Допрос должен был быть не из легких. Это понимали как Лариса, проведшая больше часа в обществе Вероники в храме бога Кришны, так и Карташов, который был наслышан об этом. Хорошо еще, что перед тем, как приступить к допросу, Олег Валерьянович отдал Буракову на попечение врачей, так что к моменту начала разговора она находилась в более спокойном состоянии и уже гораздо более адекватно воспринимала ситуацию.

— Он любил меня… — жалобным тоном завела она. — Он любил меня больше жизни. В прямом и переносном смысле. Только он, и больше никто. Но почему же… Почему же он предал меня?

Ее одновременно гневный и обиженный взгляд обратился почему-то в сторону Ларисы, сидевшей в кабинете Карташова слева от подполковника.

— Вы имеете в виду отца? — спросила Лариса.

— А кого же еще?

— А в чем он вас предал? — осторожно уточнила Лариса.

Карташов со скучающим видом крутил в руках авторучку, видимо, посчитав, что вначале должны схлынуть женские эмоции, которые ему, в сущности, глубоко безразличны. А уж когда дело дойдет до конкретной сути дела, тогда в разговор вступит и он. Поэтому Олег Валерьянович и отдал первоначальную инициативу в допросе Ларисе.

— Зачем он связался с этой провинциалкой Дашей? — высоким голосом, срывающимся от обиды, воскликнула Вероника.

— К сожалению, с мужчинами такое порой случается, — со вздохом сказала Лариса. — И ты тут совершенно ни при чем.

— Ни при чем? Ничего себе! Ведь он отдавал ей все внимание! Даша настаивала на своем, и он выполнял все ее прихоти, совершенно забывая при этом обо мне. Он даже перестал со мной разговаривать, когда я приезжала на каникулы в Тарасов. Он интересовался моими делами только для проформы. Ответишь ему: «Все нормально», — он и доволен. И ни о чем больше не спросит!

Вероника закрыла лицо руками и расплакалась. Лариса посмотрела на Карташова. Лицо подполковника было таким, словно он разжевал кислую сливу. Лариса поднялась и налила Веронике воды из графина, стоящего на столе. Та быстро выпила ее крупными глотками и продолжала:

— Конечно, Даша была хорошенькой шлюшкой. И отцу была важнее эта глупая кукла, а не я, взрослая дочь с моими проблемами. И он променял меня на нее! Однажды он купил этой дряни песцовую шубу. Потом, словно опомнившись, подарил мне точно такую же, совершенно не понимая, что мне нужны не его подарки, а в первую очередь внимание и участие. Все то, чего он лишил меня, помешавшись на своей Даше. Он даже не понимал, что она необразованна и ограниченна, что она двух слов связать не может, что она откровенно тянет из него деньги. Видел только ее глупое смазливое личико и стройные ноги! И ради этих ног он предал и меня, и Ирину! А ведь мне было нужно так немного — мне был нужен мой отец…

Голос Вероники стал тонким, как у маленькой девочки. Он звенел высоко, обиженно и жалобно. Только откликнуться на жалобу было уже некому.

— А откуда тебе известно об их отношениях? — поинтересовалась Лариса.

— Что же я, совсем ничего не понимаю? — усмехнулась Вероника. — Ведь он глазами готов был ее съесть! Удивляюсь, как Ирина ничего не видела. А может быть, только делала вид, что не видит. А Даша — дура деревенская! — всегда старалась при мне это подчеркнуть. То прижмется к нему, то попросит о чем-нибудь капризным голосом. Словно хотела продемонстрировать свое превосходство надо мной.

Карташов, видимо, утомился этими подробностями, потому что, поскрипев стулом, нахмурил брови и произнес:

— Так, давайте-ка все-таки перейдем к убийствам.

Вероника вскинула на него удивленные глаза, словно не понимала, о чем идет речь.

— Первый вопрос, — не обращая внимания на ее реакцию, деловито продолжил Карташов, — как вы убили Дарью Белову? Расскажите, пожалуйста, поподробнее и желательно без размахивания руками.

— Ничего я вам не скажу, — мрачно ответствовала Вероника и отвернулась к окну. Взгляд ее стал каким-то потусторонним, словно она находилась далеко за пределами карташовского кабинета. Глаза были прищурены, и создавалось впечатление, что она о чем-то вспоминает. О чем-то, совсем неприятном для себя…

…Павел Андреевич Бураков никогда не курил. И даже запаха сигаретного дыма не выносил. Когда он сильно нервничал и нуждался в стимуляторах, ему приходила на помощь чашка крепкого ароматного кофе.

Вот и сегодня с утра он чувствовал себя нервным и неспокойным. Собственно, подобное состояние в последнее время стало постоянным его спутником. И он знал, что тому причиной.

Павел Андреевич совершил все необходимые манипуляции и включил кофеварку.

Совсем недавно схоронили Дашу. Его позднюю и, видимо, последнюю любовь, которая принесла горькие плоды. От связи с ней у него в памяти остались только обида и разочарование.

