Глава 1

До Нового года оставалось две недели, а я все еще не могла определиться с темой последней передачи уходящего года. Шеф многозначительно поглядывал на меня, грозно играл бровями с державной задумчивостью о судьбах непосредственно подчиненного ему народа. Я честно пыталась придать своему лицу выражение одухотворенного энтузиазма за секунду до озарения, надеясь на то, что сработает очередная теория, исповедуемая Лерой. Наша сероглазка в последнее время увлеклась совсем уж нетрадиционными методами оздоровления организма и прочла всем желающим краткую, но емкую лекцию о том, что все в человеке взаимосвязано, и поэтому если ты счастлив, то и лицо у тебя соответственное, а если несчастлив, то нужно придать счастливое выражение лицу, чтобы душа почувствовала то же самое.

Мне, честно говоря, все это показалось полным бредом, но последние несколько дней светлые идеи шарахались от меня, как от прокаженной, и я готова была уцепиться за соломинку, поэтому и пыталась действовать по Лериной методике. Получалось не очень-то. Да еще Галина Сергеевна сегодня опаздывала как-то уж слишком…

— Ирина, я не очень задержалась? — вот наконец-то и она. Раскраснелась от мороза, слегка запыхалась и лучится энтузиазмом.

— Не очень, — кисло ответила я.

— Я нашла для новогодней передачи совершенно потрясающую идею! Лучшей темы просто не может быть!

— Выкладывайте, — потребовала я.

Галина Сергеевна победно улыбнулась, повесила в шкаф свою шубку, устранила в прическе только ей одной ведомый непорядок, утвердилась за своим столом и произнесла с неподражаемым апломбом:

— Я только что была у нее.

Я устало потерла виски. Галина Сергеевна, режиссер нашей передачи, человек, конечно, увлекающийся, но даже в своей увлеченности она выражалась всегда более-менее понятно. Видно, это я окончательно и бесповоротно утратила способность все схватывать на лету. Между тем Галина Сергеевна продолжала смотреть на меня, ожидая реакции на свое сообщение. Не придумав ничего умнее, я глубокомысленно спросила:

— И как она?

— Потрясающе! Когда Маша рассказала мне о ее способностях, я не поверила, но сегодня убедилась, что все правда. А какое лицо, Ира, если бы ты видела!

До меня постепенно начало доходить, что Галина Сергеевна случайно наткнулась на женщину, которую сочла достойной стать героиней нашей передачи «Женское счастье». Это не могло не радовать, но хотелось бы поконкретней выяснить, что, собственно, в этой героине есть такого-этакого, что привлекало бы зрителя.

— Галина Сергеевна, — вздохнула я, — давайте-ка все сначала и по порядку.

— Хорошо-хорошо, — скорчила режиссер недовольную мину. — Моя соседка Маша рассказала мне недавно об одной удивительной женщине. Я, как человек здравомыслящий, сначала отнеслась к Машиному рассказу с изрядной долей скепсиса, так как все мы уже успели до отрыжки объесться всяких там колдунов и экстрасенсов. Ты сама знаешь, что половина из них — обыкновенные жулики, обирающие легковерных граждан. Но Анна — это нечто совершенно особенное! — Галина Сергеевна восторженно закатила глаза и продолжила: — Представляешь, Ирина, она мне по руке рассказала всю мою прошлую жизнь самым подробным образом!

Наш главный редактор с видом победительницы уставилась на меня. Я в очередной раз тяжело вздохнула:

— Галина Сергеевна, дорогая, вы же сами только что сказали, что люди объелись всем этим! И потом, почему вы вдруг поверили этой вашей Анне? Разве не могла та же ваша соседка заранее ей все рассказать о вас?

— Ну, не знаю, — неуверенно сбавила энтузиазм Галина Сергеевна. — Я, вообще-то, никогда не откровенничала с Машей — не тот, знаете ли, уровень. К тому же, Ирочка, это же самая что ни на есть новогодняя тема: колдовство, предсказания, гадания… А у Анны такое фактурное лицо!

— Не спорю, тема в самом деле новогодняя, — вынуждена была согласиться я. — Если отнестись к этому с юмором, то может получиться очень неплохо…

В моей голове уже начали возникать идеи сценарного плана, но Галина Сергеевна замахала на меня руками:

— Ни в коем случае! Анна предупреждала меня, что никогда никому ничего не делает, если не видит, что у человека действительно есть в этом необходимость. Она очень серьезная женщина.

— Но вам же она гадала по руке, — не сдавалась я.

— Ну и что? Анна объяснила мне, что рука — это нечто всегда присутствующее со мной, а точное будущее — вещь капризная и опасная.

— Хорошо, тогда что вы предлагаете?

— Ну, я представляю себе все строго в сочетании с названием нашей передачи. Каждая женщина хочет быть счастливой, поэтому всем будут интересны нетрадиционные методы достижения этого счастья…

— Постойте, — перебила я. — Вы что же, предлагаете рекламу?..

— Почему сразу рекламу? — возмутилась Галина Сергеевна, не дав мне договорить. — Анна многое делает совершенно бесплатно. Она расскажет о себе, о том, как начала заниматься своей практикой, даст несколько полезных советов, предостережет от неправильных шагов. Ирочка, ты только представь себе, какой будет реакция зрителей! Я предвижу просто море вопросов!

— Считайте, что вы меня почти убедили, — сдалась я. — Но мне все-таки хочется сначала самой взглянуть на эту кудесницу. Да и Павлик должен посмотреть…

— Что я должен посмотреть? — Наш оператор вошел в кабинет, вытряхивая из своей густой бородищи застрявшие там снежинки.

— Не что, а кого, — строго поправила его Галина Сергеевна.

— И кого я должен посмотреть? — послушно повторил Павлик.

— На кого я должен посмотреть, — филологическое образование не позволило мне смолчать.

— Дамы, может быть, вы закончите урок русского языка с одним отдельно взятым учеником? — Павлик рухнул в свое любимое кресло и страдальчески посмотрел на нас. — И объясните мне все популярно! Я только что с натурных съемок, замерз зверски, а вы меня пытать взялись…

— Нам с тобой нужно взглянуть на потенциальную героиню новогодней передачи, — милостиво просветила я оператора.

— А, понятно! — Павлик с хрустом потянулся, поудобнее устраиваясь в кресле. — Когда поедем?

Судя по его позе, можно было решить, что ленивого оператора больше всего устроил бы ответ «в следующем году», но на самом деле Павлик был одним из самых лучших операторов нашей студии и всегда во время работы становился собранным и деятельным, словно перевоплощаясь.

— А где Лера? — спросил он. — Честно говоря, я очень рассчитывал получить чашку горячего чая.

— Будет тебе чай, — заверила я Павлика. — Лера должна появиться с минуты на минуту.

— Ну, минуту я еще могу выдержать, — тоном утомленного героя согласился он.

— Что это ты можешь выдержать? — Реплика принадлежала появившейся в дверях Лере. Видно, сегодня день был такой, что все мои коллеги возникали с вопросом на устах.

— Это он так о тебе скучает, — просветила я ее.

— Да?! — удивленная девушка застыла с пуховиком в руках. — Вот никогда бы не поверила.

— Зря, — лицо Павлика приняло проникновенно-влюбленное выражение. — Никто, кроме тебя, не умеет готовить такой вкусный чай!

— А, ну так бы сразу и сказали, — перестала удивляться Лера. — Будет вам чай. А еще я нашла подходящую кандидатуру для новогодней передачи.

— И ты тоже? — Я изумилась, так как Лера редко выдвигала идеи, предпочитая быть исполнителем, причем, надо отдать ей должное, самым лучшим исполнителем под этим небом.

— Да, — гордо ответила она. — Это девушка-жокей. Я подумала, что раз наступает год Лошади, то будет… Ой, а вы уже кого-то нашли, что ли?

