Глава 1

Весеннее солнце ласкало кончики Таниных ресниц. Она сладко зажмурилась, пытаясь задержаться подольше на этом стыке миров — когда реальный еще не вторгся в ее сознание, грубо разрушив приятные ощущения (так она именовала полусонные образы, которые сама же и создавала для себя — иначе как прожить?), и Таня могла немного помечтать. Утренние мечтания Тани были непременным атрибутом каждого дня, и с их помощью, как Тане казалось, она легче переносила тяготы жизни. Она любила их, и расставаться с ними ей было тяжело.

Обычно Танины мечты носили сказочный характер. В них за Таней, как за Золушкой, охотились принцы, правда, нередко у них имелся сотовый, который не вязался с их общим видом, но это не важно. Таня была вполне современной двадцатилетней Золушкой, одетой в джинсы, кожаную куртку, использующей тушь фирмы «Мейбелин», а остальная косметика может быть и подешевле, и работающей чем-то вроде няньки. Хотя на самом-то деле в Танечкином дипломе значилось гордое: «гувернантка со знанием французского», но маленькой первокласснице с тоже сказочным именем Алиса гувернантка со знанием французского была совершенно не нужна, и Тане приходилось довольствоваться ролью нянечки, а скорее старшей сестры.

Нынешний день был выходным, вот Таня и валялась в кровати, блаженно щурясь под лучами солнца и слушая разглагольствования маленького волнистого попугая о смысле жизни. Взгляды у них были разные — попугай не собирался обременять свой мозг мыслями о насущном, поскольку для этого в его жизни была Таня, обязанная позаботиться о насущном «Трилле». Мечтать же он не желал, считая это делом пустопорожним. А Таня мечтала…

И вот что интересно — с некоторых пор Танины мечты отчасти носили характер реальности. Отчасти потому, что герой сладких снов был реален. А остальное, увы, нет — те сцены, где Таня в подвенечном платье от Пьера Кардена торжественно шествовала к эклектичному алтарю, странно совмещающему черты католичества и православия, с неизвестно откуда взявшимися гаитянскими веночками, и были там маленькие кучерявые ангелочки, чудом явившиеся спустя несколько минут в антураже великолепного особняка в Майами-Бич.

Пока, по крайней мере, этого не предвиделось. Но об этом думать не хотелось. К тому же до недавнего времени Таня не была уверена и в том, что ко-гда-нибудь на ее пороге появится Принц. Те недоделанные «принцы», которых судьба угодливо подсовывала ей на каждом шагу, совершенно этому образу не соответствовали, представляя собой в основном самые жалкие образцы человеческой породы, а Таня не была согласна со своими подругами, утверждающими, что «мужчина должен быть лишь чуть-чуть красивее обезьяны». Все ее подруги скоропалительно выскакивали за этих «обезьян» замуж. Поэтому для них Таня уже была обречена на звание старой девы. Разница между ними была теперь разительна. Она заключалась в том, что подруги уже разочаровались в жизни, а Таня еще нет. Таня ждала чуда и пока не успела от этого устать. И вот недавно выяснилось, что ожидания не были напрасными.

Он появился.

Он был красив, молод, ослепителен и богат. При этом подчеркнуто интеллигентен. И этот Образец Совершенства спустился с небес на землю специально для Танюши Дроздовой, разбавив суровые будни маленькой няни со знанием иностранного языка, чтобы дать ей надежду.

Таня начала вспоминать тот день. Кстати, какое было число?

Ох, господи!

Таня рассмеялась, вспомнив, что число было тринадцатое! Понедельник, тринадцатое…

— Я встретила тебя в понедельник, — пропела она тихонько, как промурлыкала, — я встретила тебя тринадцатого… Надеюсь, это не означает, что ты принесешь мне несчастье?

О нет! Этого быть не может — разве человек с такими чудными, глубокими, прекрасными глазами может причинить Тане вред?

Никогда…

Звонок телефона разрушил Танину нирвану.

— Ну, это уж точно как всегда, — вздохнула бедняжка, поднимаясь лениво с кровати. — Стоит мне подумать о приятном, тут же начинаются вторжения.

Она подошла к столику, на котором стоял старенький аппарат, заодно служащий пылесборником, и подняла трубку.

* * *

Виктория Аржанова ни в коей мере не отвечала привычному образу «нуворишки». Если ее муж Виталий соответствовал сему достославному образу полностью, то Вика словно в знак протеста отказывалась следовать стереотипам. Тот, кто видел Вику в первый раз, мог запросто принять эту невысокую худенькую женщину в поношенных джинсах и коротком свитере, явно знавшем и лучшие времена, за скромного учителя или искусствоведа, но уж никак не признал бы в ней владелицу неплохого особняка, расположившегося в Затоне, и «скромненького» джипа.

Фирма, которой теперь руководил ее муж Виталик, была оставлена ей в наследство отцом. И особняк был выстроен на унаследованные от отца деньги. Вика была человеком, к этому богатству привыкшим, деньгам она никакого значения не придавала и, так как в юности она тусовалась в компании хиппи, привыкла смотреть на все это материальное благополучие с равнодушием — она даже не боялась, что все это может пропасть. Куда больше Вику интересовала ее работа. Вот уж без чего Вика и дня не смогла бы прожить! Работала же она в очень скромном музее экскурсоводом и была счастлива. Впрочем, работа все-таки занимала в ее жизни второе место. Первое по праву принадлежало Викиной дочери Алисе.

Наверное, теперь стоило бы сказать, что третье место принадлежало ее мужу Виталику, но…

Сказать этакое значило бы сильно погрешить против истины. Виталик значил для Вики Аржановой еще меньше, чем особняк и джип. То есть, увы, этот молодой человек уже давно для Вики не значил абсолютно ничего.

А в данный момент Вика его бы, наверное, убила.

Она стояла с телефонной трубкой в руке и кусала губы от обиды и злости, вороша в памяти их телефонный разговор, имевший место десять минут назад.

Виталик своим уверенным, бархатным голосом сообщил ей, что Алису забрать из школы никак не может, потому что у него появилось важное дело в виде совещания (и совещаешься ты со своей задастой юристкой Еленой, проворчала Вика), так что придется именно ей, Вике, вспомнить, что она жена, мать и так далее.

Вика помнила об этом постоянно, но именно в этот растреклятый момент на нее смотрел высокий седовласый англичанин, и в короткое время его присутствия на тарасовской земле Вика должна была отволочь его к Мире Голубкиной, великолепнейшей самодеятельной художнице, существование которой зависело от продаж ее картин, созданных из самого необычного материала, включающего яичную скорлупу. Это могло обеспечить Мире безбедную жизнь на два-три месяца.

Единственная надежда была на гувернантку Танечку, которой Вика сама на сегодня выдала долгожданный выходной.

«Сейчас она откажется, и ее можно будет понять, потому что девочка три недели не отдыхала, — думала Вика, ожидая, когда Таня поднимет трубку. — И все это — благодаря неумеренной похоти и такому же неумеренному честолюбию любовницы моего дражайшего супруга… Господи, если бы он сдох, всем стало бы намного легче!»

Она даже зажмурилась, представив себе жизнь без постоянного общения с этим самодовольным кретином… Не надо будет терпеть его фырканья в ванной, его чавканья за столом, его властного голоса, его просторечных оборотов, его…

Она остановила саму себя. Эти мечты нереальны. Он молод. Он здоров, как бык, и к тому же относится к людям, следящим за своим здоровьем. Единственное, что ему может угрожать, это смерть от несварения желудка после обильной и жирной пищи. Или цирроз печени, скажем, поразит его после очередного похода по банькам с этой носатой крысой.

Впрочем, высказав такие пожелания, Вика немедленно пожалела об этом. Не потому, что ей внезапно стало жаль его, а потому, что не хотелось брать грех на душу.

Выпрошенная у англичанина «минута» затягивалась, поскольку Таня трубку брать не спешила.

А в «хрущевке» на Тимирязева уже ждала маленькая инвалидка с золотыми руками и необузданной фантазией, нарядившись по случаю визита высокого иностранного гостя в старомодное трогательное платьице с белым кружевным воротником.

Вика начинала впадать в отчаяние, судорожно думая, кого можно отправить за Алисой или, наоборот, послать с англичанином к Мире, но Таня взяла трубку. Вика услышала ее немного сонный голосок и облегченно вздохнула.

Кажется, все-таки мир не так уж плох, подумала она. И нет на свете проблем, которые нельзя было бы решить!

* * *

Таня выслушала просьбу Вики. Потом немного подумала и ответила:

— Да, конечно. Я ее заберу. Не волнуйтесь.

Решающим доводом послужило обещание хозяйки заплатить за этот день по удвоенному тарифу. А значит, Таня сможет купить новую тушь для ресниц, которая в свете последних событий ей жизненно необходима.

Алиса же милый ребенок, умненький и спокойный, и поэтому Таня уже прикинула в уме, что мешать ей девочка не будет. Отношения с Мужчиной Ее Мечты еще не зашли за грани дозволенного, и посему они вполне могут погулять по городу втроем, а потом она отвезет Алису домой, и они посмотрят наконец-то «Муравья Антца».

Она взглянула на часы и присвистнула.

— Да тебе пора мчаться на всех парах, голубка моя! — проговорила она. — Занятия в школе кончаются через полчаса, машины у тебя нет, а это значит…

Это значит, что Тане придется тащиться на автобусе.

Она быстро натянула на себя джинсы, кое-как нанесла скромный макияж и вылетела на улицу, в спешке не успев даже вдохнуть в себя восхитительный, пьянящий воздух начинающейся весны.

* * *

Если тебя отпускают пораньше с уроков, это всегда радость. Особенно весной.

Алиса выскочила на школьный двор вместе со своей подругой Екатериной.

Сегодня за Алисой должен был приехать папа, но нигде не было видно его зеленого «Рено».

— Алечка, поехали, мы тебя подвезем, — сказала, увидев Алисино замешательство, Катина мама.

Алиса помотала головой.

Она прекрасно знала, что, если папа не обнаружит ее на месте, последует ужасный скандал. Не потому, что папа будет волноваться, а потому, что он считает: Алисина жизнь должна строго соответствовать его Уставу.

Устав Алисиной жизни по Виталию Лямину представлял собой жуткое нагромождение самых разных запретов, преступать которые Алисе строго возбранялось. Даже Алисин дедушка, отец Виталия, полковник в отставке, отказывался понимать своего сына, называя его «идиотом». Но Алиса не рисковала нарушать установленные раз и навсегда законы. Это когда с мамой — тогда все разрешается. А папу приходится терпеть.

Она вздохнула, посмотрев, как отъезжает Катина машина. Потом помахала рукой Лизе, своей второй подруге, и остановилась у ворот школы, напряженно всматриваясь в даль. Папа мог появиться внезапно, и надо было на всякий случай стоять по стойке «смирно», чтобы не вызвать нареканий с его стороны. День не обещал Алисе ничего хорошего.

— Что, Аржанова, не приехали за тобой?

Она обернулась.

Прямо за ее спиной стояла Надька Мохова. Ее, Алисин, злейший враг. Вместе со своей подружкой Любой Барсуковой. Обе они были белесые, с жидкими хвостиками на затылках. Опыт общения с ними говорил, что ничего хорошего из встречи произойти не может.

Поистине сегодня Алисин ангел-хранитель занимался кем угодно, только не Алисой!

Она с тоскливой надеждой посмотрела в глубь улицы, теперь молясь о появлении папиной машины.

Девицы подошли поближе, опасность дышала Алисе в затылок.

Улица же была пуста.

* * *

Автобуса, как назло, не было.

Таня взглянула на часы и чертыхнулась. Время шло слишком быстро, куда быстрее автобуса.

Надежда успеть вовремя таяла как дым.

Рядом с Таней притормозила машина.

— Подвезти?

Таня приготовилась дать отпор, но, взглянув, поневоле расплылась в смущенной и счастливой улыбке.

Тот, кто сидел за рулем, был ее Принцем.

— Привет, — проговорила Таня, пытаясь скрыть свое радостное замешательство.

Еще одно чудо — он появился раньше назначенного срока, будто ждал ее тайного зова…

— Ты куда?

— Мне надо забрать из школы…

Она сделала паузу. Ей не хотелось признаваться Принцу, что его Золушка работает нянькой-гувернанткой у маленькой «богатенькой Буратинки». Но тот факт, что Алиса учится в привилегированной школе, мог сыграть на пользу Таниному имиджу.

— Сестренку, — закончила она. — Понимаешь, моя машина сломалась…

— Садись, — не дал ей договорить он, распахивая дверцу. — Буду рад вам помочь, леди.

Таня влезла в салон, пытаясь сделать это по возможности изящно и непринужденно, словно она только и знала, что разъезжать в шикарных лимузинах.

Машина с невероятной скоростью рванула с места.

* * *

— Послушай, Аржанова, а может, твои богатые папочка и мамочка просто отказались от тебя? — насмешливо спросила Надька. — Присмотрелись и поняли, что ты — маленькая курносая уродка, а?

Алиса попыталась отодвинуться от нее, но сзади уже возникла ухмыляющаяся Любка, предчувствуя сладкий миг, когда эта задавака Аржанова будет повержена.

Беспомощно оглянувшись, Алиса поняла, что спасения ждать неоткуда.

Она еще раз посмотрела в конец улицы — на какое-то мгновение ей послышался звук подъезжающей машины, но это оказалось ошибкой. Улица по-прежнему была пуста. Алиса зажмурилась, чтобы не видеть собственного страха.

«Все, — обреченно подумала она. — Мне пришел полный конец, и никто не собирается мне помогать!»

В ушах начали звенеть колокола, как набат, приводя Алисину душу в трепет, и Алиса попыталась остановить этот чертов трезвон, зажав уши ладонями.

Но — безуспешно! Колокола продолжали надрываться, пропуская сквозь толщу монументального звука только злой смех Алисиных преследователей.

— Алиса!

Все стихло.

Алиса открыла глаза.

Девицы отодвинулись.

— Алиса!

Она оглянулась.

В конце улицы стояла машина. Она облегченно вздохнула.

Развернувшись, она побежала к машине, но остановилась и обернулась.

Постояв, она окинула девочек торжествующим взглядом и, не удержавшись, показала им язык.

Потом подбежала к машине, и последнее, что видели ее преследовательницы, — рука в черной перчатке.

Рука открыла Алисе дверь.

На мгновение девочка застыла. Беспомощно оглянулась, отшатываясь, но рука втащила ее в салон автомобиля.

— Однако нашу Аржанову возят на супер-пуперных машинах! — сплюнула Люба.

Надька же застыла, тревожно глядя на то место, где только что была машина. Где только что была Аржанова.

Что-то кольнуло Надьку в сердце.

— Надь, пошли?

— Погоди, сейчас.

Она не могла дать определения этому чувству. Это было подсознательно, как в страшилке, которые Надька любила смотреть по видаку. Когда наперед знаешь — герой этого фильма обречен на нечто ужасное, от чего по коже бегают стада мурашек, и твоя фантазия начинает подсказывать тебе разные варианты, один другого страшнее. Разница в одном: когда смотришь страшилку, это ощущение сладкое, приятное, уютное — а тут было по-другому.

В этих страшилках умные маленькие девочки записывали номер подозрительной машины, чтобы потом выйти героями. Но Надька номер не записала. Если бы Аржанова заметила опасность, она бы крикнула, правда ведь? А так…

Проводив машину взглядом, Надька окончательно решила, что все в порядке. Ведь находилась-то она не в страшилке этой дурацкой, а в простой реальной жизни. И беспокоиться было совершенно незачем!

Люба ждала ее, нетерпеливо постукивая ногой о бордюр.

— Пошли, что ли?

Надька бросила последний взгляд вслед исчезнувшей машине и кивнула:

— Пошли.

 

Глава 2

Если человек насмотрится на ночь дурацких мелодрам, ему будут снится противные и липкие сны. А если человеку ночь напролет будут сниться такие сны, можете не удивляться тому, что настроение у этого несчастного существа будет, мягко говоря, пасмурным. Даже если небо синее, солнце сияет, а через каких-то два дня у него наступит день рождения.

Сон есть сон, он каким-то образом влияет на восприятие реальной жизни.

Я стояла на остановке. Мимо меня мчались «гоблиновозы», и я прекрасно осознавала, что у меня такой шикарной машины никогда не будет. И особняка не будет. И дачи на Лазурном берегу мне тоже не дождаться, даже если мне придет в голову нездоровая мысль ждать ее всю жизнь, как Ассоль ждала Грея. И если даже появится добрый псих, который, прикинувшись волшебником, скажет мне: «Саша! Настанет миг, и ты проснешься утром, а за окном ты увидишь Средиземное море, и ласковое солнце позовет тебя пробежаться по ослепительно зеленой лужайке, дабы потом ты окунулась в нежную зелень огромного бассейна», я не поверю.

Сегодня я осознавала это особенно остро. И все из-за сна. Если подумать, сон пришел после фильма, так что все дело именно в этом фильме. А если копнуть глубже, получится, что фильм этот я бы не смотрела, если б вернулась домой попозже. А попозже я не вернулась потому, что в нашем детективном агентстве сейчас дефицит клиентов. Клиенты исчезли вообще. Может быть, они поехали отдыхать на лазурные берега и купаются в молочных реках, облизывая кисельные берега?

Факт остается фактом. Их не было, я пришла домой пораньше и от нечего делать уставилась вместе с мамой в телевизор. Воображение у меня находится в состоянии полной боевой готовности. Всегда. Просто не дремлет, как пресловутый враг.

Поэтому, когда героиня фильма пришла домой с цветами, дабы отметить годовщину начала Великой Любви, застукала свою Великую Любовь с голой красавицей и услышала, что она-де слишком много работает, чтобы остаться желанной и любимой женщиной, я мгновенно смоделировала ситуацию на себя.

Ночью мне приснилось, что я, усталая и окровавленная, потому что ранена, являюсь к Пенсу. Стучу в его дверь, но мне никто не открывает. Я истекаю кровью, прижимая к груди букетик цветов, которые теперь тоже пропитались моей кровью, и продолжаю барабанить в дверь. Наконец проклятая дверюга открывается. На пороге — Пенс. Он растерян. А из-за его плеча выглядывает обнаженная дамочка, которая ехидно растягивает губы в улыбочке и говорит:

— Ты слишком много работаешь, Саша… Посмотри на себя. Разве нормальный человек может долго любить женщину, которая все время так пачкается?

Слово «пачкается» она произносит с такой гримасой омерзения, что я начинаю содрогаться в рыданиях. Слава богу, содрогалась я недолго. Поскольку прогремел над моим ухом радостный гром, тут же поразивший изменника и его даму, отправив их в небытие.

Я проснулась.

Гром издавал мой будильник, и впервые я была рада его вторжению в мой мир.

Правда, я до сих пор не смогла отделаться от мерзопакостного ощущения, что Пенс мне изменяет направо-налево. Хотя я и знала, что это неправда, но мысль о моем возможном горе была сладка, и я все глубже погружалась в нее, поскольку…

Да что я говорю! Жалость к себе сладка, нежиться в подобном состоянии любят все. Так что объяснять мое состояние никому не надо — и так поймут.

Автобус подъехал, и я начала совершать поступательный переход из области снов в область реальности.

Окончательно этот процесс был завершен в тот миг, когда я открыла дверь в наше «самопальное» агентство и оказалась в родной стихии. Теперь я пришла в себя. Мир перестал наконец совмещаться с ночным кошмаром.

В конце концов, мы с Пенсом друг друга стоим. Он тоже вечно торчит на работе, а оставшееся время проводит в объятиях «крошки «Судзуки». Так что ревность моя беспочвенна и глупа, твердо решила я, улыбаясь моему драгоценному боссу, который, как и положено порядочному начальнику, встречал меня в офисе радостным запахом кофе и приветливой улыбкой.

* * *

— Спросите ее, пожалуйста, из чего она сотворила это чудо?

Английский поклонник изящного находился в состоянии, близком к шоковому. Он не мог отвести взгляда от этого великолепия. Особенно ему понравился шикарный павлин, созданный Мириными ручками из кусочков нежнейшего шелка.

Мира довольно улыбалась, явно пытаясь скрыть радость и смущение.

— Шелк, — пояснила Вика. — Мирина подружка работает швеей. На дому. Обрезки она аккуратно собирает и посылает Мире. А Мира уже создает свои шедевры. Кстати, голова павлина сделана из яичной скорлупы. На нее Мира наклеивала кусочки бязи, видите?

Она мягко коснулась выпуклой головы на панно.

— Господи, — прошептал англичанин. — Никогда не мог подумать, что это возможно!

— Это чудо, — согласилась Вика. — Просто мы любим создавать чудеса своими руками.

Кажется, он был готов приобрести все Мирины картины. Мира сидела такая маленькая, съежившаяся в инвалидной коляске, и ее белый воротничок сиял накрахмаленной чистотой. Она почти не понимала, что сейчас на нее свалится богатство. Для нее ничего не значили деньги, разве что возможность приобрести новые материалы.

Мира мечтала создать маленькую колибри, а для этого ей были необходимы перышки настоящих птиц.

Вика украдкой взглянула на часы.

— Можно позвонить? — спросила она у Миры.

— Конечно, — тоненьким, певучим голоском отозвалась та.

Вика набрала свой номер.

Гудки, гудки, гудки…

Похоже, Таня с Алисой решили прогуляться, подумала она, повесив трубку. Было бы трудно требовать от девочек, чтобы они торчали дома в такую чудесную погоду. Наверное, вернутся через часок! Надо будет позвонить позже.

Англичанин достал бумажник.

— Вы позволите? — спросил он.

Какой смешной тип! Собирается заплатить кучу денег и спрашивает, позволят ли ему это.

— Я хотел бы купить пока пять картин, — сказал он. — Вот эту, эту, эту…

Он жадина, почему-то подумала Вика. Он хочет заполучить все картины.

— Да, конечно, — кивнула она. — Договаривайтесь напрямую с Мирой.

На этот раз Вика отказывалась от комиссионных. Ради Миры.

Если бы счастье было в деньгах, Вика была бы вполне счастлива. Но она прекрасно знала, что это не так.

Она закурила, наблюдая, как он расплачивается с Мирой, потом пакует картины и ставит их в угол. За картинами он пришлет позже… Она кивнула. Она думала о своем. Ей нестерпимо захотелось услышать только одну фразу — разведены. Гражданка Аржанова разведена с гражданином Ляминым. Гражданка Аржанова стопроцентно свободна от утреннего лицемерия, от ежевечернего напряженного молчания, от постоянной необходимости лицезреть это лицо с обрубленным, коротким подбородком. «Да, Виталино лицо — не простое украшение…» Она усмехнулась. И как же она сразу не догадалась, что его лицо — как визитная карточка? Стоит взглянуть, и сразу догадываешься, что перед тобой — полный придурок!

Телефон зазвонил. Мира встрепенулась и вопросительно посмотрела на Вику.

Вика поняла ее взгляд. Трудно поднимать трубку одной рукой. Вторая у Миры бездействовала. Знал бы сытый и довольный англичанин, что свои потрясающие творения эта маленькая женщина создает одной рукой!

Она подняла трубку:

— Да…

То, что она услышала, заставило ее побледнеть.

— Да, я сейчас подъеду… Но не дергайся пока. Ты звонила Виталику? Нет?.. Ах, ее там нет!.. Таня, не уходи никуда. Я скоро буду!

Она повернулась к англичанину и тихо попросила его:

— Простите, не могли бы вы завершить все без моего участия? Дело в том, что у меня неожиданно появились личные проблемы…

* * *

Лариков смотрел на меня с такой повышенной приветливостью, что я мгновенно заподозрила: в нашем «датском королевстве» не все спокойно. А уж когда мой рассеянный взор обратился на стол, где я увидела аккуратные салфеточки, на которых покоились чашки, аляповато, но честно сработанные под мейсенский фарфор, я окончательно поняла — этому типу что-то от меня нужно.

— Ларчик, — осторожно приступила я к дознанию. — По какому поводу у нас тут праздник? Объявился клиент, у которого пропали бриллианты, и он не помнит, сколько их было точно? Или вы с Лизой решили избавиться от меня, дабы я не занимала ее места? В кофе ты подсыпал немного цианида, и моя смерть будет мгновенной, хотя я бы предпочла все-таки еще немного побродить по жизненному пространству в поисках радости…

Он покачал головой.

— Нет? — удивилась я. — Тогда я не смею больше выдвигать предположений. Но объясни мне эту чопорную аккуратность, которая никогда не была свойственна твоей широкой, но разбросанной и неорганизованной натуре! Иначе я буду долго думать, и в конце концов мой рассудок угаснет от изнеможения!

— Я просто хотел, чтобы нам было немного веселее, — вздохнул он. — Вот мы с тобой посидим с утра, выпьем по чашечке кофе, и, может быть, нам станет светлее… Последнее время мы торчим друг против друга целые сутки, и нам тошно смотреть…

— Ага, — злорадно перебила я его. — Вот ты и признался, что тебе уже тошно смотреть на мою физиономию! Я, конечно, могу обидеться и плеснуть тебе в лицо содержимое этой чашки. Но, будучи справедливой и мудрой, я этого делать не стану. Поскольку ты, в общем-то, прав. Правда, вряд ли запах кофе с ирландским ликером приманит к нам заблудшие души, обремененные лишними деньгами и неразрешимыми проблемами, но я уже начала привыкать к безделью, и, знаешь, мне это даже нравится!

— Все бы хорошо, — вздохнул он. — Кабы не полное отсутствие презренного металла…

— Да брось! — отмахнулась я. — Деньги связывают человеку руки. Они отравляют его душу, так что давай воспринимать нашу свободу и от них как полную и окончательную победу над всеми видами оков. Деньги — зло, разве ты этого еще не слышал? Представляешь, как мы счастливы с тобой, фактически не соприкасаясь со злом! И потом, я не верю, что наш город будет упорствовать в сонном своем настроении долго. Долго жить без преступлений человечество, увы, никак не может!

— Видишь, радость моя, — развел руками мой несчастный, одуревший от бездействия босс, — до чего нас доводит жизнь! Нас перестало устраивать спокойное течение жизни!

Лично меня оно, между прочим, никогда особенно не устраивало. Поэтому я только вздохнула в ответ на его грустные речи.

Если уж «покой и воля» так достали моего спокойного Ларчика, то нетрудно догадаться, какие бури рождались в моей жаждущей сражений душе!

Такое затишье, какое наблюдалось сейчас у нас, начинало сводить меня с ума. И, кроме того, была еще одна причина, по которой я так не любила эти минуты сонного покоя.

Жизненный опыт, увы, говорил мне, что это не к добру. Если воздух вокруг тебя застоялся, Сашка, жди бури. Иначе в моей жизни не бывает.

Такая уж у меня планида!

* * *

Алиса. Алиса. Алиса.

Вике казалось, что сердце покинуло грудную клетку и теперь колотилось где-то в голове, напоминая своим стуком взбесившийся колокол.

Она еще сообразила позвонить на работу и попросить Светку Михалеву приехать за англичанином. Нельзя же бросать человека в незнакомом городе, малознакомой стране и так далее, и тому подобное, и…

Впрочем, эти мысли Вика отнесла к разряду «остаточных рефлексов». Сам англичанин перестал ее интересовать в тот момент, когда телефон разрубил жизнь пополам. С помощью Таниного голоса: «Вика, ее не было возле школы!»

Сказано именно так. Не было. Как будто вообще не было смешной маленькой девочки с голубыми глазами. В красной куртке, белых колготках… Черт побери, это такие мелочи!

Она гнала свой джип на пределе, выжимая из него все, на что он способен.

Возле дома, уже притормозив, она попыталась успокоиться.

— Вика, — сказала она себе, — в конце концов, ты начинаешь паниковать заранее. Разве ты не знакома с постулатом, что ожидание беды ее притягивает? С Алисой ничего не произошло. Она уже дома.

«Они бы позвонили мне. Если бы Алиса появилась дома, она наверняка позвонили бы мне в машину. У меня же мобильник!» — не сдавался голос Вики-паникерши.

Она вышла и, напоминая себе девицу, возвращающуюся с дружеской попойки, которая старательно движется по одной линии, пошла к дому. Ее шатало. Она пыталась взять себя в руки, то и дело останавливалась и сжимала кулаки. От истерик прибыль не увеличится, как любил говорить ее отец. О, как дорого сейчас дала бы Вика, чтобы никакой этой их прибыли не было в помине! Хотя — при чем тут деньги? Сотни детей пропадают в этом вшивом мире ежедневно. Ежечасно. Она всегда думала, что уж ее-то жизнь застрахована от подобных вещей.

Ан нет…

В очередной раз одернув себя, она быстро поднялась по ступенькам и открыла дверь, зажмурив глаза в отчаянной надежде: происходящее с ней — глупый розыгрыш девочек. Сейчас она услышит Алисин голос. Сейчас…

— Вика?

Она открыла глаза.

Ей не надо было задавать лишних вопросов. По Таниным глазам все было понятно без слов.

— Вика, я…

Таня стояла, сложив руки на груди, как бы моля о пощаде. В ее глазах была та же проклятая паника, которая терзала Викину душу.

— Успокойся, — хрипло приказала Вика. — Лямину звонила?

— Да, но… — покачала та головой. — Его не было. Так мне, во всяком случае, сказала секретарша.

— А Алиса?

— Ее там нет. Она бы знала.

