Старушка оказалась весьма бойкой особой лет шестидесяти, помешанной, как и многие люди этого возраста, на огородничестве. Минут пять Ларисе и Карташову пришлось выслушать историю ее существования, которое подразумевает обязательное посещение дачи и подробное объяснение того, что на этой даче растет. Потом наконец она перешла к делу и начала путано обрисовывать внешность незнакомого ей мужчины, который звонил в дверь Бортникова.

— Он у нас тихо так жил, и я подумала — кто это к нему, да еще на ночь глядя, — рассказывала Антонина Гавриловна. — А этот, который пришел, еще так нехорошо на меня посмотрел… Я уж и подумала — бандит какой-то, что ли? Хотела остановиться и спросить — вы, мол, к кому, молодой человек, но не стала — на электричку опаздывала. А то пришлось бы на автобусе — а на нем, милые мои, знаете, это денежки, в два раза дороже.

— Так как же он выглядел? — теряя терпение, спросил Карташов. — Молодой, говорите?

— Да, молодой, вот, как вы, может, даже помоложе, — посерьезнела соседка. — Лицо такое неприятное, — она сморщилась, как от кислого лимона. — Прямо вот как в телевизоре показывают этих… заключенных. Глаза такие исподлобья так и зыркают.

— А нос, рот, волосы?

— Все неприятное! — махнула рукой Антонина Гавриловна.

— Вот такой нос? — спросила женщина-сержант, которая на компьютере пыталась составить фоторобот.

— Не-ет, — замахала руками старушка.

— Может, такой?

— Нет.

— Длиннее, крупнее?

— Да я… — совсем растерялась Антонина Гавриловна. — Я так не могу. Вроде он, а вроде нет. В общем, неприятный до ужаса!

— Но вы же понимаете, что неприятный — это не характеристика, — воскликнул Карташов. — Мы не можем составить фоторобот на основе этого. Нам нужен рот, нос, волосы, в общем, черты лица.

— Ну, давайте еще попробуем, — вздохнула единственная пока что имевшаяся в наличии свидетельница.

Увы, десять дальнейших минут ни к какому результату не привели: старушка путалась в показаниях, беспрестанно меняла предлагавшиеся ей носы, рты, уши и волосы. Лариса не выдержала и сказала Карташову:

— Олег, достань, пожалуйста, дело Полубейцева.

Если это возможно.

— Какого еще Полубейцева?

— Того самого, судимого за грабеж. Приятеля Ростовцева и Аверьянова.

— Ты думаешь? — скептически вопросил Карташов.

— Ну, если это не он, будем мучиться дальше, — кивнула она на бестолковую дачницу.

Карташов хмыкнул и исчез в соседней комнате.

А сержантша продолжала мучить Антонину Гавриловну. Портрет вроде бы вырисовывался, но был настолько безликим и компьютерно-неестественным, что под него можно было подогнать добрую треть неопрятно выглядящих мужиков на улице. Наконец вернулся Карташов и раскрыл перед Антониной Гавриловной дело Полубейцева.

— Батюшки мои! — воскликнула она, то придвигая к своим глазам, то отодвигая от себя фотографию. — По-моему, это он.

— Вы точно уверены? — металлическим голосом спросил Карташов, недоверчиво посмотрев на старушку.

— Да… То есть нет… Он здесь вроде как моложе.

— Если бы вы его увидели вживую, то узнали бы?

— Вживую? Это как вживую? Он что, умер?

— Антонина Гавриловна! — тоном строгого учителя сказал Олег. — Мы можем привезти вам этого человека… — он посмотрел на часы, — ну, скажем, в течение часа. Вы узнаете его?

— Узнаю, — утвердительно кивнула старушка. — Только… Вдруг я не его видела, а человек страдать будет зря.

— Ваша главная задача — успокоиться и вспомнить точно, какого человека вы видели.

— Так уж памяти-то совсем нет, — затараторила в свое оправдание Антонина Гавриловна. — Совсем мозги не знаю куда ушли. Вот доживете до моих лет — вспомните Антонину Гавриловну!

— Обязательно вспомним, — пообещал Карташов. — Только мы вас добром вспомним, если вы нам поможете.

Он кивнул Ларисе, и та сразу поднялась со стула.

— Антонина Гавриловна, — обратился к свидетельнице Карташов. — Вам придется некоторое время подождать, пока мы съездим и привезем этого человека. Не волнуйтесь, это займет немного времени.

Старушка понимающе закивала, потом спросила:

— А ежели я его не признаю?

— Значит, мы извинимся перед ним и отпустим!

И вас тоже. Все! — раздраженно закончил Карташов и вышел из кабинета, крикнув дежурному, чтобы остался с Антониной Гавриловной.

Они с Ларисой вышли на улицу и сели в ее машину. Лариса нажала на педаль газа. За ними следом двинулась милицейская машина с оперативниками.

— Черт! — выругался вдруг Карташов.

— Ты что? — удивленно посмотрела на него Лариса.

— Да совсем голову заморочила эта свидетельница!

То он, то не он. Из-за нее адрес забыл выяснить!

— Не волнуйся, я его уже выяснила, — улыбнулась ;

Лариса.

— Когда же это ты успела? — пришла очередь удивляться Карташову.

— Понимаешь, я давно подозревала именно Полубейцева, — задумчиво проговорила Лариса. — И недавно позвонила в справочную, чтобы узнать, где он живет.

— А на чем основывались твои подозрения? — все еще недоумевал Карташов. — Мне, например, и в голову не приходило его заподозрить!

— Когда я пришла к выводу, что убить хотели Ростовцева, я, как ты помнишь, стала размышлять, у кого могли быть для этого мотивы.

— И какие же мотивы у этого Полубейцева?

