Глава 1

«Господи, ну почему моя Маринка такая дура?!» – подумала я в стопятидесятый, наверное, раз, когда моя драгоценная подружка рассказала мне историю о своей очередной любви. Она оказалась абсурдной, как, собственно, и все ее романы.

Нет, она, конечно, здорово умеет варить кофе и замечательно играет в компьютерные игры, но вот строить отношения с мужчинами она совершенно не умеет! Да и мужчины-то попадаются ей: то проходимцем окажется, то алкоголиком, а то и вовсе преступником.

Сколько раз я говорила ей, что нужно быть более осмотрительной при знакомстве с мужчинами, тем более с ее увлеченностью и готовностью влюбиться в любой момент. Дело в том, что Маринка из каждой случайной и, возможно, ничего не значащей связи пыталась выстроить какие-то романтические отношения типа «любовь до гроба» и тому подобное. Нечего и говорить, что при таком подходе все заканчивалось одинаково плачевно.

На этот раз Маринка еще легко отделалась – он был всего лишь охранником, с которым она познакомилась на автобусной остановке. Я помню, как горели ее глазки, когда она расписывала мне, какой он замечательный. Признаться, я восприняла это несколько скептически. Мой скепсис оправдался совсем скоро.

Неделю этот герой-любовник жил у Маринки на ее полном обеспечении, причем эта разгильдяйка даже выпросила у меня отпуск за свой счет на это время. И я, поддавшись на ее слезные уговоры, проявила недопустимую в данном случае лояльность.

Неделю мы промучились без ее изумительного кофе – курьер Ромка, который научился в последнее время его готовить ничуть не хуже, как назло, в это время сдавал сессию. Но зато и отдохнули от ее бесконечной болтовни. Я уж было грешным делом подумала, что Маринка и впрямь нашла свое счастье и даже от души порадовалась за нее.

И вот сегодня она вдруг явилась, хотя должна была прийти на работу только завтра! Меня сразу же насторожил этот преждевременный приход, и я поняла, что ничего хорошего из ее очередного увлечения не получилось.

И действительно, как рассказала мне Маринка, шмыгая носом и нервно дрыгая ногой:

– Оля, нет, ну ты подумай, бывают же такие меркантильно ориентированные мерзавцы! – при этом ноздри Маринки возмущенно раздувались от гнева. – И как только я могла так опростоволоситься, а, Оля? С моим-то чутьем природным, которое никогда меня не обманывает!

В ответ на эти слова мне оставалось лишь усмехнуться. У меня с губ уже были готовы сорваться ехидные комментарии, но я сдержалась и спросила:

– Он что, обещал на тебе жениться в случае, если ты купишь ему машину и квартиру?

– Хуже! – проныла Маринка и сделала страшные глаза.

Потом она закатила их, пару секунд подумала и резко выдохнула:

– Он забрал все мои компакт-диски! С записями Филиппа Киркорова и Мурата Насырова!

Честно говоря, с моей точки зрения, потеря была невелика, но Маринка придерживалась совершенно другого мнения. Лишившись своего сокровища, она уверилась, что большего негодяя, чем этот хмырь, в своей бурной жизни еще не встречала.

Я помнила, что Маринка так отзывалась о каждом своем поклоннике, после того, как он приобретал статус бывшего, поэтому не удивилась. Более того, мне было скучно ее слушать, так как тема не отличалась новизной. Однако из вежливости мне в течение получаса пришлось охать и ахать, а потом, обессилев, лишь сочувственно кивать, с трудом сдерживая приступы зевоты.

Поэтому, когда раздался телефонный звонок, я облегченно вздохнула и тактично напомнила Маринке об ее обязанностях секретарши.

Маринка, надо отдать ей должное, тут же включилась в работу и взяла трубку.

– Алло, газета «Свидетель», доброе утро! – неожиданно звонким голосом прощебетала она. – Конечно, заходите, – уверенно сказала она после того как выслушала то, что говорили ей на другом конце провода.

Чем несказанно меня удивила, так как решения подобного рода в этой газете пока что принимала я. Но, может быть, Маринка решила взять на себя часть моих обязанностей? Я уже было хотела напомнить ей о сложившейся в газете иерархии, но вовремя вспомнила о личной драме, которую она пережила в последнюю неделю, и не стала укорять подругу.

Тем более что в кабинет зашел фотограф Виктор, и Маринка, обрадовавшись, что получила свободные уши для излияния своих проблем, полностью переключилась на него. Мне в очередной раз пришлось выслушивать всю историю от начала до конца, обильно сдобренную различными выражениями, смысл которых сводился к одному: «Все мужики – сволочи!»

Чем хорош Виктор, так это тем, что он отличается молчаливостью и сдержанностью. Поэтому он кивал головой и ничем больше не выражал своего истинного отношения ко всему происшедшему с Маринкой. Причем саму Маринку совершенно не смущало то, что она рассказывает столь интимные вещи своему, как бы это сказать…

Черт, даже и не подберешь слова для того, чтобы охарактеризовать их отношения с Виктором! Она по-прежнему Виктору очень нравится. Маринка же вела себя крайне непонятно. То есть она не отвергала ухаживаний Виктора и даже как будто бы их благосклонно принимала… и однажды они даже вместе отправились в путешествие на байдарках, после чего все уверились в том, что вернутся они если не мужем и женой, то, по крайней мере, женихом и невестой уж точно… Но…

У Виктора же вообще бесполезно было пытаться что-либо узнать. Кроме слова «нормально», он все равно бы ничего не сказал.

И теперь мне несколько странно было наблюдать, что Маринка повествует о своей личной драме именно ему.

Увидев через две минуты, что меня воспринимают исключительно в качестве мебели, я немножко обиделась и попыталась заняться работой – перекладывать документы с места на место.

От этого содержательного занятия меня отвлек наш ответственный секретарь Сергей Иванович Кряжимский, которого совсем не интересовала история Маринкиной любви. Она догадывалась об этом, поэтому даже и не делала попытки использовать его в качестве собеседника.

Кряжимского в основном волновали проблемы очередного номера нашей газеты. Он сообщил мне, что надо заполнить «подвал» на четвертой полосе, и сразу же предложил несколько вариантов.

– Да вы присаживайтесь, Сергей Иванович! – сказала я, покосившись на Маринку, которая фривольно развалилась в кресле, и обратилась уже к ней: – Мариночка, не могла бы ты выбрать другое место для общения с Виктором?

Про себя я подумала, что неплохо было бы нашей секретарше избрать себе заодно и другое место работы. Поскольку любовь, конечно, хорошее чувство и мужики, какими бы сволочами ни были, все-таки иногда приносят пользу, но работа есть работа.

– Кстати, кого это ты пригласила к нам в редакцию? – остановила я Маринку, вспомнив о телефонном разговоре.

– Ах, да! Это какая-то тетка, бизнесменша, – беспечно ответила Маринка, увлекая Виктора за собой из кабинета. – У нее какие-то проблемы… – повернулась она уже от двери.

Она была ничуть не смущена тем, что ее просто-напросто выпроводили из кабинета. Я бы давно выгнала ее, но Маринка как-никак была моей давней подругой. И опять же кофе варит хорошо…

Тем временем Кряжимский, опустившись в кресло, держа спину как всегда прямо, флегматично поведал мне:

– Есть материал про кражу садово-огородного инвентаря из тридцать седьмого жека… Проще говоря, кто-то взломал замок и вынес со склада пять лопат, три мотыги и одни грабли. Преступники до сих пор не обнаружены.

– Мелковато, Сергей Иванович, – скептически поморщилась я.

– Так ведь обмельчал преступник-то в нынешнее время, – заметил Кряжимский, разводя руками.

– Вы так думаете?

– Ну, могу предложить еще историю ссоры двух соседей-пенсионеров из-за женщины, примерно такого же возраста как и они… – немного подумав, произнес Кряжимский.

– И что в ней интересного? – подняла брови я.

– Да ничего, кроме того, что они умудрились нанести друг другу абсолютно симметричные колотые ранения кухонными ножами.

– Пойдет, – лениво сказала я. – Лучше все равно ничего нет.

– Предлагаю назвать статью «Любви все возрасты покорны».

Я, слегка подумав, согласилась. Кряжимский встал и направился к своему столу подверстывать макет номера.

Я решила посидеть одна и спокойно попить кофе и уже хотела вызвать Маринку, чтобы она его приготовила, как вдруг дверь кабинета открылась и Маринка появилась сама.

– Она пришла, – заявила она с порога, предполагая, видимо, что я прекрасно понимаю, о ком идет речь.

– Кто? – недовольно спросила я.

– Ну, та самая тетка-бизнесменша. Обухова фамилия ее, кажется.

«Нет, она решительно стала позволять себе недопустимое!» – подумала я про свою подругу. Ни фамилии толком спросить не может у посетителя, не говоря уже об имени-отчестве.

– Проси, – лаконично сказала я, поняв, что спокойно попить кофе сегодня не дадут, по крайней мере в ближайшее время.

Маринка тут же исчезла, а вместо нее на пороге кабинета появилась высокая дородная женщина лет тридцати пяти, с огненно-рыжими волосами.

Одета она была очень претенциозно, но при этом безвкусно. На ней было яркое пальто малинового цвета, пестрый шарф обвивал ее не слишком изящную шею. На голове красовалась шляпа тигровой расцветки. Поля шляпы были несколько великоваты, к тому же загибались вверх. На ногах у дамы были замшевые ботинки черного цвета с очень острыми носами. Пальто было распахнуто, поэтому я сразу же смогла лицезреть чересчур облегающий ее крепковатую фигуру брючный костюм бирюзового цвета.

Вся одежда была, безусловно, дорогая, но не могла ни в коей мере претендовать на изысканность. Стиль дамочка абсолютно не выдерживала. Возникало ощущение, что на ней надеты вещи, снятые с разных людей.

Макияж ее был чересчур ярким и в официальной обстановке выглядел просто нелепо. Чувствовалось, что дама вылезла, что называется, из грязи в князи и отчаянно пыталась создать имидж солидной женщины.

– Здравствуйте, – произнесла она низким хрипловатым голосом. – Меня зовут Людмила Николаевна Обухова, я владелица мини-маркета «Людмила». Наверняка вы слышали о нем, это единственный мини-маркет в городе, который торгует игрушками из Австралии.

Я кивнула, хотя ни разу не пользовалась услугами данного мини-маркета, а к игрушкам вообще не испытывала особого пристрастия.

– Присаживайтесь, – суховато сказала я, указав даме на кресло, в котором минуту назад сидел Кряжимский. – Я главный редактор газеты Бойкова Ольга Юрьевна.

Дама опустилась в кресло.

– Это с вами я разговаривала по телефону? – спросила она.

– Нет, – призналась я и равнодушно добавила: – Это был наш секретарь.

Дама скептически поджала губы, потом оценивающе осмотрела меня с ног до головы, попросила разрешения закурить и, после того как ей это было любезно позволено, достала пачку «Мальборо». Сделав первую затяжку, она приступила к изложению своего дела, ради которого и появилась в нашей редакции.

– Понимаете, – доверительно начала она, стряхивая пепел, – бизнесменам сейчас очень тяжело приходится. Оч-чень! – выразительно подчеркнула она. – Это только кажется, что деньги легко достаются. На самом деле сплошная нервотрепка с утра до вечера. Практически никакого отдыха, вы не поверите, Ольга Юрьевна, я третий год работаю без отпуска. Высохла вся… На себя времени совсем не остается. А денег на самом деле не так и много получаю за все это.

Она посмотрела на меня в ожидании сочувствия. Я же, окинув взглядом ее фигуру, весьма скептически подняла брови. Если это называется «высохла», то можно себе представить, что она думает по поводу моей худощавой фигуры. Но, чтобы не разрушить раньше времени доверительность дамы – она могла оказаться полезной клиенткой, – я выжала из себя сочувственный вздох.

Обухова с готовностью вздохнула мне в ответ. Мы некоторое время помолчали, потом я посмотрела ей в глаза, давая понять тем самым, что пора переходить к конкретике.

– Так вот, собственно, о чем идет речь… – встрепенулась посетительница. – Очень сильно в последнее время стали зажимать нашего брата. Можно сказать, чморят. Иного слова и не подберешь… – добавила она. – Со всех сторон сплошные наезды, – она придвинулась ко мне ближе. – Посудите сами: санэпидстанция, налоговая полиция, налоговая инспекция, пожарная охрана, народный контроль и еще бог знает кто! Я уж не говорю, что приходится отстегивать… – она помолчала, прищурив глаза, – ну, сами знаете кому.

– Ну, это у нас обычная практика, – согласилась я. – И что же вы от нас хотите?

– Как что? – дама сделала круглые глаза, оскорбившись в лучших чувствах. – Защитить нас, честных бизнесменов! Не безвозмездно, конечно…

Обухова сделала характерное движение пальцами, как бы пересчитывая купюры. И, придвинувшись ко мне еще ближе, выдохнула весьма круглую сумму. Признаться, мне она показалась весьма привлекательной.

– Одним словом, я прошу вас опубликовать статью в нашу защиту. А то что это получается: в прошлом месяце три поверки, за нынешние полмесяца аж целых четыре! Постоянные придирки, поборы, совершенно внаглую вымогают деньги и товары! То им три ящика шампанского, то игрушки – у них, видите ли, дети… Слава богу, у меня их нет. А за что, собственно, платить-то? Я, знаете ли, чту наши законы.

Я задумалась.

– Вы можете проехать вместе со мной в магазин и убедиться в том, что никаких особых нарушений у нас нет, – горячо продолжала уверять меня в своей кристальной честности Обухова.

Я сомневалась в том, стоит ли портить отношения со столь уважаемыми структурами, которые перечислила Людмила Николаевна. К тому же не была уверена, возымеет ли на них статья в нашей газете должное действие.

Но, с другой стороны, обещанная сумма в качестве вознаграждения толкала меня на некоторый риск.

– Хорошо, поедемте, – я решила сама взять на себя роль корреспондента.

На лице Людмилы Николаевны отразилось облегчение. Она тут же поднялась, улыбнулась и загасила сигарету в пепельнице. Затем она решительным шагом направилась к выходу.

– Оля, ты уходишь? – окликнула меня бесцеремонная Маринка, прерывая свой монолог о несчастной любви, направленный в адрес фотографа Виктора.

– Да, у меня дела, – сухо ответила я. – Вернусь часа через два.

Мы с Обуховой вышли из редакции, и она приглашающим жестом указала мне на черный «Ниссан». Я еще раз про себя отметила «низкий» уровень жизни наших бизнесменов. За рулем «Ниссана» читал журнал молодой парень-шофер с круглой физиономией.

Обухова опустилась на переднее сиденье рядом с ним и коротко бросила:

– В магазин!

* * *

Мини-маркет «Людмила» находился почти в самом центре города, на улице Рахова, на первом этаже кирпичной двухподъездной девятиэтажки. Его яркие вывески привлекали внимание еще издали, так и зазывая покупателей.

Возле входа в мини-маркет стояло несколько иномарок, причем одна из них практически перегородила вход. Шофер припарковал машину немного поодаль и остался лениво почитывать свой журнал.

Мы с Обуховой прошли к входу в магазин, но на пороге нам властно преградил дорогу высокий человек в черном плаще.

– Извините, закрыто, – безапелляционным тоном заявил он.

– В чем дело? – нахмурила брови Людмила Николаевна.

– Проверка идет, – односложно пояснил человек в черном плаще. – Приходите попозже.

– Вообще-то это мой магазин, – расставила точки над «i» Обухова.

– В таком случае пройдемте, – все тем же властным официальным тоном сказал «черный плащ». – А вы подождите, девушка, – небрежно бросил он мне.

Я вынула из сумочки свое служебное удостоверение, где было написано, что Ольга Юрьевна Бойкова является главным редактором газеты «Свидетель».

«Черный плащ» нахмурился, но посторонился, тем самым давая мне понять, что дорога свободна.

– Вы бы тоже представились, – попросила его я.

– Пожалуйста, – буркнул он, вынул из кармана удостоверение и в раскрытом виде сунул мне его под нос. Как следовало из книжечки, передо мной стоял капитан Морозов, сотрудник РУБОПа.

Я несколько насторожилась, прочитав эту аббревиатуру. Обычно эти сотрудники появляются, когда речь идет не просто о каких-то нарушениях в налоговой сфере. Значит, дело может быть и более серьезным, чем представила мне Обухова.

Я посмотрела на хозяйку мини-маркета. Ее лицо вытянулось, и даже под толстым слоем макияжа было заметно, что она побледнела.

«Чувствует ли она свою вину или нет?» – пронеслось у меня в голове. До этого момента мне казалось, что Обухова была искренна со мной.

– Что случилось? – разлепила она губы, когда мы в сопровождении капитана Морозова прошли в торговый зал.

А там вовсю царило то, что на языке рубоповцев и криминальных элементов именуется коротким словом «шмон». Молоденькие продавщицы в форменной одежде испуганно жались в углу. Лица их выражали крайнюю озабоченность. Они о чем-то напряженно перешептывались, периодически бросая косые взгляды на оперативников.

Те же, в свою очередь, невозмутимо шарили по полкам, методично вскрывая коробку за коробкой. Увидев Обухову, девчонки как-то облегченно выдохнули.

– Слава богу! – пронесся шепот с их стороны.

– Что это за безобразие! – тем временем гневно вопросила Людмила Николаевна. – Вы в своем уме? Прекратите немедленно!

В ответ на это из толпы оперативников выделился невысокий коренастый краснолицый мужчина лет сорока. Он подошел к нам и картавым голосом произнес:

– Гражданка Обухова! Попрошу соблюдать тишину и порядок. Работает оперативная группа, мы получили сообщение, что на территории вашего мини-маркета хранится крупная партия наркотических веществ.

– Что-о-о?!

– А вы, собственно, кто? – поинтересовалась я у картавого.

– Майор Степанчиков, – важно представился он, насупив белесые брови, постаравшись придать своему и без того суровому лицу еще более мужественное выражение.

Я удивилась, как это Обухова не хлопнулась при упоминании о наркотиках в обморок. Ее лицо выражало крайнюю степень недоумения. Затем на нем промелькнул испуг. Впрочем, она быстро взяла себя в руки и уверенно заявила, пожав плечами:

– Что ж, ищите… Только предупреждаю, что вы напрасно потратите время.

Затем она, преисполненная чувства собственного достоинства, хотела было пройти в свой кабинет, но ее и туда не пустили. Тогда она, окончательно оскорбленная, прошла в угол торгового зала и демонстративно села на ящик с консервами. Она заложила ногу на ногу и, закурив сигарету, нервно стряхнула пепел прямо на пол.

– Идиотизм какой-то, – пробормотала она.

Я подошла и устроилась рядом с ней. Обухова чуть подвинулась. Оперативники тем временем продолжали свою работу. Покончив с осмотром торгового зала, они решили переместиться в кабинет директора. Обухова уже выкурила сигарету и нервно двинулась вслед за ними.

– Что вы делаете? – резко спросила она. – Это мой личный кабинет!

– Мы должны осмотреть все помещение, – категоричным тоном заявил Степанчиков и, шурша полами своего коричневого кашемирового пальто, энергично промаршировал по коридору. – Так что попрошу открыть кабинет.

Обухова хотела было возмутиться, но то ли суровый вид Степанчикова подействовал на нее, то ли ей захотелось побыстрее отвязаться от рубоповцев, но она беспрекословно достала из сумочки ключ и открыла дверь кабинета.

Степанчиков в сопровождении двух оперативников вошел в кабинет. Это было маленькое помещение площадью с небольшую комнату в какой-нибудь квартире-хрущевке. Майор обвел глазами шкаф и стол. Шумно выдохнув воздух, словно решаясь на что-то важное, он мрачно кивнул оперативникам:

– Приступайте.

Оперативники с отсутствующими лицами принялись методично обшаривать ящики стола и полки шкафа, бесцеремонно сбрасывая на пол все то, что, по их мнению, им мешало в проведении осмотра.

Наконец один из них подал голос:

– Михаил Анатольевич, здесь какой-то пакет…

Он засунул руку в дальний угол шкафа.

– Где? – сразу же насторожился Степанчиков, и брови его грозно сдвинулись.

– Вот, – оперативник протянул ему маленький целлофановый пакет, в котором просвечивал какой-то белый порошок.

Степанчиков взял пакет, повертел его в руках, еще раз выдохнул, бросил в сторону Обуховой укоряющий взгляд своих карих глаз, потом взял ножницы и аккуратно разрезал пакет.

Понюхав его содержимое, он поморщился и протянул:

– М-да-а…

Подняв глаза на Обухову, он коротко спросил:

– Ну?

– Что ну-то? – тут же нервно отреагировала владелица мини-маркета. – Что ну-то?

– А говорили, что мы зря потратим время, – ехидным тоном напомнил злопамятный Степанчиков.

– И что? – не унималась Обухова.

– Ничего… Протокол будем составлять… Морозов! – каркнул он. – У тебя бланки с собой?

– Да, Михаил Анатольевич.

– Приступай!

И Степанчиков, пропустив Морозова к столу, смахнул с него воображаемую пыль и, скрестив руки на груди, отошел к стене.

– Что в пакете-то? – равнодушно спросил Морозов.

– Похоже, что героин, – мрачно констатировал Степанчиков.

– Что-что? – заголосила Обухова, переходя на сверхзвуковую частоту.

– Героин, героин… По крайней мере, по запаху… – Степанчиков еще раз стрельнул в Обухову своими глазами.

Взгляд его явно нельзя было отнести к разряду дружелюбных.

Обухова ошарашенно посмотрела на него, потом на Морозова. Затем взгляд ее перенесся на мою скромную персону и стал совершенно растерянным.

– Ольга, – пролепетала она, хватая меня за рукав. – Это невозможно, это провокация! Меня подставили…

Степанчиков еще раз вздохнул и обратился уже ко мне:

– Вот пресса у нас здесь, независимая… как я понял, – сохраняя ехидный тон, заметил он. – Так что все объективно… Кто вас подставил-то? – уже более грубо спросил он у Обуховой.

Та застыла с раскрытым ртом и лишь ошалело смотрела на всех.

– Вы знаете, сколько раз я это слышал! – повысил голос Степанчиков. – Подставили, подбросили… Дверь в кабинет была закрыта, мы вошли сюда вместе с вами, девушка, – кивнул он в мою сторону, – может подтвердить. Так что не надо… Борзов, пригласи понятых! – кивнул он другому оперативнику, который скучал около двери.

– Где я их найду-то? – удивленно пробасил тот.

– Ой, господи, – поморщился Степанчиков. – Первый раз, что ли? Девчонок пригласи из зала…

– А! – басовито протянул Борзов и почесал затылок. – Всех?

– Двух хватит, – отрезал Степанчиков, и Борзов исчез из поля нашего зрения.

– Да что же это такое! – запричитала Обухова. – Сплошные несчастья на мою голову валятся! Словно кто извести меня вздумал! И ведь чувствовала же, что неладное что-то творится… И надо же было мне из кабинета отлучиться вчера и не запереть его на ключ!

Я взяла Обухову за рукав пальто.

– Успокойтесь, Людмила Николаевна! Вы же не можете сидеть в кабинете безвылазно… К тому же если вас хотели подставить, то могли с таким же успехом подбросить наркотики и к вам домой.

– Дома у меня дверь железная! – продолжала разоряться Обухова.

– Это не преграда, – отрезал Степанчиков, покосившись на бизнесменшу.

Когда протокол был составлен и подписан всеми участниками официальной процедуры, Степанчиков подошел к Обуховой и мрачно резюмировал:

– Вы арестованы! Морозов! Проводи задержанную.

Морозов без всяких эмоций достал из кармана наручники, двинулся к Обуховой и лаконично потребовал:

– Руки!

Та с ужасом переводила взгляд со своих рук на эти незамысловатые железные предметы, казавшиеся ей, видимо, в данный момент орудием пыток.

– Что… вы собираетесь делать? – прошептала она севшим голосом.

– Вам же сказали – руки! Вы арестованы! – раздраженно повторил Степанчиков.

Обухова несколько секунд стояла с видом проглотившей аршин, потом внутри у нее что-то щелкнуло, и она безвольно протянула руки. Морозов деловито защелкнул наручники и показал Обуховой на дверь.

– Вот так, – удовлетворенно констатировал Степанчиков.

И, шумно вздохнув напоследок, он протопал вслед за конвоируемой Обуховой в коридор. Уже на пороге он вдруг обернулся, бросил на меня прищуренный взгляд и объявил:

– Все свободны!

 

Глава 2

Возвращалась я в редакцию со смешанными чувствами. С одной стороны, мне казалось, что Обухова не играла, и я была готова поверить в то, что наркотики ей действительно подбросили… Но с другой стороны – майор Степанчиков был прав: кабинет был заперт, вошли мы туда все вместе… Каким же образом в кабинете оказались наркотики? Если допустить, что их туда подкинули, то встает резонный вопрос: кто и как это сделал?

Маринка встретила меня первой. Она уже, видимо, забыла о трагедии, постигшей ее, потому как находилась в приподнятом состоянии духа. Она бодро шныряла по приемной, напевая под нос песню Филиппа Киркорова «Пташечка моя», видимо, чтобы хоть как-то компенсировать потерю своих любимых компакт-дисков.

– Ну что? – непринужденно спросила она у меня. – Как там бизнесменша?

– Посадили ее, – устало сказала я, бросая сумочку в кресло и плюхаясь туда же.

– Да ты что! – лицо Маринки сразу же посерьезнело.

Подхватив кофейник и быстро наполнив две чашки кофе, она подскочила ко мне и протянула одну из них.

– Рассказывай, рассказывай же! – возбужденно затормошила она меня.

– Ох, да что рассказывать! – попробовала отмахнуться я. – Приехали, там милиция… Обыск провели.

– Она мне сразу не понравилась! – высказалась Маринка. – За что ее взяли-то?

– Наркотики, – односложно выдохнула я и достала сигареты.

– Оп-паньки! – торжествующе хлопнула в ладоши Маринка. – Попалась, пташечка! Вот они, бизнесменши хреновы! А какой овечкой прикидывалась, а, Оля?

Маринка вскочила с кресла и радостно закружилась по приемной. Эта история, вне всякого сомнения, привела ее в восторг, и она устремилась в фотолабораторию к Виктору, желая немедленно поделиться с ним приятными новостями. При этом она совсем забыла, что, когда фотограф работает у себя, дверь открывать нельзя. Вслед за Маринкиным движением раздался какой-то неопределенный звук. Видимо, так Виктор выразил свое удивление и недовольство. Затем, увидев, что явилось причиной, он высказался более конкретно:

– Твою мать-то, блин!

Признаться, я никогда не слышала от нашего молчуна столь длинной фразы. Это, согласитесь, был показатель того, какие страсти кипели внутри Виктора в данный момент!

Маринка была ошарашена не менее моего, потому что застыла на пороге лаборатории с открытым ртом на несколько секунд. Затем изумленно протянула:

– Вик-тор!

После чего круто повернулась, обиженно вздернула нос кверху и гордо удалилась на место курьера Ромки, демонстративно включив компьютерную игрушку. Она осталась там сидеть до конца рабочего дня, усердно шмыгая носом так, чтобы было слышно в лаборатории.

Я прошла к Сергею Ивановичу и поинтересовалась, как идут дела. Выяснилось, что Кряжимский уже закончил работу над заполнением подвала, чем несказанно меня порадовал. Впрочем, другого я от него и не ожидала – педантичный трудоголик, патриарх нашей редакции ответственный секретарь Кряжимский всегда относился к работе более чем ответственно, оправдывая в полной мере свою должность.

– А что у вас, Ольга Юрьевна? – полюбопытствовал он в свою очередь.

Я рассказала все как было и вздохнула.

– Ситуация очень неоднозначная, – помолчав, выдал Сергей Иванович. – Как вы намереваетесь поступить? Писать статью в защиту или нет?

– Нечего помогать всяким аферисткам! – крикнула вездесущая Маринка.

Мы одновременно посмотрели в ее сторону, потом друг на друга. Я пожала плечами.

– Не знаю, Сергей Иванович, – призналась я. – И, честно говоря, не хочу сегодня об этом думать. Ну его, это дело! Оно оставило в моей душе неприятный осадок. Давайте лучше поедем ко мне домой и устроим небольшой праздник. А то и у Маринки сегодня настроение на нуле – заодно и ей поднимем тонус.

– Отлично! – влетела Маринка, схватила меня за плечи и закружила по комнате. – Отлично, Оля, отлично! Ты всегда знаешь, что предложить! Испечем торт… Нет, не будем возиться, лучше купим в супермаркете. Скажем, «Киевский»! Или нет, лучше такой, знаете, в форме… – Она остановилась, перебирая пальцами.

– В форме змеи, – подсказала я.

– Что? Какой змеи? – уставилась на меня Маринка, потом, поняв, что я шучу, махнула на меня рукой. – Да нет же, вечно ты выдумываешь! В форме сердечка! Это будет выглядеть очень романтично, правда?

– Правда, – согласилась я.

– И мороженого купим! Сразу две большие коробки! Апельсинового и шоколадного! – загорелись глаза у Маринки.

– Чудесно, только вот кто все это проспонсирует? – скептически спросила я, догадываясь, что у Маринки сейчас нет ни гроша, так как все средства наверняка ушли на ее хмыря.

– А Виктор на что? – резонно заметила Маринка и хмыкнула. – Для мебели, что ли?

В общем, к шести часам мы все вышли из редакции и собрались ехать ко мне домой. Виктор, выслушав Маринкины щебетания по поводу того, что ей хотелось бы отведать, молча перевел взгляд на меня.

– Купи четыре пирожных «Волга», – сказала я ему, и Виктор, кивнув, направился к дверям «Кулинарии». Маринка хотела было что-то возразить, но потом вдруг передумала и стала задумчиво выковыривать носком ботинка бутылочную крышку из-под колеса машины.

Вскоре Виктор вернулся, неся в руках пакет. Мы сели в мою «Ладу» и отправились ко мне домой.

По прибытии квартира моя наполнилась, как это всегда бывает в подобных случаях, шумом, смехом и суетой. Больше всех суеты вносила, конечно же, Маринка, но у меня даже не было сил сердиться на нее.

– Нет, вы только представьте! – разглагольствовала Маринка, слизывая с пальцев белый крем. – Приходит, понимаете, этакая дамочка и начинает рассказывать сказки о том, какая она честная! А сама наркотики держит у себя прямо в кабинете!

– В сущности, ее и в самом деле могли подставить, – рассудительно произнес Сергей Иванович, помешивая ложечкой сахар в чашке.

– Каким образом? – надо признаться, этот вопрос мучил меня больше всего.

– Ну, например, это мог сделать кто-то из работников магазина. Или работниц. Нельзя исключать и недоброжелателей из той же налоговой полиции, которые в свое последнее посещение могли подкинуть пакет.

Я посмотрела на Виктора. Он в качестве согласия с этими предположениями кивнул головой.

– Да что вы говорите! – пренебрежительно махнула рукой Маринка. – Защищаете неизвестно кого! Вернее, совершенно известно…

Она хотела было уже сказать кого именно, но тут раздался звонок в дверь. Я поднялась и пошла открывать. На всякий случай Виктор, привыкший к разного рода неожиданностям, двинулся вслед за мной.

Открыв дверь, я к своему удивлению обнаружила стоявшую на пороге Людмилу Николаевну Обухову. Вид у нее был крайне суровый и деловой.

– Ольга Юрьевна, извините, что я к вам домой, вот так неожиданно… Просто времени крайне мало, – поджав губы, сказала она.

При этом она подозрительно покосилась на Виктора, который монументально красовался сзади меня. Я же в свою очередь весьма скептически восприняла ее явление в мою квартиру, что, видимо, явственно отразилось на моем лице.

– Вы не волнуйтесь, – сразу же поспешила развеять мои опасения Обухова. – Меня отпустили под залог. Да я уверена, что в самом ближайшем времени все разрулится как нельзя лучше. Это же на самом деле не мои наркотики – вы же понимаете. Я сама ни разу не пробовала эту гадость и никому не советую… Да это просто смешно – обвинять меня в подобной мерзости! Мне их подкинули – это совершенно ясно. Только надо выяснить, кто это сделал. И я это в конечном итоге выясню!

Глаза Обуховой горели, щеки ее раскраснелись, а пышная грудь вздымалась при каждом вздохе.

Я, нахмурив брови, напряженно раздумывала. Наконец, внутренне решившись, я сказала:

– Ну что ж, проходите, поговорим.

Обухова тут же разделась и уже намеревалась пройти в комнату, но я остановила ее.

– Лучше поговорим на кухне, – сказала я. – Виктор, скажи Маринке, чтобы принесла нам пару чашек кофе.

Тот, как всегда, кивнул в знак согласия и исчез в комнате. Обухова прошла на кухню и, расположившись на стуле, закурила.

– Я уверена, что все это неспроста, – сказала она. – Я чувствую, что под меня кто-то копает. Налоговая полиция со своими проверками… Ну не могут они так часто приезжать просто так, без всякой, что называется, подоплеки! И эти наркотики – это уже вообще беспредел!

– У вас есть враги? – прервала я ее эмоциональный монолог.

– Я бы сказала, что есть недоброжелатели. В бизнесе по-другому, к сожалению, нельзя. – Она посмотрела на меня с некоторым оттенком назидательности. – Но я не думаю, чтобы те, кого я имею в виду, действовали бы такими методами. Я ни на кого в последнее время не наезжала… Понимаете, – она доверительно склонилась ко мне, – это уже чересчур.

– Но что вы хотите от меня?

– Того же, о чем я говорила вам сегодня утром, – сделав несколько удивленное лицо, ответила Обухова. – Как можно скорее опубликовать статью в мою защиту. Я клянусь, что наркотики мне подбросили! Клянусь вам!

Она приложила руки к груди, выразительно на меня посмотрела и, видимо, заметив в моих глазах недоверие, истово перекрестилась.

– Я понимаю, что все выглядит несколько неубедительно, – начала оправдываться она, – но… Я заплачу вам в два раза больше, чем обещала утром. Повторяю, что я ни в чем не виновата! Это чья-то грязная игра!

– Подобные вещи случались в вашем бизнесе прежде?

– Нет, никогда! – горячо ответила Обухова. – Правда…

– Что?

– Были наезды со стороны неких «братков», но там все понятно, как на ладони… Приехали, изложили свои требования, я поторговалась, и пришли, что называется, к консенсусу. А тут… Нет, так нормальные люди не поступают, – она покачала головой.

– Кого вы называете нормальными людьми?

– Тех, кому нужны деньги, разумеется, – Обухова посмотрела на меня как на идиотку. – В этом же случае вообще непонятно, что нужно этим людям! Непонятно, чего они добиваются…

– Подождите, может быть, еще рано… Требования могут быть выдвинуты… С самой неожиданной стороны.

– А я не хочу ждать! – капризно заявила Обухова. – Не хочу! Поэтому я и пришла к вам. Мне это все надоело, надо покончить с этим раз и навсегда!

– А вы уверены, что статья возымеет то действие, на которое вы рассчитываете? – осторожно спросила я.

– Во всяком случае, я очень на это надеюсь, – так же вкрадчиво ответила Обухова. – Больше обратиться мне не к кому. Не могу же я прийти в милицию с просьбой о помощи! Милиция меня сама сегодня поставила в весьма, извините за выражение, неприглядную позу.

Я согласно кивнула, пытаясь зрительно себе представить, в какую же именно позу поставила сегодня милиция Обухову. От этих размышлений меня оторвала Маринка, которая зашла в кухню с двумя чашками кофе. Она опустилась на табуретку, хотя никто ей этого не предлагал, подперла руками подбородок и приготовилась принять живейшее участие в нашей беседе.

– Так вот я и говорю, – недружелюбно покосившись на Маринку, продолжала Обухова. – У меня на вас вся надежда. Насколько я знаю, у вас серьезное издание, которому вполне можно доверять.

– Несомненно, – важно кивнула Маринка.

Мне, признаться, тоже польстило это высказывание, но я предпочла для солидности промолчать.

– Я думаю, – заявила Маринка, – статья должна располагаться на первой полосе. Вернее, даже занимать всю первую полосу. И название нужно дать какое-нибудь громкое… «Душат честных бизнесменов»! – вытаращив глаза, ликующе воскликнула моя подруга, преисполненная гордости за собственную находчивость.

Обухову же передернуло от столь грозного названия.

– Мы подумаем, Марина, – поспешно охладила я пыл своей секретарши, явно претендовавшей в своих высказываниях на должность главного редактора. – Сейчас дело не в этом. Я думаю о реальной помощи, которую может принести эта статья.

– А ну-ка выйдем на минутку! – дернула меня Маринка за рукав и потащила в коридор.

Там, прижав меня к стенке, она горячо зашептала мне на ухо:

– Оля, да черт с ней, с реальной помощью! Она же тебе бабки предлагает, ты что, не понимаешь? И какая разница, поможет ей эта статья или нет? Наше дело маленькое – дали статеечку – и все! Дальше уж не наша забота!

Признаться, мысль о деньгах и мне показалась весьма заманчивой. И с каких это пор я стала столь меркантильной?

– Ладно, – вздохнула я, отталкиваясь от стены. – Пойдем, а то неудобно, она сидит там одна.

– Ты дашь статью? – в упор спросила Маринка.

– Дам, дам, – успокоила я ее, возвращаясь в кухню.

Обухова нервно курила, в нетерпении ожидая моего решения.

– Людмила Николаевна, я… – начала я, но договорить мне не дал звонок телефона, раздавшийся из сумочки Обуховой.

– Черт! – пробормотала она, открывая сумочку и доставая мобильник. – Везде достанут. Слушаю, – недовольно бросила она в трубку.

По мере того, как она выслушивала то, что ей говорили, лицо ее становилось все мрачнее и мрачнее. Сама же она вставляла в разговор только нетерпеливое «ну» и удивленное «что». Наконец она отключила связь и устало положила трубку на стол. Потом она посмотрела на меня как-то обреченно, помолчала и тихо сказала:

– Вот видите, а вы не верили…

Я тут же поняла, что у Обуховой возникли какие-то новые проблемы.

– Что случилось? – спросила я.

– Снова наркотики? – влезла любопытная Маринка.

– Моего заместителя избили в собственном подъезде, – голос Обуховой дрогнул.

– Это он вам звонил? – уточнила я.

– Да, это произошло всего двадцать минут назад.

– А в милицию он обращался?

– Господи, какая к чертовой матери милиция! – в сердцах воскликнула Обухова, едва не смахнув рукой свой сотовый телефон со стола. – Мы по горло сыты милицией, неужели вы не понимаете, что все это спланировано! Они все там заодно! Я должна немедленно ехать к нему, – заявила она.

– Я еду с вами, – решительно сказала я, поднимаясь из-за стола.

– Может быть, возьмешь с собой Виктора? – обеспокоенно спросила Маринка. – Раз уж такие дела пошли.

– Да, это было бы кстати, – согласилась я. – Пойди позови его.

И Маринка тут же умчалась.

– Виктор, Виктор! – послышался ее возбужденный голос. – Немедленно иди сюда!

Через полминуты я четко изложила нашему фотографу, бывшему «афганцу», сложившуюся ситуацию. На этот раз он даже не кивнул, а сразу же деловито начал одеваться. По своему обыкновению вслух он так ничего и не произнес.

Собравшись, мы вышли на улицу. Я тут же обратила внимание, что шофера за рулем «Ниссана» нет.

– Я сама вожу машину, – с оттенком гордости проговорила Обухова, доставая из сумочки дистанционный пульт управления.

Двери послушно запищали. Мы расселись, и Обухова решительно нажала на педаль газа.

Через пятнадцать минут мы уже подъезжали к кирпичному пятиэтажному дому. Обухова заперла двери автомобиля, и мы стали подниматься по лестнице на четвертый этаж.

Остановившись перед дверью, Обухова резко нажала на звонок. Открыли нам не сразу. Испуганный женский голос поинтересовался, кто это в столь поздний час тревожит покой семьи.

– Да открой же, черт тебя дери! – послышался откуда-то из глубины квартиры недовольный мужской голос. – Это Людмила приехала.

Дверь тут же открылась.

– Ах это вы, Людмила Николаевна! – пытаясь быть любезной, произнесла появившаяся в дверном проеме белокурая женщина в очках.

Она выглядела блекло и невзрачно. Волосы на ее голове были забраны в какой-то бесформенный пучок, и чувствовалось, что ей совершенно необходимо хоть изредка баловать их шампунем против перхоти. Лицо ее было испуганным и растерянным. Собственно, таким же оно было и у ее мужа.

Он лежал на диване, на табуретке перед ним стояла миска с водой, в которой он периодически смачивал ватный тампон и прикладывал его ко лбу и щекам. На лице его, не лишенном привлекательности, виднелись ссадины и кровоподтеки. Было совершенно очевидно, что мужику совсем недавно «начистили фейс».

– Господи, Валера, что ж происходит на белом свете? – запричитала Обухова, кидаясь к дивану и дотрагиваясь до лица раненого.

Виктор, оглядев лежащего на диване Валеру, понимающе хмыкнул.

– Валера, ты не беспокойся, это Ольга Юрьевна Бойкова из газеты, она нам поможет, – заговорила Обухова, поглаживая Валеру по голове.

Жена его при этом демонстративно вышла из комнаты на кухню, где стала греметь кастрюлями.

– Господи! – простонал Валера. – Говорил же я тебе, старая ты… – он запнулся и смущенно взглянул на нас. – Не надо было выпендриваться и кричать на каждом углу, как у нас все зашибись! Вот и накаркала, дура!

– Да что я-то, да что я-то? – захлопотала Обухова, увеличив количество поглаживаний, но Валера раздраженно стряхнул ее руку и, вскочив с дивана, заходил по комнате взад-вперед.

– Ай, ладно! – махнул он рукой. – Что теперь говорить! Надо думать, как выбираться из этого дерьма. Может быть, уехать из города?

– Я думаю, можно свалить на Гавайи! – горя глазами, предложила Обухова. – Вместе, разумеется.

– Глупее ты ничего не могла придумать, – презрительно отмахнулся Валерий.

Из кухни тут же высунулась жена, подозрительно поблескивая стеклами очков. Некоторое время они с Обуховой с заметной ненавистью буравили друг друга глазами, наконец, жена, не выдержав, снова удалилась на кухню.

– Так что делать-то будем? – спросила Обухова, неизвестно к кому обращаясь.

– Надеюсь, что сухари сушить еще рано, – не совсем веря в то, что он сказал, проговорил Валера. – Скажи еще спасибо, что магазин не взорвали, – совсем уж пессимистично закончил он фразу.

Обухова испуганно перекрестилась. Однако фраза Валерия отчасти оказалась пророческой. Спустя несколько секунд вдруг отчаянно задрожали оконные стекла. Мне показалось, что началась гроза, только гром прогремел не сверху, а снизу.

Простояв с полминуты в оцепенении, мы все, не сговариваясь, разом бросились к окну и прилипли к стеклу.

У подъезда ярким заревом полыхал обуховский «Ниссан».

– Боже мо-о-ой! – завыла она, поняв, что ничего уже не исправишь. – За что? За что?

Тут же послышался лай собак и топот ног сбегающихся к подъезду зевак. Я еще подумала, насколько любопытство сильнее благоразумия – ведь не исключено, что через минуту может раздаться новый взрыв.

Обухова вдруг начала сползать по стене. Обессиленно опустившись на пол, она закрыла лицо руками и вдруг затряслась в рыданиях. Слишком много всего свалилось на нее в последнее время, и нервы ее не выдержали.

Из кухни прибежала жена Валерия. Выглянув в окно и поняв, что произошло, она поджала губы в саркастической усмешке. Похоже было, что гибель обуховского «Ниссана» ее не очень расстроила, а скорее даже наоборот.

– Люда, Люда, успокойся! – кричал Валерий, тряся Обухову. – Помогите же кто-нибудь! – он растерянно повернулся к нам. – Кто-нибудь знает, что делать в подобных случаях?

У Обуховой начиналась истерика. Первым среагировал, конечно, Виктор. Он молча подошел к Людмиле Николаевне, приподнял ее голову за подбородок и коротким движением сильно и хлестко ударил по щеке. Обухова сразу захлебнулась последним всхлипом и умолкла.

– Ну вот, – успокоенно сказал Валерий и легонько похлопал Людмилу Николаевну по щеке.

– Идемте вниз! – вдруг резко сказала она, приходя в себя, и стремительно направилась к выходу.

Мы чуть ли не бегом поспешили за ней. На улице уже толпился народ, осматривая то, что осталось от машины. Из толпы слышались реплики, свидетельствовавшие об искреннем и неподдельном возмущении людей.

– Вы только гляньте, что делается! – прижимала руки к груди какая-то пенсионерка.

– И не говори! – качая головой, поддерживала ее другая. – Скоро на улицу будет страшно выходить!

Виктор невозмутимо протолкался сквозь толпу, достал фотоаппарат, который был у него всегда при себе, навел объектив на тлеющий остов автомобиля и сделал несколько снимков, крупным планом сняв номер «Ниссана».

Я же, тоже вспомнив о своей профессии, занялась расспросами свидетелей с тем, чтобы опубликовать в статье их наблюдения. Но увы, ничего особо ценного мне узнать не удалось. Почти все говорили одно и то же: услышали взрыв, вышли на улицу. Поэтому после пятого свидетеля я прекратила это бестолковое занятие. Тем более что в этот момент во двор въехал милицейский «уазик».

Я посчитала, что на сегодня мне общения с правоохранительными органами хватит, и уже решила поскорее свалить с места проишествия, но Обухова словно клещами вцепилась в меня.

– Не оставляйте меня сейчас, Ольга, пожалуйста, – заговорила она. – Я еще не пришла в себя, вот-вот в обморок упаду. А больше мне здесь не на кого положиться.

Я посмотрела на Виктора. Тот лишь пожал плечами, оставив принятие решения на мое усмотрение.

Я даже не знаю, как поступила бы, но тут из «уазика» вылез майор милиции Здоренко, с которым судьба уже не раз сводила меня. Он как всегда был хмур. Увидев меня среди толпы, он, похоже, уже и не удивился моему присутствию, так как привык частенько встречать меня в «горячих точках». Поэтому он только хмыкнул, сразу же подошел именно ко мне и пристально посмотрел в глаза.

– Ну и что на сей раз, папарацца ты моя? – язвительно спросил он.

– Вот, – кивнула я на догорающий автомобиль. – Машину взорвали.

– Твою, что ли? – со скрытой надеждой, как мне показалось, спросил он.

– Нет, – ответила я.

– А чью же тогда? – удивился Здоренко.

– Да вот, – кивнула я на Обухову, – чморят честных бизнесменов, – усмехнулась я, вспомнив употребленное ею выражение. – То наркотики подбросят, то в подъезде изобьют, теперь вот машину взорвали. И все в один день, между прочим. Вы бы разобрались, майор!

– Разберемся! – зыркнул глазами Здоренко и нахмурился еще больше.

Весь следующий час милиция занималась различного рода формальностями: опросом потерпевших и свидетелей и составлением протоколов. Мы с Виктором, как могли, успокоили Обухову и ее заместителя Валеру, и ретировались домой. Мы договорились о том, что завтра Обухова с утра придет в нашу редакцию и мы согласуем текст заказной статьи.

 

Глава 3

Когда мы с Виктором вернулись ко мне домой, там была только одна Маринка. Сергей Иванович, видимо, утомившись ее обществом, отбыл домой.

Подруга моя пребывала в какой-то задумчивости. Она стояла у окна и с легкой грустью вглядывалась в беспросветную темноту ночи, словно пытаясь найти там ответы на свои многочисленные вопросы.

Суть ее вопросов мне была хорошо известна, так как они отличались завидным постоянством и сводилось к одному – где найти свое личное счастье. Однако меня в тот момент больше волновало, где найти ответы на свои вопросы, которые представлялись мне гораздо более важными.

В частности, меня в первую очередь интересовало, кто же это так занялся бедной бизнесменшей Обуховой? На придирки с целью получения денег со стороны налоговой полиции это было уже не похоже. Дело выглядело куда серьезнее.

– Что это вы такие грустные? – спросила Маринка, поворачиваясь к нам от окна и томно вздыхая.

– А ты что грустишь? – задала я встречный вопрос.

– Ну, я другое дело, – как-то даже удивленно ответила Маринка, пожимая плечами. – Я натура утонченная.

По поводу этого у меня были большие сомнения, что я и выразила недоуменным поднятием бровей. А Виктор хмыкнул и включил телевизор.

– Ну так что у вас там произошло? – очнулась Маринка от своих возвышенных мыслей.

– Машину взорвали, – просто сказала я.

– Да ты чо-о-о-о-о? – вытаращила в ужасе глаза Маринка. – Ты знаешь, Оля, я ведь с самого начала предчувствовала недоброе! Прямо места себе не находила, пока вы там разбирались!

И тут я увидела, что Маринка, видимо, от волнения, съела мое пирожное, которое я оставила. Я нахмурилась и зло посмотрела на подругу. Я уже было хотела возмутиться, но потом устало махнула рукой. Хотя, согласитесь, это было просто хамством с ее стороны.

– Это кого же взорвали-то, торговку, да? – продолжала трещать Маринка, а Виктор в ответ прибавил громкость на телевизоре.

– Нет, всего лишь ее машину, – ответила я.

– Ты посмотри, что делается! – Маринка забегала по комнате. – Нет, ты посмотри, что делается-то!

Потом на середине комнаты она вдруг остановилась и повернулась ко мне.

– Нет, ну вот как тут покупать машину? – развела она руками.

– Ты собралась покупать машину? – Виктор был настолько поражен этой новостью, что произнес целое предложение, что было ему, мягко говоря, несвойственно.

– А почему, собственно, тебя это удивляет? – ледяным голосом спросила Маринка. – Я что, по-твоему, недостойна иметь автомобиль?

– А откуда у тебя деньги, Мариночка? – неназойливо напомнила я Маринке о прозе жизни.

– А Виктор на что? – удивилась Маринка, чем привела самого Виктора в состояние какого-то шокового восторга.

Наш флегматик явно оживился, но отнюдь не потому, что сильно возрадовался такой перспективе. Он выразил это хмыканьем и больше чем обычным поднятием бровей. А потом он изрек еще одно предложение из четырех слов, и я поняла, что в этот вечер Маринке удалось его достать.

– Мы еще обсудим это, – отчеканил он.

И уткнулся в телевизор. А я, вздохнув, принялась рассказывать любопытной Маринке, как все было.

– Так вот, – закуривая сигарету, завершила я свой рассказ. – Теперь я не могу понять, кому все это нужно.

– А что, если она мафии не платит? – предположила Маринка.

– В таком случае она не кинулась бы к журналистам, – возразила я. – Неужели ты думаешь, что бандиты, прочитав нашу статью, настолько бы умилились и прониклись, что перестали бы требовать дань?

Маринка, по-видимому, об этом не подумала, поэтому замолчала, но только на несколько секунд. Потом она выдвинула другую версию:

– А если это ее бывший любовник?

Виктор встал и поспешно вышел из комнаты.

– А зачем ему это надо?

– Ну, Оля! – как-то даже укоризненно произнесла Маринка. – Я всегда говорила, что ты ничего не понимаешь в отношениях с мужчинами! Ну, по крайней мере, понимаешь куда меньше, чем я, – поспешила она смягчить тон, видя мое крайне насмешливое выражение лица.

– И именно поэтому выходишь на работу из отпуска раньше срока, – съязвила я.

Маринка обиженно поджала губы и отправилась на кухню, куда не так давно сбежал от ее глупой болтовни Виктор. Там она принялась изливать ему душу. Видимо, это ему не понравилось, потому что он вскоре вернулся в гостиную, а за ним тут же пришла Маринка и уселась, нахохлившись, в кресло. Я спокойно посмотрела программу новостей вместе с Виктором, потом зевнула и спровадила их обоих по домам.

Я легла спать, но история с Обуховой не выходила у меня из головы. Я долго ворочалась, строя различные догадки, но единственное, до чего додумалась, так это напечатать статью и посмотреть, что будет дальше.

Я встала, прошла к столу и начала набрасывать основные контуры статьи. Просидев примерно с час, я сочла, что при встрече с Обуховой нужно будет всего лишь уточнить некоторые детали, и статью можно отдавать в печать.

После этого я снова легла и моментально уснула.

На следующее утро, придя в редакцию, я обнаружила в приемной Обухову. Она нервно расхаживала взад-вперед, куря сигарету, и совершенно не слушала, как Маринка увлеченно рассказывает ей историю своей первой любви.

– Ольга Юрьевна! – сразу же бросилась ко мне Людмила Николаевна.

– Что, неужели что-нибудь еще случилось? – испуганно поинтересовалась я.

– Ничего, если не считать того, что мой магазин закрыли.

– На основании чего?

– Несоблюдение санитарных норм, – горько произнесла Обухова.

– В таком случае пройдемте в кабинет и обсудим детали статьи. У меня уже есть кое-какие наметки.

Обухова помялась, подозрительно взглянула на Маринку и покосилась в сторону моего кабинета. Я пригласила ее войти, и когда мы оказались с ней наедине, выложила перед ней черновик статьи.

Она пробежала глазами по тексту и сказала:

– В целом мне нравится. Необходимо усилить некоторые моменты. В частности…

И она принялась перечислять то, что, на ее взгляд, не совсем ярко мною было подано. Кроме того, она сообщила несколько дополнительных фактов, мне доселе неизвестных. Выходило так, что основной удар по ее магазину наносился налоговой полицией, которая откровенно к ней придиралась. Однако со всем этим не очень вязались такие криминальные происшествия предыдущего дня, как взрыв машины и избиение Валерия Кудрина. Безусловно, налоговая полиция так бы действовать не стала.

И я отважилась задать Обуховой вопрос:

– Людмила Николаевна, а какие у вас сложились отношения с так называемой мафией? Ну, с «крышей» то есть…

– Ах, это… – поморщилась она и отмахнулась. – Да там все нормально!

– Точно? – прищурилась я.

– Абсолютно, – заверила она меня. – Посудите сами, зачем мне вам врать? С крышей у меня проблем нет. Я честно плачу человеку, которому можно доверять.

– По-моему, это та категория людей, которым не очень-то можно доверять, – засомневалась я.

– Ошибаетесь! – как-то заносчиво возразила Обухова. – Эти люди, если уж берутся за дело и получают деньги, доводят его до конца. Особенно Тимур. Слышали, наверное…

Это имя я слышала, но, честно признаться, оно мало о чем мне говорило. Ну, бандит и бандит, вроде как даже пользовался уважением в определенных кругах. В отличие от других криминальных группировок, которые в последнее время были прижаты милицией, Тимур продолжал заниматься своим «бизнесом». Стало быть, имел какие-то связи среди влиятельных людей.

– Ну, так, значит, я дорабатываю статью, – подвела я итог обсуждения.

– Да-да.

– Выпуск у нас завтра, так что нам с вами необходимо встретиться сегодня после обеда, чтобы окончательно все обговорить.

– Я буду ждать вас дома, – сказала Обухова и продиктовала свой адрес.

Она с благодарностью пожала мне руку и с чувством сказала:

– Спасибо вам, Оля. Вы одна из немногих, кто поддерживает меня в этот трудный момент. А я уж вас отблагодарю, можете не сомневаться.

Она поднялась и вышла из кабинета. Я встала и задумчиво посмотрела в окно. Я видела, как Людмила Николаевна выходит из здания редакции, как подходит к своей машине… Она уже хотела сесть в нее, как вдруг из стоявшей неподалеку синей «БМВ» вылезли двое бритоголовых парней и двинулись к ней.

Обухова как-то нервно взглянула на них и принялась что-то быстро объяснять, приложив руки к груди. Парни с непробиваемыми физиономиями слушали, синхронно пережевывая жвачку, потом один из них что-то сказал, и Обухова быстро закивала в ответ. Парни повернулись и зашагали к своей «бээмвухе». Несколько мгновений спустя она поспешно сорвалась с места.

Обухова села в машину, задумалась о чем-то и достала сигареты. Некоторое время она сидела и просто курила, а потом решительно завела мотор и умчалась.

