Охота за Трояновым у нас с Виктором получилась удачной, даже отменной. Но все по порядку…

Просидев в редакции до семи утра, мы отправились к дому Троянова и проводили его в Думу, стараясь не мозолить ему глаза. Я вообще держалась очень далеко, на пределе видимости, а Виктор сопровождал его в непосредственной близости, но не вылезая на первый план. Словом – довольно грамотно.

Троянов по дороге в Думу имел только один контакт – с продавщицей винного отдела магазина, где он благополучно выпил в полном одиночестве стакан красного вина. Да и странно было бы, если бы кто-то составил ему компанию – в половине девятого жаркого летнего утра.

Потом мы до двенадцати проскучали за столиком открытого кафе, прямо напротив входа в Думу, и выпили за это время литра три кока-колы.

Жара на улице стояла невообразимая. Даже мне в легкой блузке и короткой юбке было жарко, а Виктор вообще парился в рубашке из толстой «джинсы».

Троянов появился на крыльце парадного входа в Думу ровно в двенадцать и нервно закрутил головой. Я даже испугалась сначала, не заметил ли он за собой слежку, но потом поняла, что он нервничает от нетерпения.

Он то и дело поглядывал на часы и ходил из стороны в сторону минут пять. Потом вдруг как-то подобрался и уставился в одну точку.

– Он его видит! – сказал Виктор, щелкая фотоаппаратом.

– Кого? – спросила я.

– Того, кого ждет, – ответил Виктор и вновь защелкал камерой.

Я поняла, что и он увидел человека, которого заметил Троянов.

Я недоумевала, неужели все произойдет вот так открыто и нагло – прямо на крыльце областной Думы? Но Троянов вдруг быстро пошел направо, в сторону пешеходной зоны на Турецкой, и мы, поднявшись, не спеша двинулись вслед за ним. Виктор впереди, я – чуть поотстав, чтобы не выдать его, если Троянов вдруг меня увидит и узнает.

Я заметила и человека, который тоже не спускал глаз с Троянова, иногда оглядывался по сторонам и шел по противоположной стороне улицы.

Они вступили в контакт за столиком кафе «Арфа», сделав вид, что незнакомы друг с другом, хотя вокруг было полно свободных столиков. Троянов сидел, нервно покачивая ногой, а человек, который подсел к нему за столик, подозвал официанта и сделал заказ.

Троянов так ничего и не заказал и выглядел довольно глупо.

«Денег нет!» – догадалась я и злорадно усмехнулась – все шло по плану!

Я видела, что Виктор поднялся на балюстраду кафе, расположенную на уровне второго этажа, и оттуда спокойно берет их телевиком, оставаясь вне их поля зрения. Чтобы его заметить, нужно было специально оглядываться и присматриваться.

Человек, севший к Троянову, выглядел заурядно, и, если бы меня попросили назвать его особые приметы, я бы, честно говоря, просто растерялась. Не было у него особых примет – серая невзрачная личность. Специально, наверное, такого подбирали, чтобы глаз ничем не цеплял.

Момент передачи денег я видела очень хорошо и поняла, что и Виктор сумел его отлично снять. Заметив, что я смотрю на него, он поднял вверх большой палец – все, мол, в полном порядке.

Троянов просто сунул в карман пачку денег, которую положил на стол его сосед по столику, причем сделал это слишком поспешно, торопливо. И тут же поднялся и вышел из кафе.

Как мы заранее договорились, после съемки момента передачи денег я иду за Трояновым, а Виктор ведет того, кто принес деньги.

У меня был четкий план, который я и собиралась воплотить в жизнь. Теперь, как я себе представляла, Троянов у меня в руках. Есть неопровержимые доказательства, что он берет взятки накануне голосования. Ведь повторное голосование, на котором закон о легализации проституции должен быть принят окончательно, во втором чтении, состоится уже завтра.

На пленке у Виктора зафиксировано, как пачка денег появляется из кармана одного человека и исчезает в кармане другого. И этот другой – и есть Троянов. А вот кто первый, надеюсь, Виктору удастся выяснить.

Мне нужно было от Троянова прежде всего узнать – кто те люди, что платят ему деньги. Не мог же он брать деньги неизвестно от кого, ему наверняка что-то известно о заказчике, заинтересованном в принятии закона. Вот это он и должен мне рассказать, когда я припру его к стене неопровержимыми фактами.

