Разговор Ларисы с Пшеничниковым многое поставил на свои места. Однако он не дал ответа на вопрос: где же Юрьев? И породил еще одну загадку — Пшеничников утверждал, что на него стали наезжать еще какие-то неизвестные ему люди, интересовавшиеся опять-таки Алексеем Юрьевым. По словам Алика выходило, что Алексей перешел дорогу еще кому-то, человеку, которого он знать не знает и никогда не видел. И именно от этого человека и приходили злые люди, которые его «деликатно предупредили», что если Алексей объявится, чтобы Алик срочно звонил им.

Ларисе оставалось только записать номер телефона и удалиться. Основной своей задачей она по-прежнему считала поимку Алексея Юрьева. Но как это сделать — пока не знала.

Однако последующие события подсказали Ларисе возможный вариант. Совершенно неожиданно в ее кабинете раздался звонок Ольги Нестеровой, ее подруги. Голос ее звучал бодро и весело. Лариса не замедлила поинтересоваться о причинах такого хорошего настроения.

— За бугор я уезжаю, за бугор, — после минутного кокетства ответила Нестерова.

— Опять на Кипр? — съязвила Лариса.

— Нет, не на Кипр.

— А куда же? Скажи уж, не томи душу!

Ольга немного помолчала и торжественно объявила:

— К родственникам в Германию. Ухожу на две недели в отпуск и уезжаю дышать воздухом свободной Европы. Господи, так хочется пожить по-человечески, Лара, ты даже не представляешь!

— Но сейчас октябрь, не очень хорошее время для отпуска, — попробовала возразить Лариса.

— Ничего, там, в Германии, всегда хорошо, — категорично отрезала Нестерова. — Только, Лара…

— Что? — насторожилась Лариса.

— У меня к тебе есть небольшая просьба. — В голосе Нестеровой послышались умоляющие нотки. — Присмотри, пожалуйста, за моей квартирой. Это же совсем рядом с твоим рестораном! Дел-то всего ничего: почту из ящика достать, цветы полить, рыбок покормить. Я тебе все объясню и покажу, ничего сложного.

Нестерова тараторила, как будто от темпа ее речи зависело, согласится Лариса или нет.

— Я с соседями как-то не очень, — привела она последний аргумент.

Ольга взяла паузу, ожидая ответа Ларисы.

— Хорошо, — внезапно согласилась Котова, которая раньше всегда открещивалась от подобного рода просьб. — Считай, что уговорила.

Она сделала вид, что сдается с некоторой неохотой. На самом деле ей только что пришла в голову идея о том, как поймать Алексея Юрьева. По крайней мере, сделать такую попытку.

— Спасибо, Лара, с меня сувенир, — тем временем обрадованно заявила Нестерова. — Я тебя завтра жду, весь день буду дома, никуда не уйду. Сборы — сама понимаешь…

После разговора с Ольгой Лариса задумалась. Счастья привалило, конечно, немерено: фикусы и рыбки. С другой стороны — свободная территория, которую можно использовать для своих нужд в течение двух недель.

А Юрьев — он постоянно от нее ускользает. Прямо-таки как резидент иностранной разведки. Обрубил все концы — и в воду. Даже хвост не показывал на прощанье — чудо-юдо, премудрый пескарь. Сидит небось в какой-то норе, умник, и рассуждает себе о смысле жизни. И никакая щука или акула достать его оттуда не в состоянии. Да и где его найдешь? Город — он как море, большой. Ко всему прочему, Юрьев мог податься и в другие моря, то бишь города.

А вот приманка — это другое дело. Рано или поздно Юрьев должен будет вернуться к своим черным делам. Злостное нарушение моральных постулатов и законов у него, похоже, в крови.

Что касается Пшеничникова, то его покуда Лариса решила не трогать. Главное, чтобы на поверхность всплыл Алексей. А уж этот малек…

«Хотя какой он малек? — вдруг подумала Лариса. — По виду-то и не скажешь: вполне здоровый молодой человек. Странно как-то — голова явно не поспевает в развитии за остальным организмом. Ох уж эта мальчишеская инфантильность! Иногда нечто подобное можно заметить и в Евгении, хотя ему уже скоро стукнет сорок».

