Уже около десяти вечера, отметила я, посмотрев на часы. На дорогах транспорта почти нет, поэтому до Комсомольского поселка мы добрались минут за двадцать. Валера успел сообщить нам, что все рассказал Родину в машине и даже показал фотографию. Михаил Владиславович сказал, что видит Татьяну Балашову с Виталием впервые, хотя Покровский, по информации Родина, не отличался пуританским поведением и мог встречаться с несколькими женщинами сразу. Бабник был тот еще!
– Валерка, об умершем или хорошо, или ничего, – остановила я Гурьева.
– Думаю, на белом свете найдется немало людей, которые точат зуб на Покровского, – заметил Валерка. – Вот только Родин до сих пор все сокрушается, что не бросился на помощь другу, совершенно забыв о том, что Покровский как раз его и подставил.
Шилов в этот момент резко повернул машину налево так, что ее дернуло, и мы с Валеркой повалились в одну сторону.
– Ты, того… поаккуратнее, – возмутился Валера.
– Это Тульская! Напоролся на что-то! – пояснил Шилов и выключил зажигание. – А вон дом Веденеева. Странно, что даже табличка с номером есть. – Обычная панельная девятиэтажка возвышалась над остальными домами.
– Все вместе пойдем? – с опасением спросила я.
– Конечно, – уверенно ответил Костя. – В случае чего… смогу вас защитить… Уж не сомневайтесь!
Район Комсомольского поселка в этот час был совершенно безлюдным. Впрочем, не совсем. Во дворе дома горел один-единственный фонарь, под которым на лавке сидела в обнимку парочка молодых людей, не обратившая внимания на нашу машину и о чем-то увлеченно беседующая. Тут же мы обнаружили детскую площадку, полуразрушенную временем. На таких качелях даже сидеть-то было опасно, не то что кататься малышне.
Подъезд, в котором покалечили Павлика, мы отыскали сразу же, ориентируясь на номер квартиры. Лифт опять не работал, поэтому нам пришлось подниматься пешком до девятого этажа. На некоторых лестничных площадках освещение отсутствовало, поэтому было как-то жутковато. Мало ли что придет в голову малолеткам, балующимся в подъездах наркотой?!
– Ой, а это, кажется, остатки Пашкиной потери! – воскликнул Валера и поднял с пола какой-то листочек.
Я осмотрелась. На одной из освещенных лестничных площадок в углу валялась растерзанная записная книжка; ее содержимое словно тут же развеял ветер. Пашка при виде такой картины наверняка расстроился бы, я же испытала чувство облегчения. Когда Старовойтов сказал, что у него пропала такая нужная вещь, мне сразу пришло в голову, что ее могли выкрасть намеренно, чтобы узнать, с какой целью Старовойтов забрел в этот подъезд. Теперь я поняла, что это было всего-навсего хулиганство: серьезные бандиты не стали бы прямо здесь потрошить записную книжку. Валера тем временем собирал разбросанные листочки, бубня себе под нос:
– Вот изверги! Странно, что они Пашку на клочки не разорвали, а только слегка по головке ударили. Думаю, малолетки здесь на самом деле баловались наркотой и решили, что наш оператор пришел из ментовки. Чтобы проверить это, они и обшмонали сумку, достали записную книжку, а потом выкинули ее за ненадобностью.
– Не легче ли им было по карманам полазить и найти удостоверение? – предположила я.
– Ирина, ты что?! Одно дело по сумке лазить, а другое – копаться в одежде. Не совсем же они обнаглели… А вот, кстати, и листок с адресом Веденеева. Даже его не утащили!
– Значит, это были хулиганы, – уверенно сказала я с облегчением.
Подтверждением наших опасений послужили и использованные шприцы, лежавшие на подоконнике лестничной площадки между восьмым и девятым этажом. Валерка педантично уложил собранные листы в кожаный переплет и засунул себе в карман.
Железная дверь квартиры Веденеева на девятом этаже оказалась слева. Шилов поднялся к ней первым, но не торопился нажимать на кнопку звонка, прислушиваясь к звукам в квартире. Валера замер рядом с ним.
– Тишина! – прислонился к моему уху губами Гурьев.
