К Оксане Комоловой Лариса ехала скорее для очистки совести. Алиби девушки на момент смерти Никитина было подтверждено Садальским, да и мотивы для убийства у нее отсутствовали. Тем не менее Ларисе хотелось до конца понять, что она из себя представляет.

Жила Оксана в обычной панельной девятиэтажке недалеко от института. На звонок она открыла почти сразу, не спрашивая, и, как показалось Ларисе, не очень удивилась ее приходу.

— Мне звонил Валерий Григорьевич, — каким-то равнодушным тоном произнесла Оксана вместо приветствия. — Так что я догадываюсь, зачем вы пришли. Не понимаю, правда, какое это имеет отношение к тому, чем вы занимаетесь, но…

Она не закончила фразу, пожала плечами и пропустила Ларису в комнату.

Котова была немало удивлена обстановке. Дорогой палас на полу, музыкальный центр, телевизор и видеомагнитофон «Сони», на трельяже — обилие дорогой косметики и парфюмерии. На столе у окна стоял компьютер. Видимо, Роман Рябоконов был щедр по отношению к своей невесте.

— Садитесь, — кивнула Оксана в сторону одного из мягких кресел, сама устраиваясь напротив в таком же. — Извините, что не предлагаю вам чаю, я себя неважно чувствую.

— Ничего, я не хочу, — успокоила ее Лариса. — Не подумайте, что я пришла читать вам мораль. Не мое это, конечно, дело, но… Мне бы хотелось знать, чем все-таки обусловлена ваша связь с Садальским? То, что я узнала недавно, не очень вяжется с тем представлением о вас, что у меня сложилось раньше.

Оксана помолчала, потом взяла сигарету и закурила. После трех затяжек она сказала:

— Да, связь с Садальским была большой глупостью с моей стороны. И самое обидное, что теперь из-за нее рухнули такие прекрасные отношения с Ромой. Я-то знаю, что он подобных вещей не прощает. Садальского я не воспринимала серьезно, он не имел для меня значения. Нужно было получить зачет, продолжать учиться, а английский, как я поняла, мне не одолеть. Почему-то мне показалось, что это самый простой способ уладить проблему. А теперь проблема с английским обернулась для меня гораздо более серьезной. Скажите, Роман приходил к вам?

— Да, — ответила Лариса.

— И… что он говорил? — тихо спросила Оксана.

— Скажу вам честно: настроен он очень категорично. Хотя возможно, что сейчас это только первая реакция, под влиянием эмоций.

Оксана грустно покачала головой.

— Я буду с вами откровенна, — продолжала Лариса. — Дело в том, что мое расследование находится в некоем ступоре. И я бы хотела спросить у вас — что вы сами думаете по этому поводу? А вопросами о Садальском я вас больше мучить не стану.

— По поводу этих убийств, что ли? — нахмурилась Оксана.

— Да, Никитина и Шатилова.

— Да ничего я не думаю, если честно, — раздраженно махнула рукой Оксана. — Мне вообще вся эта история надоела. Убили каких-то ничтожеств, а шуму до небес! Нелепая ситуация сложилась: Никитина с Шатиловым уже нет, а все остальные из-за них по-прежнему страдают. Сначала Олег, потом Люба, теперь вот я. Да и вы, в конце концов. Но вы хоть деньги получите.

— Я не думала, что вы меркантильны, — заметила Лариса.

— Женщины все меркантильны, — убежденно проговорила Оксана, но все же добавила: — За редким исключением. Вроде Любки Лицедеевой. Только она могла искренне быть влюбленной в Никитина. Люба вообще-то девчонка умная, но только в плане учебы, а по жизни, извините, дура. — А у вас какие отношения были с Никитиным и Шатиловым?

— Да никаких, — пожала плечами Комолова. — Мне они оба были безразличны, но порой неприятны. Только я вынуждена была мириться с ними, раз уж мы вместе учимся и раз они навязались в нашу компанию. А вообще мне такие люди неинтересны, только Любка может их всерьез воспринимать. Ну и, по большому счету, они друг друга стоят.

— А мне казалось, что вы хорошо относитесь к Любе, — сказала Лариса.

— Да неплохо я к ней отношусь! Просто считаю, что во многом она ведет себя как дурочка. А потом сама же от этого страдает.

— А как вы думаете, кто мог убить Никитина и Шатилова?

— Понятия не имею. Из компании — никто. Скорее всего, кто-то «левый».

— А что вы думаете по поводу Ювеналия Добрынина? Мне показалось, что он по-особому к вам относится.

На лице Оксаны появилась улыбка.

— Может быть, — кивнула она. — Только мне он совсем неинтересен как мужчина. Хотя осознавать, что я ему нравлюсь, приятно. А как человек… Не похож он на других… добрый, честный, но не от мира сего. Вот и все.

— А он как ладил с Сергеем и Дмитрием?

— Старался держаться от них подальше, потому что они все время над ним прикалывались. Потом, правда, они притихли, потому что увидели: Ювеналий не реагирует. А вы что, думаете, он мог их убить? Нет, вы ошибаетесь. Хотя…

В этот момент зазвонил телефон. Оксана поднялась и взяла трубку. Лицо ее стало не очень довольным.

— Привет… Нет, сегодня нет… Ну как почему? Потому что не могу… Миша, я правда не могу. Я устала, и у меня проблемы… Нет, не в этом дело… Ну и что, если ему надо? Других, что ли, нет?.. Нет, не приеду. Все, пока, у меня тут гости…

И, не дослушав, она бросила трубку.

— Совсем с ума сошли. Как будто я всем обязана, — в сердцах бросила Оксана.

Тут телефон зазвонил снова, и Оксана вспылила: подскочила к телефону и выдернула шнур из розетки.

— Неужели людям непонятно с одного раза? — покачала она головой и закурила сигарету.

