Что и говорить, после появления родителей Лицедеевой у Ларисы голова пошла кругом. Это было слишком. События, похоже, приобрели характер некоего обвала. Но Лариса твердо решила придерживаться своего плана. В такой ситуации легко было растеряться и кинуться проверять все версии сразу. Но казино по-прежнему оставалось приоритетным. По крайней мере, вероятность того, что именно там кроется разгадка гибели Никитина и Шатилова, была высока.
Вторую половину дня Лариса провела в ресторане и застала-таки Степаныча.
— Пойдем-ка ко мне в кабинет, Дмитрий Степаныч, — положила она руку на плечо администратора, когда тот вернулся из поездки.
Тот, ни о чем не подозревая, замаршировал за ней.
— Я слушаю, Лариса Викторовна, — серьезно произнес он, усаживаясь в кресло.
— Я слышала, ты не очень-то лестно отзываешься обо мне… — начала Лариса, улыбаясь какой-то хищной улыбкой.
— Когда это, Лариса Викторовна? — заволновался Степаныч.
— Совсем недавно, перед поминками…
Степаныч, видимо, понял, о чем идет речь, потому что сразу стал пятнисто-красным и заюлил:
— Да это я совсем не про вас! С чего вы взяли? Чтобы я о своей начальнице так… Я жену свою вспомнил первую… Вторую то есть. И тещу.
— Так вот, — не слушая его, продолжала Лариса. — Раз мой внешний вид вызывает у тебя такое неприятие, я решила на время изолировать тебя от моей персоны. Поработаешь месяц официантом.
— Чего? — взвился Степаныч, на этот раз бледнея. — Да вы что, Лариса Викторовна, себе же убытки наносите! А у меня квалификация, между прочим!
— Хорошо, — тут же согласилась Лариса. — Можешь оставаться администратором. Но за зарплату официанта.
— Да не про вас я это сказал! — юлой завертелся на месте Степаныч. — Вы просто не понимаете…
— Я вообще, видимо, ничего не понимаю в этой жизни. По твоим же словам, — прикрикнула Лариса. — Ты совершенно распустился! Ходишь по ресторану гоголем, всех оскорбляешь, со всеми скандалишь. Знаешь, парень, поминки по которому мы справляли совсем недавно, вел себя так же. И посмотри, к какому финалу он пришел.
— Если вы мне дадите официантскую зарплату, то немудрено будет, если я приду к такому финалу, — размахивая руками во все стороны, высказал Степаныч. — С голоду подохнешь!
— Ничего, официантки же не умирают.
— У них мужья, может, много зарабатывают! Да и не работают они ни хрена! Только задом вертят по ресторану. — Городов уже перешел на одну из любимых своих тем. — А если за ними некому следить будет, они вообще охамеют.
— Вот ты и покажешь им на личном примере, как нужно работать, — отрезала Лариса и указала Степанычу на дверь. — Все, а теперь иди, мне некогда.
Городов постоял, перекачиваясь с пятки на носок, потом вздохнул и, буркнув что-то себе под нос, пошел к выходу. Когда он захлопывал дверь, до Ларисы донеслось:
— Ну, дает… Обезь…
Услышав это, она на сей раз неожиданно для себя расхохоталась, вспомнив другую любимую фразу того же Степаныча о том, что люди не меняются.
Расправившись таким образом с администратором и закончив на скорую руку текущие дела — переговоры с поставщиками, прием на работу новой официантки и разговор с налоговым инспектором по телефону — и наконец-то пообедав, Лариса поняла, что пора отправляться в казино. Уже совсем стемнело, а время перевалило за семь. Губины пока что молчали, видимо, никаких новостей насчет Лавриненко не имелось. Но мобильник постоянно был при ней, поэтому волноваться, что какая-нибудь важная информация не дойдет до нее вовремя, не приходилось.
В казино «Баден-Баден» Лариса попала в восемь часов вечера. Она прошла в зал и, оглядевшись, обратилась к одному из охранников, стоявшему в уголке.
— Простите, как мне увидеть директора?
— А вы по какому вопросу? — лениво спросил тот, оценивающим взглядом окидывая Ларису.
— По важному, касающемуся вашего бывшего сотрудника, — не стала распространяться Лариса.
— Я сейчас узнаю, сможет ли он вас принять, — ответил охранник, двинувшись в глубь помещения через довольно узкий проход.
Лариса последовала за ним и остановилась перед массивной дверью, за которой скрылся ее сопровождающий — видимо, за ней и располагался директорский кабинет. Вскоре охранник вынырнул обратно и односложно сказал:
— Проходите.
Лариса толкнула тяжелую дверь и оказалась в просторном кабинете. Директор, крупный лысоватый мужчина лет сорока пяти, с усами, одетый в светлую спортивную рубашку и свободные брюки, сидел за столом и просматривал какие-то бумаги. Увидев Ларису, он поднял от них голову и предложил гостье сесть на стул напротив него.
— Горячев Валентин Павлович, — представился он.
— Котова Лариса Викторовна, — ответила тем же Лариса.
На лице Горячева появилось выражение интереса и любопытства.
— Простите, а вы не та ли Лариса Котова, которая заведует «Чайкой»? — живо спросил он.
— Да, именно та, — улыбнулась Лариса.
