Следующий день, в общем, не обманул моих ожиданий и во многом явился переломным в этом деле. Он был тяжелым и бесконечно долгим и вполне мог послужить основой для какого-нибудь детектива, поскольку в нем было почти все, что присуще этому жанру.

И начинался он, как это часто бывает в детективах, обыденно и спокойно. Утром я встала пораньше, не дожидаясь Ирки, корчившей себе рожи в ванной перед зеркалом, пожарила себе и ей яичницу с ветчиной и помидорами и, скоренько натянув на себя джинсы и футболку, стала оперативно краситься у зеркала в прихожей.

Я уже наложила тушь на ресницы и докрашивала губы, когда вышедшая из ванны Ирка с удивлением спросила:

– Куда это ты в такую рань?

– Ирочка, солнышко, – затараторила я, – предлагаю тебе утренний обмен: там на плите пожаренная, как ты любишь, яичница. Помой за меня посуду, пожалуйста.

– А ты что, очень спешишь? – подозрительно спросила Ирка.

– Да, в девять за мной заедут.

У Ирки стало такое лицо, как будто я совершила страшное предательство. Как – за мной кто-то по утрам заезжает, а она ничего об этом не знает? Ирка, обиженно поджав губы, развернулась и отправилась в кухню. Даже ее походка выражала кровную обиду.

– Пожалуйста, – бросила она на ходу. – Мне не сложно, я помою, я и обед сготовлю. – И, обернувшись на пороге кухни, она добавила: – Но иногда можно и объяснить своей подруге, куда ты собираешься и кто это за тобой заезжает с утра пораньше?

Я глянула на наручные часы: было без пяти девять.

– Ирочка, у меня совершенно нет времени. Я тебе вечером все объясню, – сказала я, натягивая кроссовки. – Я просто сегодня решила пофотографировать на природе и один добрый человек взялся меня подвезти.

– Добрый человек, – саркастически повторила Ирка. – Ты хоть презервативы-то не забыла, юная натуралистка?

Я схватила сумку с фотоаппаратом и, в сердцах вскинув ее на плечо, буркнула:

– У тебя только одно на уме.

– Я неизвестно с кем на машине по лесам не шастаю, – крикнула она мне вдогонку, когда я уже выходила из квартиры.

Выйдя из подъезда, я увидела, что моя гвардия уже в сборе. Оба бойца лучезарно улыбались. Машина была помыта. День был солнечный. Ирка на балконе наверняка с завистью смотрела, как я сажусь в автомобиль вместе с молодыми людьми.

«Эх, еще тачку бы покруче, – подумала я, уже сидя в машине, – тогда бы был полный апофеоз».

Петр повернул ключ зажигания, машина крякнула, затем затарахтела и наконец завелась. Петр выехал со двора и спросил:

– Куда едем?

– В городскую милицию, – ответила я.

– Сдаваться? – усмехнулся он.

– Нет, пока еще рано, – серьезно сказала я. – Попробуем выяснить, что представляет собой наш вчерашний лысый незнакомец.

– А, ну-ну, – протянул Петр.

По дороге я спросила у Артема:

– Ну как тебе спалось дома в кровати? После лавки не слишком ли мягко было, да и душно, наверно? Небось ворочался всю ночь?

– Издевайся, издевайся, – хмуро посмотрел на меня Артем. – Я уж вчера от папаши наслушался, на неделю вперед хватит.

– Что, студент, папашка за уши оттаскал и в угол поставил? – не мог не съязвить в адрес Артема Петр.

– Его папа в угол не ставит. Его папа сразу в КПЗ может посадить.

– Не понял, – Петр удивленно посмотрел на меня.

– А ты не знаешь? – сказала я. – Папа у нашего Темочки районный прокурор.

Петр аж притормозил от неожиданности.

– Да ну, – удивился он, взглянув на Артема в зеркало заднего вида, и посетовал: – А я ему вчера чуть по башке не дал!

В душе я надеялась, что, выдав Петру эту информацию, несколько поуменьшу его агрессию в отношении Артема.

Мы подъехали к зданию ГУВД, я вышла из машины и, войдя в управление, поднялась на третий этаж. Капитан Маслаков, сорокалетний мужчина с пышными рыжими усами и веселым взглядом, был на месте и, увидев меня, очень обрадовался.

– Олечка, зайка моя длинноногая, неужто ты? Небось за информацией для своей малотиражки?

– Ага, – кивнула я. – За информацией, но только на сей раз для себя лично.

– Для себя лично? – переспросил капитан.

Он состроил серьезнейшую физиономию, взял со стола фуражку и водрузил ее на голову. Сурово посмотрел на меня и отчеканил:

– Олечка, да я в лепешку расшибусь, я задницу порву на британский флаг, но твою личную просьбу уважу.