Наша помощница режиссера только в середине фразы сообразила, что мой вопрос подразумевает и что она не единственная, озаботившаяся успешными поисками героини.

— Галина Сергеевна почти успела меня убедить, что ее кандидатура — идеальна, — ответила я.

— А кто это? — Лера изо всех сил пыталась изобразить профессиональную заинтересованность, но было видно, что девочка расстроилась.

Чуткая Галина Сергеевна тоже это заметила и выдала превосходный по своей дипломатичности пассаж:

— Мне так казалось, пока ты не появилась, но теперь имеет смысл познакомиться с обеими кандидатурами. В конце концов, есть еще старый Новый год, Новый год по восточному календарю… В общем, Лерочка, твои усилия не пропадут в любом случае.

Дальше последовал час интенсивной работы, во время которой мои дамы выдали всю информацию о своих героинях и поделились с общественностью собственными идеями по поводу передачи.

Мне пока было сложно сделать выбор между Анной, разрекламированной Галиной Сергеевной, и Леной Серединой, чьи достоинства расписывала Лера.

— Так, — припечатала я ладони к столу. — Галина Сергеевна, звоните вашей Анне и договаривайтесь о встрече, чем быстрее, тем лучше. Ты, Лера, проделай то же самое со своей знакомой, и не забудьте скорректировать свои действия, чтобы не было временных накладок. Потом озаботимся машиной и вперед! Павлик, никуда не уходи, возможно, ехать придется в самое ближайшее время.

Оператор посмотрел на меня с таким видом, словно я сморозила несусветную чушь. А ведь верно! По своей воле Павлик ни за что не покинет это кресло, которое он считает самым удобным на телестудии и стремится в любой ситуации завладеть им единолично.

Телефонные переговоры завершились самым удачным образом. С Леной Серединой можно было пообщаться через час, а мистическая Анна готова была принять нас в любое время. Умчавшаяся Лера через пару минут возвратилась и сказала, что Костя готов ехать прямо сейчас и хоть на край света. Я ужасно обрадовалась этой новости, так как ожидала затруднений с транспортом: Новый год на носу, все мечутся как угорелые, машины нарасхват. Впрочем, Костя — это такой специальный полезный человек, который все сделает, лишь бы поступить вместе со своей машиной в безраздельное распоряжение именно нашей группы.

* * *

Пока мы ехали, снег прекратился, и выглянуло солнце.

Подъезжая к Тарасовскому ипподрому, я испытала настоящий шок, так как очень давно не была в этом районе. Ипподром претерпел серьезные изменения в лучшую сторону: фасад здания щеголял новой отделкой, ограда радовала глаз отсутствием прорех и свежей покраской. Павлик уже деловито расчехлял свою камеру, чтобы начать съемку. Цены ему нет!

— Да-да, Павлик, — заговорила Галина Сергеевна. — Поснимай немного, очень живописно! А я и не ожидала, что тут такие перемены.

Лера лучилась гордостью, как будто преображение ипподрома было лично ее рук делом. Мы прошли к дверям административного здания, предъявили документы вахтерше, которая сразу расплылась в радушной улыбке, так как являлась большой поклонницей нашей передачи. Она даже извинилась за то, что сразу меня не узнала. Пройдя сквозным коридором, мы оказались внутри ипподрома. Я не уставала удивляться идеальному порядку — даже снег был тщательно вычищен со всей внутренней площади, а по тренировочному полю люди в форме выгуливали лошадей. Я невольно залюбовалась сильными грациозными животными. Павлик продолжал снимать, а Лера приветственно замахала рукой, привлекая внимание одной из наездниц, которая и оказалась Леной Серединой.

Лена грациозно подъехала к нам и, заметив снимающего Павлика, заставила лошадь поклониться. Вороная красавица послушно исполнила этот трюк с таким изяществом, что я захлопала в ладоши. Лена заулыбалась и спешилась. Она оказалась очень миниатюрной, ее лицо в обрамлении выбившихся из-под жокейской шапочки золотисто-рыжих кудряшек было открытым и милым, а зеленые глаза лучились гордостью, когда она потрепала свою лошадь по шее.

— Умница, Карина, умница, — нежно сказала Лена, а потом поздоровалась с нами.

Мы все по очереди представились девушке, а Павлик даже галантно приложился к ее руке, чем вызвал недовольную гримасу Леры.

— Лена, как вы смотрите на то, чтобы стать героиней передачи «Женское счастье»? — спросила я.

— С удовольствием! — воскликнула она.

— Тогда расскажите нам о себе.

Оказалось, что Лена перебралась к нам из Киева, когда тамошний ипподром совсем захирел и практически превратился в очередной рынок. Там она только-только успела стать профессиональным жокеем, набрав необходимое количество побед в заездах, как обнаружила, что дальнейший рост ее карьеры стал почти невозможным. В Тарасов она переехала, так как у нее здесь жила тетя, всю жизнь работавшая ветеринаром при ипподроме. Она-то и сообщила племяннице, что наш местный ипподром переживает период взлета, нашлись частные лица, решившие осуществить солидные денежные вливания. Правда, то, что Лена увидела, было не настолько хорошо, как девушка себе представляла, но все-таки гораздо лучше, чем в Киеве.

Мне пока не хотелось заострять вопрос именно на этом, так как все спонсоры — люди крайне чувствительные, поэтому их нужно хвалить, а не ругать, поэтому я попросила Лену вернуться к рассказу о себе.

— Мне двадцать два года, лошадей я люблю с детства. Папа был кузнецом на Киевском ипподроме, и я все свое свободное время проводила рядом с лошадьми. Потом записалась в юношескую конно-спортивную секцию, а к окончанию школы уже твердо определилась с профессией и стала учеником жокея. Тренер у меня был замечательный, хотя и довольно жесткий. — Тут Лена улыбнулась своим воспоминаниям. — Мама всегда ругала меня, что я выбрала совершенно не женскую профессию, особенно когда я сломала ногу, не справившись с норовистым жеребцом-трехлеткой и вылетев из седла. Она говорила, что лучше бы я стала ветеринаром, как ее сестра, и лечила этих упрямых зверюг, раз уж так к ним привязана. Но я очень упряма и своего все равно добилась.

— Лена, — спросила я, — а как карьерный рост в этой области сказывается на материальном уровне? Ведь если вы согласились стать героиней нашей передачи, то подобного вопроса от зрителей вам не избежать.

— Очень положительно сказывается, — снова улыбнулась девушка. — Мы получаем определенную зарплату за работу с лошадьми в подготовке их к соревнованиям и выявлении скаковых качеств, а в сезон еще и премию за результативные участия в бегах. Чем выше будет мой уровень как наездницы, тем больше шансов получить хорошую лошадь, попасть на престижные соревнования с хорошим призовым фондом, выехать на международный турнир…

— Понятно. А теперь не могли бы вы провести нас по ипподрому, показать, как здесь все устроено, и немного рассказать об этой вот красавице? — Я погладила переминавшуюся с ноги на ногу вороную кобылу.

— Про Карину я вам расскажу запросто. Ей четыре года, родители — Кася и Ринат, она принадлежит к русской рысистой породе, обладает прекрасными скаковыми качествами и одна из самых перспективных кобыл по резвости. У Карины замечательный характер, с ней очень легко поладить… Да вы сами видите! А вот насчет съемок вам придется договариваться с нашим директором, Виктором Дмитриевичем.

— Где его искать? — тут же сделала стойку Лера.

Я могла быть спокойна. Если директор на месте, то Лерочка его в два счета уговорит.

— Да, Лера, — подала голос Галина Сергеевна. — Выясни, нет ли у него каких-нибудь видеоматериалов с бегов, чтобы использовать в передаче. Особенно хорошо, если там будет участвовать Лена.