— О, тогда мне еще приятнее познакомиться. Я, знаете ли, одно время часто заходил в ваш ресторан, восхищался его кухней. Как-то в одной компании я завел разговор о вашем заведении, и один мой приятель поведал, что им заведует очень милая женщина, которую зовут Лариса Котова. Он, между прочим, знаком с вашим мужем.
— Что ж, а мне приятно осознавать, что меня многие знают в городе, причем с привлекательной стороны, — ответила хозяйка ресторана. — А почему вы сказали, что посещали мой ресторан одно время? Что же сейчас не заходите?
— К сожалению, просто некогда, — со вздохом развел руками Валентин Павлович. — С тех пор, как я стал директором этого казино, у меня совершенно нет свободного времени, практически вся моя жизнь проходит здесь. Даже дома редко бываю, жена уже грозится любовника завести, — улыбнулся он. — Вы кофе хотите? — предложил он.
— С удовольствием, — кивнула Лариса.
Ей был на руку тот непринужденный тон, который сложился в разговоре с Горячевым с первого момента. Разговаривать с ним было легко, и Лариса очень надеялась вывести собеседника на откровенный разговор о Сергее Никитине. Но Валентин Павлович сам вернулся к цели ее визита.
— Но вы, как я понимаю, пришли ко мне не затем, чтобы поинтересоваться, когда я посещу ваш ресторан? — спросил он, когда принесли крепкий свежесваренный кофе, помешивая его ложечкой.
— Вы правы, — ответила Лариса. — Я интересуюсь вашим бывшим сотрудником, Сергеем Никитиным.
— Ах, вот оно что, — несколько удивленно поднял брови Горячев. — Никитин… Да, да, помню я такого парня, работал он у нас не так давно. Странно, никогда не думал, что у него могут быть такие знакомые, как вы. Или, по крайней мере, что женщина, подобная вам, может им интересоваться. Позвольте узнать, с чем связан этот интерес?
— Конечно же, я не являюсь знакомой Сергея. А интересуюсь им только потому, что произошло печальное событие, — объяснила Лариса. — Несколько дней назад Сергей был убит…
Произнося эти слова, Лариса внимательно следила за выражением лица Горячева. Изумление, отразившееся на нем, показалось ей довольно искренним и естественным.
— Да, — покачал он головой после небольшой паузы. — Нашел все-таки себе парень приключений.
— Это еще не все, — сообщила Лариса. — У Сергея был друг, Дмитрий Шатилов, которого тоже убили вскоре после Сергея. Он перед смертью говорил, что гибель Сергея может быть связана с вашим казино. Я так поняла, что здесь произошла какая-то история, и мне хотелось бы знать, какая именно.
Горячев молча кивал, но казалось, что думает он о чем-то своем. Наконец он поднял на Ларису глаза и спросил:
— Так почему все-таки это интересует именно вас?
— Хорошо, открою вам секрет. Хотя, если честно, это совсем не секрет для многих моих знакомых, — приветливо заговорила Лариса. — Есть у меня такое хобби — расследовать детективные истории. Мотивы, по которым я берусь за них, бывают разными. На этот раз я работаю потому, что в убийстве подозревали одного моего знакомого.
— Вы меня все больше и больше интригуете, — улыбнулся в усы Горячев. — Ну что ж… Собственно, секрета здесь, как и в вашем случае, никакого нет. Хотя никто из персонала, будучи в курсе этой истории, по некоторым причинам не распространялся на этот счет. Вам я вполне могу это рассказать. Сергей Никитин действительно одно время работал у нас крупье. И все бы ничего, с обязанностями своими он, кстати, справлялся нормально, но стал к нему сюда похаживать один приятель, как раз тот самый Шатилов, о котором вы говорили. И один из наших сотрудников заподозрил нечто неладное. Шатилов часто становился к рулеточному столу и выигрывал, причем довольно крупные суммы. Никитина мы, естественно, тряханули и выяснили, что друзья-приятели решили таким образом потянуть деньги с казино.
— Но каким таким образом? — не поняла Лариса.
— Я не стану вам показывать механизм всего этого, — продолжал Горячев. — Могу только сказать, что крупье, у которого набита рука, может пустить шарик так, чтобы он остановился на определенной цифре. Или приблизительно. И Никитину это вполне удавалось. То есть он договаривался с Шатиловым, тот ставил на определенное число, а Никитин умелыми манипуляциями добивался того, чтобы именно это число и выпало. Все очень просто.
— И что потом? — заинтересованно спросила Лариса.
— Ну что? С работы мы его, естественно, выгнали. Деньги велели вернуть. Ни в какую милицию, естественно, обращаться не стали — зачем заведению такая реклама? Да и суммы, которые они успели наворовать, были не принципиальны для нас. Одним словом, порешили все миром.
— И что Никитин с Шатиловым?
— Стали потихоньку расплачиваться. Мы понимали, конечно, что сразу они таких денег не найдут. Уж не знаю, что они там делали — занимали ли, или на работу устроились, но половину суммы вернули. Остальное обещали чуть попозже. Ну, попозже так попозже. Вот и все.
Горячев рассказывал все это с совершенно невозмутимым видом. Лариса под конец его рассказа уже почти полностью была уверена, что если Никитина и Шатилова и убил кто-то из казино, то совсем не по той причине, что они его ограбили.