Не успела я отойти от окна, как тут же ко мне влетела Маринка с подносом в руках, на котором стояли две чашки кофе. Весь ее вид говорил, что она еле-еле дождалась, когда уйдет Обухова, и нарочно сварила кофе под «разговор по душам».

– Ну что, договорились, что ли? – выпалила она, ставя поднос на стол так резко, что плеснула мне на ногу горячим кофе.

Я не удержалась от вскрика.

– Что случилось? – удивленно спросила она.

– Руки у тебя крюки! – возмущенно воскликнула я, потирая колено. – Вот что!

– Да ладно тебе! – беспечно проговорила она. – Знала бы ты, как меня мама в детстве обварила!

Я от души порадовалась, что мне не довелось испытать все «прелести» Маринкиного детства, и подумала, что тот ожог не прошел для нее бесследно. Видимо, основной очаг поражения приходился на ее голову…

Однако после первых глотков кофе, который как всегда был изумителен, я смягчилась и решила поделиться с подругой новостями.

– Представляешь, у нее магазин закрыли, из-за несоблюдения санитарных норм, – сказала я.

– Да ну! – Маринка отпила глоток кофе и вдруг выдала: – Значит, она просто не умеет руководить!

– Почему это? – удивилась я.

– Как почему? Посмотри, сколько к ней претензий! И со стороны налоговой, и со стороны санитарников. А уж если претензии предъявляет санэпидстанция, значит, она просто неряха!

– Да что же она, сама должна полы, что ли, в магазине мыть! – кинулась я защищать Обухову. – Она все-таки директор!

– Э-э-э, нет, не скажи, Оля! – протянула Маринка. – Оно все из мелочей складывается. Представь, если бы такое было при социализме, ее бы с работы сняли. Даже если бы она работала не простым продавцом, а, скажем, завсекцией и не могла наладить нормальную работу, кто бы ее стал держать?

Мне Маринкины слова, однако, убедительными не показались. Я терпела их ровно столько времени, сколько потребовалось мне для того, чтобы выпить чашку кофе. Мне необходимо было доработать статью и просмотреть общий макет газеты, который был положен мне на стол Кряжимским: все-таки на завтра был назначен выпуск.

Поэтому я быстро возразила Маринке:

– С чего ты взяла, что она вообще работала в торговле? Сейчас многие занялись бизнесом, хотя раньше работали где-нибудь в НИИ научными сотрудниками.

– Это она-то научный сотрудник? – скривила презрительную рожицу Маринка. – Ну ты даешь, Оля! Уж от кого, от кого, а от тебя я не ожидала такой глупости услышать!

– Обухова, конечно, не тянет на научного сотрудника, – спокойно отреагировала я, – но вполне, что к торговле она раньше не имела ни малейшего отношения.

– А мне показалась, что она типичная базарная хабалка! – категорично заявила Маринка.

Я слегка поморщилась от ее слов и, нахмурившись, сказала:

– В конце концов, Марина, кем она была в прошлом, не имеет значения, и нас это абсолютно не должно волновать.

– Да ладно, ладно, – примирительно проговорила Маринка, – нам, в принципе, конечно, плевать, главное, чтобы деньги за статью заплатила. Я как раз еще на машину отложу…

И она мечтательно закатила глазки. Я же подумала, что Маринка, по-видимому, уже отложила на покупку машины рубля три.

– Эх, вот из меня бы заведущая секцией в магазине получилась! – сладко потягиваясь, сказала она по пути к двери. – Я бы такого безобразия точно не потерпела! У меня бы все ходили по струночке! – прокричала она, повернувшись ко мне и потрясая кулаком в сторону двери.

В этот момент в дверь заглянул Виктор, и Маринкин кулак очень удачно вписался ему в нос. Виктор некоторое время ошалело смотрел на нас, а потом исчез.

– Вот так… – неуверенно пробормотала растерявшаяся Маринка, и, утратив сразу весь боевой пыл, подхватила поднос и поспешно ушмыгнула.

Больше она меня до обеда не беспокоила, и я смогла доработать статью. А сразу же после обеда, как и было договорено, поспешила к Обуховой домой.

Въехав во двор, где жила владелица минимаркета, я сразу же насторожилась. Возле одного из подъездов столпились машины: три «шестерки» и один милицейский «уазик». Около них разгуливало несколько парней, в которых по характерным деталям можно было легко определить представителей правоохранительных органов.

Заподозрив неладное, я вышла из машины и прошла к подъезду.

– Вы к кому, девушка? – сразу же перегородил мне дорогу один из оперативников.

– Я к Обуховой Людмиле Николаевне, в двести сорок пятую, – сказала я.

– Туда нельзя, – отрезал он.

– Почему? Мы с ней договаривались о встрече.

– А вы, собственно, кто?

Я вынула свое служебное удостоверение и предъявила его оперативнику. Он нерешительно почесал затылок.

– Леха, – крикнул он одному из своих товарищей. – Поднимись, спроси у Здоренко, можно ли прессу пустить.

– Здоренко? – радостно оживилась я. – Так вы ему передайте, что пришла Ольга Юрьевна Бойкова, он будет рад! – как можно более убедительно добавила я.

– Знакомы, что ли?

– И очень давно, – кокетливо ответила я.

Через пару минут вопрос о моем пребывании на месте происшествия был положительно решен.

Появление Здоренко в квартире Обуховой, как и подчиненных ему оперативников, было обусловлено одним печальным фактом – хозяйка квартиры, владелица мини-маркета «Людмила» была убита ударом ножа прямо в сердце.

Как установили прибывшие врачи, смерть наступила не ранее чем два часа назад. В милиции о случившемся стало известно после звонка неизвестного из телефона-автомата.

– Ну и что вас привело сюда на этот раз, милейшая Ольга Юрьевна? – ехидненько поинтересовался он у меня прямо с порога квартиры.

Я, ошарашенная новостью, долго не могла ничего ответить. Я лишь смотрела на тело Обуховой, лежавшее на полу и прикрытое простыней.

– Опять журналистский интерес? – продолжал выяснять Здоренко. – Оперативно работает у нас пресса, я посмотрю. Два часа назад убийство совершено, никто, кроме нас, об этом не знает, а папарацци уже тут как тут…

– Дело в том, что Людмила Николаевна обратилась ко мне с просьбой опубликовать статью в ее защиту, – собралась наконец я со словами. – Вы, наверное, уже знаете, что вчера в ее служебном кабинете обнаружили наркотики.

– Во дает! – воскликнул Здоренко и хлопнул себя по ноге. – У нее наркотики находят, а она еще жалуется! И вообще – связи с наркомафией видите чем кончаются!

Здоренко указал рукой на труп.

– Между прочим, – спокойно пояснила я, – Людмила Николаевна настаивала на том, что наркотики ей подсунули.

– А где гарантия, – все тем же ехидным тоном продолжил майор Здоренко, – что покойная Людмила Николаевна, попросту говоря, не солгала?

– А вы посудите сами, – невозмутимо объяснила я. – Она знала, что в ее магазине постоянно проводятся проверки различными органами, и обратилась ко мне с просьбой написать статью. И в такой ситуации она будет хранить наркотики в собственном кабинете? Не кажется ли вам, что это абсурд какой-то? Не совсем же она чокнутая!

– Хм, – покачал головой Здоренко, почувствовав, что в моих словах есть рациональное зерно.

– Вы опрашивали свидетелей? – спросила я.

– Ольга Юрьевна, – несколько раздраженно ответил майор. – Не учите меня работать. По-моему, все оперативные действия находятся в моей компетенции. Пока, во всяком случае… Вы бы лучше рассказали, что вам известно об этом деле.

– О каком?

– О том, что в последнее время происходило с, увы, покойной ныне Обуховой.

– Я же вам говорила, что ее магазин подвергался необоснованным проверкам, сотрудники налоговой к ней придирались. А вчерашний эпизод вообще перешел всякие границы. Не мешало бы проверить сотрудников магазина и подумать, кто из них мог подбросить наркотики, – глядя куда-то в сторону, чтобы майор, чего доброго, не подумал, что я его поучаю, проговорила я. – Может быть, тогда прояснятся и мотивы этого преступления… Кроме того, вчера была взорвана ее машина и избит заместитель. Ну, это вы и сами знаете, поскольку мы с вами встречались на месте происшествия.

Здоренко, перестав обращать внимание на то, что я пытаюсь делать его работу, закурил и присел в кресло, задумавшись над моими словами.

– А кто работал над этим делом в магазине? – нахмурившись, спросил он. – Ну, когда наркотики нашли…

– Некто майор Степанчиков, – с готовностью ответила я, вспомнив суровое лицо и каркающий голос.

И тут я услышала этот самый голос из прихожей, который деловито осведомился:

– Кто там, Здоренко, что ли?

Сразу же после этого в комнату стремительно прошествовал, чуть ли не подметая пол своим длинным кашемировым пальто, сам бравый майор Степанчиков в сопровождении своих сотрудников, знакомых мне по вчерашнему эпизоду.

– Привет, майор, – бросил он своему коллеге, пожимая ему руку.

– Салют, майор, – ответил Здоренко.

Степанчиков посмотрел на него слегка прищурившись и перевел взгляд на меня.

– О! – немного удивленно воскликнул он. – Вездесущая независимая пресса…

– Добрый день, – улыбчиво поздоровалась я.

– А мы как раз о тебе говорили, – поведал Здоренко. – Ты, что ли, наркоту у нее обнаружил? – он кивнул на труп Обуховой, который уже готовились уносить.

– Я! – гордо подтвердил Степанчиков, шумно втягивая ноздрями воздух. – И надо же, как все обернулось…

– Ну и что там по этому делу? Проверяли, не подбросили ли?

Степанчиков покосился на меня.

– Да можешь говорить при ней! – махнул рукой Здоренко.

– Ты ее давно знаешь? – удивился Степанчиков.

– Да, доверять можно.

Я не поверила своим ушам. Услышать такой комплимент от самого Здоренко было наивысшей похвалой.

– Да кто подкинет! – рубанул рукой воздух Степанчиков. – Девки, что ли, молодые, которые работают у нее там?

– Но послушай, – теперь уже Здоренко покосился на меня и немного покраснел. – Ведь она знала, что у нее постоянные проверки. Что же она, совсем дура, что ли? Я сразу понял, что тут что-то не то, – важно добавил он, стараясь не смотреть в мою сторону. – Вы вообще откуда получили сигнал о наркоте?

– Да позвонили нам с налоговой, – с неохотой пояснил Степанчиков. – Сказали, что информация есть по «Людмиле». Это, сказали, не совсем по нашей части, а вы уж разберитесь. Ну мы и поехали. И, как видишь, не зря!

– Все равно нужно было девок этих проверить, – назидательно проговорил Здоренко. – Кроме того, там же не одни девки работают! Охранники всякие есть, заместители…

Услышав про заместителей, я сразу же вспомнила Валерия Кудрина, зверски избитого недавно в собственном подъезде. А что, если это все Кудрин? – пришла мне в голову мысль. Вдруг он подстроил покушение на себя? Он вполне мог незаметно подложить Обуховой наркотики. Вот только зачем? Может быть, он хотел сместить Обухову с ее места и сам его занять? А может, повздорили из-за денег? Ведь так часто бывает между компаньонами по коммерции.

Мысли завертелись у меня в голове, но в цельную картину пока не выстраивались.

– Ну, ты все, что ли, здесь закончил? – хмуро поинтересовался Степанчиков.

– Вроде бы… Труп осмотрели, увезли. Следов борьбы и взлома нет, – ответил Здоренко.

– Значит, знакомые?

– Выходит. Ты за наркотики ее задержал – что показала?

– Да ничего! – лицо Степанчикова стало кислым. – Талдычила, что не виновата, что подкинули. Я и сам стал даже сомневаться…

– Ладно, разберемся. Мы поехали… Если хотите, поработайте еще здесь.

Степанчиков ничего не ответил, а лишь прошелся по комнатам, угрюмо осмотрел обстановку квартиры, поцокал языком, когда увидел большую статуэтку обнаженной женщины, стоявшую в углу.

Только тут я вдруг обратила внимание на обстановку квартиры Обуховой. Я еще раз убедилась, что покойная не отличалась особым вкусом. Здесь наблюдалось смешение всевозможных стилей и направлений. На стенах висело несколько полотен, которые принадлежали, по всей видимости, местным абсурдистам. Наряду с ними нелепо выглядела репродукция Джоконды. Обилие хрусталя, ковров явно еще советского времени соседствовало с супермодной мебелью и бытовой техникой. Картину довершало какое-то корявое дерево в кадке.

Вся комната была буквально загромождена вещами, которые по сути дела были абсолютно лишними и ненужными. Но, возможно, по мнению хозяйки, они являлись признаком достатка и определенного уровня, которому она хотела соответствовать.

Степанчиков со своими подчиненными обошел всю квартиру, как-то лениво все оглядел и скептически выдохнул:

– Нам, кажется, пора. И вам тоже…

Последние слова его были обращены ко мне.

– Квартиру мы опечатываем, – закончил он. – Больше здесь делать нечего.

Когда мы спускались по лестнице, я наконец полностью осознала – Обуховой нет больше в живых. И все нити, которые меня связали с этой женщиной, оборвались. Собственно, они и связали-то меня ненадолго, можно сказать, всего лишь на одни сутки. Но все равно было ощущение какой-то утраты.

Я решила обязательно напечатать статью, хотя за нее «Свидетелю» уже никто ничего не заплатит. И в статье добавить тот факт, что главного действующего лица больше нет в живых. Учитывая, что время неумолимо бежало к вечеру, мне нужно было торопиться в редакцию, внести дополнения в статью – вечером дискеты со сверстанными полосами должны были быть отнесены на фототелеграф, а потом в типографию.

Но тут случилось нечто, что полностью разрушило мои конструктивные планы. Едва мы вышли из подъезда, как я увидела, что во двор въезжает знакомая мне синяя «БМВ» с парнями, которые беседовали с Обуховой под окнами нашей редакции утром.

Неожиданно «БМВ», явно направлявшаяся к подъезду Обуховой, остановилась и дала задний ход. Я поняла, что их смутили милицейские машины.

– Майор! Михаил Анатольевич! – я сразу вспомнила, как именно звали Степанчикова.

– Что такое? – дернулся Степанчиков.

– Там машина! – показала я в сторону отъезжавшей на полных парах «БМВ».

– Ну и что? – в его глазах отразился скепсис.

– Утром те парни разговаривали с Обуховой. Я видела это из окна, они явно приезжали к ней… – я говорила сбивчиво, торопясь и запинаясь, боясь, что майор меня не поймет или не поверит.

Степанчиков, однако, отреагировал быстро:

– Борзов, в машину… Значит, это… Преследуем синюю «БМВ»!

Все, включая меня, быстренько погрузились в «десятку», на которой прибыли на место происшествия оперативники, и погоня началась.

Все время, пока мы ехали, я в нетерпении подергивала ногой. Майор Степанчиков искоса посмотрел на меня и усмехнулся. «БМВ» стремительно уходила от нас. Тут Степанчиков высунулся из окна и закричал в рупор:

– Водитель машины Р779-УЕ, немедленно остановитесь!

«БМВ» проигнорировала реплику Степанчикова и еще сильнее прибавила газу.

Степанчиков продолжал орать, пока вдруг не охрип. Он повернулся к Борзову и просипел:

– Борзов!

– А? – откликнулся тот.

– Давай ты, а то у меня с голосом что-то… Простыл, видать.

И Борзов принялся увещевать преследуемых. Но они упорно продолжали двигаться вперед. Шофер выжимал из «десятки» все, что можно, я же вжалась в сиденье и молилась про себя, чтобы мы вместе с «БМВ» не врезались куда-нибудь ненароком.

Когда и Борзову надоело убеждать парней остановиться, Степанчиков решил проявить инициативу:

– Свяжись по рации с гибэдэдэшниками, пусть остановят – скорее всего, они сейчас свернут направо, там через два квартала пост.

Борзов потянулся к рации. Степанчиков оказался прав: «БМВ» действительно повернула направо и двинулась в сторону детского парка. Я заметила, что лицо майора приняло какое-то успокоенное выражение. Он уже не сомневался, что сейчас к делу подключатся гибэдэдэшники, и все будет закончено.

Однако буквально через минуту ситуация разрешилась совершенно неожиданным образом: на следующем перекрестке отчаянно пытавшаяся уйти от нас «БМВ» врезалась в выворачивавшую из-за угла «восьмерку». Я невольно ахнула.

Степанчиков, также не ожидавший подобного поворота событий, пробормотал ругательство.

– Глуши! – крикнул он водителю и первым выскочил из машины, держа в руках пистолет. Двое его подчиненных, обгоняя его, бежали к месту аварии. Я же осталась в машине, опасаясь, что может завязаться перестрелка, и, осторожно выглядывая из окна, старалась рассмотреть, что там происходит.

– Быстро из машины! Руки на голову! – доносились до меня крики Степанчикова и его подчиненных.

Парни из «БМВ», которые, по всей видимости, в аварии особо не пострадали, послушно выбрались из машины и встали лицом к ней, заложив руки за голову.

Шофер «восьмерки», который находился в машине один, тоже вышел, держась одной рукой за голову. Очевидно, он ударился ею при столкновении.

Оперативники усердно хлопали по бокам двух парней, извлеченных из «БМВ», выбивая из карманов всякую лежавшую там всячину. Степанчиков гоголем ходил вокруг, задрав нос и держа руки в карманах своего так приглянувшегося мне коричневого пальто.

– Так, быстро их в машину, повезем, разбираться будем, – отрезал он и шумно высморкался.

Борзов вместе со своим товарищем грубо затолкали парней в «десятку».

– А как же я? – робко спросил шофер «восьмерки».

– ГИБДД разберется, – бросил Степанчиков, даже не посмотрев в его сторону. – Это не наше дело. Вот девушка с вами останется, – он показал в мою сторону. – В качестве свидетеля пойдет.

– Да вы что! – подала голос я. – Я вас, можно сказать, навела на эту «БМВ», а вы меня здесь кидаете! Как хотите, а я еду с вами.

– Мест нет! – вытаращив свои глаза, прямо мне в лицо проорал Степанчиков.

– Я поймаю машину и поеду за вами.

Степанчиков посмурнел, вздохнул и вдруг рубанул рукой по воздуху:

– А, ладно! Делайте что хотите!

Я тут же остановила проезжавшего мимо «жигуленка». Пожилой водитель вопросительно уставился на меня.

– За той машиной! – сказала я, показав на «десятку», в которую уже важно усаживался Степанчиков, подбирая полы своего пальто.

Водитель подозрительно смотрел на меня.

– Я заплачу нормально, – успокоила я его, и он, подумав чуть-чуть для приличия, махнул рукой.

– Садись…

Собственно, ехать особо долго не пришлось, поскольку совсем скоро мы оказались у здания, где располагался РУБОП. Я поблагодарила водителя, сунула ему двадцатку, чему он был несказанно рад.

Парней выволокли из машины и повели в здание. Майор Степанчиков распорядился, чтобы меня провели в кабинет и напоили кофе. Меня ждало горькое разочарование – кофе «от РУБОПа», в отличие от Маринкиного, к которому я привыкла, оказался ужаснейшим пойлом.

Я из вежливости выпила полчашки, потом взяла лежавшие на столе журналы «Интерпол» и начала методично их пролистывать. В такой скучной обстановке прошло около часа. В это время в соседнем кабинете шел интенсивный допрос двух парней.

Наконец появился Степанчиков.

– Они от Тимура, – коротко объяснил он. – Знаете такого?

– Да. Именно он, кажется, был «крышей» у Обуховой. А что насчет показаний по делу?

Степанчиков скептически посмотрел на меня и шумно вздохнул.

– В убийстве они не признаются, говорят, просто заезжали по делам.

– А чего же они сразу сдернули, как увидели милицейские машины? Значит, было, чего бояться.

– Ну, во-первых, таким, как они, никогда не хочется встречаться с представителями органов, во-вторых, у них в машине нашли пакет с травой, ну, а в-третьих, они у Тимура занимают самое низкое положение – шестерки, короче. Их и в дела-то не посвящают, просто посылают, когда нужно разобраться с кем попроще, с каким-нибудь лохом. Ну вот, они приехали, увидали, что что-то не так, и перепугались. Подумать и сообразить вести себя как ни в чем не бывало у них ума не хватило. Теперь еще и от Тимура по башке получат, – довольно сказал Степанчиков. – Когда выпустят, разумеется. Это дело с травой можно раскрутить.

Я подумала, что Степанчикову, по-видимому, было наплевать, за что посадить этих парней. Скорее всего он придерживался принципа «вор должен сидеть в тюрьме», а за что он его туда упечет – неважно. Как говорится, «был бы человек хороший, а статью подберем».

– А как они объясняют свою беседу с Людмилой под окнами редакции? Что им было нужно? – спросила я.

– Да говорят, что просто по текущим делам приезжали. Ничего особенного. Мы им там… массаж сделали, – Степанчиков хитро посмотрел на меня. – Все равно, собаки, на своем стоят! Не убивали – и все! Да я, честно говоря, и сам думаю, что не они, – сказал он, смущенно уставясь в стол. – На фига бы они потом возвращались? Они же ничего не забыли там.

– А может быть, забыли? – я серьезно посмотрела на него.

Степанчиков задумался и нахмурился.

– Ладно, разберемся, – произнес он дежурную фразу. – Вам спасибо большое, – он протянул мне свою жилистую руку, – сейчас я распоряжусь, вас отвезут. Куда вам, домой или на работу?

– Лучше в редакцию, – попросила я. – У меня еще дел много. Статью нужно дописывать.

– Я, кстати, вот о чем хотел вас попросить, – с напором в голосе сказал Степанчиков. – Вы только в своей статье на меня не ссылайтесь. У нас это не приветствуется. Договорились?

Я в своей практике много раз сталкивалась с подобными просьбами, а некоторые особо нудные типы вообще по несколько раз перечитывали черновики статей и просили переписать по-новому, чтобы смягчить какие-то моменты, в конечном итоге заботясь о том, чтобы не получить по кумполу от вышестоящих лиц. Поэтому я с пониманием отнеслась к просьбе Степанчикова и заверила, что его фамилия «засвечена» не будет.

С этим я и распрощалась с майором, поблагодарив его за отвратительный кофе.

 

Глава 4

Когда я приехала в редакцию на рубоповской машине, там все стояли на ушах. Особенно разорялась, естественно, Маринка.

– Оля, ты нас с ума сведешь! Мы не знали, что и думать! Ведь газету надо уже нести на фототелеграф! – раскудахталась она с порога.

«Ну посмотрите на нашу дурочку!» – захотелось мне сказать ей в ответ.

Однако Маринку тут же поддержал Кряжимский, деловито напомнив:

– Ольга Юрьевна, двадцать один пятнадцать.

– Ничего, Сергей Иванович, мы все успеем, – усталым голосом успокоила я Кряжимского. – Просто возникли непредвиденные обстоятельства. Статью придется переделывать.

– А что случилось? – поинтересовался Кряжимский.

– Людмилу Николаевну убили, – сообщила я.

Тут Маринка ойкнула, Кряжимский поднял брови, а сидевший за компьютером Виктор застыл с каменным лицом.

– Но как же… Как же это случилось? – Маринка даже понизила голос до шепота.

– Я приехала к ней, – стала рассказывать я. – А там уже милиция работает во главе со Здоренко. Потом приехали рубоповцы…

Я быстро рассказала всю историю, описала погоню и то, что было после.

– Таким образом, – заключила я, – в статью немедленно нужно вносить коррективы, и особый акцент сделать на том, что главная участница этих событий к настоящему моменту уже мертва.

Все сразу засуетились, стараясь каждый оказать посильную помощь. Я на ходу диктовала статью, Кряжимский записывал, Маринка постоянно подносила новый кофе. Она, надо отдать ей должное, сразу же осознала, как изменилась ситуация, и приняла серьезный вид: помалкивала, не лезла с глупыми замечаниями, и вообще вела себя тихо.

Через час статья была готова, и мы послали на фототелеграф Виктора.

На следующий день газета благополучно вышла. И после этого еще три дня никаких событий, связанных с этим делом, не происходило.

Но вот однажды вечером, когда Маринка с Виктором были у меня в гостях, мы вдруг вспомнили о деле Обуховой.

– А вот интересно, Оль, наша статья принесла хоть какую-то пользу? – спросила меня Маринка.

– Во всяком случае, я сегодня проезжала мимо мини-маркета и обнаружила, что он работает. Не буду же я теперь следить за всеми бизнесменами! Я со своей стороны сделала все, что могла. Причем совершенно бескорыстно. Так что считаю себя абсолютно свободной от этого дела, и совесть моя чиста. И думаю, на этом можно поставить точку.

Однако, как оказалось, точку было ставить еще очень рано. Только я проводила Маринку с Виктором, как в дверь позвонили. Я подумала, что это Маринка как всегда что-то забыла и вернулась, поэтому даже не посмотрела в глазок.

Каково же было мое удивление, когда на пороге я увидела двух парней в кожаных куртках. Один из них, мордастый и плотный, был серьезен и хмур, второй же, высокий худощавый светловолосый парень, наоборот, улыбался и поглядывал на меня довольно дружелюбно, даже с каким-то любопытством.

– Вам кого? – спросила я, решив, что они ошиблись дверью.

– Бойкова? – односложно спросил мордастый.

– Да.

– Поговорить надо, – сказал он, оттесняя меня и проходя без приглашения в квартиру.

«Вот оно, началось», – подумала я. Почему-то я сразу связала появление этих парней со статьей, посвященной Обуховой.

Вслед за мордастым прошел и второй парень, аккуратно прикрыв за собой дверь. Они уселись в кресла. Мордастый вытянул ноги и закурил сигарету. Выпуская дым колечками, он спросил:

– Ты какого хера воду мутишь?

– В каком смысле? – решила уточнить я.

– В прямом, – рявкнул он. – Зачем ментам капнула насчет машины? Нас этот твой Степанчиков достал уже…

– Так вы от Тимура? – догадалась я. – Тогда хоть представились бы. Меня зовут Ольга Юрьевна.

– А меня Сергей, – первым ответил светловолосый.

– Толяном можешь меня звать, – лениво бросил мордастый. – Только ты нам зубы не заговаривай. Мы по делу пришли.

– Может быть, хотите кофе? – спросила я.

– Чего? – как-то сразу офонарел Толян.

– Кофе мы не пьем, – отрезал тот, кто представился Сергеем. – Нам бы покрепче чего.

– Могу предложить коньяк.

– Давай, – согласился Толян.

Коньяк, надо признать, я была не против выпить и сама, поскольку была взволнована. Когда рюмки с коньяком были наполнены, я предложила тост за знакомство.

– А ты ничего, – сказал Сергей, оглядев меня с ног до головы. – Только вот не в свое дело влезла. Тебе бы любопытства поумерить – цены бы тебе не было.

– Но послушайте, – заговорила я в свое оправдание, – убили человека, который заказал мне статью в собственную защиту. И я в какой-то степени несу за него ответственность. Когда я увидела машину, то подумала, что люди, сидящие в ней, могут иметь прямое отношение к убийству. Потому что не далее как утром того дня я видела их разговаривающими с Людмилой Николаевной.

– Ну и что? – спросил Толян и одарил меня недружественным взглядом. – Мало ли какие базары могут быть между деловыми людьми…

– Ты вот что, – сказал Сергей. – Запомни, что мы к этому делу никакого отношения не имеем. Завтра же езжай к Степанчикову, скажи, что разговаривала с Обуховой перед ее смертью, и та сказала – никаких проблем с Тимуром и его братвой у нее нет. Наоборот, мол, эти ребята обеспечивали ее безопасность.

– Хреново, выходит, обеспечивали, – не удержалась я от ехидного замечания.

Толян вскочил, подошел ко мне и приподнял мою голову за подбородок:

– А это уже не твое дело, лапуля… – почти ласково проговорил он. – Тебе же сказали: любопытство свое поумерь.

– Короче, хватит базарить, – сказал Сергей и улыбнулся. – Ты, я думаю, все поняла. Девочка ты умная, главный редактор все-таки. Так что сознаешь, что мы можем и не так по-дружески приехать.

В его глазах вдруг появился огонек затаенной угрозы. И я поняла, что этот человек только с виду такой милый и улыбчивый. Если же затронуть его интересы, он будет действовать совсем по-другому.

– Да, я все поняла, – с готовностью сказала я. – Завтра я съезжу к Степанчикову, все ему объясню и не стану больше лезть в это дело.

– Вот и умница, – довольно констатировал мордастый Толян и потрепал меня по щеке. – Потопали, – бросил он Сергею.

Тот в дверях обернулся и с улыбкой произнес:

– Спасибо за коньяк. Надеюсь, что новой встречи не будет.

Встреча, хоть и обошлась без особых эксцессов, прошла для меня напряженно. И поэтому, когда они ушли, я сразу же позвонила Виктору.

– Еду, – коротко резюмировал он и повесил трубку.

Я походила туда-сюда по квартире, стараясь унять противную мелкую дрожь в коленках.

Когда раздался звонок в дверь, я внимательно посмотрела в глазок, прежде чем открыть.

– Я, – успокоил меня Виктор.

Я открыла и сразу же, почувствовав себя в безопасности, расслабилась. Все напряжение сегодняшнего вечера вдруг выплеснулось наружу, и я, повиснув в руках Виктора, расплакалась. Он осторожно погладил меня по спине, отвел в гостиную, уложил на диван.

– Рассказывай, – сказал он после того, как сходил на кухню и накапал мне в стакан валерьянки.

Я выпила и поведала произошедшую со мной историю. – Я остаюсь, – коротко сказал он.

* * *

На следующее утро Виктор, приготовил завтрак – свою неизменную яичницу. Мы с удовольствием поели и выпили кофе.

По дороге на работу Виктор спросил:

– Сегодня тоже?

Я кивнула, поняв, что он имеет в виду, стоит ли ему оставаться у меня ночевать.

– Нужно выждать несколько дней на всякий случай. Я пока не собираюсь ничего предпринимать.

– А Степанчиков? – поинтересовался Виктор.

– Я к нему съезжу, – утвердительно сказала я. – Но не для того, о чем говорили эти парни. Я помню, что Степанчиков и сам сомневался в их вине. Так вот, я узнаю, не открылись ли новые обстоятельства в этом деле. Я выясню только это и больше светиться не буду. Хватит. Вчерашний вечер и так дался мне тяжело.

Виктор кивнул, одобрив тем самым мои планы. К Степанчикову я собиралась ехать часам к одиннадцати, после того, как разгребусь с утренними делами.

Утренние дела, однако, так и остались незавершенными, потому что у меня с утра засела Маринка, которой не терпелось узнать подробности вчерашнего инцидента.

– Я тебе еще когда говорила, Оля! – назидательно крутила она пальцем у меня перед носом. – Нечего было с самого начала с этой Обуховой связываться. Вот, теперь и расхлебываем ни за что ни про что! И денег нет!

Я поразилась, насколько Маринка легко меняет свое мнение – кажется, она сначала была за то, чтобы я дала статью, потом против, потом снова за и так без конца. Я в очередной раз убедилась в том, что с логикой у моей подруги изначально не сложилось, и постаралась поскорее свернуть этот абсолютно неконструктивный разговор. Быстренько собравшись, я поехала в РУБОП к Степанчикову. Времени было половина десятого.

К Степанчикову меня долго не пускали, проверяли документы, выслушивали мои объяснения насчет того, что я по очень важному делу, которым занимается Михаил Анатольевич. Потом, наконец, поверили, но попросили подождать.

Я села в коридоре на один из длинного ряда стульев, положила сумочку на колени и стала ждать, когда майор сумеет уделить мне время.

Прошло около двадцати минут. Потом дверь кабинета распахнулась, оттуда вывели закованного в наручники парня, а следом высунулось лицо самого Степанчикова. Сегодня оно было краснее, чем обычно, к тому же волосы майора были взъерошены. Видимо, он очень усердно проводил допрос.

– Проходите, – буркнул он мне. – Что там у вас еще случилось?

Я вошла и присела на очень жесткий и неудобный деревянный стул.

– Кофе хотите? – спросил Степанчиков, вытирая пот со лба.

– Нет, спасибо, – отказалась я, памятуя, какое пойло в ходу у сотрудников РУБОПа. – Я, собственно, пришла узнать, нет ли новостей по делу Обуховой.

– Пока нет, – коротко ответил Степанчиков. – Братву ту мы за наркоту посадим. Но в убийстве они не замешаны. Тут могу дать гарантию – незачем им было ее убивать, и вообще магазин ее подставлять. Ведь они на этом живут.

– Тогда что же?

– Если бы я знал, то давно бы уже принял меры, – Степанчиков начал потихоньку раздражаться.

– Значит, совсем ничего?

– Ну, случилось кое-что… Может, и не имеет отношения к делу, а может быть, наоборот, имеет, – Степанчиков нервно растер руками лицо.

– Что?

– Вчера ночью стекло разбили в магазине «Людмила». Вневедомственная сообщила.

– Ну, это уже совсем какое-то ребячество, – протянула я разочарованно.

– Так я и говорю! – вскочил с места майор. – Хрен ее знает, случайно это или нет.

– А все-таки, – вдруг вспомнила я. – Кто именно из налоговой полиции дал вам тогда информацию о наркотиках в «Людмиле»?

– Я вам этого не скажу, – твердо отрезал Степанчиков. – Мы со своей стороны проверили сотрудников магазина, вроде бы никто особо с этим делом не связан. С другой стороны, и мотивов не было. Все работой довольны, никто подставлять руководство не имел ни малейшего желания.

– А вы разговаривали с Кудриным, заместителем Обуховой?

– Как же, как же… Только вчера. А что?

– Вы не думаете, что он является первой кандидатурой на роль убийцы?

Степанчиков поморщился и задумался.

– Ну, допустим… Но улик-то никаких. У него на время убийства полное алиби.

– Сам мог и не убивать, а нанять кого-то, – возразила я.

– А перед этим нанять их же, чтобы они отмассировали его в подъезде? – недоверчиво продолжил мою мысль майор.

– А что вас смущает? Это вполне возможно.

Степанчиков помолчал, сдвинул брови, раздул ноздри, посмотрел на часы и твердо сказал:

– Все, мне работать пора. Я думал, вы мне что-то сообщить хотите… А вы версии обсуждать пришли.

– Если будет что, я обязательно вам позвоню, – заверила его я.

Я специально не стала говорить Степанчикову про посещение «братков» из группировки Тимура, так как знала, что у майора характер крут. Поэтому догадывалась, что он может предпринять меры, которые потом могут обернуться против меня.

Я попрощалась с бравым рубоповцем и поехала назад, в редакцию. И как всегда, только я вошла в приемную, мне навстречу поднялась обеспокоенная Маринка.

– Ну, что еще? Что еще случилось? – решила опередить ее я. – Ты беременна от Леонардо ди Каприо? Или тебе сделал предложение Антонио Бандерас?

Маринка на секунду опешила, потом вдруг приложила руку к животу, нахмурилась… Некоторое время она постояла так, раскрыв рот, потом вспылила:

– Тьфу ты! Пугаешь меня… Глупостями разными… Никакого понятия о деле. Там вон Кудрин пришел, – показала она в угол, где около свободного компьютера скромно восседал грустный заместитель Обуховой.

Я заметила, что синяки на его лице уже почти прошли, но, несмотря на это, вид он имел весьма удрученный.

– Здравствуйте, Валерий, – сказала я.

Кудрин тут же поднялся мне навстречу.

– Вы хотели со мной о чем-то поговорить? Пойдемте ко мне в кабинет.

Кудрин покорно встал и засеменил вслед за мной. Как только дверь закрылась, он сел в кресло и устало, со вздохом, заговорил:

– Я уже совсем ничего не понимаю в этой жизни.

– Вы о чем?

– У меня такое ощущение, что кто-то хочет свести меня с ума.

– Вы имеете в виду вчерашний инцидент со стеклом в магазине? – сразу же спросила я.

– Если бы только это… Я вижу, вы неплохо осведомлены…

– Да, я поддерживаю связь с органами, – подтвердила я. – Раз уж я влезла в это дело, так считаю своим долгом знать обо всем. А что, еще что-нибудь случилось?

– Да так, – как-то вяло развел он руками в воздухе. – Шины вот вчера прокололи на машине, а сегодня утром выхожу – а в дверях торчит букет алых роз.

– Ну и что?

– Да все было бы ничего, если бы не тот факт, что их головки были обломаны. А сами цветы источали какой-то неприятный, смрадный запах, я даже не понял, какой именно. Едкий такой… – Кудрин снова попробовал помочь себе в разговоре жестами.

– Видимо, из какого-то баллончика полили, – предположила я. – Сейчас такие в изобилии продают.

– Так вот, я и не понимаю – кому и зачем все это надо? Ну, с Людмилой разобрались, конечно, круто… А вот подобные истории я совсем не могу понять – что хотят от меня? Если уж убивать – так сразу. Хотя кому надо меня убивать? Какой в этом смысл? – он поднял на меня глаза, как будто желая получить от меня ответы на свои вопросы. Если бы я их знала… Было видно, что человек явно растерян и не может в полной мере адекватно воспринимать окружающее.

– У вас совершенно нет никаких версий насчет того, кто это все мог сделать? – осторожно спросила я.

– Абсолютно никаких! – Кудрин посмотрел на меня открытым и честным взглядом.

– Конкуренты? Мафия? – продолжала наседать я.

– Да нет! – отмахнулся Кудрин. – Нет! Они так никогда бы не стали действовать.

– А по-моему, взрыв машины и убийство как раз по их части.

– Это да, – согласился Кудрин. – Но все остальное… К тому же, перед тем как убивать, обычно предупреждают и предъявляют конкретные требования. Здесь же просто беспредел какой-то!

– Скажите, Валерий, а в личном плане у вас нет никаких недоброжелателей?

– Ну, если даже и есть, то при чем тут Людмила?

– А если взять, к примеру, вашу жену? – я в упор посмотрела на Кудрина, явно намекая на то, что между ним и Людмилой существовали некие отношения, которые не могли нравиться жене Валерия.

Кудрин смутился и сказал:

– Ну… Э-э… Между нами нет особой сердечной привязанности. Это давно уже в прошлом. Ее интересует только мое материальное положение, а в остальном она махнула на меня рукой.

– То есть делай все что хочешь, что ли?

– Примерно так. Да и к тому же – откуда у нее деньги на взрывчатку, на наем убийц? Ведь у нее тоже алиби, как и у меня, – заметил Кудрин. – Да и не в ее это характере. Уж я-то знаю.

Он еще немного подумал, наморщив лоб, и снова покачал головой:

– Нет, это точно не она. Я уверен.

В разговоре наступила пауза. Я первой нарушила ее:

– Конечно, все это весьма занимательно. Я понимаю, что вы находитесь в недоумении и потом никак не отойдете от смерти Людмилы, но чем я вам могу помочь?

– Да вы знаете, я почему-то подумал о вас в первую очередь… Даже не знаю почему. – Кудрин еще больше растерялся. – Возможно, из-за того, что именно к вам обратилась Людмила. Кстати, она очень хорошо о вас отзывалась. Считала человеком порядочным. Потом вы журналистка, то есть обладаете определенными возможностями. И еще…

Кудрин вдруг задумался. Лицо его стало нахмуренным и сосредоточенным.

– Личные моменты… – вдруг задумчиво пробормотал он себе под нос.

– Что-что? – переспросила я.

Кудрин ничего не ответил. Он вдруг расстегнул ворот рубашки и стал растирать себе грудь.

В этот момент в дверь заглянула Маринка, которая принесла кофе. Видимо, ей хотелось хоть краем уха послушать, о чем мы беседуем с Кудриным. – Валерий, пейте кофе, – предложила я.

Он меня не услышал, и мне пришлось повторить свое предложение.

– А? Что? – вдруг очнулся он.

– Кофе, пожалуйста, – в третий раз сказала я.

– Ах… да-да, спасибо.

Он взял чашку, сделал один глоток, потом резко поставил чашку на место и быстро встал. Походив немного по кабинету, он снова вернулся в кресло. Маринка во все глаза следила за поведением Кудрина. Я знаком показала ей, чтобы она вышла. – Валерий, – тихо сказала я. – Вы подумали о чем-то, что может иметь отношение к этому делу? Вам пришла в голову какая-то догадка?

Мой вопрос поверг Кудрина в некоторое замешательство.

– Нет, – покачал он головой. – Мне ничего не пришло в голову.

Я внимательно посмотрела на него.

– Валерий, если вы действительно хотите, чтобы я вам помогла – хотя я еще не представляю, как, – вы должны быть со мной полностью откровенны…

– Мне нечего вам сказать, – резко ответил он и встал. – Извините, что побеспокоил. Не следовало мне к вам приходить. Вы мне и в самом деле не поможете. До свидания.

– Вы хорошо подумали? – крикнула я ему в спину.

– Да, – он повернулся. – Еще раз извините…

Едва Кудрин ушел, оставив меня в легком замешательстве, как в кабинет вошла Маринка.

– У меня уже горечь во рту от кофе, – сказала я ей, откидываясь на спинку кресла. – Ну не хочешь – не пей, – сразу же согласилась она. – Расскажи мне лучше, зачем он приходил.

– Думаю, он и сам не знает, – ответила я, закуривая сигарету. – Он очень растерян. И мне кажется, что именно сейчас он понял причину смерти Людмилы…

 

Глава 5

На следующий день мне почему-то все время вспоминалось лицо Кудрина. Особенно тот момент, когда, как мне показалось, на него снизошло озарение. Я даже подумала, а не съездить ли самой к нему поговорить? Была какая-то недосказанность после нашего разговора в редакции.

Я решила посоветоваться с Кряжимским, но его не было на месте: он поехал по редакционным делам в местную организацию «Женщины России». Виктор заперся у себя в лаборатории и никого не пускал. Пришлось остановить свой выбор на Маринке. Это, конечно, ничтожная замена Кряжимскому в плане дать совет, но другого выхода у меня не было.

– Марин, – высунувшись из кабинета, позвала я.

– А? – сразу же откликнулась моя секретарша и подружка. – Кофе сделать?

– Да, пожалуй, и себе тоже сделай, я поговорить с тобой хочу.

Маринка, почувствовав собственную ценность и значимость, быстро сварганила кофе и с удовольствием плюхнулась в кресло в моем кабинете.

– В машине тоже мягкие сиденья сделаю, – мечтательно проговорила она.

– Каким образом? – поинтересовалась я.

– Ну, чехлы куплю дорогие.

– Может, ты с них и начнешь? Пока машины нет? – поддела я ее.

Маринка задумалась. Мне сразу же вспомнилась недавняя история, когда Маринка загорелась идеей купить себе компьютер, но не весь сразу, а постепенно. И начать она решила с коврика для мыши. В итоге она приобрела коврик, а на саму мышь уже не хватило средств. А потом идея с покупкой компьютера постепенно угасла, впрочем, как и все Маринкины блестящие идеи, а коврик так и остался. Теперь он служит Маринке подставкой для чашки.

– Так, ладно, скажи лучше, как ты думаешь, ехать мне к Кудрину или нет?

– К Кудрину? – нахмурилась Маринка. – А кто это такой?

– Ну ты даешь, подруга! – даже возмутилась я. – Совсем ничего не помнишь? О чем ты вообще думаешь? О том, как машину купить? Кудрин – это заместитель Обуховой, менеджер по поставкам! Который приходил к нам не далее как вчера. И ты даже с ним любезничала в приемной, – подковырнула я Маринку.

– Я? – оскорбленным тоном воскликнула она. – Да у меня и в мыслях не было! Ха! Подумаешь, Кудрин!

– Так ехать мне к нему или нет? – не выдержала я и пристукнула рукой по столу.

– А зачем? – Маринка пожала плечами и сделала глоток кофе.

– Понимаешь, мне показалось, что он был со мной не до конца откровенным. То есть в начале разговора он был искренен, а вот потом… Он как будто что-то понял, что-то самое главное…

– Ну и что? Тебя по-прежнему интересует это дело? Зачем это тебе, Оля? Ведь он, кажется, не собирается заказывать нам статью и платить за нее. Я не узнаю тебя, Оля!

– Конечно, если бы он пообещал тебе купить чехлы для машины, ты бы не сомневалась в резонности помощи ему! Это я что-то не узнаю тебя, Мариночка!

– Ну хорошо, а почему ты думаешь, что он тебе скажет теперь? Если бы он захотел, то рассказал бы сразу, а раз нет, значит, у него есть причины это скрывать. Я думаю, если ты хочешь узнать эти причины, то нужно действовать по-другому.

– А как по-другому?

– А этого я не знаю! – как-то даже весело ответила Маринка.

– Ну вот, тоже мне, дала совет, – обиделась я.

– Ну извини, – теперь уже Маринка отреагировала каким-то обиженным тоном. – Я тебе сказала то, что думала.

И, взяв поднос с пустыми чашками, вышла из кабинета. Я погрузилась в пучину рутинных дел, которыми прозанималась до обеда. Было на удивление тихо: телефон молчал – за три часа Маринка ни разу не попросила меня к трубке.

Только я хотела позвать Маринку, чтобы помириться, как неожиданно она появилась сама.

– Тебя к телефону, майор какой-то… Смешная такая фамилия, я не запомнила…

– По-моему, тебе пора принимать винпоцетин, – покачала я головой. – Что-то с памятью твоей стало в последнее время. Весна, наверное…

Излив все свое ехидство на Маринку, я взяла трубку и услышала знакомый каркающий голос майора Степанчикова:

– Ольга Юрьевна! Это Михаил Анатольевич вас беспокоит, из РУБОПа. Вы просили позвонить, если появится что новое, и я вот, так сказать, считаю своим долгом пригласить вас к себе.

– А что случилось, можно узнать? – осторожно спросила я.

– Вы приезжайте поскорее, – уклончиво ответил он и повесил трубку.

Я быстро собралась и пошла к выходу.

– Оль, ты куда? – крикнула Маринка, которая просто не могла оставаться в неведении.

– К Степанчикову, – бросила я. – Есть новости.

– Да ну? – сразу же заинтересовалась Маринка и поспешила ко мне, наскоро вытирая руки носовым платком – она как раз набирала воду в джезву. – И какие?

– Пока не знаю, – честно ответила я. – Вернусь – все расскажу.

– Ты только не задерживайся, как в прошлый раз, – назидательно проговорила Маринка. – А то чуть выпуск не сорвался!

– Ладно тебе, тоже мне, главный редактор! – остановила я ее и вышла на улицу.

«Лада» моя в тот день стояла под окнами редакции, так что до РУБОПа я добралась без проблем. К Степанчикову меня на этот раз пропустили сразу.

Майор сидел в своем кабинете и мрачно курил. Напротив него на стуле я увидела Валерия Кудрина с совершенно потерянным лицом. Он беспрестанно вытирал обильно струящийся пот со лба.

– Здравствуйте еще раз, Ольга Юрьевна, – Степанчиков протянул мне руку. – Садитесь. Вот, случилось непредвиденное…

Я посмотрела на Кудрина.

– У меня украли дочь… – каким-то бесцветным голосом сказал он.

Я даже не знала, что ответить. Охать и ахать, выражая соболезнования и сочувствие, казалось мне кощунственным. Я никогда не имела детей, но могла себе представить, какие чувства сейчас бушуют в душе этого человека. Мне стало его очень жаль.

– Когда? – только и вымолвила я.

– Сегодня утром, – ответил вместо Кудрина Степанчиков. – Она не вернулась из школы, как оказалось, она до нее и не дошла…

– А в обед мне позвонили, – сглотнув слюну, продолжил Кудрин. – Сказали, что моя дочь у них.

– И что? Потребовали выкуп?

– В том-то и дело, что нет! Вообще что-то непонятное. Не требовали абсолютно ничего, вы понимаете? – Кудрин поднял на Степанчикова красные воспаленные глаза. – Просто говорили, что моя дочь у них, и что я никогда ее больше не увижу.

– И все?

– Можно сказать, что и так… Я спросил, чего они хотят, сказал, что готов заплатить любые деньги, но в ответ мне послышался только смех. Издевательский смех…

– Они говорили что-нибудь насчет того, чтобы вы не смели обращаться в органы?

– Говорили, но совсем не то, что в таких случаях говорят похитители, – после некоторой паузы сказал Кудрин. – Сказали, что я могу обращаться куда захочу, мне все равно это не поможет. Что я приговорен…

– Не сказали, что перезвонят?

– Нет… Ничего больше не сказали, только смех этот ужасный раздался, а потом гудки. Я совершенно не представляю, что делать!

На Кудрина больно было смотреть. Он сильно осунулся и даже, как мне показалось, постарел.

– Если бы они захотели денег… – умоляюще проговорил он, – я бы отдал все, что у меня есть! Но только не это непонятное глумление! Господи, ведь она еще совсем ребенок! Что они с ней сделают?

– Сколько лет девочке? – спросила я.

– Тринадцать, – уныло ответил Кудрин.

Мы со Степанчиковым переглянулись.

– Михаил Анатольевич, – подала я голос. – А не было ли слышно в последнее время о каком-нибудь маньяке, похищающем девочек?

– Да вроде нет, – ответил Степанчиков. – Правда, это не по моему ведомству, но я сразу, как только узнал о похищении дочери Валерия Александровича, позвонил ребятам и расспросил. Они говорят, что ничего подобного не было.

– А пытались выяснить, как пропала девочка? Может быть, из одноклассников кто что видел?

– Она не дошла до школы, – повторил Степанчиков. – Одна бабулька на лавочке сидела, так вот она говорит, что видела, как к девочке подъехала машина, водитель ей что-то сказал, она кивнула и села. Бабка говорит, что еще подумала про себя, мол, как не боится в чужую машину садиться? И все, больше Наташу никто не видел.

– А что за машина?

– Да что бабка понимает в машинах! – раздраженно махнул рукой Степанчиков. – Кудахтала только, что на улицу выходить страшно. Говорит, правда, что машина длинная была и темная. Иномарка, видимо, какая-то, да разве ее по таким приметам найдешь!

Кудрин, услышав последние слова Степанчикова, согнулся пополам и застонал.

– Успокойтесь, – нахмурился сразу Степанчиков. – Найдем мы вашу девочку, все силы приложим.

– Да как же ее искать! – трагическим голосом сказал Кудрин. – Сами же говорите, что вычислить эту машину нереально!

– Ну, это уж наша забота, – ответил Михаил Анатольевич. – Мы не впервые сталкиваемся с подобными случаями, уж поверьте мне. Прежде всего нужно установить в вашей квартире пост.

– Это как?

– Посадим у вас дома нашего сотрудника, он будет сидеть и ждать звонка от похитителей. Может быть, они и сами нагрянут с визитом… Где, кстати, ваша жена?

– Дома сидит, лекарства пьет успокоительные. Она сейчас в шоке, – угрюмо ответил Кудрин.

– Это, кстати, очень опрометчиво с вашей стороны, – озабоченно сказал Степанчиков.

– Почему? – не понял Кудрин.

– Ведь ей тоже может угрожать опасность. Вы не думали об этом?

На лице Кудрина появились какие-то смешанные чувства. Я даже подумала, что он не особо бы расстроился, если бы бандиты вместо дочери похитили жену.

– Надо позвонить… – пробормотал он. – Можно от вас?

– Да, конечно, – согласился Степанчиков. – Вот телефон, звоните, – он пододвинул к Кудрину аппарат.

Валерий набрал домашний номер, и спустя несколько секунд мы услышали, как он разговаривает с женой.

– Никто не звонил? – спросил он с тревогой в голосе.

Судя по тому, что лицо его не выразило ни малейшего намека на облегчение, я поняла, что новостей пока нет. Когда он повесил трубку, то лишь развел руками.

– Ясно, – коротко бросил Степанчиков. – Короче, с вами поедет наш сотрудник, Морозов. Я снабжу его комплектом аппаратуры для записи разговора и определения номера – на случай того, если похитители позвонят вновь. И мой совет вам – если есть куда отправить жену, сделайте это как можно скорее.

– У меня есть только один вариант, – смущенно сказал Кудрин. – Отправить ее к чертовой матери!

– Да? – недоверчиво поглядел на него Степанчиков. – А что это вы так против нее?

Кудрин махнул рукой.

– Есть за что!

– Вы давно женаты? – осторожно поинтересовалась я.

– Пятнадцать лет, – выдохнул Кудрин.

– В таком случае, немудрено, – как-то понимающе констатировал Степанчиков и почесал затылок. – За пятнадцать лет столько всего может произойти! И тем не менее, – тон его снова стал деловым и официальным. – Надо бы подумать о ее безопасности. Она работает?

– Нет, – покачал головой Кудрин. – Раньше работала в школе, а потом, когда мои дела пошли в гору, она посчитала, что теперь для нее работа – это лишнее. Вот и сидит… на моей шее!

Тут в кабинет заглянул Морозов и вопросительно уставился на своего начальника.

– Значит, это… – Степанчиков властным жестом указал на Кудрина. – Поедешь с ним на квартиру в засаду.

Тот молча кивнул. Видимо, ему не впервой было выполнять подобные поручения.

– И еще, – продолжил Степанчиков глядя уже на меня. – Собственно, зачем я вас вызывал, Ольга Юрьевна. Валерий Александрович желает заказать вам статью о всех невзгодах, обрушившихся на него в последнее время. Я думаю, поскольку похитители ничего не оговаривали в своих требованиях насчет обращения в средства массовой информации, это можно сделать. И даже будет польза. Вдруг найдутся какие-то свидетели. В конце концов, у вас же газета называется именно так – «Свидетель»? – он взглянул на меня своими проницательными карими глазами.

Кудрин торопливо поддержал майора:

– Я готов заплатить любую сумму, которую вы укажете.

– Хорошо, – кивнула я, – мы обсудим это позже. Все равно газета выйдет только послезавтра. А почему бы вам пока не дать объявление еще куда-нибудь?

– Ну уж этим мы сами займемся, – резко сказал Степанчиков. – И телевидение подключим, и прессу.

– Кстати, Михаил Анатольевич, разрешите мне поехать с Морозовым, – попросила я.

– А для чего? – поднял брови Степанчиков.

– Ну, мне это может пригодиться для статьи. Ознакомиться, так сказать, с обстановкой на месте…

– А кто статью будет писать? – нахмурился Степанчиков.

– Я сама, конечно, – сказала я. – Вернее, я сейчас же поручу начало нашему ответственному секретарю, а потом все сверстаем вместе.

– Ну хорошо, – вдруг на удивление быстро согласился Степанчиков. – Поезжайте.

– Только я возьму с собой Виктора, нашего фотографа.

– А это еще зачем?

– Ну, во-первых, он сделает снимки, а потом, Виктор бывший афганец, физически очень развитый человек, он только поможет если что.

– Ладно, берите. И все! Все! – Степанчиков нервно растер руками шею. – У меня и так забот полон рот. Голова кругом идет! Все, поезжайте!

Мы с Кудриным и Морозовым пошли к двери.

– Вы отправляйтесь, а я заеду в редакцию за Виктором, – сказала я на улице. – Доберемся мы сами, я позвоню три раза.

Морозов согласно кивнул, а Кудрина вообще эти технические детали сейчас не интересовали. Он все время смотрел на часы, и было видно, что ему не терпится попасть домой и дождаться новостей.

Кудрин, видимо, сильно любил свою дочь. Или просто не умел скрывать свои чувства. По нему было видно, что он еле-еле держит себя в руках.

Они с Морозовым влезли в машину, я села в свою «Ладу» и поехала в редакцию.

Когда я все объяснила Виктору, он тут же понимающе кивнул и, указав на сейф, в котором хранился его пистолет, спросил:

– Брать?

Я подумала и кивнула в ответ. У нас с Виктором уже выработалась особая манера общения: я невольно проникалась его лаконичностью и начинала подстраиваться под него.

Маринка выскочила нас провожать на улицу, постоянно давая советы быть осторожными и не лезть на рожон. Она так заботливо смотрела на Виктора, что он расчувствовался и погладил ее по голове.

– Ну, ты прямо как на войну его провожаешь, – пошутила я. – Все будет в порядке, надеюсь, мы скоро вернемся.