— Точно еще не знаю. Но, полагаю, что они скрыты в прошлом. Очень подозрительно совпадение по времена его задержания за ограбление и убийство общего их с Ростовцевым друга — Кости Аверьянова. Из показаний отца Кости выясняется, что все они: Костя, Михаил и Игорь, как и Инга, невеста сначала Кости, а после его смерти — жена Игоря, что-то замышляли.

Интересно, что? Между прочим, двое из этой четверки умерли. Причем насильственной смертью. К тому же… Есть еще один нюанс. Тройное убийство в пансионате разбивается как бы на два: сначала стреляет киллер, его имя мы установили, но он, кстати, тоже мертв, — Лариса красноречиво посмотрела на Карташова. — Потом убивают Парамонова. И, полагаю, что убивает совсем другой человек. И другим способом — просто выкидывает его из окна. И делает он это уже после того, как в пансионат приезжает милиция и начинает заниматься дознанием. Сделать это мог только человек, который был участником конференции.

— Или сотрудником пансионата, — возразил Олег. — А как мы установили, Бортников работал там по левым документам Воронкова.

— Я все же думаю, что киллер после выполнения задания скинул оружие и растворился, — не согласилась Лариса. — Возвращаться в пансионат, чтобы убивать не имеющего отношения к делу Парамонова только для того, чтобы запутать следствие — это из области фантастики. Сам же в свое время говорил! А вот заказчик мог сделать это в целях опять же запутывания светлых голов из областного УВД. Но только в том случае, если он находился в пансионате и являлся участником этой дурацкой конференции.

— Например, твой муж, — сострил Карташов.

— Прекрати, Олег, мы, кажется, уже подъезжаем, и нет времени для шуток. — Лариса показала на двухэтажный дом старой постройки, сплошь из коммунальных квартир.

— Несколько странно, что заместитель такого обеспеченного человека, как Ростовцев, живет в таких условиях, — заметил Карташов.

— Думаю, что и этот момент нам удастся прояснить, — ответила Лариса. — Только боюсь, не сейчас.

— Почему?

— А посмотри на окна второго этажа, — кивнула она. — Они все темные. А судя по номеру, его квартира именно на втором этаже.

— Может быть, он спит? — предположил Карташов.

— Может быть. А чем гадать, лучше пойдем посмотрим.

Они вышли из машины, подошли к подъездной двери и стали всматриваться, пытаясь найти кнопку звонка. Она оказалась прилепленной очень низко, над ней болталась грязная картонка, на которой они с трудом различили полустершуюся надпись «Полубейцевым звонить три раза». Лариса три раза нажала на кнопку и стала ждать. Долгое время никто не открывал.

— Похоже, мы опоздали, — тихо проговорила Лариса, глядя на Карташова.

Тот в нарушение всех установленных коммунальных порядков опять стал трезвонить в дверь. Через некоторое время послышалось кряхтение, осторожное топанье старческих ног, и дверь наконец отворилась.

В проеме появилось морщинистое лицо старика лет семидесяти.

— Вы не знаете, Полубейцев дома? — не церемонясь, спросил Карташов.

— Мишка, что ли? — уточнил старик.

— Да.

— А шут его знает! Днем вообще-то куда-то умотал. А вы чего ему не позвоните?

— Он не открывает.

— Так, значит, и нету его! — отрезал старик — Чего ж тут непонятного! Глупые совсем, что ли? Людей только баламутите среди ночи!

— Извините, — вступила Лариса. — А вы не видели, куда он пошел?

— Нет. Больно мне нужно за ним глядеть, охламоном этим, — ворчливо заметил житель коммуналки.

— А чтобы он возвращался, тоже не видели?

— Не видел! — старик решительно захлопнул дверь.

— Ну что? — Лариса вопросительно посмотрела на Карташова.

— Ну, ломиться к нему, думаю, бесполезно, — махнул тот рукой. — Нет его.

— Что же делать? Ждать, что ли?

— А кто его знает, вернется ли он вообще? Всю ночь тут торчать, что ли?

— Не надо раздражаться, — примирительно проговорила Лариса. — Дай-ка мне лучше подумать.

Карташов демонстративно отошел в сторону. Лариса достала из сумочки сигареты и закурила, присев на лавочку возле дома. Курила она с сосредоточенным видом, потом решительно загасила окурок и бросила Карташову:

— Разворачивай оперативников к Инге Ростовцевой. Думаю, что он должен быть там. Если уже не был и там, тогда мы опоздали.

Карташов не стал утомлять Ларису расспросами по поводу того, почему она так думает, и отдал необходимые команды.

Инга Ростовцева в эту ночь не могла заснуть. Она боялась, несмотря на то что закрыла свою квартиру на все мыслимые засовы. Железная дверь, застекленный балкон на седьмом этаже. Под рукой телефон. И мобильный, и обычный, городской. Но в душе не было покоя, каждый шорох заставлял вздрагивать. И тем не менее обращаться по поводу этих своих страхов в милицию она не решалась. Потому что давно считала ментов недостойными людьми. Просто в их компании было так принято. И это было понятно, поскольку компания эта представляла собой людей с выраженными криминальными наклонностями. Таким был ее муж Игорь, жених Костя и их друг Михаил. Да и сама она, выражаясь затасканными понятиями, «честно жить» не хотела.

Ведь все состояние их с Игорем семьи было нажито отнюдь не праведными средствами. И как все-таки меняются отношения между людьми — когда-то она, как и Костя с Игорем, считала Михаила Полубейцева одним из своих друзей, а теперь боялась этого человека больше всех на свете.

В тот вечер, когда Михаил явился к ним с Игорем после отсидки в зоне, она даже обрадовалась. Но с первых же его слов поняла, как человек сильно изменился. Его визит ничего хорошего для них с мужем не сулил. Она уже тогда почувствовала, что надвигаются крупные неприятности, но еще не подозревала, как далеко они зайдут. А то, что они будут — в этом не было сомнений.