Сначала я хотела проводить Троянова до Думы и там уже поговорить с ним в его кабинете. Там никто не должен был помешать. Но потом я вспомнила, что опять придется уговаривать милиционеров меня пропустить, опять просить о помощи Сидоровича, и мой первоначальный план мне разонравился.

Нет, решила я, говорить нужно на улице. Где-нибудь за столиком, за бутылочкой холодного пива.

Троянов словно прочитал мои мысли. Он прошел мимо здания Думы, даже не оглянувшись на нее, и уселся за тем самым столиком открытого кафе, за которым мы полдня прождали его с Виктором.

Не долго думая, я подошла к его столику и села напротив.

Троянов сразу же узнал меня, и по его лицу прежде всего скользнула тень раздражения и даже злобы. Но он тут же погасил ее, зачем-то оглянулся по сторонам, словно кого-то высматривая, и только потом обернулся ко мне. Я так и не поняла, нашел он того, кого высматривал, или нет. Впрочем, мне-то какая разница.

– А-а-а, мастерица варить сексуальную кашу! – заулыбался он своей противной сальной улыбкой. – Вы меня преследуете, что ли? Вам, наверное, невтерпеж, а? Наберитесь немного терпения, и я сегодня же посещу вас в вашем засиженном зелеными мухами массажном салоне…

– Хватит трепаться, Троянов, – перебила я его. – Вряд ли вы найдете меня в массажном салоне. Да и не дойдете вы сегодня до него. Слишком много денег получили, чтобы остаться трезвым настолько, чтобы найти туда дорогу.

– Получил, крошка, получил, – промурлыкал ничуть не обеспокоенный моим упоминанием о деньгах Троянов. – Но тебе-то какое до них дело? Это денежки заработанные…

– Насколько я понимаю, еще нет, – возразила я. – Отрабатывать вы их завтра будете, на заседании Думы, во время голосования по известному вам закону.

– Слушай, Бойкова, – сказал он неожиданно. – Какого черта тебе от меня надо?

Признаться, он меня поразил настолько, что я даже растерялась, но только на несколько секунд. Я тут же взяла себя в руки и, не задаваясь пока вопросом, откуда он знает мою фамилию, решила продолжать действовать по заранее намеченному плану.

– Мне нужен всего лишь пустяк, – сказала я. – Узнать, кто платит деньги за этот закон? Кто так заинтересован в том, чтобы он был принят?

– А есть ли жизнь на Марсе, ты не хотела бы узнать? – скорчил мне противную рожу Троянов. – Или, например, почем бананы на Аляске в марте месяце? Не интересуешься?

– Троянов, хватит строить из себя клоуна, – сказала я. – У меня есть доказательства, что вы только что получили крупную сумму денег от известного вам человека в кафе «Арфа». Все было снято на пленку, которая сейчас находится в надежном месте и может быть предъявлена органам прокуратуры. Вас посадят, Троянов, если вы не ответите на мой вопрос. Если ответите, я обещаю, что пленка останется у меня.

– Знаешь, Бойкова, – сказал он, нагло мне улыбаясь, – засунь эту пленку в свою сексапильную задницу! Прокуратура давно уже знает, что я беру деньги, знает, наверное, даже – сколько беру. Я потому их и пропиваю, что это все равно гиблые деньги, о них слишком многие знают. Это одна ты узнала об этом только сегодня, в крайнем случае – вчера. И думаешь, что открыла Америку! Дура ты! Америка открыта Колумбом черт знает сколько лет назад! Твоему открытию грош цена. И я тебе ничего не скажу! Потому что ты мне ничего не сможешь сделать со своей пленкой. Ну что, ты в ФСБ ее передашь? Прокурору области? Кому еще? Но что они могут против депутата Думы? Арестовать меня? А депутатская неприкосновенность? Нужно сначала получить разрешение самой Думы на это. А вот этого разрешения Дума им никогда и не даст! И знаешь, Бойкова, почему? Потому не даст, что – нельзя! Сегодня меня сдадут, завтра – другого, послезавтра – третьего… Они же себе не враги, понимаешь? Они не станут создавать даже прецедента отрешения от депутатской неприкосновенности. Потому что у всех у них рыло в пуху. Они все берут! Ты этого не знала, Бойкова? Ну… Ну тогда, извини, конечно, но ты просто глупая сопливая девчонка, сунувшаяся не в свое дело.