– Звони обязательно, Оля! – сказала мне Маринка.

– Ну, если что, сама позвонишь мне на сотовый. По кудринскому номеру не звони, незачем его занимать. Там люди и так все на нервах.

– Ну, ты уж прямо думаешь, что я безмозглая какая-то! – возмутилась Маринка. – Ладно, удачи вам!

Мы с Виктором поблагодарили Маринку за заботу, сели в машину и поехали к Кудрину.

На наш звонок дверь открыл Морозов, причем предварительно очень тщательно осмотрел нас в глазок.

Увидев Виктора, он тут же представился:

– Олег.

– Виктор, – коротко ответил тот, и они пожали друг другу руки.

Я прошла в комнату и присела на диван. Жены Кудрина видно не было.

– Ира у себя в комнате, она спит, – пояснил Валерий, заметив мой взгляд. – С ней была истерика, и я дал ей снотворное…

– Может быть, вызвать врача? – предложила я.

– Какого, к черту, врача?! Я не хочу видеть лишних людей в доме! Мне, может быть, в пятьдесят раз хуже, чем ей, но я же молчу! – неожиданно взорвался Кудрин.

Я промолчала, ожидая, когда схлынет поток эмоций. Успокоился Валерий, однако, довольно быстро и сразу же смутился.

– Извините меня, пожалуйста, – смягчившись, проговорил он. – Я не хотел вас обидеть. Просто поймите мое состояние.

– Я понимаю, – успокоила я его. – Я думаю, вам сейчас лучше всего постараться отвлечься. Конечно, легко сказать, но какой смысл в том, что вы будете постоянно изводить себя грустными мыслями?

В этот момент в комнату вошли Морозов с Виктором. Они, по-моему, прекрасно нашли общий язык, потому что оба оказались редкостными молчунами.

Взгляд Виктора упал на коробку с шахматами, лежащую на круглом столе. Он вопросительно взглянул на Морозова, тот одобрительно кивнул в ответ. Виктор сразу же высыпал шахматы на стол, они с Морозовым расставили фигуры, и партия началась.

В течение часа тишина в комнате нарушалась лишь отдельными короткими фразами типа «шах» и «взял», а также неопределенным хмыканьем двух игроков.

Через час мне это надоело, тем более что Кудрин все время нервно ходил по комнате туда-сюда и жутко меня тем самым напрягал. Устав смотреть, как он мается, я позвала его в кухню и сказала:

– Давайте-ка попьем чаю и поговорим.

– Давайте, – пожал плечами он. – Только, честно говоря, я не знаю, о чем говорить.

– Ну, допустим, вы можете рассказать мне об отношениях с вашей женой, – предложила я.

Где-то в глубине души у меня шевельнулась мысль, что, возможно, она имеет к этому некое отношение, несмотря на то что Кудрин категорически отрицал такую возможность. И если рассуждать логически, то эта женщина, в сущности, могла имитировать похищение. Поэтому, может быть, девочка так легко и села в машину.

– Скажите, Валера, – начала я, – ваша дочь легко могла сесть в машину к незнакомому человеку?

– Вообще-то она у нас довольно общительная, – ответил он, – но в то же время девочка благоразумная. Вряд ли она поступила бы так опрометчиво. Я недавно провел с ней беседу на эту тему, объяснил, насколько это опасно, и мне казалось, она все поняла правильно. К тому же сейчас в школах преподают такой специальный предмет, так что она должна была вести себя соответствующим образом…

– А если это был кто-то знакомый?

– Вы считаете, что кто-то из наших знакомых мог похитить Наташу?

– Я не исключаю подобный вариант.

– Нет, это абсурд какой-то! Никто из моих друзей на такое бы не пошел. Это же изверги какие-то!

– Вы знаете, как это ни странно, но частенько оказывается так, что человек, которому мы доверяем и считаем другом, на поверку оказывается подлецом. Я не хочу голословно никого обвинять, но вы подумайте над этим.

Кудрин потер лоб. Видимо, он перебрал в голове столько версий, что уже и не знал, на какой остановиться.

Он замолчал на несколько минут. Я решила не прерывать его мыслей, надеясь на то, что он в конце концов скажет мне то, что не сказал тогда, в моем кабинете.

Но в этот момент прозвенел звонок входной двери. Кудрин поднял глаза и вопросительно, с каким-то испугом посмотрел на меня.

Я встала и тихо пошла в коридор. Там уже стояли Виктор с Морозовым. Виктор сделал мне знак уйти, и я поспешно нырнула обратно в кухню. Через несколько секунд послышался звук отпираемого замка.

– Здравствуйте, вам просили передать посылку, – услыхала я незнакомый мужской голос, который вдруг прервался на полуслове. Следом раздался сдавленный крик.

Не выдержав, я выглянула в прихожую и увидела мужчину, лежавшего на полу с заломленными за спину руками. Над ним, полусогнувшись, стоял Морозов.

У Виктора в руках я увидела небольшую коробочку и подошла поближе. Через мое плечо смотрел Кудрин.

– Осторожно, – коротко бросил Виктор.

– Боишься, что бомба? – прищурилась я.

Он кивнул и пошел в кухню. Тем временем Морозов схватил мужчину под мышки, рывком поставил его на ноги и толкнул в комнату.

Там я смогла рассмотреть его поближе. Это был мужчина среднего возраста с испитым лицом и мало что выражающими бесцветными глазами. Одет он был невзрачно, и вообще имел какой-то бомжеватый вид. На тот момент он выглядел растерянным и испуганным.

– Кто просил передать посылку? – резко спросил Морозов.

– Я… Н-не знаю… Это… Мужик какой-то просил передать.

– Что за мужик? Где познакомились? Как выглядел? – забросал мужчину вопросами Морозов.

– Да мы не знакомились, он во дворе ко мне подошел… Из машины вылез.

– Из какой машины?

– Да из «жигуленка». Белого.

– Какая модель?

– Да… М-м-м… – замялся мужичок.

– Чего «мэ»? – передразнил Морозов.

– Да не разбираюсь я особо в моделях-то… Ну, обычная такая, видно, что старая…

– Номер запомнил?

– На хера мне номер-то? – искренне удивился мужик. – Тот парень мне полтинник дал, попросил посылку передать в эту квартиру, я и не знаю больше ничего. Хотел доброе дело сделать, а вы мне морду бьете.

– Никто тебя не бьет! – примирительно сказал Морозов. – Как выглядел парень?

– Парень? – бомж задумался и поскреб подбородок. – Да молодой совсем… Ну, светлый такой, блондин.

– Рост какой? – продолжал наседать Морозов.

– Рост… Да повыше меня будет. Примерно как вон тот, – мужичонка кивнул в сторону кухни, где скрылся Виктор с коробкой.

– Одет был как?

– Хорошо одет, в куртку такую, кожаную с мехом… Шапка на нем дорогая. Словом… – мужичок отчаянно пытался найти правильные слова.

Он почти заискивающе оглядывал всех нас, попеременно переводя взгляд с Морозова на меня, потом на Кудрина и обратно.

Неожиданно из кухни раздался какой-то неопределенный возглас. В нем соединились изумление и одновременно неподдельный ужас. Это было так несвойственно Виктору, что я сразу же испугалась. Морозов и Кудрин также обратили внимание на то, что в кухне что-то произошло.

Не сговариваясь, мы бросились туда. Виктор сразу же поднялся нам навстречу и загородил дорогу Кудрину.

– Не стоит, – сказал он ему.

Кудрин побледнел и попытался оттолкнуть Виктора, пробираясь к столу, на котором стояла уже открытая коробочка. Извернувшись, он сумел поднырнуть под плечо Виктора и взял коробку в руки. Мы с Морозовым также заглянули в нее…

…И лучше бы я этого не делала. Я ожидала увидеть все, что угодно, но только не такое. На дне коробочки лежал человеческий палец – был маленький, посиневший, скрюченный…

Я тут же отвела глаза. Зрелище, что и говорить, было не из приятных.

 

Глава 6

– Похоже на детский палец, – угрюмо констатировал Морозов.

Кудрин закрыл руками лицо и бессильно опустился на стул. Он мучительно простонал, раскачиваясь на стуле.

– За что?! За что?! – вырвалось у него.

Тут в кухню неожиданно вошла его жена. Она выглядела еще более растрепанной и неприбранной, чем в нашу предыдущую встречу. Но сейчас на ее лице отразились обеспокоенность и тревога.

– Что случилось? Что произошло? – хриплым спросонья голосом спросила она.

Ни я, ни оба наших «охранника» не решились подать голос.

– Выйди, – тихо сказал Кудрин.

– В чем дело, я не понимаю? – жена повысила голос.

– Я сказал, выйди! – ожесточенно заорал вдруг Кудрин, вскакивая с места и сжимая кулаки.

Жена побледнела и, молча повернувшись, ушла в комнату.

– Вы не скажете ей? – спросила я.

– Нет, – покачал головой Кудрин.

– Лишнее это, – подтвердил Морозов.

Воцарилось тяжелое молчание. Все сидели и смотрели куда-то в сторону, словно боясь встретиться взглядом друг с другом. Никто не решался взять коробочку, в которой лежало страшное послание.

Наконец я неуверенно сказала:

– Может быть, то, что лежит в коробочке, на самом деле не принадлежит вашей дочери?

Все подняли на меня недоумевающие лица.

– Я хотела сказать, – попыталась объяснить я, – может быть, это просто провокация?

Морозов перевел задумчивый взгляд с меня на Виктора. Виктор неопределенно пожал плечами, потом кивнул, что означало «может быть».

Кудрин тяжело поднялся со стула и, слегка пошатываясь, подошел к холодильнику. Открыв дверцу, он достал бутылку водки, в которой было около ста пятидесяти граммов, вылил в стакан сразу все содержимое.

Выпив его залпом, он, не закусывая, шумно выдохнул воздух и оглядел кухню мрачным взглядом. Потом вдруг с размаху шваркнул стакан об пол. Он разлетелся вдребезги.

В комнату мы так и не вернулись. Сидели в кухне, ни о каких шахматах уже не было и речи. Все молчали, и молчание это было гнетущим. Кудрин свесил голову и сидел, уставившись в пол. Учитывая все количество принятого алкоголя, можно было сделать вывод, что он вот-вот заснет.

Опасаясь, как бы это не произошло с ним прямо на стуле, я осторожно сказала:

– Его нужно отвести на диван…

– Угу, – согласился Морозов.

Я подошла к Кудрину и тронула его за плечо:

– Валерий Александрович, идите прилягте.

– А? – словно очнулся тот и поднял голову.

– Я говорю, прилечь бы вам не мешало.

– Не хочу, – упрямо произнес Кудрин. – Выпить хочу еще.

– Вам хватит, – возразил Морозов.

– Нет, я хочу, – упрямился Кудрин.

Он встал и заглянул в холодильник. Увы, спиртного там не было. Кудрин подошел к шкафу и открыл его. Придирчиво исследовав все полки шкафа, он пришел к выводу, что и здесь нет того, что он ищет. Он разочарованно вздохнул, нижняя губа его оттопырилась, и он безвольно сел снова на стул. Опустив голову, он уставился глазами в пол.

– Я пойду схожу в магазин, – заплетающимся голосом произнес он.

– И речи быть не может, – категорически заявил Морозов.

– Валерий, держите себя в руках, – поддержала его я. – Мы понимаем, в каком вы сейчас состоянии, но не нужно еще усугублять ситуацию. В любой момент могут произойти какие-то важные события, и вы должны быть наготове. Успеете еще выпить.

Кудрин поднял голову и посмотрел на меня прищуренным взглядом, в котором отразилась явная неприязнь. Он хотел что-то мне возразить, но сил на это у него уже не было, и он снова уронил голову.

Морозов посмотрел на Виктора. Тот молча поднялся и просто взял Кудрина под мышки. На удивление, тот не стал оказывать никакого сопротивления. Он как-то сразу обмяк и спокойно позволил довести себя до комнаты и уложить на диван.

После этого мы все как-то успокоились. Жена Кудрина спала в своей комнате, видимо, приняв еще снотворного. Я подумала, что, очевидно, ее организм требует этого, иначе он просто сломается.

– Как вы думаете, Олег, экспертиза сможет что-нибудь прояснить? – обратилась я к Морозову.

– Идентификация? – он развел руками. – Это бессмысленно, поскольку палец не к чему приложить. А установить, когда он был отрезан, можно.

– То есть, если выяснится, что палец был отрезан, скажем, вчера, то это в принципе не дает нам ответа на вопрос о его принадлежности?

– Да, – подтвердил Морозов.

Мы еще немного посидели на кухне, выпили по чашке чая и выкурили каждый по несколько сигарет. Виктор с Олегом были немногословны, поэтому разговор особо не клеился. Да и обстановка к этому, прямо скажем, не располагала.

Через некоторое время я почувствовала, что голова моя буквально валится на грудь, а глаза сами собой закрываются. Морозов, видя мое состояние, сказал:

– Ольга Юрьевна, поспать бы вам не мешало.

– Утром – работа, – лаконично поддержал его Виктор.

– Идите в гостиную, – мягко сказал Морозов, беря меня под руку.

– А вы сами? – спросила я их. – Я думаю, вам бы тоже надо поспать. По очереди, конечно. Пусть Виктор пока ляжет часа на полтора, а потом вас сменит.

Морозов с Виктором переглянулись и оба кивнули. Мы с Виктором пошли в гостиную.

На диване мерно и хрипло дышал Кудрин. Я предложила Виктору лечь рядом с ним, а сама устроилась в кресле, укрывшись пледом.

Не могу сказать, что уснула крепко – так, просто задремала. Лежать в кресле было неудобно: невозможно было вытянуться как следует, я постоянно ощущала дискомфорт.

Сквозь дрему я услышала, как кто-то завозился на диване. Приоткрыв глаза, я увидела, как Кудрин осторожно перелез через Виктора и потихоньку двинулся в коридор.

– Я в туалет, – донеслись до меня его слова из прихожей, обращенные к Морозову.

Я повернулась и попыталась снова провалиться в сон. Но что-то мне мешало, какое-то ощущение… Потом до меня дошло: я не могла успокоиться, пока Кудрин не вернется на диван, и подсознательно ждала этого момента.

Я не выдержала и встала с кресла. Сразу же заныла затекшая нога.

Я выскочила в коридор. Туалет был заперт снаружи, света в нем не было. С ванной наблюдалась та же самая ситуация.

Я прошла в кухню и увидела Морозова, который при моем появлении вскинул на меня глаза.

– Что поднялись? – спросил он. – Спите.

– Где Кудрин? – спросила я, зажмуриваясь от яркого света, ударившего мне в глаза после темноты комнаты.

Морозов нахмурился и, встав, быстро прошел в коридор и включил там свет. Заглянул в туалет и ванную, потом открыл дверь в спальню. На кровати спала Ирина. Она была в комнате одна.

– Черт… – ошарашенно пробормотал Морозов.

– Ушел! – воскликнула я. – Ушел напиваться, точно вам говорю! Я сейчас, я найду его! – сдергивала я с вешалки пальто.

– Подождите! Третий час ночи! А вы одна!

Подумав одну секунду, я кинулась в гостиную и позвала:

– Виктор!

Не стоит и говорить, что Виктор тут же поднялся и посмотрел на меня абсолютно бодрым взглядом.

– Пошли со мной, – сказала я ему.

Виктор, не задав ни единого вопроса, прошел в коридор, снял с вешалки свою куртку и помог мне надеть пальто. Даже в такой ситуации он оставался джентльменом.

– Ждите нас здесь, мы скоро, – сказала я Морозову.

– Удачи, – бросил он.

Мы с Виктором вышли на улицу. Ночью стало довольно холодно, к тому же я была спросонья, так что ежилась от ветра, забиравшегося мне под воротник.

Виктор молча шел рядом, не выказывая абсолютно никаких эмоций. Он и без моих объяснений понял, что Кудрин исчез, и так же, как и я, догадывался, где его следует искать.

– Кафе? – спросил он.

– Круглосуточное, – уточнила я, и Виктор успокоился, поняв, что наши мысли идут в одном и том же направлении.

Район, в котором жил Кудрин, был сплошь застроен совершенно одинаковыми девятиэтажками. Мы петляли по дворам, стараясь выйти к дороге.

– Может, нужно было взять машину? – запоздало посоветовалась я с Виктором.

Тот отрицательно покачал головой и показал глазами сначала на коммерческий ларек, притулившийся на углу одного из домов, а потом кивнул на лавочки возле подъезда.

Все понятно. Виктор хотел сказать, что Кудрин мог и не ходить в кафе, а, купив в ларьке бутылку водки, примоститься с ней где-нибудь на лавочке. Колесить по этим дворам на машине было бы явно неудобно.

– Что же, теперь обходить все дворы и шарить по лавочкам? – растерянно посмотрела я на Виктора, кутаясь сильнее в пальто и чувствуя, что так я долго не выдержу.

Виктор ничего не ответил, а лишь легонько подтолкнул меня к ларьку. Я сразу поняла, что он хочет сказать. Действительно, как я сама не догадалась поговорить с продавцом, описать внешность Кудрина и спросить, не покупал ли бутылку такой вот мужчина?

Подойдя к ларьку, мы увидели, что окошечко, через которое происходит товарно-денежный обмен, закрыто. На нем висела табличка, совершенно конкретно дающая рекомендацию к действию: «Стучать».

Я постучала, правда, несколько осторожно. Спустя некоторое время послышалось какое-то шевеление, и в окошечко просунулось заспанное лицо совсем юного парнишки-продавца.

– Что? – хрипловатым голосом спросил он, протягивая руку для денег.

– Простите, пожалуйста, – заговорила я. – Не покупал ли у вас бутылку минут двадцать назад такой мужчина… – я описала Кудрина.

Парнишка отрицательно покачал головой.

– Вы это точно помните? – не отставала я. – Может, он не водку покупал, а что-нибудь другое?

– Да вообще никто ничего не покупал часа два уже как, наверное, – немного раздраженно ответил продавец.

– Спасибо, – поблагодарила я.

– Что, ничего не возьмете, что ли? – еще больше нахмурился парень.

– Нет, спасибо.

– На фига тогда будить было, – совсем уже обиделся он.

Чтобы хоть как-то загладить свою бестактность – надо же, потревожила мальчика во время безмятежного сна, – я достала из кармана пальто всю мелочь, какая там была и наскребла на пачку сигарет «Русский стиль». Я протянула деньги продавцу.

Тот немного оттаял и протянул мне товар. Закурив прямо на улице в надежде, что это поможет мне хоть чуть-чуть согреться, я поблагодарила мальчишку, и мы с Виктором пошли дальше.

– Ясно, значит, дворы можно не обшаривать, – бодрым голосом прокомментировала я. – Нужно искать кафе, работающее круглосуточно, где-то поблизости. Я не думаю, чтобы он поехал к черту на рога для того, чтобы напиться. Да и не станет он надолго уходить, видно же, что переживает, новостей ждет.

Виктор молчал и не возражал. Вообще, я часто замечала, что, общаясь с Виктором, сравниваю это общение с игрой в теннис у стенки. Стенка – она вроде и есть стенка, казалось бы, что от нее толку? Но мячик-то отскакивает…

Вот и сейчас, хоть Виктор и промолчал, но ведь ничего не возразил, а это означало, что я рассуждаю правильно.

– Надо было у продавца спросить, нет ли здесь кафе поблизости… – очень вовремя сообразила я, когда мы отошли от ларька уже на приличное расстояние.

Виктор только руками развел.

– Что-то я ничего похожего на горизонте не наблюдаю, – заключила я. – И холодно к тому же становится…

Сказав это, я тут же одернула себя, потому что вдруг почувствовала, что постепенно превращаюсь в Маринку.

Виктор взял меня за плечо и молча показал куда-то в сторону. Я увидела фигуру идущего человека. Он уже дошел до подъезда одной из девятиэтажек и нажимал на кнопки, набирая код.

Рванувшись вперед, я прокричала на бегу:

– Извините, где тут поблизости кафе?

Человек от неожиданности вздрогнул и повернулся ко мне. Это был невысокий мужчина средних лет, одетый в поношенный плащ. По его движениям было видно, что он был слегка навеселе.

– Кафе? – переспросил он. – Так вон, «Парус» через два квартала, всю ночь работает. Прямо пройдете и упретесь в него. А если через дворы пройти, то быстрее будет.

– А как через дворы? – заинтересовалась я, устав уже стучать зубами и постоянно внушать себе, что я горячее солнце и мне просто не может быть холодно.

Мужчина увлеченно принялся объяснять, размахивая руками, стараясь изо всех сил указать мне верное направление. Через три минуты я окончательно перестала понимать его, наблюдая какую-то сложнейшую комбинацию рук, подкрепленную пояснениями: «так, так, а потом вот так».

– Большое спасибо, – вздохнула я, решив все-таки пойти по прямой, а не через дворы.

Мужчина остался несколько разочарованным, но смирился и пожелал нам удачи.

Мы с Виктором прошли два квартала и остановились перед пятиэтажным домом, неизвестно по какой случайности затесавшимся в это царство девятиэтажек, на первом этаже которого горели огоньки небольшого кафе с темно-синей вывеской «Парус».

Толкнув дверь, мы прошли в кафе и огляделись. Кудрина я увидела сразу же. Он сидел за столиком в углу и пытался что-то внушить маленькому, толстенькому мужичку в плаще и шляпе. Кудрин держал его за пуговицу пиджака и низко нависал над мужичком, склоняясь прямо к его лицу. Мужичок торопливо кивал, пытаясь отдалиться от Кудрина и мечтая, видимо, отделаться от него поскорее.

Одного взгляда хватило, чтобы определить, что Кудрин мертвецки пьян. Глаза его были мутными и покрасневшими, язык заплетался, и он все время ронял на пол сигарету, которая давно потухла, извинялся, лез ее подбирать, потом снова поднимался, держась за стол, и хватал мужика за пуговицу.

Я быстро подошла к нему и, заглянув в глаза, тихо сказала:

– Валерий, что же вы нас так напугали-то? Ну могли бы попросить кого-нибудь сходить за бутылкой, если уж вам было совсем невмоготу!

Кудрин смотрел на меня не узнавая. Потом в его глазах появилось некое осмысленное выражение, он качнулся на стуле и, пьяно улыбнувшись, пробормотал:

– Все нормально…

Мужичок, воспользовавшись тем, что Кудрин отвлекся от его персоны, поспешно ретировался.

– Валерий, пойдемте домой, – попросила я. – Поздно уже, и пить вам хватит. Пойдемте, а?

Кудрин посмотрел на меня мутным взглядом и помотал головой. Потом взял в руки стакан, наполненный водкой, повертел его в руках и резко опрокинул в рот. Я невольно ахнула про себя.

Господи, если он свалится прямо здесь, что же с ним делать? А с другой стороны, может быть, и к лучшему – в этом случае Виктор просто взвалил бы его на плечи и оттранспортировал домой.

– Валерий… – сделала я последнюю отчаянную попытку. – Пойдемте домой, ваша жена наверняка волнуется.

– Кто? – презрительно переспросил Кудрин, меряя меня мрачным взглядом. – Жена? Волнуется? Да пошла она! Я же из-за нее… – Он вдруг сильно сжал стакан, так, что побелели пальцы, потом поднял его и хотел уже шваркнуть о пол, но Виктор вовремя перехватил руку Кудрина.

Затем он молча, одним сильным движением выдернул стакан из рук Валерия и аккуратно поставил его на стол. Кудрин поднял голову и, пьяно усмехнувшись, посмотрел на Виктора. Взгляд того был непроницаем.

– Валерий… – осторожно сказала я. – Вы что-то говорили о своей жене… Что вы сделали из-за нее?

– Сука, какая мерзкая сука… – прошептал он, думая явно о своем.

– Простите, это вы о ком? – решилась спросить я.

– Вот оно, наказание божье, вот оно… – шептал Кудрин, сминая в руках край скатерти. – Я же знал, что этим все закончится, знал, знал! – простонал он, стуча кулаком о крышку стола.

Удары были сильными и явно причиняли Валерию боль, но он совершенно не замечал этого.

Я ничего больше не говорила, чувствуя, что сейчас Кудрин думает о чем-то очень важном, вспоминает что-то такое, что сильно повлияло на его жизнь, может быть, даже поменяв ее коренным образом.

– И ведь говорил я Людмиле – не надо, не надо… – продолжал он. – Нет, уперлась! Обида заговорила! И эта идиотка все нервы вымотала! Теперь вот расплачивайся! Нет, бабы все стервы, все! Одни деньги на уме, а без денег ты на хрен им не нужен!

Я тихонько сделала Виктору знак, чтобы он отошел и не спугнул Кудрина, которого постепенно начинало все больше и больше пробивать на откровенность. Я почувствовала, что этот человек наконец готов выложить то, что упорно до этого момента хранил в себе.

– Это она во всем виновата! – продолжал Кудрин, смотря куда-то в сторону мало что выражающим взглядом.

– Кто? Жена? – осмелилась спросить я.

– Да, – почти машинально ответил Кудрин.

Я почувствовала, что он не осознает, кто сидит перед ним, и говорит слова как бы по инерции.

– Она, и Людмила тоже, – продолжил он. – Грех о покойнице говорить так… Да скоро все там будем…

Он как-то злорадно заулыбался.

От его улыбки мне стало не по себе.

– И как это я тогда на это подписался – ума не приложу! Не сиделось мне в приемщиках бутылок, не сиделось!

– Вы работали приемщиком стеклотары? – удивилась я.

– Ну… – неопределенно как-то подтвердил Кудрин. – В общем, да. А Людка была завсекцией в ювелирном магазине. И тоже ей мало!

Мне почему-то при этих словах вспомнилась Маринка, которая сразу же определила Обухову как «базарную хабалку» и заявила, что в отличие от нее руководила бы секцией в магазине как надо.

– В каком магазине? – продолжила я свои расспросы.

– Да это не здесь, – махнул рукой Кудрин. – Это в Шабалове, мы тогда там жили…

Он уныло посмотрел на свой стакан, в котором уже ничего не было, вздохнул и продолжил:

– Ну, и уволили ее за какие-то там провинности, а она взъелась за это на директора. А потом… – Кудрин снова тяжело вздохнул, – короче, решила его нагреть.

– Каким образом? – я старалась задавать свои вопросы очень осторожно, отстраненным голосом, которым обычно спрашивают загипнотизированного человека.

Кудрин в тот момент находился в состоянии, очень близком именно к этому.

– Каким образом? – он криво ухмыльнулся. – Грохнуть магазин, конечно… Как же еще?

– Ограбить?

– Ну да. Она знала, как лучше это сделать. А я…

Кудрин еще раз испустил вздох и покачал головой.

– Мы познакомились незадолго до этого случая. У меня уже тогда были проблемы с женой…

При упоминании жены у Кудрина снова в глазах появилось какое-то зверское выражение.

– Ну, а она женщина одинокая, и мы сошлись. Вроде как любовь была, первое-то время. А потом ее уволили, и она уговорила меня…

Он замолчал и уронил голову на стол. Я побоялась, что он не будет больше продолжать – ведь алкоголь явно мог взять свое в самый неподходящий момент, и Кудрин был на пороге того, чтобы отрубиться и заснуть прямо в кафе. Но… Полежав так некоторое время, он тяжело поднял голову и сказал:

– Мы сделали это ночью… Боже мой, но эти глаза, эти глаза! – во взгляде Кудрина промелькнул ужас. – Они до сих пор стоят передо мной!

– Чьи глаза? – быстро спросила я.

– Сторожа, того самого, которого она… – он сглотнул слюну.

– Что с ним случилось?

– Она его задушила удавкой, – выдохнул он и рухнул на стол.

Потом он бормотал себе под нос что-то нечленораздельное, и как я ни старалась разобрать, что именно, мне этого не удавалось. Затем Кудрин вдруг поднял голову и повторил то, с чего начал свой рассказ:

– Вот оно, наказание! Вот она, божья кара!

И это были его последние слова в ту ночь. После этого он вырубился окончательно и захрапел. Я поняла, что на большее мне рассчитывать не приходится. Однако Кудрин сказал мне главное из того, что хранил в себе. Я была уверена в том, что именно это он скрыл от меня тогда, в редакции, именно этот эпизод в своей жизни считал предвестником нынешней божьей кары.

Я смотрела на него и обдумывала услышанное. Но время было уже слишком позднее, чтобы мысли оказались конструктивными. И я подозвала Виктора. Тот оглядел спящего Кудрина, сразу все понял и поднял почти безжизненное тело менеджера по поставкам под мышки. Через полчаса оно было благополучно доставлено домой.

Морозов при нашем появлении успокоился, и мы уговорили его пойти немного поспать. Сама я уже ложиться не стала, и мы с Виктором до утра просидели в кухне, уничтожая литрами чай.

До утра больше не произошло никаких событий. Когда Морозов проснулся, Кудрин еще спал. Жена его вообще не появлялась из своей комнаты.

– Нам нужно ехать, – сказала я. – Рабочий день.

– Конечно, езжайте, – ответил Морозов. – Незачем вам тут торчать. Я скоро отзвонюсь на работу, мне замену пришлют. Так что езжайте.

Мы попрощались и отправились в редакцию.

 

Глава 7

Все утро я отчаянно боролась со сном. Я ежеминутно вызывала Маринку и требовала новую порцию кофе. Маринка понимающе кивала головой, мчалась исполнять заказ и возвращалась, каждый раз заботливо спрашивая:

– Может быть, приляжешь отдохнуть?

– Какое приляжешь! – стонала я, хватаясь за голову, которая просто раскалывалась от боли. – Мне статью нужно дописывать, потом еще встреча с представителем рекламного агентства…

– Ну тогда поешь хотя бы! Ты же бледная! Вот! – Маринка умчалась в приемную, оставив открытой дверь.

Потом я увидела, как она взяла свою сумочку, вытрясла все, что в ней было, на стол, схватила зеркальце и побежала обратно.

– Вот, смотри! – торжествующе сказала она и подсунула зеркальце мне под нос.

– Ох, ну и что? – поморщилась я, увидев свое лицо, которое сегодня было нежно-салатного цвета с темными кругами под глазами. – Это у тебя зеркало такое. Ты его в комнате смеха, что ли, сперла?

– Ага, щас-с! – язвительно протянула Маринка. – Утешай, утешай себя. А ведь недосыпания очень сильно старят. Скоро никто и не поверит, что я старше тебя, как ты выражаешься, на целый год. А совсем даже наоборот будут думать! Смотри, вон у тебя даже морщинка появилась!

– Где? – аж подпрыгнула я. – Что ты несешь такое?

– Вон, посмотри, – услужливо показала Маринка какую-то незаметную неровность на моем лбу.

– Это совсем не морщинка! – попыталась защититься я.

– Да, а что же это такое? Самая настоящая морщина! Ты стареешь!

– Спасибо тебе, милая подруга, на добром слове, – вздохнула я. – Чего еще от тебя ждать? Разве что кофе…

– Все понял! – мигом мотнула головой Маринка и, подхватив поднос, побежала в приемную.

– Зеркало свое бракованное захвати! – крикнула я ей вслед, но коварная Маринка проигнорировала мое замечание. Зеркало она специально не стала забирать, и оно провалялось на моем столе до вечера.

Я из принципа не смотрелась в него, а когда под вечер украдкой глянула разок, в кабинет тут же просунулась противная Маринка.

– Ага, смотришь! – удовлетворенно сказала она, плюхаясь в кресло и доставая сигарету из моей пачки.

– И вовсе я не смотрю! – возмущенно закричала я, отшвыривая чертово зеркало подальше. – У меня… Мне соринка в глаз попала!

– Где, давай я посмотрю! – сразу же забеспокоилась Маринка, хватая меня за голову и поворачивая ее к окну.

Она двумя пальцами оттянула мне верхнее веко и принялась внимательно разглядывать глаз.

– Что-то я ничего не вижу… – протянула она, качая головой, – а ну-ка повернись вот так…

И Маринка крутанула мою голову в другую сторону.

– Так, так, – задумчиво пробормотала она. – Кажется, вижу. А ну-ка…

Она попыталась пальцем подцепить несуществующую соринку. Вскоре это превратилось в мучительную пытку.

– Все, хватит, нет там уже ничего! – кричала я, отчаянно крутя головой и вырываясь из цепких Маринкиных рук. – Пусти, больно же!

– Терпи, терпи, – бормотала она, не прекращая экзекуцию.

Наконец Маринка торжественно объявила:

– Все!

Я облегченно вздохнула и помотала головой туда-сюда, чтобы прийти в себя.

– Видишь, а ты на меня ругалась, – укоряюще проговорила Маринка.

– Садистка! – буркнула я. – Дай-ка сюда зеркало!

Маринка нехотя протянула свое зеркальце. Я взглянула в него и тут же пожалела об этом. Правый глаз был растерзан до воспаленного красного цвета, весь макияж Маринка просто размазала, и темный круг под правым глазом стал еще темнее.

– Кофе стынет… – как бы между прочим сказала она.

Я вздохнула и взяла свою чашку. Тут в кабинет заглянул Кряжимский.

– Ольга Юрьевна, вы просили узнать насчет ограбления магазина… – неуверенно начал он.

– Конечно, конечно, заходите, Сергей Иванович, – сейчас же пригласила я. – Марин, сделай-ка нам еще кофе.

Маринка, которая мечтала послушать, что же расскажет Сергей Иванович, очень неохотно поднялась и стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– Ты что? – удивилась я.

– От кофе портится цвет лица, – пробормотала она.

Мне захотелось запустить в нее зеркалом. Маринка поняла мое намерение и поспешно шмыгнула в приемную.

– Так что там, Сергей Иванович? – напомнила я.

– Я посмотрел публикации пятилетней давности на эту тему, – обстоятельно, монотонным голосом начал вещать Кряжимский. – Ограбление ювелирного магазина в городе Шабалове было совершено ночью, преступников не нашли, при ограблении был убит сторож. Его удавили жгутом. Преступники не найдены. Искали среди «своих», но так ничего и не выяснили. Дело закрыто.

– А… – начала я.

– Разумеется, разумеется, – закивал головой Кряжимский. – Людмила Николаевна Обухова работала в этом магазине заведующей секцией, была замечена в торговых махинациях, и ее уволили. Очевидно, она затаила обиду и решила таким образом компенсировать моральный ущерб. Никому и в голову не пришло ее подозревать.

– А что там с семьей этого сторожа, удалось узнать?

– Да, – кивнул Кряжимский. – Забелин Николай Гаврилович работал в этом магазине десять лет, еще с социалистических времен. Никаких претензий к его работе не было. После его смерти у него остались жена, дочь и сын. Жена умерла три года назад, дочь живет в Шабалове, о сыне ничего узнать не удалось.

– Значит, Шабалов… – задумчиво протянула я. – Что ж, часа за три вполне доеду. Сейчас у нас сколько? Пять часов? Значит, можно ехать.

– В ночь, что ли? – изумилась Маринка, входя в кабинет с подносом и закрывая дверь ногой.

Она влезла в разговор, словно ступила с корабля на бал. Я всегда удивлялась этой ее способности. Причем если говорящие не обращали на нее внимание, она ни капельки не смущалась и продолжала свои активные попытки вклиниться в беседу. Вот и сейчас она применила именно такую тактику.

Я заметила на подносе три чашки кофе. Это означало, что Маринка решила непременно присутствовать при разговоре.

– А что особенного? – спокойно спросила я, протягивая руку к чашке. – К девяти доберемся, довольно светло еще будет.

– Мы поедем вместе? – заинтересовалась Маринка, еще не зная, куда я собралась.

– Нет, – покачала я головой. – Я возьму Виктора.

– Ну почему, почему ты не хочешь взять меня, Оля? – сразу же заныла Маринка. – Я вам помогать буду!

Зная Маринку, я очень сомневалась в этом. Поэтому строго сказала:

– Марина, а на кого оставить редакцию? На одного Сергея Ивановича, что ли? Ромка на сессии, мы уезжаем… Кстати, мы едем в Шабалов, это совсем не ближний свет, – посвятила я ее наконец в свои планы. – Возможно, там нам придется заночевать, значит, завтра на работе нас не будет, с утра, по крайней мере… Поэтому лучше ты оставайся. Будешь завтра начальником.

– А Сергей Иванович? – тут же спросила Маринка.

– Ну… будешь его заместителем! – усмехнулась я.

Маринка было обрадовалась, но когда до нее дошло, что у нее самой-то подчиненных не набирается, то немного скисла.

– Не горюй! – похлопала я ее по плечу. – Давай, зови Виктора, собираться надо.

– Ольга Юрьевна, тут вот адрес дочери Забелина, зовут ее Оксана, – протянул мне Сергей Иванович аккуратный листочек. – Мне удалось выяснить по своим каналам…

– Спасибо вам большое, – с чувством произнесла я.

Какой все-таки Сергей Иванович у нас молодец! С его педантичностью и методичностью он порой просто незаменим!

Виктор как всегда сразу все понял и пошел к себе в лабораторию за сумкой, которая у него специально лежит собранной для таких случаев.

Вскоре мы с ним вышли из редакции, и он сел за руль моей «Лады».

Я же устроилась рядом с ним на пассажирском сиденье. Так как я давно знала характер Виктора, то отлично понимала, что большую часть пути мне придется провести в тишине. Поэтому я захватила с собой книжку, которую увидела у Маринки на столе. Я даже не успела разглядеть, что это за книжка, просто положила ее в сумку.

Теперь, посмотрев на обложку, я прочитала название: «Тысяча советов, как приручить мужчину». Я невольно усмехнулась постоянству и однообразию Маринкиных литературных пристрастий. Вот выбрала себе чтиво на дорогу!

Перелистнув несколько страниц и убедившись, что книга предназначена, скорее всего, для сексуальных инвалидок, я сунула ее обратно в сумку и больше не вспоминала про нее.

Виктор сосредоточенно смотрел на дорогу. Я закурила сигарету и выглянула в окно. Мы как раз подъезжали к тарасовскому мосту через Волгу.

– К девяти доберемся? – спросила я только для того, чтобы хоть что-нибудь спросить.

Виктор глянул на часы и кивнул. Успокоившись, я докурила и откинулась на спинку сиденья. Организм мой только этого и ждал.

– Я подремлю часок, хорошо? – пробормотала я уже сквозь сон. – А потом сяду за руль, и ты отдохнешь… Только разбуди меня.

Что ответил Виктор, я не услышала, да скорее всего, он ничего и не ответил, а по своему обыкновению кивнул.

Проснулась я от резкого толчка и сразу же открыла глаза.

– Что случилось? – воскликнула я.

– Дорога, – односложно ответил Виктор.

Я посмотрела в окно. Мы давно уже миновали трассу и теперь ехали по ухабистой дороге, незнакомой с таким понятием, как асфальт. Взглянув на часы, я убедилась, что уже половина девятого.

– Виктор, что же ты меня не разбудил? – смущенно спросила я, чувствуя себя очень неудобно.

Виктор только улыбнулся и похлопал меня по плечу, из чего я заключила, что спала так крепко, что разбудить меня было невозможно, да Виктор, наверно, и не пытался.

Дорога была просто ужасна, машину подбрасывало и трясло, и я постоянно боялась удариться головой.

– Уже скоро, – успокоил меня Виктор.

Вскоре показались огни городка, и дорога сразу стала ровнее.

– Адрес? – спросил Виктор.

Я достала из сумочки листочек, переданный мне Кряжимским, и протянула ему. Виктор посмотрел на листочек и кивнул.

– Знаешь, где это? – спросила я.

– Найду, – ответил тот.

Я в который раз поразилась способности Виктора ориентироваться на местности. В Шабалове он, безусловно, бывал, и не раз, но я ведь тоже была здесь, однако не уверена, что так легко смогла бы сообразить, где живет дочь Забелина.

Въехав в город, мы свернули на какую-то тихую улицу. Виктор высунулся в окно и посмотрел название улочки, пересекавшей ту, по которой мы ехали.

Мотнув головой, он проехал дальше. На следующем перекрестке Виктор свернул и стал следить за нумерацией домов, тянувшихся вдоль улочки.

Дома были преимущественно небольшими, двух– и трехэтажными. Наконец Виктор остановил машину возле одного из них и сказал:

– Здесь.

Я посмотрела на табличку, прибитую к углу дома. Номер пятьдесят четыре. Именно такой номер был указан в адресе, данном мне Кряжимским.

Мы с Виктором вышли из машины и направились ко второму подъезду. Поднявшись на третий этаж, я нажала на кнопку звонка.

– Кто там? – послышался женский голос.

– Извините, нам нужна Оксана Забелина, можно ее увидеть? – спросила я.

Дверь тут же открылась, и мы увидели невысокую, худенькую светловолосую девушку. Она была одета в фланелевый халат зеленого цвета. Руки у девушки были мокрыми, со следами пены, видимо, она стирала.

– Я Оксана, – представилась она. – Только уже давно не Забелина, а Кравцова. Вы из собеса, насчет детского пособия?

– Нет, нет, – поспешно сказала я, доставая свое служебное удостоверение.

– Журналисты? К нам? – удивилась девушка, ознакомившись с удостоверением. – Но…

В этот момент из комнаты послышался детский плач.

– Ой, извините, – спохватилась девушка, поворачиваясь и убегая в комнату. – Вы проходите, пожалуйста, – донесся до нас ее голос оттуда.

Переглянувшись, мы с Виктором вошли. Я осмотрела обстановку квартиры. Прихожая была сплошь завалена какими-то вещами. Тут были и тазы, и старый трехколесный велосипед, и детская коляска… Комната была заставлена стандартной мебелью, характерной для семей достатка ниже среднего. Стенка, стол, старый цветной телевизор «Горизонт», книжная полочка, вазочки… Словом, ничего особенного и представляющего интерес.

Тут из комнаты вышла Оксана, держа на руках маленького грудного ребенка, завернутого в одеяльце. Она протягивала ему бутылочку с молоком.

– Вы извините, – еще раз сказала она. – Ребенок такой беспокойный, все время просыпается. Третий месяц по ночам не сплю. Муж в командировках все время, я вот одна кручусь. Вы по какому делу-то? Да вы проходите, проходите, что же я вас в дверях-то держу!

Оксана говорила быстро-быстро, и я невольно улыбнулась. Она заметила это и смутилась.

– Ой, вы знаете, я привыкла все время с ребенком возиться, вот и разговариваю вроде как с ним, а получается, что сама с собой. В привычку уже вошло. Да вы проходите, заболтала я вас совсем.

Мы прошли в комнату и сели на старенький диван. Оксана, беспрерывно укачивая ребенка, осталась стоять, вопросительно глядя на нас.

– Оксана, меня зовут Ольга Юрьевна, а это Виктор, наш фотограф. Мы хотели с вами поговорить, если вас это не затруднит.

– Конечно, конечно, а о чем?

– Речь пойдет об одном давнем деле, возможно, вам неприятно будет об этом вспоминать, но, понимаете, произошло несколько событий, как нам кажется, напрямую связанных с ним.

Оксана непонимающе смотрела на меня. Я набрала в легкие побольше воздуха и выдохнула:

– Одним словом, речь пойдет об ограблении магазина, при котором погиб ваш отец.

– Ах, это… – тихо произнесла Оксана и заправила за ухо выбившуюся светлую прядку. – Да что же об этом говорить, столько лет прошло… Неужели нашли преступников? Мне в последний раз в милиции сказали, что это вряд ли возможно…

– Преступников, можно сказать, нашли… Вернее, есть определенные подозрения, а точно я утверждать ничего не могу, – увидев, что глаза Оксаны округлились, я поняла, что погорячилась с первым своим заявлением и решила дать задний ход. – Понимаете, я не могу раньше времени рассказать вам всего, мне бы просто хотелось узнать, как все было. С ваших слов.

– Ну, как… Сообщили нам наутро, что магазин ограбили и что отец погиб. Мама в шоке была. Сережка в тот день появился только к вечеру, мать даже не поругала его за это, не до того ей было…

– Сережка? – переспросила я.

– Это брат мой, – пояснила Оксана. – Младший братишка, ему тогда пятнадцать лет было. Он дома сидеть не любил, часто не ночевал. От мамы ему влетало постоянно за это. Ну так вот… А потом похороны, милиция, вызывали маму несколько раз туда, сообщали, как продвигается расследование, а потом все заглохло. Ну мама походила-походила, а затем перестала.

Оксана замолчала. Она сидела и разглаживала на коленях полы халата. Видно было, что неприятные воспоминания пробудили в девушке давние чувства и переживания.

Глаза ее повлажнели, наливаясь печалью.

– А дальше? – тихо спросила я.

– Дальше? – Оксана вздохнула. – Дальше мы жили очень плохо. Я заканчивала школу, естественно, не работала, Сережка тоже. Он после этого случая вообще от рук отбился. Школу бросил, мотался где попало…

– Простите, а где он сейчас? – спросила я и тут же поняла, что угодила в больное место.

Оксана нахмурилась, глаза ее совсем потемнели, и из них закапали слезы.

– Извините меня… – проговорила она, промокая глаза рукавом. – Расклеилась я совсем. Просто Сережу я очень любила… люблю, – поправилась она. – Но дело в том, что он исчез. Просто исчез неизвестно куда после смерти мамы. Это случилось три года назад.

– А как это произошло?

– Ну… Он не пришел ночевать. День, другой. Словом, пропал. Я волновалась, конечно, но, честно говоря, особенно не расстраивалась – такие случаи не были для меня новостью. Ведь парень-то молодой, понятно, что дома сидеть неохота – девушки, опять же, он у меня мальчишка видный… – В ее словах послышалась плохо скрываемая гордость за брата. – Но потом я начала волноваться, обратилась в милицию. Я не думала, что он пропал навсегда.

Голос Оксаны стал тихим и едва заметно задрожал.

– Его нет и по сей день. Но я надеюсь, что он вернется. Я это чувствую.

– А вы пытались его искать? – спросила я.

– Конечно, пыталась. Запросы посылала в разные районы. И в Тарасов тоже – Сережа часто говорил, что хотел бы жить там, в областном центре. Но мне каждый раз приходил отрицательный ответ. А потом я вышла замуж, появились другие заботы… Но я до сих пор не теряю надежду на то, что он вернется!

Оксана даже как-то выпрямилась, в ее голосе прозвучало упрямство и вера в лучшее.

– Ну не мог он так поступить со мной! Если не пишет, не появляется, значит, не может, я думаю. Наверно, в тюрьме сидит.

– А что, такое возможно?

– В принципе, я не исключаю подобный вариант, – признала Оксана, немного подумав. – С его умением находить приключения меня бы это не удивило.

– Значит, в милиции вы были уже давно?

– Полтора года назад в последний раз. Перед замужеством.

– Скажите, а в последнее время к вам никто не приходил, ни о чем не спрашивал? Может быть, случилось что-то необычное?

– Да нет, – пожала плечами Оксана, – все нормально, по-прежнему. Ничего такого, что могло бы показаться странным.

– Спасибо вам большое, Оксана, – сказала я, взглянув на Виктора и получив от него молчаливый кивок, означающий, что здесь нам можно больше не задерживаться.

– А что все-таки случилось, вы мне объясните? – спросила Оксана, идя за нами в коридор. – Вы же говорили, что преступников нашли.

– Пока что есть только подозрения, – успокоила я ее. – Я оставлю вам свою визитную карточку, если вам будет интересно, вы позвоните попозже. Правда, я еще не знаю, чем все это закончится, но надеюсь, что мне удастся все это раскрутить. Кстати, я могу позвонить вам сама… – предложила я. – Когда все станет ясно.

– У нас нет телефона, – развела Оксана руками. – Лучше я вам позвоню. Это ваш рабочий телефон?

– Сотовый, – ответила я, показывая свой мобильник. – Так что звоните в любое время.

Оксана попрощалась с нами, и мы пошли. Обернувшись, я увидела, что девушка так и стоит в дверях, задумчиво прикусив нижнюю губу…

– Давай теперь я сяду за руль, – даже не вопросительно, а утвердительно сказала я, когда мы с Виктором очутились на улице.

Тот лишь легонько отодвинул меня от дверцы и сам сел на водительское сиденье.

Я невольно поразилась его выносливости, ведь человек, в сущности, не спал вторые сутки. Я же, для приличия посидев некоторое время, потаращив зенки на дорогу, убаюканная мерным урчанием мотора, в конце концов снова заснула, как и по дороге в Шабалов.

 

Глава 8

Несмотря на то что я самым бессовестным образом проспала, можно сказать, всю дорогу, по приезде домой меня опять потянуло в сон. Тут уже я не сдержалась и сказала Виктору:

– Давай-ка ложиться, а завтра все обсудим, я просто валюсь с ног.

Виктор пожал плечами, и я поняла, что если бы нужно было ехать еще куда-то, он также невозмутимо согласился бы и с такой перспективой.

Он растянулся на диване в гостиной, а я побрела в спальню. Однако только я провалилась в сон, как зазвонил мой сотовый телефон.

Мне захотелось завизжать и разбить мобильник о стенку, но Виктор уже взял трубку.

– Да, – сказал он, после чего тут же протянул аппарат мне.

– Слушаю, – сонным голосом пролепетала я.

– Моя дочь нашлась! – чуть ли не прокричал в трубку голос Кудрина.

Он был возбужденным, радостным и каким-то нервным одновременно. Что и говорить, после такого заявления я моментально проснулась.

– Когда? – сразу же спросила я.

– Сегодня, два часа назад, – захлебываясь, проговорил Кудрин. – Она сама позвонила в дверь. Мы совершенно не ожидали. Сотрудник этот, который дежурил у нас…

– Морозов?

– Ну, да… Он бросился вниз по лестнице, рассчитывая на то, что сможет задержать тех, кто привез девочку, но все было напрасно. Машина, на которой ее привезли, естественно, не стала его дожидаться.

– Как дочь? Она здорова? – обеспокоенно спросила я, памятуя о той страшной посылке, которой была сама свидетелем.

– Все в порядке, – ответил Кудрин. – К тому же экспертиза сегодня показала, что тот палец принадлежал мертвому человеку, который умер месяц назад. Морозов сказал, что скорее всего палец украли в какой-нибудь анатомичке.

– Ну и ладно, – отлегло от сердца у меня. – А что рассказывает сама девочка?

– Обращались с ней хорошо, по ее словам, она даже и не поняла, что ее похитили. Как она рассказала, ее отвезли на какую-то дачу…

– Куда? Где эта дача? – перебила я его.

– Она не знает, не может точно сказать. Говорила только, что ехали долго. Куда-то в сторону Волги…

– И что на этой даче?

– Тот парень, что увез ее, сразу же накормил, отвел в комнату, там был телевизор, компьютер… Словом, она не скучала.

– Почему она села в машину, как ей представился похититель? Почему она ему поверила? Кто он вообще такой? – вопросы буквально сыпались из меня.

– Он показал ей записку, якобы от меня. Понимаете, она была написана моим почерком. Но я ее не писал. В записке говорилось, что я очень прошу ее поехать вместе с этим парнем – он назвался Сашей, – потому что у нас с женой возникли осложнения и нам пришлось срочно уехать.

– Как выглядел этот Саша?

– Да ничего особенного, – выдохнул Кудрин. – Обычный белобрысый высокий парень, одет в кожанку, коротко стрижен. Был приветлив, дружелюбен. Разговаривал с ней даже ласково. Одним словом, она ни на секунду не заподозрила, что ее похитили. Единственное, что ее смутило, так это то, что я не приехал за ней сам. Но я, услышав ее рассказ, убедился, что лучше ей оставаться в неведении и постарался всеми силами ее успокоить. Я просто отделался фразой «так надо».

– Да-а, – протянула я. – Гораздо интереснее, кому было нужно это похищение. И главное – ради чего?

– Именно над этим я сам ломаю голову, – признался Кудрин. – Вы знаете, я все очень хорошо обдумал, и у меня появилась одна мысль. Мне кажется, что я на верном пути. По крайней мере, другой причины, по которой надо мной могли бы так жестоко поиздеваться, я не вижу.

– Валерий, я думаю, что нам нужно встретиться с вами и серьезно поговорить. Лучше всего это сделать утром в редакции. Просто я еще раз подумала над тем, что вы мне сказали в прошлую ночь. У меня также появились кое-какие мысли на этот счет.

– Какие? – нетерпеливо спросил Кудрин.

– Давайте все-таки отложим этот серьезный разговор до утра, – попросила я.

– Ну ладно, давайте, – после паузы согласился Кудрин. – Я подъеду к десяти часам. Я обязательно подъеду, потому что хочу избавиться от этого раз и навсегда. Возможно, что мой рассказ отразится не самым лучшим образом на моем положении, но это мне уже безразлично.

В голосе Кудрина я почувствовала искреннее желание сбросить груз с души. Одновременно я ощущала, как он нервничает. Он говорил быстро, взахлеб, и я поняла, что он обязательно будет у нас в редакции утром.

– Хорошо, я буду вас ждать, – сказала я, попрощалась и положила трубку.

После того как разговор закончился, Виктор, все время стоявший рядом, вопросительно воззрился на меня.

– Завтра в десять часов, – просто сказала я, подстраиваясь под его стиль общения. – Вернее, уже сегодня, – зевнув, посмотрела я на настенные часы.

Времени было уже половина второго ночи. Виктор принял мое сообщение как должное и по своему обыкновению кивнул в знак того, что он все понял правильно. После этого он развернулся и послушно пошел в гостиную, где улегся на диване, не разбирая его.

Утром проснулась первой я. Наскоро приготовив завтрак, я покормила Виктора, который бодро встал и выглядел, как всегда, готовым к действию.

Мы быстро собрались и отправились в редакцию. На этот раз я проявила чувство товарищества и сама села за руль. Слава богу, что хоть сейчас, а то меня уж совсем совесть замучила.

Когда мы приехали, вся наша команда уже была на месте, включая Ромку-курьера, который наконец вернулся со своей сессии.

– Ого, привет, рада тебя видеть, – несколько удивленно поздоровалась я.

Честно говоря, за всеми этими событиями я совсем забыла о дне, когда он должен возвратиться.

– Здравствуйте, Ольга Юрьевна, – откликнулся он, и мне захотелось ему дать втык за подобное обращение.

Но я ограничилась лишь тем, что погрозила ему пальцем. Ромка смущенно улыбнулся и, видимо, чтобы загладить свою вину, быстро начал рассказывать:

– Я сдал на все пятерки, представляете? Даже самый сложный экзамен, за который очень трудно получить выше тройки!

– Молодец! – искренне порадовалась я. – Ты у нас далеко пойдешь.

В это время часы пробили десять. Маринка-зараза тут же победно глянула на меня, словно желая укорить меня за позднее появление на работе, и я почувствовала, что у нее с губ уже готовы были сорваться слова: «Меня вот за десять минут ругаешь, а сама-то, сама!»

Но так как я никогда не считала себя обязанной отчитываться перед Маринкой, то не стала оправдываться, к тому же сейчас все эти глупые разборки мне были неинтересны. Меня больше всего в данный момент заботил предстоящий разговор с Кудриным, поэтому я отвернулась и прошла в свой кабинет, плотно прикрыв дверь.

Мне захотелось побыть одной и в одиночестве выкурить сигарету, но Маринка достала меня и здесь.

– Оля, что же ты ничего не расскажешь о поездке? – просунулась она в кабинет с явным возмущением в голосе. – Мы же тут все волновались!

– Марина, подожди, пожалуйста, – меланхолично ответила я. – У меня сейчас важная встреча, после нее я все расскажу. Для тебя персонально два раза, – добавила я и закрыла дверь кабинета, пока Маринка не успела вникнуть в смысл моего высказывания.

Сигарета была выкурена, и даже не одна, а Кудрин так и не появился. Когда часы пробили одиннадцать, я не выдержала и набрала его домашний номер. Ответил мне женский голос:

– Алло, вас слушают.

– Валерий Александрович дома? – осведомилась я.

– Нет его, – раздраженно ответил женский голос.

– Простите, а не подскажете, где он?

– Не знаю! С утра смотался куда-то. И не беспокойте меня больше вашими дурацкими звонками!

