Клаус развернулся и, не прощаясь, скрылся за той же дверью, откуда и возник. Я моментально оставила не сработавшую вальяжность и прошла за ним. Дверь оказалась заперта. Вот мерзавец! Бесполезно потолкавшись в нее, я не захотела упускать случая и прокричала:

– Майкл пропал, вы меня слышите?! Его ищут и мать и брат! – я заколотила в дверь руками. – И мне он нужен для важного разговора!

Я прислушалась и не уловила в ответ ничего. Пнув в дверь еще разок для верности, я выскочила из студии, твердо решив заняться этим псевдомилордом основательно. Охраннику на стульчике я не стала говорить ничего.

Очутившись на улице, я обошла вокруг дома, чтобы убедиться в отсутствии второго выхода. Его не было. Я не понимала причин такого мерзкого поведения Клауса и была настроена очень решительно. Вдобавок ко всему это именно он не дал Майклу проводить меня в понедельник!

Я вернулась в летнее кафе перед «Джулио Чезаре», запаслась пивом, чипсами, еще чем-то и собралась высидеть здесь до самой последней возможности. Сознание того, что меня практически пнули под зад коленкой, придавало мне какую-то особую энергию.

Время пролетело: Клаус не вышел, а у меня вышло время. В последний раз прошептав в адрес сволочного фотографа нехорошее слово, я взяла курс на шейпинг-центр. Нужно было все-таки узнать, кто такая эта дама, тоже ищущая Майкла. После того как я это узнаю, можно будет атаковать.

Я успела вовремя – искательницы здоровья только-только начинали расходиться. Они все были в приподнятом настроении и весело разговаривали между собой. Одна только интересующая меня женщина была молчалива. После того как все разошлись, я отправилась вслед за ней. Мы посетили несколько магазинов и потратили кучу времени на лотки с товарами. Я вся издергалась, но мысль о том, что просто необходимо узнать имя и адрес моей незнакомки, сдерживала меня. Подойди я сейчас для разговора, она потом была бы очень осторожна и, возможно, оторвалась бы от меня или очень постаралась бы это сделать. Что почти одно и то же.

Наконец мои блуждания закончились. Проклиная все на свете, я добрела вместе с интересующей меня дамой до нового четырехэтажного дома. Видя, что она входит в подъезд, я ускорила шаг. Влетев в подъезд, я с облегчением поняла, что не опоздала. Задрав голову вверх, я проследила, что «объект» открыл ключом квартиру на третьем этаже. Дело было сделано. Медленно поднявшись и уже никуда не спеша, я подошла к двери этой квартиры и позвонила. После некоторой паузы дверь отворилась.

На пороге в шелковом халате и с сигарой в зубах стоял Яблоков-старший.

– Оп-ля! – вытаращился он. – А как ты узнала, где я живу?

Я пожала плечами, не зная, в чем сначала признаваться.

– Понял, – понимающе улыбнулся он, – профессиональные секреты? Ладно, проходи. Новости уже знаешь или еще и свои принесла?

Я зашла, все еще не понимая, что отвечать, – это уже его вторая реплика, ставящая меня в тупик. Неплохо для детектива, да?

Мы устроились в помпезном холле на диване, обтянутом золотистым гобеленом, прошитым блестящими нитями. В этом холле вообще все было блестящим, кроме моего настроения.

Николай Иванович плюхнулся на диван, выпустил клубы сигарного дыма и возвестил:

– Козлы гребаные, звери, шакалы!

Я не спорила. А зачем, если он убежден в своей правоте?

Помолчав, он спросил:

– У вас, конечно, уже есть какая-то версия происшествия?

– У меня есть твердое убеждение, что у вашего брата неприятности. Я вчера…

Яблоков, хмыкнув, перебил меня:

– Да уж, чуть на тот свет не отправили парня!..

– Что? – я удивленно посмотрела на него, не зная, как понимать эту реплику.

– Так вы не в курсе! – воскликнул Яблоков. – Ну, тогда слушайте, – он чуть помолчал для эффекта и сказал: – Позавчера вечером, можно сказать, даже ночью, Мишку доставили во Вторую городскую. Утром-то я к вам заходил, а накануне вечером его, значит, и подвезли. Две пули в груди и одна в руке. Сразу же сделали операцию. Состояние тяжелое. Сегодня он только немного очухался и появилась маленькая надежда…

Он неосторожно затянулся сигарой и сипло закашлял. Я молча переваривала услышанное. Затем, когда тишина восстановилась, рассказала про тревожную ночь, проведенную в квартире Майкла.

Николай Иванович слушал меня, выпучив глаза.

– Да-а… – задумчиво отреагировал он на услышанное. – Я сперва думал, что возможны какие-нибудь недоразумения, при его-то жизни. Время, сами знаете, какое – могли ошибиться, например, принять за другого. Это один коленкор. Просто дебильно почумились мудаки какие-нибудь. Я извиняюсь, – небрежно бросил Яблоков и продолжил: – Короче, я сделал все, что положено: поставил в больнице нашу охрану. Иваныч держит это дело под контролем, постоянно проверяет. Врачам я забашлял, сколько надо… А теперь уже после ваших слов ясно, что случайности здесь и рядом не лежали. Покушались конкретно на Миньку, получается.

– Его доставила «скорая»? – спросила я.

– Нет, не «скорая», – Николай Иванович покосился на меня, – его привез на машине неизвестно кто. Персонал не запомнил ничего – ни номер, ни модель. Вроде белого цвета и вроде иномарка.

Помолчав, Яблоков спросил:

– Что делать-то будем? Вы склонны продолжать работу в изменившихся условиях? Я вам хорошо заплачу…

– Разумеется, я доведу дело до конца, – ответила я.

– Нужно найти тех, кто это сделал. Я не могу оставить нападение на брата без последствий, – он засопел и произнес угрожающим тоном: – Могут подумать, что у меня кишка тонка, если я не разгребу это дело. Уже впряглись менты из Волжского района, работает следователь… – Николай Иванович нахмурился, напрягая память. – Попков. Попков Сергей Сергеевич.

Яблоков встал с дивана и, пройдя по холлу, остановился напротив окна. Он покачался на каблуках, подумал и продолжил:

– Этот Попков уже с утра меня достал!.. Я про вас ему не сказал, но сказал про Мишкину квартиру. Ключей у меня не было, так что они своими методами вскрывать будут. Да ну и ладно. У вас как у частного детектива, я думаю, будет побольше шансов разузнать что-либо. Не каждый захочет откровенничать с ментами, – Яблоков помолчал и покосился на меня через плечо, – другое дело – беседа с такой девушкой!.. Кстати, как ваши отношения с нашими органами?

– Нормальные, рабочие, – ответила я, – и вы можете не скрывать нашу с вами совместную работу.

Яблоков повернулся и непонимающе вытаращился.

– Такие хорошие связи, да? – недоверчиво спросил он, прищурившись и внимательно глядя на меня.

– И связи тоже… по уставу нашей газеты, мы имеем право… – я подняла глаза к люстре и процитировала: – «Оказывать платные услуги гражданам, организациям и так далее в установлении по их просьбе фактов, связанных с их личной жизнью и жизнью членов их семей, направленных против их интересов деятельностью партнеров, конкурентов и политических противников».

– Круто, – усмехнулся Яблоков, – тем лучше для всех.

– Вы сказали что-то про его жизнь, при которой могут случайно подстрелить. Я правильно поняла?

– Ну, не совсем, – протянул Яблоков, – я хотел сказать, что он ведет абсолютно разгильдяйскую жизнь, у него совершенно неадекватное восприятие реальности. Художник, блин!.. – Яблоков скривил лицо. – Денег не зарабатывает, шляется с какими-то непонятными личностями – то ли с педерастами, то ли просто с идиотами. Пардон, я не про вас, – конфузливо улыбнулся Николай Иванович, – вы как раз весьма приличная… девушка, поэтому я вас и запомнил, когда увидел. Честно говоря, даже порадовался за Миньку: впервые рядом с ним появился кто-то, заслуживающий уважения…

Я не обратила внимания на неуклюжий комплимент и спросила:

– А каких знакомых своего брата вы знаете?

– Никого я не знаю! Откуда – у меня и времени-то не было к нему сходить лишний раз…

– А не могли ваши конкуренты попытаться таким способом надавить на вас, предупредить. У вас есть враги?

– Ну это вы загнули! – Николай Иванович даже сверкнул глазами от негодования. – При чем здесь Мишка-то? Он не при делах совершенно… к тому же всегда говорят заранее, намек дают. А враги?.. Кроме «Апреля», меня никто особенно поиметь не хочет, ну а Мишка им не нужен.

Николай Иванович начал заметно раздражаться, и я, решив, что ничего нового не узнаю, поспешила закончить разговор. Не люблю отягощать людей, а было заметно, что тема брата у Яблокова-старшего не самая любимая.

В это время послышались шаги, и в холл вошла женщина, из-за которой, собственно, я здесь и оказалась.

– Извините, – произнесла она, недоуменно посмотрела на меня и обратилась к Николаю Ивановичу: – Обедать будешь?

– А зачем же я приехал, просто покурить, что ли? – искренне удивился он и встал.

– Вы, надеюсь, тоже составите нам компанию? – спросил Николай Иванович у меня, и я не стала отказываться.

Мы познакомились с супругой Яблокова, ее звали Лидия Константиновна. Во время обеда она молчала и старательно прятала от меня глаза. Без сомнения, она меня узнала и сейчас думала только об этом. Яблоков при жене о делах не говорил, очевидно, у него была выработана такая привычка. После обеда Лидия попыталась скрыться на кухне, делая вид, что моет посуду. Но ей не повезло, Николай Иванович сразу же уехал по делам. Он предлагал довезти и меня, но я попросила разрешения пообщаться с его женой. Привычно хмыкнув, он оставил нас одних.

Я прошла на кухню, попросила пепельницу, закурила, села за стол и молча не спускала с Лидии глаз до тех пор, пока она не вздохнула и не села рядом.

– Вы хотите меня о чем-то спросить?.. Так спрашивайте, – тихо сказала она.

– Вы угадали, – уважительно призналась я, – действительно хочу. И так смотрю внимательно, потому что не могу вспомнить, где же я вас видела. Может быть, в «Джулио Чезаре» вчера вечером? Около стойки бара, когда вы расспрашивали о Майкле? А может, вместе с Клаусом вчера вечером и сегодня утром? Подскажите мне, пожалуйста, а то я места себе не нахожу.

Лидия немного покраснела, потом достала из ящика пачку сигарет и тоже села за стол.

– Я тогда не знала, кто вы, – сказала она, – Коля редко рассказывает о своих делах. Вы знакомая Майкла?

Я обратила внимание, что она сказала именно «Майкл», а Николай Иванович своего брата называл то Минькой, то Мишкой. У меня сразу же зашевелился в голове вопрос: кто же из них был с Майклом в лучших отношениях? Ответ не требовался, и так было ясно.

– В данный момент я выступаю как частный детектив. По заданию Николая Ивановича я расследую это дело.

Лидия удивленно повела бровями, но промолчала.

– Зачем вам был нужен Майкл? – прямо спросила я.

Она закурила и ответила:

– Он у меня попросил взаймы тысячу долларов, обещал вернуть, но задержал. А мне деньги сейчас очень нужны… Он рассказывал про кафе… Вот я и стала его искать.

– С Клаусом давно знакомы?

– Как-то раз я его встретила вместе с ним. Так и познакомились.

Я обдумала услышанное и решила зайти с другого конца.

– У меня создалось впечатление, что у Николая Ивановича не очень-то развиты родственные чувства. Я не ошиблась?

– Не ошиблись, – призналась Лидия, – они с Майклом недолюбливают друг друга, но тут свекровь повлияла, все-таки Майкл – младший…

– А где еще, кроме кафе, бывал Майкл? – задала я следующий вопрос таким тоном, словно проверяла честность Лидии. Она помялась.

– В ночном клубе «Фаворит». Знаете, где это?

– Нет.

– В «Салоне красоты» на третьем этаже.

– На Немецкой?

– Да.

Я помолчала и задала вопрос:

– Там тусовка только художников или всех подряд?

Мне показалось, что Лидия опять покраснела.

– Майкл рассказывал, что там собираются определенные люди… но я сама не была, не знаю…

Когда же он успел, подумала я про себя, когда занимал у тебя деньги?

– А зачем ему были нужны деньги? – не унималась я, но тут Лидия стала пожимать плечами и уже ничего добавить не могла. Или не захотела. Я решила пока оставить ее в покое, надеясь, что если мне будет очень нужно, то всегда смогу прийти снова и прижать ее основательно. А сейчас это могло и не пойти на пользу – слишком уж она скованно себя ведет.

Я ушла из квартиры Яблоковых приблизительно около трех часов. Зная теперь, где находится Майкл, я хотела зайти в больницу. Разумеется, меня интересовало только, не сможет ли он мне сказать что-нибудь интересное про свои злоключения. От Лидии я узнала его координаты.

Быстро добравшись до Второй городской больницы, я нашла нужный мне корпус. Он оказался обыкновенной пятиэтажкой. Пройдя в стеклянные двери, я вошла в длиннющий вестибюль. Здесь были и стойки, и кресла, и аптечные киоски, и по одному омоновцу рядом со внутренними дверями…

Я походила, подумала и послушала разговоры окружающих. Мне в жизни везло, и пока еще я не оказывалась в подобных заведениях даже на одну ночь. Чтобы пройти в палаты, нужно было преодолеть кучу препятствий. Во-первых, следовало иметь разрешение лечащего врача, во-вторых, белый халат. Еще предписывалось посещать больных в строго отведенное для этого время. Я поняла, что это для меня многовато. Прочитав все, о чем говорилось на огромном стенде, я узнала массу полезных вещей: сколько в этом здании отделений, палат, кто здесь и какие начальники…

Сориентировавшись, я спустилась вниз по лестнице в подвальное помещение. Что там находится, я понятия не имела, но имела же я право проявить некоторое любопытство?

А внизу оказались раздевалки персонала, охраняемые полусонной теткой, занятой вязанием на спицах.

Вступив с теткой в переговоры, я вышла от нее через двадцать минут в зеленом хирургическом костюме и зеленой шапочке. Разве могла она отказать новенькой, посланной к ней на экипировку самим главным врачом?

Палата, где лежал Майкл, находилась на третьем этаже, и я пошла пешком, потому что не знала, где здесь находится лифт, а метаться из стороны в сторону мне не позволяла моя униформа. Поднявшись на третий этаж, сразу же в середине коридора я увидела нужную мне палату: рядом с ней торчал здоровенный мальчуган, весь пятнистый и с автоматом на пузе. Второй, почти такой же, сидел напротив первого на стуле. Но этот был не такой пятнистый, и вместо автомата у него была резиновая дубинка. Я сделала правильный вывод, что автоматчик поставлен сюда Волжским РОВД, а «дубинщик» посажен Петровым. Я остановилась в самом начале коридора передохнуть и привести в порядок мысли, одновременно с этим я посматривала на палату.

Из нее вышел врач, одетый так же, как и я. Он аккуратно прикрыл за собою дверь и направился в мою сторону. Я мысленно поздравила себя с остановкой. Не хватало мне еще влететь в палату и нарваться на него! Он бы сразу начал приставать, желая узнать мое имя. Откуда же я знаю, как зовут их новую практикантку? Врач приближался, я внимательно посматривала в другую сторону и ждала, когда же он пройдет. Услышав, что он уже рядом, я посчитала невежливым постоянно отворачиваться и рассеянно взглянула на своего «коллегу». В ту же секунду он остановился, а я не выдержала и приоткрыла рот. Это был Клаус!

 

Глава 5

У Клауса округлились глаза, но он двинулся прежним курсом, решительно сжав губы. Я шагнула ему наперерез и получила сильный толчок в плечо.

– Не лезь! – прохрипел он мне и рванул бегом вниз по лестнице.

Так я его и послушала! Оттолкнувшись от стены, я бросилась следом.

– Стой, мерзавец! – крикнула я и, едва не споткнувшись, протопала по ступенькам.

Клаус не побежал на первый этаж, как я ожидала, а, спустившись на второй, помчался по нему. Я не отставала. Самое смешное, что больные, медленно ползающие по коридору, уважительно уступали нам дорогу. Клаус бежал удивительно быстро для своей комплекции, и у меня никак не получалось даже зацепить его.

Он преодолел коридор и устремился по переходу в другое здание. Я и не знала, что здесь есть такой. Местные тропы он явно знал лучше меня. В переходе людей было больше. Постоянно натыкаясь на кого-нибудь, я подпрыгивала, чтобы не потерять Клауса из виду, отталкивала тех, кто не догадался прижаться к стене, но все-таки я безнадежно отставала. В самом конце перехода я с разбегу налетела на важно вышагивающего толстяка в халате, накинутом на плечи. Рванувшись вправо, я натолкнулась на гориллообразного парня, который по-дурацки расставил руки и, схватив меня, радостно заржал.

Оторвавшись от него, я снова попала на толстяка, развернулась и увидела необъятную физиономию Петрова.

– Ух… – пропыхтел он и вцепился в меня своими ручищами, – вы откуда?

Я в последний раз подпрыгнула и не увидела Клауса. Гонки были проиграны.

– Оттуда, откуда и вы, любезный! – не скрывая злости, проговорила я, тяжело дыша.

Горилла заржала и обняла меня за плечи.

– Классная девка, – услышала я от нее объективную оценку своих данных.

– Кто… ух… это был? – наконец пришло время Петрову поинтересоваться.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, но закашлялась: никогда я не любила бегать, тем более на короткие дистанции.

Взяв Петрова под руку, я отвела его в сторону.

– Я хотела пройти к Майклу, а из палаты вышел этот парень… увидев меня, он бросился бежать. Как вы думаете, куда? Я думаю, что не в туалет.

Петров вытаращил глаза, выдернул из кармана сотовый телефон и нажал несколько кнопок.

– Кто это? – рявкнул он. – Зайди посмотри, что там… – подождав ответа, он что-то буркнул и отключил сотовый. – Нормально все, – сказал Петров, глядя на меня, – кто это был? Я хотела уже сказать, но решила оставить эту информацию для себя. Теперь я имела оружие воздействия на Клауса. Таким пирожком не делятся.

– Не знаю, как зовут, но я его видела однажды вместе с Майклом.

Сжав ручищей мне запястье, Петров потащил меня по переходу обратно, туда, откуда он шел.

– Куда вы меня ведете? – упиралась я.

– Уфх… кофе… пить… – бубнил он, и я, дернувшись еще разок, оставила это занятие. Попробуйте вытащить руку из-под бетонной плиты!

Петров завел меня в маленький кабинетик и, оставив за дверью свою говорящую гориллу, подтолкнул меня к столу. Помимо стола здесь еще стояли два стула и тумбочка. Без Петрова кабинет еще можно было бы использовать под что-нибудь путное, но с ним здесь даже не пошевелиться.

– Садись, – пропыхтел Петров и ткнул толстым пальцем в кнопку электрического чайника, стоящего на тумбочке.

Я села и терпеливо ждала продолжения.

Пока чайник согревался, Петров усаживался на стул. Он это делал настолько бережно и осторожно, что мне его стало жалко. Похоже, каждый второй стул не выдерживал тяжести Петрова, но этот стул только скрипнул один раз, и на большее у него не хватило смелости.

– Что вы от меня хотите? – спросила я, когда увидела, что Петров перестал думать о собственной безопасности.

– Расскажи про стрельбу в квартире, – предложил он и опустил голову, старательно спрятав свой взгляд.

Я поняла, что Яблоков уже имел с ним разговор, и кратко повторила эту историю. Чайник вскипел, Петров достал большую банку кофе из тумбочки и два стакана. Себя я обслужила сама.

Потом Петров опять спросил, кто был тот парень, за которым я гналась. Я повторила с некоторыми подробностями свою версию и подумала, что на этом уже все, но тут он, жалобно вздыхая, стал мне предлагать в телохранители ту самую гориллу, которая сейчас притаилась за дверью. На это я согласиться не могла. Безусловно, любая женщина способна стать укротительницей, но не в данном случае.

– Зачем вы сюда пришли? – наконец спросил Петров.

– Хотела увидеть Майкла, – честно ответила я, – а разве непонятно?

– Зачем? – повторил Петров.

– А вдруг он что-то скажет важное? – я испытала приступ сильнейшего раздражения. К чему такие идиотские вопросы и что ему в конце концов нужно от меня?

Петров медленно помотал головой, не поднимая глаз:

– Он еще не приходил в сознание с того момента, как его привезли сюда.

– А как же, интересно, врачи узнали, что это он, и сообщили родственникам? – подозрительно спросила я, за дурочку он меня держит, что ли?

Петров неожиданно исподлобья быстро взглянул мне в глаза, я даже вздрогнула.

– Тот, кто привез Мишку, и сообщил все его данные…

– А кто привез, неизвестно?

– Пока нет. Когда вы его видели в последний раз?

– А вы уверены, что вы Петров, а не Попков из Волжского РОВД? – рассвирепела я. – Что за оперативная разработка, черт возьми?! Вы наладили такую хреновую охрану, что проходит кто хочет, вы не дали мне догнать этого самозванца, а теперь еще устраиваете мне допрос, не слишком ли?

Лицо Петрова пошло красными пятнами, и стул под ним опять скрипнул. Я встала.

– Мне пора, я некоторым образом работаю, – твердо сказала я, – на вашего хозяина, кстати. И мне некогда.

Петров повращал глазами и осторожно приподнял свое седалище. Мне показалось, что стул вздохнул с облегчением.

Втягивая живот, Петров вышел из кабинетика. Рядом с ним тут же выросла горилла.

– Не буду вас больше задерживать… ух, – сказал Петров, – но мы делаем одно дело, между прочим… ых.

– Не заметила, – ядовито сказала я и, кивнув им обоим, пошла куда глаза глядят, потому что не знала, в какой стороне выход.

Через полчаса я уже была на улице, честно вернув халат гардеробщице. К этому времени она связала не меньше шести рядов. Правда, что она вязала, я так и не поняла.

Вторая городская больница находилась в центре города, а в центре все всегда рядом. Я пошла пешком в направлении кафе «Джулио Чезаре». Мне нужно было подумать: Клаус хотел видеть Майкла. Несмотря на охрану, он наплевал на опасность и пошел.

Значит, ему нужно было что-то узнать. Значит, это должна была узнать и я. Я собралась зайти в студию и заставить Клауса рассказать мне все, что меня интересует. На худой конец, я всегда имела возможность натравить на него Петрова с гориллой вместе.

Приняв это решение, я сама не заметила, как ускорила шаг. Идти стало веселее. Переходя дорогу, я неожиданно обратила внимание на белый «Опель-Кадетт», медленно ехавший по ней. Я оглянулась на него несколько раз, вспоминая, где я его видела. У меня возникло подозрение, что автомобильные сюрпризы продолжаются, а я уже успела и забыть про них.

Для проверки я перешла улицу в обратном направлении и вышла на другую. Через некоторое время я оглянулась. Тот же самый «Опель-Кадетт» мерно урчал на небольшом расстоянии от меня. Сомнений не было: коррида продолжается. Мне сразу стало немного неуютно и досадно – еще одно препятствие!

Я повертела головой по сторонам, быстро соображая, куда бы мне деться, чтобы выйти с другой стороны и подальше отсюда.

Я перешла на противоположную сторону и углубилась в проходные дворы между старыми домами. Может быть, это было не лучшим решением, но, оказавшись вне поля зрения своих преследователей, я зашла в какой-то вонючий подъездик и затаилась за дверью.

Постояв несколько минут, я услыхала из-за двери быстрые шаги сначала в одну сторону, потом обратно. Не спеша, я вынула сигарету из пачки и закурила. Пусть побегают, я же сегодня тоже бегала.

Выкурив сигарету, я вышла из подъезда и вернулась на ту же улицу, с которой и ушла. Огляделась, не заметила ничего интересного и продолжила свой путь.

Помпезное здание «Детского мира» возвышалось слева от меня. Бросив взгляд направо, на дорогу, проходящую вдоль него, я чуть было вслух не сказала несколько нехороших слов.

Мой белый «Опель-Кадетт» с приоткрытыми дверями стоял у тротуара, и два члена его экипажа, высунувшись наружу, вертели головами в разные стороны. Одного из них, сидевшего за рулем, я уже раньше видела. Коротко стриженный браток в синей майке с надписью «YES!» на обвисающем пузе сначала проиграл на мне двести долларов, а потом толкнул меня под ехавшую машину. Сегодня он, похоже, навострился продолжить свои развлечения.

Я опустила глазки и бочком-бочком пошлепала в «Детский мир». Помню, когда-то мне там очень нравилось. Сейчас детским товаром здесь торгуют только несколько секций в самых неинтересных местах. Зайдя с толпой внутрь этого громадного здания, я сразу же пошла по лестнице наверх. В окна очень хорошо просматривалась вся площадка перед входом. Мое везение явно давало трещину: оба братка из «Опеля» выскочили, словно их кольнули вилкой в задницы, и помчались к «Детскому миру». Я убыстрила шаг. Встреча с мужчиной у меня на сегодня уже была запланирована, и перебора не хотелось.

В «Детском мире» три этажа, но я предпочла для начала попытать счастья на втором, а вдруг мне удастся спрятаться где-нибудь здесь? В случае неудачи всегда можно будет ретироваться наверх. На третьем этаже этой возможности я уже буду лишена.

Я быстро шла и высматривала кабинки для переодевания, ничего другого пока в голову не приходило. Пройдя вдоль отделов с посудой, часами и прочими мелочами, за которыми не спрячешься, если ты не новогодняя елка, я немного задержалась около секции тканей.

Эта секция, как всегда, приятно поражала ассортиментом, и я, не удержавшись, разрешила себе устроить маленькое пиршество для глаз, тем более что несколько минут у меня еще были. Я замедлила шаг и проходила мимо тканей в темпе неопределившегося в своих желаниях клиента.

Внезапно кто-то дотронулся до моего плеча.

– Привет! – услышала я радостный голос.

Я обернулась. Передо мной стояла Лоли.

– Ох, это ты, – едва не простонала я, взяв ее за руку.

– Что-то случилось? – сразу же поняла Лоли, участливо заглядывая мне в глаза.

Я кивнула:

– За мной следят бандиты. Здесь можно куда-нибудь нырнуть?

Лоли на мгновенье застыла, потом быстро проговорила:

– Пойдем-ка за мной!

Она провела меня позади секции между ящиками и коробками, вывела в общий проход и толкнула облезлую деревянную дверь. За этой дверью начиналась служебная лестница, идущая вверх и вниз. Облокотившись на перила, за дверью стоял пожилой мужчина среднего роста в камуфляже и с огромной рацией на животе.

– Мы пройдем, Петрович? – весело спросила у него Лоли.

Тот скучающе кивнул и отвернулся.

Мы начали спускаться вниз.

– Куда мы идем? – шепотом спросила я.

– К служебному выходу, – таким же шепотом ответила мне Лоли, и мы, посмотрев друг на друга, рассмеялись.

Мне сразу полегчало на душе. Не знаю, какие истинные цели у этих йес-гоблинов, но встречаться с ними у меня желания не было.

Мы остановились в самом низу у разболтанной двери, выходящей на задний двор, и решили покурить. Я уже никуда не спешила, а Лоли согласилась составить мне компанию.

– А я зашла в секцию посмотреть, как девчонки торгуют. Смотрю, ты рулишь, какая-то вся не своя. Горек и сух хлеб детектива? – спросила она.

– Не очень, пока не убили, – ответила я и рассказала ей про свои приключения в квартире Майкла и про самого Майкла. Про Клауса в больнице я решила промолчать и про Лидию тоже.

– Не хило, – помрачнела Лоли, – это так неожиданно. Бедняга Майкл!..

Лоли несколько раз глубоко затянулась сигаретой, было видно, что мои новости подействовали на нее.

– А кто эти ребятки, от которых ты бегаешь? – наконец спросила она.

– Это следствие наших газетных публикаций. Когда закончится это дело, я и с ними разберусь. Натравлю на них кого-нибудь.

Лоли молча кивнула. Тут я вспомнила кое-что.

– Ты случайно не знаешь клуб «Фаворит»? – спросила я.

Она подняла удивленные глаза:

– Конечно, знаю, а почему ты спрашиваешь?

– Мне сказали, что Майкл там частенько бывал…

– И что?

– Кто его там может хорошо знать, ты не в курсе? Мне же придется продолжить свое расследование и там тоже.

– Я не поняла, – Лоли внимательно посмотрела на меня, – ты же была занята поисками Майкла. Теперь он нашелся, правда, без твоего участия, но нашелся все-таки. Кого же ты ищешь сейчас?

– А сейчас я ищу тех мерзавцев, которые все это сделали. Его брат дал такое задание, да и самой интересно, знаешь ли…

– Самой интересно, – протянула Лоли и странно посмотрела на меня. Я не поняла ее взгляда, но почему-то мне вспомнилась зевающая контролерша в «Галерее Искусств». – Ну, если самой интересно, – повторила Лоли, – тогда постарайся найти в клубе Шмайссера, его там многие знают. Он одно время крутил с Майклом какие-то дела.

– А кто этот Шмайссер?

– Я видела его несколько раз с Майклом, так, деятель теневой экономики, – туманно ответила Лоли, – ну ладно, мне пора, – она бросила окурок в угол и ступила на лестницу. – Ты, кстати, сумеешь пройти в «Фаворит»?

– Конечно, – ответила я, подумав, что Лидия подробно мне рассказала, где это находится, и ошибиться было невозможно. Я однажды делала себе прическу в «Салоне красоты», поэтому не заблужусь.

– Тогда пока, – сказала она и пошла наверх.

– Пока и спасибо тебе еще раз!

Лоли махнула рукой и ушла. Я выглянула на свежий воздух из-за двери служебного входа и, определив нужное направление, быстрым шагом направилась к студии Клауса. Подошло время для того, чтобы крепко взять за жабры этого любителя маскарадов.

Добралась я быстро и без происшествий – как я уже говорила, в центре города все рядом или за углом. На то он и центр.

Кафе «Джулио Чезаре» уже вовсю завлекало посетителей музыкой и разноцветным подмигиванием рекламы, но я прямиком пошла к знакомой мне пластиковой двери фотостудии. Фантазия у меня разыгралась, и я очень красочно представляла себе, как буду щемить хвост Клаусу. Мерзавец не заслужил моего снисхождения.

Однако дверь студии оказалась заперта, звонка не было, и я, потоптавшись, решила полчаса посидеть в приятном кафе. Как бы Клаус ни скрывался, а вечно сидеть за запертыми дверями он не сможет.

Зайдя в кафе, я облокотилась на стойку и, дожидаясь, когда бармен Саша освободится, лениво посматривала по сторонам. Я увидела то, что не заметила прошлым вечером. Жалюзи не были опущены – еще не стемнело, – и улица просматривалась хорошо. Вход в студию Клауса тоже. Это означало, что имелась возможность гармонично совместить приятное с полезным.

– Чем могу служить? – обратился ко мне бармен, незаметно подойдя, пока я занималась рекогносцировкой. – Здравствуйте.

– «Вино де Кастельо», – попросила я, вспомнив название вина.

Он кивнул и снял со средней полки начатую фигуристую бутылку.

– А я познакомилась со вчерашней женщиной, – сказала я, и Саша поднял на меня равнодушные глаза.

– Да? – спросил он вежливо и подал мне стакан.

– Спасибо, – ответила я и продолжила: – Она тоже, как и я, искала Майкла, помните?

– Конечно, – Саша, как видно, только сейчас понял, о чем идет речь. Он улыбнулся. – Люди как дети, сколько бы им ни было лет… Сначала они ходили сюда несколько дней подряд, а потом потеряли друг друга… Странная пара, – сказал Саша.

– Чем же она странная? – недоуменно спросила я.

Он бросил на меня косой взгляд.

– Странная, потому что непонятная, – сказал он. Тут его подозвал новый клиент, Саша извинился и отошел к нему.

Я взяла стакан и подумала, что не зря пришла сюда сегодня. Посетители еще не заполнили все столики, и свободные места были. Я выбрала стол рядом с окном, села за него, закурила и принялась время от времени посматривать на улицу. Саша сказал, что Лидия с Майклом приходили сюда вместе несколько дней подряд, а Лидия утверждала, что Майкла она так и не нашла. Она только забыла уточнить, что не нашла его именно в тот вечер. Надо будет поучиться у нее говорить половину правды. Любопытно, что же она скрывала? Теперь мне есть за что уцепить и Лидию, удовлетворенно подумала я.

Я не торопясь тянула вино маленькими глотками и не сводила глаз с двери студии Клауса. Внезапно мне показалось, что она дернулась и немного подалась вперед, словно кто-то, стоящий за ней, проверял, действительно ли она открыта. Я поставила стакан на столик и положила в пепельницу недокуренную сигарету. Охотничий инстинкт снова взыграл во мне. Я тут же встала и пошла к выходу. Клаус просто смешон, если всерьез собрался спрятаться от меня.

На улице было тихо: ни одной машины на дороге. Я перешла улицу и потянула дверь студии за ручку. Она открылась. Я вошла в знакомый холл и не увидела там никого. Я сразу же вспомнила, что Клаус сегодня уволил своего охранника, а нового, очевидно, еще не нанял.

Дверь, ведущая в роскошные искусственные заросли, тоже была не заперта. Тут я постаралась умерить темп и идти тише. Сюрприз должен быть сюрпризом. Я мельком оглядела знакомое помещение и, не заметив никого, пошла к той двери, из-за которой сегодня вышел Клаус. Подойдя к ней, я прислушалась. Вдруг мне показалось, что я уловила какой-то звук сзади. Быстро оглянувшись, я не заметила ничего интересного и открыла дверь.

Я увидела небольшую комнату, вероятно, спальню, совмещенную с кухней. На широкой кровати, приблизительно такой же замечательной, как и у Майкла, раскинувшись, лежал на спине Клаус. Одна рука его сжимала очки, другая сильно вцепилась в покрывало. Я кашлянула и сделала несколько шагов к кровати. Еще не хватало, чтобы он подумал, будто я подглядываю. Клаус не отреагировал. Подойдя ближе, я увидела, что точно в середине лба у него была маленькая черная дырочка…

Сюрприз действительно состоялся. Я повернулась к двери и едва не вскрикнула. Около нее, прислонившись спиной к стене, сидел на полу тот самый мальчонка-охранник, которому лучше было бы уволиться еще утром. Запрокинутая назад голова, застывший взгляд устремлен в потолок. Весь его комбинезон на груди был перепачкан кровью. Рядом с ним на полу лежал пистолет.

Так же тихо, как и вошла, я постаралась выйти из комнаты. Я остановилась отдышаться около развесистой пальмы, торчащей из пластикового вазона. Опустила глаза вниз и под ногами у себя увидела рыжий трупик пекинеса, вытянувшегося на полу. Меня вырвало прямо под этой пальмой. Между прочим, сразу же полегчало и появилась первая ценная мысль: надо драпать.

Я пошла к выходу и толкнула дверь, выходящую в холл. Открываться и выпускать меня она не захотела. Я толкнула еще и еще, но результат оставался прежним. Короче говоря, Оля красиво попалась в ловушку и что будет дальше, одному богу известно.

Впрочем, насчет этого я погорячилась. Мои перспективы стали мне ясны через минуту. Я услышала приближающийся издали звук милицейской сирены. Это значило, что ловушка имеет продолжение. Я быстро огляделась и подбежала к двум окнам на противоположной от входа стене. Открыть окна было можно, но снаружи их прикрывала решетка из витого металлического прутка. Я вернулась, содрогаясь, снова заглянула в комнату к Клаусу. Там окон не было вообще. Что же делать?

В комнате у Клауса я увидела еще одну дверь и распахнула ее. Это был всего лишь совмещенный санузел. Мой взгляд задержался на скомканной куче кровавых бинтов, лежащих на полу туалета.

Звуки сирены слышались ближе, а на меня напала какая-то дурь, от испуга, не иначе. Внезапно я подумала об отпечатках пальцев. Выхватив из сумки платочек, я быстро протерла дверные ручки туалета и спальни, стараясь не смотреть по сторонам. Наверное, от безысходности у меня немного замкнуло в голове: скоро уже в тюрьму отвезут, а я тут платочком балуюсь.

Я вернулась в пальмовый зал и посмотрела на потолок. Он был сделан из «Армстронга». У нас в редакции везде повесили такой же, и я видела, что от основного потолка он может отставать на приличное расстояние. Вскочив на стол, я приподняла одну плитку «Армстронга» и заглянула поверх него. До основного потолка было сантиметров десять или двенадцать. Прекрасный повод пожалеть, что я не Дюймовочка. Однако, возможно, мне повезло, потому что я разглядела в дальнем углу комнаты в основном потолке что-то напоминающее люк.

Я аккуратно положила плитку на место и побежала к тому углу. Пододвинув к нужному месту высокий, вроде барного, табурет, я снова приподняла плитку «Армстронга» и осторожно сдвинула ее в сторону. Во время ремонта в редакции я уже поняла, какое это хлипкое дерьмо, и примерно представляла себе, как нужно с ним обращаться.

Крышка люка была прямо над моею головой. Я толкнула ее вверх так сильно, как смогла. На меня посыпался мелкий мусор, но крышка подалась и откинулась. Путь на чердак был открыт. Он не означал еще свободу, но, возможно, был выходом хоть куда-нибудь.

Сумка болталась у меня на плече и очень мешала. Я сняла ее и швырнула в люк. Затем подпрыгнула на своем табурете, он опасно закачался, но я зацепилась руками за края люка.

Болтая в воздухе ногами, я подергалась, но сумела сначала согнуть правую руку, а потом левую. Подтянувшись, я влезла в люк и села на его край.

А на чердаке был ужасный пыльный полумрак. Свет шел только снизу.

Стараясь действовать четко, дрожащими от напряжения руками я положила плитку «Армстронга» на место и отползла от края люка. Перед тем как закрыть крышку люка, я пододвинула ногой свою сумку поближе к себе. Хоть руки у меня и устали, но голова пока еще работала. Я понимала, что сейчас здесь будет темно, как не скажу где, а в сумке была зажигалка. Стараясь не уронить, я опустила крышку люка. Кажется, я это проделала вовремя, потому что снизу послышался сильный стук. Очевидно, колотили в запертую дверь.

 

Глава 6

Восстанавливать дыхание и успокаиваться было некогда.

Нужно было бежать отсюда как можно быстрее и как можно дальше. Но не очень шуметь при этом.

Пошарив в сумке, я достала зажигалку. Щелкнув ею, я осмотрелась.

Чердак не был завален старыми вещами. Было темно, но справа я заметила тонкий лучик света, пробивающийся примерно на высоте полутора метров от пола, а над ним расходящееся легкое сияние. Я решила посмотреть, что же там такое.

Зажигалку нужно было периодически гасить, иначе она нагревалась и жгла пальцы. Я повесила сумку на плечо и осторожно двинулась вперед. Полы под ногами были неровными. Я шагала по балкам перекрытия, стараясь не наступать между ними, потому что тогда меня могли услышать снизу. А вот этого не хотелось бы.

Я дошла до стены – около нее стало светлее – и приложила глаз к щели, откуда шел слабый свет. За этой стеной было еще помещение, а в нем окно, забитое листами фанеры или картона. Я опять щелкнула зажигалкой и осмотрела стену. Она была сплошной, но невысокой. Крыша сходилась где-то на высоте трех метров от пола, а стена шла до двух. Я вздохнула и поняла, что придется перелезать.

Повторилось почти все то же самое, что и внизу. Пришлось подпрыгнуть и, уцепившись руками за верх стены, перекинуть себя на ту сторону. Почему-то вспомнился мой пыльный Карасев, где я девчонкой здорово лазила через заборы. В жизни бы не поверила, если бы мне кто сказал, что эти навыки мне пригодятся впоследствии.

Очутившись по ту сторону стены, я, тяжело дыша, подошла к окну. Оно было прямоугольной формы и вместо стекла заделано старыми листами картона. Оторвать их было нетрудно, но сначала нужно посмотреть, к чему это приведет. Отогнув край одного листа, я выглянула наружу.

Окно не выходило во двор, как я думала, за ним была другая крыша, начинавшаяся почти сразу же. Еще один старый дом со своими секретами. Я посмотрела на свою одежду и присвистнула. Передо мною прорисовалась новая проблема. Предположим, я выберусь на улицу, а куда же деваться дальше? Хорошо, если меня примут всего лишь за бомжиху, хотя и в этом ничего хорошего нет. А если начнут кричать: держи воровку?! Видок у меня самый многообещающий.

Я достала сигарету и закурила. Нужно было решать, что же делать дальше. Сзади еще ничего угрожающего не слышалось, но бежать надо было. Глупо получилось бы после преодоления стольких препятствий сдаться в самом конце.

Подумав так, я снова выглянула наружу, сориентировалась, в какой стороне находится улица, и, затушив сигарету, начала отрывать листы картона от рамы окна. Работа эта была несложной, но ужасно пыльной. Листы разрывались от небольших усилий, поднимая при этом тучи затхлой пыли. Однако теперь я про свою одежду и не думала…

Оторвав достаточно, чтобы можно было пролезть, я сначала высунула голову и осмотрелась. Улица была справа, а двор с бельевыми веревками, мусорными баками и растоптанной кучей песка – слева. Вот туда теперь и лежал мой путь.

Просунув в окно руку с зажатой в ней сумкой, затем голову с плечами, ну, а потом и все остальное, я встала на неширокий парапет, ведущий вдоль крыши. Вторая начиналась в двух шагах, но мне уже надоело играть в скаутов-скалолазов.

Я аккуратненько, приседая и держась за теплое железо крыши, прошла по парапету, добралась до торца дома и, присев на корточки, заглянула вниз.

Эта сторона дома выходила в тупик, загороженный от общего дворика металлическим гаражом. От стены дома до гаража был узкий проход метра в полтора шириной. До земли было метров пять или около того. Просто так спрыгнуть на землю и сохранить после этого свою замечательную изящную походку было маловероятно.

Неожиданно послышались голоса, и в гаражный проход по очереди вышли три мужичка лет сорока самого распространенного у нас рабоче-питейного типа: один был в цветастых шортах, двое других прекрасно чувствовали себя в вытянутых синих трико. Оглядевшись, они занялись своими делами. Один отошел в сторонку, прижался к стене дома и зажурчал. Второй в это время достал из полиэтиленового пакета буханку хлеба, бутылку водки и одноразовые стаканчики. Черт, придется мне торчать здесь!

Тот, что был в шортах, достал из карманов два огурца и, подхватив валяющийся деревянный ящик, торжественно поставил его перед собой. Видно, намечался праздничек по поводу окончания трудового дня. «Отжурчавший» мужичок повернулся и вынул из кармана свернутую газету.

– Программу новую купил, – объявил он компаньонам, развернул газету и постелил ее на ящик, разглаживая ладонями.

Огурцы и хлеб легли на газету, а бутылка гордо встала в центре. Я поняла, что пришла пора действовать, пока они не начали разливать. Потом у них реакция будет уже не та.

– Мужики-и, – негромко позвала я их, чтобы сразу не пугать.

Но они все-таки испугались и завертели головами по сторонам. Бутылка пропала, словно ее и не было. Мужик в шортах, будто продолжая начатый разговор, произнес:

– …вот я и говорю: алебастр цемента не любит, у них антагонизм. Отвалится, один хер… – выговаривая такие сложные вещи, он не забывал осматриваться, пытаясь догадаться, откуда послышался вражий голос.

– Вверх смотри, – не выдержала я, сказав эти слова громче предыдущих.

В ту же секунду на меня уставились три пары глаз.

– Ну, е… твою мать, – с распевными интонациями осуждающе произнес мужик в шортах, – ты за каким туда забралась?

– Лучше помогите слезть, – попросила я, – пожалуйста!

Мужики заговорили о чем-то между собой, и один из них, в сердцах махнув рукой, пошел к гаражу.

– Щас, – успокоили меня, – потерпи. Ты в Карлсона, что ли, играла?

– Ага, в него, – согласилась я, чувствуя себя, мягко говоря, не очень уютно. И куда только может завести жизнь!

Ушедший мужик вернулся, неся на плече недлинную деревянную лестницу. Ее приставили к стене – она не дошла до верха метра на полтора.

– Ну ты, чего расселась-то?! Лезь, если надо! – напомнили мне.

Мне было надо, и я, повернувшись к своим спасителям спиной, стала спускаться, неуверенно нащупывая перекладины лестницы.

Снизу мной руководили, постепенно повышая голос. Я так думаю, от того, что моя перепачканная юбка начала задираться выше положенного. Но разве в такой ситуации усмотришь за всеми мелочами!

Со второй, если считать сверху, ступеньки я соскользнула и проехалась почти до самого низа. Поймали меня уже у земли. Не вдаваясь в ненужные подробности, скажу только, что я слезла.

– Спасибо, – поблагодарила я своих избавителей, оправляя юбку и наконец внимательно, при нормальном освещении, рассматривая ее. Лучше бы я этого не делала: такой завалящей я еще никогда не выглядела.

– Не за что, – любезно ответили мне.

Бутылка явилась на ящике вторично. Поймавший меня хмурый мужик с длинным редким хохлом, растущим из середины лба, посмотрел мне в глаза и равнодушно спросил:

– Будешь, что ли?

– Рада бы, да не могу, – ответила я, состроив грустную физиономию.

– Ты расскажи, как туда попала-то? – мужик в шортах подобрался ко мне поближе и ненароком прижался плечом, но сам сразу же испугался своей прыти и отшатнулся, ожидая реакции. А ее не последовало.

– Сама не знаю, – улыбнулась я и весело осмотрела моих спасителей, – вчера хорошо погуляли с ребятами, потом куда-то пошли, где-то лазили… – я не стала продолжать свою сказочку, оставляя простор для их фантазии.

– Да, – крякнул хмурый, – видать, тебя здорово потрепали.

Мужики негромко заржали, а я, играя в грусть, потупила глазки.

Грустить, впрочем, было от чего: мой внешний вид делал меня своей в этой компании, однако на улице появляться так было рискованно. Пальцами показывать бы начали. Я быстро перебрала варианты: ловить машину – светиться; вызывать Виктора с его машиной – светить его; спросить у этих кадров, есть ли у кого из них машина, – засветить все. Оставался еще один вариант – распоследний. Обдумав его, я поморщилась и посмотрела внимательно на свою компанию. Они уже разливали и на меня не пялились, а лишь культурно косились. Воспитание, если оно есть, не спрячешь и не пропьешь, даже за гаражом.

Дождавшись, когда первая порция огненной воды влилась в жаждущие подогрева организмы и была разлита вторая и завершающая, я под хруст огурчиков сказала:

– Мужики, кто меня может выручить?

Мужик в шортах шмыгнул носом, посмотрел на меня плотоядно и засунул правую руку в карман шортов:

– Чего надо-то?

Я набрала в грудь воздуху и ответила:

– Мне нужно привести себя в порядок. Почистить одежду, умыться хотя бы… – я обвела взглядом их сразу насупившиеся лица и нажала на нужную кнопку. – Деньги у меня есть.

Я открыла сумочку и заглянула в кошелек, не вынимая его. Деньги у меня действительно были.

– Короче, я предлагаю сто рублей за аренду на час чьей-нибудь ванной. Годится?

Мужики неуверенно заинтересовались предложением и начали мяться.

– Представляю, как разорется моя Ритка, если я из гаража вернусь с девкой и скажу, что ей надо помыться… – пробормотал хмурый.

Двое других заржали.

– А у меня никого сейчас нет, – вдруг сказал мужик в шортах, – моя жена к теще умотала. В Астрахань.

– А какого хрена тогда мы на улице потребляем, Вован? – тут же набросились на него товарищи.

Вован ожесточенно почесал затылок и признался:

– А я знаю?

Он повернулся ко мне и заявил: – Гони стольник, и идем ко мне!