— Сделаем! — шутливо отдала честь Лера и умчалась в сторону административного здания. Пока она отсутствовала, Лена попросила у нас разрешения закончить занятия с Кариной, пообещав показать, на что способна ее лошадь. Павлик радостно закивал и отправился выбирать подходящие точки для съемок.

— Ира, — обратилась ко мне Галина Сергеевна. — Я уже готова признать, наша помощница права. Леночка просто прелесть что такое! Да и столько прекрасного материала можно наснимать, лошадки все такие милые, просто чудо!

— А как же ваша Анна? Вы же говорили, что у нее лицо очень фактурное? — изумилась я.

— Я от своих слов и не отказываюсь, — вздохнула Галина Сергеевна. — Но пока мы тут беседовали, я подумала, что все-таки выгоднее именно Лену сделать героиней новогодней передачи, потому что Анна хоть и интересная личность сама по себе, но такого живописного материала с ней не наснимаешь.

— А почему? Что-то я не совсем понимаю.

— Ну как же? С клиентами Анна работает строго тет-а-тет, сама понимаешь, что мало охотников выставить себя на всеобщее обозрение таким образом.

— Согласна, но ведь можно снять сотрудников нашей телестудии, ту же Светочку, например, — я отстаивала Анну с не меньшим и удивлявшим меня саму упорством, чем протестовала в нашем кабинете против ее кандидатуры. — Я и сама не откажусь, мне скрывать нечего!

Что верно, то верно. Не было в моей жизни роковых тайн и страстей! Я верная жена горячо любимого мужа Володеньки и пользуюсь не менее горячей взаимностью, мы с ним просто идеальная пара. А мои мечты о передаче «Расследование с Ириной Лебедевой» пока остаются только мечтами.

— Можно, не спорю. Только мне кажется, что Анна на это не пойдет. Я же тебе говорила, как она серьезно относится к своей деятельности.

— Галина Сергеевна, давайте не будем спорить. Раз договорились о встрече, то съездим и на месте все решим, ладно?

— Ладно, — несколько вяло согласилась она.

Минут через десять Лера вернулась, победно опираясь на руку директора.

— Ирина Анатольевна, дорогая, здравствуйте! — радушно приветствовал меня директор. — Как вы могли подумать, что я вам откажу? Да меня супруга со свету тогда сживет, она же самая горячая поклонница вашей передачи! Можете всецело располагать всем, что вам потребуется.

Ну до чего все-таки приятно быть популярной и любимой народом! Мне от его слов даже теплее стало, хотя морозец был очень легким и я, в общем-то, и не мерзла вовсе.

К нам вернулись Лена и Павлик, который, будучи представлен директору, с ходу выдал идею, что было бы очень неплохо попросить остальных наездников проделать с лошадьми что-нибудь интересное для зрителей-неспециалистов. Виктор Дмитриевич не возражал, и наездники с удовольствием расстарались, заставляя своих скакунов идти в галоп, гарцевать иноходью, прыгать через препятствия.

Пока Павлик снимал, стараясь делать акцент на нашу героиню, которая была великолепна, я разговорилась с директором по поводу видеоматериалов с бегов. Оказалось, что таких немного, но они все-таки есть, и он берется мне их достать. Съемки велись в основном любительские, снимали родственники наездников и владельцы лошадей, поэтому я была крайне благодарна, что Виктор Дмитриевич взял на себя труд договориться со всеми этими людьми, чтобы пленки попали к нам на студию вовремя и монтажники успели выбрать и переписать нужные куски.

Внезапно мое внимание привлек испуганный крик. Я увидела, что все наездники тотчас прекратили свою демонстрацию для нашего оператора и спешат к человеку, лежащему с неестественно подвернутой ногой за деревянным сооружением, служащим препятствием. Рядом поднимался на ноги конь, которого уже пытался взять за уздцы и успокоить один из спешившихся наездников.

И Галина Сергеевна, и я, и державшийся до этого в стороне Костя, и директор бросились выяснять, что случилось.

— Да вот Коля вывел Триумфа, хотел всем тут нос утереть, показать, как барьер брать надо, — стал отвечать на вопрос Виктора Дмитриевича мужчина в синей куртке с надписью «Тренер» на спине. — Ну и не справился…

— Разрезвились, мать вашу! — вспылил директор. — Кого я теперь вместо него в Москву пошлю на «Русскую зиму», а? Я тебя спрашиваю, Терентьич? Они-то все ладно, сопляки, что с них взять, а ты куда смотрел?

— Да ладно, Дмитрич, не кипятись, найдем замену, — попытался оправдаться тренер.

— Найдем, — ехидно передразнил его директор. — За врачом послали?

— Да, вон он уже бежит.

Подбежавший врач склонился над лежащим Колей и стал что-то у него спрашивать и ощупывать поврежденную ногу, потом резко приказал вызывать «Скорую».

— Что с ним? — спросил директор.

— Плохо, — сухо ответил доктор. — Кажется, перелом бедра.

Я смотрела на лицо несчастного парня и не могла отвести взгляда. Помимо страдания и боли, на нем отражалось какое-то удивление, словно он никак не хотел поверить, что это случилось именно с ним. Честно говоря, я была рада, что кошмарное происшествие обошлось без крови. Потом я ощутила на своих плечах чьи-то руки, которые мягко, но настойчиво пытались развернуть меня и увести с места происшествия.

— Пойдемте, Ирина Анатольевна, — услышала я голос Кости. — Вам не нужно тут находиться.

Я послушно дала себя увести в сторону, но все равно продолжала смотреть на деятельную суету вокруг пострадавшего Коли. Ведь это просто наказание какое-то! Словно злой рок преследует нашу съемочную группу, это ведь уже не первый случай, когда мы становимся свидетелями, мягко говоря, неприятных происшествий. Хорошо еще, что парень всего лишь ногу сломал, а не что похуже. Да и наша героиня не пострадала. Надеюсь, что жокеи не такие суеверные люди, как циркачи, и она не откажется от участия в передаче, а то я уже так настроилась…

В скором времени прибыла машина «Скорой помощи», Колю уложили на носилки и отправили в больницу. Постепенно к нам подтянулись остальные члены съемочной группы, у которых на лицах было написано то же, что и у меня: нас преследует злой рок. Следом подошли директор и Лена Середина.

Виктор Дмитриевич уже успокоился и постарался успокоить нас, клятвенно заверив, что тот факт, что Коле не меньше месяца придется пролежать в гипсе, нам в вину никак поставить нельзя.

— Ничего-ничего, — бодро вещал директор. — В следующий раз умнее будет. А ты, Леночка, поедешь вместо него в Москву. Терентьич уверяет, что лучше тебя там никто, кроме сверзившегося Кольки, выступить не сможет. — Спасибо, Виктор Дмитриевич, — поблагодарила Лена, однако ожидаемой радости на ее лице не было. Оно и понятно. Тяжело радоваться, когда твоя удача строится на чужом несчастье.

Мы еще немного поговорили о наших планах, Лена пообещала заехать к нам в студию на следующий день после обеда, чтобы обсудить нюансы передачи и заодно передать записи, обещанные директором. Но от энтузиазма, с которым началась встреча, практически ничего не осталось.

Возвращались мы к себе в далеко не радужном настроении, дружно решив взять тайм-аут перед визитом к Анне и заодно пообедать. Для этого по дороге заехали в кафе и командировали Леру за гамбургерами. Она возмущенно закатила глаза и открыла было рот, чтобы осчастливить нас очередной лекцией о вреде подобной пищи, но, увидев выражение наших лиц, сдержалась и промолчала. Вернувшись с полным пакетом аппетитно пахнущих гамбургеров, Лера сунула его Павлику с такой брезгливостью, словно в нем была не еда, а дохлые мыши.

— Нате, ешьте свою отраву замедленного действия.