– Это с вашей-то сидячей работой остаться без задницы, – пошутила я в ответ на ерничество капитана. – К тому же просьба у меня маленькая, таких жертв не требующая.

– Какая? – оживился Маслаков. – Я к твоим услугам!

– Человека найти надо по номеру его машины, причем неполному.

Маслаков прекратил ломать комедию, снял фуражку, положил ее на стол и, тяжело вздохнув, сказал:

– Эх, Олечка, ну ты же знаешь, что такие сведения просто так посторонним людям не даются.

– Ну пожалуйста, – заканючила я, – мне очень надо. В конце концов, я же не посторонняя. Это моя личная просьба.

– Это я уже понял, – сказал капитан, подкручивая ус. – Зачем он тебе?

– Да, понимаете, он меня подвозил недавно, – сказала я. – Мы с ним разговорились.

– Да? – снова оживился Маслаков. – Ну-ну, рассказывай, что там у вас дальше было?

– Да ничего особенного, – разочаровала я его. – Я вышла из машины и забыла сумочку. А в сумочке этой были важные для меня фотопленки. Ну и денег немного.

– Что же это за фотопленки такие, – хитро улыбаясь, спросил капитан, – что ты их через милицию ищешь?

– Да ничего особенного, – сказала я. – Так, просто личные снимки.

– Да уж, – скептически прищурился капитан. – Смотри, лапонька, доснимаешься ты.

– Дофотографируешься, – поправила я.

– Я и говорю, – сказал он. – Ладно, давай свои координаты извозчика, пока он твои пленки не проявил или не выкинул.

Я протянула ему листочек, где были записаны цифры номера, марка и цвет автомобиля.

– И это все? – спросил капитан.

– Да, все, что удалось запомнить.

– Ладно, – проговорил капитан, – зайди завтра или позвони. Может, что-нибудь и будет известно.

– А сейчас нельзя? – спросила я.

– Сейчас мне некогда, – ответил он. – У меня сегодня планерка в областном УВД.

Я подумала, что завтра будет еще не поздно, и с деланным тяжелым вздохом сказала:

– Ну ладно, спасибо и на этом.

Попрощавшись с капитаном Маслаковым, я вернулась к ожидающим меня сподвижникам и, усевшись в автомобиль, бодрым голосом произнесла:

– Ну что, мальчики, поехали в брачное агентство.

К некоторому своему удивлению, я обнаружила, что мне стала нравиться моя нынешняя руководящая и направляющая роль. Я вошла во вкус детективной работы, тем более что пока от меня ничего особенного не требовалось и никаких ситуаций, сулящих неожиданности и опасности, на горизонте не виделось. Мои же, если можно так выразиться, сослуживцы – один по доброй воле, другой по обязанности – были весьма исполнительными молодыми людьми и особых хлопот мне не доставляли, если не собачились друг с другом.

Петр притормозил у десятиэтажной «свечи», в которой находилось брачное агентство, и поставил машину так, чтобы хорошо был виден вход в здание. Еще подъезжая к нему, мы заметили, что маленькая белая иномарка, принадлежащая Римме Михайловне, стоит на стоянке перед зданием.

– И что теперь? – спросил Артем.

– Теперь, – повторила я, устраиваясь поудобнее и вытягивая ноги, насколько это было возможно, – теперь ждем-с.

– Чего? – не понял он.

– Директрису, – пояснила я. – Когда она выйдет, мы поедем за ней в очередное путешествие по городу.

– Эх, и интересная же работа, – коротко прокомментировал он. – Если вам за нее еще платят, то покажите мне этих дураков.

– Успокойся, – сказала я, – лично мне за нее ничего не платят. Сходи-ка лучше за пепси-колой и бутербродами, все равно сидишь без дела.

– Ну конечно, – огрызнулся он, вылезая из машины. – Зато вы, я смотрю, очень заняты.

Мы с Петром в этот момент откидывали спинки сидений, чтобы поудобнее расположиться. Через пятнадцать минут Артем вернулся с горячими гамбургерами в пакете и несколькими бутылками колы. Мы стали медленно и лениво потреблять принесенную снедь.

Ждать пришлось довольно долго. Артем успел еще два раза сбегать за колой. Все мы по разу сходили по естественной надобности в туалет десятиэтажки. Пытались, чтобы скоротать время, играть в словесные интеллектуальные игры, но безуспешно, так как Петр был не силен по их части. Я же, в свою очередь, категорически отказалась играть в карты, ни на щелбаны, ни на деньги, ни тем более на раздевание, хотя стояла тридцатиградусная жара.