Сейчас, когда мужа уже не было в живых, возникли новые проблемы, и они были связаны для Инги с визитом все того же Михаила. Он покинул ее квартиру два часа назад. Хотя Инга за время их разговора не была уверена, останется ли живой. Потому что Михаил, как ей показалось, окончательно слетел с катушек.

Он орал на нее, говорил, сколько претерпел на зоне, будто во всем этом была виновата она, грозился, что убьет. Она долго не могла понять, что конкретно ему надо, ведь он же вроде уже поквитался с Игорем, которого считал личным врагом. Потом наконец-то ей удалось выяснить из его неясного бреда, что ему нужны деньги. Причем все ее деньги. Инга пробовала объяснить, что денег муж ей не оставил, завещав их матери.

Тогда он начал орать, чтобы она продавала квартиру и съезжала в коммуналку.

Инга была настолько ошарашена и шокирована, что не стала против этого возражать — угрозы безумного Полубейцева сделали свое дело — и попробовала убедить Михаила, что дело это отнюдь не быстрое.

И что сейчас она может предложить ему триста долларов, лежавших в заначке. В ответ на это Полубейцев грязно выругался и потребовал, чтобы завтра с утра она была наготове, чтобы ехать оформлять доверенность на его имя на машину. С квартирой вроде бы Михаил поуспокоился, видимо, решив оставить это на потом. И еще он требовал снятия с ее личного счета всех денег. Но это можно было сделать только утром, поэтому отсрочка была неизбежной.

Но сейчас Инга сидела и думала, как ей распорядиться этой отсрочкой. Она закрылась на засовы скорее просто потому, что ей было страшно, а не потому, что угроза смерти была реальной. Она понимала, что Полубейцев не станет ее убивать сейчас, однако она вспоминала его безумные глаза, когда он уходил, и вдруг подумала, что этому человеку может прийти в голову все, что угодно. Ведь, кроме Игоря, тогда пострадало еще двое людей, которые не имели никакого отношения к их разборкам. И Михаил на это пошел.

Поэтому прозвучавший в тишине квартиры звонок во входную дверь в первом часу ночи заставил ее вздрогнуть. Звонок повторился еще раз, уже более настойчиво. Но Инга твердо решила не открывать. В конце концов, если этот маньяк решит ломать железную дверь, тогда она все-таки позвонит в милицию. Но не раньше.

Она выключила свет, хотя понимала, что эта маскировка запоздала.

По двери затарабанили уже очень конкретно. Звонили и стучали. Звонили и стучали. Инга не выдержала, рванула к телефону и уже схватила было трубку, как услышала вдруг из-за двери приглушенный голос:

— Откройте, милиция!

Инга осторожно приблизилась к двери и заглянула в глазок.

— Открывайте, открывайте! — кричал незнакомый Инге мужчина в штатском.

— Покажите документы, — попросила Инга дрогнувшим голосом.

Карташов вынул свои документы и поднес их к глазку. Инга ничего не смогла разобрать через глазок, тем не менее это действие Олега привело к нужному результату. Ростовцева открыла дверь.

Карташов в сопровождении двух оперативников вошел в квартиру, а следом зашла женщина, которую Инга сразу узнала. Это была та самая директорша ресторана, с которой вдова отказалась недавно разговаривать.

«Вот, а сама прикидывалась, — злобно подумала она. — Сучка ментовская».

— Мы разыскиваем гражданина Полубейцева, — бесцеремонным тоном начал Карташов. — Он случайно не у вас?

— Нет, — ответила Инга.

— Может быть, он посещал вас совсем недавно?

Ростовцева молчала, опершись о косяк. Тогда решилась Лариса.

— Вы понимаете, этот человек — убийца. Вчера он застрелил Ростовцева, вашего мужа, сегодня — того, кто стрелял в вашего мужа. Завтра он вполне может убить вас. Если вы знаете, где он, вам лучше сказать нам об этом.

Инга продолжала молчать, но лицо ее выражало мучительное напряжение: она отчаянно пыталась сделать выбор.

— Вас-то он уж грохнет непременно! — уверенно поддержал Ларису Карташов. — Но заступиться за вас будет некому. Кого вы покрываете? Человека, от которого на все замки закрылись? Так замки-то тоже не помогут! Когда он явится вас убивать, нас не будет поблизости.

Эти слова Карташова, а особенно его тон вдруг произвели на Ингу сильнейшее впечатление. Напряжение последних дней вдруг резко прорвалось и хлынуло из нее потоком слез. Она рыдала глухо, вздрагивая всем телом, пытаясь тыльной стороной ладони неловко утереть слезы.

Лариса молча прошла в кухню, налила в стакан воды и, вернувшись в комнату, протянула его вдове.

Инга машинально сделала несколько крупных глотков, поставила стакан на столик и, судорожно всхлипнув в последний раз, глухо проговорила своим низким голосом:

— Я не знаю, где он. Правда, не знаю…

— За что он убил вашего мужа? Что ему нужно теперь от вас? Что произошло семь лет назад? — жестко спросил Карташов.

Инга обвела присутствующих тяжелым взглядом пронзительных черных глаз и, глубоко вздохнув, начала рассказывать…

Семь лет назад все они были молоды и считались друзьями. Все из простых семей, отдавших годы закланию на алтаре развитого социализма. Словом, типичная молодежь из низших слоев общества. Раньше всем бы им грозило в перспективе место у станка или, в лучшем случае, у торгового прилавка. Сейчас, когда все изменилось, необходимо было думать по-другому.