Словом, все силы Лариса решила бросить на поиски Юрьева. А Пшеничников сам по себе никакой опасности не представляет. А там уж — как выйдет.

Но перед тем как проводить операцию по выходу на Юрьева, Лариса решила несколько просветиться в той области, где сам Алексей был дока, а она — дилетантка. Если, конечно, все пройдет успешно и он клюнет на приманку.

«Пора вспомнить о тех личностях, координаты которых дал мне этот ловелас от искусства, — чуть усмехнулась Лариса, вспомнив Сергея Устьянцева и подумав, как хорошо, что он успел выдать информацию до того, как потащил ее в спальню. — Ими, видимо, придется воспользоваться».

Первым в этом списке, добытом столь дорогой ценой, значился некто Зиновий Борисович Бурштейн. Лариса снова вспомнила, какие передряги ей пришлось пережить в квартире Устьянцева. И подумала: «А вдруг этот Бурштейн тоже будь здоров — и по фактуре, и по части своих эротических фантазий?»

Однако, подумав, Лариса решила, что это уже смахивает на паранойю. Что она, в конце концов, «первый раз замужем», что ли? Мало ли что может приключиться, тем более при ее непоседливом характере, который, естественно, влияет на ее образ жизни. И не стоит шарахаться от каждого встречного-поперечного, подозревая в нем сексуального маньяка.

Лариса взяла телефон, набрала номер Бурштейна и долго слушала длинные однообразные гудки.

— Да-а, слушаю, — донеслось из трубки, когда она уже решила прервать связь.

Тон был таким непосредственным, что можно было подумать, что ее разговор с этим человеком прервался минуту назад и она, выполняя обещанное, перезвонила ему вновь.

— Простите, мне, пожалуйста, Зиновия Борисовича, — сказала Лариса.

— Да, я вас слушаю, — проскрипел голос.

— Зиновий Борисович, вас беспокоит знакомая Сергея Александровича Устьянцева. Меня зовут Лариса. Он сказал, что вы можете мне помочь…

— А какого рода помощь вам требуется? — перебив ее, спросил Бурштейн.

— Сергей Александрович говорил мне, что вы коллекционируете монеты. Мне хотелось бы выяснить кое-что по этому поводу. Дело в том, что у меня неожиданно оказались несколько штук, не так много… Я, скорее всего, с ними расстанусь. Мне только необходимо уточнить некоторые нюансы, с которыми я не очень знакома. Вы меня понимаете?

— По правде говоря, не очень, — прокартавил Бурштейн. — Но что с вами поделаешь? Подъезжайте ко мне сейчас. При непосредственном общении вы расскажете мне все более детально и вразумительно.

— Хорошо, спасибо вам огромное. — Лариса вложила в голос максимум признательности.

Можно было подумать, что она напросилась на прием к какому-нибудь высокопоставленному чиновнику.

* * *

Собираясь с визитом к Бурштейну, Лариса не забыла экипироваться газовым баллончиком. Да и туфли надела, руководствуясь соображениями безопасности, чтобы в них было сподручнее бегать.

Зиновий Борисович, однако, оказался человеком более чем скромных размеров и к тому же возраста весьма далекого от проявлений необузданного эротизма. Ему было на вид около шестидесяти. И если бы вдруг ему пришлось сойтись в рукопашной с Ларисой, у последней был явный шанс на победу.

Нумизмат был маленького роста, про таких обычно говорят: «метр с кепкой». Несмотря на то, что годы зрелости Зиновия Борисовича давно миновали, его голову украшала, слегка топорщась, шапка буйных курчавых, черных как смоль волос. И еще одна характерная деталь довершала портрет этого по-своему колоритного типа: очки в толстой черной оправе с еще более толстыми, пуленепробиваемыми стеклами.

— Вы таки уже здесь? — спросил он Ларису, одергивая на себе свитер с затейливым, но каким-то тусклым серо-коричневым орнаментом. — Ну, проходите. Подождите минутку, я сейчас.

Он запер за Ларисой дверь и удалился в ванную. В течение минуты оттуда слышался плеск воды и кряхтение хозяина. Появился он из ванной только минут через пять. Лариса уже успела пройти в комнату и осмотреть ее.

Зиновий Борисович после туалетно-водных процедур выглядел приветливо и предупредительно.

