В ближайшие дни никаких новостей больше не было. Информацию, которую сообщила мне Эдита Станиславовна, мы обсудили всей редакцией. Кое-какие выводы у нас появились, но они нуждались в уточнении. Как ни странно, Кавалова не давала о себе знать. Мои попытки дозвониться до нее оказались безуспешными. Один только раз удалось связаться с дочерью Каваловых — Анастасией. Это случилось двадцать третьего марта. Каким-то испуганным, неуверенным голосом она сообщила, что родители в отъезде. Меня это немного удивило.
— И далеко они уехали? — поинтересовалась я.
— Не знаю. Они мне ничего не говорили, — пролепетала девочка. — Взяли машину и уехали. Сказали, что вернутся не скоро.
— Может быть, мне перезвонить попозже? — осведомилась я.
— Звоните, — нерешительно сказала Анастасия. — Только меня сегодня уже не будет, я ухожу к подруге. Может, родители приедут… — Но кажется, она сама не была в этом уверена.
Я позвонила еще раз вечером. Потом поздно вечером. Потом утром.
Телефон Каваловых не отвечал. Мне это показалось немного странным. Я даже набралась нахальства и позвонила на телевидение.
Мне ответили, что администратор Кавалов ушел на больничный.
У него давно какие-то проблемы с сердцем. Теперь его опять внезапно прихватило, и он отпросился прямо с работы. Разумеется, я не стала ничего говорить о том, что сердечник раскатывает где-то на автомобиле. Трудовая дисциплина на телевидении меня не касается.
И я решила на свой страх и риск отправиться к Адаму Станиславовичу. Судя по всему, Эдита не смогла уговорить его со мной встретиться, но мне показалось, что я просто обязана поделиться с ним нашими предположениями.
Магазин был закрыт. Он так и не работал с тех пор, как у Блоха появились проблемы со здоровьем. Пришлось мне звонить в дверь квартиры. Я была готова к тому, что мне дадут от ворот поворот. Но после недолгих переговоров Адам Станиславович все-таки меня впустил.
Выглядел он неважно — отечное, пожелтевшее лицо, воспаленные глаза. Он даже слегка задыхался, и от него пахло корвалолом. Однако я обратила внимание, что Блох был чисто выбрит, и рубашка на нем свежая, сверкающая белизной.
Моему визиту он нисколько не обрадовался. Сумрачно выслушав мои слова, что у меня к нему серьезный разговор, он сказал:
— Могу уделить вам не более пяти минут. Я нездоров… И потом, я работаю, занят… Поэтому говорите быстрее, чего вы хотите!
Было не слишком удобно вести переговоры на пороге, но выбора у меня не было. Я сразу перешла к главному.
— С золотом работаете, Адам Станиславович?
Больные глаза Блоха сверкнули мрачным огнем. Он вдруг оттеснил меня в сторону, запер дверь на ключ и буркнул:
— Прошу на кухню! К сожалению, не могу пригласить вас сейчас в кабинет… Там не прибрано.
Мне окончательно стало ясно, что я попала в точку. Наверняка Адам Станиславович занимался сейчас каким-то заказом и не хотел, чтобы я видела драгоценности, с которыми он работает.
На кухне, усадив меня на стул, Блох быстро бросил в рот таблетку и, отворачиваясь, запил ее водой. Затем спросил, стараясь говорить равнодушно:
— Почему вы заговорили о золоте?
— Так просто — в голову пришло, — ответила я.
— Чепуха! — резко сказал Блох. — Эдита вам натрепалась. Я так и знал! Учтите, если вы собираетесь писать в своей газетенке небылицы обо мне, я подам на вас в суд!
— Я хочу вам помочь!
— Вы и так мне уже помогли, — сварливо сказал Блох. — Из-за вас я потерял шесть тысяч и телевизор! Чего вы теперь добиваетесь? У меня для вас ничего нет!
— Но я на самом деле хочу помочь! — воскликнула я. — И ваша сестра меня о том же просила.
— Моей сестре в детстве следовало вырвать язык! — грубо сказал Блох. — К сожалению, судьба нас связала, а теперь развязываться поздно. Но я теперь должен страдать за свою неосмотрительность.
— Вы имеете в виду события последних дней? — спросила я.