После этого трубку, видимо, яростно шваркнули на место. Я не сомневалась, что имела беседу с Ириной Кудриной. Учитывая характер и стиль их отношений с мужем, было неудивительно слышать именно такой невежливый тон по телефону от его жены.

Хм, интересно, куда же это мог с утра завихриться господин Кудрин? Мне-то казалось, что он целиком и полностью поглощен своими проблемами, которые вдруг стали нашими общими. Я подумала, что, возможно, его задержали служебные дела, и позвонила в магазин. Но там мне ответили, что Валерий Александрович уже два дня не появлялся на работе.

Повесив трубку, я почувствовала, как на душе вдруг заскребли кошки. По непонятной мне пока причине я ощутила, что случилось что-то недоброе.

Чтобы не углубляться в пессимистические мысли, я, воспользовавшись паузой, вызвала к себе Сергея Ивановича, Виктора, и, конечно, Маринку, которая без новостей просто вяла на глазах.

Когда все расселись, я начала рассказ о нашей с Виктором поездке в Шабалов, поглядывая на него и получая одобрение в виде неизменных кивков.

Когда я закончила, первой высказалась Маринка, которая была крайне разочарована.

– Так, значит, вы зря проездили! – протянула она с какой-то даже обидой. – А я-то думала…

Я уже собиралась открыть рот и высказаться по этому поводу, как тут на помощь мне поспешил Сергей Иванович:

– Ну что вы, Мариночка, – произнес он, укоризненно покачивая головой. – Эта поездка была необходима, по крайней мере, – если я правильно понял Ольгу Юрьевну, Оксану Забелину-Кравцову мы можем считать непричастной ко всем криминальным событиям.

– Чего нельзя сказать про ее брата Сергея, – сказала я задумчиво.

Эта мысль пришла мне в голову совершенно неожиданно, когда я прокрутила в голове весь разговор с Оксаной. Мне показалось странным, что парень, пусть даже и не отличавшийся примерным поведением и домовитостью, вдруг так внезапно исчез, к тому же столько времени не подавал о себе никаких вестей единственному близкому человеку, каковым являлась для него сестра. Эту мысль я и высказала вслух.

– Вы что, думаете, это он? – нахмурился Кряжимский. – Но почему?

– Понимаете, все действия, которые были совершены против Кудрина и Обуховой, мало объяснимы с позиции человека, которому что-то от них было надо… – проговорила я. – Ведь от них ничего не требовали. Посудите сами, если бы нужно было добиться чего-то конкретного, то им бы сразу выставили определенные требования. А тут такое впечатление, что преступник просто глумится над ними. Причем давая понять, что это еще цветочки, а скоро придется откушать и ягодки.

– Вы думаете, что Кудрин отправится вслед за Обуховой? – сухо спросил Кряжимский.

Вместо ответа я выразительно посмотрела на часы.

– Ты должна была встретиться с Кудриным? – воскликнула догадливая Маринка.

– Да, в десять часов, – спокойно сказала я, хотя на душе у меня было очень неспокойно. – Но он, как видите, не пришел. На часах тем временем уже половина двенадцатого. В магазине его нет, дома тоже. Так где он может быть? Этот человек позвонил мне среди ночи, торопясь сообщить новости…

– Какие новости? – снова влезла Маринка.

– У него нашлась дочь. Ее ему вернули, живую и невредимую. И этот поступок еще раз подтверждает, что Кудрину хотели просто потрепать нервы. Причем очень основательно. И это удалось. Когда я разговаривала с ним в кафе, он был на грани нервного срыва.

– А что с его дочерью? – задумчиво спросил Кряжимский. – Вы сказали, что ее вернули живую и невредимую, но помнится, поступила очень страшная посылка… – при этих словах у Сергея Ивановича пролегла складка на лбу.

– Нет-нет, – поспешила сказать я, – это все провокация. Палец, как мы предположили, просто позаимствовали в какой-нибудь анатомичке. С девочкой, слава богу, все в порядке, она даже не осознала, что ее похитили. И это, в конце концов, еще одно доказательство того, что преступником владеют не корыстные мотивы! – убежденно завершила я.

В этот момент зазвонил мой сотовый телефон.

– Да, – вскочив, быстро откликнулась я, надеясь, что это Кудрин.

Но вместо этого я услышала не менее знакомый мне картавый голос майора Степанчикова. Он сопровождался шумным выдохом прямо в трубку.

– Ольга Юрьевна? У меня это… неважные новости…

– Что случилось? – сразу же обеспокоилась я.

– Обнаружен труп Кудрина Валерия Александровича. Только что, – отчеканил Степанчиков.

Я чуть не выронила трубку, хотя что-то подобное подсознательно ожидала услышать.

– Как? – только и вымолвила я, медленно опускаясь в кресло.

– Задушен в собственной машине, – мрачно ответил Степанчиков. – Два часа назад. Я посмотрел запись в его блокноте, валявшемся рядом, и увидел, что у него была назначена встреча на сегодняшнее утро с вами. Похоже, на нее он и отправлялся. Но судьба распорядилась таким образом, что вы так и не встретились. Я прав?

– Да, – тихо ответила я. – И я до теперешнего момента ломала голову, что с ним случилось… До вашего звонка у меня еще оставалась какая-то надежда.

– А что, вы предполагали такой трагический исход? – насторожился Михаил Анатольевич.

– Можно сказать, да. И сам Кудрин, кстати, догадывался об этом. Он и ехал-то, собственно, ко мне, чтобы это обсудить. Я уверена, что он чувствовал – скоро конец…

– Вот как? Я думаю, что нам с вами есть что обсудить, – тяжело сказал Степанчиков.

– Вероятно, нам нужно с вами встретиться, и как можно скорее.

– Да, подъезжайте ко мне прямо сейчас, – согласился майор. – Я у себя в кабинете.

– Хорошо, выезжаю, – я отключила связь и посмотрела на собравшихся в кабинете. – Я к Степанчикову. Кудрина нашли мертвым, – сухо сообщила я.

Маринка всплеснула руками, ахнула и затрясла головой. Виктор помрачнел и насупился. Кряжимский тяжело вздохнул и спросил:

– Вы поедете одна?

– Да.

Я быстро взяла сумочку и, не обращая внимания на Маринку, которая уже готовилась забросать меня своими вопросами, вышла из кабинета.

На душе у меня было муторно, давило ощущение того, что я не смогла уберечь нечто ценное, что мне доверили. И неважно, что это ценное представляло собой жизнь Кудрина, который, исходя из того, что он мне рассказал о своей прошлой жизни, абсолютно не мог претендовать на роль святого, все равно на душе было мерзко.

Я не стала брать свою «Ладу», так как не хотела в подобном душевном состоянии садиться за руль. Поэтому я поймала машину и отправилась в РУБОП.

Степанчиков встретил меня как обычно, в своем излюбленном сдержанно-мрачноватом стиле. Приподнявшись над столом, он исподлобья одарил меня пронзительным взглядом вспухших, видимо, от постоянного недосыпания, глаз и указал жилистой рукой на стул.

– Итак, вы говорили мне, что Кудрин догадывался о том, что его хотят убить. Откуда у вас такая информация? – сразу же начал он.

– Понимаете, Кудрин вместе с трагически погибшей недавно Людмилой Обуховой несколько лет назад совершили преступление, за которое не были наказаны, – решила я взять быка за рога. – Они ограбили ювелирный магазин и убили при этом сторожа.

Степанчиков нахмурился и, упершись глазами в стол, начал ожесточенно расчесывать свои волосы пальцами. Как я уже успела заметить, это было показателем того, что Михаил Анатольевич находится в крайне возбужденном и нервозном состоянии.

– Он рассказал мне об этом, будучи пьяным, – пояснила я. – И я подумала, учитывая все обстоятельства дела, что причиной всего криминала, обрушившегося на Обухову и Кудрина, могла быть месть кого-то из близких убитого.

– И вы молчали? – укоризненно посмотрел на меня Степанчиков, барабаня пальцами по крышке стола.

Его взгляд был настолько суров, что мне показалось, что сейчас он или закричит на меня, или даже ударит. Однако Степанчиков ограничился лишь этим взглядом и бросил:

– Продолжайте…

– Я выяснила фамилию того сторожа и съездила к его дочери. Она сказала, что из его семьи в живых остались только она и ее брат. Но брат куда-то пропал несколько лет назад, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.

– Как фамилия брата? – сразу же отреагировал Степанчиков, и в его глазах зажглись живые огоньки.

– Забелин. Сергей Забелин.

Степанчиков нажал на кнопку селектора и дал поручение одному из сотрудников посмотреть в картотеке фамилию «Забелин». Через пять минут дверь открылась и в кабинете появился знакомый мне Борзов.

– Что у тебя? – коротко спросил майор.

– Вот, Михаил Анатольевич, – ответил тот, протягивая Степанчикову небольшую белую папку.

Степанчиков взял ее и хмуро раскрыл. Полистав содержимое папки, он молча протянул ее мне.

Я взяла папку в руки и сразу же увидела фотографию молодого человека, лицо которого показалось мне знакомым.

Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах я могла видеть этого человека. Совсем недавно, но вот когда?..

Я молниеносно прокрутила в голове все события минувших дней…

– Вспомнила! – воскликнула я и даже хлопнула в ладоши. – Я вспомнила! Ну, конечно, это он!

– Кто? – отрывисто выпалил Степанчиков.

– Это Сергей, подручный Тимура, помните? Тогда мы догоняли синюю «БМВ», и вы еще…

– Да помню, помню! – махнул рукой Степанчиков. – Вы точно уверены, что это он?

– Абсолютно! Он приходил ко мне домой вместе с одним парнем, они хотели, чтобы я не совалась в это дело!

– Та-а-ак… – почесал нос Степанчиков. – И это, значит, скрывали? – он приподнялся со стула, нависая надо мной грозной тучей.

– А как я могла вам сказать об этом? – возразила я, мужественно выдерживая его строгий взгляд. – Зная ваши методы работы, можно не сомневаться, что вы коршуном накинулись бы на них, грубо говоря, сдали бы меня с потрохами! И вам при этом совершенно не пришло бы в голову подумать о том, что будет со мной потом!

Степанчиков смущенно закашлялся и тяжело задышал. Было видно, что из него готова ринуться целая лавина опровержений и возражений в ответ на мои слова. Но, видимо, профессионализм взял верх над эмоциями.

– Ладно, поехали к Тимуру! – рубанул он и полез в шкаф, где красовалось его коричневое кашемировое пальто.

Небрежно накинув модное кашне, он надел пальто и двинулся к выходу.

– Борзов! Бери Морозова и едем! – бросил он Борзову, который переминался в дверях с ноги на ногу.

Борзов тут же ретировался. Мы с майором спустились по лестнице. Я еле-еле успевала за энергично марширующим Степанчиковым.

Выйдя на улицу, Степанчиков заходил взад-вперед, то и дело посматривая в сторону выхода из отделения. Вскоре показались Борзов с Морозовым. Последний приветливо поздоровался со мной.

– Ну сколько можно ждать! – раздраженно бросил Степанчиков, круто разворачиваясь и взметая полы своего пальто вверх. – Давайте быстро в машину!

Борзов с Морозовым послушно двинулись к «десятке». Морозов сел за руль, Степанчиков устроился рядом с ним, откидывая голову на спинку сиденья, а мы с Борзовым оказались сзади.

Где находилась «резиденция» Тимура, Степанчикову было отлично известно. До места мы добрались минут за пятнадцать. Все это время у меня внутри что-то постоянно вздрагивало, я ожидала развязки событий, и от этого было радостно и тревожно одновременно.

Машину Степанчиков велел остановить в полуквартале от назначенного места. После этого мы все вышли и прошли вперед.

Впереди уверенно размашистой походкой двигался Степанчиков. Майор был настроен очень решительно.

Подойдя к дверям дома, он нажал на кнопку звонка. Тут же дверь слегка приоткрылась, и появилось лицо охранника.

– РУБОП! – хмуро произнес Степанчиков, достал свое удостоверение и сунул его охраннику под нос. – Где Тимур?

– Но… – запротестовал было представитель секьюрити, но Степанчиков моментально прекратил все возражения.

– Короче, – выдохнул он. – Если не хочешь отправиться с нами и провести время в камере за плохое поведение, то лучше отойди и дай нам спокойно пройти. Нам нужно поговорить.

Охранник посторонился. Мы прошли в дом и поднялись по лестнице на второй этаж. Степанчиков резко рванул на себя одну из дверей, отстранив плечом очередного охранника, одновременно показывая ему свой документ.

– Привет! – бросил он, проходя внутрь. Мы последовали за ним.

В комнате на низком длинном диване сидел широкоплечий мужчина лет сорока. У него были явно выраженные восточные черты лица. Одет он был в белую рубашку, резко контрастировавшую со смуглой кожей. Черные усы тонкой полоской пролегли над верхней губой. При виде нас мужчина удивленно поднял широкие брови.

– Ба-а! – удивленно, с поддельной радостью всплеснул он руками. – Михаил Анатольевич! Какими судьбами? Вроде бы мы с вами совсем недавно встречались и, как мне показалось, выяснили все вопросы?

– Выяснили, выяснили, – поморщился Степанчиков. – Но тут возникли новые. К тебе у меня пока претензий нет. А вот где Сергей, подручный твой?

– Сергей? – еще больше удивился Тимур. – Какой Сергей?

– Я не знаю, какое у него в ходу погоняло, – презрительно заметил Степанчиков, – но по документам он числится как Забелин Сергей Николаевич.

– Ах, Забелин! А что случилось? – на лице Тимура отразились признаки притворного, как мне показалось, беспокойства. – Михаил Анатольевич, вы скажите мне. Если он в чем-то провинился, я сам его накажу, не утруждайтесь.

– Ну зачем же сам? – возразил майор. – Мы для того и существуем, чтобы решать подобные вопросы. В общем, – Степанчиков раздраженно махнул рукой и еще больше сморщился, – давай сюда Сергея и хватит болтовни!

– Его пока нет, – серьезно ответил Тимур. – Попозже должен появиться.

– Тогда будьте добры, скажите адрес, где его можно найти прямо сейчас, – любезно улыбаясь, попросил Степанчиков.

– Ох, господи, да к чему же такие сложности! – не унимался Тимур. – Михаил Анатольевич, мы же не первый год знаем друг друга, могли бы договориться! Ну что такого мог совершить Сережа? Я вас уверяю, что это один из самых умных и порядочных моих ребят! Давайте простим ему его маленькую провинность – я абсолютно уверен, что ничего страшного он не совершил, – я непременно разберусь с ним и приму меры. Лично, – подчеркнул Тимур.

– Я же говорю, что здесь договориться не получится! – резко ответил Степанчиков. – Давай, давай, не тяни!

По его лицу можно было сделать вывод, что у майора кончается терпение.

– Да правда нету его! – воскликнул Тимур. – Боюсь, что и дома нет. С утра он должен был в одно место съездить.

– В какое такое место? – язвительно спросил Степанчиков.

– Он сказал, что по личным делам, я не стал уточнять, – пожал плечами Тимур.

Степанчиков посмотрел на Тимура с ярко выраженным недоверием, но ничего не сказал, а лишь шумно втянул воздух в легкие. – Так, давай-ка кого-нибудь из своих молодцов, сейчас поедут к нему домой. Давай, давай, давай! – Степанчиков нетерпеливо замолотил костяшками пальцев по спинке дивана.

Тимур нехотя поднялся и пошел к двери.

– Паша, – обратился он к охраннику, стоявшему за ней. – Пусть Толян с Олегом съездят к Сереге. Если он дома, пусть подъедет.

– Борзов! – тут же встрепенулся Степанчиков. – Отправляйся с ними, проконтролируешь.

Борзов вместе с охранником пошел по коридору. Мы остались вчетвером. Тимур, усмехнувшись, прошел к бару и достал из него бутылку коньяку. После этого он плеснул себе в рюмку граммов пятьдесят.

– Хотите? – с улыбкой обратился он к нам.

– Нет, – отрезал Степанчиков.

– Ох, не понимаю я вас, Михаил Анатольевич! – покачал головой Тимур. – И что вы такой принципиальный? Сейчас посидели бы с вами, выпили, все решили, и, глядишь, не пришлось бы Сережу дожидаться. Отдохнули бы да домой поехали. Вы же наверняка устаете, отдыхаете мало…

– Ты опять за свое? – нахмурился Степанчиков. – Знаешь же, что со мной такие номера не проходят.

– Ну как хотите, Михаил Анатольевич, как хотите, – разведя руками, вздохнул Тимур. – Каждый живет так, как может.

Тимур выпил коньяк и с любопытством посмотрел на меня.

– А девушка что же, ваша помощница? – с улыбкой спросил он. – Вот уж не думал, что такие милые девушки могут работать в милиции.

– Я не из милиции, – коротко ответила я. – У меня свой интерес.

Я не стала уточнять, что на самом деле являюсь журналисткой, подумала лишь, что Тимуру это и так было известно – тем более что именно он посылал Сергея с Толяном разобраться со мной.

Разговаривать мне не хотелось, в голове были мысли лишь о Сергее. Почему-то мне казалось, что мы не увидим его сегодня. Этот парень наверняка очень умен и хитер. Скорее всего, он что-то почувствовал и теперь постарается залечь на дно. И где его потом искать?

Чтобы отвлечься, я вытащила из сумочки сигареты и вопросительно посмотрела на Тимура. Тот тут же заулыбался вновь.

– Курите, курите! Ради бога, – он даже поднес мне золотую зажигалку и пододвинул пепельницу.

– Михаил Анатольевич, – я протянула Степанчикову пачку «Русского стиля», – угощайтесь!

Степанчиков протянул было руку, потом, смутившись, убрал ее и полез в карман. Он извлек оттуда пачку «Явы» и закурил. Лицо его при этом нахмурилось.

По нему было видно, что он нервничает, но очень не хочет этого показывать. Выкурив сигарету, он тут же потянулся за новой. Пальто свое Степанчиков так и не снял, хотя в комнате было довольно жарко.

Я скинула свой плащ и повесила на спинку стула. Степанчиков покосился на меня и последовал моему примеру.

– Тьфу! – выругался он, увидев забрызганные грязью полы пальто, и отвернулся к окну.

Тимур, несмотря на то что тоже был не совсем спокоен, несколько раз пытался завязать непринужденный разговор, но Степанчиков реагировал хмуро и односложно, а Морозов вообще отличался немногословием. Со мной же Тимур почему-то не разговаривал.

В томительном ожидании прошло минут двадцать. Я встала и прошлась по комнате, чтобы немного размяться. В этот момент открылась дверь и охранник доложил:

– Ребята вернулись.

– Пусть заходят, – сразу же ответил Тимур.

Вошли уже знакомый мне Толян в сопровождении еще одного парня, а вслед за ними Борзов. Как я и предполагала, Сергея вместе с ними не было.

– Ну что? – спросил Тимур.

– Нет его, – лениво ответил Толян, перекатывая во рту жвачку. – Соседи сказали, что как с утра уехал, так и не возвращался.

– Понятно, можете идти, – быстро сказал Тимур и закрыл дверь. – Ну вот видите, Михаил Анатольевич, – повернулся он к Степанчикову. – Нет его! Приезжайте завтра.

– Я думаю, он и завтра не появится, – подтвердил Степанчиков мои мысли.

– Это еще почему? – удивился Тимур.

– Есть причины, – многозначительно ответил Степанчиков. – Свалил он от тебя, проще говоря. Не нужен ты ему больше.

На лице майора появилось какое-то ехидное, почти злорадное выражение. Лицо же Тимура выражало явное недоумение.

– Короче, не буду я тебе ничего объяснять! – махнул рукой майор. – Увидишь сам – не появится твой Сергей!

– То есть как это так? – медленно протянул Тимур, и лицо его начало наливаться злобой. – Михаил Анатольевич, расскажите-ка мне, в чем дело? Этот парень должен мне деньги, и немалые.

– Да мне наплевать, сколько он тебе должен! – прокаркал Степанчиков. – Сегодня найден труп, и я уверен, что это работа твоего Сергея! Вот почему я его и ищу, а ваши дела мне до лампочки!

– Подождите, подождите, – заторопился Тимур. – Насколько я понимаю, вам необходимо его найти, но и мне тоже. В этом наши интересы совпадают. Михаил Анатольевич, давайте пойдем друг другу навстречу. У меня команда сильная, ваше ведомство также обладает возможностями, так что рано или поздно мы его найдем. Вопрос только в том, кто будет первым. Так давайте держать друг друга в курсе событий. Одним словом, если вы первыми находите Сергея, то сообщаете мне. Я с ним разговариваю как следует, после чего передаю его вам. В долгу я не останусь…

Степанчиков ничего не ответил на это предложение, только посмотрел на Тимура исподлобья, накинул свое заляпанное грязью пальто, некоторое время постоял, сунув руки в карманы, потом резко повернулся и вышел из комнаты. Я последовала за ним, Борзов с Морозовым тоже.

– Морозов! – вдруг повернулся майор.

– Да, Михаил Анатольевич?

– Останься. На всякий случай. Если до завтрашнего утра Забелин не появится, возвращайся. Держи меня на связи. Все.

Морозов кивнул и спокойно вернулся в комнату.

– Ольга Юрьевна, вас отвезти? – любезно спросил Степанчиков на улице.

– Да, пожалуйста, в редакцию, – устало сказала я, садясь в рубоповскую «десятку».

 

Глава 9

В редакции я первым делом прошла в кабинет и стянула с себя ботинки. Ноги мои сразу же почувствовали невероятное облегчение.

– Марина, – слабым голосом позвала я.

Маринка как верный адъютант немедленно появилась в дверях.

– Сделай мне, пожалуйста, чаю с лимоном, – попросила я.

– Чаю с лимоном? – вытаращила глаза Маринка. – Я не ослышалась?

– Нет, не ослышалась, – покачала я головой. – Я просто очень устала и хочу расслабиться. И садись рядом, поговорим.

– А мне что, тоже чай пить, что ли? – растерялась Маринка.

– Да пей что хочешь! – махнула я рукой и откинулась в кресле.

Маринка исчезла минут на десять. Она так давно никому не готовила чай, упиваясь собственным умением варить изумительный кофе, что процедура заваривания чая заняла у нее гораздо больше времени, чем это требовалось любому другому нормальному человеку.

Она вошла в кабинет с подносом и села напротив меня. Я отпила ароматного чаю и благодарно посмотрела на Маринку, которая из солидарности тоже налила себе чай.

– Что случилось-то, Оль? – взволнованная моим отклонением от традиций, спросила она.

– Да подожди ты! – отмахнулась я. – Сейчас мысли в голове уложатся, расскажу.

Маринка послушно углубилась в церемонию чаепития. Когда чашка моя опустела, я достала сигареты, протянула одну Маринке, вторую закурила сама.

– Позови-ка Виктора с Сергеем Ивановичем, – попросила я Маринку.

Вскоре она торжественно ввела в кабинет их обоих. Я потратила около часа на то, чтобы обрисовать им всю картину происшедшего. В сущности, загадок в этом деле не осталось, поскольку в виновности Сергея Забелина сомнений не было. Мотив – месть за смерть своего отца.

– Ну, собственно, все ясно, Ольга Юрьевна, за исключением одного: где же Сергей? – рассудительно произнес Кряжимский, выслушав меня.

Выпустив дым в потолок, я сказала:

– Сергей пропал. Где он сейчас, никто не знает, включая, так сказать, его непосредственного начальника Тимура.

Кряжимский невозмутимо поднял брови вверх и высказал предположение, что, по-видимому, следы Сергея теперь затеряются.

– Месть – великое дело, – философски изрек он, подводя итоги дискуссии. – Мысли о том, чтобы кому-то отомстить, приходят в голову многим людям. Но немногие переводят мысли в действие. В основном эти порывы со временем затухают, а потом и вовсе растворяются в повседневном житье-бытье.

– Но, похоже, Сергей Забелин – исключение, – заметила я.

– Да, исключение, – согласился Кряжимский. – Вот только непонятно, откуда он сам узнал о том, что в смерти его отца виноваты эти двое. Почему, в конце концов, не обратился в милицию, если знал?

– Это для меня тоже большая загадка, – сказала я. – Может быть, хотел сам наказать преступников. Ведь посмотрите, какими изощренными методами он действовал: то наркотики подсунет, то цветочки с неприятным запахом подкинет…

– То машину взорвет, то убьет, – в тон мне сказал Кряжимский.

– И что же, его теперь совсем не найти? – задала вопрос Маринка.

Мы все втроем посмотрели на нее как добрые воспитатели детского сада. Так наивно и непосредственно прозвучал этот вопрос. Она, однако, не смутилась и продолжила:

– Но ведь должен же он куда-то поехать… Не может же он провалиться сквозь землю.

– Точно, не может, – с готовностью согласилась я со своей подругой.

И тут мне пришла в голову мысль, очень простая и ясная. Действительно, куда может податься человек, совершивший два убийства и которому после всего этого нужно, что называется, отлежаться в надежном месте? Где это самое надежное место? Не на родине ли его, в городе Шабалове, у сестры Оксаны?

И я тут же поделилась своими мыслями с коллегами:

– Мне кажется, пора снова ехать в Шабалов, к Оксане Забелиной, – сказала я. – Скорее всего, он направился именно туда.

На мои слова первым отреагировал Виктор. Он, нахмурившись, секунду-другую переваривал полученную информацию, в знак согласия кивнул мне и невозмутимо двинулся в лабораторию за дорожной сумкой. Кряжимский думал над моими словами немного дольше, но и он в конечном итоге сказал:

– Возможно, Ольга Юрьевна, вы и правы…

Маринка же, видя всеобщее одобрение моим мыслям, тут же истерично подхватила:

– Да, да! Надо ехать туда, быстрее! Только нужно быть осторожными, он же может быть вооружен!

Вернувшийся из лаборатории Виктор лишь усмехнулся в ответ на ее слова и ласково потрепал по волосам. Маринка и сама кинулась собираться, но Кряжимский остановил ее, сказав, что она необходима ему для работы над номером газеты. Маринка нахохлилась и обиженно уселась за компьютер. Я хотела было сказать ей что-нибудь ободряющее, но так и не нашла нужных слов. Тем более что надо было торопиться.

Ехали мы быстро стараниями все того же поразительно выносливого флегматика Виктора. Он выжимал из моей «Лады» почти все, на что был способен ее мотор.

Было около двух часов дня, когда мы подъехали к знакомому уже мне дому в Шабалове.

– Как будем действовать? – повернулась я к Виктору.

– Решительно, – односложно ответил он.

Поднявшись на третий этаж, я нажала кнопку звонка. С той стороны двери послышалось осторожное шарканье ног. Было очевидно, что человек прильнул к глазку, тщательно рассматривая нас с Виктором.

– Кто? – послышался вдруг испуганный голос Оксаны.

– Это я, Ольга, журналистка, – сказала я как можно более дружелюбным тоном.

За дверью послышалась какая-то возня и приглушенные голоса. Наконец дверь открылась, и на пороге с пистолетом в руке появился Сергей Забелин. Это был именно он, тот самый светловолосый парень, который несколько дней назад приходил ко мне домой.

– Что вам нужно? – спросил он.

– Всего лишь поговорить, – успокоила я его, а Виктор в знак добрых намерений приподнял руки вверх.

– Зачем?

– Я думаю, вы сами нуждаетесь в этом, – уклончиво, но в то же время твердо осмелилась сказать я. – Виктор ничего вам не сделает, он просто в качестве моей защиты.

Забелин при этих моих словах усмехнулся, что, по всей видимости, могло означать – попробовал бы он что-нибудь со мной сделать!

Виктор же на эту усмешку никак не отреагировал, продолжая для успокоения Забелина держать руки чуть поднятыми вверх. В то же время он внимательно наблюдал за состоянием Сергея, готовый в любой момент броситься на него.

Учитывая его опыт в таких ситуациях, я почему-то не сомневалась, что ему легко удастся выбить из рук Сергея пистолет. Но, безусловно, доводить ситуацию до такой развязки мне не хотелось, поэтому я осторожно прикрыла дверь и сказала:

– Давайте пройдем на кухню. Виктор останется в комнате. Больше чем час времени я у вас не отниму…

Забелин чуть изменился в лице. Было видно, что внутри его происходит какая-то борьба. Наконец он молча, едва заметно кивнул мне в сторону кухни. Я прошла в указанном мне направлении. Сергей же, проследив за тем, как Виктор опустился на диван в комнате, выдержал паузу и зашел вслед за мной в кухню.

– Сережа, мне надо с вами просто поговорить, – повторила я. – Я все знаю, но мне хотелось бы выслушать вас и понять.

Забелин хмуро смотрел на меня, внутренне решая, как ему поступить. Я не отводила глаз, стараясь всем своим видом выразить, что я пришла сюда не со злыми намерениями. Наконец он решился и осторожно засунул пистолет обратно в карман своих брюк.

– Понять? – криво усмехнулся он, усаживаясь на стул. – Этого нельзя понять, пока не переживешь сам. Откуда вы можете знать, что творилось в моей душе?

– Я могу предположить, – возразила я. – А вы мне дорисуете картину. Я думаю, вам необходимо выговориться. Все это время вы носили в себе свои переживания. Расскажите, я постараюсь все оценить правильно.

Сергей тяжело вздохнул, закрыл лицо руками и потер лоб. Когда он отнял руки, я заметила, что на лбу его пролегла глубокая складка. Глаза подернулись какой-то пеленой, и он погрузился в воспоминания.

Некоторое время он сидел в задумчивости, курил, стряхивая пепел в цветочный горшок, и мысли его были далеко. Я не вмешивалась, ожидая, пока он сам начнет свою исповедь.

Наконец Сергей перевел на меня взгляд и сказал:

– Хорошо, я все расскажу вам. Опишу ситуацию своими глазами. Поймете вы меня или нет, не знаю. Да, собственно, это не так уж и важно. Я знаю только одно – я сделал то, что должен был сделать, и нисколько об этом не жалею… – глаза его смотрели на меня не мигая, с каким-то вызовом.

– Вы сделали свой выбор, я понимаю, – медленно произнесла я. – Но неужели нельзя было поступить по-другому?

– По-другому? – брови его взлетели вверх. – А как по-другому? Кто наказал бы этих уродов, если не я? Ведь я прекрасно осознавал, что против них нет никаких улик, что ни один судья не вынес бы обвинительного приговора, тем более через столько лет! Да никакого суда вообще бы не было! Меня бы просто пнули, если бы я пришел в милицию и заявил, что некая Людмила Николаевна Обухова совместно с Кудриным Валерием Александровичем пять лет назад совершили ограбление ювелирного магазина, убив при этом сторожа! Кто стал бы слушать эти голословные обвинения?

– Стоп-стоп-стоп, – перебила я его. – Вот этот момент мне непонятен. Вы тогда, пять лет назад, не знали, что это сделали они?

– Нет, – покачал он головой. – Не знал. Откуда? И предположить не мог. У отца на работе никогда не было особых проблем. Я и не знал, что была такая Обухова. В тот день отца убили, во мне словно что-то перевернулось… Понимаете, я никогда не был примерным ребенком, в отличие от Оксаны, но отец всегда любил меня. В детстве он много возился со мной, куда бы ни отправился, всегда брал с собой. Когда я стал подростком, то почувствовал, что во мне что-то происходит. Я стал грубоватым, скрытным. Это были всего лишь проявления переходного возраста, и отец не раз пытался со мной поговорить по душам, но я только отмахивался. Отец не стал настаивать, хотел переждать. А мать… Ей вообще было не до меня, она всегда больше занималась Оксаной…

Сергей выкинул истлевшую сигарету и достал из пачки новую. Прикурив, он выпустил дым в сторону и снова задумался, подперев свободной рукой подбородок. Через некоторое время на его лице промелькнула улыбка. Видимо, парень погрузился в воспоминания о своем детстве, когда с отцом его связывали чудесные, теплые и доверительные отношения.

Я не мешала ему предаваться им, не влезала, не торопила. Я знала – теперь Сергей расскажет мне все.

– Так вот, – Забелин очнулся от своих мыслей и продолжил, – мне очень хотелось самому поговорить с отцом, сказать, что все нормально, что я по-прежнему люблю его, но какое-то дурацкое чувство противоречия мешало мне сделать это. Я видел, что он ждет от меня этого шага. И вот в ту злополучную ночь я отправился к нему в магазин. Я долго гулял перед этим, думал, а потом пошел к отцу. Я и раньше заходил к нему на работу, когда он дежурил, но в последнее время почти совсем не бывал у него. Я решил, что поговорю с отцом нормально, как раньше, и все дальше будет хорошо. Эта мысль окрылила меня. Я бежал к магазину, радуясь предстоящей встрече, и вдруг…

Он замолчал, сжал кулаки и почти выкрикнул:

– Понимаете, ведь это я первым увидел отца, я! – Сергей с силой ударил кулаком по подоконнику.

Он посидел немного, стараясь унять дрожь в пальцах, потом сказал:

– Замок был открыт. Это удивило меня, но не напугало. Я еще предположить не мог, что там. Одним словом, я вошел и сразу же увидел отца, лежавшего на полу. Я думал, что ему стало плохо – у него было слабое сердце, – кинулся к нему и увидел удавку на шее. В этот момент у меня куда-то ухнуло сердце…

Сергей снова потянулся за сигаретами. Он достал пачку и увидел, что она пуста. Некоторое время он с каким-то удивлением смотрел на нее, потом смял и бросил на пол.

Я открыла сумочку и протянула ему свою пачку «Русского стиля». Сергей как-то непонимающе уставился на нее.

– Ах, да, – спохватился он и снова потер лоб. – Спасибо большое, – он дрожащими пальцами вытащил сигарету и жадно затянулся. – Надо же, руки стали дрожать, – удивленно произнес он, вытягивая их вперед. – Впервые это случилось именно в тот момент, когда я подошел к отцу и взял его руку, чтобы пощупать пульс. С тех пор они не дрожали. И когда я убивал этого гада, не дрожали… И эту мерзкую женщину, в которой не было ничего от женщины…

В глазах Сергея зажглась ненависть. Кулаки его непроизвольно сжались, словно имитируя движение, которым он набрасывал удавку на шею Кудрина.

– Так вы что же, никого не видели? – осторожно спросила я.

– Нет, – покачал он головой. – Когда я пришел в магазин, преступников уже не было. Я даже не сообразил вначале, из-за чего убили отца. Ничего не было перевернуто, как это обычно бывает при ограблениях. Это уже потом я понял, что преступники отлично знали, где и что брать.

– И это не навело вас на мысль, что это сделал кто-то из сотрудников магазина?

– Мне же было тогда всего пятнадцать лет, не забывайте об этом! И потом, Обухова к тому времени была уволена, никому и в голову не пришло подумать, что это ее рук дело, а Кудрина в магазине вообще никто не знал, ведь он там не работал. К тому же Обухова уволилась тихо, то есть она никому не выказывала обид. Теперь я понимаю, что она просто не стала показывать свои истинные чувства и задумала это дело. Это была ее месть.

– А ваше дело – это ваша месть?

– Разумеется. Только у них – это не только месть, а еще и жажда наживы… Теперь-то понятно, почему они перебрались в Тарасов и на какие такие шиши поднялись, открыв свой магазин!

– Но откуда у вас в пятнадцать лет возникло такое желание отомстить? Почему оно держалось столько лет? Ведь у вас в дальнейшей жизни все вроде бы складывалось нормально, была пусть довольно специфическая, но работа, вы не бедствовали, у вас осталась сестра… Почему вы все посвятили только мести?

– Отец был самым близким для меня человеком. Я же говорил, что вы меня не поймете! – скривился Сергей. – Я же говорил, что для того, чтобы понять, нужно пережить это самому! Когда я увидел труп отца, то осознал, что лишился последней возможности поговорить с ним и наладить отношения! К тому же… Это же человеческая жизнь, как вы не поймете! И она закончилась из-за каких-то побрякушек, пусть дорогих, но всего лишь вещей! – отчаянно выкрикнул Сергей.

При этих словах у него вздулись вены на висках. Я поняла, что у Сергея очень восприимчивая нервная система. Есть люди, на которых события, подобные тем, что пришлось пережить Сергею, не производят такого сильного впечатления, а этот парень принимал все близко к сердцу, если не сказать больше. Смерть отца подействовала на него столь сильно, что он даже забыл об остававшихся тогда в живых матери и о сестре. И вспомнил о сестре только тогда, когда почувствовал, что больше ему некуда пойти.

Словно угадывая мои мысли, Сергей сказал:

– Думаете, мне легко было уехать, ничего не сказав Оксане? Ведь я знал, как она беспокоится обо мне! Она всегда просила меня сообщать, куда я собираюсь! А тут… Я просто вынужден был исчезнуть, потому что понял, что если буду просто сидеть на месте, то никогда ничего не узнаю! Я понимал, что она с ума сходит, не зная, где я и что со мной! Но я не мог поступить иначе…

– Так как же вы все-таки узнали обо всем? О том, кто убил вашего отца?

– О, тут вмешался случай, – усмехнулся Сергей. – Я переехал в Тарасов, вступил в группировку Тимура, для того, чтобы быть ближе к криминалу. Я думал, что на милицию надежда плохая, и выбрал бандитов в качестве союзников. Хотя они и не знали об этом. Я старался по многим каналам выяснить, кто мог ограбить магазин, затратил на это не один год, но так и не смог узнать. А потом… Короче, мне приходилось иногда ездить в мини-маркет «Людмила». Я увидел Кудрина и Обухову, но мне и в голову не могло прийти, что это именно те люди, которых я ищу. И вот однажды я увидел в мини-маркете женщину, которая оказалась моей знакомой. Это была Ирина Павловна Кудрина, моя бывшая учительница. Вот уж никогда бы не подумал, что мир так тесен! – покачал головой Сергей. – Она преподавала у нас в школе химию, в Шабалове. Потом, как выяснилось, они с Кудриным переехали в Тарасов. О том, что он ее муж, я и предположить не мог. Так вот, она пришла к мужу, увидела меня, узнала… Поначалу она была только удивлена. Сказала: «Вот уж не думала, Сережа, тебя тут встретить». Я ответил парочкой ничего не значащих фраз, на этом мы и расстались. Но, как оказалось потом, Ирина Павловна не забыла о нашей встрече.

– И что? – заинтересовалась я, сразу вспомнив жену Кудрина.

Интересный поворот в деле. Я и не думала, что Ирина окажется еще раз в центре событий. Я-то уж и забыла совсем о ней.

– Потом она сама нашла меня и сказала, что хочет со мной серьезно поговорить. Я согласился, думал, что она будет говорить об Оксане, ну, что-нибудь типа того, что как я мог так поступить с сестрой, оставить ее… Но у нее оказались свои планы. Глядя на эту женщину, и предположить невозможно, какие мысли могут бродить в ее голове. Одним словом, она мне сказала, что убийцами моего отца были ее муж и Обухова.

Сергей сглотнул слюну и отвернулся к окну. Посидев так, тоскливо глядя на почерневший мартовский снег, он обратился ко мне:

– Можно еще сигарету? У меня больше нет.

– Конечно, – я пододвинула ему пачку. – Берите не спрашивая.

Сергей закурил и заговорил снова:

– Ирина Павловна ненавидела своего мужа. По ее словам, он все время ей изменял. Потом у него возникла связь с Обуховой. Я не особо вникал в эти дела, но мне кажется, она сама в этом виновата. Характер у нее, мягко говоря, не ангельский, к тому же она совершенно за собой не следит. А какому мужику это понравится? Посмотреть на нее, так это же просто чучело! Одним словом, она хотела от него избавиться и сама всем заправлять. Она долго думала, как это сделать, и тут появился я.

– И она решила избавиться от мужа и его любовницы вашими руками?

– Это я теперь понимаю. А тогда это выглядело просто как жалобы уставшей от жизни женщины. Она оказалась неплохим психологом и подвела меня к мысли убить Обухову и Кудрина. Конечно, напрямую она этого не говорила, зато очень изощренно капала мне на мозги. Рассказывала, как цинично отнеслись ее муж с Обуховой к убийству моего отца, рассказывала об этом с подробностями. Мы встречались несколько раз, сидели в кафе, причем она оплачивала для меня выпивку и еду… Все это она делала умышленно, а я сидел, слушал, думал, и в душе моей все переворачивалось. Ирина Павловна делала вид, что жалеет меня, на самом деле ей нужно было осуществить свои планы чужими руками. Сама она не смогла бы это сделать. И я в один прекрасный момент решился. Я все обдумал, как мне казалось. Я считал, что никто не узнает, что это сделал я. И начал с безобидных мер. Ну, там, с проверок магазина – я мог это устроить, связей-то у меня хватало. С помощью Ирины Павловны подбросил наркотики в кабинет Обуховой… Я задурил головы Обуховой и Кудрину, они понимали, что на них идет охота, но не догадывались, в чем причина. Мне хотелось свести их с ума. Убить их сразу было бы слишком просто и гуманно. Потом я ужесточил меры. Это я говорю о взрыве машины Обуховой. Да вы же все сами знаете! Потом, когда я понял, что она уже дошла до кондиции, я ее и убил. Затем я принялся за Кудрина…

– И украли его дочь, – тихо сказала я. – Это по-вашему, гуманно?

– Да я не собирался причинять зло этой девочке, как вы не поймете! К тому же сама Ирина Павловна об этом прекрасно знала. Она просто сыграла роль убитой горем матери, провалявшись в постели два дня. Все это было рассчитано на Кудрина. И мне удалось добиться того, что у него начала съезжать крыша.

– Вот в этом вы перестарались, – вставила я. – Она начала у него съезжать настолько, что он в пьяном виде проговорился мне о том давнем деле, а дальше мне осталось только узнать подробности и все сопоставить. В итоге я и очутилась здесь у Оксаны. Когда вы убили Кудрина, я уже практически знала, кто за этим стоит. В РУБОПе подняли ваше дело, и я узнала вас по фотографии… Помните, это ведь вы приезжали ко мне с Толяном?

– Конечно, помню, – кивнул Сергей. – Вот уж не мог бы подумать, что судьба снова сведет нас. Собственно, вы и распутали это все, верно?

Я в ответ неопределенно кивнула. Сергей усмехнулся, затушил сигарету в пепельнице и посмотрел на меня в упор.

– И что же вы собираетесь делать теперь? – спросил он. – Сдавать меня ментам? Или Тимуру?

Я промолчала, поскольку внутренне для себя еще не до конца решила, как же мне поступить в такой ситуации.

– А я-то рассчитывал, что никому не придет в голову, что я здесь… Думал, что у меня есть время отсидеться у Оксаны, пока меня хватятся.

– Боюсь, что если такая мысль пришла в голову мне, она легко может прийти и тем, кто за вами охотится, – серьезно сказала я.

– Да. У меня совсем нет времени, – мрачно согласился со мной Сергей.

– А охотников, кстати сказать, хватает, – продолжила я. – Во-первых, Тимур, которому вы, как выяснилось, должны деньги. Я так полагаю, вы одолжили у него деньги для того, чтобы иметь возможность скрыться. А во-вторых, РУБОП. В частности, известный мне майор Степанчиков, которому не составит особого труда выяснить адрес вашей сестры. Как вы понимаете, он не будет особо с вами церемониться и с удовольствием упечет вас за решетку.

– А в-третьих, вы, – уныло закончил перечисление Сергей.

– А вот тут вы ошибаетесь, – покачала я головой. – Я на вашей стороне.

– Вот как? – брови Сергея изумленно взметнулись вверх. – Это с чего же?

– Как человек, я прекрасно вас понимаю. Я не знаю, как поступила бы сама в подобной ситуации, и не дай бог мне это узнать, но думаю, что мотивы вас оправдывают. Одним словом, я не стану сдавать вас никому. Я просто дам вам возможность уйти и дальше уже решать самому, как жить. Сумеете вырваться от Тимура и от органов – хорошо. Нет – значит, так тому и быть. Тут уж не моя вина.

У Сергея заходили желваки на скулах.

– Спасибо, – хрипло произнес он и встал. Он взял мою руку в свои и крепко пожал ее. – Мне пора отчаливать. Еще раз спасибо, я не забуду этого, поверьте.

– Удачи… – откликнулась я и повернулась к входной двери, за которой в этот момент послышался какой-то шум и топот ног.

Сергей моментально насторожился и прильнул к глазку.

– Ну что ж, это они! – как-то даже весело сказал он. – Но мы ведь не собираемся сдаваться так просто, верно? – он подмигнул мне.

Я стояла в растерянности, не зная, что делать дальше. В коридор выбежала встревоженная Оксана. Из спальни послышался плач ребенка, и Сергей сказал сестре:

– Иди туда. Не волнуйся, со мной все будет в порядке.

Оксана хотела что-то ответить, но Сергей остановил ее, провел рукой по ее волосам, прижал к себе, поцеловал, после чего легонько оттолкнул.

– Мне пора, – сказал он и кинулся к окну.

Деловито посмотрев вниз, он слегка присвистнул – квартира Оксаны находилась на третьем этаже.

– Вы же ноги переломаете! – вырвалось у меня.

Сергей только засмеялся. Я увидела, что на него напал какой-то азарт, что все, что происходит в данный момент, он воспринимает как игру, и ему от этого и страшновато и весело одновременно.

Щелкнув шпингалетом, Сергей выскочил на балкон. Там он резким движением оторвал бельевую веревку, зафиксировал один ее конец за металлический штырь, а второй спустил вниз.

Бросив прощальный взгляд в нашу с Оксаной сторону, он перемахнул через перила и, ухватившись за веревку, сиганул вниз.

Мы одновременно ахнули и кинулись на балкон. Сергей уже благополучно приземлился и теперь бежал к стоявшей неподалеку машине.

А в дверь тем временем настойчиво барабанили люди.

– Открывай, сука, или сейчас все равно дверь сломаем! – неслись из-за двери громкие крики.

– Открывать? – испуганно спросила Оксана.

Я перевела взгляд на вышедшего в коридор Виктора.

Тот молча подошел к двери и спокойно открыл ее. Моментально получил сильный удар под дых и согнулся.

– Где он? – выкрикнул парень, влетевший первым.

Я молчала, не зная, что говорить. Увидев раскрытую балконную дверь, бандиты сами все поняли и бросились туда.

– Падла! – вырвалось у одного из них. – Машину нашу увел!

Бандиты, которых было трое, загалдели одновременно, суетясь и выхватывая пистолеты.

– В колеса, в колеса пали! – завопил один, который никак не мог вытащить свое оружие.

Раздалась беспорядочная стрельба. Спустя полминуты все стихло. Бандиты, осознав полную бесперспективность своих действий, послали в адрес скрывшегося Сергея четырехэтажные матерные рулады, ожесточенно запихали пистолеты обратно и, вернувшись в комнату, расположились кто на стуле, кто в кресле.

Оксана скрылась в комнате, где заходился криком ребенок.

– Ну и что делать-то будем с вами? – грозным голосом спросил уже известный мне Толян.

Этот риторический вопрос повис в воздухе. Объяснять этим людям мне ничего не хотелось, да и бессмысленно это было.

Виктор подошел ко мне и встал рядом, заслоняя. Бандиты переглянулись.

Я почувствовала, как внутри меня пробежал тонкий холодок…

Не знаю, как бы все повернулось, но в этот момент раздался настойчивый звонок в дверь.

– Откройте, милиция! – донесся знакомый мне каркающий голос майора Степанчикова, который в данный момент прозвучал сладкой музыкой в моих ушах.

«Бывают же такие приятные мужские голоса, черт возьми!» – умилилась я, выбегая в коридор и отпирая замок.

Майор Степанчиков в сопровождении своих подчиненных, ставших за последнее время мне почти родными, ввалился в квартиру. Решительно отстранив меня и оголив стволы, рубоповцы прошествовали в комнату.

– Руки на голову! Лицом к стене! – раздались любимые команды Степанчикова.

Бандиты послушно подчинились. Никто из них не пытался оказывать никакого сопротивления.

– Так, Ольга Юрьевна, – прохаживаясь по комнате, заложив руки за спину и подметая пол пальто, сурово произнес Степанчиков. – Вы опять здесь? И, конечно же, опять утаили от власти, где скрывается преступник?

– Да, Михаил Анатольевич! – радостно прокричала я. – Каюсь, опять! Но видит бог, как я рада, что вы приехали! – не в силах сдержать радость, я подскочила к Степанчикову и повисла у него на шее.

Степанчиков несколько смутился моего порыва и отвернул лицо.

– Ну ладно, ладно, – пробормотал он, похлопывая меня по спине и отнимая мои руки. – Об этом мы с вами после поговорим. Где этот-то?

Я поняла, что он имеет в виду Сергея.

– Он ушел, – развела я руками. – Я ничего не могла сделать.

Степанчиков подозрительно покосился на меня, потом на Виктора. Тот стоял с непроницаемым видом, слегка согнувшись и придерживая рукой живот. Майор внимательно оглядел нас обоих, но ничего больше не сказал.

– Так, всех по машинам, – распорядился он и двинулся к выходу.

В дверях я поймала взгляд Оксаны. В глазах ее стояли слезы.

– Ничего, – шепнула я ей. – Все будет хорошо.

Она молча кивнула, улыбнувшись и вытирая слезы рукавом халата.

 

Эпилог

На следующий день после этих драматических событий мы сидели в редакции в моем кабинете. Степанчиков, допивавший третью чашку кофе, курил и слушал то, что я ему говорила, молча кивая головой.

– Ну и вот, – завершила я свой рассказ. – И тут появились вы, – при этом я посмотрела на него теплым взглядом, отчего всегда красное, обветренное лицо Степанчикова стало просто багровым.

– Да, мгм… – покачал он головой.

– Как я понимаю, вы просто проверили дело Сергея и выяснили, кто у него остался из родственников?

– Да, – подтвердил майор. – Это было совсем несложно сделать. Бандиты, я думаю, пошли тем же путем.

– Вы так и не нашли Сергея? – спросила я.

– Нет, но произошло одно интересное событие. Я, собственно, об этом и хотел вам сказать. Машина, на которой он сбежал, сегодня была найдена в пяти километрах от Шабалова. Она слетела с обрыва. И, как водится в таких случаях, взорвалась…

Повисла тяжелая пауза.

– А… Сергей? – тихо спросила я.

– Экспертиза останков тела не обнаружила, – сухо отозвался Степанчиков.

– Вы думаете, ему удалось уйти? – с надеждой спросила я.

– Я думаю, это псевдоавария, – с умным видом заявил Степанчиков. – И нам остается только ждать, когда личность Сергея Забелина всплывет в каком-нибудь очередном криминальном деле.

– А я считаю, что он больше не будет связан с криминалом, – возразила я. – И потом, он не такой дурак, чтобы жить под своим настоящим именем. Он занял у Тимура немалые деньги, а при нынешних временах на них легко можно приобрести себе любые документы… И, знаете, майор, если честно, я была бы рада, если б оно так и вышло…

Степанчиков ничего не ответил, и понять, что творилось у него в душе, было невозможно. Мы некоторое время помолчали.

– Кофе у вас хороший, Ольга Юрьевна, – сказал вдруг Степанчиков.

– Да, в отличие от вашего, – улыбнувшись, ответила я.

– М-да, – подтвердил майор. – Тут я согласен. Кофе наш, действительно, оставляет желать лучшего. Ну, есть еще издержки у нас, есть… Но мы стараемся, улучшаем, повышаем, так сказать…

Степанчиков как-то потеплел и попытался даже шутить, хотя бы на уровне тона.

– Да вы не расстраивайтесь, – подбодрила я его. – Это в общем-то заслуга моей секретарши Марины, – сказала я в тот самый момент, когда в кабинет входила сама Маринка собственной персоной с новым подносом.

Услышав мои слова, она зарделась от гордости и, улыбнувшись Степанчикову своей, как она считала, самой сексапильной улыбкой, вышла из кабинета, грациозно покачивая бедрами.

– Михаил Анатольевич, а что же будет с женой Кудрина? – спросила я, помешивая сахар в чашке. – Неужели она так и останется безнаказанной?

– Ну вы же понимаете, что по закону ее привлечь к ответственности нельзя. Не за что. Но она, можно сказать, и так наказана.

– Каким же образом? – удивилась я.

– Понимаете, она рассчитывала после смерти мужа получить магазин. Но Кудрин, видимо, почувствовавший, что может погибнуть, оформил все документы на своего брата. Нотариальная контора оформила это всего несколько дней назад. Так что Ирина Павловна сама себе испортила жизнь, – подытожил Степанчиков.

– И что же теперь?

– Что что? – удивился Степанчиков. – Будет продолжать жить, дочь воспитывать, зарабатывать на жизнь. А так как зарплата учительницы и заместителя директора магазина – как говорят в Одессе, две большие разницы, – то судите сами…

Степанчиков выразительно посмотрел на меня и чуть заметно усмехнулся.

– Михаил Анатольевич, вы не будете против, если наша газета опубликует статью, посвященную всем событиям, в которых нам с вами вместе довелось участвовать? Ваше ведомство предстанет в самом лучшем свете…

Я лукаво поглядела на него.

– У нас не принято выставлять себя напоказ публике, – с заметным сожалением выдохнул он. – Причем, если уж быть совсем откровенным, то преступника-то мы прохлопали…

– Ну это уже не ваша вина, – попробовала я его утешить. – Вы действовали совершенно правильно. Если бы не…

– Если бы не вы, Ольга Юрьевна, возможно, мы бы до сих пор не знали, кто преступник, – признал Степанчиков. – Я хотел выразить вам свою благодарность от лица коллег, – он даже слегка поклонился и, встав, поцеловал мне ручку. – Одним словом, спасибо вам за помощь.

– Да не за что, – улыбнулась я. – А статью я все-таки напишу.

– Ну что ж… тогда до свидания, Ольга Юрьевна, – с каким-то сожалением сказал Степанчиков, окидывая меня прощальным взглядом. – Удачи вам в ваших журналистских делах.

– Спасибо, – поблагодарила я.

Степанчиков пошел к выходу.

– Михаил Анатольевич, – окликнула я, когда он был уже в дверях.

– Да? – повернулся он ко мне.

Я подошла поближе, взяла за край воротника и, заглянув ему в глаза, как мне показалось, загадочным взглядом, сказала:

– У вас очень красивое пальто…

Степанчиков на секунду окаменел, потом шумно вздохнул и, пробормотав «спасибо», торопливо вышел из кабинета.

 

Глава 1

– Мне кажется, ничего лучше мы не подберем. – Я стояла рядом с Маринкой, которая в течение целого часа испытывала на прочность мои нервы.

Она примеряла уже не знаю какой по счету наряд из моей «коллекции». Когда я дала согласие отправиться сегодня вечером с ней в ресторан, то и не предполагала, что меня ждет такая тяжелая и нудная работа, как вытряхивание из шкафа моего, по словам Маринки, «залежалого шмотья». На этот раз она вертелась перед зеркалом, приложив к себе светло-бежевый костюм из «шотландки» в коричневую клетку.

– Нет, – скуксилась она, – что я, на деловую встречу иду?

Она решительно отложила костюм и смело атаковала гору платьев, жакетов и жилеток.

– Вот, – возбужденно крикнула она, выудив очередную находку – красное декольтированное платье с эффектной отделкой.

– Ну, это слишком, – скептически качнула я головой, – ты же не на торжественный прием отправляешься.

– А ты в чем пойдешь? – поинтересовалась моя подруга.

– Я еще не решила, пойду ли, – вознамерилась я тоже в свой черед пощекотать ей нервы.

– Как не решила! – испуганно округлила она свои бесстыжие синие глаза. – Нас уже ждут, я договорилась! Ну ты даешь! – Она обиженно поджала губы и рухнула на диван.

Еще минута, и она бы разревелась. Самым банальным образом.

– Ладно уж, – вздохнула я, – пойду, но только если ты пообещаешь, что через десять минут я увижу тебя в подходящем туалете!

Я гордо и неспешно покинула гостиную.

Я включила воду и встала под душ. Что вам сказать о моей секретарше и подруге в одном лице? Пожаловаться на ее мелкое, чисто женское тщеславие, которое болезненно-сговорчиво реагировало на внимание со стороны мужчин, причем, исключительно обеспеченных или подающих надежды. Или поведать тысячу грустных историй, в которые она меня втягивала – они, хоть и заканчивались всегда счастливо для нас обеих, стоили мне потрепанных нервов и чудовищных усилий.