Потом взглянула на Ларису и сказала:

— Вы извините… я забыла, о чем мы говорили?

— О Ювеналии Добрынине и его способности убить своих одногруппников.

— Ах да. Ну, это вы, наверное, зря… хотя проверьте… А я, знаете ли, уже ничему не удивлюсь… Еще раз извините, я, может быть, путано говорю, но у меня столько проблем…

— Нет, нет, ничего, — сказала Лариса и поднялась со стула.

Она поняла, что разговор, по всей видимости, надо заканчивать — хозяйка квартиры всем своим видом демонстрировала, что у нее свои заботы и убийство Шатилова и Никитина ее не интересует. Напоследок Лариса еще раз окинула взглядом богатый интерьер квартиры, в которой жила Оксана, и попрощалась.

Уже в машине она вспомнила о словах Маши Губиной, адресованных Ювеналию: «Мы всегда подозревали, что он шизофреник. А теперь он это блестяще доказал». Конечно, подобная оценка поведения Добрынина могла быть спровоцирована его разоблачением весьма пикантных отношений треугольника Губины — Лавриненко, но все же… А еще надо было узнать, чем закончилась история Любы Лицедеевой. И рука Ларисы потянулась к телефону.

Психолог Курочкин был дома и вновь начал демонстрировать безумную радость по поводу звонка Ларисы. Но она не исключала, что в данном случае психолог просто проявляет свои профессиональные качества, изображая радушие. Только ей было наплевать на чувства Курочкина, потому что она решила идти в разговоре с ним наугад, используя то, что связи у психолога в городе весьма обширны.

— Привет, Анатолий, — сказала Лариса. — Не знаешь ли ты молодого человека по имени Ювеналий Добрынин? Ты его случайно не консультировал?

— Консультировал, — неожиданно ответил Анатолий Евгеньевич. — Только не Ювеналия, а Аристарха Добрынина.

— А это кто такой? — оторопела Лариса.

— Его отец, профессор математики нашего университета, — ответил психолог.

— И что?

— Интересный случай, — после некоторой паузы ответил Курочкин. — Очень даже…

— Меня все-таки больше интересует его сын, — перебила психолога на полуслове Лариса.

— В каком смысле?

— В смысле его психического здоровья.

Курочкин откашлялся, слегка помычал в трубку междометиями и осторожно высказался:

— Я пару раз видел этого юношу. Весь в отца пошел. А отец, скажу я тебе, Лариса, человек действительно интересный…

— Анатолий Евгеньевич, а все же можно поконкретнее? — не выдержала вновь Лариса, перебивая психолога. — Заверяю тебя — сведения останутся при мне.

Поскольку Курочкин продолжал издавать неопределенные междометия, Лариса совсем уже просящим, чуть ли не умоляющим голосом произнесла:

— Анатолий, ну мне действительно надо для дела…

Курочкин задышал часто-часто в трубку. Видимо, решал, говорить ему или нет.

— Хорошо, только ради нашей дружбы, — наконец сказал он. — Так вот, у профессора Добрынина подозрения на шизофрению имеются. Да, матушка, имеются. Этого для тебя достаточно?

— А у Ювеналия, сына его?

— Я же говорил, весь в отца пошел, — иносказательно подтвердил диагноз Курочкин. — Только, по-моему, еще дальше. Он религией вроде бы увлекается. Как меня первый раз увидел, сказал, что я пропитан дьявольской энергией, и посоветовал мне сходить в церковь. Вот такие дела…

— А как насчет его способности на преступление? — спросила Котова. — Склонности к действиям насильственного характера?

— Ну это вы, матушка, бросьте, бросьте! — Обычно жидкий тенорок психолога загустел и приобрел бархатный оттенок. — Парень явно мухи не обидит! А что шизофрения у него, так она в неопасной для общества форме протекает. Но неужели подозревается сей гражданин в чем-нибудь?

— Есть такой момент, — нехотя призналась Лариса. — И еще один вопрос тебе, Анатолий. Та девушка, с которой ты познакомился на Рождество, с ней все нормально?

— С Любой? — переспросил Анатолий. — С ней все нормально, уехала к своей новой пассии в район. Говорит, наконец, нашла свое счастье. Хотя, на мой взгляд, это просто попытка ураганного замещения одной привязанности другой. Расстанутся, должно быть, недели через две. Опять ко мне придет… Так что жду ее, не расслабляюсь, полирую свое профессиональное мастерство. Может быть, диссертацию на ее примере напишу.

— Научных успехов тебе, Анатолий Евгеньевич, спасибо за информацию, — поблагодарила Лариса.

— Душевно рад помочь… Кстати, как ресторан твой поживает?

— Ничего, спасибо, не жалуюсь…

— Не примешь ли в гости бедного психолога? В смысле в ресторане.

— Ого, вы решили потратиться на обед в «Чайке», Анатолий Евгеньевич? — притворно изумилась Лариса, знавшая, что психолог Курочкин — человек чрезвычайно прижимистый, экономит даже на общественном транспорте.

— Матушка, я вам информацию полезную предоставил? Предоставил, — заюлил Курочкин с легкими интонациями шантажа. — К тому же я давно вас не видел, пообщаться хочу. Может, чем еще помогу. Так что… По-моему, я вправе рассчитывать на обед за счет заведения.

— Ладно, приходи, жду тебя завтра, — после некоторой паузы ответила оторопевшая Лариса.

— Отлично, — констатировал психолог. — В обед загляну проведать тебя.

«Вот ведь какой жук — везде найдет свою выгоду», — посетовала Лариса про себя на Курочкина. Но в принципе жалко ей не было — не каждый же день Анатолий Евгеньевич столовался в ее ресторане. Не убудет от нее. К тому же надо быть добрее к людям, следуя советам самого гения провинциальной психологии. И Лариса, улыбнувшись этим мыслям, повернула ключ зажигания, завела мотор и поехала домой.