— Может быть, они просто куда-то пошли, — предположила Вика. — Например, в зоопарк.

И сама невесело усмехнулась этому предположению. Чтобы Лямин пошел с дочкой в зоопарк? Это из области фантастики!

— А ее подруги? Ты звонила? Кате? Лизе? Рите? Наташе?

— Они говорят, что Алиса ни с кем из них не поехала. Осталась ждать отца. Вика, я, честное слово, очень спешила!

— Господи, Таня, перестань, — поморщилась Вика.

Ей показалось, что фраза прозвучала резковато. Чтобы смягчить произведенный эффект, Вика дотронулась до Таниного плеча.

— Успокойся, малышка. Мы что-нибудь придумаем!

Она не знала, что она собирается придумывать. Она могла только ждать.

Телефон зазвонил резко тогда, когда Вика уже начала сдаваться на милость чертовой панике.

Она выдохнула:

— Алиса!

Схватив трубку, она сказала:

— Алло?

— Виктория Аржанова? — осведомился незнакомый бархатный голос.

— Я слушаю вас.

— Наверное, вы сейчас ищете свою дочь, — насмешливо предположил абонент. — Я не ошибся? Почему вы молчите? Ваша дочь не вернулась сегодня из школы. Или она вернулась?

— Нет, — проговорила Вика послушно, начиная понимать, что сейчас именно с ней, с Викой, происходит что-то страшное. Банальное и страшное.

Она еще пыталась убежать от осознания этого, убедить себя в том, что это отец какой-нибудь Алисиной подружки. Или, может быть, ей это вообще приснилось? Сейчас Вика проснется. И голос исчезнет. Но голос и не думал исчезать:

— Она у нас. И, не скрою, ее дальнейшая жизнь зависит от вашего поведения, Виктория. Вы ведь не хотите, чтобы ваша дочь провела свою жизнь в инвалидной коляске?

Мир вокруг Вики начал распадаться на крошечные световые пятна. Мир стал рушиться.

* * *

Виталий Викторович Лямин представлял собой яркий образец новой породы гоблинов. Коротко стриженная голова была, казалось, посажена сразу на плечи, будто ваятель, занятый в свое время производством Лямина, не умел лепить шею и решил обойтись без нее. Хотя вполне вероятно, он просто боялся, что никакая шея не выдержит этакую огромную голову. Опасения его были напрасны — голова Виталия Викторовича ни в малейшей мере не была обременена мыслями, а посему была наверняка легкой, как перышко. Впрочем, злопыхатели утверждали, что Виталий Викторович скрывается под маской дебила, а на самом деле хитер и достаточно сообразителен в те моменты, когда его крупный нос унюхает деньги.

Еще досужие обыватели, окружающие эту несуразную фигуру, не могли понять, как ему удалось заполучить в жены очаровательную Вику Аржанову и отчего это ее папенька не имел ничего против столь нестандартного искателя Викиной руки и сердца. Одно знали точно — Виталий Викторович если когда и любил свою жену, то это было очень давно и скорее всего было неправдой. Во всяком случае, как тогда можно объяснить тот факт, что в ту минуту, когда дверь авантажного офиса открылась и туда стремительно влетела Наследница, как называли ее сотрудники, то есть Виктория Аржанова, Виталий Лямин в своем уютном кабинете предавался страсти, и его напарницей выступала вовсе не законная жена, а местный юрист. Довольно, кстати, неприятная особа, так и норовящая сунуть свой объемный нос в чужие дела и прибрать к тщательно обработанным пальчикам все дела фирмы. За это, равно как и за высокомерный нрав, ее ненавидели все, кто имел несчастье с ней сталкиваться.

— Добрый день, Виктория Андреевна. — Приветливость охранника при виде Наследницы не имела границ.

— Лямин у себя? — спросила Вика. — Совещание еще не закончилось?

Она ужасно выглядела, была бледна, а глаза, казалось, увеличились и подозрительно блестели.

Охранник растерялся.

Вика буравила его взглядом. Нетрудно было понять, почему парень залился краской и, заикаясь, мямлит какую-то несуразную дребедень.

— Господи, — поморщилась Вика нетерпеливо. — Да я знаю прекрасно, что за совещания, Юра. Значит, эта гюрза еще там…

Она даже не ждала его ответа. Просто пошла прямиком к двери, минуя притихшую и опустившую глаза секретаршу, и рывком распахнула дверь.

Раздался оглушительный вопль возмущения, изданный Хозяином, потом из комнаты вылетела Елена Петровна, на ходу поправляя свое облегающее платье, которое не скрывало от окружающих неумеренной пышности ее форм. Дверь захлопнулась.

Спектакль закончился, к искреннему сожалению невольных зрителей. Дальнейшее действие происходило уже при закрытых дверях, а значит, потеряло всяческий интерес для публики.

* * *

Оказавшись наедине с мужем, Виктория почувствовала себя гладиатором, которого сунули к голодному и разъяренному животному. Только вместо льва перед ней метался и пыхтел что-то нечленораздельное огромный взбесившийся боров.

— И ты считаешь, что врываться вот так достойно цивилизованной женщины? Я и не думал, что ты способна вести себя, как обычная баба с базара!

Вика не знала, как ведет себя в подобной ситуации баба с базара. Наверное, ее реакция мало отличалась бы от Викиной. Разве что была бы более энергичной. Вряд ли эта неведомая баба стояла бы на месте истуканом и смотрела на изменника. (Впрочем, черт с ней, с изменой! Ведь из-за его грязной похоти с Алисой случилась беда!)

Воспоминание ударило Вику в самое сердце.

«Господи, что я тут делаю? — спрашивала она себя. — Почему я стою и слушаю этот бред? Мне надо идти искать Алису… Или нет. Мне надо что-то придумать. Мне надо достать эти вонючие деньги и швырнуть их в морду похитителям. Почему я пришла сюда? На что я рассчитывала? На поддержку? На защиту? Ты получила свою «поддержку». Можешь быть свободна!»

Собственно, так она и поступила. Развернулась и пошла прочь.

Виталий замолчал, открыв рот, отчего возымел еще больше сходства с боровом.

— Погоди, ты куда? — спросил он.

Молчание жены для него было хуже, чем если бы она разразилась слезами, стала вопить. Ну, на худой конец треснула бы его по щеке.

В этом ее молчании было снова нечто унижающее его достоинство.

— Куда ты? — снова спросил он. — И зачем ты сюда тогда приходила? Чтобы помолчать выразительно?

Его голос неожиданно сорвался на визг.

«Как у оперного певца, нажравшегося пива», — невесело усмехнулась про себя Вика.

Она уже не хотела с ним говорить. Ненависть, заполнив все ее существо, грозила вырваться наружу, обрушиться на эту холеную морду. Ее ненависть заставила руку подняться, чтобы ударить. Но — нет! Вика взяла себя в руки. Да, я его ненавижу, устало сказала она себе и сделала шаг к двери.

Но все-таки обернулась и с ледяным спокойствием (таким, что Виталию стало страшно) сказала:

— Алису похитили. И требуют выкуп. А так… Ничего не случилось больше. Всего лишь похитили нашу дочь.

* * *

За окном пела птица.

Алиса попробовала подойти к окну, чтобы рассмотреть птицу, но не смогла сделать и шагу. Осторожно подергав ногу, она почувствовала нестерпимую боль и сжала губы, чтобы не закричать. Опустив глаза, она увидела, что ее приковали к ножке кровати наручниками. Это было страшно — вдруг Алисе придется сидеть тут до самой старости?

Она еще раз попробовала избавиться от этой помехи, но наручник плотно облегал голень, и любая попытка освободиться была, во-первых, болезненной, а во-вторых, бесполезной.

Она села на место, подперев подбородок кулачком. Вокруг царил полумрак и стоял запах гнили. Она знала только, что ее долго куда-то везли, а потом заперли в этом жутком месте. Правда, Он пообещал, что, если Алиса будет себя хорошо вести, а еще если мама будет хорошо себя вести, ее отпустят. Алиса не поняла, как должна вести себя мама — ведь мама и так всегда ведет себя хорошо. Она не бегает по комнате, сталкивая цветы. Она не кричит, как сумасшедший индеец… Но Он сказал, что все зависит от маминого поведения. И еще пообещал, что не причинит Алисе вреда. Надо только потерпеть немножко, и скоро все Алисины неприятности закончатся.

Больше всего на свете Алисе хотелось, чтобы это «скоро» наступило побыстрее. Потому что в этом месте было холодно и страшно, а дома…

В носу и в глазах защипало. Алиса нахмурилась. Плакать она не любила. Папа сказал, что плачут только неудачники, а для папы неудачники были самыми плохими людьми. Алиса не хотела быть неудачницей, поэтому плакать не собиралась.

К тому же она была уверена — ради нее мама будет вести себя очень хорошо. Так, как от нее потребуют. А значит, все это закончится.

И долгожданное «скоро» наступит.

Дверь скрипнула. На пороге появилась темная фигура, и женский голос сказал:

— Он просил принести тебе еду. Вот, возьми. И еще он просил тебе передать, что с твоей матерью уже связались. Так что веди себя хорошо, поняла?

Алиса кивнула. Она была согласна вести себя хорошо. Только бы наступило «скоро»!

* * *

Вику трясло как в лихорадке. Анастасия Михайловна покачала головой и положила руку на хрупкое плечо дочери.

Но как может успокоить тот, кто и сам находится на грани истерики?

— Вика, успокойся, — попросила она. — Надо позвонить в милицию…

— Мама! — закричала Вика, глядя на нее с ужасом. — Они сказали, что убьют Алису, если я туда пойду! Как ты не понимаешь? Им нужны деньги! Проклятые, отвратительные деньги!

— Вика, эти люди не уймутся, если…

Она понимала, что Вика сейчас ее просто не слышит. Пятнадцать минут назад она еще жила в спокойном мире, единственной проблемой была надвигающаяся старость, и в той прежней жизни она воспринимала старость как единственную опасность, угрожающую ей. Но жизнь всегда преподносит неприятные сюрпризы, и этот — один из самых…

Чуть было не подумав «неприятных», Анастасия Михайловна вздрогнула. Ей, привыкшей к игре слов, живущей в их мире, сейчас слова отказывались подчиняться. Они не желали определить происходящее. Они исчезли.

Анастасия Михайловна встала и подошла к телефону.

— Мама, нет! — закричала Вика. — Никогда!

— Вика, они будут тянуть из тебя деньги, не отпуская Алису!

Она закрыла глаза, чтобы не видеть глаз дочери. И опустила трубку на рычаг.

— Хорошо, милая, — сказала она, пытаясь говорить спокойно. — Пусть будет так, как ты хочешь. Я дам тебе недостающую сумму, и ты выполнишь их условие…

Ей в голову пришла мысль — одна-единственная, но спасительная, как надежда.

Газета лежала на столе. Обычная газета с объявлениями. Детективное агентство «ЛМ». Они помогут им. А если не помогут, она сама выследит этих мерзавцев. Сама!

Нет, она не имеет права впадать в отчаяние. У нее нет времени на отчаяние, потому что вся ее жизнь сосредоточилась в маленькой девочке, похожей на ее дочь как две капли воды. Вся ее любовь была направлена на маленькую Алису, и если что-то с ней случится, она не переживет этого!

Но стоп… Думать так нельзя. С Алисой ничего не случится. Она этого не допустит!

Она не даст свою внучку в обиду!

 

Глава 3

Я откинулась на спинку кресла, и меня тут же заключила в объятия сладостная лень.

Хотелось спать, и я вполне могла отдаться на милость сну — в конце концов, я не первый человек, который спит на рабочем месте!

Лариков читал газетку с тем умиротворенным видом, который появлялся у него в послеобеденное время уже почти неделю. Так что мы напоминали уютную семейную пару на отдыхе.

Ах, черт! Получается, у нас с ним что-то вроде отпуска! Если так и дальше пойдет, надо будет выпросить у него парочку выходных… Найдет меня дома, если на его голову обрушится клиент. Хотя я уже не верила, что он обрушится. Похоже, все клиенты стали так вежливы, что беспокоить нас своими проблемами не рискуют.

— Ларчик, — лениво пропела я. — Как ты думаешь, не поехать ли нам на Гавайи?

И сама не знаю, чего это меня потянуло на Гавайи! Ладно бы я изъявила желание посетить мою любимую Ирландию, поехать, скажем, в Ламерик, так ни с того ни с сего я решила последовать за стадами «новых русских»! Не иначе как вынужденный отдых начал сказываться на моем рассудке…

Ларчик же на мое бредовое предложение отреагировал равнодушным кивком, будто действительно собирался это сделать.

— Ларчик, а ведь общение с преступным элементом должно пойти нам на пользу! — выдвинула я второе предложение, благодаря которому наш план посетить Гавайи выглядел уже менее иррационально. — Может быть, нам посвятить образовавшееся свободное время ограблению банка?

— Диллинджер, — усмехнулся Лариков. — Бонни ты моя внезапно обретенная! Как ты себе это представляешь, интересно?

— Ну, не банк, — умерила я прыть. — Магазин, например… Вот только надо подумать, какой магазин брать выгоднее — продуктовый или «Цезарь» с его телевизорами и стиральными машинами… Кстати, мне она нужна.

— На грузовике, значит, будем грабить, — рассмеялся Лариков. — Ты умеешь его водить?

— А он здорово отличается от мотоцикла? — поинтересовалась я.

— Слегка, — ответил Лариков. — Ты справишься.

— Тогда лучше «Цезарь», — решила я. — Потому что там много полезных вещиц… Телевизоры всякие, видеомагнитофоны… И тостер неплохо. И печь СВЧ.

— Когда начнем? — осведомился Лариков. — Я так понимаю, эта мысль все больше овладевает твоим сознанием…

— Да сразу, — ответила я. — Купим в «Готике» шапки с прорезями для глаз и рванем в направлении грядущего благосостояния!

— Нам шапки не на что покупать, — сообщил Ларчик. — У нас вышли все деньги.

— Можно занять, — нашлась я. — Отдадим потом. Когда ограбим магазин.

И вот в этот-то момент, когда мои мысли совсем уклонились в криминальную сторону, наш телефон издал свое утробное призывное рычание.

— Лариков, — с тоской сказала я, поднимая трубку, — не мог бы ты все-таки вернуть на место прежний звонок? А то у меня теперь ощущение, что в нашей комнате живет голодный тигр!

— Ну и хорошо! — осклабился этот садист. — Это может помочь дисциплине…

Я не успела спросить его, каким образом сие урканье и фырканье может способствовать порядку — разве только Лариков еще обучит наш телефон кусаться и бросаться на нарушителей этой его возлюбленной дисциплины? Так как основным нарушителем лариковского спокойствия обычно являюсь я, надо ли мне расценивать, что акция с телефоном-рычалкой направлена против меня лично? Рискуя жизнью, я сжала трубку в руке, глядя на замолкшее чудовище с опаской и недоверием.

— Агентство «ЛМ», — отрапортовала я в трубку.

— Пожалуйста, девушка, пригласите… детектива.

— В принципе я в некотором роде тоже детектив, — сообщила я явно перепуганному голосу.

Кстати, почему-то слово «детектив» было произнесено шепотом. Будто мой абонент боялся, что это кто-то услышит.

— Мне нужна ваша помощь. — Голос у абонента продолжал дрожать.

— Подъезжайте, — сказала я. — Будем рады помочь вам.

— Нет. — Теперь голос начал обретать более-менее нормальное звучание. — Обстоятельства таковы, что лучше бы приехал кто-то из вас. Будет даже лучше, если приедет… девушка. Привлечет меньше внимания.

— Хорошо, — согласилась я, мысленно показывая Ларчику язык. — Диктуйте адрес, я подъеду к вам.

Я записала адрес, повесила трубку и чмокнула опешившего Ларчика в щеку.

— Тебе наконец-то сделал предложение миллионер? — с сомнением в голосе спросил он. — Почему ты стала такой счастливой, что не можешь удержаться в рамках приличия?

— Лучше! — промурлыкала я, натягивая куртку. — Господь внял моей молитве, дорогой! На нашу голову обрушился клиент!

— Ага, и он так напугал тебя, что ты собралась смыться!

— Нет, что ты, — ответила я смиренной улыбкой на его гнусную инсинуацию. — Клиент попался загадочный. По причинам, которые она обещала открыть мне при встрече, я должна изобразить из себя племянницу.

— Значит, это женщина.

— Иногда, мой друг, я готова признать твои гениальные способности. Да, женщина. Судя по голосу, это пожилая дама, да, да — именно дама, получившая прекрасное воспитание, образование и так далее. Вряд ли мне угрожает смертельная опасность от нее. Посему я рискую отправиться одна, без эскорта.

— Все-таки помни о мерах предосторожности, — нахмурился мой босс. — А то иногда твое легкомыслие внушает мне ужас!

— Благоговейный? — поинтересовалась я.

— Мистический! — выпалил мой босс.

— Это огорчительно, — развела я руками. — Но что поделаешь, дружочек? Женщины тем и берут мужчин, что легкомысленны, как птички колибри! Ладно, пока. Приеду, расскажу тебе все в подробностях. Давай надеяться, что эти подробности будут интересны и хорошо оплачиваемы!

Я вылетела на улицу, напевая себе под нос угрожающий мотив «Ду хаст».

Честно говоря, за долгое время вынужденного спокойствия я успела соскучиться по приключениям. Так что чем больше выпадет их на мою долю, тем лучше.

* * *

— Мама!

Голос дочери вывел Анастасию Михайловну из задумчивости. Телефонная трубка все еще была в ее руке. Глаза дочери были устремлены на трубку, и Анастасия Михайловна отругала себя за оплошность.

— Что ты сделала? — с ужасом спросила Вика. — Мама, что ты сделала? Ты…

Она как-то странно всхлипнула и сдавленным голосом продолжила начатую фразу:

— Ты все-таки позвонила в милицию? Отвечай, мама!

— Вика, — начала Анастасия Михайловна, обнаружив, что, кажется, она оправдывается. — Послушай меня, Вика…

— Ты позвонила, — обреченно пробормотала Вика. — Мама, что ты наделала? Боже, мама, ты даже не представляешь себе, что ты наделала!

— Вика, успокойся! Я не звонила в милицию!

От напряжения ее голос прозвучал слишком резко, как окрик.

Вика удивленно замолчала. Мать никогда не повышала на нее голос! Отчего же сейчас, в трудную минуту, она кричит на нее?

Невольно отшатнувшись, Вика закрыла лицо руками. О, боже, как бы хорошо было сейчас расплакаться, выпустить со слезами это дикое напряжение, которое с каждым часом становится все труднее переносить!

Но слез не было. Лишь боль и страх…

— Тогда куда ты звонила? — сухо спросила Вика.

— Я звонила одной своей знакомой, — соврала Анастасия Михайловна, с ужасом осознав это.

Боже мой, ее губы только что изрекли ложь, и кому?!

Вике. Ее дочери, которой она не лгала никогда!

— Зачем?

Викины глаза смотрели требовательно, проникая в ее душу.

— Она может нам помочь. — Сама поверив этим словам, Анастасия Михайловна произнесла их твердо и спокойно. — Нам не справиться с тобой вдвоем, Вика! Как ты этого не понимаешь? Нам нужна помощница!

Казалось, Вика ее не слышит, все глубже погружаясь в пучину безнадежного отчаяния.

— Мама, — почти шепотом сказала она. — Как же ты не понимаешь… Они запретили мне говорить об Алисе с кем бы то ни было… Ведь все просто, мама, все так просто! Мы отдаем им деньги, как они этого хотят, — потому что они любят деньги, а я… Я ненавижу деньги, мама! Они вернут нам Алису, и мы забудем про эту историю… Забудем.

Она как будто старалась убедить в этом саму себя. Хотя прекрасно понимала, что теперь все будет по-другому — не так, как раньше… Ей придется долго забывать. Но она справится. Лишь бы вернули ее девочку.

— Хорошо, Вика, хорошо…

Мать погладила ее по лицу, стирая невидимые слезы, от отсутствия которых Вике было еще тяжелее.

— Я сейчас позвоню этой девушке, и мы все отменим! Пусть будет так, как ты этого хочешь!

— Мы отдадим им чертовы деньги, — продолжала шептать Вика, глядя в одну точку. — Мы отдадим им все чертовы деньги. Все. Пусть они только вернут нам Алису… Мама, они ведь нам ее вернут, правда?

Сердце Анастасии Михайловны сжала ледяная рука. Возникла резкая боль. «Не время, — приказала она ему. — Потерпи со своей болью!»

Смотреть на Вику было страшно, казалось, она сейчас упадет замертво, или ей откажет рассудок, и еще Вика вдруг стала совсем маленькой, будто перед Анастасией Михайловной стояла не тридцатипятилетняя женщина, а семилетняя девочка.

И эта девочка была растеряна, напугана, и некому было ее утешить, избавить от боли, кроме матери.

— Правда, — ласково прошептала Анастасия Михайловна. — Все будет хорошо, девочка. Все будет хорошо.

* * *

Телефонный звонок застал Ларикова за приятным времяпрепровождением.

Проще говоря, Андрей Петрович как раз намеревался испить кофейку.

Появление долгожданного клиента подействовало на него как бальзам. Настроение заметно улучшилось, и Андрей Петрович даже запел что-то.

Он поднял трубку и сообщил, что агентство «ЛМ» к услугам абонента.

— Простите, — услышал он немного опешивший голос. — Я говорила с девушкой…

— С моей помощницей, наверное, — предположил он.

— А вы не могли бы позвать ее к телефону?

— Нет, она уже уехала. Если это звонили вы пятнадцать минут назад, то минут через пять она будет у вас!

Женщина на другом конце провода замолчала.

— А остановить ее вы не можете? — с надеждой спросила она.

— Никак не смогу, — вздохнул он. — А вы передумали?

— Кажется, я уже не могу передумать.

— Ну, отчего же… Скажете Александре, что отказываетесь от помощи, вот и все.

Он старался говорить спокойно, но в голосе слышались нотки раздражения.

В самом деле — если у тебя есть деньги, то можно вот так издеваться над людьми?

Сначала звонить, назначать какие-то таинственные свидания, а потом…

— Только наперед я хотел бы попросить вас больше не устраивать подобные розыгрыши, — не выдержал он. — В то время, как вы развлекаете себя подобным образом, кто-то реально нуждается в нашей помощи. А сотрудник мотается по вашей прихоти неизвестно где!

— Простите, пожалуйста!

Кажется, женщина была действительно очень расстроена. Но и Сашку ему было жалко.

Настроение его резко упало.

— Ничего, — буркнул он.

Женщина положила трубку.

Он чертыхнулся и бросил трубку на рычаг.

Вернувшись на кухню, уставился на кофе, который, не вынеся долгого ожидания, выполз на плиту из джезвы, обезобразив белую поверхность плиты темно-коричневыми пятнами.

— Наша жизнь, ма шери, не всегда напоминает праздничек, — философски заметил Лариков, снимая наполовину опустевшую джезву и стирая тряпкой пятна. — Иногда выдаются дни, которые можно смело обозначить как траурные!

* * *

Ох, какое же несчастье случилось со мной по дороге!

Только я вылезла из автобуса, как какой-то сивый «мерин» промчался по луже так, что я была вынуждена принять грязевую ванну!

— Вот пакостник! — пробормотала я, тщательно осмотрев свою куртку, но ничего особенного не обнаружив.

Грязь была какого-то мистического свойства. Совершенно непонятным образом она оставалась незаметной, пока я не вошла в подъезд. Но стоило мне там опустить глаза, как я застыла в ужасе.

Вся моя куртка была теперь похожа на шкуру далматина наоборот. То есть, будучи черной, она украсилась мерзкими белыми пятнами!

— Похоже, эта лужа была с добавлением мела, — проворчала я, пытаясь оттереть это безобразие, — и теперь я до смерти перепугаю несчастную старушенцию, которая была настолько милой, что согласилась побыть нашим клиентом! И что по этому поводу скажет мое начальство?

Впрочем, по здравом размышлении я решила, что «начальству» лучше бы помолчать в тряпочку, поскольку оно рискует получить в ответ намек на то, что все приличные детективы имеют машины. И не я виновата, что никак не могу себе на эту самую машину заработать!

Когда мне удалось размазать белые пятна по куртке, придав ей более-менее приличный серый цвет, я нажала на кнопку звонка.

На лице моем засияла приветливая улыбка, которую я напяливала регулярно в надежде понравиться возможному клиенту. Иногда это, кстати, вполне удавалось, хотя Пенс однажды сказал, что эта улыбка отчего-то напоминает ему гримасу отвращения.

Из глубины квартиры приближались шаги, и я надеялась, что наша встреча будет счастливой для обеих сторон.

Дверь открылась.

На пороге стояла высокая худощавая пожилая женщина и смотрела на меня беспомощными и безнадежными глазами.

Под действием этого взгляда моя улыбка показалась мне идиотской, и я поспешила вернуть лицу нормальный вид.

— Здравствуйте, — сказала я. — Вы мне звонили. Я Александра Данич.

Женщина кивнула, но осталась стоять на прежнем месте как истукан. Словно не доверяла мне или, что намного хуже, замыслила недоброе.

— Вы мне звонили, — повторила я, пытаясь протиснуться в коридор.

Она будто очнулась.

— Ах, да. Простите, ради бога. Проходите… Видимо, это судьба. И я уже ничего не могу изменить…

Сказав такую вот странную вещь, она отодвинулась, с опаской посмотрев через плечо, и впустила меня в комнату.

Если до этого у меня были нехорошие мысли, что меня попросту разыгрывают, то, оказавшись в этой комнате, я поняла, что это не так.

В комнате находилась еще одна женщина, молодая и очень милая, с тонкими чертами лица. И не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: с этими женщинами случилась беда.

Этой бедой пропахла вся комната. И обе они почему-то смотрели на меня со страхом, как будто от меня исходила опасность.

* * *

Алиса почувствовала в углу движение.

Пытаясь хоть что-то разглядеть, она прищурилась, но в помещении, где она находилась, было так темно, что ничего не было видно.

Теперь снова было тихо, и девочка постаралась успокоить себя.

— Тебе показалось, — сказала она себе, пытаясь придать голосу уверенность, но он почему-то дрожал.

Она попробовала подняться и опять ощутила в ноге резкую боль.

Ах, да… Наручники. Она же прикована. Она снова села и сложила руки на коленях, как примерная ученица.

Почти успокоившись, Алиса начала вспоминать «Мэри Поппинс», чтобы не думать о том мрачном мире, который ее сейчас окружал.

Так было проще все пережить. Еще Алиса запретила себе думать о маме и бабушке, потому что стоило ей подумать о них, как желание оказаться дома, рядом с ними, становилось нестерпимым. И тогда слезы подступали так близко, что хотелось разреветься. А этого допускать было нельзя.

Поэтому лучше было думать про Мэри или про «Великолепную пятерку».

То, что происходило с ней сейчас, было похоже на приключения Джордж, но куда страшнее.

Впрочем, она сосредоточилась и теперь благодаря ее умению фантазировать уже ощущала Джордж рядом с собой. Маленькая девчонка в мальчишеской одежде с торчащими короткими волосами протягивала Алисе руку помощи, сама о том не зная.

И Алиса почти забыла, где она находится. Не было этого мрачного подвала и проклятых наручников.

Она закрыла глаза.

И вот тут-то шорох повторился.

Распахнув глаза, Алиса снова присмотрелась и вздрогнула.

Ей показалось, что на нее кто-то смотрит.

Сначала она так испугалась, что прошептала:

— Мама…

И попыталась отползти подальше за кровать, вглядываясь уже так, что у нее заболели глаза.

Шорох опять повторился, и теперь Алиса увидела причину этого шороха.

Прямо напротив нее, в углу, сидел крошечный мышонок и смотрел на нее своими блестящими бусинками-глазками с нескрываемым любопытством.

Алиса с удивлением обнаружила, что она нисколько не боится этого мышонка, наоборот — она обрадовалась ему.

— Привет, — прошептала она, опасливо оглянувшись на дверь, словно опасаясь вторжения Страшной Женщины.

Мышонок, похоже, тоже ее не боялся. Он сидел, немного настороженный, и продолжал изучать Алису.

Алиса боялась пошевелиться, чтобы нечаянным движением не спугнуть его. Ей не хотелось, чтобы он убегал.

Непостижимым образом этот крошечный зверек творил чудо, разрушая ее одиночество, и давал надежду. Хотя и был, как она, заложником этой темноты и страха. Только в отличие от Алисы он привык к ним, научился с этим жить. Алиса не хотела так, нет. Но, если он будет рядом, она не будет одинока, и потом — ее надежда может окрепнуть.

А надежда ей была очень нужна. Чтобы дождаться обещанного «скоро».

 

Глава 4

— Простите, так получилось, что мы не нуждаемся в ваших услугах, — чеканя каждое слово, как хорошо выученный текст, сказала молодая женщина.

Вот тебе и здрасьте, подумала я. Они просто пошутили, да? Тогда отчего у них такие вытянутые лица, будто обеих шарахнуло током?

Искушение развернуться, пожелать им приятного вечера и отправиться домой было велико, не скрою. Но я почему-то продолжала торчать в этой комнате. Что-то мешало мне уйти.