— А нам торопиться некуда, — хохотнул Павлик, выудив из пакета булку с сосиской и впившись в нее зубами. — И вообще, Лерочка, пора бы знать, что смертность среди населения Земли стопроцентная, никому еще не удалось справиться с врожденной болезнью организма, называемой старостью.

— Зато я смогу надолго сохранить здоровье и ясный ум, а ты через пару лет начнешь загибаться от гастритов и прочих прелестей неправильного образа жизни! — запальчиво ответила Лера.

Полный рот не помешал жующему Павлику тут же придумать достойный ответ, так что остаток пути мы провели, слушая пикировку этих двух индивидуумов. Она благотворно сказывалась на наших нервах, поэтому никому не пришло в голову попросить ребят умолкнуть, как это было бы сделано в любом другом случае. Напротив, каждый, и я в том числе, щедро подливал масла в огонь этой вечной дискуссии. Так что, когда мы подъехали к телецентру, Лера успела раскалиться добела, основательно обидеться на Павлика, буркнуть ему: «Сам дурак», — и замолчать, надменно поджав губы.

Я почувствовала себя слегка виноватой перед ней, поэтому, войдя в наш кабинет, обратилась к Лере самым ласковым тоном, на который была способна:

— Лера, солнышко, будь так добра, сделай нам всем чаю, пожалуйста.

— И этому? — гневно сверкнула она глазами на уже успевшего устроиться в кресле Павлика.

— Готов просить прощения! — тут же принял вид искренне раскаявшегося оператор. — Виноват, дурак, исправлюсь.

— Все ты врешь, — буркнула девушка, доставая чашки. — Ты неисправим, так что курагой делиться не буду, и не надейся!

— Не буду, — покаянно вздохнул Павлик. — Буду умирать с голода, глядя, как вы все тут предаетесь чревоугодию.

— Что?! — возмутилась я. — Ты же по дороге уже съел два гамбургера, обжора несчастный!

— И это называется обжора? — он картинно всплеснул руками. — Две маленькие булки с совсем уж крошечными сосисками, это что, пир горой?

— Ну и заказывал бы больше, — пожала я плечами. — Кто тебе не давал?

— А я не понял, что такой голодный, и еще надеялся, что вам присуще сострадание к ближнему.

— Вот что, страдалец, — не выдержала Галина Сергеевна. — Я все равно на диете, так что смело можешь взять один гамбургер из моей доли. Мне одного хватит.

— Галина Сергеевна! — радостно возопил Павлик, быстренько сграбастав со стола еще одну булку. — Вы мой ангел-хранитель! Благодарное человечество в моем лице вас не забудет!

— Ладно тебе, — отмахнулась она. — Я, между прочим, о всех забочусь, потому что без четко функционирующего оператора наша группа перестанет быть настолько эффективной.

— Слышала, Лера? — победно посмотрел Павлик на девушку. — А ты меня не ценишь и курагой не делишься.

— Скажите пожалуйста! — передернула плечами Лера. — Тоже мне, ценнейший специалист всех времен и народов!

Я смотрела на своих коллег как на горячо любимых детей, которыми, кстати, обзавестись еще не успела, и умилялась. Ну до чего дружный и сплоченный коллектив!

— Вот что, орлы мои и орлицы, — покончив с трапезой, призвала я всех к вниманию. — Шутки шутками, но нам с вами еще и работать полагается. Поднимайтесь, собирайтесь — и по коням, поедем к Анне. Кстати, Галина Сергеевна, а как ее отчество? Лена-то молоденькая, можно и по имени, а к вашей протеже как обращаться прикажете?

— Так и обращайся, — пожала она плечами. — Анна. Как я успела понять, она к светским условностям не тяготеет.

— Ну и ладно. Отправляемся, братцы. Надеюсь, больше нас сегодня никаких происшествий не ждет.

— Это верно, — поддержала меня Лера. — А то дважды за день — это как-то чересчур.

 

Глава 2

Анна жила на третьем этаже девятиэтажного дома в районе набережной, в однокомнатной квартире. Когда наша группа ввалилась в это не предназначенное для столь многолюдных сборищ помещение, то сразу стало тесно. Хозяйка встретила нас со сдержанной любезностью, а мне практически с первого взгляда стало понятно, чем она так очаровала нашу Галину Сергеевну.

Анна выглядела очень молодо, но ее серого цвета глаза выдавали, что, скорее всего, этой женщине уже основательно за тридцать. Красавицей в полном смысле этого слова Анну назвать было нельзя, если рассматривать черты лица по отдельности: губы слишком тонкие, нос длинноват, густые темные волосы собраны на затылке в пучок, а такую прическу многие сочли бы старомодной. Но в целом лицо женщины действительно потрясало и сразу запоминалось. Скорее всего, именно из-за глаз, которые, если их хозяйка смотрела прямо на собеседника, казалось, заглядывали прямо в душу, при этом вовсе не раздражая и не вызывая желания отвести взгляд. Это было очень ласковое и какое-то успокаивающее внимание, словно поглаживание теплой мягкой рукой.

Мы с трудом разделись, нагромоздили свою одежду на вешалку в прихожей и прошли следом за Анной в комнату. Она предложила угостить нас кофе, чтобы сделать атмосферу беседы более непринужденной. Естественно, возражений не последовало ни у кого, кроме Леры, зато она вызвалась помочь хозяйке.

Пока обе удалились на кухню, мы с Павликом принялись рассматривать комнату с профессиональным интересом.

Честно говоря, жилище Анны вызвало у меня странные чувства: разочарование, смешанное с заинтересованностью. Квартира была обставлена с удивительной лаконичностью, ничего лишнего или нарочито украшательского я в ней не увидела.

— И это жилье колдуньи? — деликатным шепотом возмутился Павлик. — А где же всякий ведьминский антураж? Ни тебе засушенных змей, ни черепа, ни африканских масок… Даже завалящего черного кота не наблюдается.

Действительно, подумала я, ничего такого нет, обстановка и отделка в бело-черно-серых тонах, дорогая, но не вычурная. Низкая софа, два кресла, стеклянный столик на колесиках, стена с окном целиком затянута портьерами, еще одна стена занята выполненным явно на заказ гибридом книжного стеллажа и мини-стенки, причем книги в большинстве; там же хороший телевизор и музыкальный центр. Какой-то японский стиль с уклоном в буддизм, право слово!

Нечто занимательное было только на противоположной от окна стене. Там помещалось огромное, от пола до потолка зеркало примерно метровой ширины, но без рамы и вделанное в стену заподлицо. А рядом висели ставшие в последнее время чрезвычайно модными восточные колокольчики. Впрочем, эта вещь явно не была купленной в дешевом магазинчике и имела довольно внушительный размер.

Я не смогла удержаться, встала со своего места, подошла к ветро — кажется, эта штуковина именно так называется — и качнула подвешенную на нити в центре гладкую прямоугольную деревяшку с вырезанным на ней иероглифом. Уж очень мне хотелось послушать, как звучит этот колоколище. Звуки, разнесшиеся по комнате, оказались низкими, как и ожидалось, и приятно будоражащими. Я бы не отказалась завести у себя дома такую вещь. Она очень пригодилась бы утром, когда из сонной апатичности меня не могут извлечь даже звуки голоса обожаемого мной Пласидо Доминго.

С нагруженным подносом вернулась из кухни Анна, следом за ней семенила Лера с потрясенным видом. Я кинула на нее вопросительный взгляд, но она показала глазами, что расскажет потом, и стала помогать хозяйке расставлять чашки и прочие причиндалы для кофепития.

Я взяла в руки черную керамическую чашку, отпила глоток и блаженно улыбнулась. Нет, что ни говори, а кофе я люблю гораздо больше чая, даже того, который заваривает Лера. Особенно если этот кофе так хорош. Я уже собиралась спросить Анну, какой сорт она покупает и каким способом варит, но она меня опередила.