— Я имею в виду собственную сестру! — вскипел Блох. — И ее длинный язык! Не понимаю, почему мои личные дела должны касаться вас, уважаемая? Вы запросто приходите ко мне…
— Знаете, такая есть сказка, — перебила я его. — Глупый мальчик пас овец или кого-то еще — не помню. И ради шутки повадился каждый день бегать по деревне, крича: «Волк! Волк!» Сначала ему верили, а потом перестали. И когда волки действительно появились, никто и пальцем не пошевелил.
Адам Станиславович, насупившись, уставился на меня.
— Ну и что? — сердито спросил он.
— Всех овец задрали, — ответила я. — Хотя не уверена, что это были именно овцы…
— Плевать на овец! — рыкнул Блох. — Я спрашиваю, для чего вы мне рассказали эту глупость?!
— По нашему мнению, ваша ситуация очень напоминает эту сказочку, — ответила я. — Только вместо овец — золото, а вместо глупого мальчика — сигнализация. Кто-то с некоторых пор наладился кричать: «Волки! Волки!», — терпеливо дожидаясь, пока охранники перестанут этим крикам верить.
Желтое, обрюзгшее лицо Блоха приобрело крайне неприятное выражение.
— Не вижу связи! — с отвращением сказал он. — Когда срабатывает сигнализация в моем магазине, для этого всегда есть реальная причина — грабитель, шпана, пьяный хулиган… Кому-то такая причина кажется пустяковой, но только не мне! — Блох уже срывался на крик. — А то, что этим безобразиям нет конца…
— Мне тоже эта причина не кажется пустяковой, — невозмутимо заметила я. — А во вневедомственной охране придерживаются того же мнения?
— Откуда мне знать, что думают эти идиоты? — взорвался Блох. — Они умеют только вытягивать деньги! Я уже со счету сбился, сколько раз на мой магазин нападали. Но скажите, хоть одного негодяя поймали?!
— Одного поймали, — немного смущенно возразила я. — По моим сведениям, сбежавший из заключения Горохов до сих пор находится на свободе.
— Это было один раз! — горячо заявил Блох. — Именно тогда, когда сигнализация сработала практически впервые. Да что там сработала — в тот раз я сам нажал кнопку! Потом энтузиазм этих деятелей стал угасать на глазах. Вы не поверите, теперь они предпочитают, прежде чем выехать, справиться у меня по телефону — нуждаюсь ли я в их услугах? Вот о чем надо писать! О том, как нас охраняют!
— Обязательно напишу, — пообещала я. — Неужели не выезжают? Это неслыханно!
— Они выезжают, — проворчал Блох. — Но вначале ведут переговоры. Они дергают мне нервы, будто они у меня стальные. Я получаю стресс дважды: когда какой-нибудь алкаш ломится ко мне в магазин, и потом — когда я уговариваю милицию поймать этого негодяя!
— Ну вот видите, — заметила я. — Именно так все и получается — крикам «Волки! Волки!» уже не верят. Тот, кто все организовал, потирает сейчас руки.
— Вы куда это клоните? — подозрительно спросил Адам Станиславович.
— Неужели не догадываетесь? — удивилась я. — Кто-то явно задумал недоброе. Вы не заметили, сколько теперь проходит времени между тем моментом, как срабатывает сигнализация, и тем, когда приезжает милиция? В эту ночь вас беспокоили?
Блох, нахохлившись, смотрел на меня. Лоб его был собран в складки — Адам Станиславович мучительно размышлял.
— Вы это серьезно? — неприязненно спросил он наконец. — М-м… Сколько проходит времени?.. Минут пятнадцать, я думаю… И вы полагаете, кто-то решится в этот отрезок времени ограбить магазин? Это не так-то просто… Я всегда начеку. Хотя… — Он потер лоб ладонью, с каким-то испугом посмотрел на меня и вдруг признался: — В эту ночь меня не беспокоили. И я никого не беспокоил. Знаете, я расторг договор с вневедомственной охраной!
— Зачем же вы это сделали? — озадаченно спросила я.
Адам Станиславович вторично потер лоб, будто надеялся таким способом извлечь оттуда спасительную мысль. Но лицо его приобрело теперь такое виноватое выражение, словно я застигла почтенного ювелира за каким-то недостойным занятием.