– А можно сначала «идем», а потом «стольник»? – на всякий случай поосторожничала я и, вынув купюру, предложила убедиться в ее существовании.

После нескольких минут обсуждения ситуации и вспрыскивания за ее успех наша смешанная группа взяла курс на квартиру Вована. Разумеется, не были забыты оставшийся огурец и недоеденный хлеб.

Вован жил здесь же, во дворе, в двухкомнатной квартире. За старой деревянной входной дверью нас встретили маленькая злющая собачонка, пятнистая кошка и застоявшийся неприятный запах.

– Судя по ароматам, твоя Нинка уехала неделю назад, как минимум, – предположил хмурый. Вован только засопел и ничего не ответил.

– Вот тебе удобства, вон тебе краны, вода вроде была с утра, – Вован широким жестом показал мне совмещенный санузел средней паршивости и загаженности и протянул руку ладонью вверх, – гони бабки.

– А утюг у вас тоже есть? – враз обнаглела я. Утюг был найден и выдан мне после некоторого ворчания, и, вручив хозяину стольник, я заперлась в вышеупомянутых удобствах. Пока все шло нормально. Посмотрим, что будет дальше.

Через час я, чистенькая и бодренькая, здесь же в удобствах, положив на ванну доску, сушила утюгом постиранные юбку и блузку. Качество стирки получилось для походных условий даже сносное.

Мои мужики на полученные деньги моментально отоварились и плотно засели в комнате. Выключив воду, я прекрасно слышала их разговоры и ориентировалась в действиях.

Когда я, стоя в одних трусах, заканчивала гладить блузку, нестройная бессвязная беседа за дверью стала принимать угрожающий для меня характер.

– Давай ты! – требовательно сказал кто-то из них.

– Почему я? Пусть Вовка и идет. Его квартира, ему и говорить.

– Во, бля! – громко возмутился Вован, – солидные мужики, а с девчонкой поговорить стесняются. Хрен с вами, сам и пойду!

– Вот-вот и иди, покажи, как нужно баб уговаривать.

Не скажу, что все это я прослушала с большим удовольствием. Я услыхала тяжелые шаги и такое же тяжелое постукивание о косяк. Вовану, похоже, уже начало мешать слишком быстрое вращение нашей планеты.

Услышав требовательный стук в дверь, я, на всякий случай не выпуская утюга из рук, приотворила ее.

В образовавшуюся щель между дверью и косяком показалось раскрасневшееся лицо Вована.

– Еще десять минуточек, хорошо? – милым голосом попросила я.

– Хоть двадцать, – хрипло предложил Вован, – слышь, подруга, такое дело… Дай шесть рублей пятнадцать копеек до завтра. Витька вернет, он обещает.

Вован смотрел на меня так честно, что я поверила и вынула еще десятку. Не слушая благодарностей, я опять заперла дверь и поспешила закончить все свои дела.

Мои часы показывали восемь часов вечера, когда я оставила своих новых знакомых и вышла на улицу. Провожали они меня очень душевно, нестройно выкрикивая вслед всякие добрые слова. Теперь я была уверена, что в данном районе передо мной никогда остро не встанет вопрос, где принять душ. Меня обещали вымыть при случае по крайней мере в трех квартирах.

Я шла и думала. Шла в «Джулио Чезаре», чтобы прилично поужинать, и думала о том, как я собираюсь провести оставшийся вечер. Судя по тому, что меня вчера пытались убить, а сегодня – подставить под убийство, я была на верном пути в своем расследовании. Но я всего лишь шла по следам Майкла. Что же будет, если я нащупаю дорогу к организаторам всего этого? Подумав так, я пригладила рукою все еще немного влажные волосы.

Единственной ниточкой, остававшейся у меня, был ночной клуб «Фаворит». И только после ужина я смогу сказать, будут ли у меня силы навестить этот клуб или нет.

«Джулио Чезаре» уже заполнялся посетителями, но для одинокой девушки нашлось скромное местечко в самом уголке зала рядом с окном. Был вечер, и жалюзи были опущены.

Подошедшей знакомой официантке я заказала много чего интересного, совершенно проигнорировав надоевший омлет. Она обещала выполнить заказ быстро, а я в ответ пообещала не срываться и не убегать. Мы обе рассмеялись, и я действительно долго ее не ждала.

Сидя около окна, я протянула руку и небрежно отклонила пальчиком полоску жалюзи.

Рядом со входом в студию Клауса стояли две легковые машины. В одной из них был шофер, другая – пустая. Никто не выходил из студии, но я не сомневалась, что в ней полно специалистов из РОВД, ищущих следы преступника. «Любопытно, наследила ли я там?» – подумала я и со вздохом поняла, что сделала это наверняка. Оставалось надеяться, что, кроме моих малочисленных следов, там будет много других.

Пока я обедала, я не выпускала из поля зрения студию, но ничего нового не увидела. Закурив после ужина сигарету, я почувствовала, что у меня сохранились еще силы и азарт. Меня вполне может хватить и на ночной клуб, и еще на что-нибудь, если это «что-нибудь» внезапно подвалит.

Расплатившись с официанткой, я снова вышла на тропу приключений.

«Салон красоты», где находился нужный мне клуб, располагался на Немецкой улице – центральном пешеходном проспекте. Войдя в распахнутые стеклянные двери салона, я медленно поднялась по широкой лестнице на третий этаж. До второго этажа я никого не встретила, а вот выше стали попадаться одинокие молодые люди и девушки, молчаливо подпирающие стены. Они явно кого-то ожидали. Я ни разу не посещала ночные клубы, и, честно говоря, помимо расследования, у меня был еще и личный интерес. Поэтому я старалась внимательней смотреть по сторонам. Будет, что потом рассказать Маринке.

На третьем этаже слышалась танцевальная музыка, и народу перед площадкой было больше, чем внизу. Я прошла через реденькую толпу и шагнула в открытую высокую металлическую дверь. За нею на стене горела выложенная разноцветными световодами надпись «Фаворит».

Приятный охранник – стройный светленький мальчик в синей рубашке и темно-синих брюках – наклонился ко мне и негромко произнес несколько слов.

– Что, что? – улыбнувшись, повернулась я к нему.

– Членскую карточку покажите, пожалуйста, – повторил он, и я на секунду застыла в растерянности. О таком препятствии я не подумала.

Я попробовала сыграть на своем поле. Снова улыбнувшись, я достала кошелек.

– Конечно, – спокойно ответила я и начала копошиться, перекладывая у него на глазах разные визитки. Я понятия не имела, как выглядит эта карточка, оставалось надеяться на личное обаяние, очарование и везение.

В клуб заходили люди. Они что-то показывали охраннику, и их свободно пропускали. Я же, продолжая рыться в сумочке, мелкими шагами постаралась просочиться, спрятавшись за спиной одного здоровенного парня. Когда-то давно, когда я еще жила в Карасеве, мне таким способом удавалось иногда пройти в кино. Тогда это у меня получалось, а здесь почему-то не прошло. Странно, правда? Я почувствовала, как мне крепко вцепились в руку.

– Вы, наверное, забыли ее дома? – гадко улыбаясь, спросил охранник.

И я закивала, глядя на него с робкой надеждой. Но на этого дубоватого недотепу несчастье бедной девушки совсем не произвело никакого впечатления, и он сухо предложил мне выйти. Представляете? Кого только эти клубы набирают в свою охрану!

Стараясь следить за выражением лица, я вышла с самым независимым видом, словно все так и должно быть. У меня было неприятное ощущение, что если я захочу все-таки прорваться в «Фаворит», то для этого мне придется сначала подпереть стену так же, как это делают и другие. Только как это может помочь, непонятно.

Кто-то меня подтолкнул, я слегка отстранилась. Поток молодежи, вливающийся в «Фаворит», увеличивался с каждой минутой. Немножко неприятно было смотреть на чему-то радующихся людей.

Я бросила взгляды налево и направо, обдумывая другие возможности для входа. Вариант проникновения на веревке с крыши я отмела сразу. На сегодня я уже налазилась.

Необходимо было что-то решить. Спустившись вниз по лестнице на пару ступенек, я вынула из сумки сигареты. В отличие от членской карточки клуба «Фаворит», их я нашла сразу же.

Отойдя к стене, я прикурила от зажигалки и тут только подняла глаза на идущих по лестнице людей. Идущая впереди девушка показалась мне знакомой. Я задержала на ней взгляд, думая, где же я могла видеть эту шатенку в красном топике. Девушка тоже посмотрела на меня и улыбнулась.

– Здравствуйте, – радостно вскрикнула она и как-то слишком уж шустро бросилась ко мне. Я даже немного вжалась в стену от удивления.

– Вот уж никак не думала встретить вас здесь, – сказала она с преувеличенной восторженностью и улыбнулась во весь рот. Мне это тоже что-то напомнило, и я осторожно ответила:

– Привет! Не пускают, как видите, – ответила я. Если мы с нею знакомы, пусть она узнает о моих трудностях. А вдруг сумеет помочь?

– Ясно, – покровительственным тоном заявила девушка и даже качнула два раза головой для подтверждения.

Она взяла меня под руку и потянула за собой:

– Пойдемте, – почему-то прошептала она мне на ухо, дотронувшись до него губами, – не волнуйтесь, со мною вас пустят везде.

Я решила отложить вопросы на потом и пошла с нею. Она не стала никуда сворачивать и провела меня прямо к двери. На этот раз охранник повел себя по-другому. Он мельком взглянул на желтый квадратик, которым махнула у него перед носом моя провожатая, и поднял глаза на меня.

– Со мной, – небрежно бросила ему девушка и зевнула, конфузливо прикрывшись ладошкой. Во тут-то я ее и вспомнила: билетерша из «Галереи Искусств»! Сообразив это, я припомнила и ее дурацкие реплики в мой адрес, но зацикливаться на таких подробностях не стала.

Охранник молча кивнул и отвел глаза, словно он меня не запомнил. Мы прошли и повернули направо. В узком проходе нас встретил второй охранник и молча прогладил нас обеих сверху вниз черным цилиндром металлоискателя. Может быть, у меня фантазия разыгралась, но я была уверена, что он нарочно старался прижать эту железяку поплотнее. У меня в сумке пикнули пилочка с ножницами. Хорошо еще, что не пришлось доказывать, что это не гранатомет, ограничились просмотром и прощупом.

– Тебя как зовут? Меня – Линда! – снова горячим шепотом сообщила билетерша, выводя меня в зал.

Зал встретил меня громкой музыкой, мерцающим полумраком и гулом голосов.

– Не слышу! – уже не прошептала, а прокричала мне Линда.

– Ольга! – ответила я, наклоняясь к ней.

– Выпить хочешь? – поинтересовалась Линда.

Я молча кивнула.

– Тебя не встретили? – спросила Линда.

Не поняв смысла ее вопроса, я на всякий случай кивнула головой.

– Понятно, – сказала она, – хорошо еще, что я тут подвернулась. Членам клуба разрешено проводить двух гостей. Ну, пошли на встречу с пивом!

Не выпуская моей руки, Линда, прорезая толпу, быстро повела меня вдоль зеркальной стены. Я шла и с любопытством посматривала по сторонам. В зеркалах отражалось все огромное помещение клуба. Музыка гремела. Народу было очень много, в массе своей, возможно, помоложе меня, но я разглядела и ровесников. Мне повезло – очередной хит ревел уже на финише и через полминуты на великолепном вое издох. Под возбужденный визг толпы совершенно конченый диск-жокей хриплым голосом сказал пару глупостей, которые он считал очень смешными, и объявил следующий хит. Толпа со стоном выдохнула и с первыми же тактами завелась снова.

На нас явно клюнули два парня, танцующие друг с другом. Они что-то прокричали и махнули руками, Линда им не ответила и потянула меня дальше. Неужели она без алкогольной добавки на мужчин не реагирует? Я заинтересованно посмотрела на ее затылок, потом оглянулась на позвавших нас парней. Линда дернула меня вперед, а я словно приросла к полу от неожиданности: эти парни медленно танцевали, обнявшись друг с другом и… целовались!

– Не отставай! – Линда прижалась ко мне, и я в совершенной прострации повлеклась за ней. Теперь уже я на нее взглянула другими глазами. Линда была одета в топик и бриджи, на пальцах и запястьях – перебор бижутерии, толстая желтая цепочка на правой щиколотке…

«Мама миа, – потрясенно подумала я, – Оля, куда же ты попала?!»

Наконец мы добрались до буфета. Он располагался во втором помещении, отделенном от основного широким проходом. Напротив входа в буфет хлопали высокие белые двери с буквами «М» и «Ж». С каждым хлопком из-за этих дверей выплывали облака табачного дыма.

Высокие столы буфета были облеплены народом. Около прилавка вытянулась очередь. Линда осмотрела окрестности и, бросив меня, рванула к прилавку, размахивая руками. Через секунду она уже стояла в самом начале очереди и принимала пивные банки в подставленные руки.

Я отошла к окну и достала сигарету из сумки. Курить пока не хотелось, но мне нужно было что-то вертеть в руках для душевного успокоения. Я чувствовала, как меня мелко потрясывает.

Заподозрив соответствующую ориентацию этого милого заведения, я уже стала рассматривать местных обитателей с нужной точки зрения.

Левый от меня столик занимала женская команда, громко обсуждавшая свои веселые дела. Две девчонки из этой компании откровенно обнимались и поглаживали друг друга, остальные не обращали на это внимания, как, впрочем, и на парней, стоящих рядом. Поднося к губам сигарету, я рассеянно посмотрела на этих мальчиков. Они, слава богу, не целовались, а тоже только поглаживали друг друга.

Я должным образом оценила всех присутствующих, и сомнений у меня не осталось. Более того, когда в буфет вошла, обнимаясь, обычная парочка – мальчик с девочкой, – я посмотрела на них как на ненормальных.

 

Глава 7

– Не спи, замерзнешь! – послышался около уха знакомый голос, и я, отвлекшись от мыслей, повернулась к подошедшей Линде.

– Пойдем к нашим! – объявила она и, обняв меня за плечи, повела к дальнему столику.

«Боже мой!» – на грани истерики подумала я, но ничего не сказала и почему-то пошла. Спокойно и молча. Это, наверное, от неожиданности.

Мы подошли к столу, занятому женской компанией. При нашем приближении все замолчали и оценивающе осмотрели меня. Я услышала, как кто-то завистливо проговорил:

– Линда нашла себе новую девочку…

Ко мне вернулась пропавшая было мелкая дрожь и теперь уже сильно захотелось курить. Стало просто невмоготу.

Разговор возобновился, и, кроме Линды, никто на меня особого внимания не обращал. Эта зараза, похоже, решила ввести меня в курс дела сразу и полностью, иначе и не объяснишь. Я не понимала, как она может пить пиво, если обе руки ее были постоянно заняты моей персоной. Однако пиво она пила бойко.

Я в общем разговоре не участвовала и, дождавшись удобного момента, когда мне показалось, что на меня уже внимания не обращают, наклонилась к Линде.

– Я хочу тебя спросить… – начала я, но Линда меня прервала и с умудренным видом мотнула головой в сторону дверей с определяющими литерами.

– Это вон там, мы проходили мимо… – ласково сказала она.

Я стала нервничать, чувствуя себя статисткой не в своей комедии. Крепко сжав ее ладонь пальцами, я второй рукой развернула Линду к себе лицом. Кто-то за нашим столиком умиленно прошептал:

– Какой лямур, девки…

– Давай отойдем на секунду, – тихо предложила я Линде, и эта дуреха почему-то переполошилась и даже, кажется, покраснела. Неужели действительно «лямур»?

– Ты думаешь?.. – неуверенно протянула она и покосилась на своих подруг. Те заговорили между собой громче, демонстрируя, что не видят и не слышат ничего.

В отличие от Линды, я действительно думала, поэтому, отведя ее на пару шагов в направлении окна, сразу задала четкий и конкретный вопрос:

– Ты Шмайссера знаешь?

Она испуганно поднесла пальчики к ротику и прошептала с придыханием:

– И давно это у тебя?!

Господи боже мой, мысленно прокричала я, это у меня началось сразу же, как только я увидела тебя, зевающую до одурения…

Но я сдержалась, глубоко вздохнув. Я оценила ее реакцию как свидетельство того, что Шмайссера она точно знает. Линда шагнула ко мне – я плавно отступила влево.

– Покажи мне Шмайссера, – настойчиво повторила я. Она кивнула и с печальным видом повела меня в общий зал.

Музыка гремела, народ сходил с ума, мы пробирались на противоположную от буфета сторону зала. Самым сложным для меня было идти вплотную к оркестру. В правое ухо долбили ударники, в левое что-то бормотала Линда, а спереди и сзади постоянно кто-то норовил прижаться и потереться. Я уже и не отмахивалась: справиться с этим было невозможно.

Пройдя через толпу, мы вышли к противоположной стене, тоже зеркальной. К этому времени я уже поняла, что громадными размеры этого зала казались именно из-за зеркал и высокого потолка.

Здесь был еще один широкий проход, почти такой же, как и около буфета. Проход заканчивался несколькими дверями. Я решила, что это тоже туалеты, и, кажется, не ошиблась. Однако здесь конкретных обозначений на дверях не было. Я со злорадством подумала, что это, видно, обусловлено неопределенной половой принадлежностью присутствующего контингента.

– Видишь вон того гая с банданой на голове? – спросила Линда, показывая глазами на группку из трех человек, стоящих около одной из дверей. Двое из них были, наверное, парнями, а одна – девушка. За последние полчаса жизнь научила меня осторожности в определениях.

– Гая или гея? – рассеянно переспросила я.

Один парень – среднего роста, полноватый, со слезящимися красноватыми глазками – был с цветастым платком на голове. Теперь, когда Линда указала на него, я заметила, что он держится как-то солидно, а остальные буквально заглядывают ему в рот и чуть ли не виляют хвостиками.

– Такие, как он, могут быть только гаями, – отрезала Линда с неожиданной злостью.

Вот те на, подумала я, прицениваясь к этому «гаю». Чем он отличается от «гея», я решила не выяснять. Вряд ли мне это могло пригодиться в жизни.

– Так сильно припекло? – нежно проворковала Линда, снова прижимаясь ко мне.

– Ага! – ответила я и направилась к «гаю». – Жду тебя у наших! – обрадовала меня Линда в спину, и я, не оглядываясь, кивнула. Если бы не ее «лямур», я, возможно, подумала бы, как мне обратиться к Шмайссеру поумнее, но, честно говоря, требовалось срочно сменить окружение. Еще несколько минут – и Линда услыхала бы от меня много чего нехорошего. Нельзя же быть такой прилипчивой.

Шмайссер сразу же увидел меня и теперь, не спуская глаз, ожидал, когда я подойду. Его свита отошла на три шага.

– Привет, – сказала я, подойдя к нему почти вплотную.

– Угу, – ответил Шмайссер и пристально посмотрел на меня своим вампирским взглядом и потер правый глаз. – Тебе чего из-под меня надо? – сипловатым голосом спросил он.

– Майкл Яблоков называл мне вас… – удивившись вопросу, сразу ответила я, постаравшись высказаться погуманнее. Я еще не определила, как мне себя вести с этим колоритным кадром, и пыталась затянуть разговор.

– Угу, – повторил Шмайссер и быстро пробежал глазами вокруг, – значит, тебе надо?

Я кивнула и собралась еще что-то сказать, но он меня перебил.

– А у тебя бабки есть? – задал Шмайссер следующий вопрос.

Я еще раз молча кивнула, ничего не понимая в наших секретных переговорах.

– Гони двести, – коротко определил Шмайссер и скучно посмотрел поверх моей головы.

Я решилась уточнить:

– Двести – чего?

– Только рублей, натуру не беру, – отрезал Шмайссер.

Я опять кивнула, порылась в сумочке, нашла двести рублей и передала ему. Мне даже стало любопытно, на какой пикник я сдаю членские взносы. Шмайссер сразу схватил деньги, негодующе зашипел на меня, и купюры пропали у него в руках неизвестно куда.

– Что же ты себя ведешь, как лоховка? – недовольно пробурчал он, бегая своими воспаленными глазками по сторонам. – Подожди здесь.

Шмайссер отошел к девочке из своей свиты, а потом нырнул в одну из ближайших дверей. Я посмотрела ему вслед, перевела взгляд на девочку. Та смотрела на меня с непонятным жалобным выражением на лице. Я отвела глаза и задумалась. По крайней мере ясно, что на этот раз Лидия сказала правду: Шмайссер точно знаком с Майклом, и даже более того, имя Майкла послужило для меня неким паролем, убедившим Шмайссера в том, что я не из чужаков. Осталось только понять, что бы это значило. Успокаивало, кстати, что Шмайссер никоим образом не походил на угрожающее моему душевному покою сексуальное меньшинство.

Шмайссер вышел из-за двери через несколько минут, недовольно хмурясь и ворча. Подойдя ко мне, он, не глядя, тихо сказал:

– Зайдешь в левую кабинку – правая занята… На бачке…

Он тут же отошел к своей компании, а я направилась к двери. За этой дверью располагался самый обыкновенный туалет. Я так и замерла в его предбаннике. Затем, вспомнив слова Шмайссера, осторожно прошла внутрь. Кабинок в туалете было две, и правая на самом деле была занята. Из-за ее закрытой двери доносились охи, стоны и задыхающийся шепот. Слышно было что-то вроде «еще-еще». Я предпочла не задумываться о причинах этих звуков и прошла в левую. Закрыв за собою дверь на смешной крючочек, я огляделась.

Ничего необычного я не увидела. Бачок тоже был самой обычной и понятной конструкции. А вот на нем лежала какая-то скомканная блестящая бумажка. Я брезгливо поморщилась и взяла ее, уже догадываясь о том, что обнаружу. Это была плотная фольга, свернутая кулечком. Развернув ее, я едва не просыпала на пол махонькую горсточку белого порошка. Теперь я уже четко поняла две вещи. Шмайссер оказался вульгарным торговцем наркотиками, а я действительно лоховкой, как он и сказал. Вляпаться в такую мерзость и не заметить этого!

Я свернула фольгу, как было раньше, и бросила ее в сумку. Шмайссер был мне нужен не для этого, и я собралась с ним серьезно поговорить. Осмотрев кабинку еще раз, я вышла из нее, пальчиком откинув крючок. В правой кабинке все еще продолжались совершенно непонятные дела, и я опять не стала задумываться о них. Так проще жить.

Шмайссера перед дверями уже не было. Здесь крутилась только его девочка. Наконец-то я внимательно рассмотрела ее. Ей было лет двадцать, шатенка в коротенькой коричневой юбчонке и беленькой маечке с длинными рукавами. Из-под низковатого лба девушки смотрели блудливые глазки.

Она обшарила меня быстрым взглядом и отвернулась. Я подошла к ней и спросила про Шмайссера.

– А разве там что-то не так? – сразу же напряглась она.

– Все так, – досадуя на свой прокол с наркотиками, ответила я, – мне просто нужно с ним поговорить.

– Подождите, он наверх пошел, – ответила девушка, быстро теряя ко мне интерес.

Я отошла в сторонку, обдумывая полученную информацию. Оказывается, здесь еще есть какой-то «верх». Обширное заведение, однако.

Слушая музыку и посматривая на тусующуюся толпу, я незаметно для себя начала покачиваться в такт громыхающих мелодий. Опустила руку в сумку и нащупала уже полупустую пачку сигарет. Шмайссер все еще не появлялся, и я собралась ждать до победного конца, чтобы выяснить его возможные дела с Майклом. В крайнем случае можно попытаться и надавить: ведь на Майкла было совершено покушение и вряд ли Шмайссер захочет, чтобы его имя упоминалось рядом с этим делом.

Я достала сигарету и решила покурить, не уходя отсюда. Не оштрафуют же меня за это! Зал, казалось, погружался в более глубокий полумрак, чем тот, что был вначале, когда я пришла. Слова Шмайссеровой девочки о «верхе» не шли у меня из головы, и, чтобы не терять времени, зря ожидая на одном месте Шмайссера, я решила поискать вход на этот «верх». Она так просто сказала «пошел наверх», словно это было чем-то понятным всем, а не каким-то секретом. Я сделала простой вывод, что «наверх» и мне можно.

Я направилась в путешествие вдоль зала, держа курс вправо. Не знаю, почему выбрала именно это направление, наверное, потому, что мое дело было правым. А почти все вокруг – левыми. Пока я пробиралась, стараясь теснее прижиматься к зеркальной стене, из массы танцующих на меня несколько раз вываливались желающие близкого общения обоих полов. Я медленно шла вперед, вежливо отказывая всем приглашающим попрыгать, сообщая, что ищу своего мужа. Отставали сразу, хотя термин «муж» наверняка разные люди понимали тоже по-разному.

Я добралась до входа в клуб и повернула обратно.

Вернувшись к туалетам, в которых Шмайссер обделывал свои дела, я увидела, что он еще не появился. Но девочка в маечке – его приближенная – махнула рукой и целеустремленно пошла ко мне.

– Он вас ждет! – выпалила она и, стоя рядом со мной, задергалась в нетерпении, словно ей куда-то было очень надо. – Идем! – сказала она и взяла меня за руку.

– Кто меня ждет, куда идем? – спросила я, пытаясь поймать ее бегающий взгляд. Не нравилась мне она, и все тут.

– Ты же сама хотела со Шмайссером поговорить! – чуть ли не выкрикнула она и оглянулась на одну из дверей. – Он там!

Я молча смотрела на нее, пытаясь поймать какую-то мысль, насторожившую меня, но она не ловилась.

– Где он? – спросила я.

– Внизу, на лестнице, – прижавшись ко мне и подтянувшись на носках, сообщила девушка и почему-то добавила: – Давай сумку подержу!

– Не стоит, – ответила я, – где же эта лестница?

Девушка подвела меня к двери. Не к той, за которой я уже была, а к соседней, открыла ее – и я увидела темную лестницу. Вот ведь в чем секрет был, а я по залу бегала!

– Он вверху? – спросила я.

– Внизу, внизу, – нервно повторила девушка, и я пошла вниз. Она, мерзавка, тут же закрыла за мной дверь, и все вокруг стало темно.

Я струсила, подалась назад, потом почему-то передумала и, ворча: «То вверх, то вниз», держась за перила, стала медленно спускаться.

Не люблю темноты. Не люблю до такой степени, что сейчас я здорово ругала себя за то, что мне не сидится, не лежится и вообще…

Я услышала слева от себя чье-то тихое дыхание. Кто-то стоял на ступеньку ниже меня и старался быть незамеченным.

– Шмайссер! – позвала я. Мой голос прозвучал неуверенно, и от этого мне стало совсем нехорошо. Я застыла на месте и вдруг получила сильнейший удар в живот.

Я рефлекторно прикрылась руками и почувствовала, что не могу вдохнуть: дыханье перебилось. Ужас охватил меня, и все остальное потеряло всякое значение. Я захрипела. Меня ударили по голове, я подняла руки к ней… Боли я не чувствовала, мне главное было опять дышать… А не получалось. Ноги у меня подогнулись, и я упала на колени. Меня продолжали бить, но боль не имела никакого значения, словно я была обложена ватой, главным для меня было дышать. Я корчилась на ступеньках, думая только об одном этом. Перед глазами поплыли яркие пятна, и где-то вдали мерно застучали тяжелые барабаны… Но мне повезло, и я, не дослушав их, получила удар ногой по груди.

Что-то сработало, и мои легкие приняли спасительную порцию воздуха. Я услыхала собственный стон, поняла, что зачем-то цепко держусь за перила. Отпустив их, я скатилась по лестнице вниз. Очутившись на площадке, не встала и, руководствуясь не разумом, а инстинктом, продвинулась вперед и, нащупав первую ступеньку, покатилась ниже.

Вот теперь-то боль до меня дошла. Я застонала и, услышав сверху громкий топот, закричала изо всех сил.

Кричала я до тех пор, пока не включился мутный свет. Подняв голову, я на уровне лица различила большущий черный мужской ботинок и закрылась от него руками.

– Что-то не то, – сказал надо мной мужской голос.

* * *

Я сидела, откинувшись, в мягком кресле с высокой спинкой и пыталась курить. Над ссадинами на лице работал молоденький симпатичный мальчик с золотой серьгой в ухе. Он был одет в блестящую шелковую рубашку черного цвета. От его быстрых прикосновений лицо сильно щипало.

Этот фельдшер-любитель был из команды Шмайссера, я узнала его с первого взгляда. Он и та девочка в белой майке составляли свиту моего доброго знакомого наркодилера.

Меня подобрал на лестнице сам Шмайссер, спустившийся, чтобы посмотреть на причину шума, как он объяснил. Меня провели в маленький кабинетик, служащий скорее всего элитным траходромом клуба – здесь было два кресла и четыре кушетки. Из другой мебели – только небольшой письменный стол и вешалка. Даже телефона не было. Зато имелась классная эмалированная раковина на стене… Если это не траходром, то смысл кабинетика для меня непонятен.

Мои потери после нападения в темноте неизвестного бандита оказались не слишком большими: ни переломов, ни страшных кровоподтеков на лице. Только несколько больших ссадин на лбу и левой щеке. Однако все тело ломило, лишний раз пошевелиться было больно. Хотелось раскричаться и разрыдаться от обиды и пережитого страха, но я сдерживалась. Имидж, чтоб его…

Шмайссер сидел справа от меня во втором кресле и рассказывал, как все произошло.

– На этой лестнице занимаются всем подряд. Я бы даже сказал – кто во что горазд, – он захихикал и, покашливая, прикурил длинную черную сигарету, – я и не обратил сначала внимания на вашу возню. Но, сама понимаешь: дело у меня серьезное, товар специфический, а людишки иной раз попадаются такие затейники, – он опять захихикал и помахал рукой, – купит какой-нибудь гнилой дури, дерьма чеченского. Или коки не фильтрованной пополам с кондишном. А потом у него чердак слетает напрочь, он и начинает изображать из себя Шварца. А шум здесь не нужен никому, он может нам боком выйти… Поэтому и приходится старому Шмайссеру еще и дружинником ишачить, порядок и тишину поддерживать… Тебе что там понадобилось, детка? – без перехода, резко спросил Шмайссер и даже подался вперед, чтобы получше рассмотреть выражение моего лица.

Я посмотрела искоса на его морду под банданой и, делая вид, что принимаю игру, ответила:

– Шла с тобой поговорить, Шмайссер.

Мой голос мне очень не понравился. Было впечатление, что язык отказывается служить и шевелится с большущей неохотой. Я замолчала и пошевелила им во рту уже нарочно. Вроде с ним все как всегда, откуда же у меня такие интонации?

– Смеяться после слова «лопата»? – неожиданно сказал Шмайссер и скривился.

Помолчав и пожевав губами, он уже спокойней продолжил:

– Я когда спускался, то сперва наступил на твою сумку. Тебя потом уже обнаружил. Откуда я знал: твоя она или не твоя. Короче, что ты журналистка, я уже знаю, Ольга Юрьевна. Так зачем ты пошла на лестницу, а?

Я посмотрела на него в упор.

– Зачем это кино? – спросила я, постаравшись произнести пожестче, но вышло еще шепелявей. – Вы же знаете, кто я. Сами заманили в эту ловушку, а теперь затеяли какие-то детские игры… Мы же взрослые люди, – зачем-то добавила я под конец банальные слова.

– Какая ловушка! Что ты гонишь, подруга! – не выдержал Шмайссер и дернулся в кресле. Мальчик с серьгой тут же оставил меня и, наклонясь к Шмайссеру, погладил его по плечу. Тот отстранился. – Куда я тебя заманил, в сортир, что ли?! А бабки я тоже сам себе заплатил? – лицо у Шмайссера покраснело; и без того красные глазки стали совсем влажными, он постоянно вытирал их тыльной стороной ладони. Глядеть ему в глаза я не могла: мои тоже начинали слезиться.

Я затянулась сигаретой, выпустила дым вверх и монотонно произнесла:

– Вы же сами позвали на эту лестницу, а теперь изображаете из себя клоуна. Зачем вам все это?

– У нее мозги отслоились, – неожиданно спокойным голосом сказал Шмайссер и отвел взгляд. Он задумался и, казалось, перестал обращать на меня внимание.

Мне не понравился такой переход, и я продолжила гнуть свою линию.

– Я, конечно, не специалист по прикладной логике, – немного напыщенно сказала я, но это должно было выразить степень моего негодования. Негодовать же всерьез у меня не было уже сил. – Но если ко мне подходят и говорят, что меня ждут, я делаю выводы и иду туда, где меня ждут. Что же тут неясного? Так я и появилась на этой лестнице. И не надо больше спрашивать, зачем я туда пошла. Не смешно.

Шмайссер молча посмотрел на меня и обратился к моему медбрату:

– Ты ее понимаешь, Цыпа? Я – нет.

– Кто вам сказал, что надо идти на лестницу? – проявил вдруг сообразительность Цыпа, снова протягивая ко мне свою ватку. Пока я не услышала, что этот мальчик «Цыпа», он мне даже немножко нравился, а сейчас я вздохнула и посмотрела на Шмайссера.

– Ваша девочка и сказала мне, что вы ждете меня на лестнице. Внизу.

– Коляска? – удивился Шмайссер.

– Откуда я знаю?! Коляска, колбаска… – оказывается, я была еще в состоянии покрикивать! – Та девушка, которая стояла рядом с вами, когда я подошла…

Шмайссер с Цыпой переглянулись.

– Ну-ка давай, тащи ее сюда, – скомандовал Шмайссер, – ничего не говори, просто хватай и волоки.

Цыпа, не произнеся ни слова, вышел из кабинетика, плотно прикрыв за собою дверь.

Шмайссер хмыкнул:

– Что, просто так сама подошла и сказала?

Я покачала головой:

– Нет, я спросила ее, где вы, сказала, что хочу поговорить. Потом она и подошла…

Ждали мы недолго. Вскоре открылась дверь и залетела «Коляска», радостно блестя своими блудливыми глазенками. Увидев меня, она тут же захлопнула вечно приоткрытый рот и опустила голову. Сзади ее в спину легонько подтолкнул Цыпа, она прошла еще на шаг вперед.

– Звал? – обратилась Коляска к Шмайссеру.

– Зачем ты ее послала вниз? – его голос прозвучал очень буднично и лениво.

– Кого послала? – непонимающе вытаращилась Коляска.

Шмайссер внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.

– Ладно, я это просто так. Ты когда долги отдавать начнешь? Или опять мне ждать до морковкиного заговенья?

– Нет-нет, я сейчас, – Коляска, вздрагивая, повернулась к Шмайссеру спиной и приподняла свою юбчонку. Через несколько секунд она протянула ему несколько бумажек.

– Я вот, часть отдам прямо сейчас, – с нетерпеливой дрожью, возбужденно сказала она, – и чек мне, если можно…

Шмайссер сгреб деньги и пересчитал их.

– Триста рубликов? Откуда это у тебя, дочка? Полчаса назад ты божилась и хныкала, что у тебя ни копья, а теперь – вот что!..

– Подругу встретила, она мне долг вернула, – быстро ответила Коляска и честно посмотрела в глаза Шмайссеру. Даже сумела при этом почти ни разу не моргнуть.

– Слышь, Цыпа, – обратил Шмайссер к своему помощнику, – Коляска-то, оказывается, деньги в кредит раздает. Может, ты еще и счетчик включаешь? Шмайссер резко перешел на крик: – Откуда у тебя, мокрощелка драная, триста рублей взялось?! Ты кому в уши свистишь, крыса?!

Коляска испуганно отшатнулась к двери, но там стоял Цыпа. Он толкнул ее обратно, и Коляска упала на пол, громко стукнувшись коленками. Шмайссер схватил ее за волосы и намотал их на кулак.

– Так откуда денежки? – уже тихо спросил он, пристально глядя на девушку.

Она молчала, не отводя расширенных глаз от его лица.

– Подходит ломка, да? – Шмайссер страшно усмехнулся и пообещал: – Запру в подвале и забуду. Впрочем, ты и к утру уже расколешься, кто и зачем тебе дал бабки!

Коляска молчала.

– В подвал ее! – приказал Шмайссер, отшвыривая девушку от себя к Цыпе. Цыпа подхватил ее за руку, вывернул ее назад и потащил вон.

– Не надо! – крикнула Коляска, цепляясь пальцами свободной руки за дверной косяк. – Не на-адо-о!..

Шмайссер махнул рукой, и Цыпа остановился за дверью, продолжая удерживать Коляску.

– Только быстро давай колись – и без выкрутасов! – покачал пальцем Шмайссер. – Кто дал бабки?

– Не знаю, как звать, он редко здесь бывает, – быстрой скороговоркой ответила Коляска, не переставая цепляться за косяк, – высокий такой… Заикается, майка у него еще синяя, написано «йес» на ней…

– А! Видел такого. Рожай, рожай, – поторопил Шмайссер, – чего он хотел от тебя?

– Сказать… этой, что ты ее ждешь… – Коляска начала всхлипывать, кривя губы и шмыгая носом.

Шмайссер махнул рукой:

– На хер ее отсюда – и чтоб я ее не видел больше!

Цыпа, резко дернув девушку за волосы, потащил ее дальше. Шмайссер встал и закрыл за ними дверь, чтобы не было слышно криков.

 

Глава 8

Я закончила рассказывать подробности этого дела, и Шмайссер закурил вторую сигарету. Он сорвал бандану, почесал макушку лысого черепа согнутым указательным пальцем.

– Я сперва подумал, что ты ментовая или репортаж жаждешь тиснуть про наши злачные места. А здесь такая вот херня… – он потер себе шею и покрутил головой.

Я уже в который раз попыталась занять в кресле положение поудобнее, но любое движение вызывало такую боль, что я смирилась и перестала шевелиться. Пугала только мысль о том, что все равно придется рано или поздно отправляться домой. Но думать об этом не хотелось.

– Вы знаете, – призналась я, – у меня ощущение, что я на верном пути, но пока не могу понять, где этот путь…

– И верный ли он, – с хмурой улыбкой отозвался Шмайссер.

– Верный, – повторила я, – за последние двое суток меня уже два раза пытались убить. Это – доказательство моих слов. На третий раз у них должно получиться, – мрачно пошутила я, – где же был этот хвост, который я прищемила и сама не заметила?

Шмайссер молчал, и я спросила его:

– Вы сказали, что знаете этого парня в синей майке. Кто он?

– Что-то здесь не то, – ответил он, – этот паренек серьезный и по хулиганке не работает. Верняк. Он из крупной конторы, и я не хочу неприятности получить, поэтому лучше не спрашивай про него. Он под большим боссом ходит. Может, ты по своей работе его боссу шило в попку вонзила? Себя спрашивай, не меня.

Я подумала и предложила:

– Слушайте, Шмайссер, а давайте я и не буду вас спрашивать, – он посмотрел на меня исподлобья, подозревая подвох, – я только скажу название конторы, а вы кивнете или так или эдак. Получится, что и я узнала, что мне нужно, и вы ничего не сказали.

– Ну-у, попробуем, – согласился он.

– «Апрель», – сказала я.

– Да, – произнес он, – видишь, ты сама сразу все и поняла. – Жалко Майкла, – перевел он тему, – он всегда был разгильдяем, но, в общем-то, безобидным… Позавчера, говоришь, его подстрелили?

– В четверг вечером, – уточнила я.

Шмайссер продолжил все тем же негромким голосом:

– Дай подумать… да, точно, в четверг я его и видел, он был здесь. И всю неделю шлялся сюда с какой-то бабой. Не знаю кто такая. Танцы-шманцы, травку брали побаловаться… Он вообще меня иногда удивлял. Бабки был мне должен нехилые и все не отдавал, я уж подумывал наезжать на него. Вдруг сам приносит. Потом – баба эта. Зачем она ему нужна была? Такое впечатление, что играли в красивую любовь: она его – под ручку, он ей – бокальчик, она его – чмокнет, он ей – ручку пожмет… Ребята, глядя на них, морщились, в натуре. А потом, кстати, он и не выдержал и как раз вечером… в четверг, точно! – Шмайссер ударил себя по коленке и рассмеялся: – Вот до чего бабы доводят: у него вроде припадка случилось. Я вышел на лестницу, а тут он слетел с нее, будто пропеллер ему вставили, я только и услышал, как дверь внизу хлопнула. Одно слово: художник, блин… Меня чуть не снес… А больше и не появлялся, точнее, я его не видал… И я слышал, в тот день на улице за клубом кого-то подстрелили. Пацаны рассказывали… Надо же… Даже не подумал, что это был Майкл…

Шмайссер закончил повествование и затушил сигарету.

– Не знаю, короче, что тебе еще сказать, – он махнул рукой и встал, – время идет, а бизнес стоит. Так быть не должно.

– Подождите, – остановила я его, – а что там наверху, куда вы ходили и откуда Майкл выбежал?

– Кабинеты. Ключи у хозяйки, абы кто не войдет. Я иногда поднимаюсь, но у меня – свои дела.

Он подошел к двери, открыл ее и выглянул.

– Сама сможешь идти или помочь?

Я попробовала встать, и в глазах помутнело. Шмайссер, заметив, что мне нехорошо, подошел и помог подняться. Стоять было легче, чем вставать. Я сделала шаг вперед. Получилось.

– Спасибо, а можно еще два маленьких вопросика? – я крепко держала Шмайссера под руку, и он, вздохнув, повел меня к двери.

– Давай, только быстрее.

– А с какой женщиной ходил сюда Майкл всю неделю?

– Понятия не имею. Она не из местных. Темненькая такая, костюмчик желтенький. Не очень мазовая телка, на любителя. Что еще?

– В четверг он с нею тоже был?

– О чем я тебе и талдычу, ты что, не слушаешь, что ли? Всю неделю они тут и шлялись. Клаус ходил кругами, ел мороженое и рожи строил дикие…

Мы вышли в коридор, и на меня пахнуло прохладным ночным воздухом. Кабинетик располагался на первом этаже в самом низу знакомой мне лестницы. Почти рядом был выход на улицу.

– Вы мне сумку вернете? – спросила я, и Шмайссер, выругавшись, сбегал за ней. Протянув ее мне, он извинился.

– Последний вопрос, – не унималась я.

– Что еще? – Шмайссер потерял терпение и готов был выругаться еще раз.

– Майкл был должен вам тысячу баксов?

– Да, а откуда… – он вытаращил глаза, но я только тихо сказала ему «до свидания» и медленно пошла на улицу.

Я не оглядывалась – наверное, он там до сих пор и стоит, выпучив глазки. Не знаю, не смотрела.

Выйдя на свежий воздух, я огляделась и, увидя, что вокруг все огорожено высоким металлическим забором, пошла вдоль здания, туда, где, по моим расчетам, был проспект. Завернув за угол, я действительно увидела калитку и, дойдя до нее, остановилась передохнуть, придерживаясь рукой за столб забора. Чувствовала я себя очень уставшей; что же касается перенесенного нападения, то, наверное, бандюге, попытавшемуся укоротить мне жизнь, просто не хватило времени. Я понимала, что могло быть гораздо хуже.

Отдохнув и сосредоточившись, я, вскинув голову, медленно пошла к проспекту, собираясь дойти до первого же поворота и там поймать такси до дома. Я посчитала, что на сегодня план по приключениям был перевыполнен.

Проходя через затемненный участок дворика, замедлила шаг, ожидая, когда уйдет вынырнувший из темноты мужчина – с мужчинами сегодня больше иметь дело не хотелось.

Там же в темноте зашевелилась еще какая-то тень. Я прошла мимо, но, не удержавшись, повернула голову, посмотрела туда и увидела Коляску. Она неожиданно возникла справа от меня, хмыкнула и постаралась пройти мимо. Я промолчала, уступив ей дорогу, а она, вдруг обернувшись, выпалила ругательство.

– Ну и дура, – спокойно ответила я, – если так нужны деньги, подошла бы и объяснила, а то бегаешь у бандитов на подхвате, так убьют когда-нибудь…

Она зыркнула на меня и затопала вперед. Я пошла следом. Вдруг Коляска остановилась и повернулась ко мне.

– Сто пятьдесят рублей дашь? – спросила она хриплым голосом, – мне на чек нужно. Деньги у меня будут… на той неделе.

Я встала под фонарь и пересчитала свою наличность. Ее оказалось не так уж и много, только до дома добраться. «Нахвасталась!» – подосадовала я. Переворачивая в сумке мелочь, я заметила кое-что. Осторожно взяла двумя пальчиками и вынула кулечек из фольги.

– Тебе это нужно? – спросила я.

Коляска приблизилась, вглядываясь, и, узнав, тихо ответила:

– Да.

Я подала ей кулечек с героином, она, поколебавшись, протянула руку и быстро схватила его.

Коляска, ничего не говоря, развернулась и скрылась в кустах. Только ветки закачались да зашелестели.

* * *

Не помню, как я подъехала к своему дому. Возможно, что и уснула по дороге. Мрачный небритый дядечка, которому я оказала честь, махнув рукой перед бампером его «копейки», постучал по моему плечу.

– Приехали или как?

Я огляделась:

– Да, приехали…

Расплатившись, я не спеша побрела к знакомому подъезду. Чем ближе была его дверь, тем больше хотелось спать. Я еле преодолевала искушение присесть на землю и отдохнуть. Где-то в глубине пряталась мысль, что я потом могу не встать долго-долго. А мне это надо? Лучше уж лечь на свою постель в своей квартире.

Я с трудом отворила подъездную дверь и, отпустив ее, шагнула внутрь. Сейчас она ка-ак треснет! Заранее сжавшись от громкого стука, который должен был последовать, если дверь не придержать, я пошла к лестнице. Поставив ногу на первую ступеньку, я поняла, что происходит что-то не то. Дверь не стукнула. Я оглянулась. Из темноты на меня шагнула мужская фигура атлетического сложения. Я даже не ойкнула, а как-то жалобно икнула и, сделав спиной вперед несколько шагов, уперлась во что-то твердое. Я быстро обернулась: сверху на лестнице стоял еще один мужчина. Высокий, коротко стриженный, в темной майке. Я уже знала, что на майке будет написано «YES!». В правой руке этот «мальчик-Йес!» держал пистолет, и ствол этого пистолета смотрел мне прямо в нос.

– Привет, давно не виделись, – несмешно пошутил «мальчик-Йес!»

– Привет, – обреченно ответила я, чувствуя, что меня не хватит даже на маленький писк.

Стоявший внизу бандит подошел, шаркая ногами, и резко дернул за мою сумку. Она слетела с плеча, и я даже пошатнулась.

– Пьяненькая, что ли, подруга? Качаешься… – с жутким добродушием сказал «мальчик-Йес!», и нижний бандит тихо закудахтал от веселья.

Я вздохнула и, подняв глаза, спросила:

– Ну и что дальше?

– В гости пойдем к тебе, вот что дальше, – ответил «мальчик-Йес!» и, взяв меня под руку, приподнял и подтащил на свою ступеньку, – шевели поршнями-то! Или ты не рада гостям?

Я молча пошла на третий этаж. А между прочим, страшно не было, была такая усталость, что, откровенно говоря, все было до одного места. Честно.

Поддерживаемая под руку высоким джентльменом, что было весьма любезно с его стороны, мы дошли до моей квартиры и остановились перед ней.

– Ключ доставай, – поторопил мой спутник, и я отрицательно покачала головой.

– Что?! – взвился он.

– В сумке. – Серый, посмотри, – приказал «мальчик-Йес!».

– Он здесь, Диман, – зашуршал сзади Серый и протянул ключи. «Мальчик-Йес!», оказавшийся вульгарным Диманом – а что еще от него можно было ожидать? – отпустил меня, но не опустил пистолет. Он принял ключи, переложил их в правую руку, а пистолет – в левую и начал неуверенно нащупывать замочную скважину, посапывая от напряжения. Не сразу, но у него это получилось. Он открыл замок и, отведя меня в сторону, потянул дверь.

В этот момент я все-таки рыпнулась. Я ударила Димана по руке с пистолетом и рванула за дверь. Зажав обеими руками дверную ручку, я дернула ее на себя, но немного опоздала: кто-то из двоих бандитов успел зацепиться за нее снаружи.

