Похороны старушки были более чем скромными. Большая часть средств на них была выделена органами социальной защиты, которые, естественно, обошлись минимальными затратами. Лариса даже удивилась про себя такой непредусмотрительности Марии Афанасьевны: обычно старики трепетно относятся к собственным предстоящим похоронам и скрупулезно копят на них деньги, чтобы хоть это прощальное событие выглядело достойно.

Собственно, сами похороны и не волновали Ларису. Ее интересовало, кто придет на них и кто как будет там себя вести. А главными фигурами здесь, конечно же, будут некие незнакомые наследники.

Все прошло очень буднично. В назначенное время к воротам подъехал «пазик» – катафалк, оттуда вынесли гроб и на некоторое время водрузили его на скамейки, которые соседи вынесли из своих квартир. Минут десять постояли возле гроба, потом инициативу взял на себя работник похоронного бюро, который казенным голосом осведомился, все ли простились, и дал команду заносить гроб обратно в катафалк.

На кладбище из собравшихся поехали только четверо. Армянин Юра, который, видимо, из всех обитателей двора наиболее активно интересовался жизнью соседей, пара молодых людей – как выяснилось, те самые наследники, о которых упоминала Галина Федоровна. Вернее, не совсем пара – Игорь и Жанна были братом и сестрой, в свое время прописанными Марией Афанасьевной в ее доме.

Наличествовала также и некая рыжеволосая девица, одетая по моде «унисекс» в серую водолазку и джинсы. На ногах у нее были ботинки, которые обычно предпочитают девушки-неформалки. На лице – ни следа косметики, и выглядела она как-то блекло и невыразительно. Болезненная Ольга Андреевна шепотом сообщила Ларисе, что это некая Нинка, внучка бывшего мужа Марии Афанасьевны, который в свое время безвременно скончался от пьянства.

Молодые люди, Игорь и Жанна, выглядели более стандартно. Он в недорогом, но соответствующем случаю костюме, она – в темном платье и черных туфлях.

В стороне стояли супруги Середкины. Алина была уже знакома Ларисе, а вот мужа ее она видела первый раз. И сразу определила его как компьютерщика. Это был долговязый, не очень складный парень в очках, с меланхоличным выражением лица, немного прыщавый, небрежно одетый… Типичный представитель «хакерского» поколения «некст». Лариса обратила внимание на то, как заинтересованно несколько раз посмотрела на него Нинка, видимо, признав в нем некую родственную ей душу. Парень, однако, никоим образом не отреагировал. Он сохранял меланхолию на своем лице, пару раз взглянул на лицо мертвой Марии Афанасьевны в гробу, а когда процессия начала сворачиваться, развернулся и первым пошел домой. Немного погодя за ним последовала и Алина.

Присутствовала и Галина Федоровна, ради такого дела отказавшаяся от своего ежедневного рыночного бизнеса. Рядом с ней тихо стояла Люба, та самая женщина, что ухаживала за покойной. Что касается граждан алкоголиков Лели и Коли, то они, по каким-то своим, видимо, понятиям, наблюдали за всем происходящим из окна. Причем Лариса заметила только Лелю, женщину с короткой стрижкой крашеных желто-рыжих волос, с внушительным, но, увы, отвисшим бюстом, который она бесстыдно выставила на подоконник. Физиономия у нее была круглой как луна, и на ней выдающейся нашлепкой краснел нос. Сожителя ее видно не было.

После того как катафалк уехал, Ларису пригласила к себе Ольга Андреевна. Она же сказала, что примерно через час у нее состоятся поминки.

– Это что же, наследники распорядились? – поинтересовалась Котова.

– Что вы, их еле отыскали, они узнали-то сегодня рано утром, пришли, что называется, с корабля на бал. Это все Юра… Он у нас деловитый и человек хороший. Ничего не скажешь, он решил – хоть скромно, а человека надо проводить. А то не по-людски получается.

Лариса одобрила такое поведение великодушного соседа и проследовала за Ольгой Андреевной в ее квартиру. Торчавшая в окне испитая физиономия Лели проводила Ларису презрительным взглядом и поджатыми налитыми ярко-вишневыми губами. Она уже наверняка знала, кто такая Лариса и зачем здесь, но никаких потуг к общению с ее стороны проявлено не было.

В квартире Ольги Андреевны все было скромно, но очень чисто, прямо-таки идеально чисто. И сама она при неброскости своей одежды производила впечатление рафинированной чистюли. Лариса обратила внимание, что у нее целую стену занимали шкафы с книгами и, так как журналов и газет не было видно, взяла одну из них и присела с нею в кресло. Она успела перелистать несколько новелл Цвейга, когда во дворе раздался шум – процессия возвратилась с кладбища.

Вскоре квартира Ольги Андреевны наполнилась людьми. Среди них был, естественно, армянин Юра, который тут же взялся руководить церемонией, рассаживать, попутно объясняя, почему мероприятие все же состоится.

– Я всегда готов помочь соседям! – заявил он, бурно жестикулируя при этом. – Вот Ольга Андреевна не даст соврать! Пять лет назад она болела сильно – я сразу машину и в больницу ее! Распорядился, чтобы все сделали как надо!

– Правда, Юра, правда, – с улыбкой тихо подтвердила Ольга Андреевна. – Спасибо тебе.

– Не за что, не за что, – еще горячее заговорил кавказец. – Пять лет назад воду сам провел во двор, чтобы у всех соседей была! Ни с кого копейки не взял! Все понимаю – пенсионеры, живут бедно, откуда деньги? Молодым тоже нужно помочь, – он кивнул на чету Середкиных. – Оба только что учиться закончили, откуда у них деньги? Пускай учатся, пускай, я всегда помогу, студентам и пенсионерам – пожалуйста!

В этот момент в дверь просунулась круглая физиономия Лели, а за ней и небритое, опухшее лицо ее супруга. По контрасту с подругой его лицо было вытянутым, а щеки впалыми. Но роднил пару землистый цвет лиц, а также носы, красноватые и налитые у обоих.