– В таком случае, – сказала я, взвинченная его наглым самоуверенным тоном, – в таком случае я опубликую все это в своей газете. Все! И эти ваши излияния – тоже.

– Не думаю, – сказал Троянов спокойно и почему-то пристально на меня посмотрел. – Скорее всего тебе это не удастся.

– Посмотрим! – воскликнула я и вскочила с места. – Прямо сейчас иду в редакцию и начинаю готовить номер. Завтра прочтете о себе в моей газете!

Я повернулась и пошла, плохо соображая, куда я иду и что делаю.

Мой план с треском провалился! Троянов не испугался разоблачения ни капельки! Он оказался гораздо наглее и циничнее, чем я предполагала.

Но что же делать-то? Газету я, конечно, выпустить могу, но как мне теперь узнать, что с Маринкой, где она? Как ее освободить? Больше никакой идеи в запасе у меня нет.

Неожиданный толчок сбил меня с ног и отбросил прямо на книжный лоток, в который я врезалась и свалила его вместе с продавцом.

Отборный мат интеллигентного на вид продавца заглушила автоматная очередь, выпущенная из проезжающей мимо нас машины. Пули выбивали штукатурку из стены здания, у которой мы с продавцом лежали чуть ли не в обнимку, засыпанные книгами в ярких обложках.

Не успев еще понять, что произошло, я увидела высокого парня в борцовке с кобурой под мышкой, в котором узнала бойца из отряда Эдика. Парень схватил меня за руку, рванул вверх, чуть не выдернув мне руку из плечевого сустава, и я по какой-то сложной траектории влетела в притормозивший у тротуара джип, за рулем которого сидел Иван.

– Вот черт! – только и сумела я сказать, переводя взгляд с Ивана на Эдика, сидящего рядом с ним, и морщась от боли в руке. – Вот черт!

– Быстро, Ваня! За ними! – закричал Эдик, не отрывая взгляда от машины, уходящей на скорости в сторону Волги. – Ты должен их догнать!

– Догоним, Эдик! – сказал Иван весело и добавил такое выражение, которое я воспроизвести не берусь не только по причине его абсолютной ненормативности, но и потому, что просто не уловила сложные и разветвленные нюансы, содержащиеся в нем.

– Ты теперь моя крестница, Оля! – заявил мне парень в борцовке, которого звали, как я вспомнила, Сергеем. – Запарила ты меня, честно сказать! Все утро на жаре и на жаре! Я думал, меня тепловой удар хватит!

– Не болтай, Серый! – приказал Эдик. – Лучше думай, как они уходить от нас собрались?

– А что тут думать! – воскликнул Сергей. – Сейчас на Достоевского вырулят и рванут за город. А там по проселкам в лес, и поминай как звали!

– Дурак ты, Серый! – возразил Эдик. – По прямой мы их «жигуленка» на джипе только так сделаем. Они это знают. Они сейчас дворами крутить начнут. Карусель нам устроят. Иван, с хвоста не падай!

– Не падаю, Эдик! – закричал Иван, вцепившись в баранку, и выдал еще один совершенно ненормативный шедевр.

«Вот уж не думала, что Иван такой матерщинник! – подумала я. – Раньше помалкивал себе в тряпочку».

– Ребята, так вы что же, за мной следили, что ли? – спросила я недоуменно.

– Не следили, а охраняли! – поправил меня Эдик. – Мне Виктор утром позвонил, рассказал о ваших ночных приключениях на крыше…

– Подробно рассказал? – спросила я и почему-то густо покраснела.

Но Эдику было не до того, чтобы изучать цвет моего лица. Он не отрывал взгляда от то и дело пропадающих за очередным поворотом зеленых «Жигулей».

– И я решил приглядывать за тобой, – продолжал Эдик, не обратив внимания на мой вопрос. – Все равно, думаю, они тебя в покое не оставят. И, как видишь, оказался прав!

– Да кто они-то, Эдик? – спросила я.