В стране господствовал культ криминального крутого человека, умеющего жить и не боящегося никого и ничего. Не желающего работать по-старому, а умеющего все «разруливать» по-новому.

Костя Аверьянов, Миша Полубейцев, Игорь Ростовцев. И она, Инга, в то время невеста самого симпатичного из них — Кости Аверьянова. И в то же время самого бедного, сына алкаша и уборщицы.

Тем летом они вечерами сидели на лавочке во дворе и размышляли, в меру своих не очень продвинутых интеллектуальных способностей, о житье-бытье.

— Вон Павел «мерина» себе купил, — сказала Инга, показав на преуспевающего соседа, который, важно позвякивая ключами, прошел в свой подъезд.

— Он же крутой какой-то, — бросил в ответ Игорь. — У него, как это называется — крыша.

— Вот и вы бы тоже крышу организовали, — провокационно заметила Инга. — А то живете черт знает как.

— В Турцию надо было ехать, Мишан, — заметил Ростовцев. — Вон у нас один такой, с красной физиономией, с соседнего двора, съездил и «Опель» себе купил.

— Ага, купил, — презрительно сплюнул Аверьянов. — Потом он у него развалился, теперь чинит, бабки на ремонт выкидывает.

— Потому что нужно было еще раз ехать, а он решил, что уже крутой, и взял это дерьмо по дешевке.

— Нужно было в Голландию ехать, — заметил Аверьянов. — Там машины дешевые. Самим пригонять.

— Ага, — скептически хмыкнул Ростовцев. — Чтобы тебя в Польше разули-раздели, машину отобрали и в кустах отпетушили.

— А если ничего не делать, тогда иди к станку и вкалывай.

— Не надо никуда ехать, — важно сказал Полубейцев. — Здесь можно бабки взять, потом раскрутиться, магазин выкупить, потом другой, третий. Костян, ты же у нас специалист по всяким штучкам.

— Я же вам говорю, нужно сберкассу брать. А вы все не решаетесь, — сказал Аверьянов. — А дело-то, между прочим, верняк. Тем более что вам-то и делать ничего особо не надо, главное, мне сигнализацию вырубить.

— Так, я ничего не слышала, не при делах, — усмехнулась Инга, которая хотя и одобряла намерения приятелей обогатиться, но сама не желала делать ничего конкретного, даже косвенно быть замешанной в этом деле — на всякий случай.

— Да ты здесь и не нужна, — отмахнулся Аверьянов.

— Как до дела доходит — так сразу не нужна, — продемонстрировала наигранную обидчивость Инга.

— Короче, нужно базар кончать, — жестко сказал Полубейцев. — Костян, давай, ты у нас самый умный, разрабатывай план — и вперед. А то надоело уже грузчиком париться.

— В «МММ» надо деньги вкладывать, — рассудительно заметил Ростовцев. — Вон у нас Славка хату продал — и все туда бухнул. Сейчас тринадцать лимонов, через месяц будет двадцать шесть. А через два месяца — пятьдесят два. Вот это я понимаю!

— Да пошел ты! — сердито отмахнулся Полубейцев. — Вся эта контора развалится через две недели, а Славка твой вообще на улице останется, вот посмотришь. Мне Лысый говорил — он в Москве с братвой тусуется, — все пацаны уже деньги свои забрали, потому что прочухали, что туфта все это.

— Раньше нужно было чухать! А то все сидите, семечки лузгаете, — проявила недовольно Инга. — В то время как умные люди крутятся, а не языками треплют. Вон Павел…

— Да что ты привязалась со своим Павлом?! — разозлился Костя Аверьянов, которого начало раздражать постоянное упоминание Инги о крутом соседе.

Она не раз уже заводила при нем разговор о Павле и даже сравнивала его со своим женихом, и сравнение явно было не в пользу последнего.

— Я просто хочу сказать, что человек он серьезный и далеко пойдет, — начала оправдываться Инга.

— Сейчас ты у меня далеко пойдешь, поняла? — угрожающе сдвинул брови Костя и, намотав длинные волосы Инги на кулак, притянул ее лицо к себе. — Давно по роже не получала?

— Пусти! — Инга дернулась в сторону. — Придурок ненормальный, только и умеешь передо мной своей силой хвалиться! А больше вообще ничего не можешь!

— Ах ты, сучка! — выкрикнул Аверьянов и сильнее потянул Ингу на себя.

Ее черные волосы затрещали, послышался визг, а затем целый поток отборных ругательств, которые обозленная Инга выплеснула на своего жениха.

— Хорош, хорош, — одновременно засуетились Ростовцев с Полубейцевым, вскакивая с лавочки и пытаясь растащить расскандалившуюся парочку. — Свои пацаны, какие разборки могут быть?

Аверьянов, тяжело дыша, со сжатыми кулаками смотрел на свою невесту, которая еле сдерживала слезы, ощупывая голову в том месте, где он у нее выдрал клок волос.

— Ну, погоди! — проговорил Константин. — Я тебе еще покажу, что я могу!

— Да чего тут думать, на дело надо идти!

И после этих слов присутствующие вдруг ощутили, что все, что до этого было просто трепом, теперь приобрело вполне реальные черты. Что они и в самом деле пойдут на это «дело»…

Взятие сберкассы наметили на середину июля.

После того памятного вечера и разговора на лавочке участники его как-то посерьезнели и стали готовиться к ограблению. Внимательно изучали, когда сберкасса открывается и закрывается, не задерживается ли кто из сотрудников после окончания рабочего дня, кто и когда включает сигнализацию. Потрачено на это было несколько дней.

В тот вечер, когда друзья отправились на дело, они не встречались с Ингой. Решено было представить все так, словно все пошли в разные места. Инга еще с утра ощущала тревогу и беспокойство, словно что-то свербило внутри и говорило, что зря они все это затеяли.