– Правильно, Юр, – проходя первой и плюхаясь на стул, проговорила Леля с улыбкой и заправила свои рыжие патлы за уши. – У нас вот теперь вода в доме есть, прям красота! И все-то он за свой счет.

– А вы студенты? – вдруг громко обратилась к ним звонким голосом Алина Середкина.

Леля от такого вопроса опешила, а на лицах сидящих за столом появились сдержанные улыбки.

– Мы, милая, свое уж отучились, – чинно и строго посмотрела на девушку Леля.

Середкина собиралась снова что-то сказать, видимо, уточнить, не пенсионеры ли они, но Ольга Андреевна тихонько сжала ее руку, давая понять, что проявлять иронию в данный момент все же не следует.

– Да мне просто смотреть на них противно, – долетел до Ларисы голос Алины, которая с досадой произнесла эту фразу. – Только что бабку грязью поливали, а сейчас явились. Понятно же зачем: чтобы напиться!

– Ох, да бог с ними! – шепотом произнесла Ольга Андреевна. – Не станешь же их с поминок выгонять. Уж думаю, здесь-то у них совести хватит прилично себя вести?

Алина пожала плечами, давая понять, что ей не очень-то верится в возможность благопристойного поведения соседей из крайней квартиры. Галина Федоровна взяла ее за плечи и провела к одному концу стола, где они и сели в компании с Ольгой Андреевной и Алексеем.

Юра снова взял инициативу в свои энергичные руки.

– Все собрались? Давайте рассаживаться. Проходите вот сюда, – обратился он к Игорю с Жанной. – Молодежь пусть вместе садится, – добавил он, подталкивая к ним и Нину, которая с каким-то отсутствующим видом подпирала стенку.

Леля с Колей переместились подальше, уступая место молодежи.

– Ну что, помянуть нужно бабульку-то, – с протяжным вздохом предложила Леля. – Какая-никакая была, а все ж человек. Коля! Открывай бутылку-то!

– Сейчас, – засуетился ее супруг, принимаясь дрожащей рукой откупоривать водочную бутылку.

– Подожди, подожди. – Армянин Юра вырвал у него сосуд. – Надо все делать как следует.

И сам открыл его. Видимо, он просто счел непозволительным, чтобы алкоголик Коля был за столом заводилой. Юра разлил всем водку и серьезно произнес:

– Земля ей пусть будет пухом! Давайте помянем!

Все выпили и по традиции потянулись ложечками за кутьей. Леля с Колей проигнорировали столь непривычную для себя закуску и налегли на селедку. Лариса ловила неодобрительные взгляды Галины Федоровны и Ольги Андреевны, бросаемые в их сторону.

Супруги Середкины молча ели, не заводя ни с кем никаких разговоров. Напротив них с хмурым видом сидела Нина. Она почти ничего не ела, рассеянно крутя в руках вилку, и, казалось, думала о чем-то постороннем. Временами ее лицо омрачала болезненная гримаса, отчего искажались его черты. Сидевшие рядом наследники тихо переговаривались между собой, не обращаясь ни к кому: похоже, они видели всех собравшихся впервые в жизни. Люба старалась держаться бодро, не хмуриться и не замечать сидевших возле нее алкоголиков.

Леля же с Колей затеяли какой-то спор на тему, в каком районе им дадут квартиру. Коля оптимистично заверял, что там, где они пожелают, а его супруга возражала, чуть ли не крича в голос, что наверняка у черта на куличках и ничего с ними не поделаешь, дождешься от них!

Под зловредными «ими» подразумевались, видимо, городские власти.

– Так, давайте еще раз помянем. Жизнь была у Марии Афанасьевны нелегкая, человеком она была одиноким… Мы, конечно, как могли, помогали, и теперь вот хотим, чтобы ей на нас обижаться было не за что.

– А чего обижаться-то? – недоуменно воскликнула Леля. – Все, по-моему, нормально! Она б себе сроду таких поминок не устроила! Шикарно все прямо! Юра, молодец ты! И главное, сам все сделал, не родственники!

При этом она выразительно посмотрела на Игоря и Жанну, которые, насколько знала Лариса, не являлись родственниками умершей.

– Ну мы только сегодня утром узнали, – подала голос Жанна.

– Да вы ж к бабульке-то не ходили, – подхватила со вздохом Леля, явно стараясь уколоть сестру с братом. – Ну зато теперь все ваше! Вот снесут – оба по квартире получите.

– В этом же районе! – захрипев, выразительно поднял указательный палец Коля.

– Да помолчи ты! – недовольно цыкнула на него Леля. – Дадут тебе тут, сейчас прям!

– Так, ну давайте базар прекращать! – строго одернул алкоголиков Юра. – Еще наговоритесь про квартиры! Вот Мария Афанасьевна уже никакой квартиры не получит.

– Да уж, не довелось на старости лет пожить, – притворно вздохнула Леля. – Ну зато молодые за нее наживутся…

– Ну кто наживется, а кто и нет, – вдруг подала голос Нина и с ненавистью вперила свой взгляд в Жанну с Игорем.

Все промолчали, не утерпела одна Леля.

– А чего ж ты, милая, овцой-то сидела? Надо было ходить к бабушке, напоминать, так, мол, и так, у тебя, бабуль, своя внучка есть, почти что родная! Она, поди, и забыла тебя! А ты как хотела? Сейчас, милая моя, не больно-то домами разбрасываются, да-да! Мне вон что-то никто не оставил – ни первый муж, ни второй. Коля вон только хороший человек попался.

– Пей давай лучше! – прикрикнул на нее польщенный Коля.

Послышался какой-то хруст. Все повернули головы. Нина с побелевшими пальцами судорожно сжимала две половинки, в которые превратилась старая деревянная ложка для кутьи. Отбросив обломки, девушка резко поднялась и выбралась из-за стола.

Вышла небольшая заминка, все молчали, не зная, как реагировать на такое. Первой не выдержала, конечно же, Леля.