Мой внутренний голос, который вообще-то любит поразглагольствовать, когда я в этом совершенно не нуждаюсь, на сей раз опасливо молчал, не спеша пояснить мне, как надо себя вести. Хотя я и чувствовала, что уходить мне не следует, потому что…

Ну, не знаю я, как это объяснить!

Иногда на тебя наваливаются предчувствия и мешают тебе пошевелиться. Будто ноги приросли к полу, честное слово!

— Вы слышали меня?

Женщина теперь зло смотрела на меня, мое присутствие ее ужасно раздражало.

Женщина постарше понравилась мне куда больше. Она старалась не смотреть мне в глаза, ведь именно она звонила мне и теперь чувствовала себя виноватой за происходящее.

— Да, я вас слышала, — кивнула я.

Честно говоря, когда со мной разговаривают таким тоном, я помимо воли начинаю злиться. Тем паче, что эта молодая дамочка, несмотря на довольно скромные одеяния, принадлежала к «классу уверенных в завтрашнем дне», а у меня к этому самому классу никогда не было особенных симпатий.

— Тогда почему вы не уходите? — прошипела женщина.

— Вика! Перестань, — подала голос женщина постарше. — В конце концов даже несчастье не дает тебе права терять человеческий облик!

Несмотря на душившую меня обиду, последние слова не укрылись от моего внимания. «Несчастье…» Ну, вот так, потихоньку, если я простою тут еще сутки, я смогу вытянуть из этой пары, по какой причине они вытащили меня из нирваны и заставили проделать достаточно длинный путь, во время которого к тому же один из представителей их класса испортил мою любимую куртку!

— Да, я вам звонила, — начала оправдываться передо мной женщина. — Потом… обстоятельства несколько переменились, и я перезвонила вам, чтобы отменить нашу встречу, но… Было уже поздно, и вы ушли.

«Обстоятельства переменились»?!

Эта фраза прозвучала как-то неуверенно.

— Пожалуйста, не сердитесь!

— Я не сержусь, — пожала я плечами. — Хотя вообще-то вы зря переменили эти ваши обстоятельства. Многие люди думают, что смогут управиться с возникшими «обстоятельствами» сами, а делают только хуже… Например, недавно у нас был случай киднепинга, там тоже сначала пытались справиться сами, и дело кончилось весьма внушительными неприятностями с перестрелкой… Но воля ваша.

Я заметила, что слово «киднепинг» заставило их вздрогнуть, переглянуться, а потом быстренько спрятать от меня глаза.

«Предчувствия меня не обманули», — сказала я себе.

— Ладно, не буду мешать вам бороться с житейскими бурями, — махнула я рукой. И направилась к двери.

— Подождите минуточку, — остановила меня пожилая женщина. — Пожалуйста!

Я остановилась.

— Вы… Простите, ради бога, но вы не расскажете нам про этот ваш случай?

* * *

Теперь я была уверена, что встретилась снова с чертовым способом заработка — кражей людей. Сомниваться не приходилось: когда люди ведут себя именно так, пытаясь выполнять указания недоносков, которые подвергают их худшему виду шантажа, одновременно пытаясь ухватиться за самую хрупкую соломинку надежды и в то же время безумно боясь этого, когда в их глазах ты видишь странную мешанину отчаяния и покорности, когда они поневоле лгут тебе, осознавая, что ты прекрасно это понимаешь, и спешат отказаться от твоей помощи, повинуясь воле негодяев, — значит, перед тобой жертвы киднепинга.

Киднеперы для меня ничем не лучше маньяков, специализирующихся на мучениях детей. Одна компания, черт бы их всех забрал пораньше в свой ад…

Сейчас я стояла перед этими женщинами, и они смотрели на меня с такой отчаянной надеждой, что я, к своему ужасу, догадалась еще об одной вещи.

В этой семье похитили ребенка.

Слова вырвались у меня раньше, чем я успела их удержать.

— Когда? Сколько прошло уже времени?

Они молчали. Кажется, мой вопрос застал их врасплох.

— Мы… Не понимаем, о чем вы говорите, — тихо сказала старшая женщина.

— Да бросьте, — поморщилась я. — Вы все прекрасно понимаете. Насколько я догадываюсь, в милицию вы не обратились… Вам запретили, а вы были рады послушаться. Глупость, которую делают все жертвы этих уродов…

— Мы…

Она сама себя обрезала. Кажется, она поняла наконец, что врать мне — бессмысленно.

— Вы хорошо все обдумали?

Она молчала. Стояла, опустив глаза, будто на полу лежала шпаргалка от похитителей. Та, что помоложе, и вовсе смотрела в окно, делая вид, что меня в этой комнате нет.

— Вы настолько доверяете похитителям вашего ребенка?

Я понимала, что говорю жестокие вещи. Но они собирались повторять ошибки большинства, а в это время их ребенок подвергался сумасшедшей опасности, да и просто — чего хорошего для маленького человечка быть в компании отвратительных монстров?

— Ладно, не буду я вам ничего рассказывать, — махнула я рукой. — Хотя, если бы я была на вашем месте, я постаралась бы найти их логово и такой бы там устроила «Ду хаст», что охота воровать детей пропала бы у этих гадов надолго. Но вы, судя по всему, относитесь к тем людям, которые предпочитают молчать, позволяя унижать не только себя, но и своих детей. Не стану говорить вам «бог в помощь!». Потому как благодаря вам завтра они, чувствуя свою силу и безнаказанность, окончательно обнаглеют.

«Какая ты грубая, Саша!» — это произнес укоризненно мой внутренний голос. Ну, он в своем репертуаре! Когда надеешься на мудрую подсказку, он принципиален, он молчит, но стоит появиться возможности заняться моим воспитанием — он тут как тут! Я постаралась не обращать на него внимания.

Дамы тем временем переглядывались и делали друг другу непонятные знаки. А между тем мне было ясно, что без нас с Ларчиком они пропадут. В милицию они ни за что не обратятся, а сами… Сами они будут без конца передавать деньги похитителям, пока их ребенок не вырастет, если вырастет вообще!

Если они меня сейчас не остановят, я взорвусь!

Я уже открывала дверь.

— Александра…

Остановившись, я ждала.

— Простите нас.

Так. Похоже, они постараются сами угробить собственное чадо! Из вежливости. Обе дамы слишком хорошо воспитаны, ей-богу!

— Всего хорошего, — буркнула я.

— Да подождите же!

Я снова остановилась.

— Вы действительно знаете, что надо делать?

Ну, вот. Уже лучше.

— Надо все проанализировать, и только потом я смогу сказать, как можно выйти из этой гадкой ситуации, — ответила я.

— Вы… нам поможете?

На меня смотрели две пары глаз, и я понимала, что отступать теперь было бы подлостью.

— Конечно, — кивнула я. — Если вас устроят наши условия…

Ох, кажется, зря я брякнула про условия!

Они сразу насторожились, вспомнив про совсем другие «условия», и я почувствовала себя тоже вроде как «шантажисткой».

— Я имею в виду условия оплаты, — пояснила я. — Такса всех детективов — двести долларов в сутки. Вас это устроит?

Они переглянулись и облегченно вздохнули.

— Да, конечно, — кивнула молодая женщина.

— Я надеюсь, что, если все будет хорошо, мы уложимся в сутки, — сказала я. — Но, чтобы все было именно так, вы должны рассказать мне все. Стараясь не упускать мелкие подробности. Я понимаю, что-то вы все равно упустите из вида.

— Я поняла… Постараемся.

Она снова кивнула, ни дать ни взять китайский болванчик!

— С чего начнем? — робко поинтересовалась она.

— Со знакомства, — ответила я. — И, если можно, с чашечки кофе.

* * *

Честно говоря, мне не хотелось кофе.

Последнее время мы с Ларчиком от безделья его перепили. Но я должна была добиться контакта, и по возможности — спокойного контакта. А передо мной были две перепуганные женщины, и зависели они целиком от моего спокойствия. Поэтому я приглушила свои эмоции — еще в начале моей муштровки Ларчик объяснил мне «золотое правило частного сыщика», а именно: «Частный сыщик должен постоянно держать свои чувства под контролем».

Впрочем, не только частный. Ведь правило-то это Лариков усвоил еще в то время, когда сражался с преступностью в качестве скромного оперативника.

Ну, так вот. Я научилась свою чрезмерную чувствительность скрывать от людских глаз под маской спокойной уверенности, хотя этой уверенности у меня зачастую совсем не было. Самый маленький прокол нередко выбивал меня из колеи. В общем, с уверенностью было плохо.

И, стоило мне встретиться с глазами моих теперешних подопечных, она и вовсе таяла в воздухе. Поэтому я старалась быть грубоватой — сами понимаете, если я начну их утешать ласковыми словами, они совсем размякнут.

А размякать им было от чего.

После того как был закончен обряд знакомства и я узнала, что старшую из моих дам зовут Анастасия Михайловна, а младшую — Вика, они приступили к изложению событий.

В самих поганцах-киднеперах я ничего нового не усмотрела. Уж чем они точно убивают, так это банальностью! «Положите денежки в чемоданчик, отнесите чемоданчик в камеру хранения или под старый развесистый кладбищенский дуб, иначе мы вам тако-о-ое устроим! И в милицию не звоните! Мы об этом обязательно узнаем, и тогда вам совсем уж несдобровать!»

Откуда они узнают? Что у них, шпионы везде понатыканы, что ли?

Никто еще почему-то этим вопросом не задался всерьез, а стоило бы!

И чего они, кстати, так боятся милиции? Уж наша-то милиция и на пустой площади единственного стоящего там человека не найдет! Стой хоть сутки напролет и ори: «Милиция!» — и тогда постараются тебя не заметить!

Ну, с милицией — это их проблемы. Хотят ее бояться, пускай боятся! Хорошо, хоть чего-то они боятся…

Ну, так вот. Викина история не отличалась от сотни других подобных. Я бы, конечно, выпорола всю эту компанию за то, что они были заняты каждый своими делами настолько, что ребенок у них остался без присмотра. Кстати, больше всего меня потряс тот факт, что девочке наняли няньку-гувернантку, это при наличии живой-здоровой бабушки!

Няньку эту я записала в книжку, чем вызвала гнев со стороны Вики.

— Вы подозреваете нашу Танечку? — вскрикнула она, потрясенная моим недоверием к этой представительнице человеческого рода.

Я удовлетворила ее любопытство легким пожатием плеч.

— Да вы что?! Танечка — ангел!

Я кивнула.

— Как вы можете жить с таким недоверием к людям!

О господи! Дай мне, пожалуйста, кротости и смирения хотя бы на то время, пока я разговариваю с этой заблудшей идеалисткой!

— Послушайте, Вика! Посмотрите сами на эту ситуацию — девушка, несмотря на свой выходной, охотно соглашается поехать за Алисой! Знаете, что можно подумать?

— Она же сама испугалась! Она плакала!

Потрясающая наивность! Они, наверное, за всю свою жизнь не столкнулись с крокодиловыми слезами!

— Вика, простите меня, но я вынуждена вписывать в свою записную книжку всех, кто так или иначе мог участвовать в похищении. Кстати, я не только вашу Танечку туда вписываю. Вашего мужа, например. Фирма-то принадлежит вам, я правильно поняла?

— Ну, не совсем… Понимаете, это акционерное общество, и самый большой пакет акций, естественно, находится у мамы как прямой наследницы папы…

— Вот видите, значит, ваш муж тоже может быть замешан в этой истории! Вдруг он незаметно эту вашу драгоценную фирму разорил и теперь ему нужны деньги, чтобы удрать? Вот он и разыграл эту историю с похищением…

Странно, но против возможного участия мужа в таком негативном поступке Вика возражала намного меньше, чем против участия Танечки.

Если быть точной, она совсем не возражала. Даже как-то успокоилась и слегка улыбнулась с легким оттенком мстительности — первый раз за весь тот час, что мы с ней разговаривали!

Однако, подумала я. Интересные у нее отношения с любимым супругом! Любопытно посмотреть, что за личность этот самый Виталий Викторович Лямин!

Мои пожелания были выполнены скорее, чем я думала.

В дверь позвонили по-бандитски настойчиво, Анастасия Михайловна открыла ее, и в комнату ворвался настоящий питекантроп, которого подстригли почти наголо, оставив только редкую поросль, почти не закрывающую череп удивительно несовершенной формы — с резким затылочным скосом и тремя шишками на этом скосе. Питекантроп, как ему и положено, влетел в нашу мирную компанию с диким и непристойным воплем:

— Ты, сука! Если ты считаешь, что можешь устраивать мне сцены и врать невесть что про Алису, а потом исчезать, ты заблуждаешься! Ты слишком о себе мнишь, поняла?

Сомнений не было — по презрительному молчанию Вики я быстро определила, что этот бугай с кривыми ногами и есть долгожданный супружник!

* * *

Уж не знаю, как ее угораздило так неудачно выскочить замуж! Судя по выражению ее лица, о какой-то неземной любви, когда тебе все равно, как этот человек выглядит, говорить не приходилось.

Я тщетно искала в его маленьких, глубоко посаженных глазенках выражение ума или несказанной доброты, но ничего этого там не было и в помине.

Напротив — глазенки сверкали злостью, и где-то в их глубине таились жадность и похоть. Если прибавить к этому еще и высокомерие, то получится точный портрет Виталия Викторовича. Ничего себе красавчик, а?

Я ему, кстати, тоже не понравилась.

Заметив меня, он вылупился с таким тупым выражением, что я быстро определила — он пытается думать!

Так как это занятие, видимо, не входило у него в число привычных, он выглядел бесконечно удивленным.

— А это еще что такое? — наконец обрел он дар речи.

Если до этого во мне и были маленькие росточки жалости и слабенького сострадания к этой недоделанной личности, то после такого обращения они погибли.

Ни фига себе — «это что»!

— Это моя родственница, — вступилась Анастасия Михайловна.

Наверное, от сравнения с неодушевленным предметом мое лицо здорово перекосилось, раз она бросила на меня такой испуганный и немного жалостливый взгляд…

— Какая, на фиг, родственница? — вопросил дегенерат.

Сказал-то он совсем не «на фиг», а иное слово, но я не стану его повторять.

— Это Саша, дочка тети Иры, — робко взглянув на меня, словно я могла возмутиться причастностью неведомой тети Иры к моему появлению на свет божий, проговорила Анастасия Михайловна. — Она приехала ко мне в гости…

— А ей тут обязательно торчать? — неприязненно спросил он.

— Саша все знает, — сообщила Анастасия Михайловна.

Все это время Вика молчала, явно игнорируя своего супруга.

— И чего вы, мамаша, впутываете в наши дела посторонних? — рявкнул Виталий Викторович так оглушительно, что я едва сдержалась, чтобы не закричать в ответ: «А вот того, придурок, что нечего тут на женщин орать, а то одна из этих женщин так врежет тебе каблуком по яйцам, что забудешь о радостях секса лет на сто!»

Но я сдержалась. Муштра моего босса не должна же пропадать даром. И эмоции надо зажимать в кулак, даже если очень хочется выполнить легкий пируэт, благодаря которому у таких типов пропадает на какое-то время желание хамить!

— Саша менее посторонняя, чем ты, — неожиданно вступила в нашу задушевную беседу Вика. — Во всяком случае, я доверяю ей куда больше, чем тебе. Поэтому заткнись и веди себя прилично.

Она, наверное, работала раньше укротительницей диких вепрей.

Потому как этот «вепрь» сразу притих, испуганно посматривая на нее.

— А за «суку», дорогой, ты мне еще ответишь, — сурово пообещала Вика, и ее супруг окончательно был раздавлен, он тихо бормотал себе под нос какие-то проклятия.

Теперь я посмотрела на хрупкую Вику с невольным уважением.

Однако хорошо у нее это получилось!

* * *

Таня сидела возле телефона, сжав руки, будто в молитве.

Она не могла объяснить, почему она не отходит от телефонного аппарата. Словно ее приковали к этому чудовищу…

И ведь ничего подобного не было и в помине — Таня сама, по собственной воле, торчала возле аппарата, не смея отойти даже на секунду!

Вика просто просила ее посидеть дома, на всякий случай, пока она будет у матери. Вот Таня и сидела, ожидая неизвестно чего.

А еще к этому надо прибавить, что звонка от похитителей Таня боялась ужасно. Понятно, что состояние ее становилось все хуже и хуже.

Происходящее вокруг Таня воспринимала сквозь туман. Этот туман окружал ее, не давая сосредоточиться, воспринять реальность, и Таня была благодарна туману, потому что он не пускал боль и страх. Ужас происходящего до Тани если и доходил, то притупленно. Туман лишал его остроты.

«Господи, — думала Таня, раскачиваясь на стуле, — еще вчера я была счастливой и беззаботной! А сегодня…»

Она старалась не думать сейчас об Алисе. Это было слишком больно — даже туман не спасал. Но Алиса сама приходила к ней и смотрела так, что Тане хотелось скрыться от нее, убежать, раз уж она не могла помочь.

На диване валялся Алисин плюшевый тигр. На полочке у телевизора были разложены кассеты, которые Алиса смотрела. И все, независимо от Таниных желаний, напоминало ей о девочке, будто обвиняло именно ее, Таню, в происшедшем.

А Таня этого не хотела.

И вообще ей не хотелось думать. Она охотно бы сейчас заснула и проснулась бы тогда, когда все закончится.

Телефон зазвонил. Таня вздрогнула.

Осторожно подняв трубку, зачем-то сказала, словно опять хотела защититься на всякий случай от похитителей — вдруг они не пожелают разговаривать с ней:

— Алло, это Таня.

На другом конце провода немного помолчали, а потом она услышала его голос:

— Как ты там, Танюшка?

— Все нормально, — ответила она бесцветным голосом.

Несмотря на его появление, она не испытывала радости. Сейчас и он был размыт туманом.

— Я хотел спросить, когда ты освободишься? Я бы за тобой подъехал…

— Не знаю, — все так же равнодушно сказала Таня. — У нас проблемы. Я не знаю, когда я освобожусь.

Он не стал спрашивать, какие проблемы, а Таня не стала распространяться по этому поводу.

— Тогда до завтра?

— До завтра, — уронила слова в беспросветность тумана Таня и повесила трубку.

 

Глава 5

Притихший монстр устроился на диване, вытянув свои ножки потрясающей кривизны, и, озабоченно скривив губы, пыхтел, как сломанный паровоз.

— Значит, вот оно как… — пробормотал он, выслушав рассказ Анастасии Михайловны.

Вика, высказав свое мнение на его счет, снова погрузилась в презрительное молчание.

Монстр буравил меня недобрым взглядом, словно я вошла у него в число первых подозреваемых.

А может, ему просто не понравилась моя куртка, хотя грязные разводы на ней теперь напоминали узор на форме десантника, и я не видела в этом ничего предосудительного.

В конце концов, неодобрительно подумала я, рассматривая фигуру «безутешного папеньки», его носки с золотыми шнурками тоже не отвечают моему эстетическому вкусу.

— Ну, и что будете делать? — осведомился папаша.

С ума сойти!

Поистине — этот тип потрясал меня так, как никому досель не удавалось!

«Что будете делать…»

— А что будете делать вы? — нахально спросила я, глядя в его злобные глазенки.

О, как много эмоций вызвал у него мой ответ!

Сначала его глаза округлились, потом выпучились, потом вернулись назад, а из ноздрей его вырвалось оглушительное сопение. То есть, как я поняла, сопение у него было вместо огня. Мог бы — выпустил на меня струю дыма, ей-богу!

Весь его вид теперь выражал безграничное потрясение. Как? Она умеет говорить?

— То есть? — свирепо пропыхтел он. — Что вы имеете в виду?

— Ну, я так думаю, мужчина-то тут все-таки вы, вам и надо действовать, — ласково пропела я.

Конечно, я так не думала. Вряд ли его можно было обозначить мужчиной! Скорее уж ему подходило звание племенного самца с единственным недостатком — отсутствием всякой породы.

— Мы решили отдать им деньги, — вступила Анастасия Михайловна, опасливо посмотрев на Лямина, как будто она боялась, что, осознав свою принадлежность к сильному полу, этот новоявленный мужчина выкинет что-нибудь не очень-то пристойное.

— Это хорошо, — кивнул он. — Деньги у вас есть?

И тут Вику прорвало! И как — черт возьми!

До этого момента мне еще не доводилось слышать такого совершенного владения нашим трехэтажным! Высказав все, что она думала о нем, Вика тут же перевоплотилась из «биндюжницы» в величественную Афродиту и, указав рукой на дверь, холодно закончила свою речь коротким, но весомым словом:

— Вон!

Он с покорной поспешностью вскочил и бросился к дверям, бурча себе под нос всяческие непотребности в наш адрес. Большинство непотребностей адресовалось Вике.

Но Вику это нимало не взволновало. Она стояла, гордо выпрямившись, и ее лицо пылало.

Дверь захлопнулась. Мы услышали быстрые шаги.

Я посмотрела в окно и увидела нашего «супружника» уже влезающим в машину, причем — я была готова в этом поклясться — в машине находилась какая-то дама приличных размеров.

— Видите, Саша, — привлекла к себе мое внимание Вика. — Нам не на кого рассчитывать, кроме как на самих себя! И что могут сделать три женщины, скажите мне?

Да много, хотела сказать я, но не стала разворачивать перед ними всю картину моих былых подвигов.

— Ну, двое мужчин у нас есть, — успокоила я их. — А если постараться, можно привлечь и третьего. Так что, я думаю, мы сможем справиться!

Хотя и без них вполне смогли бы, самонадеянно подумала я. Женщины в состоянии сами справиться с проблемами, но…

Я себя не обманывала. Положение было настолько сложное, что могла понадобиться и сила, а…

С сомнением оглядев хрупкие фигуры обеих дам, я вздохнула. У меня тоже нет крутых бицепсов, и дерусь я из рук вон плохо. В основном выезжаю на психической атаке. Работаю же больше головой, но драться головой опасно — можно получить сотрясение мозга, который мне иногда бывает необходим. Так что придется нам все-таки взять в компанию Ларчика и Пенса!

* * *

К концу нашей беседы мой блокнот напоминал японско-русский словарь, столько в нем появилось маленьких иероглифов, галочек, крошечных бубликов, рогаликов и прочих загогулин, которые были понятны только их автору — то бишь вашей покорной слуге.

Я уже поднималась по лестнице в нездоровом стремлении отяготить лариковскую голову полученной информацией, и в этот момент меня осенила мысль, которую я сначала, нахмурившись, попыталась откинуть, но потом все-таки решила, что эта гипотеза тоже имеет право на жизнь. И, следовательно, я обязана ее проверить.

Поэтому я уселась на ступеньку и пополнила «собрание иероглифов» новыми закорючками.

— Работы, Саша, у тебя внезапно оказалось очень много, — вздохнула я. — И самое главное, работу эту надлежит выполнить в сжатые сроки, поскольку незачем ребенку долго находиться в обществе деклассированных элементов. Помимо психики, могут пошатнуться нравственные устои, а ты, как дочь педагога, не имеешь права этого допускать!

После этого я поднялась на наш родной этаж и нажала раз десять на звонок.

Когда дверь открылась и Лариков наконец-то предстал перед моими глазами, я выдержала паузу, во время которой он успел пробормотать:

— Как ты долго…

Пройдя в комнату, я лениво опустилась в кресло и потребовала травяного чаю.

— Может, кофе?

— О нет! — взмолилась я, основательно напугав своим воплем несчастного Ларчика. — Полцарства за глоточек чая!

— Полцарства у тебя нет, так что можешь меня не обманывать бесплодными обещаниями, — рассудил Лариков. — Придется дать тебе глоток чая просто так. Бескорыстно. Хотя непонятно, почему у тебя на кофе такая отрицательная реакция… Я привык к тому, что ты пьешь кофе лошадиными дозами. Наверное, с тобой произошло что-то экстраординарное. Ты правда совсем не хочешь кофе?

Уж кофе мне точно не хотелось. За те два часа, которые я провела в обществе Аржановых, я умудрилась выхлебать его столько, что была уверена: в ближайшие сто лет я буду избегать этого напитка!

— Правда не хочу! И давай не будем вспоминать это ужасное слово «кофе» хотя бы несколько часов!

— Значит, действительно мир незаметно для меня перевернулся, — задумчиво молвил Ларчик и отправился за чаем.

Вскоре он вернулся, и я, как божественной амброзии, глотнула чая с мятой.

— Восхитительно, — проговорила я, закрыв глаза.

Пока я наслаждалась моментом, мой босс терпеливо ждал, когда я вернусь из заоблачных высей на грешную землю.

Наконец его терпение иссякло.

— Ну, и что мы имеем? — скромно поинтересовался Лариков.

О, нежданная радость!

После ляминского «Что вы будете делать?» Андрюшенькино милое «мы» показалось мне настолько отрадным, что я не смогла удержаться от благодарной улыбки.

Не все рыцари перевелись в нашем лучшем из миров! Парочка еще осталась, и по счастливому стечению обстоятельств именно мне выпала удача находиться в их обществе…

Однако мне пришлось обрушить на голову одного из доблестных рыцарей недобрые вести.

— А ничего хорошего, — призналась я. — Ты какие дела больше всего не любишь?

— То есть ты хочешь сказать, что на нашу долю выпало именно такое? Из того разряда, которые я не люблю?

Он задумался. Его глаза стали заранее печальны. Видимо, Ларчик тоже обладал даром предчувствия.

— Именно так.

Господи, прости мне безжалостность!

— Вообще-то самым муторным я нахожу киднепинг, — безошибочно определил он.

Я развела руками.

— О Саша, Саша! — взмолился он. — Скажи мне, что я ошибся!

— Нет, бедный мой босс, — проговорила я, наслаждаясь вкусным травяным напитком. — Это именно он. Со всеми атрибутами и вытекающими последствиями…

— Ладно, что ж поделаешь, — смирился с судьбой Ларчик. — Выкладывай, что там случилась за напасть? И с кем?

— Девочка семи лет.

Я достала фотографию Алисы, которую мне дала Анастасия Михайловна.

— Зовут Алисой. Пропала сегодня из школы около одиннадцати утра. Сначала за ней должен был подъехать отец, но не смог. Со-ве-ща-ние у него было.

— Судя по твоему тону, отец не вызвал в тебе должного сочувствия и симпатии, — заметил Ларчик. — Очень противный тип?

— Об этом позже. Давай я все по порядку, а потом перейдем к действующим лицам.

— Как пожелаете, мадмуазель.

— Итак, отец за ней не приехал, мать тоже не смогла, поскольку должна была доставить английского клиента к художнице-инвалидке. Пришлось вызывать гувернантку, у которой был выходной. Гувернантку зовут Татьяна, ей двадцать лет, и мать Алисы предполагает, что сейчас у этой самой Татьяны безоблачный роман, поскольку она напоминает небезызвестную Ларину. «Я вас люблю, чего же боле…» И так далее, и тому подобное. Иногда ее взор туманится и на устах появляется легкая улыбка, отдаленно напоминающая безумную. Все приметы налицо! Подобные признаки появились, например, вчера. После ее похода с Алисой в кафе, где они должны были насладиться мороженым.

— То есть неведомый нам предмет воздыханий девочку видел?

— Выходит, так. В общем, Таня эта примчалась в школу, но Алисы там не было. Она бросилась звонить в музей, где работает Вика, там нашли телефон Миры, то есть той художницы, у которой Вика была, и Вика, бросив англичанина на произвол судьбы, примчалась домой. И, стоило ей там оказаться, похитители девочки не замедлили проявиться, позвонив и затребовав всю имеющуюся в наличии у Аржановых сумму…

— Как это? Они так и сказали? Или была все-таки названа точная цифра?

— Цифра названа, естественно, была, и вот тут начинается первая странность… Она строго соответствует Викиной наличности!

Он присвистнул.

Я выдержала паузу, чтобы он мог сполна оценить мою проницательность, и продолжила:

— Получается, наши похитители не только были знакомы с распорядком дня семейства Аржановых, но и знали, сколько с них можно слупить! А из этого вытекает, что они относятся к аржановскому окружению! По крайней мере, к этому гребаному окружению относится организатор данного преступления!

— Или организаторша, — прибавил Лариков.

— Вряд ли, — покачала я головой. — Мне кажется, за всем этим маячит мужская фигура.

— Это предвзятое мнение, сударыня, — усмехнулся Ларчик.

— Ладно, время покажет, — согласилась я. — Кстати, не надо тебе говорить, что это самое время работает не на нас. Мы должны действовать быстро. Там ребенок. Этому ребенку и так сегодня предстоит провести ночь черт знает в каких условиях!

— Может быть, не в таких плохих? — с надеждой предположил Лариков.

— Дай бог.

Я посмотрела на Алисину фотографию.

Она почему-то показалась мне на этой фотографии чересчур серьезной.

«Не бойся, девочка, — сказала я ей. — Мы сделаем все, чтобы тебе помочь!»

Но она, наверное, боялась. Я бы наверняка на ее месте умирала от страха.

— Все-таки я никогда их не пойму, — вздохнула я.

— Кого? — переспросил Ларчик.

— Киднеперов. Я бы так не могла. Словно они отключили свои чувства наглухо. Им что, не жалко свои жертвы?

Он мне не ответил. На глупые вопросы лучше не давать ответ.

На город опустилась ночь и накрыла маленькую украденную девочку. И ее маму с бабушкой, которые вряд ли смогут заснуть этой ночью.