– Догоним – узнаем! – пообещал мне Эдик.

«Жигули» влетели в какой-то двор, и Эдик радостно воскликнул:

– Тупик! Ну, все, ребята!

Но когда джип ворвался в тот же двор, мы увидели только спину перепрыгивающего через забор, в который врезались «Жигули», человека в темной рубашке. Водитель повис на руле, лобовое стекло машины было разбито.

Эдик на ходу выпрыгнул из джипа и бросился к забору. Но когда он взлетел на него и уселся верхом, он вдруг резко стукнул по крашеным заборным доскам рукояткой пистолета, сплюнул и спрыгнул обратно.

– Ушел! – сказал он мрачно. – Его там машина ждала… А с этим что?

– Этот в норме! – сказал Иван. – Головой стекло выбил. Но сейчас очухается.

Он достал что-то из своей автомобильной аптечки, сунул под нос водителю «Жигулей», и тот задергал головой, отворачиваясь.

– Я же говорил, очухается, – сказал Иван. – Сейчас мы его перегрузим и поедем беседовать.

Он вытащил из «Жигулей» еле шевелящего ногами парня лет двадцати и затолкал его в салон джипа. Сергей заставил его лечь на пол и постоянно держал на прицеле пистолета, пока Иван выезжал из города и выбирал в окрестном лесочке полянку поглуше.

Наконец Эдику надоело ждать, когда Ивану приглянется полянка, с десяток которых он уже забраковал, забираясь все дальше и дальше от города и оживленного шоссе, и он категорично сказал:

– Здесь! Тормози!

Иван остановил машину, мы все вылезли. Сергей за волосы вытащил парня с окровавленным лицом. Он уже пришел в себя полностью и был бледен, как лист мелованной бумаги.

– Я ничего не знаю! Я только сидел за рулем! Я не знаю этого человека! – повторял парень как заведенный, но Эдик не обращал на его слова никакого внимания.

– Привязывай! – скомандовал он.

Иван с Сергеем свалили парня на землю, связали ему руки вместе, скрутили веревкой лодыжки и растянули его на земле, примотав к двум березкам, стоящим друг от друга на расстоянии метров пяти.

Парень лежал на земле с вытянутыми над головой руками и продолжал лепетать, что он ничего не знает и только водил машину.

Эдик подошел к нему, наклонился и сказал:

– Практически ты уже умер. Я не верю ни одному твоему слову. У тебя есть один только шанс остаться в живых – рассказать нам, кто заказал убийство этой женщины?

Парень молча смотрел на Эдика и только хлопал глазами, в которых застыл испуг.

– Сейчас я сяду в машину и начну тебя медленно давить, – сказал Эдик. – Сначала я наеду тебе на ноги. На ступни. Когда они превратятся в кровавое месиво, твоя память оживится, потому что ты поймешь, что лучше лишиться ног по ступни, чем по колени. Твоих криков здесь никто не услышит. Место глухое. А когда ты умрешь, мы тебя даже закапывать не станем, бросим так. Все равно твой труп не найдут… Ты понял, что я сказал? Сначала я раздавлю тебе ступни.

Эдик встал и пошел к джипу.

Парень на земле задергался, замычал, но от испуга говорить не мог.

Только когда Эдик уже сел за руль, парень вдруг заорал во все горло:

– Я вспомнил! Вспомнил! Не надо! Я вспомнил!

Эдик вылез из джипа и подошел к нему вновь.

– Не надо так кричать, – сказал он спокойно. – Что же ты вспомнил? Что в детстве мама звала тебя своим милым пупсиком?

– Нет! Нет! – заторопился парень. – Не в детстве! Сегодня утром! Он подошел ко мне сегодня утром и предложил хорошие деньги за то, что я буду его возить часа три туда, куда он мне прикажет. Он мне аванс дал. Тысячу «деревянных». Через три часа обещал заплатить еще пять, если все пройдет нормально, как он сказал. Это он так сказал: «Если все пройдет нормально». Я даже не знал, что у него есть автомат. Он со спортивной сумкой был, на заднее сиденье ее бросил. Он меня заставлял возле Думы крутиться. Мы там раз тридцать проехали, наверное. У меня уже в глазах начало рябить от жары и одних и тех же поворотов. Потом он вдруг говорит: «Теперь поезжай медленно и прижмись поближе к левой стороне». Я еду… А он достает из сумки автомат и сует его в окно. Потом стреляет. Потом бьет меня в спину и кричит: «Гони! Если догонят – убьют. Я этих ребят знаю. Это «афганцы». Я, как ваш джип черный увидал, все сразу понял. Про вас много чего рассказывают. Я думал – врут…

Эдик усмехнулся.