– Эх, ложка-то была! – качая головой, проговорила она, с сожалением глядя на обломки. – Молодежь-то нервная пошла, не берегут ничего. Правильно, не они же наживали!

Ольга Андреевна поднялась было, чтобы пойти за Ниной, но Галина Федоровна своей мозолистой рукой решительно усадила ее обратно. Игорь с Жанной, пошептавшись, встали.

– Мы ненадолго выйдем, – бросил Игорь, и тут уж никто не стал возражать.

Лариса через окно видела, что Нина вышла во двор и присела на лавочку, закурив сигарету и сплевывая после каждой затяжки. Вскоре к ней подошли Игорь и Жанна и остановились чуть поодаль. Нина не подняла головы.

Наследники о чем-то посовещались между собой, после чего сестра двинулась к Нине. Она заговорила с ней – Ларисе не было слышно, о чем, и даже положила руку неформалке на плечо. Но Нина настолько резко вырвалась и встала, что Жанна невольно опешила и отпрянула. Лариса поняла, что происходит нечто интересное, и тоже поспешила выйти.

Пока она спускалась по деревянной лестнице, до ее слуха донесся откровенный мат.

– Пошли все на…, будете еще лезть со своими разговорами! – брызгала слюной Нина. – Сердобольные какие нашлись! Идите лучше отсюда! Угробили бабульку и рады, так, что ли?

– Да ты что? О чем ты? – пробовала возражать Жанна.

– А мамаша твоя чего шлялась сюда? Мне об этом сказали, между прочим! – продолжала Нина. – И деньги небось тоже вы сперли. В общем, не о чем нам разговаривать. Идите вы…

Нина со злостью запулила окурок в дальний конец двора и решительно направилась к воротам, обойдя двинувшегося ей навстречу Игоря. Уже на повороте она задела ботинком камень, пнула его в ближайшую стену, снова выругалась и окончательно исчезла со двора, с шумом хлопнув калиткой.

Жанна беспомощно посмотрела на брата, который со вздохом развел руками и протянул ей сигарету из своей пачки. Оба закурили и присели на лавочку, с которой только что встала Нина.

Лариса подошла к молодым людям и с улыбкой осведомилась:

– Разрешите составить вам компанию?

Жанна вежливо кивнула.

– Да, конечно, – с готовностью отозвался и Игорь, отодвигаясь в сторону.

– Да нет, спасибо, садиться я не стану, просто покурю с вами, – сказала Лариса, доставая пачку сигарет.

Жанна выглядела понурой и неразговорчивой, а Игорь неожиданно спросил:

– А вы кем приходитесь Марии Афанасьевне?

– Самое удивительное, что никем, – честно призналась Лариса. – Я ее вообще никогда не видела. Живую… Увидела только сегодня, и то уже в гробу.

Ответом на это послужили вопросительные взгляды молодых людей, и Котова поспешила прояснить ситуацию.

– Я буду расследовать обстоятельства ее смерти, частным образом.

– Вот как? – удивленно приподнял бровь Игорь.

– И у меня ответный к вам вопрос: а кем вы приходитесь Марии Афанасьевне?

– Можно сказать, что тоже никем, – усмехнулась Жанна. – Это наша мама была с ней знакома, еще с давних лет. И вот через нее, собственно, мы и…

Она остановилась на полуслове, и продолжил уже Игорь:

– В общем, старушке нужны были деньги, вот она и согласилась нас прописать. Вот и все.

– И вы здесь не показывались ни разу?

– Нет, а это и не оговаривалось, – не смутился Игорь. – Если бы разговор был, мол, там, ухаживайте, а после унаследуете – тогда другое дело. А там мать с самого начала сказала, что они, то есть мы, ухаживать не будем. Мы тогда вообще еще маленькие были.

– И Мария Афанасьевна согласилась, – подхватила Жанна. – У нее постоянно жили то одни квартиранты, то другие. Она говорила, что за ней ухаживать есть кому. Ну есть так есть. Мы же не станем сами навязываться, верно?

– Ну, в общем, позиция ваша понятна, – ответила Лариса. – А что у вас произошло с Ниной?

Игорь и Жанна, как по команде, пожали плечами.

– Да мы ничего ей не делали, я подошла, хотела поговорить по-человечески, а она взбрыкнула, – ответила Жанна.

– Ну, почему взбрыкнула – это понятно. Может, она и не в курсе была, кому этот дом достанется. А тут как пришла, соседи ей сразу и сказали и даже показали на нас: вот, мол, явились новые хозяева. А она, наверное, думала, что ей все достанется, – сказал Игорь.

В этот момент во двор стали выходить другие соседи. Первыми появились Алина с Алексеем и тут же отправились к себе. Алексей не удостоил собравшихся во дворе ни единым взглядом и не торопясь пошел к своей двери. Алина кивнула на прощание Ларисе и пошла за мужем.

Потом, непрерывно галдя и споря, потянулись Леля с Колей. Более шустрая Леля споткнулась о ступеньку и выругалась.

– Ольга Андревна, ну что ты ступеньку-то себе не сделаешь? Юрку вон попроси…

Кавказец Юра, вышедший на порог, хмуро спросил:

– Тебе ничего прибить дома не надо?

– Чего же это не надо, у нас полка на кухне вон рухнет скоро, – тут же оживилась Леля.

– Слушай, – еще больше нахмурился Юра. – У тебя мужик есть, вот он пускай и делает. Не суй нос в чужие дела. Я Ольге Андреевне всегда все сделаю, без твоего напоминания.

– А чего? – покачнулся Коля. – Я сам тебе прибью все…

– Ой, прибьешь, как же! Посмотрите на него! – взвилась Леля. – Чего ты прибивал-то последний раз?

Лариса решила быстро вклиниться в этот базар и вступить в неприятный, но нужный для нее разговор с пьяницами.

– Леля, извините, вы можете уделить мне немного времени для разговора? – спросила она.

Женщина с отвисшими грудями и круглой головой вдруг отшатнулась и уставилась на Ларису подозрительным взглядом.