Павел Андреевич решительно, как он делал почти всегда, вычеркнул эту заурядную, в сущности, девчонку из своей жизни. Раз и навсегда. Он надеялся, что больше никогда не услышит о ней. А если и услышит, то воспримет как слова, не имеющие к нему никакого отношения.

Но вдруг случилось непредвиденное — Даша умерла. Причем не своей смертью. Когда он узнал об этом, то был потрясен настолько, что даже отказался ехать на похороны, сославшись на больную ногу.

Потом он много раз размышлял на эту тему, терзаясь сомнениями — правильно ли поступил? Все-таки, с одной стороны, стоило отдать последний долг. Но с другой… Он уже и так много для Даши сделал. Гораздо больше, чем она того заслуживала. И потом, раз уж решил, что она для него не существует, значит, так тому и быть. Отрезано — так отрезано.

И все-таки мысли о смерти Даши постоянно всплывали в голове полковника. Каждое утро начиналось с воспоминаний о ней. Невольно Павел Андреевич задумывался о том, кто мог столь жестоко поступить с ней — убить, заколоть.

«Наверняка Ариф, — размышлял он. — Этот придурок способен на все. К тому же деньги пропали. Кто, кроме него, мог о них знать? Наверняка Даша, дурочка, по простоте душевной проболталась, где она их хранит».

Но у Арифа было железное алиби. Однако Павел Андреевич не очень-то доверял ему. Этот мерзавец ведь мог и кого-то из дружков своих подговорить, посулив те самые деньги, что Даша прятала зашитыми в матраце.

А если все-таки не он… Но тогда кто? Кто?!

Павел Андреевич в сотый, в тысячный раз задал себе этот вопрос, собираясь уже выключить кофеварку, как вдруг намерения его перебил длинный звонок в дверь. Открыв, Бураков увидел своего партнера по бизнесу Рауфа Амирбекова. Отставной полковник сразу же отметил, что тот выглядит нервным и озабоченным.

— Паша, мне с тобой нужно поговорить, — возбужденно выпалил Рауф прямо с порога.

— Ну проходи, поговорим, — пожал плечами Бураков, пропуская гостя в квартиру.

Он решил, что у Амирбекова возникли какие-то проблемы с поставками, и тот специально приехал в Тарасов, чтобы предупредить его и посоветоваться, что делать дальше.

— Будешь пить мой фирменный? — бережно наполняя чашку свежеприготовленным напитком, предложил Павел Андреевич.

— Некогда пить, и без кофе весело, — неожиданно оборвал его Рауф, устраиваясь на стуле. — Хватит ерундой заниматься, Паша.

— В чем дело? — изумился Бураков, поднимая густые брови вверх и морща высокий лоб. — Ты что такой дерганый сегодня?

Еще никогда он не видел Рауфа в таком состоянии. Обычно это был спокойный и добродушно-флегматичный человек. Теперь же он нервно барабанил пальцами по столу, взгляд его был мрачно-сосредоточен и буквально буравил Павла Андреевича. Бураков молча отпивал кофе и ждал ответа.

— Паша, — наконец сказал Рауф, — скажи честно — это ты убил Дашу?

— Что-о? — изумился Бураков. — Да ты что, Рауф? С чего ты взял?

— А кто тогда? — насупленно спросил Амирбеков.

— Откуда же я знаю! Я и сам голову ломаю над этим, если хочешь знать.

— У Эмиля в руке нашли пуговицу от твоего пальто, — проговорил Рауф, вытирая пот со лба. — Дверь она сама убийце открыла. И про деньги он знал. Кто же еще это мог быть, если не ты?

— Не знаю! — широко развел руками Бураков. — Я уж думал, что Ариф.

— Ариф был в ночном клубе, — мрачно напомнил Амирбеков.

— А я был дома, — парировал Павел Андреевич. — Можешь у жены спросить или у соседей. И вообще, ты же в курсе всей этой истории. Кому, как не тебе, знать, что я откупился от нее. Зачем мне было ее убивать?

Рауф не ответил. Он только вздохнул и вперил задумчивый взгляд в стену. Буракова насторожило его поведение. Господи, неужели кто-то может заподозрить в убийстве Даши его самого?

Павел Андреевич нахмурил брови и задумался. И тут на кухню заглянула Вероника.

— Привет, Рауф! — поздоровалась она, проходя и усаживаясь на стул. — Папа, я тоже хочу твоего кофе.

— Иди к себе, — сухо сказал Бураков. — У нас деловой разговор.

Вероника метнула на отца быстрый взгляд, в котором читались обида и гнев. Тем не менее она больше ничем не выдала своего состояния, молча поднялась со стула и вышла из кухни, аккуратно прикрыв за собой дверь. Повисла долгая пауза.

— Ладно, Паша, — наконец поднялся с места Рауф. — Извини, я сгоряча это сказал. У меня голова кругом идет. Я поеду к себе. Мясо привезу послезавтра, как мы и договаривались.

— Хорошо, — только и ответил Бураков, провожая его до двери.