— Вижу, вам нравится кофе, — улыбнулась женщина. — А как вы оценили звучание ветро?

— Прекрасно, — честно ответила я.

Анна перевела взгляд на нашего оператора, который все еще не согнал с лица удивленно-разочарованного выражения, усмехнулась уголками губ и спросила:

— А вы, кажется, Павел? — Тот утвердительно кивнул. — Вас что-то не устраивает?

— Да нет, — смутился Павлик. — Просто я все это как-то не так себе представлял, да и вас, если честно, тоже.

Он оглядел с ног до головы непринужденно сидевшую в кресле женщину в узких черных джинсах и черной рубашке свободного покроя с расстегнутым воротом, из-за которого виднелась серебряная цепочка с медальоном. Форму его рассмотреть пока не представлялось возможным. Ну абсолютно ничего мистического в ее облике не было! Ни каких-нибудь затейливых колец или браслетов, вообще никаких украшений!

Я внимательней пригляделась к лицу Анны и сделала вывод, что если она и пользуется косметикой, то настолько умело, что без самого пристального всматривания заметить это было невозможно. Хотя, может быть, это ее природа так щедро наградила. Но Павлика я понимала, как никто: эффектных кадров тут не наснимаешь. Ясна мне стала и реакция Галины Сергеевны на ипподроме — Леночка с лошадками представлялась мне теперь гораздо выигрышнее Анны, несмотря на неординарную внешность последней. Но уж раз приехали, то будем общаться, как повелевает профессия тележурналистки.

— Анна, — попросила я, поставив на стол наполовину пустую чашку, — расскажите немного о себе.

— Пожалуйста, — легко согласилась она. — Мне сорок один год, я не замужем и не была никогда, детей нет. В свое время закончила механико-математический факультет Тарасовского университета…

— Постойте, — перебила ее Галина Сергеевна. — Как же вы могли с таким образованием вдруг увлечься э… столь нестандартным делом?

— Очень просто, — снова улыбнулась Анна. — Это ведь расхожее заблуждение, что математики — это прагматичные сухари. Знаете, есть такая достаточно известная фраза одного ученого, сказанная им об одном из своих учеников: «Он стал поэтом, так как ему не хватило воображения, чтобы быть математиком». К тому же все началось далеко не вдруг. Я с детства ощущала в себе некий дар, сущности которого до конца не понимала. А пристально изучить его меня подвигнула именно математика, вернее, теория вероятностей. Существуют определенные закономерности, которые вполне поддаются анализу…

Я слегка поморщилась, так как еще со школьных лет всякие заумные математические термины повергали меня в состояние скучающего отупения. Видимо, Анна это заметила.

— Впрочем, — продолжила она, — я не буду углубляться в такие подробности. Скажу только, что многие явления, огульно причисленные к мистическим, на самом деле совершенно естественны и вполне поддаются научному объяснению.

— Ну да, ну да, — встрял Павлик. — Биоэнергетика, экстрасенсорика… Слышали мы все это.

Я неодобрительно покосилась на него, но Анна ничуть не обиделась.

— Понимаю ваше пренебрежительное отношение к подобным вещам. В последнее время вокруг столько информации на эту тему, большая часть которой является заведомой чушью. И совсем непросто выловить крупицы чего-либо по-настоящему ценного. К тому же все газеты пестрят объявлениями так называемых народных целителей, которые за пару сотен и часов берутся излечить вас от любых недугов и перенаправить жизнь в самое благое русло. — Женщина презрительно усмехнулась. — Бессовестные шарлатаны, обирающие доверчивых простаков, или чернушники!

— А вы себя к таковым, разумеется, не причисляете? — не удержалась я от довольно ехидного вопроса.

— Нет, не причисляю и берусь вам легко доказать, почему. Во-первых, я не зарабатываю на помощи людям деньги.

— А почему? — слегка растерявшись, брякнула я.

— Потому что этого просто нельзя делать. Вспомните, слышал ли хоть кто-нибудь из вас, что реально существующие старушки, действительно помогающие людям, озаботились вывесить у входа прейскурант на свои услуги? Они никогда не берут денег, только продукты или вещи, которые им предлагают от чистого сердца, и живут далеко не богато. А все потому, что эти бабушки прекрасно знают, что можно делать, а что нельзя.

Мы все несколько смущенно молчали, пока Анна обводила нас пристальным взглядом. Ведь в самом деле, о добрых бабульках все мы были наслышаны и знали, что дело обстоит именно так, как нам только что сказала Анна.

— Во-вторых, — продолжала она, — я никогда не стану вредить людям, даже если мне убедительно докажут, что они этого заслужили.

— То есть порчу, сглаз, проклятье вы насылать не станете? — уточнила я.

— Никогда. Более того, не стану делать и приворот, хотя прекрасно умею, так как приворот — зло гораздо худшее, чем все остальное.

— Разве? — Я снова удивилась, заодно подумав, как бы я стала себя вести, если бы мой Владимир вдруг увлекся какой-нибудь другой женщиной. Кто знает, может, мне этот самый приворот показался бы вполне приемлемым.

— Привнесенное извне вмешательство в чувственную сферу является самым грубым и жестоким насилием над человеком, — назидательно проговорила Анна. — Представьте себе, что одним прекрасным утром вы просыпаетесь с мыслями о каком-то другом человеке вместо горячо любимого мужа. Ваше существо мучительно раздваивается, вы ничего не можете понять, впадаете в депрессию, в семье начинаются скандалы, дело доходит до развода… Затем вы сходитесь с тем самым другим человеком, но ни покоя, ни счастья не обретаете, так как, кроме насильно навязанной тяги к нему, никаких других чувств не испытываете. Ему тоже не светит счастье, так как подобным обладанием может удовлетвориться только садист.

Я всегда отличалась богатым воображением, так что прочувствованная речь Анны произвела на меня очень сильное впечатление. К тому же и за кандидатом в «другого человека» далеко ходить было не надо. Вон он, под окном в машине сидит. Я внутренне содрогнулась, представив Костю, заказавшего на меня приворот, и расписанные Анной последствия всего этого мистического безобразия. От этих терзаний меня спасла Галина Сергеевна, которая воспользовалась паузой в словах Анны и задала мучивший ее вопрос:

— Извините, а на что вы живете, если не зарабатываете денег подобно, с позволения сказать, вашим менее щепетильным коллегам?

— Занимаюсь репетиторством с детьми и иногда по договору с литагентством редактирую книги по магии, чтобы не печатали совсем уж никудышные вещи, к тому же способные принести вред.

Я опять страшно заинтересовалась этим и чуть было не задала очередной вопрос, но вовремя прикусила язык, понимая, что так можно болтать до бесконечности, а нам ведь надо работать. Для себя я все-таки решила, что имеет смысл составить сценарный план для передачи под старый Новый год, в чем и Анна примет участие. Все-таки она действительно серьезный человек и весьма, надо признать, интересный. Вот только проявления ее способностей я пока еще не видела.

— Анна, — обратилась я к ней, — как я понимаю, вы согласны принять участие в нашей передаче? — Она утвердительно кивнула, и я продолжила: — Тогда нам с вами имеет смысл выработать совместный подход, так как, честно признаюсь, я слегка растеряна. Чувствую, что может получиться нечто неординарное, но пока плохо представляю, с какого места начать танцевать. Вы согласны?

— Разумеется. Давайте определимся для начала со временем нашей следующей встречи, потому что сегодня мы уже не успеем все обсудить — ко мне через час должны прийти.

— Тогда не будем вас больше задерживать. Галина Сергеевна с вами свяжется и договорится. Только, — я слегка замялась, — передачу с вами мы будем делать уже в следующем году.

— Ничего страшного, — развеяла Анна мою неловкость. — Это даже лучше, так как от праздничной передачи люди будут ждать немного не того, что может получиться у нас с вами.