– Для какого такого разговора? – с вызовом спросила она.

– По поводу смерти вашей соседки и предшествующих этому событий.

– А вы вообще кто? Я вас первый раз здесь вижу, – подбоченилась Леля. – Вы не из милиции, случайно?

– Нет, я же тебе говорил, это частный детектив, поняла? – громко выступил сожитель.

– А, ну тогда это все… так это, – неопределенно махнула рукой Леля и двинулась в направлении своей двери. – Мы только с милицией разговариваем. Вот принесите нам бумагу, тогда другое дело. А частный детектив…

– …херня это все, – закончил за нее фразу Коля. – Нечего и разговор вести.

И оба поспешили скрыться в своем доме.

– Вот так, – вздохнула Ольга Андреевна. – То галдят целый час, когда их не просят, а то и рот раскрыть боятся. Я говорю, тут дело нечисто, – понизила она голос.

– А чего тут говорить, милиция приедет, разберется, мы заявление напишем, Ольга Андреевна подпишет, молодые подпишут… Помотают их менты, по-другому запоют! – снова встрял эмоциональный Юра.

Лариса пожала плечами. На милицию, по своему обыкновению, она особо не надеялась. Но действительно отказ Лели и Коли от разговора в принципе выглядел подозрительным. Однако пришить это к делу пока было нельзя.

* * *

Уже вечером, придя домой, Лариса продолжала размышлять. Итак, сын Гриценко вроде бы как в Харькове. Но это только со слов матери, на самом деле непонятно, где он. И еще один момент настораживал – вчерашнее упоминание Галины Федоровны о его психических отклонениях.

Мысли ее прервал звонок следователя Белова.

– Лариса Викторовна, у нас есть новости, если вам это еще интересно, – произнес он в трубку.

– Какие?

– Поймали деятеля, который залез тогда к бабульке в дом.

– Да вы что?! – воскликнула Лариса. – И кто он?

– Всячески подходит под приметы, указанные молодой соседкой, – ответил следователь. – И фамилия соответствующая – некто Амиров Гасан… дальше здесь сложно выговариваемо.

– Поняла. А как его взяли?

– А очень просто. Он еще раз полез на днях уже в другой дом, и так случилось, что милиционеры мимо проходили, он им показался подозрительным, проверили документы, а тут и хозяин дома явился, шум поднял – мол, залезли к нему. Этот Амиров наутек, но ребята, молодцы, догнали. Потом отпечатки пальцев сверили – он и есть, тот самый, чьи пальчики нашли у Карамановой.

– А как насчет убийства?

– Не колется, естественно, – хмыкнул Белов. – Говорит, что по пьянке туда полез. Просто похулиганить решил. Вообще-то ему вроде как этот армянин Юра нужен был – у него там к нему неприязнь на национальной и еще какой-то почве. Скорее всего деньги не поделили.

– Деньги? – с сомнением переспросила Лариса. – Что-то не верится… Я этого Юру успела довольно неплохо узнать, вроде солидный человек. А на этого Амирова можно посмотреть?

– Можно, – тут же согласился следователь. – Как раз через полчаса у меня допрос начинается, подъезжайте.

Ларису долго упрашивать не пришлось. Через двадцать минут она была уже у Белова в кабинете. Немного погодя ввели Амирова.

Это был типичный кавказец, с выдающимся носом, как водится, небритый. И одетый, будто только что из-за лотка – грязные сандалии, заляпанные джинсы неопределенного цвета и такого же пошиба рубашка.

– Ну что, рассказывай давай, за что бабульку-то грохнул, – с порога начал Белов.

– Не убивал я, – мрачно заявил Амиров, глядя в пол. – Я же говорю – по пьянке залез.

– А к Панфилову вчера тоже по пьянке залез? Что-то ты много пьешь, Амиров… А сам небось мусульманин, а?

Амиров не отвечал, более пристально уставившись в пол.

– У меня проблемы, вот и пью…

– Это какие же у тебя проблемы? Совесть, что ли, мучает?

– Нет, с родителями… Мать умерла, потом товарищ на деньги кинул…

– И ты решил пьянствовать, попутно залезая в дома? Что-то не складывается… Знаешь, почему не складывается? Потому что у бабки той деньги были большие – раз, и потому что у Панфилова дома тоже деньги водились. Мы их у тебя и изъяли.

– А сколько там было? – спросила Лариса.

– Пять тысяч взял… Не долларов, конечно, и не евро, а рублей. Но и то мясо. Сколько пить на эти деньги можно! Так кто тебя навел-то, а, Амиров?

– Никто не наводил… Говорю, пьяный был, дурной…

– У меня есть к вам предложение, – внезапно оживилась Лариса. – Давайте отправим его на экспертизу. Мне кажется, врет он все про пьянство свое. И Алина тоже утверждала, что на пьяного не очень он был похож, скорее под наркотой ходил.

– Под наркотой? – следователь Белов заинтересованно поднял брови. – Вот как интересно, Амиров! Может, мы и наркодилеров прищучим через тебя… Но это ладно, сейчас отсюда пойдешь на экспертизу. А вот скажи все-таки, за что ты бабульку-то убил? Ну, взял бы деньги и ушел…

– Да не убивал я! Зачем убивать? – Амиров наконец поднял глаза и взглянул на Белова умоляющим взглядом.

– Так… С тобой все понятно…

В этот момент Лариса, уже удостоверившаяся, что допрос следователь ведет довольно уверенно и даже с неким лихим азартом, не гармонировавшим с его обычно вялым видом, показала ему фотографию. Это был снимок, сделанный Эвелиной Горской совсем недавно, в ее салоне. На фотографии была Татьяна Гриценко, о чем и свидетельствовала надпись на обороте.

Белов взял фотографию и, прочитав ее, еле заметно кивнул Ларисе. Потом резким движением выбросил руку и поднес фотографию прямо к лицу Амирова.

– Вот, смотри!.. Давай колись. Ты, как исполнитель, получишь меньше, она больше. Давай колись, надоел ты мне уже.