* * *

Алиса не заметила наступления ночи. В подвале просто стало еще темнее, вот и вся разница. Да еще пришел Страшный Человек, в черной маске и перчатках. Она его все равно бы не увидела, а так он совсем сливался с темнотой. Еще она скорее угадала, чем увидела, женщину — ту самую, которая приходила днем. Или это был уже вечер?

Время у Алисы совсем перемешалось.

Мужчина отстегнул наручники, и Алиса поняла по его жесту, что ей надо лечь.

Он не говорил ни слова, просто выразительно стоял, и в его фигуре Алисе почудилось сходство с папиной — он так же мог застыть в гневе, когда Алиса не слушалась его.

Поэтому она легла, и он пристегнул ее к кровати снова.

— Может, все-таки не надо хотя бы на ночь ее приковывать? — прошелестела женщина, но он ей не ответил.

Наверное, она тоже его не слушается, решила Алиса, и сейчас он станет с ней суровым, как папа со мной.

Он вышел, резко хлопнув дверью, а женщина задержалась.

Алиса знала, что женщина сейчас смотрит на нее. Это было совсем не страшно, только немного странно и неприятно.

Она постояла еще немного, потом вздохнула и пробормотала:

— Спокойной ночи, детка.

— Спокойной ночи, — вежливо ответила Алиса.

Женщина вышла.

Дверь закрылась, Алиса услышала поворот ключа и вдруг вспомнила свою кровать, маму, которая приходила пожелать ей спокойной ночи, большого тигра с печальной мордой…

Почему-то особенно остро ее ударило воспоминание о бедняге-тигре, который там, без Алисы, ужасно одинок. Как сама Алиса в этой темноте.

Она больше не могла сдерживаться, и случилось самое ужасное.

Алиса повела себя, как неудачница.

Она заплакала.

* * *

Я не выдержу, сказала она себе, слыша плач девочки.

Я этого не смогу выдержать!

Больше всего на свете ей сейчас хотелось войти туда, прижать малышку к груди и успокоить ее. Но она знала — он ей этого не простит. Он и так считает ее чересчур сентиментальной.

К тому же завтра все это закончится.

Она вошла в комнату.

Он сидел, развалившись в кресле, и курил.

— Я ухожу.

— Куда? — спросила она, хотя и так знала, что он ответит.

Он должен был позвонить. Из дома звонить было нельзя — Аржановы могли вычислить телефон, и тогда…

Тогда все раскрылось бы в мгновение ока.

Накинув куртку, он вышел, бросив через плечо:

— Закрой за мной дверь.

Она послушно выполнила его приказ и постояла еще немного, вслушиваясь в его удаляющиеся шаги.

Когда шаги стихли окончательно, она открыла дверь в девочкину темницу.

— Алиса…

Ей никто не ответил.

Она подошла поближе и уже протянула руку, чтобы погладить бедного ребенка по растрепавшимся волосам, но отдернула руку.

Девочка спала, подложив под щеку кулачок. Зачем ее было будить? Что бы она ей сказала?

Она тихо, стараясь не шуметь, вернулась, закрыв опять засов, и взяла сигарету из его пачки.

Мысли в ее голове были тяжелыми и мрачными.

* * *

Услышав звонок, Вика вздрогнула.

Кажется, она задремала в кресле.

Она схватила трубку:

— Да. Я слушаю…

До нее почти не дошло то, что говорил ей этот голос.

— Повторите, пожалуйста, что я должна сделать, — дрожащим голосом попросила она.

Он выругался, но повторил. И повесил трубку.

— Вика?

Она обернулась.

Анастасия Михайловна стояла на пороге.

— Они звонили? Так?

Она кивнула.

— Ничего не меняется?

О, как бы дорого дала Вика, чтобы всего этого не было! Но — это было.

— Нет, мама, — сказала она ровным голосом. — Ничего не меняется.

 

Глава 6

Ночь была, словно по заказу киднеперов, специально создана, чтобы нагнать чувство тоски и уныния.

Ветер выл за окном, так что надежды на сон не было. Да и какой сон, когда ты все время крутишь в голове эту историю, главной героиней которой является маленькая девочка?

Мне-то дома в своей кровати под эти «грегорианские» песнопения ветра ох как неуютно, а уж о ней и говорить не приходится!

— Вот попадешься мне в руки, гад чертов, я тебе такой реслинг устрою! — пригрозила я мерзавцу, который ее похитил.

Если бы попался, насмешливо прогундосил мой внутренний голос. А то у тебя пока только желание, а в действительности — завтра этот козел получит деньги, в самом лучшем случае девочку вернет и продолжит свои изыскания! Раз у него получилось один раз, получится еще, да?

Кабы я могла опередить его, вот была бы удача! Опередить — и так разукрасить ему физиономию, чтобы помнил подольше!

Наш план был банален и, если уж говорить честно, не так эффективен, как мне бы этого хотелось.

А посему я скорее ожидала провала, нежели успеха. Но другого пока не было.

То есть какие-то задумки у меня, конечно, имелись, но на исполнение оных потребовалось бы время, а его-то у нас и не было!

Посему приходилось мириться с банальностью — авось кривая и вывезет в нужную точку.

Я начала успокаиваться, если состояние холодной ярости можно назвать спокойствием.

Даже умудрилась закрыть глаза, перед которыми тут же запрыгали световые пятна — свидетельство моей усталости и нервного напряжения. Я, впрочем, к ним уже привыкла — посему очень скоро погрузилась в дремоту. Конечно, куда лучше было бы заснуть — завтра ведь предстоит нелегкий денек, но ежели не получается полноценный сон, сойдет и дремота.

У телефона на сей счет были собственные планы, и он, конечно, поспешил мою медитацию прервать, бестактно раззвонившись в три часа ночи.

Я подняла трубку и услышала голос Вики.

— Саша? — почему-то шепотом спросила она.

— Да, — подтвердила я этот неоспоримый факт тоже полушепотом.

— Он позвонил, — обрадовала она меня. — Завтра, в двенадцать.

— Конечно, в железнодорожной камере хранения, — предположила я.

— Нет, — ответила она. — Знаешь, куда я должна отнести деньги?

— Откуда я могу это знать?

— В мусорный контейнер на углу Топольчанской, — нервно хихикнула Вика. — О боже! Представляешь, а?

— Ну что ж, — ответила я. — Он, видать, у нас оригинал!

В двенадцать.

— А девочка? Надеюсь, ее он не запихает в мусорный контейнер? — мрачно спросила я.

— Нет, Алису он привезет к театру оперы и балета через час после того, как будут положены деньги.

— Я бы в мусорный контейнер засунула все-таки его, — мечтательно выдохнула я. — Дождалась бы и засунула, используя подручную силу!

Там этому типу самое место!

— Саша, что мы будем делать?

Вопрос, конечно, интересный…

— Пока мы ничего поделать не можем, — призналась я. — Он так крепко связал нам руки, что мы вынуждены будем играть по его правилам. А вот когда Алиса окажется у нас… Тогда уж, конечно, мы сделаем этому дяденьке очень нехорошо!

— Не знаю, — вздохнула Вика. — У меня сейчас даже мыслей о мести не вынашивается никаких. Только бы Алису вернули!

— Вам обеим надо поспать немного, — мудро посоветовала я.

Ну, и как они будут спать в такое время?

— Все равно не получится, — сказала Вика. — Сидим на кухне с мамой и смотрим друг на друга, говоря какие-то дурацкие нелепости. В основном произносим одну и ту же фразу. Знаешь, какую?

— Все будет хорошо.

— Вот-вот. И я уже эту фразу ненавижу. Потому что мне как-то не верится, что все будет хорошо.

— Тебе придется в это поверить, — сказала я. — От веры, Вика, тоже зависит много.

Вдохнув в них немного надежды, я положила трубку.

И взглянула в окно.

Погода становилась все хуже. Ветер усилился, и ко всему этому на темных небесах то появлялась, то исчезала за облаками огромная белая, как масленичный блин, лунища.

Положительно, Саша, сказала я себе, в окно нынче лучше не смотреть. А если включить потихоньку музыку, можно будет сохранить психику в относительно нормальном состоянии!

Так я и поступила. Включила магнитофон, задернула шторы, и теперь мне было наплевать на безобразия, творимые матушкой-природой. Из приемника понеслись бодрые аккорды «Кемикал бразерс», которых я вообще-то не люблю, но сейчас они отвлекли мое внимание и успокоили.

Я позвонила Ларикову, подняв его с кресла и передав новые сведения об этом психе с глобальными задумками. Потом подумала и набрала номер Лешки Ванцова, заранее предвкушая, что он мне выскажет по поводу того, что я мешаю ему спать. Но — что бы он там ни высказывал, помочь мне сейчас мог только он.

В конце концов, работа у него, как и у меня, — из разряда «покой нам только снится».

Я предчувствовала бури, которые обрушатся сейчас на мою голову, но Лешка удивил меня несказанно.

Он довольно быстро поднял трубку и, услышав мой голос, обрадованно сказал:

— Данич! Надо же — какая мистика!

— То есть? — переспросила я.

При чем тут мистика? Какое отношение она имеет к моей скромной особе?

— Да на ловца и Данич бежит, — пояснил Лешка. — Я как раз подумывал, не позвонить ли тебе насчет одного дельца, а ты сама объявилась!

— И с чего ты решил обсудить со мной ночью какие-то дела? — поинтересовалась я.

— А у меня тут крутые проблемы возникли, — радостно сообщил мой бессонный друг. — Сижу и шевелю мозгами, потому как на работе у нас — завалы и времени совершенно не остается на размышления! Ты могла бы мне кое в чем помочь!

— Сначала ты мне, ага? — обрадовалась я. — Я же первая тебе позвонила!

— Ну, давай, выкладывай!

— Кто нарисовался у нас в области по части похищений? Только, ради бога, Лешенька, мой вопрос останется между нами, ладно?

Он молчал достаточно долго, чтобы я поняла все, что он думает по поводу вынужденной конфиденциальности. Потом он протянул многозначительно:

— Та-а-ак…

— Я тут ни при чем.

— Понял, детка. Значит, так. Люди, нам известные, таковы, что близко к ним подходить не рекомендуется. Их, кстати, всего-то четверо, причем двое сейчас находятся очень далеко отсюда и выйдут не скоро… А вот пара, которую ухватить за хвост не вышло — не буду говорить, благодаря кому им так подфартило…

— Леша, жертв можно понять!

— Можно. Так вот, оставшаяся пара у нас — некий Исмаилов Рафик и Тараканова Елена. По моим сведениям, в Тарасове их нет. Вряд ли после того, как они нарисовались два года назад с похищением и убийством некоего Рахмана, они бы находились тут.

— Они могли объявиться?

— Не знаю, но… Чем черт не шутит! И если они объявились, Саша, я бы не хотел, чтобы ты с ними повстречалась.

Я и сама бы не хотела. Но что делать, если сейчас действуют именно они? Значит, они напрашиваются на встречу!

— Они жестокие?

— Они убийцы, — тихо проговорил Ванцов. — Жестокие и совершенно беспринципные. Особенно мадам Тараканова. Если тебе будет интересна эта дама, я многое про нее расскажу. Вот уж мразь так мразь… Бабу ничего не волнует, кроме баксов. Если учесть, что сия особа выучилась стрелять не где-нибудь, а в ГБ, получишь весьма опасную соперницу, Сашка!

Посмотрим, подумала я, достав из пачки сигарету. В ГБ меня стрелять не учили, но наш тир тоже ничего себе школка!

* * *

Лешенька обещал мне предоставить все имеющиеся у него сведения.

Правда, высказал надежду, что сия пара к этому никакого отношения не имеет. Потом последовала лекция про легкомыслие жертв киднепинга, которые обращаются за помощью к маленьким девочкам, — я пропустила это мимо ушей, чтобы не обидеться, поскольку обижаться я буду, когда все кончится и у меня появится время на обиду.

А потом он вспомнил и про свое дело. Вернее, напомнила ему об этом я сама.

— Так что там тебе спать мешает?

— Ох, лучше бы не напоминала, — горестно вздохнул Ванцов. — И так от этой мерзости на душе тошно!

— Ну, если тебе нужна моя помощь…

— Нужна, девочка, еще как нужна! Поскольку лишь ты мне, похоже, и можешь помочь. Да еще твой Пенс.

— Не интригуй. Выкладывай.

— Банда байкеров, Сашка! Ты ничего не слышала о подобном?

— Леш, сто раз, честное слово! От мирных обывателей… Ну, куда деться ребятам, а? Даже чтобы уехать за город, надо сначала из него выехать и, прости меня, по нему проехать! Не оправдываю я их, только зря так вот сразу называть нас бандитами! Ты еще нас всех в тюрьму посади, что ли!

— Да я не про вас! Я про других. Какая-то тепленькая компания «раздевает» крутые машины. Устраивает идиотские гонки, насмотревшись дебильных американских киношек, и косит под «одиноких ковбоев». То есть они устраивают эту гонку, и, если человек их обгонит, они его отпускают, а если… Понимаешь? Обогнать их, по моим сведениям, еще никому не удалось!

— Та-ак…

Это уже интересно!

И кто бы это мог быть? Наших я знаю хорошо. Они вряд ли станут развлекаться подобным образом! Конечно, если их круто накачать пивом, они способны на самые неожиданные подвиги, но на такое — вряд ли!

— И ты уверен…

— Да, я уверен, что это байкеры, причем ребята не с улицы, что называется! Очень навороченные пацанчики! Все при них — и косухи какие-то сногсшибательные, и шиповки!

— Какие познания-то у тебя, Ванцов, — не удержалась я от насмешки. — Про банданы забыл. Банданы как у них, приличные?

— А они в касках. И шапках с прорезями. А каски у них, между прочим, фашистские. Как в кино.

— Деньги есть — на навороченность особых сил не нужно тратить, — заметила я. — И шиповки, и банданы, и даже фашистскую каску сейчас купить — раз плюнуть! Это раньше ты сам «пацифик» себе придумывал и изощрялся в оригинальности! А теперь… Пойди в «Готику», и ежели есть деньги, так приоденешься, что сами «коренные» тебя за своего примут! Не только лохи! Но я знаю наших ребят, вряд ли они будут такое вытворять!

— А «Ангелы»?

— Ну, эти сами богатеньким попки лижут! Впрочем, я постараюсь выяснить, что смогу. Подошлю Пенса, пусть приглядится! А описания у тебя есть?

— Откуда, крошка? Шапки с прорезями, и никаких отличительных признаков. Одеты по шаблону, одного примерно роста и комплекции… Придется обойти тысячу байкеров, чтобы найти эту парочку!

— Значит, они вдвоем?

— Мне кажется, нет. Но кто их знает? Может быть, их десяток, просто на дело идут парой?

— И сколько машин они раздели?

— Три.

— Мало, — рассмеялась я. — Медленно работают!

— Одну вообще угнали, Саш. И где она сейчас — понятия никто не имеет!

— Ладно, Лешенька, я тебе помогу. Только дай мне время на мое дело.

— Конечно, я же понимаю! Понадобится, кстати, моя помощь, звони, не стесняйся!

А скорее всего понадобится, подумала я. Кто знает, что нас ждет там, около этого мусорного бака?

* * *

За окном уже начинался рассвет. От бессонной ночи мои веки были свинцовыми, и жизнь воспринималась мной в приглушенных тонах.

Я прошлепала на кухню. Мама еще спала. Сварив кофе, я сделала глоток и поняла, что это все-таки именно то, что мне было нужно.

Мир начал приобретать более четкие очертания. Хотя в голове еще царил полный сумбур и больше всего на свете мне хотелось забраться в постель, накрыться с одеялом головой и вывесить табличку — Александра Данич намерена отоспаться, просьба не будить ее ближайшие сто лет.

Но увы! Жизнь была ко мне жестока, и мои желания для нее ни черта не значили!

За окном послышались первые утренние голоса.

Шаги.

Черт, как все у них мирно-то! Какая-то Римма вопрошала Аглаю, купить ли ей молока. Мне бы так хоть пять дней пожить! Вся забота — купить молока!

А тут мысли кружат вокруг мусорного бака, да и вся моя жизнь протекает по подворотням и мусорным бакам!

Еще и эти непонятные байкеры спешат обрушиться мне на голову, и как тут Лешке отказать? Он мне никогда еще в помощи не отказывал!

Вот и получается — сидели мы с Ларьком целую неделю, в ус не дули, пусть без денег, но в полном и безоблачном покое, так нет! Напросили на свою задницу приключений!

Короче, день у меня начался, и начался с мыслей мрачных, пессимистических и глухих, как колодец.

Вернее, как мусорный бак, вокруг которого должно было сегодня произойти столько событий, что и чертям в аду было бы тошно там поучаствовать!

* * *

«Неужели у нас нет другого выхода?»

Она слишком устала от нищеты.

Нищета преследовала ее повсюду — ею пропах мир. Мир вокруг нее вонял бедностью, как плесенью.

Но — так тоже нельзя!

Она боялась.

— Я пошел.

— Еще рано…

— Мне надо подготовиться.

По его лицу она никогда не могла ничего определить. А уж последнее время его лицо вовсе не выражало никаких чувств. Иногда ей казалось, что их, этих чувств, у него теперь не было совсем.

Словно он выключил их — потому что без них становилось легче.

— Поджарить тебе яичницу? — спросила она.

Господи, как он на нее посмотрел!

— Некогда, — бросил он.

Порою ей начинало казаться, что она его ужасно раздражает. Собственно, все было из-за нее.

Он не виноват, что никак не может заработать.

— Ты помнишь, что ты должна сделать?

— Да, — кивнула она и повторила, как прилежная ученица выученный назубок текст: — Отвести девочку к театру. Оставить там.

— Будь осторожна, — сказал он. — Надеюсь, завтра мы будем уже далеко отсюда и забудем эту историю!

— Надеюсь, что забудем, — повторила она как эхо, хотя и знала — этот кошмар она не забудет никогда.

Он ушел, еще раз обернувшись.

Она была готова поклясться, что на его лице появилось слабое подобие улыбки.

— А ты отстегнул эти ужасные кандалы? — спросила она.

— Да. Не забудь ее покормить. И… Попроси у нее прощения, ладно?

Она усмехнулась.

За это?

За то, что они сделали?

Может быть, девочка еще не до конца соображает, что с ней произошло, но она-то прекрасно понимает, что за то, что они проделали с этим ребенком, господь не простит их никогда!

Дверь хлопнула.

Она тихо вошла в комнату, где спала их маленькая узница. Руки ее разметались, и на губах застыла безмятежная улыбка — малышке снилось что-то приятное.

Она дотронулась до ее светлых кудряшек.

— Сегодня все закончится, — тихо прошептала она. — И слава богу…

 

Глава 7

Как собираются на работу нормальные девушки двадцати трех лет?

Они накладывают макияж. Одеваются в легкие, шуршащие одежды и, «дыша духами и туманами», несутся на свои рабочие места подобием пушинок одуванчиков. Прелестные и милые.

Я родилась явно ненормальной.

Потому как на работу собиралась совсем не так.

Напялив джинсы, я надела поверх просторный свитер грубой вязки. Ни о каком макияже не могло быть и речи — слишком плотно моя голова была занята мыслями совсем иного характера. Потом я надела куртку, во внутреннем кармане которой лежал револьвер — подарок Лешеньки Ванцова.

Лариков протестовал против Лешкиного дара, утверждая, что я начну палить почем зря во все движущиеся мишени.

Пока мишени движутся спокойно, вопреки его опасениям!

Ну, если бы у нормальных девушек появились заботы, аналогичные моим, они перестали бы порхать по жизни, как птички колибри!

Собрав волосы в хвост, я посмотрела на себя в зеркало. Уж на колибри я точно не похожа.

— Не морщи так лоб, — донесся из-за спины голос мамы. — Ранние морщины ничью физиономию еще не украшали!

— Мою украсят, — пообещала я, продолжая хмуриться. — Раз уж ничто ее не способно украсить, может, это сделают как раз морщины!

— Твой комплекс иногда раздражает, — сообщила мама.

— Не надо было воспитывать меня в духе скромности и смирения, — улыбнулась я. — Вот Ленка, например… Ей всю жизнь внушалось, что она самая красивая и самая умная. Внушалось, между прочим, мамочкой. И теперь девушка полностью сумела защитить себя от правды. Даже ее огромный нос кажется ей орлиным. Все в ней совершенство. А ты сделала все возможное, чтобы я всю жизнь мучилась от осознания собственной неполноценности!

— Да, я вижу, как ты мучаешься, — скептически хмыкнула мама. — Просто тебе все падает с небес, и ты окончательно обленилась.

— И что мне с небес нападало? — поинтересовалась я. — Неужели ты сейчас, презрев все свои педагогические методы, сообщишь мне, что я умна, хороша собой и талантлива?

— Ну, Пенс вот тебе нападал, — неуверенно сказала мама, не желая расстаться со своей педагогической доктриной, согласно которой скромность украшает любую девицу. — Не так уж мало.

— Кстати, Пенс, — задумалась я. — А вот Пенс-то мне и нужен! Придется забежать к нему на минуточку, дабы попросить его об одолжении…

— Ага, попросить об одолжении! — тут же рассмеялась мама. — Я слышала, как ты просишь. Об одолжении. «Пенс, сходи туда. Пенс, сделай это. Пенс, достань с неба вон ту звезду!» Бедный парень! Ты вообще-то с ним когда-нибудь говоришь ласковым тоном?

— Когда он меня не слышит, — парировала я. — Мужчин, ма, надо держать в черном теле. Иначе они садятся на шею!

— И откуда у нас этакие познания?

Я не ответила. Время поджимало.

Чмокнув ее в щеку, клятвенно пообещала вернуться пораньше и выбежала из квартиры.

Надо было забежать в соседний дом, дабы полюбоваться с утра на будущую свекровь. Чтоб день уж сразу не задался! В конце концов, раз ты и так не рассчитываешь на счастье сегодня, можно встретиться и с будущей свекровью… Одним несчастьем меньше, одним больше, какая разница?

* * *

Поднявшись на четвертый этаж, я притормозила возле Пенсовой двери и сделала глубокий вдох.

Сейчас я с ней увижусь. Правда, пока еще эта полногрудая дама тешит себя надеждой, что ее драгоценное чадо одумается и выберет себе в жены нормальную женщину, которая будет ей хоть немного понятна.

Я не пойму, кстати, как Пенс умудрился произрасти в этом семействе. Иногда мне кажется, что его просто перепутали в роддоме. Даже черты его лица резко отличались от фамильных. А может, он вообще был подкинут английским обнищавшим аристократом?

«Сейчас она скажет, что безумно рада меня видеть, но удивится, чего это мне не спится в этакую рань, — усмехнулась я. — Но перед этим она меня поцелует!»

Я ненавидела эти поцелуи. Троекратные, в губы. Но Пенсову маменьку трудно было переучить — в сии любезности она вкладывала собственный философский смысл, поэтому приходилось терпеть.

Хорошо, что Пенс этого не унаследовал!

Итак, я нажала на звонок, уже предчувствуя крутую «материнскую ласку», и стала ожидать с кислой миной явления на пороге маменьки.

Но сегодня, видимо, все складывалось в мою пользу!

Дверь открылась, и на пороге возникла долговязая фигура моего рыцаря, с всклокоченными кудрями и заспанной физиономией.

— Ты? — удивился он. — Привет!

— А где наша мамми? — поинтересовалась я.

— Ты к ней? — еще больше поразился он. — Надеюсь, она ни в чем криминальном не засветилась?

— А что, есть вероятность?

— Ну, я же не знаю, чего от нее можно ожидать! Так нету ее. К ней племянник из Вязьмина приехал, она с раннего утра туда отчалила.

— Ну и чудно, — обрадовалась я, зная привязанность маменьки к вязьминскому племяннику. До завтрашнего утра ее не будет. — А мне вообще-то нужен ты.

— По делу, — констатировал он, насмешливо улыбаясь.

— Если бы ты был нужен мне не по делу, я явилась бы ночью. «В атласных туфельках, как тень, смеясь и плача». Под моим плащом ничего бы не было надето. А я, как ты можешь наблюдать, выгляжу как деловая женщина.

Он окинул меня скептическим взглядом. Наверное, в его глазах деловые женщины выглядели не так.

— Проходи, — кивнул он. — Кофе будешь?

— Нет, спасибо. У меня времени мало!

Тем не менее я прошла в его комнату и плюхнулась в кресло. Он включил магнитофон, и комната немедленно наполнилась «грегорианцами». Ради меня, надо думать! Без меня мой возлюбленный наверняка слушает какой-нибудь «Оверкилл». Однако сейчас «грегорианцы» напоминали мне об ужасной ночи и мало согревали душу. Лучше бы он поставил «Рамштайн».

Со стены мне улыбался Даймон Хилл, я улыбнулась ему в ответ. Пенс окинул меня ревнивым и собственническим взором.

— Так зачем я тебе понадобился? — отвлек он мое внимание от Даймона на себя.

— Ванцов просил попытаться выяснить, кто у нас решил порезвиться на дорогах, — сказала я.

— В каком плане? — нахмурившись, спросил Пенс.

— Меня интересует байкеры, которые внезапно начали богатеть.

— То есть? Ты можешь говорить яснее?

— Кто-то в коже развлекается грабежами, — пояснила я. — Попытаешься выяснить кто?

— Ах, вот оно что… Могу точно тебе сказать, что из наших — вряд ли!

— Понятное дело, братья… — протянула я.

— Да не в этом дело! — отмахнулся он. — Просто все живут как жили. Ни у кого особенных богатств не появилось. Разве что наоборот… Но я попытаюсь. Может, что-то узнаю.

Я поднялась. Время уже подкатывало к девяти. Ну и гораздо же оно лететь!

— Ладно, я забегу вечером, — пообещала я.

На пороге он вдруг сказал:

— Подожди, Сашка! Я в этом не уверен, но, кажется, у Тараски завелись деньги.

Я развернулась.

Тараска был самый что ни на есть бестолковый тип. Я вообще не могла понять, как он умудряется выживать на белом свете.

— Откуда?

— Не знаю, но вчера он вроде бы грозился закатить чудную пирушку! Может быть, это он?

— Он? — переспросила я и фыркнула. — Вот уж на него я подумаю в самую последнюю очередь! Скорее ограбят его самого, если, конечно, найдут что грабить!

Пенс развел руками.

Я поцеловала его и пошла дальше.

Увы, так вот устроена моя жизнь — даже на любовь не остается времени!

* * *

Половина десятого утра.

Вика взглянула на часы. Сейчас ей казалось, что время ползет как черепаха.

Мать выглядела осунувшейся, вокруг глаз залегли черные круги, и Вика сжала руки — не приведи бог, с ней что-нибудь случится!

И не приведи бог, что-то случится с Алисой…

Нынешний день она запомнит на всю жизнь.

Звонок в дверь заставил ее встрепенуться.

Неужели он все-таки пришел? Вчера, когда они поссорились, Вика думала, что в нем уже нет ничего человеческого. Виталий в ее глазах окончательно превратился в пустое место. Впрочем, он был уверен, что ни-че-го не случится.

Так он ей и сказал.

Ничего не может случиться с Алисой.

Черт возьми, ей бы хоть миллиграмм такой уверенности! Может быть, не так дрожали бы руки и в ушах не было бы этого с ума сводящего шума!

Стоп, Вика, держи чувства под контролем, приказала она себе.

Справиться с эмоциями не так-то просто, но чего не сделаешь, чтобы показать мужу все свое безразличие и равнодушие?

Все прекрасно, милый, мы умеем управляться без тебя. Можешь катиться отсюда все дальше и дальше, исчезая в пространстве, превращаясь в маленькое пятно. Ничего не значащее пятно, одно из многих черных пятен. Черт с тобой, милый. Как, кстати, ты будешь жить без фирмы, принадлежащей моему отцу? Как ты будешь жить, а? И твоя драгоценная Элен?

Она сдержала злой смешок, так и норовящий спрыгнуть с губ. Она подошла к двери и распахнула ее настежь, всем своим видом пытаясь показать, что его присутствие здесь нежелательно. И не смогла удержаться от легкого вздоха разочарования — на пороге стоял не он.

На пороге стояла Таня. А ему, похоже, было абсолютно все равно, что происходит с Викой и с его дочерью!

* * *

В девять тридцать пять я уже сидела перед Ларчиком и выслушивала последние наставления, как мне себя вести.

— Понимаешь, Сашка, он может послать кого-то вместо себя.

— Понимаю, — кивнула я. — Не сомневаюсь, что именно так он и поступит.

— Так вот, посмотри… Вчера я обозрел всю эту мерзопакостную Топольчанскую. Мусорный бак расположен так, что спрятаться там негде.

— Разве что в мусорной куче, — согласилась я, пытаясь сохранять серьезный и невозмутимый вид. Фраза была уморительной — «спрятаться там негде»!

— Господи! — возвел очи к небесам Ларчик. — Ты вообще-то понимаешь, что положение серьезное?

— Понимаю, — кивнула я. — У меня не так уж плохо варят мозги!

— Тогда слушай дальше. Любая появившаяся в этом загоне фигура его напряжет, так?

— Так.

— Значит, у нас только один выход…

— Все-таки мне придется изображать из себя мусорный пакет? — ужаснулась я.

— Если ты не перестанешь хихикать…

— Это нервное, Андрей, — начала оправдываться я. — Кстати, я тоже побывала на Топольчанской. Не так-то все и безнадежно…

— То есть?

— Смотри сюда.