— А когда вы видели Никитина в последний раз? — уточнила она.
— Да с месяц назад. Он как раз деньги принес и сказал, что остальное попозже будет, месяца через три. Я кивнул, деньги взял, а он пошел себе. А с Шатиловым я вообще не виделся и знать его не знаю. Если вы интересуетесь этой историей, не могла ли она стать причиной его смерти, то заверяю вас, что нет. Я не оправдываюсь, просто не хочу, чтобы вы напрасно тратили время… — развел руками Горячев.
— Валентин Павлович, а не было ли еще какого-нибудь конфликта у Никитина здесь, в казино? Может быть, более мелкого масштаба, но все-таки…
— Да нет, — вытянул губы Горячев. — Вроде бы ничего. Сергей, правда, задиристым был, но это в основном когда выпьет. Мы как-то день рождения одного сотрудника отмечали, так он после первой же рюмки такую чушь нести начал! — Горячев махнул рукой. — После я строго-настрого запретил ему в казино хотя бы грамм выпивать. И он честно держался, никогда на рабочем месте я его пьяным не видел. Не хотел он работу у нас терять.
— То есть получается, что здесь зацепиться не за что, — обращаясь скорее сама к себе, проговорила Лариса. — Почему же Шатилов говорил именно про казино?
— Ну, так мог считать сам Шатилов, — пожал плечами Валентин Павлович. — Вполне допускаю, что он и сам не знал, почему убили его друга, ломал голову над этим вопросом, и казино — просто одна из его версий. — Что ж, спасибо, — вздохнула Лариса и поднялась.
— Вы не расстраивайтесь, — попытался подбодрить ее Горячев. — Как там говорится? Кто ищет, тот всегда найдет.
— Буду искать, — кивнула Лариса. — И милости прошу ко мне в ресторан, как только появится свободное время.
Горячев сам проводил Ларису до выхода, и она, попрощавшись с ним, пошла к своей машине. Она практически сразу же погрузилась в раздумья. Итак, похоже, что версия казино отпадает. Хотя, может быть, она делает поспешный вывод? Но тем не менее никаких зацепок в этом плане у нее нет, и необходимо рассмотреть другие версии. А их предостаточно — остается непонятной судьба Лавриненко и Лицедеевой. Куда же подевались девушки? Пора заняться их исчезновением. Возможно, что-то может раскрыться здесь.
Лариса села в машину, повернула ключ зажигания и уже была готова тронуть автомобиль с места, как запищал мобильник. Она тут же убрала ноги с педалей и активизировала связь.
— Лариса Викторовна, у нас срочное сообщение, — залепетал в трубку взволнованный голос Маши Губиной.
— Что? С Тоней что-нибудь? — обеспокоенно спросила Лариса.
— Да… Вернее, не совсем, — выдохнула в трубку Маша. — В общем, мы задержали Ювеналия и хотим его сдать вам. Вы где находитесь?
— Сейчас собиралась ехать к себе в ресторан. А что случилось-то? — Лариса не на шутку удивилась, узнав про «задержание» Ювеналия Добрынина.
— Мы все объясним на месте, — спокойно и рассудительно прозвучал голос Олега, который, видимо, вырвал трубку у жены. — Если вы не возражаете, то через пятнадцать минут мы вместе с Ювеналием будем у вас в ресторане.
— Хорошо, — коротко ответила Лариса и поехала в «Чайку».
* * *
— Нет, вы представляете, Лариса Викторовна, что он натворил! — восклицала Маша тонким голосом, обличительно глядя на Ювеналия Добрынина в Зеленом кабинете ресторана «Чайка». — Расскажи сам, Ювеналий!
На лице Добрынина не отразилось никаких эмоций. Он стоял и смотрел на Машу обычным своим благостно-постным взглядом.
— Я ни в чем не собираюсь оправдываться, — церемонно начал он, выдержав паузу.
— Вы можете четко сказать, что произошло? — спросила Лариса.
— Можем, — вздохнул Губин. — Вчера наш искатель правды, — он указал на Добрынина, — встретился с Тоней у филармонии…
— Они вместе на концерт пошли, представляете! — тут же эмоционально уточнила Маша.
— …И та сказала ему, что это она убила Серегу, — невозмутимо закончил Губин. — Она, конечно, не убивала и сказала так просто ради эпатажа. Тоня — человек оригинальный, непохожий на других, она любит произносить такие вещи, от которых другие люди приходят в шок. Ну а Ювеналий не растерялся и принял свои меры.
— Какие же?
— Я давно подозревал, что у этой девушки нет мира в душе, — прокомментировал Добрынин. — Она пригласила меня на концерт, чтобы попробовать соблазнить и увести в свой грешный мир. В нашей жизни добродетель постоянно сталкивается с соблазнами, исходящими от диавола.
— Скажи еще, что Тонька — дьявол, — чуть не лопнув от возмущения, подзадорила его Маша.
— У нее бесовский огонь в глазах, — не растерялся Ювеналий. — Я это заметил сразу же, как только впервые увидел ее. И я ее тоже заинтересовал. Вчера она сама мне позвонила и пригласила на концерт.