– Что это? Что за баба? Что за женщина? – недоуменно скривился он.

– Не знаешь, да? Не знаком, ни разу не видел?.. – спокойно домыслил за него Белов.

– Не знаком, – подтвердил Амиров.

– Ну ладно. Это, в конце концов, неважно. Отпечатки твои есть, в квартиру ты накануне залез. Алиби у тебя на время смерти гражданки Карамановой нет. С адвокатами у нас не шибко гладко в последнее время – слишком много просят. У тебя может не хватить, Амиров, так что возиться я с тобой не буду, закрою это дело и так. Суд примет, никуда не денется.

– Да не убивал я, е-мое! – Амиров не выдержал и даже привстал со стула, а потом, жестикулируя, понес что-то на своем языке.

– Так, ты меня своими пацанами-то не пугай, – пошутил Белов, не поднимаясь с места и сохраняя спокойствие. – Давай говори лучше правду. Это для всех лучше будет.

– Я уже сказал всю правду, – упрямо мотнул головой Амиров и опять устремил взгляд в пол.

Белов с Ларисой переглянулись. В принципе, все было понятно – колоться не желаем. И Белов, вздохнув, объявил:

– Все, Амиров, шагом марш на экспертизу, потом на отдых в камеру, потом снова на допрос. Все, надоел ты мне…

Появившийся в дверях милиционер увел арестованного.

– Что ж, будем ждать, – развел руками следователь. – Кстати, вы не связались, случаем, с той самой квартиранткой из Харькова?

– Да, связалась, она завтра будет здесь, – ответила Котова.

– Отлично, значит, можно устроить очную ставку, – довольный, потер руки Белов.

Лариса согласно кивнула. На этом они и расстались. И уже когда Котова вышла из милиции, в машине раздался звонок по сотовому.

С шумом вздохнувший Степаныч объявил ей, что в ресторан пришла посетительница, которая требует директора лично. После взаимных уточнений и передачи трубки выяснилось, что это Татьяна Гриценко приехала в Тарасов раньше и тут же поспешила заявить о своем присутствии Ларисе.

Котова попросила снова передать трубку Степанычу и распорядилась об обеде на двоих в Зеленом кабинете. Администратор, опять же с неизменным шумным выдохом, отрапортовал: «Понял», – и повесил трубку.

Спустя некоторое время у себя в «Чайке» в Зеленом кабинете Лариса попала под оглушительную канонаду украинской речи. Татьяна Гриценко оказалась очень словоохотливой, достойной соперницей парикмахерши Горской.

– Ой, я вообще в шоке! Но я вам сразу скажу, мы здесь ни при чем. Я узнала – вообще ушам не поверила, – с порога прижала к груди руки Татьяна. – Мы уехали и думали, что Лина все сделает как надо, я еще подумывала, может быть, сдать билет! С Марией Афанасьевной лучше разбираться сразу, по горячим следам. Но все же собралась и поехала… Там у мужа возникли проблемы, и нам нужно было попасть в Харьков обязательно в тот день. И надо же случиться такому, что моя хозяйка взяла деньги именно в эту мою поездку!

– О том, что такие случаи бывали, я наслышана, – вставила Лариса.

– Так вот мы и думали без всякой задней мысли, что старуха прозреет и отдаст вам деньги, скажет, нашла случайно… Как уже не раз бывало. Я глаза закрывала на ее выходки, думаю, ладно, бог с ней, лишь бы отдала. Я к ней привыкла, даже, можно сказать, по-своему была привязана к ней. Но в последнее время она стала просто невыносимой, что поделаешь – старость, – все лился и лился певучий украинский говор. – У меня свекровь тоже к концу жизни начала выкидывать всякие номера, то тараканов узреет в борще, то запахи какие-то ей почудятся, она все окна раскроет посреди зимы, то еще что… Ой, ну я вас, кажется, заболтала. Вы, наверное, хотите узнать, как все было с этими деньгами.

– Собственно, я хочу уточнить только размер пропажи. Об остальном мне известно со слов Эвелины, – ответила Лариса. – И давайте присаживайтесь, пообедаем.

– Ой, спасибо, но… Сколько я должна? – поинтересовалась Татьяна.

– Об этом не беспокойтесь, – махнула рукой Котова. – Давайте принимайтесь за еду и будете попутно рассказывать.

Гриценко села и принялась за салат.

– Пропало тысяча восемьсот евро, – заявила она. – Там было восемнадцать бумажек, по сто евро. Пачка, можно сказать. И нигде я их выронить не могла, хорошо помню, что сама лично положила их под блюдце. Угораздило же меня утром их там забыть! А теперь наверняка пропали эти деньги с концами, она их небось куда-нибудь сунула, и будут они гнить там, пока совсем не сгниют.

– Но милиция проводила обыск, – заметила Лариса, – и ничего не нашла.

– Вы недооцениваете старух, – усмехнулась Татьяна. – Они могут так запрятать – ФСБ не найдет!

– Понимаю, Татьяна, что вас в первую очередь волнует возможность возвращения денег. А меня, поскольку в это оказалась втянутой Эвелина, обстоятельства смерти старушки. Так как оба факта между собой связаны, вот и давайте вместе подумаем, кто мог убить Караманову.

Гриценко тяжело вздохнула, набрала в легкие побольше воздуха и снова затараторила:

– Ой, это только кажется, что Мария Афанасьевна была одиноким человеком. А вы посмотрите, сколько людей к ней ходили! Мы ездили – раз. Нина приходила – два. Соседи некоторые захаживали. Потом женщина из собеса часто приходила, Люба, мы с ней знакомы. Да и та семья, которым она дом-то отписала…

– А что вы об этом знаете? – прервала ее Лариса.

Татьяна снова вздохнула.

– Я бы не знала, если бы Мария Афанасьевна при очередной со мной ругачке вдруг мне не заявила: «Ты не надейся получить мой дом, он давно завещан другим людям!» Я пожала плечами и сказала, да как же я могу претендовать на него, ежели я здесь не прописана и вообще не родственница? А она, видно, окончательно… – Гриценко замялась, пытаясь подобрать подходящее слово.