Я начертила контейнер. Потом нарисовала несколько коробочек, обозначающих стоящие вокруг дома. Узкий проход, ведущий на шоссе.

— Видишь вот этот дом? — ткнула я карандашом в крайний дом. — Тут окно выходит прямо в этот двор. Если, предположим, я оставляю его заранее открытым, я вполне успеваю выскочить и отправиться за нашим неизвестным «героем», дабы проследить его путь. А вот тут, если он будет действовать согласно моим предположениям…

Я начертила кружок.

— Скорее всего он окажется здесь, поскольку вряд ли умеет летать, и будет вынужден вернуться и пройти этим путем, и вы сможете его перехватить, милорд, и присоединиться к нам по пути нашего следования! По крайней мере, пока нам не сообщат, что с Алисой все в порядке, мы ведь не сможем действовать, да?

— Неплохо, — улыбнулся Ларчик. — Насчет окна я как-то не додумался. Признаться, я просто решил, что это абсолютно невозможно.

— В этом разница между женским и мужским типом мышления, — успокоила его я. — Женщины выбирают самые невозможные выходы. Может быть, именно поэтому и живут дольше мужчин!

* * *

Таня выглядела скорее как собственная тень, чем как нормальная двадцатилетняя девушка.

Вике даже показалось, что она похудела.

— Доброе утро, — выдавила из себя улыбку Вика. — Я не ожидала, что ты придешь.

Девушка смотрела очень серьезно. На Викину улыбку она не ответила. Скорее наоборот — дернулась, как от удара током.

— Я… — начала она, но запнулась и робко посмотрела в сторону Анастасии Михайловны. — Можно, я пройду?

— Господи, — выдохнула Вика. — Конечно, можно.

Таня прошла, не снимая куртки, села на стул, сцепив руки, и обреченно уставилась в пол.

— Таня, да что с тобой? — спросила Вика, отчего-то раздражаясь.

Вид этой страдалицы начинал действовать ей на нервы. Можно подумать, она переживает сейчас больше нас с мамой, подумала Вика со злобой.

— Оставь девочку в покое, — подала голос Анастасия Михайловна.

Она подошла к Тане и дотронулась до ее плеча.

— Успокойся, деточка, — проговорила она мягко. — Вот увидишь, все будет хорошо…

Таня только кивнула, закусив губу.

— Я хотела попросить вас об одной вещи, — подняла она на них обеих глаза. — Можно, деньги отнесу я? Ведь я смогу тогда хоть чем-нибудь вам помочь, правда?

Вика и Анастасия Михайловна переглянулись.

Таня уловила эту возникшую неловкость и сказала с отрывистым горьким смешком:

— Конечно, вы не можете мне доверять! Ведь то, что произошло, случилось по моей вине, правда? Безусловно, это я во всем виновата! Я.

— Таня, успокойся, — сказала Анастасия Михайловна.

— Нет, я не смогу, — помотала Таня головой. — Я уже, наверное, никогда не смогу жить спокойно, зная, что по моей вине случилась беда и я ничем не смогла вам помочь!

Она вскочила со стула и прошлась по комнате.

Потом подошла к окну и, обернувшись, резко и отрывисто спросила:

— Он ведь вам позвонил, правда?

Вика кивнула.

— И куда он просил положить чертовы деньги?

Вика объяснила.

— Ну, что ж. Я все равно туда пойду. Я выслежу этого гада и…

Она не договорила — слезы помешали ей. Махнув рукой, она направилась к выходу.

— Подожди, Танечка, — мягко остановила ее Анастасия Михайловна. — Мы не говорили, что перестали тебе доверять. В том, что произошло, нет твоей вины. Точно так же можем считать себя виноватыми мы все! Понимаешь?

Таня упрямо продолжала молчать, не реагируя, как казалось, на слова, обращенные к ней.

— Ну, хорошо, отнеси эти деньги ты, если так тебе будет легче, — сказала Вика и сама себе поразилась.

Почему она вдруг решила доверить это дело посторонней девчонке, у которой к тому же в голове бушуют ветры любви?

Ведь это же ко всему прочему может быть связано с риском для Таниной жизни!

Но увидела, как мгновенно преобразилось Танино личико, как его осветила улыбка, и девушка выдохнула:

— Спасибо…

Что ж, может быть, так будет лучше, устало подумала Вика. Тем более что они смогут сразу поехать к театру. И забрать оттуда Алису!

— Это тебе спасибо, — сказала Вика.

В конце концов, в отличие от Лямина Таня принимает такое участие в Алисиной судьбе!

Лямин же скорее всего напился, как свинтус, и изливает душу какой-нибудь из своих пассий.

Мысль о Лямине пришла некстати. Вика знала, что от этих дурацких мыслей в ее душе появляется злость, но странная злость — вместо того, чтобы прибавить Вике сил, она отнимает их.

Поэтому сегодня нам о нем надо забыть, приказала она себе. Сегодня силы нужны.

Как и вера в дурацкую фразу «Все будет хорошо!».

* * *

Без десяти десять.

Она посмотрела на девочку.

Та уже проснулась и теперь сидела, разглядывая ее с недоверчивым любопытством.

Он уже давно ушел, и теперь все предоставлено ей.

Откуда он сможет узнать, что она не выполнила его волю?

Если все должно быть именно так, как он ей говорил, вряд ли он бросится проверять, куда она отвела ребенка!

— Пойдем, — решительно произнесла она.

Девочка продолжала сидеть, испуганно глядя на нее.

— Вы меня… убьете? — почти шепотом спросила она.

Женщина энергично замотала головой.

— Пойдем. Я отведу тебя к матери, — объяснила она. — Единственное, о чем я тебя попрошу, — забудь мое лицо. Впрочем, я думаю, ты и так вряд ли его вспомнишь!

Она подождала, пока девочка оденется, и они вышли на улицу.

Ее рука сжимала хрупкую ручонку Алисы.

— Солнце, — улыбнулась девочка, немного сощурив глаза.

У женщины защемило сердце. Девочка была такой трогательной и беззащитной, что она невольно сжала ее ручонку крепче, когда мимо них промчалась на всех парах машина и девочка, повинуясь инстинкту, прижалась к женщине, а та, тоже повинуясь инстинкту, прижала ее к себе.

«Господи, — взмолилась она. — Позволь мне исправить то, что мы натворили!»

 

Глава 8

В одиннадцать ноль-ноль я уже подошла к «арене военных действий».

Двор был совершенно обычный. Тихий, безлюдный и грязный. Грязью в нашем мире никого не удивишь, а что до остального — так ведь вряд ли кому-нибудь захочется по доброй воле находиться рядом с мусорным контейнером!

Чтобы не вызывать подозрений, мы решили, что деньги ровно в двенадцать положит кто-то из Аржановых. Я, кстати, до последнего пыталась отстоять идею «куклы», но на меня свирепо рыкнули — на кон была поставлена жизнь ребенка, хотя…

Ну, в общем, мне почему-то казалось, что за всеми этими мрачными играми стоят очень несерьезные люди. Скорее всего это их дебют, бросились они на преступную тропу с отчаяния, а посему я заранее прилепила им кличку «недальновидные лохи». Утром я все-таки созвонилась с Ванцовым, и тот рассказал мне о том, как ведут себя полноценные злодеи. Просто мурашки по коже бегают. Может быть, я просто пыталась себя успокоить?

На всякий случай я заявилась в избранный мной подъезд пораньше. Сначала я немного покрутилась вокруг, пытаясь разведать обстановку, но там царила такая полусонная тишь да благодать, что даже мысль о возможных потрясениях этого болота казалась кощунством.

Выяснив, что местные жители двор с вонючкой-контейнером посещают исключительно по надобности, то есть выбрасывают мусор, или у них нет иной возможности попасть в цивильный мир, кроме как, зажав нос, быстренько пробежать по двору, я немного успокоилась. Без десяти двенадцать вошла в подъезд, уселась на ступеньке так, чтобы меня не было видно, а я могла бы лицезреть как можно больше, и затихла, ожидая появления артистов на сцене.

Где-то притаился Ларчик, и это меня успокаивало. Честно говоря, самой себе я уж никак не напоминала героиню. Мне было все-таки страшновато. И рука моя сама собой держалась за револьверчик, поскольку один вопрос все-таки мешал мне ровно дышать.

А ну как эти чертовы похитители все-таки не лохи?

* * *

Таня уже ушла, и теперь было поздно думать, правильно ли Вика поступила, отправив девочку на опасное дело.

Впрочем, ничего страшного там произойти не должно. Таня просто положит деньги и вернется.

Вика пыталась выкинуть из головы другие мысли — например, о том, как сжались Танины губы, или про ее глаза, которые вдруг зажглись мстительным огоньком, но тут же погасли.

Ей было необходимо спокойствие. Его не было. Руки предательски дрожали, и каждая минута, как ей казалось, была налита свинцом, отчего время двигалось ужасно медленно.

Анастасия Михайловна уже собиралась, и, хотя ее лицо сохраняло спокойное выражение, Вика прекрасно знала, что в душе матери бушуют ураганы и уж никак она не может быть спокойной.

Потому что один вопрос не давал им покоя.

А вдруг они не вернут Алису?

* * *

Они подошли к дому.

Алиса подняла на свою спутницу удивленные глаза.

— Иди. — Женщина легонько подтолкнула ее в спину.

Алиса немного постояла в нерешительности, глядя на родной подъезд, и, не говоря ни слова, побежала по ступенькам так быстро, как только могла.

Она ни разу не обернулась.

Женщина устало взмахнула рукой, как бы прощаясь с девочкой, и пошла прочь, удивляясь тому, что она только что сделала.

* * *

Звонок в дверь застал женщин врасплох.

— Господи, да неужели он все-таки заинтересовался судьбой Алисы? — выдохнула Вика, почти не веря в то, что это Лямин.

Она подошла к двери.

Новая мысль родилась в ее голове: а если у Тани ничего не получилось и это она?

Рука дрожала, когда она открывала замок.

На пороге стояла Алиса.

— Алиса! — выдохнула Вика, боясь поверить в это счастье. — Алиса…

Она прижала девочку к себе и торопливо захлопнула дверь, будто боялась, что следом за Алисой войдут похитители и вырвут Алису из ее рук.

— Мама, — закричала она, продолжая смотреть на девочку. — Нам не надо никуда идти! Она пришла сама, мама!

Не веря своим ушам, в коридор выбежала Анастасия Михайловна и застыла на пороге.

— Как ты смогла убежать, малышка? — сквозь слезы спрашивала Вика.

— Я не убежала, — мотнула девочка головой. — Меня привела эта тетка. Она сказала мне «пошли» и привела сюда.

— Они тебя не обижали?

— Тетка была добрая, — сказала Алиса. — А вот дядька в черном и маске — он был злой и глупый.

Воспоминания о «черной маске» даже теперь, когда она уже была в безопасности, заставили ее вздрогнуть и поежиться.

Заметив это, Вика сильнее прижала девочку к груди и проговорила:

— Ничего, малышка… Он сюда не придет. Мы больше никогда и никому не дадим тебя в обиду, маленькая… Никогда!

* * *

Подъезд, из которого я вела наблюдение, перестал оглашаться человеческими голосами — видимо, все жильцы благополучно свалили на работу. Я сидела на том этаже, который именуется полуподвальным, и пока курила, прислушиваясь к звукам. Во дворе абсолютно ничего не происходило.

Мое окно было уже вполне подготовлено к выходу, и я начинала испытывать нетерпение — когда же, черт побери, все наконец-то начнется?

Из соседнего со мной окна раздавались неприхотливые песенки, изредка прерываемые позывными.

— «Европа плюс», — пел приятный женский голосок.

Да уж, мирная картинка, ничего не скажешь! Разве в этом тихом омуте могут завестись черти? Да никогда!

Я выкинула бычок и закурила новую сигарету.

Если я просижу так еще некоторое время в расслабленном бездействии, я превращусь в просмоленного пирата. Я рискую потерять бдительность. Даже толпа злоумышленников сможет пробежать мимо меня незамеченной!

Впрочем, как учил меня великий Лариков, в нашем деле терпение вещь не последняя. Иногда просидеть в засаде можно целые сутки.

Поэтому я смирилась со своей участью и тут же получила награду за это.

Из арки выплыла фигура. Постояв и оглядевшись не очень уверенно, фигура направилась к контейнеру. По мере ее приближения я смогла разглядеть молодую девицу.

Я напряглась, даже затаила дыхание, как будто она могла меня обнаружить.

Девица подошла к мусорному контейнеру и опустила туда пакет с надписью «Бизнес-клуб». Оглянулась и быстро скрылась все в той же арке. Теперь не составляло особенного труда догадаться, что передо мной Таня.

— Так, — пробормотала я. — Похоже, спектакль начался. Жизнь становится немного интереснее.

Если, конечно, это именно гувернантка Таня, а не девица, которой просто приспичило выкинуть мусор!

Впрочем, сразу возникал вопрос — неужели мои дамы сочли ее настолько заслуживающей доверия, что спокойно доверили ей этакое дельце?

По здравом размышлении я решила, что моей бедной голове и так достается по первое число, неужели я начну обременять ее еще и подобными мыслями? Доверили — и доверили. Хорошо, что девушка не скрылась, а честно принесла деньги в мусоросборник!

Я хмыкнула.

Нет, получается такой забавный символ — деньги занимают надлежащее им место в мусоре!

Действие во дворе продолжалось. Сначала царило становящееся невыносимым затишье, а потом…

Потом раздалось оглушительное рычание, сравнимое разве что с ревом многих львов.

Я остолбенела. Те, кто никогда не слыхал и рева «Урала», не смогут понять, почему я вдруг вытаращилась в безграничном удивлении и даже выругалась в сердцах.

В арку на полной скорости въехал мотоцикл и, совершив вокруг мусоросборника круг почета, так же быстро выехал назад, увозя с собой драгоценный мусорный пакет с деньгами.

Я выскочила из окна и рванула за ним, отчаянно проклиная себя за то, что этот вариант не родился в моей тупой башке.

Со стороны шоссе раздался оглушительный хлопок, потом женский вопль, и тут же воздух начал заполняться флюидами животного страха.

В чертовом воздухе повисла смерть.

Я рванула туда.

Вылетев, я застыла.

— Боже ты мой! — вырвалось у меня при виде мрачной картины.

Толпа покорно расступилась, когда я гаркнула:

— Пропустите, милиция!

Люди были так потрясены увиденным, что никому и в голову не пришло спросить у меня удостоверение.

Я подошла ближе.

Мотоцикл почти задавил его щуплую фигуру. Шлем из плексигласа валялся рядом, и его «ирокез» сейчас смотрелся жутко, потому что стал красным без всякой «Импрессии-плюс».

«Вот новый способ радикального окраса волос, — глупо подумалось мне. — В цвет собственной крови».

До моего плеча дотронулась чья-то рука. Прикосновение застало меня врасплох, и я отшатнулась. Но, обернувшись, узнала Ларикова.

— Я не успел среагировать, — почему-то решил он оправдываться. — Все произошло слишком быстро. Я даже толком не рассмотрел этого байкера…

Байкеры… Вот ведь какая напасть опять на мою несчастную голову!

— Надо вызывать Ванцова, — вздохнула я.

— Я вызвал, — кивнул Ларчик. — Ты как, в порядке? Теперь-то его опознают, и дальше все прояснится!

— Я и сейчас могу его опознать, — сообщила я, продолжая совершенно глупо таращиться на знакомую рожу.

Нет, кто бы мог подумать?

— И кто это?

— Тарасюк Евгений Ильич, — отрапортовала я. — Тысяча девятьсот семьдесят восьмого года рождения. Кличка Тараска. Собственно, все именно так, как Пенс и предполагал…

Больше я смотреть не могла. Все-таки жутко глядеть на труп человека, которого два дня назад видела живым и невредимым!

Я развернулась и быстрыми шагами пошла назад, к чертову мусоросборнику, чтобы освободиться от дурных ощущений весьма нехитрым способом.

* * *

Меня выворачивало наизнанку, и я ничего не могла с собой поделать — стоило мне вспомнить, как Тараска лежит и нелепо пялится в небеса, а его волосы…

— Саша, — услышала я за своей спиной осторожный голос Ларикова.

Я попыталась жестом показать ему, что в такой интимный момент его присутствие здесь совсем не обязательно.

Он сделал вид, что не понял меня. Потому что перед моим лицом возникла его рука с трогательным белым платочком, и он произнес сочувственно:

— Я только что звонил Аржановым. Алиса пришла сама.

Я поперхнулась.

— То есть? — сдавленно спросила я, вытирая его платком глаза, которые почему-то слезились. — Как она пришла сама? Она что, похищала себя сама, что ли? И куда она пришла? И что она говорит? Как ее похитили?

— Она говорит, что ее позвали. Женщина в возрасте. Довольно симпатичная. Сказала, что папа приехать не может, но просил отвезти ее домой… А потом она потеряла сознание, потому что ей в нос сунули какую-то гадость.

— Черт! — выругалась я. — Как просто у нас похитить ребенка! Просто наври ему с три короба, и готово! Так куда она теперь-то пришла?

— Домой, — терпеливо объяснял Ларчик. — Она пришла домой. Сама. То есть, как она сказала, ее привела та самая тетка. Наверное, подельница Тарасюка…

— О господи! — вздохнула я.

Ну, не могла я представить Тараску в роли похитителя детей! Да, болван был изрядный, но такой трус, что я вообще отказываюсь понимать, какая фигня тут у нас имела место!

— Ларчик, — пожаловалась я. — Мало того, что меня тошнит, как девицу в прозекторской, впервые увидевшую труп, так я еще и чувствую себя полной идиоткой! Поскольку никак не могу связать воедино Тарасюка и похищение нашей маленькой Алисы. Ну, не могу я представить себе недоделанного Тараску в роли монстра-бандита! И кто его подельница? Он ни с одной девицей завязать толковых отношений не смог! Он же был полный тормоз, понимаешь? Даже в прикиде! Этот его «ирокез» дурацкий! Ничего я, короче говоря, понять не могу! Плаваю в каком-то кровавом тумане, и у меня от этого непонимания голова разболелась окончательно! Дай сигарету, а то я все свои выкурила!

— Я не курю, — напомнил Лариков.

— Ну, так стрельни! Ты же не хочешь, чтобы я скончалась на твоих руках!

Он понял меня и исчез. Отсутствовал он недолго и вернулся с неплохим уловом — почти полная пачка «Мальборо».

Сел рядом со мной и терпеливо ждал, пока я раскурю сигарету.

— Спасибо, — поблагодарила я его. — Твоя помощь неоценима. Кстати, где это ты разжился сигаретами?

— Экспроприировал у какого-то крутолобого самца, — улыбнулся он.

— И он даже не сопротивлялся?

— Мы говорим ни о чем. Меня куда больше интересует парень, которого только что отправили на тот свет.

— Меня тоже, — вздохнула я. — Но думать об этом я сейчас не могу. Меня начинает тошнить. Послушай, Ларчик, ведь это уже не наше дело, а? Пусть этим займется Ванцов…

Ванцов, Ванцов…

Лучше бы я про него не вспоминала!

Поскольку тотчас же меня посетила ужасная мысль. Ванцов просил меня помочь ему с этой чертовой байкерской бандой, и у Пенса сразу всплыло имя Тараски, того самого, который теперь лежал там, навеки притихший, и этот вот Тараска был связан с киднепингом, и получается…

Получается такая фигня, что я предпочла бы прожить без этого ненужного мне потрясения!

Получается, что все взаимосвязано.

— А деньги? Понимаешь, Сашенька, в чем дело… У него выхватили деньги, прежде чем убить. Кто это сделал? И не стоит ли за Алисиным похищением некто, кто просто поручил твоему Тарасюку все это дело обстряпать? А если так, то Алиса продолжает находиться в опасности!

— Алиса? С чего? Они выкачали все их средства! Единственная опасность, сейчас ей угрожающая, — жить скромнее!

— Послушай, давай решим так — мы доводим это дело до конца.

— Если этого захотят Аржановы, — предложила я, втайне уверенная, что Аржановы не захотят продолжать.

Аржановым, как и мне, захочется покоя.

— Давай так, — согласился Ларчик с неожиданной легкостью. — Если захотят Аржановы!

* * *

На том мы и порешили.

Выйдя из двора, я невольно посмотрела туда, где возле свежевыкрашенного парапета с такими же свежими бурыми пятнами крови несколько минут назад лежал Тараска, и закрыла глаза.

Ларчик стиснул мою руку.

В толпе я увидела рыжую шевелюру Ванцова, с которым мне совсем не хотелось сейчас встречаться.

Он был настолько занят, что не обратил на нас с Ларчиком никакого внимания.

Я позвоню ему попозже, успокоила я свою совесть.

Мы ускорили шаг и выбрались на проспект Строителей.

— Теперь быстрей бы оказаться дома, — выдохнула я. — После чашки кофе ко мне может вернуться способность соображать.

— Было бы неплохо, — усмехнулся Ларчик.

По мере удаления от места происшествия краски становились все приглушеннее, и скоро мне стало казаться, что все это произошло не со мной. С кем-то, но не со мной.

Наконец мы пришли. Когда Ларчик отправился варить кофе, а я успокаивалась постепенно, втягивая его восхитительный аромат, я вспомнила почему-то про Таню.

Не то чтобы она меня сильно беспокоила, но…

Да, впрочем, что греха таить!

Если честно, она меня беспокоила не меньше, чем участие в киднепинге моего старого знакомца Тараски!

И тщетно я взывала к рассудку, говорила себе, что все закончилось и я могу забыть обо всем этом, как о страшном сне.

— Все еще только начинается, — сказала я, тупо глядя в потолок. — И ты это прекрасно знаешь, Саша!

Все еще только начинается!

 

Глава 9

— Да с ней все в относительном порядке, — бубнил откуда-то издалека голос Ларикова.

Я открыла глаза.

Не знаю, можно ли было назвать мое состояние сном — скорее я просто ненадолго провалилась в черную яму небытия. Вот Тараска провалился туда навсегда…

Воспоминание о происшедшем заставило меня стряхнуть с себя остатки дремоты. Я резко выпрямилась и выбралась из-под пледа, которым меня заботливо укрыл Ларчик. Под пледом мне стало очень жарко, словно кровь прилила к щекам. Или поднялась температура?

Теперь, когда я вернулась в реальность благодаря негативным воспоминаниям, я поняла, что Ларчик на кухне с кем-то разговаривает. Второй голос было невозможно разобрать, поскольку собеседник Ларчика говорил едва слышным шепотом.

— Нет, я так не думаю, — опять Ларчик. — Просто она немного испугалась. Понимаете, это все-таки достаточно страшно, согласитесь… Ну, разве к этому можно привыкнуть? Кровь, убийства… Иногда я и сам не понимаю, как она еще держится. Наша работа такова, что женщины на ней зачастую превращаются в стерв, настолько тяжело постоянно находиться в пограничной ситуации…

Интересно все-таки, с кем это он меня обсуждает? Так как обращается он на «вы», это не Пенс и не Ванцов. Да и откуда бы они тут появились средь бела дня? У Ванцова сейчас забот полон рот!

Я встала. Любопытство было сильнее лени и депрессии. Пройдя на кухню, я остановилась.

Оказывается, Ларчик вел задушевную беседу с Анастасией Михайловной.

Наверное, она явилась нас поблагодарить, хотя благодарить-то особо не за что — ребенок пришел сам.

— Здравствуйте, — сказала я.

— Добрый день, девочка моя. — Анастасия Михайловна встала и подошла ко мне. Нежно дотронувшись до моих волос, спросила: — Вы в порядке?

Я кивнула.

— Как Алиса? — спросила я.

— Она пережила страшные минуты, — сказала Анастасия Михайловна. — Но, оказывается, у меня очень мужественная внучка. Сейчас она приходит в себя.

— Я рада, что ваши беды закончились!

— Если бы, — вздохнула женщина, разводя руками. — Понимаете, Сашенька, к сожалению, нас постигла новая неприятность!

Я затаила дыхание. Честное слово, мне уже надоело работать!

Бросив на Ларчика взгляд, я поняла, что мои наихудшие опасения, увы, не лишены оснований. Он беспомощно улыбался.

— Что случилось? — спросила я, смиряясь в очередной раз с объективностью.

— Таня. Она… Она исчезла! Она не вернулась к нам. Дома ее тоже нет. Она пропала, Саша!

* * *

Я попробовала сопротивляться.

— Знаете, после такого она могла просто растеряться! К тому же времени прошло не очень много…

— Саша! — всплеснула руками Анастасия Михайловна. — Прошло целых четыре часа!

Что?!

Господи, сколько же я проспала? А мне казалось, я слегка вздремнула! Вот к чему приводят бессонные ночи. Спишь на рабочем месте, а вокруг творится черт знает что!

Хотя, может быть, Анастасия Михайловна начала напрягаться раньше времени. Мало ли куда могла отправиться Таня. В конце концов, она могла просто положить деньги и на крыльях любви помчаться к своему избраннику, легкомысленно решив, что позвонить всегда успеется!

— Все равно, — упрямо покачала я головой. — Она взрослая девочка…

— Понимаете, Сашенька, Таня очень ответственный человек. Она бы обязательно пришла и отчиталась перед Викой, что деньги она оставила в том месте, где ей сказали, и только после этого позволила бы себе упасть в обморок!

— То есть деньги все-таки относила она, — кивнула я. — А не могла она бросить в контейнер вовсе не деньги? А их оставить себе.

Она озабоченно посмотрела на меня и тихо сказала:

— Таню нельзя подозревать в краже, Александра. Вы не знаете ее.

Я ничего не ответила. Если их послушать, единственный человек, способный на злодеяния, это муж Вики! Остальные вокруг них просто сонм святых.

Но мне вполне логичным показалось объяснение, что девочка просто подсунула похитителям «куклу» и преспокойно смылась с деньгами, если вообще не была с самого начала в одной компании с Тараской!

А что, неплохая компания! Может быть, именно в лице Тараски скромненькая Танечка обрела недолгое личное счастье? Ведь Вика не хотела отправлять ее с деньгами!

— Ну хорошо, давайте попробуем разыскать вашу Таню, — вздохнула я. — Только для начала дайте мне ее адрес и, если вы уверены, что так хорошо ее знаете, адреса ее друзей. Она вполне может оказаться у кого-то из них, если, конечно, она не пребывает сейчас дома!

«Или за сто километров отсюда, — усмехнулась я про себя. — Куда можно скрыться с этакими деньжищами?»

Между тем в глубине моей души спрятался страх, и хотя я пыталась убедить себя, что это сумеречное состояние всего лишь результат увиденного, я боялась, что опасения мои подтвердятся.

— Как я должна, по-вашему, ее искать? — спросила я. — Взламывать квартиру, что ли, если ее там не будет?

— Я боюсь, что девочка перенервничала и ей стало плохо. Может быть, она сейчас лежит там, умирает и не может вызвать «Скорую»! — В глазах Анастасии Михайловны что-то заблистало, как маленькие бриллианты.

Этого только не хватало. Сейчас она разрыдается.

— А как я-то туда попаду?

— У меня есть ключи от Таниной квартиры. Таня оставляла их Вике, чтобы быть всегда уверенной в том, что она сможет попасть в квартиру, даже если потеряет свои.

Да, Данич! Выхода нет. Придется ехать!

— Ладно, — поднялась я со стула. — Давайте ключи от Татьяниной квартиры. И адрес тоже. Надеюсь, самое худшее, что может ожидать меня с ее стороны, — это крупный скандал по поводу незаконного вторжения в ее жилище!

* * *

Ну, на сей день хорошо уж и то, что девочка нашлась, тоскливо подумала я, выходя на улицу.

Погода за время моего пребывания в «черной дыре», к сожалению, испортилась. Вместо солнца царил сумрак. Деревья стояли мрачные и какие-то очень голые.

Или я переносила на ни в чем не повинную природу свое пакостное настроение?

Я закуталась в куртку, подняла воротник и быстро зашагала по направлению к Татьяниному дому. Благо располагался он неподалеку — в конце улицы Волжской.

Ну, вот и дом. Обычная девятиэтажка, скромная…

Я вошла внутрь, постояла внизу в ожидании лифта. Потом поднялась на восьмой этаж и для порядка несколько раз позвонила — а ну как хозяйка все-таки дома и сама откроет мне дверь?

Хорошо, что девочка сообразила оставить ключ Анастасии Михайловне! Как та объяснила, это она сделала потому, что постоянно забывала ключи и решила таким способом подстраховаться… Теперь эти ключи пригодились!

Хотя не знаю, что я там рассчитывала найти. В версию Анастасии Михайловны, что Танечке стало плохо, а живет она одна, и вот не в состоянии вызвать «Скорую», я не очень-то верила.

Но ведь найти ответы на свои вопросы я могу? Могу.

Я открыла дверь.

* * *

В квартире царила полная тишина. Кроме этой тишины, ничего особенно напрягающего не было.

Просто тихо. Хозяйки дома нет. Она удрала вместе с деньгами, как я и предполагала.

Я прошла в ее комнату. В клетке, накрытый черным платком, сидел бедолага-попугай. И это стало меня нервировать.

Я сама обладательница подобной птички. И даже если бы мне заплатили кучу денег, я не уехала бы, забыв про маленького беззащитного птенца. Не думаю, что Таня относилась к нему хуже, чем я. Судя по тому, сколько у малыша игрушек, она птичку любила.