* * *

После разговора с Курочкиным Лариса откровенно загрустила. Грустила она дома, в одиночестве. Настя ушла на какую-то вечеринку с одноклассниками. «Ой, не случилось бы чего там на этой вечеринке», — тут же подумала Лариса, на которую подробности интимной жизни героев последней криминальной истории произвели довольно сильное впечатление, заставлявшее теперь волноваться за дочь. Евгений пребывал на работе. Хотя, возможно, уже и нет. Чем он сейчас занят? Может быть, снова советуется с Асташевским по поводу методов излечения от алкоголизма. Или, например, вызвал проституток к себе в офис? Лариса уже перестала ревновать мужа, но все равно мысль об этих «шалостях» была ей неприятна. И она заставила себя думать о деле. А оно откровенно зашло в тупик. Продолжать заниматься кандидатурой Ювеналия, поскольку другой нет? Бессмысленная трата времени. Подумав на этот счет, Лариса решила оставить парня в покое. Невольно ее мысли снова обратились к Оксане Комоловой, поведение которой казалось наиболее подозрительным. И Лариса начала заново перебирать все известные ей факты, пытаясь параллельно найти ответы на вопросы, пока что вызывавшие сомнение.

В цепочке своих рассуждений Лариса никак не могла нащупать то, что могло бы стать мотивом двойного убийства. И тем более она не видела мотива у Оксаны. Ведь Оксана не Тоня Лавриненко, чтобы считать двух шалопаев «социальным балластом». И, уж конечно, она не бросилась бы в духе воинствующего ницшеанства избавлять человечество от этого балласта.

Лариса вспомнила все детали поведения Димы Шатилова перед смертью. Тем вечером он явно собирался на встречу. И логично будет предположить, что на встречу со своим убийцей. Причем убийцу он знал.

Теперь дальше. Последней, с кем Дима разговаривал, не считая матери, была Оксана. Ей он сказал про казино, то есть что причину гибели друга нужно искать там. Или он ничего такого не говорил? Проверить истинность этого факта нельзя. Лариса знает о нем со слов… Оксаны. А девушка вполне ведь могла позвонить Ларисе для отвода глаз, чтобы натолкнуть ее на ложную версию. К тому же, как выяснила Лариса у директора казино Горячева, никто особо не торопил Никитина с выплатой денег, а с Шатиловым вообще не разговаривали по этому вопросу. С какой же стати он стал бы вдруг считать, что Сергея убили по этой причине?

Перед мысленным взором Ларисы вдруг опять всплыл образ Оксаны. После того как открылся факт ее связи с Садальским, он стал каким-то расплывчатым. Лариса знала, что Оксана в глазах всех выглядела как порядочная и даже щепетильная девушка. А эта меркантильная, в оплату зачета связь с преподавателем более подходила для какой-нибудь проститутки и так противоречила привычному образу Оксаны!

Так, вернемся к поиску мотива. За что убили Никитина и Шатилова? По заключению экспертов, которое сообщил Ларисе Карташов, оба парня убиты, скорее всего, молотком и — на девяносто девять процентов — сделал это один человек. Вывод может быть только один: они что-то о ком-то знали. То, что тайна стала известна обоим, неудивительно — все же закадычные были друзья. Удивляло то, что Шатилов, подозревавший, откуда ветер дует, никому не рассказал об этом. Надеялся сам разобраться? А может быть… хотел воспользоваться выгодами своего положения осведомленного, так как этим не успел воспользоваться Никитин? Но что это за тайна? И чья тайна?

Если отталкиваться от оставшихся подозрительными фигур — Оксаны, Ювеналия и Рябоконова, то, пожалуй, тайна была только у Оксаны. Ее связь с Садальским. Допустим, что о ней стало известно Никитину и Шатилову и они стали шантажировать Оксану. Но тогда об этом должен был знать и Садальский, ведь Оксана рассказала бы в первую очередь ему.

Что касается Ювеналия Добрынина, то существование каких-то тайных грешков у него трудно предположить. Хотя… Учитывая неофициально поставленный ему Курочкиным диагноз, все возможно. Но психолог четко сказал, что парень на насилие не способен и для общества не опасен.

С другой стороны, только у него и у Оксаны нет четкого алиби. Правда, Садальский говорил, что Оксана была у него в ночь убийства Никитина. А в то время, когда убили Шатилова, ее вообще никто не видел. И у Ювеналия в этом смысле положение не лучше.

Лариса еще раз перебрала в памяти участников рождественской вечеринки: Губины, Лавриненко, Варданян с его Наташей, Добрынин, Оксана, Садальский…

Оксана — Садальский… А что, если это они на пару сговорились убить друзей-дебоширов? Но тогда они бы четко подтверждали алиби друг друга. К тому же для Садальского не настолько важно было скрыть связь с Оксаной, чем для нее, чтобы пойти на двойное убийство. Нет, это все чушь, конечно, насчет их сговора.

Тем не менее алиби на момент смерти обеих жертв отсутствует только у двоих — у тех же Оксаны и Добрынина. У остальных алиби железное, по крайней мере, на один из случаев.

Так и не придя ни к какому выводу, Лариса набрала номер Валерия Григорьевича Садальского.

— Я вас, возможно, огорошу своим вопросом… — начала Лариса. — Вы не в курсе, знали ли Никитин и Шатилов о вашей связи с Оксаной?