А Лариса про себя его подобрала, вспомнив Степаныча: тот наверняка в подобной ситуации сказал бы «стебанулась».

– Ну, в общем, в маразм впала, – закончила фразу Татьяна. – Меня не слушает, свое несет – они здесь прописаны, поэтому никаких прав ты, мол, не имеешь.

Гриценко произносила все это высоким, протяжным голосом, видимо, пытаясь копировать манеру старушки.

– В последнее время такую чушь несла! С ней и находиться-то рядом не хотелось. Знаете, раньше с ней даже интересно было, а тут стараешься прийти с рынка и быстрее к себе в комнату, пока она не привязалась.

– Вот и давайте продолжим размышлять, кто мог ее убить. Вы говорите, приходили наследники?

– Нет. Приходила мать наследников, причем как раз незадолго до моего отъезда. Молодые-то, брат с сестрой, вообще не заглядывали, а мать наведывалась. Нечасто, но бывала. Мария Афанасьевна сразу, как она придет, старалась меня выпроводить: мол, иди, иди, хлеба купи, молока, еще чего… Ну я и уходила, мне неинтересно было их разговоры слушать. Что касается тех людей, которых я знаю, то не могу кого-то подозревать, кто мог ее убить. Даже Нинка, по-моему, и то до такого не дошла бы.

– А почему «даже»?

– Да она же… – последовал очередной вздох Татьяны, – она же наркоманка, приходила только за деньгами. Как-то явилась, Пашку моего увидела, ей показалось, что он вроде как тоже из их компании. Спросила что-то, а тот потом у меня опасливо спрашивал – кто такая?

– А что, Мария Афанасьевна давала ей деньги? – спросила Лариса.

– Давала, всегда давала, – подтвердила Татьяна. – Она ее, по-моему, побаивалась. А может быть, еще и вину чувствовала за то, что дом чужим людям отписала. Она боялась, когда Нина узнает, будет скандал, и поэтому старалась с ней в конфликт не вступать. Сунет деньги и выпроводит поскорее. Да та и сама не задерживалась. Бросит ей сквозь зубы: «Спасибо, бабуль», – и пойдет. А за воротами всегда ее какие-то парни ждали. Она, может, еще и поэтому повадилась ко мне в кошелек лазить: Нинка у нее все выгребет, а ей тоже жить надо. Хотя она жадная была и деньги особо не тратила.

– А вот и расскажите, какая она была, Мария Афанасьевна, – попросила Лариса. – Давайте составим ее портрет и посмотрим, кто ей мог желать смерти.

Татьяна задумалась.

– Ну, я скажу так – раньше она такой не была. Она сама из какого-то там старого дворянского рода, поэтому считала себя интеллигенткой и при случае всегда рассуждала о высоких материях. Порой говорила интересные вещи. Но не знаю уж, под влиянием чего, только к старости от благородного происхождения ничего не осталось. Второй муж еще ей попался сомнительный. А ей все хотелось, хоть какой, но чтобы муж был. И пошло-поехало, а он пьяница, грубый, вороватый, кстати сказать! – погрозила она пальцем. – Для дворянки пара, прямо скажем, не лучшая. Но его уж десять лет как нет, слава тебе господи. И она после его смерти начала потихоньку побираться по соседям, прибедняться, сироту казанскую из себя строить. А между прочим, собес ей помогал, Люба регулярно ходила, многое делала. Мне не очень много приходилось ей помогать – так, за хлебом сходить да посуду помыть. А она все недовольна была. Я уж не знаю человека, о котором бы она хорошо отзывалась. Она опустилась, за собой перестала следить совершенно, круглый год в одном и том же платье ходила. Я ей говорю – давайте я вам постираю платье, Мария Афанасьевна! А она мне – не надо, я свои вещи никому не доверяю. А в засаленном тряпье лучше ходить?.. Вы уж меня простите за натурализм, но в бане несколько лет она не была! Как так можно? Это же совсем недорого. Я ей сто раз говорила – давайте поймаем машину и вместе съездим, я же вас и помою. А она нос задерет, вроде стесняется она так… Ну и ходит грязная. Я за две недели, что у нее живу, раза три в баню наведаюсь – могла бы со мной поехать.

– А в быту вы с ней как, не очень ладили?

– Раньше все нормально было, – помахала ладонью Татьяна. – А в последнее время, я говорю, она совсем в маразм впала, за ней уж давно заметно было, а последние года два – просто вообще дальше некуда. То возьмет у меня ключи от харьковской квартиры спрячет! Вы представляете? Ну вот зачем это ей? Я как-то раз на минутку их из кошелька выложила да во двор вышла. Прихожу – нету. Я все перерыла, хорошо, у нее догадалась спросить, а она мне говорит: это я тебя проучить хотела, чтобы ты не разбрасывала где попало. А вообще она все эти перебранки сама устраивала – я не собиралась с ней ругаться. Прицепится к какой-нибудь мелочи и заведет на целый день. Развлекалась, наверное, так. Даже книжки читать бросила, раньше хоть чтением занималась. У нее полон шкаф книг.

– А с соседями какие отношения у нее были? – спросила Лариса.

– Всерьез никто ее уже давно не воспринимал. Все слушали вполуха и не связывались. А пьяницы эти из дома напротив ее откровенно матом посылали. Когда-то что-то они не поделили с ней. Один только армянин Юра к ней хорошо относился, но он со всеми так.

Татьяна и Лариса к этому времени уже покончили с первым и со вторым и приступали к десерту.

– Кстати, Татьяна, человека, который залез к Марии Афанасьевне в тот день, когда вы уехали, поймали, – наконец объявила Лариса главную новость дня.

– Да вы что? – Ложка с пирожным застыла у Татьяны на пути ко рту.

