Ванцов повел себя немного странно.
Он скосил глаза в сторону, пробурчал что-то себе под нос, а потом спросил у небес, не решаясь, как видно, обратиться ко мне напрямую:
— Почему эта вот девица всегда появляется в нужный момент и в нужное время?
— Это мой дар, — спокойно объяснила я. — Я прихожу, чувствуя на расстоянии, как отчаянно ты во мне нуждаешься.
— Вот и неправда, я совершенно в тебе не нуждался! — горячо возразил бессовестный Ванцов.
— С женщинами так не разговаривают! — возмутилась я. — В женщинах положено нуждаться ежеминутно.
— Так это когда женщины не появляются в квартире только что убитого человека, который был связан с убитым год назад, и не спрашивают этак невинно, что я могу рассказать о том самом человеке!
— Черт! — ошарашенно пробормотала я, не веря в собственную удачу. — Прости, дорогой! Я не знала, что Прохоров…
— Ты не знала? — взревел Ванцов. — Она не знала! Посмотрите на нее! Она, понимаете ли, ничего не знала! Вообще появилась тут случайно! Вот только откуда тогда, крошка, ты знаешь, что убиенного звали Прохоровым?
— А ты сам сказал, — попробовала вывернуться я.
Ну, даже если он не говорил, я могу сослаться на соседей во дворе, так ведь?
Но этого не понадобилось.
Ванцов явно был еще во власти нежных чувств к прекрасной свидетельнице и потому озабоченно посмотрел на меня и хмыкнул.
— Ну, ладно, — кивнул он своей рыжей башкой. — Попытаюсь поверить тебе. Может быть, с моих неуправляемых уст и слетело это имя. Но все равно я требую объяснить, почему ты вдруг заинтересовалась Дындой!
— А тайна следствия? — улыбнулась я.
— Вот и не получишь интересующих тебя сведений, — проворчал Ванцов. — У меня тоже тайна на тайне сидит и тайной погоняет…
Он сделал вид, что уходит.
Ага, дам я тебе уйти! И останусь в идиотском положении — вместо проницательной, героической Саши явится пред очи высокомерной Лизы растерянная и обремененная неудачами?!
Ни-ког-да!
— Лешенька, — ласково позвала я.
Он остановился, хотя уже открывал дверцу машины.
— Лешенька, а если я тебе расскажу про тайну моей клиентки, ты…
Он обернулся.
Боже, сколько нежности, наивной растерянности вложила я в свой взгляд! И каменное сердце растопилось бы!
Он тяжко вздохнул, поняв, что сопротивление бесполезно, и кивнул:
— Садись. Поехали. Поговорим у нас, у меня времени нет.
— Вау! — Я чмокнула Ванцова в щеку. — Только сделаю один звоночек, ладно?
— Звони, — милостиво разрешил Ванцов. — Если, конечно, ты звонишь не в ФБР.
— Ну, что ты, — отмахнулась я. — У меня, понимаешь ли, с Америкой отношения дипломатические слегка разладились. Так что оплачивать международные звонки тебе не придется!
* * *
Тамара схватила телефонную трубку сразу, только раздался первый звонок.
— Алло, — проговорила она.
— Тамара Николаевна? Вы меня, ради бога, простите, но я никак не могу пока приехать. Вы сможете подождать еще некоторое время?
— Сколько? — спросила Тамара, оглядываясь на часы.
В принципе времени у нее было много. Или ей только казалось? И из темноты уже нацелен на ее сына и на нее курок?
Она усмехнулась.
Откуда она знает, сколько у них осталось времени?..
— Я надеюсь управиться за час.
— Что-нибудь случилось?
— Да не у меня… Понимаете, мой друг работает в «убойном» отделе, а я иногда им помогаю. Тут произошло ЧП с одним режиссером…
Она невольно затаила дыхание.
Только не выдать своего волнения!
— Вы не беспокойтесь, Саша! Думаю, я вполне могу подождать вас час-полтора…
— Спасибо. А то с этим Прохоровым пока загадок больше, чем отгадок…
О, как она была благодарна небесам, что позвонила заранее!