— Что? — удивленно переспросил Садальский. — Уж не знаю, на основании чего вы сделали такое предположение, но могу точно сказать, что нет. Во-первых, им неоткуда было узнать это. Мы вместе с ней даже по улицам никогда не ходили. Либо я к ней приходил, либо она ко мне. Все знали, что мы занимаемся английским языком. Скрытых камер у меня дома нет, у нее, я полагаю, тоже. Я вообще вижу это так: если бы Никитин с Шатиловым каким-то непостижимым образом про нас узнали, то пришли бы ко мне оба и заявили что-нибудь типа: «Валерий Григорьевич, мы согласны молчать, если вы до окончания института не будете нас трогать со своим дурацким предметом». Но этого не было, уверяю вас.

— Хорошо, спасибо за ответ. Теперь еще одна просьба — постарайтесь точно вспомнить, в котором часу Оксана пришла к вам рождественской ночью?

— Ох, задали вы мне задачу… — вздохнул Садальский и задумался. Наконец он произнес: — Точно могу сказать только, что под самое утро. Примерно около пяти утра. А ушла часа через два.

Лариса снова задумалась.

Итак, алиби у Оксаны нет. По словам Романа, она вышла из его машины в половине четвертого. За час-полтора вполне можно было убить Никитина. Вот только откуда она знала, что Сергей пойдет домой? Просто ждала в подъезде и ей повезло? Но опять же — мотив, мотив!

Лариса как можно яснее представила себе Оксану, ее лицо, манеру разговаривать… При последней встрече девушка вела себя не так, как раньше. От доброй, открытой и порядочной студентки, какой она выглядела в момент знакомства, не осталось и следа. Нескрываемая ненависть к Никитину с Шатиловым, презрительное отношение к Любе Лицедеевой, откровенная меркантильность…

Кстати, о меркантильности. Роман был уверен, что Оксана встречается с ним вовсе не из-за его денег, потому что он всего лишь оплачивает ее квартиру. Это вообще-то тоже немало, но… Откуда у нее в доме такая обстановка, дорогая аппаратура… Родители из района помогают? Сомнительно. А дорогая косметика с парфюмерией? Сейчас Лариса вспомнила: там был просто огромный косметический набор. Причем, вот что странно, очень яркий. Оксану в ярком макияже Лариса ни разу не видела, но напрягла воображение и… представила. Это была уже не Оксана, а какая-то другая девушка. Выкраситься подобным образом могла бы вульгарная девица, проститутка…

Неожиданно Ларису осенило. Ну, конечно, это же ясно, как день! И совершенно все объясняет и ставит на свои места. От чувства, что она, кажется, все-таки докопалась до истины, Лариса взволнованно поднялась и прижала ладони к начавшим гореть щекам.

Вот что Оксана тщательно скрывает — она проститутка! Отсюда и дорогие вещи в квартире, и двойной ее портрет, и то, что она так легко пошла на связь с Садальским — при ее профессии расплачиваться подобным образом вполне естественно. И, кстати, телефонный разговор Оксаны, сразу показавшийся Ларисе странным. Сейчас она постаралась восстановить его в памяти. Оксане звонил некий Миша и о чем-то просил, а она отвечала, что сегодня никак не может и почему нельзя найти кого-то другого. Было очень похоже на разговор с сутенером.

А если так, то многое становилось понятным. Оксана скрывала этот факт особо тщательно еще и потому, что хотела выйти замуж за Рябоконова, что было бы невозможно, если бы жених узнал о том, чем она занимается. И звонок Оксаны ей, Ларисе, насчет казино тоже легко объясним — это действительно была попытка направить сыщика по ложному следу. И еще одно: Оксана была в курсе истории с казино. Значит, она общалась с Никитиным в неформальной обстановке. А может быть, даже казино посещала. Точно-точно, именно из казино и растут, как говорится, ноги всей этой истории.

Версия казалась Ларисе очень правдоподобной, оставалось только ее проверить. И она решила начать это делать не откладывая, позвонив подполковнику Карташову прямо домой…

* * *

Следующее утро Лариса начала с посещения областного управления внутренних дел. Карташов принял ее в своем кабинете и разговаривал в излюбленном, после того как стал подполковником, лениво-вальяжном стиле.

— Ну, заходи, заходи, — проговорил он, откидываясь на спинку кресла. — Я уже обо всем договорился. Тебе нужно пройти в соседний корпус, к майору Аристову, он у нас заведует полицией нравов. Скажешь, что от меня, — важно добавил он.

Лариса поблагодарила старого приятеля и понеслась в соседний корпус. На руках у нее уже была групповая фотография институтского курса, на которой присутствовали все действующие лица драматичной рождественской истории. Снимок она, не особо объясняя зачем, позаимствовала сегодня утром у младших Губиных.

Майор Аристов оказался белобрысым крепышом с мясистым лицом. Принял он Ларису доброжелательно и, поглядев на фотографию, тут же полез в базу данных, бормоча себе под нос:

— Все они на одно лицо, эти шалавы…

Но среди более чем пятисот имен представительниц древнейшей профессии, официально зарегистрированных полицией нравов в городе Тарасове, Оксаны Комоловой обнаружено не было.

— Что ж, это еще ничего не значит, — вздохнул Аристов. — По нашим прикидкам, проституток у нас в четыре раза больше. И приток новых кадров не уменьшается. Все красиво жить хотят, только очень быстро спиваются. И не докажешь им ни хрена, что красивая жизнь — всего лишь мираж…

Аристов еще раз вздохнул, нажал на клавишу выхода из программы и повернулся к Ларисе. И тут он кинул взгляд поверх нее, куда-то в сторону открытой двери кабинета.

— Семин! — внезапно крикнул майор. — Зайди ко мне.

В кабинет вошел молодцеватый капитан с лицом героя-любовника, чем-то неуловимо напомнившего Ларисе одного из героев народного сериала про ментов.

— Слушай, капитан, ты у нас большой специалист по женскому полу, — насмешливо начал Аристов.

