— Послушайте, то, что вы мне рассказали, очень интересно, но совершенно не имеет ко мне никакого отношения! — сказал следователь РОВД Черпаков, изо всех сил стараясь сдерживаться, чтобы не повысить голос. — У меня и своих забот хватает. Дело об убийстве Блоха ведет прокуратура. Почему бы вам туда не обратиться?

Мне удалось поймать Черпакова только уже поздно вечером. Он собирался, кажется, идти домой. Я соблазнила его предложением подвезти на машине. У Черпакова, видимо, был тяжелый день, и он согласился принять услугу, не слишком обеспокоившись предупреждением, что мне нужно кое-что ему сообщить.

Первые признаки беспокойства он проявил, усевшись в машину. Мрачноватая фигура Виктора на заднем сиденье заставила Черпакова невесело пошутить:

— Похоже на похищение! Может быть, мне следует проявить благоразумие и воспользоваться общественным транспортом?

Когда же я начала объяснять, что у меня имеются свои соображения насчет убийства Блоха, Черпаков окончательно поскучнел и отстраненно заметил:

— Насколько мне известно, по убийству Блоха следствие разыскивает Закреева — его соседа по дому. Дело там ясное — следы, отпечатки… Как вы знаете, Закреев скрывался и, видимо, сумел как-то втереться в доверие к старику. Наверное, ему нужны были деньги, чтобы уехать из города. Я думаю, его задержат очень скоро — это птица невысокого полета.

Тут-то я и выложила Черпакову все, что нам удалось раскопать, особенно напирая на то, что Закреев абсолютно не виновен. Следователь скептически морщил нос, а потом сказал:

— Фантазия у вас работает — дай бог! Вас бы к нам в отдел — отчеты сочинять… Не пойму только — сначала вы этого Закреева ловите, проходу мне с ним не даете, а теперь защищать взялись!

— Так если он не виновен! — воскликнула я.

— А кто вам сказал, что он не виновен? — спросил Черпаков, проницательно на меня глядя. — Он сам? А вы не думаете, что вас водят за нос?

— Нет, не думаю, — сердито сказала я. — Подумайте хорошенько, кому выгодна гибель Блоха! И скажите мне, почему Бертольдов уехал в Москву с билетом и паспортом Пашкова?

Вот тут следователь Черпаков и посоветовал мне обратиться в прокуратуру.

— Слава богу, Закреев и Блох — теперь не моя забота! И я не обязан выслушивать ваши фантазии… Спасибо, что подвезли, — вот мой дом — и всего хорошего! Сходите в прокуратуру — они вас с удовольствием послушают! — Он уже взялся за ручку дверцы, намереваясь выходить.

— Постойте! — воскликнула я. — Вы сами назвали мои рассуждения фантазией. Какая гарантия, что в прокуратуре не скажут то же самое? Тем более что у них уже есть сложившаяся версия. А вам я доверяю. И у вас нет повода не доверять мне. Ведь это я вывела вас на группу Закреева!

— Спасибо! — иронически вставил Черпаков. — Вы очень облегчили мою жизнь.

— Да неужели вам не хочется прославиться? — укорила его я. — Представьте себе — вы раскрутите такое громкое дело! Да вас сразу двинут на повышение!

На лице Черпакова появилось выражение досады.

— Вы как ребенок, честное слово! — проворчал он. — Прославиться! Надо же такое придумать! Мне бы до пенсии доработать… У меня два десятка дел нераскрытых, двое в бегах — а она предлагает повесить на шею еще и Блоха, которого мне и даром не надо!

— Но ведь ваше отделение все равно должно принимать участие в оперативно-розыскных мероприятиях! — возразила я. — Информация плывет вам в руки, а вы ее игнорируете! Если вы послушаетесь меня, то сумеете выйти и на ваших беглецов! Мы с Виктором хоть сейчас можем показать вам дом, где скрывается Горохов…

— А вы уверены, что он еще там? — презрительно сказал Черпаков. — Между прочим, лучше бы вы мне этого не говорили, Ольга Юрьевна! Ваши действия я склонен расценивать как попытку запутать следствие и скрыть от него важную информацию. У вас могут быть большие неприятности!