Во второй половине дня начал назревать бунт на корабле. Артем отказался идти за прохладительными напитками. Он заявил, что бегал уже три раза, и напомнил, что он здесь в качестве не гарсона, а юриста. Петр машину покинуть не мог, так как был за рулем, а я не могла пойти за колой в силу своего начальственного статуса, так что мы все, разморенные жарой, остались дремать на своих местах, вполглаза приглядывая за подъездом.

В пять часов раздалась команда свистать всех наверх: из подъезда вышла Римма Михайловна, или просто Римма, как я ее про себя называла. Она быстро спустилась по парадным ступенькам и, открыв дверь своего автомобиля, уселась за руль. Мотор ее тачки, в отличие от нашего, завелся с пол-оборота, и она, выехав со стоянки, ловко влилась в поток автомобилей.

Петр не отставал, однако сегодня я попросила его вести себя на дороге скромнее и не провоцировать своими действиями водителей других автомобилей на гневные реплики в наш адрес. Петр спокойно вел машину, держась метрах в двадцати от автомобиля Риммы, тем более что на сей раз основная часть маршрута директрисы проходила по проспекту Ленина – одной из самых оживленных магистралей города, на которой особенно и не разгонишься.

Через некоторое время автомобиль Риммы свернул с проспекта Ленина на улицу Валдайскую и по ней уже более резво помчался по направлению к студгородку. Да, именно в студгородок, к моему удивлению, направлялась Римма. Вскоре я поняла, что здесь у нее была назначена встреча. Точнее сказать, на обочине автодороги, недалеко от общежития медицинского института ее ждал какой-то молодой человек. Я успела заметить, что он невысок, худ, кучеряв, одет в синие джинсы и белую тенниску с длинными рукавами, а на ногах у него были кроссовки.

Римма притормозила около него, и молодой человек тут же сел к ней в машину. Минут десять они просто сидели в машине и о чем-то говорили, причем я заметила, что молодой человек слегка наклонился к Римме, положив левую руку на ее сиденье. На это время, чтобы нас не засекли, Петр был вынужден остановиться около киоска и сделать вид, что покупает сигареты. Наконец автомобиль Риммы заурчал и тронулся с места. Петр мгновенно вскочил в машину и поехал вслед за ними.

– Куда это они, интересно? – спросил Артем минут через пять.

– Я думаю, за город, – ответил Петр.

Действительно, автомобиль Риммы ехал в направлении «Березиной речки», одного из популярных загородных мест отдыха тарасовцев, изобилующего дачными кооперативами. Неожиданно я заметила, что Петр, нахмурившись, поглядывает в зеркало заднего вида.

– Что-то случилось? – спросила я его.

– Нет, ничего, – ответил он, – просто мне показалось…

– Что именно?

Он еще раз глянул в зеркало.

– Мне кажется, вот этот бежевый «жигуленок», что едет за нами, я уже видел.

– Где? – поинтересовалась я.

– Сегодня на стоянке у высотной «свечи». К тому же, в этом я, правда, не уверен, мне показалось, что и вчера эта же «шестерка» вырулила со стоянки вслед за нами, когда мы погнались за Риммой.

– Ты хочешь сказать, – произнесла я, пораженная услышанным, – что за Риммой, кроме нас, еще кто-то следит?

– Похоже на то, – кивнул Петр.

– А что ж ты нам раньше этого не сказал, секьюрити недоделанный? – взвился на заднем сиденье Артем.

– Я был не уверен, – пробубнил, оправдываясь, Петр. – Я и сейчас до конца не уверен. Но как только Римма остановилась у студгородка, они вместе с нами тормознули у дороги и полезли в мотор. А потом, когда мы с Риммой тронулись, они тоже покатили за нами.

На несколько секунд в салоне воцарилась тишина. Прервал ее Артем, заметив с некой растерянностью в голосе:

– Жить становится веселее. Вот теперь мы уж точно вляпались во что-то серьезное.

Был летний вечер, и истомившиеся от жары горожане устремились за город. Машины длинной вереницей, словно нанизанные на одну нить, тянулись друг за другом по узкой загородной дороге. То и дело некоторые из них сворачивали с шоссе на проселок. Пришла пора это сделать и нам. Римма мигнула правым габаритным огнем и свернула на проселочную дорогу, в начале которой стоял указатель «Дачный кооператив «Медовый».