– Да. Только он все, естественно, отрицает насчет денег, говорит, что по пьянке залез. Однако мне кажется, что все по-другому – он ваши деньги-то и увел. Но… тут есть одно обстоятельство. Дело в том, что потом произошло убийство, а это для милиции важнее. Поэтому они будут проверять и вас – как тут ни крути, – как лицо заинтересованное, на связь с этим типом.

– Но… Но вы же понимаете… – воскликнула Гриценко.

– Да, я понимаю, но вам придется побыть с ним на очной ставке. Думаю, что произойдет это завтра.

– Я готова, – тут же отреагировала Татьяна. – Хоть сто очных ставок! Я никого не посылала ни деньги изымать, ни тем более убивать. Ради бога!

– Вы остановитесь у Эвелины? – поинтересовалась Лариса.

– Да, скорее всего, – ответила Гриценко. – Больше мне пока негде. Спасибо вам за обед… А очная ставка – мне сообщат, куда прийти?

– Если вы не против, я дам следователю телефон Горской, он вас по телефону и вызовет.

Татьяна кивнула, после чего, допив кофе и еще раз поблагодарив директора «Чайки» за обед, ушла.

В кабинет заглянул Степаныч, который с недовольной миной заявил, что с посетителями дела обстоят не слишком. Посещаемость ресторана оставляла желать лучшего.

– И в вечерние часы, заметьте, Лариса Викторовна, наплыв не увеличился, – с нажимом заметил Городов.

– Что ж, будем ждать, – философски развела руками Лариса. – Скоро начнут возвращаться с курортов.

– Н-да… – проскрипел Степаныч за спиной. – Люди на курорты ездят, а тут…

– Трудишься не разгибая спины, аки вол рабочий, – насмешливо продолжила Лариса мысль своего администратора.

– Да, тружусь, тружусь. – Городов аж два раза повторил это слово, видимо, для большей убедительности, хотя в его трудолюбии в общем-то никто и не сомневался. – А вот некоторые… – Он сделал выразительную паузу и окинул Ларису своим рыбьим взглядом. – Нет, я не о присутствующих… Вот у вас есть подружка, Лариса Викторовна, она, кстати, и вчера и сегодня звонила сюда… Такая, с большой задницей. Я з-забыл вам сказать. – Степаныч виновато опустил голову. – Она со мной брезгует общаться, я ей говорю – мол, скажите, что, я передам. А она таким противным голосом: «Я это скажу только лично Ларисе Викторовне».

Городов довольно точно передал жеманные интонации Эвелины Горской. Лариса посмеялась, но не придала звонкам Эвелины особого значения. Номер мобильного Котова не давала Горской сознательно, зная ее бестолковую болтливость. Наверняка это были звонки с вопросами типа «ну что, ты что-нибудь узнала?».

– Так вот, я так понимаю, что эта баба… ни фига ничего не делает, а только звонит без толку, – резюмировал Степаныч.

Лариса ничего не ответила, заметив:

– Между прочим, как раз у этой самой Эвелины Горской и возникли проблемы, из-за которых меня завтра не будет.

– Да вы что? А какие проблемы? – тут же заинтересовался Степаныч.

– Криминального характера, – сухо ответила Лариса.

Городов зацокал языком, что в данный момент являлось признаком безграничного его удивления.

– Видимо, мужик какой-нибудь на ней умер? Я так понял, что… она… так сказать… по этой части? – ехидно прищурился Степаныч.

– Так, что-то ты слишком далеко зашел, Дмитрий Степанович, – строго оборвала его Лариса. – Мне твои скабрезности выслушивать ни к чему.

– Да я ничего… Так просто, невинную шутку, можно сказать, отпустил. Ваш муж, Евгений Алексеевич, порой и не такое отмачивает. – И Городов, бросив ехидную фразу, почесал в затылке и пошел по своим делам. – Не ценят меня, не ценят! – притворно сокрушался он, удаляясь. – А у меня, между прочим, природное чувство юмора.

* * *

Эвелина, позвонив в очередной раз Ларисе на работу, снова досадовала, что ее нет на месте. «Ну ничего, наверное, бегает, ищет», – успокаивала она себя. Все-таки шебутная у нее подруга, занялась каким-то совсем не женским делом. Вот сама она, Эвелина Горская, никогда бы не стала частным детективом. Не потому, что у нее нет способностей. Наоборот, Горская считала, что имеет все основания для того, чтобы заниматься подобным делом: у нее была интуиция и особый женский ум. В чем он заключался, Эвелина и сама не могла четко сформулировать, но в том, что он существует, Горская не сомневалась.

А не стала бы она сыщиком, потому что было много других, более интересных занятий. Собственная работа удовлетворяла Эвелину на все сто. Она была классным парикмахером, известна в городе, особенно среди зажиточных женщин. Была накоротке со многими женами «новых русских», а с некоторыми их мужьями крутила кратковременные романы. Временами случались конфликты, и тогда на Эвелину обижались, но она всегда умела сделать так, чтобы загладить недоразумение. В конце концов, ничего серьезного в этих романах с чужими мужчинами с ее стороны не было. Да и со стороны этих мужчин тоже, так что семьи под угрозой распада не находились. Встречались, конечно, особы принципиальные, которые грозились волосы выдрать у модного визажиста и с лестницы спустить, но все это были мелочи жизни.

А Эвелина продолжала порхать стрекозой, презрев участь трудяги-муравья, не забывая, однако, по сравнению с известной басней, о зиме. У мужчин, с которыми были романы, она пыталась вытянуть максимум материальных благ. А поскольку многие млели от ее форм, Горской удавалось порой сделать это так, что дураки-мужики сами потом удивлялись, как это их сумели так «раскрутить на бабки». С годами у Эвелины выработался определенный нюх, с помощью которого она, как собака на таможне, могла сразу определить, кого можно подоить, а кого нет. С жадинами-говядинами не связывалась. Успешно осуществляя эту политику на деле, она могла существовать безбедно – треть доходов от своего бизнеса, две трети – за счет любовников. Высший класс!