Или рассказать вам совершенно жуткую по своим последствиям для неразговорчивого, но глубоко ранимого Виктора, нашего редакционного фотографа, историю их с Маринкой отношений, напоминающих своей непроясненностью и загадочностью туманность Андромеды? Или поделиться с вами сомнениями относительно ее суждений, надиктованных ей в часы житейских откровений демоном тоски и вздорного честолюбия? Ладно, обо всем этом я до времени умолчу, скажу лишь, что сегодня мы с ней приглашены на вечер. В ресторан. Во французский. Приглашены двумя немолодыми солидными джентльменами, холостыми и падкими до женского шарма. Я еще не разобралась, с кем предстоит мне сегодня вечером поддерживать дипломатические отношения: со Всеволодом Александровичем или с Аркадием Васильевичем.

Оба, по Маринкиному описанию, в очках. Оба еще не растолстевшие, понимающие толк в женской красоте и искусстве, оба – верх галантности и предупредительности. Как славно, что на нашей планете еще встречаются подобные реликты. Конечно, Маринка могла преувеличивать, даже врать. Делала она это, по собственному ее признанию, из желания приукрасить жизнь, расцветить ее, так сказать, красками своего буйного воображения. Это я ей тоже прощала, как и многое другое.

Абрикосовый гель для душа фирмы «Мэри Кэй» так же, впрочем, как и супы «Галлина Бланка», был моей давней, можно сказать, застарелой слабостью. Он – я имею в виду гель – придавал коже волшебную шелковистость и в то же время не оставлял неприятного ощущения несмытого мыла. Я позволила себе два раза нанести его на кожу. При необходимости он мог заменить духи.

Ополоснувшись под душем, я растерлась большим полотенцем и, завернувшись в халат, приблизила к зеркалу свое немного покрасневшее лицо. Тщательно изучила и отправилась в спальню делать макияж. По пути, естественно, заглянула в гостиную. Маринка продолжала рыться в моих вещах. Ничего ей не сказав, я занялась своей физиономией.

– Вот, – радостно распахнула она дверь в спальню, – наконец-то!

Она напялила светло-серое шелковое платье, а поверх него – идущий с ним в комплекте ажурный жакет, затканный серебристой нитью. Я воздержалась от замечаний, что, мол, этот туалет тоже слишком помпезен для встречи с двумя немолодыми джентльменами.

– Да-а, – сдерживая ироническую усмешку, сказала я, – это то, что нужно.

– А ты, а ты? – запрыгала она вокруг меня.

Я меланхоличным жестом показала на висевший на плечиках наряд. Черное платье с умеренным декольте. Но к нему прилагался мужской галстук. Это должно было взволновать не одно мужское воображение. Маринка про галстук ничего не знала, поэтому, небрежно потеребив мой «скромный» туалет, скептически усмехнулась и вопросительно посмотрела на меня.

– Не слишком ли мрачно?

– Как раз, – лукаво улыбнулась я, – к чему выпендриваться?

– Значит, ты считаешь, что я выпендриваюсь? – насупилась она.

– Нет, – покачала я головой, – это платье в твоем стиле, ты же не любишь темные тона.

– Это правда, – выразительно вздохнула Маринка.

Когда же я нарядилась, Маринка восхищенно присвистнула.

– Как это эротично, – пропела она своим звонким голоском, – галстук на голом теле! Плечи открыты, а все остальное утопает в первозданной ночи!

Порой в Маринке просыпался поэтический дар. Это я ей тоже прощала.

* * *

«Ладу» свою я оставила киснуть под мокрым снежком во дворе. Я не хотела отказывать себе в бокале белого вина. Красные вина вместе со старушкой зимой мне не терпелось проводить. Предчувствие весны кружило голову, и хотя меня нельзя было, как Маринку, назвать сентиментальной особой, я всей кожей ощущала присутствие в воздухе чего-то волнующе-свежего и многообещающего. Когда заказанное нами такси просигналило три раза под окном, мы спустились во двор и заняли заднее сиденье желтой «Волги».

Ресторан «Триумфальная арка» располагался на одной из центральных улиц. Я не раз бывала там, а вот Маринка впервые сподобилась чести быть туда приглашенной. Блюда королевской кухни соседствовали в меню с кушаньями, приготовленными согласно рецептам провинциальной кулинарии. Но все было отменно вкусным и изысканным. В ресторане царила атмосфера Франции, хотя в оформлении интерьера чувствовалась некоторая эклектичность.

– Они уже здесь, – воскликнула Маринка, энергично кивая в сторону синего «БМВ» последней модели, – на ней Сева ездит.

– Всеволод, хотела ты сказать, – жеманно поправила я ее, – значит, мне предстоит заниматься Аркадием.

Маринка расслышала в моем вопросе иронию и отреагировала надутыми губами и оскорбленным видом.

– Да никем тебе не надо заниматься, – вспыльчиво ответила она, – это тобой займутся, – с горделивой интонацией добавила она.

Мы расплатились с таксистом, пожелали ему счастливого пути, так как уже успели с ним познакомиться, и направились в ресторан. Оставив шубы в гардеробе, мы еще минут десять вертелись перед зеркалом и, только придав своей внешности должный вид, отправились в зал.

Небольшое помещение было заполнено людьми, в основном, культурными и состоятельными, которым французский колорит и французские вина придавали бойкую живость, отличающую если не парижан, то уж марсельцев – точно. Не успели мы наглядеться на эту жующую, пьющую, говорящую и жестикулирующую публику, как к нам устремились наши кавалеры.

Оба невысокого роста и в очках, как обещала Маринка. Тот, чья внешность напоминала итальянского мафиози в облагороженном варианте, и очки которого были темными, как стекла моей машины, сдержанно улыбался. Он подал Маринке руку. Я догадалась, что это и есть Всеволод, глава фирмы по торговле оргтехникой.

Среднего телосложения, с густыми волнистыми черными волосами и бородкой, в элегантном черном костюме, с шейным платком вместо галстука, он производил впечатление человека, разбогатевшего не в последнее десятилетие, а потому уже успевшего соприкоснуться с западными идеями и западным лоском. На мизинце протянутой Маринке руки сверкнул эффектный плоский черный камень треугольной формы.

Тот, кого звали Аркадием Васильевичем и кто предназначался мне, заметно уступал своему приятелю как внешностью, так и прикидом. На нем была черная рубашка из тонкого вельвета, пиджак «в елочку», давно вышедший из моды, и серые брюки. Пепельно-седоватый ежик, настолько короткий и жиденький, что сливался с огромными залысинами, покрывал его несколько приплюснутый череп. Мелкие черты лица делали его физиономию до смешного непримечательной. Казалось, все обаяние и прелесть этого невысокого щуплого мужичка, которого я тут же про себя окрестила «гомункулусом», сосредоточились в его умном, хитроватом взгляде и благодушной улыбке.

– Знакомьтесь, – затараторила Маринка.

Я давно привыкла к тому, что испытываемое ею волнение прежде всего давало о себе знать в ее учащенном дыхании и темпе речи.

– Моя подруга Ольга Бойкова. А это, – лукаво улыбнулась она, делая плавный жест рукой, – Всеволод Александрович и Аркадий Васильевич.

Всеволод Александрович галантно наклонил голову, мол, польщен, и скупо улыбнулся. К хитровато-благожелательному взгляду Аркадия Васильевича добавилась еще спокойная улыбка.

– Рад познакомиться с такой обворожительной красоткой, – шутливо процедил он.

Голос у него был такой же тихий и осторожный, как и его великолепная в своей ускользающей, квазиджокондовской прелести улыбка.

– Взаимно, – застенчиво улыбнулась я, потому что, несмотря на неброскую внешность и совсем не мужскую, кошачью поступь, Аркадий Васильевич мне положительно нравился.

Я понимала, почему Маринка предпочла «итальянца» Всеволода. В его осанке и, главное, в выражении лица, в сомкнутых губах и резко очерченном подбородке читалась мужская сила, привыкшая покорять высоты бизнеса и женские сердца. И только когда он за столом на секунду снял очки и я увидела его «неаполитанские» очи, убедилась, что вся эта обаятельная мужественность не лишена определенной чувственности, если не сказать, слащавости. Но чувственность эта была какой-то холодной и отстраненной. Опытный зрелый мачо – наконец внесла я его в классификационную таблицу, которая незримо и упрямо присутствовала в моем мозгу. Маринке всегда нравился этот тип мужчин, сильных и сластолюбивых.

– Для дам у нас «Шато де Берн», – плутовато улыбнулся Аркадий Васильевич, – а мы коньячком балуемся.

Он скосил свои почти бесцветные глаза на Всеволода Александровича и даже подмигнул тому. Знойный мачо ответил многозначительной улыбкой, но ничего не сказал.

«Забавно, – подумала я, – может, он немой?»

– Дамам мы можем, кроме того, предложить прекрасный венгерский токай и бальзам на десерт, – противореча моей комичной догадке, произнес он глухим баритоном.

– А я думала, здесь все французское, – наивно сказала Маринка, чем вызвала у джентльменов чуть более открытые, чем прежде, улыбки.

– Не только, – весело возразил Аркадий Васильевич, – Серж, – поманил он официанта, циркулирующего со сдержанным достоинством между столиков, блондина в длинном фартуке.

– Что месье желают? – склонив голову, елейно полюбопытствовал подошедший Серж.

Мы с Маринкой пялились в меню. Причем я всячески пыталась помочь ей с выбором блюд.

– Только не заказывай телячьих хвостов и лягушек, – иронично шепнула я ей на ухо.

Аркадий вознамерился, как я поняла, продиктовать заказ. Видно, они с Всеволодом уже заранее все решили.

– Помидоры со сливками, яйца под зеленым майонезом, суфле из сыра – два, цыплята маренго, треска а-ля гурмэ, парфе лимонное и крем с шампанским. Та-ак, – раздумчиво протянул Аркадий Васильевич, кофе, конечно, но позже… «Реми Мартен» – два по пятьдесят. Пока все.

Серж сосредоточенно и ловко записывал в миниатюрный блокнотик названия блюд.

– А что закажут дамы? – с ленивой улыбкой осведомился Аркадий Васильевич.

– Салат с крабами и грибами, салат овощной, рыба, фаршированная грибами, – две порции, и два малиновых мусса, – непринужденно, словно речь шла об обеде в редакции, сказала я.

Маринка бросила на меня взгляд, полный признательности и уважения.

– Что же касается вина, – томно улыбнулась я, – то наши кавалеры уже о нас позаботились.

Я стрельнула глазами в стоящую на столе бутылку розового «Шато де Берн».

– Неплохо, – оценил наш вкус меланхолично облокотившийся локтем о спинку стула Всеволод Александрович.

Когда Серж ретировался, мы принялись обсуждать французскую кулинарию.

– И все-таки пища эта нездоровая, – решила я внести критическое зерно в то трепетное отношение к французской гастрономии, которое начало меня уже утомлять, – китайская кухня намного полезней для здоровья.

– Менее вредна, хотели вы сказать… – с пренебрежительной усмешкой добавил «мачо».

– Пусть так, – неохотно согласилась я, – жаль, что у нас в городе нет китайского ресторана.

Звучала музыка Леграна. Для танцев помещение было тесновато, но если захотеть, можно было найти местечко среди танцующих пар. Только вот топтаться в обнимку с «мачо» или «гомункулусом» я не жаждала.

– Ваша фирма, я слышала, торгует оргтехникой, – обратилась я к вальяжно сидящему Всеволоду.

– Торгует, – равнодушно ответил он, – но лучше спросите, чем занимается Аркаша.

– И чем же? – улыбнулась я.

– Торгует французским кафелем и плиткой, французскими обоями, раковинами, ваннами, зеркалами, коньяками, духами и так далее, – рассмеялся «мачо».

– О, оставь, – взмахнул рукой Аркадий, – кому это интересно?

– Расскажи девушкам, как ты недавно ездил в Ниццу или еще что-нибудь в этом роде, – продолжал Всеволод, – это, поверьте, – повернул он ко мне голову, – интересней, чем обсуждать страхи компьютерщиков по поводу двадцать девятого февраля.

– Думаете, эти страхи оправдаются? – подхватила я.

– Не знаю, – скептически пожал Всеволод плечами и, скрестив руки на груди, закинул голову.

Здесь нам принесли наш заказ. Разговор опять перешел на французскую кулинарию.

– Расскажите о Ницце. В Париже я была, а вот на юге Франции… – попросила я Аркадия, чтобы пресечь гастрономическую тему.

– Лучше съездите сами туда, – неожиданно ответил Аркадий, – залив Ангелов, пальмы, Английский променад, старые миллиардерши с болонками, лимузины и дорогие отели…

Он устало вздохнул.

– Но я там работал, а не отдыхал, ездил в Грас на парфюмерную фабрику, на заводы, интересовался керамикой Биота, которая могла бы стать новым направлением моего бизнеса. Марина говорила мне, – он вдруг резко переменил тему, – что вы занимаетесь журналистикой. Может, поделитесь с нами своими планами?

– Нет. – Я с улыбкой покачала головой. – Нечего рассказывать. В нашей глубинке редко происходит что-то выдающееся, но уж если что-то случается, мы должны об этом знать.

– Неужели так ничего и не случается? – Аркадий поднял на меня лукавый взгляд.

– Если вы следите за прессой, – ответила я, – то всегда будете в курсе происходящих в городе событий.

Всеволод, пока мы беседовали с Аркадием, следил за тем, чтобы Маринкин бокал не пустовал, а она не забывала его опорожнять, чтобы хоть чем-то занять своего партнера. Как-то так получилось, что мы вели не общую беседу, а разбились на пары. За мной ухаживал Аркадий. «Вот ведь, – думала я, когда мы ненадолго замолкали, – пройдешь мимо такого на улице и не заметишь, а стоит поближе познакомиться, и в человеке открываешь что-то, узнаешь его мысли, его оригинальные суждения о жизни, поэзии, литературе».

Аркадий тоже подливал мне в бокал, только, в отличие от Маринки, я не злоупотребляла розовым «Шато де Берн». На то были свои причины. Алкоголь действует на меня довольно однообразно: после второго фужера меня начинает неумолимо клонить ко сну, и я ничего не могу с собой поделать – глаза сами собой закрываются, голова склоняется на грудь, ну, и так далее. Наверное поэтому я предпочитаю качественные напитки и в небольших количествах. Могу с одним бокалом шампанского просидеть целый вечер, но если переберу, то есть выпью два или больше, – нужно срочно добираться до дома и до своего четырехногого друга – дивана.

Маринка, поболтав немного с Всеволодом, которого она уже называла Севой, утащила его танцевать, оставив меня наедине с Аркадием. Тот, видя такое дело, пригласил меня. Мне не особенно хотелось толкаться на маленьком пятачке, но танцевать я люблю и поэтому согласилась.

Когда закончилась мелодия, мы все вчетвером заняли снова свои места за столом и продолжили ужин. Только спокойно посидеть нам не дали. Через столик от нас сидела компания в малиновых пиджаках, сквозь которые играли бицепсы. Крепкие круглые головы молодых людей, хоть и были довольно большими, не предполагали соответственного количества мозгов. Когда снова заиграла музыка, один из парней поднялся и направился к нам.

У него было довольно правильное, не отягощенное осмысленным выражением, полноватое лицо, крепкие ноги и бегающий взгляд.

– Потанцуем? – Он протянул мне руку и не моргая посмотрел на меня.

Я взглянула на Аркадия и покачала головой.

– Девушка не танцует, извини, – невозмутимо произнес Аркадий и снова принялся за еду.

– Я не тебя спрашиваю, козел, – рыкнул «малиновый пиджак», – я к девушке обращаюсь.

– Нет, – миролюбиво, но решительно сказала я, – не сегодня.

– Пойдем, я приглашаю, – настаивал парень.

Он начинал нервничать, это я заметила по вздувшейся жилке у него на виске.

– Я же сказала, не сегодня, – как можно мягче произнесла я.

– Кончай выделываться, – «пиджак» схватил меня за руку и потянул из-за стола, – пошли.

Я вырвала руку из его потных пальцев и посмотрела в сторону входа, где стояла охрана. Там уже заметили наш инцидент, и охранник, поигрывая резиновой дубинкой, не спеша направился в нашу сторону: видно было, что ему не слишком-то хочется связываться с этими «крутыми» ребятами.

– Юноша, – Аркадий поднялся и отстранил парня от стола, – тебе же ясно сказали, девушка не желает с тобой танцевать.

– Че ты сказал, козел? – «Парень» схватил Аркадия за лацканы пиджака и привлек к себе.

Его приятели, повернув головы, с интересом наблюдали за происходящим. Аркадий был на полголовы ниже своего оппонента и на пару десятков килограмм легче. «Скорее ты двигайся», – мысленно поторопила я охранника, который был уже на полпути к нашему столику. Что произошло в следующее мгновение, я не совсем хорошо поняла. Мне показалось, что парень собирался швырнуть Аркадия в проход между столами, а тот держится руками за его кисти. Но броска почему-то не последовало. Парень присел, как будто на него навалилась какая-то сила, и оказался стоящим перед Аркадием на коленях.

– Если ты еще раз, петух гамбургский, – услышала я шепот Аркадия, который обращался к парню, – еще раз приблизишься к этому столику, я тебе мозги вышибу. Понял?

Теперь я увидела, почему «малиновый пиджак» опустился на колени: оказывается, Аркадий каким-то ловким приемом заломил ему кисти.

– В чем дело? – наконец-то приблизился охранник – высокий стройный парень в серой рубашке с короткими рукавами.

– Спроси у него, – Аркадий небрежно кивнул на моего обидчика и, слегка отпихнув его, отпустил его руки.

– Да ты, в натуре, – вскочил тот, но охранник преградил ему путь резиновой дубинкой.

– Есть проблемы? – с улыбкой превосходства поинтересовался охранник.

– Будут, – зло ответил парень в малиновом пиджаке и пошел к своему столику, где его ждали ухмыляющиеся приятели.

Аркадий сел за стол, опрокинул в себя рюмку коньяка и закурил.

– Здорово, – восхищенно проговорила я, – а я уж думала – у нас сегодня будут неприятности.

– Армейские навыки еще сохранились, – снисходительно улыбнулся Аркадий.

– Вот почему я хочу уехать из этой страны, – возмущенно произнес Всеволод, пальцем поправляя очки на переносице, – даже в таком приличном, казалось бы, заведении, нельзя спокойно отдохнуть. Все время ожидаешь какого-то подвоха. Думаешь, они успокоятся? – обратился он к Аркадию.

– Какая разница, – пожал тот плечами, – главное, что сейчас они утихли. Я думаю, мы должны пойти потанцевать, – он встал и подал мне руку.

Я не считала правильным его поведение в данном случае: он еще больше мог раззадорить «малиновых пиджаков», но отказаться было неудобно, и я с улыбкой приняла его приглашение. Следом за нами поднялись и Маринка с Всеволодом. На этот раз играли что-то быстрое, кажется, рок-н-ролл. Аркадий прекрасно танцевал, он был в ударе и выделывал на небольшом пространстве замысловатые па. Я тоже старалась от него не отставать. Рядом двигались Маринка и Всеволод. Как только мелодия закончилась, Маринка потащила меня «поправить прическу», как она выразилась. Через несколько минут мы вернулись и уселись за столик, где в одиночестве сидел Аркадий.

– А где Всеволод? – беспардонно поинтересовалась Маринка.

– Ему тоже надо поправить прическу, – иронично отозвался Аркадий. – Давайте выпьем.

Пока мы ходили, на столе появился небольшой графинчик, как я предполагала, с коньяком и новая бутылка «Шато де Берн». Рюмки наших кавалеров были наполнены, Аркадий налил вина Маринке и плеснул немного в мой почти полный бокал. К этому моменту подтянулся и Всеволод.

– За что будем пить? – он обвел глазами всех сидящих за столом и поднял свою рюмку.

– Конечно, за женщин, – лукаво улыбнулся Аркадий и, коснувшись своей рюмкой наших с Маринкой бокалов, сделал небольшой глоток.

Его лицо исказила гримаса боли, рот скривился, глаза затуманились. Он судорожно поднес одну руку к подбородку, второй попытался опереться о стол, но не удержался и стал заваливаться в сторону Всеволода, и, наверное, упал бы, если бы тот вовремя не поддержал его.

– Помогите, – заверещала Маринка, вскакивая со стула.

Десятки пар глаз с немым вопросом и интересом повернулись в нашу сторону. Всеволод усадил Аркадия на стуле, но, видно, дело было плохо. Глаза Аркадия закатились, руки безвольно повисли вдоль тела.

Как-то раз мне довелось видеть смерть человека от большой дозы стрихнина. Признаки были похожими, только тогда у молодого человека, которому сыпанули в бокал шампанского смертельную дозу, еще выступила на губах пена.

Я выхватила из сумочки сотовый и, набрав «ноль три», назвала ресторан.

– Отравление, – сказала я в трубку, – похоже на стрихнин.

Троица в малиновых пиджаках тоже наблюдала за происходящим за нашим столом, но наблюдала недолго. Как только я спрятала трубку в сумку, они дружно поднялись и направились к выходу.

– Что, – мерзко усмехнулся тот из них, который неудачно пытался пригласить меня на танец, – папашка, наверное, съел чего-нибудь.

– Пошел отсюда! – заорала на них Маринка, вытаращив глаза. – Ублюдок.

– Че ты сказала? – остановился было «малиновый пиджак», но приятели утянули его за собой.

– Айда, Кастрюля, не видишь, дама не в себе, – ухмыльнулся здоровяк с длинным лицом, на котором, кажется, навсегда застыло выражение полудебильного удивления.

– Давай, давай, вали отсюда, – агрессивно и насмешливо крикнула вдогонку им Маринка.

Всеволод попытался успокоить ее, дотронувшись до рукава ее, то есть, моего ажурного жакета.

Минут через пять подъехала «Скорая». Доктор, мужчина лет сорока с бородкой на круглом румяном лице, поднял Аркадию веки и внимательно осмотрел глаза.

Рядом с нами собралась уже приличная толпа. Здесь был и охранник, и официант, который нас обслуживал, вышел и директор ресторана – коротышка с совершенно лысой головой и большим животом. Из-за его плеча выглядывал шеф-повар в громадном накрахмаленном колпаке.

– Помогите отнести его в машину, – попросил доктор, глядя на директора.

– Цыбин, – проворковал директор, уставив свой палец-сардельку на охранника, – и ты Серж, – его палец переместился на официанта, – быстро. Чего вы стоите?

– Носилки в машине, – сказал доктор, расстегивая Аркадию верхние пуговицы на сорочке и принялся щупать пульс на его запястье. – Кто звонил на станцию? – доктор посмотрел на Маринку.

– Вот она, Бойкова, – Маринка кивнула в мою сторону.

– Что с ним? – обеспокоенно спросила я.

– Похоже, что вы были правы, – доктор пожевал губами и отпустил руку Аркадия, – это стрихнин. Хорошо, что не слишком большая доза. Промоем вашего мужа – будет как новенький.

«Это не мой муж», – собиралась я опровергнуть его предположение, но в это время подоспели носилки, и Аркадия положили на них и понесли к машине.

– Ох ты, господи, – воскликнул замерший в растерянности Всеволод, – нужно же пальто его забрать!

И он кинулся следом. Народ тоже потихоньку потянулся на выход. Не все, правда, но человек десять – точно. Да и кому приятно ужинать в ресторане, где только что человек едва не отравился стрихнином?

– Господа, господа, – пытался остановить их директор, – мы обязательно во всем разберемся, вызовем милицию. Уверяю вас, ресторан не имеет к этому никакого отношения. Ну куда же вы, оставайтесь! Всем, кто останется, предлагаю скидку пятьдесят процентов, да что там пятьдесят, все семьдесят.

Он энергично жестикулировал, но его никто не слушал.

– Ну что, – удрученно сказала я Маринке, – нам тоже пора идти.

– Ага, – согласно кивнула она.

После того, как отправили Аркадия, мучимый праздным любопытством народ, собравшийся возле нашего столика, быстро рассосался. Только директор, которому так и не удалось остановить клиентов, вернулся к нам.

– Уверяю вас, – он вытаращил маленькие круглые глаза и раскинул в стороны коротенькие руки, преграждая нам путь, – наша фирма не имеет к этому никакого отношения. Пожалуйста, оставайтесь.

– Спасибо, что-то не хочется, – попыталась улыбнуться я. – В вашем заведении это первый случай?

– Да, да, да, – смешно закивал лысой головой директор, – конечно, первый и, надеюсь, последний. Это ужасно, ужасно! Такой инцидент! Теперь мы лишимся наших клиентов.

– Погодите причитать, любезный, – прервала я его, – скажите лучше, как спиртное попадает на стол клиентов?

– Пойдемте, я вам все покажу, – засуетился он, – здесь не должно быть никаких кривотолков.

И он засеменил на кухню, продолжая что-то бормотать себе под нос. Нам ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Сами напросились.

– Пошли, – кивнула я Маринке, – хоть поглядим на святая святых французского ресторана.

Ефим Григорьевич, так звали директора «Триумфальной арки», провел нас через кухню и показал буфет, откуда официанты получают напитки. Через минуту к нам присоединился Серж и стал ходить следом. По ходу дела Серж объяснил, поглядывая в свой блокнотик, сколько коньяку он приносил на наш столик. Получилось, что после первого «полтинника» Аркадий с Владиславом заказали еще два раза по двести граммов, которые Серж и приносил им в небольших хрустальных графинчиках.

Вообще, на кухне и в буфете царила идеальная чистота. Над длинной электроплитой были установлены вытяжки. У столов трудились несколько поваров в накрахмаленных белоснежных халатах. Кухонная посуда сияла чистотой. Ничто не напоминало кухни совдеповских столовых, где на толстостенных алюминиевых кастрюлях, обычно красной или коричневой краской, были нанесены пометки, чтобы не сварить в кастрюле для первых блюд компот из сухофруктов, например.

– Ефим Григорьевич, – к нам подошел охранник, – вас там спрашивают.

– Кто еще? – директор недовольно повернул голову.

– Милиция, – таинственно произнес охранник.

– Черт, этого мне еще не хватало, – Ефим Григорьевич повернулся к нам. – Прошу меня извинить.

Он направился к выходу, мы потянулись за ним. Возле нашего столика, на котором уже была расставлена чистая посуда, стоял милиционер в расстегнутом бушлате с планшеткой в руке. В другой он держал шапку. На погонах у него тускло поблескивали три маленьких звездочки.

– Старший лейтенант Голубев, – представился милиционер. – Что у вас произошло?

– У нас здесь клиент один… – заискивающе произнес директор, – ему стало плохо. Но он уже в больнице, – поспешил добавить Ефим Григорьевич, – доктор сказал, что все будет в порядке.

– Значит, плохо стало? – выпятил губы старший лейтенант. – И отчего же?

– Не знаю, – покачав лысой головой, отчего она блеснула отраженным светом, сказал Ефим Григорьевич.

– Нам сообщили, что он отравился, – милиционер буравил директора пронзительным взглядом.

– Может быть, может быть, – робко улыбнулся Ефим Григорьевич, – пока еще ничего не ясно. Не хотите ли перекусить? За счет заведения, как говорится.

– Вообще, это дело районной санэпидстанции, – вздохнул милиционер, – пусть они и разбираются.

– Конечно, конечно, – директор расплылся в слащавой улыбке, – пойдемте со мной, вам накроют в отдельном кабинете.

Он со старшим лейтенантом вернулся на кухню, а мы с Маринкой остались стоять у столика.

– Пошли домой, – печально вздохнула Маринка, – нечего здесь теперь делать. И больше я в этот ресторан – ни ногой.

– Это твое дело, – задумчиво произнесла я, направляясь к гардеробу.

 

Глава 2

– Ну надо же как не везет, – ныла Маринка, пока мы шли по очищенной от мокрого снега улице, – только познакомишься с приятными людьми, так на тебе – неприятности!

Мы решили вернуться ко мне домой пешком. Правда, наши туалеты не очень подходили для подобной прогулки. Длинные и узкие платья мешали идти обычным шагом, так что наш променад превратился в подобие неуклюжего шествия.

– А тебе, я смотрю, этот Аркадий приглянулся, – хитро сощурила свои нагловатые глаза Маринка, – скажи, пожалуйста, такой неказистый, невзрачный, а что-то в нем есть. Вот что делают с человеком деньги!

– Что же? – заинтриговала меня эта вздорная Маринкина фраза.

– Ума добавляют! – засмеялась Маринка, явно недовольная моим унылым видом.

Я знала ее жизненное правило – прежде всего не давать никакому чувству увлечь себя надолго. Так, галопом – по Европам. Меня это ее качество раздражало, но иногда помогало настроиться на иной, более оптимистический лад.

– Черт знает что! – не выдержала я, потому что знакомство с этим «неказистым» Аркадием мне хотелось, если честно говорить, продолжить.

Маринка испуганно вытаращилась на меня. Сила моего темперамента заставляла ее порой умолкать и лишь опасливо взглядывать на меня. С другой стороны, более выдержанная, чем она, я позволяла себе гневные вспышки редко, и если уж позволяла, то значит, по ее мнению, поводов было предостаточно. Вот и сейчас она даже приостановилась, дабы лучше рассмотреть перемену, произошедшую со мной.

– Что уставилась, – с шутливым раздражением одернула я ее, – да, этот Аркадий мне действительно понравился…

– А мне Сева… – прогнусавила она, – прямо настоящий итальянец! А глаза, глаза…

И она мечтательно закатила свои глазки.

– Ладно, – вздохнула я, – чему быть – того не миновать. Вековая мудрость. Значит, и у такого душки есть враги…

– Ты думаешь, ему специально подсыпали яд в рюмку?

– Не задавай идиотских вопросов, – огрызнулась я.

– А может, яд предназначался Севе? – Маринка широко раскрыла глаза и застыла на месте, уставившись недвижным взором в подмерзающую лужицу на тротуаре.

– Ага, Севе, – скептически проговорила я, насмешливо глядя на эту новоявленную пифию, – ты еще скажи, мне или тебе.

– А что? – блеснули Маринкины глаза. – Что, если кто-то решил тебе отомстить…

– …и чудом узнал, что я иду сегодня в «Арку»? Или ты сообщила таинственному опасному незнакомцу это? – Я придала своему взгляду подозрительный оттенок.

– Скажешь тоже! – рассмеялась Маринка.

Слава богу, она не стала дуться, как обычно, и адекватно прореагировала на мое шутливое предположение.

– А ты что думаешь обо всем этом? – с пылкой заинтересованностью спросила Маринка.

– Тебе так важно узнать мое мнение? – недоверчиво пожала я плечами.

– Ты же у нас без пяти минут Шерлок Холмс, – с язвительной интонацией проговорила она.

– Все просто, как дважды два – четыре, – я достала из сумки сигареты и зажигалку, – Аркадия хотели отравить. Кто – мы пока знать не можем.

– Пока? – удивилась Маринка, принимая из моих рук сигарету.

– Нет, не смотри на меня так, у меня своих дел хватает. Я не собираюсь вмешиваться в это!

– Представь заголовки: «Бойкова разоблачила организаторов покушения на видного тарасовского предпринимателя, главу торговой фирмы «Венера»… фамилию я не знаю… – замялась Маринка, – ну, это не суть, узнаем, если что, или такой заголовок: «Такой-то, Аркадий Васильевич, глава торговой фирмы «Венера», и владелица крупнейшего тарасовского еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга решили обвенчаться пятнадцатого марта в соборе Святой Троицы. Ольга Бойкова проявила чудеса личной храбрости, в который раз доказав, что она способна практически в одиночку справиться с бандитами и…» Короче…

– Короче, заканчивай треп, – затянулась я, – с какой стати мне влезать в это? Ради Звезды Героя?

– Героини, – поправила меня недовольно поджавшая губы Маринка.

Ну, конечно, я не разделила ее восторга по поводу гипотетического заголовка в газете! Именно это мне сейчас и инкриминировалось.

– И что ты пристала ко мне с этим Аркадием Васильевичем? – строго посмотрела я на эту сводню. – Кстати, заголовки должны быть лаконичными и яркими… Это тебе на будущее.

– Тогда, – не унималась Маринка, – «Любовь и яд в жизни папарацци».

– Как-то вяло, безвкусно даже, сказала бы я. – Я поморщилась.

– Ну-у, – задумалась сбитая с толку силой и безоговорочностью моего критического суждения Маринка, – «Реми Мартен» – напиток любви и смерти»!

– Это уже лучше, – улыбнулась я.

Маринка еще долго досаждала мне помпезными заголовками и хныканьем по поводу смазанного окончания вечеринки. Так мы дошли до дома. Разоблачились и разбрелись по комнатам. Я строго-настрого запретила Маринке приставать ко мне с любыми вопросами и выкладками ее праздного ума. Мне хотелось выспаться и поскорее забыть, какой обаятельный лис этот Аркадий Васильевич.

* * *

– Придумала! – с этим криком ко мне в спальню ворвалась Маринка.

Я ошалело глянула на будильник: без семи восемь.

– Какого черта в такую рань?! – возмутилась я, готовая испепелить Маринку взглядом.

– Как устроить твою жизнь! – возбужденно кричала Маринка, не обращая никакого внимания на мое крайнее недовольство ее наглым вторжением в мою опочивальню.

– Что ты плетешь? Ты украла у меня семь минут драгоценного сна…

– Эдак всю жизнь проспишь! – хохотала она. – Бери мобильник и…

Она держала в руке свою записную книжку.

– …у меня здесь Севин сотовый записан.

Она нашла нужную страничку и с горделивой радостью принялась мне диктовать номер.

– Да че ты сидишь? – гневно прикрикнула она на меня. – Бери, – Маринка подлетела к тумбочке и, схватив сотовый, впихнула его мне в руку, – ну-у! – свела она брови на переносице.

– Ты что себе позволяешь! – обуреваемая праведным гневом, приподнялась я на подушках, отбросив мобильник в сторону.

– Звони Севе, – с досадой воскликнула она, – или дай я сама!

Она потянулась за трубкой, но я, смеясь и злясь одновременно, перехватила ее дерзкую руку и затолкала сотовый под подушку.

– О-о! – простонала неистовая Маринка. – Аркаша наверное еще в больнице…

– Неизвестно… – против воли включилась я в разговор.

В этот момент запищал будильник. Я торопливо выключила его и с сожалением покачала головой, мол, не нужна мне сегодня, Васек (так я окрестила будильник), твоя услуга.

– Что ты задумала? – недоумевала я.

– К Аркашке в больницу! Собирайся! Но прежде всего – звонок Севе. Узнаем, куда его отвезли, как он… Так ведь этого же элементарная вежливость требует! – возбужденно верещала Маринка.

– Нет, у тебя точно не все дома, – озадаченно глядела я на подругу, – и потом, не вежливость нашего визита требует, а твое вечное желание интриговать и устраивать будущее тех, кто в этом совсем не нуждается, – осекла я Маринку.

– Не нуждается, – поставив руки в боки, передразнила она меня, – да ты понимаешь, каких мы мужиков упускаем? И главное, впервые получилось так, что парой – на пару: сплошная гармония! Помнишь, как бывало, тебе один кто-нибудь нравится, а мне его друг – ни в какую! Или наоборот, – задыхаясь, тараторила Маринка, – дай, я сама позвоню.

Она умоляюще смотрела на меня. Мне не оставалось ничего другого, как протянуть ей телефон. Конечно, это было с моей стороны чистым малодушием. Мне просто надоело спорить с ней. Иногда я пускаюсь с ней в дискуссии, иногда предпочитаю уступить. В глубине души я надеялась, что Аркадий уже дома, а посему наш «визит вежливости» к нему в больницу не состоится по воле обстоятельств, так сказать. Да, иногда и я грешила тем, что пыталась переложить ответственность на эти самые безличные обстоятельства. Мне даже нравилось это выражение: «стечение обстоятельств». Все как бы «стекает» помимо твоей воли и желания в какую-то воронку, которая и тебя уносит в водоворот, откуда выбраться нет никаких сил и возможностей. Ты смиряешься, уходишь под воду на некоторое время, а всплыв на поверхность, умно так всем говоришь, мол, обстоятельства, что я могла сделать, посудите сами…

– Сева, доброе утро, – вывел меня из задумчивости бодрый и кокетливый Маринкин голос, – да… А у вас? Лучше? Аркадий в больнице? Передавай ему привет и пусть быстрее поправляется. Да нет, мы сами передадим, – она как-то стыдливо рассмеялась. – Когда? Так скоро? А-а, – облегченно протянула она, – значит, мы еще успеем подъехать. Ага, ага. Ха-ха… Ну-у, какой у него номер? Я тоже думаю, что это будет очень кстати. Да нет, мы ему звонить не будем, нагрянем без предупреждения, сделаем сюрприз. Лучше позвонить? Да ладно… Где он? Ага, ага… Бай-ба-ай, – жеманно пропела она напоследок.

– Да, «мастерица виноватых взоров…», – процитировала я строчку стиха поэта серебряного века, – как это все у тебя складно получается!

– Вставай, карета подана, – она небрежно бросила сотовый на постель, – я варю кофе, а ты – в ванную!

– Нет, ты чего раскомандовалась? – возмутилась, но уже без должной убежденности я.

Для вида, можно сказать.

Маринка одарила меня обворожительно-наглой улыбкой и исчезла. Я потерла глаза, потянулась, подумала о том, почему бы действительно не навестить Аркадия, и, надев халат, поплелась в ванную. За завтраком Маринка только и делала, что многозначительно улыбалась, поигрывала плечами и без умолку болтала о ждущей нас с нею жизни в райских кущах выгодного замужества. Я еле сдерживалась, чтобы не послать ее к черту. Наконец, покончив с едой и сборами, мы сели в машину и направились во вторую горбольницу. Из машины я позвонила Кряжимскому, предупредила, что могу задержаться. Маринка прямо вся сияла.

– Конечно, Севика я не увижу, но Аркаша – это для меня ступенька на пути к Севе, – делилась она со мной своими стратегическими соображениями, хотя никто ее об этом не просил, – вот только, Оль, не обижайся, зря ты кожаные брюки надела и пиджак этот, – скривила она губы в скептической усмешке.

– Это почему же?

– Женственности это не придает, – со знанием дела заявила Маринка, – а такие тонкие ценители прекрасного пола, как Аркадий с Севой, именно женственность прежде всего хотят видеть и находить в женщинах.

– Тавтология какая-то! Женское в женщинах! – иронично усмехнулась я. – Что же, по-твоему, брюки и строгий пиджак могут помешать «таким тонким ценителям», как наши знакомые, разглядеть во мне особу женского пола?

– Это не шутки, – с комичной серьезностью ответила Маринка, – я дело говорю.

– Ты всегда дело говоришь, – позволила я себе ехидный смешок.

* * *

Раздобыв ценой героических усилий халаты (сменную обувь мы захватили с собой), мы поднялись на второй этаж. Аркадий лежал в палате-люкс, рассчитанной на одного человека. Наш приход, однако, не вызвал у него ожидаемой нами реакции. Он совсем не обрадовался, а та самая улыбка, которая вчера покорила меня своей лукавой лучезарностью и ленивой благожелательностью, сегодня лишь тускло мерцала на его тонких невыразительных губах. Тем не менее он сделал хорошую мину при плохой игре – все-таки годков-то ему было не двадцать, и он вполне усвоил привычку воспитанных людей покрывать лицемерной филигранью дежурной улыбки нежелание видеть человека, ради которого ему приходилось упражняться в хороших манерах.

– Аркадий Васильевич! – чрезмерно оживленно воскликнула Маринка, стремящаяся за такой вот непринужденной, почти фамильярной радостью скрыть свое замешательство. – Мы счастливы вас видеть в добром здравии.

Ненатуральность Маринкиного восторга заставила меня поморщиться, а Аркадия – растянуть губы в более широкой улыбке.

– Я тоже рад вас видеть, – выдавил из себя он, – не ожидал, честно признаюсь.

Я хотела сказать, что, мол, тоже не ожидала и не догадывалась, что моей милой подруге придет сегодня утром в голову мысль осуществить этот проклятый «визит вежливости».

– Всеволод сообщил, где вы и как вы. – Маринка поставила на тумбочку пакет с фруктами, которые вынудила меня купить по дороге.

– А это что? – сыграл радостное удивление Аркадий.

– Фрукты. Чтобы вы быстрее поправились, – неловко добавила смущенная не меньше меня и Аркадия Маринка.

Ее план «райской жизни» рушился на глазах. В свою очередь, как особа более рефлексивная, я строила предположения относительно того напряжения и недоумения, в которые поверг Аркадия наш «визит вежливости». Понятно, он не ожидал, растерялся. Одно дело – в ресторане, во всем блеске манер и возможностей кошелька, другое – в больнице, после того, как глотнул стрихнина. Может, он за свой внешний вид переживает, думая, что бледен, осунулся, постарел. Такое ведь бывает, хотя это и не от него зависит. Но мужчины, это ж такие тщеславные и гордые существа, что малейший изъян их внешности или проявление слабости характера способны, по их мнению, сильно навредить им в глазах женщин, а то и окончательно разрушить тот социальный и духовный престиж, которым они привыкли окружать себя. Тем более такой крутой дядя, глава фирмы…

Я опустилась на стул рядом с Маринкой и, уступая ее настойчивым и выразительным взглядам, поинтересовалась самочувствием Аркадия.

– Да меня выписывают через час, – рассмеялся он, но опять с какой-то натянутостью.

– Вот как? Что же, Всеволод тебе не сказал? – обратилась я к Маринке.

Наверное, заметив в моем голосе раздражение, Аркадий, как человек воспитанный и любезный, пришел Маринке на выручку.

– Вы мне доставили удовольствие своим визитом, не сомневайтесь, просто я не в своей тарелке, – он озабоченно посмотрел на часы, – избавлю вас от неприятных, чисто физиологических подробностей учиненного вчера врачами надо мной, так сказать, спасительного произвола… Ограничусь лишь тем, что скажу, что чувствую себя, как это принято говорить в подобных заведениях, – сдержанно улыбнулся он, – удовлетворительно, вернее, чувствовал до сих пор, пока не увидел вас. Теперь мое физическое и моральное самочувствие могло бы стать предметом зависти для любого мужчины.

Он лукаво покосился на нас, и на миг я узнала в нем вчерашнего благодушного и остроумного Аркадия Васильевича.

В этот момент дверь люкса распахнулась, и в палату вошла женщина лет так тридцати восьми. Худощавая шатенка, волосы которой мягкими волнами падали на плечи, бросила на нас с Маринкой удивленный взгляд и подошла к постели «больного». Она наклонилась к Аркадию Васильевичу и чмокнула его в щеку.

– Доброе утро, дорогой, – монотонно произнесла она. – Кто это?

– Познакомься, Кристина, – Аркадий приподнялся на локте, – это Марина и Ольга, они из газеты. Представляешь, они хотят написать о произошедшем вчера со мной.

«Гладко врет, подлец, – подумала я, – не подкопаешься. Похоже, это его жена. Кажется, Кристина, он сказал».

– Ольга, – представилась я, поправляя «Никон», который, слава богу, висел у меня на плече под халатом.

– Марина, – робко улыбнулась моя подруга.

– Кристина Леонидовна, – дама гордо подняла голову и, хоть и была со мной одного примерно роста, посмотрела на нас сверху вниз.

У нее были большие чувственные губы, четко очерченные, прямой, немного длинноватый нос, миндалевидные карие глаза и высокий лоб.

– Вы действительно собираетесь об этом писать? – после затянувшейся паузы поинтересовалась она.

– Возможно, – пробормотала я. – Сначала нужно выяснить все подробности случившегося. «Свидетель» не публикует слухов.

– Похвально, – на лице Кристины Леонидовны появилось подобие улыбки, – я что-то слышала о вашей газете.

«Что-то слышала», – фыркнула я про себя и покосилась на Маринку. – Ну, ты у меня получишь, несчастная! Так меня подставить!» Я ни секунды не сомневалась, что Кристина Леонидовна – жена Аркадия.

– О нашей газете многие слышали, – мягко улыбнулась я, делая вид, что польщена. – Кстати, если мы вам мешаем общаться с мужем, – заявила я, – мы можем поговорить с Аркадием Васильевичем в другой раз. До свидания, Аркадий Васильевич. До встречи.

Я кивнула «больному» и направилась к двери.

– Честное благородное, Оленька, я не знала, – начала свою песню Маринка, когда мы уже порядочно отошли от палаты Аркадия Васильевича.

– Честное? – я остановилась и резко повернулась к ней. – Благородное? – меня просто распирало от бешенства. – Можешь ничего мне не доказывать. Я просто уверена, что ты действительно ничего не знала. Ты никогда ничего не знаешь! Как только увидишь существо более-менее похожее на мужика, тебя больше ничего не интересует. Сразу вся расплываешься, как кисель по тарелке, смотреть противно. Хорошо еще, что она про фрукты ничего не спросила. А я-то, ну это ж надо, так купиться на твои байки! Так опростоволоситься! Так мне и надо! Все, с этой минуты я больше не буду слушать бредни моей секретарши! Развесила уши: такие мужчины, приглашают в ресторан, самые серьезные намерения, полная гармония… Тюшки-тю-тюшки… Тьфу, самой противно. О, горе мне, горе, – к концу моего плача мне и самой стало смешно себя слушать, но виду я не подавала: Маринка должна получить по заслугам.

– Так ведь, Оль… – попыталась что-то вставить она.

– Что, Оль? Что? – я почти дышала ей в лицо. – Хотела, чтобы я с женатым мужиком закрутила? Нет, я ничего не имею против женатых, только я должна об этом знать! А ты, вместо того чтобы… А, что тебе говорить…

Я остановилась, потому что на глаза Маринки навернулись слезы. Видимо, я переборщила.

– Не плачь, тушь потечет, – вздохнула я, – пошли, проветримся.

Маринка шмыгнула носом и пошла следом. Мы вернули халаты, переобулись и вышли на улицу.

– Ты больше не сердишься? – Маринка тронула меня за руку.

– С чего ты взяла, что я сердилась на тебя? – я не оборачиваясь подошла к машине и села за руль.

Маринка торопливо устроилась рядом.

– Я ведь, честное слово, не знала, что Аркадий женат, – Маринка немного приободрилась. – Следующий раз буду осмотрительнее.

– Следующего раза не будет, – я запустила двигатель и достала сигареты.

– Дай-ка мне тоже, – Маринка потянулась к пачке. – Но вообще-то, они ничего, правда?

– В каком смысле «ничего»? – я щелкнула зажигалкой, поднесла пламя Маринке и прикурила сама.

– В смысле, порядочные мужики, – Маринка глубоко затянулась. – Не бандиты, не уроды, не педики.

– О господи, – вздохнула я, – только педиков нам еще не хватало.

– Да что ты к словам придираешься? – Маринка довольно быстро пришла в себя и снова обрела способность противоречить мне. – Я имела в виду, импозантные, во всяком случае, Сева… Не жмоты… А что Аркаша женат, так это дело поправимое – можно и развестись.

– Нет, хватит, – резко тормознула я ее, – ничего не хочу больше слушать о мужиках!

Я включила скорость и осторожно выехала со стоянки на дорогу.

– Да ты не нервничай так, – Маринка словно не слышала меня, – если он тебя полюбит, Аркаша, я имею в виду, а он, кажется, запал на тебя, ты прямо ему скажи, мол, буду с тобой жить, только если ты с женой разведешься. Он хоть с виду и тихий, но мне кажется, решительный. И жена, похоже, у него стерва. Такую не грех и кинуть…

– Марина, – вклинилась я в ее тираду, – посмотри на меня.

– Ну, – Маринка недоуменно вперила в меня свой взгляд.

– Разве я похожа на женщину, которая будет гоняться за мужиком, да к тому же еще и женатым?

– Нет, конечно, – потупилась она, – только…

– Что только?

– Только ты на меня не обижайся, Олечка, – жалобно сказала она, уставившись прямо перед собой, – но за счастье надо бороться, а не ждать, пока оно к тебе само явится. Так можно до старости прождать.

– А Аркаша, – я насмешливо скосила на нее глаза, – это как бы и есть мое счастье, да?

– Может быть, – она опустила окно и выбросила окурок на улицу, – все может быть. Ты только не нервничай.

– Ладно, разберемся, – кивнула я, – все равно нам нужно будет нанести Аркадию Васильевичу еще один визит, по крайней мере. Теперь, когда он представил нас своей жене и сказал, что мы собираемся писать о нем, придется, я думаю, покопаться в этом деле с отравлением. Кто-то же бросил ему стрихнин в рюмку. А жена у него, ты правильно сказала, похожа на стерву. Если бы она узнала, что ее муженек погуливает от нее, вполне могла бы отправить его на тот свет.

– Но ее же не было вчера в ресторане, – возразила Маринка, – да и не догадывалась она, наверняка, о том, что Аркадий будет в ресторане.

– А я и не сказала, что она сама подбросила отраву своему муженьку. Могла кому-нибудь поручить. Помнишь, сколько народа там вчера было. А насчет того, что она не догадывалась о ресторане, этого ты наверняка знать не можешь. – Неужели ты думаешь, – Маринка всем корпусом повернулась ко мне, – что Аркадий все ей рассказал?

– Я только сказала, что мы ни в чем пока не можем быть уверены. Кроме разве того, что Аркадий Васильевич отравился стрихнином.

Я свернула во двор дома, где располагалась редакция, и остановила «Ладу» на стоянке.

– Пошли, – я захлопнула дверцу, – обсудим все как следует за чашкой кофе.

– Пошли, – согласилась повеселевшая по дороге Маринка. – И уж кофе я сварю что надо, в этом можешь не сомневаться.

* * *

Мой заместитель, Сергей Иванович Кряжимский, пока Маринка готовила кофе, доложил о всех сегодняшних звонках и посещениях. Ничего существенного не произошло, дела шли своим чередом. Я пригласила его в свой кабинет, где за чашкой кофе сообщила о том, что с нами случилось вчера вечером и сегодня утром. Выслушав меня, он поправил на носу очки и выдал свою версию случившегося.

– А ты не думаешь, – поставил он чашку на стол, – что отравление Аркадия Васильевича было простой случайностью?

– То есть как случайностью? – я приподняла плечи. – Кто-то случайно уронил в его рюмку стрихнин?

– Нет, – покачал головой Кряжимский, – отраву положили в рюмку сознательно, – но то, что эта рюмка оказалась у Аркадия Васильевича, получилось, может быть, случайно. С таким же успехом стрихнин могли сунуть тебе, Маринке или вообще, любому из посетителей.

– О-о, – воскликнула Маринка, – я поняла – это дело рук маньяка-отравителя.

– Я имел в виду немного не то, – не переставая быть серьезным, сказал Кряжимский, – но, в принципе, ты не далека от истины. Яд могли подсыпать конкуренты владельцев ресторана. Вы же сами сказали, что клиенты сразу после случившегося начали расходиться по домам. И думаю, те, кто был свидетелем произошедшего, не скоро снова появятся за столиками «Триумфальной арки». Да и другие завсегдатаи, услышав об этом инциденте, могут перестать ходить туда.

– Мысль интересная, – задумалась я, – надо будет ее тоже проработать. Но проще всего осуществить этот план было официанту или тому, кто сидел за столиком вместе с Аркадием Васильевичем.

– Это нам, что ли, с тобой? – насмешливо спросила Маринка.

– Кроме нас с тобой, там был еще Всеволод Александрович.

– Да ты что! – воскликнула Маринка. – Ему-то это зачем было нужно?

– Я не говорю, что это сделал он, – я закурила, – а только констатирую тот факт, что он вполне мог незаметно положить яд в рюмку Аркадия. Сделал или нет, это предстоит нам выяснить. Я думаю, с Всеволода Александровича мы и начнем. А Аркадий Васильевич пусть пока окончательно придет в себя.

– Да я уверена, что Сева никогда бы не сделал ничего подобного, – насупилась Маринка.

– Ты в этом убеждена? – ехидно спросила я. – Сколько ты его знаешь, два дня? И ты берешься делать такие утверждения?

– Ну, – продолжала упорствовать Маринка, – руку бы на отсечение я не дала, конечно, но подозревать такого мужчину в отравлении… По-моему, это мелко.

– Давай разберемся, – согласилась я, – что ты имеешь в виду? Какого «такого»?

– Ты и сама прекрасно знаешь, – отмахнулась Маринка и вытащила у меня из пачки, которую я оставила на столе, сигарету.

– Нет, не знаю, – я протянула ей зажигалку. – Объясни.

– Ладно, – согласилась Маринка и, открыв рот, задумалась, – он…

Я терпеливо ждала, пока она облечет свою мысль, если она у нее была, в слова. Кряжимский, пряча усмешку, поглядывал на меня.

– …он благородный, – сконфуженно произнесла наконец Маринка и торопливо начала прикуривать сигарету.

– Не берусь тебе противоречить, – снисходительно улыбнулась я, – но, может, ты пояснишь, в чем же заключается его благородство?

– Он за мной ухаживал, вино наливал, – торжественно выдала она.

– Он это делал, чтобы споить тебя, – нахально заявила я, – и быстрее уложить в постель.

– Ну, знаешь, Бойкова, – возмутилась Маринка и вскочила с кресла, бросив только что зажженную сигарету в пепельницу, – такого я от тебя не ожидала!

– Да что ты такая нервная? – я протянула руку и задержала ее, тем более что она не особо-то и сопротивлялась. – Сядь на место. Я просто хочу сказать, что людей ты не знаешь и можешь влипнуть в историю из-за своей доверчивости. Ты ведь и сейчас не уверена, женат твой Всеволод или нет. Зато я знаю точно, что Аркадий Васильевич жену имеет.

Это был удар ниже пояса. Не нужно было мне снова напоминать ей об этом. На этот раз она вскочила и выбежала из кабинета, хлопнув дверью. Вот ведь, черт побери, ну кто меня за язык тянет? Вечно ляпну что-нибудь, а потом жалею. Но Маринка тоже хороша – знакомит меня с женатым мужиком, а потом его благоверная спрашивает обо мне так вскользь, а кто это, собственно, такая? Я это. Я – Ольга Юрьевна Бойкова, главный редактор тарасовского еженедельника «Свидетель». Черт, поймала я себя на мысли, это я еще от встречи с Кристиной Леонидовной не отошла, вот и сорвалась на своей секретарше.

– Поеду, пообщаюсь с Всеволодом Александровичем, – сказала я, стараясь не глядеть на Кряжимского. Я потушила окурок в пепельнице и откинулась на спинку кресла.

– Хорошо, – Сергей Иванович поднялся, – если что – звони.

– Сергей Иванович, – попросила я его, – скажите Маринке, чтобы зашла.

Достав новую сигарету, я опять принялась пускать дым. Маринка открыла дверь и осталась стоять на пороге.

– Заходи, – как ни в чем не бывало пригласила я.

– Чего тебе? – сдвинув брови на переносице, с непримиримой интонацией спросила она.

– Мне нужен телефон Всеволода Александровича, – улыбнулась я.

Маринка вышла из кабинета и вскоре вернулась с записной книжкой. Открыв, она молча положила ее передо мной.

– Знаешь что, – предложила я, – лучше ты сама ему позвони и договорись о моей с ним встрече. Хорошо?

– Как скажешь, – буркнула она и, повернув к себе телефон, стоявший у меня на столе, принялась набирать номер.

– Добрый день, – хорошо поставленным голосом начала она, – я бы хотела поговорить с Всеволодом Александровичем. Кто спрашивает? Скажите, Марина, он знает.

Она подняла глаза к потолку и принялась ждать.

– Это я, – с улыбкой произнесла она через минуту. – Лучше не бывает, только я сейчас звоню, чтобы договориться о встрече. Нет, не со мной. Ничего у меня не случилось, я тебе после перезвоню. С Ольгой Юрьевной. Зачем? Она сама тебе объяснит. Да никакие не тайны, – вздохнула Маринка, – просто нужно встретиться. О\'кей.

Она положила трубку и, стараясь придать своему взгляду равнодушную небрежность, посмотрела на меня.