Семин сделал удивленное лицо и скосил глаза в сторону Ларисы.

— Да ты не смущайся так, Семин. Посмотри лучше сюда, — и Аристов придвинул к нему фотографию, на которой была Оксана. — Вот эту барышню узнаешь?

— Вроде что-то есть, — ответил Семин. — А что, там она не проходит? — он кивнул в сторону компьютера.

— Ты у нас, Семин, самый лучший компьютер, — снова пошутил Аристов. — Так что давай, давай, вспоминай. Убийство, может быть, раскроем с твоей помощью. Вон Карташов частного детектива к нам прислал, — Аристов показал глазами на Ларису. — Да, кстати… Слушай, Семин, у нас сутенеры по имени Михаил в городе присутствуют?

— Конечно, присутствуют, — тут же ответил капитан. — Штуки четыре, наверное…

— Вот эта барышня, судя по некоторым оперативным данным, работает в конторе у некоего Миши, — небрежно поведал Аристов.

— Интересно, какого, — наморщил лоб Семин. — Поронина, может быть? Или Степанова? Да вроде нет… А, есть один, вспомнил! Кстати, по-моему, я ее там и видел. Точно, это не Степанов и не Поронин, а Железкин. Над его фамилией все бандиты в свое время прикалывались. Как и над его внешним видом.

— Ну так в чем дело? Вон телефон, звони ему. Что сказать, я думаю, ты знаешь, — кивнул Аристов на аппарат, стоящий на столе.

Капитан Семин достал из кармана записную книжку и быстро нашел нужный телефон. Он набрал номер и стал ждать.

— Спит, наверное… Устал, бедный, за ночь, — прокомментировал он то, что абонент так долго не подходит к телефону.

Наконец трубка ожила.

— Алло, Железкин? Привет, капитан Семин из облУВД беспокоит. Как работается? Ах, заказов маловато?.. Ну-ну, не прибедняйся… В общем, так, Железкин, сегодня твой утренний сон отменяется. Проблемы у тебя обнаружились… Какие проблемы? Серьезные. В убийстве тебя подозревают, Железкин… Так что давай, являйся сам с повинной в УВД. Чтобы через полчаса был…

Семин улыбался, довольный незамысловатой ментовской шуткой. Но продолжил уже более серьезным тоном:

— Просто есть вопросец к тебе по поводу одного твоего кадра, господин сутенер. В общем, мухой дуй сюда… Нет, девочек захватывать не надо, я сам к тебе приеду по этому вопросу, но потом, не сейчас… Все, давай, жду.

Закончив разговаривать, Семин снова улыбнулся и сообщил Аристову, что сутенер Михаил Железкин милицией запуган и через полчаса явится сюда как миленький.

Семин ошибся на пять минут. Михаил Железкин открыл дверь кабинета майора Аристова не через полчаса, а через двадцать пять минут. Вид у него был озабоченный и помятый. Было очевидно, что этот хмурый, усатый человек средних лет провел бессонную ночь.

— Ну что, Железкин, проходи, садись. И рассказывай, как на убийство решился, — завел обычную, видимо, для себя бодягу капитан Семин.

Сутенер заискивающе улыбался и пробовал отшучиваться. Этот малосодержательный диалог прервал майор Аристов, который сунул под нос Железкину фотографию и ткнул пальцем в Оксану.

— Твой кадр? — коротко спросил он.

— Ну… мой, — осторожно признался Железкин. — А что? Маринка — нормальная девчонка.

Лариса в первый момент почувствовала невероятное облегчение от того, что наконец все выяснилось. Только имя вызывало некоторые сомнения.

— Это ничего, в порядке вещей, — заметив выражение ее лица, успокоил Аристов. — Они сегодня Оксаны, завтра Марины, послезавтра вообще Кристины. Обычное дело: зачем светить свое имя, считают они. Как будто можно лицо скрыть!

— Ну, мы трудовые книжки им не заводим, — решился на шутку Железкин. — Я ее как Марину знаю, а там… В политехе она учится, по-моему.

— В экономическом, — поправила Лариса.

— Ну, в экономическом, — тут же согласился Железкин. — Мне все равно где, лишь бы клиенты были довольны. А они дипломы не спрашивают.

— Вы вчера звонили Марине днем? Она еще отказалась выходить на работу, верно? — спросила Лариса у сутенера.

— Ну да, — озадачился Железкин. — А вы откуда знаете?

— Много будешь знать, Железкин, быстро состаришься, — весело заметил Семин.

Сутенер обиженно отвернулся, но перечить капитану не стал.

— Ну что? — повеселел Аристов, поглядывая то на Семина, то на Ларису. — Убийство раскрыли!

— Железкин сообщником пойдет или свидетелем? — решил подыграть капитан начальнику.

— Сообщником, конечно. Но есть одна идея, — подмигнул Аристов. — Это мы обсудим с ним наедине. Сейчас же пусть садится писать признание, а наш очаровательный частный детектив счастливо удалится выбивать признание из дамы, — сказал Аристов. — Или, вернее, Карташов этим будет заниматься…

— Спасибо, вы мне очень помогли, — вклинилась в разговор двух ментов Лариса, забирая со стола фотографию. — Я, наверное, пойду.

Окрыленная успехом, она вышла из кабинета майора Аристова и, не заходя к Карташову, пошла к выходу из здания управления. У нее уже созрел новый план: обвинения в адрес Оксаны следовало подкрепить еще одной уликой.

* * *

Директора казино «Баден-Баден» Лариса сумела застать на месте только к обеду. Господин Горячев встретил ее радушно, но настороженно. Похоже, он не рассчитывал, что история с Никитиным будет иметь для него какое-либо продолжение. Тем не менее он согласился еще раз поговорить с Ларисой.