– По-моему, где-то работает телевизор! – как можно тише прошептала я.
Валерка опять прильнул к двери Веденеева, потом подошел к соседней. Видимо, звук работающего телевизора доносился именно оттуда, судя по жестикуляции Гурьева. Заодно он проверил и соседнюю квартиру, прислонившись к двери ухом. И вдруг та неожиданно широко распахнулась, и на пороге появилась старушка в теплой пуховой кофте, темном трико, с длинной шваброй в руках. Вид у пожилой дамы был устрашающим.
– Я вам покажу, наркоманы проклятые, как по подъездам шляться! – громко крикнула старушка, выходя на лестничную площадку. – Совсем совесть потеряли! Уже по квартирам шастают! – С этими словами бабушка вскинула швабру и пошла на нас, готовая сражаться. Но, заметив, что мы не намерены оказывать сопротивление, остановилась. – Пошли вон отсюда! Я за вами следила! Прислушивались, кого дома нет, а потом бы замки посрывали! – визгливо кричала старушка.
Мы с Шиловым прислонились к двери Веденеева, Валера же, остановившись напротив бабки, с опасением косился на швабру.
– Извините, но вы нас неправильно поняли, – решилась я объяснить все грозной соседке. – Нам нужен Владимир Анатольевич Веденеев.
Мои слова подействовали на старушку, и она тут же опустила оружие, но тут же, словно опомнившись, опять вскинула швабру.
– А чего по другим квартирам шмонали?
– Наверное, Веденеева нет дома, вот и хотели спросить у соседей, не видели ли его, – ответила я, приврав, что мы уже звонили Веденееву.
– Хм, конечно, не видели, – уже более спокойно ответила старушка. – Владимир Анатольевич здесь уже несколько лет не появляется, пропал куда-то.
– Куда это? – удивилась я.
– А я почем знаю? – хмыкнула старушка, поставив швабру у своей двери. – Он мне не докладывал, а я не спрашивала. Что, мне больше всех надо, что ли?
Соседка уже не опасалась нас, но и не относилась с симпатией: мало ли кто шастает ночью по подъездам… Только вот я засомневалась, что такая любопытная дама не знает, где столько времени пропадает Веденеев. Странным казалось и то, что и в другой квартире сказали, что не видели жильца уже несколько лет. Пять, кажется!
– Хотя нет, – неожиданно вспомнила вдруг старушка. – Был Володька недавно.
– Когда? – внимательно посмотрел на нее Валера.
– Недели две назад, – припомнила старушка. – Приходил с какой-то бабой вечером, а утром они ушли. Он у нее, наверное, и живет.
– Женщина была знакома вам? – уточнила я.
– Нет, – твердо ответила старушка. – Я что, должна всех шалав нашего поселка в лицо знать?
Действительно, вряд ли бабуля могла, с ее-то памятью, узнать спутницу Веденеева, если с трудом вспомнила, что и сам Владимир Анатольевич здесь появляется.
– Хотя та баба не из нашенских была, – вздохнула старушка. – Вся размалеванная, хорошо одетая. У нас таких тут нет.
Валера засунул руку в карман, вытащил фотографию и протянул ее соседке.
– Посмотрите, не эта ли? – попросил он.
Плохое освещение на лестничной площадке не позволило старушке рассмотреть снимок, поэтому она пошла к себе в прихожую, где достала очки и включила яркий свет. На фотографию она смотрела очень долго, а затем молча вернула ее Валерию.
– Ну что? – нетерпеливо спросил он.
– А вам зачем знать? Вы разве из милиции? – проявила осторожность старушка.
– Нет, мы журналисты, – ответила я и протянула свое удостоверение, которое женщина рассматривала с той же дотошностью.
Убедившись в том, что журналистское удостоверение настоящее, она вернула мне его и опять вышла на лестничную площадку, прикрыв за собой дверь и уверенно ответила:
– Она! Только вот прическа другая и одежда, разумеется… А Владимира Анатольевича на фотографии нет. Я же сказала, шалава, путается с мужиками.
– А Веденеев живет один? – уточнила я.