Я сняла черное покрывало, и птенец тут же обрадованно воскликнул на своем птичьем языке:

— Привет!

Совсем как мой Пафнутий, невольно улыбнулась я.

— Привет-привет, — ответила я. — И какого черта мы сидим тут под платком? Где твоя хозяйка?

Попугай, обрадовавшись свободе, не задавался таким вопросом. Он радостно скакал по клетке, продолжая восхищенно щебетать, и судьба хозяйки его явно не занимала.

На столике около кровати стоял телефон, рядом — стопка маленьких желтых листочков бумаги, на которых хозяйка квартиры записывала своим ученическим почерком телефоны.

Я перелистала записи, но почти ничего интересного не обнаружила.

Судя по этим записям, Танюша нормальная девчонка, а совсем не злоумышленница, как я думала. Ну, не хотелось мне теперь думать о ней так! Несмотря на то, что она подвергла невинную птицу аресту.

Заинтересовал меня только один телефон.

В принципе он меня заинтересовал по одной простой причине — был обведен в два сердечка. И с восклицательным знаком. А рядом — странная фраза. Какой-то «мир мечтаний».

Вот этот листок я экспроприировала. Остальные представляли для меня совсем мало интереса — телефон Таниных родителей у меня и так был, а подруги…

Вряд ли они знают о ее тайнах много. Впрочем, я переписала телефон двух девиц, возле имен которых стояли крестики — Таня выделила их из общего списка.

— Ну вот, друг, тебе придется еще немного посидеть одному, — посочувствовала я птенцу. — Будем надеяться, что твоя хозяйка все-таки возымеет совесть и объявится!

Осмотрев комнату, я больше ничего интересного не обнаружила.

На всякий случай я заглянула на кухню, где тоже было чисто. И потом…

Вот везет мне сегодня на потрясения!

Я открыла дверь в ванную.

Черт знает, зачем я это сделала! Могла бы тихо и спокойно удалиться и пребывать в неведении о Таниной судьбе еще долго, теша себя надеждой, что все нормально. Так нет же! Черт дернул меня за руку, подмигнул, усмехаясь, и спросил: «А почему бы тебе, Сашенька, не взглянуть, нет ли чего подозрительного в ванной?»

А в ванной я увидела такое, от чего у меня закружилась голова, к горлу подкатил ком тошноты, и я отшатнулась.

Сначала мне пришла в голову идиотская мысль, что Тане стало плохо в ванной и надо вызывать «Скорую», но следующая мысль была: зачем же тогда Таня полезла в ванну, не снимая с себя ни куртки, ни ботинок? И почему вода в ванне такого подозрительно красного цвета?

Я пулей вылетела из ванной и набрала номер Ларикова.

— Алло, — отозвался он.

— Андрей, — простонала я, глядя на попугая, который продолжал приветствовать меня радостно — а еще говорят, животные способны чувствовать беду! — Андрюшенька, милый, приезжай, пожалуйста, сюда!

— Что там такое случилось?

— Андрей, я тебя очень прошу, приезжай быстрее, — продолжала бормотать я. — Второй труп за день — это слишком много для моих нервов!

Он все понял.

— Еду, — бросил он и положил трубку.

Я прижалась к стене, стараясь успокоиться. Достав сигареты, я попыталась закурить, но руки у меня так тряслись, что спичку зажечь смогла только с восьмого раза!

Первая затяжка привела мои чувства в порядок, если можно было назвать порядком то, что творилось в моей душе. Тот сумбур, перемешанный с истерикой.

Но все-таки голова немного прояснилась. Теперь тишина в квартире казалась мне зловещей.

Попугай как ни в чем не бывало принялся пожирать «Трилл». Придется, похоже, подселять тебя к Пафнутию, невесело подумала я.

Знаете, не так-то легко находиться в комнате рядом с убиенной и видеть принадлежащие ей вещицы!

Какая-то несправедливость в этом есть. Вещи лежат, и больше никому они не нужны. Никто больше не прикоснется вон к той книге, которую Таня читала перед сном.

А кстати, что она читала?

Я взяла книгу и присвистнула.

Дос Пассос.

Ничего себе — умная была девочка!

Была.

Лучше бы я не думала вообще. Слово «была» ударило мне в мозг с дьявольской силой.

Невольно открыв книгу, я уткнулась в строчку: «Как вы думаете, подходит красный цвет к серым обоям?»

Меня затрясло. Обои в ванной были серого цвета. Теперь запросто можно было ответить, что не подходит.

Я закрыла томик и положила его на место.

Да уж, теперь та, что читала Джона Дос Пассоса, лежит в ванне, и вокруг ее души поют сонмы херувимов и серафимов…

В дверь позвонили.

Я вздрогнула.

Ларчик так быстро добраться не мог. Это уж точно.

Позвонили снова, настойчиво.

Черт, какая же я идиотка растерявшаяся!

Надо было хотя бы условный сигнал обговорить с Ларчиком, так нет же! Ларчик, приходи! А если придет не Ларчик, об этом подумать я не потрудилась?

Стараясь не шуметь, я тихо подползла к двери. Посмотрела в «глазок» и увидела удаляющуюся мужскую спину.

Это был не Андрей. И к рокерам этот тип никакого отношения не имел.

Слишком клево он был одет. Такой, знаете ли, богатый прикид истинного «яппи». Длинное коричневое пальто и кепочка. Рука в черной перчатке держала папку из хорошей кожи, по цвету подходящей к пальто. Так что этот «денди» никак не соотносился в моем воображении с нашими бравыми ребятишками, поклонниками кожи и металла!

Не иначе как тот, который обведен двумя сердечками, подумала я.

Я вернулась. Теперь я могла подумать. Стресс, родившийся от внезапного появления незнакомца, почти победил стресс, полученный от вида несчастной Тани.

Немного погодя в дверь осторожно постучали, и теперь я могла быть уверена в том, что это Ларчик!

Я его впустила.

— Что тут произошло? — спросил он.

Я поняла, что пока не могу говорить. Просто указала ему кивком на дверь в ванную.

А сама прошла в комнату.

Черт побери, и почему у нее тут совершенно нечего выпить? Впрочем, одернула я себя, ты нарушаешь основной принцип существования Александры Данич. Спиртное под запретом!

— Правила и существуют для того, чтобы их нарушать, — проворчала я.

А уж сегодня мне было необходимо что-то воздействующее на мозги, дабы хоть немного их расслабить!

Честно говоря, я бы не отказалась и от сигареты с марихуаной, лишь бы события сегодняшнего дня немного померкли… Но марихуаны у меня не было, впрочем, как не было и спиртного в доме у Тани.

«А у Тани…»

Нет уж, не буду я травить душу унылыми песнями. Тем паче тут больше подошла бы другая песенка «Крематория» — «Маленькая девочка со взглядом волчицы…».

Хотя Таня самоубийцей не была.

Или в тот момент, когда ей встретился этот тип, чей телефон она так трогательно обвела «Валентиновым» сердечком, она подсознательно стала самоубийцей?

Я бросила взгляд на телефон.

Не нравился мне этот тип. Я ни-че-го про него не знала, но он мне не нравился!

 

Глава 10

Ларчик вызвал милицию, приехали опера, совсем молоденькие, и возглавлял эту компанию Ванцов. Они рыскали по Таниной квартире, посматривая на меня с плохо скрытой жалостью — для них я была девчонкой, обнаружившей тело, и теперь, по их мнению, я должна быть очень подавленной…

Собственно, они были правы отчасти — я такой и была. Просто Танино мертвое тело было не первым в поле моего зрения, а из фрустрированного состояния я уже выбралась, поскольку включила свой мозг, и теперь мой мозг выкидывал одну за другой идеи, которые любому из этих пареньков показались бы бредовыми и противоправными, но вот в этом и разница между мной и служителем Фемиды.

Я могу позволить себе роскошь нетривиальных ходов, не обременяя себя рассуждениями, насколько мои действия соответствуют букве закона.

Посему я без зазрения совести стащила номер телефона с сердечками — им не обязательно про это знать.

Ванцов выглядел бесконечно усталым, и все-таки он подошел ко мне и погладил по голове как маленькую.

От этого жеста в моем носу предательски защипало, и, чтобы избавиться от ненужных эмоций, я сердито дернулась.

— Сашка, ты только… — начал Ванцов, но я его прервала.

— Послушайте, учитель, — насмешливо сказала я. — Вы с гуру Лариковым всегда учили меня, что дело сыщика — уметь вовремя отключать эмоции, так?

— Так, — согласился он.

— Тогда какого черта ты сейчас пытаешься меня успокаивать? Я выключила их, и не надо думать, что перед тобой маленькая девочка с расстроенными нервишками! Все нормально, не первый год, что называется, замужем за всей этой мафией! Если тебя что-то интересует, задавай вопросы, но не буди во мне нормального человека, потому как я уже нахожусь в состоянии боевой, охотничьей готовности!

— Вот я и хотел бы, чтобы ты, Сашка, не лезла в это дело, — выдохнул Ванцов. — Больно уж гадкое оно получается!

— А что, у тебя были приятные дела об убийствах? — невесело усмехнулась я. — Каждое убийство — мерзость огромная! Только ничего не выйдет, Лешенька, поскольку у меня есть обязательства перед клиентом.

Менты врубили приемник, и теперь тишину разбавляли «Сплины», словно отвечая моему настроению: «А в двух шагах идет война…»

Моя война идет постоянно. Я начинаю к ней привыкать. Это только кажется, что кругом спокойно. Так и хотелось выйти на улицу, остановить какую-нибудь полнотелую матрону, мирно бредущую на базарчик, и сообщить ей: «А знаете, идет война! Вот сегодня, например, убили двух молодых людей. Очень молодых. Гораздо более молодых, чем вы. А вы, наверное, думаете, что жизнь скучна и однообразна?»

Конечно, я ничего подобного не сделаю. Пусть эта тетка живет в спокойном болотце неведения. Хватит и нас, тут собравшихся, с тяжелым знанием того, что в мире все не так уж распрекрасно.

— Она проходила по тому делу?

Ванцов не употребил отвратительное словцо «киднепинг».

— Да, — кивнула я. — Она работала у них гувернанткой.

Ванцов помолчал, досадливо поморщившись, и сказал:

— Получается, ее могли убить именно в связи с этой смурью!

— Как видишь, получается так. И я, естественно, не могу послать их подальше и устроиться отдыхать.

— Ну, так пусть распутывает Ларчик!

— Лешка, ты же сам просил меня помочь тебе с байкерами!

— Вот ими и займись…

— Так ведь ты же сам сегодня приезжал на Топольчанскую, так? Там был убит некий Тарасюк. Этот Тарасюк — только не падай! — тоже имел отношение к моему делу! Поэтому получается, что все взаимосвязано, и как знать, не окажутся ли твои неразумные байкеры участниками все той же, как ты изволил выразиться, смури. Или мне теперь вообще спрятаться в подполье и не вылезать, пока господь окончательно не разберется с человечеством?

— Ладно, — отмахнулся Лешка. — Я все-таки поговорю с Андреем. Мне кажется, это не женское дело. И не хочется мне когда-нибудь приехать по вызову и обнаружить в наполненной ванне твое остывшее тело!

— Браво, Ванцов, умеешь ты заразить молодую леди оптимизмом, — усмехнулась я. — Теперь я почувствовала интерес к жизни вообще и к этому делу в частности!

И, знаете, доля правды в этом моем высказывании была! Ванцов меня слегка разозлил, и теперь остатки депрессии окончательно растаяли в воздухе, уступив место моим охотничьим инстинктам.

Я была готова выйти на тропу войны!

* * *

В половине восьмого я наконец-то освободилась.

Ну и денек выдался у меня сегодня! Я даже не заметила, как на улице потемнело, нахмурилось и наступил вечер.

Милицейская машина по распоряжению господина Ванцова отвезла меня домой — при этом в моей душе шевельнулось нехорошее подозрение, что таким вот образом Ванцов вкупе с Ларчиком просто хотят убедиться в том, что я не предприму собственных попыток размотать чертов клубок из колючей проволоки!

Сами они расставаться явно не спешили, поскольку собрались теперь посетить наш офис. Я даже осмелилась предположить, что они там будут расслабляться с пивом, стараясь забыть впечатления сегодняшнего дня.

Машина остановилась аккурат около моего подъезда. А домой я совсем и не хотела. Впрочем, дабы успокоить бдительных сопровождающих, я покорно зашла в подъезд и постояла у окна, терпеливо ожидая, когда они отчитаются перед Лешенькой, что порученное им дело совершили, и укатят по домам. Они долго тусовались внизу: видно, так им повелел «босс». Наконец уверились в том, что я легла в кроватку и за мою судьбу человечество в лице двух заботливых идиотов может быть совершенно спокойно, и отъехали, тихо шурша колесами.

Жалко, что моя соседка тетя Валя не видела, как меня привезли в «воронке»! То-то бы у этой благообразной до неприличия старушки радости было! Наконец-то опасную, непонятную и насквозь неформальную Сашу привезли, как разбойницу с большой дороги! Впору было к ней постучаться и рассказать обо всем, порадовать старушенцию на ночь рассказом о моих приключениях!

Да времени было мало. Домой я должна была вернуться в десять, иначе мама поставит меня в угол, значит, у меня в распоряжении был всего один час.

Я спустилась во двор и подняла голову. Слава богу, Пенс был дома. Причем, судя по тому, что освещена была вся квартира, чего никогда не допустила бы экономная маменька, он пребывал в гордом и радостном одиночестве.

Я поднялась по лестнице и у двери в его квартиру зажала уши — грохот музыки свидетельствовал о том, что я права.

Интересно, услышит он мой звонок или мне надо оглушительно заорать «Ду хаст!»?

Я рискнула позвонить. В дальнейшем, правда, мне предстояло действовать нетривиальными и незаконными методами, но пока надо пытаться соответствовать общественным идеалам!

* * *

Пенс настолько натренировал свой слух, что открыл мне дверь почти мгновенно.

Как он умудрился расслышать мое робкое треньканье сквозь мощные раскаты гитары Блэкмора — не знаю!

— Привет, — сказал он мне, радостно улыбаясь.

— Привет, — бросила я устало, проходя в комнату.

Пусть проникнется моей вековой усталостью!

— Интересно, — поинтересовалась я, — без Блэкмора ты бы узнал, что на свете когда-то был норвежец Эдвард Григ, собственно, и создавший вот этот шедевр, который теперь так самозабвенно исполняет твой драгоценный Ричи?

— Обижаешь, милая, — добродушно ухмыльнулся мой возлюбленный. — Уж «В пещере горного короля» все знают!

«Интересно, а Ванцов знает?» — подумала я.

— Я позвоню?

Он кивнул.

Первым делом я набрала свой номер. Мама подняла трубку и, едва заслышав мой голос, поспешила сообщить мне, что только что звонил Лариков и был вельми разгневан тем, что я еще не добрела до дома.

— Я у Пенса, — сообщила я. — Если в Пенсе не проснется сексуальный маньяк, во что я слабо верю, я нахожусь в полнейшей безопасности. Так ему и скажи.

— Сама позвони и скажи, — парировала мама. Какая-то она сегодня несговорчивая!

— Он мне за день надоел, — поделилась я с ней, но она осталась безжалостной.

— А мне вы все надоели. Я книжку читаю и устала от своих идиотов-учеников, так что сама разбирайся с начальством!

— Ладно, — вздохнула я. — Надеюсь, ты хоть классику читаешь, а не бульварное чтиво?

— Я криминальное чтиво читаю, — призналась мама. — Классики мне за день хватило. Классику ты сама читай.

Она положила трубку, и я поняла — приставать к ней смысла нет. Пока моя мама не дочитает очередной «шедевр» до последней страницы, она вряд ли будет склонна дарить окружающим свое внимание.

Поэтому мне ничего не оставалось, как самой позвонить Ларчику.

Тот сначала не поверил, что я у Пенса. И вообще начал разговор грубо и агрессивно.

— Где ты шляешься? — возопил он в мое ухо так, что я испугалась, как бы мне не оглохнуть.

— Я у Пенса, — миролюбиво сказала я. — Позвать его?

— Не надо, по музыке уже понял… Чего вы там делаете?

— Нескромно об этом спрашивать, — возвела я глаза к небесам. — Целуемся и предаемся посильному разврату.

У Пенса, появившегося на пороге комнаты с подносом, глаза округлились от праведного возмущения, и поднос чуть не полетел из рук, рискуя испортить любимый маменькин ковер уродливыми пятнами разлитого кофе.

— Кстати, Андрей, вы забрали попугая? — поинтересовалась я, прежде чем закончить разговор.

— Забрали, можешь не беспокоиться. В данный момент пытаемся выжать из него показания…

— Дурацкая шутка, — поморщилась я. — Не мучайте бедную птицу.

— Это она нас мучает, — возмутился Лариков. — Без конца верещит, как будто Ванцов наступил ей на хвост. Он тут решил, что так она требует пиво.

— Не спаивайте невинное существо! — взмолилась я.

Наш разговор был окончен. Я повесила трубку.

Пенс начал разливать кофе.

— Еще один звонок, — предупредила я его о своем коварстве. — Только сейчас я попрошу тебя о тишине. Выключи музыку, а? На пять минут…

Он послушался.

Хорошо, когда твой избранник столь молчалив и покладист, подумала я.

И набрала тот самый номер, который нашла в Таниной квартире.

Тот, обведенный двумя сердечками.

* * *

Сначала он явно не спешил осчастливить меня беседой. Телефон долго и безуспешно пытался догудеться до моего таинственного «сердцееда», и я уже начала отчаиваться.

Вот такая получается у меня сегодня невезуха… Мертвецов навалом, а что касается больших человеческих чувств — нет и в помине! Или он и впрямь убийца и уже спрятался в какой-нибудь стране «третьего мира», или невинен как дитя и спит блаженным и не омрачаемым черными воспоминаниями сном.

Однако в тот момент, когда я уже подумывала смириться с объективной реальностью, трубку сняли. И я услышала бархатный, приятнейший голос:

— Я слушаю.

Судя по всему, это должен быть мой герой, решила я. Если у него такой голос, немудрено, что Таня легко пала, сраженная стрелой Амура.

О Тане, впрочем, лучше так не думать. Поскольку она и впрямь пала, и пала именно сраженная.

Если завтра, после баллистической экспертизы, выяснится, что сразили их с Тараской из одного оружия, мои худшие опасения подтвердятся.

— Добрый вечер, — ласково проговорила я в трубку. Если надо, мой голос тоже умеет обволакивать.

— Добрый вечер, — повторил мой абонент, явно растерявшись.

— Ваш телефон дала мне Таня, — сообщила я ему. — Понимаете, я не могу до нее дозвониться, а она говорила мне, что я смогу найти ее у вас…

— У меня? — искренне удивился гордый обладатель сразу двух сердец. — Простите, девушка, я не знаю, почему Таня так решила. Я сам не мог ее сегодня найти. Думаю, мне о ней известно столько же, сколько и вам!

Однако он не отрицает факта их знакомства и даже не переспрашивает меня, что там за Таня… Интересно!

— Простите, если я вас потревожила… Я просто очень за нее беспокоюсь.

— Да ничего. Кстати, почему вы за нее так боитесь?

— Я не говорила, что боюсь. Я беспокоюсь. Мне хотелось бы поговорить с вами о ней. Понимаете, из нашего с ней разговора я поняла, что она относится к вам серьезнее, чем…

Я не договорила. Многозначительное молчание иногда действует сильнее слов.

Он меня понял.

— Чем я того заслуживаю? — насмешливо закончил он фразу. — Знаете, милая девушка, мне не совсем симпатична ваша манера совать нос в чужие дела, но ситуация с Таней, похоже, действительно требует некоторых пояснений. Вы желаете со мной встретиться, я правильно вас понял?

— Да, — сказала я.

— Ну, так назначайте свидание, — предложил он. — Если нам есть о чем поговорить, мы поговорим.

— Завтра в одиннадцать вас устроит? — предложила я.

— Где?

В самом деле — где?

— В «Бургер Ройялс», — брякнула я наобум. В крайнем случае смогу и опробовать фишбургеры. — Подойдет?

— Очень даже подойдет, — рассмеялся он.

Мы попрощались. Я положила трубку.

— И с какой это радости ты звонишь мужчинам по моему телефону, да еще и назначаешь при мне рандеву? — грозно вопросил Пенс.

— Понимаешь, Сереженька, в чем дело… Если этот тип замешан во всей этой паршивой истории, он сейчас позвонит на АТС и выяснит, кто ему звонил. Я думаю, парнишка нам попался не промах, так что через час он уже сможет выяснить, что Данич Александра Сергеевна работает в частном детективном агентстве, и тогда плакала моя игра… А так — какой-то неведомый Зинченко, даже при сильном напряжении извилин он ни в чем заподозрить тебя не сможет… И у меня будет еще одна просьба к тебе, миленький! Но для этого нам придется прогуляться до таксофона.

— Только после кофе! — взмолился он.

— Конечно, конечно. Не горит, — согласилась я. — Чем больше времени пройдет после моего звонка, тем меньше оснований у него будет связывать два звонка воедино.

* * *

Пока мы пили кофе, я изливала Пенсу душу.

Он внимательно слушал меня, как всегда, подставляя невидимую жилетку для моих невидимых же слез.

Когда я дошла до Тараски, он вздрогнул.

— Ох! — выдохнул он. — Значит, он все-таки вляпался в какую-то грязь! Так я и думал…

— Вляпался, — подтвердила я, грустно размазывая пальцем по стенкам чашки кофейную жижу. То есть вначале я пыталась погадать, но ничего там не увидела — только какие-то грязные пятна, до отвращения напоминающие кровь.

— Вот жизнь была у парня! — проговорил Пенс, глядя с интересом на мои странные манипуляции.

— Послушай, Сережка, у него была подруга?

— Нет, — покачал он головой.

— А Алиса все время твердит о какой-то женщине, которая относилась к ней по-доброму и даже отвела ее домой… Кто это мог быть?

— Знаешь, Сашка, это невероятно, потому что у Тарасюка не было никого, кроме мамаши, да и та алкоголичка… Вряд ли она принимала участие в киднепинге, поскольку, несмотря на алкоголизм, все-таки сохранила остатки здравомыслия!

— Но знать-то что-то она могла! — возразила я.

— Моя маменька обо мне ни черта не знает, — рассмеялся Пенс.

— А моя почти все, — не сдавалась я.

— Ну, твоя вообще уникум. В основном у сыновей нет доверительных отношений с мамашами!

— И все-таки надо завтра к ней наведаться. Хотя бы со словами соболезнования!

— Наведаемся, — согласился Пенс. — Только пораньше. Чтобы я на работу успел.

Так мы и порешили, и, поскольку уже было далеко за десять, пора было идти. Тем более что надо было еще по дороге позвонить моему «объекту».

Мы вышли из дома. Погода уже не была такой жуткой, как в предыдущую зловещую ночь. Наоборот — в мире царили покой и безмятежность, будто все злые дела уже были сделаны и теперь мир решил немного отдохнуть.

Набраться сил перед очередными боевыми действиями, черт бы все это побрал…

Я вздохнула. Иногда мне очень хотелось пребывать в состоянии безмятежности, и чем яснее я понимала, что это невозможно, тем сильнее становилась потребность в покое…

* * *

Сначала она его ждала.

Час за часом. Сидела, сложив на коленях руки, и смотрела в окно.

Потом пришел какой-то смешной маленький человечек в милицейской форме и почему-то начал ее утешать. Она еще не понимала, что произошло непоправимое, просто смотрела на него, силясь понять, что он ей говорит, но слова таяли в воздухе, не долетая до нее.

Как будто она оглохла.

Почему-то она не могла отвести взгляда от его усов. Усы были смешные, загнутые немного книзу, и от этого он был похож на крошечного запорожца, и еще она думала, зачем в милицию берут таких маленьких. Если попадется преступник большого роста, что прикажете делать с ним этому пигмею?

Человечек ее о чем-то расспрашивал, а она все разглядывала свои руки, словно видела их первый раз в жизни, — хотя ничего в них не изменилось, даже под ногтями та же грязь, что и вчера… Не забыть бы их почистить!

Ее мысли витали где-то далеко, будто пытались защититься от беды, а беда уже вошла в ее дом.

Ее непрошеный гость ушел, неловко потрепав ее по плечу, и она осталась одна, все еще ожидая его.

И вот тут одиночество и ударило ее совершенно четким: «Он не придет».

Она беспомощно огляделась, пытаясь найти поддержку у стен своего дома, такого знакомого, такого привычного, призванного охранять ее.

Стены ответили гулким эхом — он больше не придет.

Она всхлипнула, но слез не получилось. Просто один всхлип, и абсолютная пустота с сухими глазами…

Он никогда не придет, да?

У кого она спрашивала?

У все тех же стен. И стены рикошетили ей одиночеством, которое теперь останется тут, пока смерть не явится за ней.

Рука потянулась к шкафчику с заветной бутылкой, но тут же вернулась на место.

Она же обещала ему никогда больше не пить!

Впрочем, его больше нет. Если бы они не сделали этого, все было бы нормально. Это их бог покарал.

Она закрыла глаза.

Есть выход. Один выход есть всегда…

Она знала его.

Она совершенно спокойно прошла в ванную комнату. Взяла в руки его бритву. Налила воду.

Какое-то время сидела на краешке ванны и курила. Голова была пустой, и она впервые за многие дни почувствовала себя абсолютно спокойной.

Наверное, потому, что она знала: теперь ее никто не сможет побеспокоить.

За окном сгущались ночные тени.

Я вижу все это в последний раз, без всякой жалости подумала она и сказала вслух, едва слышным шепотом:

— И слава богу…

 

Глава 11

Дав Пенсу последние ценные указания, я набрала номер и передала ему трубку.

Да уж, критически осмотрела я выразительно-страдальческую физиономию моего друга. Какая безнравственность — заставлять этого человека лгать!

«И заниматься шантажом», — услужливо подсказал внутренний голос.

Да пошел бы ты, огрызнулась я. Цель оправдывает средства.

Другого способа прощупать почву у меня нет.

Однако Пенс меня поразил. Вот уж сколько с ним общаюсь, а не предполагала в нем такого незаурядного актерского дарования!

Как только на другом конце провода подняли трубку, Пенс преобразился. Его взор стал туманным и лишенным мысли, а голос…

— Хай! — произнес мой Пенс так, будто не переставал гонять во рту «Дирол». — Это я.

Там некоторое время озадаченно молчали. Пенс тоже талантливо держал паузу. Его о чем-то спросили. Догадываюсь, что это был вопрос: «Кто вы?» Потому как Пенс сказал развязно:

— Конь в пальто. Не делай вид, что не знаешь, по какому поводу тебе звонят. Ну, чтобы ты легче догадался, поскольку, судя по всему, мозги у тебя перестали варить…

Тут он мерзко хихикнул — я даже отшатнулась, не веря своим ушам! И это мой рыцарь…

Так вот, он хихикнул, как порочная девица, и пропел:

— А у Та-ани на флэту… Ну, как? Вспомнил? Или тебя тоже шарахнули нечаянно по кумполу и ты стал соображать еще хуже?

«Сердцеед» продолжал молчать.

— Послушай, давай решим эту кретинскую проблему, а? — потерял терпение Пенсов персонаж. — Ты спокойно приносишь нам деньги, и мы расходимся. С миром. Ты же не хочешь плакать кровавыми слезами, да? Мы тоже не чужды милосердия. По-моему, есть смысл встретиться!

Трам-с!

Трубку повесили.

— Не понимаю, зачем тебе это было нужно? — выдохнул Пенс. — Надеюсь, что ты мне это объяснишь.

— Непременно объясню, — пообещала я, нежно целуя его в губы. — Вот только сама все пойму и сразу приступлю к объяснениям!

— Как? — вытаращился на меня Пенс с безграничным возмущением. — Я тут придуривался, а ты даже не знаешь, зачем я это делал?

— Сережка, я действительно пока не могу связать все воедино, — развела я руками. — Я просто пытаюсь проверить свои слабенькие догадки, вот и все! И надеюсь, после нашей разведки боем завтра все прояснится… Если не прояснится завтра, все равно решится быстрее! Не обижайся, ладно?

— Жалко, что это ты, — искренне сказал он. — На тебя я совсем не могу злиться. Вот другую я бы с удовольствием отшлепал!

— Господи, как это не оригинально! — проговорила я с тяжелым вздохом и шагнула в подъезд, послав на прощание Пенсу воздушный поцелуй.

Дело в том, что меня хочет отшлепать и даже выпороть такая толпа разъяренных людей, что Пенсу бедному вовеки не дождаться очереди!

* * *

Домой я приплелась страшно усталая, но почти успокоившаяся.

Вот, оказывается, зачем нужны мужчины! Чтобы успокоили тебя в нужную минуту! А я-то все не могла понять этих странных женщин, которые посвящают большую часть времени поиску партнеров! У них просто с нервами не все в порядке…

Кстати, слово «партнер»… Как-то не подходит оно Пенсу!

Опошляет это словечко его светлый образ в моих глазах. Так что не буду я называть его партнером.

Я втащила себя в квартиру и упала в кресло.

Мать только приподняла голову от книги и удовлетворенно хмыкнула.

— Вид у тебя, дочь моя, как у свежевыловленной утопленницы!

Судя по ее улыбке, этот факт ее не беспокоил.