Как только мы свернули вслед за преследуемой нами парочкой, я тут же развернулась и стала следить, не появится ли на повороте бежевая «шестерка», о которой говорил Петр. Через несколько секунд я увидела, что бежевый «жигуленок» также свернул на проселочную дорогу. Мой телохранитель был прав – за Риммой следили не мы одни. Приглядевшись, я заметила в машине троих человек. Однако «жигуленок», ехавший за нами, не стал въезжать в кооператив, свернул на грунтовку недалеко от него и скрылся за деревьями. Мы же последовали за Риммой и засекли, у какой из дач остановилась ее машина. После этого Петр, проехав мимо Римминой дачи, свернул на соседнюю улицу и там притормозил.

– И что теперь? – спросил он.

«Не знаю», – чуть было не ответила я, но, решив не опускать моральный дух своих бойцов и не терять лицо командира, решительно сказала:

– Будем ждать темноты.

– А потом что? – спросил Артем.

– А потом вы будете ждать меня. А я пойду навещу Римму в ее даче, – ответила я.

– Долго ждать-то? – не унимался Артем.

– Сколько надо, столько и будете ждать, – твердо заявила я, пытаясь утвердить имидж строгой начальницы.

– Может быть, тогда отъедем из кооператива, чтобы дачникам глаза не мозолить, – предложил Петр.

– Разумно, – милостливо заметила я. – Только надо сделать так, чтобы мы не оказались рядом с этой бежевой «шестеркой».

Петр выехал с другой стороны кооператива и остановил нашу машину в лесочке, недалеко от дач. Я посмотрела на часы: было около семи. До наступления сумерек как минимум два часа.

– Там какая-то речка блещет, – подал идею Артем. – Может, пойти искупнуться, а то очень жарко.

– Идея неплохая, – отстраненно произнес Петр, методично постукивая своими толстыми пальцами по рулю.

Но, однако, оба остались сидеть на местах. Я с удовлетворением пришла к выводу, что господа ждут моего согласия.

– Идите купайтесь, я не хочу, – произнесла я безразличным тоном.

Артем и Петр без лишних сборов поднялись и отправились в сторону речки.

Отпустив «солдат» купаться, я всерьез задумалась. Зачем, собственно, я приперлась за Риммой сюда, на ее дачу, и каков план моих дальнейших действий? Еще вчера, когда я пришла к выводу, что Римма – наркоманка-кокаинистка, у меня в подсознании родился план. Я решила попробовать поймать Римму «в объектив» в момент потребления наркотиков. Пожалуй, на даче сделать это было легче, нежели в условиях городской квартиры. К тому же Римма приехала сюда не одна, а с мужчиной. Если они любовники, можно также попробовать заснять их в постели. В общем, я хотела получить хоть какие-то козыри в руки для дальнейшей борьбы с шантажистами.

К девяти часам вечера, окончательно уверившись в необходимости намеченных мной шагов, я отправилась на дачу к директрисе брачного агентства. К этому времени Петр и Артем уже вернулись с речки и ужинали печеньем, купленным Петром в придорожном ларьке. Оба порывались пойти со мной, но я им категорически запретила: такая большая компания могла привлечь излишнее внимание дачников.

Я прошла дачными улочками и, очутившись на нужной мне, пошла медленней, издалека присматриваясь к интересующей меня даче. Иномарки на улице уже не было видно, Римма загнала свою машину на участок. Значит, я не ошиблась: она приехала сюда с ночевой. Уже подойдя вплотную к даче, я оглянулась по сторонам: на улице никого не было видно. Сумерки и комары загнали людей в дачи, и, видимо, большинство из них, поужинав, смотрели на своих переносных телевизорах какой-нибудь мексиканско-итальянский сериал.

Я нашла в заборе наиболее удобное место (чтобы не было кустов розы или крыжовника) и, изловчившись, одним прыжком перемахнула через него. Подняв с земли сумку с аппаратурой, которую я предварительно аккуратно перекинула через забор, я отправилась в глубь сада, к даче.

Сад был старый, деревья большие, с толстыми стволами и с пышными кронами. В разных частях сада густо росли кусты малины, смородины и крыжовника. Я подобралась поближе к дому и из-за кустов малины заглянула в окно.

Окно было открыто, и я услышала звуки музыки. Свет горел лишь на первом этаже, оттуда же доносились приглушенные голоса – мужской и женский. Однако я никого не увидела: комната, которая мне была видна в окно, являлась кухней.

Я обошла дом с другой стороны, обогнув при этом глухую стену. На сей раз в распахнутое окно – видимо, жара брала свое, а кондиционером дача оборудована не была, – я увидела довольно просторную комнату. В центре ее стоял диван, рядом с ним – невысокий столик, похожий на журнальный.

На диване сидели Римма и ее молодой бойфренд из студгородка. При ближайшем рассмотрении парню было не больше двадцати двух. На столике разместились бутылка вина, несколько тарелок с закусками, пара вскрытых банок рыбных консервов. Все это я прекрасно разглядела в мощный объектив фотоаппарата. На сей раз мне удалось пристроиться за толстым стволом яблони.