– Можешь приехать сегодня в любое время до девятнадцати ноль-ноль. Какие еще будут приказания?

Больше я не могла смотреть в ее тоскливые глаза. Да-да, несмотря на все ее старания явить мне высокомерное смирение и безучастность, взгляд ее выдавал.

– Хорошо, Марина, – без всякого надрыва сказала я, – я была не права. Прошу меня простить.

– Да ладно, – сразу же повеселела Маринка, – просто другой раз буду собирать побольше информации о тех, кто приглашает меня в ресторан.

Я облегченно вздохнула.

– Давай вечерком завалимся ко мне, у меня там еще полбутылки вина осталось.

– Я бы с удовольствием, – потупилась Маринка, – но мне кажется, у Севы есть какие-то планы на вечер…

– Ладно, как хочешь, – кивнула я, – в любом случае мое предложение остается в силе.

– Мерси, – широко улыбнулась она.

За что я ее люблю, так это за ее отходчивость. Она не таила ни на кого обиду дольше чем полчаса. Правда, если человек уж сильно ей насолил, она просто вычеркивала номер его телефона из своей записной книжки и одновременно из головы и переключалась на кого-нибудь другого. Вот такая у меня замечательная секретарша. И лучше нее никто кофе варить не может.

 

Глава 3

Офис торговой компании «Синий луч», генеральным директором которой был Всеволод Александрович, располагался недалеко от набережной. Он занимал весь пятый этаж современного шестиэтажного здания, отданного на откуп многочисленным фирмам, фирмочкам и конторам. Нотариальная соседствовала со страховой, а та – с жилищной. В общем, весело! Не покидая пределов здания, можно было решить массу жизненных и социальных вопросов, начиная с продажи или приобретения квартиры и кончая оформлением брачных контрактов и составлением завещаний. Этакий мини-сити конторско-прикладного значения. Я, слава богу, никому ничего пока завещать не собиралась. Мне вспомнился французский поэт, задира и пройдоха Франсуа Вийон, прославившийся тем, что завещал в шутливой балладе всякие ненужные вещи своим недругам. Были там и такие строки:

Я миновала дежурную, крупную тетушку лет семидесяти с отечным лицом, и поднялась на пятый этаж. Был разгар рабочего дня, а потому мимо меня туда-сюда сновали озабоченные сотрудники. Два бородатых оболтуса в джинсе курили в конце коридора, выходившего к балкону со стеклянной дверью. Нашла дверь с табличкой «Ген. директор. Хмельницкий Всеволод Александрович» и, постучавшись, услышала осторожно-вежливое: «Войдите».

В приемной сидела – как и положено ей сидеть – секретарша, смазливая шатенка лет двадцати пяти в коротеньком узеньком пиджачке орехового цвета. У нее была модная стрижка и живой взгляд. Миниатюрная челочка позволяла видеть ее выпуклый гладкий лоб. Вздернутый нос и ямочка на подбородке придавали ей задорный вид, делая ее непохожей на массу серо-въедливых и сосредоточенно-высокомерных секретарш.

– Добрый день, меня зовут Бойкова Ольга, я к Всеволоду Александровичу, – произнесла я на одном дыхании, окидывая быстрым взглядом помещение.

Оно показалось мне таким же умытым и приветливым, как и лик секретарши: все беленькое, чистенькое, компьютеризированное, упорядоченное. Никакой громоздкости. Атмосфера легкой праздничности, я бы даже сказала. Вот уж не ожидала! Что касается Аркадия, кстати, то у него, думала я, можно было надеяться увидеть что-то подобное. Всеволод казался мне более серьезным и менее улыбчивым. В общем, я была приятно удивлена.

Пока я разглядывала синий плакат с ослепительно белой, прямо-таки стерильной оргтехникой, расторопная, и, что самое главное, доброжелательная шатенка связалась по внутреннему телефону со своим шефом.

– Можете войти, – ласково улыбнулась она, указывая глазами на дверь кабинета.

Я прошла по голубому ковролину, показавшемуся мне ковром-самолетом, и, дернув за ручку двери, вошла в просторный кабинет, утопающий в солнечном свете. Жалюзи на окнах были подняты, и февральское солнце, блеск которого усиливал лежащий за окнами снег, шлифовало столы, стеллажи с папками, обитые светло-голубым гобеленом кресла, стены с картинами и плакатами и лицо Всеволода Александровича.

Он сидел за столом из светлого дерева, крутясь в офисном кресле и беспокойно манипулируя идеально заточенным карандашом. На нем был бежевый костюм, коричневая сорочка и галстук коньячного цвета в тонких малахитовых разводах. Неизменные темные очки закрывали его красивые «неаполитанские» глаза, чем очень затрудняли процесс проникновения в его нутро, казавшееся мне таинственным, как содержимое сандаловой шкатулки, запертой на ключ. Загадочным оно представлялось моему воображению именно потому, что я не могла видеть Севиных глаз, не говоря уже об их выражении. К тому же его внешность заставляла думать о чем-то сицилийско-криминальном, но никак уж не о компьютерах. Оргтехнику мое воображение отдавало на откуп субъектам с четкими правильными лицами, невыразительными ртами и строгим взглядом из-за прозрачных, как картезианское сознание, стекол очков геометрических форм.

На длинном столе покоилась оргтехника нового поколения. Всеволод поднялся мне навстречу и, слабо улыбнувшись, сказал:

– Рад вас видеть. Вчера все так некрасиво получилось…

Надо же, я думала, речь идет о покушении на убийство, а вот Всеволод склонен был рассматривать вчерашний случай с эстетической точки зрения.

– В жизни все может случиться, – философски заметила я.

– Прошу, – Всеволод вальяжным жестом указал на роскошное, совсем не офисное кресло, стоящее у стены, на которой висело несколько акварелей.

Сам он поднялся и, подойдя к небольшому изящному шкафчику, открыл его и достал оттуда темную бутылку и пару пузатых рюмок. Когда он поставил бутылку на небольшой столик, рядом с которым восседала ваша покорная слуга, я увидела, что это «Реми Мартен». Инкрустированный столик, пара кресел и диван составляли уголок отдыха. Всеволод устроился в кресле рядом со мной и, открутив на бутылке пробку, плеснул в рюмки граммов по тридцать коньяка. Этот невинно-гостеприимный жест вызвал у меня невольную усмешку. Заметив ее, Всеволод нехотя улыбнулся и с грустной иронией, произнес:

– Не беспокойтесь, это другая бутылка. Коньяк отличный.

Он смущенно кашлянул и, взяв рюмку в руки, стал ее греть.

– Спасибо, но я за рулем. Это не отговорка, – выразительно улыбнулась я, – если только кофе.

Всеволод не поленился вызвать секретаршу. Вскоре она внесла серебряный поднос с двумя чашками, лимоном, пористым шоколадом, конфетами и фруктами. Мне жутко захотелось граната. Разломленный на несколько частей, он походил на распустившуюся розу. Сочные, бордового цвета зерна мерцали на солнце темными рубинами. Казалось, зрелая сила распирала плод и вот, взрезанный и явленный во всем своем жизненном блеске, он щедро и бесстыдно демонстрирует свои пурпурные внутренности.

– Это все для вас, – улыбнулся Всеволод, заметив мой жадный взгляд и робкий жест навстречу полыхающему гранату, – я схожу с ума только по «Реми Мартену», – с манерной меланхолией добавил он.

«Можешь себе позволить», – фамильярно заметила я. Не вслух, конечно.

– Спасибо, – снова поблагодарила я, пододвигая к себе тарелку с фруктами.

Плеснуть коньяка себе в кофе я воздержалась. Я не суеверна, просто вся эта история с отравлением на меня так неприятно подействовала, что пить этот дорогой коньяк мне не хотелось. Всеволод, видно, понял причину моего воздержания.

– Вы неверно думаете о «Реми Мартене», – с лукавой усмешкой сказал он.

– Я о нем вообще не думаю, – возразила я, с удовольствием высасывая сок из очередного гранатового зернышка.

– Нет, думаете, – не сдавался Хмельницкий, – именно думаете. Коньяк внушает вам страх, – он вздохнул.

– «Внушает» и «думаю» – это же разные вещи! – удивилась я.

– Нет, не разные. Вы приписываете коньяку свойства отравы. У вас он ассоциируется со стрихнином. Вы думаете о нем как о жидкости, содержащей в себе стрихнин, – пояснил он, – то есть вы думаете о коньяке не как о солнечном напитке, прекрасном напитке, – резюмировал он, – а как о содержащем стрихнин. Сама предметность коньяка для вас недоступна. Вы – пленница своей ассоциации. Это и есть мысль, но не идея.

– Оригинальное суждение… – вымученно улыбнулась я.

– Правильное, – самодовольно произнес Всеволод, – только это не я до такого додумался, это Декарт.

– Ага, – я кивнула, – был такой.

– Сцепку в человеческом мозгу ассоциаций, которыми человек привык манипулировать, он называл нечистым мышлением, – глотнув коньяку, сказал Всеволод.

Я не стала задаваться вопросом, что же такое чистое мышление, а перешла собственно к цели моего визита.

– Знаю, Аркадий мне звонил, – ленивым жестом поднося рюмку к губам, также с ленцой произнес Всеволод, после того, как я посвятила его в свой благородный замысел заняться расследованием.

– Мы встретились в больнице с его женой… – забросила я удочку насчет семейных дел Аркадия.

– И это я знаю, – вздохнул Всеволод, – Кристина и Аркадий вместе ведут бизнес. Он, конечно, больше сантехникой и плиткой занимается, она – духами, тканями и посудой. Здесь уж, как говорится, природа распорядилась.

Всеволод меланхолично улыбнулся и снова плеснул себе коньяку. Видя, что после первой дозы «солнечного напитка» он не скопытился, я осмелела настолько, что добавила себе несколько капель в кофе.

– Пейте, – хитро улыбнулся Всеволод, – стрихнин просроченный попался.

– Вы намекаете на то, что я вас подозреваю? – не выдержала я.

– Да что вы! – с наигранной досадой поднял вверх обе руки Всеволод. – Просто я оценил вашу осторожность.

– И давно Аркадий с женой совместно занимаются бизнесом?

– Сначала Аркадий торговал только сантехникой, плиткой и так далее, а как только начал привозить парфюмерию, напитки, ткани, обратился за помощью к жене. Кристина – женщина властная, деловая, во все вникает, во всем разбирается. Аркадию повезло, – расслабленно улыбнулся Всеволод.

– А вам?

– Мне? – с удивленной интонацией произнес он.

Я не то чтобы хотела выяснить возможность «райской жизни» для Маринки, просто мне самой было интересно.

– Я не женат, – отрезал Всеволод, – и счастлив по-своему. Женитьба не для меня, – снизошел он все-таки до разъяснения своей позиции, – я одиночка по жизни, как это сейчас говорится.

– Я, наверное, тоже, – без особой убедительности сказала я, чем вызвала у Всеволода смешок, – что вы смеетесь?

– Вы произнесли это так печально, что сам ваш тон опровергает то, что вы сказали.

– Не знаю, я серьезно не задумывалась. Давайте вернемся к чете… Какая, кстати, у Аркадия фамилия?

– Летнев.

– Ага, – я сделала глоток кофе, – а как распределена собственность фирмы Летневых?

– А бог его знает! – красноречиво, мол, какое мне до этого дело, пожал плечами мой собеседник.

– Ну, доходы… Поровну? – решила я все-таки его разговорить.

– Не думаю, – загадочно улыбнулся Всеволод, – хотя кто его знает…

– Основная часть капитала принадлежит, наверное, Аркадию. Вы давно с ним дружите?

– Давно.

– Странно, что вы не знаете о том, чем владеет лично он, а чем – его супруга, – недоверчиво посмотрела я на Хмельницкого.

– Это вы, папарацци, народ любопытный, въедливый и кусачий, а мы, бизнесмены, привыкли заниматься собственным делом, не заглядывая под чужие кровати, – в его тоне засквозила скрытая неприязнь.

– Я не обижаюсь, – через силу улыбнулась я, – хотя не знаю, чем, кроме того, что я отношусь к числу папарацци, вызвано ваше желание ущемить меня, а то и откровенно унизить. Мне кажется, теперь вы мыслите нечисто. Вы – тоже пленник ассоциации. Все папарацци для вас – «народ кусачий», вы не способны в данном случае прийти от целого к единичному. А ведь свойства целого, как учили еще древние греки, не складываются механически из свойств единичностей, составляющих это целое.

Я говорила медленно и отчетливо. Мне даже самой понравилось размышлять вслух о чистом и нечистом мышлении.

– Если вы и не кусачая, – потеплел голос Всеволода, – то зубастая – точно.

– Это комплимент?

– Да, без сомнения, – допил коньяк Всеволод.

– Осмелюсь еще заметить, что вы, бизнесмены, не так невинны и сосредоточены на своем бизнесе, как вы хотите меня в этом убедить. Во-первых, конкуренция. Вы просто обязаны знать, чем занимаются ваши коллеги по бизнесу, иначе…

– Сдаюсь, сдаюсь, – снова шутливо поднял руки Всеволод, – но подумайте, зачем мне влезать в Аркашину фирму, если я занимаюсь оргтехникой, а он – сантехникой?

Мы дружно рассмеялись. Я, конечно, сделала это более открыто.

– Я спрашиваю вас не как потенциального или реального конкурента – откуда мне знать, может, у вас еще и магазин сантехники имеется? – а как его друга.

– Ладно, – вздохнул Всеволод, – тогда я вам скажу, что догадываюсь, откуда ветер дует. Летневым угрожали по телефону.

– Откуда вы это знаете?

– От Летневых, – со снисходительной иронией сказал Хмельницкий, – трубку они брали по очереди: то Аркаша, то Кристи.

– В вашем присутствии? – уточнила я.

– И в моем тоже.

– И кто же это? – наивно спросила я.

– Если б я знал! – негромко воскликнул Всеволод.

– Ну хоть что говорил, этот, который звонил? Это был один и тот же голос? – загорелась я.

– Я смотрю, – со скептической усмешкой произнес Всеволод, – что вам нравится игра в сыщиков…

– Считаете, что я некомпетентна? Что ж, – вздохнула я, – вы правы. Только у меня есть большое желание докопаться до истины и упрямство тысячи ослов, чтобы сделать это. Немало, правда?

Всеволод кивнул, но без особого доверия и энтузиазма.

– Вы, наверное, думаете, – продолжила я после некоторой паузы, – что в нашем жестоком и запутанном мире этого недостаточно или что это выглядит только нравственным императивом, неприложимым к этой самой жестокой реальности.

Только я так не думаю, потому что если так думать, то это будет опять нечистое мышление, – не могла отказать я себе в улыбке превосходства, – в этом случае я опять бы проецировала свое собранное из тысячи неприятных ассоциаций мнение о нашей жизни на конкретный эпизод, на временной интервал, в котором действуют конкретные люди, одни из них подсыпают другим в коньяк стрихнин, а третьи пытаются разобраться в том, что происходит, прибегая к помощи друзей пострадавших. Именно эти третьи хотят осуществить знаменитый декартовский принцип о «держании себя в естественном поле истины».

– Послушайте, – заулыбался Всеволод, – что вы делаете в журналистике? Из вас бы вышел восхитительный философ или проповедник.

– А что вы делаете в компьютерном бизнесе? – в тон ему ответила я. – Из вас получился бы отменный герой бразильского сериала о тысяче и одной соблазненной, – пошутила я.

– Бизнес помогает мне воплощать в жизнь этот психологический тип. Он дает средства, я имею в виду, материальные… – посмеивался в бородку Всеволод.

– Так что требовали от Летневых?

– Чтобы они принесли столько-то денег туда-то и тогда-то.

– И все?

– А этого мало? – наигранно возмутился Всеволод. – Так по крайней мере мне сказали сами Летневы.

– Но они приказам не подчинились… – предположила я.

– Нет. Никуда не ходили, ничего не носили. И в милицию, насколько мне известно, не обращались.

– Почему?

– Вы как певица Глафира. Знаете, у нее есть песня под таким названием? – усмехнулся Хмельницкий.

– А вы как кот Матроскин. Для него важнее всего – собственная выгода… – ответила я той же картой.

– Какую же выгоду преследую я?

– Продемонстрировать свое остроумие и то, какой вы неприступный и твердокаменный, несмотря на всю вашу вежливость и щедрость, – я показала на стол.

– Занятно… – процедил Всеволод.

– Такое ощущение, что у вас – бездна времени, что вы не бизнесмен…

– …а герой бразильского сериала, – игриво сказал Всеволод.

– Да-а, на язычок вам лучше не попадаться. Время у меня действительно есть, есть всегда, когда речь идет о моей выгоде… – многозначительно улыбнулся Всеволод.

– Но какая выгода в том, чтобы задерживать и меня, и себя? Дела-то не ждут, – удивилась я.

– Такая, что, кроме пользы денег, есть еще много различных польз.

– Например, – я старалась не показать, что раздражена подобным словесным пинг-понгом.

– Удовлетворение своих сексуальных и моральных потребностей, – продолжал изъясняться экивоками Всеволод.

– Значит, вы не из той оперы, где поют: «Мне с вами скучно, мне с вами спать хочется?» Вам, кроме остренького, еще и десерт подавай?

Всеволод утвердительно кивнул. «Бедная Маринка, – подумала я, – знала бы она, как нелегко будет раскрутить Всеволода на «райскую жизнь»!»

– Я польщена вашим вниманием, но давайте вернемся к Летневым.

– Мы только и делаем, что к ним возвращаемся, – усмехнулся Всеволод. – Кристи была обеспокоена этими звонками, Аркаша считал их пустой угрозой. Ведь угрозы абонента не сбывались.

– Вы полагаете, что попытка отравления – это способ показать, что тот, кто звонил Летневым, настроен теперь решительным образом?

– Думаю, да.

– Почему же желание капитально припугнуть Аркадия Васильевича было осуществлено только вчера?

– Вы меня об этом спрашиваете? – Всеволод вскинул брови так, что они взлетели над темными стеклами очков.

– Мне кажется, что Аркадия хотели убить, чтобы совсем запугать Кристину, да и вообще подмять под себя фирму. Ведь с женщиной справиться легче.

– Вы думаете? – иронично усмехнулся мой несерьезный собеседник.

– Фирма ведь перешла бы в полную собственность Кристины? – упорно копала я.

– На что вы намекаете? На то, что смерть Аркадия в первую очередь выгодна его жене? Но у них прекрасные отношения! Я-то знаю их не один год.

– Я пытаюсь разобраться, кто мог угрожать Летневым, – возразила я.

– Да мало ли кто! – потеряв терпение, воскликнул Всеволод.

– Ну вот, вы уже начали нервничать, – разочарованно улыбнулась я, – а я только приступила к расспросам. Вот вам, например, кто-нибудь угрожает?

– У меня были когда-то трения с людьми, жадными, так скажем, до чужих денег, – гораздо спокойнее сказал Хмельницкий, – но я уладил эту проблему.

– Вы хотите сказать, что у вас были разборки с бандитами? – без прочих околичностей спросила я.

– До разборок не дошло, – улыбнулся Всеволод, – просто я предпочел платить представителям государственного рэкета.

– Милиции, вы хотите сказать?

– Вот именно, – кивнул он, – хотя большой разницы между ними не вижу. Государство – это самый сильный и коварный бандит, который не позволит, чтобы на его территории, вернее, на территории, контролируемой его представителями, существовали другие бандиты, заведомо более слабые.

– Интересная теория, – я сидела в кресле нога на ногу, отсоединяла гранатовые зернышки от плода и по одной отправляла их в рот.

– Какая уж теория, – Хмельницкий встал из-за стола, держа рюмку в ладони, и неторопливо принялся ходить из угла в угол, – это самая что ни на есть практика. Только не делайте вид, что вы этого не знаете, а то я перестану вас уважать.

– Хорошо, – понимающе улыбнулась я, – допустим, я с вами согласна, но с учетом того, что вы прибегли к обобщающим понятиям. Я продолжу свои вопросы, если вы не возражаете. После того, как вы стали платить государству, бандиты перестали вас донимать?

– Не сразу, – Хмельницкий остановился посреди комнаты и повернул ко мне лицо. – Какое-то время у них были претензии уже лично ко мне, не помню уж какие… И тогда я нанял телохранителя.

– Они могли бы продолжать действовать вам на психику, например, названивая по телефону и угрожая всяческими бедами.

– Вы очень проницательны, как я уже, помнится, говорил, – Всеволод смотрел на меня, – так оно и было. Но я живу один, мне не за кого бояться, и с нервной системой у меня все в порядке. Однажды они попытались взорвать мою машину, потом пустить газ в дверь дома, но примерно через два месяца оставили свои попытки «достать» меня. А мертвый я, видимо, был им не интересен.

– То есть, – полюбопытствовала я, – убить вас, при желании, они все-таки могли?

– Естественно, – усмехнулся Всеволод, – я же не могу содержать целый штат охраны, как у президента страны. Тогда мне пришлось бы работать только на охрану. А я хочу иметь возможность тратить деньги на свои маленькие радости.

– А Летневы платят бандитам? – напрямик спросила я. – Только не говорите, что вы не знаете, все равно я вам не поверю.

– Платили, – кивнул Хмельницкий, – но потом в их среде, у бандитов, я имею в виду, начался раздел территорий, и Аркадий, воспользовавшись моментом и моим, кстати, советом, тоже перешел под крыло милиции.

– И бандиты смирились с этим?

– До последнего момента казалось, что да…

– Значит, угрозы по телефону напрямую связаны с этим решением Летневых, – констатировала я. – Почему же вы сразу мне об этом не сказали?

– Я не уверен в этом, – Всеволод снова занял свое место за столом и поставил пустую рюмку на его край, – поэтому и не стал говорить. Вы сами сделали этот вывод.

– Хотите сказать, – усмехнулась я, – если я ошибусь, то сама буду в этом виновата?

– Примерно.

– А у Летневых нет телохранителей?

– Нет.

– Почему? У них что, не хватает денег?

– Мы не обсуждали этот вопрос, а потом, Аркадий и сам может за себя постоять. Вы в этом вчера убедились.

– Да, – согласилась я, – никогда бы не подумала, что он на такое способен. Где он научился так… защищаться?

– Когда-то он служил в спецвойсках. Сейчас ходит в спортзал, когда находит время.

– Значит, Летнева не слишком-то волнуют эти звонки?

Хмельницкий молча пожал плечами и плеснул себе еще коньяка.

– А его жену?

– Наверное, об этом вам лучше спросить у Кристины.

– Может, вы и правы, – задумчиво произнесла я. – Вы ведь друзья, не так ли?

Что-то дрогнуло в лице Хмельницкого. Может, это было непроизвольное движение? Если бы я могла видеть его глаза, которые он скрывал за темными стеклами очков, я сказала бы определеннее.

– Мы встречаемся время от времени, – закашлявшись, ответил он.

Мне показалось, что тут что-то нечисто, и я продолжала давить в этом направлении.

– Вы ходите друг к другу в гости?

– Какое это имеет отношение к отравлению? – Всеволод снова поднял брови над очками.

– Иногда сам не знаешь, что к чему имеет отношение, – вдумчиво сказала я, – а потом, складываешь один и один и получаешь в результате три. Тогда начинаешь искать ошибку. Так вы часто встречаетесь с Аркадием?

– Примерно раз в неделю, – Всеволод поднял рюмку и снова принялся смаковать коньяк.

– А с Кристиной?

– Что с Кристиной? – Хмельницкий сделал вид, что не понял меня.

Я молча смотрела на него.

– Только в компании с мужем, – после минутного молчания ответил он, – если вы это имеете в виду.

– Она вам нравится?

– У нее есть деловая хватка, – кивнул Всеволод.

– А как женщина? Она ведь довольно хорошо сохранилась для своего возраста.

– Вы, наверное, считаете меня беспринципным человеком, если задаете такие вопросы, – медленно проговорил Хмельницкий. – Но я вам отвечу совершенно без обиды. Во-первых, мне нравятся более молодые женщины. Но даже у молодой женщины, кроме тела, должна быть еще и голова. Как у вас, например, – он плотоядно улыбнулся. – А во-вторых, у мужчины, если он не просто самец, должны быть внутренние ограничения, своего рода табу, если хотите. Так вот, жена друга и является таким табу.

– А если бы Кристина не была женой вашего друга?

– Гипотетические вопросы вроде вашего имеют право на существование только в авантюрных или детективных романах, – как-то скованно произнес Хмельницкий, – а в жизни есть только то, что существует в реальности. А реальность такова, что Кристина – жена моего друга, и я ее даже не рассматриваю, как потенциальную любовницу.

– Но согласитесь, – не унималась я, – как женщина она очень хороша. Женщина-вамп и не дура, как я поняла из ваших слов.

– А вы опасная женщина, – воскликнул Хмельницкий, откинувшись на спинку кресла и рассмеявшись, – в вас есть что-то инфернальное. Так рассказать о женщине, что я даже заинтересовался ею. Но еще больше меня заинтриговали вы сами, – произнес он уже более спокойно. – Мы могли бы встретиться как-нибудь и неплохо пообщаться. Что вы на это скажете?

– Скажу, что у меня тоже есть свои табу, – я встала и направилась к выходу. – Не могли бы вы мне сказать, – вспомнила я, – где живут и работают Летневы?

– Конечно, – Хмельницкий, который собирался встать, чтобы проводить меня, опустился за стол и, вынув из стопки бумаги цветной листочек для записей, стал торопливо писать. – Вот, пожалуйста, – он протянул мне листок. – Давайте хотя бы пообедаем.

– Давайте, – кивнула я, – только порознь.

– Вы мне нравитесь все больше и больше, – скривил губы в сладострастной ухмылке Хмельницкий. – Не люблю женщин, которые сдаются сразу.

– Как, например, Маринка? – поддела я его и шагнула к двери.

– Марина замечательная девушка, – серьезно сказал Всеволод, – только с ней не о чем разговаривать.

– Почему же, – возразила я, – она очень неплохо разбирается в моде. А вы снимаете когда-нибудь очки?

– Когда ложусь спать.

– Тогда я, наверное, никогда не увижу ваших глаз.

– Еще когда протираю стекла, – поспешил добавить он, потому что я уже взялась за ручку двери.

– Спасибо, Всеволод Александрович.

– Ну что вы, – осклабился он, – беседа с вами оказалась одной из моих радостей. Сожалею, что вчера мы не смогли толком пообщаться. И называйте меня Всеволодом или просто Севой, я не обижусь.

– Хорошо, Сева, – усмехнулась я, – пока.

 

Глава 4

Фраза насчет обеда, оброненная Севой, напомнила мне о версии Кряжимского. А что, если яд действительно попал в рюмку Аркадия Васильевича случайно? То есть он с таким же успехом мог оказаться и в моем бокале. Нужно было выяснить это. Я села в машину и отправилась в «Триумфальную арку».

Оставив пальто в гардеробе, я вошла в зал. Там было не так много народу, как вечером – половина столиков была свободна. Я заняла тот же столик, что и вчера, и ко мне сразу же подошел официант. Не Серж.

– А Серж сегодня не работает? – поинтересовалась я.

– К сожалению, нет, мадемуазель, – с томной улыбкой произнес синеглазый брюнет в длинном фартуке, – но я обслужу вас не хуже.

– Не сомневаюсь, – улыбнулась я, – только мне нужно было у него кое-что спросить.

– Мое рабочее имя Жорж. Серж, если он вам нужен, будет завтра с одиннадцати часов дня, – вежливо ответил официант.

У него вырвался вздох разочарования и сожаления.

– Не переживайте, Жорж, – успокоила его я, – обед не отменяется.

Я сделала заказ и поинтересовалась, на месте ли Ефим Григорьевич.

– Да, Ефим Григорьевич у себя, – удивленно посмотрел на меня Жорж.

– Передайте ему, пожалуйста, что я хочу с ним поговорить.

– Как прикажете сказать?

– Ольга Бойкова, еженедельник «Свидетель».

– Будет сделано, Ольга…

– …Юрьевна, Жорж.

«Да, – размышляла я, после того как он удалился, – обслуга у них здесь вымуштрована. Как-то не верится, что они могли сами подсыпать яд. Жалко, что посуду с нашего стола вчера так быстро убрали. Интересно, не было ли яда уже в графинчике?»

– Ольга Юрьевна?.. – сверкая лысиной, у стола неслышно появился Ефим Григорьевич.

Черный смокинг сидел на нем мешковато, но сорочка была белоснежной.

– Хочу еще раз извиниться за вчерашний инцидент, – взволнованно произнес он. – С вашим мужем все в порядке?

– Аркадий Васильевич мой знакомый, – я решила расставить точки над «i», – его сегодня выписали из больницы, и он, наверное, сейчас дома пьет чай вместе со своей женой.

– Понимаю, понимаю, – смешно закивал Ефим Григорьевич, – где же еще встречаться знакомым, как не во французском ресторане? Еще раз приношу наши извинения за причиненные неудобства. Жорж, – сказал он негромко, но так, чтобы я слышала, подошедшему официанту, – обед Ольге Юрьевне за счет заведения.

– Благодарю, – кивнула я Ефиму Григорьевичу. – Не могли бы мы с вами немного поговорить? Здесь будет удобно?

– Конечно, конечно, – озабоченно произнес директор, присаживаясь к столу, – я и сам хотел вас кое о чем попросить.

– Попросить? – удивилась я. – Но о чем?

– Вы ведь работаете в газете… – с заискивающей улыбкой начал Ефим Григорьевич. – Вы кушайте, кушайте, я не отниму у вас много времени.

– В «Свидетеле», – еще раз подтвердила я, не понимая, куда он клонит.

– Да, замечательная газета, – Ефим Григорьевич расплылся в улыбке, – и тираж большой, очень большой.

– Мы публикуем то, что интересует читателя, и не даем непроверенных материалов, – согласилась я.

– У вас замечательная газета, – неуверенно произнес директор, – только…

– Вам что-нибудь не нравится?

– Ну что вы, что вы, – Ефим Григорьевич всплеснул руками, – как вы могли подумать такое. Понимаете, – тяжело вздохнул он, – если вы расскажете своим читателям о том, что случилось здесь у нас вчера… При вашем-то тираже… Мы потеряем половину своей клиентуры.

– А-а, понимаю, – теперь уже воскликнула я, – вы не хотите, чтобы я писала о вчерашнем инциденте?

– Да, да, – закивал Ефим Григорьевич, – вы правильно поняли ход моих мыслей. А мы были бы вам очень благодарны, – он прищурил свои круглые глаза, так что они совсем почти пропали в толстых щеках. – Вы понимаете меня?

– Хорошо, – легко согласилась я, тем более что не собиралась давать никаких заметок насчет вчерашнего инцидента, – только вы тоже должны оказать мне услугу…

– Все, что в моих возможностях, и даже немножко больше, – обрадованно встрепенулся Ефим Григорьевич.

– Я хочу, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов. Это не для газеты, – сразу же успокоила я его. – Это ваш ресторан?

– Ну что вы, – Ефим Григорьевич растопырил пальцы-сардельки, – я только управляющий.

– Вы давно здесь работаете?

– С самого открытия… – директор беззвучно зашевелил толстыми губами, – одиннадцать месяцев. Что же вы не едите, – напомнил он мне об обеде, который стоял на столе, – кушайте, пожалуйста, не стесняйтесь. Я всю жизнь смотрю, как едят другие, мне это только приятно.

– Ну хорошо, – с улыбкой согласилась я и принялась за еду. – Все-таки вы мне скажете, кто владелец этого заведения?

– Войцеховский, Борис Исаевич, – таинственным шепотом произнес директор.

– Войцеховский? – я подняла глаза к потолку. – Знакомая фамилия. Кажется, была такая чемпионка по прыжкам в воду. Они, случайно, не родственники?

– Не знаю, – покачал головой Ефим Григорьевич. – Борис Исаевич в застойные времена был директором треста ресторанов и кафе, была такая организация, а я был директором кафе «Бригантина», может быть, слышали?

– Я тогда жила в Карасеве, – улыбнулась я, не забывая орудовать вилкой.

– А пришла перестройка, – продолжил Ефим Григорьевич, – и теперь у Бориса Исаевича свои рестораны…

– Это не единственный его ресторан?

– Есть еще один, «Дон Хуан» называется, там мексиканская кухня.

– У Войцеховского есть враги?

– Враги? – директор задумался. – Вообще-то, мне кажется, Борис Исаевич старается со всеми ладить. Платит кому положено и все такое…

– Понятно, – кивнула я, – это так называемая «крыша». Но, может, у него есть конкуренты? Ведь «Триумфальная арка» в престижном районе, неужели вы ни у кого не перебиваете клиентов?

– Здесь есть еще пара ресторанов и одно кафе поблизости, – задумчиво выпятив губы, произнес директор, – только ни они нам, ни мы им не конкуренты. В «Колизее» итальянская кухня, в «Тройке» – русская, а в «Шапито» – вообще непонятно какая. Не советую вам туда ходить.

– Ладно, не пойду, – усмехнулась я. – Значит, такой инцидент, как вчера, у вас произошел впервые?

– В первый и, надеюсь, в последний раз, – торжественно изрек Ефим Григорьевич.

– Вы не проверяли посуду, которую вчера убрали с нашего стола?

– О-о, я Сержа уволю, – трагически воскликнул директор, – я уж и так ему сделал нагоняй. Он, стервец, и сам перепугался и от греха подальше, как он говорит, решил быстренько все убрать со стола. Я, конечно, тоже виноват, должен был проследить. Только вы меня поймите, никогда у меня такого не было – растерялся.

– Ну, не корите себя, – посочувствовала я ему, – вы же в этом не виноваты.

Подошел Жорж, чтобы поинтересоваться, не нужно ли чего еще. Я поблагодарила его и попросила персикового сока. Он уже собрался уходить, но Ефим Григорьевич остановил его и, поднявшись, что-то прошептал ему на ухо. Жорж понимающе кивнул и отправился на кухню.

– Приходите к нам еще, Ольга Юрьевна, – радушно заулыбался директор, опустив на стул свои мощные ягодицы, – уверяю вас, подобное больше не повторится.

– Я бы с удовольствием, Ефим Григорьевич, только вот вчера у вас здесь ужинали трое…

– Да-а, – с сожалением качнул головой директор, – времена такие – никуда не денешься от этих бритоголовых. Вроде бы и музыка не для них, и спокойно у нас, и обслуживание на уровне, но вот… – Он опять растопырил пальцы-сардельки и тяжело вздохнул. – Как магнитом их сюда тянет. Но у нас охрана… – как-то неуверенно произнес он, покосившись на длинного бугая у входа. – Стараемся держаться.

– Не расстраивайтесь, Ефим Григорьевич, – ободряюще улыбнулась я, – все проходит, и их время пройдет. Будем и мы когда-нибудь жить в цивилизованной стране. Лет через семьдесят, – добавила я.

– Ха-ха-ха, – негромко рассмеялся директор, – через семьдесят.

На подносе Жоржа, кроме заказанного сока, стояла бутылка «Шато де Берн».

– Это вам, – улыбнулся Ефим Григорьевич, принимая бутылку у Жоржа, – вы вчера такое же заказывали… От заведения.

– Нет, – попробовала я было отказаться, но толстяк так меня упрашивал…

 

Глава 5

Из машины я позвонила в офис компании «Венера». Трубку взяла секретарша. По голосу я немедленно определила: сухая зануда. К тому же явно немолодая. Ну да, а ты хотела, чтобы Кристина Леонидовна позволила находиться рядом с мужем какой-нибудь длинноногой красотке?

– Офис компании «Венера»… – раздался в трубке ее спокойный голос.

– Добрый вечер. Мне нужен Аркадий Васильевич, – как можно более любезным тоном произнесла я.

– Его нет, а кто спрашивает? – въедливо поинтересовалась секретарша.

– Главный редактор еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга, если вам это что-нибудь говорит, – не удержалась я от язвительного замечания.

Секретарша, наверное, немного опешила от моего тона. Конечно, такой контраст между той мягкой интонацией, с которой я начала разговор, и таким вот атакующе-небрежным пассажем! Не удивительно, что он сбил ее с толку.

– Аркадия…

– Я поняла, что Аркадия нет, – продолжала я «бесчинствовать», – тогда, может быть, Кристина Леонидовна на месте? – с холодной деловитостью поинтересовалась я.

– На месте, – недовольно прогнусавила секретарша, – одну минуту, я узнаю…

Повисла пауза. Но вскоре в трубке после нудного пиликанья раздался бодрый, знакомый уже мне голос.

– Здравствуйте.

Тон был прохладным и официальным. Но это меня не задело и не насторожило. Наверняка зная, какой ее муж преданный и горячий поклонник всего трогательно женственного в женщинах, она приняла нас с Маринкой в больнице за потенциальных или реальных подружек своего ненаглядного.

– Мне нужно с вами поговорить, с вами и Аркадием Васильевичем, – просто сказала я.

– Боюсь, что сейчас у меня нет для этого времени, – сухо ответила Кристина, – много работы.

– Я понимаю. Тогда, может быть, вы назначите время… – забросила я удочку.

– Знаете что… – замялась Кристина, – … а вы действительно журналистка?

– Могу при встрече предъявить вам мое удостоверение, – чуть не рассмеялась я прямо в трубку.

Так и есть, она приняла нас с Маринкой, по крайней мере одну из нас, за пассию своего муженька.

– И вы на самом деле будете заниматься нашим делом? – спросила она.

Я подтвердила.

– Тогда приезжайте часа через два. Мы сегодня с Аркадием отмечаем пятнадцатилетие совместной жизни. Завтра у нас будет официальный прием, а сегодня мы решили просто посидеть перед камином в загородном доме. Подъезжайте к офису. Мы с вами вместе отправимся на дачу.

– О\'кей, – обрадовалась я, честно говоря, не ожидая такой сговорчивости.

Когда Кристина прощалась со мной, ее голос не был уже таким сухим и холодным, как вначале. Она или успокоилась на мой счет, поверив, что я действительно журналистка, – мелькнуло у меня в уме, – или решила до конца все выяснить и либо убедиться, что на ее мужа я никаких видов не имею, или уж «разоблачить» нас так, чтобы Аркадию некуда было деться.

Как бы то ни было, такой поворот событий меня очень даже устраивал. Нечего и говорить, что эти два часа я не знала, чем себя занять. Вернее, я занималась текущей газетной работой, но все как-то механически, так как между строк, которые я пробегала глазами, будь то материал для статей или документы, маячили два знакомых лица – Аркадия и Кристины. Я была польщена, что сподобилась чести быть приглашенной на неофициальную часть их праздника. Даже держа в уме то обстоятельство, не нуждавшееся, казалось мне, в доказательствах, что приглашена я туда не просто так, а с целью «разоблачения» меня или «успокоения» на мой счет хозяйки, я пребывала в лихорадочном состоянии духа, не могла не радоваться проявлению доверия со стороны такой властной и умной женщины, какой была Кристина, хотя понимала, что оно, это доверие, не было чистым порывом подружиться со мною или пооткровенничать. Учитывая, какой хваткой была Кристина, я склонна была вообще забыть о доверии и полностью приписать ее приглашение стремлению осуществить лично ее, Кристинин проект. Вот ведь как устроен человек! Хочется ему говорить о доверии и дружелюбии, когда он ясно понимает, что таковых нет и в помине, или, вернее, есть, но только в области его сладких грез и более-менее оправданных предположений.

Что же он, обманывает себя? Или как раз это видение мира сквозь розовые очки и является тем гуманизмом, к которому нас призывают всю жизнь? Но тогда что же получается, гуманизм – светлая, или скорее сладкая иллюзия, образ людских поступков, которые я склонна объяснять благими мотивами?

– Марина, зайди, – угрюмо сказала я в трубку внутреннего телефона.

– Что душенька твоя желает? – с милой фамильярностью отозвалась моя секретарша, появившись в дверях кабинета.

– Кофе и беседы по душам, – улыбнулась я.

– Ой, кажется телефон, – она побежала в приемную.

Выкурив еще пару сигарет, я пришла к выводу, что практикую нечистое мышление. Нужно думать и рассматривать конкретную ситуацию. И, кстати, не обольщаться на счет «благих» мотивов. В сердцевине каждого такого светлого облака имеется еще одно, более темное, которое можно назвать эгоизмом или тщеславным желанием порисоваться, выставить себя в лучшем виде. Вот, например, ты даешь милостыню. Да, согласна, тобой движет добрый, вернее, условно добрый порыв к состраданию. Но нет ли в его глубине, в самой потаенной его бездне желания самоуспокоиться, мол, выполнила долг любви к ближнему. Теперь, мол, он сможет купить себе хлеба и, стало быть, не будет голодать, что снимет на время камень с моей чуткой и отзывчивой души, пронзенной стрелой милосердия, ибо мысль о том, что кто-то голодает, причиняет ей страдание. Но так ведь можно вообще превратить человека в некое мрачное…

– Твой кофе, – счастливо легкомысленная Маринка бездумно внесла поднос с кофейной атрибутикой.

Запах кофе, ароматный, я бы даже сказала, целебный, ворвался в мир моих навязчивых мыслей гимном язычеству и одним рывком прервал их каучуковую тягучесть. Язычеством я называю преданность собственным приятным ощущениям, возвышенным и чувственным. А разве они не сливаются порой в единый поток головокружительного счастья?

– Что-то ты грустная какая-то, – принялась она вглядываться в мое лицо.

– Не грустная, а задумчивая, – возразила я, – лучше быть задумчивой, чем такой…

– Глупой? – надулась она. – Ты меня имеешь в виду?

– Ты прямо все схватываешь на лету, – добродушно усмехнулась я.

– Ну, говори, чего уж там, – Маринкин голос стал глухо угрожающим и раздраженным.

– Да ты присядь, – сказала я, чувствуя себя беспомощной перед шквалом скрытой Маринкиной ярости, которую я сама умудрилась спровоцировать, – Аркадий оказался женатым, это мы знаем, а вот Всеволод твой – не просто бабник, а бабник с теорией.

– Да что ты плетешь? – опустилась в кресло Маринка, забывшая о своем гневе.

– Да-да, – вздохнула я, – хорошо, что у тебя с ним далеко не зашло и ты можешь его запросто забыть.

– Кто это тебе сказал, – насупилась Маринка, – что я могу его «запросто забыть»?

– Он ведь меня клеил, сегодня, во время нашей с ним беседы. А женщины ему нравятся с головой.

– Это ты, что ль? – с насмешливым пренебрежением посмотрела на меня Маринка.

– Такие, как я, – внесла я непринципиальную поправку, – так что забудь ты этого Всеволода.

– Ты с ним еще будешь встречаться? – ехидно полюбопытствовала Маринка.

– Только если того потребуют интересы расследования.

Маринка недоверчиво пожала плечами.

– И потом, почему-то мне кажется, что между ним и женой Аркадия что-то есть, – продолжила я после небольшой паузы.

– Когда кажется, креститься надо! – Маринка вышла из кабинета, злобно хлопнув дверью.

Ничего, отойдет… Что же это, мои размышления о хороших поступках и доверии пробудили во мне стерву? Я вздохнула и закурила.

* * *

Офис «Венеры» располагался в здании только что отреставрированного двухэтажного особняка на улице Щорса. Это была одна из центральных улиц, красивая и оживленная. Миновав консьержа внизу, охранника и, поднявшись по застеленной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж, я без труда нашла кабинет Кристины. За столом в приемной сидела миловидная женщина лет сорока – сорока пяти. Ее гладкие рыжие волосы были забраны в аккуратный пучок. На носу – очки в тонкой позолоченной оправе. О-очень приятная тетя. Ее не портил даже утиный нос, наоборот, он придавал ее полноватому лицу какой-то добродушный шарм. Нет, это была не та, что разговаривала со мной по телефону, решила я. Действительно, ведь у Кристины с Аркадием – разные кабинеты. Та зануда, с которой я общалась, сидела, должно быть, в приемной кабинета Аркадия. Мне почему-то захотелось заглянуть в эту приемную. Я отогнала тем не менее это вздорное желание и направила свое внимание на предстоящую беседу с Кристиной.

Она вышла из кабинета мне навстречу, одетая в короткую соболью шубку. Ее черные волосы были тщательно приглажены и собраны в такой же пучок, как и у ее милой секретарши. Она слабо улыбалась, чуть обнажая в этой сдержанной улыбке мелкие зубы.

– Мария Николаевна, – обратилась она к рыжеволосой секретарше, – вот ключ. Не задерживайтесь долго.

Улыбка Кристины стала мягче и откровеннее. Должно быть, она была довольна работой своей секретарши.

– До свидания, Кристина Леонидовна, – отозвалась та.

Голос у женщины был такой же приятный, как и ее внешность. Негромкий, но мелодичный.

– Пойдемте, – снова более сдержанно улыбнулась мне Кристина.

От нее пахло «Армани». Я знала этот роскошный запах. У меня даже был флакончик таких духов, но я пользовалась ими только в редких случаях и преимущественно вечером. Аромат казался мне слишком изысканным и загадочным, чтобы душиться «Армани» днем. Но Кристина думала по-другому. Хотя, надо признать, аромат ей этот шел. Так говорят обычно о туалетах. Но и запах духов должен, по-моему мнению, соответствовать темпераменту и внешности женщины.

– Можете оставить машину на стоянке, – непринужденно, точно мы были с ней давно знакомы, сказала она, – поедем на моей.

Она кивнула в сторону серебристого «Пежо». Мы сели в него. Кристина включила радио, потом выключила. Вообще, я отметила про себя, что для бизнесвумен, которой угрожают и мужа которой едва не отравили, выглядит и держится она молодцом. Или очень самоуверенна, подумала я, или уверена в бойцовских качествах своего мужа. Опять же самоуверенно уверена. Черт, откуда во мне эта склонность к парадоксам, каламбурам и странным словосочетаниям?

Кристина вела машину плавно, со знанием дела. На ее худощавом лице застыло невозмутимое выражение, как бы говорящее, что она красивая и опытная во всех смыслах женщина, спокойная за свое будущее и делающая для этого все от нее зависящее.

– Если хотите курить, курите, – улыбнулась она уголками губ, – итак, вы берете на себя труд и смелость расследовать обстоятельства отравления Аркадия. Похвально. Вас обязали или это ваша блажь? – снисходительно покосилась она на меня. – Может, это Аркадий попросил вас об этом?

Интересная парочка, эти Летневы, усмехнулась я про себя. Не скучают, наверное, ни дома, ни на работе.

– Меня никто ни к чему не обязывал, – решила я сразу поставить на место эту самонадеянную богачку, – и вообще не обязывает. Я действую всегда по собственному почину.

– Э-э, – недоверчиво усмехнулась Кристина, – вот здесь вы, девушка, лукавите, – а как же журналистский задор, жажда сенсаций?

Не глупа, хоть и достаточно стервозна.

– Это есть, конечно, mea culpa, моя вина, как говорится, и не только моя, – не стала я дуться на ее зубоскальство, – что делать, – наигранно-тяжело вздохнула я, – бизнес есть бизнес, вы же сами знаете.

– Хвалю вашу откровенность, даже цинизм, сказала бы я, – повернула она ко мне свое спокойное лицо, – что ж, спрашивайте. Наслышана о вашей манере. Она не оригинальна, конечно, но здесь трудно придумать что-то оригинальное, – со снисходительной усмешкой добавила она.

Я догадывалась, кто рассказал ей о «моей манере». Всеволод, кто же еще!

– Некоторые вопросы, хочу вас сразу предупредить, могут показаться вам нескромными…

– Показаться или быть? – она взглянула на меня.

– Я не хочу заниматься софистикой, – резонно и, как я надеялась, вовремя пресекла я нежелательное развитие беседы, подумав мимоходом, что с Всеволодом они – два сапога – пара (оба с этакой насмешливо-диалектической червоточинкой, дающей им возможность не относиться к жизни всерьез или делать вид, что не относятся), – если вы заинтересованы в том, чтобы найти людей, которые вам угрожают и, может быть, предотвратить новую попытку…

– …отправить нас на тот свет? – заулыбалась Кристина.

Вот уж не думала, что она ко всему этому так спокойно относится!

– Всеволод Александрович сказал, что вы восприняли эти звонки не так, как Аркадий Васильевич…

– Он сказал вам, что я билась в истерике или побежала заказывать билеты на Канарские острова? – иронично посмотрела на меня Кристина.

– Нет, он был лаконичен. Он просто сказал, что вы переживали.

– Поначалу – да, не буду вас обманывать, но потом привыкла… – она явно была настроена на веселый лад.

– Привыкли? – не поверила я.

– Да, – задорно подтвердила она, – эти угрозы так и оставались угрозами…

– А когда они начались?

– Где-то месяца три назад, – засмеялась она, – сами понимаете, когда вам в течение нескольких месяцев угрожают, но то ли ленятся, то ли боятся привести угрозы в исполнение, страх ослабевает. С этим привыкаешь жить, как, например, с доброкачественной опухолью, не задумываясь, что когда-нибудь она разовьется в злокачественную. Не знаю, правда, возможно ли такое.

– Значит, вы все-таки задумывались над тем, что эти угрозы могут быть однажды приведены в исполнение?

– Конечно. Но только поначалу. Я даже плакала, тряслась. Просила мужа принять на работу телохранителя, а то и целый отряд этаких дюжих молодцов.

– А что Аркадий Васильевич? – поинтересовалась я.

– Потешался надо мной, говорил, что, если так все и дальше пойдет, я окажусь в психушке. Он, естественно, преувеличивал. Во-первых, моя реакция была, с точки зрения чрезвычайности ситуации, вполне адекватной, а во-вторых, она, реакция, не была чрезмерно бурной. Любая бы на моем месте сошла с ума или заразилась бы манией преследования, – Кристина нажала на тормоз.

На светофоре загорелся красный. Мы ехали по направлению к Кумысной поляне.

– И вообще, – продолжила она, – у нас с Аром такое, я бы назвала его разумным, отношение к жизни… Если уж пробил твой час – то пробил.

– Вы верите в бога? – удивилась я.

– Вы об этом тоже напишете? – иронично осведомилась Кристина.

– Нет, просто любопытно. Обычно богатые люди дорожат своей жизнью так же, как и имуществом.

– Я не хочу выглядеть этакой лихачкой, – она тронула «Пежо» с места, – страх смерти есть, но, я бы сказала, нет маниакальной боязливости.

– И все-таки как-то не верится, чтобы вы так быстро успокоились, – недоверчиво покосилась я на Кристину.

– А кто вам сказал, что быстро? Я, как вы выразились, успокоилась только пару недель назад. Вернее, это даже было не успокоение, не какое-то самовнушение, просто мне надоело бояться.

– Угроз?

Кристина кивнула.

– Все это чепуха! – заносчиво воскликнула она.

– А вчерашнее отравление? – изумилась я ее легкомыслию.

– Тот, кто хотел бы отравить Ара, не стал бы на этом экономить, – резонно заметила она, – он насыпал бы столько, чтобы хватило отправить моего мужа в рай.

– Возможно, но это также похоже на решительное предупреждение, – отказывалась я согласиться с ее, на мой взгляд, чересчур спокойным отношением ко всей этой истории.

– Посмотрим, – меланхолично улыбнулась Кристина, – думаю, Ар не допустит. Он примет такие меры безопасности, которые защитят нас от чьих-то агрессивных действий.

– Дай-то бог! – искренне пожелала я удачи Аркадию и выразила надежду на то, что все так и будет, как говорит эта не робкого десятка женщина.

– К тому же мы в любой момент можем уехать на Запад, – бросила на меня полный шутливой дерзости взгляд Кристина.

Да уж, капиталы Летневых позволяют им это сделать.

– А бизнес? – все-таки не поверила я, что Летневы могут все здесь бросить и свалить за бугор.

– Друзья помогут, – расплывчато сказала Кристина.

– Помогут закончить здесь ваши дела? – уточнила я.

Кристина вяло кивнула.

– А не может ли кто-нибудь из этих ваших друзей оказаться вашим недругом?

– Все возможно, – невесело усмехнулась Кристина.

– У вас есть враги?

– Конкуренты?

– Да. – Я курила уже третью сигарету.

– Ну-у, – задумалась Кристина, – враги у всех есть. Зависть – сильное и мерзкое чувство. Завидуют ведь не только нашим деньгам, но и нашим отношениям с Аром. Мы не ссоримся, прекрасно друг друга понимаем, помогаем друг другу и так далее. И это после пятнадцати лет совместной жизни!

– Вам действительно можно позавидовать, – со всей искренностью сказала я. – Вы и правда до сих пор любите друг друга?

– Трудный вопрос, – погрустнела Кристина. – Конечно, той страсти, что была в первые годы нашей совместной с Аркадием жизни, уже нет, но зато появилось что-то другое. Вы не замужем, насколько я понимаю? Или просто не носите обручального кольца?

– Не замужем.

– Тогда вам будет трудно это понять.

Я скептически пожала плечами.

– Вы никогда не изменяли своему мужу? – спросила я после небольшой паузы.

– Ага, начинаются ваши неприятные вопросы, – с легкой улыбкой покосилась на меня Кристина. – Я бы предпочла не отвечать на этот вопрос, если, конечно, он не имеет отношения к сути дела.

– Значит, изменяли, – оставив осторожность, предположила я.

– Не нужно делать поспешных выводов, Ольга. Вы еще так молоды, и некоторые вещи можно понять только из жизненного опыта, а его у вас пока нет.

Уверенно управляя машиной, она достала из стоявшей между сиденьями сумочки сигареты, сунула одну в уголок рта и утопила кнопку прикуривателя. Видно, эта тема задела ее.

– Вы хотите сказать, – поинтересовалась я, – что можно любить и одновременно изменять любимому человеку? Но тогда это уже не любовь, а просто привязанность. И наверное, стоит подумать, нужно ли продолжать жить вместе.

– Какое глубокое суждение, – Кристина прикурила и вставила прикуриватель в гнездо. – Может, вы все-таки позволите мне самой решать, с кем мне жить?

Конечно, она обиделась. Но я ее предупреждала! Как все-таки человек не любит, когда его поступки пытаются анализировать. Мне и самой было не очень-то приятно обсуждать с ней этот вопрос, но мне казалось, что я зацепилась за что-то важное, за что-то, что может привести меня к разгадке. Разгадке чего? Я и сама, честно говоря, не знала. Ведь никто никого не убил, слава богу. Но ведь попытка была. А если бы она закончилась не так счастливо для Аркадия?

– Это я так, – пробормотала я в ответ на высказывание Кристины, – гипотетически.

Некоторое время мы ехали молча и курили. Дорога пошла в гору, мимо проплывали последние городские постройки. Легко обогнав рейсовый автобус, мы миновали последний мини-маркет и направились к лесу, темневшему впереди серой зубчатой стеной.

– Скажите, Кристина… Могу я вас так называть? – я развернулась на сиденье в ее сторону.

– Конечно, – кивнула она.

– Что от вас требовали, когда звонили с угрозами?

– Лично я брала трубку два раза, один раз у меня потребовали двести тысяч долларов в мелких купюрах, во второй раз – уже полмиллиона.

– Ого, – воскликнула я, – у вас есть такие деньги?

– Неужели это тоже имеет значение? – усмехнулась Кристина.

– Если вы думаете, что я спрашиваю об этом из простого любопытства, то ошибаетесь, – спокойно пояснила я. – Если у вас требуют сумму, которую вы, даже продав все свое имущество, не смогли бы набрать, это одно. Это означает, что преступник просто назвал первую пришедшую на ум цифру, насмотревшись американских боевиков. Если же цифра реальна, то можно сделать вывод, что преступник знает или, по крайней мере, догадывается о состоянии вашего финансового положения. Круг сужается.

– Пожалуй, вы правы, – понимающе посмотрела она на меня, – что ж, я могу назвать вам «сколько мы стоим», только…

– …это не для печати, – продолжила я за нее. – Я понимаю.

– Хорошо, – кивнула она. – Где-то около четырехсот тысяч долларов у нас в обороте, то есть эти деньги можно извлечь примерно через один-два месяца. Помещение магазина, который находится в нашей собственности, стоит около двухсот тысяч. Квартира, дача, машины моя и Аркадия – тоже около двухсот. Есть еще мои драгоценности, которые достались мне от бабушки, – примерно на пятьдесят тысяч. Так что в общей сложности не так уж и много…

– Почти миллион долларов, – скалькулировала я, – не дурно. А офис?