Она даже порывалась пойти к Косте и отговорить его от этой затеи, но…

Зная характер своего жениха, она боялась очередного скандала. Тем более что в их компании женщине не принято было лезть в «пацановские дела» и уж подавно советовать, как поступать. Поэтому она осталась дома, провздыхав весь вечер.

На следующий день она ждала появления Кости, но его все не было. Инга, измаявшись, не выдержала и сама пошла к нему. Возле дома Аверьяновых толпились люди. У Инги недобро екнуло сердце — она заметила милиционеров. Преодолевая страх, все-таки подошла ближе и увидела заплаканное лицо матери Константина, растерянного отца, который не мог сказать ничего путного, только повторял: "Вот ведь… Это…

Незадача какая…"

Потом она узнала, что Костю нашли мертвым утром на стройке, что Михаила задержали на месте ограбления и что легко отделался один только Игорь. Инга пошла к Ростовцеву.

Он был взвинчен, нервничал, суетился и вытирал платком взмокший лоб. Путано рассказал, как «когда уже все ништяк было, мусора приехали», как они с Костей убежали, а Михаил что-то замешкался. Как потом они почему-то потерялись с Костей по дороге.

— А больше ничего не знаю, — закончил он свой рассказ, не глядя на нее. — Я домой пошел, Костю так больше и не видел. Потом только узнал, что убили его…

Инга не поверила Ростовцеву, но рассказать кому бы то ни было об этой истории не решилась. Потом долгое время избегала встреч с Игорем, замкнулась в себе и даже по-своему переживала смерть Кости.

На суд к Полубейцеву она не ходила, но знала от соседей, что ему дали семь лет. В милицию по делу ее не вызывали, она знала только, что Игорь проходил в качестве свидетеля, но это ее мало интересовало.

Время шло, дела Ростовцева тоже шли в гору, и вскоре Инга с удивлением заметила, что парень из неполной бедной семьи вдруг превратился в преуспевающего бизнесмена. Его прежние ухаживания, на которые она не обращала никакого внимания, сразу приобрели совсем иной смысл. И когда Ростовцев неожиданно явился к ней с предложением стать его женой, Инга согласилась.

Жили они вполне обеспеченно, но семьей в полном смысле слова их союз назвать было нельзя. Скорее это походило на контракт, на так называемый брак по расчету. Инга, в общем-то, не особенно страдала от этого, а Ростовцев, который раньше питал к ней довольно сильные чувства, постепенно тоже остыл, и жили они просто как два чужих человека, связанные одной общей тайной.

Она никогда не заводила с мужем разговоров о той истории, особенно о Косте. Но знала, догадывалась, что все тогда было совсем не так, как когда-то рассказал ей Игорь. Однако менять в своей жизни она ничего не собиралась и жила привычной жизнью много лет, пока внезапно в ней не появился, казалось бы, давно забытый Полубейцев…

— Где вы встречаетесь с ним завтра? — спросил Карташов.

— Возле нотариальной конторы на Первомайской, в одиннадцать часов.

— Короче, сейчас с вами останется наш сотрудник, — распорядился Карташов. — До утра. Это на случай вашей безопасности. А завтра вы выйдете из дома одна и спокойно отправитесь на встречу. За вами будут следить, вы об этом помните, только ведите себя естественно, по сторонам не озирайтесь. Он ведь тоже может следить за вами.

При этих словах Инга вздрогнула, а Лариса вдруг задумалась. Ей пришло в голову, что Михаил, если учитывать проявления его злобного и мстительного характера, доходящие порой до откровенного безумства, может прийти к мысли напасть на нее саму. Ведь и Инга отметила, что он в последнее время стал совершенно неуправляем: тюрьма, конечно, калечит души, а над Михаилом она, похоже, особенно потрудилась.

Эти мысли она высказала Карташову, когда они спускались по лестнице. Олег не мог не воспринять ее слова серьезно и предложил остаться у нее на ночь.

— У меня дома может быть муж, — вздохнула Лариса. — И хотя помощи от него никакой, думаю, что он будет сильно возражать против твоего присутствия.

Хотя… Он вполне может не прийти ночевать и сам.

— Тебя это волнует? — неожиданно спросил Карташов, внимательно глядя на Ларису, и она вдруг почувствовала в его взгляде ту близость, которая связывала их, когда он еще не был женат.

— Нет, — улыбнувшись, покачала она головой. — И уже давно. Да ты об этом знаешь.

Больше они не касались этой темы. Карташов все-таки настоял на том, чтобы доехать вместе с Ларисой до самого подъезда, а там уже действовать по обстоятельствам. На том и порешили.

Доехав до дома, Лариса поставила машину в гараж и, взглянув на окна, увидела, что в гостиной горит свет.

— Примерный супруг ночует дома, — усмехнулась она, показывая на окно Карташову.

— Я все же поднимусь, — настоял он.

Они вместе вошли в квартиру. Лариса зажгла в коридоре свет и тут же услышала нетвердые шаги.

— Ну и как это понимать? — послышался следом недовольный пьяный голос, и в коридоре возник Котов с бокалом в руках. — Я, можно сказать, не сплю, волнуюсь, а ты заявляешься среди ночи как ни в чем не бывало!

Тут только он заметил Карташова и замолчал, еще не решив, как ему реагировать дальше — закатить сцену по поводу того, что жена является ночью домой с посторонним мужиком или… Или не закатить.

— Котов, ложился бы ты лучше спать, — устало проговорила Лариса, разуваясь. — Я же вернулась, так что твоим мнимым волнениям конец.

Потом она повернулась к Карташову и сказала:

— Судя по всему, здесь все в порядке. Думаю, и тебе можно отправляться домой. Все-таки в нашу квартиру так просто не попадешь, а если я что-то заподозрю, то сразу же вызову милицию.

