Существует гипотеза, что женщины прозорливее мужчин. Наверное, это так и есть. Во всяком случае, когда я утром явилась в редакцию, одна Маринка заметила, что со мной что-то неладно. Ни Ромка, ни Сергей Иванович ничего необычного в моем поведении не заметили. Виктор не в счет — во-первых, по нему вообще ничего не поймешь, а во-вторых, он уже все знал.

Я старалась притворяться деловой и энергичной, а на самом деле я была просто до невозможности взвинчена. В мозгу у меня занозой засела одна мысль — как раз о прозорливости женщин. Только в моей интерпретации она приобрела в тот момент очень мрачную окраску. Я боялась, что по части прозорливости я допустила катастрофическую промашку.

Маринка заметила лихорадочный блеск в моих глазах сразу, как только принесла мне в кабинет кофе.

— У тебя проблемы? — с ходу поинтересовалась она.

Мне было трудно сдерживаться в эту минуту.

— С чего ты взяла? — огрызнулась я.

— Я же вижу! — с убийственной логикой заключила Маринка.

— У меня только одна проблема — мне нужно, чтобы меня оставили в покое! — отчеканила я, не в силах сдержаться.

Маринка обиженно поджала губы.

— Подумаешь! — пробормотала она, с независимым видом выходя из кабинета. — Могу сюда вообще носа не показывать!

Мне стало стыдно, что свое раздражение я сорвала на ни в чем не повинной подруге, но ее присутствие и вопросы меня сейчас действительно тяготили. И судя по всему, такое настроение было обеспечено мне на все три дня, которые я сама себе назначила, чтобы отыскать убийцу.

Теперь, при свете дня, все эти прожекты представлялись мне совершенно эфемерными, а тот ночной разговор в сквере, который состоялся у меня с Тимуром Закреевым, казался полной глупостью.

По сути дела, я своими руками переодела преступника и выпустила на волю. То-то он сейчас, наверное, посмеивается надо мной! Досада моя была столь велика, что это отразилось даже на материальных ценностях — кофейная чашка просто выпрыгнула у меня из рук и разлетелась вдребезги. После этого я чуть-чуть разрядилась и успокоилась.

Но зачем?! Если Закреев — убийца и грабитель, зачем ему нужна была эта ночная встреча? Куда разумнее было бы взять награбленное и бежать подальше, пока ювелира не хватились. Переодеться? Направить следствие по ложному пути? Но переодеться он мог в квартире Блоха, а что касается следствия… Я представила, как излагаю следователю свою версию событий, и поняла, что следователь не верит ни одному моему слову. Нет, Тимур прекрасно отдает себе отчет, что в любом случае он — подозреваемый номер один.

И еще — если бы Закреев захотел направить меня по ложному следу, он наверняка бы подсказал, чего хочет, назвал бы имя. А он честно сказал, что убийцу не видел и даже никого не подозревает. Опять выходило, что никакого умысла в его действиях не было. А вот рисковал он сильно, зная, что я к нему не испытываю ни малейшей симпатии.

Я выложила на стол связку ключей, которые вручил мне ночью Закреев. Они были сделаны из белого металла и, как мне показалось, кустарным способом. Два от входной двери, два от сейфа. Тот, кто их изготовил, должен был иметь слепки. Значит, это никак не мог быть посторонний.

Кстати, мне стоило большого труда удержаться от соблазна воспользоваться этими ключами, чтобы проверить правдивость рассказа Закреева. Строго говоря, это было совершенно необходимо, и это было совершенно невозможно. Я могла погубить все.

По той же самой причине я ничего не рассказала сотрудникам — мне не хотелось, чтобы они даже пассивно участвовали в мой авантюре. Эту кашу я должна была расхлебывать одна.

Мой взгляд опять остановился на связке самодельных ключей. Итак, все возвращалось на круги своя. Человек, изготовивший ключи, должен был быть принят в доме Блоха. Значит, это родственники — в первую очередь Пашков и опять-таки Закреев. Может быть кто-то третий — всех нюансов личной жизни Блоха я не знаю — но до сих пор о такой возможности не заикался никто, ни сам Адам Станиславович, ни его сестра, ни Закреев.

Меня более всего привлекала кандидатура Пашкова — сомнительное прошлое, интерес к золоту Блоха, неразборчивость в средствах — все это укрепляло меня в мысли, что он мог быть убийцей ювелира.

Мой расчет был прост — если Пашков убедится, что об убийстве никто не знает, он непременно вернется. Конечно, предварительно произведя разведку и изготовив новые ключи. Медлить он не будет — наверняка его и так гложет досада за проявленную слабость. Даже странно, что он не расправился с Тимуром. А может быть, он его и не видел?