— Что же вы не садитесь? — спросил он. — Не стесняйтесь, не стесняйтесь…

Лариса послушно села и задумалась о том, как бы ей начать, а вернее, продолжить разговор, начатый недавно по телефону.

Но Бурштейн сам заговорил. Очевидно, он предпочитал лично задавать тон беседе с незнакомкой.

— Так что именно вас интересует? — спросил он, когда они с Ларисой сели визави за столом.

— Дело в том, что совсем недавно мне в руки попали какие-то монеты.

— То есть что значит «попали»? — быстро спросил Бурштейн, демонстрируя с ходу свою дотошность и пристрастие к подробностям.

— Ну… — Лариса на некоторое время замялась, а потом решила, что не стоит ограничивать свою фантазию, если уж публика того требует. — Мы с тетей недавно разбирали старые вещи у нее на квартире и совершенно случайно наткнулись на эти самые монеты. Представляете, прямо в чулане, среди старых вещей, между старыми бумагами и всякой всячиной обнаружили клеенчатый пакет, а в нем пятнадцать монет. Мой дядя их всю жизнь собирал. Это была, можно сказать, его страсть. И в общем, тетя отдала их мне. Сказала, что я могу делать с ними все, что захочу. Она уверяет, что среди дядиных монет могут быть очень даже редкие. И мне хотелось бы вас попросить об одной маленькой услуге. Не могли бы вы мне порекомендовать каких-либо покупателей? И заодно проконсультировать, на какую сумму можно рассчитывать в случае их реализации.

— Монеты у вас с собой? — Зиновий Борисович пальцем поправил тяжелые очки на переносице.

— Нет, знаете ли…

— Понимаю, — мягко перебил ее нумизмат. — Осторожность не повредила еще никому.

— Просто мой муж решил их тоже кое-кому показать, а я об этом, разговаривая с вами по телефону, еще не знала, — объяснила Лариса.

— Ну, бывает, — добродушно согласился Бурштейн. — Что поделаешь. Иной раз и моя левая рука находится в полном неведении, что творит правая. Хотя лучше бы взглянуть на предмет нашего разговора. Кстати, а как звали вашего дядю? Судя по тому, что вы говорите о нем в прошедшем времени, его, я думаю, нет в живых?

— Дядя давно умер, — подтвердила Лариса предположение внимательного слушателя в толстых очках. — А звали его Андрей Васильевич… Баташов.

При упоминании этого имени Бурштейн мгновенно оживился и посмотрел на Ларису так, как будто встретил родственницу, о которой уже давно успел позабыть.

— Так, значит, вы племянница Андрея Васильевича?! — вскричал он. — А я вашего дядю очень хорошо знал. Мы, честно говоря, не то чтобы дружили, он был несколько постарше меня, но поддерживали довольно-таки тесные отношения. И в основном именно на почве этой нашей страсти, о которой вы тут только что упомянули.

— Да не может быть! Надо же! — Лариса в свою очередь разыграла радостное удивление.

Казалось, еще чуть-чуть, и они с Бурштейном кинутся друг другу на шею, обливаясь слезами восторга и умиления.

— Только, хоть убейте, я вас что-то не припомню, — напрягая лоб, застенчиво признался Бурштейн.

— Я ведь родственница его жены. Моя мама и она — родные сестры. — Ларисе и самой стало казаться, что еще немного — и она начнет жалеть о том, что не прихватила с собой семейные фотографии.

— Так, значит, Клавдия Алексеевна жива-здорова? — умиленно спросил Бурштейн.

— Да, и неплохо себя чувствует.

— Передавайте ей привет от меня.

Лариса, разумеется, поблагодарила, а сама подумала, что не мешало бы потом все объяснить милой старушке. А то вдруг Бурштейн надумает ей позвонить.

— Не знаю, как на свою маму, а на тетю вы совершенно не похожи, — сказал Зиновий Борисович. — Впрочем, нос у вас одинаковый. Да и в целом некоторое сходство между вами есть.

Он рассматривал Ларису как вазу, которую собрался приобрести в магазине.

— Знаете, Лариса, у вашего дяди была в свое время умопомрачительная коллекция, — поднял он вверх указательный палец. — Ей бы мог позавидовать любой понимающий в этом деле человек. Одно время даже поговаривали… Словом, ходил такой слух среди нумизматов, что ему каким-то образом достались малаховские монеты.