– Нет, – покачала головой Кристина, – офис мы арендуем.

– Звонил мужчина?

– Да. Вот мы и приехали.

Мы проехали небольшой лес и оказались перед дачным поселком. Дальше, как мне было известно, были еще дачные участки, но не такие богатые, как эти. Здесь же дачи походили на маленькие дворцы. Дорога была накатана. Из этого я сделала вывод, что не только семья Летневых приезжает сюда посидеть зимним вечером у камина.

– Извините, Кристина, за не очень скромный вопрос, – вздохнула я, – он будет последним за нашу поездку…

– Слушаю, – снисходительно улыбнулась она.

– Брачный контракт у вас есть?

– Нет. Мы поженились с Аркадием, как вы знаете, пятнадцать лет назад, тогда этот обычай еще не практиковался…

– Понятно. И так и не решились оформить таким образом ваше право распоряжаться имуществом?

– Не было нужды, – равнодушно ответила Кристина, – но вы сказали, что это финальный вопрос…

Она лукаво на меня взглянула.

– Я не виновата, если последний вопрос повлек за собой еще один.

Мы дружно рассмеялись.

 

Глава 6

Нажатием кнопки на пульте дистанционного управления Кристина открыла ворота и въехала во двор, где стоял черный «Ситроен». Какая это модель – я сказать не могла, но тачка была крутая. Ворота за нами закрылись. Дача была двухэтажная, из красного кирпича со вставками из дерева, с высоким цоколем, отделанным камнем. Островерхая многоскатная черепичная крыша придавала ей своеобразное изящество. Из трубы в потемневшее небо поднимался почти прозрачный дым, который сносило легким ветерком.

– Здорово! – восхищенно воскликнула я, увидев такую красоту.

– Все сделано по моему проекту, – похвалилась Кристина, – когда-то я работала архитектором.

– Да у вас прямо талант, – я нисколько не лукавила.

– Пошли, посмотрим интерьер, – непринужденно сказала она.

Кристина, а следом и я, вышли из машины и по очищенной от снега дорожке направились в дом. Она открыла дверь, которая оказалась незапертой, и мы сразу очутились в большом холле. Внутри тоже все было выполнено из красного неотделанного кирпича и темного дерева. Мой взгляд непроизвольно упал на камин, в котором потрескивали дрова. Он также был выложен из кирпича. На каминной полке, от которой начинался сужающийся кверху дымоход, стояли два бронзовых подсвечника с зажженными свечами, между свечами тускло мерцали металлические нарукавники от средневековых рыцарских доспехов. Справа от камина громоздилось старое кресло с низкой спинкой, покрытое бурой медвежьей шкурой. Огромные, не меньше пальцев взрослого человека, когти доставали до пола, и казалось, сейчас зверь очнется и станет со злостью царапать и рвать однотонный серо-зеленый ковролин. Между левой стенкой камина и деревянной колонной была небольшая ниша, заполненная напиленными дровами. Вообще в холле было множество всяческих закуточков, придававших помещению дополнительный уют. В одном из таких закутков, на невысокой мраморной подставке был установлен гипсовый бюст Венеры Милосской. В дальнем углу холла на второй этаж поднималась деревянная лестница, у которой разместилась кадка с каким-то растением с блестящими темно-зелеными листьями. Что-то вроде вьющейся розы. Оно оплетало своими побегами резные балясины и доходило почти до второго этажа, выступавшего над холлом антресолью.

– Ар, – крикнула Кристина и повернулась ко мне. – Располагайтесь, пожалуйста. Будьте как дома.

Она жестом показала на невысокий столик темного дерева, на котором были расставлены фрукты, закуски и две бутылки вина, а сама, скинув свою соболью шубу прямо на пол, направилась к лестнице. Я свою «крыску» пристроила на вешалке у входа, села к столу, повесив сумочку на спинку стула, и, достав сигареты, закурила. Благо на столе, кроме всего прочего, стояла и большая бронзовая пепельница.

Сиденье стула было мягкое и удобное. Я с удовольствием откинулась на спинку и принялась неторопливо размышлять.

Кто-то пытается «отжать» у Летневых деньги. Это понятно. Но делает все как-то неуверенно. Звонит, требует двести тысяч, потом полмиллиона… Либо у вымогателя появилась более точная информация о финансовых возможностях Летневых, либо просто начался беспредел, что тоже странно, потому что угрозы оставались до последнего времени неосуществленными. Да и сам по себе факт отравления Аркадия выглядел неубедительно, даже если преступник рассчитывал только припугнуть Летневых. Я попыталась точнее сформулировать для себя последнюю мысль. Ядом в наше время обычно не пользуются. Травятся все больше самостоятельно «паленой» водкой. Серьезный человек нашел бы для запугивания какой-нибудь более эффектный способ, взрыв, например. Это шумно, опасно и вызывает невольное уважение. С другой стороны, если вымогатель – человек осторожный и не хочет, чтобы в дело вмешалась милиция, то действует он совершенно правильно. Что и подтвердилось, когда в ресторан заявился этот старший лейтенант, не отказавшийся от предложенного ему ужина. Пусть некачественной пищей и напитками занимается санэпидстанция. Правильно. Только вот ведь какой вопрос напрашивается: как преступник узнал, что Аркадий Васильевич будет ужинать в ресторане? Или он следил за ним, что не исключается, или знал об этом заранее, но тогда получается, что он должен входить не просто в ближнее, а в ближайшее окружение Летнева. Ведь, насколько я понимаю, даже его жена не знала о его намерениях. Ну, с Кристиной-то понятно. Аркадий, этот любящий муж, с которым она уже пятнадцать лет живет «душа в душу», решил «погулять» от нее и, естественно, не обязан был ставить ее в известность. Знал об этом Сева, а может, и еще кто-нибудь…

Заскрипели ступени лестницы, и, повернувшись, я увидела, что Аркадий в свободных светлых брюках и мягком джемпере, а следом за ним и Кристина спускаются вниз.

– Добрый вечер, – с легкой улыбкой произнес хозяин.

– Прошу меня простить, что мне приходится нарушать вашу идиллию, – извиняющимся тоном сказала я, – но время, как вы сами понимаете, не ждет.

– Пустяки, – с той же улыбкой успокоил меня Аркадий, – это не последние наши с Крис посиделки у камина. Правда, Крис? – он обернулся к жене.

– Конечно, Ар, – в тон ему ответила Кристина, присаживаясь к столу.

Аркадий тоже сел и принялся откупоривать вино.

– Как вы себя чувствуете? – из вежливости поинтересовалась я.

– Прекрасно, – небрежно сказал Аркадий, – не будем о плохом. Не забывайте, у нас сегодня праздник.

Он разлил вино и, поставив бутылку на стол, торжественно поднял бокал.

– Я хочу выпить за любовь, – проникновенно произнес он, – которая вот уже пятнадцать лет соединяет наши сердца.

Господи! Какой пассаж, я едва не зааплодировала. Руки вот только заняты.

– Примите мои самые искренние поздравления, – прочувствованно добавила я.

Было еще много тостов, мы говорили о художниках, музыкантах, поэтах, писателях, философах. В камине потрескивали дрова, горели свечи, вечер был замечательный. Кристина тоже оказалась хорошей собеседницей, ничуть не хуже своего мужа разбиравшейся в искусстве. Но я все время помнила, зачем я сюда приехала, и, как только Кристина зачем-то вышла, начала расспрашивать Аркадия. Он время от времени посматривал на часы, словно торопился куда-то, и улыбался своей тонкой, буддийской улыбкой, глядя сквозь стекла очков на горящие в камине дрова. Это меня сбивало с мысли. Приходилось постоянно держать себя в напряжении. Но кое-что я все-таки узнала.

Аркадий был уверен, что никому не говорил, что собирается в ресторан, и что это вообще была идея Севы. По поводу звонков вымогателя он сказал практически то же самое, что и Кристина, добавив, правда, что деньги преступник требовал привезти на машине, завернутыми в обычный мешок. Мешок Аркадий Васильевич должен был сбросить с моста, проходящего над железнодорожными путями, в начале Ленинского района. Это место было мне известно. Лучшего для такого мероприятия и придумать было нельзя. Там легко было затеряться среди частной застройки, сараев и гаражей, самовольно строящихся гражданами на протяжении нескольких десятков лет.

– Ладно, – сказала наконец я, изрядно утомившись от всех этих расспросов, да еще в голове немного шумело от выпитого вина, – что же вы теперь собираетесь предпринять? Ведь ясно, что преступник не оставит вас в покое. Не хотите ли вы сделать заявление в соответствующие органы? В РУБОП, например. Поставят ваш телефон на прослушивание, вычислят в конце концов этого мерзавца.

Аркадий Васильевич нервно поморщился.

– Ну что, сыщица, – с доброй усмешкой спросила появившаяся Кристина, – что-нибудь раскопала?

Мы уже перешли с ней на «ты». Я только пожала плечами.

– Предлагаю Аркадию заявить куда следует, – вздохнула я.

– Я не очень-то жалую органы, – улыбнулся он, – но кое-что я все же предпринял.

Он встал и с загадочным видом отправился наверх. Кристина недоуменно посмотрела на меня, но я только еще раз пожала плечами. Через минуту Аркадий спустился в холл, держа руки за спиной.

– Угадайте, что у меня? – весело спросил он.

– Пулемет, – весело воскликнула Кристина и рассмеялась.

– Ты почти угадала, – Аркадий с серьезным видом достал из-за спины руку, в которой у него тускло поблескивал пистолет. – Пистолет Макарова, – деловито сказал он, – калибр семь шестьдесят две, семизарядный, плюс запасной магазин на шесть патронов.

– У меня тоже есть такой же, – сама не знаю почему ляпнула я, – только газовый.

– Этот боевой, – гордо взглянул на меня Аркадий, ловко вынул магазин, а потом эффектно вставил его назад в рукоятку. – С ним будет надежней. Разрешение тоже имеется, – улыбнулся он.

Как-то не очень этот пистолет гармонировал с ним. Лысоватый, в очках, производивший впечатление неуклюжего интеллигента, Аркадий казался чересчур добродушным и обыденным для ношения этой красивой и опасной игрушки. Но я вспомнила, как ловко он осадил бритоголового танцора в ресторане, и поняла, что и с пистолетом он, наверняка, обращаться умеет. Он сел в кресло, покрытое медвежьей шкурой, и стал заниматься своим «ПМ». Мужчины – все равно что дети: дай им какой-нибудь интересный предмет, и они будут часами его рассматривать, разбирать и собирать. Аркадий, правда, разбирать свое приобретение не стал, а просто крутил его в руках, вынимал и вставлял магазин, прицеливался в картины, висевшие на стенах. Кристина только вздохнула.

– Давайте выпьем, – с грустной улыбкой сказала она, – чтобы все это скорее кончилось.

Мы подняли бокалы и собирались чокнуться, как сзади, от двери раздался грубый возглас:

– Выпиваем, значит. А где мои деньги?

Я обернулась и едва не выронила бокал. В нескольких шагах от стола стоял высокий мужчина, лицо которого было скрыто черной спецназовской маской. В руках он держал пистолет, ствол которого был направлен на Аркадия.

– Брось пушку, дядя, – нагло обратился вошедший к Летневу.

Тот послушно нагнулся и положил «макаров» рядом с креслом.

– Молодец, – обдал его ядовитой похвалой мужчина, – теперь оттолкни его от себя.

Носком ноги Аркадий толкнул пистолет, который по ковролину проскользил от него на пару метров. Мужик в маске обошел стол, не отводя ствола от хозяина, нащупал ногой, обутой в кроссовку, пистолет и пихнул его еще дальше, вдоль стены.

– А теперь пересядь за стол, – приказал мужчина, – так мне вас плохо видно.

Аркадий сел за стол рядом с Кристиной, которая тут же схватила его за руку. Ее, в смысле Кристину, била нервная дрожь. Меня тоже немного потрясывало, но благодаря выпитому реакция у меня несколько притупилась, и я смотрела на происходящее как бы со стороны.

Я словно театральный зритель наблюдала, как человек с пистолетом сел в кресло на медвежью шкуру и опустил руку с пистолетом на колени.

– Значит, не хотите платить? – он немного наклонился вперед.

– Что вам нужно? – закашлявшись, спросил Аркадий.

– Не прикидывайся, придурок, – огрызнулся человек в маске, – я с вами уже четвертый месяц мудохаюсь. Мне нужно пятьсот тысяч долларов, тогда я от вас отстану. Я уеду далеко-далеко, где меня никто не найдет. А вы будете спокойно зарабатывать свои деньги. Короче, я даю тебе ровно три дня. Готовь бабки. Я позвоню и скажу, как и где ты мне их передашь. Ты меня понял?

– Трех дней мне не хватит, – спокойно ответил Аркадий.

Да, выдержки Летнева можно было позавидовать. Голос его не дрожал. Он почти даже и не смотрел на этого наглеца в маске, а только успокаивающе и нежно гладил по руке Кристину.

– Ладно, – довольно легко согласился человек с пистолетом, – я дам тебе времени столько, сколько нужно, хотя у тебя было три месяца. Но я сегодня добрый. Говори, когда отдашь бабки?

– Недели через три, не раньше, – сосредоточенно произнес Аркадий, – все деньги в товаре, нужно его реализовать.

– Понимаю, – кивнул вымогатель, – не маленький. Три, так три. Пошли, – он направил пистолет на Кристину. – Я возьму тебя с собой. Для верности.

– Но… – начал было Аркадий.

– Молчать! – заорал человек.

Он быстро поднялся, сделал несколько шагов к столу и, схватив Кристину за руку, дернул ее на себя.

– Собирайся, живо!

Кристина завизжала, вырвала руку и вцепилась в Аркадия.

– Нет, Ар, скажи ему, нет, – истерично голосила она.

Аркадий прижал ее к себе и погладил по голове. Дождавшись, когда она немного затихнет, мужчина в маске заговорил снова.

– Скажи ей, пусть заткнется! – агрессивно крикнул он, глядя на Аркадия. – Я уйду или с деньгами, или с ней.

– Погоди, – остановил его Аркадий, продолжая успокаивать Кристину. – Сейчас у нас нет денег. Дай мне подумать.

– Думай, только недолго, я уже устал ждать.

Он подошел к столу, взял один из бокалов, выплеснул из него вино в другой бокал и снова наполнил его. С бокалом в одной руке и с пистолетом в другой он направился к креслу и снова опустился в него. В то мгновение, когда он повернулся к нам спиной, я схватила сумочку, которая висела на спинке стула, и положила ее себе на колени. Если бы стол был немного выше, я бы могла незаметно достать свой газовый пистолет, а там уж как карта ляжет. Только вот столешница находилась как раз вровень с моими коленями. Вроде бы он ничего не заметил. Что может быть естественней, чем сумочка на коленях?

Вымогатель тем временем спокойно сидел на медвежьей шкуре и потягивал винцо, почти не глядя на нас. Рукой, в которой он держал пистолет, ему приходилось задирать маску, чтобы поднести бокал с вином ко рту. Улучив момент, когда он в очередной раз приподнимал маску, я сунула руку в сумочку, включила диктофон и нащупала рукоятку пистолета.

Но этот тип, оказывается, все прекрасно видел.

– Не двигайся, – ствол его пистолета направился на меня. – Что там у тебя?

– Сигареты. – Я потихоньку вытащила руку, в которой держала новую пачку «Винстона», и показала ее верзиле. – Можно покурить?

– Кури, – расслабился он. – Ты кто такая?

– Бойкова, – сказала я, вскрывая пачку и выковыривая оттуда дрожащими пальцами сигарету.

Только бы он не вздумал проверять сумочку! Я взяла со стола зажигалку и прикурила. Нет, не стал.

– Что ты здесь делаешь? – как-то насмешливо спросил он после небольшой паузы.

– Меня пригласили.

– Угу, пригласили, значит, – как мне показалось, злорадно кивнул он и перевел взгляд на прижавшихся друг к другу Летневых. – Ну что, Аркаша, долго мне еще ждать? Ты что-нибудь придумал?

– Да, – кивнул Аркадий, – послушай, тебе ведь все равно, кого брать в заложники. Я пойду с тобой, а Кристина пусть останется и приготовит тебе деньги. Она такая же хозяйка, как и я.

– С тобой будет слишком много проблем, – как бы раздумывая, произнес незнакомец, – но, пожалуй, я могу согласиться на это, если ты добавишь еще пятьдесят тысяч. В качестве компенсации. Ты согласен?

– Да.

– Тогда пошли, у вас здесь слишком жарко.

– Так будет лучше, Крис, – ободряюще-твердо посмотрел на жену Аркадий, – ты знаешь, что делать.

Он осторожно снял ее руки со своих плеч и поднялся. Кристина, затаив дыхание, как зачарованная смотрела на него.

– Моя одежда наверху, – невозмутимо сказал Аркадий и направился к лестнице, но незнакомец остановил его.

– Нет, – крикнул он, держа его на мушке, – пускай она принесет, – показал он на Кристину.

– Иди, – остановившись, кивнул ей Аркадий.

Кристина стала подниматься по лестнице, она постоянно оглядывалась на своего мужа и на незнакомца в маске. Наконец она поднялась наверх и скрылась за дверью. Вскоре она снова показалась на лестнице, держа в руках дубленку и пыжиковую шапку Аркадия. Кристина спустилась и передала дубленку мужу, который надел ее.

– Пошли, – кивнул он бандиту.

– Не торопись, – хмыкнул тот, – нужно еще связать тебя, чтобы не наделал глупостей.

Черт возьми, думала я, наблюдая, как сквозь сон, за происходящим, неужели так все и будет, как сказал этот рэкетир? Между тем он достал из кармана куртки кусок шпагата, приказал Аркадию лечь на пол и принялся связывать тому руки за спиной. Для этого ему пришлось положить свое оружие в карман. Недолго думая, я выхватила из сумочки пистолет и, не забыв снять с предохранителя, направила на бандита.

– Руки вверх, – заорала я, – стрелять буду.

Бандит неторопливо, словно в замедленной съемке, повернул голову и как зомби посмотрел на меня.

– Это что же, – удивленно спросил он, – настоящий?

– Сейчас узнаешь, двуногая тварь, – продолжала орать я, как сумасшедшая, – отойди от него, а то буду стрелять!

Преступник спокойно выпрямился и, глядя мне в глаза сквозь прорези в маске, сделал шаг в мою сторону. Я попятилась.

– Стой на месте, кретин, – завопила я, – стреляю!

– Ты что, дуреха, – спокойно произнес он, – это же не игрушка. Ну-ка, опусти пушку.

Он снова шагнул на меня.

– Буду стрелять, – прошептала я.

В это мгновение лежащий на груди Аркадий перевернулся на бок и сделал бандиту подсечку, а сам откатился в ту сторону, где лежал его «макаров». Незнакомец рухнул на пол. Он ловко перекувырнулся через голову назад, встал на ноги и сунул руку в карман куртки, где у него лежал пистолет. Я зажмурилась и нажала на спусковой крючок. Громыхнул выстрел. Я приоткрыла глаза и увидела, как голову в черной маске откинуло назад, бандит взмахнул руками и повалился на пол. В нос мне ударил мерзкий запах газа. Выпустив из рук пистолет, я закрыла лицо обеими руками и бросилась к выходу. На свежий воздух. Я открыла дверь и вывалилась на улицу, следом за мной, кашляя и потирая слезящиеся глаза, на крыльцо выскочила Кристина. В комнате раздался еще один выстрел.

– Нужно вызвать милицию, – возбужденно произнесла я, отворачиваясь от ветра, – мой сотовый в сумочке, в доме.

– Я уже им звонила, – ответила трясущаяся, как в лихорадке, Кристина, – у Аркадия в дубленке был его мобильник. Но где же Аркадий? – Она снова метнулась назад в дом, но в проеме показался пошатывающийся Летнев. Газа, видимо, ему досталось больше, чем нам с Кристиной: в момент выстрела он находился почти на одной линии с бандитом, только на несколько шагов дальше. Кристина же стояла почти рядом со мной.

Ночную мглу разорвали вспышки синего проблескового маячка. За воротами на мгновение взвыла милицейская сирена.

 

Глава 7

После того как дом проветрили, мы снова вошли внутрь. В комнате все еще ощущался этот мерзкий запах, но дышать было можно. Кроме меня и Летневых, в холле была куча народу. Работали два криминалиста, несколько милиционеров в бронежилетах шатались туда-сюда без видимых забот, а командовал всеми румяный капитан предпенсионного возраста с пышными седыми усами. Владимиров Сергей Ильич, как он нам представился.

Летневы сидели рядышком на низком диване, стоявшем в углу напротив лестницы, а мы с капитаном возле них – на стульях.

– Значит, вы, – капитан посмотрел на меня, – выстрелили из газового пистолета, когда преступник, – капитан слегка повернул голову в сторону трупа, – достал из кармана пистолет?

– Ну, он уже почти достал его из кармана куртки, – сказала я. – Или мне нужно было подождать, когда он в меня выстрелит?

– Я пытаюсь выяснить обстоятельства дела, – капитан провел руками по усам. – Что вы сделали потом?

– Я выронила пистолет и выбежала на улицу.

– А вы, значит, – капитан посмотрел на Летнева, – в это время подняли свой пистолет и?..

– …и когда этот, – Аркадий покосился на труп, – прицелился и хотел выстрелить в меня, я нажал на курок.

– Вы знали убитого?

– Нет, – покачал головой Аркадий, – до сегодняшнего дня никогда его не видел.

– Вы хорошо стреляете, – то ли с сожалением, то ли с завистью произнес капитан, – точно в голову.

– Он бы мог убить меня, – как бы в оправдание произнес Летнев.

– На каком расстоянии вы были от бандита? – продолжил дознание капитан.

– В нескольких шагах, – Аркадий плавным движением руки поправил очки.

– В нескольких шагах… – словно эхо повторил капитан. – Вы видели, как это произошло? – теперь он обращался к Кристине.

– Да, то есть нет, – она покачала головой, – этот газ… я плохо видела… защипало глаза… нос… Я была уже на крыльце, когда услышала выстрел.

– Значит, вы ничего не видели? – настаивал капитан.

– Нет. Ничего.

– Вы знали убитого? – повторил он вопрос, который задавал Аркадию.

– Нет.

– Странно… – пробормотал капитан себе в усы.

– Товарищ капитан, – не выдержала я, – вы нас об этом уже третий или четвертый раз спрашиваете. Создается впечатление, что это мы с оружием в руках ворвались в дом к этому вымогателю и требовали у него полмиллиона долларов. Я, как представитель тарасовской прессы, просто возмущена. Может быть, вы считаете, что мы все это придумали, чтобы убить этого бандита?

– Оля, ну зачем ты так? – повернув руки ладонями вверх, осуждающе посмотрел на меня Аркадий. – Сергей Ильич делает свое дело. И надеюсь, что он неплохо его знает.

– Как хотите, – фыркнула я и достала сигарету, – если вам нравится, давайте сидеть здесь до самого утра.

– Произошло убийство, – совершенно не обращая внимания на мои закидоны, заявил капитан, – Аркадия Васильевича будут судить. Если хотите знать мое мнение – его скорее всего оправдают, так как он действовал в пределах необходимой самообороны. Но я должен предоставить суду исчерпывающие сведения. Впрочем, на сегодня действительно достаточно.

Владимиров тяжело поднялся со стула и направился к экспертам, которые уже складывали свои чемоданчики.

Минут через сорок мы остались втроем.

– Это похоже на страшный сон, – прижав ладони к вискам, как-то отстраненно произнесла Кристина.

– Теперь этот сон кончился. – Аркадий подошел к столу, налил себе полный бокал вина и жадно выпил его.

– Пойдем, – вымученно улыбнулась Кристина, обращаясь ко мне, – я постелю тебе в комнате для гостей.

* * *

Оставшуюся часть ночи я провела в полудреме, то погружаясь в сон, то вздрагивая от неясных шорохов. В какой-то момент мне показалось, что скрипит лестница и открывается входная дверь. А может, сначала дверь, а потом лестница. Потом я решила, что все это мне приснилось.

Рано утром мы собрались за столом, который Кристина успела заново накрыть, пили кофе с бутербродами, негромко переговариваясь. Вернее, разговаривали в основном Летневы, а я лишь изредка вставляла реплики.

– Ты не забыла, Крис, – отпивая кофе из большой керамической кружки, спросил Аркадий, – сегодня у нас праздник.

– Наверное, я запомню его на всю жизнь, – грустно усмехнулась Кристина. – Может, отменим? Я всех обзвоню, объясню, что нам не до этого.

– Как хочешь, – пожал плечами Аркадий, – но теперь нам нечего бояться.

Договорились, что все-таки ничего отменять не будут. Кристина позвонила домработнице и уточнила, когда ей лучше заехать за ней, чтобы доставить ту вместе с продуктами на дачу.

– У нас к тебе просьба, Оля, – положив трубку на стол, сказала Кристина.

– Вы не хотите, чтобы я писала о том, что у вас случилось? – догадалась я.

– Я понимаю, – кивнула Кристина, – слухи все равно расползутся, тем более что будет суд. Но пока нам бы не хотелось…

– Пожалуйста, – согласилась я, – собственно, и писать-то особенно не о чем. Вымогатель-неудачник. Интересно только, как он узнал о том, что вы на даче?

– Скорее всего, следил на нами, – предположил Аркадий.

– На чем? – вслух размышляла я. – На улице ведь не нашли никакой машины, на которой он мог бы приехать.

– Он мог нанять частника, – приподнял левую бровь в раздумье Аркадий, – за пару сотен рублей тот катал бы его целый день. И вообще, – недовольно поморщился он, потирая лысину, – это дело милиции, вот пусть они и разбираются. Неизвестно даже, кто он такой – никаких документов у него с собой не было.

– И денег только семьдесят рублей, – добавила я.

– Пора ехать, – Кристина встала, собрала на поднос пустые чашки и тарелки и понесла их на кухню.

– Я помогу вымыть посуду, – предложила я.

– Нет, нет, – отказалась Кристина, – Наталья Тимофеевна все вымоет. Мы ей за это платим, – многозначительно заметила она.

Я пожала плечами и опустилась на прежнее место.

– Не думал, что ты умеешь стрелять, – с рассеянной улыбкой глядя куда-то мимо меня, произнес Аркадий.

Он достал из пачки сигарету, мы вместе закурили.

– Меня мой зам научил, – улыбнулась я, – классный дядечка. Я вас как-нибудь познакомлю. Он может говорить на любую тему – столько всего знает.

– Повезло тебе с замом, – хмыкнул Аркадий.

Я с ним согласилась.

* * *

Мы выехали из дома в восемь. Сначала мы с Кристиной на ее серебристом «Пежо», следом Аркадий на шикарном черном «Ситроене». Стоял легкий морозец, снег сверкал на солнце и слепил глаза.

– Скоро весна, – вздохнула Кристина.

Прищурившись, я кивнула и достала сигарету. Было что-то странное, как выразился капитан, во всей этой истории. Сперва мне показалось, что капитан просто такой въедливый тип, которому нужно дослужиться до пенсии, но теперь стала немного по-другому смотреть на вещи. Видимо, сон, хотя и не полноценный, все-таки оказал на меня свое благотворное действие. Мысли стали двигаться быстрее, появилось ощущение свободы и легкости.

Что-то не связывалось во всей этой истории. Какой-то странный, мягко говоря, этот вымогатель, неизвестно как попавший на дачу Летневых. Я попробовала поставить себя на его место. Как бы я действовала, если бы собралась ворваться к Летневым и потребовать у них деньги? Для этого мне понадобилось бы не один день следить за ними, поджидая, когда они уединятся на даче, а слежка не могла остаться незамеченной тем более, что до этого в течение нескольких месяцев я (в качестве преступника) угрожала им по телефону.

Когда мы приехали вчера с Кристиной на дачу, поблизости я не заметила никаких машин. Значит, если исключить, что преступник знал о намерении Летневых заранее, он следил за машиной Кристины и подъехал к дому следом за нами. Но зачем ему нужно было несколько часов ждать на морозе или даже сидеть в наемной машине? Этого я не понимала. Может, он ждал, пока стемнеет, чтоб незаметно перебраться через забор? Но когда мы с Кристиной добрались до дачи, стало совсем темно. Преступник же ждал еще не меньше двух часов. Зачем? Я крутила так и этак возможные варианты и в конце концов пришла к выводу, что вымогатель знал о предстоящей вечеринке. Откуда? – напрашивался вопрос. Летневы никому о планируемых ими посиделках на даче не сообщали. Торжество было назначено на следующий день, то есть на сегодня.

И тут меня посетила совершенно дикая идея. Что, если все это подстроила Кристина? А что? Не такое уж нелепое предположение! С Хмельницким у нее роман, как мне кажется, Аркадий от нее погуливает, об этом она тоже не могла не знать или догадывалась, во всяком случае. Наняла бандита, который позванивал изредка им по телефону для того, чтобы создать соответствующий фон, а потом решила избавиться от своего любимого таким вот неординарным способом. Этот бандит отвез бы куда подальше Аркадия Васильевича, пристрелил бы его, и – поминай как звали. Все бы думали, что это натуральное похищение. Да еще я – свидетель. Я с тревогой и опаской покосилась на Кристину. Да, есть в ней что-то дьявольское. Такая вполне могла бы сыграть и страх, и дрожь, и удивление, и онемение.

– Останови здесь, – сказала я, мы были в двух кварталах от редакции, – пойду на работу.

– А как же твоя машина? – удивилась Кристина, притормаживая.

– Пришлю кого-нибудь за ней, – как можно беззаботнее произнесла я и открыла дверцу, – пока.

Я направилась назад, где вдалеке маячила машина Аркадия – он отстал от нас «на светофоре», – чтоб попрощаться с ним. Он увидел меня, и, прижавшись к тротуару, остановил свой «Ситроен». В эту секунду у меня под ногами вздрогнула земля, и какая-то сила опрокинула меня в сугроб. Черт, землетрясение! Я подняла голову и увидела, как в солнечных лучах, на высоте второго этажа сверкает, поворачиваясь во всех плоскостях, серебристое «Пежо». Потом на какое-то мгновение эта серебристая птица застыла в воздухе и стремительно рухнула на землю. Раздался еще один взрыв, менее слабый, чем первый, и после него сразу всю машину охватило пламя. Я, словно контуженная, а может, меня и вправду слегка контузило, лежала в сугробе и, ошалевшая от этого страшного фейерверка, смотрела, как Аркадий выскакивает из «Ситроена» и бежит к тому, что осталось от серебристого «Пежо».

* * *

Шумело пламя, точно шелест мощных крыл диковинной сказочной птицы висел в воздухе. На дороге образовалась пробка. Зеваки повыскакивали из машин и тесным кольцом обступили эффектное и трагическое аутодафе. Одни тревожно переглядывались, другие возбужденно обсуждали происходящее, третьи со странной смесью сочувствия и праздного любопытства косились на нас с Аркадием. Ценой героических усилий я вылезла из сугроба и доплелась до того места, где, обхватив голову руками, стоял безутешный Аркадий.

– Что вам надо?! – заорал он на толпу, по которой пронесся ропот неодобрения. – Зрелищ?

Он с неистовой яростью пнул лежащую под ногами ледышку.

– Во-он! – надсадно закричал он.

Я тронула его за рукав дубленки.

– Аркадий, – умоляюще посмотрела я на него и потом, обращаясь к скопившемуся народу, сказала: – Это его жена.

Толпа зароптала, но уже с сочувствием.

– Вашу мать, – возмутился один из мужиков, – что ни день – так сюрпризы. Ладно, Махачкала или Грозный… Блин, и до нас добрались!

– Да разборки это все! – вскипел другой мужик, краснощекий колхозного вида водитель «копейки».

Он злобно косился на нас. Мы, наверное, в его глазах выглядели богачами, оплакивающими одну из «наших», которая поплатилась жизнью за нахапанное добро.

– Когда же они заткнутся? – с гневным раздражением воскликнул Аркадий. – Крис, Крис… – стал он отчаянно звать свою погибшую жену.

Он повернулся ко мне. Его лицо было мокрым от слез.

Я не знала, что ему сказать. Слова утешения застряли у меня в горле. В такие жуткие минуты человеческий лексикон представляется таким бедным и лицемерным! Жалость, сострадание и сознание жестокой абсурдности происходящего настолько выбили меня из колеи, что до меня не сразу дошла мысль о том, что я чудом избежала участи Кристины. Как только я вполне осознала это, то уже ни о чем думать больше не могла. Люди казались мне марионетками, я не слышала их слов, видела только, как раскрываются рты и шевелятся губы.

Мне даже не пришло на ум корить себя за животный страх или эгоизм. Мысль, что я наперекор всему уцелела, спаслась, была настолько сильной и шокирующей, такой всепоглощающей и до странного неправдоподобной (как и сам факт моего спасения), что Кристина и Аркадий на какое-то время предстали моему воображению персонажами приключенческого фильма, увиденного мной в детстве.

Клубящаяся полупрозрачная завеса отрезала меня от мира, от его звуков, прервала мою с ним связь и волнами жидкого стекла потекла между мной и этим солнечным февральским утром, ослепительно-белым и голубым. Я смотрела на бледно-сиреневые блики, разливавшиеся по снегу, смотрела на остов догорающей машины, на ядовитую чернильную черноту, лохмотьями копоти и пепла расползавшуюся по накатанной поверхности дороги, и не могла сопоставить эти два пространства: светлое – вдали и темное – совсем близко. Не могла понять, каким образом они сошлись сегодня в моем времени, в моей возможности оказаться в этом, снежно-белом, а не в том, угольно-черном.

 

Глава 8

– Надо же такому случиться! – качала головой потрясенная Маринка. – Ведь ты же могла погибнуть!

Я только вяло улыбнулась. Улыбка так и осталась на моих губах, когда я вновь попыталась вспомнить все детали произошедшей трагедии.

Я уже немного пришла в себя. Ехать в милицию вместе с Аркадием я отказалась. Не в той, как говорится, была кондиции. Мы договорились со старшим лейтенантом Зиминым, что показания я явлюсь давать завтра утром.

– Да-а, – вздохнул Кряжимский, – преступник настроен серьезно! Только непонятно, зачем ему надо было подкладывать бомбу, если он явился вчера на дачу с твердым намерением получить деньги и для этого взять заложника – кого-нибудь из Летневых?

– Я тоже над этим думала, – сделала я глоток минеральной воды, которую мне срочно раздобыла Маринка в странной уверенности, что всем чудом не сгоревшим в автомобиле полагается укреплять нервную систему при помощи минералки, – и пришла к выводу, что преступник либо «подстраховался» на случай неудачи: если, мол, не получится у меня с шантажом, припугну как следует, либо решил даже в случае удачного похищения кого-нибудь из Летневых припугнуть так, чтобы поджилки затряслись.

– Если, допустим, он взял бы в заложницы Кристину, – сосредоточился Кряжимский, – то на кой черт ему подкладывать бомбу в ее машину?

– Приехав на частнике, преступник хотел, должно быть, уехать с дачи на одной из машин Летневых. Что удивительного, что женской модели «Пежо» он предпочел более «мужественный» «Ситроен»? Он, значит, рассчитывал сесть с заложником в «Ситроен», а в «Пежо» подложил бомбу. Ведь если бы в заложницах оказалась Кристина, на «Пежо» сегодня поехал бы Аркадий, и тогда бы он, а не его жена взлетел на воздух. В любом случае, думаю, взрыв должен был прогреметь для устрашения либо Кристины, либо Аркадия. Чтобы тот, кто находился в заложниках, испугавшись такой энергичной и жестокой расправы, побыстрее бы выложил денежки. Заложник бы трясся от страха, заботясь уже только о собственной жизни. Я-то сегодня убедилась, насколько она дороже всего остального, – печально улыбнулась я.

– Нет, все-таки я не понимаю, – уставился Кряжимский в стену, – зачем убивать кого-то из Летневых, если можно просто похитить одного из них и заставить другого отдать деньги? В голове не укладывается! Только для того, чтобы припугнуть? Но зачем пугать, когда один из Летневых и так будет переживать за жизнь второй своей половины и принесет деньги?

– Для подстраховки, – сказала я.

– Значит, кто-то из Летневых все равно должен был погибнуть? – удрученно спросил Кряжимский.

– Да, – угрюмо подтвердила я.

Кряжимский задумался.

– В любом случае этот человек, я имею в виду шантажиста, неплохо осведомлен о передвижениях Летневых. Это кто-то из числа их знакомых, – уверенно произнес он.

– Несомненно. Остается выяснить, кому выгодна такая развязка.

– О какой развязке ты говоришь? – вопросительно взглянул на меня Кряжимский.

– Мне почему-то кажется, что деньги здесь не главное… – задумчиво сказала я.

– Вот как? – удивился Кряжимский.

– Ведь сейчас можно нанять любого головореза. Не очень верится мне, что человек так спокойно, я бы даже сказала, вяло шантажировавший Летневых в течение трех месяцев, вдруг перешел к таким решительным действиям. Так резко потерял терпение? Но что его заставляло терпеть целых три месяца? Почему он раньше не пришел к Летневым и не потребовал деньги, как это он сделал вчера?

– Все меняется, – без особой убежденности сказал Кряжимский, – ждал-ждал, да и решил прийти.

– Мне кажется, что весь этот шантаж прикрывает что-то другое, настоящий мотив – не деньги, он скрывается гораздо глубже.

– Убийство? – спросил проницательный Кряжимский.

Я кивнула.

– Опять кто-то хотел убить Аркадия. Ведь именно он должен был сегодня ехать на «Пежо». Кристину планировалось взять в заложницы…

– Но почему тогда этот шантажист так легко согласился вместо Кристины взять в заложники Аркадия? – резонно задал вопрос Кряжимский.

– Тот, кто вчера «навестил» нас на даче, – только исполнитель. Он мог самолично изменить сценарий. Или чего-то недопонял, или не придал значения.

– Сомнительно, – покачал головой Кряжимский.

– Этому исполнителю, возможно, приказали требовать денег. Тому, кто его нанял, не надо было посвящать последнего во все детали своего плана. Бомба эта неспроста была заложена в машину.

– Ты кого-нибудь подозреваешь? – пристально посмотрел на меня мой зам.

Я пожала плечами и взглянула на Маринку, которая молча слушала наш разговор. Она была так поражена случившимся, что ее энергии хватило только на то, чтобы сбегать за бутылкой минералки.

Когда мы остались с ней в кабинете одни, она все-таки взяла слово:

– Че-то ты мудришь слишком, – прищурилась она, – мне кажется, все дело в деньгах. А бомбу заложили, как ты правильно вначале сказала, для гарантии.

– Что гадать! – вздохнула я, и, сняв с плечиков шубу, стала собирать вещи.

– Ты куда? – удивилась Маринка.

– У меня одно дельце намечено, – я таинственно улыбнулась, – надо кое-кого проведать.

– Кого? – спросила любопытная Маринка.

– Так я тебе и сказала! – Мне захотелось ее подразнить.

Она, как всегда, надулась, и тогда я объявила ей, что еду в офис к Всеволоду. Она неодобрительно покосилась на меня, но ничего не сказала.

Пригнанная Виктором от офиса «Венеры» «Лада» поблескивала своим отполированным корпусом на солнце. Я села за руль, но, прежде чем нажать на газ, выкурила в раздумье пару сигарет. Погода была чудесная. Хоть и морозило, но чувствовалось, что весна не за горами. По-весеннему щебетали птицы, по-весеннему ясным было небо, и я невольно подумала о Кристине, о нашем с ней разговоре вчера в машине. Кто тогда мог предположить, что все так обернется!

Я вздохнула и, стараясь сохранять бодрость духа, свернула на Московскую. Минут через десять я уже тормозила у шестиэтажного здания, где располагался офис компании «Синий луч». Синий «БМВ» Всеволода стоял возле обочины, зажатый между «девяткой» и стареньким «Опелем». Чуть поодаль ослепительно сиял своим полированным капотом черный «Хюндай». Я уже приготовилась выйти из машины, как увидела в дверях здания Всеволода и высокого плотного мужчину лет пятидесяти с большим животом, одетого в длинное темное пальто. У мужчины были жидкие волосы, причесанные так, чтобы скрыть небольшую лысину. Но та все равно просвечивала сквозь тонкую паутину пегих прядок. Одутловатое невыразительное лицо и бегающий взгляд незнакомца не производили благостного впечатления. Глаза у него были круглые, словно лишенные век. Дряблые щеки и то, как он закидывал голову, когда кашлял, выдавали в нем астматика.

Я наклонилась вправо и вниз, чтобы Всеволод случайно меня не заметил. Чисто инстинктивно приподняла «Никон» и сделала несколько снимков. Всеволод и его собеседник были уже рядом. Я обратила внимание на то, что Всеволод с этим мужчиной держался не так уверенно и независимо, как в ресторане и в офисе в прошлый раз. Он заглядывал этому животастому в лицо, точно сверял свои опасения быть неправильно понятым с реакцией собеседника. Было видно, что Всеволод дорожит мнением мужчины и всячески старается тому угодить.

Несколько минут они что-то обсуждали. Причем собеседник Всеволода покровительственно похлопывал его по плечу, а перед тем как пожать на прощанье Хмельницкому руку, сдвинул брови на переносице и покачал головой. Одновременно губы его быстро зашевелились. Напоследок он выставил указательный палец и, как бы что-то утверждая, покрутил им в воздухе. Всеволод кивнул и направился обратно в офис, а мужчина пошел к «Хюндаю». Он сел в него, и вскоре я увидела, как черная полированная машина дает задний ход и выезжает на дорогу.

Авантюрная мысль, вот именно – авантюрная – вспыхнула в моей голове. Я передумала идти в офис, а набрала номер редакции.

– Редакция ежене… – услышала я звонкий голос Маринки.

– Марин, это я, – перебила я ее, – позови Сергея Ивановича.

Когда трубку взял Кряжимский, я попросила его узнать адрес Всеволода. Он пообещал мне выполнить мое поручение не позже чем через полчаса. Я еще минут десять поворковала с Маринкой, потом произнесла:

– Мари-ин, ты Виктора там не кликнешь?

– Кликну.

– Слушаю, – узнала я твердый и глухой голос Виктора.

– Вить, задание есть. Бери свой инструмент и поезжай по тому адресу, который тебе Сергей Иванович продиктует. Ясно?

– Ага.

Виктор был немногословен. Это свойство обходиться набором из двух дюжин слов могло впечатлить кого угодно. Оно и Маринку по началу впечатляло, но потом она что-то поостыла. На Виктора можно было положиться. Он владел приемами рукопашного боя, разбирался в замках, да и вообще был исполнительным и расторопным работником. От него исходило необоримое обаяние истинной мужественности.

Кряжимский узнал адрес Всеволода раньше обещанного срока. Жил он на набережной, то есть недалеко от работы. Я направилась прямиком к нему домой. Не въезжая во двор, я остановилась, поджидая Виктора. Наконец на повороте появилась его «шестерка». Он остановил машину рядом со мной и пересел на переднее сиденье моей «Лады».

– Постараешься открыть? – лаконично обратилась я к нему.

Он кивнул.

– Посмотрим, что можно сделать… – деловито сказал он и отправился со своим кейсом во двор отреставрированной «сталинки».

Я знала, что самое большее минут через пять, если, конечно, замок не самой высокой сложности, можно будет попасть в квартиру. Маринка часто шутила, называя нас «бандой медвежатников».

Выкурив сигарету, я вышла из машины и медленным прогулочным шагом пошла во двор. Я поднялась на третий этаж. Виктор еще возился.

– Две двери, – пояснил он шепотом.

Наконец он открыл и вторую дверь. Быстро и ловко сложил инструмент. Мы вошли в просторную прихожую. На стенах висели акварели, как и в офисном кабинете Всеволода. На всех варьировалась одна и та же тема «золотой осени». В лесу, на берегу реки, на море, в горах. Мы прошли в гостиную – огромную, шикарно обставленную комнату. Белые диванные уголки, в унисон им белый круглый стол, кресла из той же серии, что и диваны, аппаратура, горшки с цветами, авангардистские полотна на бледно-абрикосовых стенах, тонкий светлый шелк занавесок, стеллажи с книгами и изящными сувенирами. Мы обследовали эту замечательную комнату, затем обшарили не менее красивую спальню, утопающий в черной коже и поблескивающий благородным деревом кабинет, кухню, сплошь уставленную импортной бытовой техникой, облицованную фиолетовым кафелем ванную.

Не обнаружив ничего примечательного, я вернулась в гостиную, включила автоответчик. Несколько деловых звонков. Я слушала дальше. А дальше тишину комнаты нарушил немного раздраженный, словно она нервничала по вине Всеволода, голос Кристины.

– Это Кристи. Так больше продолжаться не может, – быстро и взволнованно говорила она, – нам необходимо все раз и навсегда решить. Или я остаюсь с Аром, или… Не хочу тебя к чему-то принуждать, но войди в мое положение. Я не шестнадцатилетняя, на все согласная девочка… В общем, давай все обсудим. Сегодня мы с Аром будем на даче, завтра у нас вечеринка. Но прежде чем мы встретимся на ней, я хотела бы с тобой поговорить с глазу на глаз. Только не воображай, кроме разговора, я ни о чем просить тебя не буду! Жди меня завтра в офисе. Я приеду в два. Если ты и на этот раз сбежишь, я все расскажу Ару – и дело с концом!

Далее Всеволоду звонила какая-то расторможенная девица, умолявшая его о встрече и о деньгах, которые он якобы ей задолжал. Потом снова была Кристина. Теперь ее голос нервно дрожал.

– В офис тебе звонить я не буду. И приезжать тоже. Я передумала, – с усмешкой сказала Кристина. – Сегодня и завтра пусть все пройдет спокойно, а послезавтра я скажу Ару… Ну, ты сам знаешь, что я ему скажу. Не надо меня убеждать, что ты меня любишь. Если бы это было так, ты бы не связался с той потаскушкой и не ночевал бы у нее. Тебя опять нет дома. Ты у нее? Думаю, да, – послышался ехидный смешок, судорожный и ядовитый, – ты хоть слушаешь иногда свой автоответчик? Мы прекрасно отдыхаем с Аром на даче. Я немного пьяна, иначе вообще не стала бы трепаться с твоим автоответчиком. Ха-ха. Ладно, ты меня утомил. Чао.

Я выключила автоответчик. Время первой записи – двенадцать ноль семь вчерашнего дня, время последней – двадцать три тридцать. Во второй раз Кристина звонила Всеволоду с дачи. Наверное, когда выходила на кухню. А Всеволода дома не было. За какие-то три минуты передо мной развернулась любовная драма, развернулась со всем своим унизительным для утомленной неопределенностью отношений и неверностью своего любовника Кристины подтекстом. Мне стало жаль ее. К этой душераздирающей жалости, конечно, примешивалось и сознание того, что Кристины больше нет.

Я стояла как завороженная перед телефоном.

– Пойдем? – тронул меня за рукав Виктор.

Я молча кивнула, но осталась недвижно стоять, точно меня поразил столбняк. Вот так, через автоответчик попадаешь в самое сердце человеческой драмы, – пронеслось в уме, – да-а, телефоны и факсы в наш век заменяют нам книги, говоря с нами голосами жертв. Я машинально включила автоответчик. Нет, уходить было рановато.

– Всеволод, – раздался властный глухой голос, – твой сотовый недоступен и дома тебя тоже нет. Заставляешь меня звонить тебе ночью. Когда же ты решишь с Аркадием? Что ты как маленький, право! – в голосе звучало недовольство и разочарование. – Я завтра подъеду к тебе часиков в одиннадцать. Пожалуйста, реши уж. Если сопротивляется, убеди, припугни. И помни, ты внакладе не останешься. Все.

Это тот самый серьезный дядя, догадалась я, которого я видела час назад с Всеволодом. Я снова включила автоответчик, еще раз прослушала последнюю запись.

– Вот теперь можно идти, – обернулась я к Виктору.

Стараясь не шуметь, Виктор закрыл за нами две двери. Мы молча и легко спустились во двор. Дошли до машин.

– Ну, спасибо тебе, Виктор, – поблагодарила я.

– А-а! – Виктор небрежно отмахнулся.

На его губах мелькнула застенчивая улыбка, как бы говорящая, что можно было его и не хвалить. Я отдала ему пленку и просила срочно проявить. На том и распрощались: он поехал в редакцию, а я – в офис к Всеволоду.

Мысли лихорадочно кружились в мозгу. Версия, что Кристина была любовницей Всеволода, полностью подтвердилась. Я уже затруднялась сказать, обязан ли был этот вывод моему психологическому чутью и наблюдательности или был продиктован исключительно знойным обаянием Всеволода и того, что он дюже охоч до всякого рода «клубнички». Да это и не важно было сейчас, главное – мое предположение получило фактическое подтверждение.

Ну и что же? – задала я себе нетерпеливый вопрос. Означает ли это, что Кристину убил Всеволод? Получается, струхнул, что она обо всем доложит своему мужу? Так ли уж Всеволод зависим от Аркадия, чтобы сделать такой вывод? Или так уж чувствителен, чтобы испытывать чувство стыда за попранное им доверие друга? А может, Кристина могла рассказать мужу не только о своей измене со Всеволодом, но и о чем-то еще, что знали только она и Всеволод и что задевало как-то интересы Аркадия? То, что Всеволод хотел изо всех сил скрыть… Но тогда стал бы он так легкомысленно относиться к своей любовнице, пренебрегать ее обществом, когда она настаивала на «общении», и всячески уклоняться от контактов с ней?

Непростительная небрежность! И что же, выслушав автоответчик, он решился на убийство? Нет, не может быть. Кристина передумала уже поздно вечером. А может, он вообще не слушал этих пылких посланий? Ночевал, как догадывалась Кристина, у «той потаскушки»? Интересно…

Не слышал, значит. Тем более тогда, что ему спохватываться и пугаться? Да и не производит Всеволод впечатление человека, способного испугаться. А если слышал? Но сил возобновлять прежние контакты с Кристиной не имел. Решил отделаться от нее таким вот интересным способом. Подослав шантажиста. Но ведь этот шантажист на протяжении трех месяцев угрожал Летневым. Нет, здесь что-то не так.

Или он давно хотел убрать Кристину и только поджидал подходящего случая? Тогда логично было бы предположить, что она все-таки владела какой-то важной и для Севы, и для Аркадия информацией? Что это была за информация? Думаю, речь идет о каких-то махинациях, предпринятых Севой за спиной своего друга. Но каких?

Может, Сева у него как-то деньги откачивал с Кристининой помощью? На случай развода последней? Ведь брачного контракта у них нет. Зачем получать после развода половину, когда можно получить все, да еще красивого любовника в придачу? И вот, положим, Всеволод не выдержал, нервы подкачали, или Кристина – не сахар, или просто надоело ему все, или другая приглянулась… А тут неуемная любовница требует разговора по душам, а в случае отказа грозится все рассказать мужу. Вот Всеволод снова и не выдержал.

А может, Кристина с Всеволодом были сообщники по вымоганию денег у Аркадия? Неплохая версия. Аркадий приносит полмиллиона долларов, Сева берет их, спасибо, естественно, не говорит, а потом случается развод. Все имущество супругов – поровну. Оригинально. Но сообщничество часто не выдерживает проверки временем. Начинает переть отсебятина, сообщники не могут договориться, у одного разгорается волчий аппетит к деньгам, он хочет уже больше затребованной ранее суммы, другая не согласна, ведь тот, с кого планируется получить деньги, – все-таки муж и так далее. И тогда сообщник может разочароваться в сообщнице, а к разочарованию в сфере опасного бизнеса присоединяется разочарование в сфере любовной… Утомление, скука, хочется чего-нибудь новенького. А начать с кем-нибудь новую любовную авантюру чревато… Старая-то любовница-сообщница не дремлет. Она, если что, может все мужу рассказать. И сообщник уже так увяз в этом разбойном бизнесе, что захоти он сам обо всем поведать своему другу, мужу сообщницы, он ведь, друг, не поймет, не только обидится, но и судиться станет!

Эк, куда тебя занесло, – усмехнулась я, гася третью сигарету. Воображение у тебя поистине буйное! Я глубоко вздохнула, прикрыла веки.

А этот сегодняшний собеседник Всеволода… Ему что от Аркадия нужно? Разберись, мол, с ним, с Аркадием, и если что… Он-то, этот важный астматик, наверняка не имел в виду установление порядка в Севиных отношениях с Кристиной. Речь шла об Аркадии. В любом случае пообщаться с Севой сейчас не помешает. Теперь уж он не увернется от моих прямых вопросов, не спрячется за декартовские посылы и выводы! Полная боевого задора, я нажала на газ и направилась к офису «Синего луча».

Час был предобеденный, а потому работники контор и фирм в здании, где находился офис Всеволода, уже вовсю суетились с электрочайниками и кофейниками. Большинство наших «капиталистических» служащих до сих пор не изжили в себе привычку стирать четкую грань, отделяющую в производственном распорядке обед от не обеда. Эта застойная привычка давала здесь о себе знать самым наивным и бесстыдным образом. Я удивилась, встретив на проходной Севину секретаршу, ту самую смазливую девицу, которая произвела на меня в первое мое посещение офиса «Синего луча» приятное впечатление. Я уже склонна была задаться мыслью: уж не та ли это «потаскушка», к которой так неосторожно воспылал наш знойный мачо?

Шатеночка мило улыбнулась мне. Узнала. Я тоже не могла отказать ей в доброжелательной улыбке.

– Всеволод Александрович у себя? – спросила я ее.

Она кивнула и засеменила к выходу. Я поднялась на лифте на пятый этаж и подошла к той самой двери, за которой находилась приемная. Толкнула дверь и, не обнаружив кого бы то ни было, кто заменял бы шатенку на ее ответственном посту, вошла. Дверь Севиного кабинета была неплотно прикрыта. Оставалась едва заметная щелочка. Я прекрасно слышала его сочный баритон. Другой, отвечающий ему голос, был тоже мне знаком. Я даже знала, что он может иногда терять свою тусклость и сухость и переходить в стон и крик.

– Я не понимаю, Аркадий, что ты упираешься, – кипятился Всеволод, – какая тебе разница? На две улицы ближе или дальше. Помещение отличное, кстати, больше твоего… Подумай. Олег Никифорович очень недоволен. Отчитывал меня сегодня, как мальца. Я все понимаю…

– Нет, ты не понимаешь, – свирепо отвечал ему Аркадий, – я жену, жену потерял, а ты мне о помещениях!

Я приблизила левый глаз к щелке, но ничего, кроме мелькания теней, видеть не могла.

– Ты подумай, тебе еще бабок отвалят. Я тебя предупреждаю, – видимо, потерял остатки терпения Всеволод, – если не согласишься добровольно, эти люди тебя заставят, – Всеволод угрожающе захрипел, словно возмущение несговорчивостью друга перекрывало ему кислород, – они так тебя задвинут, что о тебе никто до Страшного Суда не вспомнит!

– Уж не эти ли подонки подложили Кристи в машину бомбу? – заорал взбешенный отсутствием в друге чуткости, да и желания соблюсти элементарные приличия, Аркадий, – а то я смотрю, ты давишь и давишь! Осмелел, понимаешь! Думаешь, меня можно запугать? Дерьмо! Совсем они тебя подмяли… Или заплатили? – ехидно засюсюкал Летнев. – Сколько?.. – он судорожно засмеялся. – Цирк какой-то!

– Брось дурить, – не сдавался Всеволод, – подумай хорошенько, только не долго.

– И это говоришь мне ты?! – Аркадий взревел, как раненый зверь. – Вместо того, чтобы поддержать меня?

Не ожидала я, право, такой экспрессии.

– Я, я, я, – неистово орал Всеволод, – тебе же, дураку, добра желаю.

Я боялась, как бы они не подрались.

– Добра?! – возопил Аркадий. – Ну ты иезуит настоящий! Вспомни, как ты подставил меня с этими электронными сортирами! Если б не это, я бы сейчас уже на Гавайях кокосовое молоко через трубочку посасывал.