Горячев долго разглядывал фотографию и всматривался в лицо шатенки среднего роста по имени Оксана. В конце концов он сказал:

— Мне она незнакома. Но можно показать нашим сотрудникам. Может быть, они вспомнят.

И Горячев вызвал к себе долговязого парня, на бэйдже которого стояло слово «администратор». Он также взглянул на фотографию и покачал головой. Потом немного подумал, попросил разрешения забрать фото и вышел из кабинета. Напряженное ожидание длилось около десяти минут, после чего долговязый вернулся в кабинет. Попросив Горячева отойти в сторону, он что-то сказал ему на ухо. Директор казино кивнул и отослал администратора из кабинета.

— Есть контакт, — резюмировал он, глядя на Ларису. — Она была здесь с одним солидным человеком. Один из охранников ее запомнил.

— А кто он, этот «солидный человек»? — поинтересовалась Лариса.

— Владелец магазина обуви, Игорь Корнеев. Я думаю, при соблюдении некоторых условностей и максимума конфиденциальности он сможет дать показания милиции.

— Спасибо, большего мне и не надо, — поблагодарила Лариса.

После этого разговора у нее на руках появились наконец улики, достаточные для того, чтобы подключать к делу официальные органы. И именно они должны были сыграть на последнем этапе главную роль. Пусть улики и косвенные, но прямых, Лариса была уверена, чтобы поймать Оксану за руку, в этом деле не будет. Молоток, ударом которого она угостила Никитина и Шатилова, у нее вряд ли сохранился — она постаралась от него избавиться. Свидетелей убийства тоже не найти. И Оксана, естественно, не такая дура, чтобы признаваться самой. Лариса чувствовала, что очень устала от этого дела, и была согласна, чтобы лавры достались милиции. Именно поэтому она после казино сразу отправилась снова к подполковнику Карташову.

Олег Валерьянович, опустив свои обычные снисходительные комментарии в адрес частного сыска вообще и Ларисы персонально, выслушал ее обстоятельный рассказ и согласился с тем, что милиция в лице Кировского РОВД вполне сможет довести дело до конца. Он позвонил туда и отдал соответствующие распоряжения. Выполнив формальности, он улыбнулся и спросил:

— Ну а что насчет моего предложения встретиться в неформальной обстановке? Оно ведь остается в силе, а дело ты завершила. Так что…

— Кончатся праздники, — посмотрела Лариса на настенный календарь, — тогда и поговорим.

— Это вежливый отказ?

— Нет, Олег, просто сейчас я очень устала. Давай пятнадцатого числа.

— Заметано, — просто сказал подполковник и вынул из сейфа бутылку коньяка и две рюмки. — А сейчас давай выпьем за успешное завершение очередного дела.

Когда рюмки были наполнены, а Карташов уже открыл рот, чтобы произнести тост, Лариса вдруг отодвинула рюмку и показала Олегу жестом, чтобы он не торопился.

— Ты чего? — удивился Карташов.

— Понимаешь, — задумчиво сказала Лариса, — мне кажется, что она не будет признаваться. Даже если учесть старания костоломов райотдела.

— Почему это не будет? — еще сильнее удивился Карташов. — У нас и не такие раскалывались.

— И все же я думаю, что здесь можно и нужно еще поработать.

— Но что можно сделать? — Карташов откровенно досадовал, потому что, во-первых, не до конца понимал, что действительно можно сделать — прямых улик достать нельзя, свидетелей преступлений нет и вряд ли они появятся, а во-вторых, Олегу Валерьяновичу хотелось выпить, но из-за дотошности Ларисы повод исчезал.

— Я пока не знаю, — призналась Лариса. — Нужно все-таки постараться получить от нее признание. Есть у меня одна идея, но не знаю, будет ли она иметь успех.

— Ладно! — раздраженно бросил Карташов, но тут же оживился, придумав новый тост: — Вот за успех этой идеи и давай выпьем.

— Давай, давай, — понимающе улыбнулась Лариса, поднимая свою рюмку.

* * *

— Идея крайне интересная, — выслушав Ларису, ответила Антонина Лавриненко, — мне нравится, как вы работаете. И я согласна вам посодействовать. Но где гарантия, что Оксана поверит мне? Я учусь на переводчика, а не на актрису.

— Тоня, — улыбнулась Лариса. — Ты уж извини, но я обладаю некоторой информацией, из которой делаю вывод, что ты хорошо сыграешь свою роль. Да и особо сложной игры не понадобится.

— Вы слишком прямо все воспринимаете, — помрачнела Лавриненко. — Но… я люблю неординарные ситуации, — ответила Антонина и задумчиво посмотрела в окно.

Лариса вынула из сумочки миниатюрное устройство и протянула его Лавриненко.

— Вот это — новая разработка ФСБ, — пояснила она. — Его тебе нужно будет прикрепить под стол в квартире Оксаны, — и, многозначительно улыбнувшись, продолжила: — Или под кровать. Ты уж сама смотри, как лучше.

Вчера вечером Лариса в очередной раз напрягла дядю своего непутевого мужа, полковника-контрразведчика Вольдемара Мурского. Она прибегала к его услугам не часто, лишь тогда, когда помощи Карташова оказывалось недостаточно. Она знала, что полковника можно было легко задобрить качественным обедом. На эту удочку он клевал каждый раз, хотя и не очень охотно потакал Ларисиным просьбам. Его самого это дело интересовало мало, а вернее сказать, вообще не интересовало, поскольку не входило в сферу деятельности ФСБ. Ларису как частного сыщика он знал давно и понимал, что никаких компрометирующих его действий с ее стороны не будет.

Вот каким образом оказался в руках Ларисы этот «жучок».

* * *

— Ты удивлена? — поигрывая ключами от машины, с улыбкой спросила Лавриненко, входя в квартиру.