— Какие монеты? — переспросила Лариса.

— Малаховские, — повторил Зиновий Борисович. — Ах да, вы, наверное, не знаете… Жил в нашем городе еще до советской власти купец по фамилии Малахов. Род Малаховых был очень старинным. И вот их последний отпрыск, надо сказать, человек весьма интересный и образованный, очень увлекался коллекционированием всевозможных исторических редкостей. В том числе у него была богатейшая коллекция монет различных времен и народов. Поговаривают, что все это он отыскивал и собирал буквально по крупицам. Что ни монета — то большущий раритет. Но пришли смутные времена, и Малахов куда-то исчез. Может быть, сгинул в пучине гражданской войны, а может быть, подался за границу…

Зиновий Борисович тяжело вздохнул, как будто сам пережил то смутное время.

— И что же дальше? — нетерпеливо переспросила Лариса.

— Да вот, поговаривали… — слегка замялся нумизмат. — Мне Андрей Васильевич никогда не показывал, правда… В общем, говорили, что небольшая часть малаховской коллекции находится у вашего дяди. Как она могла попасть к нему, я понятия не имею. Да и до сих пор не знаю, правда ли это. Их тоже, между прочим, было пятнадцать штук.

Лариса насторожилась:

— А может быть, это именно те самые монеты? — Уж слишком напрашивалось на ум это предположение.

Но нумизмат скептически махнул рукой. В принципе, его можно было понять. Он же не был в курсе истории с кофейной банкой, газетным объявлением и всем остальным.

— Ну что вы! Я не думаю… Вряд ли… Если бы это были те самые монеты, то они всплыли бы на свет гораздо раньше.

— А они что, очень дорого стоят?

— Стоят — это не совсем подходящее для этого случая слово, — строго произнес Бурштейн. — Правильнее будет сказать, что они очень высоко ценятся. Монеты, они ведь даже в прошлом далеко не всегда были из чистого золота или серебра. Так что сам металл, из которого они отчеканены, может ничего и не стоить. Но они — это живая история. Живая история человечества, которая смогла каким-то чудом сохраниться до наших дней. Это — государства с их правителями и народами. А историческая ценность порой трудно оценима в понимании денежном.

Бурштейн все больше распалялся, его лицо раскраснелось, он внутренне приободрился и стал говорить все с большим пафосом:

— Если вы, к примеру, возьмете это свое наследство и попытаетесь купить на него в булочной буханку хлеба, то вас, естественно, примут за сумасшедшую и ничего вам не дадут. Но если монеты попадут на аукцион, где собираются знатоки, способные оценить уникальность вашего имущества… Там вы сможете стать обладательницей очень приличной суммы.

— И какой же? — Ларисе очень хотелось услышать какое-нибудь конкретное число с конкретным количеством нулей. — Хотя бы примерно?

— Ну, это я вам скажу, когда наш разговор будет носить более предметный характер, — изменился в лице Бурштейн. — Когда я посмотрю, что собой представляет ваше достояние, тогда и дам вам ответ.

— А почему вы думаете, что это не малаховские монеты? — вернулась Лариса к своему предположению. — Неужели это так невероятно?

— Ну, не то чтобы невероятно, — слегка покачал головой Бурштейн. — Просто я знаю совершенно точно, что после смерти вашего дяди никаких монет из малаховской коллекции у него не нашли. Если они когда-то и были, то теперь давно уже принадлежат другому. Ведь всю коллекцию своего мужа Клавдия Алексеевна продала одному нашему общему знакомому. Есть такой Петр Петрович Зюзин. А он-то толк в этом понимает. Так что подобного рода приобретение он мимо своих рук не пропустил бы. Поэтому я вполне могу допустить: то, что попало к вам в руки, достойно определенного интереса, но представляет собой нечто более скромное.

— Но все же представляет, — вставила Лариса.

— Да, но… Скорее всего, это то, что Петр Петрович по каким-то причинам оставил тогда вне своего внимания, — горько сказал Бурштейн. — Тут ко мне, кстати, несколько месяцев назад обращался молодой человек, который предлагал приобрести у него кое-что из той самой малаховской коллекции. Во всяком случае, очень на то похожее. Прямо-таки что не экземпляр — то редкость.