Рауф уже взялся за ручку, как вдруг резко повернулся к Буракову и заявил:

— Я все равно найду того, кто ее убил…

…Послезавтра Рауф не появился. Не появился он и через несколько дней. Встревоженный Бураков поехал в Потаково, но жена Амирбекова как-то скорбно сообщила ему, что муж исчез, ни о чем ее не предупредив.

Бураков обзвонил всех бизнесменов, с которыми были связаны он и Рауф, но никто ничего не знал о его местонахождении. Буракову ничего не оставалось делать, как вернуться в Тарасов. На следующий день мясо ему привез младший брат Назы, и дела на консервном заводе пошли своим чередом. Но внезапное исчезновение Рауфа не давало покоя. В ушах отставного полковника звучали прощальные слова Амирбекова:

«Я все равно найду того, кто ее убил».

Он мучился мыслями о судьбе Рауфа несколько месяцев, пока не получил известие о его гибели. Лариса Котова, женщина, которую он нанял совсем с другой целью, принесла ему эту новость. Павел Андреевич вздрогнул, когда услышал сообщение, хотя в глубине души уже давно подозревал нечто подобное.

С того момента он совсем потерял покой. Слишком многое на него свалилось за последнее время. Не успел закончиться изматывающий, изнуряющий роман с Дашей, как ее убили. Не успел он отойти от этого известия, как Рауф обвинил его в убийстве, а затем исчез сам. Затем Вероника без памяти влюбилась в Арифа и просто потеряла голову. И пожалуйста, под занавес — смерть Рауфа. Было от чего сойти с ума…

Павел Андреевич все чаще обращался к мысли о том, кто совершил эти преступления. И не находил ответа. Вернее, он представлял убийцей Арифа, но отдавал себе отчет, что просто ему хочется так думать. Наверное, еще и поэтому он нанял Ларису Котову, чтобы та порылась в его прошлом. Надеялся, что попутно будет доказана вина Арифа в убийстве Даши. Но это так, подсознательные мотивы. Главное, чтобы Лариса помогла оградить его дочь от влияния мерзавца-альфонса.

Дочь — вот единственное, что у него осталось в жизни. И именно ей он посвятил все свое внимание, возможно, при этом осознавая, что действия его слегка запоздали. Пытаясь компенсировать собственные просчеты — отсутствие внимания в тот период, когда он был влюблен в Дашу, — Павел Андреевич с утроенной энергией принялся воспитывать дочь. Но было уже поздно.

…Вероника росла хрупкой и ранимой девочкой. Сказывалось в первую очередь отсутствие рядом матери. И отец умышленно заставлял ее заниматься мужскими видами спорта — воспитывал сильный характер. Но после того как случилось несчастье и она не смогла продолжать занятия спортом, Павел Андреевич бросился в другую крайность. Он стал сюсюкать, нянчиться с ней, выполнять любые капризы — словом, усердно кормить свое чувство вины. Он начал готовить ее для того самого принца, которого, как он считал, дочка была достойна.

Ну почему она выбрала Арифа? Ведь он же совсем не принц! Она рабски отдалась ему. А он даже не уважает ее. И никто, кроме него, отца, не раскроет ей глаза.

Хотя кому раскрывать-то? Кто ей может помочь? Эти дуры, что ли? Ирина? Антонина? Тетя Таня? Балаболки хреновы! Щебечут и щебечут чушь какую-то, даже не думают, что несут! «Тебе бы только солдатами командовать! А Ариф — он хороший, по-своему добрый, а уж видный какой… Просто он не умеет перед всеми заискивать. Гордый он, говорит что думает». Ох и дуры!

Ну, Тонька-то понятно, у той всю жизнь в одном месте свербит. Этот козел ей самой небось приглянулся. Татьяна — та всю жизнь бесхарактерная, в огороде своем копается, ни черта больше не видит. Но и Ирина туда же! Словно не понимает, к чему девчонку могут привести все их бабьи потакания и ахи-охи. «Видный мужчина»!

Кем он себя возомнил? Кто он вообще такой? Замечания еще делать будет, щенок сопливый! Говорит, у нас женщины плохие. У русских, в смысле. У них, мол, на Востоке, женщины не пьют и не курят. А сам глохчет через край каждый вечер. Причем не на свои деньги.

Еще и командует: «Сделай то, убери-подай, молчи, не мешай, пойдем!» В общем, как собачонка, Вероника под ногами у него крутится и мордой трется об ноги, чтобы на руки взяли. А тому — то краски надо, то пожрать, то холсты закупить.

Нет, с этим определенно пора кончать. Нужно было принимать решительные меры, иначе все это может плохо кончиться. С Вероникой поговорить серьезно, раз и навсегда.

Однако Вероника все больше уходила из-под его контроля. Не действовало ничего — ни уговоры, ни угрозы, ни даже то, что он выгнал ее из дома. В результате Вероника с Арифом поселились на даче. Конечно, Павел Андреевич мог турнуть их и оттуда, но к тому моменту, видя непреклонное упрямство дочери, он уже испугался, что она уедет со своим кавказским «принцем» черт знает куда и тогда вообще он может ее больше не увидеть.