— Послушайте, но я сыт по горло! — будто оправдываясь, заговорил он. — Я не привык выбрасывать деньги на ветер. А тут черт знает что — постоянные недоразумения, какие-то нелепые намеки и при этом удивительное чванство! Я обращался к следователю — и опять тот же пустой взгляд, туманные обещания, все тот же апломб на пустом месте…
— Мне кажется, вы преувеличиваете, — заметила я. — Конечно, вам приходится нелегко, но нужно взять себя в руки…
— Нет, простите! — вспылил Адам Станиславович. — Мы живем не при социализме. Деньги нужно отрабатывать! Я не собираюсь платить только за то, чтобы полюбоваться бравым видом этих никчемных служак! Они упорно не хотят этого понять!
— Но ведь вы теперь беззащитны, — напомнила я.
Адам Станиславович сердито уставился на меня, сопя и морща брови.
— Я уже нашел выход, — безапелляционно заявил он. — Я намерен обратиться к услугам частного агентства. Они берут дороже, но уверяют, что наведут порядок раз и навсегда. Знаете, я как-то склонен им верить. Эти новые структуры, может быть, не столь законопослушны, но они знают цену деньгам. Они не станут разводить руками, когда нужно будет действовать. Знаете их выражение: «За базар ответишь»?
— Мне кажется, вы слишком восторженно отзываетесь об этих людях, — сказала я. — И слишком на них полагаетесь. Насколько мне известно, все эти охранные конторы укомплектованы бывшими работниками правоохранительных органов. Поэтому, с одной стороны, не стоит ждать от них каких-то чудес…
— Тут я с вами не согласен! — горячо возразил Блох. — То есть, возможно, вы правы, — насчет бывших. Но я полагаю, что бывший — это не значит худший. Подозреваю, что те, кто хочет и умеет работать, в милиции не задерживаются. Они ищут возможность заработать!
— Не буду с вами спорить, — сказала я. — Время покажет, кто прав. Однако теперь вы без охраны! И как скоро это частное агентство все тут у вас наладит?
— Это дело одного-двух дней, — недовольно пробурчал ювелир, и взгляд его сделался очень подозрительным. — Вам-то что за дело?
— Мне до всего есть дело, когда пахнет криминалом, — заявила я. — Еще раз повторяю: кто-то очень сильно хотел, чтобы сигнал из вашего магазина тревоги ни у кого не вызывал. Теперь же, когда сигнализации нет вообще, этот некто может поздравить себя с перевыполнением плана. Вы кому-нибудь сообщили о том, что расторгли договор с вневедомственной охраной?
— Кому же я мог сообщить? — сердито спросил Блох. — Или вы думаете, что я бегал по улицам, оповещал об этом прохожих?
— То есть практически, кроме самих охранников, никто об этом не знает? — спросила я.
Адам Станиславович на какую-то долю секунды замялся, и это не укрылось от моего взгляда.
— Практически никто! — заявил он категорически, гневно сверля меня глазами. Однако мне показалось, что сейчас Блох злится на самого себя. Это подтвердилось в следующую минуту, когда Адам Станиславович с досадой и некоторым ехидством прибавил: — Исключая вас, разумеется! Вы как-то удивительно ловко умеете залезать в душу, уважаемая! Вас этому обучают на курсах?
— Зря вы сердитесь, — миролюбиво заметила я. — Меня-то как раз опасаться не стоит. Я не краду драгоценностей. Зато я собаку съела на раскрытии преступлений, и к вам меня привело профессиональное любопытство. Я всерьез надеюсь вам помочь, понимаете?
— Извините, не понимаю! — отрезал Блох. — Вы что же — намерены убедить меня, что за всеми этими случаями скрывается чья-то злая воля? И даже обнаружить чья? Абсурд! Вы это высосали из пальца.
— Может быть, — сказала я. — Но как вы сами объясните все происходящее?
Адам Станиславович задумался. Все-таки мне удалось завладеть его вниманием — мы беседовали уже гораздо дольше пяти минут. Это обнадеживало — возможно, Блох решит сообщить что-то важное. Однако, подумав хорошенько, он только неуверенно сказал:
— Ну-у, собственно, у меня нет объяснений… Возможно, кому-то не нравится мое присутствие здесь. Но он не решается играть в открытую. Не знаю… А насчет ограбления… Признаюсь вам, я уже две ночи без сигнализации и — тьфу-тьфу-тьфу — ничего пока не произошло. Через пару дней ее поставят снова, возможно даже, я договорюсь, что какое-то время здесь будут находится физические лица. То есть у предполагаемых грабителей практически нет шансов. Ваша гипотеза не сработала.