Она прямиком прошла в комнату, села в кресло, закинув ногу на ногу, и достала сигареты. Прикурив, Антонина пододвинула к себе пепельницу и, окинув Оксану томным взглядом, спросила:

— У тебя есть рюмки?

— Есть, а зачем? — не поняла Комолова.

Она вообще была немало удивлена визитом к ней Лавриненко, держалась скованно и настороженно. После того, что случилось в последнее время, она вообще находилась на грани истерики.

— Давай выпьем, — улыбнулась Лавриненко и подмигнула Оксане, доставая из пакета бутылку дорогого французского коньяка. — Настоящий, дядя привез на прошлой неделе из Франции.

Комолова пожала плечами и двинулась в сторону кухни. Едва она скрылась за дверью, а следом послышался звук открываемой дверки шкафа, Антонина стремительным движением выхватила из кармана «жучок» и проворными пальцами быстро прилепила его под крышку стола — благо, крепился он легко и моментально, как-никак новейшая разработка.

Оксана на кухне сполоснула рюмки и снова появилась в комнате. Она молча поставила рюмки на стол, за которым сидела Лавриненко, и села сама, ожидая от Антонины дальнейших действий. Та не спеша наполнила рюмки, а затем вынула еще и коробку шоколадных конфет.

— Очень хороши к коньяку, — прокомментировала она, открывая коробку.

Кинув в рот одну конфетку, она стала медленно ее пережевывать, глядя на Оксану многозначительным и хитроватым взглядом. Затем Антонина подняла рюмку и с придыханием провозгласила:

— За нашу многообещающую встречу.

Оксана, не поняв смысла сказанной фразы, тем не менее взяла рюмку, и обе девушки, чокнувшись, выпили. Антонина тут же разлила коньяк по новой.

— Как поживает штаб детективов-любителей? — поигрывая вытянутой ножкой, небрежно спросила Антонина, соблазнительным жестом отправив в рот еще одну конфетку.

— Да никак, — пожала плечами Оксана. — Никого ведь и не осталось толком. Шатилова нет, Люба умчалась к какому-то новому жениху, Айрапет после того, что натворил, сидит тише воды. А мне… Мне вообще это не нужно.

— Весь этот штаб — полное дерьмо, — наполняя рюмки в очередной раз, безапелляционно заявила Антонина и фыркнула презрительно. — Никогда ничего они не выяснят. Впрочем, как и милиция.

— Ты так считаешь? — деланно-безразлично спросила Оксана.

Она не спрашивала Лавриненко, зачем та пришла, ожидая, что Тоня сама заговорит о цели своего визита.

— Конечно, это же очевидно.

— Но есть еще частная сыщица, Лариса, — осторожно проговорила Оксана. — Она может что-нибудь выяснить. Мне она показалась умной.

— И сыщица дерьмо, — махнула рукой Лавриненко. — Одни понты и больше ничего. Никто ничего не сможет узнать. Кроме меня, — неожиданно добавила она, понизив голос, и тут же снова заулыбалась, качая ногой и лукаво глядя на Комолову.

— А ты что? Что-то выяснила? — глядя в сторону, спросила Оксана.

— Представь себе. Более того, я знала об этом с самого начала. А потом просто кое-что сопоставила.

— И что же? — по-прежнему не поворачивая головы и стараясь говорить равнодушно, спросила Комолова.

— А то, что я знаю, кто убийца, — отрезала Лавриненко и в упор посмотрела на Оксану. — Ты тоже знаешь. Но больше никто не догадывается, и было бы разумнее так и оставить эту ситуацию.

— О чем ты говоришь? — решилась повернуть голову Оксана.

Лавриненко хрипловато засмеялась, придвинулась ближе к хозяйке и, положив Оксане руку на плечо, заглянула в ее глаза.

— Только не нужно думать, что я тебя осуждаю, — проговорила она. — Наоборот, одобряю и всячески поддерживаю. Мне так же, как и тебе, были неприятны Никитин с Шатиловым. И мир только выиграл, продолжая существовать без них. Ты ведь наверняка читала Ницше?

— Я читала. Но не понимаю, о чем ты говоришь, — стояла на своем Комолова. — Да, мне тоже неприятны были эти люди, но я не знаю, кто их убил.

— Да брось ты, — насмешливо и в то же время ободряюще сказала Лавриненко. — Я же слышала ваш разговор с Никитиным на кухне у Губиных. Он все объясняет…

— Ничего он не объясняет! — срывающимся голосом воскликнула Оксана. — Да, Сергей знал обо мне кое-что, но это еще не значит, что я его убила!

— Послушай, давай не будем терять время на эмоции и оправдания, — поморщилась Лавриненко. — Мне они вовсе не нужны, я пришла совсем по другому поводу.

— По какому? — нервно спросила Оксана.

— А ты становишься еще красивее, когда волнуешься, — пристально посмотрев на нее, как-то грустно произнесла Лавриненко. — Прямо девушка с картины Греза.

— Что ты хочешь? — уже еле сдерживаясь, прокричала Оксана.

— Да ничего особенного, — пожала плечами Лавриненко. — Того же, чего и все остальные. Любви и тепла… Правда, многие хотят еще и денег. Как ты, например. У меня они есть, вот я и не страдаю по ним. А тебе они нужны. Ведь нужны? — подмигивая, обратилась она к Оксане.

— А кому они не нужны? — с вызовом спросила Комолова.

— Всем, но у большинства их нет. А у меня, повторяю, есть. Но мне гораздо важнее другое… — прошептала она, придвигаясь к Оксане вплотную. — Деньги не дают такого счастья и удовлетворения, как любовь и ласка…

— Я… я совсем тебя не понимаю, — упорно твердила Оксана, пораженная мелькнувшей у нее в голове догадкой. Что ж, если так… Непривычно, конечно, но все же это малая цена за свободу. Почему бы не попробовать? К тому же не так мерзко, чем ее тайная профессия…

А Лавриненко уже перебирала тонкими пальцами ее волосы и гладила легкими прикосновениями по шее.