Павел Андреевич терялся в мыслях насчет того, как ему поступить, пока не услышал от своего знакомого Евгения Котова хвастливое высказывание, которое тот сделал, будучи под хмельком. Котов хвалился, что его жена — «лучший в мире частный детектив, раскрывший сотню, если не тысячу самых запутанных дел». Пропустив мимо ушей явные фантазии Евгения, Бураков навел справки и выяснил, что Лариса Котова и в самом деле компетентный в области частного сыска человек. И он решил нанять ее для того, чтобы она выяснила прошлое Арифа Гусейнова. В том, что оно было темным, полковник не сомневался.

Он верил в успех. И Лариса действительно сразу взялась за дело. Павел Андреевич был ею доволен. Он запретил себе думать о смерти Даши. И о смерти Рауфа, о которой он узнал позже от той самой Ларисы, тоже. Он думал только о судьбе дочери. И вот неожиданно она исчезла. Причем получалось так, что по его вине. Он не сдержался и устроил скандал. А в результате — Вероника уехала с Арифом.

Конечно, он искал ее. И Ларисе поручил то же самое. Он надеялся, что Вероника, одумавшись, вернется сама и все будет как прежде. Но она не вернулась. Время шло, но положительного результата не было.

Отчаявшийся, уставший от своих мыслей и переживаний, Павел Андреевич уехал на выходные на дачу, сказав жене, что хочет побыть один. Первый вечер его одиночества прошел тихо и довольно спокойно. А вот на второй…

На второй заявилась она. Его дочь Вероника. Она вошла тихо, как призрак, и Павел Андреевич не сразу понял, что перед ним стоит дочь, решив поначалу, что у него от постоянных мыслей о ней начались галлюцинации. Тем более что выглядела она и в самом деле, как призрак, — бледное лицо, горящие, воспаленные глаза в пол-лица…

Он сидел в спальне, когда она появилась на пороге. Неподвижно постояв у двери, шагнула ему навстречу. Павел Андреевич невольно поднялся и протянул к ней руки. Вероника, бросившись навстречу, упала ему на грудь и зарыдала:

— Папа, папочка! Мне так плохо! Пожалуйста, помоги мне!

— Что случилось? — попытался он оторвать ее лицо от своей груди и заглянуть дочери в глаза. — Что с тобой, девочка, успокойся… Расскажи мне, что произошло?

В глубине души он догадывался, что произошло — скорее всего, скандал с обожаемым дочерью Арифом. И он был недалек от истины. Не знал только, что скандал этот стал определяющим. Что после него Веронике уже ничего не оставалось делать, как похоронить свою любовь и броситься за помощью к отцу — единственному человеку, который всегда был готов оказать ее дочери.

— Папа… — Вероника подняла на Буракова заплаканные глаза. — Я должна сказать тебе что-то ужасное… Но вначале скажи мне: ты любишь меня, папа?

— Господи, дочка, что за вопросы? — совсем растерялся Павел Андреевич. — Как тебе только такие мысли в голову приходят? Ты же прекрасно знаешь, что да!

— И ты не отвернешься от меня, что бы ни узнал? — Она пытливо, с нетерпеливой надеждой вглядывалась в его лицо.

Павел Андреевич по-прежнему не понимал поведения дочери. Он уж решил, что она пришла просить прощения за связь с Арифом, и готов был простить ее тут же, принять и утешить, только чтобы она была рядом и дальше все было нормально.

— Конечно, — ласково проговорил он, поглаживая ее платиновые волосы.

— Тогда слушай… — Вероника с горящими глазами отступила на шаг, опустилась на край постели и ровным голосом, без всяких эмоций произнесла:

— Это я убила Дашу и Рауфа.

Ему показалось, что он ослышался. Что слова дочери — плод его воображения, поскольку он в последнее время слишком много думал на эту тему. Но Вероника смотрела на него серьезно и решительно. Она повысила голос и повторила:

— Я убила их обоих, папа. Кинжалом, который пропал из нашего дома. На самом деле это я его взяла.

— Господи… — ошарашенно прошептал он.

Потом придвинулся к дочери и порывисто приподнял ее подбородок, заглядывая прямо в сухие глаза Вероники.

— Ты. соображаешь, что говоришь?! Дыхание его было хриплым и тяжелым.

— Я все соображаю, — жестко отрубила Вероника. — И если ты, как обещал, можешь мне помочь, то выслушай все…

…Он выслушал до конца. Хотя в некоторые мгновения едва владел собой. Порой, слушая циничные откровения дочки, Павел Андреевич порывался накинуться на нее с кулаками и даже задушить ее. Но сдержался.

Вероника уже закончила свой рассказ и сидела перед отцом вялая и безучастная, словно тряпичная кукла. А он старательно осмысливал признание дочери, уже точно зная, что услышанное — правда.

Тем не менее эта правда казалась ему невероятной. Чтобы его дочь, его Вероника, которой он всегда гордился, могла пойти на двойное убийство? Да еще сделать так, чтобы бросить тень на него, на родного отца? Нет, это было слишком.