От напряжения я скрипнула зубами, но это не помогло. Дверь медленно, но верно поехала вперед, увлекая и меня за собою. Я уже и рот приоткрыла, чтобы заорать как можно громче, но широкая лапа, просунувшаяся в щель между дверью и косяком, так сжала мне горло, что даже хрипа не вышло. Меня потянули дальше и вытянули на лестничную площадку. Слишком много я пережила сегодня и поэтому была не в форме. Позвать на помощь во второй раз мне уже вряд ли дадут.

Диман, не отпуская мое горло, вошел в квартиру, толкая меня перед собой. Вокруг было темно. Второй бандит, войдя следом, прикрыл за собою дверь и начал шарить рукой по стенам в поисках выключателя.

Диман крепко прижал меня спиной к стене в коридоре, и тут загорелся свет. Серый покрутил головой и прошел вперед к входу в гостиную.

– Что вы хотите? – спросила я, чувствуя, что если сейчас Диман отпустит руки, то я плавно сползу по стене на пол. Сил уже почти не осталось. Возможно, именно поэтому все происходящее со мною я переживала с удивляющим меня саму спокойствием.

Диман хохотнул и засопел носом от хорошего расположения духа.

– Совсем не то, что ты думаешь, – усмехаясь, пояснил он. – Ты мне вообще не нужна, но ответишь мне на один вопросик. Я так давно хочу его тебе задать, ты не представляешь.

Еще на лестнице поняв, что убивать меня сразу не намерены, я немножко воспрянула духом, надеясь, что, затянув время, можно будет что-нибудь выиграть. Разбить окно, например, и устроить шум. Услышав слова Димана, я вздохнула и кивнула головой.

– Задавайте свой вопрос, – сказала я.

– Ты смотри, какая послушная, а сколько крови нам попортила, сучка, – Диман повернулся к Серому, тот ответил «ага» и заглянул в гостиную через открытую дверь. Кроме коридора, во всей квартире было темно, но свет немного доходил и в гостиную. Постояв перед дверным проемом, Серый сделал шаг в комнату.

– А вопрос такой, – Диман пронзил меня взглядом, – слушай внимательно. Что конкретно Мишка Яблоков говорил тебе про «апрелевские» дела? Отвечай.

Я попыталась сосредоточиться на вопросе, но смысл его не дошел до меня.

– А какая между ними связь? – спросила я. – Майкл, ну Мишка то есть, он, как я понимаю, в дела брата не лез, а твой «Апрель» на его брата наезжает, на Николая.

– Ты мне еще лекции почитай, – Диман уперся свободной рукой в стену, а стволом пистолета сильно нажал мне на живот, – за каким хером тогда ты на него вышла? О чем вы трепались во время ваших встреч? Зачем он тебе был нужен?

– Познакомились… посидели… поговорили, – пробормотала я. Ясно было, что Диман и его хозяева были уверены в существовании какой-то интриги, но я-то была совсем не в курсе. То есть абсолютно. И я даже приблизительно не знала, что от меня ожидают.

– Ой, только вот это не надо, а! Про любовь мне еще наплети, а я посмеюсь! – Диман замотал у меня перед лицом пистолетом, и я, пошатнувшись, начала сползать вниз.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – сказала я, – правда, не понимаю.

– Ща поймешь, – простецким голосом пообещал Диман и, схватив меня за руку, поволок в комнату.

– Серый, а здесь света нету, что ли? – раздраженно проговорил он.

Тут же зажегся свет – оказалось, что Серый ходил к окну гостиной задергивать занавески, чтобы не светиться, и как раз успел к нашему появлению.

– А то помнишь, как она на всю улицу казала, какая умная, – книжки читала, в натуре, – глухим голосом произнес Серый и зашмыгал носом.

Диман потащил меня мимо дивана и стола к окну и толчком посадил на пол. Серый вытащил из кармана брюк наручники, и, откинув на подоконник шторы, бандиты приковали меня за правую руку к трубе батареи отопления. Ситуация мне, разумеется, не нравилась. Я начала вспоминать туманный вопрос Димана, чтобы постараться ответить ему максимально подробно, но поняла, что не смогу этого сделать.

Серый бросил ключик от наручников на пол и побрел дальше изучать квартиру, а Диман присел передо мной на корточки, засунув пистолет себе за пояс.

– И охота тебе в партизанку играть? – спросил он, вынул из кармана пачку «Мальборо» и выбил из нее сигарету.

Я покачала головой:

– Неохота.

– Тогда отвечай, – он нарочито медленно прикурил от зажигалки и поводил у меня перед глазами огоньком. – Напоминаю, мне с тобой долго возиться некогда. За эту неделю я на тебе уже аллергию заработал… Короче, ты встречалась с ним в летнем кафе. Братан его подкатил и передал ему что-то – я думаю, кассету или дискету, – и он опять к тебе вернулся. Было? Было, я сам видел. Потом вы расстались, а он начал крутиться с бабой своего брата. Это не просто так. Наверняка вы снова с ним встретились…

Послышались шаркающие шаги, и монотонный голос Серого произнес:

– Смотри, что нашел, братишка…

Диман оглянулся через плечо. Серый держал в руке мой замечательный утюг.

– Включай в розетку и посмотри, нет ли у нее скотча или пластыря, – скомандовал Диман, повернулся, пустил струю табачного дыма мне в лицо и усмехнулся. – Он же не просто так полез на этот чердак, а с целью. Хотел потом удрать, но у него не получилось. Кто его навел, ты, что ли? Или еще кто-то?

Я смотрела в глаза Диману, но думала только об утюге. Серый прошаркал к нам ближе, подключил утюг к розетке в ближайшем ко мне углу справа и, кряхтя, нагнулся, ставя утюг на пол. После этого он ушел, не выражая интереса к происходящему.

Диман ладонью слегка хлопнул меня по лицу.

– Рассказывай, – потребовал он.

– Мы случайно познакомились, – пролепетала я, понимая, что ужасно боюсь и Димана, и утюга, – мне понравилась его картина на выставке, он подошел – мы разговорились…

Диман неотрывно смотрел на меня, и его взгляд начал тяжелеть.

– Не хочешь по-хорошему, будем по-плохому, – вздохнув, сказал он, протянул руку и взял утюг. Поплевал на его поверхность и, послушав ответный пшик, полуобернулся назад.

– Серый, где ты там?!

– А? – послышалось из коридора.

– Нашел скотч? А то девица наша разверещится сейчас, весь дом на уши поставит…

Серый не ответил, но из коридора донеслась какая-то возня и затем сухой резкий звук, словно кто-то с силой наступил на пустую упаковку из-под молока.

«Куда это он залез?» – подумала я совершенно не к месту. Любопытство оказалось сильнее страха.

Диман думать не стал, он выматерился и крикнул:

– Не понял! Что там у тебя, Серый?

Серый не отзывался, и Диман, облизнув губы, поставил утюг на пол рядом с собою.

– Серый, твою мать, ты где? – Диман заволновался и дернул пистолет, оглядываясь на дверь гостиной.

Из коридора послышался невнятный звук. У меня, по крайней мере, сразу возникло впечатление, что Серый набил чем-то рот и в ответ у него получилось только неразборчивое «а-э».

– Орать станешь – башку оторву, а так, может, еще и поживешь, – тихо сказал мне Диман, поглощенный происходящим в коридоре.

Он, морщась, встал, опираясь кулаками в колени, держа пистолет в правой руке. Бросил на пол окурок, наступил на него и растер.

– Се-ерый! – Диман, вытянув шею, постарался заглянуть в коридор, не отходя от меня дальше чем на шаг.

Какая-то тень мелькнула в дверном проеме, снова раздался звук ломающейся пустой коробки, и Диман отпрыгнул в сторону, шипя и зажимая правое запястье. Пистолет со стуком упал на пол.

– С-сука, – выдохнул он и быстро нагнулся, пытаясь схватить пистолет левой рукой.

Я увидела Виктора, нашего редакционного фотографа. Нашего замечательного молчуна-афганца… Слегка приседая, он быстро, левым боком подскочил к Диману. В правой руке Виктор держал пистолет.

Диману не повезло, он опоздал на секунду. Я видела, как поднимается ствол его пистолета, и тут Виктор нанес ему несколько неуловимых ударов ногой. Снова пистолет Димана упал на пол, сам он шарахнулся к окну, приближаясь ко мне. Я пересела плотнее на пятую точку и попыталась пнуть его ногами. У меня это не получилось, потому что он вовремя заметил мой маневр и отпрыгнул.

– Руки! – кратко скомандовал Виктор.

Теперь он стоял напротив меня, а Диман с левого бока. Скользнув по мне взглядом, Виктор на мгновенье отвлекся, и Диман, сделав ему подсечку, бросился к своему пистолету, лежащему на полу. Виктор, упав на руки, перекувырнулся и постарался движением ноги опередить Димана.

Я поняла, что Виктор нарочно не стреляет, надеясь и так взять Димана. Тот был ранен в запястье и двигался по сравнению с Виктором медленно и неуклюже.

Они дотянулись до пистолета почти одновременно, но внезапно Диман перестал бороться за оружие и попытался достать Виктора ударом левого локтя в грудь. Виктор захватил его руку, и они покатились по полу. Очевидно, ранение Димана было несильным и он еще рассчитывал постоять за себя.

В это время в дверь осторожно заглянула Маринка. Она расширенными глазами осмотрела развернувшуюся перед ней картину и сделала то, что я никак не могла догадаться сотворить сама, увлеченная зрелищем борьбы.

Маринка открыла рот и заорала.

Диман, сумевший навалиться сверху на Виктора, приподнял голову и тут же сильно ударил Виктора лбом по носу. Виктор, нырнув под Димана глубже, почти выскользнул, но вдруг Диман, вскочив на ноги, отшвырнул Маринку от двери и выбежал в коридор.

Я услыхала, как он затопал вниз по лестнице. Маринка сразу же прекратила звуковую атаку. Виктор прыжком встал на ноги и рванул следом за Диманом.

– Стой! Стой, Виктор! – крикнула Маринка и тоже исчезла за дверью.

Я осталась в комнате одна. Это было, конечно, лучше, чем в тесной компании с бандитами, желающими получить от меня непонятно что. Я осмотрелась и увидела ключик от наручников, валяющийся почти на середине комнаты. Добраться до него было невозможно.

Я отклонилась на максимальное расстояние вправо и постаралась заглянуть в коридор через открытую дверь гостиной. Маринка умчалась вслед за Виктором, но в квартире я была не одна. Я увидела на полу коридора лежащего навзничь Серого. Он покачивал головой и медленно начинал приходить в себя после встречи с Виктором.

Такой поворот событий меня не устраивал. Заорать, как Маринка, я побаивалась, потому что это могло побудить Серого очнуться быстрее. Сидеть и ждать тоже не хотелось.

Я дернулась в одну сторону, потом в другую. Встала и отодвинула шторы. Выглядывая на улицу, я увидела только темноту и свое отражение. Я себе не понравилась. Торчать в окне смысла не было, и я села обратно. Приходилось тоскливо ждать.

Наконец послышались шаги и тихий разговор. Хлопнула входная дверь моей квартиры. Отклонившись вправо, я увидела вернувшуюся Маринку. Она сразу же побежала ко мне.

– Ты в порядке? – громко спросила она, и я кивнула.

– Угу…

Маринка наклонилась и подергала цепочку наручников.

– Придется пилить, – сказала она задумчиво.

Я показала ей на ключ, и она освободила меня.

– Ты не позвонила сегодня вечером, как мы договаривались, – затараторила она, чуть не плача, глядя на меня и представляя, что мне пришлось пережить, – я тебе звонила, звонила, а потом уговорила Виктора съездить. Смотрим, у тебя вроде свет есть, поднимаемся…

В дверь заглянул Виктор, улыбнулся мне и рывком поднял за шиворот Серого. Тот замычал и слабо зашевелил всеми конечностями. Виктор потащил Серого к нам.

Маринка взяла меня за руку, и мы отошли к дивану. Виктор бросил Серого около батареи, но пристегивать наручниками не стал.

Мы с Маринкой сели на диван, а Виктор похлопал Серого по щекам. Тот замотал головой, открыл глаза и, застонав, схватился правой рукой за левое плечо. Оно все было в крови, уже пропитавшей рубашку. Серому досталось в коридоре от Виктора весьма неплохо. Над правым его ухом уже выпятилась немалых размеров шишка, посередине лба краснела широкая ссадина.

– Ты ранил его, Виктор? – спросила я.

Виктор оглянулся на меня.

– Пистолет не отдавал, – по своей привычке к лаконичным фразам сказал он и, кивая на Серого, спросил: – Что?

– Кто его послал? – подсказала я первый вопрос.

– Ну? – Виктор переадресовал вопрос Серому.

Тот посмотрел на нас, потом на него и смачно выругался.

– Хам! – возмутилась Маринка и достала сигареты.

– Будешь? – она предложила мне одну.

– Спрашиваешь…

Мы закурили.

В этот момент Виктор молча протянул руку, поднял продолжающий нагреваться утюг и приложил его к правой щеке Серого.

Тот издал жуткий вопль. Виктор поставил утюг на пол и повторил:

– Ну?

– Гурский, – постанывая, ответил Серый, – кто ж еще?

Он морщился, глаза у него повлажнели.

– Роман Романыч? – уточнила Маринка, – президент «Апреля»?

– Ну да, – Серый, косясь то на Виктора, то на утюг, оказался разговорчивым хлопцем. – Мне нужно сделать перевязку, – сказал он, страдальчески перекашивая лицо.

Виктор снова вопросительно посмотрел на меня.

– Что вы от меня хотели, объясни просто, чтобы я поняла, – попросила я Серого.

Тот недоуменно вытаращился и стал монотонно говорить, перемежая слова ругательствами, не переставая жалеть себя и свои раны:

– Ну ты… с Мишкой решила копнуть под «Апрель»… Мишка твой полез куда не надо, его это… того… А тебя никак… поймать не могли… узнать, что он раскопал… Мне «скорая» нужна!

– Отвечай быстрее, – посоветовала Маринка, и Виктор кивнул, соглашаясь с ее словами.

Серый оглядел всех нас с ненавистью.

– С самого первого дня вы хотели именно этого? – удивилась я. – А зачем меня под машину толкали?!

– Не-е, – Серый опять покосился на Виктора, – сперва тебя надо было озадачить, по плану, чтобы ты, значит, шугаться начала… а если ненароком грохнуть или там поломать, но случайно, за это премия, значит. А это потом, про Мишку-то. Диман доложил, что ты с ним по кафе ходишь, Романыч и просек, что неспроста это.

– Как же вы, мерзавцы-сволочи, живого человека под машину?! – Маринка не выдержала, соскочила с дивана и подбежала к Серому. Тот сжался и наклонил голову. – Как это: премия, если ненароком!.. Не бойся, сволочь, не трону… А кто в Мишку стрелял? – выкрикнула она.

– Диман и стрелял… – признался Серый, – он сам потом сказал… Мне бы «скорую», вы что, не люди, что ли?! Не понимаете?

– Диман стрелял в Мишу Яблокова в клубе «Фаворит»? – уточнила я.

Серый кивнул.

– На улице…

– Клауса с охранником Диман убил, или вы вместе сработали? – продолжала я.

– Какого еще охранника? Не надо этого! – энергично запротестовал Серый. – Впервые слышу!

– Про Клауса-фотографа ты тоже впервые слышишь? – не поверила я.

– Не знаю такого! Что знал, все рассказал, а другое мне вешать не надо!.. – Серый сморщился, – дайте, что ли, тряпку какую-нибудь, я сам перевяжу. Вы звери или люди?!

– Вызовем «скорую» и выведем его из дома, – предложила я, подумав, что выяснено все, что было нужно, – пусть там и забирают.

– Милицию надо вызвать и сдать его! А подохнет – одним гадом меньше, – Маринка разошлась не на шутку, но меня эта перспектива не устраивала. Мне показалось, что я нащупала вариант получше, кроме того, я чувствовала себя такой разбитой!

– Они же на всю ночь нам разборки учинят, – простонала я, – а мне так спать хочется…

– Звоните, отвезу, – сказал Виктор, и Маринка развернула этот тезис:

– Виктор сам отвезет его на «скорой» и даст все показания, скажет, что на улице его подобрал.

– Слышь, пацаны-девки, – жалобно застонал Серый, бегая глазами от утюга к нам с Маринкой и обратно, – а может, пустите меня, я же так… Мне сказали… Я же теперь инвалидом могу остаться…

– Давай, Виктор, звони в «скорую» и вместе с пистолетом его и сдай, – попросила я, – а мы тебя подождем здесь.

Виктор кивнул, взял пистолет Серого, стер с него все отпечатки краем своей майки. Подойдя к телефону, он вызвал «скорую», представившись случайным прохожим.

Он положил трубку и, подойдя к Серому, рывком за пояс брюк поднял его на ноги. Повинуясь Виктору, Серый, морщась и постанывая, пошел к выходу.

Мы с Маринкой, сидя на диване, слышали, как хлопнула входная дверь.

 

Глава 9

Утро для меня началось тяжко и неприятно. Встала я с постели с трудом и с трудом потащилась в ванную комнату. Меня подстегивало только мое неуемное желание разобраться во всем этом мутном деле.

Маринка уже хозяйничала на кухне и, судя по результатам, занималась этим уже давно. На кухне сидел и Виктор, слушая по радио новости.

– Проснулась? А ну, быстрее умывайся и – завтракать! – весело скомандовала мне Маринка.

Я ей кивнула и так же медленно, как и шла, закрылась в ванной. С полминуты я размышляла о холодном душе, потом, приняв решение, вздохнула и полезла под него.

Не помогло, кстати, – бодрости не прибавилось.

Когда я вновь явилась пред ясны очи моих друзей, Маринка, накладывая мне каши в тарелку, ввела в курс последних событий.

– Приехала «скорая», – Маринка тараторила по своей привычке, – Виктор сразу же спрятался и видел, как забрали этого бандюгу. Он, представляешь, – Маринка посмотрела на Виктора с нескрываемой гордостью, – заново заставил бандита поставить свои отпечатки на пистолет и сунул ему его – ты не поверишь, – Маринка захихикала, – прямо в трусы!.. А нераненую руку привязал ремнем за спину. Так его и подобрали…

Я слушала, кивала и думала.

– О чем думаешь? – спросила меня Маринка, видя, что я ее плохо слушаю.

– Как в газете, нормально все? – я посмотрела на нее и снова занялась завтраком, а Маринка так же многословно принялась мне объяснять, что сегодня воскресенье, а вчера была суббота и новостей быть не может.

– Мне нужно будет заехать сегодня на работу, – сказала я, когда в ее повествовании возникла пауза.

– И не думай даже! – воскликнула Маринка. – Тебе нужно отдыхать, и, кто его знает, может быть, тебе и опасно выходить из квартиры. Я считаю, что Виктор должен остаться с тобой.

Я покачала головой.

– Сначала в редакцию, а потом еще в одно место. К Яблоковым, а там видно будет.

Внезапно я кое-что вспомнила. Пройдя в коридор, я сняла трубку телефона, позвонила по двузначному номеру и попросила передать следователю Попкову в Волжский РОВД, что раненый, подобранный вчера «скорой помощью», может дать информацию о покушении на Михаила Яблокова. После чего я нажала на рычаг. Возможно, к вечеру я раскопаю еще что-нибудь и позвоню снова.

Маринка в это время подкладывала Виктору в тарелку третью добавку. Виктор был очень удобен тем, что его можно было не спрашивать. Он все равно не ответил бы.

Замечательная получилась пара из них, подумала я, очень гармоничная, Маринка говорила за двоих, а Виктор так же удачно за двоих молчал.

Через час мы втроем вышли из дома и направились ловить такси. Виктор был молчалив, как всегда. Маринка напряжена и оглядывалась по сторонам, а я думала и складывала из доставшейся мне информационной мозаики полную картину событий. Нескольких кусочков мозаики не хватало, но я надеялась их получить. Сегодня же.

В редакции действительно все было, как всегда, и ничего не развалилось без меня. Из всего персонала на работе был только Сергей Иванович Кряжимский – самый старший член редакции и самый опытный журналист. Как любила говорить Маринка, «он пришел в журналистику еще в те времена, когда нас еще и в жидком виде не было»…

Сергей Иванович прекрасно знал город и его прошлое. Кроме того, не будучи обремененным семьей, он проводил на работе целый день. И выходные тоже. Я направлялась в редакцию с целью залезть в наш редакционный компьютер, чтобы посмотреть, нет ли досье на клуб «Фаворит». Увидев Сергея Ивановича, я уже не волновалась об этом, зная, что нужную мне информацию все равно получу.

– Ольга Юрьевна? – удивился Сергей Иванович, – Что-то случилось, экстренная информация в номер?

Он сразу же заволновался, очевидно, прикидывая, что придется выкинуть из уже сверстанного номера. Я его успокоила.

– Сергей Иванович, дорогой, – я присела рядом с ним за его стол, – мне вас нужно кое о чем спросить.

Он посмотрел на меня поверх очков, потом бросил взгляд на Маринку, сразу же после прихода в редакцию занявшуюся приготовлением кофе. Виктор спрятался в свою каморку и его не было ни видно, ни слышно. Впрочем, как всегда.

– Я слышал, вы раскручиваете какое-то громкое дело? – понизив голос, спросил меня Сергей Иванович.

– Да, и мне нужно узнать все, что возможно, про клуб «Фаворит».

– Давно пора! Давно! – Сергей Иванович неожиданно разволновался, снял очки, затем надел их снова. Глаза его загорелись праведным боевым огнем. – Давно надо эту гадость вымести и показать всем нормальным людям, пусть возмутятся! И первыми поднимем голос мы! – заявил он с покрасневшим от возбуждения лицом.

Я немного удивилась такому напору. Обычно он являет пример выдержки и самообладания.

– Я так понимаю, что о клубе вы располагаете какими-то фактами? – постаралась вернуть я его в обычное состояние.

– Да, конечно, извините, Ольга Юрьевна, – Сергей Иванович сконфузился за свою неожиданную горячность, потом вспомнил, о чем он собирается поведать, и сконфузился еще больше. Пряча от меня глаза, он начал рассказывать:

– Клуб «Фаворит» основали две подружки или, как принято говорить сейчас, герл-френд. Они, я прошу прощения, нестандартной ориентации и живут как бы, извините, семьей. Занимаются торговлей тканями. Основной источник поставок – Италия. Ездят и выбирают товар сами. Клуб ориентирован на таких же, как и они, – Сергей Иванович покраснел и продолжил тише, – то есть на гомосексуалистов и лесбиянок. Я очень извиняюсь, вы сами попросили…

– Да не волнуйтесь вы так, – я погладила его по руке, – я провела вчера целый вечер в этом клубе, и кое-что мне даже понравилось…

– Как? Вы?! – Сергей Иванович с таким потешным выражением лица уставился на меня, что я рассмеялась. – А Марина, она тоже была… там? – почему-то шепотом спросил Сергей Иванович.

– Ее я с собою не взяла, – успокоила я Сергея Ивановича и попросила, – а дальше?

– Дальше? Ах, да, дальше… – Сергей Иванович потер лоб и продолжил: – Финансовое состояние клуба не очень хорошее, несмотря на его популярность в определенной среде. Учредителям пришлось взять два кредита для поддержки деятельности этого… заведения. Кредиты взяты, между прочим, у ассоциации «Апрель». Вот так. А что, собственно, произошло?

– Есть кое-что, но пока это все не оформилось в готовый материал, – туманно ответила я и, поблагодарив Сергея Ивановича, встала и сказала, что мне уже пора.

После пререканий с Маринкой из здания редакции я вышла не одна, а с Виктором.

Мы с Виктором подъехали к дому, где жил Николай Иванович Яблоков, приблизительно в три часа дня. У меня были большие претензии к Лидии, и я решила ее не жалеть. Она, по крайней мере, такую цель в отношении меня себе не ставила.

Мы поднялись на третий этаж, и я позвонила в квартиру Николая Ивановича. Открыла мне сама Лидия.

– Ой, здравствуйте, а Николая дома нет, – растерянно сказала она мне, хотя я ее ни о чем не спрашивала.

– Тогда позвольте поговорить с вами? – предложила я ей, стараясь улыбаться поестественней. Симпатий к этой дамочке у меня не было.

Лидия перевела взгляд с моей милой мордашки на замкнутое лицо Виктора и заколебалась. Я явственно почувствовала, как ей хочется захлопнуть дверь у меня перед носом.

– Не надо этого делать, – посоветовала я, и она удивленно вытаращилась, – выгнать меня вы всегда успеете. Но только потом все, что я хотела сказать вам, придется сообщить вашему мужу. Вам это надо? – я внимательно посмотрела ей в глаза и сама же ответила: – Вам этого не надо.

Помолчав и подумав – о чем только, интересно? – Лидия отступила на шаг и пропустила нас в квартиру.

– Присаживайтесь, пожалуйста, – она указала нам на один диван и забралась с ногами на противоположный.

– Я жду гостей, – сразу же предупредила нас она, – у меня мало времени.

Я кивнула:

– У нас его еще меньше.

Я огляделась в поисках пепельницы, и Лидии пришлось встать и принести мне ее откуда-то из глубины квартиры. Подав мне пепельницу, она снова забралась с ногами на диван. Если бы она могла, она бы еще и голову в песок засунула – в такой растерянности она пребывала.

Я закурила и начала беседу.

– За то время, что мы не виделись, уважаемая Лидия, мне стало кое-что известно про вас и Майкла.

– Что же? – упавшим голосом спросила она. – Ничего нового вы узнать не могли, я все рассказала… Может быть, конечно, забыла какую-нибудь мелочь…

Я помолчала, рассматривая ее в упор.

– Вы забыли, что вы с Майклом посещали клуб «Фаворит» аккуратно с понедельника по четверг включительно.

Взгляд у Лидии застыл, и она судорожно сглотнула.

– Что же еще? Или это все? – хрипло поинтересовалась она.

– Есть и еще. Вы забыли, что Майкл бегом сбежал по лестнице служебного входа на улицу, и тут в него выстрелил человек ассоциации. Той самой, с которой очень не дружит ваш муж. Получается, что вы утаили многовато мелочей и от вашего мужа, и от меня. А я расследую это дело по заказу Николая Ивановича. Теперь я могу предположить, что вы ведете двойную игру и, возможно, виновны в покушении на Майкла. Как вы думаете, вашему мужу любопытно будет все это узнать? Или не очень?

Лидия опустила глаза и молчала. Пальцы ее рук медленно сжимались в кулаки и разжимались. Пауза затянулась, мне стало скучно, я переложила ногу на ногу и уставилась в потолок на золоченую люстру. Если она решила выяснить, у кого крепче нервы, то это мы еще посмотрим. После вчерашнего дня, насыщенного веселенькими событиями, на диване я могу сидеть часами. Потому что мне лишний раз шевелиться не хочется.

– Вы ошибаетесь, – наконец сказала она.

– В чем же? – удивилась я. – В том, что вы с ним были в клубе не с понедельника, а еще с предыдущей недели?

– С понедельника, – тихо сказала она и попросила: – Дайте закурить, пожалуйста, кажется, придется рассказать все…

Она закурила и стала рассказывать:

– Мы поссорились с Николаем… как раз в прошлое воскресенье… Ну, в общем, я узнала, что у него кто-то есть… но это не важно. Я всегда поддерживала хорошие отношения с Майклом. Давала ему деньги, когда он просил, да и просто с ним приятно было общаться. У нас даже были некоторые секреты от Коли. Если бы Коля узнал, что Майкл – гей, он бы и на порог его не пустил. Он очень предубежденно относится к таким людям… – Лидия глубоко затянулась сигаретой и опять замолчала, задумавшись.

То, что с Майклом не все чисто, я уже давно подозревала. Но подозревать – одно, а услышать от знающего человека – совсем другое. Я глубоко вздохнула.

– Вот и в понедельник мы встретились, я ему пожаловалась. Он же все может правильно понять. Такой человек… Вот и предложил мне развеяться. Мы пошли в клуб. Отдохнули, выпили немного… покурили… Я познакомилась с его другом, с Клаусом. Они уже года три как живут. Мы везде ходили втроем. На следующий день – снова. И так до того самого четверга. А в четверг все было вроде как всегда. Мы танцевали, выпили немного. Потом мы уже собрались уходить, вышли на улицу, а мне захотелось покурить…

– Травки, – подсказала я.

– Травки, – согласилась Лидия, – я выпила и закрутились дурацкие желания. Майкл пошел искать Шмайссера, а мы с Клаусом ждали его около забора, где служебный выход… Вдруг он выбегает и говорит мне, чтобы мы уходили отсюда, он будет ждать около фонтана. И побежал. Я обозлилась, а тут вдруг выскочил высокий парень и начал стрелять…

Лидия не выдержала и заплакала. Я не стала ее утешать – сама виновата.

– Мы с Клаусом погрузили Майкла в машину, и Клаус повез его в больницу.

– А вы спокойно вернулись домой?

– А что мне было делать? Вы не понимаете, – Лидия повысила голос, – как я могла сказать мужу, что все вечера проводила с его братом? Он бы понял это буквально… Объяснять, что изменить ему с Майклом просто невозможно, значило бы подставить Майкла…

– Но на следующий день что же вы делали в «Джулио Чезаре»? Мне бармен сказал, будто вы ищете Майкла.

– Я слышала, что он вам сказал. Он сказал: «И этой девушке нужен Майкл». Просто они все очень удивлялись, что может быть общего у нас с Майклом. А общими были только хорошие отношения. Я в баре ждала Клауса, он должен был приехать из больницы и сообщить новости… Спросите у него сами, если мне не верите.

– Клауса убили, – коротко сказала я.

– Что?! – Лидия подскочила и уронила сигарету на пол. – Как это убили? Кто убил?

Я развела руками:

– Об этом знает убийца и тот, кто ему приказал. Я пока не в курсе, хотя есть соображения.

Разговор с Лидией затянулся приблизительно до пяти часов и здорово утомил меня. Когда я уходила, она, волнуясь, заглядывала мне в лицо и просила, чтобы я ничего не говорила ее мужу. Обещать этого я не могла.

Выйдя на улицу и глотнув свежего воздуха, я прикинула, как бы с пользой потратить оставшееся до открытия «Фаворита» время.

– Поехали в итальянское кафе. Там неплохо кормят, – предложила я Виктору, и он кивнул в ответ.

Подходя к кафе, я не удержалась и несколько раз взглянула на студию Клауса. Дверь была опечатана.

В кафе все было по-прежнему. Бармен Саша, узнав меня, кивнул и показал бутылку «Вино де Кастельо». Мы с Виктором подошли к стойке.

– Как ваши дела? – спросил Саша.

– Пока не убили – значит, хорошо, – ответила я и согласилась на стаканчик вина.

Оглядев зал, я заметила Лоли, сидящую в одиночестве за столиком у окна. Она сделала мне приглашающий жест рукой. Я кивнула в ответ.

– Пойдем, я тебя познакомлю с замечательной девушкой, – сказала я Виктору. Тот, как всегда, внешне не отреагировал.

Мы сели за стол к Лоли. Я познакомила ее с Виктором. Подошла официантка и приняла заказ.

– Я вижу, твои детективные дела идут весьма успешно, – улыбнулась мне Лоли.

– Это потому, что я все еще хожу своими ногами, – я достала сигарету и закурила. – Это потому, что ты, я вижу, нашла себе мужчину, – пояснила Лоли.

Мы рассмеялись.

– Виктор – сотрудник нашей газеты и сейчас при мне немного подрабатывает телохранителем. Можно сказать, что на этом настоял коллектив, – пояснила я.

Принесли наш с Виктором заказ. Лоли за компанию тоже взяла салат. Я отложила сигарету в пепельницу и пододвинула себе тарелку с бифштексом по-флорентийски.

– Ты была в «Фаворите»? – спросила меня Лоли.

– Не то слово!.. Помнится, я не поняла твоего вопроса о том, смогу ли я в этот клуб попасть… Так вот, а когда поняла, то уже и деваться было некуда.

– Попала прикладным методом?

– Вот именно, – ответила я, не совсем понимая, о чем она говорит, но на самом деле примерно так и было.

Лоли взяла свою сумочку, открыла ее и, поискав, вынула желтую карточку.

– Мне нужно было сразу подарить тебе членскую карточку клуба. Сразу не подумала – ты так была уверена, что пройдешь…

Я взяла и удивленно посмотрела на нее.

– Оказывается, ее так просто получить…

– Нет, – Лоли поковыряла вилкой свой салат, – они даются только по рекомендациям, и то далеко не всем желающим. Просто я одна из хозяек клуба и имею право ни с кем не советоваться.

Вот это да! Я, честно говоря, немного обалдела от этой информации, а Лоли весело взглянула на мое вытянувшееся лицо и начала кушать салатик.

– Почему ты сразу не сказала?

– Ты же не спрашивала.

Но мне уже не терпелось, и я решила выяснить все, что получится. К тому же меня Лоли и так интересовала. Как тип.

– Можно спросить? – я, отставив в сторону тарелку, забыла про великолепные угощения «Джулио Чезаре».

– Да ради бога, – кивнула Лоли.

– Ты знаешь, у меня куча вопросов, – я помолчала и наконец высказалась: – Сначала я все хотела тебя спросить, почему ты так часто бываешь в этом кафе. Извини, конечно, но впечатление было такое, что тебе некуда деваться вечерами. А потом, ты же знала, что я провожу расследование и это могло как-то задеть твой клуб, а ты мне спокойно рассказала про Шмайссера. Он же торгует наркотой – ты не могла об этом не знать. Тебе так неинтересен твой клуб, если ты в него не ходишь? Тогда зачем он тебе нужен?

Лоли посмотрела в сторону, вздохнула и усмехнулась.

– Клуб задумывался как веселое и безопасное место встречи для своих, – она бросила на меня быстрый взгляд, и я кивнула понимающе. Она опять усмехнулась и продолжила: – Но потом все пошло по-другому. Шмайссер, проститутки обоих полов, затем просто стало не хватать денег. Мы взяли два кредита, а кредиторы нас взяли за горло. Постепенно клуб отожмут, я в этом почти не сомневаюсь, – Лоли затянулась сигаретой и, помолчав, сказала: – Знаешь, твое расследование могло бы помочь изменить ситуацию…

– Как же это? – я не скрывала удивления.

– Управление клубом осуществляет человек, поставленный кредиторами, и небольшой скандал, поднятый в прессе вокруг «Фаворита», мог бы заставить этих мерзавцев задуматься: а нужно ли им все это? Скандал в клубе сексуальных меньшинств, подконтрольном ассоциации «Апрель», навредил бы самой ассоциации. А я читала в твоем «Свидетеле» подборку против них. Круто.

– Вот оно как… – протянула я.

– К сожалению, так, – подтвердила Лоли, – поэтому сейчас мне там и появляться не хочется, а моя любимая девушка уехала в Милан в командировку, вот я и скучаю в этом кафе. Ты верно заметила: деваться вечерами некуда.

Я посмотрела на Виктора. Он заканчивал доедать свой бифштекс, не сводя при этом удивленного взгляда с Лоли. Зная обычную невозмутимость Виктора, я поняла, что он потрясен. С этим он еще в жизни не сталкивался.

– Ты знаешь, – медленно сказала я Лоли, – Майкла ранили на выходе из твоего клуба… А потом убили Клауса прямо в его студии.

Она помрачнела.

– Не знала этого, – тихо сказала она и с силой ткнула вилкой в тарелку, – сволочи…

Лоли подняла голову и, увидев стоящую около стойки бара официантку, сделала ей жест пальцами. Та кивнула и скрылась в подсобке. Через минуту нам на стол поставили бутылку «Бергшлосса».

– Сволочи, – с дрожью в голосе повторила Лоли, – Майкл с Клаусом были замечательной парой. Их связи уже приблизительно три года, и у них все было хорошо. Очень мало кто из наших так долго сохраняет семейные отношения…

Мы помянули Клауса, Лоли снова закурила и спросила меня:

– Могу тебе чем-нибудь посодействовать?

– Наверное. Скажи, что находится в клубе наверху? Перед тем как в Майкла стреляли, он был там.

– Массажный салон, – кривя губы, ответила Лоли. – Одно из изобретений нового директора – маленькая сауна на трех-четырех человек, зимний сад и проститутки. В основном студентки из университета. Не пойму только, что там делал Майкл. Он – порядочный человек… Когда, ты говоришь, в него стреляли?

– В четверг вечером.

Лоли задумалась, потерла лоб:

– Совсем потеряла счет времени после отъезда Джулии… – она снова взяла сумку, достала из нее блокнот в глянцевой зеленой обложке и полистала его, – нашла, в четверг там как раз зависал Гурский с друзьями. Кстати, – Лоли посмотрела на меня внимательно, – он и сегодня тоже запланировал оттяг. С восьми вечера.

Я машинально достала еще одну сигарету из пачки и покрутила ее в пальцах.

– Значит, сегодня… – проговорила я.

Мы с Лоли смотрели друг на друга, и каждая думала о своем.

– Шмайссер – человек ассоциации? – наконец, спросила я. – Или он сам по себе?

– Он ни в коем случае не сам по себе, – ответила Лоли, – но к ассоциации он не имеет отношения, у него другие боссы. Там этому пошлому ничтожеству Роме Гурскому ловить нечего.

Я молча продолжала вертеть сигарету, поглядывая на часы, задумавшись о перспективах сегодняшнего вечера.

– Все узнала или есть еще вопросы? – Лоли вздохнула и налила себе еще «Бергшлосса». Я недовольно взглянула на Виктора, недоумевая, почему он не ухаживает за дамой. Виктор ответил мне взглядом осуждающим и твердым.

– Есть еще один и, наверное, последний, – я решилась и вернула сигарету обратно в пачку, – что такое «гей» я знаю, а что означает слово «гай»?

– Чучело, – растерянно ответила Лоли, – а при чем здесь это?

– Одна моя знакомая так назвала Шмайссера.

Лоли застыла, и мгновенье спустя мы вместе с ней громко рассмеялись.

– Нам пора, – сказала я, вставая со стула. Виктор резко вскочил и двинулся к выходу.

– Удачи, – пожелала мне Лоли.

– Лучше будет сказать: счастливой охоты.

 

Глава 10

Сидя в удобном кресле, я через отражение в зеркале видела задумавшегося с журналом в руках Виктора. Он сидел в вестибюле на стуле рядом с журнальным столиком. Журнал, открытый на одной и той же странице, он держал перед глазами уже с полчаса. Не меньше.

Вестибюль от зала был отделен прозрачной стеклянной стеной, и поэтому я могла позволить себе удовольствие подглядеть за не подозревающим этого мужчиной. Проходящая мимо Виктора девушка случайно задела журнал, и он упал на пол. Виктор нагнулся, недовольно хмурясь. Вот и все объяснение: он просто-напросто спал, закрывшись от мира красивой обложкой. Мне стало немного стыдно: я позволила себе забыть, чем обязана этому человеку.

Я перевела взгляд на зеркало, висящее передо мной.

Мастер уже заканчивала работу, и на меня из зеркала смотрела красивая блондинка с пышной прической и с замечательно наложенным вечерним макияжем. Нужно было привыкнуть к своему новому лицу. Приятно сознавать, что тебя ничто испортить не может.

Я опять взглянула на Виктора. Очнувшись от сна, он внимательно осмотрел зал и, вскочив на ноги, завертел головой по сторонам. Потом подошел вплотную к стеклу и пригляделся ко мне. Я заметила, что он меня узнал только после пристального рассматривания. Следовательно, можно сказать, что эффект был достигнут.

Я решилась на изменение имиджа по нескольким причинам, и которая из них основная, я, пожалуй, и сама честно ответить не смогла бы. На ближайшие несколько часов – маскировка. На последующее время – перемена силы воздействия на окружающих. Обычно я просто нравлюсь, а теперь должна буду нравиться чрезвычайно.

Я подумала про Майкла и передернулась. Ну почему такие приятные мужики оказываются бесперспективными, а?!

Красоту я наводила в «Салоне красоты» и, надо сказать, осталась очень довольна. Само название салона несло в себе гарантию качества и уверенность в результате.

Около половины девятого я вышла и взяла Виктора под руку.

– Идемте, граф, нас ждут великие дела, – пообещала я ему, и этот спартанец лаконично кивнул мне в ответ.

Мы поднялись на третий этаж, и при входе в клуб я показала членскую карточку. Охрана про Виктора даже не спросила. Член клуба действительно имел право проводить двух гостей. После обязательного проглаживания металлоискателем мы прошли в зал.

Здесь все было, как вчера. Грохотал забойный шлягер, массы резвились. Я предусмотрительно выпустила Виктора на свободу, чтобы не выделяться из «своих». Он просто шел на шаг сзади, серьезно и внимательно рассматривая присутствующий контингент. Мой путь лежал к месту тусовки Шмайссера. В буфет сегодня идти не хотелось.

Проходя через беснующуюся под музыку толпу, я услышала сзади неясный звук. Оглянулась и увидела, что Виктор поддерживает под плечи парня, явно теряющего сознание. К ним подскочили несколько человек, видно, знакомые заболевшего. Виктор бережно передал им парня и догнал меня.

– В обморок упал парнишка? – спросила я, не прекращая идти вперед.

– Приставал, – доложил Виктор.

Я вздрогнула от этих неожиданных слов, но не оглянулась, чтобы его не смущать.

Шмайссер крутился на своем месте около дверей в туалет. Рядом с ним, еле двигаясь, подтанцовывал под музыку Цыпа. Коляски, продавшей меня за триста рублей, видно не было. Шмайссер несколько мгновений смотрел на меня, не узнавая, потом поняв, что я не его клиентка, потерял ко мне всякий интерес. Законченный гей – что с него возьмешь!

Мы с Виктором прошли мимо Шмайссера и его верного Цыпы. Толкнув знакомую дверь, ведущую на лестницу, я прошла туда. Виктор последовал за мной и прикрыл дверь. Мы постояли немного в темноте. Я закурила, подумала, подождала: не сунется ли Шмайссер следом. Не сунулся. Очевидно, принял нас за парочку, идущую заниматься «кто во что горазд», как он мне сам сказал.

– Виктор, – негромко позвала я.

Он подошел ближе.

– Сходи, пожалуйста, и спроси у этих двух парней, где тебе найти Коляску. Это кличка девушки. Они, может быть, будут отрицать, что ее знают, но ты будь понастойчивей. Хорошо?

Он молча кивнул и вышел. Было очевидно, что Коляска не имеет для Шмайссера никакого значения и Виктору вполне могли сказать, где она сейчас ошивается. Однако то, что я увидела, удивило меня.

Распахнулась дверь, и Цыпа, приторно вежливый и предупредительный, объяснил Виктору, что нужно осторожно спуститься по темной лестнице, выйти на улицу и там Коляску можно будет найти без затруднений.

Виктор кивнул и пошел вниз. Цыпа даже подержал открытой дверь, чтобы свет, идущий из зала на темную лестницу, сделал Виктору спуск удобнее.

Я прижалась к стене и притворилась, что кроме курения меня не интересует ничего в этой жизни.

Шаги Виктора затихли. Я повернулась – Цыпа скользнул по мне равнодушным взглядом и ушел, плотно закрыв за собою дверь.

Снова Ольге Юрьевне пришлось спускаться в полной темноте. Так как опыт у меня уже был, я слетела на улицу в несколько секунд и даже не запыхалась.

Виктор ждал меня около входа.

– Что ты им сказал? – спросила я. – Они отнеслись к тебе с таким вниманием.

– Я ее жених, – спокойно ответил он.

– Желаю тебе не разочароваться, – пробормотала я и огляделась.

Дворик был полутемным. Только одна худенькая девушка маячила невдалеке от нас. Она уже направлялась к Виктору, но когда вышла я, девушка сразу же изменила курс, совершив плавный разворот в обратную сторону.

Теперь уже к ней направилась я и, подойдя, спросила про Коляску.

– Подождите немного, – с любопытством оглядев меня, ответила девушка, – она скоро подойдет.

Это «скоро» не затянулось. Коляска вынырнула из темноты зарослей, окружающих забор, и медленной походкой направилась к девушке. Из тех же зарослей вышел и невысокий парень в шортах. Поправляя рубашку, он прошел мимо нас с Виктором и затопал по лестнице.

Девушка пошепталась с Коляской и показала ей на меня.

– Не пойму, кто это… – услышала я ее голос.

Я подошла к ней и отвела ее в сторонку.

– Привет, – поздоровалась я.

– Привет, – ответила она, не узнавая.

Пришлось объяснить ей, что мы старые знакомые и не далее как вчера она меня едва не подвела под монастырь. Реакция моей доброй знакомой была весьма оригинальна.

– Я тебе через час, наверно, смогу вернуть половину дозы, – сказала она и уже навострилась уходить, но я ее задержала.

– Можешь оставить ее себе, – сказала я, – но в обмен посоветуй мне, как лучше поступить.

– Ну? – напряженно отозвалась она.

– Мне нужно попасть наверх в большой массажный кабинет. Как это лучше сделать, чтобы не выгнали?

Коляска покрутила головой, пошмыгала носом и почесала себе коленку.

– Это не так просто, – наконец выдала она, – денег будет стоить.

– Сколько?

– Двести! – выпалила она и застыла, ожидая моего ответа.

– И за эти деньги я туда пройду? – удивилась я. – Как клиентка, что ли? Не получится, кабинет уже занят.

– За эти бабки я тебе скажу верный способ, как туда пройти, – важно сказала Коляска, – дам подход к человеку, и она тебя там куда-нибудь посадит. Годится?

Я подумала, что другого варианта пока нет, и кивнула:

– Годится.

– Гони бабки.

Я не взяла с собою сумочку: Виктор был на сегодня не только моим телохранителем, но и кассиром. Я подозвала его, и он мне дал двести рублей. Они тут же исчезли в кулаке Коляски.

– Короче, – она немного подалась ближе ко мне, – поднимешься туда и спросишь Ленку-массажистку, скажешь, что я просила показать тебе, что можно.

– И она мне все так и показала, – засомневалась я.

– Конечно. Ты же ей дашь еще двести и скажешь, что я возвращаю долг, – сказав это, Коляска отпрянула в сторону.

Виктор неуловимым прыжком тут же оказался рядом с нею и поймал ее за руку.

– Пусти, – зашипела она.

– А эта Лена действительно может провести в кабинет? – как будто ничего не случилось, спросила я.

– Ну да, – Коляска, не сумев освободить руку, успокоилась и поглядывала на Виктора уже с некоторым уважением.

– Если она скажет по-другому, мы вернемся и тебе будет больно об этом вспоминать, – пообещала я.

– Не скажет, – убежденно проговорила Коляска, – она только сегодня мне ныла, что ей очень бабки нужны.

Виктор по моему знаку отпустил Коляску, она быстро отошла на безопасное расстояние, а мы вошли в служебный вход и стали подниматься по лестнице.

– Так ты понял, кто это? – спросила я у Виктора. – Твоя «невеста»!

Он молча сплюнул на ступеньку.

Мы поднялись до четвертого этажа и остановились перед широкой деревянной дверью с глазком в центре. Лестница здесь заканчивалась.

Я встала перед глазком, махнула Виктору – тот спустился на пролет ниже и остановился там.

– Если не вернусь через час, значит, стала проституткой, а не вернусь через два часа, значит, меня убили, – громко прошептала я.

Виктор серьезно посмотрел на меня и показал на свои часы.

– Через час, – кратко сказал он.

Я кивнула.

Мысленно перекрестившись, я постучала в дверь. Ничего не произошло. Потом постучала еще раз. И еще. После третьей попытки за глазком что-то мелькнуло – дверь медленно отворилась, и на пороге появился пузатый бугай в красных трусах и сланцах, с толстой цепью на шее.

– Чего тебе? На смену, что ли, опоздала? – прогундел он, почесывая пузо. – А вроде все ваши на местах.