В ее голосе, ровном и бесстрастном, не было никаких лишних эмоций.
— Да, я понимаю. Бедная девочка, как вам трудно приходится!
— Ничего, терпимо…
* * *
— Ничего, терпимо, — сказала я и положила трубку.
Черт!
Или она уже знала о Прохорове, но откуда?
— Лешка, пока ты там был, никто не звонил?
— Да звонили без конца, — сказал Лешка. — У этого Прохорова знакомцев, как собак нерезаных…
— Значит, она могла знать об этом. Позвонила, и твоя мамзель ей все выложила… Господи, Леш, когда вы будете внимательнее относиться к телефонным звонкам?
— Они все записывались, — холодно бросил Ванцов. — Вообще, Сашенька, знаешь, что меня иногда доводит до белого каления?
— Нет, — покачала я головой. — Впрочем, попробую догадаться… Юные нахалки, указывающие тебе, как работать.
— Сообразительная… Почему, кстати, ты так разъярилась из-за этих звонков?
— Потому что сейчас эта моя клиентка ничем не обнаружила, что знает Прохорова. Ты сказал, что Прохоров был связан с Дындой тесными узами. Не может тогда быть, чтобы его жена ничего о господине Прохорове не знала!
— Нет, не может, — согласился Ванцов.
— А тогда у нас получается, что Тамара Николаевна уже была осведомлена о смерти Прохорова!
— Ну, сейчас приедем, проверим, — кивнул Ванцов.
— А какой смысл скрывать? Если бы ты услышал о моей смерти…
— Тьфу, Сашка, типун тебе на язык!
— Да я к примеру… Наверное, ты бы не стал делать вид, что фамилия Данич тебе ничего не говорит?
— Ну, Данич не Прохоров… Прохоровы — распространенная фамилия!
— Ага, — согласилась я. — И все-таки, памятуя о знакомом тебе Прохорове, ты бы поинтересовался, не тот ли это самый Прохоров, который был тебе неплохо знаком?
— Сашка, чего ты привязалась к этим Прохоровым? Ты подозреваешь свою Дынду в убийстве?
— Ни в чем пока я ее не подозреваю, но… Мне кажется, ее страх за свою жизнь и убийство Прохорова могут иметь между собой связь!
Ванцов был всецело поглощен дорогой. Поэтому он коротко и равнодушно бросил:
— Может.
И все. Нет, Данич, тебя сегодня окружают черствые, равнодушные люди! Никто не хочет облегчить тебе задачу, никто не собирается протягивать руку помощи! Даже близкие друзья делают вид, будто им ничего не известно… Ну, да ладно! Сама справлюсь… Мы подъехали к мрачному серому зданию и вышли из машины.
На улице опять начинался дождь. Я поежилась, пытаясь спрятаться от холодных капель.
— Беги быстрее внутрь, — легонько подтолкнул меня Ванцов. — А то простудишься, и твой босс меня убьет, поскольку я лишу его талантливой сыщицы!
— Не убьет, — вздохнула я. — У нас теперь талантом считается Лиза… Моей пропажи он и не заметит!
* * *
Сегодня Каллистратов выжимал из себя у станка все дурные мысли. Все страхи. Все негативные эмоции…
Как будто это было можно выжать бесконечными батманами!
Нога взмывала вверх, рассекая пространство. Опускалась и снова, снова, снова — миллиард раз.
Он не чувствовал усталости. Перед глазами в тумане догадок всплывала та картина.
Когда он понял это?
Неужели все связано именно с этим нелепейшим случаем, в котором он был виноват меньше других?
Я был в этом не виноват!
Все равно никто это не слышит. Батман! Как выстрел. Сегодня или завтра тебе предстоит шагнуть в смерть, а? Владик, твое красивое тело будет гнить.
Интересно, прошибла бы сейчас Каллистратова такая волна ужаса, будь его тело не так превосходно скроено?
Он закончил «дрессировку» и теперь стоял под душем. Теплые струи воды стекали по четко вылепленным мускулам.