— И сколько я там провалялась, в болотистой тине? — полюбопытствовала я.

— Да с неделю, наверное, — пожала плечами мама. — Если не больше…

— Ну, конечно, — фыркнула я. — Дочь рискует жизнью, зарабатывая деньги на кусочек хлеба, а мать издевается над несчастной вместо сочувствия!

— Так я и знала, что рано или поздно ты примешься попрекать меня куском хлеба, — обрадованно воскликнула она. — Я тебя на эту странную работу не гнала, между прочим. Вот диджеем, например, устроилась бы. Язык у тебя без костей, и трепалась бы денно и нощно.

— Вот выгонят меня, пойду диджеем, — согласилась я. — Буду передавать тебе приветы и без конца отравлять существование голосом Филиппа Киркорова…

— Тогда мне придется стать матерью-убийцей, — вздохнула она.

— Ну, просто Тараска Бульба, — хмыкнула я.

Вот про Тараску зря я вспомнила!

Мое настроение сразу начало угасать, мир окрасился черными красками.

— Вообще-то я сегодня ужасно устала, — пожаловалась я. — И спать хочу. И от голода умираю.

В маме наконец-то проснулась совесть, и она поднялась, отложив книгу.

— Ладно, бедное голодное дитя! Сейчас я что-нибудь придумаю, чтобы не быть причиной твоей безвременной кончины!

* * *

Я лежала и рассматривала световое пятно на потолке. Сон, как я и ожидала, не спешил ко мне.

Стоило мне закрыть глаза, как перед ними возникал окрашенный в красное «ирокез» Тарасюка или Таня.

Ванцов сказал, что ее сначала убили, а потом наполнили ванну водой…

И получалось, что убийца неплохо был с Таней знаком. Ведь дверь ему открыла она.

Если, конечно, он не шел за ней, чтобы потом, ворвавшись следом…

Черт!

Если я не перестану думать об этом, я не усну. Вторая бессонная ночь бог знает к чему приведет меня. Мой умственный коэффициент снизится до дебильного!

Многого тогда от меня добьешься?

А посему надо спать, милая барышня Саша!

Я включила музыку и закрыла глаза.

Кенди Найт пела своим хрупким голосом о любви, и я понемногу расслаблялась.

Все спокойнее становилось мое дыхание. И уходила в небытие Таня, держа почему-то за руку Тараску, и им все на свете прощалось как убиенным…

Я засыпала.

* * *

Мне снились байкеры. Как в американском фильме. То есть это были не наши байкеры, а такие кондовые, с квадратными мордами и в фашистских касках. Своей комплекцией они могли потягаться с чемпионами по реслингу. Судя по выражению их лиц, уровнем интеллекта тоже.

Они стояли на ночной дороге, сбившись в стаю, как голодные шакалы, и таращились в темноту.

Я прекрасно знала, кого они ждут.

Они ждали меня.

Чтобы потягаться со мной в скорости, только ставкой в нашей игре была жизнь Пенса.

Я знала, что мне во что бы то ни стало надо обыграть этих козлов. Поэтому я шагнула в их круг, и…

Телефон надрывался так, что все чертовы байкеры разбежались.

Я проснулась и схватила свой мобильник.

— Алло, — проговорила я сонным голосом.

За окном уже было достаточно светло, но все же не настолько, чтобы мне захотелось вскочить и бодро встретить наступающий день. Честно говоря, я проспала бы еще часов пять как минимум!

— Сашка?

Голос Ларикова был приглушенным, будто он тоже боялся разбудить свою драгоценную Лизу.

— Ну, я, конечно, — проворчала я. — Тебя осенила гениальная мысль?

Часы показывали половину шестого утра.

— Саш, только что позвонил Ванцов. Мать Тарасюка нашли в ванной…

Я подскочила на кровати.

— Что?

— Она покончила с собой, Сашка! Ее не убили.

— И то слава богу, — пробормотала я. — В нашем деле, похоже, и самоубийства можно расценить как подарки судьбы.

— Ну, если учесть, что она была важным свидетелем, я не нахожу это подарком.

— Да я тоже не прыгаю на кровати от восторга. Мне ее все-таки жалко. Несчастная женщина…

— Саш, дело в том, что перед смертью она позвонила в милицию и призналась в похищении Алисы. Собственно, поэтому ее и нашли. Милиция приехала — а она уже мертвая, с перерезанными венами… Они сказали, это был акт отчаяния. Так что дело можно закрывать.

— Ага, — кивнула я. — Если бы не было заказчика этого славного деяния, я бы так и поступила. Но есть одно «но», Андрей!

— Саша!

— Нет, ты меня послушай, а? Им это заказали. Понимаешь? Повторяю — есть заказчик. Полная гнусь, между прочим!

— И на чем ты основываешься?

— Если бы его не было, Ларчик, Таня была бы жива. Ее убрали потому, что она знала, кто он. Или узнала… Поверь мне, мать Тарасюка ее убивать бы не стала, а Тарасюк к тому моменту был сам убит. Так что прости, но я настаиваю на том, что дело закрывать нельзя.

— Даже если нам не заплатят?

— Они заплатят, — сказала я. — По простой причине. Все это крутится вокруг маленькой Алисы и семейства Аржановых. И пока чертов заказчик на свободе, семья Аржановых в опасности! Судя по его манерам, он не самый порядочный человек на свете, а сейчас и вовсе стал напоминать мне голодного и злого койота!

— Ладно, малыш, приедешь, потолкуем, — пригрозил Лариков.

Но я-то знала — пока я буду добираться до него, он сто раз все обдумает. А обдумав, будет вынужден со мной согласиться!

* * *

Раз уж тебя разбудили в такую рань, глупо опять засыпать. Надо вставать и снова идти, идти — пока не устанешь от мрачных впечатлений.

Я сидела на кухне, пила чай и смотрела в окно, размышляя о своей жизни.

В тот день, когда я увидела это объявление и встретилась с Лариковым, знала ли я, что моя жизнь отныне будет напоминать русскую рулетку?

Барабан крутится, гос-спода! Оп-алле!

Какой чертов билетик удачи вытащит некая мадемуазель Данич?

Может быть, ее скосят автоматной очередью? Или — пырнут ножом? Что еще веселого уготовано судьбой? Подсыплют яду, подсунут взрывчатку, пристрелят в упор из пистолета?

За два года работы я насмотрелась такого, что любая нормальная девица уже обратилась бы к психиатрам!

Вот такое у меня было с утра настроение, и сегодняшнее утро ни в коей мере не претендовало на оригинальность…

Мне надо сейчас тащиться к Ларчику в агентство, потом встречаться с предполагаемым убийцей и ждать новых подарков судьбы… «Сюр-прайз!» — и судьба ощерится в злой ухмылке, подкидывая мне новый труп!

И единственное слабенькое утешение — пока это не твой собственный. Но эти мерзавцы научились убивать быстро, это думать у них не очень получается — а на убийства у них сверхъестественный талант…

 

Глава 12

Лариков бодрствовал с того самого момента, как поднял с кровати меня. Так что поворчать, что не дают выспаться, мне не удалось.

С какой стати? Если твой босс сам отказывает себе в личных удовольствиях, то все по справедливости!

На кухне молча страдала вместе с нами бедняга Лиза — его большая любовь и тоже детектив. Она страдала довольно плодотворно, так как успела сварить нам кофе. Теперь мы сидели, пили кофе и разговаривали. Если, конечно, это можно назвать разговором.

— Получается, что, оставшись без денег, Аржановы будут вынуждены продать фирму, — сказал Лариков. — Вот такие пироги! Не квартиру же им продавать…

— Ничего не поняла, — развела я руками. — Они же могут прожить на зарплату?

— Нет, — покачал головой Ларчик. — Лямин влез в долги. И эти долги ему согласны простить, но при этом он должен отдать фирму. А фирма-то не его! Она принадлежит Виктории Аржановой — вполне официально. По завещанию. Папа у нее был умный, фирма — фактически акционерное общество, и основной пакет — у нее. Самому Виталику принадлежит столь незначительное количество акций, что я бы на его месте застрелился… А тут еще его дамочка. Последнее время отношения с Викой у него вообще развалились — особенно после похищения Алисы. Вот тоже странность! Будто его все это не касалось! Поэтому, естественно, я прощупал его на причастность. Признаться, очень велико искушение подбить все бабки под него, но он никак не вяжется с байкерами. Про Тарасюков он никогда не слышал или просто вид делает, что не слышал. Забрать Алису из школы он просил жену и никому больше ничего не говорил.

— Однако они знали, что его там не будет… — усмехнулась я. — Значит, этого типа никак не притянешь к похищению?

— А если в качестве заказчика? — задумчиво спросила Лиза.

— И тут у него чисто! Для того, чтобы заказать, надо заплатить, так? А чем он заплатит?

— Ну, хорошо. А кому он должен?

Это уже я. Я почти проснулась. Ко мне вернулась способность мыслить.

— Он не говорит. У меня вообще создалось впечатление, что он смертельно боится этого человека. Я, конечно, попробую еще раз с ним поговорить сегодня, но…

— Тогда при чем тут Таня? — спросила я. — Понимаешь, Ларчик, у меня сложилась вот какая картина — Таня что-то знала. Может быть, она узнала это в свой последний день, и это стоило ей жизни…

— Или она попыталась унести деньги, подложив «куклу», — усмехнулся Ларчик. — Жаль, что этого у нее уже не узнаешь.

— Ситуация вообще печальная, — вздохнула я. — Все, кто мог хоть как-то пролить свет на эти обстоятельства, предпочли в срочном порядке отправиться к праотцам… Остается надеяться на счастливую случайность, которая все-таки поможет нам понять, что там такое произошло. Пока я чувствую себя лягушонком в темном колодце, и никаких мистических озарений! Наоборот, чем дальше в лес, тем больше дров!

— Я бы все-таки не сбрасывала этого Лямина со счетов, — задумчиво проговорила Лиза. — Конечно, это не мое дело, но… Не нравится мне этот тип. Если хотите, я попробую помочь вам его раскрутить.

— У тебя своих дел по горло, — запротестовала я.

— Ничего, я потом позову на помощь вас, — пообещала Лиза. — Когда на меня свалится нечто подобное по степени запутанности. А то от моих идиотских хождений вслед за неверной Наилей Рамазановой у меня уже голова кружится! Кстати, эти татарочки такие сексуальные! Вот где чертенят по самые уши! Ей-богу, я уже подумываю, не начать ли мне подрабатывать съемками порнухи!

— Лиза! Если ты работаешь с такими распутницами, я начинаю беспокоиться за твою нравственность! — строго заявил Ларчик.

— Надо было о ней беспокоиться раньше, — фыркнула Лиза. — Теперь, увы, нравственность уже не вернется! Я вкусила яблоко разврата!

Ну, что за парочка! Только и делают, что задирают друг друга как маленькие!

* * *

Я сразу поняла, что тип в дорогом кашемировом пальто и есть предмет Таниной любви и моих подозрений.

Он просто был создан для того и для другого.

Этакий бонвиван с холеным и усталым от жизни лицом. Сидит себе за столиком, болтая ложечкой в чашке кофе, и глядит на окружающих с таким видом, будто они — лишь декорация в спектакле одного актера.

И то, что он актер, я тоже сразу поняла. Правда, так себе актеришка, средней руки. А судя по его благоденствию, на хлеб он зарабатывает уж никак не «высоким искусством».

Я подошла к его столику.

Он поднял на меня сонные глаза и чуть шевельнул губами, имитируя приветливую улыбку.

— Бог мой, — молвил он своим обволакивающим голосом. — Как же все девочки похожи друг на друга! Сразу видно, что вы Танечкина подруга.

«А психолог из тебя никакой, — усмехнулась я про себя. — Знал бы ты, как прокалываешься!»

Тем не менее я не показала вида, что он меня рассмешил. Я зарделась, как мне и подобало по роли, и пробормотала:

— Здравствуйте.

— Кстати, меня зовут Леонид.

Он протянул мне руку. Холеную такую руку, с маникюром.

«Мамонт Дальский какой-то», — подумала я. Бог мой, и как это Таню угораздило в него втюриться? Дос Пассоса читает, а дуреха дурехой!

— А меня зовут Сашей, — представилась я.

Он вскинул брови и улыбнулся.

— Надо же! Какое у вас замечательное имя… Александра. Алес-сандра… Аромат италийских равнин и терпкого кьянти. А-лес-сандра. С ума сойти!

Господи, уныло подумала я. Все-таки надо было сдать его Ларчику! Терпеть не могу актеров. Видно, у них игра уже вошла в привычку, и они всех людей расценивают как возможную публику. Но если так, то хоть бы следили за интонациями! А то ведь и играть-то не умеют! Константин Сергеевич всем бы пары поставил по актерскому мастерству!

— Я пришла сюда не о моем имени говорить, — нахмурилась я. — Меня куда больше интересуют ваши планы относительно Тани Дроздовой.

Конечно, я выглядела по-дурацки, но он явно собирался обставить меня по части дурости поведения. Потому что он осмотрел меня удивленными глазами и, запрокинув голову, ненатурально расхохотался.

Ни дать ни взять провинциальный Мефисто.

— Ха-ха-ха!

Именно так вот и получилось у него. Наверное, по его задумке, у меня в этот момент должны были подкоситься колени от стыда за собственную бестактность и глупость.

— Милая моя барышня! Какие у меня могут быть планы относительно вашей подружки? Не спорю, она очень милая девочка, но… Вы меня уж простите? Не-да-ле-кая… Девочки, вы все-таки помните, что вы закончили? Педучилище…

Я не стала протестовать. А он продолжал пыжиться от гордости за с трудом осиленный когда-то ГИТИС, пытаясь провести четкую границу между нами. По его мнению, девицам «нашего типа» надо было удовлетворяться скромной ролью любовницы этого господина. Ох, и обидно мне было за эту глупенькую Таню!

— И вообще, милая вы моя, вам не кажется, что, придя сюда, вы выглядите как допотопная мамаша? Вам что, пожаловалась Танечка? Ну, так я не обнадеживал ее пустыми обещаниями! Она прекрасно знала, что у меня есть жена, сын…

Ох, как же я его ненавидела сейчас!

— Что ж, мне вас жаль, — сказала я. — Потому что Таня действительно не для вас. Я даже не могу понять, как вы с ней познакомились! Тане никогда не нравились люди вашего типа…

Он нахохлился. Я начала сбивать с него спесь, ура! Что ж, продолжим…

И я вдохновенно продолжала хамить, наблюдая за тем, как преображается самодовольная физиономия этого типа. Он еще пытался сохранить «хорошую мину», но игра уже была столь плоха, что даже от себя он не мог скрыть дурных предчувствий относительно результатов финала!

Я мстила за бедную, глупую девочку, которой этот напомаженный петух казался сказочным принцем.

Ах, знала бы ты, как выглядят они, принцы! Я вот знаю.

Они выглядят точь-в-точь как мой Пенс. Или уж на крайний случай, поскольку Пенс уже занят, как Ларчик с Ванцовым…

* * *

— Так как же вы познакомились?

— Я… отказываюсь с вами говорить. — Он сделал попытку подняться.

— Вам придется продолжить наш разговор, — сказала я. — Потому что я здесь нахожусь не просто так. Таня просила вам кое-что передать…

Он насторожился.

Неужели мои догадки были верны?

— Простите? — Он подался вперед. — О чем вы говорите?

— О пакете, — бросила я. — Такой пакет, с рекламой сигарет «Бизнес-клуб». Вчера она позвонила мне около двенадцати и попросила забрать пакет и передать его вам. Она сказала, что это принадлежит вам.

— Господи, — простонал он. — Да что принадлежит мне? Выражайтесь яснее… Что за пакет? Почему вы считаете, что она хотела передать что-то именно мне? И почему она сама этого не сделала?

— Она не сможет этого сделать, — сухо проговорила я.

— Почему?

Его удивление было искренним.

— Она уехала?

— Нет.

— О боже! Какая у вас все-таки странная подруга! Сначала она звонит мне, чуть ли не в истерике умоляет приехать, потому что только я могу ей помочь! Потом она просто не открывает дверь, хотя я прекрасно слышал, что в квартире кто-то есть! Теперь какой-то пакет, который она решает передать через свою подругу, только что прочитавшую мне горячую проповедь о смысле бытия! Еще странный мужик, чего-то от меня требующий! Я, наверное, свихнусь от всего этого!

Я пыталась найти в его голосе хотя бы маленькие черточки, показывающие, что он врет, но на сей раз он явно был искренен. Актером-то он уродился никудышным, так что это бабское нытье явно шло из глубин его души.

— Не удивлюсь, если вы киллерша какая-нибудь, — вздохнув, закончил он свой «плач Ярославны».

— Я не киллерша, — мотнула я головой и достала свою лицензию. — Я — частный детектив. А Таня… Она действительно не сможет прийти. Дело в том, что Таня Дроздова не далее как вчера была убита в собственной квартире.

* * *

Он вцепился пальцами в край стола так, что костяшки его пальцев стали белыми. Глаза его теперь были вытаращенными, а рот беззвучно открывался и закрывался — ни дать ни взять вытащенная на берег камбала…

— Вы меня обманываете…

— Нет, увы, — развела я руками. — Я и сама была бы рада обмануться, но…

— Вы меня… по-доз-ре-вае-те?

Последнее слово он выговорил совсем тихо, словно сам боялся его.

— Нет, — вздохнула я, искренне сожалея, что он не катит на убийцу. — Просто я хотела узнать кое-что и надеялась, что она была с вами откровенна. Но… Видимо, вы действительно были для нее своеобразным жиголо, с которым она не спешила делиться секретами…

Я встала.

Он остался сидеть, тупо уставясь на свои руки.

— Я действительно ничего не знаю, — облегченно выдохнул он.

Чертов червяк!

Он даже не спросил меня, как она была убита!

— А такое словосочетание, как «мир мечтаний», вам ничего не говорит?

— Нет, — развел он руками. — Впрочем, погодите-ка… Как-то раз Таня затащила меня в бар. Какой, хоть убейте меня, не помню. Но что-то там было. Связанное с этим вашим «миром». Потому что именно с баром у меня связывается этот самый «мир мечтаний».

— Поподробнее можете? Где этот бар расположен? Что там за публика? Может быть, он так называется?

— Не знаю, ей-богу… Бар как бар, на проспекте… Ах, да. Там собираются байкеры. Эти монстры в коже…

— Когда это было?!

— Незадолго перед тем, как я решил объясниться с ней. Но в тот вечер это не получилось. Она… Знаете, сейчас мне кажется, она там что-то нашла. Или кого-то узнала? Она была очень напряжена и все время шарила глазами по сторонам… И вид у нее был какой-то ненормальный. Не мог же я ее еще больше расстроить? Правда?

Я посмотрела на его холеную морду. Ах, Танечка! Это ты была принцессой, а не этот самонадеянный индюк принцем!

— Так вот, там произошел забавный инцидент… В тот момент я этому особенного значения не придал. Поверьте, я был слишком занят своими мыслями, чтобы вообще обращать на что-нибудь особое внимание. Появилась этакая дамочка в коже, как говорите вы и Танюша, «навороченная». Держалась она как королева, и к тому же, должен вам сказать, она была красоткой. Так что я невольно на нее засмотрелся. Таня мой взгляд перехватила и посмотрела туда же. И тут она изменилась в лице… Глаза расширились, она так побледнела, будто призрак увидела. Я сначала подумал, это из-за дамы, ан нет! Как ни странно, такое оглушительное впечатление на Таню произвел кавалер. Хотя я бы не назвал его красавцем. Этакий, знаете ли, обрубок, похожий на постаревшего скинхеда. Он производил впечатление счастливца — ну, так я иначе бы и не думал — такая фемина рядом! Они проходили мимо нас, Таня сразу спряталась за меня, но мужчина не обратил на нас внимания. Так вот, сейчас я вспомнил, что именно тогда этот ваш «мир мечтаний» и прозвучал! Когда они проходили мимо, мужчина сказал: у нас это выйдет? Дама ответила: ты не веришь в мир мечтаний? Именно так…

По описаниям выходил мой знакомец. Однако! Не ожидала я от него… Если этот тип мне не врет, то выходит-то именно он! Но при чем тут мир мечтаний? Чьих мечтаний?

— Так что я тут ни при чем. Поверьте, Таня не мой идеал женщины. Слишком уж она была глупенькая!

Надо же быть таким самонадеянным индюком!

— Вы знаете, кто такой Дос Пассос? — спросила я.

Он недоуменно вскинул на меня глаза.

— Художник? — неуверенно спросил он. — Или…

Он еще пытался выглядеть этаким представителем интеллектуальной элиты, но это уже было совсем глупо.

— А Таня знала, кто это, — сказала я, насмешливо разглядывая его оторопелое лицо. — Писатель. Из компании Хэма, Гертруды Стайн и прочей «потерянной братии». Впрочем, не знаю, известны ли вам имена Стайн и Хэмингуэя! Поэтому у меня есть одна просьба. Не спешите судить об интеллекте человека по тому дурацкому фактору, что он там закончил — педучилище или Сорбонну. Люди разные.

Я быстро пошла к выходу.

Теперь, когда его кандидатура отпала сама собой, у меня резко сузился круг подозреваемых. И это было небольшим, но все-таки плюсом!

— Подождите! — окликнул он меня. — Я вспомнил!

— Что?

— Мир мечтаний. Таня несколько раз повторила эту фразу, когда мы вышли из бара. Как будто пыталась запомнить ее. Понимаете? А бар был пиратский. Там у входа флаг пиратский. Я вам помог?

— Помогли, — кивнула я. — Немного.

* * *

Мне было до боли обидно. Такой хороший подозреваемый — лучше не бывает! И явно не он. Вопреки тому, что все мои логические цепочки до этой поры приводили именно к нему.

Зря мы с Пенсом запугивали его ночными звонками — ничегошеньки этот тип не знает.

А жаль! Теперь у меня осталось не так уж много. Узнать, что удалось выяснить насчет господина Лямина и «бандитов на колесах».

Первое — легко. А второе?

Где я их найду?

Опять тащиться в прокуренный паб, потому как в связи с нашествием нуворишей «Камелот» перестал быть пристанищем для байкеров? Теперь-то они тусовались в «Веселом Роджере», как пираты. Может быть, это обстоятельство повлияло на их сознание? Они вобрали в себя аромат пиратства, и пиратство поселилось в их душах? И теперь любимая их песня «пятнадцать человек на сундук мертвеца — йо-хо-хо, и бутылка рома»?

Да нет. Скорее всего это байкеры новой формации. Те, которые насмотрелись «Рожденных неприкаянными» и прочей американской продукции. Совершенно забыв, что у нас-то свой менталитет. Например, наши «олдовые хиппи» резко отличаются от американских хиппи. Это только яппи и там и тут похожи как две капли воды… Ну, этим не до менталитетов. Им нужна карьера. Деньги. Прочая смурь.

Так я и шла, горестно размышляя о своей явно незадавшейся на сегодня судьбе, прямо по дороге, ведущей к нашей конторе. И прямо на моем пути, как в страшной сказке, возник пивной бар с пиратским именем.

«Веселый Роджер».

Я остановилась.

Скелетина усмехалась с самого что ни на есть всамделишного флага.

Ага. Тот самый флаг… Не здесь ли начинается след?

— Ну? — спросила я сама себя. — И почему бы нам не зайти сюда на минуту? Конечно, вряд ли тут будет в такой ранний час полноценный «бомонд». Но узнать что-то можно и у бармена.

Я затушила сигарету — а ну как там не курят, из соображений противопожарной безопасности? Если это пиратский бриг, там должны быть бочки с порохом!

И открыла дверь, растаяв в густых облаках сигаретного дыма и полумраке, оглушенная крутыми раскатами музыки «Коррозии металла».

Сомнений не было: ступив за порог «Веселого Роджера», я оказалась в стане врагов. Прямо в логове «Ангелов Ада».

 

Глава 13

Лиза обладала одним бесценным качеством детектива.

При необходимости узнать о человеке все сплетни Лиза оказывалась неоценимой. Если я знала иностранные языки и спокойно могла прикидываться француженкой или англичанкой с йоркширским произношением, то Лиза умела разговаривать на родном языке так, как не умел никто.

Она могла преспокойно болтать на любом арго, и если вам было нужно узнать побольше об объекте от его окружения, лучше Лизы это ни у кого бы не получилось.

Она умела втираться в доверие. Благодаря ее внутренней пластичности и несомненным актерским дарованиям ей открывали душу даже те, кто не открывал родной матери.

Так что в ее успехах я не сомневалась. Спустя час-два Лиза будет знать о Виталии Викторовиче Лямине все.

Потому что никто не знает босса лучше, чем его подчиненные.

Пока я общалась с господином «Два сердца», Лиза преспокойно пила кофе в обществе хорошенькой секретарши и узнавала очень интересные подробности ляминской жизни.

Если поначалу секретарша пыталась сопротивляться Лизиному обаянию, то теперь они напоминали закадычных подруг. А дело-то было в совсем маленькой фразе, сказанной Лизой в нужном месте и в нужное время.

Лиза не могла бы определить и сама, какая из фраз будет решающей. Иногда ей удавалось достичь нужного эффекта продолжительным вздохом вкупе с многозначительным взглядом. Иногда было лучше поплакаться в жилетку. Иногда нужно было просто выругаться по конкретному адресу.

С Милочкой все было проще некуда. Лиза и сама удивилась, сколь скорой оказалась победа.

Достаточно было сказать, что она хочет устроиться к Лямину на работу. И ей интересно, что представляет из себя ее будущий шеф. Накануне у Милочки с Ляминым вышел отвратительный скандал, поэтому симпатичная Лиза мгновенно вызвала у Милочки бездну сочувствия.

Умненькая Лиза быстро просчитала ситуацию и предложила Милочке позавтракать вместе, сославшись на то, что с раннего утра у нее во рту маковой росинки не было. Милочка обрадовалась святой возможности насолить Лямину тем, что воспользуется правом на обеденный перерыв, а это зверюгой Виталиком совсем не поощрялось — как хмыкнула Милочка: «Кто-то в этой конторе должен работать, пока босс трахается». И они отчалили в направлении довольно симпатичной забегаловки, что находилась рядом с изрядно надоевшим Милочке местом работы.

— Вот ты представляешь, Лиз, они все захватили в свои руки! — жаловалась на горькую судьбу Милочка, мешая ложечкой сахар в кофе. — Работать иногда приходится до половины двенадцатого ночи, а зарплата — ты не поверишь! Сейчас такие вообще только в «госнике» бывают. А фирма, между прочим, частная, черт бы этих гадов не видал! Вот они и заявляют постоянно: фирма частная, вы хотели капитализма — так работайте до полусмерти! Только там-то деньги нормальные платят, а у нас? Нет, Лиза, сама подумай — много радости ты от восьмиста деревяшек получишь?

Лиза подумала и решила, что нет. Ладно бы работа была любимая, а уж ради торговли она на это не согласна!

— Это в день? — спросила Лиза.

— Ты что! — округлила глаза Милочка. — В месяц! Ты что, Лиз, из Америки приехала? Ну ладно, я держусь за это скотское место, потому что мать на пенсии. А «папики» все расхватаны умелыми руками других. А тебе-то наша фирма зачем? Все равно она скоро прахом покроется! Вот заберет Виктория свои акции, и все! Я бы на ее месте давно это сделала, хотя бы назло этому бугаю мерзостному и его любовнице. Ты бы ее видела, Лиза!

Милочка закатила глаза к потолку.

— Страшнее, Лиз, баб я не видела! Нос как пожарный насос, глаза узкие, а гонору — как у королевы Виктории… Ну, правда, наш босс тоже урод уродом, так что они оба спелись, как того и следовало ожидать… Вот только фирму они разворовывают, а фирма, кстати, и не его. Это Викина фирма. И ее матери. Слушай, а ты знаешь, что у нас говорят?

Она перешла на шепот.

Лиза слушала ее и тихо радовалась, что ей так повезло с «тайным агентом».

— У них недавно дочку похитили прямо из школы.

— Да что ты? — в ужасе проговорила Лиза.

— Так вот, наши все говорят, что это их рук дело. Его и Леночкино.

— Как это?

Лиза старательно разыгрывала удивление и недоверие.

— Говорят, все сейчас можно заказать. Только надо сходить в одно место и оставить там записку. Потом тебе ответят. Если твой заказ принят, они тебе сообщат. Как, я не знаю… Правда, наша уборщица Люся вроде слышала, что они вечером разговаривали, и какая-то у них странная фраза все время звучала. «Мир мечтаний», вот! Только я хоть убей не знаю, что за бред они несли!

— Да зачем им все это?

— Ленка очень Виталика напрягает. Якобы они должны пожениться, потому что она косит под беременную. А куда эти двое уродов без фирмы? Свои деньги они профукали давным-давно. Короче, им надо все прибрать к рукам. То есть, понимаешь, они как бы из Вики все деньги откачивают, и потом она продает акции подставному лицу. Лицо это прямо от нашей Леночки и будет исходить… Но у них там что-то с какой-то девицей не заладилось, и вроде бы им пришлось… Но это я уже не точно знаю, опять же — люди говорят. Вроде как они денег-то этих Викиных не получили, представляешь?

Так что Лиза без особенных трудностей узнала за час много.

Одно для нее оставалось загадкой — что же за «мир мечтаний» имелся в виду?