— Ты меня осуждаешь? — вкрадчиво спросила Вероника, и от ее вопроса ему стало совсем плохо.

«Что она несет? — свирепея, подумал он. — Боже мой, неужели она сошла с ума? А может быть, это все бред, выдумки? Может быть, она не в себе после того, как поругалась с Арифом?»

Он с надеждой посмотрел на дочь, но та разгадала его взгляд.

— Не смей смотреть на меня как на сумасшедшую! — внезапно закричала она, вскакивая с кровати. — Я тебе сто раз могу повторить — я убила их, убила! И не нужно отворачиваться — это правда. И виноват, между прочим, ты!

— Что-о-о? — выдохнул Бураков.

— Да! Ты, ты, ты! — выкрикивала сквозь слезы Вероника, сжимая кулаки. — Если бы ты не связался с этой Дашей, ничего бы не было! Ариф был бы свободен, и мне не пришлось бы ее убивать. Я могла бы сейчас быть с любимым человеком, я могла быть счастлива. А теперь этого никогда не будет. И значит… Значит, мне незачем теперь жить…

Она вдруг круто развернулась и выскочила из комнаты. Павел Андреевич кинулся за ней, но Вероника влетела в ванную и закрыла за собой дверь на шпингалет. Молотя в дверь, он слышал судорожные рыдания и последовавший за ними тоненький вскрик.

Не помня себя, он со всей силы ударил ногой по двери. Она распахнулась. На полу, согнув руки в локтях, сидела Вероника. Глаза ее были круглыми и широко раскрытыми, она с ужасом взирала на свои запястья, из которых мелкими толчками вырывалась кровь. Рядом с ней валялась его опасная бритва.

Рывком приподняв дочь с пола, Павел Андреевич схватил ее за руки. Вероника попыталась вырваться.

— Ну что, давай, давай, вызывай милицию! — кричала она. — Ты же этого хочешь! Тебе нужно избавиться от недостойной дочери раз и навсегда! Давай, да…

Она не закончила фразу: Павел Андреевич, размахнувшись, залепил ей оглушительную пощечину, и Вероника захлебнулась на последнем слове.

Эти действия привели к своему результату — Вероника обмякла и стала оседать в руках у Павла Андреевича. Она опустила взгляд на свои окровавленные запястья, на крупные капли крови на полу и тихо прошептала:

— Помоги мне, папа…

Бураков сосредоточенно обвязал ей руки полотенцем и потащил в кухню. Там он достал из аптечного шкафа жгут и бинты. В течение пятнадцати минут ему удалось остановить кровотечение — благо порезы оказались неглубокими — и перевязать раны. Потом, взяв дочь на руки, он отнес ее наверх, в спальню. Там он уложил Веронику на постель и, властно приказав ей: «Лежи!», стал широкими, размашистыми шагами измерять пространство комнаты.

— Теперь слушай меня, — жестко произнес он. — Никто тебя в милицию не отправит. Но только с этой секунды ты полностью слушаешься меня, поняла?

Вероника послушно, закивала, во все глаза глядя на отца.

— Ты вернешься домой и будешь жить там, — продолжал Бураков. — На улицу не выйдешь по меньшей мере две недели. О том, что ты мне сегодня сказала, не должна знать ни одна живая душа. Тебе ясно? — Он круто повернулся к ней, и Вероника испуганно кивнула.

— Вот так, — удовлетворенно проговорил он. — К этому выродку ты больше не вернешься. И его ноги в нашем доме больше не будет. А если посмеешь обмануть меня и поступить по-своему, имей в виду — я покрывать тебя не стану. Пускай тебя сажают в тюрьму, черт с тобой! Ты и так мне все нервы вымотала. Сейчас ты засыпаешь, а завтра утром мы с тобой едем домой. И больше никаких разговоров ни об Арифе, ни о Даше, ни о Рауфе… Поняла?

— Да… — прошептала Вероника. — Папа, но мне ведь нужны деньги… Понимаешь, у меня совсем ничего не осталось, и я…

— Никакие деньги тебе не нужны, — перебил ее отец. — Дома ты будешь жить на всем готовом. Выходить в ближайшее время тебе никуда не придется. Так что обойдешься. И давай засыпай. Все.

С этими словами он вышел из спальни, плотно прикрыв за собой дверь. Вероника тихо лежала в постели, прислушиваясь к звукам, доносившимся из-за двери. Уловив шум льющейся в ванной воды, она тихонько прокралась к двери и осторожно спустилась по лестнице вниз.

Отцовский пиджак висел на стуле — Павел Андреевич снял его, чтобы удобнее было наводить порядок в ванной. Воровато обернувшись, Вероника сунула руку в нагрудный карман, нашарила там деньги и, схватив все, что там были, быстро сунула их в свою сумочку. Потом она, стараясь ступать неслышно, прошла к входной двери, выскользнула на улицу и растворилась в вечерних сумерках…

Вероника по-прежнему сидела молча, и подполковника Карташова это начало раздражать. Он решительно вмешался.