Я облегченно вздохнула и уже собралась прощаться, но тут заговорила Лера:

— Анна, а вы не могли бы мне погадать? Галина Сергеевна так восторженно о вас рассказывала, а мы ничего такого и не видели.

Павлик тоже энергично закивал головой, поддерживая Леру.

— Могу, но только по руке. Для других способов ни у кого из вас сейчас нет никакого повода. Давайте обе ваши ладони, — скомандовала Анна девушке. — И распрямите их как следует.

Лера решительно, словно прыгая с моста в холодную воду, протянула Анне свои ладошки. Несколько секунд та их внимательно разглядывала, перебегая взглядом с одной на другую, потом отпустила правую ладонь и сосредоточилась исключительно на левой, посмотрела на Лерины ногти, затем попросила Леру сжать кулачок и изучила сгиб ладони со стороны мизинца. Затем подняла голову и, улыбаясь, заговорила:

— Вы, Лерочка, просто обречены на счастье. Вам очень много дано от рождения, и богатства свои вы не расточаете, а приумножаете. Замуж вы выйдете по любви и только один раз, но не скоро, лет через пять-шесть, женой будете верной и преданной. Детей сможете родить двоих: сначала мальчика, потом девочку. У вас трезвый и ясный ум, вы обо всем на свете имеете свое мнение, и переубедить вас можно только железными аргументами. Однако вы излишне вспыльчивы, что пройдет с возрастом, так как вы поймете, что это вам мешает. Ваша карьера может двигаться в двух направлениях, и каждое из них приведет к успеху. Вы можете быть очень хорошим руководителем, однако вам будет мешать гипертрофированная ответственность и желание все проконтролировать лично. Ваше финансовое положение окончательно стабилизируется примерно к тридцати годам и будет неизменно высоким. В тридцать пять лет у вас возможен нервный срыв или сердечная болезнь, но вы с этим справитесь и проживете еще около тридцати лет без особых проблем. Счастье неразрывно связано со всеми аспектами вашей личности, что гарантирует гармоничную жизнь. Со временем у вас разовьется очень неплохая интуиция, которая будет оберегать вас от опрометчивых поступков в любой сфере вашей деятельности. Трагические случайности вам не грозят. Вот, пожалуй, и все. Еще что-то смотреть имеет смысл, только когда вам исполнится двадцать шесть лет, — закончила Анна.

Лера просто сияла и с видом явного превосходства посматривала на Павлика. Но меня все эти предсказания как-то не очень впечатлили. Довольно стандартный набор благостных банальностей, и только. Впрочем, Лера была так молода и беспроблемна, что глупо было ожидать чего-то другого. Однако Лерин взгляд задел Павлика за живое.

— А можно мне тоже? — попросил он и протянул Анне свои ладони.

Его руки она рассматривала несколько дольше. Потом сказала:

— Павел, вы уверены, что хотите выслушать все, что я скажу не наедине?

Оператор слегка заколебался, но все-таки кивнул.

— Ну ладно, — пожала плечами Анна. — Итак: от рождения вам была дана долгая и беспечальная жизнь среднестатистического гражданина. Но вы не обладаете ярко выраженной заданностью судьбы, поэтому сумели изменить предначертанное. Вы с детства хотели восторгов от окружающих вас людей и обожания женщин, но не старались особо прикладывать для этого собственные усилия. Хотелось всего сразу и даром. К сожалению, так не бывает. Поэтому теперь вас ценят, но только за талант, через год это положение может измениться, учтите. Да и жизнь вы свою укоротили изрядно, осталось еще не более двадцати пяти лет, причем последние десять будут осложнены болезнями. Далее, женщины. Их в вашей жизни будет достаточно много, но каждая будет ненадолго, семью вы вряд ли создадите. А шанс обзавестись ребенком вы уже упустили…

Павлик слушал и медленно наливался краской. Анна прервала свою речь, внимательно на него посмотрела и спросила: — Мне сказать, каким образом это произошло, или не стоит ворошить неприятное прошлое?

— Не стоит, — буркнул Павлик. — Лучше скажите, в моей жизни будет что-то хорошее?

— Вам не нравится? Так это все и есть плата за отсутствие личных усилий. Но вы не обратили внимания на то, что я сказала — ваша судьба лишена четкой заданности. Поэтому у вас есть еще около года, чтобы решить, хотите ли вы что-то изменить в ней и ли нет. Махнете на себя рукой — все будет именно так, как я сказала. Задумаетесь всерьез — сумеете многое поменять. А через год мы снова посмотрим изменения на вашей руке, если захотите.

Вот теперь впечатление у меня было очень сильным: чтобы наш Павлик так краснел и смущался, да такого я ни разу не видела! Что же он такого натворил по молодости и по глупости, а? Хоть я и не сплетница, но непременно постараюсь выяснить. Может, и мне попробовать погадать? Время у нас еще есть.

— Анна, а мне вы погадаете? — решилась я.

— Вам? — Анна пристально посмотрела на меня, вернее, как бы вокруг и сквозь меня, так что мне стало слегка неуютно. — Ирина, давайте сделаем это в следующий раз.

— Но почему? — изумилась я отказу и даже почувствовала легкую обиду: другим ведь не отказывала.

— Сейчас мне будет очень сложно сосредоточиться. Вокруг вас словно темная пелена какая-то, — извиняющимся тоном проговорила она, продолжая всматриваться в меня все тем же плывущим взглядом.

— Ничего не понимаю, — растерянно пожала я плечами. — А руки-то тут при чем? Вы же на ладонь мою смотреть будете.

— Ни при чем… Но у вас вот-вот случится что-то очень неприятное… и оно связано с лошадью…

— А, — облегченно махнула рукой Галина Сергеевна. — Это уже случилось.

На вопросительный взгляд Анны Галина Сергеевна принялась рассказывать о происшествии на ипподроме, невольными свидетелями и в какой-то мере участниками которого мы сегодня стали.

— Просто Ирина у нас особа очень впечатлительная, вот до сих пор и думает об этом, — закончила она свой рассказ.

— Нет, — Анна с сомнением покачала головой, еще раз оглядев меня, и уверенно заключила: — Это еще не случилось с Ириной Анатольевной.

От этих слов меня передернуло, и мысли лихорадочно заметались в голове. Господи, неужели еще какая-нибудь пакость случится на ипподроме во время наших дополнительных съемок? Честное слово, я не выдержу этого кошмара, сколько же можно! То одну героиню разорвало у меня на глазах взрывом, то другую ограбили во время передачи… Что же это, неужели я в самом деле приношу людям несчастье? После таких мыслей гадать мне расхотелось. Одно дело подозревать себя в таком мерзком качестве, а другое — знать наверняка. Этак я заработаю себе невроз и решу уйти с телевидения и стать домохозяйкой-затворницей, на радость Володьке. Хотя, если разобраться, какая ему от этого будет радость?

Мы несколько торопливо и скомканно стали прощаться с Анной и через несколько минут уже рассаживались в машине. Когда мы уже отъезжали, я краем глаза заметила, как из припаркованного невдалеке джипа выбирается какой-то знакомый мужчина и направляется к тому же самому подъезду, из которого мы вышли минуту назад. Он скрылся так быстро, что я не успела толком его разглядеть. А впрочем, я была слишком погружена сейчас в свои мысли, чтобы интересоваться еще чем-то, кроме напророченного мне несчастья с лошадью, смысла которого я, хоть убейте, понять не могла.

Настроение у меня окончательно испортилось. Заметив это, Галина Сергеевна сердобольно предложила:

— Знаешь что, Ириша, а поезжай-ка ты домой. До конца рабочего дня осталось всего ничего, полтора часа, так что ничего страшного не случится. А мы с Лерой вместе посидим, подумаем. Может, чего умного и сочиним для сценарных планов.