— И звони прямо мне домой! — настоятельно сказал Олег.

— Хорошо, — пообещала Лариса.

Когда Карташов удалился, Лариса равнодушно прошла мимо пьяно покачивающегося Котова к себе наверх. Евгений некоторое время постоял, раздумывая о чем-то, потом, решив, что не стоит тратить драгоценные силы на разборки с женой, когда их можно потратить с куда большей пользой. Например, пойти и еще выпить. Совсем чуть-чуть, чтобы спалось лучше.

С этой мыслью он и отправился в гостиную в весьма приподнятом настроении.

Лариса заглянула в Настану комнату, увидела мирно спящую дочь и окончательно успокоилась. «Все будет хорошо», — убеждала она себя, укладываясь в постель.

Полубейцева взяли без особого шума и пыли в назначенное время, около одиннадцати утра, у нотариальной конторы. Взяли силами оперативников. Лариса при этом не присутствовала. Ей уже после позвонил Карташов и пригласил приехать в управление, если ей все это интересно. Лариса не стала отказываться.

Как только она прибыла, Карташов посетовал, что начальство не очень довольно его действиями, поскольку виновность Полубейцева означает невиновность Николаичева. А из областной администрации звонят и требуют действий именно в этом направлении. Лариса вспомнила ехидненькое замечание толстощекого Фокеева: «Эх, и жадина этот Миронов! Хапает, и все ему мало!» Вспомнила и другое: "Я-то, Лариса, о будущем хоть иногда думаю. Ведь сменится власть, и Миронова этого как дворняжку выкинут, да еще и мерзости всякие припомнят, в тюрягу упекут.

А я как хачиками командовал, так и буду продолжать".

— Но сейчас все эти звонки мне уже по барабану, — весело ответил Карташов. — Он раскололся и, хотят они или не хотят, загремит по полной программе.

— Он уже все рассказал?

— Нет. Только признался, что это он. Бедная старуха здесь всю ночь проторчала, дожидаючись, когда мы его привезем. Ну, ничего, зато теперь будет о чем с соседками калякать.

— Она опознала его?

— Пять минут рассматривала, не отрывая взгляда.

Потом как-то так опасливо за меня спряталась и показала: «Он!» Что-то еще потом твердила про супостатов, бандитов, ну и все такое в этом роде.

— Ас Ингой что?

— Отвезли домой, успокоили как могли. Хотя он орал при задержании там на всю улицу в лучших уголовных традициях. Жаль, что тебя не было, а то бы прикололась. Как в кино! «С-сука! Продала ментам, ладла двурушная! На перо посажу!» Еле в машину запихнули, ногами упирался и орал, как евин недорезанный.

— Ты знаешь, не думаю, что я много потеряла, пропустив такое зрелище, — усмехнулась Лариса. — Кстати, где он сам-то?

— Сейчас должны привести, — сказал Карташов. — Разговор, наверное, долгим будет, все-таки неясностей в этом деле еще хватает. А я, признаться, все-таки удивлен.

— Чем?

— Да не верил я, что ты права, когда утверждала, что это Ростовцева хотели грохнуть, — признался Карташов. — Такие фигуры были задействованы, и вдруг — такая развязка…

— Главное, что она все-таки совершилась, эта развязка, — сказала Лариса.

В этот момент в дверь заглянул дежурный и спросил:

— Разрешите?

— Давай, — кивнул Карташов.

Дежурный ввел в кабинет Полубейцева. Лариса заметила, что его и без того неприятное лицо теперь стало просто отталкивающим. Он бросил на Ларису быстрый взгляд, в котором сквозила ненависть, тяжело опустился на привинченный к полу стул и исподлобья посмотрел на Карташова, ожидая вопросов.

— Ну что, представитель «серьезных организаций», рассказывай, как дошел до жизни такой, — начал допрос Карташов. — Зачем международный скандал устроил?

— А что, непонятно? — усмехнулся Полубейцев. — Чтобы никто не понял, что это все из-за Игорька заварилось, суки продажной!

— То есть убийства Элис Симпсон и Виталия Парамонова были совершены для отвода глаз? — уточнил официальным тоном Карташов.

— Ты Парамонова мне не вешай, я это дело на себя не возьму! — вдруг выкрикнул Полубейцев.

— На тебе и так достаточно висит, — успокоил его Карташов. — Так что еще одно убийство уже роли не играет.

Полубейцев метнул на него злобный взгляд, но возразить ему было нечего.

— Ты давай, давай, время не тяни, рассказывай, как и почему решился убить Ростовцева?

— А что, оставлять этого гада нужно было? — окрысился Полубейцев. — Который бабки общаковые заныкал?

— Так, давай по порядку, — не выдержал Карташов. — Что за бабки, откуда они взялись и почему общаковые. Словом, с самого начала и по возможности без воровского жаргона.

Полубейцев наконец заговорил более-менее связно.

— Мы тогда сберкассу вместе брали, — хмуро сказал он. — Я, Игорь и Костя. Вызнали, что она на сигнализации, Костя в этом хорошо разбирался, он и должен был ее отключить. Готовились долго, чтобы не сорвалось ничего. Да всего, видно, никогда не просчитаешь… — он неожиданно глубоко вздохнул. — Ну, короче, одним из вечеров пошли. Вернее, даже ночью.

Костя с сигнализацией быстро управился, вошли мы туда без звука. Бабки быстро нашли, Игорь сразу ими сумку набил, мы ее специально с собой взяли. И тут вдруг шухер! Не знаю, какой пидор увидел, что дверь открыта, и ментов вызвал. Игорь с Костей сразу к черному ходу рванули, ну и я за ними, естественно. Да по дороге зацепился за какой-то ящик долбаный и упал.