– Ну ты, блин, даешь! – возмутился Сева. – Вспомни еще, что в глубоком детстве было. И не подставлял я тебя! Ты сам в это дело втюхался. А теперь пытаешься меня в чем-то упрекнуть. Тебя этот хлыщ из администрации подставил.

– А ты нынче у них в «шестерках». Помещение тебе! Кукиш!

– Да не ори ты, – спохватился Всеволод, – хватит! Давай как два мужика, спокойно поговорим. Забудем все. Все-таки мы друзья…

– Ага, друзья, – с саркастичной интонацией произнес Аркадий, – не будет твоим жлобам помещения.

– Ох, Аркадий, Аркадий, они ведь тебя заставят, все равно ведь отдашь, – тяжело завздыхал Всеволод, – знаешь ведь, как они могут. Сперва проверками замучают, потом пришлют налоговую полицию, конфискуют документы, ты же банкротом станешь. А так, глядишь, нервы и деньги сэкономил бы.

– Это ты нервы экономь, – с непримиримым презрением воскликнул Аркадий, – почище им жопы вылизывай. Значит, выслужиться хочешь? Олег Никифорович, говоришь, ругается. А я на твоего Олега Никифоровича срать хотел!

– Напрасно ты так, Аркаша, напрасно… – проговорил с сожалением Всеволод. – Никуда ты от них не денешься. Помяни мое слово.

– Ха-ха, – злобно рассмеялся Аркадий, – вначале-то они тебя взгреют! Вот где потешусь!

Слушая ругань двух «друзей», я удивлялась той быстроте и легкости, с которой с людей сползает весь культурный слой. И еще одному факту я удивлялась: как Аркадий оказался у Всеволода в кабинете? У него ведь жена взорвалась, а он дал вовлечь себя в пустой спор о каком-то помещении.

– Какой же гад подложил бомбу Кристи?! – Аркадий глухо застонал.

– Ты ж грохнул его, – растерянно сказал Всеволод.

– Думаешь, на этом все успокоится? – недоверчиво спросил Аркадий.

– Хрен его знает…

Здесь я услышала торопливые шаги в коридоре. Мелкие и поспешные, они приближались. Вот уже повернулась дверная ручка. Секретарша! В тот самый момент, когда она вошла в приемную, я постучала и нагло ввалилась в кабинет.

Всеволод с Аркадием остолбенели. Беспокойно переглянулись. Первым пришел в себя Аркадий.

– Приятная неожиданность, – процедил он.

– Извините, что так вот… Без предупреждения, без звонка.

– Да нет, – с наигранным радушием улыбнулся Всеволод и устремился ко мне.

Он лихорадочно схватил мою руку. Неестественно резко для галантного поцелуя поднял ее и припал к ней разгоряченными губами. Потом подвел меня к креслу.

– Мы с Аркадием вот как раз говорили о Кристине, – торопливо и смущенно проговорил он, – Аркадий позвонил мне. Все рассказал. Ты ведь тоже была в машине…

Он сокрушенно вздохнул и сел в кресло. Аркадий стоял лицом к окну. Неподвижно и прямо.

– Аркадий позвонил мне из милиции, и я привез его сюда. Тяжело в такой момент оставаться одному…

Всеволод стоял ко мне в профиль. Я заметила легкое движение в мою сторону. Хорошо все-таки, когда глаза прикрыты черными очками. Можно безбоязненно лгать, делать вид, что переживаешь, мучаешься угрызениями совести, страдаешь от досады, сочувствуешь или что несказанно рад встрече. Достаточно только широко улыбнуться, придать своим губам необходимую растяжку, а голосу – мягкую и радостную интонацию.

– Ты о чем-то забыла спросить? – с горькой иронией обратился ко мне Аркадий.

– Да.

– Ну так спрашивай, – раздраженно сказал он, – тебе интересно, что решила милиция? Или мои переживания?

Он повернулся и с вызовом посмотрел на меня.

– Я понимаю, в каком ты… вы… сейчас состоянии, – неуклюже начала я, – думаю, сейчас не время.

– Отчего же? – взъерепенился он. – Папарацци как раз любят такие напряженные моменты, это их хлеб! Интервьюировать тех, кто умирает, и тех, кому эти умирающие дороже жизни. Вам бы дать волю, вы бы эксгумированные трупы интервьюировали!

На его лице застыла гримаса презрительного отвращения.

– Я, собственно, со Всеволодом хотела поговорить, – резко сказала я.

– А тут такой подарок! – язвительно пошутил Аркадий.

– Я, между прочим, тоже ехала в «Пежо»… Вместе с Кристиной! – я гневно взглянула на него.

– Прости, – устала выдохнул он, – прости.

Он рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

– О чем вы хотели поговорить? – решил Всеволод разрядить атмосферу и прервать тоскливую паузу.

– Вижу, что выбрала неподходящее время… – я встала с кресла и направилась к двери.

– Ты на машине? – спросил вдруг Аркадий.

Я кивнула.

– Пойдем, – он устремился к двери, – чао, – бросил он через плечо сбитому с толку таким поворотом событий Всеволоду.

Я понимала, что Аркадий использует меня как предлог для того, чтобы улизнуть от обременительного разговора с Хмельницким.

– Но… – пытался было остановить его Всеволод, но Аркадий только махнул рукой.

Он нагнал меня и взял за локоть. Мы вышли в приемную, вежливо простились с пьющей чай секретаршей и вошли в кабину лифта.

– Не могу, – Аркадий вынул из кармана дубленки платок и вытер им свой высокий с залысинами лоб.

Я только вздохнула, не ведая, что нужно говорить в таких случаях, тем более что меня подкосила полная неопределенность ситуации и собственное смутное участие в ней.

Все это результат твоего вторжения в кабинет, назидательно сказала я себе в то время, как подавленный Аркадий с измученным видом пялился в потолок кабины, словно путешествие в лифте казалось ему невыносимо долгим.

– Подбросишь меня до офиса? – виновато посмотрел он на меня. – У меня дела кое-какие, а потом нужно заниматься… О, господи! – сдавленно воскликнул он и тоскливо уставился в стену.

– Понимаю, – вяло отозвалась я, совершенно растерянная и недовольная собой.

Обгоняя меня, Аркадий направился к «Ладе». Мы забрались в салон, закурили. Затяжки Аркадий делал мелкие, неглубокие, нервные. Я видела, как дрожат его пальцы, как напрягаются мускулы на лице. И это он, тот, кто в ресторане напоминал мне старого лукавого лиса, обаятельного, улыбчивого и обходительного!

– А где же твой «Ситроен»? – спросила я, чтобы нарушить затянувшееся молчание.

– Его проверяют на наличие взрывного устройства, – ответил Аркадий, глядя в сторону.

– Есть подозрения, что хотели убить вас обоих?

– Я уже ничего не знаю, – замотал головой Аркадий. – Все так запуталось. Зачем они убили ее?

– Они? – недоуменно спросила я. – Ты думаешь, у того бандита были сообщники?

– Не знаю, – покачал головой Аркадий, – просто как-то вырвалось.

– Может быть, это на самом деле так? – сказала я. – Тебе не кажется, что этот бандит был какой-то странный, – я повернулась и посмотрела на профиль Аркадия.

– Что значит странный?

– Ну, какой-то неопрятный, в старых джинсах, – задумчиво произнесла я, – куртка потрепанная. Не похоже, что такой человек мог спокойно ждать несколько месяцев и требовать такую огромную сумму. Да еще и заложника брать… Его же где-то держать нужно. Нелогично он действовал.

– И что же? – повернулся ко мне Аркадий.

– Если бы я была на его месте, – я принялась вдохновенно излагать ему свою теорию, – я бы потребовала гораздо меньшую сумму, но сразу. А он даже не заикнулся о каких-нибудь небольших деньгах, хотя в кармане у него было всего-навсего семьдесят рублей – на литр водки и то не хватит. Что-то здесь не так.

– Просто мужик решил хапнуть один раз, – неуверенно произнес Аркадий, – и всю оставшуюся жизнь курить сигары. Что здесь странного?

– Да все странно, – не унималась я. – Получается, что если он действовал без сообщников, заранее подложил бомбу в машину Кристи… Прости, что я напоминаю об этом…

– Все равно ее уже не вернешь… – угрюмо сказал он.

Мне показалось даже, что ему на глаза навернулись слезы.

– Продолжай, пожалуйста, – попросил он через мгновение.

– Заранее подложил бомбу, – повторила я. – Но он ведь хотел взять тебя в заложники. Машины у него не было, значит, вы должны были ехать на твоем «Ситроене». Так?

– Сначала он собирался забрать с собой Кристи, – уточнил Аркадий.

– Тогда взорвался бы ты, – заключила я.

– Но моя машина не взорвалась, – недоумевающе посмотрел на меня Летнев.

– На ней хотел уехать преступник, а тебе пришлось бы воспользоваться «Пежо» Кристины, – продолжала рассуждать я. – Вот и возникает вопрос, зачем преступнику нужно было взрывать тебя или Кристину, если он собирался взять одного из вас в заложники?

– Наверное, чтобы запугать… – неуверенно предположил Аркадий.

– А как бы он тогда получил деньги? – почти крикнула я.

– Да, действительно, не совсем понятно, – пробормотал Аркадий.

– Нет, – убежденно произнесла я, – он был не один. То есть я имею в виду, что он был только исполнителем чьей-то воли. Кто-то за ним стоит. Умный и жестокий человек. И мне кажется, что Кристина погибла не случайно. Они хотят сломить тебя. Поэтому и подложили ей взрывчатку.

– Но ведь тот бандит собирался забрать Кристину, – воскликнул Аркадий.

– Все было просчитано, – нахмурилась я, – это же вполне естественно, что ты предложишь себя, как мужчина, в качестве заложника, чтобы преступник забрал тебя вместо Кристины. И как только ты это сделал, он сразу же согласился.

– Но он потребовал за это еще пятьдесят тысяч.

– Ну, лишние деньги никому не помешают, а его действиям это придало еще большую правдоподобность. Все, что мы вчера видели, было не более чем хорошо поставленным спектаклем. Вот что я думаю. И если я права, то звонки с угрозами должны возобновиться в самое ближайшее время. Тебе нужно поставить телефон на прослушивание, чтобы милиция вышла на преступника.

– Наверное, ты права, – пробормотал Аркадий. – Может быть, поедем, если ты не возражаешь?

– Ах да, – опомнилась я, – ты же собирался ехать в офис. А не лучше ли тебе отправиться домой?

– Нет, – отверг мое предложение Аркадий, – в офис. Не могу сейчас быть один.

– Понимаю, – кивнула я и включила скорость.

 

Глава 9

Я отвезла Летнева на работу и отправилась в редакцию.

– Ты уже обедала? – встретила меня Маринка вопросом.

– Нет еще, – я направилась в свой кабинет.

– Хочешь, я сбегаю за пиццей? – предложила сердобольная Маринка.

С чего это такая забота? – удивилась я про себя, но сразу же поняла, что Маринка хочет выяснить, как прошла моя встреча с Севой.

– Давай, – с усмешкой согласилась я, хотя есть мне почему-то не очень хотелось.

– Оля, – из своего кабинета вышел Сергей Иванович с фотографиями в руках, – это ты снимала?

– Я. Кого-нибудь узнали? – это были фотографии Хмельницкого и дядечки, которые я сделала возле офиса Всеволода.

– Вот этот, – Кряжимский ткнул пальцем в дядечку, – управляющий делами губернатора, попросту – завхоз.

Мы прошли ко мне в кабинет. Я сняла свою «крыску», Кряжимский галантно подхватил ее и определил в шкаф.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарила я его и устроилась за столом. – Значит, вы говорите, завхоз?

– Кривцов Олег Никифорович, – уточнил Кряжимский, подсаживаясь к столу. – Хитрая бестия. Он еще при прежнем губернаторе работал. А кто этот, второй? – Кряжимский показал на Севу.

– Это приятель Аркадия, Хмельницкий Всеволод Александрович, я вам про него говорила. Кривцов, как мне кажется, через него пытается давить на Аркадия, чтобы тот отдал им помещение, где у него находится магазин.

– А где у него магазин? – посмотрел на меня Кряжимский.

– На Московской, недалеко от улицы Горького.

– Тогда понятно, – кивнул Сергей Иванович, – это же самый центр. А наш губернатор или его завхоз заграбастали все строения вокруг здания областной администрации. Даже профтехучилище выселили в дом, где был приют для беспризорных собак и кошек. А там ни стекол, ни дверей…

– Да-да, я помню, – кивнула я, – мы же давали статью по поводу этого беспредела.

– Ну вот, – хмыкнул Кряжимский, – думаю, они и твоего Летнева выживут.

– Но магазин у Летнева в частной собственности, – заметила я.

– Оля, – вздохнул Сергей Иванович и посмотрел на меня как на первоклассницу, которая не выучила уроков, – государство – это махина, о-го-го, какая махина! Если попадешь между ее жерновами, выбраться можно только чудом. Или представь себе огромный каток, которым щебень укатывают. Он движется на тебя очень медленно, но остановить его нельзя. Если только сделать шаг в сторону, тогда спасешься, а иначе раздавит в лепешку.

– Очень натуралистичная картина, Сергей Иванович, – выпятила я губы. – Но я-то знаю, что вы бы не отступили в сторону, а держались бы до конца. Да и я уперлась бы рогом. Машина может ведь и сломаться.

– Бывают, конечно, сбои, – неохотно согласился Сергей Иванович, – но только как исключения.

– Значит, вы считаете, что Аркадия все равно выселят? – спросила я.

– Скорее всего, да.

– Слушайте, Сергей Иванович, – воскликнула я, – а не могли они взорвать машину Кристины?

– Это не их стиль, – покачал головой Кряжимский, – хотя, конечно, поручиться сейчас ни за что нельзя.

– Я вот что думаю, – сказала я после небольшой паузы, – этот человек… который вымогал деньги у Летневых… Если бы узнать, кто он такой…

– Может быть, милиция его уже опознала, – предположил Кряжимский.

– Если к ним обратиться официально, они ведь не дадут нам таких сведений?

– Пока идет следствие, скорее всего – нет, – покачал головой Кряжимский.

– А вы не могли бы что-нибудь узнать по своим каналам?

Кряжимский с сомнением пожал плечами.

– Если бы следствие вел мой знакомый… – задумчиво произнес он. – Кстати, кто там всем командовал?

– Капитан Владимиров, – вспомнила я фамилию усача.

– У меня был один знакомый Владимиров, – поморщил лоб Кряжимский, – он работал участковым в нашем районе. Сейчас, должно быть, уже на пенсии.

– А как звали вашего участкового? – загорелась во мне надежда.

– Сергей… Сергей Иванович, кажется.

– Может быть, Сергей Ильич? – подсказала я.

– Правильно, Оленька, Сергей Ильич, – радостно воскликнул Кряжимский. – Значит, он еще работает. Ну, это меняет дело. Очень может быть, что он меня еще помнит.

– Вы с ним свяжетесь, Сергей Иванович? – достав записную книжку, я выписала из нее на листочек несколько цифр, – вот его телефон. Он просил позвонить, если что вспомню.

– Хорошо, – кивнул Кряжимский.

В кабинет без стука ввалилась Маринка. Она держала в руках поднос, на котором лежала пицца, стояли вазочка с печеньем и три чашки кофе.

– А вот и пицца, – провозгласила она, – еще горячая, наверно.

– Я позвоню от себя, – сказал Кряжимский, вставая.

– А кофе, Сергей Иванович? – Маринка сделала удивленно-обиженное лицо. – Я и на вас сварила.

– Спасибо, Марина, не забываешь старика, – улыбнулся Кряжимский, – кофе я возьму с собой.

Он взял чашку с подноса, который Маринка поставила на стол, и отправился к себе.

– Угости сигареткой, – Маринка плюхнулась в освободившееся кресло.

Не ожидая моего согласия, она вытащила из пачки, лежавшей на столе, сигарету и закурила.

– Ну, как там Сева поживает? – как бы между прочим спросила она.

– Он тебе не звонил? – задала я ей встречный вопрос.

– Звонил. – Она манерно округлила губы, выпуская струю дыма. – Сказал, что очень занят.

– Когда это было?

– Вчера, – небрежно бросила Маринка. – А что?

– Ничего, – отрезала я. – Мне кажется, что он замешан в убийстве Кристины.

– Да ты че, подруга, ку-ку? – Маринка вытаращила на меня глаза и заморгала.

– Кристина была его любовницей, – спокойно сказала я, – и грозила признаться во всем мужу, то есть Аркадию.

– Пф-ф, – фыркнула Маринка, – подумаешь, любовница! У кого их нет. За это не убивают. Да и вообще, откуда ты это знаешь?

– Во-первых, по реакции Севы и Кристины, – ответила я.

– Наверняка ты ошиблась, – заявила Маринка, не дав мне договорить.

– А во-вторых, – продолжила я, – я прослушала Севин автоответчик. Кристина звонила ему вчера днем и еще раз вечером, но его не было дома… Но его не было дома, – повторила я окончание фразы. – Маринка, – встрепенулась я, – Хмельницкого вчера ночью не было дома.

– Ну и что? – беззаботно рассмеялась она. – Гулял, наверное. Я решила с ним не связываться.

– Да-да, правильно, – машинально кивнула я, – не нужно с ним связываться… Его не было дома… А где он был?

– Пицца остынет, – Маринка вывела меня из сомнамбулического состояния.

– Что? – я посмотрела на нее непонимающим взглядом.

– Ты что, спишь, что ли? – она показала на лепешку. – Ешь, говорю, остынет.

– Погоди, – я сделала глоток кофе и, придвинув к себе телефон, набрала номер Севиного офиса.

– Это Бойкова, – представилась я. – Могу я услышать господина Хмельницкого?

– Всеволода Александровича нет, – я узнала его секретаршу. – Что ему передать?

– Передайте ему мой номер телефона и скажите, что я просила его позвонить, как только он появится, – я продиктовала номер своего сотового, – спасибо.

– Тебе нужно поесть, – твердила Маринка, – у тебя истощение нервной системы. Я понимаю, – со значением кивнула она, потягивая кофе, – такой стресс пережить! Ты, можно сказать, сегодня заново родилась. Так что давай, приступай.

Я поддалась на ее уговоры и откусила кусочек пиццы. Конечно, она уже давно остыла. Я сделала глоток кофе и принялась жевать. В дверь постучали, и в кабинет заглянул Кряжимский.

– Ну что, Сергей Иванович? – спросила я.

Кряжимский показался мне несколько озабоченным.

– Ты знаешь, – сказал он, присаживаясь на диван, – он меня хорошо помнит. Обрадовался, когда узнал, кто звонит.

– Ну и… – поторопила я его.

– Они его вычислили.

– И кто же это? – нетерпеливо спросила я.

– Сергей Ильич сказал, что он может назвать его фамилию…

– Так он не сказал вам?

– Сначала он хочет поговорить с тобой, – замялся Кряжимский, – он собирался тебе звонить, но я опередил его.

– Так что ж мы сидим? – встала я из-за стола. – Поехали.

– Я тоже? – удивился Кряжимский.

– Конечно, – я направилась к шкафу за своей «крыской», – во-первых, повидаетесь со своим старым знакомым, а во-вторых, мне кажется, в вашем присутствии Сергей Ильич будет более откровенным.

* * *

Октябрьский отдел милиции, где работал капитан Сергей Владимиров, располагался на улице, носившей имя легендарного комдива гражданской войны Василия Ивановича Чапаева. Это было недалеко от центра, машин здесь было больше чем достаточно, и нам пришлось протопать до отдела почти целый квартал от того места, где мне удалось запарковать «Ладу».

Капитан занимал хоть и небольшой, но отдельный кабинет, где, к моему удивлению, я не нашла ни одного портрета вождя мирового пролетариата. Портрета Железного Феликса там тоже не было, как это бывает почти во всех такого рода заведениях. Хотя сам кабинет мало чем отличался от сотен и тысяч подобных комнат по всей стране: такая же серо-зеленая масляная краска до половины стены, такие же старые полированные столы и такие же шкафы с полуоткрытыми дверками.

Владимиров поднялся навстречу вошедшему первым Кряжимскому и тепло пожал ему руку. Они перебросились несколькими вопросами вроде того: как живешь? как здоровье? как дома? – и капитан пригласил нас сесть.

– Кусачая у тебя начальница, – усмехнувшись в усы, сказал капитан, – палец ей в рот не клади – руку оттяпает.

– Профессия у нас такая, – улыбнулся в ответ Кряжимский, – нужно уметь огрызаться, а иначе самого съесть могут.

– Вы нам скажете фамилию этого вымогателя? – я решительно перешла к делу.

– Я же обещал Сергею Ивановичу, что скажу, – задумчиво произнес капитан. – Только зачем она вам? Собираетесь писать об этом?

– Мы проводим независимое расследование, – заявила я, – сегодня утром я сама едва не стала жертвой этого вымогателя.

– Да, знаю, – капитан пригладил свои пышные усы и задумался.

– Если вы хотите, мы можем не указывать источник информации, – успокоила я его.

– Это само собой, – крякнул он, – дело не в этом.

– Сергей Иванович сказал, что вы хотели о чем-то спросить меня…

– Нужно кое-что уточнить, – капитан раскрыл папку, лежавшую у него на столе. – Вам ничего не показалось странным в поведении Трофимчука?

– Это фамилия вымогателя? – спросила я.

– Да, – кивнул капитан, – Михаил Семенович Трофимчук, – давайте уж так его будем называть, раз я все равно обещал назвать его. Вы поняли мой вопрос?

– Конечно, – кивнула я.

– Вспомните, как все происходило, – мягко, но настойчиво попросил капитан.

– Мне кажется, – напряглась я, – что все происходившее было как бы не взаправду, понарошку, что ли…

– Почему вы так решили? – капитан внимательно смотрел на меня.

– Не могу сказать точно. Можете считать, что это интуиция, – я тяжело вздохнула, словно заново пережила события вчерашнего вечера.

– Ладно, – Владимиров снова погладил усы и закрыл папку, которую неизвестно зачем открывал. – Это дело у меня забирает прокуратура, его объединяют вместе с делом о взрыве жены Летнева. Но вам все равно спасибо. Кстати, могу вам сказать кое-что еще. В пистолете Трофимчука не было патронов.

– А адрес, дайте нам, пожалуйста, его адрес, – взмолилась я.

– Пожалуйста, – капитан черканул на клочке бумаги несколько слов, – только я был там сегодня.

– И что же? – не удержалась я от вопроса.

– Трофимчук жил с матерью, долгое время не работал, вообще неизвестно на что жил. Мать ничего толком сказать не может. Ни с кем из соседей он никаких контактов не поддерживал.

– А как вы его нашли? – спросила я.

– По картотеке, – невозмутимо ответил капитан. – Полгода назад он попался на мелкой краже. Хозяева ввиду незначительности ущерба заявление подавать отказались, ну, с ним провели беседу и отпустили, учитывая то, что он бывший воин-афганец.

– Спасибо вам большое, Сергей Ильич, – поблагодарила я его.

– Значит, мы договорились, – напомнил он мне, – насчет источника информации?

– Само собой, – кивнула я.

* * *

Мы дошли до машины.

– Куда теперь? – спросил Кряжимский. – К Трофимчуку?

– Вначале вас до редакции подброшу, – улыбнулась я.

Так мы и сделали. Высадив Кряжимского, я прямиком направилась по данному мне капитаном адресу. По дороге я решила звякнуть Севе.

– Слушаю, – раздался в трубке его сочный уверенный баритон.

– Это Бойкова, – сухо представилась я. – Я тебе сегодня звонила…

– А-а, – протянул Сева, – закрутился с делами. Ты так поспешно ушла… Прямо убежала…

Сева был настроен игриво и несерьезно.

– Вопросик тут у меня к вам есть…

– К ва-ам… – снисходительно усмехнулся он, – давай уж на «ты», Бойкова.

– Ладно. Где ты вчера был, Всеволод, ночью?

– Дома спал, а что? – засмеялся он.

– Не было тебя дома… – теперь настала моя очередь усмехаться.

– А где же я был? – шаловливо полюбопытствовал Сева.

– Это как раз я и хочу узнать, – в тон ему сказала я.

– Дома, – с оттенком нетерпения произнес он.

Его приветливый баритон как-то потускнел, приобрел полную сдержанного раздражения официальность.

– Нет, Всеволод, дома тебя не было…

– Это почему же? – с вызовом спросил он. – У меня что, галлюцинации?

– Нет, Всеволод, нет у тебя галлюцинаций, – насмешливо сказала я, – у тебя есть желание скрыть правду. А ведь это желание уже само по себе настораживает.

– Да что ты несешь! – возмутился Сева, но тут же снова перешел на более спокойный тон. – И почему ты так уверена, что меня не было дома? Ты что, следишь за мной? – с ироничным смешком добавил он. – Что ж, я польщен!

– Перестань ломать комедию. На меня твои «бразильские» чары не действуют. Я разговаривала с одной твоей соседкой. Гуляя с собакой, она видела, как ты вечером вчера куда-то уехал, – ударилась я во вранье.

– Ха-ха, – он судорожно рассмеялся, – и что из этого следует? И кто эта соседка? Я никого не знаю в нашем доме…

– А вот тебя знают. Да это и не удивительно – такой импозантный мужчина! – насмешливо сказала я. – И следят за тобой. А ты как думал! Все эти перезрелые одинокие кумушки только и делают, что наблюдают за типами вроде тебя. Твою шикарную машину трудно спутать с какой-нибудь другой. Вот Вера Гавриловна и видела, как ты уехал.

– И что же, она всю ночь провела у окна, поджидая меня? – недоверчиво смеялся Всеволод. – Прямо триллер какой-то. Не ожидал от тебя такой прыти! Ты уже и с соседкой поговорить успела, и на даче у Летневых побывала! Прямо локти кусаю, что не затащил тебя в постель. Не нарадовался бы, наверное, на твой темперамент!

– У нас еще все впереди, – со злобной насмешкой произнесла я, – так вот, Всеволод, поднявшись ни свет ни заря, опять же из-за нужд своей собачки, Вера Гавриловна не обнаружила твоей иномарки под окнами.

– Дурдом какой-то! – раздраженно воскликнул Сева. – И что это доказывает? Какая-то полоумная старуха следит за мной, и из ее путаных показаний ты делаешь выводы! Ну, даже если я и не был дома, тебе-то что до этого, или ты ревнуешь? – усмехнулся он.

– Я еще не успела тобой увлечься, – съязвила я, – чтобы так ревновать. Но где же ты все-таки был, а?

– С бабой, – намеренно грубо ответил Всеволод, – трахался. Знаешь, что это такое, или тебе пояснить? – цинично ухмыльнулся он.

– Не надо, – резко ответила я, – я догадываюсь…

– Откуда? – не унимался Всеволод. – Ты же свое либидо, должно быть сублимировать привыкла в свои статейки сраные… – развязно засмеялся он, – ну, ладно, мне некогда. Давай короче, что тебе от меня надо.

– Где ты был вчера вечером и ночью? – спокойно повторила я свой вопрос.

– У бабы, – загоготал Всеволод, – ты что, глухая?

– Кто она и где живет?

– Да ты ох…! – рыкнул он.

– Мне нужно подтверждение, – упрямо сказала я.

– Да за те бабки, которые я ей плачу, она тебе что хочешь подтвердит! – опять настроился на скабрезно-веселый лад Всеволод.

– А как же Кристина?

– Что Кристина?

– Она ведь хотела обо всем рассказать Аркадию…

– О чем обо всем? – делая вид, что не понимает, о чем идет речь, произнес Всеволод.

– О вашей с ней связи, – невозмутимо сказала я.

– Нет, ты сегодня или не выспалась, или переспала. Или это взрыв на тебя так повлиял? Мозги сотряс?

В трубке опять раздался наглый Севин смех.

– Грубишь, Сева, – с глухой угрозой произнесла я, – нехорошо! Значит, алиби у тебя нет, – намеренно употребила я этот термин.

Сева, как мне показалось, занервничал.

– Какое еще алиби? Да кто ты такая, чтобы я перед тобой отчитывался?

– Сколько ты, если не секрет, заплатил Трофимчуку?

– Кому-у?! – обалдел Всеволод.

– Трофимчуку Михаилу Семеновичу, – четко повторила я.

– Да ты, мать, рехнулась. Никакого такого Михаила я не знаю, – возмутился Всеволод.

– Так уж и не знаешь! – недоверчиво ухмыльнулась я. – А Кристина мне сказала…

– Не знаю, что сказала тебе Кристина, у которой тоже, кстати, не все дома были, – нагло заявил Сева, – а я тебе говорю, что никакого твоего как его…

– Трофимчук.

– Трофимчука я не знаю и знать не хочу! Чао!

Он бросил трубку. Я не стала ему надоедать, снова набирать номер его телефона, нервничать. Ладно, время покажет, успокоила я себя, нажимая на газ.

Светофор мигнул желтым, брызнул в глаза зеленым. Судя по адресу, Трофимчук жил в Заводском районе, а точнее, на Третьем жилучастке. Я доехала до стадиона «Волга». Потом, добравшись до базарчика, повернула направо. Миновала переезд и углубилась в жилой массив, состоящий сплошь из «хрущевок» и гипсолитовых двух– и трехэтажек барачного типа. Такие домики строились для рабочих в тридцатые-сороковые годы.

Я остановила машину у одного из таких домов. Во дворе стояли покосившиеся сараи, ветхим заборчиком было огорожено несколько отсеков для коз и птицы. Как и огромные клетки для кроликов, они пустовали, видно, их обитатели содержались в зимнее время в сараях. Смеющееся, без пяти минут весеннее солнце весело стаскивало с крыш пласты залежалого снега. На узкой кривой скамейке грели свои мощи две чрезвычайно утепленные старушенции. У одной были бесцветные слезящиеся глаза с белесыми ресницами и большой, весь в красных прожилках, нос. Ее сухое морщинистое лицо лишь на две трети выглядывало из пухового платка.

Другая выглядела не такой древней. В ее карих глазах я прочла живой, даже несколько нескромный интерес: куда это я направляюсь. Но интерес этот был озвучен ветхим созданием в пуховом платке:

– Ты к кому, милая?

Послать бабусю подальше язык не поворачивался, поэтому я остановилась и сказала:

– К Трофимчукам.

– Из органов? – недоверчиво поинтересовалась ее кареглазая подружка.

– Нет, из журналистов.

– А-а, – понятливо протянула старуха в пуховом платке, – горе-то, горе какое!

Она сочувственно закачала головой.

Я вошла в подъезд и, поднявшись на третий этаж, постучала в обитую коричнево-рыжим кожзаменителем дверь. Звонка не было.

Я услышала торопливые шаркающие шаги.

– Кто-о? – опасливо переспросила за дверью женщина.

– Бойкова Ольга, корреспондент еженедельника «Свидетель», – бодро сказала я, – у меня при себе удостоверение.

Дверь приоткрылась. В проеме показалось лицо женщины лет шестидесяти. Я выставила вперед руку с удостоверением.

– А что вам нужно? – голос женщины не стал теплее или доверчивее.

– Поговорить с вами.

– Со мной уже говорили, – был настороженный ответ.

– Милиция?

– Да.

– Мне надо задать вам всего несколько вопросов, – взмолилась я.

Женщина молча распахнула дверь. Только сейчас я смогла разглядеть ее бледное испитое лицо. Невысокий лоб, иссеченный поперечными морщинами, узкие, словно только что открытые после сна глаза, утиный нос и маленький, въедливый, с опущенными углами рот.

Мало того, что черты лица женщины не отличались изяществом и благородством, их застывшую некрасивость усугубляли недоверчивый взгляд, выражение враждебности и тревоги. Жидкие тусклые волосы кое-как собраны на затылке. На женщине был пестрый халат и тапки без задников на босую ногу.

– Извините, – застенчиво проговорила я, – не знаю, как к вам обращаться…

– Мила Степановна, – хмыкнула она.

Ее лицо не оживилось. «Краше в гроб кладут» – это выражение как нельзя больше соответствовало хозяйке.

– Так я пройду?

– Ага, – она кивнула без всякого энтузиазма.

Я протиснулась в маленькую прихожую, загроможденную к тому же какой-то старой рухлядью. Сняла шубу, разулась.

– Проходите, – Мила Степановна сделала приглашающий жест.

Мы прошли с ней в довольно большую, неопрятную комнату, меблировку которой составляли диван, стол, сервант, кресла и стулья поколения семидесятых. Диван был застелен клетчатым серо-голубым пледом. В изголовье лежала подушка с не очень чистой наволочкой.

– Мне все нездоровится, – вздохнула Мила Степановна, – а энти, – кивнула она в сторону окна, – уже вас обо всем расспросили?

Глаза ее сделались злыми и подозрительными. Она тяжело опустилась на стул с обтертым сиденьем. Я села в кресло с деревянными подлокотниками.

– Да, ваши бабушки не промах, – иронично отозвалась я.

– День и ночь судачат, – неодобрительно покосилась на окно Мила Степановна.

Она была удручена и подавлена. Еще бы, сын погиб!

– Мила Степановна, – как можно мягче произнесла я, – вы уже знаете, конечно, при каких обстоятельствах…

– Знаю, – всхлипнула Мила Степановна, – знаю… Только не верю, не могу поверить, что Миша мой уже никогда…

Она протяжно застонала. Потом начала тихо плакать, уставившись в пол. Достала из кармана халата несвежий платок, но слез утирать не стала, а принялась бессмысленно мять его в руке. Я решила, что лучше молчать, кто его знает, какая воспоследует реакция на слова утешения…

– Он ведь больной был, – причитала она, – Мишенька-а-а…

Волна рыданий смыла ее невыразительный тусклый голос.

– То есть…

Я грешным делом подумала, что Михаил Трофимчук страдал умственным или психическим расстройством.

– После этого Афганистана, будь он проклят! Контуженный он был… Раненный вернулся, прооперированный. С тех пор по больницам… Ох, эта война-война, – в отчаянии качала Мила Степановна головой, – что она с людьми делает… Нервный стал, чуть чего – вскакивает, глаза горят, кулаки сжимаются. А че ж удивляться-то, пенсию нищенскую начислили!

Мила Степановна зарыдала с новой силой. Я сидела онемевшая, не зная, как утешить, что сказать этой несчастной женщине. Перед моим внутренним взором нарисовалось в мельчайших подробностях это блеклое существование, полное нужды, унижений и разочарований. Болото, засасывающее таких вот, не умеющих выносить удары судьбы людей. Да что говорить, жизнь и не таких ломает. Ломает, корежит, душит даже самых ярких, сильных, смелых!

– А вы знали, что Михаил шантажировал порядочных людей, требовал с них полмиллиона долларов? – напрямик спросила я, испытав вдруг приступ какого-то чисто животного отвращения и пресытившись этим заупокойным нытьем.

Жестоко? Может быть.

– Порядочных? – с недоверчивой неприязнью переспросила Мила Степановна. – Разве может у порядочных людей иметься такая сумма?

Ах вот оно что, социальная зависть поперла.

– Представьте себе, да, – убежденно сказала я, – я понимаю, конечно, бедность, страдание, обида… Но это не значит…

– Вы меня учить пришли? – ехидно усмехнулась Мила Степановна.

– Нет, что вы, – осеклась я, – извините.

Мила Степановна вздохнула и с равнодушным видом уставилась в окно, задернутое желтоватым тюлем.

– Что вы можете знать, – с презрительным спокойствием сказала она, – о нашей жизни? Вы, наверное, неплохие деньги получаете, вон, в шубе…

Такой бесцеремонности и откровенной зависти я от убитой горем женщины не ожидала.

– Мила Степановна, – подавив в себе раздражение, вежливым тоном произнесла я, – давайте не будем обсуждать, кто как живет, хорошо?

– Хорошо, – подавленно согласилась она.

– Вы знали про шантаж?

– Нет. Миша лишь сказал, что скоро трудности кончатся.

– И как он это объяснил? – полюбопытствовала я.

Мила Степановна устало и как-то снисходительно посмотрела на меня.

– Никак, – лениво проговорила она.

– Ну, может, сослался на какую-то хорошо оплачиваемую работу, вознаграждение, клад, в конце концов. Он ведь уверенно об этом говорил, да?

Мила Степановна кивнула.

– Значит, ничего не сказал? – настойчиво спрашивала я.

– Сказал только, что встретил старого приятеля и тот обещал ему какую-то денежную работу, – нехотя произнесла она.

– Ну вот видите, а вы говорите, что Михаил словом не обмолвился. Вы об этом сказали милиции?

– Нет, – горько усмехнулась Мила Степановна, – меня об этом не спрашивали.

Я не поверила ей, но возражать не стала.

– Ваш сын угрожал Летневым в течение трех месяцев…

– Быть не может! – воскликнула Мила Степановна, выведенная из спячки этой моей фразой.

– Может, Мила Степановна, – я развела руками, – об этом говорит и Летнев, и его жена.

– Не было Михаила дома-то, – сказала Мила Степановна.

– То есть как? – недоуменно посмотрела я на нее.

– Он у двоюродной сестры два месяца был, недавно приехал, – привстала со стула Мила Степановна.

– А где живет его двоюродная сестра?

– В Волгограде. Она ему работу нашла, у ее знакомой муж ремонт собрался делать. Богачи тоже… Вот Мишу моего и наняли, он раньше-то отделочником на стройке работал.

– Когда он вернулся?

– Месяц назад.

– И что, ему заплатили?

– Обману-ули, – горько покачала головой Мила Степановна, – только обратный проезд оплатили.

– Вот так так! – воскликнула я, сразу же подумав о том, что не мог Трофимчук в это время звонить Летневым и требовать денег. Вернее, звонить-то мог, если у него были деньги на междугородные звонки, что тоже сомнительно, а вот назначать место для передачи денег не было никакого смысла, ведь приехать-то он не мог!

– Да, обманули, – Мила Степановна, видно, приняла мое восклицание за сочувствие, – мафиози.

Так вот назвала она обманщиков своего сына.

– О чем же вас милиция расспрашивала? – поинтересовалась я.

– Все о его друзьях да знакомых выпытывали, с кем общался, кто к нему приходил… Да не ходил к нему никто, говорю, давно уж…

– Так никто и не ходил? – не поверила я.

– Святой истинный крест, – Мила Степановна осенила себя крестным знамением, – зачем мне врать?

Попрощавшись с матерью Трофимчука, я вышла во двор, миновала старушек, греющихся на солнышке, и села в машину. Захотелось курить. Пошарив в бардачке, где я обычно оставляла несколько пачек, и, не найдя их, я полезла в сумочку. Там был пистолет, косметичка и диктофон, который, к моему удивлению, был включен на запись. Сигарет, как назло, не было. Я высыпала содержимое сумочки на переднее сиденье: нет, я не ошиблась. Я взяла диктофон и попыталась перемотать пленку, но батарейки безнадежно сели. Непорядок, сказала я себе, нужно будет послать Маринку, чтобы купила новые: диктофон должен быть всегда наготове. Я сложила содержимое сумочки обратно, запустила двигатель и, добравшись до ближайшего мини-маркета, купила там свой любимый «Винстон».

 

Глава 10

Когда я вошла в приемную, Кряжимский давал Маринке какие-то указания. Она понятливо кивала, беспрестанно повторяя: «Да, Сергей Иванович», «Поняла, Сергей Иванович». Мне показалось, что почтительности в ее отношении к моему заместителю было гораздо больше, чем ко мне.

– Сергей Иванович, – вмешалась я в их разговор, – закончите, зайдите, пожалуйста, ко мне. Марина, – посмотрела я на секретаршу, – мне – кофе. И покрепче, если можно. – И пошла в свой кабинет.

– Мы уже закончили, – Кряжимский вошел следом за мной. – Говорила с матерью Трофимчука?

– Именно поэтому я вас и пригласила, – кивнула я, устраиваясь за столом. – Трофимчук два месяца провел в Волгограде, в то время, когда Летневым кто-то угрожал по телефону.

– Значит, у него есть сообщник, – сделал вывод Кряжимский.

– Я уже и сама об этом думала, – я нервно закурила. – Только вот кто? Как это теперь узнать, когда Трофимчук мертв?

– Кто-то из ближайшего окружения Летневых, по-моему, – задумчиво произнес Кряжимский.

– Да, из ближайшего, – согласилась я, – тогда ближе Хмельницкого никого не найти. Его, кстати, вчера ночью не было дома.

Я следила за реакцией Кряжимского.

– Конечно, может, это ни о чем и не говорит, – сказала я на его возражающий жест, – если не учитывать того обстоятельства, что он был любовником Кристины. А Кристина пригрозила рассказать о их связи мужу.

Кряжимский задумался.

– Ты считаешь, – спросил он наконец, – что это могло толкнуть Хмельницкого на убийство?

– Это зависит от того, как бы отреагировал на сообщение жены Летнев, – сказала я. – Мы этого не знаем. Вообще-то Аркадий довольно спокойный человек.

– Значит, не было и причины для убийства, – заключил Кряжимский. – И потом, это не вяжется с вымогательством и Трофимчуком.

– Хмельницкий мог заплатить ему, чтобы тот подложил взрывное устройство под автомобиль Кристины.

– А потом разыграл спектакль с заложником? – скептически усмехнулся Кряжимский. – Что-то здесь не то.

Вошла Маринка. Поставила поднос с кофе на стол.

– Я вам не помешаю? – деликатно спросила она.

– Не помешаешь, – ответила я, – только сначала сбегай купи несколько комплектов батареек к моему диктофону.

– Как скажешь, – обиженно поджала она губы.

Я взяла чашку и сделала глоток кофе, потом закурила.

– Я уже говорила, что-то в этом вымогательстве показалось мне странным, – начала я рассуждать вслух. – Приходит этакий дядечка в потрепанной одежде, утверждает, что он уже ждет больше трех месяцев и требует несусветную сумму долларов. Но заметьте, Сергей Иванович, сумма эта для Летневых была вполне реальной, значит, кто-то просветил Трофимчука на этот счет. Дальше, – продолжала я, – совершенно непонятно, что собирался делать Трофимчук с заложником? Куда бы он его поместил? Ведь для этого нужно специальное помещение. Не в одной же квартире с мамой собирался он его прятать. И кормить его надо три недели…

– Ты снова клонишь к тому, что у Трофимчука был сообщник, – проницательно взглянул на меня Кряжимский.

– Скорее не сообщник, а руководитель, главарь, – убежденно сказала я. – И на эту роль вполне подходит Хмельницкий. Мила Степановна сказала, что Михаил встретил старого приятеля, и тот пообещал ему денежную работу. Здесь как бы все сходится.

– Если не учитывать того, – возразил Кряжимский, – что мы пока не видим мотива для его действия.

– Пока не видим, – отмахнулась я, – мотив может и не лежать на поверхности.

– Может быть и так, – согласно кивнул Кряжимский, – только не забудь, что у Трофимчука не оказалось патронов в пистолете.

– Я уже думала над этим, – я отпила кофе, – Хмельницкий мог элементарно подставить его. Трофимчук подкладывает взрывное устройство под машину Кристины, а самого его убивает Аркадий, – я подняла глаза и торжествующе посмотрела на Сергея Ивановича.

Но его не так-то просто было сбить с прямого пути, и он, как оказалось, совершенно не испытывал чувств, подобных моим.

– Слишком много «если», – засомневался Кряжимский. – А если бы Летнев не убил Трофимчука? Он же владеет приемами рукопашного боя. Скрутил бы его, и тогда замысел Хмельницкого накрылся бы медным тазом. Кроме всего прочего, Трофимчук не стал бы выгораживать его и выдал бы со всеми потрохами. А что, если бы Трофимчуку удалось взять Летнева в заложники?

– Отвез бы его к Хмельницкому, – предположила я, сама уже не веря в такую возможность.

– И что бы Хмельницкий с ним делал, даже если предположить такую возможность, ведь Кристина в любом случае бы взорвалась.

– Да, – согласилась я, – ему пришлось бы убить и Аркадия.

– Вот именно, – подтвердил Кряжимский, – а ему это надо?

– Не знаю, – пожала я плечами, – вы меня совсем запутали.

Минут десять мы сидели молча, пока не явилась Маринка с батарейками. Я зарядила комплект в диктофон, перемотала пленку и включила воспроизведение. Интересно все-таки прослушать еще раз происходившее на даче Летневых.

«Не двигайся. Что там у тебя?» – узнала я голос Трофимчука и вспомнила, что в этот момент он направил на меня пистолет.

«Сигареты. Можно покурить? – мой голос звучал как-то странно, я его едва узнала.

«Кури. Ты кто такая?»

«Бойкова». Щелчок зажигалки – я прикуриваю сигарету.

«Что ты здесь делаешь?»

«Меня пригласили».

«Угу, пригласили, значит. Ну что, Аркаша, долго мне еще ждать? Ты что-нибудь придумал?»

Я заново переживала вчерашний вечер, даже забыла про кофе и сигареты. Наконец запись дошла до моего последнего возгласа, вернее, шепота. Его на пленке почти не было слышно.

– Я сказала: «Буду стрелять», – пояснила я Кряжимскому и Маринке, которая слушала с приоткрытым ртом.

Дальше на кассете был записан грохот падающего тела.

– Это упал Трофимчук, когда Аркадий сделал ему подсечку. Но он тут же вскочил на ноги, слышите?

Громыхнул выстрел.

– Я выстрелила в него. Вот у меня из рук падает пистолет… и я бросаюсь к выходу.

«Ты что! – я узнала на пленке удивленный голос Трофимчука. – Мы же так не до…»

Еще один выстрел.

– Так надо, Миша, – я еле расслышала шепот Аркадия.

– Господи, – я чуть не вскочила, – я все поняла!

Дальше на диктофон записались завывание милицейской сирены, топот ног и минут пять объяснений с капитаном Владимировым.

Я схватила диктофон и еще несколько раз прослушала запись, начиная от моего выстрела и кончая милицейской сиреной. После этого пододвинула к себе телефон и сняла трубку.

– Ты собираешься звонить Аркадию? – спросил Кряжимский.

– Да, – сказала я севшим от возбуждения голосом.

– Дай-ка сперва я кое-куда позвоню, – Сергей Иванович решительно отобрал у меня трубку.

Он разговаривал по телефону минут пятнадцать, после чего сосредоточенно сказал:

– Можешь назначить ему встречу часов на восемь, я думаю, к этому времени они управятся, – он снова передал мне трубку.

Я набрала номер офиса Летневых. Там мне ответили, что Аркадий уже давно ушел. Тогда я позвонила ему домой.

– Алло, – Аркадий оказался дома.

– Это Бойкова.

– А, Оля, – довольно сдержанно произнес он, – что-нибудь случилось?

– Случилось, – строго сказала я, – но это не телефонный разговор.

– Хочешь, приезжай ко мне, – предложил Аркадий.

– Нет, – ответила я, – у меня еще несколько дел, а к восьми я буду в редакции. Не мог бы ты туда подъехать?

– Знаешь, мне как-то не до этого, – уныло сказал он, – может быть, завтра?

– Это касается Кристины, – я еле сдерживалась, чтобы не закричать, – я знаю, кто ее убил.

– Ох, – грустно усмехнулся он, – что ты можешь знать?

– Так ты приедешь? – жестко спросила я.

– Ну, если ты так настаиваешь…

– Записывай адрес.

* * *

– Ни пуха ни пера, – он ободряюще улыбнулся мне.

В ответ я послала его, как и полагается, к черту.

Я приготовила кофе и направилась в кабинет. Как это Маринка умудряется из этих же самых зерен приготовить совершенно другой напиток? – удивилась я и уселась за стол. Достала сигарету из пачки. Взяла лежавшую под рукой зажигалку и… вздрогнула, потому что дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился Аркадий. В элегантной табачного цвета куртке и голубых джинсах. Я даже не сразу узнала его, потому что на нем были другие очки: не в тяжелой роговой оправе, а в изящной золотой. Они его делали похожим на высокооплачиваемого сотрудника престижного банка. Он был абсолютно спокоен.

– Кажется, я вовремя, – Аркадий приподнял рукав куртки и посмотрел на часы.

– Ты точен, – кивнула я и показала на кресло, – присаживайся.

Летнев отодвинул его немного от стола и сел.

– По телефону ты сказала, – с каменным лицом произнес он, – что знаешь, кто убил Кристину…

– И кто же? – наклонившись вперед, спросила я.

– Но мне кажется, что это и так ясно… Ты сама все видела.

– Да, – согласилась я, закуривая, – я видела, но мне не было все так ясно, как тебе. Я подумала, зачем этому вымогателю нужно было убивать Кристину?

– Мы с тобой уже обсуждали эту тему, – Аркадий достал из кармана сигареты, закинул ногу на ногу и закурил. – Так что, наверное, я приехал напрасно… Но я на тебя не в обиде.

– У вымогателя был сообщник или руководитель, а точнее, главарь, – сказала я, – который все организовал.

– Неужели, – с усмешкой посмотрел на меня Аркадий, – жаль, что теперь никто об этом не узнает. Единственный, кто знал это, к сожалению, убит.

– Перед смертью он назвал имя своего главаря, вернее, заказчика.

– Только этого никто не слышал, – Аркадий, сидя в кресле, оперся на обе ноги.

– Кроме тебя, – я бросила сигарету в пепельницу и в упор посмотрела на него.

– А ты фантазерка, – он вздохнул и снова откинулся на спинку кресла.

– Не совсем, – я достала из ящика стола диктофон и включила его.

Летнев слушал запись, не глядя на меня. Я увеличила громкость до упора перед его словами: «Так надо, Миша» – и выключила диктофон.

Аркадий опустил голову на ладонь правой руки, которая упиралась в подлокотник, потом ладонь скользнула по лицу вниз.

– Черт возьми, – усмехнулся он, – надо же так лопухнуться. У тебя в сумке был диктофон, я должен был сразу догадаться.

Он вдруг резко поднялся с кресла и, подойдя к двери, запер ее на ключ, который вынул и положил себе в карман. Затем начал методично обшаривать все уголки.

– Встань, – приказал он мне и принялся рыться в столе.

– Если ты думаешь, что я снова тебя записываю, – сказала я, – то ты ошибаешься.

– Неужели, – ухмыльнулся он и закончил все-таки осмотр, оставшись им, видимо, удовлетворенным.

Он снова удобно устроился в кресле нога на ногу и закурил.

– Садись, садись, – томным жестом показал он мне на мое кресло.

Я села и тоже закурила.

– Ну, – спросил он, улыбаясь кончиками губ, – чего же ты хочешь?

– Зачем ты убил Кристину?

– Сука, – Аркадий вдруг переменился в лице, – я ее любил, а она спала с моим другом.

– И ты задумал ее убить сразу же, как только узнал об этом?

– Да, – хрипло сказал Аркадий, – несколько месяцев назад я зачем-то вернулся в офис, не помню зачем, что-то забыл… Было уже поздно, в офисе никого не было, и я заметил полоску света, которая пробивалась из-под двери кабинета Кристи. Я осторожно приоткрыл дверь. Сева лежал на спине на диване, а она сидела на нем. Я хотел тут же убить их обоих, я бы смог, но что-то остановило меня. И тогда я решил, что убью только ее, но так, чтобы никто на меня не мог даже подумать.

– Ты подстроил эти звонки с угрозами?

– Это было несложно. Но тогда я еще не знал, как я ее убью. А когда случайно увидел из машины Мишу Трофимчука, с которым мы вместе служили, и увидел, как он опустился, понял, как должен поступить. Я наплел ему что-то про розыгрыш, что собираюсь уйти от жены, но мне нужно, чтобы она отдала мне деньги. Мишка поверил.

– Значит, ты сам себя отравил.

– А кто же еще? – хитро улыбнулся Аркадий. – Это было частью моего плана. Я все рассчитал. Мишка приехал, как мы и договаривались. Дверь была не заперта.

– Ты убил его, – негромко проговорила я, – чтобы выгородить себя…

– Он все равно бы долго не протянул, – поморщился Аркадий.

– Но как ты его заставил подложить бомбу?

– Ну что ты, глупенькая, – Аркадий выпустил струю дыма в потолок, – разве я мог кому-нибудь это доверить. Я это сделал самостоятельно, когда вы спали в своих кроватках. Баю-бай…

– Так ты и меня собирался отправить на тот свет вместе с женой?

– Конечно, жаль, не получилось, – вздохнул он, – но ты не расстраивайся, я все равно тебя убью. Я слышал, что ты упрямая, как ослица, и будешь копать, пока не докопаешься. А тут Кристи тебя с собой приволокла. Ну, я решил, значит, так и надо. Значит, судьба у тебя – подохнуть вместе с моей женой. Оказалось – не судьба. Тебе тоже, скажу честно, была уготована своя роль…

– Свидетеля того, что тебя хотели отравить и что кто-то вас шантажирует…

– Догадливая ты! Не даром и листок твой называется «Свидетель». Вот ты и должна была не на бумаге, а на деле стать свидетелем, – с издевкой усмехнулся Аркадий, – да, ты должна была всюду трубить, что на Аркадия Летнева кто-то наезжает.

– И таким образом ты хотел создать выгодный для себя фон преследуемого и шантажируемого честного бизнесмена… А меня вовремя убрать, чтобы я дальше не копала, – кровь стыла в моих жилах.

– Театр, мой друг, театр, – с наигранной меланхолией вздохнул он. – Даже не знаю, что теперь с тобой делать… – Аркадий выпятил губы и покачал головой как китайский болванчик. – Свернуть тебе шею? А может, остановка сердца? – он с вопросительной жестокостью посмотрел на меня. – Как у тебя с сердцем? Не пошаливает? Это и у молодых бывает. А может, ты предпочитаешь совершенно случайно упасть и удариться головой об угол стола?

– Тебя все равно найдут, Аркадий, – с замирающим сердцем произнесла я, – тебе не удастся уйти.

– Может быть, – совершенно спокойно сказал он, – только ты об этом не узнаешь.

Он неторопливо поднялся и направился к столу. Я вскочила и попятилась назад. Но сзади, в двух шагах от меня, была стена.

– Ну что, красотка, решила, как умрешь? – Аркадий уже обогнул стол. – Ты тоже трахаешься со всеми подряд, а? Ну, конечно, ты же пошла со мной в ресторан.

На губах Аркадия блуждала нервная улыбка. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Сейчас он настигнет меня… Вот он уже проходит мимо окна. До меня ему остался только один шаг.

Окно распахнулось, и свежий вечерний ветер ударил в комнату. От его удара голова Аркадия покачнулась, и он повалился на стол. Ну, конечно, это не ветер ударил его. Вместе с ветром в кабинет влетел ногами вперед спецназовец, кованый сапог которого и угодил в голову Аркадию. Следом в окно запрыгнул еще один спецназовец, за ним еще… Но я их уже не видела. Я сползла вдоль стены и села на корточки. Как сквозь сон, я слышала шум короткой ожесточенной борьбы, злобные восклицания Летнева, переругивания спецназовцев. Потом все стихло.

* * *

– Оля, ты как? – словно через вату услышала я Маринкин голос.

Кто-то подхватил меня под руки и усадил в кресло. Я очнулась и увидела стоявшего надо мной Кряжимского, рядом Маринку, а чуть поодаль капитана Владимирова.

– Я уж думала, с микрофоном что-то случилось, – перевела я дыхание. – Дайте сигаретку.

Маринка быстро прикурила сигарету и вставила мне в рот.

– Нет, – сказал Кряжимский, – направленный микрофон не подкачал. Мы все прекрасно слышали и записали всю вашу беседу, ты его ловко раскрутила.

– Вам это только кажется, – с облегчением вздохнула я и закашлялась. Вынула изо рта сигарету.

– Ольга Юрьевна, – официальным тоном заявил Владимиров, поглаживая усы, – я задержался, чтобы поблагодарить вас за помощь и сказать, что я не буду настаивать на своей просьбе.

– На какой просьбе? – удивилась я.

– Насчет источника информации, – хитро улыбнулся капитан.

– Не волнуйтесь, – улыбнулась я ему в ответ и взглянула на Кряжимского, – Сергей Иванович знает, что нужно делать.