— У меня их и так предостаточно, — вздохнула я. — И потом, вы не правы. Я обо всем вам рассказала. Может, это не слишком официально, но ведь от своих информаторов вы получаете сведения, не фиксируя их в протоколе?

Черпаков с тоской посмотрел на меня.

— Слушайте, я вчера сутки дежурил, — почти жалобно сказал он. — Сегодня был бешеный день… А тут еще вы со своими воздушными замками!..

— Это вовсе не воздушные замки! — уверенно заявила я. — Ну посудите сами — некто долгое время добивался того, чтобы Блох отключил у себя в магазине сигнализацию, заранее изготовил ключи, был в курсе финансовых дел ювелира…

— И этот некто был Закреев! — насмешливо заметил Черпаков.

— Скорее всего, это был Пашков! — возразила я.

— Но вы же сами утверждаете, что он мертв!

— Значит, его кто-то заменил!

— И кто же? — ехидно поинтересовался Черпаков.

— А вот об этом нужно спросить у супругов Каваловых! — заключила я. — Они провожали в Москву Пашкова, который уже двое суток был покойником. То есть провожали они, конечно, Бертольдова, но ведь ни один из них даже не заикнулся об этом! Они хотят, чтобы все думали, будто Пашков жив, но очень далеко уехал. На такого человека очень удобно списать все грехи, не так ли?

Черпаков уставился на меня утомленными глазами.

— Чего вы от меня хотите конкретно? — спросил он. — Чтобы я арестовал Каваловых за то, что они кого-то там провожали на вокзале? Или Бертольдова — за то, что он уехал в Москву? Кто там у нас еще — Пашков? К сожалению, он, как вы утверждаете, умер, а то его можно было бы тоже арестовать… Скажем, за то, что он испытывал к Блоху острую неприязнь…

— Зря вы смеетесь! — обиженно сказала я. — Интересно, будет ли вам смешно, когда вы увидите труп Пашкова своими глазами?

— А где это я его увижу? — насторожился Черпаков.

— В его собственной квартире, на улице Авиамоторной, — ответила я. — Вот, у меня даже адресок есть!

— Не понял, — уже вполне серьезно сказал Черпаков.

— Я предлагаю вам сейчас же туда поехать и убедиться во всем лично, — сказала я. — Уверена, что труп Пашкова по-прежнему находится там. С той самой минуты, как Горохов выпустил в него пулю. Полагаю, что Каваловы обнаружили тело своего родственника, но вряд ли сумели куда-то его спрятать. Скорее всего, он так и находится в квартире — возможно, заперт в ванной… Кроме того, могут быть следы крови на полу…

— Та-ак! — громко перебил меня Черпаков. — Значит, я должен, если правильно вас понял, совершить сейчас незаконное проникновение в чужое жилище? И сделать это на основании вашего неофициального заявления, которое, в свою очередь, основано на показаниях какого-то заявления, которое, в свою очередь, основано на показаниях какого-то пьяного уголовника? Здорово! Сколько лет работаю, но такого интересного предложения мне еще никто не делал. Вы знаете, это совершенно уникальное предложение. Никогда я еще так не веселился! Просто комедия — операция «Ы»! — Физиономия у него, однако, в этот момент была мрачнее тучи.

— Ни в коем случае! — поспешно заявила я. — Как вам это могло прийти в голову? Вас там вообще как бы не будет! Все сделаем мы с Виктором…

— Знаете, Ольга Юрьевна! — хмуро сказал Черпаков. — Вы, по-моему, переутомились. Вам нужно хорошенько отдохнуть… Может быть, показаться врачу. Очень рекомендую! Ваши идеи должны заинтересовать психиатра. А я, считайте, ничего не слышал. Прощайте! — Он распахнул дверцу и выбрался из машины.

Однако Черпаков ушел не сразу. Он вдруг наклонился и сердито сказал, обращаясь к Виктору:

— На вашем бы месте я хорошенько побеседовал с вашей начальницей. Если она и дальше будет продолжать в том же духе, вам всем грозят очень серьезные неприятности! Особенно эта идея насчет поисков трупа. Надеюсь, как человек рассудительный вы отдаете себе отчет, чем все это может закончиться? Если наломаете дров, на мою помощь не рассчитывайте!