– Нет, – сказал он. – Не врут. Это все, что ты вспомнил?

– Все! – мотнул головой парень.

– Плохо! – сказал Эдик и пошел опять к джипу.

– Это все! Клянусь – все! Я больше ничего не знаю. Я этого мужика с автоматом никогда раньше не видел.

Эдик включил мотор и чуть проехал вперед, развернулся и, глядя через лобовое стекло на лежащего на земле парня, начал медленно подъезжать к нему, чуть выворачивая колеса машины в сторону ног парня.

Парень только с ужасом смотрел на приближающуюся машину и судорожно хватал воздух ртом.

Между его ногами и колесом джипа осталось метра полтора. Парень пытался поджать ногу, но веревка держала крепко, и он только слегка поерзал спиной по траве.

– Я вспомнил! Я вспомнил! Я вспомнил еще! – закричал он радостно, когда от колеса до его ноги осталось меньше полуметра.

Эдик остановил машину.

– Вспомнил! Вспомнил! Я вспомнил! – радостно повторял парень, заискивающе глядя в глаза то Ивану, то мне.

Из джипа вылез Эдик.

– Последняя попытка, – объявил он. – Если ты опять обманешь мои ожидания, ты останешься инвалидом. Как минимум. Ну?

– Этот мужик, – волнуясь, сказал парень, – обмолвился один раз, что раньше работал в ФСБ.

– В ФСБ? – изумилась я. – Не может быть!

– Да он не сейчас в ФСБ работает! – воскликнул парень. – Он года три назад работал там.

– Эдик! – сказала я. – Это уже кое-что! Можно попробовать его найти.

– Как?! – усмехнулся Эдик. – В отдел кадров к ним, что ли, обратиться?

– Предоставь это мне, – сказала я. – А там посмотрим.

– Что делать-то теперь с тобой, а? – спросил Эдик у парня, растянутого на земле веревками.

– Отпустите меня! – заныл тот. – Я же все вспомнил, все три часа до последней минуты. Все слова его вспомнил!

– Отпусти его, Эдик! – посоветовала я. – Пусть покажет, где живет. И документы пока отдаст.

– Зачем? – спросил парень дрогнувшим голосом.

– Чтобы найти тебя, когда понадобишься, – сказала я. – И чтобы не настучал никому про то, как воспоминаниям тут предавался. Если молчать будешь, через недельку документы назад получишь. А то и раньше.

– Ладно, – сказал Эдик. – С тобой Иван поедет, отдашь ему паспорт и права. Дом покажешь, где живешь… И смотри не исчезай. Найдем – пожалеешь, но поздно будет.

Парень молча лязгал зубами, не веря в свое спасение. Его била крупная нервная дрожь.

Сергей развязал его и затолкал в джип. Мы тоже сели в машину и направились в Тарасов.

По дороге парень, которого мы допрашивали, разрыдался и вдруг принялся благодарить нас за то, что мы оставили его в живых. Смотреть на него и слушать его униженное бормотание, слова благодарности было противно.

– Заткнись! – прикрикнул на него Эдик.

Я подумала, что ему, наверное, тоже не по душе унижение этого парня. Ведь Эдик не унижал его, а выбивал информацию, как делал это уже не раз и не два. Информацию, которую от него скрывали, о которой умалчивали, которую прятали за грудой вранья и болтовни.

Может быть, Эдик понял, что на этот раз он ошибся? Парень оказался не противником, а просто случайным человеком, на свою беду попавшимся на нашем пути…

«Стоп! – вдруг ужаснулась я. – Что это я сейчас сказала? «На свою беду попавшимся на нашем пути…» Кто же мы тогда такие, что встреча с нами приносит беду невинным людям? Кто я такая?»

Парень продолжал всхлипывать, хотя уже не пытался нас благодарить.

Но на душе у меня все равно было противно.