— Так, ну вот что. Или вы будете отвечать на вопросы, или вас сейчас отведут в камеру, и я буду оформлять дело без ваших показаний. Я так полагаю, что вы рассчитываете на предсмертную записку отца, в которой он берет вашу вину на себя? Так вот, она не имеет никакой цены.

Вероника вопросительно посмотрела на него.

— А вы как думали? — жестко сказал Карташов. — Он там пишет, что убил вас собственными руками. А вы — вот она, живая и здоровая. Следовательно, эта записка превращается в липовую, а ваш отец — в свихнувшегося старика.

— Вероника, — вступила Лариса, — несмотря на то, что сейчас вы выплескиваете обиды на своего отца, вы ведь его любили. Вы сами признали это. Постарайтесь оценить, на что он пошел ради вас. К сожалению, его уже не вернешь. Но неужели вам не хочется спасти хотя бы его имя? Ведь без вашего признания все действительно будут считать его свихнувшимся стариком, который совершил два убийства, а потом взял на себя несуществующее третье. Как вы будете после этого жить?

Апеллировать к совести Вероники, в сущности, Лариса считала занятием неблагодарным. Она говорила это, не особенно надеясь на успех. Однако слова ее произвели на Веронику впечатление.

А может быть, подействовали и угрозы Карташова, который, не особо церемонясь, пообещал засадить Веронику в камеру к двум голодным лесбиянкам.

Так или иначе, но, подергав уголками губ и нервно потерев подбородок, Вероника тихим голосом начала свой рассказ…

Вероника догадывалась о том, что ее отец одновременно является отцом маленького сына Даши. Она не знала этого наверняка, и в принципе по большому счету ее это не волновало. Но только до того момента, как она познакомилась с Арифом и узнала, что Даша, мало того, что любовница ее отца и мать его ребенка, но еще и официальная супруга ее любимого. Это было гораздо важнее для Вероники.

Заполучив в бойфренды Арифа, она решила ни за что на свете никому его не отдавать. А тут — какая-то деревенская дура Даша. Вероника была уверена, что ей легко удастся увести от такой особы Арифа. К тому же он уже не жил с женой и прямо сказал, что их с Дашей мало что связывает.

Однако, когда Вероника завела разговор о том, чтобы оформить их отношения, Ариф неожиданно заявил, что не может развестись с Дашей, потому что связан какими-то обязательствами, и даже не с самой Дашей, а с кем-то еще. На попытки Вероники узнать подробности Ариф грубо отвечал, что это не ее дело.

Кроме того, Ариф в один из вечеров на даче в Добрякове поделился с Вероникой секретом — у Даши есть деньги. Причем много. Он прямо не сказал, что именно это обстоятельство удерживает его возле жены, но намек во властно смотрящих глазах Вероника уловила.

И она решила устранить соперницу. Ее совершенно не волновало, что Ариф путается с какой-то там Анькой Касьяновой — эта женщина не была ей соперницей. А вот Даша мешала. И мешала сильно. Ко всему прочему был и еще один момент — она не могла простить отцу, что он выглядел идиотом и тратил на Дашу деньги, которые вполне могли быть потрачены на нее, Веронику.

Кинжал особого труда взять не составило. Вероника была достаточно крепкой физически, чтобы осуществить задуманное — в случае осложнений она могла бы сначала оглушить Дашу, а потом уже нанести смертельный удар.

Она не зависела в плане алиби ни от кого — по ее капризу отец снял ей квартиру, и она использовала ее для встреч с Арифом. Позже, правда, он лишил ее этого удовольствия, но тогда, в прошлогоднем сентябре, квартира была в полном ее распоряжении.

Вероника доехала до Потакова на автобусе. Адрес Даши она знала от Арифа — тот без всякой задней мысли рассказал ей, где снимает комнату с женой.

Ее появление прошло для соседей незаметно — было уже поздно. Даша очень удивилась позднему визиту Вероники, но тут же обрадовалась, решив, что Вероника привезла ей те деньги, которые она просила у Буракова.

— Ну что, как ты живешь? — презрительно оглядев убогий интерьер коммуналки, спросила Вероника. — На те деньги, которые есть у тебя, можно было бы и покруче себе хату снять.

— А я и сниму! — принимая вызов Вероники, агрессивно воскликнула Даша. — Тебе-то что?

— Мне? А ты что, не догадываешься? Вероника подошла к кроватке, где спал Эмиль, остановилась, пристально вглядываясь в лицо ребенка.

— Совсем не похож на папу, — едко сказала она.

— Это не твое дело! — парировала Даша. — И вообще, что тебе нужно?

Она уже поняла, что никаких денег Вероника ей не привезла, и сейчас ломала голову над тем, зачем она вообще пришла к ней. А Вероника тем временем внимательно осматривалась, пытаясь выбрать подходящий момент для реализации своего намерения.

Даша, не догадывавшаяся о том, какие мысли одолевают сейчас Веронику, смотрела на нее с неприязнью, но без испуга. Соперница же, нащупав в сумке кинжал, подошла к ней почти вплотную и заглянула прямо в лицо.

— Не знаешь, что мне нужно? Сейчас узнаешь.