— Ох, мне пора, а то мне не жить на белом свете, — посмотрев на часы, вскрикнула Милочка и вскочила.

— Вот мой телефон, если будут проблемы…

Лиза протянула ей телефон. Длинноногая Милочка, быстро кивнув, скрылась мгновенно.

Лиза подавила вздох, с грустью подумав:

«Бедная девочка! Она и не подозревает, как близко от истины ее слова «мне не жить на белом свете». Если верить ее рассказу, Лямин играет в очень непонятные игры».

И, поднимаясь, Лиза задумчиво проговорила:

— Мир мечтаний… Черт побери, что бы это могло быть?

* * *

Ах, какая же я идиотка!

Надо же было притащиться в это мрачное место одной, без Пенса!

Если кто и мог чувствовать себя тут уютно, так только квадратные гоблины и не более приятные на физиономию «ангелочки»…

Мне сразу захотелось сделать отсюда ноги, не потому что я трусиха, а просто к этому шагу назад меня толкали остатки благоразумия.

Единственное, что я могла сделать, это воспользоваться моей славной игрушкой — мобильником. Если повезет, Пенс окажется на месте.

Но даже в этом случае до его прихода сюда минимум час мне придется уныло тусоваться в среде питекантропов, обкурившихся анаши.

Вид здешних аборигенов невольно наталкивал меня на подобные умозаключения. Каждого из обитателей подвала я бы охарактеризовала как особей, не способных к мыслительным процессам.

Где-то в углу заливалась хохотом девица, но я не обольщалась мыслью о том, что я тут не единственная представительница слабого пола. Девушки «ангелов» мне были неплохо знакомы. Еще неизвестно, с кем лучше иметь дело — вон с тем «викингом», изучающим меня с неприличным интересом, или с «девушкой».

Телефон Пенса явно не собирался отвечать, и я уже начала подумывать отложить изучение «дна» общества на потом, как вдруг застыла, чувствуя себя примерно так же, как кладоискатель перед входом в пещеру, — когда в душе борются страх и жажда узнать, что же за дверью скрыто, а вдруг клад? Но, может быть, и сама смерть поджидает тебя там! Не важно. Сейчас мой доселе рассеянно блуждавший взор остановился на странном ящике, стоящем прямо напротив бара. Обычный такой ящик, напоминающий содранный с какой-нибудь многострадальной стены почтовый ящик. Вроде тех, в какие бросают письма губернатору.

Был этот ящик обшарпанный, видавший лучшие дни в очень давние, почти забытые времена, с гербом Советского Союза, вокруг которого уютно расположились наклейки от пива, и только в самом низу скромно притулилась наклейка, так привлекшая мое внимание, что я почти забыла о типе, который все это время не сводил с меня глаз.

Большими буквами там было написано: «МИР МЕЧТАНИЙ».

Подумать о том, насколько это интересно, я не успела. Над моим ухом раздался хрипловатый и приглушенный голос:

— Что ты тут делаешь, волчара?

* * *

«Она попала в беду, — думал Лариков. — Черт бы побрал эту девчонку, от нее всегда одни неприятности».

Он нервничал.

Александра и не думала звонить.

Явившуюся с добычей Лизу он слушал вполуха — куда больше его занимал вопрос, почему Александра не звонит.

— Так вот, получается у нас неприятная картина, — рассказывала Лиза. — Сашка права. Заказчик был, и, боюсь, этим самым заказчиком оказывается именно Виталий Викторович Лямин собственной персоной!

Напоминание о Сашке, пропавшей черт ее знает где, ударило Ларчика не хуже тока.

— Послушай, где она может быть?

— Кто? — вытаращилась на него Лиза. — О, черт! Ты меня не слушаешь?

— Сашка не звонит.

— Ну и что? — удивилась Лиза.

— У меня душа не на месте. Как-то неспокойно мне за нее.

— Ларчик, солнышко, — ласково проговорила Лиза. — Она же не маленькая! Ну, почему ты держишь ее за ребенка?

— Да она и есть ребенок, — поморщился Лариков.

Телефон.

Он вскочил, хватая трубку. Больше всего он надеялся, что это звонит Сашка, но…

— Привет, — услышал он голос Пенса. — Позови Александру.

— Ее нет.

Голос Ларикова упал.

— Черт! Придется, значит, нам с Витькой прокатиться туда без нее.

— Куда?

— Понимаешь, Витька мне порассказал много интересного о нашем знакомом Тарасюке. Этот наш тихий Тараска, оказывается, любил потусоваться последнее время в «Веселом Роджере» и, как утверждает Витька, начал разживаться деньгами сразу после этого пристрастия к пиву. А дело все в том, что, по слухам, которыми полнится земля, в «Веселом Роджере» есть стол заказов… Ты понял, о чем я говорю?

— О заказных преступлениях? Так?

— Да, так. Вроде бы есть в наших пампасах такое место, куда ты можешь обратиться, и за определенную мзду, конечно, твоему противнику начистят рыльце! Правда, вроде как до этих пор они не занимались убийствами! Но, говорят, те же самые ребята, что шустрят на ночном тракте, раздевая одинокие машины, имеют самое непосредственное отношение к нашему странному «столу заказов». Кто у них там главный, никто не знает. Зато ходит тут еще более интересный слушок, что в последнее время там видели одну интересующую Сашку личность… Догадываешься, о ком я? О Лямине! Послушай, а куда она собиралась?

— Она хотела встретиться с возлюбленным, — брякнул Ларчик.

Пенс помолчал, а потом осторожно поинтересовался:

— С каким еще возлюбленным?

— С Таниным, — объяснил Лариков.

— Господи, нельзя же так людей пугать! А где они должны были общаться?

— Кажется, в «Бургер Ройялс».

— Черт, это же рядом с «Роджером»! Насколько я знаю Алекс, она не преминет засунуть в это место свой любопытный нос! Ладно, я помчался туда. Пока.

Он бросил трубку.

Ларикову стало чуть спокойнее — если Сашка действительно там и попала в передрягу, ее выручат.

Витьку он знал. Вид у этого типа был устрашающий.

И вообще, может быть, его мандраж всего лишь свидетельство очередной бессонной ночи?

Ну что может произойти с Александрой средь бела-то дня?

 

Глава 14

Я безмятежно улыбнулась. Показывать свой страх — значит, заведомо обречь себя на поражение.

А я относилась к разряду утопистов — даже если нет никакого резона надеяться, что ты увидишь рассвет, я упорно продолжаю в это верить!

— А что, это твое место, Вонючка? — спросила я. — Ты начал волноваться о других людях?

Он нахмурился.

— Ты бы меня Вонючкой не звала, Волчица, — проворчал он. — А то недалеко и до беды…

— Да брось, я выручу тебя из беды. Я альтруистка.

— А я о тебе говорил.

— Прости, не поняла, — рассмеялась я. — Видишь ли, Во… Простите, сэр Скунс! Мне всегда казалось, что всякая забегаловка открыта для любого желающего ее посетить. Если ты сейчас объяснишь, почему ваш «Веселый Роджер» является частным владением, вторгаться в которое нельзя без твоего разрешения, я попробую это обдумать как следует.

— Ты, сдается мне, вынюхиваешь тут что-то. Потому как только полному лоху неясно, что ты ищейка!

— Вынюхать в этих местах можно только вас, сэр Скунс! — очаровательно промурлыкала я. — А сюда я зашла потому, что мне захотелось пива. И почему-то только ты имеешь что-то против этого.

Я сделала попытку шагнуть в сторону стойки, но не тут-то было!

Вонючка сжал мое плечо так, что я всерьез испугалась производственной травмы.

— Пусти! — попыталась я вырваться. Но он только осклабился и дышал мне в лицо адской смесью дешевого портвейна и «Дирола» без сахара.

— Моя любимая жвачка, — процитировала я, скорчив примерно такую же рожу, как рекламная девица. — Теперь я поняла, за что тебя прозвали Вонючкой. Не каждый способен выдержать такой мерзостный запашок!

Здорово я его разозлила!

Наверное, он бы меня избил, но ему помешала какая-то девица, которая как раз внесла свое изящное тело в бар и теперь оказалась за спиной Скунса, захватив его руку сзади в тиски своих нежных ручек.

— Что здесь происходит?

— Эта сучка тут вынюхивает, Нелл! — прогундосил Скунс.

Она отпустила его и с любопытством посмотрела на меня.

— И что?

Красивая девица, отметила я.

— Она сыщица!

— Я не понимаю, Скунс, тебе что за дело? Если девочке что-то интересно, почему бы ей не помочь? Ты в чем-то замешан?

Он таращился на нее так, что я побоялась за его глазки — они явно намеревались выпасть из орбит.

— Нет, — покачал он головой.

— Ну, тогда катись отсюда! Я не понимаю причины твоей истерики!

Она легко подтолкнула его, но сама не собиралась покидать меня так скоро, как мне бы хотелось.

— Пива? — спросила она и, не дожидаясь ответа, изящно щелкнула пальчиками.

Немедленно появился один из тусующихся возле стойки парней и поставил перед нами две кружки.

Ого, подумала я, разглядывая красотку с интересом отнюдь не праздным. А эта дамочка тут, похоже, что-то вроде королевы!

— Кстати, меня зовут Нелл, — представилась она.

— Очень приятно, — кивнула я.

— А самой тебе представиться в лом?

— Нет, просто зачем?

— Да, ты права, — улыбнулась она. — Я и так знаю, что тебя зовут Александрой. Твои друзья тусуются среди «Волков», а сама ты…

Она немного помолчала, улыбнувшись, как оборотень в фильме «Волчица», и, слегка наклонившись в мою сторону, прошептала:

— Сы-щи-ца…

И расхохоталась, вполне довольная произведенным эффектом, откинувшись на спинку стула.

Я пожала плечами. Мне было не по себе.

— Так что тебя интересует? Спрашивай.

Ну, что ж… Рискнем.

Я брякнула наобум, глядя на почтовый ящик:

— «Мир мечтаний».

Она замолчала. Стала серьезной и теперь изучала меня внимательно.

— Ну, что ж… Если тебя это интересует, то… Я попытаюсь что-нибудь узнать.

Ох, надо же! Доброта так и плещется из ее сузившихся глаз…

— Сашка! — услышала я голос за своей спиной и обернулась.

Пенс спешил к нашему столику.

— Сегодня в двенадцать, на шоссе, у развилки. Тебя устроит? — нагнувшись, прошептала мне в ухо Нелл и, подмигнув, быстро встала. — Простите, мне пора.

С этими словами она пошла внутрь бара своей грациознейшей походкой.

Походкой пантеры, почуявшей добычу.

* * *

— Ну?

Пенс ждал объяснений. А я провожала взглядом фигурку Нелл и пыталась понять, какое отношение ко всей этой истории имеет красотка с грацией Багиры из «Маугли» и имеет ли она вообще какое-то отношение?

— Как ты думаешь, кто она? Почему они слушаются ее, как королеву?

— Нелл? — удивленно переспросил Пенс. — Да что ты! Это самая знаменитая личность среди «Ангелов»! Знаешь, сколько ей лет?

— Двадцать пять? — смело предположила я, прибавляя на всякий случай ей лет пять.

— Сорок один, — засмеялся Пенс. — А за руль она села в тридцать девять. И сразу стала тут королевой.

— Ладно, может быть, она сумеет нам помочь, — отмахнулась я, со вздохом возвращаясь в «Мир мечтаний». — Во всяком случае, она что-то знает про этот дурацкий «Мир».

— А про него тебе и Витька расскажет. Что вон в тот ящик кладутся бумажки с заказом. Скажем, кого-то надо изрядно поколотить. Или… Если экстремальная ситуация. Но никто не знает, кто за всем этим стоит. Все молчат, потому что прекрасно секут — если ты проговоришься, завтра в этот ящичек положат заказ на тебя. И его выполнят.

— Уж Скунс-то точно имеет к этой банде отношение, — проворчала я, глядя на красную рожу Скунса. — В этом у меня нет никаких сомнений! Ладно, пошли отсюда, от греха подальше. Все равно, сижу тут уже второй час, а никто к ящику и близко не подошел!

Я поднялась. Пенс послушно последовал за мной.

На пороге я обернулась, пытаясь пробуравить взглядом чертов ящик. Чтобы узнать, что там за смурь лежит.

Но ящик пока хранил свои тайны, и выяснять их тут было бессмысленно и небезопасно. Поэтому я вздохнула, подчиняясь здравому рассудку, и мы вышли на свежий воздух.

У меня, впрочем, была теперь надежда — на странную женщину по имени Нелл, которая назначила мне свидание под покровом ночи.

* * *

Меня трясло как в лихорадке. Так бывало со мной всегда, стоило на горизонте замаячить разгадке, а уж если разгадка была сопряжена с опасностью… Все! Адреналин в моей крови превышал допустимый уровень! И только в этот момент я начинала жить по-настоящему.

Странное отношение к опасности, которое мама называла наплевательским и глупым, на самом деле было нормальным.

— Ты вообще никогда ничего не боишься?

Это Пенс.

Мы почти дошли до нашей «конторы».

— Ты о чем?

— Ночь. Шоссе. Этот гребаный Вольский тракт, на котором и днем рискованно ездить. Не то что ночью…

— Пенс, я хотела тебя попросить об одном небольшом одолжении… Лариков об этом ничего знать не должен! Пожалуйста, наступи на горло собственной песне и промолчи, ага?

Он молчал. Долго так, внимательно меня изучая. Потом заметил, вздохнув:

— Ты вообще-то иногда отдаешь отчет в своих поступках? Ты видела эти рожи? Они — бандиты. Те самые, что устраивают «родео» на дороге. Те самые, что выполняют заказы.

— Ну и что? Если там появится Лариков, мы ничего не узнаем! И потом — при чем тут Нелл? Ты что, хочешь мне сказать, что она — одна из банды?

— Не знаю. Но я бы не стал рисковать…

— И не рискуй, — разозлилась я. — Кто тебя просит? Я вообще туда собиралась поехать одна. Но ты же не дашь мне свой «Судзуки»!

— Не дам, — подтвердил Пенс. — Потому что у тебя в голове слишком много ветра.

Я не стала отвечать. Я окончательно обиделась.

Жаль, что я никак не смогу обойтись без его помощи!

* * *

На протяжении всего вечера я не сводила с Пенса подозрительного взгляда — а ну как он продаст меня с потрохами господину Ларикову?

Честно говоря, по-настоящему я вошла в раж после того, как торжествующая Лиза поведала то, что ей удалось вытянуть из секретарши Лямина. Конечно, что-то в этом роде я и сама предполагала, но лавры-то теперь принадлежали лариковской пассии, а я…

Нет, я тоже должна была совершить подвиг!

Поэтому я молчала, слушала их планы относительно того, как вывести мерзавца Лямина на чистую воду так, чтобы отпали сомнения в его вине даже у рядовых обывателей. Ведь было неясно, согласятся ли его работники выступить в качестве свидетелей.

Все это время Пенс вел себя прилично. Он даже не пикнул о том, что предстоит нам этой ночью. Разве что позвонил кому-то и коротко бросил, что перезвонит позже, поймав мой многозначительный взгляд, и тут же положил трубку.

Потом мне захотелось пить, и я вышла в кухню, бросив на Пенса устрашающий взор — дабы не вздумал посвящать в наши тайны Ларикова.

Но, по счастью, Ларчик вылетел вслед за мной.

— Сашка! — тихо позвал он меня. — Ты обиделась?

— На что? — удивилась я.

— Ну, вроде как это ты догадалась насчет Лямина, а теперь мы восхищаемся Лизой!

— Послушай, Ларчик, — холодно сказала я. — Это вообще твое дело — восхищаться Лизой! А кроме всего прочего, я никогда не страдала комплексом непризнания моих заслуг перед обществом! Так что не бери в голову! Я не обиделась. Просто у меня есть свои проблемы, которые я могу решить, только очень тщательно все продумав. По этой-то причине я и погрузилась в молчание.

Чтобы окончательно его успокоить, я улыбнулась и чмокнула его в щеку.

Когда мы вернулись, мне показалось, что Пенс бросил трубку.

Но его взгляд был так невинен, что я ему поверила, когда он сказал, что звонил на работу — чтобы задержаться завтра на часок.

Правда, Лиза посмотрела на меня с каким-то странным испугом, но я отнесла это на счет моего демонстративного молчания.

Через час мы ушли домой, а еще спустя сорок минут в моей квартире раздался телефонный звонок, и голос Нелл спросил:

— Все остается в силе?

— Да.

— Хорошо, — рассмеялась она. — Думаю, у меня найдется кое-что интересное для тебя. Чао, бамбина!

Она повесила трубку.

Черт побери, подумала я, откуда она узнала мой телефон? Но затем я вспомнила, что сама же ей его и дала. Просто забыла об этом в сумятице вечера…

* * *

В половине двенадцатого мы выехали.

До развилки ехать недолго. А ночью машин совсем мало, так что мы добрались быстро.

Они стояли там, и их было много.

— Черт! — вырвалось у меня. — Мы влипли, Пенс!

Он ничего мне не ответил. Просто сжал руль и поехал прямо к этим бандитам.

Кстати, там были не только они.

Я не сразу увидела побледневшего как смерть Лямина и его пышнотелую подружку.

«Ангелочки» окружали их плотным кольцом. А в самом центре…

Ну, в самом центре, естественно, место для Королевы. Вот она-то там и стояла. И улыбалась с приветливостью вампира.

— Привет! — воскликнула она. — А вы храбрые, цыплятки! Надо же, и честные… Прибыли совсем одни, без эскорта! Мы тут спорили со Скунсом, но я была уверена в вас. Во-первых, вы честные, а во-вторых…

Она рассмеялась. Смешливая дамочка, подумалось мне. Интересно, она всегда так хихикает не по делу? Мысли мне, как всегда в роковые минуты, приходили еще те!

— Во-вторых, вы глупые, — закончила она свою мысль. — Надо же было так вляпаться, детка! Тебе, кстати, не говорили, что совать свой нос в чужие дела небезопасное занятие? Слышала про ту Варвару, которой нос оторвали? Жаль будет твой прелестный носик!

Пенс рванулся вперед, но его тут же схватили за руки, и он только и смог, что высказать свое мнение по поводу ее нравственных качеств. Так как это у него вышло грубо, она нахмурилась.

— Придется поучить твоего мальчика, — сокрушенно сказала она. — Боже, как я ненавижу насилие! И почему меня всегда вынуждают к нему? Скунс, займитесь парнишкой! Пока я буду рассказывать этой пронырливой девочке, зачем я, собственно, ее сюда позвала!

Она мило улыбнулась и обняла меня за плечи.

— Видишь ли, милая моя, вот этот человек, — она указала на Лямина, — пристает ко мне с деньгами. По его мнению, я взяла слишком много. Вроде бы я не имела права этого делать. Я была обязана поделиться! Но ведь и он не имел права прыгать через мою голову, а? Понимаешь, Сашенька, люди такие нечестные! Есть ведь ящик, а тут он просто-напросто состыкнулся с этим пареньком… Как его там? Ах, ну да… Тараска. Он, кстати, раньше был с вами? Минуя «стол заказов»… Хотел заплатить поменьше, да, папик? Так дела не делаются. Хорошо, что Скунс был начеку и денежки от нас не ушли! Вот только мы немного не рассчитали… Так получилось, что вместо ног попали в лоб!

— А с Таней? — спросила я. — Тоже перепутали?

— С Таней? — удивилась она. — Ах, с той девицей, которая спустя десять минут заявилась ко мне и начала говорить какие-то пакости про мой «Мир мечтаний»! Ума не приложу, откуда она все это узнала! Она требовала девочку. Я, правда, подстраховалась. Поэтому мы пообещали привезти ей эту самую девочку, да вот не смогли… Пришлось опять прибегать к насилию… Понимаешь, детка, крайне неприятно, когда тебя шантажируют.

— Таня? Шантажировала? — удивилась я.

— Да вот, представь себе… Если бы Лямин не жрал в ее присутствии много водки, может быть, ей бы не хватило умишка догадаться о «Мире». Но — если человек идиот, это надолго.

Она мерзко засмеялась.

— Но теперь я закончила с этим, ты мне веришь? Все должно быть по-честному. Знаешь, как мы любим играть? Мы устраиваем мотогонку. Или «Формулу-1». Ставка обычно бывает простенькая — машина. Но в нашем случае ставка будет другая.

Она подмигнула мне и расхохоталась.

Честно говоря, я уже сама была не рада, что позволила втянуть себя в эту авантюру!

* * *

Последние слова вырвались против моей воли. Вслух.

Она хмыкнула.

— Авантюра…

Повторив мои слова, она смерила меня с ног до головы взглядом, исполненным любопытства.

— Положим, тебя никто не просил совать свой нос в чужие дела, — мягко улыбнулась она. — И…

— Нелл! — пробормотал Виталий. — Может быть…

— Послушай, я не намерена обсуждать это! — взвилась эта мегера. — Разве я тебе не говорила, что игру я веду по своим правилам? Так не суйся не в свое дело. Или она сейчас сделает так, как этого хотим мы, или…

— Я уже не рад, что воспользовался твоими услугами, — выдохнул Лямин. — Дело было только в деньгах, а ты сделала…

Он осекся под ее взглядом.

Ее взгляд ничего хорошего не предвещал.

А рожи у ее бандитов были гнусные.

Я посмотрела на Пенса. Черт, что же они с ним сделали? Смотреть на него было невыносимо! Руки привязаны, как у Христа. Один глаз совершенно заплыл…

В конце концов, это по моей вине. Если бы я сразу сообразила, что к чему, ничего не было бы. Но раз уж ты такая дуреха, Сашенька, давай!

— Я могу тебе верить?

— А ты как думаешь? — осклабилась она.

Я бы, конечно, ей ответила, что я про нее думаю. Но руки Пенса были привязаны к рулям, и если я это скажу, два амбала с красными рожами пустят вскачь своих «железных коней»! Хорошо ли мне будет?

Поэтому я смерила ее взглядом и сказала:

— Думаю, что нет. Мне нужна гарантия. Что, пока я устраиваю с тобой «Формулу», с моим парнем ничего не будет. Отвяжи его.

— Сейчас, — кивнула она. — Ты за кого меня держишь? Я его отвяжу, а ты дунешь по прямой, оставив о себе лишь воспоминание? Соревнование должно быть честным. Если ты проигрываешь, у меня должна быть гарантия, что…

— Не трудись, — поморщилась я. — В отличие от вашей компании я склонна играть по правилам. И я не проиграю.

Она сощурила глаза и смерила меня презрительным взглядом.

— О-о, — пропела она. — Как наша малышка умеет гордо вскидывать головку… А с виду — пай-девочка! Не зря моя мамаша говаривала, что в тихом-то омуте…

— Твоей мамаше надо было сделать аборт, — не выдержав все же, процедила я сквозь зубы. — Тогда она изрядно осчастливила бы человечество. Может быть, ей воздвигли бы памятник!

— Пока на памятник претендуете ты и твой дружок, — рассмеялась она. — На могильный. Если бы ваши мамаши пошли на аборт, они бы уж точно осчастливили вас двоих!

Честное слово, она меня так доводила сейчас, что я сжала зубы. Ох, как бы я вцепилась в ее космы!

— Не тебе решать, — холодно сказала я, бросив на Пенса прощальный взгляд.

Он приоткрыл тот глаз, который еще мог открываться, и его разбитые губы раздвинулись в улыбке.

— Йе-ху, малышка! — пробормотал он.

Я кивнула. Мне ужасно хотелось заорать, ударить кулаком по этому миру, где правят такие вот рожи: либо тупые дегенераты с пудовыми кулаками, либо жалкие и жадные уродцы, как Виталик.

От отчаяния недалеко до поражения, напомнил мне внутренний голос. Мир не так уж плох. Просто надо немного поднапрячься. Вмажь им по первое число, крошка! Ты сможешь.

— Я смогу, — проговорила я.

Пенсов «Судзуки» ждал меня. Я прыгнула в седло.

— Эй, Морковка! — раздался за моей спиной голос Скунса.

Я обернулась.

— Ты уж постарайся, а то мы оторвем твоему жениху яйца! — осклабился Скунс.

Банда разразилась мерзостным хохотом. Ублюдки!

— Смотри, как бы яйца не оторвали тебе, — холодно бросила я. — Или тебе уже нечего терять, Вонючка?

Ну и покраснела у него рожа от злости! Он рванулся ко мне, но Нелл остановила его взглядом.

— Погоди, сука, я с тобой еще встречусь! — пригрозил он.

— Вряд ли, — улыбнулась я. — Ненавижу жирных кастратов!

Я посмотрела на Нелл. Она уже тоже была в седле и застегивала шлем.

Если бы она не была убийцей, она бы мне понравилась.

Брайен отсчитывал:

— Три… Два… Старт!

Байки взревели.

— Йеху! — крикнула я, пуская «Судзуки» вскачь.

Господи, пошли мне удачу!

* * *

Ветер в лицо и радость полета… Страха больше не было. Только ощущение внутренней свободы и вера в свою правоту, а значит — победу.

Она тоже хорошо держалась в седле. Почти вровень мы шли довольно долго, по пустой трассе — только шум ветра и рычание моторов. Только мы, как две полярные силы, гнали к финишной черте, чтобы выиграть у другого право на существование.

Но она со своим внутренним злом, со всеми своими комплексами — была опасна! И, значит, права на существование не имела.

Господи! Ведь я должна победить, правда? Иначе…

Она вырвалась вперед и обернулась на одно мгновение, улыбнувшись с легким оттенком превосходства. Я эту улыбку скорее угадала, чем увидела.

Я прибавила газу.

И тут она остановилась!

Сначала я не видела, почему она остановилась. Да еще, обернувшись, стащила с себя шлем и заорала мне:

— Сука рыжая!

Потом попыталась поехать назад, но…

— Стоять! Предупреждаю, я буду стрелять!

Бог ты мой! Я и сама остолбенела.

Не ожидала я увидеть тут ментовских машин, честное слово! Мне даже захотелось оправдаться перед Нелл, но…

— Стреляй, гад! — продолжала бесноваться она.

Кажется, дело было все-таки в ее комплексах. Она совершенно не умела проигрывать, эта Нелл.

Поэтому поехала прямо на машину. Я бросилась наперерез. Но в последний момент она умело развернулась и в сумасшедшем прыжке рванулась к оврагу.

Никто бы не мог ей помешать. Последнее, что мы увидели, это взлетевший над миром байк, уносящий в смертельную пропасть эту странную женщину.

— Черт, Сашка, ты в порядке?

Я таращилась на Ванцова.

— Откуда вы тут взялись?

— Ну, понимаешь, нам позвонили…

— Пенс!

— Нет, не он. Позвонил какой-то Виктор. Сказал, что ты в опасности. По причине, кстати, идиотской самодеятельности. Слушай, Сашка, знаешь, в чем твое счастье? В друзьях. У тебя классные друзья.

Я развела руками.

Медики вытаскивали Нелл.

— Она…

— Да брось ты, с такой высоты мертвыми не становятся! Вылечат, даст показания, все будет тип-топ!

Я кивнула.

Вернувшись, села на байк. У меня было еще одно дело.

* * *

Теперь их плотным кольцом окружали «волки». Скунс матерился, бросая злые взгляды на заталкивающего его в машину Витьку.

— Привет тебе, Морковка, — улыбнулся мне Витька. — Надеюсь, ты не ударила в грязь лицом перед этими недоношенными «ангелами»?

Я покачала головой.

Пенс сидел на земле и смотрел на меня со страхом.

— Вот, знаешь ли… — пробормотал он.

— Да ладно, — отмахнулась я. — У тебя и так вся физиономия разбита, что ж я, приму участие в этом изуверстве? Я подожду, пока она придет в норму…

— Между прочим, если бы не он, ваши косточки пришлось бы искать по всему белу свету, — промолвил назидательно Витька. — Поскольку ты у нас, Морковка, идеалистка и не знаешь, с какими людьми подчас имеешь дело! Ладно, поехали по домам! Спектакль окончен, всем пора в кроватки!

Пенс смотрел на меня, а я на него.

И знаете, какой вопрос он мне задал?

— «Судзуки»… С ним все в порядке?

Как будто у него не было ничего дороже этого проклятого мотоцикла!

* * *

Вот так и закончилась эпопея с загадочным «Миром мечтаний».

Этот самый «Мир мечтаний» оказался странной организацией — просто чудо какое-то! Хочешь избавиться от человека — опускаешь в ящик записку со своим телефоном. Тебе звонят, оговаривают условия, и все тип-топ! Деньги перечисляешь на счет, который тебе сообщают, и когда при проверке деньги оказываются там, заказ выполняют. Лямин заказал им киднепинг собственного чада, поскольку был в долгах как в шелках и иного способа заполучить всю фирму не видел. Может быть, он кому-то кажется нормальным бизнесменом, а по мне урод он. Впрочем, вся эта банда — уроды.

Хорошо, что мой мозг зацепился за этот самый «мир мечтаний». Организация-то работала классно, комар носа бы не подточил!

И лишь благодаря чистой случайности вся эта шайка накрылась.

Одно осталось для меня загадкой — почему у Тани Дроздовой эта подпольная организация значилась рядом с ее недоделанным «принцем»?

Неужели она, поняв, что имеет дело с полным уродцем, хотела заказать его? Ну, не убийство, конечно…

Чтобы — проучили?