— Спасибо, Галина Сергеевна, — тепло поблагодарила я ее.

Все-таки она самая лучшая женщина, прямо мама родная, честное слово! Что бы я без нее делала?

— Да-да, — поддержала Галину Сергеевну Лера. — Поезжайте домой, Ира. Ваш муж, наверное, уже дома. Проведете тихий семейный вечер или за покупками сходите, развеетесь… Костя, вы же отвезете Ирину Анатольевну?

А вот этого она могла бы и не говорить. Я, конечно, расстроена, но ведь не парализована! Могу прекрасно добраться домой и сама. Но Костя уже сворачивал в направлении моего дома. Хорошо, что он решил отвезти меня сейчас, а не после того, как доставит моих коллег на телецентр.

Володя действительно был дома и встретил меня в фартуке и с ножом наперевес — это он картошку чистил. Муж очень обрадовался моему внеплановому возвращению и даже не стал интересоваться причиной. Я отобрала у него оба атрибута кухонной повинности, уверяя, что нехитрая домашняя работа благотворно влияет на нервную систему утомленной телеведущей, и, поцеловав, отправила включать стереосистему. На радостях Володька даже не стал разыгрывать привычную и самому ему надоевшую пантомиму на тему «Как меня достала классика». Через несколько секунд квартиру наполнили бархатные переливы голоса Лучано Паваротти. А я принялась ошкуривать очередную картофелину, прикидывая, что бы с ней такое сделать — просто поджарить или соорудить картофельные оладьи? Я совсем недавно узнала их рецепт и еще не испытывала его на супруге, хотя мне золотистые хрустящие лепешечки очень понравились.

От незамысловатых кулинарных раздумий меня отвлек телефонный звонок.

— Володенька! — прокричала я. — Возьми трубку, у меня руки грязные!

— Хорошо, Ириша. Алло? Привет. Ирина, это тебя.

Супруг принес телефон на кухню и прижал трубку к моему правому уху.

— Слушаю, — недовольно откликнулась я, подумав, что звонят с работы. Наверное, шеф обнаружил мое отсутствие и девочкам не удалось отвести от меня его праведный гнев. Но я ошиблась, это была моя старинная приятельница Вероника — не слишком удачливая, но никогда не унывающая дамочка, работавшая сейчас продавцом в «Архипелаге».

— Ирка! — завопила она в трубку. — Привет, подруга! Слушай, мы только что получили партию микроволновок, точно таких, о которых ты мне все уши прожужжала! Бери своего благоверного и дуй сюда немедленно!

— Господи, Вероника, — растерялась я от такого напора. — Что, до выходного все микроволновки разберут, что ли? Ну так придержи для меня одну. Мне ведь еще денег надо будет раздобыть до полной суммы где-то.

— Не надо ничего раздобывать! — снова затараторила Вероника. — Шеф сегодня с дуба рухнул и разрешил каждому из нас приобрести для себя любой товар по закупочной цене, понимаешь? Мне-то пока ничего не надо, а тебе удружу. Только нужно брать прямо сейчас, а то он у нас товарищ непредсказуемый, завтра не с той ноги встанет и от всего откажется: «Какая такая себестоимость? Знать ничего не знаю, ведать не ведаю, и вообще все покупки для работников на общих основаниях!» Так что беги немедленно!

— Вероничка! — спросила я с замирающим от счастья сердцем — скоро сбудется моя мечта, ля-ля-ля! — А закупочная цена — это сколько?

— Это всего-навсего пять двести, — пропела довольная собой подруга.

Я облегченно перевела дух. У меня было отложено пять с половиной тысяч, так что хватало и на печь, и на празднование этой эпохальной покупки.

— Жди, через двадцать минут будем!

Забыв о грязных руках, я повисла на шее мужа с воплями и подпрыгиваниями:

— Володенька, солнышко, быстро собирайся! Едем за микроволновкой!

Муж почему-то моей радости не оценил и, пытаясь удержать и телефонную трубку, и буйную меня, как-то смущенно спросил:

— Ирочка, к чему такая спешка?

Мне пришлось пересказать ему наш разговор с Вероникой. Рассказывая, я бестолково металась по кухне, не в силах сообразить от нахлынувшего нетерпения поскорее стать гордой обладательницей вожделенной микроволновки, куда деть нож и что делать с недочищенной картошкой. Теперь у меня будет такая вещь, такая вещь!.. С автоматическими режимами, с программой для разных продуктов, с вращающимся подносом, с набором посуды, с грилем и конвекцией! Чего я только не наготовлю с ее помощью на Новый год!

— Ирочка, — муж отобрал у меня нож, положил его в мойку и усадил меня на табурет, — послушай меня…

— Что случилось? — виноватая интонация в голосе Володи была такова, что, несмотря на свою эйфорию, я тоже начала тревожиться.

— Помнишь, как в сентябре ты сокрушалась, что до Нового года вряд ли сумеешь скопить недостающие деньги, и боялась, что бытовая техника снова подорожает?

— Помню, — согласилась я, еще не понимая, к чему он клонит.

— Ну вот, а мне так хотелось тебя порадовать…

Ничего не понимаю… Он что, сумел раздобыть денег, чтобы сделать мне сюрприз? Я пристальнее вгляделась в лицо мужа, пытаясь разглядеть зарождение хитрой улыбки, с которой он всегда преподносил мне подарки, для начала помучив и потомив меня как следует. Увы, отсутствовала даже тень этой самой улыбки, а глаза Володьки становились все более виноватыми.

— Так что случилось, Володенька? — ласково спросила я его.

От моих слов муж окончательно сник и отвел глаза.

— Прости, Ира, но денег на микроволновку у нас сейчас нет. Там всего тысяча двести, больше я собрать не успел. Мне трудно утаивать от тебя деньги, так что я зря надеялся…

Я совсем запуталась от этого непонятного признания.

— Володя, подожди. Если ты собрал тысячу двести, то вместе с отложенными там уже шесть семьсот, а на печь нужно всего пять двести, значит, у нас еще остаются деньги…

— Не вместе, а вместо, понимаешь? — выдавил муж. — То есть как это вместо? А где все остальное? — Я еще не успела ничего понять, но сердце уже заныло, прощаясь с, казалось, таким близким осуществлением мечты.

— Я проиграл эти деньги, — отчаянно бухнул муж.

— Что?! — не поверила я своим ушам. — Как это проиграл? Ты же никогда не был азартным человеком!

— Я же тебе говорю, что очень хотел тебя порадовать… Обратился к Белоусову за советом, а он предложил сходить с ним на ипподром, ну я и пошел… Сначала ставил по маленькой и выигрывал, а потом Виталька сказал, что знает верную лошадь, уговорил меня поставить много, чтобы огрести убойный куш…

— И ты поставил и проиграл? — мертвым голосом спросила я.

— Да, — мой бедный муж был просто раздавлен и уничтожен.

— Именины сердца… — пробормотала я потерянно. — Вот вам лошадь, вот вам несчастье… Хорошо еще, что так легко отделались…

Володя смотрел на меня как на помешавшуюся, а я пыталась справиться с бурей нахлынувших чувств. В моей бедной душе мешалось удивление от столь быстро сбывшегося предсказания Анны, облегчение, что оно и в самом деле коснулось только меня, горькое разочарование от того, что реализация моей мечты снова откладывается на неопределенный срок, злость на мужа… Впрочем, последнее чувство я немедленно постаралась подавить. Бедный Володенька и так страшно переживал и мучился, зачем же мне еще его добивать?.. Мужа надо было срочно утешить и успокоить.

— Володенька. — Я встала и взяла лицо мужа в свои ладони, чтобы посмотреть ему в глаза. — Брось ты переживать из-за такой ерунды! Ты ведь хотел меня порадовать, правда? Ну и что, что не получилось? Да и бог с ней, с этой микроволновкой! Что я, без нее готовить не умею? Еще как умею! И сейчас я тебе это продемонстрирую! Приготовлю такое блюдо, что ты пальчики оближешь!