— А ты у нас страшный оригинал… — насмешливо подтвердил Губин. — И в этом смысле вы с Лавриненко схожи.
— Я с бесовством борюсь, — возразил Ювеналий. — Приглашение я принял потому, что хотел проверить свою стойкость, а заодно и постараться возвратить Антонину в лоно истинного представления о жизни. Я видел у нее на груди крестик, значит, она православный человек, просто погрязший в пучине страстей. А вы, кстати, — он обличающе развернулся к Губиным, — этому способствуете.
— Это чем же? — ахнула Маша.
— Все знают о ваших бесовских играх, разрушающих основу основ — семью. Вы не задумываетесь, что это отразится в конечном счете на ваших детях?
— Ювеналий, я прошу тебя, хватит, — поморщился Олег.
Добрынин гордо вскинул голову, жестом как бы отстранился от Губина и продолжил:
— Разврат никогда не приводил к хорошему. Вам обоим нужно покаяться, исповедаться в храме, а тебе, Олег, сделать в конце концов выбор. Ты ведь не мусульманин, который считает себя вправе иметь несколько жен.
— О чем ты говоришь? Совсем сбрендил со своей религией! — возмутилась Маша, лицо которой покрылось пунцовой краской.
— Добрынин, прекрати. Давай лучше по делу говори… — суетливо замахал на него руками Олег.
Ювеналий с чувством выполненного долга повернулся к Ларисе и с ехидцей заметил:
— Вот видите, этим людям уже стыдно. А Антонина могла убить Сергея. Тот тоже человек мирской. Даже слишком мирской. И об их развратной жизни всем нам говорил. А мы не верили…
— В общем, так, — громко перебил его Олег. — Похоже, мне придется рассказывать за него.
— Да-да, а то мы явно отвлеклись, — поддержала его Лариса.
— Дело в том, что Ювеналий в перерыве концерта позвонил из филармонии Варданяну и сообщил ему, что Тоня — убийца. А потом, как последний трус, сбежал. Мы предполагаем, что наш горячий горец перехватил Тоню по пути из филармонии домой и просто-напросто похитил ее, что вполне в его духе. Этим и объясняется, собственно, его отсутствие сегодня на консультации.
Губин зло посмотрел на Добрынина, раздувая от негодования ноздри.
— В таком случае надо ехать выручать Антонину, — по-деловому резюмировала Лариса и пошла к выходу из кабинета, приглашая всех последовать ее примеру.
— Неизвестно, что еще пришло в голову Айрапету… — обеспокоенно заметила Маша. — Быстрее ехать надо!
Около двери Лариса остановилась, повернулась и спросила у Ювеналия:
— Что сказал тебе вчера Варданян по телефону?
— Ничего, поблагодарил за информацию, — невозмутимо ответил Добрынин.
— Где он может ее держать?
— Не знаю. Дома, наверное.
— Ты знаешь адрес?
— Знаю, — неохотно ответил Добрынин.
— В таком случае едем, — заспешил Губин и подтолкнул стоявшего в гордой позе Ювеналия. — Давай, давай. А то — как других обличать, так ты мастер, а когда надо самому отвечать — так в кусты…
* * *
В машине Лариса решила заново поднять тему, которую затронул Ювеналий и которая была столь неприятна супругам Губиным.
— Олег, а что за «бесовские игры» вы устраиваете, можно поинтересоваться? — с некоторой ухмылкой спросила она.
— Никаких игр мы не устраиваем, — ответил Олег, стараясь глядеть в боковое окно.
— Они занимаются содомией, — четко произнес Ювеналий, сидевший на переднем сиденье. — Об этом многие знают, и я не вижу причин это скрывать, особенно сейчас, когда случились такие страшные вещи.
— Что вы имеете в виду? — уточнила Лариса.
— Любовь втроем. Подробностей я, к счастью, не знаю, — сухо пояснил Ювеналий.
— Он все врет! С ума сошел со своей религией. Вы не слушайте его, Лариса Викторовна, — тут же вклинилась Маша. — Мы всегда подозревали, что он шизофреник. А сейчас у него очередной приступ.
— А вы — гнусные язычники, — не остался в долгу Ювеналий. — Кресты только зря носите и оскверняете своим присутствием храмы! Вам место на языческом капище.
— Добрынин, я сейчас тебе по морде настучу! — потянулся к переднему сиденью разъяренный Губин.
— Насилием ничего не решишь, — ответил невозмутимый Добрынин.
— Ребята, я прошу вас, успокойтесь! Ювеналий, вы можете воздержаться от комментариев? — воскликнула Лариса, которой совершенно не хотелось, чтобы словесная перепалка перешла в драку прямо в ее автомобиле.
Добрынин сухо кивнул в знак согласия, а она снова обратилась к Губину:
— Олег, если это так, то чего уж теперь скрывать? Не бойся, я ничего не скажу родителям.
Губин вздохнул и твердо произнес:
— Лариса Викторовна, наши взаимоотношения — наше дело, и они не имеют, уверяю вас, ничего общего с тем, что произошло. Ни-че-го!
Но немного погодя уже другим тоном он добавил:
— А родителям вы все равно ничего не говорите.