– Жил?.. Один, – вздохнув, ответила старушка. – Ни семьи, ни детей у него нет, насколько мне известно. Была у него одна женщина давно, сожительствовала с ним, но потом они расстались. Не знаю уж, что там между ними произошло, но ругались они часто. Иногда даже и до драк доходило. А теперь он, наверное, у этой живет… с фотографии.
– А как нам найти его, вы не подскажете? – спросила я.
– Не знаю даже, – ответила соседка, задумавшись. – Я о Володьке практически ничего не знаю, а в последнее время и не слышала ничего.
Мы нерешительно переминались с ноги на ногу, не зная, о чем еще расспросить старушку, которая начинала нервничать. Наше присутствие, очевидно, все-таки казалось ей подозрительным. И неудивительно! Шутка ли, держать на лестничной площадке совершенно незнакомых людей среди ночи!
– Спасибо вам большое, – поблагодарила я, и Валера уже спустился на несколько ступенек вниз. – Можно вас попросить еще об одном одолжении?
– О чем это? – заинтересовалась старушка.
– Если Веденеев неожиданно объявится, не могли бы вы мне позвонить по одному из этих телефонов?
Я поспешно записала на листочке бумаги номера домашнего и рабочего телефонов и, подумав, приписала еще номер Шилова в машине. Мало ли где меня можно будет застать.
– Хорошо, – согласилась женщина и захлопнула за собой дверь.
Мы спустились по лестнице до первого этажа и вышли из подъезда. Машина Костика по-прежнему сиротливо стояла у подъезда.
– А не кажется ли вам, что слишком уж много людей скрывается от нас? – задумчиво сказал Валера. – Точнее говоря, очень многих мы не можем найти: Воробьева, Балашову, Веденеева, Покровского тоже… А теперь его вообще убили.
– Интересно, за что? – спросила я, засмотревшись на дорогу перед собой.
Ответа на мой вопрос от коллег не последовало. Шилов уже выехал со двора, и теперь мы мчались по одной из центральных улиц в направлении моего дома. Время уже было позднее, торчать около подъезда Веденеева всю ночь было бы глупо, а вот отдохнуть уже не мешало бы. Я и так весь день на ногах, и нормально даже пообедать не пришлось. А сейчас дома меня, наверное, Володька поджидает и уже что-нибудь вкусненькое изобразил!
– Ир-р, – замурлыкал Валерка, едва Шилов притормозил машину у торца дома. – А ты в гости не пригласишь старого холостяка? Так… чисто из вежливости?..
– Чисто из вежливости такие намеки женщинам не делают в одиннадцать вечера, – ответила я Гурьеву, но, чуть подумав, спросила: – А домой как будешь добираться?
– Автобусы всю ночь ходят, – не сдержал радости Гурьев. – С этим проблем никаких! Что, можно?
Валерка уже поставил одну ногу на землю, высунувшись из машины. Я сделала еле уловимый кивок головой, но Гурьеву этого было достаточно. Валера торопливо вышел из автомобиля, открыл дверцу с моей стороны и даже галантно подал руку. Попрощавшись с Костей, мы пошли к подъезду, завернув за угол.
Тут-то мы и столкнулись с Володькой, который, оказывается, ожидал меня у подъезда, нервно расхаживая из стороны в сторону.
– Ира, ты где так долго пропадала? – строго спросил он и уже более любезным тоном поприветствовал Валерку, к которому относился хорошо.
– Эх, Володя, где мы только не были, – выручил Гурьев. – Сейчас все доложим. Только не здесь…
– Ах да, конечно, проходи, Валер, – переключился на Гурьева муж, открывая дверь подъезда.
По лестнице мы поднимались молча, и я почему-то опять вспомнила о Покровском, труп которого, может быть, до сих пор еще подвешен на крюке у потолка. Поежившись, я прошептала шедшему чуть впереди мужу:
– Володя, а я труп видела.
– Чей? – обернулся он ко мне. – Если ты будешь до полуночи шляться, то, ей-богу, однажды увижу где-нибудь в кустах и твой… трупик.
– Да ты что! Мы же с Шиловым были!
– Ах с Шиловым?! Значит, я тут себе места не нахожу, обзваниваю всех, кого знаю, а ты с ним катаешься! – возмутился Володька.