Существовала только одна проблема — я понятия не имела, где искать Пашкова. Нужно было срочно связаться с Эдитой Станиславовной и наводящими вопросами выведать у нее этот секрет. В принципе, это было не трудно, но меня буквально коробило от мысли, что придется морочить голову женщине пустыми разговорами, скрывая при этом тщательно жуткую весть о смерти брата. Это было суровое и не слишком чистоплотное испытание.

И все-таки мне надо было через это пройти. Набравшись решимости, я принялась названивать по домашнему телефону Каваловых. То ли никого не было дома, то ли телефон был отключен, но на мой звонок ответили только через час. Трубку взял Кавалов. Судя по тону, он был чем-то раздражен и не был расположен разговаривать. Но с ним я почему-то чувствовала себя сейчас не так скованно и без всякого стеснения принялась изображать из себя соскучившуюся подругу.

— Здравствуйте, Виктор Алексеевич, — обрадованно начала я. — Как ваше здоровье? Мне сказали, что вы прихворнули? Я так беспокоилась — каждый день звонила. Но вы то уезжали, то, видимо, выходили куда-то… Вот и сегодня…

Кавалов перебил меня и произнес, выделяя каждое слово:

— Сегодня утром мы с Эдитой Станиславовной отправились к своему брату — в магазин! Если она вам срочно необходима — звоните туда! Или вас действительно интересует состояние моего здоровья?

У меня что-то оборвалось в груди, и я даже потеряла на мгновение дар речи. Эдита отправилась к Блоху! Худшего варианта и придумать было невозможно. Что же делать? Вдруг у нее есть свой ключ?

— Э-э… Конечно, нет… То есть, конечно, интересует! — забормотала я упавшим голосом. — Надеюсь, вы уже поправились?

— Я чувствую себя достаточно прилично, — с расстановкой проговорил Кавалов. — Вы удовлетворены?

Однако со времени последней нашей встречи Виктор Алексеевич порядком ко мне охладел. Или талант ловеласа просыпается в нем только под воздействием винных паров?

— Я очень рада, что вам лучше, — сказала я не слишком убедительно. — А ваш брат, значит, уехал? Наверное, куда-нибудь поближе к морю?

— Пока он отправился в Москву, — ледяным тоном ответил Кавалов. — Вас интересует подробный маршрут?

Я просто физически ощущала, как пол подо мной превращается в какую-то предательскую, ускользающую зыбь. Мои планы рушились ко всем чертям. Если даже я не ошиблась и убийцей был Пашков, то он оказался умнее, чем можно было ожидать. Он никуда не собирался возвращаться. Он даже не помахал на прощание ручкой. Кто знает, может, через неделю он уже будет болтаться где-нибудь посреди Индийского океана, гордый и недоступный? Я этого не знала — поэтому не стала стесняться.

— Вы угадали, — ответила я Кавалову. — Игорь Николаевич произвел на меня неизгладимое впечатление. Никак не могу его забыть. Расскажите мне о его планах! Может быть, я буду писать ему письма.

Кавалов некоторое время молчал. Видимо, мне все-таки удалось сбить с него спесь. Он не ожидал такого нахальства.

— Планы моего брата мне неизвестны, — сухо сказал он наконец. — Мы никогда не обсуждаем эти вопросы. Не представляю, куда он отправится. Впрочем, не думаю, что ваши письма до него дойдут.

«Он хочет убедить меня, что братец бесследно сгинул, — подумала я. — Что-то здесь не так — нужно проверить каждую мелочь. Потом может быть поздно».

— Странно, что при такой незаинтересованности в судьбе родственника, вы еще отправились его провожать! — обиженно заметила я. — Вы действительно уверены, что Игорь Николаевич уехал?

— Вы очень странная женщина, — неодобрительно заметил Кавалов. — Это неслыханно! Игорь уехал утренним поездом. Четвертый вагон, восьмое купе. Можете проверить, если такая дикая идея придет вам в голову. Слава богу, билеты теперь регистрируют!

— Да, это очень удобно, — согласилась я. — А скажите, Игорь Николаевич вполне здоров?

Кавалов будто споткнулся.

— А-а… Не понял! — насторожился он. Голос его зазвучал напряженно, почти испуганно. — А какие могут быть сомнения в его здоровье?

— Ну, не знаю, — сказала я. — Со щекой у него все в порядке?

— С какой щекой? — в голосе Кавалова уже слышалось настоящее смятение. — Что вы имеете в виду?

— Да так, — сказала я. — Раз вы ничего не заметили…

— Я ровным счетом ничего не заметил, — поспешно заявил Кавалов. — И простите, давайте закончим этот разговор. Я сейчас очень занят.