Он раздраженно захлопнул дверцу и быстро зашагал к ближайшему дому.

— Поговорили! — недовольно пробормотала я. — Ну, вперед мне наука — не дави на честолюбие чиновника! Оно у него спрятано в надежном месте… Ну что, рассудительный мужчина? — спросила я, оборачиваясь к Виктору. — Ведешь меня к психиатру?

Виктор ухмыльнулся.

— Прием уже закончен, — напомнил он.

Это было верно — рабочий день давно завершился. На город опустился вечер. По ветровому стеклу струились лимонно-желтые отсветы электрических фонарей. Влажный асфальт мерцал, как телевизионный экран.

Я опустила голову и задумчиво побарабанила кончиками пальцев по рулевому колесу. Моя затея вовлечь Черпакова в наши игры блистательно провалилась. Естественно, ему не захотелось взваливать на свою шею лишний хомут. И это при том, что уже однажды Черпаков мог лично убедиться в серьезности моих заявлений. Представляю, что мне скажут в прокураторе. Пашков убит? А где труп? Где заявление от родственников? Ах, родственники утверждают, что сами проводили его на поезд? Но проводница подтверждает… Не то лицо? А вы уверены, что проводница в состоянии запомнить всех пассажиров? Допросить Бертольдова? На каком основании? В наших ориентировках нет никакого Бертольдова. Впрочем, если появится необходимость… Но обратите внимание на отпечатки пальцев. Они найдены на месте преступления в изобилии — на дверях, на мебели, на сейфе. Все они принадлежат гражданину Закрееву. Прежде чем выдвинуть новую версию, нам очень бы хотелось с ним побеседовать… Нет! Нам просто необходим труп Пашкова. Чтобы я могла своими глазами убедиться, что не стала жертвой пьяного трепа, и чтобы уверенно могла задать Эдите Станиславовне вопрос — кого она провожала на железнодорожном вокзале? А когда она соврет, то спросить, зачем ей это нужно.

— Знаешь что? — решительно сказала я Виктору. — Ты как хочешь, а я еду на Авиамоторную!

Виктор пожал плечами и поудобнее устроился на сиденье. Значит, он не считал наше предприятие такой уж безнадежной авантюрой. Это придало мне уверенности. Я завела мотор, и мы поехали.

В нашей практике неизбежно возникают моменты, когда встает вопрос о проникновении в чужое жилище, как выразился следователь Черпаков. Действие это крайне щекотливое и крайне нежелательное, но иногда к нему приходится прибегать, потому что другого выхода нет. Не сомневаюсь, что при необходимости и сам Черпаков не погнушался бы этим способом. Просто сейчас он такой необходимости в упор не видел и уж тем более не хотел подставляться на глазах у свидетелей. Если говорить откровенно, то склонять Черпакова к незаконным действиям было действительно смешно, и у него имелись все поводы для мрачного веселья.

А я не знала, сумею ли завершить это дело без помощи закона — ведь еще неизвестно, захочет ли Эдита Станиславовна отвечать на мои вопросы. Она имеет полное право этого не делать. И у нее будет время, чтобы придумать подходящие ответы. Между тем грех по-прежнему висит на моей душе. Правда, все обошлось — и Блоха похоронили как полагается.

Но теперь в моих руках судьба живого человека, и он может получить срок за убийство.

Это была еще одна причина, по которой я никак не могла пойти в прокуратуру. Ведь тогда мне пришлось бы рассказать все — в том числе и о встрече с Закреевым, когда он пришел в перепачканной кровью одежде и вручил мне ключи из белого металла.

Откуда у вас эти ключи? Мне передал их гражданин Закреев в ночь убийства. Его костюм был в крови, и он был очень расстроен. Ах вот как! И вы полагаете, что он не виновен в убийстве? Да, именно так. Вы можете чем-то это доказать? Ничем, но я уверена, что убивал другой человек. Вы хорошо знаете гражданина Закреева? Не очень — я видела его до этого два раза. Первый раз он затеял драку, во второй раз украл телевизор. И вы считаете, что это дает основания ему верить? М-да, ситуация… А между тем на сейфе — отпечатки пальцев Закреева, и на входной двери, и возле трупа. Правда, их нет на орудии убийства, но это легко объяснят — убийца успел их стереть.