– Прекрати, – взяла я его за рукав. – Люди уже спят.
– Да я тоже с ними был, – радуясь неизвестно чему, подтвердил Валерка. – Володь, ты зря так кипятишься.
Мы дошли до нашего этажа, и муж, молча открыв дверь, пропустил вперед сначала Гурьева, потом прошел сам, а следом за ним и я.
– Нормальный муж жену бы и на порог не пустил, если бы она с работы в полночь приходила, – пробурчал Володька, сбрасывая ботинки в прихожей.
– А ты не нормальный муж, а любящий, – канючила я, расстегивая пряжку на туфле, и добавила: – И любимый.
Уже в прихожей ощущался запах вкусного ужина, поэтому я нетерпеливо прошла на кухню и заглянула в кастрюли и сковородку на плите. Так! Картошечка готова, но запах не от нее. Заглянув в духовку, я обнаружила слегка остывшую курицу, которая зажарилась до коричневой корочки. Просто и со вкусом!
– Есть хочется ужас как! – нетерпеливо сказала я.
– Сначала руки вымой, – приказным тоном отозвался Володька.
Я послушно поплелась в ванную, вымыла с мылом руки на радость Володьке. Валерка же воспользовался раковиной в кухне.
Через несколько минут мы уже сидели все вместе за столом. Володя расставлял тарелки и чашки, а затем водрузил на стол курицу в румяной корочке.
– Ба! – не удержался от восхищения Валерка. – Такое даже в ресторане не попробуешь!
– Чего же тут такого? – смутился Володька, разрезая сочное мясо ножом и заметно добрея. – Налетайте!
Валерка без стеснения отхватил себе одну из ножек и наложил в тарелку картошки. Мне достались крылышки, которые я любила больше всего. Проголодались мы с Гурьевым ужасно, поэтому уже через четверть часа от курицы остались только косточки и один небольшой кусочек, который никто из нас не решался положить себе в тарелку. С набитым ртом Валера рассказывал мужу о наших злоключениях. Володька слушал не перебивая и только искоса поглядывал на меня. Ничего, через полчасика он сам сделает первый шаг, тогда и поговорим!
– А уже за полночь, – намекнул Гурьеву Володька, посматривая на часы.
– Можно расценивать это как просьбу удалиться? – уточнил Валера. – Мол, поужинал и вали отсюда, а то завтра работать надо.
– Всем завтра работать, а сейчас уже спать пора, что-то я сегодня устала, как никогда! – зевнув, сказала я. – А тебя мы не гоним, просто ты позже уже не доберешься до дома. У нас транспорт, сам знаешь, как ходит.
– Знаю, – вздохнул Валерий. – Но уходить из вашего уютного гнездышка ужас как не хочется.
– Не-е! Ночевать ты не останешься! – Я уже догадалась о намерениях Гурьева. – Так что давай собирайся!
– Даже и чай не попили, – возмутился Валера и взял в руки полную чашку, ему предназначенную.
– Вот допивай и иди, – повелительно сказала я. – Валер, я бы на твоем месте совесть имела, все-таки в гостях так не задерживаются.
Мое замечание не смутило Гурьева: ведь он чувствовал, что я не испытываю к нему неприязни, и если настаиваю на его уходе, значит, и в самом деле хочется спать. Допивая свою чашку чая как можно медленнее, Гурьев обсудил с Володей самые разные темы, начиная от прелестей семейной жизни и кончая футбольными новостями. Когда же сделал последний глоток, я строго посмотрела на него, и он встал, направившись к выходу.
После ухода Гурьева я с еще большей силой ощутила дневную усталость. Володя понял по моему рассеянному взгляду, что ничего, кроме мягкой постели и любимой подушки, мне в данный момент не надо, еще в прихожей подхватил меня на руки и отнес в спальню. Муж даже догадался включить для меня любимую музыку, выбрав последний купленный мною диск Джо Дассена. Разделась я сама в то время, пока Володька наводил порядок в кухне. Усталость окончательно свалила меня, не позволив дождаться мужа, и я быстро уснула под музыку, которая усыпляюще лилась из магнитофона.