Я улыбнулась и попросила:

– Мне бы увидеть Лену-массажистку, если можно, конечно.

– Ленку, – задумался открывший мне, посматривая на мои ноги, – Ленку, значит… Ну, заходи, – решился он, осмотрел лестницу у меня за спиной и сделал шаг назад.

Я прошла и оказалась в небольшой комнате. В ней были два высоких шкафа, деревянный стол и две лавки, стоящие вдоль стола. На столе выстроились рядами бутылки с пивом. Из этой комнаты вела в следующие помещения застекленная витражная дверь. Она была прикрыта.

Шлепая подошвами сланцев и покачивая плечами, бугай подошел к этой двери. Открыв ее, обернулся и небрежно предложил:

– Если хочешь, пивка глотни.

Когда он вышел, я подскочила к шкафам и по очереди заглянула в каждый из них. Мною руководило только желание найти тайник, куда бы можно было спрятаться в случае чего. Моя врожденная отвага давала сбои.

Довольно быстро дверь снова отворилась, и вошла худенькая светленькая девушка в белом халате.

– Вы ко мне? – удивилась она.

– Вы – Лена? – спросила я и, протянув ей двести рублей, сообщила, что Коляска расквадратилась вернуть долг.

Лена обрадовалась и поблагодарила, но когда я заикнулась о возможности зайти в кабинет, она перепугалась и начала меня выпроваживать. Так мне и надо было: понадеялась неизвестно на что.

Когда я, уже совсем опечаленная, была готова уйти, витражная дверь снова отворилась, и в комнату вкатился почти голый, маленького роста лысый мужчина. Из-под отвислого живота у него выглядывала лишь узкая полоска махрового полотенца.

– Боже мой! Какой шарман! – вскричал он, распахивая руки в радостном приветствии. – Вы тоже здесь работаете? А почему вас не было в прошлый раз?

– Нет, Роман Романович, – ответила Лена, – это знакомая забежала на минуточку, сейчас уже уходит.

– Почему же уходит?! – возопил этот коротышка – У нас здесь весело, интересно, и с такой интересной женщиной будет еще… – он замялся, подыскивая нужный эпитет, и я, не удержавшись, помогла ему:

– Интересней.

– Да!

Пошучивая и подпрыгивая, Роман Романович принялся уговаривать меня разделить его общество. Прилично поломавшись, я согласилась зайти «на чуть-чуть». А мне надолго было и не нужно. Я хотела посмотреть на персонал, на гостей и послушать разговоры. Может быть, удастся кого-нибудь из них вывести на разговор о минувшем четверге. Где-то здесь пряталась тайна покушения на Майкла. А возможно, она лежала на поверхности. Я надеялась ее разглядеть.

Мой приветливый хозяин, оказавшийся тем самым Романом Гурским, давшим приказ Диману и Серому максимально усложнить мне жизнь, торжественно провел меня в большую комнату с бассейном и накрытым столиком на плиточном полу. По пути мы уже успели познакомиться.

– Прошу, драгоценная моя Оленька, за столик. Сейчас выпьем по капельке – и побеседуем по душам.

Он весь лучился добродушием.

Я присела на стул, он плюхнулся напротив и замахал руками. Показался тот, что впустил меня, – он принес бутылку белого вина.

– Вы кого-то ждете? – спросила я, показывая на приборы на столе.

– Одного хорошего знакомого, а он опаздывает, – махнул жирными пальчиками Роман Романович. – Давайте, мечта моя, усугубим за наше знакомство, а потом…

– А потом? – с улыбкой переспросила я.

Он мне хитро подмигнул:

– А потом видно будет!

Мы выпили по стаканчику кисленькой дряни – так мне показалось, – и разговор закрутился вокруг всякой ерунды. Роман Романович пытался быть интересным и любезным, а получался приторным, назойливым и скучным.

– А мне здесь нравится, – постаралась я задать нужную мне тему.

– А дальше вам понравится еще больше, потому что…

Внезапно послышался шум голосов.

– Что там еще?! – рявкнул Гурский, глядя на дверь.

Вся его мягкость и ласковость моментально куда-то исчезли.

Дверь распахнулась, и двое мужчин втолкнули в нее третьего. Он упал на пол и даже не пошевелился.

– Это что такое?! – Гурский вскочил, колыхая пузом от негодования.

Я тоже ничего не поняла, как вдруг разглядела в одном из вновь прибывших Димана. Опустив глаза, в лежащем лицом вниз мужчине я узнала… Виктора.

– Роман Романыч! – подбежавший Диман был взъерошен, губа разбита, но рот его щерился в довольной улыбке. – Это тот самый спецназ, который накрыл нас с Серым у журналистки. Он на лестнице торчал, на пролет ниже!

Гурский сразу же успокоился и пробормотал:

– Вот как!

Он обернулся ко мне и прищурился. Я ответила ему спокойным взглядом, но лучше не говорить, что было у меня на душе.

– Ты убери его в боковую комнату, – приказал Гурский.

Диман с напарником подхватили Виктора, лежащего без сознания, и поволокли мимо бассейна.

– Роман Романович, – не унимался Диман, – я думаю, что и кошелка эта где-то рядом должна быть. Какого хера он приперся сюда?

– А я вот только что с девушкой познакомился, – как бы ни к селу ни к городу сказал Гурский, поглаживая живот.

Тут взгляд Димана скользнул по моему лицу. Я вздрогнула, но глаза не отвела. Диман осмотрел меня сверху донизу и ответил своему боссу:

– Класс, в натуре!..

Он перехватил Виктора удобнее и поволок его дальше. Вдруг справа от себя я услыхала тяжелое дыхание.

Медленно оглянувшись, я увидела Петрова.

– Здравствуйте… уф… Ольга Юрьевна, – сказал он мне и еще раз вздохнул.

Я вскочила со стула и шарахнулась назад. Кто-то крепко захватил мои руки и вывернул их за спину. Я дернулась несколько раз и с сожалением поняла, что это бесполезно.

Подошел Гурский.

– А ты говорил, что она шатенка, – сказал он Петрову.

– Перекрасилась сегодня в салоне… ых… мои люди пасли ее от квартиры… ух… Она с Лариской, кстати, встречалась…

– Так я и знал! – Гурский ударил кулаком по ладони другой руки, – вот откуда и утечка. Лариска и сливала ей информацию.

– Прикажите вашей горилле отпустить меня, – я попыталась перехватить инициативу.

– Зачем? – притворно удивился Гурский. – Хотите еще вина?

И они с Петровым засмеялись. Мерзкое это было зрелище: два перекормленных урода кривили свои рожи в радостном смехе и трясли салом.

– Имейте в виду, – решила я блефануть, – мои люди знают, куда мы отправились, и если мы не вернемся к определенному времени…

Петров, не дослушав, лениво отмахнулся и побрел к столику. Он уже явно устал стоять и желал приложиться задницей к надежной опоре.

– Не надо этих глупостей, – посоветовал мне Гурский, – вы, Ольга Юрьевна, я думаю, закончили уже свою работу навсегда. Я лично приду и скажу речь на ваших похоронах. А Борис мне ее напишет. Напишешь, Боря?

– А как же? – отозвался Петров, и они снова заржали.

Петров устроился на стуле, к нему подошел Гурский и сел на соседний.

– Подведи ее, – приказал он, и меня подтащили к ним ближе.

– Могу на прощанье предложить выпить, – пококетничал Гурский, – но только из моих рук. Согласны?

– Нет, – ответила я.

– Ну и славненько. Что делать с ними будем, Борь? – обратился он к Петрову.

Тот помотал задумчиво головой:

– Нашырять наркотой, затащить в машину, вывезти за город и бросить по дороге.

Гурский кивнул.

– Диму пошлем, и еще выбери кого-нибудь понадежней.

– Конечно.

– Приятно было познакомиться, Ольга Юрьевна, – разулыбался мне Гурский, – но совать нос куда не следует иногда бывает опасно. Даже такой миленький носик. Мишка ваш тоже вот сунул его сюда без спроса и увидел нас с Борей в теплой компании, пришлось его… сами понимаете. Он поумнее вас будет: бежать бросился. Но Дима, оказалось, бегает быстрее.

– Да, – пошутил Петров, – я бы не догнал, хы-хы…

Послышались шаги, вернулся Диман.

– Оттащили, Роман Романович, – доложил он, – еще не очухался.

– Хорошо. Теперь спустись вниз и возьми у Шмайссера две дозы геры и давай сюда.

– Ага! – Диман непонимающе посмотрел на меня и пошел к выходу.

– Дима! – пропыхтел ему вслед Петров.

– Да, Борис Иванович, – парень остановился и обернулся.

– Ты вот молодой, а память у тебя дырявая…

– Что так? – не понял его Диман.

– Бойкову не узнал, – Петров ткнул в мою сторону жирным пальцем.

– Кого? Бой…

Диман подбежал ко мне, едва ли не вплотную, и заморгал глазками.

– Блин! Она! – вскричал он, – не узнал бы, в натуре… Во дает, а? Су-ука, – сжав губы в нитку, простонал он, – сколько мне крови попортила, сколько нервов…

Продолжая удивляться, он вернулся к двери, но открыть ее не успел. Она распахнулась от сильнейшего удара с той стороны.

 

Эпилог

Мы с Лоли покинули палату Майкла и пошли по коридору больницы.

– Зайдем в «Джулио Чезаре»? – предложила она мне. – Вернулась моя подруга, я вас познакомлю.

– Зайдем, – согласилась я.

На выходе нас встретили Виктор с Маринкой. Маринка по своей привычке начала тараторить:

– Опять видела Попкова, он говорит, что все разъясняется. Правда, Гурский все валит на Петрова, Петров на Гурского. Но оба они подтверждают, что это Диман убил Клауса с охранником. Боялись, как бы Майкл, когда придет в сознание, не рассказал Клаусу про их встречу.

– Значит, это Диман запер меня в студии? – спросила я.

– А ты не поняла? – удивилась Маринка и пустилась в долгие объяснения.

Я слушала ее и не перебивала. Пока она говорила, я успела продумать следующую статью про ассоциацию «Апрель». Та, что была написана по горячим следам прошедшего дельца, прибавила нашей газете и популярности и тиражу…

– Ты слушаешь? – нарушила мои мысли Маринка.

– А как же? – удивилась я.

Маринкина говорливость меня не раздражала. Я все еще хорошо помнила, что именно она тогда фактически спасла нам с Виктором жизнь. После того как я позвонила в милицию и сообщила о раненом бандите по кличке Серый, следователь Попков сумел добиться от него рассказа о том, где и как его ранили. Он приехал ко мне домой и нашел там Маринку, переживавшую по поводу нашего с Виктором долгого отсутствия. После того как она рассказала Попкову все, что знала от меня, тот уже понял, где нужно нас искать.

Но все-таки Маринка могла бы быть не такой многословной – глядишь, Попков приехал бы пораньше…

 

Глава 1

Оранжевый солнечный диск скрылся за узкой полоской перистых облаков, давая минутную передышку растениям, насекомым и птицам.

Темная голова с всклокоченными кудрями поднялась из травы и начала вращаться на тонкой рахитичной шее. Глубоко вдохнула тяжелый медвяный аромат, исходивший от нагретых трав и земли. Человек снова повалился на спину, раскинув руки. Правая рука ткнулась в «Зенит» с полуметровым телеобъективом, бережно поправила фотоаппарат и передвинула его в тень низкого орехового куста.

Дима Клочков приехал в этот лесок близ дачного массива на Кумыске, чтобы развеяться и поснимать. Вообще-то по образованию он был физик, но так получилось, что перестройка настигла его сразу после окончания университета и найти работу по специальности ему не удалось. Чтобы прокормить себя, родимого, приходилось перебиваться случайными заработками: то продавать газеты, то катать тележки с продуктами на одном из тарасовских рынков, то собирать яблоки.

Труднее всего приходилось зимой. Во-первых, работу было найти сложнее, а во-вторых, Дима просто отчаянно не любил мерзнуть. Поэтому с наступлением лета он блаженствовал. Любимым его развлечением было бродить по окрестным лесам и полям и фотографировать все, что попадало в объектив его «Зенита». Фотограф он был непрофессиональный и снимки делал не ради выставок и наград, а для души, но иногда их печатали местные издания в разделах «Окно в природу» и «Наши земляки», выплачивая Клочкову небольшие гонорары, которые тут же тратились им на приобретение пленки, бумаги и химреактивов.

Из состояния полудремы Клочкова вывел звук двигателя проехавшего автомобиля. Белая иномарка, пропылив по проселочной дороге, остановилась на поляне метрах в шестидесяти от Клочкова. Дима поднял голову над травой, посетовав на то, что нарушили его одиночество, и потянулся за фотоаппаратом. Направив объектив на авто, Клочков увидел, как открылись дверцы, выпуская на лоно природы мужчину и женщину.

«Отдыхающие», – подумал Дмитрий, наблюдая за происходящим.

Женщина сразу привлекла его внимание: высокая стройная блондинка с вьющимися волосами до плеч. Объектив сократил расстояние в десять раз, и он мог ее хорошо рассмотреть. Легкое полупрозрачное платье без рукавов, перетянутое ремешком на тонкой талии, изящно подчеркивало ее высокую грудь. Но самое большое впечатление на Диму произвела отточенная грация ее движений. Она двигалась легко и свободно – ее походка казалась сотканной из танцевальных па. Игриво покружив перед носом дородного лысоватого господина, который с каким-то ребяческим восторгом и удивлением, не вязавшимся с его внушительной наружностью, следил за ее подтанцовками, блондинка протянула ему руку. Голова ее была кокетливо склонена вправо, голубые глаза смотрели лукаво и задорно.

Дима наблюдал за сценой в объектив своего «Зенита». Он видел, в какое замешательство привел полного господина невинный жест его обворожительной спутницы.

«Это же сама жизнь, как она есть», – с наивностью неофита подумал он и принялся щелкать фотоаппаратом, сохраняя свое оправданное высшими эстетическими целями инкогнито.

Лужайка тем временем превратилась в театральные подмостки, на которых странная пара демонстрировала не менее странный балет: мужчина принял молчаливое приглашение дамы и уже сам упоенно выделывал всевозможные пируэты, сотрясая окрестности заливистым баритональным хохотом.

Дима сам еле сдерживался от смеха: таким забавно-неуклюжим по сравнению со своей порхающей подругой выглядел этот важный господин, который неудержимо прыгал и гоготал, как сбежавший с урока школьник.

«Вот так идиллия», – улыбнулся Дима, не переставая снимать.

Попетляв в танце по лужайке, фривольная парочка направилась к островку деревьев и кустов, контуры которого мягкой волнистой линией словно были призваны доказать, что гармония между небом и землей в принципе достижима.

«Оно и понятно, что им еще делать на природе?» – не то от жажды, не то от предчувствия чужого удовольствия облизнув сухие шелушащиеся губы, прокомментировал Дима. С несказанной горькой радостью он в который раз отметил про себя, что его удел – играть в театре одного актера. Так он именовал свою долю стороннего наблюдателя, хотя и тешил себя думкой, что такова роль всех подлинных служителей искусства, к числу которых он смело себя относил. «Смело» не означало отсутствия некоторой оглядки на краснеющие щеки совести, о которой трубили родители и школа, а потом и ученые клуши из университета.

У Димы было два существенных дефекта: заикание и вечная интеллигентская растерянность, которую он пытался «лечить» спонтанным схватыванием натуры в объектив своего верного одноглазого друга. Стоит ли говорить, что подобные недостатки не самым положительным образом влияли на его взаимоотношения со слабым полом, который в наше трудное постперестроечное и посткризисное время с не меньшим пылом, чем в эпоху «валькирий революции» и «девушек с веслом», стремится отбросить любые намеки на свою природную хрупкость на практике, а не в феминистской теории, утвердить себя в качестве воительниц и строительниц нового быта и новых взаимоотношений с так называемым сильным полом.

Дима был еще молод и начисто лишен зависти, чтобы неудачи с женщинами испортили ему жизнь и могли вызвать неодобрительную ироническую усмешку по поводу чужого успеха на этом поприще. В романтическом девятнадцатом веке при наличии аристократических корней и капиталов он мог бы быть деятельно-влюбчивым Фабрицио дель Донго или меланхолично-даровитым Чайльд Гарольдом. Поэтому его короткое замечание в адрес влюбленной парочки не имело ничего общего с насмешливой иронией, а скорее было пропитано пониманием и сочувствием – такая вот стопроцентная интеллигентская деликатность имела место даже на дистанции, даже в отношении незнакомых людей.

«Лечение» застенчивости и социальной невостребованности шло полным ходом: Дима лихорадочно и жадно запечатлевал череду разбавленных танцевальными па объятий, словно был не наблюдателем, а одной из целующихся сторон.

– Б-б-блин, – вслух выругался он, досадуя то ли на себя, то ли еще на что, – п-пленка кончилась.

Клочков на минуту отвлекся от парочки, сел и пошарил в кожаном кофре. Обнаружив, что пленка была последней, выругался еще раз. Когда он снова повернул голову в сторону поляны, мужчины и женщины уже не было видно, лишь светлая ткань платья на мгновенье мелькнула среди ветвей и исчезла.

Он еще некоторое время смотрел на то место, где только что находилась женщина, и ему показалось, что из-за кустов что-то сверкнуло. Что-то похожее на солнечный зайчик, отраженный от зеркальной поверхности. Физическое образование и пытливый ум заставили его задуматься над этим феноменом, но сколько он ни размышлял, так и не пришел к какому-либо логическому объяснению. Никаких светоотражающих предметов поблизости не было.

Может быть, солнце отразилось от фар оставленного на поляне автомобиля? Или ветви деревьев сместились, движимые ветром, и открыли небольшой прогал для солнечного луча? Заинтересовавшись данным явлением, Дмитрий повесил камеру на грудь, ремешок кофра накинул на плечо и, не скрываясь, стал продвигаться по направлению к автомобилю. Когда до него оставалось метров двадцать пять, из-за деревьев вышла женщина и направилась навстречу Клочкову. Ее движения были по-прежнему изящны, хотя, будучи внимательным и чутким, Дмитрий заметил в них некоторую поспешность и скованность. Ленивый ветерок нехотя перебирал ее светлые пряди, полупрозрачная ткань платья эффектно развевалась при ходьбе.

Гордая посадка головы и немного тяжелый немигающий взгляд изобличали в блондинке решительную и волевую особу, которая тем не менее обладала чарующим женским обаянием. Незнакомка явно шла к автомобилю.

«А где же кавалер?» – подумал Клочков, непроизвольно замедляя шаг. Он повернул голову к кустам, из которых выпорхнула эта фея, но никого не увидел.

Заметив Дмитрия, блондинка в нерешительности замерла на опушке и посмотрела в сторону леса. Застенчивый от природы Дмитрий не стал далее ее смущать и, резко развернувшись, широкими шагами заспешил к автобусной остановке. Он и сам покраснел до корней волос и, лишь выйдя на трассу, немного успокоился.

До вечера было еще далеко, автобус шел в город полупустой: дачники горбатились на своих сотках, собирая урожай и перекапывая освободившиеся от ранних овощей грядки. Дмитрий сидел на переднем сиденье, предвкушая, как он придет домой, проявит пленки и будет печатать фотографии.

Погруженный в свои мысли, он не видел, что белая иномарка, на которой приехали мужчина и женщина, неотступно следует за автобусом.

* * *

На другой день, красный как рак, Клочков сидел в районном отделении милиции и, сбиваясь, рассказывал дежурному лейтенанту свою историю. Волнуясь, он заикался. Стоявшие рядом милиционеры ржали в полный голос, и от этого он заикался еще больше. Но он твердо решил добиться правды и теперь третий раз начинал все сначала.

– Да я же говорю, – Клочков вытер со лба капельки пота, – была вспышка. Я только потом понял, что это был выстрел.

– Ты слышал выстрел? – лейтенант снисходительно посмотрел на него.

В другой ситуации Клочков возмутился бы, что его называют на «ты», но сейчас он пропустил грубость мимо ушей.

– Нет, выстрела я не слышал, – ему приходилось по нескольку раз повторять фразы, пока не удавалось произнести их без запинки. – Но вот же пистолет.

Он тыкал пальцем в фотографию.

– Я только когда увеличил фотографию, разглядел его. Вы же сами видите, – почти выкрикнул он.

На фото из кустов действительно торчала какая-то штуковина, отдаленно напоминающая ствол.

– Фотографию к делу не пришьешь, если нет трупа, – меланхолично произнес лейтенант, доставая из кармана сигарету.

– Так надо съездить туда, – твердил свое Клочков, пытаясь пятерней пригладить торчащие в разные стороны волосы. – Может, они труп-то не успели спрятать.

– Ты слышал когда-нибудь пистолетный выстрел? – снисходительно посмотрел на него лейтенант, выпуская дым изо рта.

– Слышал, – с трудом выговорил Клочков. – В кино.

Раздалось дружное ментовское ржание.

– Так вот, Клочков, – произнес лейтенант менторским тоном. – Если бы там, как ты говоришь, стреляли, ты должен был слышать выстрел. А раз ты его не слышал, значит, никакого выстрела не было.

– Я видел вспышку. Я только потом понял, что это такое. Сначала я подумал, что это солнечный зайчик, но там ему не от чего было отражаться. Я даже специально хотел поближе к машине подойти, чтобы посмотреть. Может, отражение от нее? А тут она навстречу вышла.

– Кто, машина? – ехидно перебил его лейтенант.

Ему уже порядком надоел этот чудик, и он хотел как можно быстрее от него избавиться.

– Ну какая машина? – покраснел еще сильнее Клочков, беспорядочно и лихорадочно жестикулируя. – Я же говорил, девушка. У нее еще такие движения были плавные, как у танцовщицы. Она вышла, увидела меня и остолбенела.

– Наверное, ты ей понравился, – насмешливо вставил высокий темноволосый сержант. – Надо было не теряться. Что ж ты?

Все снова захохотали.

– Да н-нет… – заикаясь, произнес Клочков.

Он смущенно улыбнулся и вытер пот со лба.

– Я только после понял, что она чего-то боялась, когда фотографии напечатал, – проговорил он после паузы.

– И чего же она боялась? – лейтенант стряхнул пепел в стоявшую на столе консервную банку.

– Как чего? – удивился Дмитрий. – Что я все видел и сфотографировал. Фотоаппарат-то у меня на груди висел, – с ликующим видом произнес фотограф.

– Да она просто была с любовником и подумала, что муж послал тебя за ней шпионить. Вот и струхнула маленько, – весело сказал лейтенант, гордясь, что никому, кроме него, не пришло в голову такое простое объяснение. – А когда ты ушел, она и думать про тебя забыла.

– В том-то и дело, что она вышла на поляну одна, – старательно выговаривая слова, сказал Дима. – Я еще подумал про ее кавалера, мол, пропал куда-то. Но теперь-то и вы должны понять, что его убили.

Он снова стал перекладывать фото, лежащие на столе. Руки его заметно подрагивали.

– Вот она перед ним выделывается, пытается заинтересовать его. Вот начинает заманивать в лес. А потом у меня пленка кончилась…

– Может, ты в следующий раз возьмешь побольше пленки, чтобы тебе хватило, – игриво, но не без ехидства предложил лейтенант, бросая сигарету в консервную банку. – И заснимешь все как следует. Тогда и поговорим, ладно?

– Вы что, смеетесь, что ли? – возмутился Дмитрий, – да я никуда не уйду отсюда, пока вы…

– Что «пока мы»? – лейтенант в упор посмотрел на него.

– Пока вы не поймаете убийц, – пылая праведным негодованием, закончил Клочков.

Он собрал фотографии в большой черный пакет из-под бумаги, положил его себе на колени и поудобнее устроился на ободранном стуле.

– Вот черт, – с досадой произнес лейтенант и почесал голову грязными ногтями.

Несколько минут в дежурке царила тишина, потом лейтенант все же решил расставить точки над i.

– Так, значит, выстрела ты не слышал, Клочков? – бодро произнес он.

– А если у убийцы был пистолет с глушителем? – вопросом на вопрос ответил Клочков.

– Ну ты, друг, детективных романов начитался, – осклабившись, похлопал его по плечу лейтенант, – иди-ка ты домой, а мы уж здесь как-нибудь разберемся.

– А как вы найдете то место? – въедливо поинтересовался Дмитрий, – ну, то, где труп лежит.

– Найдем, найдем, – успокоил его лейтенант, думая, что отделался от надоедливого чудака, – работа у нас такая – разыскивать.

Менты насмешливо переглянулись, сдерживая новый приступ хохота.

Но Дмитрий, который поднялся было со своего места, чтобы уйти, снова сел на стул.

– Нет, вы без меня не найдете. Я покажу.

– О господи, – возопил лейтенант, закатывая глаза, – ладно, хрен с тобой, – он махнул рукой, видимо, приняв окончательное решение. – Матвиенко, – он повернулся к темноволосому сержанту, – бери машину, этого… чудика и осмотри там все, понятно?

– Так бензина же нет, – возразил было Матвиенко.

– Найдешь, – рявкнул на него лейтенант, – понятно?

– Понятно, – сержант хлопнул Клочкова по плечу. – Поехали, Конан Дойл.

* * *

Я неслась по трассе со скоростью сто километров в час и едва успевала краем глаза схватывать быстро меняющийся заоконный пейзаж. Настроение было ни к черту. Я возвращалась из Карасева, где провела четыре дня, вдосталь наговорившись с моей словоохотливой и по-деревенски наивной мамой и школьными подругами. Странным было то, что эта поездка на родину, предпринятая в качестве неотложной меры по оказанию себе срочной психологической помощи, повергла меня в еще большую депрессию. Я поняла, вернее, почувствовала, насколько чужой и скучной стала для меня размеренная и непритязательная полусельская жизнь.

Первый день прошел еще вполне сносно, я бы даже сказала, весело: взаимная искренняя радость встречи, длительное застолье, знакомый деревенский говор, местный колорит, свежие новости о том, кто на ком женился, кто кого родил, протяжные, с чувством исполненные песни и, конечно, всяческие солености, которые я смерть как люблю.

Но последующие три дня явились для меня настоящей пыткой. Поначалу я хотела просто отдохнуть, возродиться, выражаясь фигурально, из пепла городской суматохи и отчужденности, почитать, просто расслабиться. Но провалявшись полдня на постели под неусыпным контролем моей матушки, каждые десять минут интересующейся, не принести ли мне чего-нибудь поесть, не налить ли молока, не заболела ли я и отчего хандрю, я поняла, что издергаюсь и свихнусь в Карасеве окончательно, что неспешный ритм здешней жизни не для меня, что отдыхаю я только в процессе работы, но той, которая мне действительно нравится.

И вот я села в свою «Ладу» и отправилась в Тарасов, собираясь окунуться с головой в хорошо знакомую мне суматоху в редакции. Хотя запарок уже давно не было. Скорее наоборот, все шло из рук вон спокойно, и в последнее время я все чаще и чаще зевала на рабочем месте в ожидании авантюрного лакомства.

Ждала, пока не впала в депрессию и квазилетаргию. Дай, думаю, родной Карасев навещу, отдохну, развеюсь. Так нет же – и там заскучала.

Ну так чем же ты тогда недовольна – ты ведь мечтала вернуться в Тара…

Противное пиликание моего сотового заставило меня отложить внутренний монолог на неопределенный срок.

– Слушаю, – вяло отозвалась я на пронзительную ноту аппарата.

– Оля, привет, как отдыхается? – узнала я сочный певческий голос моего заместителя.

– Отлично, – соврала я и насторожилась, как собака, почуявшая дичь. – Что-то случилось?

Номер моего мобильного был известен не многим людям, да и их я просила беспокоить меня только в особо важных случаях. Сергей Иванович Кряжимский, зам главного редактора еженедельной газеты «Свидетель», то есть мой, естественно, входил в это число и попусту беспокоить меня бы не стал.

– Оленька, здесь один товарищ пришел, говорит, что оказался свидетелем убийства в пригороде Тарасова, я бы сам с ним пообщался, но это вроде бы по твоей части. Что ему сказать?

В трубке повисло напряженное молчание.

– Почему он не обратился в милицию?

– Да в том-то и дело, что он только что оттуда. Он долго убеждал их поехать с ним на место преступления, а когда они туда приехали, то ничего там не обнаружили. Вот такое странное у товарища сообщение.

– Ладно, Сергей Иванович, узнайте у этого свидетеля, в чем там суть, и скажите, чтобы пришел часа через полтора-два, к этому времени я уже буду на месте.

– Хорошо, Оля, я понял.

Сергей Иванович повесил трубку, а я прибавила газу, радуясь предстоящей встрече со своими сотрудниками и уже успевшему наметиться делу. Но все-таки до самого города меня не покидало ощущение какой-то нервозности.

«Чем же ты сейчас недовольна?» – язвительно переспросила я себя, когда отутюженное слепящим солнцем небо пересекла горизонтальная дорожная вывеска: Тарасов.

Гибэдэдэшник многозначительно кивнул мне, как бы давая понять, что и он, палимый и гонимый (мысленно, конечно) большей частью автомобилистов мент, простой, покрытый пылью парень, кое-что смыслит в женских прелестях. Я улыбнулась в ответ уголками губ и тут же перевела взгляд на поблескивающую разноцветными крышами и капотами автодорогу.

Мне не привыкать к мужскому вниманию. А уж когда, имея такую сексапильную внешность, ты сидишь за рулем и с пренебрежительно-хладнокровным прищуром кидаешь взгляд то направо, то налево – тут уж действительно чувствуешь себя королевой.

Но жуть как не люблю, когда мне возбужденно и зычно сигналит какой-нибудь небритый доморощенный ковбой на старом «жигуленке» или грузный, потный дальнобойщик. Знаю я их плотоядные усмешечки да пошлые призывы заняться сексом прямо на обочине. Насмотревшись фильмов про американских коллег, они, наверное, думают, что это очень круто – грубым пропитым басом крикнуть проезжающей красотке: «Давай потрахаемся!»

«Проехали, дружок», – обычно шепчу я одними губами таким типчикам.

Ну вот, я снова в Тарасове, как будто и не уезжала никуда отсюда. Солнце все так же сияет в голубом небе, правда, несколько нежнее, чем раньше, – конец августа все-таки.

Последние кварталы до редакции тянулись особенно медленно, светофоры, как назло, светили красным, а пешеходы лезли прямо под колеса.

Теперь, наконец-то, все. Я выбралась из машины, с удовольствием разминая затекшие ноги. В редакции подошла к двери с табличкой «Главный редактор еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга Юрьевна» и открыла ее.

Мокрая, как курица, Марина, прижимая одной рукой тряпку к затылку, зажав щетку в другой, пыталась замести осколки разбитого кувшина. Сцена, конечно, была комичной, но что-то в облике моей секретарши было такое, что смеяться мне сразу расхотелось.

– Привет, что случилось? – я прошла в приемную, вперив в Марину вопросительный взгляд.

– Ой, Ольга, привет, – Марина явно обрадовалась моему приезду, но появившаяся на ее лице улыбка тут же превратилась в гримасу боли.

– Да что с тобой? И где Сергей Иванович?

– Сергей Иванович пошел обедать, – начала она, прижимая тряпку к голове. – Я осталась здесь одна и решила заварить себе кофе…

– Да брось ты эту щетку, – я забрала у нее орудие совсем не секретарского труда и усадила ее в кресло. – Вот теперь рассказывай.

– Так я почти все уже тебе рассказала, – она снова поморщилась. – Я насыпала в чашку кофе, подошла к чайнику и тут услышала, как открывается дверь. Ну, я подумала, Сергей Иванович вернулся. И вдруг ба-бах – искры из глаз, все потемнело, и я отрубилась. Очнулась – вся мокрая – лежу на полу посреди осколков от кувшина, башка разламывается, – Маринка шмыгнула носом и разревелась. – Что же это такое?

– Разберемся, – я наклонилась к Маринкиной голове. – Дай-ка я сначала посмотрю, что у тебя с головой.

Я попыталась снять ее руку с головы, но Маринка заорала еще громче.

– Да не ори ты, ради бога, – прикрикнула я на нее, – или сейчас вызову «скорую».

Иногда даже окрик успокаивает лучше, чем терпеливые увещевания. Маринка хоть и была моей подругой, но относилась ко мне, как к своему начальнику, и к тому же до смерти боялась врачей. Поэтому, когда я убрала с затылка ее руку с тряпкой, она уже не сопротивлялась, а только тихонько поскуливала, как щенок.

Ничего, в общем-то, страшного – раны нет, но огромная шишка выросла уже размером со сливу. Главное – чтобы не было сотрясения.

– Ну что там? – жалобно спросила Маринка.

– Жить будешь, – ответила я, меняя ей влажную тряпку. – Тебя не тошнит?

– Кажется, нет.

– Тогда все в порядке.

Я уже ссыпала осколки кувшина в корзину для бумаг, когда в редакции появился Сергей Иванович.

– Оленька, – обрадованно воскликнул он, – с приездом, как отдохнула?

Я еще не успела ответить, как он, взглянув на Марину, державшую руку на голове, поинтересовался:

– Что это с тобой?

– Кто-то ударил ее кувшином по голове, – ответила я за нее. – Посмотрите, ничего не пропало?

Удивленный Сергей Иванович прошел в мой кабинет и тут же вернулся, необычайно взволнованный.

– Исчезли фотографии, которые принес Дима Клочков… Ну тот, про которого я тебе говорил по телефону.

– Понятно, – протянула я. – Значит, кто-то не хотел, чтобы мы их увидели. Видимо, на них изображено действительно что-то такое, что может изобличить преступника. По крайней мере, он так думал. А где этот герой войны? – посмотрела я на Сергея Ивановича.

– Я думал, он уже здесь, – растерянно произнес Кряжимский, – разве он не приходил?

Я вопросительно посмотрела на Марину.

– Нет, никого не было, кроме… – она поморщилась.

– Та-ак, – я начала расхаживать по приемной, – кажется, дело начинает принимать серьезный оборот. Сергей Иванович, – встав посреди комнаты, я повернулась к Кряжимскому, – Клочков оставил свой телефон?

– У него нет телефона, – с досадой произнес он, – но я записал адрес… На всякий случай.

– Кажется, этот случай уже наступил… – внутри у меня что-то напряглось от нехорошего предчувствия. – Поехали, нам нужно торопиться.

– Ты думаешь, что…

– Не знаю, – оборвала я его, направляясь к выходу. – Поехали скорее.

 

Глава 2

Минут через пятнадцать мы с Кряжимским торопливо поднимались по обшарпанным ступеням на последний этаж «хрущевки», расположенной неподалеку от тарасовского аэропорта. Деревянная дверь, выкрашенная темно-коричневой половой краской, старый замок…

– Квартира однокомнатная, – произнес стоящий позади меня Кряжимский.

Я кивнула, соглашаясь с ним, и нажала кнопку звонка. Веселая трель эхом ответила мне, но никто не торопился отпирать.

– Может быть, он уже сидит в редакции и ждет нас? – предположил Сергей Иванович.

Я сунула ему в руки миниатюрную «моторолу», а сама снова надавила на кнопку. Звонок веселился за дверью, а мне почему-то было невесело.

– Да что он там, заснул, что ли? – я даже не заметила, что говорю вслух.

– В редакцию он не приходил, – Сергей Иванович протянул мне мобильник. – Что будем делать?

– Если бы я знала, – я уже барабанила в ненавистную дверь кулаком. – Черт, – я со злостью, не чувствуя боли, ударила в дверь ладонями, и, уступив напору, дверь вдруг стала отворяться.

Это мне совсем не понравилось, хотя в данной ситуации я ничего так не хотела, как проникнуть внутрь.

Стоя перед разверстой в полумрак дверью, я лихорадочно соображала, что предпринять. Я вспомнила героиню моего любимого сериала, которая, будучи частным детективом, без труда вскрывала самые сложные замки, включая сейфные, и проникала в любые труднодоступные места. Я же стояла перед открытой дверью, не решаясь войти. Одно дело читать об этом в книгах, и совершенно другое – самой быть действующим лицом.

– Войдем? – растерянно обернулась я к Кряжимскому.

– Но, Оля, – строго посмотрел он на меня, – это будет нарушением.

Мне показалось, что и он пребывает в некотором замешательстве. Мой вопрос помог ему частично справиться с ситуацией, позволив заговорить на унылом языке Гражданского кодекса.

– Нарушением чего? – почему-то шепотом спросила я.

В отличие от моего законопослушного зама, я сочла момент не очень подходящим для юридических словопрений.

– Ну… – губы Кряжимского, немного выбитого из колеи моим наивным вопросом, вытянулись в трубочку, – это же частная собственность.

– Какая частная собственность, Сергей Иванович? – нахмурилась я. – Вы где живете-то, в Америке, что ли? Пошли, – я решительно шагнула за дверь. – Может быть, ему требуется помощь.

Последний аргумент возымел нужное действие: Кряжимский не стал больше противоречить, лишь неуверенно пожал плечами: мол, мое дело предупредить.

В полутемной прихожей я наступила на что-то металлическое. Из-под ноги раздался противный скрежет. Связка ключей – поняла я. Это мне не понравилось еще больше.

Для тех, кто ни разу не был в «хрущевских» квартирах, объясняю, что там прихожую с кухней соединяет такой аппендикс, как бы вырост из гостиной. Вот в этом-то аппендиксе и лежал худой человек с кудрявыми всклокоченными волосами. И помощь ему явно уже не требовалась. Потому что он был мертв. Из разбитой головы на деревянный крашеный пол натекло немного крови, глаза остекленело и удивленно смотрели в потолок, огромный кадык выступал на тонкой шее словно Эверест. Карманы брюк покойного были вывернуты, а их содержимое – мелочь и несколько смятых купюр небольшого достоинства – валялись рядом. Я склонилась над лежавшим человеком и, чтобы окончательно убедиться, что он мертв, коснулась кончиками пальцев яремной впадины, механически отметив про себя, что тело было еще теплым.

– Не успели, – прошептала я, выпрямляясь.

Я зябко поежилась, будто попала на Северный полюс.

– Господи! – пробормотал за моей спиной Кряжимский. – Это же Клочков.

– Догадываюсь, – я повернулась в сторону комнаты и обомлела.

Нельзя сказать, что смерть Клочкова потрясла меня меньше, чем состояние комнаты, но бардак там был такой, будто по ней прошлась парочка обкурившихся африканских слонов. Довольно скудная обстановка клочковского жилища была буквально перевернута с ног на голову. Весь пол покрывали фотографии самого разнообразного размера. В правом углу под окном темнела гора серпантина из фотопленок. С полдюжины ящичков, в которых, по-видимому, хранились эти пленки, были свалены в другом углу. Сильно обтрепанный диван опрокинут на бок. Двустворчатый шкаф, единственная створка которого висела на одной петле, буквально выблевал из себя все содержимое на пол.

– Елы-палы, – совсем по-митьковски произнес Кряжимский, – здесь что, происходил шабаш?

– Не шабаш, а обыск, – стараясь сохранять спокойную деловитость, ответила я.

– Что же здесь искали? – задумчиво спросил Кряжимский скорее всего для того, чтобы не молчать.

Жертва журналистики, Кряжимский, как это ни парадоксально звучит, верил в слово или, вернее, словам. Да, да, верил, несмотря на отсутствие иллюзий, солидный жизненный опыт и присущую ему, как, впрочем, и всем его собратьям по перу, долю профессионального цинизма. Верил как раз в силу своей специальности, о которой говорил, используя термины «благородная миссия» и «высокое призвание».

– Искали, как мне кажется, то, что имеет непосредственное отношение к деятельности Клочкова как фотографа, – авторитетно обобщила я, испытующе глядя на Кряжимского.

– Фотографии? – как-то испуганно спросил он, сделав удивленное лицо.

– Чему вы так удивляетесь? – с оттенком раздражения в голосе обратилась я к своему заму. – По-моему, случай классический, и терять голову тут не от чего.

Уловив в моей интонации насмешливое пренебрежение и легкую укоризну, Кряжимский поморщился.

– Дима, – раздался из прихожей бодрый старушечий голос, – у тебя дверь открыта.

– Вы закрывали дверь? – шепотом спросила я Сергея Ивановича.

– Забыл, – виновато произнес он. – Не часто приходится проникать в чужие квартиры.

Что же это так не везет-то? Ну почему в книгах и фильмах все получается легко и просто? Теперь эта старушка поднимет истерику – хлопот не оберешься!

Я ринулась в прихожую. На пороге стояла высокая и на удивленье прямая старуха. Лет семидесяти, насколько я могла определить. В кремовой кофточке из тонкого трикотажа и хлопчатобумажных брюках. Легкие седые волосы, нимбом окружавшие ее голову, были аккуратно завиты и причесаны. Через плечо перекинут веревочный ремешок плетеной пляжной сумки. На ногах – кроссовки. Этакая продвинутая бабулька. Увидев меня, она удивленно остановилась.

– Кто вы? – надменно подняла она голову.

Она была выше меня, хотя и меня бог ростом не обидел (как-никак метр семьдесят три), и смотрела сверху вниз. Вот влипли-то! Это же надо, застукали в чужой квартире с трупом хозяина. Ну не молчи же, Оля, надо что-то говорить.

– Простите, не знаю… – смело посмотрела в ее светлые глаза. Во время паузы я старалась подобрать нужные слова.

– Виолетта Гавриловна, – произнесла старуха, сверля меня взглядом. – Я – Димина соседка.

«Что, в гляделки будем играть?» – читалось в ее взоре.

– Меня зовут Ольга Юрьевна, – с достоинством произнесла я, не отводя взгляда, – я главный редактор газеты «Свидетель». Дима иногда приносил нам свои фотографии.

Она продолжала буравить меня своим пронзительным взглядом, но теперь в нем появилось что-то ехидное.

– Так вот, Виолетта Гавриловна, – продолжала я врать, – мы с моим заместителем пришли к Диме кое-что уточнить… Дверь была открыта, и мы вошли.

– Барышня, – иронично произнесла старуха, – если вы думаете, что все пожилые люди выжили из ума и им можно легко вешать на уши лапшу, то вы заблуждаетесь. Это раз.

– Но… – начала я возражать, но она остановила меня.

– Погодите, я еще не все сказала, – строго и назидательно проговорила она. – Если вы действительно главный редактор газеты «Свидетель», то могу сообщить вам, что я регулярно читаю вашу газету. Эта два.

– Да, вот мое удостоверение, – я полезла в сумочку.

– Не нужно, – она высокомерно махнула рукой. – Если это действительно так, то могу добавить, что не все в вашей газете мне нравится. И третье, – тут она сделала театральную паузу, – Дима никогда не публиковал своих фотографий в вашей газете.

«Вот так вот, милочка», – могу поклясться, что я услышала это, хотя она уже закрыла рот. Впрочем, я могу и ошибаться. А вот бабуля ошиблась определенно, если решила, что поймала меня на вранье.

– А я, кажется, сказала, – стараясь сохранять спокойствие, произнесла я, – что Дима приносил нам свои фотографии, а не то, что мы их публиковали. Вот и сегодня он принес нам свои фото, и мы пришли…

– …кое-что уточнить, – закончила за меня Виолетта Гавриловна, скептически поджав губы.

Она все-таки отвела свой взгляд. Знай наших, карасевских.

– Правильно, – кивнула я. – Вот и Сергей Иванович может подтвердить.

– Конечно, конечно, – Кряжимский грудью встал за моей спиной.

– Ну, ладно, – глубоко вздохнула старуха, – а где же все-таки Дима? Мне нужно кое-что сказать ему, – пояснила она и сделала жест рукой, как бы отодвигающий нас.

– Дело в том, Виолетта Гавриловна, – помог мне наконец Кряжимский, – что с Димой произошло несчастье. Кто-то ударил его по голове…

Последнюю реплику Сергей Иванович произнес сдавленным голосом, что тут же было замечено проницательной старухой.

«Лучше бы уж он помалкивал», – подумала я про себя.

– Что вы такое несете, милостивый государь? – возмутилась старуха и двинулась в комнату.

Конечно, «двинулась» – это сильно сказано (ей всего-то нужно было сделать два-три шага на ее ходулях), но она так ловко преодолела это небольшое расстояние, как будто мы с Сергеем Ивановичем не стояли у нее на пути. Мы с Кряжимским машинально посторонились, пропуская ее, и она очутилась прямо перед трупом. Когда она его увидела, то не стала кричать или биться в истерике, чего я опасалась и, честно говоря, ожидала, а просто несколько раз осенила себя крестным знамением, повторяя каждый раз: «Господи, боже мой, спаси и помилуй». Потом она повернулась к нам и произнесла тоном пророка:

– Я знаю, кто его убил.

– Кто? – ошарашенным дуэтом спросили мы с Кряжимским.

– Это тот тип, в клетчатой рубашке, – безапелляционно заявила она.

– Вы что, видели его? – взволнованно спросила я.

– Конечно, – уверенно ответила она. – Я уже собралась в магазин и стояла у двери, когда услышала, как Дима отпирает замок. Ну, я посмотрела в глазок, все ли у него в порядке? Дима открыл дверь, а тут этот, в клетчатой рубашке подбежал…

– Подбежал? – переспросила я.

– Ну да, подбежал. Как будто он внизу там замешкался. Да. Они вместе в квартиру и вошли. Я потом вспомнила, что забыла взять кошелек, и вернулась в комнату, а «Эхо Москвы» стало новости передавать.

– Так во сколько это было, вы помните? – чувствуя азарт охотника, выпалила я.

– Конечно, помню, говорю же, «Эхо Москвы» новости начало передавать, минут за десять до того, как вы в дверь забарабанили.

– А как он выглядел? Ну этот, который подбежал?

– Я же сказала уже, барышня, Ольга Юрьевна, если я не ошибаюсь.

– Угу, – кивнула я.

– Да, так вот, Ольга Юрьевна, как я уже сказала, он был в клетчатой рубашке, высокий и лысоватый такой. Подробнее не разглядела, очень быстро пробежал.

– Значит, больше вы ничего не заметили, Виолетта Гавриловна? – я с надеждой смотрела на нее.

– Нет, больше ничего, – как-то неестественно сухо отозвалась она.

– Как он выходил, вы не видели?

– Наверное, он быстро ушел, пока я новости слушала.

– Ничего не понимаю, – произнесла я. – Когда же он успел все здесь перевернуть?

Виолетта Гавриловна, видимо, посчитав разговор законченным, повернулась к двери.

– Нужно вызвать милицию, – бросила она через плечо. – А вы никуда не уходите, они будут снимать показания. И ничего там не трогайте, – добавила она уже в дверях.

Пораженные ее выдержкой, властным тоном и осведомленностью о том, что и как полагается делать в подобной далеко не обыденной ситуации, мы замерли с открытыми ртами, провожая статную фигуру старухи взглядами.

Когда легкий шок прошел, я поняла, что влипли мы крепко.

* * *

Не буду утомлять читателя пересказом того, как мы провели следующие несколько часов. Хорошо еще, что нас с Кряжимским не задержали в качестве подозреваемых. Но вопросов к нам было – жуть. И как мы здесь оказались? И когда пришли? И зачем? И в каких отношениях были с покойным? Когда выяснилось, что Клочков сегодня с утра ходил в милицию, вызвали того лейтенанта (оказалось, что его фамилия Перфильев), к которому он обращался.

Я надеялась, что Клочков сделал несколько экземпляров фотографий и лейтенант привезет тот, который оставил им Дмитрий, но надежды мои не оправдались. Перфильев, после того как они съездили на место и ничего там не обнаружили, вернул фотографии Клочкову.

Лейтенант вызвал Матвиенко, и вся бригада поехала на опушку, которую им показывал Дима. Мы, само собой, увязались за ними. Мне хотелось увидеть все своими собственными глазами, чтобы потом отразить в статье.

* * *

Когда мы вернулись в редакцию, уже смеркалось, и сотрудники, естественно, разошлись по домам.