А я могу не успеть — не успеть добраться до разгадки, прежде чем Закреева найдут. Вряд ли он сможет скрываться долго — без надежного убежища, без денег. Рано или поздно кто-то его выдаст, или он попадется на краже, или его вычислит оперуполномоченный — и тогда ловушка захлопнется, а мне действительно будут грозить неприятности. Закреев не станет меня жалеть — расскажет про встречу, про ключи, про «малину» в Павловом овраге… И меня привлекут за умышленное препятствие следствию. Вот тогда я вообще ничего не смогу доказать. Никто не поверит ни одному моему слову. У меня очень мало времени. И я должна отыскать труп Пашкова, как бы зловеще это ни звучало.

Авиамоторная улица разделяла два жилых массива на краю города. Одним концом она упиралась в глинистый холм, поросший чахлым кустарником. Несмотря на то, что час был еще далеко не поздний, улица казалась вымершей — здесь, видимо, было не принято прогуливаться вечерами по широким тротуарам — все предпочитали отсиживаться дома.

Мы разыскали дом, адрес которого выдали мне в справочной, и въехали во двор. Здесь тоже было не слишком многолюдно, зато со всех сторон светились окна — спать еще никто не собирался.

— М-да, положение! — проворчала я. — Рановато мы с тобой прибыли! Возьмут нас с тобой при попытке взлома!

Виктор невозмутимо высказался в том смысле, что мы ничего не теряем — если милиция нас возьмет, то будет обязана осмотреть квартиру, и все равно наткнется на труп. Меня это не очень воодушевило, и тогда он добавил, что не верит в расторопность здешней милиции. Это меня тоже не убедило — милиция иногда бывает очень даже расторопной — именно тогда, когда этого никак не ожидаешь.

Но честно говоря, больше всего меня мучила сама проблема с покойником. Мне было жутко идти в эту квартиру — абсолютно незнакомую, чужую, темную как могила, наверняка пропахшую тяжелым, тошнотворным запахом смерти. Если откровенно, то я ужасно нервничала.

Мы вышли из машины. По двору порывами метался ветер, неуловимо пахнущий мокрой глиной. Этот запах опять навел меня на мысль о могилах. В темноте между домами угрожающе выли коты — с тем вдохновением, на которое способны именно мартовские коты. Где-то наверху хлопало вывешенное на просушку белье.

— Ну, пошли! — вздохнув, скомандовала я, и мы направились к подъезду.

Квартира находилась на четвертом этаже. Лифт не работал. У меня еще было время передумать. Нас могли засечь соседи.

Если бы на площадке кто-нибудь стоял, я бы с легким сердцем развернулась и пошла обратно. Мне очень не хотелось видеть покойника. До того не хотелось, что тошнота подкатывала к горлу.

Однако я продолжала подниматься по лестнице, тупо перебирая ногами, и старалась ни о чем не думать. Я боялась смалодушничать. А ведь каких-то двадцать минут назад мой энтузиазм не знал пределов — я мечтала найти этот труп! Удивительное существо человек.

— Знаешь, — сказала я Виктору. — Мне чего-то жутко. Поэтому не обращай на меня внимания. Если я начну придумывать всякие отговорки — не слушай. Женщина есть женщина.

— Ясно, — сказал Виктор, нащупывая в кармане отмычки.

Дверные замки он умел открывать с блеском — насчет этого я не беспокоилась. Конечно, если в двери Пашкова стоит что-то особенное… Но это вряд ли — Пашков здесь практически не жил — сомнительно, что в квартире имелось что-то ценное.

Наконец мы были у цели. Должно быть, я выглядела неважно, потому что Виктор посмотрел на меня с беспокойством. Я обреченно махнула рукой. На площадке было пусто. Тянуть время не имело смысла.

— Действуй! — шепнула я.

— Звякнем для верности! — рассудительно заметил Виктор и нажал на кнопку дверного звонка.

Я не видела смысла звонить в эту квартиру — вряд ли кто-то согласился бы делить жилплощадь с покойником. Но промолчала — Виктору было виднее.