Тут завсхлипывала Маша, закрыв руками лицо, и Олег начал ее успокаивать. Лариса поняла, что какая-то тайна в отношениях супругов Губиных и их подруги Лавриненко действительно существует, но подробности решила выяснить позже. Ювеналий сидел и молча смотрел в лобовое стекло. Взгляд у поборника нравственной чистоты был ясным и светлым.
К Варданяну они приехали довольно скоро — Айрапет снимал квартиру возле железнодорожного вокзала. На звонок долго никто не открывал. В дело решительно вступил Губин: два раза грохнул ногой по двери, а потом прокричал, что если Айрапет сейчас же не откроет, он вызовет милицию. И это подействовало. Дверь тихонько отворилась, и на пороге квартиры показался взъерошенный и, как показалось Ларисе, обескураженный Варданян.
— Она здесь? — коротко спросил Олег.
— Ничего не делал, клянусь мамой! Хотел пагаварить, — приложил руки к груди Варданян.
Но Губин отстранил его и прошел внутрь прокуренной квартиры. За ним последовала и Лариса.
Посреди комнаты на стуле сидела Антонина Лавриненко и курила свой любимый «Парламент». Рядом, на столе, стояла бутылка вина и закуска — жареное мясо, соус, сыр и салат. Никаких следов зверств, обычно сопутствующих похищению, не наблюдалось.
На лице девушки явно читалось презрение и полное неприятие ситуации, в которой она очутилась. А направлен ее взгляд был как на смущенного прибытием внушительной делегации Варданяна, так и на саму делегацию.
Маша сразу же кинулась к подруге с расспросами, общий смысл которых сводился к тому, не сделал ли ей чего плохого этот вандал. Лавриненко как-то снисходительно усмехнулась и ответила туманно:
— Ум людской имеет пределы, но глупость, увы, безгранична.
Этот афористический ответ не был понят Айрапетом, но Олег в знак согласия утвердительно покачал головой, укоризненно посмотрев на Варданяна. Лариса же сочла момент благоприятным для того, чтобы сообщить, что как частный детектив ведет расследование смерти Сергея Никитина. Лавриненко отреагировала все так же, претендуя на оригинальность:
— Что, разве есть люди, которых интересует жизнь и смерть столь ничтожного человека? И они даже согласны за расследование платить?
— Эти люди — мои родители, — не выдержал Олег. — Дело в том, что именно меня подозревали в том, что я убил Сергея.
— Поразительный идиотизм, — хмыкнула Антонина.
Лариса почувствовала, что пора брать ситуацию в свои руки. Она присела рядом с Лавриненко и, заглянув ей в глаза, спросила:
— Ну, и что с вами случилось, милая девушка? Вас все ищут, у матери сердечный приступ…
В глазах Лавриненко только на мгновение мелькнула легкая озабоченность. Она никак не отреагировала на слова Ларисы о матери и спокойно пояснила:
— Господин кавказец вчера похитил меня. Усадил обманом в свою машину и повез сюда. И я из интереса поехала. А еще потому, что родители достали.
— И что? Что он делал? — вклинилась нетерпеливая Маша.
— Обращался со мной господин похититель достойно, и я не собираюсь на него заявлять в милицию, — сказала Лавриненко, продолжая глядеть на Варданяна снисходительно.
— Я делал все правильно, — начал оправдываться Варданян. — Ювеналий позвонил мне, сказал, что она говорила. Нужно было проверить, обязательно нужно.
— Но не такими же способами, Айрапет! — воскликнула Маша. — При чем тут Тоня? Она же вообще не из нашей группы и не из нашего института.
— А Сергея не любила, — упрямо выдвинул свои аргументы Варданян.
— Я не убивала Никитина, — парировала Антонина. — И учти, что я отвечаю тебе на твой вопрос только из чувства альтруизма.
— Чего? — не понял Варданян.
— Я не обязана тебе отвечать, — презрительно улыбнувшись, пояснила Лавриненко. — В милиции я бы ответила. Ну, нет у меня алиби, ну и что?
— Кстати, Айрапет, а где вы сами сегодня были ночью и утром? — неожиданно спросила Лариса. — И вы, Тоня?
— Вот здесь, — Лавриненко усмехнулась и кивнула на большую двухспальную кровать, стоявшую неподалеку.
Потом, выдержав паузу, она снова пояснила все тем же, любимым своим, по-видимому, снисходительным тоном:
— Это не то, о чем вы подумали. Просто я устала и прилегла, а Айрапет развлекал меня вопросами о моей жизни в определенный период времени.
— А можно попроще? — улыбнулась Лариса.
— Я хотел знать, где она была, когда Серегу убили, — внес наконец ясность Варданян.
— И что же выяснил?
— А то, что за сигаретами ходила. «Парламент» курит только, такой богатый девушка! А в ларьке у Губиных не было «Парламент».
— Вот-вот, — поддержала его Лавриненко. — «Такой богатый девушка» уже надоело на один и тот же вопрос отвечать, она заскучал, — передразнила она Варданяна с его акцентом. — А он ко мне даже не приставал, чем удивил меня безмерно, — вдруг заметила она, насмешливо обращаясь к Маше.
— Это исправим легко, — повеселел вдруг Айрапет и совершил было движение в направлении Антонины, но она брезгливо отодвинулась.
— Так, кончаем разговоры, не относящиеся к делу, — прикрикнула Лариса. — Антонина и Айрапет, вы подтверждаете, что в час ночи вы были вдвоем здесь?