Где-то в отдалении разговаривали. Два голоса. Мужской и женский. Женский голос был хрупким, нежным, как у Нины.
Ни-на…
Надо же, все происходит именно сейчас. Сейчас, когда он встретился с этой хрупкой девочкой!
Он вспомнил ее распахнутые глаза и вздрогнул. Теперь он понял, на кого была похожа Нина.
— Черт побери, — озадаченно пробормотал он, потирая ладонью щеку. — А если это…
Да нет, прогнал он непрошеные мысли. Совпадение это случайное, не более того!
Он вышел на улицу.
Пустынный переулок, по которому надо сделать несколько шагов. До шоссе.
А там проголосовать — и через пять минут ты в театре.
Обычная его жизнь. Раньше его раздражала эта обыденность — хотелось чего-то более яркого, насыщенного. Хотелось ухватить жизнь за жабры. И вот сейчас, когда кто-то стоял за его спиной, как смерть, — он так полюбил свою жизнь, что был бы рад вернуть все с самого начала. Переиграть, чтобы не было той истории, настолько давней, что он почти забыл ее, и жить скромно, тихо, спокойно.
О, если бы это было возможно!
Он шел медленно, слегка наклонив голову, и считал шаги.
В театре он будет в полной безопасности.
* * *
Конечно, посвящать полностью Ванцова в свои тайны я не собиралась.
А теперь эта история меня ужасно заинтересовала.
И даже не то, что убиенный Прохоров был знакомым моей Дынды, а другое.
Почему она предпочла об этом факте умолчать?
Мы прослушали записи звонков, и я без труда определила, что один из голосов принадлежал моей Тамаре Николаевне — этакое глубокий контральто.
«А Леонид дома?» — «Его больше нет…» — «Как?!»
— Послушай, а тебе не кажется странным, что она не спросила — что же с ним случилось? Она повесила трубку… То есть она предполагала нечто подобное?
— Сашенька, это мог быть самый примитивный шок, — резонно возразил Ванцов.
— Ну, предположим, шок. Но потом звоню я, и она делает вид, будто имя Прохорова ей совершенно незнакомо. Нет, Лешка! Она что-то знает и не хочет это обсуждать.
Я вытянула из пачки сигарету.
Закурив, отследила путь дыма к потолку и попросила Ванцова поведать мне об убийстве Василия Дынды.
— Я сейчас в подробностях вряд ли вспомню, надо посмотреть в архиве.
— Но убийцу поймали?
— Смеешься ты надо мной, Данич! — фыркнул он. — Это была чистой воды заказуха, и где у нас заказуху раскрывают? Убили. На пороге родного дома. Когда выходил из машины. Сработали четко, шума никто не слышал. Глушитель, сама понимаешь…
— Если вдуматься, Прохорова тоже убили из пистолета с глушителем, — задумчиво сказала я. — Никто ведь ничего не слышал, а?
— А музыка? Она так орала, что никто бы и не смог ничего расслышать.
— А как убийца оказался в квартире?
— Следов взлома обнаружено не было. Ключи тоже не теряли, по крайней мере, Римма так утверждает. Но тебя-то ведь Дында интересует? Или я не понял?
— Если Прохоров был знакомым Дынды, получается, что его личность мне тоже интересна, — нагло ответила я.
— А почему, кстати, мадам Дында обратилась к тебе?
Вот он удивится, если я сообщу ему, что Прохоров тоже обращался! Только не ко мне, а к Лизе Борисовой!
— Преследование ей мерещилось, — ответила я, продолжая раздумывать, надо ли говорить Лешке, что Прохорова преследовали тоже. — Сначала я отнеслась к ее бредням без должного серьеза. Но теперь, в свете новых событий, придется пересмотреть свое чересчур легкомысленное отношение к Дындиным бедам… А то ее тоже убьют, и буду потом век чувствовать себя виноватой.
— А если подробнее?