Однако я не просто рассматривала – я защелкала фотоаппаратом, поскольку было уже что запечатлять. Правда, пока это относилось скорее к легкой эротике, постепенно набирающей свои обороты. Молодой человек и Римма сплелись в объятиях, активно лобзая друг друга, при этом парень ловко и шустро запускал руки Римме то под блузку, то под юбку. Однако продолжалось это недолго. Римма оторвалась от своего визави и, разлив вино по бокалам, произнесла какой-то тост. За звуками музыки я не расслышала, о чем они говорили. Выпив вино, парочка воздала должное закускам. Это было не очень интересно и даже вредно, поскольку у меня засосало под ложечкой: я не ела уже достаточно давно. Кроме того, стали одолевать комары. Майка у меня была короткая, и уже через полчаса стояния мои руки и шея были искусаны этими тварями.

Выручил меня любовник Риммы, точнее сказать, отвлек, учинив маленькое порно-шоу. Молодой организм, к тому же подкрепленный вином и пищей, потребовал своего. Засунув кусок сыра в рот и еще не прожевав его, парень решительно завалил Римму на спину и перешел в бурное наступление. Уже через пять минут Риммина одежда была разбросана по комнате, и она, совершенно нагая, подверглась яростной сексуальной атаке со стороны «кучерявого». Эмоций было море. Оба, постанывая, покрякивая, подвывая и покусывая друг друга, сплелись в неразрывное целое, название чему – сексуальный экстаз.

Все это время я периодически щелкала затвором, стараясь, чтобы на снимках были хорошо видны лица Риммы и ее любовника. Кадров получилось немного, поскольку обилием любовных поз парочка не впечатляла, чего не скажешь об интенсивности сексуальных отношений.

Минут через пять это все закончилось: то ли парень был слишком тощий, то ли слишком горячий, однако он потратил больше сил, нежели Римма. Та выскользнула из-под него и, оставив его лежащим на диване, удалилась в соседнюю комнату. Явилась она оттуда минут через пять, запахивая халат. Вид у нее был не слишком удовлетворенный. Она пихнула бедром своего кучерявого избранника и, подвинув его и усевшись на диван, налила себе еще вина.

Осушив бокал, Римма достала из кармана халата какую-то маленькую металлическую коробочку и открыла ее. Сдвинув тарелки, она высыпала на полированный столик небольшое количество белого порошка и крышечкой коробочки аккуратно разровняла порошок по поверхности стола. Наклонившись над столом и зажав пальцем одну из ноздрей, Римма стала через вторую втягивать в себя вместе с воздухом кокаиновый порошок. Потом, поменяв ноздрю, вдохнула весь оставшийся на столе кокаин. Глаза ее увлажнились, и она, откинувшись на спинку дивана, блаженно закрыла их.

Любовник Риммы, находясь в посторгастическом состоянии, лениво наблюдал за ней. Поняв, что его партнерша предалась иному виду удовольствий, он встал, прошелся голышом по комнате и поднял с пола свои джинсы. При этом он снова поразил меня, на сей раз размерами своего «мужского достоинства». На фоне густой растительности, покрывающей его тощее тело, член смотрелся словно большая рептилия, вылезающая из зарослей кустарника. Похоже, рост и развитие парня пошли «в корень».

«Кучерявый» достал из карманов джинсов несколько пакетиков с белым порошком и бросил их на стол перед Риммой. Она открыла глаза и посмотрела на него с максимальным вниманием, на которое она была способна. Парень что-то сказал ей. Римма тяжело вздохнула и приподнялась с дивана. Она дотянулась до сумочки, стоявшей на полу под столом, и вынула оттуда бумажник. Отсчитав почти все имеющиеся в ее распоряжении купюры, она отдала их своему любовнику. Он засунул деньги в карман джинсов, а она положила пакетики с порошком в сумочку. Видимо, «кучерявый» был не только сексуальным партнером, но и поставщиком. Сделка состоялась – Римма приобрела очередную порцию кокаина.