— Подтверждаем, — немного удивившись, ответила Антонина, и тут же ее поддержал Айрапет, энергично кивая головой. — А в чем дело?
— Шатилова убили, — мрачно объявил Ювеналий, до сих пор стоявший в стороне, прислонившись к косяку.
— Как убили, э! — брови Варданяна совершили головокружительное движение вверх. — Димана убили? Кто убил? Как так?
— Неудивительно совершенно… — спокойно прокомментировала Лавриненко. Потом облегченно вздохнула, взяла из пачки новую сигарету и заявила: — Ну, надеюсь, теперь вам понятно, что я тут ни при чем. Как, впрочем, и он тоже. — Она кивнула на Варданяна и как-то очень удовлетворенно, даже злорадно произнесла, явно адресуясь к Ларисе: — У нас на убийство Шатилова алиби. А двумя подозреваемыми меньше — это хороший успех.
Ларисе уже сильно надоел весь этот молодежный «базар», и она решила поговорить с Антониной тет-а-тет. Поэтому обратилась персонально к ней и довольно серьезно:
— Тоня, у меня к вам все-таки есть несколько вопросов. Мы можем уединиться?
— Конечно, — с готовностью ответила Лавриненко, но не удержалась от ехидного заключения: — А то в последние сутки мое общение было слишком однообразным.
Девушка поднялась со стула и двинулась по направлению к кухне. Проходя мимо Ювеналия, она провела рукой по его свитеру от шеи к животу, постаравшись коснуться пальцами груди так, чтобы все это выглядело эротично. И очень порадовалась, когда Ювеналий отстранился от нее. Тогда Тоня улыбнулась и театрально сказала:
— А вы, молодой человек, кажется, упустили шанс вернуться в нормальную жизнь… Впрочем, теперь это уже ваши проблемы. А не мои.
И, мигом посерьезнев лицом, изобразив на нем грусть и даже скорбь, открыла дверь на кухню. Там она села в мягкое кресло, не без самолюбования вытянула свои длинные ноги в дорогих джинсах с бахромой внизу и взглянула на Ларису.
— Я готова ответить на все ваши вопросы.
— Тоня, насчет того, что вы непричастны к убийству Никитина и Шатилова, мне ясно. Меня интересует кое-что другое… — вкрадчиво начала Лариса, хитро поглядывая на Антонину.
— Возможно, я догадываюсь, о чем идет речь, — тут же усмехнулась та.
— Меня интересуют ваши отношения с Губиными.
Лавриненко потеребила длинными пальцами кофточку на груди, легонько провела ими по блестящей поверхности кухонного стола, а потом задумчиво сказала:
— Ну что ж, слушайте. Только это долгая история.
— У меня есть время, — успокоила ее Лариса. — Тем более что там без нас, кажется, скучать не будут.
Из комнаты доносились довольно громкие голоса и обрывки разговоров между Машей и Айрапетом, Олегом и Ювеналием. Временами говорили все четверо, но в общем хоре уверенно солировал со своим акцентом Айрапет, и оттого создавалось впечатление, что за стеной вдруг возник какой-то восточный базар.
— Постороннему ничего я не стала бы говорить, — начала Лавриненко. — Но вы, похоже, суть уже знаете. Вам ведь нужны факты?
Лариса кивнула в знак согласия, и Лавриненко, не забыв изобразить традиционную для нее снисходительную усмешку, принялась рассказывать.
* * *
Тоня Лавриненко была девушкой, что называется, из хорошей семьи. Как, собственно, и ее ровесник Олег Губин. Родители обоих детей дружили, отдали их учиться в одну школу. Это была английская школа, одна из самых престижных в городе. Дети сидели вместе за партой и вообще очень дружили. Прямо на радость родителям, которые эту дружбу всячески поощряли и даже в шутку поговаривали о том, что, может быть, когда-нибудь придет день и они породнятся, потому что детская дружба их чад в соответствии с законами природы перерастет в любовь.
Эти благостные ожидания родителей дети до поры до времени оправдывали. До наступления переходного возраста с его коварными психологическими изменениями. Дружба девочки и мальчика претерпела необратимые изменения — они разошлись по разным компаниям, Олег — в мальчиковую, Тоня же, естественно, в девичий круг. Но скоро выяснилось, что Антонине не очень интересно среди подруг и что, напротив, она прекрасно себя чувствует в мальчишеской компании.
Тоня рано начала курить, интересоваться всякими запретностями типа порнографических изданий и посещать соответствующие тусовки. На одной из тусовок она встретилась с Олегом, повзрослевшим, возмужавшим. И то, чего родители хотели для своих детей, случилось. Правда, не в благостной, консервативно-буржуазной форме, как они мечтали, с венцом и детской колясочкой, а по-молодежному и без всяких условностей, с внезапной страстью после выпитого пива в октябре на даче старших Губиных.
Но это был всего лишь эпизод в их биографии. И пятнадцатилетние подростки решили связь не продолжать. Тем более что у Тони был какой-то приятель, да и у Губина тоже появилась подруга. Да и тусовки у них стали разными — Тоня поступила на романо-германский в университет, а Олег по настоянию родителей поступил в экономический, учиться на менеджера.