— О, разумеется! — ответила я. — Простите, ради бога! Как начинаю болтать, так никогда вовремя не могу остановиться… Он повесил трубку, даже не дослушав фразы. Я попыталась сосредоточиться, но это у меня плохо получалось. Из-под моих ног вышибли почву, мысли разбегались как муравьи.

Итак, вся моя затея оказывалась бессмысленной. Эдита Станиславовна отправилась к брату. Он не отвечает на звонки, он не отпирает дверь — это неизбежно вызовет ее беспокойство. А убийца уехал в купейном вагоне, справедливо рассудив, что свобода дороже любых сокровищ. За ними уже никто не вернется, а я — в полных дураках. И Закреев. Вот он-то уж в полном и беспросветном дерьме — лучше не скажешь.

Давно мне не было так плохо. Машинально я раскрыла ящик стола и наугад нащупала сигаретную пачку. Выудив одну сигарету, я сунула ее в рот и щелкнула зажигалкой. С сигаретой в зубах я чувствовала себя решительнее. Но сейчас не сработало и это.

Я набрала домашний номер Блоха. Три долгих гудка — и вдруг в ухо мне вырвался настойчивый мужской голос с отчетливой металлической ноткой:

— Алло! Слушаю вас! Алло! Говорите же!..

Я тут же положила трубку. Ошибиться было невозможно — такой голос мог принадлежать только человеку в погонах. Значит, все уже свершилось. В «Стразе» работает оперативная группа, там фотографируют тело, расспрашивают соседей, ищут отпечатки пальцев…

Кстати, мои тоже там есть, наверное.

Я откинулась на спинку кресла, пытаясь вспомнить, где я могла оставить свои отпечатки. К сейфу я не прикасалась — это точно — и, пожалуй, это был единственный светлый момент в моих размышлениях.

Мрачно докурив сигарету, я решила заняться тем, что в обиходе называется вылавливанием блох. Ромку я отправила на вокзал с просьбой выяснить, уезжал ли сегодня с московским поездом Пашков Игорь Николаевич. Ромка — парень смышленый и должен был справиться с этим поручением. Мне очень хотелось бы побеседовать с проводниками четвертого вагона, но пока это было неосуществимо — бригада возвращалась в Тарасов только завтра вечером.

Для Кряжимского тоже нашлось дело — я надеялась, что он сумеет раздобыть информацию о том, какими путями наши моряки попадают на иностранные торговые суда — где-то ведь придется искать Пашкова.

С Маринкой в знак примирения я распила по чашечке кофе и вообще вела себя до вечера покладисто и тихо. Наверное, в этот момент я очень была похожа на раскаявшуюся грешницу. Маринка меня, конечно, простила, но о том, что творится у меня на душе, я так никому и не рассказала.

А под вечер позвонила Эдита Станиславовна и подтвердила мои худшие опасения. Она захлебывалась слезами.

— Милая! Вы не поверите, какое у меня горе! — с места в карьер начала она. — Адама Станиславовича убили! Представляете, какой-то мерзавец проломил ему голову железякой! И он хотел его ограбить — да-да, вышло то, чего мы так боялись! Правда, ценности все на месте — кто-то спугнул бандита. Но милиция нашла его сумку!

— Что вы говорите? — фальшиво воскликнула я. — Убили? Не может быть!

— Увы, это так! — скорбно произнесла Кавалова. — Нет больше моего Адама! Не уберегла я его!

— Ну при чем здесь вы? — сочувственно сказала я.

— Нет-нет, не утешайте меня! — с жаром возразила Эдита Станиславовна. — Я одна виновата. Я бросила его, когда ему было так трудно.

— Но ведь он сам закрыл магазин, — напомнила я. — И, кажется, нисколько не переживал ваше отсутствие.

— Это его право! — с пафосом заявила Кавалова. — Но я должна была… Правда, у меня тоже были неприятности… Знаете, заболел муж. Потом провожали Игоря Николаевича…

Неужели муж не сказал ей о моем звонке? Или она лишний раз хочет показать, что Пашкова больше нет в городе? Интересно, сохранились ли у нее еще сомнения в отношении этого человека? Или она никак не связывает трагедию в семье с отъездом Пашкова?

— Приношу вам свои соболезнования, — сказала я. — Хотелось бы вас утешить, помочь, но только не знаю чем…

— Ах, если бы вы заглянули ко мне! — воскликнула Кавалова. — Я была бы так признательна! Я сейчас совсем одна — муж ушел позаботиться насчет похорон… Дочь у подруги. Я одна в пустой квартире — как в склепе! Мне так страшно!