Все это я сфотографировала и решила, что теперь у меня достаточно материала для того, чтобы наехать на Римму и обменяться с ней компроматами. Однако в этот вечер было еще что запечатлеть на пленку, правда, скорее в информационно-познавательных целях. «Кучерявый» что-то сказал Римме, и та вернула ему парочку пакетиков с порошком из сумочки. Он взял их и скрылся в кухне. Появился он минут через десять. В руках у него была тарелка со взбитой белой смесью, напоминающей что-то среднее между манной кашей и пивной пеной. В другой руке он нес соломинки для коктейлей. Оба взяли по соломинке, засунули их в эту массу и стали с помощью них втягивать носом «кокаиновые сливки». Похоже, парень знал толк в наркотических деликатесах, хотя, как я успела заметить, сам особенно не налегал. Сделав одну-две затяжки, он покайфовал немного и снова предпринял попытку вернуться к традиционным для мужчин удовольствиям, то есть снова взгромоздиться на Римму. Но, увы, его партнерша уже погрузилась в наркотический дурман и настолько комфортно себя в нем чувствовала, что совершенно не желала, чтобы ее беспокоили по какому-либо поводу. Бедный парень получил настолько категоричный и ожесточенный отпор, что даже растерялся. До меня долетели лишь обрывки фразы, в которой Римма отсылала своего визави гораздо дальше того места, на котором она его сегодня подобрала. Парень тоже вспылил, выкрикнув в ответ несколько гневных фраз, которые Римма пропустила мимо ушей, так как уже витала в эмпиреях, быстро оделся и выскочил за дверь. Он пронесся в нескольких шагах от меня – я притаилась в кустах малины, – вне себя от ярости повторяя, словно заклинание:

– Сука! Обломщица старая! Грязная наркоманка! Рыба холодная!

Он громко хлопнул калиткой и помчался по улице в сторону шоссе. «Ничего, – подумала я про себя, – деньги у него есть, попутку поймает и доедет». Я вновь посмотрела в объектив на Римму. Лицо ее было спокойно, сладострастно и безмятежно. Время от времени она открывала глаза и, нагибаясь над кокаиновой кашицей, втягивала в себя очередную порцию зелья.

В этот момент мне в голову пришла шальная мысль: Римма одна, ее бойфренд только что сбежал несолоно хлебавши. «А чего еще ждать, – подумала я, – коль все так благоприятно складывается, надо идти брать быка за рога, точнее сказать, за рога надо было брать эту обнюханную кокаином телку». Я слыхала, что наркотик понижает волю, и наезжать на нее сейчас будет легче.

Придя к такому решению, я вынула из фотоаппарата пленку с отснятыми кадрами и вставила в него новую – на всякий случай, если Римме вздумается засветить пленку в фотоаппарате, а мне не удастся ей помешать. Немного подстраховавшись таким образом, я сделала еще несколько снимков Риммы и отправилась в дом.

Войдя, я снова защелкала фотоаппаратом. Это привлекло Риммино внимание, и она, открыв глаза, непонимающе уставилась на меня. Наконец в ее взгляде, затянутом пеленой наркотического дурмана, возникла мысль – до нее дошло, что мой светлый образ ей уже знаком.

– Это еще что такое? – протянула она с некоторым раздражением в голосе. – Какого черта ты здесь делаешь со своей «лейкой»?

Вместо ответа я снова подняла фотоаппарат и сделала еще один снимок. Отщелкав кадр, я посмотрела на Римму и произнесла:

– А теперь, мадам, снимок на память. Возьмите соломинку в правую руку, тарелку с кокаином – в левую, и с улыбочкой втянем в себя очередную дозу. Этот снимок станет заключительным в моем сегодняшнем фоторепортаже.

Римма недоуменно глядела на меня и молчала.

– Как вы, наверно, поняли, Римма Михайловна, – продолжила я, – я здесь достаточно давно и многое успела запечатлеть для истории тарасовской наркомании. Я думаю, эти снимки заинтересуют многих, и совершенно уверена в том, что они послужат великолепной иллюстрацией для моей статьи о вашем брачном агентстве. После выхода этой статьи название вашего агентства «Связи небесные» придется заменить на «Кайф неземной».

– Чего тебе надо, соплячка? – проговорила Римма пренебрежительным тоном.

– Только одного, – сказала я. – Я предлагаю вам обмен. Я отдаю вам этот негатив фотопленки с пикантными подробностями вашей биографии, а вы мне возвращаете имеющиеся у вас пленки и фотографии, компрометирующие одну мою знакомую.

– Кого именно? – спросила Римма, насторожившись.

– Некую Татьяну Булычеву, которая сейчас замужем за англичанином Питером Болтоном. Вы ее шантажируете угрозой распада брака.

Римма, неотрывно глядя на меня, глумливо и широко улыбнулась.

– А-а, – протянула она. – Я знала, что ты, козявка зеленая, не просто так ко мне в офис приперлась. Я тебя сразу раскусила, что ты не клиентка, а что-то разнюхать пришла, ищейка недоношенная, папарацци сопливая. Думаешь, ты крутая, сделала пару снимков, и я тебе так сразу все и выложу!

Неожиданно она засмеялась громким, истеричным смехом, который быстро оборвался.