Неожиданное продолжение тесного общения Губина и Лавриненко возникло в день двадцатилетия Олега. Аккурат перед этим он расстался с очередной подружкой и решил пригласить по старой памяти Антонину.
Тоня явилась на день рождения с подругой. Маша, маленькая, пухленькая, с розовым кукольным лицом, производившая впечатление некоей беззащитности и девичьей непосредственности, понравилась Губину. И он начал ухаживать за ней совершенно традиционно. Девушка откликнулась на его внимание. Олег не знал тогда, что Маша и Тоня уже полгода как являются любовницами.
Между девушками была долгая эмоциональная связь, однажды перешедшая физиологический барьер. Экзальтированной, претендовавшей на оригинальность Антонине с юности было свойственно шокировать окружающих. Это была реакция на обстановку в семье. Она унаследовала от матери властность и стремление к лидерству, и характер ее сильно напоминал мужской. А Маша, девочка, с которой Тоня познакомилась на дискотеке, была совершенной противоположностью. Ранимая, женственная, она как раз в тот самый момент испытывала тяжелый кризис, связанный с уходом парня, в которого была влюблена. Маша часто плакала и жаловалась на свою судьбу. Именно тогда на помощь ей пришла Антонина. Хотя она обычно не отличалась особой приветливостью и добродушием, тем не менее к новой подружке проявила эти качества в полной мере.
Как выяснилось, у обеих отношения с парнями не складывались. Маша почему-то влюблялась совершенно не в тех молодых людей, которые могли ответить ей взаимностью, а взбалмошная Антонина неожиданно разочаровалась в мужчинах вообще. За исключением разве что Олега Губина, который, как она внезапно осознала, оставил глубокий след в ее душе. Но когда на ее жизненном пути возникла Маша, она подумала, что это так модно и оригинально — быть бисексуалкой.
Однажды Маша пришла к Антонине и заявила:
— Я поняла, почему мне так не везет. Я жуткая уродина и вообще… Меня никогда никто не сможет полюбить.
И она разрыдалась, хлопнувшись лицом в подушку. Антонина подсела к девушке, обняла ее и стала гладить по волосам.
— Ну что за чушь ты говоришь, — ласково сказала она. — Посмотри, какая ты миленькая. Ну, не оценил тебя этот козел — так что теперь, крест на себе ставить? Как это тебя нельзя полюбить? А разве я не люблю тебя?
Последнюю фразу Антонина произнесла низким вкрадчивым голосом, но до Маши не дошел ее смысл. Она быстро закивала головой и сжала руку подружки:
— Да-да, Тонечка, я знаю. И я тебе так благодарна за это. У меня и нет никого, кроме тебя.
— Самое поразительное, что и со мной то же самое, — вздохнула Антонина и стала гладить Машу по спине.
— Но ты же не мужчина, ты не можешь смотреть на меня как на женщину. Тебе же не важна моя внешность! — продолжала жалобно говорить Маша.
— Твоя внешность мне как раз очень нравится, — снова понизила голос Лавриненко. — Пойдем к зеркалу и посмотрим на тебя вместе. Вставай…
Она подняла Машу с дивана и подвела к зеркалу.
— Разденься, — неожиданно предложила Антонина.
— Зачем? — удивленно подняла круглые глаза Маша.
— Посмотришь на себя со стороны. Ну, давай, давай, — Тоня принялась расстегивать на Маше платье.
И Маша, поначалу не понимавшая, к чему клонит Антонина, но не привыкшая ни в чем перечить подруге, послушно шла по тому пути, который выбрала деятельная Антонина.
С этого момента любовные игры между ними стали постоянными. Машу, поначалу смущавшуюся и пробовавшую возражать, Антонина каждый раз убеждала: то, что между ними происходит, совершенно нормально и стоит наплевать на все предрассудки.
— Нам же хорошо вместе, — говорила она. — Кто еще будет тебя так любить?
Но вот случилось то, что рано или поздно должно было случиться — Маша влюбилась в мужчину, и он ответил ей взаимностью. По иронии судьбы, этим мужчиной оказался не кто иной, как Олег Губин — парень, к которому и сама Антонина была неравнодушной. Самым обидным было для нее то, что она же их и познакомила!
Ах, какими глазами Маша и Олег смотрели друг на друга… Тоня понимала, что теряет их обоих теперь уже навсегда. И когда Маша, смущаясь и извиняясь, сообщила, что они с Олегом собираются пожениться, Антонина почувствовала себя совсем одинокой. Но внешне она ничем не выдавала своих чувств, даже на свадьбе старалась держаться с иронией, всячески показывая, что она выше таких глупостей, как официальные условности. Однако мысль о том, что Маша и Олег ее просто кинули, не давала ей покоя.
Положение изменилось через полгода после свадьбы, когда у молодых схлынула эйфория медового месяца и выяснилось, что повседневная жизнь таит в себе массу мелочей, в которых им еще предстоит притираться друг к другу. Маша и Олег стали ссориться по мелочам. Антонина, которая на правах подруги Маши и друга детства Олега проводила у Губиных много времени, часто даже оставалась ночевать и была в курсе всего, что происходило между супругами. А вела она себя так, будто это было в порядке вещей — принимать у Губиных душ, ходить при Олеге завернутой в одно полотенце, делать себе педикюр, сидя на разобранной постели молодоженов, — словом, всячески демонстрировала, что является членом их семьи.