Неудачно упал, ногу вывихнул. Подняться хотел, да не смог. Костя было ко мне кинулся, да его Игорь дернул за собой. Так и вышло, что они оторвались, а я не успел. Так и взяли прямо с вывихнутой ногой, волки позорные! Но я себя все время честно вел, по-пацановски.

Не сказал, что трое нас было, хотя мне все внутренности в ментовке вывернули. Говорил, что залез один, взять ничего не успел, про деньги знать ничего не знаю. Наверное, крысы конторские сами их растранжирили, а теперь хотят под эту марку на меня свою растрату повесить. Следак, конечно, не поверил ни хрена, но покрутился-покрутился, а деваться некуда — дело-то сдавать надо. Вот меня одного и отправили в отсидку. Семь лет на нарах вшей кормил. Но я-то как рассуждал? Как честный фраер! За корешей страдаю, святое дело! Думал, выйду, они век помнить такое будут… А тут как получилось? Оказалось, что Кости-то уже и нет. Я сначала не понял, из-за чего он погиб. А когда узнал, что погиб в ту ночь как раз, как мы на дело пошли, так сразу понял, что это Игорек его замочил, а бабки общаковые себе взял. Он на них и поднялся, сука! Да еще на Костиной невесте женился.

Тоже еще, курва кумовая! Да за такое ноги выдергивать нужно. А как завиляла, когда я к ним наведался!

А я привык жить правильно. И то, что Игорька я пришил — это правильно.

— А американку, а Парамонова? — не выдержала Лариса. — Это что, тоже правильно?

— Невелика потеря, что там, что тут, — отрезал Полубейцев. — Одна дармоедка приехала тут нас учить, чего почем. Другой соки пил из всех, из кого мог. Я этих, блин, чинуш всех бы у параши помещал.

Самое место им там. А еще отпетушить не мешало бы.

— Так, твое мнение по этому поводу никого не интересует, — прикрикнул Карташов. — Давай по делу.

Бортникову ты деньги давал за убийство?

— Какому Бортникову?

— Гарпуну, — уточнил Карташов. — Киллеру, в квартиру которого потом приходил и где тебя опознала гражданка Трифонова.

Полубейцев молчал.

— Слушай, Полубейцев! — разозлился Карташов. — Раз уж начал колоться — колись до конца, нечего тут теперь в молчанку играть! Или хочешь, чтобы тебе, как в прошлый раз, «внутренности вывернули»? Так я тебе это быстро устрою!

— Я давал, — обреченно проговорил Полубейцев. — Я, когда к Игорьку пришел и намекнул, что неплохо бы денежками-то поделиться — все ж-таки я за них семь лет баланду хлебал, а он тут в ресторанах питается, так эта падла меня просто послал! Вернее, начал хвостом крутить и говорить, что поднялся совсем не на те бабки, втирал, что сам все заработал. И предложил мне какую-то туфту якобы возглавлять! Шестеркой у него быть! Хотел я его сразу пришить, а потом думаю, нет, не сейчас! Из-за тебя, гниды, снова на нары идти? И сделал я вид, будто соглашаюсь с ним работать. Он повеселел сразу, ряха даже раскраснелась.

Бутылку достал. Выпили мы с ним, а я тут же за Костю разговор завел. Он, конечно, мол, знать ничего не знаю, мы с ним потерялись по дороге, а сумка с бабками у него осталась. Его, говорит, из-за этих бабок-то и грохнули. Думал, я поверю в такую лажу! Я-то Игорька хорошо знаю, он за бабки сам удавится и кого хочешь удавит. Он и в сумку-то в ту тогда намертво вцепился, как в бабу родную! Ну, погоди, думаю, сука, за товарища ответишь!

Полубейцев явно гнул то, что убил Ростовцева «за друга, по честным пацановским понятиям». Однако ни Лариса, ни Карташов не принимали подобной версии. Собственно, теперь было все равно, почему он убил Ростовцева. Потому что будь это убийство сто раз справедливое, но в деле фигурировало еще три трупа.

Причем люди, по крайней мере, двое, были совершенно невинными и непричастными к делу людьми.

Тем не менее Полубейцева не перебивали, слушая, что он будет вещать дальше.

— Ждал я, когда момент подходящий подвернется.

А потом про ту конференцию узнал, что народу там до хренища будет и что все в конце концов перепьются.

Это мне сам Игорек рассказал, я-то ихние дела все эти плохо знаю. Это он крутым стал, корешей своих забыл, а я-то все помню… Еще меня доклад этот гребаный читать заставил, подлюга! Говорит, я бабки хочу слупить с америкашек или кого-то там еще. Я чуть было язык не сломал на этой трибуне. Ну я и понял, что на конференции его убрать — будет самое то.

Голос Полубейцева стал совсем хриплым. Он посмотрел на Карташова и попросил:

— Воды дайте!

Карташов молча поднес ему графин с водой. Полубейцев сделал несколько жадных глотков и продолжил:

— Короче, связался я с одним человечком, чтобы он мне подсуетил наемника какого-нибудь. Он меня на Гарпуна и вывел. Денег я к тому времени скопил.

Специально копил на это дело, на себя совсем не тратил. Мне много-то не надо. Ну, встретились мы с ним, потолковали… В цене сошлись, авансец он от меня получил. Сговорились, что все должно в «Соколе» пройти. Я ему Игорька незаметно показал и сказал, что его нужно грохнуть в первую очередь, ну и еще двоих-троих, чтобы мозги ментам запудрить.

— То есть тебе безразлично было, кого еще убивать?

— До фени! — ответил Полубейцев.

— А говоришь, что по правильным понятиям живешь, — усмехнулся Карташов. — Уж нам-то зубы не заговаривай, ладно?