— А вы лично видели эти монеты?

— Нет, он тоже, как вы, сначала пришел ко мне с, так скажем, ознакомительным визитом. А потом по каким-то причинам исчез.

Лариса тут же насторожилась:

— Скажите, а этот молодой человек не мог бы заинтересоваться моими монетами?

— Знаете, Лариса, вряд ли… — Бурштейн смешно оттопырил нижнюю губу. — Он как-то все больше продает. Возможно, не всегда свое, иногда чужое. Вероятно, его кто-нибудь просит о подобного рода услугах. Заинтересовать он вас может разве что как посредник. Но раз уж вы пришли ко мне, к чему вам какие-то дополнительные хлопоты с продажей через десятые руки?

Но Ларису, волею случая приобщенную к миру любителей дорогостоящих ископаемых, волновал по-настоящему один-единственный вопрос:

— А вот скажите, пожалуйста, Зиновий Борисович, вы не знаете такого парня по фамилии Алексей Юрьев?

— Так это он и есть, — просто ответил Бурштейн. — Я про него вам сейчас и говорил. А вы что — знакомы?

Лариса чуть было не подпрыгнула на своем стуле. Вот так штука… Она постаралась, однако, всеми силами скрыть свое нетерпение и как можно спокойнее сказала:

— Нет. Встречаться нам не приходилось. Мне просто о нем говорили, так же как и о вас. Скажите, а вы не знаете, где можно было бы его найти?

— Увы, — развел руками Зиновий Борисович. — Лично к нему я никогда не обращался. Без надобности, знаете ли… Так что, простите, но его координаты я не знаю. Он представился, предложил мне монеты, а потом пропал.

— Какая жалость! — совершенно искренне воскликнула Лариса.

— Я вас уверяю — это не лучший вариант для вас. Лишние хлопоты, комиссионные…

— Понимаете, Зиновий Борисович, у меня, возможно, появятся в ближайшее время еще кое-какие дела, и этот человек мне нужен, — настаивала на своем Лариса. — Так что, если вас не затруднит, когда этот Юрьев появится у вас, спросите у него, как я с ним могу связаться.

— Хорошо, хорошо, — заверил Бурштейн. — Обязательно спрошу… Так что все-таки насчет ваших монет? Я могу их посмотреть? Привозите, бояться меня нечего… Не берите пример с Юрьева, не исчезайте.

— Да, я привезу их вам на днях. Вот мой телефон. — Лариса вынула из сумочки визитку. — Но если я вдруг не появлюсь, вы не забудьте про мою просьбу насчет Юрьева.

— Да-да, конечно, хорошо, — проговорил Бурштейн, проводив Ларису в прихожую и включая свет.

Она попрощалась с коллекционером очень любезно и уже через несколько минут сидела в своей машине, напряженно прокручивая в голове новые подробности, проливавшие свет на все последние события.

«Итак, подведем итог, — рассуждала она про себя. — Клавдия Алексеевна продает коллекцию мужа его другу — Петру Петровичу Зюзину. Но самое-то ценное, оказывается, хранилось отдельно. И это, возможно, значит, что слухи о малаховских монетах в коллекции Баташова вовсе не преувеличены. Эх, знала бы сама Клавдия Алексеевна, что она хранила все эти годы! А Юрьев наткнулся на сокровище совершенно случайно. В процессе, так сказать, повседневных разведывательно-розыскных мероприятий.

И не успел он заполучить в свои цепкие руки неожиданно попавший в поле его зрения лакомый кусок, как уже начал прикидывать, кому бы все это можно было повыгоднее продать. Тоже мне посредник, не брезгующий откровенно незаконными средствами обогащения! И ведь, судя по всему, дело его оказалось бы в шляпе, если бы не взыграла вдруг молодая кровь в гражданине Пшеничникове от жадности…

Так что фокус определенно не удался. Так ему и надо, этому Юрьеву! Только вот найти его сейчас не представляется возможным. То, что он не живет дома, — это сто процентов. Иначе Устьянцев из него бы душу вытряс. Просить Карташова установить его адрес — пустая трата времени. Нужен план, и осуществить его Лариса сможет с помощью квартиры Ольги Нестеровой.