– А вот этого не хочешь? – и Римма, прекратив смеяться, выбросила в мою сторону фигу из пальцев. – Сейчас, разбежалась, я тебе все выдам и твоя подружка прыгнет в постель к своему мужу чистой и непорочной! Ничего ты от меня не узнаешь, – отчеканила она. – Пошла вон отсюда!

– Вы уже мне кое-что рассказали, – сказала я. – Но если вы не пойдете на мои условия, я опубликую ваши фотографии и вы будете скомпрометированы.

Вместо ответа Римма снова истерично заржала.

– Перед кем, дура? – сквозь смех проговорила она. – Перед мужем, которого у меня нет? Может, перед начальством? Так я сама себе начальник. Я – директор агентства. Но если ты даже где и рыпнешься со своими фотографиями, я в любой момент уйду в тень и посажу в кресло молоденькую обезьянку типа тебя, сойдет за директора, а я буду дергать ее за ниточки, как в кукольном театре.

Римма снова зашлась от хохота. Теперь она смеялась надо мной: я растерялась и, похоже, не сумела этого скрыть. Римма хохотала и, тыча в меня пальцем, приговаривала:

– Что, съела, козявка? И не таких обламывали. Тоже мне, папарацци. Фотоаппарат на шею нацепила и думает, что крутая. Или, может, ты еще не все снимки сделала и тебе попозировать?

Она распахнула халат и разлеглась на диване в вальяжной позе, распрямив одну ногу, согнув другую в колене и грациозно откинув руку на спинку дивана.

– Ну, фотографируй, – хихикнула она. – Глядишь, продашь потом в какой-нибудь эротический журнал.

Я была совершенно растеряна и деморализована. Вопреки всем моим ожиданиям Римма продемонстрировала волю и здравомыслие, и что самое удивительное, плевать хотела на компрометирующие снимки. Поначалу я приписала это наркотическому опьянению, решив, что она сама не ведает, что лепит, но директриса вполне уверенно и логично изложила свои аргументы.

Мало того – я, идиотка, выдала Таньку. Теперь шантажисты знают, что она, несмотря на их угрозы, пыталась предпринять какие-то контрдействия против них. И последствия могут быть непредсказуемыми. От этих мыслей я растерялась еще больше. Видимо, этим и объяснялся тот бессвязный треп, который я понесла.

– Вы мерзкая женщина, – заорала я, – шантажистка и наркоманка! Я все равно до вас доберусь. Я не позволю вам шантажировать мою подругу!

С этими словами я ринулась на Римму и, схватив ее за воротник халата, затрясла, как грушу:

– Говори, гадина, где находится компромат?

Почему-то Римме от этого стало еще веселей. Она буквально укатывалась со смеху.

– Где, где, – проговорила она, задыхаясь от смеха, – на пасеке в дупле!

Хитро посмотрела на меня и снова прыснула. Я поняла, что она попросту надо мной издевается, и ничего я от нее уже не добьюсь. Мне ничего не оставалось, как уйти отсюда ни с чем. Я отпустила Римму и распрямилась над ней.

Ненависть буквально кипела во мне, и секунду-другую я соображала, чем бы этой твари напакостить на прощание. Мой взгляд упал на тарелку с «кокаиновым коктейлем». «Лучше и придумать нельзя», – подумала я. И, схватив тарелку, плеснула Римме в лицо белое месиво. От удивления она замолкла, но, поняв, что произошло, тут же разразилась бурей негодования. Ее матерные тирады сопровождали меня до самого крыльца, но я, не слушая, спустилась по ступенькам и направилась к калитке.

Здесь-то меня и подстерегали очередные неожиданности этого вечера: я вдруг услышала, нет, почти почувствовала, как недалеко позади меня хрустнула ветка. Я оглянулась и увидела в слабом свете, исходящем из окон дачи, контуры какого-то человека, шедшего за мной следом. В тот момент, когда я обернулась, человек негромко произнес:

– Девушка, стойте.

Но для меня это прозвучало как команда «на старт». Я что есть сил рванула к калитке.

– Леха, держи ее! – послышалось сзади.

У самой калитки передо мной возник еще один силуэт мужчины, который стал на моем пути, широко раскинув руки.

– Стоять! – сказал этот силуэт.

Но желание спастись было настолько велико, что реакция у меня сработала почти как у боксера. Я коротко размахнулась и что есть силы ударила сумкой с фотоаппаратом в морду преградившему мне путь мужику. Вместе с объективом «Nikon» весил прилично, и удар получился весьма увесистым. Мужик схватился за лицо и отлетел к забору. Путь был свободен. Сама не помню, как я одним прыжком перемахнула через калитку и побежала по улице.