От звука мелодичной трели меня почему-то пробрал мороз. Это было так странно, как если бы кто-то додумался поставить электрический звонок в склепе.

Но настоящий ужас охватил меня чуть позже — когда вдруг за дверью явственно послышались быстрые шаги и чья-то рука принялась возиться с замком! Сердце у меня ухнуло куда-то вниз, и я беспомощно ухватила Виктора за рукав. В квартире кто-то был!

Виктор, кажется, тоже был удивлен. Он обернулся ко мне и изобразил на лице многозначительную гримасу. Я поняла его — действительно, хороши бы мы были, если бы вскрыли сейчас замок!

Дверь распахнулась, и на пороге мы увидели тоненькую девичью фигурку. Я невольно ахнула — это была Настя, дочка Эдиты Станиславовны.

Наверное, пауза затянулась до неприличия. Я просто не знала, что сказать. Настя меня, кажется, не узнала. Во всяком случае, ничего, кроме удивления, на ее лице не отразилось. Наконец она робко спросила:

— Простите, а вам кого?

Я обрела дар речи и ляпнула первое, что пришло в голову:

— А почему ты здесь, Настя?

Девушка испуганно уставилась на меня и пожала плечами.

— А я тут живу, — объяснила она. — Родители договорились с дядей Игорем. Пока он в плавании, я смогу жить у него. Все равно квартира пустует… А вы…

— Мы хотели повидать дядю Игоря, — сладко улыбнулась я.

— Но… ведь он уехал! — недоуменно сказала Настя. — Разве вы не знаете?

— В самом деле? — притворилась я огорченной. — Вот незадача. Мы думали, он задержится. И давно он уехал?

— Вчера… С московским поездом…

— А ты… — подозрительно пробормотала я. — Ты… одна тут, Настя?

Вопрос звучал на редкость бестактно и глупо, но я не могла удержаться, чтобы не задать его. Уж слишком мне врезался в мозг образ покойника, запертого в ванной.

Настя густо покраснела и отступила в сторону, словно приглашая меня войти в квартиру проверить.

— Я одна, — сказала она виновато. — Скоро должны подружки прийти, но пока я одна… Вы зайдете?

— Нет, спасибо, — ответила я. — Мы, пожалуй, не будем тебе мешать. Извини. До свидания.

— До свидания… — пролепетала Настя, озадаченно глядя нам вслед.

Виктор сегодня был без машины, и поэтому я отвезла его домой. По дороге мы не перемолвились ни словом. В голове у меня было абсолютно пусто. Мне не хотелось ни о чем думать, а меньше всего об этом проклятом деле. Я прокололась как ребенок. Ромка и тот, наверное, вел бы себя умнее. Какая удача, что у Черпакова хватило соображения отказаться от моего предложения. По крайней мере, я не выгляжу в его глазах законченной идиоткой.

Неужели никакого трупа не было? Нет, не может быть — Пашков не уехал в Москву. Каваловы мне врали. В пистолете Горохова не хватало одного патрона — Виктор проверил. Все это косвенные улики, но все же… Неужели эти малахольные Каваловы сумели избавиться от трупа? Но как? Это совсем не простая задача даже для профессионалов… Нет, не хочу об этом думать! — решительно заявила себе я. До утра. А пока — домой, ванна, ужин и спать.

Виктор чувствовал мое настроение и старательно делал вид, что все идет как надо. Я отвезла его, мы попрощались, и я помчалась домой.

Только попав к себе в квартиру, я почувствовала, как устала. Сбросив плащ, я открыла воду в ванной и рухнула в кресло напротив телевизора. На душе у меня было так скверно, что дальше некуда.

Потом я, наверное, задремала — и надолго. Хотя мне показалось, что я просто на минуту прикрыла глаза.

Пронзительный звук дверного звонка подбросил меня в кресле.

Я очнулась и ошарашенно посмотрела на часы. Они показывали без пяти двенадцать. Я пошла открывать, недоумевая, кого принесло в столь поздний час. В голове плавали обрывки какого-то тумана, и я никак не могла сообразить, почему на мне не домашний халат, а брючный костюм, который надела еще утром.

Я отперла замок и слегка опешила от удивления. На пороге стояла Эдита Станиславовна.