— Не загадывайте, — поморщилась я. — Лучше скажите, у вас есть чем поживиться?
Блох метнул в мою сторону быстрый взгляд. Голос его зазвучал с тревожной хрипотцой:
— Вы задаете странные вопросы, дорогая! Я начинаю беспокоиться. Вы уверены, что не хотите меня сами ограбить? — Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла слишком неестественной.
— Почему я спрашиваю? Серьезные ограбления задумываются тогда, когда есть уверенность, что цель оправдывает средства, — объяснила я. — Наобум ворваться в магазин, чтобы взять тысячу рублей, может только такой психопат, как Горохов. Человек, который долго и упорно бьет в одну точку, должен быть уверен, что получит больше. Много больше. Отсюда вопрос — кто может знать, чем у вас можно поживиться?
— Если бы я так легко отвечал на подобные вопросы, — раздраженно заметил Блох, — то об этом знал бы весь город. Но поскольку я не настолько наивен — не знает никто.
И опять мне показалось, что он не совсем доволен собой. Пытаясь убедить меня, он словно обманывал при этом и себя самого, отчего злился еще больше.
— Хорошо, тогда, с вашего позволения, я попробую порассуждать, — сказала я. — Сначала о том, кто может знать о ваших богатствах. А чуть попозже о сигнализации. Но сначала…
— А вы уверены, что я готов выслушать ваши рассуждения? — ядовито заметил Блох. — Обращаю ваше внимание на то, что мы с вами беседуем уже почти полчаса. Вы злоупотребляете моим терпением!
— Скорее, вас заинтересовала тема, — возразила я. — Уверена, что вы согласны слушать меня и дальше, — просто вас смущает моя осведомленность. Но я не собираюсь делиться информацией с широкой общественностью. Во всяком случае, пока. И вам стоит послушать дальше.
Адам Станиславович несколько секунд оценивающе разглядывал меня. Наконец он махнул рукой и присел на стул. Я расценила это как хороший знак.
— А, ладно! — в сердцах выпалил он. — Давайте, выкладывайте! Может быть, в этом есть рациональное зерно. Я вас слушаю!
— Не будем говорить о тех, кто мне совсем неизвестен, — начала я. — Хотя нельзя исключить, что в этой истории присутствует и такое лицо. Но это уж вы сами обдумаете. Я пока буду говорить о тех, кого знаю. Например, об Игоре Николаевиче Пашкове…
Блох резко дернулся, словно его кольнули шилом, и грубовато спросил:
— Этого-то вы откуда можете знать? Или вам что-то опять наплела моя сестрица?
— Без сестрицы не обошлось, — хладнокровно заметила я. — Но господина Пашкова я имею честь знать лично. Мы познакомились с ним на праздновании Восьмого марта, дома у Каваловых. Вы тогда блистательно отсутствовали…
— Час от часу не легче! — воскликнул Блох. — Эта дура, моя сестра, она уже приглашает вас домой?! Неслыханно!
— Что ж в этом особенного? — обиделась я. — Или меня уже и в гости нельзя пригласить?
— Представляю, что она вам наговорила! — саркастически произнес Блох.
— Да, кое-что она мне поведала, — подтвердила я. — Что, вкупе с моим личным опытом от общения с господином Пашковым, представляет немалый интерес.
— Ну, что у вас там за личный опыт общения с этим подонком, я догадываюсь, — бесцеремонно заявил Блох. — Он попросту начал вас лапать, верно? Но что такого особенного об этом животном могла рассказать моя сестрица?
— О том, как вы с этим животным праздновали Новый год, — мстительно ответила я. Мне хотелось отплатить Блоху за бестактность.
— Ах, вот оно что! — зловеще проговорил Адам Станиславович. — Понимаю. Действительно, был такой случай. Бес попутал. Пригласил этого хама в свой дом. Но, заметьте, в первый и последний раз в жизни! Пусть Каваловы его привечают, если им нравится, а я об этом человеке и слышать не желаю. Слава богу, он постоянно шатается где-то по морям. Надеюсь, однажды он наконец утонет и одним мерзавцем на свете станет меньше!