— Постараюсь к вам выбраться, — пообещала я. — Может быть, чуть попозже, но загляну обязательно.

— Ах, я буду вас ждать! — с отчаянием в голосе произнесла Эдита Станиславовна. — Непременно, непременно приходите!

После этого разговора мне пришлось закурить очередную сигарету — сегодня я дымила как паровоз — и пригласить Виктора в кабинет на тайное совещание.

— Мой план трещит по всем швам! — сообщила я ему. — Главный подозреваемый отбыл в Москву, и дальнейшее его местонахождение определить весьма проблематично.

К этому времени мы уже получили подтверждение от Ромки, что господин Пашков действительно приобрел билет до Москвы в четвертый купейный вагон. А Сергей Иванович Кряжимский представил весьма неутешительную сводку о практике набора на торговые рейсы — кроме торгового пароходства, этим делом занимается еще три-четыре десятка контор, которые, возможно, даже не вели никакой статистики. Если у Пашкова на руках был заграничный паспорт, через пару дней он мог оказаться вообще в полной недосягаемости. Мы просто не успевали выйти на его след.

— Теперь осталось только дождаться какой-нибудь подлости от Тимура Закреева, и счастье будет совершенно полным! — саркастически подытожила я и спросила у Виктора: — Этот артист не подбросил тебе случайно окровавленную одежду? Теперь я жду чего угодно!

Выяснилось, что не подбросил, а, напротив, забрал с собой. Отказался от предложенного завтрака и ушел, клятвенно пообещав разыскать Горохова, чего бы это ему ни стоило.

— Вроде не врет! — заключил Виктор.

— Может, и не врет… — без энтузиазма согласилась я. — Хорошо бы, если бы не врал. Тогда у нас остается последняя малюсенькая надежда распутать этот клубок. Если он найдет Горохова, если у Горохова был сообщник, если этот сообщник причастен к убийству… Слишком много «если»! — вздохнула я.

Виктор молчал, но по выражению его лица я видела, что он вполне со мной согласен. По части «если» был явный перебор.

— И еще одно «если», — сказала я. — Если Закреев не позвонит, я сама пойду в прокуратуру и во всем признаюсь! Это будет, конечно, позор, но я его заслужила! Плохо то, что пострадает весь коллектив — вот это меня беспокоит больше всего!

— Позвонит! — с неожиданной уверенностью сказал Виктор.

Я удивилась и подумала, что он говорит это просто для того, чтобы меня утешить. Но, видимо, Виктор сумел разглядеть в этом воришке что-то такое, чего не удалось разглядеть мне. Может быть, он лучше разбирался в психологии крутых парней? Во всяком случае, он оказался прав.

Мы с Виктором задержались в редакции дольше всех. Мне просто не хотелось идти домой, а Виктор остался из солидарности. Или же он ждал того самого звонка — от Закреева, поскольку был в нем уверен.

Тимур позвонил в восемь часов — на мой мобильник. У него был голос уставшего, голодного человека.

— Ольга Юрьевна? — осторожно справился он и тут же заговорил торопливо, понизив голос почти до шепота. — Короче, это… Я знаю, где Горохов. Чего надо узнать-то?

— Минутку! — обрадованно ответила я. — Дай соображу! Надо узнать, зачем он полез в магазин Блоха и был ли у него сообщник. Только желательно бы мне самой с ним поговорить. Кстати бы и фото ему показать…

Про фото я вспомнила только сейчас — та самая фотография из альбома Каваловых, на которой запечатлен Пашков. Каким-то образом мне нужно было изъять ее у Эдиты Станиславовны. Ведь больше никаких изображений Пашкова в нашем распоряжении не было.

— Я вас понимаю… — без восторга сказал на другом конце провода Тимур. — Только… Опасно это! Нельзя вам туда!

— Куда туда? — спросила я.

— Ну, туда, где Боб отсиживается, — сказал Тимур и пояснил: — Кликуха такая у него. Вроде горох, боб — одна малина. Это в Павловом овраге. Хата там есть у одной бабы… в общем, ничего хорошего. Запросто замочить могут. — Так, а я не одна! Виктор со мной пойдет. Помнишь его? Его, пожалуй, так просто не замочишь!

Тимур вздохнул в трубку и сказал сдержанно:

— Эх, Ольга Юрьевна! Порассказал бы я вам, да времени у нас нет… Короче, смотрите сами! Я вас буду ждать на Горной — там, где трамвай поворачивает. Думайте там — мне все равно спешить некуда. Подвозите вашу фотку, потом решать будем, захотите — вместе пойдем, а нет — так я один рискну.

— Годится, — сказала я. — Жди.