— Мне плевать, что ты убила этих дураков, — сказала она. — Более того, я восхищаюсь тобой. Ты стала для меня такой привлекательной, я возбуждаюсь, просто глядя на тебя…

— Но ведь ты… — попробовала откреститься Оксана. — Если ты пойдешь в милицию и заявишь об этом, я стану все отрицать… Я могу сказать, что ты просто выдумала весь этот разговор, что ты просто одинокая лесбиянка, пытающаяся склонить меня к связи. У тебя же нет доказательств…

Ответом ей послужил тихий, шелестящий смех Антонины.

— Дурочка, — наконец проговорила она. — Ты не понимаешь, я совсем не хочу идти в милицию… Зачем? Я просто хочу, чтобы ты рассудила все здраво и разумно и чтобы мы обе вынесли из создавшейся ситуации пользу для себя. Посуди сама — ты осталась одна, с женихом связь порвалась, друзья от тебя, скорее всего, тоже отвернутся. Им ведь не нужны доказательства, верно? Достаточно лишь тени, которая на тебя упадет. Смею тебя уверить, что Олег с Машей не станут с тобой общаться после этого. А горячий кавказский парень Айрапет и подавно. Меня он возненавидел только лишь за то, что я терпеть не могла Шатилова с Никитиным, и всего лишь предположив, что я могла их убить. Такой вот он правильный. А уж питающий к тебе возвышенные платонические чувства церковная крыса Ювеналий и вовсе тебя проклянет. С кем ты останешься? Со своими сутенерами и товарками? Но это не та среда, которая тебе нужна. Она тебе до смерти надоела, и с проституцией пора кончать. Но ты останешься без заработка… Так вот, я предлагаю тебе помощь: у меня есть деньги, и я заменю тебе и мужчину-содержателя, и мужчину-любовника, и друга. Ты не будешь одинока, у тебя будут деньги, ты расстанешься с грязной проститутской средой… Что тебе ломаться?

Оксана, сосредоточенно наморщив лоб, слушала доводы Лавриненко. Да, логика в ее словах есть. И если пойти на ее предложение, все проблемы будут решены одним махом. Это, конечно, не совсем нормально с общепринятой точки зрения, но это выход. К тому же, когда все забудется, от Лавриненко можно будет как-нибудь избавиться. А пока… Пока она будет получать от нее деньги. Не убивать же еще и Лавриненко?

— Но… Как же Губины? — подняла она глаза на Антонину, желая прояснить для себя еще один момент. — Ты уж извини, но я в курсе ваших отношений. И мне казалось, что они тебя устраивают. Как быть с ними?

— Ты не понимаешь, — вздохнула Антонина. — С ним не все гладко, и положение вещей совсем меня не устраивает. Ведь мы с Олегом как бы делим одну женщину. Не говоря уже о том, что мне неприятно заниматься сексом с мужчиной, — кривила душой Лавриненко, изо всех сил стараясь не выпасть из роли. — А меня волнуют женщины, мне нужна одна женщина, только моя…

Это несколько не вязалось с планами Оксаны, но она надеялась, что в будущем ей удастся переменить позицию Антонины.

— Я понимаю, что и тебе мужчины наверняка опротивели после всего, что тебе приходилось делать ради их прихотей, — продолжала тем временем Антонина. — Поверь мне, женщина может быть ничуть не хуже, а гораздо лучше. Я могу доказать тебе это прямо сейчас. — Антонина понизила голос до хрипловатого шепота.

И она сильным движением усадила Оксану к себе на колени…

Через час девушки вернулись к столу, и Лавриненко снова наполнила рюмки коньяком.

Она осуществила всего лишь первую часть их с Ларисой плана. Вторая, самая главная, была еще впереди. И именно сейчас к ней нужно было переходить, когда Оксана расслабилась и утратила бдительность.

— А скажи мне, — после того, как девушки выпили, спросила Антонина, вновь усаживая Оксану к себе на колени и нежно поглаживая по спине, — что ты чувствовала, когда убивала этих кретинов? Особенно когда смотрела на их безжизненные тела…

— Знаешь, — помолчав минуту, пошла на откровенность Оксана, — когда я убила Никитина, то испытала огромное облегчение и даже злорадство. Я просто упивалась этим чувством и все время повторяла про себя — так тебе и надо! И восхищалась собой, потому что я оказалась сильнее. А Димку… Его мне было немного жаль. Но это была жалость, смешанная с презрением. Мне хотелось на прощание крикнуть ему — куда ты сунулся, дурак? Не знаешь, с кем связываешься! Ну что ж, получай и ты!

— Молодец! — целуя Оксану, проговорила Антонина. — Вдвоем мы составим великолепный тандем. А сейчас мне пора, моя малышка. Я непременно вернусь к тебе завтра. Я вообще теперь стану приходить каждый день…

— Но мне, наверное, придется съехать с этой квартиры, — вздохнула Оксана.

— Не волнуйся, — промурлыкала Антонина, потрепав ее по щеке. — Мы снимем другую, гораздо лучше. Эти проблемы я беру на себя.

Быстро собравшись, она направилась к двери, чувствуя, что ей до смерти неприятно и хочется поскорее покинуть эту квартиру. Несмотря на весь свой цинизм, несмотря на то, что смерть Никитина и Шатилова казалась ей справедливой, Антонине была очень неприятна ситуация, в которой она побывала только что.

Но выйдя на лестничную клетку и вдохнув побольше воздуха, она постаралась избавиться от этих мыслей и поспешила к Ларисе, чтобы отчитаться об успешно выполненной задаче…