– Стой, стерва! – послышался сзади меня приглушенный крик и топот ног догоняющих.

Я неслась по дачной улице со всех ног и, только добежав до поворота, вынуждена была слегка пробуксовать, огибая угол. Но, едва повернув, я на большой скорости наскочила на что-то твердое и монументальное, отчего отлетела обратно на перекресток. Когда я упала на землю, ощущение было такое, будто врезалась в шведскую стенку, которую обтянули гимнастическими матами.

– Оль, ты, что ль? – послышался глухой бас Петра.

Я поняла, что шведской стенкой, от которой я отлетела, был именно он.

– Ты не ушиблась? – поинтересовался мой вежливый телохранитель.

– Не так чтоб очень, – сказала я, поднимаясь, – но если нас догонят вон те двое, – я указала рукой в сторону двух бегущих по улице теней, – то зашибут весьма сильно.

Петр посмотрел на приближающиеся фигуры и полупрорычал-полупрошептал:

– Ну, это мы еще посмотрим!

Он сделал шаг навстречу первому приближающемуся преследователю. Дальше все происходило быстро и складно, как в кино. Через мгновение первый нарвался лицом на кулак Петра, отчего его голова сильно запрокинулась, и он рухнул наземь, словно велосипедист, на большой скорости въехавший в дерево. Подняться он даже не пытался. Второму преследователю тоже не повезло. Петр так ловко и сильно заехал ему кулаком в живот, что буквально надел его на свою руку. Парень, скрючившись пополам, рухнул на колени со странным натужно-урчащим звуком – нечто подобное издают люди, сидящие на унитазе с ужасным запором.

– Ну вот, а ты переживала, – сказал спокойным голосом Петр и, взяв меня за руку, произнес: – Пошли отсюда быстрей.

Мы стали скоренько удаляться по улице и ушли уже достаточно далеко, как вдруг сзади раздался громкий хлопок. В следующую секунду мимо наших с Петром голов просвистела пуля. Петр схватил меня в охапку и оттеснил к забору одной из дач.

– Черт! – прокричал он. – Эти козлы, оказывается, вооружены. Жаль, я пушку свою не взял.

Пригнувшись, мы помчались вдоль забора к ближайшему перекрестью улиц дачного городка. За это время в нас еще два раза стреляли, но оба раза мимо.

Когда мы домчались наконец до машины Петра, Артем уже завел двигатель. Мы с Петром вскочили на заднее сиденье, и я крикнула:

– Гони!

– Понял, – сказал Артем и, рывком включив первую передачу, нажал на педаль газа.

Машина взревела, словно очумелая, и сорвалась с места, съехав с обочины на грунтовую дорогу. Буквально через пять метров она со всего маху влетела в какую-то колдобину на дороге, отчего все в ней задребезжало, а Петр отчаянно застонал.

– Ты что, ранен? – спросила я, испугавшись за него.

– Ты что же делаешь, изверг?! – завопил Петр. – Кто ж так ездит? Разобьешь же машинёшку. Я б тебе, обалдую, даже пылесос не доверил, не то что машину.

Но делать нечего, останавливаться было нельзя: угроза погони довлела над всеми нами настолько сильно, что ради безопасности машиной решено было пожертвовать. Так и случилось. Через двадцать минут езды, напоминающей полет на самолете по череде воздушных ям, в моторе вдруг что-то щелкнуло, и машину резко занесло влево. Каким-то чудом новоявленному водителю удалось затормозить буквально в полуметре от столетнего дуба.

Петр в ярости выскочил из машины и собирался уже вытащить на свежий воздух Артема, чтобы по-своему растолковать ему азы управления автомобилем, но тревога за средство передвижения взяла верх, и он склонился к машине, высматривая возможные повреждения. Наконец внимание его сосредоточилось на левом переднем колесе. К этому времени и мы с Артемом вышли из машины.

– Ну и что случилось? – спросила я Петра.

– Не знаю, – сказал он, глядя на колесо – оно было повернуто влево, хотя руль был вывернут до конца вправо. – Или полуось полетела, или шаровая.

– Что это значит? – спросила я.

– Если полуось, то это буксир, если шаровая, то за два часа сам управлюсь. Но в обоих случаях придется ждать утра. Ночью здесь ничего не сделаешь.

– Ну и ладно, – сказал Артем, – поночуем на свежем воздухе. Зато нас не пристрелили, – добавил он, словно оправдываясь.

Петр раздраженно посмотрел на Артема и собирался уже высказать ему что-то нелестное, но я вступилась за бедного студента:

– Он прав, в нас ведь три раза стреляли. Если б догнали, нам бы и обороняться было нечем!