— Ну, ладно, — решилась я. — Дынду мою кто-то преследует. Какой-то тип в белом плаще, впрочем, сейчас потеплело, он может переодеться… Ему лет около сорока пяти — пятидесяти, на вид очень интеллигентен и знает некий непонятный язык, на котором иногда склонен поговорить с объектом преследований.
— Как это?
— Однажды она не выдержала и спросила, что ему надо. Он что-то ответил не на русском языке. И не на английском. У меня есть предположение, что он сказал что-то на мертвом языке, но вот на каком… Я бы сказала, что это была латынь, потому что иначе придется предположить, что мы имеем дело с каким-нибудь сумасшедшим египтологом или вообще с жрецом храма Диониса, который помер лет тысячу назад… Латынь еще более-менее ходовой язык.
— Ну, так выясни. Это скорее всего филолог…
— Ага, — усмехнулась я. — У нас, дружочек, не так уж мало этих самых филологов, а есть еще медики. Они тоже знают латынь. Я буду обречена праздно шататься среди филологов и медиков до конца своих дней. Ах, забыла! Еще есть историки. Они тоже, представь себе, неплохо шпрехают по латыни! А вдруг этот тип вообще инженер-гальваник, просто увлекся не на шутку латынью? Да и латынь ли это? Может, вообще старославянский?
— И что ты собираешься предпринять?
— Ну, для начала попробую все-таки вызвать госпожу Дынду на откровенность, — вздохнула я. — А вот если не получится…
Я все-таки хотела бы надеяться, что получится. Потому что разыскивать неизвестного в толпе высокоинтеллектуальной публики мне совсем не хотелось!
* * *
Каллистратов не любил дождь. А сегодня, как назло, с самого утра моросил дождь. И от этого на улице было темно, как в сумерках.
Он ускорил шаг, проклиная собственную забывчивость — за всеми этими историйками, достойными пера Гастона Леру…
Черт!
Он остановился.
Гастон Леру?
Почему он вспомнил о «Призраке оперы»?
Дождь, обрадованный тем, что жертва застыла на месте, усилился. Струи стекали по щекам Каллистратова, забирались за воротник.
Стены театра намокли и стали серыми. Улица была пустынна.
От размышлений Каллистратова отвлек стук знакомых каблучков. Где-то за спиной.
Нина…
Он закрыл глаза. Рядом с Ниной он казался себе чудовищем из сказки. Маленькая светловолосая девочка с нежными глазами и трогательными завитками волос… А рядом — он, стоимость кассеты и два часа удовольствий. Урод. Очень хорошая партия для маленькой дурочки Нины. И ведь пробралась эта дурочка в остатки души, черт бы ее не видал! Без нее было бы спокойнее…
Он обернулся и застыл, пораженный.
Нина разговаривала с каким-то человеком, странно и смутно знакомым.
Он пытался вспомнить, где он его видел совсем недавно и этот человек точно так же напугал его, хотя теперь на нем был светлый плащ.
Ах, да… В кафе. Его испугал взгляд этого человека, потому что он смотрел прямо на Каллистратова и в этом взгляде была ненависть.
Нина махнула ладошкой в сторону проспекта и быстрыми шагами пошла к черному ходу.
Каллистратов приостановился, чтобы дождаться ее.
— Влад!
Он обернулся.
— Профанум вульгус, — услышал он тихий, вкрадчивый голос.
Он взмахнул руками, будто пытаясь закрыться от этих слов, от человека, который сейчас приближался к нему.
— Ни-на, — прохрипел он, пытаясь ухватиться за нее, как за жизнь.
Нина скорее угадала, чем услышала, и застыла.
— Помогите, — беззвучно прошептала она.
Влад Каллистратов падал прямо на ее глазах, будто вдруг подскользнулся и не за что было удержаться.
Она по инерции рванулась в его сторону, чтобы помочь ему, но застыла как вкопанная. Стояла и смотрела, удивляясь тому, что ей его так жалко, хотя и не должно бы быть жалко, потому что… Она оглянулась.
Как по мановению волшебной палочки все исчезли, и никого не было.
Она снова посмотрела на Влада.
На его куртке, там, где сердце, расплывалось красное пятно…