С этими словами она выхватила кинжал и с силой вонзила его в грудь ничего не подозревающей Даши. В этот удар она, казалось, вложила всю ненависть к этой женщине, которая стояла на пути к ее счастью.

Мощный удар — спортивные занятия в детстве дали свой результат — пришелся прямо в сердце, потому что Даша не сумела даже вскрикнуть. Она молча повалилась на пол возле колыбели, в которой спал ее сын.

Вероника невольно склонилась над мальчиком. Тот спокойно спал и даже улыбался во сне невинной младенческой улыбкой. Простаивать над постелью брата у Вероники не было времени, и она, тем же самым кинжалом вспоров матрац, просунула туда руку. Довольно быстро нащупав маленький полиэтиленовый сверток, она открыла его и убедилась, что там лежали долларовые купюры. Банкноты тут же перекочевали в сумочку, после чего Вероника двинулась к выходу. Неожиданно ей в глаза бросилось висевшее на вешалке пальто. Это было пальто ее отца. Вернее, он подарил его своему компаньону Рауфу.

Видимо, Рауф Амирбеков был у Даши и оставил пальто. Что ж, из этого можно кое-что сварганить…

Вероника сразу заметила, что верхняя пуговица держится на соплях. Она дернула, и пуговица с обрывками ниток оказалась у нее в руке. Немного подумав, Вероника подошла к колыбели, не обращая внимания на мертвую Дашу, и вложила пуговицу в сжатый кулачок Эмиля. Малыш во сне крепче сжал его вместе с пуговицей.

Потом Вероника накинула пальто на собственные плечи и покинула место своего первого кровавого преступления.

Пальто она выбросила в воду, предварительно тщательно вытерев его рукавом лезвие кинжала. Она толком не осознавала, зачем вообще его взяла. Просто ей хотелось запутать все как можно сильнее, а заодно сделать все, чтобы на нее саму никто даже и случайно подумать не мог.

После этого Вероника поймала на шоссе попутку, направлявшуюся в Тарасов, вернулась в свою квартиру и легла спать. Нельзя сказать, чтобы она спала спокойно, всю ночь ее била нервная дрожь. Но в принципе, все оказалось не так сложно, как она предполагала.

Главное, что согревало ей душу, — Ариф теперь ее. Теперь уже никто не сможет ей помешать владеть им. Они смогут пожениться — ведь Даши больше нет, а Вероника — свободная, привлекательная и богатая. Зачем же Ариф станет отказываться от нее?

Да, поначалу все оказалось так, как она и замышляла. Ариф, намучившись на допросах в милиции, наконец-то был оставлен в покое, поскольку у него на время убийства было алиби. Не случайно же Вероника выбрала для совершения убийства именно этот вечер! Правда, того трепетного отношения, которого она ждала от него, она так и не получила. Но главное, что он был рядом с ней и не собирался уходить. Теперь она держала его крепко.

Дальше начались проблемы в отношениях с отцом, которые, в сущности, мало ее волновали. Во-первых, отец отобрал у нее квартиру, которую снимал за свой счет, во-вторых, сильно урезал денежное содержание, в-третьих, постоянно капал на мозги, требуя расстаться с Арифом.

Но больше всего удручало и настораживало Веронику поведение делового партнера отца, Рауфа Амирбекова. Как-то раз, ближе к весне, Ариф рассказал ей о том, как к нему пришел Рауф и сообщил, что занимается расследованием убийства Даши. И более того, что он считает убийство делом рук Буракова.

Вероника оторопела. Она, никак не ожидавшая подобного поворота, раскричалась и устроила скандал. Истерика была вызвана тем, что Вероника растерялась. Ариф же, не знавший причин, был поражен ее реакцией.

— А чего ты так переживаешь-то? — спросил он.

— Потому что ты поливаешь грязью моего отца! — дрожащим голосом сказала Вероника.

— Ой, уж сколько он меня поливал! — простер тот руки к потолку. — Я же стерпел и не умер.

— Ну и молодец, — отозвалась Вероника.

С тех пор мысль о том, что Рауф Амирбеков проводит какое-то свое расследование, не давала ей покоя. Она знала Рауфа как человека умного и методичного, умеющего неуклонно идти к своей цели и достигать ее. Вероника разволновалась всерьез. Даже если никому не придет в голову, что это она убила Дашу, даже если ее отца не осудят за недостаточностью улик, все равно выходит плохо. Ведь неизбежно всплывает семейная тайна Бураковых — то, что Павел Андреевич — отец ребенка Даши. Это же позорище! Да и с пуговицей она, кажется, погорячилась. Действовала наобум. Этот поступок и впрямь может обернуться против ее отца.

Веронику терзали противоречивые мысли. Порой она злорадно думала: «Вот и хорошо. И пусть! Пусть папаше достанется, этому старому кобелю! Будет думать в следующий раз, прежде чем заводить шашни с молодыми шлюшками!»

Потом она останавливала саму себя, убеждала, что нельзя этого допустить. Кроме того, ею владел страх за собственную судьбу. Как ни пыталась она убедить себя, что против нее нет никаких улик, — увы! — где есть место страху, нет места разуму. Вероника стала откровенно бояться Рауфа.