Я прошла к дивану, щелкнув по пути рычажком электрочайника, и с облегчением откинулась на мягкую спинку. Я так устала за сегодняшний день, словно в одиночку разгрузила вагон чугунных болванок. Ноги и голова гудели, хотя, казалось бы, ходила я не так много, да и особо сложными размышлениями себя не обременяла.

Только горькое сожаление о нелепой смерти Димы Клочкова преследовало меня всю вторую половину дня. Человек пришел к нам, рассчитывая на нашу помощь и компетентность, а мы… Я ругала себя за то, что позволила Кряжимскому отпустить Клочкова, за то, что слишком медленно ехала. Ведь приди мы к нему на десять минут раньше, он мог бы остаться в живых.

Мы не проронили ни слова, пока закипала вода, и потом, когда я разливала кофе по чашкам. Только сделав несколько глотков сладкого ароматного напитка, я решила, что найду убийцу Димы Клочкова чего бы мне это ни стоило.

Только вот с чего начать?

Единственная зацепка, которая, возможно, хоть как-то могла нам помочь, – фотографии – безвозвратно исчезла.

– Сергей Иванович, – я подняла голову и посмотрела на Кряжимского, – повторите, пожалуйста, мне еще раз то, что вы рассказывали в машине. Ну, о вашей беседе с Клочковым.

– О беседе, – начал морщить лоб Кряжимский. – Это можно.

И он начал рассказывать.

– Значит, – сделала я вывод (который, впрочем, напрашивался сам собой), после того как он закончил, – убийц было как минимум двое.

– Мне тоже так показалось, – произнес Сергей Иванович. – Будешь еще кофе?

– Можно, – задумчиво согласилась я. – А пожевать ничего нет? – я вдруг почувствовала, что страшно голодна, и вспомнила, что последний раз ела в Карасеве перед отъездом в Тарасов.

– Да найдем чего-нибудь.

Кряжимский пошарил в холодильнике и извлек оттуда полпалки копченой колбасы и почти целый батон.

– Ого, – обрадовалась я, – живем.

Я отрезала приличный кусок колбасы и с аппетитом вгрызлась в него зубами. Кряжимский сварил еще кофе.

– Давайте попробуем восстановить картину убийства… Я имею в виду убийство в лесу, – сказала я, когда с колбасой было покончено.

– Ты считаешь, что там было убийство?

– Если даже и не убийство, то во всяком случае что-то такое, что толкнуло злодеев на новые преступления, – рассуждала я. – Зачем бы им в противном случае нужно было выслеживать Клочкова, бить по голове Марину и воровать фотографии?

– Погоди-ка, Оля, – остановил меня Кряжимский. – Здесь какая-то накладка получается. Убийство Клочкова было совершено почти в тот самый момент, когда кто-то ударил по голове Марину и украл фотографии.

– Ну да, – согласилась я, – но это же только подтверждает мысль о том, что убийц было несколько.

– Давай пока остановимся на двоих, – предложил Сергей Иванович. – Но я не об этом хотел сказать. Зачем им надо было убивать Клочкова, когда фотографии были уже у них в руках?

– Ой, Сергей Иванович, – возбужденно закричала я, – все теперь понятно!

– И что же тебе понятно? – Кряжимский смотрел на меня, как на расшалившегося ребенка.

– Ну как же, смотрите, я долго об этом думала. Чтобы устроить в квартире Клочкова такой раскардаш, понадобился по меньшей мере час. Так?

– Да уж, никак не меньше.

– А искали у него в квартире негативы тех самых фотографий, которые Дима приносил нам. Искали, но не нашли.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что если бы они нашли негативы, то Клочков был бы им уже не страшен. Кто ему поверит без негативов?

– Да уж, – Кряжимский почесал подбородок, – ему и с негативами-то не поверили.

– Вот именно, – азартно продолжала я, – значит, негативы были у него с собой. Преступник понял это, когда обыскал квартиру Клочкова (чтобы открыть его замок, не нужно быть супервзломщиком) и стал поджидать его возле дома. Он мог бы, конечно, остаться у него в квартире, но, скорее всего, побоялся: вдруг Дима придет не один.

– Вроде бы логично, – Сергей Иванович внимательно слушал меня.

– Так вот, когда Клочков вернулся домой из редакции, преступник последовал за ним до квартиры и набросился на него в тот момент, когда Дима открыл дверь. Это видела Виолетта Гавриловна, только она не поняла, что этот в клетчатой рубашке ударил Дмитрия. Вы заметили, что карманы у него были вывернуты?

– Как-то не обратил внимания.

– Так вот, этот клетчатый грохнул Клочкова, забрал у него негативы и сдернул. На это ему потребовалось несколько минут.

Кряжимский рассеянно кивнул и почесал в затылке.

– О чем вы думаете? – нетерпеливо спросила его я. – Или еще одну накладку нашли?

– Да нет, – вышел он из задумчивости, – только как мы преступников искать будем? Что мы в принципе имеем? Предположение, что преступников как минимум двое, что в случае с Клочковым действовали они параллельно, что один из преступников был в клетчатой рубашке… Фотографии украдены, негативы тоже…

Он беспомощно посмотрел на меня.

– Не знаю пока, что конкретно предпринять, но попытаться что-то сделать можно.

– То есть? – Кряжимский удивленно воззрился на меня.

– Подлейте-ка мне еще кофейку, – я лукаво посмотрела на растерянного зама. – Очень тонизирующий напиток!

Перед тем как плеснуть мне кофе, Кряжимский опять бросил на меня непонимающий взгляд.

– Да что вы на меня так смотрите? – усмехнулась я. – Вы детективы читаете?

Надо было видеть его физиономию, на которой недоумение и робкая надежда никак не могли решить, кому верховодить.

– Ну вспомните, с чего, собственно, начинается расследование?

– С поиска информации, – озадаченно пробормотал Кряжимский, сделав солидный глоток кофе.

Очевидно, мое замечание о тонизирующей роли этого напитка навело его на мысль, что чем больше он глотнет кофе, тем скорее разгадает мои планы. Хотя признаюсь, особенных планов у меня не было, только кое-какие более-менее оправданные предположения. Просто я не хотела сдаваться и потому цеплялась за любую известную мне деталь.

– Так, сколько у нас пропикало? – бодро спросила я.

Кряжимский взглянул на свой «Ситизен» и сказал:

– Половина девятого, а что?

– Чем оперировали Холмс и Пуаро?

Кряжимский открыл рот, точно собрался проглотить пару яиц.

– Деталями, – насмешливо и назидательно ответила я за него. – Сергей Иванович, вспомните, что Клочков рассказывал вам о даме, ну, той блондинке, которую он увидел на поляне. Какими были ее движения?

– Плавными, изящными, и все в таком духе, – огонек догадки мелькнул в его темных глазах под косо нависшими веками.

– Вот именно. Вполне возможно, что дама профессионально занималась танцами…

– А может, художественной гимнастикой? – шутливым тоном подхватил Кряжимский.

– Может быть, – уже не так весело согласилась я. – Так вот, нужно объехать имеющиеся в городе бары, клубы, дискотеки и прочие аналогичные заведения. Придется заглянуть и в спортивные секции.

– Шансы не велики, – меланхолично заметил Кряжимский, ставя опорожненную чашку на стол, – тем более что мы знаем о ней только то, что она стройная блондинка с кудрявыми волосами до плеч.

– Я называю это черной работой журналиста и детектива, – твердо произнесла я, глядя на него в упор.

– Ну что ж, я готов.

– Разделим эту черную работу поровну. Давайте распределим, кому какие заведения… Я, скажем, объеду район набережной и центр, а вы возьмете на себя периферийные районы. Подобных заведений там немного, так что, как только освободитесь, поможете мне. Идет?

– О'кей, – улыбнулся Сергей Иванович.

– Тогда – по коням! – скомандовала я, вскакивая с дивана и таким образом давая пинка своей сонной усталости.

Я устремилась к двери, чувствуя в крови прилив адреналина, степенный и основательный Кряжимский последовал за мной уверенным шагом. Но его неспешный аллюр явно проигрывал моей лихой прыти, так что в конце концов и ему пришлось поторопиться.

Садясь в машину, я бросила заму:

– Связываемся каждые полчаса.

– Угу, – буркнул он, усаживаясь на сиденье своей «шестерки» с такими предосторожностями, точно боялся, что авто развалится под ним.

Когда я сорвалась с места, его белый «жигуленок» все еще неподвижно стоял на месте, торча в нахлынувших сумерках как бельмо на глазу.

 

Глава 3

Вечер выдался душный, без единого намека на ветерок. Центральные улицы приветливо светились огнями, толпы разряженных прохожих фланировали по проспекту. Я остановилась и вышла из машины. Первым в мысленно составленном мной списке баров, ресторанов и клубов я намеревалась посетить бар и дансинг «У Бартольда». Полыхающая огненно-синими разводами вывеска манила, призывала мирных обывателей посетить заведение.

У дверей дансинга толклась разношерстная молодежь, которая, в свою очередь, обращала на себя внимание пожилой части гуляющих по тарасовскому Арбату. Я продефилировала мимо кучки «неформалов», одетых как близнецы в брюки на бедрах и короткие узкие маечки. Одежда парней мало чем отличалась от девичьей, прически также давали пищу для раздумий: кто перед тобой – он или она?

Сунув свое удостоверение под нос охраннику в камуфляжной форме, который что-то назидательно вещал двум смазливым девчушкам с инфантильными хвостиками и в джинсовых комбинезонах, я прошмыгнула внутрь.

Веселье только начиналось, но основная часть молодежи уже порядочно набралась. Одни кучковались у стойки бара, другие сидели за столиками. Плывущий в дымном разноцветье огней зал сотрясался от судорожного рейва, разбавленного пьяным галдежем.

Я прямиком направилась к стойке. Продраться сквозь толпу балдеющих парней и девиц было делом нешуточным. Я постоянно извинялась, легонько отстраняя и отталкивая попадающихся на моем пути посетителей, и ловила на себе их недоумевающе-пьяные взгляды. Один пропирсингованный детина лет двадцати даже бросил мне: «Ты че, подруга?»

Я не стала объяснять, что я никакая ему не подруга, мне было не до того.

Бармен, сухощавый неулыбчивый парень, с хмурым, сосредоточенным видом готовил коктейли. Видать, ему осточертели все эти невыдержанные и пропитые любители дансингов.

На его бэйдже я прочла: Никифоров Николай. Ну что ж, очень приятно.

– Апельсиновый сок, – сказала я, заглядывая в его бледное, но с правильными чертами лицо.

Ответом мне был недоуменный взгляд: очевидно, здесь никто не заказывал такой безвредной жидкости.

– Пожалуйста, – бармен поставил передо мной высокий стакан, на две трети наполненный соком.

– Извините за навязчивость, вы здесь давно работаете? – полюбопытствовала я, бросая на парня красноречивые взгляды.

– А что? – несколько насторожился он.

– Да понимаете, – начала я врать, – я ищу свою давнюю подругу, она работала раньше танцовщицей в «Меркурии», а теперь пропала из вида. У вас нет постоянной труппы?

– А какой возраст у вашей подруги? – без особого интереса спросил он, протирая стаканы.

– Двадцать семь, но она всегда выглядела моложе своего возраста. Умела себя подать, да и потом все эти новомодные кремы да скрабы…

Я косила под дурочку. Побольше наивности, этакого невинного шарма.

– Есть у нас тут ребята, но им всем не больше двадцати, – вяло отозвался он, не обращая внимания на мой обходительный тон и вкрадчивую улыбку.

– А девушки?

– Одна, но она тоже еще зеленая. Эти ребята реп танцуют да хип-хоп.

– Нет, – разочарованно произнесла я, – это скорее всего не она.

Нечто похожее на сочувствие мелькнуло в беглом взгляде бармена, и я решила воспользоваться переменой в его настроении.

– Николай, вас ведь так зовут, надоели вам, наверное, все эти малолетки? – участливо спросила я, пытаясь найти подход к парню.

– Вот они у меня где, – он сделал выразительный жест, полосонув большим пальцем по горлу. – Мало того, что нажираются, как свиньи, так еще таблетки да травку с собой приносят!

– Да-а, – понимающе протянула я, – никудышное поколение. Вот мы с вами не намного старше их, а какая разница! Разве мы эту муру конопляную употребляли?

Бармен с симпатией посмотрел на меня, но тут же вновь опустил глаза и принялся с усиленной тщательностью тереть полотенцем стаканы.

– А вы давно в этом бизнесе? – я обвела глазами зал.

– Здесь два года, а раньше в других местах работал, в более цивилизованных.

– Это где же? – я сделала наивное лицо.

– В «Рондо», потом в «Красной мельнице», в «Берне», в «Элоизе».

– Да-а, вы не новичок, – уважительно сказала я. – А в этих заведениях выступали какие-нибудь танцовщицы?

– А вы что, нигде не были? – с оттенком пренебрежения в голосе спросил Коля.

– Я ж не местная, из Карасева. Вот приехала подругу искать.

– А-а, – бармен поднял на меня свои зеленоватые глаза, – вас варьете интересует?

– Все, что связано с танцами.

– Во всех этих клубах танцовщицы были. В «Рондо» и «Элоизе» даже стриптиз каждый вечер давали. Веселье шло на всю катушку, но все-таки не как здесь, там люди солидные отдыхали, платили хорошо.

– А вы случайно не помните такую яркую блондинку, стройную, высокую…

Бармен усмехнулся.

– Они все высокие да стройные в балете были, вот как вы, – он оценивающе посмотрел на меня.

Я сделала вид, что смущена и польщена.

– Спасибо за комплимент, – застенчиво поблагодарила я Николая, – а все-таки…

– Пара таких блондинок точно была. Мы с танцовщицами всегда ладили – в одном заведении работали.

– А в этих заведениях труппы постоянные были?

– В «Рондо» разные, например, выступали. Но некоторые выступали так часто, что поневоле контакты завязывались.

– А вы не помните, – не отступала я, хотя была несколько растеряна: не ищу ли я иголку в стоге сена? – не было ли среди танцовщиков такой эффектной пары – та самая блондинка, о которой я вам уже говорила, и высокий парень, правда, у него уже ранние залысины были?

Я почему-то решила объединить преступников не только в криминальный, но еще и в танцевальный дуэт. Почему бы не попробовать эту версию?

– Были одни, – неуверенно, точно нащупывая в памяти зыбкие силуэты канувших в Лету людей, проговорил Николай. – Только она не блондинка была, а шатенка.

– Длинноволосая? – не удержалась я от вопроса.

– Да, Кларой звали, а его – Евграфом. Он вроде молдаванин был. Но тип такой, не ярко выраженный.

– Как он выглядел?

– Так ты подружку ищешь или ее кавалера? – иронично спросил он.

– Обоих, – сделала я вид, что он меня раскусил.

Таким образом я хотела польстить его самолюбию.

– Высокий, как ты сказала… только никакой не лысый, у него шикарные темно-русые волосы. Постой, если он – тоже твой знакомый, ты должна это знать. А вообще-то твоих знакомых действительно Кларой и Евграфом звали? – парень недоверчиво посмотрел на меня.

Я немного растерялась, но тут же взяла себя в руки. Увлекшись расспросами, я пропустила важную, можно даже сказать, ключевую реплику. После того как Николай назвал имена моих «знакомых», мне нужно было ударить себя по лбу и воскликнуть: «Черт, ведь это же они и есть!»

– Сам понимаешь, как трудно иной раз избавиться от сомнений, до последней минуты думаешь: а что, если это ошибка? – я подняла на бармена ясный, как слеза ребенка, взгляд.

– Че ты мне лапшу на уши вешаешь? – язвительно произнес он. – Хватит дурочкой прикидываться.

Теперь он сверлил меня недоверчивым взглядом.

– Шеф, водки налей, – развязно крикнул какой-то пьяный хлюпик. Он полулежал на стойке и рыгал, петляя мутным взглядом по густо уставленным бутылками полкам.

– Кончилась водка, – мирно сказал Николай. – Эй вы, – не очень вежливо обратился он к дружкам дистрофика, – уведите его отсюда, вы что, не видите – он на ногах еле стоит.

– Наливай! – стукнув кулаком по стойке, парень рухнул на нее.

– Заберите его, а то я милицию вызову, – с металлом в голосе пригрозил бармен.

Двое ребят подхватили под руки своего непутевого собрата по дансингу и ретировались, бросив на ходу:

– Извини, шеф!

– И семнадцати нет, а так надрался! – строгим тоном старшего брата произнес Николай.

– А все-таки, что сталось с той самой парой? – нагло упорствовала я.

Бармен посмотрел на меня в упор.

– Ничего, – раздраженно прошипел он. – Я ничего рассказывать не обязан.

Он сделал пренебрежительный жест, мол, катись колбаской по Малой Спасской.

– Я ищу этих ребят, потому что они, возможно, замешаны в одном нехорошем деле, – резко сказала я, не отрывая от него взгляда.

– Вот как? – хихикнул бармен. – Может, у тебя и корочки есть?

– Есть, но не милицейские, а журналистские, – я вынула удостоверение и сунула ему под нос.

Ознакомившись, он вернул мне удостоверение, сопроводив свой медленный жест долгим пристальным взглядом.

– С каких это пор журналисты ведут расследования?

– С тех самых, когда многие в этой стране поняли, что если милиции в некоторых случаях и можно доверять, то нельзя на все сто быть уверенным в компетентности ее работников, а главное, в их желании распутывать разные запутанные истории. И еще с тех пор, когда мы поняли, что демократия невозможна без прессы.

Иногда, смотря по обстоятельствам, мне нравились патетические речи, которые я время от времени произносила. Они мне удавались. Без ложной скромности. Насмешка в глазах Коли к концу фразы сменилась какой-то боязливой вдумчивостью, точно он пытался осознать всю меру ответственности, которую пришлось на себя взвалить работникам печати.

– Про Никитина слышал?

Он отрицательно мотнул головой.

– А про Пасько? – не унималась я.

– Че-то вроде слышал. Он на Дальнем Востоке кого-то разоблачал, да?

– И в тюрьму за это угодил, – я чувствовала неслыханный эмоциональный подъем. – Этот самый Пасько двадцать месяцев провел за решеткой только за то, что занимался расследованием экологических преступлений, связанных с захоронением радиоактивных веществ и ядерных подлодок. А про Мюсломово слышал? – угрожающе спросила я, все больше входя в роль обличителя людского равнодушия.

– Не-е…

– Река Теша течет себе на Урале, в ней дети купаются, старики рыбу ловят, по берегам – поля да огороды. А в реке этой столько радиоактивных отходов, что с гаком хватит, чтобы весь Урал обезлюдел! Допустимая норма превышена в пятьдесят раз! А у жителей рак, лейкемия, сердечно-сосудистые заболевания, необратимые генетические изменения… Не знаешь ты, наверное, и того, что в конце пятидесятых годов в этом районе был взрыв ядерных и радиоактивных отходов, превышающий мощностью чернобыльский в сорок пять раз… У журналистов полно работы, ты уж мне поверь, – я гордо посмотрела на вспотевшего от напряжения бармена, – так что если я к тебе обращаюсь с расспросами, то не потому, что просто поболтать захотелось, а потому, что расследование, которое я веду, не терпит проволочек.

Бармен ошарашенно таращил свои зеленые глаза.

– «Вернемся к нашим баранам», – я перевела дыхание, – расскажи мне о…

Пиликанье сотового помешало мне закончить фразу.

– Извини, – обратилась я снова к Николаю, перехватив его заинтересованный и немного потеплевший взгляд.

Я достала из сумки мобильник, вытянула антенну и приникла ухом к трубке.

– Да.

– Оля, Оленька, Оленька, послушай, – на том конце провода голос Сергея Ивановича захлебывался от волнения.

– Сергей Иванович, успокойтесь.

– Эврика! – радостно кричал в трубку обычно уравновешенный и деловитый Кряжимский, – я нашел, вернее, вспомнил!

– Какую-нибудь деталь? – обрадованно предположила я.

– Да нет, – нетерпеливо воскликнул он, – я же с фотографий копии не на ксероксе делал, он у нас забарахлил, а сканировал.

У меня перехватило дыхание.

– А файл вы сохранили?

– Сохранил… на всякий случай.

– Значит, можно считать, что фотографии у нас есть?!

Неотрывно глядя на меня, бармен все шире открывал рот.

– Сергей Иваныч, миленький, ведь это же замечательно! – выдохнула я в трубку. Но тут же спохватилась: – Что же вы раньше об этом не вспомнили?

– Сам волосы на себе рву и пеплом голову посыпаю, – с горькой интонацией Иова проговорил он.

– Отставить самобичевание! Что вы узнали?

– Ничего определенного, побывал всего в одном ресторане…

– Тогда сделаем так. Я еду в редакцию, а вы продолжайте поиски. У меня здесь есть кое-какое дело. Думаю, минут через десять я освобожусь.

– Но имеет ли смысл пока продолжать поиски, если… – попытался возразить Кряжимский.

– Имеет, – уверенно сказала я, – если я узнаю что-то важное, немедленно сообщу вам, договорились?

– Хорошо.

Я спрятала сотовый в сумку и сделала глоток сока. Николай обслуживал группу молодых людей рокерского вида. Наконец, когда он освободился, я продолжила разговор:

– Так вы расскажете мне о Кларе и Евграфе?

– Да что тут рассказывать, – с неохотой отозвался бармен, – они выступали в «Рондо» и еще в двух-трех клубах. Состояли в труппе, оба – классные танцовщики. Я проработал в «Рондо» уже где-то полтора года, когда с Кларой случилось несчастье – она попала в автокатастрофу, отделалась сравнительно легко, но танцевать больше не могла. С выступлениями пришлось завязать. Она была ведущей в паре, Граф обеспечивал в основном поддержки… хотя тоже – талантливый танцовщик. Но самое главное, что он перестал танцевать еще до того, как с Кларой случилось несчастье.

– Почему же? – мне не терпелось узнать все подробности этой грустной истории.

– Снюхался с какой-то дурной компанией, – вздохнул Николай.

– А конкретнее? – настаивала я.

– Больше ничего сказать не могу. Да что вы меня пытаете? Граф сейчас в «Рондо» барменом служит. Так что можете обо всем этом с ним самим поговорить.

– Хорошо, я так и сделаю. А фамилии ты их знаешь?

– Так я же сказал, с Евграфом и…

– Ну, спасибо, может, когда-нибудь еще встретимся, – перебила я его, весело ему подмигнула и, допив сок, стала пробираться к выходу.

По дороге в редакцию я пыталась, исходя из скудной информации, которую мне удалось-таки раздобыть, связать концы с концами. Если я действительно напала на след убийц, то меня настораживало то, что внешний облик Евграфа совершенно не походил на описание Виолетты Гавриловны. С блондинкой дело обстояло намного проще – каждый знает, что перекрасить волосы для женщины – пара пустяков.

Пока я ехала, это противоречие не давало мне покоя. Мне еще предстоял, конечно, разговор с самим Евграфом и просмотр драгоценно-злополучных фото… Я была уверена, что эти действия позволят мне выяснить много интересного. Возможно даже, что я узнаю то, что не только продвинет расследование, но самым решительным образом повлияет на его исход. Я надеялась, что разговор с барменом «Рондо» и анализ запечатленной на фотографии сцены прямиком выведут меня на след убийц.

Но по опыту я знала, что ничто так не иллюзорно, как надежда на быструю развязку. Я не могла себе позволить обольщаться на счет того, что расследование пройдет без сучка без задоринки. И вообще, мысленно усмехнулась я, откуда такая уверенность, что пара, о которой ты говорила с барменом дансинга, действительно криминальный дуэт, отправивший на тот свет неизвестного человека с поляны и Клочкова? Поживем – увидим.

В редакции царила первозданная тьма. Нащупав на стене выключатель, я врубила в секретарской свет, бросила сумку на стол и ринулась к компьютеру просматривать файлы со сканированными снимками. Их было девять.

И на всех девяти, к моему глубокому разочарованию, лицо женщины оставалось в тени. Все дело было в ракурсах. На одном снимке, правда, она была запечатлена анфас, но волна светлых растрепавшихся в танце волос захлестывала почти все лицо. На другой фотографии блондинка сильно наклонялась вниз, так что красивые блестящие пряди опять-таки не давали никакой возможности рассмотреть ее. С художественной стороны, на мой взгляд, фотографии были великолепны, но с точки зрения криминалистики…

Зато лицо мужчины было хорошо видно. Это был солидный человек в годах, в светло-сером костюме, с немного одутловатым лицом, седеющими волосами и большими залысинами. В его блеклых серо-голубых глазах, несмотря на то, что он улыбался, казалось, таился лед тотального недоверия к жизни и жесткость. Резкая линия носа и две глубокие складки, идущие от углов рта к подбородку, усиливали впечатление властности и какого-то принципиального несогласия с жизнью.

Просмотрев восемь фотографий, я наконец дошла до девятой. Вот это удача! На снимок попала та самая белая иномарка, к которой, по словам Клочкова, спешила прекрасная блондинка. Попала не вся, а только левая ее часть. Это был, насколько я могла разобрать, «БМВ» последней модели. Но самое главное – на снимке виднелась часть номерного знака. Но сколько я ни напрягала зрение, различить букву и две первые цифры я не могла.

Нужно увеличить снимок.

Увеличив изображение, я смогла различить начало номера: Е 72… Это уже кое-что. Зацепка, да еще какая! Надежда не обманула меня – я действительно нашла кое-что важное.

Не долго думая, я набрала номер сотового Кряжимского и, услышав в трубке его бодрый голос, сказала:

– Хорошие новости. Я увеличила снимок, на который попал кусок белой иномарки, и смогла прочесть начало номера – Е 72.

– Отлично! – обрадовался Сергей Иванович, – а у меня пока глухо как в танке.

– Сергей Иванович, я хочу вас попросить об одной вещи. Позвоните своему приятелю из ГИБДД и попросите его узнать, кому в Тарасове принадлежит эта «БМВ». Можете сделать?

– О чем речь, Оленька! – воскликнул он, радуясь, что наконец-то может оказать мне реальную помощь в расследовании.

– Спасибо. Сообщите мне, когда узнаете, договорились?

– Разумеется.

Повесив трубку, я стала собираться. Распечатала на принтере фотографии, сложила их в кожаную папку с ручкой. Открыв сумку, выудила оттуда косметичку и, подойдя к зеркалу, принялась, как говорят французы, наводить красоту. Подправила глаза, стерла с губ старую помаду и вновь накрасила их, предварительно сделав безупречный контур карандашом. Припудрила немного лоб, нос и подбородок, причесалась и, окинув свое отражение в зеркале удовлетворенным взглядом, выключила свет и направилась к выходу.

Я решила, не теряя времени, поехать в «Рондо». Чем ближе к набережной, тем тише и пустынней становились улицы. Духота немного спала, легкий волжский ветерок, полный смутных отголосков, залетал в открытые окна моей машины. Я упоенно дышала этой невесть откуда взявшейся, может быть, веявшей от реки прохладой.

Вот наконец впереди послышались приглушенные расстоянием звуки музыки, и вдруг густые августовские сумерки рассек широкий вращающийся луч, а громкая ритмичная музыка заполонила весь салон. Припарковав машину рядом с гигантским джипом, я вышла из нее и прямиком направилась в клуб. Седой дымящийся луч продолжал шарить по асфальту, упорно тянулся к темной речной бездне.

 

Глава 4

Женщин пускали в клуб бесплатно. Хвала нашей возросшей цивилизованности! Войдя в тускло освещенный зал, я некоторое время стояла в нерешительности. Дело в том, что внешность бармена, которого я заметила еще издалека, была далека и от облика Евграфа, каким мне описал его Николай, и от облика напавшего на Клочкова мужчины, которого видела Виолетта Гавриловна.

Смешивающий напитки бармен «Рондо» был ослепительно красивым блондином, не белесым веснушчатым деревенским парнем, а настоящим золотоволосым красавцем.

Да с такой внешностью надо в модели себя пробовать, а не здесь прокисать, подумала я и направилась к стойке. Я была уверена, что выгляжу отлично – немаловажное обстоятельство, если хочешь завести знакомство или добиться от собеседника максимальной откровенности и понимания.

Сев на один из свободных высоких табуретов, я стала незаметно разглядывать блондина. Ясно, что это не Евграф. Может быть, сегодня не его смена, – решила я, наблюдая, как смазливый бармен ловко оперирует полотенцем и рюмками. Судя по широкой, но отнюдь не приторной улыбке, озарявшей его лицо всякий раз, когда он вступал в нехитрую беседу с посетителями, которые с рассеянным видом восседали на таких же табуретах, что и я, по своим природным характеристикам он являлся полной противоположностью корректного, но чопорного и недовольного Николая.

Стойка была длинной и закругленной, так что я, разместившись за овальным изгибом, могла спокойно рассматривать очаровательного блондина. Он стоял ко мне в полоборота, и я имела возможность заключить, что его профиль ни в чем не проигрывает фасу. В густом охряном свете бра его закрывавшие шею кудри отливали красноватой медью. Когда он приблизился ко мне и вежливо, с неизменной улыбкой поинтересовался, что я буду пить, я, смутившись, как на первом свидании, сделала над собой гигантское усилие, чтобы не опустить глаза.

– Морковный сок, – сумела все-таки выпендриться я.

Он удивленно поднял брови, но тут же понял, что это шутка.

– Именно морковный? – иронично уточнил он, с ходу включившись в игру.

– Морковь богата витамином А, – стараясь не расплыться в идиотской улыбке, сказала я, – витамин А, в свою очередь, улучшает зрение. В таких сумрачных дебрях, как ваши, – я кивнула в сторону стонущего от дискотечной музыки и жужжащего роем человеческих голосов зала, – это особенно актуально.

На протяжении всей этой дурацкой фразы немного раскосые синие глаза парня неотрывно смотрели на меня. Темные, красивого рисунка брови чуть сошлись на переносице, так что между ними образовалась тонкая, но глубокая складка. Искренне заинтересовался или прикидывается? – пронеслось у меня в голове.

– Вполне с вами согласен, но, к сожалению, не могу предложить вам ничего, кроме апельсинового, персикового и ананасового. Хотя подождите, – он мягкой походкой хищника прошел к холодильнику, – есть еще нектар и томатный.

– Большое спасибо за заботу, – поблагодарила я его, – пожалуй, я остановлюсь на персиковом.

– А что покрепче? – обворожительно улыбнулся бармен.

– Нет, спасибо, я за рулем, – наконец я подняла глаза к бэйджу, приколотому к белой рубашке, и прочла: Тринитацкий Денис.

Его лицо нельзя было назвать правильным – широковатый нос и тяжеловатый подбородок не укладывались в каноны классической красоты. Но с другой стороны, их небезупречная форма как раз лишала это лицо налета столь ненавистной мне слащавости. Мужское обаяние – вот что действовало на меня безотказно. Вернее, действовало бы, окажись я здесь по другому случаю.

– Дени, – раздалось у самого моего уха, – еще два скотча.

Я чуть повернула голову. Рядом со мной приземлился молодой мужчина с густыми черными волосами и серыми невыразительными глазами.

Господи, какое несоответствие! – подумала я про моего соседа, – чего только в природе не бывает! Сегодня я почему-то особенно внимательно относилась к внешности людей, особенно к прическе. Лысоватый мужчина в клетчатой рубашке и русоволосый Евграф не выходили у меня из головы.

– Держи, – Денис легонько катнул по гладкой поверхности стойки две небольшие рюмки, на две трети наполненные янтарно-коричневой жидкостью, – «Черный рыцарь».

– Отлично, – черноволосый мужчина залпом осушил одну рюмку и стал медитировать над другой. Я по-прежнему наблюдала за ним. По прошествии нескольких минут, в течение которых Денис обслуживал влюбленную парочку, которая, покинув столик, подгребла к стойке, а я потягивала персиковый сок, глаза моего соседа покрыла мутная завеса, вскипавшая порой маслянисто-влажным блеском. Он был основательно пьян, и дополнительная рюмка скотча только усилила это состояние.

– Как же ты поедешь домой, Треф? – снисходительно поинтересовался подошедший к нам Денис.

– Протрезвею и поеду, – упрямо произнес Треф и еще ниже склонился над рюмкой.

– Только не думай, что останешься здесь, как в прошлый раз, – сухо предупредил его Денис, бросив на меня короткий, но красноречивый взгляд, точно приглашал меня в союзники.

– Не боись, красавчик, – глухим, рокочущим затаенной ненавистью голосом сказал Треф, резким движением, словно манекен, вскинув голову и обдав Дениса презрительным взглядом, – ваш вертеп – не единственное в городе место, где можно переночевать, и потом…

В этот момент к стойке присела еще одна парочка: оба высокие, худощавые и хорошо одетые. Дама была сильно декольтирована, ее стройную шею, которая сделала бы честь самой Нефертити, перехватывала широкая атласная лента в тон длинному облегающему платью. Тонкие ключицы и нежный контур груди делали ее по-настоящему трогательной и сексапильной. Черные волосы были собраны в аккуратный пучок. Восковую прозрачность кожи удачно оттеняла темно-фиолетовая ткань платья и ленты. Мужчина не отличался особым великолепием, но в его манерах определенно был лоск и свойственное завзятым денди изящество.

«Дама с бархоткой на шее», – насмешливо окрестила я про себя эту статную красотку.

– Как дела, Дени? – по-свойски обратилась к бармену женщина, обнажая в медоточивой улыбке ровные крупные зубы.

– Отлично, – весело отозвался Денис, одарив брюнетку лукавым заговорщическим взглядом и уважительно кивая ее спутнику.

Тот удостоил Дениса только беглым поверхностным взглядом. На лице Дениса я заметила тень беспокойства. Он бросал тревожные взгляды на окосевшего Трефа и смущенные – на кавалера брюнетки.

Мой пьяный черноволосый сосед тупо уставился на женщину, потом перевел чумной взгляд на Дениса, словно напрягал память в попытке вспомнить, кто перед ним находится.

– Так вот, запомни… – начал было он.

– Треф, дружище, – намеренно громким голосом сказал сопровождавший даму мужчина, – давненько тебя не было видно.

Треф молча ухмыльнулся, давая понять, что ему приятно такое внимание, но разговаривать он не намерен.

– Бутылку розового «Шато де Берн», – сочным грудным голосом сказала брюнетка, ставя оба локтя на стойку.

– Уно момэнто, – отозвался Денис и проскользнул к полке с дорогими винами.

Я почувствовала что-то похожее на укол ревности. Мало того, что невесть откуда взявшаяся парочка не дает мне возможности поговорить с Денисом на интересующую меня тему, так еще эта «дама с бархоткой на шее» строит ему глазки.

– Открой, – капризно приказала она, когда Денис протер бутылку и торжественно водрузил ее на стойку.

Он достал два лотосообразных фужера и, откупорив «Шато де Берн», ровно наполовину наполнил их.

– Мерси, – брюнетка двусмысленно улыбнулась Денису.

Мужчина, все это время о чем-то вполголоса расспрашивавший Трефа, невозмутимо взял бокал и принялся неспешно пить.

– Мне нужно с вами поговорить, – наконец вставила я, заставляя себя в упор посмотреть на Дениса, – по очень важному делу.

Я скользнула взглядом по брюнетке, которая теперь обменивалась впечатлениями по поводу винного букета со своим спутником. Тот оставил Трефа в покое и благосклонно, с игривой снисходительной улыбкой внимал ей.

Денис удивленно посмотрел на меня, но потом, окинув взглядом свою вотчину – все ли удовлетворены и особенно пристально посмотрев на спутника брюнетки, – сказал:

– Давайте чуть отойдем.

Но перед тем как двинуться вправо, он вполголоса обратился к надменному денди:

– Алексей Самуилович, я отойду буквально на пару минут.

– Не больше, – снисходительно разрешил Самуилович, бросая на меня заинтересованный взгляд.

Наверное, он принял меня за девушку Дениса. Я не сомневалась, что спутник блондинки – шеф Дениса и скорее всего хозяин заведения. Высокомерный вид, повадки сибарита и небрежный тон в обращении с барменом свидетельствовали об этом.

– А что, этот дурень до сих пор не появлялся? – с оттенком пренебрежения в голосе спросил вдруг Дениса Алексей Самуилович, остановив его пальцем.

– Нет, – Денис сделал недоуменное лицо.

– Загулял опять… – предположил Алексей Самуилович, – если появится, направь его ко мне. Я по горло сыт его запоями, – раздраженно добавил он.

– Как ты его терпишь? – вмешалась брюнетка.

– Больше не буду, – рассеянно пробормотал Алексей Самуилович и, предупреждая резким отрицательным жестом торопливую готовность Дениса заново наполнить свой опустевший фужер, сам налил себе вина.

Наконец мы с Денисом прошли туда, где плавный изгиб стойки упирался в стену.

– О чем вы хотели меня спросить?

– О Евграфе, – коротко ответила я, – мне нужно срочно его увидеть.

– Мы сами хотели бы срочно его увидеть, – шутливым тоном ответил Денис, – сегодня его смена, но он почему-то не вышел на работу. Вот я за него и отдуваюсь. Вчера не спал ночь и сегодня спать наверняка не буду.

– Так это его имел в виду тот важный господин?

Денис молча кивнул.

– Это ваш директор? – наивно спросила я.

– Директор, – с оттенком горечи в голосе произнес Денис.

– И часто Евграф так поступает?

– Раз в месяц – точно. А вы кто ему будете? – полюбопытствовал Денис.

– Знакомая, – соврала я, – только давно не виделась с ним. Он ведь раньше танцевал.

– Танцевал. Давно было, я еще здесь не работал.

– А его партнершу вы случайно не знаете?

– Несколько раз к нему приходила какая-то женщина… – неуверенно произнес Денис.

– Блондинка с длинными волосами? – насторожилась я.

– Да.

– Можешь описать ее подробней? – взволнованно сказала я.

Так, значит, я не ошиблась! Именно эту парочку я искала.

– Ну, высокая, эффектная, ухоженная, руки – в кольцах, одета с иголочки. Только резкая она какая-то, недовольная была, словно все время торопилась и что-то неприязненно Евграфу выговаривала.

– Вот, посмотрите, это не она?

Я достала из папки фотографии и разложила их перед изумленным Денисом.

Он бросил беглый взгляд на фото и пристальный – на меня.

– Я – главный редактор газеты «Свидетель», – решила я выложить все карты, – слыхал про такую?

– А как же! – продолговатые глаза Дениса еще больше удлинились от удивления.

– Евграф и его знакомая мне нужны как свидетели. Я провожу журналистское расследование.

– Понятно, – Денис задумчиво приложил ладонь ко лбу.

– Так это та женщина, которая приходила к Евграфу? – настойчиво спросила я.

– Похожа, – пробормотал Денис, разглядывая фото.

– А этого господина ты случайно не знаешь? – я указала на дородного мужчину, пританцовывавшего на фотографии в полном неведении о своей трагической участи.

– Нет, даже не видал ни разу.

– А где живет Евграф, не знаешь?

– Да здесь недалеко, Лермонтова, восемнадцать…

Он осекся.

– Вот мое удостоверение, – достала я корочки.

– Квартира восемь, – заглянув в них, продолжил Денис.

– Он живет один?

– Один вроде, хотя не уверен.

– А ваш директор не знает бывшую партнершу Евграфа? Она ведь, кажется, тоже здесь танцевала.

– Давайте я его… – не договорил Денис, потому что я подняла палец в знак того, что не могу его дослушать, так как в моей сумке запиликал сотовый.

Я поднесла трубку к уху.

– Оля, это Кряжимский.

– Слушаю вас, Сергей Иванович.

– Та иномарка принадлежит некоему Лущенко Семену Аркадьевичу. Адрес тоже есть.

– Отлично, – обрадованно сказала я, – немедленно поезжайте к нему.

– Вы знаете, который час? – Кряжимский был в своем амплуа.

– Какой бы ни был, дело не терпит отлагательства, – довольно резко произнесла я, чтобы прекратить прения.

– Хорошо, – выдохнул Кряжимский.

– Сергей Иванович, держите меня в курсе.

– А вы где?

– В «Рондо».

В этот момент Денис сделал мне знак, что его требуют посетители и он не может больше ждать. Я понимающе кивнула. Он направился туда, где по-прежнему стояли Алексей Самуилович и его обворожительная спутница. Проводив глазами Дениса, я встретилась с неожиданно внимательным взглядом Трефа. Вторая рюмка была пуста, но, казалось, Треф протрезвел. Он пялился на меня. Впрочем, и «дама с бархоткой на шее» тоже неотрывно смотрела в мою сторону.

Я принялась одной рукой сгребать фотографии.

– Что-нибудь узнала? – поинтересовался Кряжимский.

– Узнала, – лаконично ответила я и, чтобы приободрить его, добавила, – уверена, мы на правильном пути.

– Дай-то бог, – со вздохом облегчения сказал Сергей Иванович.

Вскоре Денис вернулся, но не один, а сопровождаемый Алексеем Самуиловичем.

Суть нашей беседы могла быть сведена к тому, что некую танцовщицу Клару, подругу Евграфа, Алексей Самуилович не знал, так как сам только недавно стал директором «Рондо». Но земля, как говорится, слухами полнится. Один его приятель не раз аплодировал дуэту Клара – Евграф. Они выступали отдельно и с труппой. Он же знал Евграфа только в качестве непутевого бармена, которого непонятно почему до сих пор не выгнал. Персонал «Рондо» менялся так же часто, как наше правительство, поэтому из нынешних работников «Рондо» никто Клару, скорее всего, не знал. Давать адреса старых работников Алексей Самуилович наотрез отказался.

– И вообще, – отмахнулся директор «Рондо», – почему бы вам не поговорить о Кларе с самим Евграфом?

– Я так и сделаю.

– Денис, – обратился он к бармену, – займись своим делом. Денис вернулся к посетителям. Уходя, я успела передать ему мою визитку, написав на обратной стороне номер своего сотового.

– Так, на всякий случай, – улыбнулась я.

– Я позвоню, – бросил он, – обязательно.

Сев в машину, я минут пять размышляла обо всем, что мне удалось узнать. А что, собственно, удалось? То, что Евграф не вышел на работу, то, что он регулярно загуливает, то, что к нему приходила женщина, наружностью смахивающая на даму с поляны, то, что она весьма резко разговаривала с Евграфом. Еще у меня есть адрес этого непутевого бармена. Я была немного разочарована: в первую очередь тем, что не застала Евграфа на рабочем месте, во вторую – тем, что Клару в этом клубе никто не знал в качестве танцовщицы и в принципе не мог знать. У меня была надежда, что предстоящий разговор с Евграфом многое поможет разъяснить. Я наверняка что-нибудь узнаю об этой преподобной Кларе. Клара украла у Карла кораллы, Клара… кораллы… Или он у нее?..

Фу, черт, мура какая-то в голову лезет! А что здесь удивительного? Взгляни-ка на часы. Тебе, девушка, давно пора бай-бай, а ты все за химерами гоняешься. Нет, нужно собраться, мобилизовать, как выражается Кряжимский, все силы, умственные и физические. Завтра отосплюсь. Вернее сказать, уже сегодня.

Итак, сосредоточилась я, вопрос, кто убил Клочкова и Лущенко, остается открытым. Я почти не сомневалась, что тот солидный господин с поляны был уже больше суток как мертв. Прежде всего меня интересовала личность Клары. Я была уверена в том, что это она, ненавязчиво увлекая Лущенко к кустам, где с пистолетом в руке в полной боевой готовности сидел ее сообщник, вертелась на поляне. А вот носил ли этот самый сообщник звучное и неординарное имя Евграф – пожалуй, я не была уверена.

Странно, что и директор «Рондо», по его словам, ничего не знает о Кларе, если, конечно, не принимать в расчет сообщение его приятеля. Хорошо бы выяснить, в течение какого времени этот Алексей Самуилович директорствует в клубе. Что ж, это можно попытаться сделать, рассеянно и сладко улыбнулась я, вспомнив о Денисе. Славный все-таки парень, позволила я себе снисходительно усмехнуться. Усмешка фифти-фифти предназначалась нам обоим. Не рано ли объединяться с этим красавчиком? Его обещание позвонить ровно ничего не значит, если он вообще возьмет на себя труд его выполнить. Нет, не пятьдесят на пятьдесят, поправилась я, усмешечка моя скорее носила характер самокритики. Не много ли ты из себя воображаешь? – мысленно обратилась я к себе, строишь из себя этакую роковую женщину? Да он, может, и забыл уже о твоем существовании, а ты тут лелеешь, как пишут в слащавых любовных романах, его милый образ.

Устыдившись собственной сентиментальности, я не без усилий изгнала из воображения «милый образ» и опять стала размышлять о деле.

А что, если Евграф сейчас в таком состоянии, что не сможет «дать мне интервью»? Пьяный в стельку… Что ж, придется подождать до утра. Я не сомневалась в том, что если застану его дома (впрочем, он может пить где-то на стороне), то не упущу такого важного свидетеля или… преступника.

Так преступника или свидетеля? – зацепилась я за это двойное определение. Как бы то ни было, на текущий момент Евграф был единственным человеком, кто мог меня просветить насчет Клары. Меня интересовало буквально все: как они познакомились, как стали вместе танцевать, как выступали, подробности автокатастрофы, в которую попала партнерша Евграфа, как получилось, что последний снюхался с дурной компанией, по образному выражению угрюмого бармена из «У Бартольда».

Не покидала меня надежда и на то, что Кряжимский что-нибудь выяснит о жертве сообщников – Лущенко Семене Аркадьевиче, чей белый «БМВ» так выразительно смотрелся на фоне напоенной солнечным светом зелени.

«Куда-то тебя, подруга, в область черного юмора потянуло», – фамильярно попеняла я себе, включая зажигание и стартуя с места.

Ночь была в самом разгаре – тишина и темень. Разгоняя первобытное оцепенение улиц, парадоксально подчеркнутое неподвижным лунатическим светом горбатых фонарей, редкие, затерянные во мраке автомобили мощным клокотанием двигателей задолго предупреждали округу о своем появлении. Я тоже была одним из одиноких скитальцев в ночи, дрожащей в зыбком электрическом туманце.

Поднимавшаяся от реки прохлада, растекаясь в густом ночном воздухе, приятно освежала лицо. «То, что нужно», – удовлетворенно констатировала я, вдыхая полной грудью влетающий в открытые окна моей «Лады» свежий речной ветерок. Он бодрил меня, отгоняя сон и заставляя работать мой усталый мозг. Вот и улица Лермонтова, пустынная и космически безлюдная. Я въехала во двор, образованный парой вездесущих «хрущевок», и, прикинув, что восьмая квартира находится в первом подъезде, подрулила прямо к нему.

Выйдя из машины, я оглядела грязно-серую сверху и меловую в свете тусклого фонаря снизу стену дома. Дом спал, только на пятом этаже горело одно-единственное окно, точно островок жизни во вселенской глухоте.

Мне вдруг страшно захотелось пить. Надеюсь, Евграф даст мне стаканчик во… не водки, воды, конечно. Если он, конечно, в состоянии. А если нет, так сама о себе позабочусь. Если Евграф после первого моего вопроса не укокошит меня на месте. Шутка, конечно.

«Так с кем мне предстоит наладить контакт – со свидетелем или… убийцей?» – спросила себя я. Страх? Что я, не человек, что ли?

«Прежде всего ты – журналист и отступать не имеешь права», – твердо произнесла я вслух и вошла в темный подъезд.

* * *

Белая «шестерка» Кряжимского остановилась перед одним из домов улучшенной планировки, которыми был застроен весь квартал. Жить в квартире, расположенной во чреве такого «Титаника», было сокровенной мечтой Сергея Ивановича: квартиры в двух уровнях, закругленные комнаты, лоджии по всему периметру, нестандартный интерьер, западный комфорт.

Но проникнуть в эту крепость, символизирующую по нашим меркам не просто достаток, но богатство, оказалось не так-то просто. Двери, естественно, были на замке. Кряжимский нажал на кнопку, находящуюся на щитке переговорного устройства.

– Слушаю, – раздался мужской металлический голос.