Поведение обоих супругов всегда выносилось на ее суд. Правда, однажды Олег, которому порядком поднадоело выслушивать язвительные комментарии Антонины по поводу своих поступков, не выдержал и, выругавшись, ушел, хлопнув дверью, чтобы остыть в одиночестве.
Маша сразу же захлюпала носом, жалуясь Антонине:
— Видишь, видишь, он совсем меня не любит!
Та, как было раньше, обняла ее и стала успокаивать.
— Ты же знаешь, Маша, что тебя люблю я, — шепнула она. — По-прежнему люблю. — И выразительно посмотрела на подружку.
Маша подняла на Антонину испуганный взгляд.
— Что ты, Тоня, это же все в прошлом…
— Тебе не нравится? — спросила Антонина, нежно проводя пальцами по Машиным плечам.
— Нравится, но…
…Когда в комнату вошел Олег и увидел свою жену, стонущую в страстных объятиях обнаженной Антонины, он просто оторопел. Антонина же быстро завладела инициативой, с вызовом посмотрела на Олега и сказала:
— Ну что ты застыл? Видишь, обидел жену, и мне за тебя приходится ее успокаивать. Ну-ка, иди сюда и выполняй свой супружеский долг. А я понаблюдаю за счастливыми супругами. Думаю, что это освежит ваши отношения…
Так в сексуальную жизнь Губиных вошла Антонина. Но вскоре о нестандартности их семейных взаимоотношений пошли слухи. В институте о них стало известно благодаря простодушной Маше. И если Олег был склонен все же скрывать факт «жизни втроем», то Лавриненко, девушка эпатажная и несдержанная, предпочитала бравировать своей современностью.
Шокированная Котова после того, как Тоня закончила свой рассказ, некоторое время сидела молча. О будущем отношений троицы она спрашивать не стала. Потому что наверняка никто из них даже не задумывался об этом.
— Скажи мне вот что, Тоня, — поинтересовалась Лариса, — когда Никитин кричал в твой адрес непотребщину, тебе было обидно?
— На дураков я не обижаюсь, — отрезала Лавриненко. — Машку, может быть, и задело. А меня — нет… Да не стали бы мы из-за такой ерунды на него руку поднимать, можете нам поверить! — Антонина помолчала с минутку, давая собеседнице время убедиться в ее искренности, а потом неожиданно с вызовом закончила: — Ну что, надеюсь, развлекла вас своим рассказом?
Лариса пожала плечами, не найдя, что ответить.
— Я в том смысле, что для поисков убийцы это все абсолютно «левые» сведения, — объяснила Антонина, привычно ухмыляясь, — а скорее они для расширения вашего кругозора о нравах молодежи. Ну, я пытаюсь оправдать потерянное вами время на выслушивание моих воспоминаний.
— Не знаю, не знаю, — задумчиво ответила Лариса. — Бесполезны они или нет, но… Откровенно говоря, ты натолкнула меня на некоторые размышления. Как бы моя дочь не стала такой же…
Повисла пауза. Похоже, что Антонина тоже осмысливала сказанное и не нашла обычного для себя цинично-насмешливого ответа на слова себеседницы. Наконец она все-таки нарушила молчание:
— Не волнуйтесь, у вас не станет.
Лариса и Тоня еще немного помолчали, думая каждая о своем.
— Вы ведь неплохо знаете моих родителей? — осторожно осведомилась Антонина.
— Да.
— Не говорите им ничего, — попросила Антонина. — Когда меня мать совсем достанет, я лучше сама ей все выложу.
— Тоня, но ведь это жестоко, — покачала головой Лариса. — Она же больной человек!
— То, как она меня воспитывала и как продолжает относиться ко мне сейчас, по-моему, не очень уступает в жестокости, — окрысилась Лавриненко. — А насчет болезней… Они скорее придуманы для того, чтобы отец все делал и обо всем заботился, а мать только лежала с кислым видом на кровати и стонала о том, как ей плохо. Поверьте мне, я в этой семье выросла…
— Ну ладно, — Лариса посмотрела на часы и поняла, что ей давно пора домой, — в конце концов решайте сами, что для вас хорошо и что плохо.
— У вас, видимо, теперь наступает новый этап в расследовании? — поинтересовалась Лавриненко.
— Похоже, что так. Хотя я пока совершенно не знаю, куда направить свои усилия, — честно ответила Лариса.
В этот момент на кухню заглянули Губины и поинтересовались, можно ли им тоже принять участие в разговоре. Лариса ответила, что больше ничего выяснять не будет, что очень устала и хочет домой. Она предложила молодым людям самим выяснить возникшие между ними трения и обсудить сложившуюся ситуацию.
Никто с этим спорить не стал, за исключением Ювеналия, который первым откланялся и пошел по своим делам, отказавшись от услуг Ларисы в качестве извозчика. Лариса не стала расстраиваться из-за этого и вскоре тоже покинула квартиру, оставив Айрапета, Лавриненко и чету Губиных восстанавливать взаимопонимание за бутылочкой вина, которую Варданян, желая загладить свою вину за «похищение», тут же выставил на стол.