— Вообще могу ничего не говорить! — злобно огрызнулся Полубейцев.

— Да нет уж, ты тут столько наговорил, что на полпути не остановишься. Давай, давай, давай, не тяни кота за хвост!

— Короче, все вышло, как замышлялось. Гарпун Игорька замочил и сучку эту. Жалко, правда, что старого петуха облезлого не грохнул, — с сожалением вздохнул он.

— Это ты про кого? — заинтересовался Карташов.

— С нами сидел на конференции один франт, Евгением его, по-моему, звать. Весь такой надутый, как индюк, все на девчонку засматривался, на журналистку. Эх, и не понравился он мне…

Карташов чуть усмехнулся и скосил взгляд на Ларису. Она поспешила отвести глаза. Почему-то ей стало стыдно за Евгения, что его этот уголовник обозвал петухом.

— Ну а потом что было? — вернул разговор в деловое русло Карташов.

— А потом Гарпун плетку скинул и свалил. После мы встретились и рассчитались полностью.

— И ты начал наезжать на Ингу, — продолжил за него Карташов.

— А что, оставлять ей было мои деньги? За которые я семь лет надрывался? А она всю жизнь жопу от дивана не отрывала! — Полубейцев снова начал распаляться.

— Тобой же двигали благородные побуждения, когда ты Ростовцева заказывал, — напомнил Карташов. — Ты же типа за друга мстил!

— И ей за него! — тут же сказал Полубейцев. — Она память предала Костину, за его дружка скурвившегося замуж выскочила, чтобы деньги ей достались, за которые Костя кровь пролил, а мне срок навесили!

Такого прощать нельзя!

— Так, понятно, — махнул рукой Карташов. — Давай теперь про Гарпуна рассказывай.

— А его я бы и не стал грохать, если бы эта сучка ментовская не влезла, — он показал на Ларису.

— А откуда ты узнал, что мы на него выход нашли?

— Что ж вы думаете, только у вас друзья есть? У меня тоже, слава богу, имеются, перечирикал я кое с кем да и узнал, что она к Гарпуну подбирается. А у Гарпуна одна дорога была — колоться, поскольку знал он, что Бычара на него зуб имеет и пришьет обязательно. Лучше уж в тюрьму, чем под пулю. Нельзя его было в живых оставлять, никак нельзя. Вот я и пришел к нему будто о новом деле поговорить, новый заказ дать.

— И подсыпали ему транквилизатор? — спросил Карташов.

— Чего подсыпал? — не понял Полубейцев.

— Так называется вещество, обнаруженное в крови Бортникова, — пояснил Карташов. — Тормозящее действие оказывает.

— Не знаю я, как оно там по-научному называется, я просто попросил у знакомого своего достать мне чего-нибудь такого… тормозящего, — повторил он формулировку Карташова.

— А потом убил его пепельницей?

— Точно, — кивнул Полубейцев.

— Это тоже из высоких побуждений?

— Подумаешь! Если б не я, так его Бычара пришил бы, так какая разница? — цинично и даже как-то весело проговорил Полубейцев.

Лариса смотрела на него и пыталась понять, через что же нужно пройти человеку, чтобы так спокойно рассуждать о том, как он совершил убийство. Или это изначально было в нем заложено?

Через некоторое время допрос был окончен, Полубейцев рассказал почти все. Но вот в убийстве Парамонова упорно отказывался признаваться. Карташов бился с ним, бился, но Михаил упрямо стоял на своем.

Звонил Ларисе, оказывается, совсем не он. А какой-то его более образованный дружок-уголовник. Но, естественно, по его команде. Лариса еще раз поглядела на Полубейцева и с трудом представила, что такой человек мог что-то говорить с трибуны и руководить коллективом. Но она уже привыкла к таким житейским парадоксам.

— Ладно! — в конце концов махнул рукой Карташов и вызвал дежурного. — В камеру его, — распорядился он.

Полубейцева увели. Карташов с усталым, но довольным видом откинулся на спинку стула и потянулся.

— Как же все-таки быть с Парамоновым? — спросила Лариса.

— Парамонова придется представить главной жертвой, — вздохнул Карташов. — Несмотря на то что преступник не колется. Расколется, значит… Эх, надоело мне это выполнение социального заказа, но что я могу сделать?

— Требовали же другого преступника!

— Пошли они все! — эмоционально выругался Олег. — Есть преступник, который сознался в двух убийствах, сознается и в третьем. А на самом деле, может быть, Парамонов этот выпал из окна сам, по пьяни.

Спустя несколько дней они снова встретились, и Лариса спросила:

— Ну что, признался Полубейцев в убийстве Парамонова?

— Нет, — покачал головой Карташов. — Его, конечно, обработали, он после этого сказал так вяло, что, мол, если нам так надо, он подпишет, но на самом деле он не убивал. И я ему, кстати, верю…

— Значит, чиновник просто перепил и выпал из окна сам?

— Скорее всего, — ответил Карташов. — Сказать точно все равно никто не может. Парамонов мертв, твой муж спал мертвецким сном. А Полубейцев, наверное, в этом не виноват — зачем ему отрицать? Какая разница — два трупа или три?

— Николаичева-то теперь освободите? — немного помолчав, спросила Лариса.

— Это пускай начальство решает, — нахмурился Олег. — Наверное, придется. Вся же версия рассыпалась. Там, кстати, адвокаты засуетились насчет него, Европейским судом грозят, американцами, еще бог знает кем. Так что, — он развел руками, — мне остается только сказать тебе в очередной раз спасибо.

— Пожалуйста, — просто ответила Лариса и, зевнув, направилась к выходу. — Что-то в последнее время сплю мало, — пожаловалась она. — Поеду домой, отосплюсь…