– Добрый вечер, – вежливость Сергея Ивановича не знала границ, – мне нужен Лущенко Семен Аркадьевич.

– А вам не кажется, что визиты наносить поздновато? – невозмутимо спросил загадочный голос.

– У меня к нему срочное дело, – настаивал Кряжимский.

– Представьтесь.

«Господи, прямо КГБ», – возмущенно подумал Сергей Иванович.

– Заместитель главного редактора газеты «Свидетель» Кряжимский Сергей Иванович.

– Минуточку.

Повисла долгая пауза, потом голос отчеканил:

– Семена Аркадьевича нет, придите в другое время.

– С кем я говорю? Откройте, пожалуйста, дверь, – взмолился Кряжимский, чувствуя себя беспомощным персонажем Кафки перед лабиринтами канцелярского бюрократизма.

– Одну минуту, – опять включился голос, – жена Семена Аркадьевича спрашивает, что вам понадобилось в такое время.

– Скажите, что я беспокоюсь о ее муже и что мне срочно надо с ней увидеться.

Через пару минут дверь распахнулась, и, перешагнув порог, Кряжимский очутился в просторном и светлом парадном. Розовощекий детина в камуфляжной форме проводил Кряжимского до лифта. Сергей Иванович осторожно шагал по коврам, устилавшим холл.

«Вот это да!» – стоя у лифта, он не мог оторвать взгляда от узорчатого пола и разлапистых пальм в кадках.

– Пожалуйста, – сделал приглашающий жест охранник, когда двери лифта бесшумно разъехались перед носом ошеломленного всей этой роскошью Кряжимского.

«Сколько же стоит такое жилье, и почему мы не пишем о счастливых обладателях подобных суперуютных гнездышек, а гоняемся за какими-то опасными сенсациями из жизни местного криминала?» – недоумевал он.

Надо заметить, что его настрой был не более чем проявлением минутной слабости. В глубине души Сергей Иванович знал, что дело журналистов – находиться на передовой, «под пулеметным огнем истории», как любил говаривать он сам.

И все-таки почему журналист чувствует себя при деле, когда описывает тяжелые материальные условия жизни шахтеров, пенсионеров или городской голытьбы, и стесняется сказать пару лестных слов в адрес вот такого, например, благоустроенного дома?

Сергея Ивановича точно бес попутал. Наконец двери лифта открылись, выпуская его на пятом этаже.

Он оказался в перекрестье двух широких коридоров, пол которых был застлан ковровой дорожкой. Слева и справа поблескивали застекленные двери. На веранду, наверное, или в зимний сад, предположил Сергей Иванович. Здесь тоже стояли пальмы в кадках и вовсю работали кондиционеры.

Очнувшись от своих грез, Кряжимский позвонил в одну из четырех отделанных каким-то дорогим деревом (каким точно – определить он не мог) дверей.

– Не заперто, – услышал Кряжимский высокий женский голос.

«Что ж, – уныло подумал он, – можно позволить себе не запираться, если подступы к квартире так охраняются».

Он толкнул дверь и сразу же очутился в гостиной. Вернее, не совсем в гостиной, а в ее передней части, отгороженной от основного помещения стеной с широкой аркой, по краям которой висели лиловые занавеси с бахромой.

В глубине комнаты, выдержанной в охристо-фисташковых тонах, на мягком кожаном диване полулежала белотелая пышногрудая блондинка неопределенного возраста. На ней был лиловый шелковый халат, едва прикрывавший бедра, атласные шлепанцы с загнутыми вверх носами стояли внизу на мягком ковре. В руках она держала книгу в кожаном переплете, на обложке которой Кряжимский заметил какой-то магический символ. Почему-то смутившись, хотя профессия и богатый жизненный опыт научили его общаться с самыми разными людьми, Сергей Иванович сделал шаг вперед и представился:

– Кряжимский Сергей Иванович, зам главного редактора еженедельника «Свидетель».

– Ну зачем так официально, – мило улыбнулась блондинка, поправляя рукой пышно взбитые волосы а-ля Алла Пугачева.

Несмотря на поздний час, она была в полной боевой раскраске: темно-розовые пухлые губы, глаза подведены карандашом, на ресницах – толстый слой туши.

– Присаживайтесь, – не меняя позы, она указала на стоящее неподалеку от дивана кресло, – вы кто по гороскопу? Нет, нет, не говорите, я попробую сама определить.

Блондинка вперила в Кряжимского любопытный взгляд, потом томно подняла глаза к потолку, повела головой справа налево и снова остановилась на Кряжимском.

– Все, я знаю, – звонким, как колокольчик, голосом произнесла она, – вы – Весы. Я угадала?

Кряжимский родился в конце февраля, и его знаком были Рыбы, но он уже немного освоился и, чтобы подыграть хозяйке, утвердительно кивнул. Она уронила книгу, которую все еще держала в руках, и радостно захлопала в ладоши.

– Я так и знала, вы такой спокойный и рассудительный, – тараторила она. – Мой учитель говорит, что у меня сильное биополе и что если я буду регулярно заниматься, то смогу достичь грандиозных успехов. Смо– гу останавливать часы, как Ури Геллер. Вы слышали о нем? Наверняка слышали, это гениальный человек.

Кряжимский где-то читал, что Геллер усилием воли пускал часы, которые стояли по нескольку лет, но спорить не стал: раз человек может пускать часы, значит, наверное, может и останавливать. Поэтому он только кивнул.

– Мой учитель говорит… Ой, да что же это я? – она неожиданно сменила тему: – Хотите чаю? У меня есть великолепный чай от фирмы «Витамакс». Вы, конечно, знаете о ней. Это чисто российская фирма, в отличие от разных там гербалайфов и визионов, – блондинка пренебрежительно выпятила свои пухлые губки. – Сейчас вы сами убедитесь.

Она легко поднялась с дивана, сунула ноги в тапочки с загнутыми носами и продефилировала на кухню. Кряжимский не успел остановить ее.

«Нужно как-то форсировать ситуацию, – подумал он, – иначе я могу здесь застрять надолго. А почему бы и нет, с другой стороны? Все какие-то дела, газета, статьи, расследования. Надо же когда-нибудь расслабиться».

Ему определенно нравилось в этой квартире, да и блондинка была явно в его вкусе – такая живая и аппетитная.

«В конце концов чашечка чая мне не повредит», – разглядывая развешанные на стенах картины, подумал Кряжимский.

Минут через пять блондинка выкатила в гостиную сервировочный столик с двумя дымящимися чашками.

– А вот и я, – весело воскликнула она, остановив столик рядом с диваном. – Подсаживайтесь поближе. Если вы читали Алана Пиза, то должны знать, что нельзя вести переговоры, сидя друг напротив друга, это обязательно закончится конфронтацией.

Она говорила с таким вдохновением, что Кряжимский невольно поддался обаянию ее непосредственности. Он пересел на диван.

– Простите ради бога, – Сергей Иванович наконец сумел воспользоваться кратковременной паузой в ее безудержном речевом потоке, – я даже не знаю, как мне вас называть.

– Мэрилин, – выпалила блондинка, кокетливо склонив голову набок и опустив пушистые ресницы.

Кряжимский, который сделал первый глоток чая, чуть не поперхнулся. Из последних сил гася приступ кашля, он быстро поставил чашку на столик и затрясся как в лихорадке. Но кашель оказался сильнее его, и Сергей Иванович разразился глухой канонадой.

– Ох, боже ж ты мой, – досадливо всплеснула руками блондинка, – давайте я вам по спине постучу.

«Ты лучше себе по голове постучи, – пронеслось в голове у Кряжимского. – Мэрилин, нет, это ж надо, а?»

Может, у нее шизофрения?

– Да, да, в некотором роде я – Мэрилин Монро, – блондинка чудаковато хихикнула, чем привела немного откашлявшегося Кряжимского в полное замешательство. Ее последняя реплика только подтвердила его грустную догадку: перед ним шизофреничка.

«Ну точно, раздвоение личности», – сформулировал он для себя душевное состояние хозяйки.

– Да вы не волнуйтесь, – поспешила успокоить его блондинка, видя, в какой растерянности он пребывает, – у нас с ней, естественно, не полное сходство, такое в принципе невозможно…

Она игриво хохотнула.

«Может, она меня дурачит?» – раздраженно подумал Кряжимский, делая вид, что для него нет ничего удивительного в сходстве сидящей перед ним блондинки с секс-символом Америки пятидесятых.

– Это друзья меня так называют, – сказала она с невинным выражением лица.

Блондинка была немного огорчена и даже обижена на Кряжимского за то, что он позволил себе скроить недоверчивую мину.

– Я так и понял, – поспешил загладить свою вину Сергей Иванович, заключив, что у дамочки с головой вроде бы все в порядке. – У вас замечательный чай, – похвалил он, чтобы как-то покончить с неловкостью.

– Вам правда понравилось? – обрадовалась Мэрилин. – Это натуральный чай, у меня есть еще несколько сортов, хотите попробовать?

– Вы знаете, – остановил поднявшуюся было Мэрилин Кряжимский, – я, в общем-то, к вам по делу.

– Да, помню, – посерьезнела блондинка, опускаясь на место, – вы что-то говорили по поводу моего бывшего мужа.

– Бывшего? – удивился Кряжимский.

– Да, мы с ним расстались полгода назад, – равнодушно произнесла Мэрилин, словно речь шла о потерянной шпильке. – Он оставил мне эту квартиру. А что, с ним что-то случилось?

– Я хотел бы ошибиться, но, мне кажется, случилось.

– И что же? – она нетерпеливо уставилась на Кряжимского.

– Я бы сначала хотел кое-что уточнить, если вы не возражаете?

– Пожалуйста, – Мэрилин пожала плечами и запахнула халат, из-за отворотов которого едва не выпадали тяжелые полушария.

– Когда вы видели своего мужа… своего бывшего мужа, – поправился Кряжимский, – последний раз?

Мэрилин выпятила губы, всем своим видом изображая мыслительный процесс. Сергей Иванович даже почувствовал себя виноватым в том, что заставил дамочку так потрудиться.

– Дня четыре назад, – произнесла наконец блондинка, справившись с подсчетами.

– После этого он не давал о себе знать? Я имею в виду, он вам не звонил?

– Нет, – лаконично ответила Мэрилин, видимо инстинктивно почувствовав неладное. – Да объясните мне наконец, в чем дело?

– Есть подозрение, что его убили, – как можно мягче произнес Сергей Иванович. – Но это пока лишь предположение, доказательств у нас нет. Вы не могли бы ему позвонить?

– Да-да, конечно, – Мэрилин взяла трубку радиотелефона и набрала номер.

Она несколько раз лихорадочно повторила процедуру, но, видимо, так же безрезультатно.

– У вас есть его адрес?

– Да, то есть нет, – выпалила она, похоже, забыв про свою грудь, которая обнажилась до предела.

– Да вы не волнуйтесь, – попытался успокоить ее Кряжимский. – Может быть, все обойдется. Вы его еще любите? – сочувственно поинтересовался он.

– Вот еще, – фыркнула Мэрилин, всем своим видом демонстрируя пренебрежение.

– Так вы дадите мне адрес? – спокойно, но твердо произнес Кряжимский.

– Нет, то есть да. Тьфу ты, черт, – выругалась она, – не знаю я его адреса. То есть знаю, но сказать не могу. О господи, – возвела она очи горе, – я не знаю точного адреса, но могу вам объяснить, где живет мой бывший благоверный. Или нет, лучше я поеду с вами и покажу.

– Вы считаете, что вам стоит поехать? – Кряжимского беспокоило состояние Мэрилин, и он предпочел бы поехать один, несмотря на всю свою симпатию к хозяйке квартиры.

– Пуркуа па? – возбужденно сказала она с правильным, как показалось Сергею Ивановичу, произношением.

Мэрилин решительно поднялась с дивана и, не дав Кряжимскому опомниться, направилась к двери, ведущей в другую комнату.

– Я скоро, – не оборачиваясь, произнесла она.

Не дойдя до двери, она шевельнула плечами, и халат лиловым пятном упал к ее ногам, позволяя Кряжимскому по достоинству оценить пышные формы Мэрилин.

Решив изложить ситуацию своей начальнице, Сергей Иванович поднял с дивана телефонную трубку и набрал номер.

Один гудок, второй, третий… Абонент не отвечал. «Может, не тот номер набрал», – промелькнуло у него в голове, и он повторил набор.

После семнадцатого гудка соединение все-таки произошло, но в трубке висела пронзительная тишина.

– Оля, что с тобой? Почему не отвечаешь? – взволнованно произнес Сергей Иванович.

Наконец до Кряжимского донесся ее слабый голос:

– Я слушаю… Кто это?

 

Глава 5

Я почему-то лежала одетая на кровати в доме матери в Карасеве. В распахнутое окно я видела проплывающие по небу облака, которые принимали самые причудливые формы. Там были и какие-то сказочные животные, и птицы, и даже персонажи, которые существуют только в нашем воображении.

Мать сновала по дому взад и вперед то с кастрюлями, то с моими любимыми соленостями, и, видимо, это мельтешение и неспешное движение облаков сморили меня. Только вот кровать была слишком жесткой. Где-то в глубине моего угасающего сознания мелькнула мысль попросить маму принести мне дополнительный матрац и подушку (голова прямо раскалывалась), но не было сил даже пошевелить языком.

Вдруг где-то на теле замурлыкал мобильник.

«Чтоб тебя черти съели, – ругнулась я, – даже дома поспать не дают. Вот я вам покажу».

Телефон, словно испугавшись моей угрозы, замолчал, но через мгновение снова начал свое отвратительное пиликанье.

Ну, я вам и задам перцу!

Я в полудреме нашарила в кармане мобильник, достала и приложила к уху. Говорить было лень.

– Оля, что с тобой? Почему не отвечаешь? – услышала я чей-то знакомый голос.

Я приподнялась на локте и открыла глаза, но ничего перед собой не увидела. Темнота была, как в танке, или, точнее, как у негра в… Ну вы и сами знаете где. В общем-то, мне было не до смеха. Под рукой зашуршал битый кирпич, какой-то обломок больно впился в кожу. Почему так болит черепушка? Как будто меня огрели дубиной.

Господи, так ведь действительно огрели, вспомнила я, когда нащупала рядом с собой сырую бетонную ступеньку. Воспоминание промелькнуло перед моим внутренним взором, как на экране телевизора, только намного быстрее. С того самого момента, как я подъехала к дому Евграфа.

Я довольно легко нашла его дом – «хрущевку» из серого силикатного кирпича (везет мне сегодня на «хрущевки») и остановила автомобиль неподалеку от первого подъезда. Достала из сумочки мобильник, сунула в карман и вышла на улицу. Дорога, по которой я шла, освещалась лишь светом одного полусонного фонаря и горящего на пятом этаже окна. В подъезде же было хоть глаз выколи.

Я чиркнула зажигалкой, чтобы осветить себе путь, и увидела рядом с лестницей обитую железом дверь, ведущую в подвал. Поднявшись на второй этаж, я остановилась перед дверью с цифрой восемь, которая слабо освещалась тусклой лампочкой, горевшей этажом выше, и задумалась.

Куда ты идешь, девушка? Ну никакого чувства самосохранения. Ведь если Евграф, как ты не без оснований предполагаешь, один из членов криминального дуэта, то ты наверняка рискуешь жизнью. Что ты можешь у него узнать, да и вообще, будет ли он с тобой разговаривать? Скорее всего, если он догадается, кто ты такая и что на самом деле знаешь о нем и его делишках, то жить тебе после этого останется несколько секунд – время, необходимое Евграфу, чтобы достать пистолет и нажать спусковой крючок. После этого он тебя упакует в какую-нибудь тряпку, погрузит в багажник автомобиля и… Одним главным редактором на свете будет меньше. Довольно мрачная картина и совершенно безрадостная перспектива.

Давай посмотрим с другой стороны. Что тебе может сообщить Евграф, если ты ошибаешься и он к этому делу не имеет никакого отношения? Не слишком ли много вопросов, девушка? Дави на газ, дальше видно будет. Для начала скажу, что хочу взять у него интервью как у выдающегося бармена современности. Не очень подходящая легенда? Тогда можно вспомнить его танцевальную деятельность. Ты лучше вспомни, который сейчас час. Ночь на дворе. Это называется «тихо сам с собою я веду беседу».

«Ладно, – оборвала я свой мысленный монолог-диалог и решительно надавила на кнопку звонка, – буду действовать по обстоятельствам». А на будущее неплохо бы тебе приобрести какую-нибудь штучку-дрючку вроде газового баллончика или электрошокера. На мой звонок открывать никто не бросился, даже не пошевелился там, внутри. Я надавила на кнопку звонка еще раз, и почти целую минуту в квартире буйствовало его истерическое верещание.

Если Евграф, как сказал Алексей Самуилович, опять загулял, то он должен был подняться от такого шума. Значит, загулял не на дому. А мне так хотелось посмотреть на его квартиру. Мне казалось, что я смогла бы найти там какую-нибудь деталь или зацепку, которая дала бы мне возможность… Какую возможность? Я стою перед дверью квартиры и не могу попасть туда. Мое козерожье (от зодиакального знака Козерог) упрямство взыграло во мне на полную мощь. Если бы я умела отпирать замки… Я толкнула дверь ладонями – вдруг повезет еще раз. Не в смысле трупа, конечно, а в смысле незапертой двери. Нет, на этот раз не прошло.

Спустившись по лестнице, я вышла во двор и взглянула на окна Евграфовой квартиры. Света не было. Но зато был балкон с распахнутой дверью. От козырька подъезда прямо до балкона шла газовая труба, по которой можно было бы до него добраться. А почему бы нет? Риск – дело благородное.

Я огляделась по сторонам: высокие деревья на газоне скроют меня от глаз припозднившихся прохожих (если они вдруг появятся). Быстро подойдя к трубе, я ухватилась за нее и, упираясь в стену ногами, довольно легко взобралась на козырек. Осторожно встала на горизонтальную часть трубы и, словно канатоходец в цирке, мелкими шажками, держась за стену, добралась до балкона, заваленного всякой рухлядью. Через несколько минут я уже входила в квартиру.

Меня охватила липкая гнетущая тишина. Щелкнув зажигалкой, я пересекла комнату и, найдя выключатель, зажгла свет. Вспыхнувшая трехрожковая люстра на мгновенье ослепила меня. Обстановка жилища Евграфа не блистала роскошью, все предметы интерьера были далеко не новыми и выглядели как на свалке.

На одной из стен, оклеенных непритязательными обоями производства местной фабрики, висела большая цветная фотография в деревянной рамке. Фото было выполнено на отличной аппаратуре и явно профессионалом. Молодой русоволосый человек и девушка в ярких сценических костюмах запечатлены в танце. Он правой рукой обхватил партнершу за талию и откинул назад и вверх левую руку. Она легко парила, раскинув ноги в шпагате, поддерживаемая партнером.

Я попыталась сравнить ее с женщиной, которую сфотографировал Клочков, но у меня ничего не получилось.

Это могла быть и она, и не она, хотя и в той, и в этой было что-то общее – голова откинута в сторону и накрыта волной взметнувшихся в танце белокурых волос. «Волшебство какое-то», – с холодком в груди подумала я.

Я оставила на время фотографию и продолжила свой осмотр. Мне показалось, что вот сейчас я что-то увижу, наткнусь на какую-нибудь деталь (как это бывает в детективных романах), которая поможет мне в поисках. Как назло, ничего такого я не встретила.

Обойдя гостиную по периметру, я толкнула дверь в спальню. Предчувствие, в общем-то, не обмануло меня, если то, что я увидела, можно назвать деталью. Это была туфля. Да. Обыкновенная черная мужская туфля, надетая на ногу. На нее падал свет из гостиной.

Мне вдруг стало так неуютно в этой квартире, захотелось спрятаться, забиться в щель или под диван. Я все-таки заставила себя протянуть руку и включить в спальне свет. Ну уж нет, только не под диван. Рядом с ним и лежал хозяин туфли. Вернее, его труп. Второй труп за сегодняшние сутки. Не многовато ли?

Сделав над собой усилие, я склонилась над покойником и заглянула ему в лицо – Евграф, сразу же поняла я. Тот танцор с фотографии. На этот раз на нем были черные брюки и белая сорочка с коротким рукавом. Такая же, как сегодня на Денисе. Похоже на униформу, тем более что и галстук-бабочка вполне соответствовал этому наряду. Сорочка из белой превратилась в красно-бурую. В области сердца у покойного виднелось входное отверстие от пули. Только рукава сорочки оставались белыми.

Кровь была также и рядом с трупом, она уже высохла, так же, как и на сорочке. Я зачем-то дотронулась до запястья покойного и тут же отдернула руку. И без того было ясно, что труп Евграфа пролежал здесь минимум сутки. Мне казалось, что кровь должна была высохнуть примерно за это время.

Я снова взглянула на труп. Одна нога покойного была подогнута под другую, голова повернута вбок, руки раскинуты в стороны. Надо осмотреть другие помещения, подумала я. Именно в этот момент я услышала слабый скрежет ключа в замочной скважине.

Вот это номер! Кто бы это мог быть? Времени на размышления не оставалось, и я метнулась к балконной двери. У самого балкона я оглянулась и увидела мужчину, входящего в квартиру. На голове у него был натянут капроновый чулок, что придавало ему зловещий вид. У меня не оставалось сомнений в намерениях мужчины, поэтому я тут же бросилась к балкону.

Балконная дверь запиралась изнутри, так что запереть ее снаружи я никак не могла. Я лишь успела побросать в проход какой-то хлам, то, что попалось под руку, и перебросила ногу через решетку.

Как ни странно, несмотря на внезапное появление незнакомца в маске, голова моя работала совершенно спокойно. Я довольно четко представляла себе, что случится, если мужчина меня догонит, и действовала на удивление четко. Я не стала добираться по трубе до козырька, а, перехватив трубу руками, повисла на ней, намереваясь спрыгнуть.

Мой преследователь выскочил на балкон, схватил там какую-то палку и, перегнувшись через решетку, стал колошматить меня ею, пытаясь угодить по голове.

Перебирая руками, я потихоньку приближалась к подъезду, хотя, может, было бы лучше, если бы я сразу спрыгнула на асфальт. Палка незнакомца все-таки достала меня. Руки мои разжались, и я упала вниз. Бежать к машине сил уже не было. Что же делать? Сейчас этот маньяк спустится по лестнице и добьет меня. Краем глаза я заметила, что он не последовал моим путем, а бросился в квартиру.

Добежать до машины я не успею, голова кружится, ноги едва слушаются меня. И тут я вспомнила про открытую дверь в подвал. Собрав последние силы, я побежала к подъезду, благо до него оставались лишь несколько шагов. Я вскочила в подъезд и бросилась к подвалу. Сверху уже доносился топот ног торопливо спускавшегося по лестнице человека.

Впотьмах я осторожно прикрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. Только бы он не догадался, что я здесь! Но тут моя спина наткнулась на что-то острое. Я развернулась и нащупала щеколду. Ура! Я спасена. Задвинув засов, я обессиленно опустилась на ступени и сползла вниз.

* * *

– Кто это? – тупо переспросила я, слыша, как на том конце провода встревоженный мужской голос о чем-то меня спрашивает.

– Оля, ты где? – обеспокоенно вопрошал мужчина, – что с тобой?

– Со мной, – я приложила руку к голове, которая точно превратилась в один сплошной клокочущий нарыв, – случилась…

Я хотела сказать «история», но мой будто налитый свинцом язык отказался мне подчиниться. Во рту и горле была такая адская сушь, словно я целые сутки блуждала по Сахаре. Я вспомнила, что давно хотела пить, с тех самых пор, как…

Черт, это же Кряжимский, узнала я наконец голос говорящего.

– Сергей Иванович, – прогнусавила я, – я попала в передрягу…

Зловонная сырая тьма подвала, казалось, отбирала у меня последние силы. Она ядовито дышала мне в лицо, населяя мое с трудом собранное по клочкам по-прежнему шаткое сознание странными видениями. Мне чудилось, что я в глухом склепе, заживо погребенная и внезапно воскресшая.

Сенсационный репортаж: «Замогильные новости». Или небезызвестные «Байки из склепа»?

– Что такое? Ты где? – кричал Кряжимский потусторонним голосом, убеждая меня, что я пока еще пребываю в этом мире.

– Лермонтова, восемнадцать, – процедила я, – первый подъезд. Я в подвале. Будьте осторожны, он…

Язык снова подвел меня. Ударившись о зубы, он замер, точно заползший в пещеру дракон.

– Господи! – испуганно воскликнул Кряжимский. – Жди, мы едем.

«Кто это «мы»? – насторожилась я. – Или Лущенко жив? А может, он тоже воскрес. В таком случае нам будет о чем с ним поговорить», – с долей черного юмора подумала я.

Передовица. Крупным шрифтом – «Скитальцы по загробному миру, внизу более мелким – обмениваются своими впечатлениями и делятся ими с жителями нашей планеты».

Наконец усилием воли я свернула невидимые газетные страницы, шелестящие в моем воспаленном мозгу, и еще раз попробовала пошевелиться. Приподняла голову, но точно с тяжелого похмелья снова бессильно опустила ее на холодный пыльный пол. Вернее, не я ее опустила, а она, подобно гигантскому якорю или магниту, впилась в заплесневелый камень. Это шарообразное вместилище таинственного серого вещества было настолько громоздким и тяжелым, что я себе казалась инопланетянкой с чудовищно огромной головой в нарушение всех мыслимых пропорций по отношению к худосочному телу.

«Кто-то хотел меня убить, – с горечью подумала я. – Впрочем, чего же ты ожидала? – уколола я себя. – Не кто-то, а убийца Лущенко и Клочкова! А может быть, и Евграфа?»

Кто он? Что же это получается – партнер Клары по танцам тут ни при чем? А когда я устроила у его двери звон-перезвон… в квартире никого не было – только труп? Ясно одно – убийца пришел, когда я уже бежала к балкону и полезла на трубу… Рассмотрим первый вариант. Что в таком случае он делал в квартире? Убив Евграфа, никак не мог решить, как поступить с ним: оставить в квартире, вывезти в ближайший лес или расчленить? Или он ждал меня? Нет, что-то здесь не так. А как?

Убийца поднялся в квартиру уже после того, как там побывала я. А что это означает? «То, – ответила я на свой вопрос, чувствуя, как между лопаток заструился ледяной пот, – что он выследил тебя». Тогда откуда он мог знать, что я направляюсь к Евграфу? Слышал. Где?

А где ты сегодня была, с кем разговаривала? С Колей «У Бартольда», с Денисом, с директором «Рондо». «Ну, Коля сразу отпадает», – решила я.

Остаются… Да в принципе любой в клубе, кто видел меня с фотографиями или слышал, о чем я говорю, мог… Нет, Олечка, не любой, в том-то и дело, что не любой, а тот, кто отправил на тот свет Клочкова, а до него – Лущенко.

Мысли скакали в моей голове, как солнечные зайчики по летнему пляжу… Нет, скорее они неслись, как табун диких лошадей, перемахивая через преграды, воздвигаемые на их пути мучительной стреляющей болью, от которой разламывался мой марсианский череп.

«Мои мысли – мои скакуны…»

А что, если Евграф все-таки был сообщником Клары? Кто же тогда убил его самого, может быть, Клара? Разочаровалась? «Разве не может бывший убийца сам стать жертвой того, кто раньше не был убийцей?» – спросила себя я, поражаясь своей способности в такой суровой обстановке так витиевато формулировать.

А что, если Евграф здесь вообще ни при чем? Тогда зачем его убивать? Мысль, что убийство последнего связано с теми двумя убийствами, казалась мне бесспорной. Однако посмотрим на дело с другой стороны.

Предположим, что Евграф не имеет к убийству Лущенко и Клочкова никакого отношения. В таком случае разумно допустить, что его убил настоящий сообщник Клары. Значит, либо он выследил меня в клубе, либо сама Клара засекла меня и посоветовала ему покончить со мной. Веселая история получается!

А что, если преступников на самом деле не двое, а трое? Бред какой-то! Ну почему же бред? Предположим, что раньше действовала святая троица. Потом одного из этой троицы свои же по каким-то соображениям решили убрать, и вот налицо криминальный дуэт.

А если…

 

Глава 6

Спрятав сотовый во внутренний карман пиджака, Кряжимский с досадой посмотрел в сторону спальни. Мэрилин не спешила.

– Мэрилин, – рискуя нарваться на ее недовольство, громко поторопил он свою эксцентричную знакомую, – нельзя ли побыстрее?

Он встал с дивана и принялся нервно расхаживать по комнате. Из спальни донеслось:

– Иду, иду.

– Может, сделаем так, – предложил он, теряя голову от беспокойства за Ольгу, – вы меня подождете здесь, а я через час вернусь? Или знаете что, ложитесь-ка вы спать, а завтра мы с вами увидимся.

– Господи, зачем так суетиться? – со снисходительной улыбкой произнесла Мэрилин, появившись на пороге в сногсшибательном, но совсем не подходящем для ее возраста и данной ситуации туалете.

На ней был красный, расшитый блестками и отороченный бордовым плюшем костюм, который более всего подошел бы для посещения ресторана или какой-нибудь вечеринки, да и то не душным августовским вечером, а свежим сентябрьским. Вряд ли уместно было его надеть и в театр. В этом случае не исключалась возможность нервного срыва у тех, кто намеревался испытать катарсис от представления, а не бешенство, подобное бешенству быка, разъяренного видом красной тряпки. Пышные полушария грудей Мэрилин задорно топорщили алую ткань. Глубокий ажурный вырез позволял взору беспрепятственно проникать в святая святых.

«Тебе бы на корриду в таком наряде или на демонстрацию», – почти с ненавистью подумал Кряжимский, а вслух сказал:

– С моей начальницей случилась беда, так что нужно поторопиться.

– Так, значит, мы не едем к моему эксу?

Ее пухлые алые губы, которые она накрасила наподобие негритянских, обиженно надулись, но в глазах сверкнула искра неподдельного интереса.

– Пойдемте, – подскочивший к ней Сергей Иванович с затаенной яростью тряхнул ее за руку и резко потянул к выходу.

– Кто вам дал право?! – возмущенно завопила Мэрилин, путаясь в своей длинной, с разрезом юбке. Надо сказать, что этот разрез не облегчал ей процесса передвижения. Трещавшая по швам на ее окорокообразных бедрах узкая юбка была явно не предназначена для бега.

– Оставались бы вы лучше дома! – гневно выкрикнул Кряжимский.

– Врываетесь ко мне среди ночи, тащите неведомо куда, – верещала она в лифте, – да еще и приказываете!

«Мало того, что она шизофреничка, так еще и самодурка!» – негодующе подумал Сергей Иванович, награждая Мэрилин долгим свирепым взглядом.

– Никто к вам не врывался! – выпалил он, теряя остатки самообладания. – Вы понимаете, с человеком случилось несчастье и мне не до условностей.

– Даже ничего не сказали о моем новом костюме! – обиженно всхлипнула Мэрилин.

«Да еще к тому же подвержена приступам сентиментальной слезливости!» – мысленно вскипел Кряжимский.

Двери лифта открылись, и они наконец вступили на ковры «Карнеги-холла», как иронично окрестил про себя парадное этого архитектурного мастодонта Сергей Иванович.

Вдруг Кряжимский почувствовал резкую боль в области сердца. Переволновался, решил он, замерев на месте и ощупывая рукой грудь.

– Что же вы застряли? – Мэрилин стояла в двух шагах и укоризненно смотрела на него.

Услышав ее голос, охранник покинул насиженное место и, разминая затекшие ноги, прошелся по холлу. Он удивленно пялился на них, и Мэрилин обратила наконец свое внимание на розоволицего молодца.

– Что, давно не видел? – с насмешливым высокомерием взвизгнула она.

«Истеричка», – подумал Кряжимский, стискивая зубы, чтобы не застонать. Нет, не от сердечной боли, а от бешенства, вызванного в нем выходкой Мэрилин. Ему хотелось рычать, выть, орать, материться или просто отлупасить эту придурочную.

Охранник очевидно привык к ее выходкам и только усмехнулся. Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он направился к кадке с пальмой и столу, за которым обычно сидел.

– Ишь ты, – не унималась возбужденная сверх меры Мэрилин, – игнорирует! Граф Монте-Кристо!

Она злобно хихикнула и полным надменного самодовольства жестом поправила высокую а-ля Пизанская башня прическу.

– Пойдемте, – еле сдерживаясь, чтобы не надавать ей сочных оплеух, прорычал Кряжимский, хватая ее за руку.

К его полному удивленью, она не стала упираться или негодовать по поводу его грубости и жестокости. Видимо, остыла, выплеснув свой гнев на бедного охранника.

– Садитесь, – приказал доведенный до белого каления ее поведением Кряжимский, указывая на сиденье рядом с водителем. Он никак не мог успокоиться, пока они добирались до машины.

Мэрилин с идиотской улыбкой, в которую, как саркастически подумал Сергей Иванович, намеревалась вложить бездну шаловливого кокетства, немного помедлила перед открытой дверцей, а потом капризным тоном обманутого в своих ожиданиях ребенка произнесла:

– Я не привыкла ездить на переднем сиденье.

«Поди ж ты, фифа», – насмешливо крякнул про себя Кряжимский, с раздражением захлопнув переднюю дверцу и открыв заднюю.

– Мерси, – снисходительно-ленивым тоном завзятой парижской кокотки поблагодарила Мэрилин и, героически преодолев сопротивление своей чудо-юбки, уселась сзади.

У Кряжимского, обычно такого уравновешенного и обходительного, дрожали руки и от возмущения клокотало внутри.

– Да будет вам не в обиду сказано, – продолжила свое измывательство Мэрилин, которая говорила теперь нарочито тихо и спокойно, – что прежде чем сесть в машину, галантный кавалер вначале помогает сесть даме, а уж потом…

– Знаю, – резко оборвал ее Сергей Иванович, – только я не ваш кавалер, а вы не моя дама. Хотя… – осекся он, вспомнив, что без Мэрилин они не попадут в квартиру ее бывшего мужа, – я не могу не отметить, что по-женски вы чертовски обаятельны и красивы.

Произнеся последнюю реплику скороговоркой, Кряжимский испытал чувство стыда за такой несвоевременный и фальшивый комплимент и еще больше возненавидел Мэрилин, от которой сейчас зависел.

Мэрилин сделала вид, что пропустила мимо ушей эту грубую лесть, но Кряжимский заметил на ее лице мимические усилия, тщетно предпринимаемые ею, чтобы сдержать самодовольную улыбку знающего себя и потому снисходительно смотрящего на ошибки смертных сфинкса. Смертных, которые всю жизнь бессмысленно суетятся и только изредка задумываются о недоступной им вечности.

* * *

Мои размышления, состоящие из настоятельных вопросов и гипотетических ответов, были счастливо прерваны сбивчивыми голосами за дверью. Я узнала голос Кряжимского, а вот кому принадлежит высокий и заливистый женский голос, я определить не могла.

– Оля, ты здесь? – тихо спросил Сергей Иванович.

– Здесь, – ответила я, облегченно вздохнув.

– Господи, страсть-то какая, ночью одна в подвале! Катакомбы, как в эпоху первых христиан! – воскликнул таинственный женский голос.

– Да помолчите вы, Мэрилин, сейчас не до культурных аналогий, – раздраженно выговорил Кряжимский.

«Час от часу не легче», – подумала я, пробуя приподняться, то «воскрешение из мертвых», то какая-то Мэрилин, может, дух самой Монро?

Газетный заголовок: «Спириты на службе у правосудия. Дух Мэрилин Монро спасает Ольгу Бойкову».

Мне удалось сесть. Я прислонилась спиной к холодной стене.

– Ты можешь встать? – с тревогой в голосе обратился ко мне Кряжимский, ударяя в дверь плечом.

Дверь не поддавалась. Я вспомнила, что закрыла ее на щеколду.

Передовица: «Тарасовский журналист Кряжимский Сергей Иванович, он же спирит, вызвал из бездн загробной жизни дух Мэрилин Монро, солидаризируясь с ним в борьбе против сил мирового Зла».

Нет, слишком длинно. Надо что-нибудь полаконичней. Например: «Монро и Кряжимский – через годы, через расстоянья…» Нет, не пойдет, этот заголовок не отражает сути.

Слушая полоумную трескотню Мэрилин за дверью, я попробовала встать на ноги. Для этого я сидя повернулась лицом к стене, согнулась с выставленными вперед руками, оперлась ими на пол и, сгруппировавшись, встала на колени, а потом начала медленно подниматься.

– Ты слышишь меня? – Сергей Иванович по-прежнему буйствовал, испытывая дверь на прочность.

– Я встала, сейчас…

Опираясь на стену, я кое-как добралась до двери и отодвинула щеколду.

– Ну, слава богу!

Я упала в объятия Кряжимского.

– Что с тобой? – испуганно выпалил он, держа в руках фонарик.

– Один тип по голове саданул, догадываетесь, кто? – поморщилась я от неутихающей головной боли.

Кряжимский неуклюже кивнул.

– Знакомьтесь, – смущенно закашлялся он, – это моя начальница Бойкова Ольга, а это, – он посмотрел на меня, а потом мотнул головой в сторону дородной женщины, стоявшей чуть поодаль, – Мэрилин.

– Очень приятно, – глухо и сдержанно произнесла я в тот момент, когда женщина с широкой улыбкой и приторно-любезным «польщена» протянула мне свою заметно подрагивающую руку.

Я пожала ее, ощутив холодок благородного металла. Вся ее правая рука была унизана кольцами. Платье женщины, цвет которого в кромешной тьме подъезда определить я не могла, то там, то здесь вспыхивало светлячками блесток в дрожащих лучах фонаря.

«Где это Кряжимский ее подцепил?» – не очень уважительно подумала я. Мэрилин улыбалась, но об этом я догадалась только по сверкающему в темноте жемчугу ее зубов.

– Чудеса, да и только, – засвиристела Мэрилин. – Ну кто бы мог подумать, что сегодня ночью я буду свидетелем таких грандиозных событий! Вот она, жизнь каменных джунглей! Пока мы, мирные обыватели, спим в своих кроватках…

Слова сыпались из ее рта, как из рога изобилия.

– Это бывшая жена Лущенко, – шепотом пояснил мне Кряжимский, – чокнутая немножко.

Казалось, Мэрилин забыла о тревогах, связанных с таинственным исчезновением ее мужа, о котором сообщил ей Кряжимский. Она с упоением принялась вещать о поджидающих обывателей на каждом углу опасностях, о которых те даже не подозревают, о возможных убийствах и ограблениях, и я поняла, что имеет в виду Кряжимский, наградив Мэрилин эпитетом «чокнутая».

– …зарывают на пустырях или готовят из их потрохов чудовищное рагу, а других оставляют гнить в их норах, и тогда, когда наконец тру…

Мэрилин закашлялась, захлебнувшись словами. Я не стала слушать ее тарахтения, а шепотом обратилась к Сергею Ивановичу:

– Пойдемте, я по дороге вам все расскажу.

Мы отправились к нашим машинам, которые мирно стояли в тихом темном дворике, где меня едва не угробили.

Мэрилин семенила позади нас, задыхаясь от возбуждения. Она трещала без перерыва, блуждая в деталях описываемых ею ужасов, так что в машине Кряжимскому пришлось прикрикнуть на нее, чтобы предоставить мне возможность вкратце изложить все, что со мной произошло и что мне удалось выяснить.

Мы решили ехать на моей «Ладе». Но прежде Кряжимский озабоченно ощупал мою голову и спросил, как я себя чувствую. Надо сказать, что чувствовала я себя неважно: головокружение и тошнота не проходили.

– Небольшое сотрясение, – поставил диагноз Кряжимский, – неудивительно. Давай-ка лучше мы с Мэрилин довезем тебя до дома, а потом сами поедем к Лущенко, – добавил он.

Я решительно запротестовала.

– Вы, значит, уже побывали у Семена Аркадьевича? – спросила я у Кряжимского.

– Не у Семена Аркадьевича, а у меня, – вмешалась Мэрилин.

– Мне дали адрес, по которому живет… – хотел было пояснить Сергей Иванович, но Мэрилин безапелляционно перебила его:

– … живу я. А к моему эксу мы сейчас как раз и направляемся, – гордо сказала Мэрилин.

– Мэрилин, – как можно мягче произнес Сергей Иванович, – угол Шевченко и Горького, вы сказали?

– Именно, – с достоинством произнесла та.

– Отчаянная ты девушка, Оля, – обратился ко мне Кряжимский. – Ночью один на один с преступником. И как ловко ты его провела!

– О да! – восторженно подхватила Мэрилин. – Это ж надо – хрупкая девушка борется со злодеем, в то время как…

Дальше снова последовала неумолчная трескотня. Пока Мэрилин напыщенно превозносила мое героическое поведение, мы с Кряжимским шепотом обменивались впечатлениями о наших скитаниях по клубам и барам областной столицы.

– Вы меня не слушаете! – вынырнув из собственного словесного потока, обиженно воскликнула Мэрилин.

– Слушаем, слушаем, мы везде поспеваем, – иронично отозвался на ее замечание Кряжимский, который решил, что спорить и увещевать эту фифу себе же дороже станет.

Но Мэрилин, похоже, поняла, что Сергей Иванович сказал это только для того, чтобы от нее отмахнуться. Она надула губы и замолчала.

Пока мы определяли с Кряжимским стратегию и тактику следующего этапа расследования, Мэрилин только сопела и покашливала, напоминая о своем присутствии. Наконец мы въехали в тихий и такой же, как на Лермонтова, пустынный двор. Справа высилась громада новой многоподъездной девятиэтажки. Мы вышли из машины и двинулись к дому. Кряжимский легонько поддерживал меня, Мэрилин, то и дело оста– навливаясь и поправляя юбку, шла впереди, показывая дорогу. Мы вошли в третий подъезд. Он был освещен ярким электрическим светом, но лифт не работал.

– Отключили, – с досадой произнес Сергей Иванович, нажав на кнопку, которая отказывалась загораться.

– Как он тут живет? – с пренебрежительным высокомерием воскликнула Мэрилин. – Променял меня на своих девок и на этот раздолбанный дом!

Слово «раздолбанный» как-то не вязалось с ее напыщенной манерой выражаться и поэтому прозвучало очень смешно. Кряжимский даже тихо хихикнул, но, опасаясь реакции непредсказуемой Мэрилин, тут же замолк.

– Какой этаж? – поинтересовался он.

– Третий. О господи, надо же поселиться в такой дыре! – не унималась экс-супруга Лущенко.

«Да любой житель среднего достатка счел бы себя счастливейшим, поселись он в этой «дыре», – прокомментировала я про себя ее недовольное восклицание.

На лестнице Мэрилин непрерывно цеплялась юбкой за решетку перил и наступала на свой длинный подол.

– Черт! – запыхавшись, она остановилась на площадке второго этажа.

Ее огромная грудь высоко вздымалась, на лбу выступила испарина.

«Что за безвкусный наряд она нацепила?» – я незаметно разглядывала ее. Наштукатуренное лицо, стрелы ресниц, пухлый, густо накрашенный рот, круглый подбородок с капризной ямочкой, гримаса отчаяния, через секунду уступившая место высокомерному неприязненному выражению. Несмотря на ее внушительные габариты, мне почему-то хотелось называть ее «маленькое чудовище».

Добравшись до третьего этажа, Мэрилин проковыляла к стальной, обитой кожей двери и торопливо нажала на кнопку звонка.

«Надеется, что ее муженек дома?» – недоумевала я.

– Семен! – топнула она ногой, – это я, Мэрилин, – открой!

– Похоже, в квартире никого нет, – осмелился произнести Кряжимский, после того как, ругаясь и причитая, Мэрилин раз десять повторила манипуляцию со звонком.

– Похоже, – согласилась она с убитым видом и, неожиданно закрыв руками лицо, покачнулась.

Сергей Иванович испуганно ринулся к ней и неуклюже заключил ее в объятия. Кромешную тишину подъезда разорвал вначале громкий стон и всхлип, потом сотрясло безудержное рыдание.

– Значит, вы правы, его… – она захлебнулась в слезах.

– Успокойтесь, – Кряжимский гладил ее по голове, как малого ребенка.

Мэрилин была выше Сергея Ивановича, и ему приходилось то и дело привставать на носки или поднимать руку, чтобы дотянуться ладонью до ее головы. Правда, она согнулась в три погибели и приникла к нему, облегчая ему задачу. И вот в то время, когда заботливая рука Кряжимского ласкала лаковую коросту, покрывавшую пышные волосы Мэрилин, она то протяжно стонала, то начинала визгливо подвывать, то сотрясалась от рыданий.

– Ключи у вас есть? – спокойно сказала я.

– Какие там ключи? – тупо переспросила она.

– Дай ей успокоиться, – умоляще посмотрел на меня Кряжимский.

Мэрилин еще теснее прижалась к нему, полная благодарности за проявленное понимание и сострадание.

– Так есть или нет? – настаивала я.

– Нет у меня никаких ключей, – раздраженно выкрикнула Мэрилин и снова разревелась.

– Что будем делать, Сергей Иванович? – я строго, чтобы немного остудить его сочувственный пыл, посмотрела на Кряжимского.

– Понятия не имею, – растерянно проговорил он, продолжая гладить Мэрилин по голове.

Я опустилась на корточки и стала размышлять, как нам попасть в квартиру Семена Аркадьевича. Вызвать милицию? Я была уверена, что она бы нам не помогла. Даже если бы я объяснила работникам органов, на основании чего сделала заключение, что Лущенко нет в живых. Недоверие, проявленное ими по отношению к покойному Клочкову, лишний раз доказывало правильность моего предположения. Зачем милиции брать на себя лишнюю ответственность, а главное – лишний труд взламывать дверь в квартире человека, факт смерти которого не установлен? Трупа-то нет.

– Мэрилин, вы не знаете, квартира на сигнализации? – поинтересовалась я, заметив, что ей уже надоело плакать.

– Угу, – гнусаво отозвалась она.

Она отстранилась от Кряжимского, достала из красного замшевого ридикюля платок и громко высморкалась.

– Никакая я не Мэрилин, – потерянно сказала она, покачивая головой из стороны в сторону, – я Мария Алвиановна.

Свое имя-отчество она произнесла с такой горечью, что мне на минуту стало ее жалко.

– Тоже неплохо звучит, – приободрил жену Лущенко Кряжимский.

– Какое это имеет теперь значение?.. – опустошенно посмотрела на него Мэрилин и махнула рукой.

– А пароль вы знаете? – обратилась я к Марии Алвиановне.

– Вот еще! – пренебрежительно подняла плечи Мэрилин. – Вы полагаете, что я захаживала к Семену на огонек? – с неожиданным ехидством добавила она.

Ну артистка!

Действительно, где Мэрилин играла, а где была искренней – оставалось для меня, как, впрочем, думаю, и для Кряжимского, тайной.

– Так, пароля вы не знаете, ключей у вас нет, – мрачно подытожила я, – значит, будем действовать хитростью.

Кряжимский вопросительно посмотрел на меня, а «маленькое чудовище» захлопало ресницами.

– Пошли, – я махнула рукой и начала спускаться вниз, – в машине все объясню.

Кряжимский с Мэрилин послушно тронулись следом. Когда мы расселись по своим местам, я попросила Сергея Ивановича выехать со двора и объяснила, что собираюсь предпринять.

– Попробуем провести следующую операцию, – начала я, – назовем ее… «Сравнительно безопасное проникновение в жилище». Для этого нам нужен какой-нибудь метательный предмет, камень или обломок кирпича.

Пока еще ничего не понимая в моей затее, все меня слушали, не перебивая, даже Мэрилин не проронила ни звука.

– Далее, – продолжила я, – мы пуляем камень в окно квартиры Семена Аркадьевича и…

– Это как это пуляем, – взметнулась Мэрилин, – а за стекло кто платить будет, вы?

– Спокойно, Мэрилин, – мягко осадила я ее. – Вы же хотите узнать о судьбе вашего мужа?