А тот приезжал к ней с Арифом часто и каждый раз становился все мрачнее и мрачнее. Настроение родственника совсем не радовало Веронику. Через Арифа она узнавала о том, что за разговоры происходили между ним и братом, поэтому ей было известно, что расследование Рауф продолжает и бросать его не собирается.

Мрачных мыслей становилось все больше. Пожалуй, пришло время остановить Рауфа. Но как? На ум приходил только один вариант…

Поначалу Вероника отмахивалась от него, первое убийство и так подействовало на нее не самым лучшим образом: она стала нервной, дерганой, кричала на Арифа, потом плакала и просила прощения. Она начала принимать успокоительные, но они не помогали.

Когда Рауф обвинил ее отца в преступлении — практически напрямую, на ее глазах, ведь Вероника слышала через кухонную дверь их разговор, она поняла, что пути к отступлению нет. Что придется воспользоваться тем самым крайним вариантом, который напрашивался сам собой.

Кинжал она спрятала на даче, закопав его в землю. Теперь пришло время достать его. Вероника выкопала кинжал и, завернув в тряпку, положила в карман. Она твердо решила избавиться от настырного азербайджанца, который своей тягой к правде стал для нее опасен.

Убить Рауфа оказалось совсем несложно. Она опять приехала в Потаково, позвонила ему домой и обеспокоенно сказала, что с Арифом случилось страшное. На его вопросы она ответила, разыгрывая обычные в таких случаях женские рыдания, что Ариф с кем-то подрался и теперь вынужден скрываться от милиции и что Вероника спрятала его в старом доме своей мачехи Ирины Владимировны, который после отъезда ее в Тарасов пустует. Рауф, озабоченный судьбой брата, откликнулся на ее просьбу о встрече. Ничего не подозревая, он поехал вечером на окраину Потакова по указанному Вероникой адресу.

Там Арифа, естественно, не было. Вероника вышла к нему в прихожую дома Бархударовых, подошла вплотную и в ответ на его вопросительный и недоумевающий взгляд вонзила кинжал ему в сердце.

Ей пришлось повозиться, закапывая труп Рауфа во дворе. Физическая работа измотала ее, но Веронику грела мысль о том, что теперь уже никто ей не угрожает. О том, что она назначила встречу Рауфу, вряд ли кто-нибудь знал. Веронике было известно, что азербайджанские мужья никогда не говорят своим женам о том, куда они направляются и зачем.

Вероника вернулась в Тарасов и снова зажила обычной жизнью, по-прежнему ни у кого не вызывая подозрений. Так было до самого последнего момента, когда Ариф во время их скандала у тетки заявил ей, что подозревает ее в убийстве Даши. Видимо, до него дошло, что деньги, на которые они жили долгое время, давал совсем не Бураков.

После этого скандала Вероника вспылила. Она поняла, что, видимо, их отношениям все-таки пришел конец. Потому что как ни крути, а собственная свобода и безопасность дороже, чем самое беззаветное чувство к мужчине.

Как ей показалось, единственный человек, который мог помочь ей в этой ситуации, был отец. И она отправилась его разыскивать. Дома не оказалось никого, даже Ирины Владимировны, и Вероника отправилась на дачу в Добряково. Но, поговорив с отцом и убедившись, что он берет все ее проблемы на себя, Вероника вдруг ощутила, что если сейчас положится на него, то раз и навсегда станет зависима от него во всем. Что он до конца жизни будет решать, что хорошо для нее, а что плохо, как ей жить и с кем.

И она приняла окончательное, последнее решение — вообще уйти из семьи и даже из этого мира. Так она попала в бывший кинотеатр «Мир», где обосновалась местная община кришнаитов. Вероника рассчитывала, что будет жить там сколько потребуется, а дальше будет видно…

— Рауф все равно рано или поздно докопался бы до истины, его необходимо было остановить, — убежденно заявила Вероника.

— Но ты же пыталась бросить тень на отца и мачеху, — указала ей Лариса.

— Это получилось случайно, я не понимала, что делаю. Я не соображала, что будет лучше, а что хуже.

— А убийство — это хорошо? — усмехнулся Карташов.

Вероника ничего не ответила. Она уже рассказала все, что от нее требовалось. Теперь ей оставалось только ждать решения своей участи…

— Вероника, — на прощание уточнила для себя Лариса. — а твоя беременность, о которой ты сказала отцу, была всего лишь выдумкой?

Вероника кивнула и со вздохом пояснила:

— Я уже не знала, как ему доказать, что я не собираюсь бросать Арифа. Я хотела, чтобы он просто отстал от меня со своими требованиями. Вот и выпалила первое, что пришло в голову.

Лариса уезжала домой в лучах алеющего заката, игравшего кровавыми бликами на глади Волги. На его фоне образ оставшейся теперь уже в прошлом Вероники казался обугленным силуэтом, напоминавшим о смерти. А обратная дорога домой показалась Ларисе пересохшей рекой чьей-то жизни.