— Очень эмоционально! — сказала я. — Похоже, этот человек произвел на вас большое впечатление. Он так вам досадил в тот вечер?
Адам Станиславович долго молчал, сердито глядя в окно. Потом нехотя признался:
— Да, вы правы, этот тип интересовался моими делами. Но что из этого? Он появляется здесь крайне редко, набегами.
Правда, торчит подолгу — три-четыре месяца… Но мне кажется, этого слишком мало, чтобы выработать какой-то действенный план.
— План он мог выработать, пока болтался по океанам, — возразила я. — Выстаивая одинокие, долгие вахты. Здесь он его попросту воплотил в жизнь. Кажется, в молодости он обнаруживал не только таланты мореплавателя? Почему бы не предположить…
— Ну хорошо, предположим! — перебил меня Блох. — Это все, или у вас есть еще подозреваемые?
— Я думаю еще об одном человеке, — сказала я. — Ваш сосед Тимур. Вам известно, что его разыскивает милиция?
Блох посмотрел на меня исподлобья.
— Нонсенс! — резко сказал он. — Тимур, может быть, не ангел, но он не ограбит человека, с которым живет на одной лестнице. У него есть свой кодекс чести.
— Завидная уверенность! — с сомнением сказала я. — Может быть, не стоило бы утверждать столь категорически?
— Поверьте, я знаю, что говорю! — отрубил Адам Станиславович. — Закреев на это не пойдет ни-ког-да!
— Ну что ж, не буду спорить, — покладисто согласилась я. — Тогда поговорим о другом. Не исключено, что вся эта шпана как-то связана все-таки с Гороховым. Мне это представляется маловероятным, но забывать об этой возможности не следует. Тем более что Горохов бежал из-под стражи, и чем он теперь занят, не знает никто.
— Как, этот придурок сбежал?! — Адам Станиславович сделал круглые глаза.
— Увы, — ответила я. — У вас есть еще один повод покритиковать правоохранительные органы. Только, когда начнете это делать, вспомните про телевизор «Сони».
— Я вспоминаю о нем чаще, чем хотелось бы, — язвительно ответил Блох. — Однако вы меня застращали вконец! Тот сбежал, этот сбежал… По правде говоря, я никого из них не боюсь. Спасибо за такую трогательную заботу, но ни одна из ваших кандидатур не представляется мне… гм… достойной. Единственное, чего я хочу, чтобы вокруг моего магазина не шлялись всякие подонки. Надеюсь, скоро здесь будет порядок.
— Ну что ж, хотелось бы разделить ваши надежды, — сказала я. — Однако на вашем месте я была бы в эти дни особенно осторожной. И хорошо бы вспомнить, кому вы сообщили об отключении сигнализации. Это может оказаться очень важным.
— Я напрягу все свои мозговые ресурсы, — насмешливо пообещал Блох. — А теперь, если вы позволите, я бы хотел закончить нашу беседу. Что-то мне нездоровится — хотелось бы прилечь…
— Да-да, разумеется, — сказала я, поспешно поднимаясь. — Может быть, вызвать врача?
— Не нужно, — сказал Блох. — Обойдется. Просто мне нужно отдохнуть.
Он проводил меня до дверей. Перед уходом я вручила ему свою визитную карточку.
— Кажется, у вас уже есть такая, — сказала я. — Но для надежности… Если что — звоните мне в любое время. Здесь есть домашний телефон.
— Премного благодарен, — скептически буркнул Блох.
— Да, кстати, — вспомнила я. — Вчера ваша сестра вместе с мужем куда-то уезжала на машине. Почти сутки я не могу до них дозвониться. Вы не знаете, куда они могли уехать?
Адам Станиславович поднял седые брови.
— Вы уверены? — сказал он. — Сутки? Мои родственнички — домоседы. Куда им ехать?.. Впрочем, не знаю! Личная жизнь Кавалова меня мало интересует. Если этот вопрос так для вас важен — спросите у них самих.
— Придется так и сделать, — смущенно сказала я. — Ну, всего вам хорошего, Адам Станиславович! До встречи!
— Вы полагаете, ее не избежать? — холодно улыбнулся Блох.
Таким я его и запомнила — измученным, но по-прежнему самоуверенным, неприступным, отстраненно улыбающимся. Кажется, он так мне до конца и не поверил.