– Ну… – она нерешительно пожала плечами.

– Никаких ну, – настаивала я. – Да или нет?

– Да, – решилась она после недолгого раздумья.

– Вот и хорошо, – похвалила я ее. – А с компенсацией за разбитое стекло, я думаю, мы определимся.

– И что дальше, Оля? – испуганно посмотрел на меня Кряжимский.

– Дальше мы ждем, – пояснила я, – когда прибудет наряд милиции или группа захвата и откроет дверь в квартиру. Если это будет вневедомственная охрана, у них может оказаться дубликат ключа, или они взломают дверь. Надо же им будет проверить, почему сработала сигнализация? Логично?

– Вроде бы да, – без особого оптимизма согласился Кряжимский. – Ну а мы-то что будем делать? Ведь когда эта группа или наряд уедет, они и дверь за собой закроют.

– Ага, – я хитро улыбнулась, – значит, я вас все-таки заинтриговала?

– Как интересно, – едва не захлопала в ладоши Мэрилин.

Сидя на заднем сиденье, она просунула свою голову между нами, вытянувшись чуть ли не до самого лобового стекла, и, открыв рот, внимала моим стратегическим выкладкам, переводя взгляд с меня на Сергея Ивановича.

– Вот что я придумала: когда милиция попадет в квартиру, я пойду следом и постараюсь спрятаться в туалете. А после того как они уедут и запрут за собой дверь, как вы правильно подметили, Сергей Иванович, я выйду и спокойно осмотрю квартиру. Ну как?

– Я пойду с тобой, – заявила Мэрилин, внезапно переходя на «ты». – Все-таки это квартира моего бывшего мужа.

«А что, – подумала я, – пожалуй, в этом есть смысл, если нас застукают, можно будет хоть как-то оправдаться».

– Хорошо, – вслух сказала я, – но только с одним условием – ты идешь молча и во всем меня слушаешься.

От радости Мэрилин даже запрыгала на сиденье.

– А что делать мне? – Кряжимский вопросительно посмотрел на меня.

– Вы будете стоять на шухере, – пояснила я, – вернее, сидеть в машине тихо, как мышка. И если с нами что-нибудь случится, например, нас с Мэрилин загребут в милицию, приложите все усилия, чтобы вызволить нас.

– Мне что, надо будет отбивать вас?

– Ну это уже лишнее, – успокоила я его, – просто вы проследите, куда нас доставят, и утречком свяжетесь с кем-нибудь из своих многочисленных друзей, все им объясните и выручите нас.

– О, какое волшебное приключение, – воскликнула Мэрилин, – провести ночь в участке! Это так романтично!

– Не очень-то это романтично, – произнесла я, – но будем надеяться, что этого не произойдет. Итак, – подытожила я, – приступим? Сергей Иванович, камень метать придется вам.

– Мне? – Кряжимский, казалось, не ожидал такого поворота событий.

– Но вы же все-таки мужчина, – подбодрила я его и, не давая ему опомниться, вышла из машины.

За мной, подобрав юбку почти до колен, выскочила Мэрилин, Кряжимский нехотя вылез следом. Мы отыскали подходящий метательный снаряд и направились к дому.

– Вон те три окна, – показала Мэрилин пальцем. – Кидайте.

Кряжимский прикинул камень в руке, пробуя его на вес, замахнулся и запустил им в окно. Мимо. Камень ударился о стену на полметра вбок и упал вниз.

– Швыряйте сильнее, – сказала я, – ваша задача не просто попасть в окно, а разбить его.

Кряжимский подобрал камень, отошел чуть подальше и, тщательно прицелившись, снова метнул свой снаряд в окно. На этот раз все произошло, как было задумано. Пробив стекло, камень пролетел в квартиру. Осколки со звоном посыпались на асфальт. Мне показалось, что этот звон в ночной тишине был слышен на другом конце города.

– В машину, – скомандовала я.

Мы снова расселись по местам и принялись ждать. Менты, надо отдать им должное, прибыли меньше чем через десять минут. Милицейский «уазик» безо всяких там мигалок и звуковых эффектов на большой скорости подлетел к дому и нырнул во двор.

– Сработало, – захлопала в ладоши Мэрилин, непонятно что имея в виду – то ли сигнализацию, то ли мой план.

– Тихо, – прошептала я, глядя на часы, – выходим через пять минут. Если у них есть дубликат ключа, они уже осмотрятся в квартире, поймут, в чем дело, и начнут собираться назад.

– Оля, – тихо сказал Кряжимский, – может быть, не стоит рисковать?

– Спокойно, Сергей Иванович, – я положила руку ему на плечо, – если что – вся надежда на вас. – Ну все, пора, – кивнула я Мэрилин, посмотрев на часы. – Вперед.

Мы вышли из машины и направились к дому. Рядом с «уазиком», стоявшим возле подъезда, прохаживался милиционер. Он курил сигарету и поглядывал на двери. Смерив нас подозрительным взглядом, он продолжал глазеть на нас, пока мы не вошли внутрь. Уже войдя в подъезд, я мысленно показала ему язык, хотя сердце у меня в груди билось, как язык царь-колокола.

Собственно говоря, пока мы не вошли в квартиру, бояться нам было нечего, но я почти физически ощущала, как адреналин порциями выбрасывается в кровь. Тем не менее мы без приключений добрались до третьего этажа. Дверь в квартиру Лущенко была открыта, и изнутри доносились шаги и негромкие реплики ментов.

– Кто-то бросил в окно камень, товарищ лейтенант, – услышали мы баритон с хохляцким акцентом. – Вот, гляньте-ка.

– Черт, – ответил ему высокий голос, почти фальцет, – небось какие-нибудь обкуренные панки колобродят. Забери камень на всякий случай, и пошли.

Поняв, что медлить больше нельзя, я поманила пальцем Мэрилин и юркнула в квартиру. Везде горел свет, и я, сразу же определив месторасположение ванной, приоткрыла дверь и проскользнула туда. Мэрилин, путаясь в своей юбке, шмыгнула за мной. И как раз вовремя. Мимо протопали тяжелые ботинки, и мы снова услышали, как тот же баритон произнес:

– Чевой-то в квартире-то пусто, никак переехал хозяин-то или ремонт собирается делать.

– Это не наше дело, – ответил ему лейтенант. – Эти пузаны чумятся по-своему, деньги им некуда девать.

– Погодите, товарищ лейтенант, чевой-то мне приспичило, – произнес баритон.

– Ну, блин, – выругался лейтенант, – вечно ты не вовремя. Быстро давай!

Мы с Мэрилин замерли, чуть дыша. Только бы он не решил после туалета руки помыть. Тогда нам крышка. Через тонкую перегородку, разделявшую ванную и туалет, было слышно, как крепкая струя ударила в унитаз. Через некоторое время раздался вздох облегчения, журчание спускаемой воды и торопливые шаги, направляющиеся к выходу.

Мы с облегчением перевели дух.

– Свет потушил? – грозно спросил фальцет.

– Обижаете, товарищ лейтенант, – ответил мент.

Потом мы услышали, как захлопнулась тяжелая железная дверь, лязгнул ключ в замке, и все стихло.

– Свет не зажигай, – шепнула я Мэрилин, выходя из ванной.

На ощупь пройдя в комнату, я осторожно приникла к окну, только осколки стекла противно хрустнули у меня под ногами. Мэрилин, стоя сзади, горячо дышала мне в спину.

– Ну что, – сказала я, обернувшись к Мэрилин, когда милицейский «уазик» выехал со двора и повернул в сторону центра, – давай посмотрим, что здесь творится?

Мэрилин включила свет и охнула.

– Мама дорогая, что же это такое?

Удивляться было чему. Комната оказалась совершенно пуста. Только кое-где по углам валялись старые газеты и журналы. То же самое было и в двух других комнатах, и на кухне.

– Семен же недавно купил себе новую арабскую мебель и аппаратуру, – затараторила Мэрилин. – Куда же это все подевалось? Может, снова решил поменять? Наверное, она ему не понравилась. Только он мне об этом ничего не говорил. А-а-а, – воскликнула она, – наверное, завел себе подружку, и она захотела другую мебель, вот он и выделывается перед ней, гад.

– Погоди, не верещи, – тормознула я ее, поднимая с пола газету бесплатных объявлений, – разберемся.

Я сунула газету под мышку и, достав мобильник, позвонила Кряжимскому.

– Запускайте двигатель, Сергей Иванович, мы идем.

– Хорошо, Оленька, – согласился он. – У вас все в порядке?

– Да, – коротко бросила я и направилась к двери. – Пошли, – кивнула я Мэрилин, – скоро здесь снова будут менты.

– Свет надо потушить, – она собралась было вернуться, но я остановила ее.

– Они приедут и сами потушат. И дверь снова запрут.

Достав носовой платок, я обернула им руку и отперла замок.

– Не отставай.

Мы вышли на лестничную площадку и торопливо спустились вниз. На улице уже начинало светать.

– Все, Сергей Иванович, – произнесла я, падая на сиденье, – на сегодня с меня хватит.

– Ну что там, Оля? – поинтересовался он, когда мы отъехали от дома Лущенко на приличное расстояние.

– Домой, Сергей Иванович, – выдохнула я уже в полудреме, – расскажу потом.

 

Глава 7

Мы подбросили возбужденно тараторящую Мэрилин до дома, потом Кряжимский довез и меня. Мэрилин долго не могла проститься с нами, и мне пришлось довести до ее взбаламученного сознания мысль, что все мы провели бессонную ночь, и, чтобы продолжать расследование, всем необходимо выспаться. Она вняла моим аргументам только после того, как я пообещала ей, что «приключения», как она называла расследование, продолжатся завтра.

Я намеревалась посетить фирму, где работал Семен Аркадьевич. Мэрилин вызвалась меня сопровождать, и я не могла отказать такой милой даме.

Я так и заявила ей, чем привела ее в дикий восторг. Она едва не расцеловала меня. Назвав ее милой дамой, я, конечно, грешила против истины, но чего не скажешь на радостях! Да еще после не просто бессонной ночи, в течение которой многие ворочаются в своих кроватях или мечутся по комнате в бессильных попытках заснуть и в конце концов глотают снотворное, а ночи напряженной, целиком и полностью посвященной распутыванию очень, ну очень запутанного дела.

– Мэрилин, а вас на работе у Семена Аркадьевича знают? – сочла я нелишним осведомиться у Марии Алвиановны.

– Обижаешь, милочка! – вспыхнула Мэрилин, приподняв свои насурмленные брови. – Да если б не я, Семену век бы ходить в лохмотьях!

Я уже привыкла к выспренной и гротескно-образной манере Мэрилин выражаться, поэтому все, что она говорила, мысленно делила на четыре.

– Отлично, – сказала я, чтобы закончить разговор и избавить себя, а заодно и Сергея Ивановича от излишних подробностей, которыми она нас и так вконец замучила, или перенести их на более подходящее время.

С Кряжимским мы договорились встретиться завтра, ой, уже не завтра, а сегодня в полдень в редакции. Я, честно говоря, валилась с ног от усталости, да и Сергей Иванович, чтобы не заснуть, усиленно тер глаза, только что не хлопал себя по щекам. К бессонной, самой по себе тягостной ночи прибавились последствия небольшого сотрясения мозга. Так что, сами понимаете, каково мне было.

Я могу засиживаться далеко за полночь, но уж утром люблю поспать, чего там говорить! А вот когда ночь плавно переходит в утро, а моя бедная головушка еще и не касалась подушки, тут я пребываю в замешательстве: где кончается ночное бдение и начинается утро следующего дня, которое, будь моя воля, я бы всегда проводила в постели.

Я знала, что для хорошего цвета лица и правильного функционирования моих теперь вот неизвестно кем сотрясенных мозгов нет зверя страшнее, чем недосып. Особенно если он принимает хронические формы. Хотя здесь я плутую – недосып у меня не может стать перманентным просто в силу того, что больше одной ночи я не выдерживаю.

Если после такой безумной ночи я не подремлю хотя бы четырех-пяти часов, обязательно усну среди дня, и тут уж мне не помешает никакая канонада.

Что и говорить, приехав домой, я сразу брякнулась на кровать и провалилась в темную бездонную яму липкого, как жидкий каучук, сна.

Я проснулась около одиннадцати. Вставать жуть как не хотелось, но осознав, что расследование не терпит отлагательства и дел еще полным-полно, я поднялась и даже сделала несколько вялых приседаний. В голове шумело, но сон все-таки оказал на меня свое благостное действие. В мозгу прояснилось, и, несмотря на небольшую ломоту в теле, я чувствовала прилив сил и энергии.

Не знаю как вам, но мне готовить для себя одной было всегда скучно. Это не значит, что я люблю сухомятку и наплевательски отношусь к «вкусной и здоровой пище», просто не очень люблю есть в одиночку. Работать или, например, мотаться по городу люблю, а есть… Для рационального питания мне необходимо присутствие за столом хотя бы одного себе подобного. Поэтому, когда мы разъехались с Иркой, поначалу я, как киношный американский коп, перепихивалась бутербродами и пиццей.

Но потом понемногу привыкла обедать в одиночестве и готовить только для себя. Вот и сегодня было все точно так же. Жареная картошка и соленые помидорчики. Кто-то содрогнется, мол, утром такая пища! Когда я голодна, мой желудок, как у Робина Бобина, готов поглотить и переварить даже каменную глыбу. А что касается лишних калорий, то будьте спокойны, моя физическая конституция, более-менее здоровая психика и ежедневные энергетические затраты не позволят мне превратиться в Монику Левински, которая, перенервничав из-за истории с Клинтоном, в ничтожно короткий срок набрала более девяноста килограммов.

Сложив посуду в раковину, наведя красоту и одевшись, я выскочила на лестничную площадку и спустилась на улицу. Моя машина – свидетельница выпавших на мою долю вчера приключений – тихо дремала посреди залитого августовским солнцем двора. Вся игровая площадка была оккупирована суматошной детворой, которая бегала, прыгала, скакала, ссорилась, поднимая при этом чудовищный гвалт.

Я включила зажигание и плавно стартовала. Часы показывали без четверти двенадцать. Газета, прихваченная мной вчера в квартире Лущенко, мирно покоилась между сиденьями. Вчера я совсем забыла о ней. Остановившись на светофоре, я одной рукой механически перелистывала газету, рассеянно пробегая взглядом ее забитые объявлениями и рекламой страницы. Вдруг мое внимание привлекли три помеченных черными чернилами объявления. Это была рубрика «Знакомства». Лущенко (я решила, что это именно он) выделил для себя три варианта знакомства: «молодая русоволосая одинокая женщина», «стройная знойная одинокая брюнетка» и «эффектная длинноногая блондинка».

Все три дамочки набивались в подруги к «обеспеченным, без материальных и жилищных проблем джентльменам для интимных встреч на их территории».

Что же это, выходит, Лущенко не гнушался подобными связями? Интересно, встретился он с ними или нет? Может, только с двумя или одной? А может, успел пообщаться на своей «территории» со всеми тремя?

Я посмотрела, от какого числа газета. Двадцать первое июля. Почти месяц прошел с ее выхода. Ни адресов, ни телефонов женщин указано не было – только абонентские ящики. Так-так, а не была ли Клара одной из этих «умеющих создать подлинный уют и удовлетворить самые смелые фантазии»? То обстоятельство, что квартира Лущенко опустела, я имею сейчас в виду не хозяина, а мебель и ценные вещи, насторожило и не на шутку обеспокоило меня. Напрашивался вывод, что убийство на поляне имело своей целью ограбление… Вкупе с обнаруженными мной газетными объявлениями, старательно выделенными Лущенко, это наводило на мысль о преступном сговоре неких лиц, которые, возможно, действовали через газету: давалось объявление, потом происходила встреча-знакомство, устанавливались отношения, затем солидный джентльмен попадал в ловко расставленный сообщниками силок и…

* * *

Кряжимский, по его словам, с половины двенадцатого ждал меня в редакции, надеясь на то, что я появлюсь раньше назначенного времени. Он нервно покручивался в кресле, занимая место Марины, которая хлопотала у электрочайника.

– Оля, привет, как ты? – было первое, о чем он меня спросил, едва я переступила порог редакции и поздоровалась с ним.

– Нормально, а как вы?

– Все в ажуре, – натянуто улыбнулся он.

– А что так неискренне? – поддела его я, бросая сумку на стол и плюхаясь в кресло для посетителей.

По его вымученной улыбке я поняла, что он рад видеть меня, но чем-то обеспокоен.

– Да Мэрилин эта тут, Марина говорит, с утра телефон обрывает! – с досадой воскликнул он. – Я сам с ней за эти полчаса уже раз шесть беседовал, а ты знаешь, как не просто наладить с ней разумный диалог.

Кряжимский подмигнул мне.

– Неуемная дама, – посочувствовала я ему. – И чего же она добивалась? Мы ведь вчера ей все популярно объяснили. Марина, мне тоже плесни кофейку, – попросила я секретаршу, которая уже наливала в чашки кофе.

– Обязательно, – широко улыбнулась она.

– Ты как? – поинтересовалась я ее самочувствием.

– Все вроде обошлось, – сказала она, протягивая мне на блюдце чашку свежесмолотого дымящегося кофе.

– Да я уж тут рассказывал Марине, – усмехнулся Кряжимский. – Вы у нас – подруги по несчастью. Обеим вчера досталось, и главное…

– По одному и тому же месту, – подхватила я, размешивая сахар.

– Не знаю уж, с кем там Лущенко любовные романы заводил, и вообще правда ли это… Женушке его верить можно только процентов на сорок.

– Заводил, Сергей Иванович, – утвердительно кивнула я, – и, по-моему, по газетным объявлениям.

– Да что вы говорите! – удивился Кряжимский. – Такой солидный дяденька… Значит, Мэрилин сказала правду?

– Выходит, что так. И потом, Сергей Иванович, – я лукаво посмотрела на него, – именно среди солидных дяденек и заботливых семьянинов, как правило, и встречаются извращенцы и насильники.

– Ну, это преувеличено, – скептически выпятил губы Кряжимский. – Не всему можно верить, что в газетах пишут.

– По меньшей мере забавно слышать такое суждение от человека, работающего в редакции газеты, – подколола его я. – Я вовсе не хочу сказать, что для того, чтобы знакомиться по газетным объявлениям, нужно непременно быть извращенцем. Я лишь привела заключение, которое сделала, исходя из трудов Фрейда и его последователей. А когда читала о судебных процессах над насильниками, убедилась в этом, так сказать, на живых примерах.

– Фрейд – это, конечно, хорошо, – громко, по-купечески отхлебнул из чашки кофе Кряжимский, – только и он прежде всего человек был, а людям свойственно ошибаться.

– Но не будете же вы отрицать… – разошлась было я, но Кряжимский шутливо поднял руки вверх и сказал:

– Все, все, все, капитулирую, меня и так Мэрилин замучила, я сейчас пас, никаких дискуссий!

Я примиряюще улыбнулась и пожала плечами.

– Сергей Иванович, не попить ли нам кофе в моем кабинете, а то, смотрите, вы совсем Марину вытеснили, – я кивнула в сторону замершей в нерешительности посреди приемной секретарши, поднялась с кресла и, взяв свободной рукой сумку, сделала шаг по направлению к своему кабинету.

– Да, да, – торопливо и немного растерянно отозвался Сергей Иванович, – пойдем.

Уже в кабинете, когда мы расселись по креслам, он тяжело вздохнул и произнес:

– Мэрилин наша вся в нетерпении: когда мы поедем в «Мега-строй»?..

– Так зачем нужно было давать ей наш телефон? – укоризненно посмотрела я на Кряжимского.

– Ну, на всякий случай… – неуверенно сказал он. – Я даже не мог предположить, что эта дама… И потом, она настаивала…

– Господи, да вы ее что, вчера не видели? По-моему, там клиника налицо. Конечно, по-своему она оригинальна и забавна, но в плане общения…

– Ну, ты строга, строга, – выразительно покачал головой Кряжимский. – На первых порах она показалась мне даже очень симпатичной.

– Вот как, – усмехнулась я. – И что же?

– Ну, Оля, – шутливо нахмурился Кряжимский, – как ты можешь?

– А что, Сергей Иванович, – я сделала серьезное лицо, – почему бы вам иной раз не пофлиртовать? Вы мужчина видный, обходительный, умеете найти подход к дамам. Так что не теряйтесь.

– Я, знаешь ли, Оля, не люблю этим заниматься специально, – произнес Кряжимский, – а вот если случай представится… Ты меня еще не знаешь!

Кряжимский хитро посмотрел на меня.

– Но в случае с Мэрилин ты абсолютно права – ей не мешало бы показаться психиатру или наведаться к психоаналитику. Другое дело, – продолжал развивать свою мысль Кряжимский, – что многим психоаналитикам самим нужна помощь. Они берутся помогать другим, а сами страшно закомплексованные люди. Не все, конечно, но, я не побоюсь этого слова, многие.

– Ну уж, скажете тоже, – я недоверчиво посмотрела на него. – Если уж назвался психоаналитиком, то со своими-то проблемами должен справляться.

– Не веришь? – Кряжимский поставил пустую чашку на стол. – Могу привести тебе пример. У меня сосед по лестничной площадке – психоаналитик.

– Ну и что же?

– Не торопись, Оля, все по порядку. Зовут его Виталий, он худой, если не сказать тощий, росточку в нем метр с кепкой. Чтобы ты себе его лучше представила, похож он, как он сам себя описывает девушкам по телефону, на «смесь Амаяка Акопяна с Михаилом Боярским».

– Так он что, еще и с усами? – уточнила я.

– С усами, с усами, – кивнул Кряжимский, – так вот, этот недомерок, который страшно комплексует по поводу своего низкого роста, пользуется своими знаниями, для того чтобы соблазнять глупеньких девушек. Навешает им, понимаешь, всякой лапши, да еще сдобренной научной терминологией, да еще с умным видом, вот они и попадаются в его ловушку, как мухи в паутину. А ему, чтобы удовлетворять свое болезненное самолюбие, нужна постоянно новая партнерша, да еще требуется поделиться своими «подвигами» с приятелями. Вот так вот, – Кряжимский с досадой и пренебрежением махнул рукой. – Разве может такой психоаналитик чем-то серьезно помочь кому бы то ни было? Да его самого лечить нужно. А этой Мэрилин, по-моему, просто надо влюбиться, да в такого мужика, который бы не позволял ей из себя веревки вить. Вот тогда она про свою истерию и думать забудет.

– Да она, похоже, про нее и не вспоминает, – вставила я.

– Я имею в виду, конечно, – поправился Кряжимский, – что другим она не будет в тягость.

– Влюбиться – рецепт универсальный, спорить не буду, – весело сказала я, – хотя в случае с Мэрилин его универсальность может быть подвергнута радикальному сомнению – уж очень она индивидуальна, – добавила я с иронией.

– На месте Лущенко я, может быть, тоже начал бы шарить по газетным объявлениям, – шутливо подхватил Сергей Иванович, – или взгрел бы эту Мэрилин…

– Ну, в этом я, положим, сильно сомневаюсь, вы слишком интеллигентны. А вот насчет газетных объявлений…

– Удобно, но рискованно, – вздохнул Кряжимский.

– Еще как рискованно. Я недавно статью в «МК» прочла как раз на эту тему. Некая преступная группа, действуя через газету «Из рук в руки», грабила и убивала людей, которые, заинтересовавшись объявлениями, приходили на встречу в назначенное время и пропадали. Случаи похищения имели место прямо на улице, среди бела дня. Вот и у нас что-то похожее намечается…

– Ты уверена?

– А разве тоскливая пустота, неведомо как поселившаяся в холостяцкой и еще недавно, по словам Мэрилин, обставленной шикарной арабской мебелью квартире Лущенко, и найденная мной в этой же квартире газета не наталкивают на такую мысль?

– Но ведь в газеты дают объявления не только насильники и убийцы, – возразил Кряжимский. – Нельзя же называть человека преступником только за то, что он мечтает устроить свою жизнь.

– Резонное замечание, – согласилась я. – На основании одного объявления заключения не сделаешь, но когда исчезает человек, из его квартиры вывозятся подчистую все вещи, а здесь еще и отмеченное им в газете объявление, согласитесь, это наталкивает на определенные мысли…

– Но, Оля… – попытался что-то вставить Кряжимский.

Я не дала ему закончить.

– Плюс ко всему убийство Клочкова. Потом у нас похищают фотографии и сразу после того, как мы начинаем выяснять обстоятельства дела, пытаются меня убить. И вы хотите сказать, что все это случайность?

– Я этого не говорил, – Кряжимский откинулся на спинку кресла. – Но можем ли мы предположить, что все это звенья одной цепи, вот что я хочу сказать.

– А вы считаете иначе?

В кабинет заглянула Марина.

– Тебя спрашивает какая-то Мэрилин, что ей сказать?

– Соедини меня с ней.

– Но, Оля, ты же не хотела… – Кряжимский даже привстал с кресла.

– Она знает сотрудников Лущенко, – я посмотрела на него, – так что придется потерпеть ее еще немного. Алло, – подняла я трубку, – Бойкова слушает.

– Ой, Оля, – раздался в трубке звонкий голос Мэрилин, – наконец-то я тебя застала. Я почти всю ночь не сомкнула глаз. Ты как спала? Я думала, думала и вот что решила. Да, кстати, передай от меня привет Сергею Ивановичу, он такой душка, настоящий джентльмен, такие теперь редкость, сразу видно – старая закалка. А какой у него проницательный взгляд! Кажется, он тебя насквозь видит, прямо рентген какой-то. Жуть. Обязательно передай ему привет от меня. Да, так вот, может быть, я подъеду сейчас и все вам объясню, ну по поводу того, что я придумала? А потом мы могли бы съездить к Семену на работу, я там всех знаю: и Валеру, и Жорика, ну и остальных тоже…

– Хорошо, Мэрилин, подъезжай, мы будем тебя ждать. Ты знаешь адрес?

– Конечно, – радостно воскликнула Мэрилин. – Сергей Иванович мне все вчера объяснил. Вы никуда не уедете без меня? Я мигом.

Она даже на стала слушать, что я отвечу, и повесила трубку. Я облегченно вздохнула.

– Она без ума от вас, – с усмешкой сказала я Кряжимскому. – Сказала, что вы настоящий джентльмен, каких теперь поискать, и велела передать вам привет, что я и делаю.

– Господи, – Кряжимский поднял глаза к потолку, – неужели снова надо будет общаться с этой фурией?

– Придется немного потерпеть, – я покачала головой и закурила. – Так вы считаете, – вернулась я к нашему разговору, – что все вышеперечисленные факты не связаны между собой?

– Вот именно, – задумчиво произнес он. – Я бы не стал с такой поспешностью валить все в одну кучу. Меня, к примеру, интересует вот что. Квартира Семена Лущенко, как мы вчера могли убедиться, на сигнализации. Так?

– Ну и что?

– Как мог преступник вывезти оттуда вещи, даже если у него и были ключи? Ведь на это нужен не один час, а наряд милиции прибывает через десять минут.

– Ага, – сказала я, – вы тоже об этом подумали? Мне кажется, все могло происходить следующим образом. Преступница втерлась в доверие к состоятельному мужчине, напросилась к нему в гости и узнала пароль, который тот произносил по телефону. После того как от него избавились, она и ее сообщник приехали к нему домой с бригадой грузчиков и вывезли вещи. Даже не так, – продолжала я вслух свои размышления. – Скорее всего, чтобы не светиться в чужом доме, преступники отдали ключи грузчикам, все им объяснили, и те вывезли вещи по указанному адресу.

– Тогда, может быть, стоит поискать этих грузчиков? – загорелся Кряжимский, – а через них выйти и на заказчика.

– А что, – обрадовалась я, – это идея. Вот вы и займитесь ее разработкой. А я уж возьму на себя Мэрилин.

– Но я как-то не очень хорошо представляю себя в роли Шерлока Холмса, – попробовал возразить Кряжимский. – Да и газетой нужно заниматься.

– Газета не убежит, – отрезала я. – Уверена, что вы все успеете. А насчет расследования… Пообщайтесь с соседями Лущенко, узнайте, когда вывозили вещи, наверняка это видел не один человек. Говорить с людьми вы умеете. Если повезет, мы сможем найти этих грузчиков и выяснить, где складировали все, что вывезли из квартиры. Или вы хотите поехать с Мэрилин на работу к Семену Аркадьевичу?

– Боже упаси, – с дрожью в голосе воскликнул Кряжимский, – я с содроганием вспоминаю вчерашний день.

– Тогда можете прямо сейчас приступать к выполнению возложенной на вас задачи, – улыбнулась я и посмотрела на часы. – Мария Алвиановна скоро будет здесь.

– Да-да, я пойду, – Кряжимский быстро поднялся и торопливо направился к выходу.

Конечно, с моей стороны это был удар ниже пояса, но надо было как-то подтолкнуть моего зама. Время не терпит.

 

Глава 8

Оставшись одна, я вызвала Марину и попросила сварить мне еще кофе. Этот ароматный напиток вместе с сигаретой помогал мне сосредоточиться. Голова моя почти не болела, только можно было нащупать небольшую шишку. Мое кофепитие было прервано приходом Мэрилин. Вообще-то «приход» – не совсем точное определение. Она ворвалась в кабинет, словно ураган или смерч, который затягивает в свою воронку все, что попадается ему на пути.

Следом семенила Марина, тщетно пытаясь задержать ее.

– Я хотела сказать ей, что нужно доложить, – жалобно пролепетала она.

– Ничего, все нормально, – махнула я рукой.

– Добрый день, – зазвенела Мэрилин, – как дела? А где же Сергей Иванович?

На этот раз на ней был атласный морковного цвета костюм, состоящий из сарафана, открывавшего пухлые коленки, и длинного приталенного пиджака с большими остроугольными лацканами. Наряд довершали серебряные босоножки на огромном каблуке и миниатюрная кожаная сумочка на тонком ремешке. Волосы были забраны назад и кучерявились на затылке крупными волнами. Длинные ногти и пухлые губы были лиловыми, что придавало ее облику нечто инопланетное.

Когда-то и мне нравились оранжевые кофточки, желтенькие маечки, но такой кислотной раскраске, как у Мэрилин, позавидовал бы самый крутой панк нашего города. Прикид что надо! И это при всем при том, что она была далеко не тинэйджерского возраста.

Я кивнула в ответ на приветствие и поднялась навстречу.

– Ну что, ты готова?

Она удивленно посмотрела на меня, словно я спросила, как погода в Антарктиде.

– Тогда пошли.

Не дав ей опомниться, я прошла мимо нее и направилась к двери. Когда через несколько секунд столбняк у нее прошел, она двинулась следом.

* * *

Она без умолку тараторила всю дорогу, пока мы добирались до офиса Семена Аркадьевича, и ненадолго притихла только тогда, когда я показала ей фото, сделанное Клочковым, на котором был запечатлен мужчина с залысинами.

– Что ж, – произнесла она со вздохом не то сожаления, не то облегчения, – этого следовало ожидать.

В ее устах это прозвучало как заключение в конце научного трактата. Во всяком случае теперь я точно знала, что мужчина на фотографии и есть Семен Аркадьевич Лущенко.

Когда мы остановились у пятиэтажного здания из стекла и бетона, я прихватила с собой свой «Никон» – вдруг понадобится. Вообще-то я предпочитаю, чтобы фотоаппарат всегда был со мной – никогда не знаешь, когда он может пригодиться. Мы оставили машину и вошли в здание, на котором рядом с другими висела табличка: «ЗАО «Мега-строй».

В вестибюле было сумрачно и прохладно, и никто не остановил нас на вахте. Собственно, и вахты-то никакой не было – так, бабулька в небольшой комнатушке рядом с лифтами, которая разогревала себе обед на электрической плитке.

Мы вышли на третьем этаже, и Мэрилин решительно пересекла холл и повернула в коридор, ведущий направо. В коридоре было еще темнее, чем в холле, но Мэрилин прекрасно там ориентировалась. Благо, что ее нынешний наряд позволял ей свободно передвигаться. Правда, она смешно сгибала колени при ходьбе – несмотря на ее совсем не юношеский возраст, высокие каблуки ею не были еще освоены на все сто. Но голову Мэрилин держала гордо и прямо.

По пути нам попались двое худощавых, о чем-то оживленно беседующих на ходу мужчин, которые, приблизившись, ненадолго смолкли и в течение нескольких секунд буравили нас любопытными, немного удивленными взглядами. То ли привлеченные боевой раскраской и ярким туалетом Мэрилин, то ли обалдев от исходившего от нее терпкого аромата «Опиума», они даже оглянулись. Их озадаченные взоры я почувствовала затылком, а когда немного повернула голову вправо, только убедилась в поразительной визуально-сенсорной способности своей многострадальной макушки.

– Так, – не обращая никакого внимания на мужчин, произнесла Мэрилин, – здесь у них бухгалтерия, – она прошла мимо одной двери и открыла следующую, – а здесь начальство сидит.

Она рывком распахнула дверь и бесстрашно шагнула через порог секретарской. Я проследовала за Мэрилин точно Данте за Вергилием.

– Женечка, привет, как поживаешь?

Перед нами за огромным, заваленным бумагами и папками столом, взглядывая из-под овальной формы очков на экран монитора, сидела молодая темноволосая женщина, одетая в легкий серо-голубой костюм. Услышав сочное восклицание Мэрилин, она оторвалась от компьютера и, повернув голову, поверх очков взглянула на нас.

– Мария Алвиановна! – приветливо улыбнулась она. – А Семена Аркадьевича нет, – немного озадаченно добавила она.

– А мы знаем, – лукаво сказала Мэрилин, многозначительно улыбаясь.

Я вспомнила ее вчерашние завывания, слезы, судорожные всхлипывания. Где все это? Мэрилин вела себя так, словно речь шла о командировке ее бывшего мужа или его часовой отлучке на обед.

– Валера у себя? – Мэрилин подошла к зеркалу и кокетливо поправила прическу.

В этот момент в комнату вошел худощавый парень среднего роста с крупноносым лицом и прямыми маслеными волосами, падавшими на модный воротничок его ярко-оранжевой рубашки. Темно-коричневый пиджак и начищенные до блеска туфли дополняли ансамбль. Увидев Мэрилин, он расплылся в приторной улыбке, которую совсем не красила шевельнувшаяся при этом блекло-каштановая полоска реденьких усиков.

– Мария Алвиановна! – театрально воскликнул парень, манерно качнув головой. – Сколько лет, сколько зим! Совсем забыли нас!

– Жорик, солнышко! – Мэрилин устремилась к жирноволосому парню, – да ты прямо франт! Откуда такая милая рубашечка?

– Из Лондона, – Жорик смахнул жидкую прядь, упавшую на лоб. – В командировку недавно летал. Семен Аркадьевич не говорил?

– Я, видишь ли, давно с ним не виделась, – поджала губы Мэрилин.

Мне даже показалось, что она вот-вот всхлипнет и расплачется. Надо сказать, что с первой минуты Жорик с любопытством косился на меня. Его ореховые глаза, которые казались такими же маслянистыми, как и волосы, шарили по моему лицу и фигуре с вполне понятным прицелом.

– Ах, да, знакомьтесь, – она с милой улыбкой повернулась ко мне. – Это моя подруга Ольга. Главный редактор еженедельника «Свидетель», между прочим.

Жорик плотоядно улыбнулся и, подойдя ближе, впился в мою руку жарким поцелуем. Я еле сдержалась, чтобы не отдернуть ее, такими слюнявыми и неприятными показались мне его губы.

– Да вам надо не газетой управлять, а на подиуме блистать, – отвесил он мне пошловатый комплимент, оторвавшись наконец от моей руки.

Я сухо поблагодарила его и шепотом напомнила Мэрилин, зачем мы сюда пришли.

– Жорик, душка, – проворковала Мэрилин, – ты Семена давно видел?

– Да уж дня три не вижу, – пожал плечами тот. – Звонили ему – телефон не отвечает…

– Ты не дашь мне ключи, я бы хотела посидеть в его кабинете.

Я удивленно взглянула на Мэрилин: что это – хитрость или каприз? Так или иначе, исходя из каких-то ей одной понятных соображений, она решила свою не совсем обычную просьбу оформить, как вступившую в голову блажь.

– Ключи у Семена, – с недоумением в глазах ответил Жорик. – Кажется, у Валеры есть запасные. Женечка, – он взглянул на секретаршу, – сделай нам кофе, пожалуйста.

Мэрилин, ни на кого не глядя, направилась к двери с табличкой «Генеральный директор» и, не тушуясь, распахнула ее. Жорик последовал за ней, оставив меня наедине с секретаршей. Она занималась приготовлением кофе и то и дело бросала на меня заинтересованные взгляды. Не знаю уж, что ее так привлекло во мне? Может быть, мой «Никон», висевший на плече на широком ярко-желтом ремне.

Прошло по крайней мере минут пятнадцать, прежде чем на пороге снова появилась Мэрилин. На этот раз помимо Жорика ее сопровождал симпатичный молодой мужчина, одетый в безукоризненный серый костюм. У него было открытое, довольно скуластое лицо, широкий лоб и уверенные жесты. Темные, густые, коротко остриженные волосы стояли бобриком, мощные плечи были победоносно развернуты, взгляд выражал бодрое спокойствие, оттененное едва заметной иронией. Генеральный директор (я догадалась, что это был он) излучал энергию и мужское обаяние.

– Я недолго, Валера, – взяла генерального за локоть Мэрилин.

Валера снисходительно улыбнулся и уставился на меня.

– Знакомьтесь, – торопливо сказала Мэрилин, – моя подруга, главный редактор газеты «Свидетель» Бойкова Ольга. Генеральный директор «Мега-строя» Суров Валерий Константинович.

При упоминании о моей должности и месте работы во взгляде генерального мелькнуло настороженное выражение. Но секундой позже он непринужденно кивнул и как-то в нос произнес:

– Очень приятно. Можно просто Валера.

– Взаимно, – вяло отозвалась я.

– И давно вы знакомы? – полюбопытствовал он, разглядывая меня с не меньшим бесстыдством, чем Жорик.

Моя спонтанная симпатия к Валере мигом улетучилась. Я попробовала осадить его, обдав пренебрежительным взглядом, но он оказался глух к проявлению чужой неприязни.

Для него, похоже, главное было, чтобы ему кто-то нравился, а нравится ли он – вопрос второстепенный.

– Ну, мы пошли.

Выходя из кабинета, я опять своим чувствительным затылком, выполняющим у меня роль третьего глаза, ловила на себе оценивающие взгляды Жорика и Валеры. Не знаю, почему именно затылок обладает такой сенсорной чувствительностью. Наверное, потому, что он ближе к мозгу, чем, например, шея, плечи, спина или… ноги. Будь по-другому и имей перечисленные части тела ту же степень чувствительности (я имею в виду бесконтактное взаимодействие с объектом), они бы налились свекольным цветом под плотоядными взорами генерального и исполнительного директоров «Мега-строя».

И юбка-то моя была только чуть выше колен и не такая обтягивающая, как у большинства женщин, работающих в подобных конторах, и держалась я скромно и отстраненно. Но этим самцам все равно. Наоборот, похоже, их это еще больше возбуждает, женское равнодушие для них – как красная тряпка для быка.

Мы пересекли приемную, и Мэрилин открыла дверь в кабинет Лущенко. Там царил сверхъестественный порядок. Кроме дорогой сувенирной чернильницы, вазы с авторучками и карандашами и трех телефонов, на его рабочем столе ничего не было. На полках шкафов из светлого дерева аккуратно расставлены разноцветные папки, графин с водой и два высоких стакана, в углу стыдливо притулилось фото в рамке.

Мэрилин с порога ринулась к нему.

Я решила, что сейчас с ней опять начнется истерика, потому что фото воспроизводило радостно улыбающуюся пару довольных собой и жизнью людей – Лущенко Семена Аркадьевича и Лущенко Марию Алвиановну.

Я представила, как она схватит это фото, бурно облобызает его или с душераздирающим выражением вдовьей скорби на лице приникнет к нему помертвелыми губами. Или наградит счастливое изображение трогательным благодарным поцелуем и разразится слезами и воспоминаниями.

– Вот гад! – хрипло прорычала внезапно взбешенная Мэрилин, в момент утратив звонкую силу своего молодого плаксивого голоса и не стесняясь в выражениях. – Врал мне, что фото стоит у него на столе и напоминает ему о счастливой поре нашей жизни!

Она действительно схватила фото, но вместо того, чтобы горестно или благодарно поднести его к губам, шваркнула его о стену.

– Успокойся! – я нагнулась, чтобы поднять фотографию. – Это уже в прошлом.

– Мне лучше знать! – с вызовом выкрикнула она. – Ты еще слишком молода, чтобы судить о моей жизни, о нашей жизни, – с достоинством поправила она саму себя и, выхватив у меня фото, торжественно водрузила его на стол.

– Прости, я не хотела тебя обидеть, Мэрилин, просто твоя реакция напугала меня.

– Ха-ха! Правда, напугала?

Мэрилин излучала бешеную радость. Я не поспевала за сменой ее настроения.

– Ну да, – подыграла я ей из интереса.

– Правильно мне Семен говорил, что в актрисы мне нужно было идти, талант, мол, пропадает.

Она снова взяла фотографию и заботливо смахнула с нее пыль.

– Вот ведь как оно бывает, – с философской интонацией произнесла Мэрилин. – Только тогда и убеждаешься в правоте слов человека, когда этого чело…

Она протяжно всхлипнула и разревелась. Я поспешила к графину с водой. Протянула полный стакан скулящей, дрожащей и причитающей Мэрилин, которая, беспомощно рухнув в кресло, выронила фото и лихорадочно скребла длинными лиловыми ногтями по поверхности сумки, стараясь нашарить застежку. Наконец она нашла ее, открыла сумочку и достала оттуда ажурный носовой платок.

Под ее оглушительное высмаркивание я взяла на себя смелость пройтись по полкам шкафов. Я не знала толком, чего ищу, просто надеялась отыскать что-нибудь, что могло бы пролить дополнительный свет на личность Семена Аркадьевича, какую-нибудь мелочь, которая в данных обстоятельствах могла сказать о хозяине больше и, главное, объективнее, чем, например, утирающая слезы женщина, с которой Лущенко прожил несколько лет.

– Слава богу, хватило ума накрасить глаза водостойкой «Лореаль», – трезвый голос Мэрилин неприятно резанул слух.

Пока я перебирала папки, она успокоилась, вытерла слезы и теперь, подойдя к зеркалу, критическим взором оглядывала себя с головы до ног. Изучив свое наштукатуренное лицо, Мэрилин перешла к лацканам пиджака. Она методично поправляла их, разглаживая пальцами яркую атласную ткань.

– А Сергей Иванович ваш каких женщин предпочитает: смелых, экспансивных или скромных, гармоничных?

Я не знала, что мне делать: злиться на Мэрилин или расхохотаться прямо в ее наглую физиономию?

– Не хотелось бы бросать на него тень, – еле сдерживая смех, начала я, – или внушать тебе, Мэрилин, беспокойство или, что еще хуже, разочаровывать тебя, – но в последнее время…

Я почти физически ощущала, как напряглись лицевые мышцы Мэрилин, как учащенно забилось ее сердце.

– …Сергей Иванович сам не свой, – мысленно смакуя производимый моим витиеватым объяснением эффект, продолжила я. – У него наблюдается, как бы это понаучней сформулировать, так вот, у него происходит смена ориентации…

Мэрилин, которая сделала глоток воды, чуть не поперхнулась.

– Что-о?? – округлила она свои накрашенные водостойкой «Лореаль» глаза. – Как ты сказала? Но ведь это же полный бред! – воскликнула она.

– Не скажи. Обычно с мужчинами в таком возрасте и случаются всякие казусы, – я как ни в чем не бывало перешла к столу Семена Аркадьевича, потянула за ручку верхнего ящика.

– А ключи от ящиков стола есть?

– Ага, – Мэрилин торопливо прошла к висевшей на противоположной стене акварели, чуть отодвинула ее и, сунув в образовавшийся проем два пальца, выудила связку миниатюрных ключей. – Держи.

Она с равнодушным видом протянула мне ключи.

– Так какой возраст, что-то я не совсем понимаю… – теперь она уже с утроенным вниманием смотрела на меня. – Ты про смену ориентации говорила.

– Спасибо, что напомнила, – я с притворной благодарностью взглянула на нее. – Только я, Мэрилин, ты уж меня извини, не могу поверить, чтобы такая проницательная, такая тонкая и образованная женщина, как ты, ничего не знала о критическом возрасте, когда всех мужчин точно бес одолевает – одни начинают за молоденькими стрелять…

– Семе-ен дострелялся, – непонятно, с досадой или затаенным злорадством отметила Мэрилин.

– …другие своих жен принуждают к извращенным формам…

– Что-о?! – захохотала Мэрилин. – Этого еще не хватало!

– Да я сама в «МК» об этом читала, причем в разврат впадают не только старики, но и старухи. Открывают для себя, как они говорят, прелести секса.

– Ой, как с тобой интересно! А то сидела со своими гороскопами, сохла на корню. И что же Сергей Иванович? Может, ему как-то помочь?

– Боюсь, что мы бессильны. Пока он сам не переболеет, пока не пройдет через весь ад извращений и декаданса, пока не проникнется отвращением к себе, пока не появится такая женщина, которая сможет заглушить его нездоровую тягу к гомосексуальности, до тех пор он не вернется к разумной жизни, к полноценным радостям гетерогенного Гименея.

– Боже, – всплеснула руками Мэрилин, – как красиво ты говоришь. А что, если я и есть та женщина? Теперь, когда Семен навсегда потерян для меня, когда я одинока, как никогда… Когда же еще человеку испытывать судьбу, как тогда… когда как никогда… ой, – сбилась и запуталась Мэрилин. – В общем, я серьезно намерена спасти Сергея Ивановича, вызволить его, так сказать, из тенет порока…

Глаза Мэрилин увлажнились от гордого сознания своей гражданской и человеческой значимости. Хохот, безудержный, гомерический хохот разрывал мои внутренности, но я изо всех сил старалась, чтобы он не вышел наружу.

– И все-таки, Мэрилин, я советую тебе не спешить, – я рылась уже в нижнем ящике стола, не найдя в предыдущих ничего интересного, – твой порыв, твое самоотречение, конечно, очень благородны и похвальны, но ты сама подумай, на что ты себя обрекаешь. Кризис у Сергея Ивановича может продлиться не один год, и все это время человек, решившийся помочь ему, должен будет находиться рядом с ним, вместе с ним страдать, вместе переживать все стадии, не побоюсь этого слова, болезни. А если, не дай бог, конечно, ты устанешь с ним и тебе захочется простого секса на стороне, и ты не устоишь, а он об этом узнает, то все твои усилия и жертвы пропадут даром. Больше того, тогда уже и Сергею Ивановичу никто не поможет, он окончательно разочаруется в женщинах и кинется во все тяжкие. Так что это не только жертва с твоей стороны, но и огромная ответственность. От тебя будет зависеть, будет ли возвращен обществу его полноценный член или навсегда будет потерян для него…

– Что-то я не совсем тебя поняла, – перебила меня Мэрилин, – чей член будет потерян?

– Член общества, – ответила я и замолчала.

На самом дне нижнего ящика лежала газета. Газета бесплатных объявлений с пометками, сделанными черным жирным маркером. Это была такая же газета, какую я нашла в квартире Лущенко – «Из рук в руки», только за другое число, но одно из отмеченных объявлений было тем же самым: «Эффектная длинноногая…» и так далее. Только не понятно, для чего было отмечать одинаковые объявления?