Вся эта жизненная премудрость и позволяла практичной Горской считать себя женщиной интеллектуальной, познавшей соль жизни, и жить, соответственно, умеющей. А частный сыск – пускай им занимается не вполне нормальная Лариса. Нет, она, конечно, чудная женщина, отличная подруга, но… может быть, у нее не все в порядке с головой, да и муж… объелся однажды груш, да так, что на всю жизнь хватило. В общем, это пускай она, а Эвелина лучше займется своим новым бойфрендом Анатолием. Он сегодня должен прийти вечером, и все будет ладненько.

Пребывая в такой предвечерней эйфории, Эвелина услышала звонок в дверь. Подойдя к ней, она посмотрела в глазок и увидела незнакомого молодого человека. «Ничего, можно, – сразу же определила она. – Правда, молод. И непонятно кто».

– Кто там?

– Это от Ларисы Котовой, – прозвучал голос из-за двери.

– Ой, сейчас, сейчас, – заторопилась Горская, открывая сначала деревянную внутреннюю, а потом и внешнюю, железную дверь. – Заходите.

Последующие события предоставили Горской лишь возможность коротко вскрикнуть. После этого ей закрыла рот рука того самого парня, с которым она было решила, что «можно», а мимо него в дверь быстро прошмыгнули еще двое, и тот, кто шел последним, аккуратно закрыл сначала первую, а потом и вторую дверь.

«Попалась, – констатировала про себя Эвелина. – Трое. Лишь бы не извращенцы и не маньяки».

Вопрос, вскоре последовавший, заставил Горскую спуститься на землю и осознать, что этих молодых людей ее задница и прочие прелести интересуют мало. Они мыслили более пошло, банально и, в общем, вполне материалистично. Базисом их желаний являлись дензнаки, которые и были ими потребованы в грубой, циничной форме:

– Бабки гони, слышь!

Эвелина от ужаса не смогла вымолвить ни слова, хотя рот ей временно разжали.

– Бабки давай, быстрее, – стал угрожать другой парень, от которого, как показалось Горской, исходил запах какой-то тухлой капусты.

Она сморщилась, скорее даже именно от этого запаха, нежели от осознания реальности угрозы.

– Какие? – наконец спросила Эвелина.

– Все! – незваные гости буквально убивали хозяйку квартиры своей категоричностью.

– Давай тыщу восемьсот евриков гони, – дыхнул капустой парень, склонившись над распростертой на полу Эвелиной, у которой в этот момент бесстыдно оголились ноги и стало видно, что она без трусиков.

– Господи, да откуда! – повысила она голос.

– Молчи, тварь, – зашипел тот, кто вошел первым. – Тихо говори, где лежат, и все. А то сейчас мы тебя… – и он выразительно кивнул на бесстыдство, которое обнажилось за полами халата Горской.

Эвелина подумывала, что если так, то, может быть, она еще дешево отделается. Хотя неприятно, конечно, с этими козлами. Особенно с тем, от кого капустой несет… Но молодежь продолжала гнуть генеральную линию и идти к своей цели кратчайшим курсом. Заводила ткнул кулаком Эвелине в бок и снова потребовал деньги.

Она, едва сдерживая рыдания, показала рукой на туалетный столик. Там у нее лежало что-то около четырех тысяч. Это были все наличные на данный момент. Доллары в количестве восьмисот единиц хранились в другом месте, но Эвелина надеялась, что парни туда не доберутся. Почему они требовали именно тысячу восемьсот евриков, Эвелина сразу не догадалась.

Дальнейшее было довольно стандартным для таких случаев. Парни достали скотч, завязали Эвелине рот, превратив ее из цветущей и радующейся женщины в тварь бессловесную, привязали к батарее и стали шарить по квартире. Они выругались матом, когда нашли четыре тысячи рублей, потом перевернули дом вверх дном, забрали кое-что из косметики и наконец добрались до тайника, где хранились доллары. Вот здесь-то самцы и издали торжествующий вопль. Потом дурно пахнущий субъект подскочил к Эвелине и зашипел ей прямо в завязанный скотчем рот:

– Обмануть хотела, тварь? С-сука! А «зелень» была!

– Все, уходим, – скомандовал заводила.

– А эта? – другой кивнул на Эвелину.

– Пускай так остается. А что, сексуально удовлетворять, что ли, ее? Ладно, пошли! – Парень махнул рукой и быстро направился в прихожую.

Вскоре Горская услышала, что дверь закрылась на защелку. До нее медленно дошел весь ужас ситуации. Постепенно в ней начал просыпаться инстинкт борьбы за выживание. Такое Эвелине не приводилось испытывать давно. Но час «икс» пробил, и ей пришлось вступить в эту борьбу. Сначала она попробовала, сквозь слезы и стенания, освободить руки. Спустя некоторое время она поняла, что парни не слишком крепко ее привязали и что у нее есть шанс. Конечно, руки, ничего тяжелее ножниц в жизни не поднимавшие, болели. Но делать было нечего.

Она уже почти развязалась, когда в дверь снова позвонили. В самый первый момент Эвелина вдруг подумала, что вернулись опять те трое, но потом, мобилизовав свой интеллектуальный потенциал, поняла, что это абсурд – звонить в квартиру, где лежит связанная женщина. Позвонили снова. Горская была бы рада закричать, но не могла – скотч, проклятый скотч мешал ей это сделать.

Наконец она частично избавилась от его уз. Звонки к тому времени стихли, и Горская бросилась на балкон, увидела внизу Татьяну Гриценко. Та удалялась от дома, и Эвелина рада была бы крикнуть, остановить ее, но не смогла: ее состояние позволяло ей лишь молиться за то, чтобы женщина догадалась обернуться.

И бог услышал ее молитву. Та обернулась и посмотрела на ее балкон, а вглядевшись, всплеснула руками и бросилась назад в подъезд. Далее последовали объяснения, аханья, оханья и неприятная процедура освобождения от скотча. Кожа саднила, Эвелина бросилась в плач. И именно Татьяна в этот момент сунула ей в руки телефон и напомнила, что есть на свете Лариса Котова и неприятные жизненные инциденты именно по ее части.