Если уж тебя заинтересовала какая-то информация – отработай ее. Отработай, отработай… погоди-ка. Телефон в объявлении не указан, только абонентский ящик, значит, если Лущенко обращался к этой даме, он должен был ей написать. «Правильно? – рассуждала я сама с собой. – Допустим. Тогда и ответ должен был прийти по почте. Так? Так, если только Лущенко не отправил дамочке номер своего телефона. Но это навряд ли. Скорее всего Лущенко был довольно стеснительным человеком, об этом говорит хотя бы тот факт, что он запрятал газету на дно самого дальнего ящика, чтобы кто-нибудь случайно не увидел. Тогда он должен был получить письменный ответ. Но какой адрес он указал? Рабочий или домашний? Если домашний, то ответное письмо уже давно уничтожено преступниками, а если рабочий?.. Шансы, конечно, ничтожны, но… Я бросила газету на стол и вышла в приемную.

– Куда ты? – бросила мне вслед Мэрилин, но я не ответила.

Маленькая робкая надежда затеплилась в моей душе.

– Женя, – обратилась я к секретарше, – корреспонденцию, которая приходит на фирму, получаете вы?

– Да, – она подняла на меня вопросительный взгляд, – это моя обязанность.

– Вы ее читаете? – я пристально смотрела ей в глаза.

Мэрилин молча стояла за моей спиной, не понимая, в чем дело.

– Только официальные письма, – ответила Женя.

– А личные?

– Личные – нет.

– Вы не припомните, Семен Аркадьевич в последнее время получал личные письма?

– Я обязана вам отвечать? – она нагло посмотрела на меня.

– Можете не отвечать, если хотите, чтобы то же самое у вас спрашивали в прокуратуре.

Она сделала недоверчивую физиономию, но я продолжила:

– Вам ведь известно, что Лущенко исчез. Но я и без вас знаю, что Семен Аркадьевич получал такие письма, меня лишь интересует – от кого?

– Отвечай, змеюка, – заорала вдруг выскочившая из-за моей спины Мэрилин. – Может быть, ты еще и спала с ним, а, кошелка?

Она схватила секретаршу за грудки и начала трясти ее словно грушу.

– Отцепись, истеричка, – Евгения встала, уцепилась Мэрилин за запястья и пыталась оторвать от своей груди. Наконец ей это удалось, и она отпихнула ее от себя.

– Мэрилин, успокойся, – я, рискуя жизнью, вклинилась между ними. – Женя нам сейчас все расскажет, ведь правда, Женя?

Та тяжело дышала, поправляя на себе шелковый блейзер. Приведя себя в порядок, она опустилась в кресло и произнесла:

– Недели две назад пришло письмо, адресованное Семену Аркадьевичу. Скорее всего от женщины.

– Вы не помните обратного адреса? – с надеждой спросила я. – И от кого было письмо?

– На месте обратного адреса был указан только абонентский ящик, номера я не помню, отправитель тоже не был указан.

– Почему же вы думаете, что письмо было от женщины?

– Почерк женский, и вообще, можете считать, что это интуиция.

– Спасибо, Женя, – поблагодарила я ее и повернулась в Мэрилин. – Пошли.

Мэрилин сделала шаг к столу и вытянула над ним руку. Испугавшись, что она опять выкинет какой-нибудь номер, я в напряжении замерла рядом с ней, но она лишь разжала ладонь, из которой на стол со звоном упала связка ключей.

– Будь добра, – произнесла она с гордо поднятой головой, почти не глядя на секретаршу, – запри кабинет.

И, ловко развернувшись на своих ходулях, не оглядываясь, вышла из приемной.

– Было бы неплохо, если бы ты заявила о пропаже Семена Аркадьевича в милицию, – сказала я, устроившись за рулем.

Мэрилин, посерьезнев, только молча кивнула мне в ответ.

* * *

Когда я, клятвенно пообещав Мэрилин, что сообщу о судьбе ее бывшего мужа, как только мне что-то удастся узнать, высадила ее у дома и приехала в редакцию, Кряжимский был уже там. Я прошла в кабинет и поманила его за собой.

– Что-нибудь удалось узнать? – спросила я, устраиваясь в кресле.

– Почти ничего, – он отрицательно покачал головой и сел напротив.

– Ну, давайте по порядку.

– Вещи из квартиры Лущенко начали вывозить позавчера после обеда.

– То есть в тот день, когда его предположительно убили?

– Да, – Кряжимский наморщил лоб. – Грузчиками руководил здоровый бородатый мужик, остальные называли его «Михеич». Откуда они и куда отвозили вещи, никто не знает. Единственное, что удалось узнать, – машина была крытая – фургон на базе пятьдесят третьего «газона». Сделали они два или три рейса. Вот и все.

– Да, не густо, – разочарованно протянула я, откидываясь в кресле.

– Я ведь не профессионал, Оля, – виновато произнес Кряжимский.

– Да не убивайтесь вы, Сергей Иванович, – успокоила я его. – У меня к вам никаких претензий нет, вы молодец. Не думаю, что кто-то мог бы узнать больше, чем вы. Кстати, забыла вас спросить, вы вчера звонили в милицию?

– Конечно, конечно, Оля, а как же?

– Хорошо. Думаю, на основании того, что нам уже известно, можно начинать готовить статью для газеты. Я уже и название придумала, что-то вроде «Убийство по брачному объявлению» или «Смерть в объективе». Как вам?

– Неплохо, неплохо, – задумчиво произнес Кряжимский, видимо, имея на этот счет свои идеи. – Я тоже кое-что приготовил. Показать?

– Потом, Сергей Иванович, потом я обязательно посмотрю, а сейчас у меня для вас есть новое задание.

Он поднял на меня страдальческий взгляд.

– С тобой не соскучишься!

– А как же, – весело отозвалась я. – Но вы не пугайтесь. Задание, может быть, немного скучноватое, но довольно простое, даже общаться ни с кем не придется.

– Что же ты еще придумала? – как-то без особого энтузиазма поинтересовался Кряжимский.

– Сейчас расскажу, – я поудобнее устроилась в кресле и прикурила сигарету. – Ответьте мне сначала на один вопрос. Можно ли на почте узнать, кто владелец абонентского ящика?

Кряжимский снова наморщил лоб.

– Не знаю, – после недолгого молчания произнес он. – Можно, конечно, попробовать, но я сильно в этом сомневаюсь. Тайна переписки, знаешь ли.

– Ладно, – я положила перед ним газету и ткнула сигаретой в объявление: «Эффектная длинноногая…» – Тогда все-таки попытайтесь узнать, кто абонирует этот ящик. А если не получится…

– Что тогда? – Кряжимский испуганно уставился на меня.

– Да не пугайтесь вы так, Сергей Иванович, – я выпустила в потолок тонкую струю дыма. – Если не получится, тогда вам нужно будет понаблюдать за этим ящиком и проследить за тем, кто будет доставать из него корреспонденцию.

– И это все? – облегченно вздохнул Кряжимский.

– Конечно, – подтвердила я, – сегодня подежурите до закрытия почты, а завтра начнете с утра. И возьмите с собой Виктора, – я хитро сощурилась. – Вдруг придется куда-нибудь отойти.

– Ладно, Оленька, – Кряжимский поднялся с кресла и посмотрел на часы. – Сегодня я как-нибудь сам управлюсь, а завтра видно будет.

– Вот и ладушки, – я загасила бычок в пепельнице. – Если что – звоните.

 

Глава 9

Отправив Кряжимского, я еще некоторое время расслабленно сидела в кресле, пытаясь проанализировать имеющиеся факты, но отдельные детали никак не хотели складываться в целостную картину. На душе было как-то тоскливо, и я выкурила еще одну сигарету. После этого я поняла, что мне просто необходимо подкрепиться. Поехать домой? Но в холодильнике – шаром покати. Ладно, поеду в какой-нибудь ресторан. Почему бы не съездить в «Рондо»? Это хоть и ночной клуб, но с двенадцати дня работает как обычный кабак. Кстати, может быть, удастся узнать, кто вчера вышел следом за мной.

– Я обедать, – бросила я Марине и вышла на улицу.

Веселый щебет птиц, шелест листвы и ласковые лучи солнца вселили в меня уверенность, что вскоре мне удастся разгадать тайну фотографий, сделанных Клочковым. Настроение немного улучшилось, а когда я подъехала к клубу и вышла из машины, то снова была готова к бою.

Внутри было пустынно, только за стойкой скучал незнакомый бармен.

– Алексей, – обратилась я к нему, прочтя на бэйдже его имя, – а не найдется ли у тебя морковного сока?

– Может быть, огуречного рассола? – весело отозвался он.

Видно было, что он просто умирает со скуки и будет рад поболтать с симпатичной девушкой.

– Ты серьезно? – улыбнулась я, вспомнив о маминых соленостях, которые обожала.

– Если хочешь, я специально для тебя узнаю на кухне. Что, перебрала вчера? – сочувственно поинтересовался он.

– Если честно, то я вообще не пью.

Он недоверчиво посмотрел на меня.

– Ну так, пару фужеров шампанского по праздникам, и то после них сразу засыпаю, – заверила я его. – Так что соку мне нальешь?

– Морковного, к сожалению, нет, – он пожал плечами. – Может быть, персикового?

– Ага, – согласилась я. – Денис мне тоже персиковый наливал.

– Так ты здесь завсегдатай? – он поставил на стойку высокий фужер с толстым дном. – Из холодильника?

Я не стала его разубеждать насчет завсегдатая. Не говорить же ему, что я всего второй раз в этом заведении. Я только кивнула, словно отвечая на оба вопроса сразу. Алексей достал из холодильника коробку персикового сока, ловко срезал уголок и, наполнив фужер, пододвинул его ко мне.

– А тебя как зовут? – поинтересовался он.

– Ольга, – я взобралась на высокий круглый стул и с удовольствием сделала несколько глотков ароматного сока с мякотью. – А ты, я смотрю, здесь недавно?

– Я был у них в резерве, – просто ответил он. – Заведение крутое – даже на бармена очередь выстоять нужно, а сегодня Евграф не вышел, вот меня и вызвали.

– А он разве вчера не работал? – беззаботно спросила я.

– Вчера Денис работал, а Евграфа уже третий день никто не видел.

Интересно, как бы он прореагировал, если бы я сказала, где они могут найти Евграфа?

– Ладно, Леша, спасибо за сок, конечно, – поблагодарила я бармена, – но мне нужно бросить в топку чего-нибудь посущественней.

– Сегодня неплохой крабовый салат, – посоветовал мне он, – и судак в белом вине с лимоном.

Я кивнула Алексею и, забрав недопитый фужер сока, устроилась за столиком. Рядом со мной тут же, откуда ни возьмись, выросла фигура официанта с ослепительно белым полотенцем, перекинутым через руку. Он положил передо мной меню и карту вин.

– Крабовый салат и судака, – заказала я по совету Алексея, – и чего-нибудь сладенького на десерт.

– Есть пирожное «Прага».

– И кофе, – закончила я заказ.

– Что будете пить?

– К сожалению, я за рулем, – я подняла на официанта глаза и добавила, – впрочем, добавьте в кофе немного коньяку. Только хорошего.

– Не сомневайтесь, – ответил он и удалился.

Готовили в «Рондо» неплохо. Я с удовольствием съела салат и судака и едва запихала в себя «Прагу». Когда я сделала глоток кофе и закурила, в сумочке запиликала «моторола».

– Оля? – услышала я в трубке.

Голос показался мне знакомым, но откуда я его знаю, вспомнить я не могла.

– Конечно, Оля, – с оттенком раздражения ответила я. – Это же мой телефон.

– Это Денис. Помнишь, ты сама дала мне вчера свой телефон? Может быть, я не вовремя? – неуверенно поинтересовался он.

– А-а, Денис, – обрадовалась я (позвонил все-таки). – Нет, все в порядке. Как у тебя дела? Отоспался?

– С этим у меня все нормально – часа три с лучшим другом, я имею в виду диван, – и я снова как огурец.

– Денис… – я немного замялась, представив себе его красивое мужественное лицо, обрамленное золотыми волосами, – знаешь, хорошо, что ты позвонил. Мне нужно у тебя кое-что спросить.

– Ну так спрашивай, – с готовностью ответил он.

– Вчера, когда я ушла, никто не интересовался мной, ну, я имею в виду, тем, о чем я тебя расспрашивала? – я замолчала, с нетерпением ожидая ответа.

– Треф спрашивал, – сразу же ответил он. – Помнишь, тот поддатый брюнет, что заказывал два скотча. Он потом еще сразу куда-то исчез.

– Исчез, говоришь? – переспросила я, а у самой в груди гулко забухало сердце.

Значит, это Треф. Узнал у Дениса, что я у него вынюхивала, и бросился за мной. Но какой из него танцор, у него же ноги кривые. Погоди, при чем здесь ноги и при чем здесь танцор? Он убийца. Он убил Лущенко, чтобы ограбить его, убил Клочкова, чтобы забрать у него негативы, убил Евграфа и пытался убить меня. А зачем он убил Евграфа? Ну, явных поводов пока не видно, но можно предположить, что Евграф что-то пронюхал про его махинации и попытался шантажировать его. Или…

– Оля, Оля, – голос Дениса вернул меня на землю, – алло…

– Да-да, я слушаю.

– Что-то со связью, – произнес Денис. – Я тебя плохо слышу.

– Нет, со связью все нормально, – ответила я, – просто я задумалась.

– Оля, – как-то очень проникновенно произнес Денис, – знаешь, зачем я тебе позвонил?

– Не знаю… – мысли крутились в моей голове, как снежинки в вихре, сбивая одна другую. – Денис, ты знаешь, где живет Треф?

– Нет, а зачем тебе он? Я хотел предложить тебе…

– А как его зовут, ты знаешь?

– Антон…

– А фамилия?

– Жедрин.

Я быстро записала имя и фамилию Трефа в блокнот.

– Ты что-то мне говорил?

– У меня сегодня выходной, мы могли бы встретиться? Познакомились бы поближе.

– Знаешь, – я потихоньку начала возвращаться в реальную жизнь, – в принципе я не против, только у меня есть одно мероприятие минут на сорок. Как у тебя со временем?

– До завтрашнего дня я совершенно свободен.

– Я освобожусь часам к пяти, где ты будешь?

– Знаешь пятачок у вокзала, где памятник Железному Феликсу?

– Конечно.

– Тогда в пять я тебя буду там ждать, идет?

– Договорились… Денис…

– Да?

– Если я задержусь, позвони мне, хорошо?

– Конечно.

– До встречи.

Я спрятала телефон и кивнула официанту. Сердце в моей груди прыгало, как перепуганный заяц. Непонятно только, отчего больше: оттого ли, что мне позвонил Денис, или оттого, что он мне сказал про Трефа? Скорее всего, и от того, и от другого.

Расплатившись по счету, я кивнула на прощание Алексею и вышла из клуба.

Устроившись за рулем, я некоторое время сидела без движения, приводя дыхание в норму. Потом повернула ключ в замке зажигания, плавно отпустила педаль сцепления и выехала со стоянки. Через пять минут я уже входила в маленький зал адресного бюро, где и без меня было человек восемь.

Я заполнила бланк и стала ждать. Через несколько минут открылось окошечко, и молодая рыжеволосая девушка начала называть фамилии. Когда она выполнила все заявки, я протянула ей свой бланк.

– Год рождения? – она подняла на меня большие красивые глаза.

– Примерно шестьдесят пятый, – прикинув в уме возраст Трефа, ответила я.

– Заполнять нужно, – назидательно пробубнила она и сделала в бланке пометку.

Я протянула ей деньги, она безразлично вернула мне сдачу.

– Ждите.

Я села на стул рядом с розовощеким толстяком и снова попыталась привести в порядок свои мысли. Я чувствовала, что близка к разгадке, но что-то у меня не сходилось. Я крутила факты и так и сяк, тасовала их, как карточную колоду, словно фокусник вытягивала отдельные детали – у меня ничего не получалось. Сквозь гул приглушенных голосов я услышала свою фамилию.

Ага, сейчас наконец что-то прояснится. У меня будет зацепка. Даже не зацепка, у меня будет адрес предполагаемого убийцы. Я подошла к окошечку и с волнением взяла протянутый мне листок.

На оборотной стороне моей заявки, где должен был быть адрес Трефа, синей шариковой ручкой было начертано:

«В Тарасове и области не зарегистрирован».

У меня упало сердце – такого я не ожидала. Я беспомощно замерла с листком в руках, уставившись в одну точку на полу, как будто именно в ней мог быть сосредоточен ответ на вопрос: что же теперь мне делать? Перед моим застывшим взглядом медленно и бессмысленно, точно рыбы в аквариуме, плыли какие-то цветные пятна, размытые внезапно охватившей меня немотой. Словно между мной и людьми колыхалась завеса из жидкого стекла. Она не пропускала звуки, искажала лица, вызывала тошноту и головокружение. А может, это последствия моего ночного приключения? Мысль не оригинальная, но она вернула меня к жестокой реальности. Такой ли уж жестокой? – мысленно ущипнула я себя за мочку уха.

Хороша же ты, если малейшее препятствие на своем пути склонна расценивать как непреодолимую преграду! Лучше подумай, что в данных обстоятельствах ты можешь сделать.

Итак, Треф не зарегистрирован, ладно. Но он часто появляется в «Рондо». Что ж, некоторое время тебе придется поболтаться в этом клубе. О господи, да ты обо всем забыла! Зачем тебе вообще там появляться, если у тебя есть Денис. Гениально. «Вот ты как, значит, – поддела я себя, – думаешь, что Денисом обзавелась. Инстинкт собственника заиграл… Да при чем тут это? Просто попрошу Дениса сообщить мне, когда Треф появится».

Ты, стало быть, попросишь, а все это время Треф будет охотиться за тобой.

Некоторое легкомыслие уступило место законному испугу. Я почувствовала, как по спине, словно скользкая ящерица или юркий уж, прошелестел тревожный холодок. Картина ночной встречи с убийцей ярко, во всех деталях встала перед моим воображением.

Убийца знает, кто я, где работаю, скорее всего уже знает, где живу… Так что же мне делать? Обратиться в милицию? Подать в розыск? Но какие у меня основания для этого, я имею в виду разумные, с точки зрения органов, основания. Никаких. Ясно как день.

Я опять скисла. Может, мне временно поменять место жительства? Уйти в подполье? Поддерживать связь только с Сергеем Ивановичем и… Денисом?

При звуке этого имени, наперекор всем моим страхам и опасениям, натянутым нервам и судорожному цеплянию за остатки здравого смысла, мое сердце сначала сладко сжалось, а потом, точно прыгун с шестом, с разбегу перемахнуло через только что маячившую перед моим внутренним взором гибельную планку и плавно приземлилось в объятия златокудрого бармена.

«Любовным романом попахивает, – брезгливо повела я ноздрями. – Лучше подумай, как тебе с Трефом быть». Я старалась избавиться от пробивавшихся на поверхность души ростков иллюзий, но упрямый таинственный голос, идущий, казалось, из сердца, повторял: «Денис поможет».

«Вот еще! – фыркнула я. – Я привыкла сама справляться со своими проблемами». Моя завоеванная в борьбе с «огнями большого города» эмансипированность и чувство собственного достоинства бунтовали против инфантильного перекладывания ответственности на плечи другого и зависимости от воли мужчины.

Я опустила квитанцию в урну и направилась к машине. В конце концов я ничем не рискую. Через пятнадцать минут я увижусь с Денисом. Сидя в машине, я пробовала вообразить сцену встречи.

Вот он стоит на автобусной остановке, жмурящийся на солнце, немного рассеянный, не знает, с какой стороны я появлюсь. Я приближаюсь, резко торможу и несколько секунд смотрю на него поверх солнцезащитных очков. Он не замечает меня. Я открываю дверцу и тихо зову его. Он точно просыпается, кидается со всех ног к машине и, радостно упав на переднее сиденье, целует мне руку. Женщины на остановке в шоке. Они давно наблюдали за златокудрым красавцем, сгорая от любопытства: кого он ждет? И вот мы несемся на всех парах, со страшной скоростью удаляясь от остановки, и я уже каким-то особым ревнивым и гордым зрением победившей тигрицы вгрызаюсь в потерянные лица жалких соперниц.

Или другая картина.

Я издалека замечаю Дениса. У него в руках букет цветов. Он как-то неловко держит его и вглядывается вдаль, откуда, по его прогнозам, должна появиться я. Я останавливаю машину, он сразу замечает меня и, застенчиво пряча за спину букет алых роз, медленно приближается ко мне. Я выхожу из машины и, пожираемая удивленными и завистливыми взглядами ожидающих транспорт женщин, кидаюсь на шею Денису. Он легко подхватывает меня и кружит. Розы взрываются фейерверком и осыпают серый асфальт. Мы хохочем. Денис слегка запрокидывает голову, ветер играет его золотыми прядями. Глаза полны синевой и смехом. Я чувствую силу и нежность его больших любящих рук, его… мятное… фу ты, черт, реклама мозги проела, чувствую его теплое дыхание, тонкий аромат… скажи еще «Олд спайс»!

А может быть, все будет вот так:

Он погружен в чтение расклеенных на доске газет. Я останавливаю «Ладу». Он меня не видит. Я выхожу из машины, подхожу к нему сзади и… обнимаю его. Боже, какие мышцы! Я закрываю глаза, прижимаясь к нему все теснее. Не оборачиваясь, Денис немного отстраняется, охватывает мою голову руками, ерошит волосы, бормочет всякие веселые глупости. Женщины окосевают, мы – на верху блаженства.

Я взглянула на часы – ну и размечталась же я! Пора претворять мечты в жизнь. Быстрая езда всегда помогала мне избавиться от назойливых мыслей. Я включила «Европу-плюс» и отдалась на волю скорости и «Криденс».

Улица Чапаева, как всегда в этот час, была забита выстроившимися в два ряда в обоих направлениях авто. Я, как могла, маневрировала, но в конце концов меня постигла участь ожидающих своей очереди автолюбителей. Все же как мерзко чувствовать себя такой беспомощной. Я взглянула на часы: три минуты шестого. Ладно, подождет, раздраженно сказала я вслух, кидая полные тихого отчаяния взгляды в окна стоящей рядом белой «Хонды».

Наконец наша колонна тронулась. Мне удалось обогнать крутой джип «Шевроле», «шестерку» и перламутрово-зеленую «Ауди». Водитель последней с недобрым любопытством проводил меня долгим красноречивым взглядом. Но мне было наплевать. Вот и Ильинская площадь. Я издали заметила высокую фигуру в белой майке и голубых джинсах. А когда подъехала ближе, убедилась, что это Денис. Как в моих грезах, ветер играл его густыми золотистыми прядями, а солнце зажигало в них ослепительные искры. Но… Денис, чего я никак не могла представить, призывно и радостно махал мне рукой. Не доехав до остановки, я резко свернула вправо и, проехав мимо скверика, вырулила на ответвляющуюся под острым углом от Чапаева улицу.

Что толкнуло меня на этот неожиданный маневр? Я и сама еще не вполне понимала. Точно внутренний голос отдал распоряжение.

«Что же это я? – недоуменно спросила я себя, продолжая движение в направлении центра, – робость или…» Несколько минут я приходила в себя. Надо где-нибудь остановиться, перевести дух. Я припарковала машину неподалеку от тихого тенистого дворика и упала головой на руль. Кровь гулко ударялась в виски. В горле першило. Уж не простудилась ли я? Где в такую погоду можно простудиться? В редакции, например, сквозняки, в машине… Я точно старалась отвлечь себя от неприятной, если не от страшной мысли о том, что… Я сделала усилие, чтобы преградить путь волне тошноты, которая поднималась из желудка и готова была расплескаться в горле. Фу ты, черт, надо же!

Последствия сотрясения? Едва я подумала о вчерашнем ночном эпизоде, мне стало еще хуже. Что же это такое? Проделки злого беса или предупреждение доброго ангела?

Чтобы немного привести себя в чувство, я набрала сотовый Кряжимского.

– Кряжимский слушает, – спокойный, даже вялый голос Сергея Ивановича подействовал на меня благотворно.

– Это Ольга. Как там у вас? Вы еще не совсем уснули?

– Ну что ты! Мы свежи как огурчики, несем вахту. Никто пока не появлялся, но мы полны решимости дождаться.

– Отлично, – выдохнула я. – Вот что, Сергей Иванович, пока вы там, так сказать, без привычной умственной нагрузки прозябаете, – мой шутливый тон и чудная реплика развеселили Кряжимского, – прикидывали бы в уме потихоньку, как нам начать статью… – А я и прикидываю, – отозвался Кряжимский, – только вначале надо бы убийцу найти.

– Убийца не убежит, – заметила я. – Кстати, вы где?

– Двадцать восьмое отделение связи, на улице Рабочей, знаешь, где это?

– Знаю, знаю, – вздохнула я. – До которого часа они работают?

– До шести, – облегченно ответил Кряжимский. – Так что мне осталось здесь куковать меньше часа.

– Как вы там устроились?

– Прекрасно. Здесь на почтамте огромные окна, через которые видно стойку с ящиками. Так что я сижу в машине и наблюдаю за происходящим через объектив фотоаппарата.

– Ну и хорошо, удачи вам, – я опустила аппарат на сиденье рядом с собой, положила руки на руль и уставилась прямо перед собой.

Прошло чуть больше двух дней с момента убийства Лущенко – в том, что его убили, я уже не сомневалась. Сутки, как убили Клочкова. Потом Евграф. Хотя я и не была уверена, что его убили после Клочкова, может быть, и раньше. Но я была уверена, что все эти убийства связаны между собой. Более того, они были делом рук если не одного человека, то одной преступной группы. Кто следующий? Оля Бойкова? По телу пробежала волна озноба, хотя жара стояла под тридцать.

Дело обстояло так, что, брось я расследование, в плане моей личной безопасности это бы ничего не изменило. Я слишком далеко зашла, преступник настроен решительным образом. Что бы я ни делала, он намерен убрать меня. Я почувствовала себя в западне, и самое интересное было то, что я сама загнала себя в нее. «Ну, хватит, – одернула я себя, – выходит, если бы тебе сейчас представился случай выйти из воды сухой, при условии прекращения расследования, ты бы согласилась, отступила перед трудностями, спасовала перед опасностью? Какой же тогда из тебя журналист? Или ты считаешь, что можно обойтись подбором сенсаций в духе желтой прессы? И перестань путать личн…»

Нота протеста, заявленная сонной тишине моим сотовым, прервала мои размышления. Я лениво поднесла трубку к уху.

– Алло, Оля, это ты? – встревоженный голос Дениса донесся до моего сознания как звуковой обрывок какой-то другой реальности.

Но так было только в первую секунду. Действительно, чему удивляться, когда я вот так его оставила на остановке предаваться самым мрачным мыслям по поводу моего неожиданного маневра.

– Да, Денис, это я. Хорошо, что позвонил, я не смогла приехать, – соврала я.

В трубке повисла долгая напряженная тишина. Я боялась даже перевести дыхание, чтобы не вспугнуть ее.

– Но ты же проехала мимо, вернее, свернула раньше… – он замялся.

– Я вообще никуда не выезжала из редакции, – опять соврала я, чувствуя себя полной идиоткой.

– Но… – растерянно и озадаченно произнес он.

– Ты сомневаешься в моей честности? – решила я взять его на мушку.

Лучший метод защиты – нападение.

– Ну что ты, – миролюбиво, но все так же растерянно сказал Денис. – Тогда, может, перенесем нашу встречу на другое время?

– Удачная мысль, – я наконец перевела дыхание. – Вот только на какое?

– Например, на восемь вечера.

– На восемь? – растерялась я, не отдавая себя отчета, чему обязана такой глупой реакцией.

– Ты и в восемь не освободишься? – огорченно спросил Денис.

– Сама еще не знаю, – в третий раз за несколько минут соврала я, – скорее всего, нет.

– Так ты в редакции?

– Нет, то есть да, – торопливо поправилась я, – но сейчас ухожу.

– Уходишь? – недоверчиво переспросил Денис. – Может, ты просто не хочешь со мной увидеться?

– Ну что ты, я ведь сама дала тебе номер своего телефона, – теперь я испытывала настоящее чувство вины. – Слушай, давай встретимся завтра.

– Завтра я работаю, – разочарованно отозвался Денис.

– Тогда послезавтра, – обрадовалась я, – ты мне позвонишь в редакцию или я тебе сама позвоню, идет?

– А сегодня ты никак не можешь?

– Боюсь, что нет, работы полно, ты уж прости, – выпалила я на одном дыхании.

– Ну что ж, тогда до послезавтра. Я тебе сам позвоню, хорошо?

– Договорились.

Я кинула сотовый на соседнее сиденье и снова задумалась. Не знаю, сколько времени я просидела, теряя и заново ловя нить логики в попытках нанизать на нее разрозненные факты, и сколько времени еще потом пребывала в полузабытьи, потому что именно пиликанье сотового разбудило меня. Несмотря на то что я спала, мозг мой не переставал работать, хотя, конечно, в режиме подсознания. Когда я проснулась, было ощущение, что я не выходила из состояния бодрствования.

– Бойкова слушает.

– Оля, час грянул, мы преследуем объект, – голос Кряжимского дрожал от радости и предвкушения развязки.

– Отлично, – мою ипохондрию как рукой сняло. – Где вы?

– Едем за город, в сторону Пристанного, через Соколовую.

– Догнать не обещаю, но подъеду, думаю, вовремя.

– Такая удача! – Кряжимский пребывал в эйфории.

– Это мужчина?

– Да. Сел в голубую «девятку». На нем бейсболка и джинсы. Он в темных очках.

– Смотрите, не упустите его. И держите меня в курсе, я еду следом.

Я бросила мобильный на сиденье и дала газу. Наконец-то динамика, погоня, а не вялые неутешительные раздумья, чреватые тупиковой хандрой!

Сердце плясало в груди, как языки костра – жарко и весело, кровь быстрее потекла по жилам, наполняя тело жизненной силой. Я боялась врезаться в кого-нибудь или сбить. Нет, так гнать нельзя, ты еще не на трассе. Я сбавила скорость, и только мысли мчались вперед, обгоняя одна другую.

Глядя на унылую череду машин, запрудивших дорогу, я недоумевала – как можно так медленно тащиться. Я чувствовала себя хищником в клетке, жадно следящим за проносящимися в трех метрах стадами антилоп. Вернее, одной откормленной, лоснящейся, бегущей в моем разгоряченном мозгу – голубой «девяткой», которая неслась по трассе в сторону Пристанного.

 

Глава 10

Когда подъехавший на голубой «девятке» парень пошел на почту, Кряжимский не придал этому большого значения – он почему-то ожидал, что за корреспонденцией придет женщина. Но парень достал из кармана связку ключей и, вставив один из них в замочную скважину ящичка, отпер дверцу.

«Ё-мое, это же тот самый ящик, – вздрогнул Кряжимский, наблюдая за действиями парня через мощный телеобъектив, – чуть не проморгал».

Пока парень доставал письма и запирал дверцу, Кряжимский несколько раз успел щелкнуть затвором фотоаппарата. Еще несколько снимков он сделал, когда парень выходил из здания почты и садился за руль. После этого Сергей Иванович положил аппарат на соседнее сиденье и запустил двигатель.

Но «девятка» еще несколько минут стояла на месте – было видно, как парень перебирает письма, вскрывает некоторые из них и пробегает глазами содержание. Сложив корреспонденцию в пластиковый пакет, он бросил его на заднее сиденье и только после этого тронулся с места.

Отпустив его метров на пятьдесят, Кряжимский двинулся следом. Машину он водил уже четверть века, и хоть и был аккуратистом, мог при необходимости показать класс вождения. Пока такой необходимости не возникало. «Девятка» не спеша проехала несколько кварталов по центру города и легко начала взбираться на Соколовую гору. Миновав КП ГИБДД, свернула направо.

«Едет за город», – подумал Кряжимский и только тут вспомнил, что не позвонил Бойковой.

Он достал мобильник и сообщил Ольге о начале преследования. Машин на трассе было много, и это, с одной стороны, облегчало наблюдение за объектом, но с другой – затрудняло маневр. Перед поселком Юбилейный голубая «девятка» свернула с трассы влево и, постепенно набирая скорость, направилась в сторону кирпичного завода. Кряжимский, соблюдая необходимую дистанцию, ехал следом.

Дорога, несколько раз вильнув между небольшими овражками, вышла к большому участку, застроенному новыми коттеджами. Участок находился на небольшом склоне, упираясь дальней стороной в редкий сосновый лес. «Девятка» пересекла поселок насквозь и остановилась неподалеку от шикарного трехэтажного особняка из красного кирпича.

Кряжимскому, чтобы остаться незамеченным, пришлось свернуть в проулок метрах в семидесяти от голубой «девятки». Резко затормозив, он быстро схватил фотоаппарат и прильнул к глазку видоискателя. Расстояние сразу же многократно сократилось. Сергей Иванович прекрасно видел, как парень достал с заднего сиденья пакет с корреспонденцией и вышел из машины, захлопнув за собой дверцу.

Неторопливой походкой парень подошел к воротам трехэтажного особняка и, нажав кнопку переговорного устройства, стал ждать. Кряжимский видел, как он что-то говорил в микрофон, но, видимо, его не ждали, потому что он стал что-то энергично объяснять, размахивая свободной рукой. Наконец, через несколько минут дверь отворилась, и, оглядевшись по сторонам, молодой человек вошел внутрь.

* * *

Свернув на Соколовой горе в сторону Пристанного, я через несколько сотен метров остановилась и, взяв «моторолу», набрала номер Кряжимского.

– Сергей Иванович, у вас все в порядке? – спросила я, когда Кряжимский взял трубку.

– Да, все нормально, объект вошел в дом, – по голосу Кряжимского я почувствовала, что он возбужден преследованием.

– Я на горе. Куда мне ехать?

– Доезжай до Юбилейного, перед ним повернешь налево. Минут через пять дорога тебя выведет к новому поселку. Да. Здесь крутые коттеджи в два-три этажа. Проедешь по центральной улице почти до конца. Увидишь голубую «девятку» – сворачивай налево, не доезжая до нее метров восемьдесят. Я понятно объясняю?

– Вы прекрасно объясняете, Сергей Иванович, – похвалила я его. – Ждите.

Я надавила на педаль акселератора и уже через десять минут въезжала в поселок. Да, действительно, коттеджики здесь были отгроханы что надо! Казалось, что их владельцы старались перещеголять друг друга. Здесь стояли и дома с башенками и узкими стрельчатыми окнами, похожими на готические замки, и мощные мастодонтистые сооружения из бетона, и пестрые коттеджи из цветного кирпича. Дворики все огорожены – у кого высоченными кирпичными заборами, у кого стальными пиками с острыми наконечниками, была даже ажурная решетка из чугуна.

Когда я увидела голубое пятно «девятки», стоявшей на обочине, я свернула влево и, обогнув «шестерку» Кряжимского, встала перед ней, чтобы не загораживать Сергею Ивановичу обзор. Он выбрал прекрасное место для наблюдения за углом кирпичного забора. Я вышла из машины, не забыв прихватить «Никон», и пересела к Кряжимскому.

– Ну что? – поинтересовалась я, устраиваясь на заднем сиденье.

– Он вошел вон в тот трехэтажный особняк, – ответил Кряжимский. – Кажется, его не очень-то хотели видеть. Он минут пять переговаривался с хозяевами.

– А кто там живет? – я подняла фотоаппарат к глазам.

– Спроси что-нибудь полегче, – усмехнулся Кряжимский. – Я же не ясновидящий.

– Ладно, будем ждать, может быть, что-нибудь прояснится.

Прошел час, а снаружи ничего особенного не происходило. По дороге изредка проезжали дорогие иномарки вроде «Мерседесов», «Вольво» и «Саабов». Возле ворот двухэтажного дома за два участка от того, за которым мы наблюдали, остановился белый «Понтиак». Не новый, правда, но вполне приличный. Ворота автоматически поднялись вверх, давая «Понтиаку» проезд, а затем плавно опустились, словно закрылась пасть мифического чудовища.

Время подходило к восьми, а парень, вошедший в дом, как сквозь землю провалился. У меня снова запершило в горле, но на этот раз от жажды. Я уже хотела взять бутылку минералки, лежащую у Кряжимского в машине между передними сиденьями, но тут открылась калитка и из нее вышла высокая стройная брюнетка, одетая в джинсы, майку и кроссовки. Ее волосы были забраны в пучок на затылке.

– Сергей Иванович, – почему-то шепотом произнесла я, – смотрите.

– Вижу, Оленька, вижу, – в голосе Кряжимского чувствовался нарастающий азарт охотника.

Брюнетка невозмутимо открыла переднюю дверцу «девятки», на которой приехал парень, и села за руль.

– Оставайтесь здесь и следите за своим клиентом, – бросила я Кряжимскому и кинулась к своей машине.

С трудом развернувшись на узкой дороге, я пожалела, что не сделала этого заранее. Когда я выехала на центральную улицу, «девятки» там уже не было. Но я точно знала, что в обратном направлении она не проезжала. Может быть, с этой стороны тоже есть выезд из поселка? Я свернула налево и надавила на газ. Через несколько десятков метров асфальт кончился, и грунтовая дорога повернула вверх к лесу. Лес был довольно редкий, но совсем темный.

Каково же было мое удивление, когда я увидела брюнетку, которая быстро двигалась мне навстречу. Пешком. Я резко затормозила, лихорадочно соображая, что мне делать?

«Погоди, девушка, – успокоила я себя, – чего ты паникуешь? Твою машину она не знает, это раз, стекла у тебя в машине тонированные, поэтому увидеть тебя она не сможет, это два. Тогда чего ты дергаешься?» Немного успокоившись, я включила первую скорость и поехала навстречу брюнетке. Теперь главное – чтобы второй раз не попасться ей на глаза, иначе она может что-нибудь заподозрить.

Я спокойно проехала мимо брюнетки и чуть было не ахнула, узнав ее. Хотя уже начало смеркаться, я прекрасно разглядела черты ее лица и длинную шею. Это была «дама с бархоткой на шее», как я окрестила ее вчера в клубе. Зачем ей нужно было отгонять машину? Я проехала дальше, но голубой «девятки» нигде не было. Куда же тогда делась машина?

Скорее всего, она свернула с дороги в лес, но, к моему сожалению, лес был усыпан сосновыми иголками, на которых не было никакой возможности разглядеть следы. Я развернулась на небольшой полянке и поехала назад. Остановившись на опушке, я взяла «Никон» и вышла из машины. В объектив было видно, как брюнетка спустилась до асфальтовой дороги и, свернув в сторону поселка, исчезла из моего поля зрения.

Вернувшись к машине, я позвонила Кряжимскому.

– Она возвращается назад и почему-то без машины, – сказала я.

– Вижу ее, – ответил Кряжимский. – Она снова входит в дом.

– Она где-то спрятала «девятку», я ее не нашла.

– Зачем ей это нужно? – недоуменно произнес Кряжимский. – Может быть, на всякий случай.

– Какой еще всякий случай, Сергей Иванович?

– Ну, если вдруг муж вернется, – предположил Кряжимский.

– Ваш подопечный мог бы сам отогнать машину, а не поручать это женщине, – размышляла я вслух. – И потом, они должны были сделать это сразу. Что-то здесь не так. Давайте продолжим наблюдение, должен же наконец появиться этот парень в бейсболке, ведь прошло больше двух часов, как он приехал.

– Как скажешь, – покорно согласился Кряжимский.

– Только я не могу показываться ей на глаза, – сказала я. – Она видела мою машину.

Я отключила телефон, завела двигатель и, спустившись к асфальтовой дороге, остановилась на окраине поселка, так, чтобы просматривался вход в особняк. Стало еще темнее, и приходилось напрягать зрение, чтобы ничего не упустить.

Прошло минут двадцать, прежде чем я увидела, что ворота особняка открылись, оттуда выехал небольшой черный «Мерседес» и остановился на дороге. Мне было видно, как из него вышла «дама с бархоткой», закрыла ворота и снова села за руль.

На сиденье запиликала «моторола».

– Она направляется в твою сторону, – услышала я взволнованный голос Кряжимского.

– Вижу, – ответила я. – Не отключайтесь, будем поддерживать связь, как бы не потерять ее из виду. Сделаем так: я проеду вперед, чтобы она меня не видела, а вы следуйте за ней.

Я положила телефон на сиденье и резво стартанула. Въехав в лес, я снова приложила телефон к уху.

– Как ситуация, Сергей Иванович, вы ее видите?

– Сейчас – нет. Она только что свернула с асфальта. Не хочу висеть у нее на самом хвосте.

Через несколько секунд я снова услышала его голос:

– Вижу ее, она приближается к лесу.

К этому времени я уже остановилась в лесу на той самой полянке, где разворачивалась полчаса назад. Я выключила свет и вышла из машины. Сначала было совсем темно, но через несколько секунд глаза стали различать отдельные деревья, а чуть позже я увидела вдалеке свет фар движущегося автомобиля. Он потихоньку приближался ко мне, а потом вдруг исчез. – Сергей Иванович, вы видите ее?

– Кажется, она свернула с дороги, – Кряжимский был явно удивлен. – Куда это она?

Тут мне показалось, что между стволов деревьев я заметила прыгающий свет фар. Я осторожно пошла в ту сторону.

– Кажется, я ее засекла, – проговорила я в трубку, продвигаясь вперед. – Она движется перпендикулярно дороге, примерно в двухстах метрах от въезда в лес.

– Я понял, – ответил Кряжимский. – Я как раз где-то в этом месте.

Наверное, «Мерседес» остановился, потому что свет перестал прыгать и передвигаться, застыл на одном месте. Я осторожно шла на свет, стараясь не хрустнуть сухой веткой. Наконец мне удалось приблизиться настолько, что я могла разглядеть всю картину, во всяком случае то, что попадало в свет фар «Мерседеса». А в их свет попала «девятка», стоящая над обрывом. То, что там дальше обрыв, я поняла по тому, как резко заканчивался свет. Галогенные фары «Мерседеса» пронзали тьму, как лезвия раскаленных добела клинков, но даже они не могли осветить небо.

«Дамы с бархоткой» видно не было, и я начала уже волноваться, не свалилась ли она с обрыва. Потом я различила какое-то движение у багажника «Мерседеса». Красные габаритные огни были включены и освещали синие джинсы дамы, которые казались подернутыми розоватой пылью. Она напряглась и перевалила через бортик багажника какой-то тюк, который мягко упал на ковер из опавшей хвои.

Брюнетка склонилась над тюком и с трудом поволокла его к «девятке». Протащив свою ношу вдоль «Мерседеса», она выпрямилась, чтобы отдышаться. Ее красивая грудь, обтянутая тонкой маечкой, высоко вздымалась. Только в этот момент в свете фар я увидела, что за ношу она тащила. Это было тело парня в голубых джинсах.

Я подняла к глазам фотоаппарат, висевший у меня на шее, и остолбенела. Обрамленное золотыми волосами лицо смотрело на меня невидящим взором.

«Денис», – едва не вскрикнула я. Это был он. Вернее, его труп. Страшная догадка пронзила мой мозг, и я поняла, почему я проехала сегодня мимо него. Он не знал, какая у меня машина, и начал мне махать. В этом была его ошибка. Сегодня я спасла себе жизнь, интуитивно свернув, не доезжая до Дениса.

Звенья цепи сами собой сложились в одно целое. Когда я обратилась к Денису за помощью вчера в «Рондо», я попала как раз в точку. Узнав, кого я ищу, он дал мне адрес Евграфа и, зная, куда я поехала, бросился за мной.

Он отправился по известному ему адресу. Ключи от квартиры у него остались с того самого момента, как он убил Евграфа. Может быть, я так никогда и не узнаю, почему он его убил, но сейчас это уже не имеет большого значения. Итак, он вошел в квартиру в тот самый момент, когда я была на кухне. Если бы я не услышала, как отпирается дверь… Да, здесь я бы уже не стояла.

Клара (я уже не сомневалась, что это именно она) снова склонилась над трупом. В этот момент я несколько раз щелкнула затвором фотоаппарата. Неплохие получатся кадры!

Я поняла, что Клара собирается сделать. Посадить труп Дениса в машину и направить прямиком в овраг. Надо что-то делать. Если она осуществит свой план и машина взорвется, трудно будет доказать ее причастность к этому убийству, а еще сложнее – к убийству Лущенко, а может быть, и других, подобных ему. Хотя теперь у меня есть фотографии.

Тем не менее я отошла немного в сторону и прижала к уху телефон. Я и забыла совсем, что Кряжимский висит на проводе.

– Оля, Оленька, что с тобой? – раздавался в трубке его взволнованный шепот. Наверное, он был с другой стороны.

– Все нормально, – тихо ответила я. – Просто немного отвлеклась.

– Ты видишь?

– Да, Сергей Иванович, нужно что-то делать. Попытаться как-то ее задержать. Попробуйте изобразить мента, вы меня поняли?

– Ну, попробую, – неуверенно произнес Кряжимский.

– Тогда вперед.

Когда я вернулась к двум стоящим на обрыве машинам, Клара уже затаскивала труп в салон «девятки». Освещение было прекрасным, и я сделала еще несколько снимков, на которых должно было получиться изображение Клары и Дениса. В этот момент раздался грозный окрик Кряжимского.

– Милиция, всем оставаться на местах. Вы окружены. Стреляем без предупреждения.

Надо было видеть, как Клара присела, словно вспугнутый заяц, и отпустила труп, который едва не придавил ее. Но Клара быстро пришла в себя и кинулась к «Мерседесу». Там путь ей преградил Кряжимский.

– Лежать, – истошно заорал он, – руки за голову.

Клара метнулась в мою сторону. Я опешила, не зная, что предпринять, но тут мне в голову пришла неплохая идея. Я включила вспышку и надавила на спуск. Зажужжал двигатель перемотки кадров, и лес вокруг озарился ослепительными сполохами. Клара зажмурилась и, метнувшись назад, бросилась в овраг.

* * *

Клару Самойлову взяли через день на тарасовском железнодорожном вокзале. Сутки она молчала, а потом во всем призналась. Ну, может быть, и не во всем, но от убийства Дениса Тринитацкого отвертеться не смогла.

Она «сотрудничала» с ним полгода – почти с тех самых пор, как он появился в «Рондо». Они давали объявление в газету, выбирали «подходящего» клиента – одинокого богатенького мужика, Клара заманивала его на пикник, где их с пистолетом уже поджидал Тринитацкий. Он заранее заготавливал неподалеку от этого места яму, в которой они с напарницей и закапывали труп незадачливого «жениха». После этого они спокойно обчищали квартиру покойного.

С Лущенко получилось все экспромтом, яма не была готова, да еще Клочков со своим фотоаппаратом, вот Денису и пришлось грузить труп Семена Аркадьевича в машину и везти подальше от места убийства. Поэтому милиция и не обнаружила на месте преступления никаких следов.

Евграф же, с которым Клара действительно когда-то танцевала в паре, после полученной травмы занялся торговлей наркотиками и посадил свою бывшую даму на иглу. Однажды под кайфом она проболталась, чем они занимаются с Денисом, и тот стал ее шантажировать, но поплатился за это жизнью. Денис без долгих раздумий прикончил его, как только Клара ему все рассказала.

С директором «Рондо» у Клары все получилось, словно в сказке. Он влюбился в нее с первого взгляда и предложил выйти за него замуж. Она, не долго думая, согласилась, взвесив все «за» и «против», но Тринитацкий мешал осуществлению ее проекта. Он ждал, что с Алексеем Самуиловичем они поступят точно так же, как и с остальными, и грозился рассказать директору «Рондо» про Клару, если она не вывезет его на пикник. Кларе уже надоели все ее «приключения», захотелось спокойной богатой жизни в качестве законной жены, тем более что Алексей Самуилович ей действительно нравился.

В тот день, когда Денис явился в особняк, где Клара поселилась в качестве невесты, он поставил вопрос ребром: или – или. Клара сделала вид, что согласилась, после чего добавила в рюмку Дениса наркотик, а когда он отрубился, пристрелила его из его же пистолета.

Я испортила ей всю обедню.

А репортаж в газете получился действительно сенсационный. «Свидетель» со статьей и фотографиями зачитывали до дыр и еще долго не умолкали разговоры о случившемся в г. Тарасове и о статье «Репортаж с того света».