Муж, ни слова не говоря, крепко обнял меня, прижав к своей груди, и долго-долго не отпускал, а потом прошептал:

— Спасибо тебе, Ириша. Ты самая лучшая жена на свете. Но печка у тебя все-таки будет, я тебе обещаю…

Когда успокоившийся Володька с аппетитом хрустел горячими оладьями, щедро поливая их кетчупом, снова зазвонил телефон. Боже мой! Я совсем забыла о Веронике! Свинство какое…

— Ирка! Ну кто так делает? Обещала подъехать через двадцать минут, а уже час прошел, а тебя все нет!

— Вероника, ты прости, пожалуйста, но я на радостях совсем забыла, что у меня мама заняла деньги, — бездарно соврала я, чтобы не выдавать мужа. — Так что извини, но сейчас я печку купить не могу.

— Ну вот, — огорчилась подруга. — А может, ты сумеешь где-нибудь найти? Или мама скоро отдаст?

— Не знаю, но сегодня я точно уже не приеду.

— И не надо, — рассмеялась Вероника. — Шеф оставил распоряжение в бухгалтерии, что мы можем сделать свои покупки аж до старого Нового года, представляешь? Так что я придержу для тебя печку.

— Спасибо тебе, Вероничка, ты просто прелесть, — поблагодарила я ее, а сама уже снова на радость поднявшей голову дуре-надежде начала лихорадочно соображать, успею я за месяц собрать еще четыре тысячи или нет.

— Да не за что! Для чего же еще нужны подруги? А ты меня за это пригласишь на свою передачу, идет?

— Ну конечно! — окончательно развеселилась я, вешая трубку.

А в сущности, что такого страшного произошло? Ну проиграл Володька деньги, ну и что? Он ведь не со зла. Да и что такое деньги? Тьфу, да и только! Гораздо важнее, что он меня любит! А я его. Вот пойду сейчас на кухню и скажу ему об этом.

 

Глава 3

Я проснулась на следующее утро, чувствуя себя относительно бодрой и свежей. Для разнообразия меня сегодня разбудили звуки «Времен года» Вивальди. Володя уже встал, и из кухни доносился запах жарящейся яичницы. Нет, все-таки у меня самый лучший муж на свете, хоть и не умеет делать деньги. Но если разобраться, то это ведь и не самое главное качество в мужьях.

Я позволила себе еще пару минут понежиться в постели, строго в соответствии с очередной принесенной Лерой теорией, что каждое пробуждение — это стресс, поэтому просто необходимо полежать в расслабленном состоянии, чтобы ощутить радость бытия, потом бодренько вскочила, сделала несколько гимнастических упражнений и отправилась принимать душ. Даже чуть теплая водичка не испортила мне настроение.

— Доброе утро, Ириша, — приветствовал меня супруг, поймав на пороге ванной и расцеловав. Целуется он так замечательно, что потратить на это занятие несколько утренних минут я считаю самым правильным решением.

За завтраком мы с Володей поговорили о том о сем, деликатно не касаясь темы каких-либо покупок. Затем я взяла на себя обязанность по мытью посуды, коей было не так уж и много, а супруг отправился в университет к первой паре. Одевшись и несколько минут проведя у зеркала, чтобы навести окончательную красоту, я поспешила на работу, где меня поджидало маленькое чудо. Наш охранник впервые не потребовал у меня пропуск, а расплылся в широкой улыбке и поздоровался:

— Доброе утро, Ирина Анатольевна.

Видимо, я так и не смогла скрыть своего удивления, поэтому он счел своим долгом пояснить:

— Я со своей девушкой вашу передачу смотрел.

Вот так всегда! Нет мужикам никакого дела до женского счастья, хоть в жизни, хоть на телевидении. Только мой Володенька исключение из этого правила: и передачу смотрит регулярно, и обо мне заботится.

— Доброе утро, Ирина, — приветствовала меня Лера. — Как ваше настроение?

— Привет, Лера. А настроение мое очень даже ничего! Семейный вечер с мужем оказался весьма удачным способом психотерапии.

— А за покупками не ходили? — поинтересовалась она.

Господи, лучше бы не напоминала!

— Ох, Лера, ты оказалась пророчицей не хуже Анны, — ответила я, скривившись, как от зубной боли.

— Да? — удивилась Лера. — А в чем это выразилось?

— Лучше не спрашивай, — отмахнулась я.

— Как скажете, — пожала она плечами, но было видно, что обиделась.

— Ну ладно, — сдалась я, понимая, что и сама хочу поделиться сбывшимся предсказанием, а рассказать о нем никак не получится, чтобы не упомянуть о Володином проигрыше. — Только давай дождемся Галину Сергеевну, чтобы дважды мне не повторять одно и то же.

— Ой, это же сколько ждать! — вздохнула Лера.

— Ничего-ничего, ты мне пока расскажешь, что вы вчера придумали.

— А ничего.

— То есть как? — опешила я.

— А вот так. Евгений Иванович нас встретил и напомнил, что новогодняя передача — это, конечно, правильно и очень даже нужно, но ведь есть еще и плановая, которая состоится не далее как в эту пятницу. Вот мы с Галиной Сергеевной и совершили трудовой подвиг, создав сценарный план передачи о продавцах и подарках. У вас же есть знакомая, работающая в магазине? Я помню, мы с вами с ней как-то встречались, такая веселая женщина, по-моему, вполне подходит.

— Умницы вы мои, — умилилась я. — Вероника будет просто счастлива. Она вчера только меня просила пригласить ее на передачу, правда, не в качестве героини, но, думаю, она и с этим легко справится.

— Конечно, справится, — согласилась Лера. — Продавцы, они такие, справятся с чем угодно.

Я быстренько просмотрела сотворенный моими девочками план, осталась почти довольна. Потом осчастливила своим звонком Веронику и договорилась встретиться с ней в обеденный перерыв. Сомнений в том, что передача у нас получится удачной, у меня не было. Веронику любили в коллективе, она никогда не грубила покупателям и не боялась никаких вопросов, а снять на пятнадцать минут видового материала было для нашего Павлика делом и вовсе пустячным. Конечно, ничего шедеврального мы не сделаем, но качественную передачу можно гарантировать без особых хлопот.

— А вот и Галина Сергеевна! — приветствовала Лера нашего режиссера. — Мы вас уж заждались.

— А что, я так сильно опоздала? — обиженно поджала она губы.

— Да нет, просто Ирина не хочет ничего рассказывать без вас, — попыталась оправдаться Лера.

— Да? А о чем?

— О чем-то очень интересном, так что я уже вся извелась.

— Ты меня заинтриговала так, что дальше некуда. — Галина Сергеевна, поняла я, не преувеличивала, так как даже не посмотрелась в зеркало, а сразу прошла к своему столу и уставилась на меня. — Не томи, Ирина, рассказывай.

— Дело в том, мои дорогие дамы, что вчера предсказание Анны насчет меня сбылось целиком и полностью совокупно с Лериным советом сходить за покупками…

Когда я закончила в красках пересказывать события прошедшего вечера, в нашем кабинете на некоторое время воцарилось удивленное молчание. Первой пришла в себя Галина Сергеевна:

— А я ведь тебе говорила, что Анна совершенно необыкновенная женщина, но ты мне не верила! — с видом победительницы посмотрела она на меня.

— Не спорю, — согласилась я. — Наверное, все-таки решусь попросить ее еще раз погадать… Ладно, что было, то было, а нам с вами работать надо. Когда должна прийти Лена?

Оказалось, что Лена звонила вчера вечером из больницы, куда положили пострадавшего Колю, и сказала, что появится у нас несколько позже, чем договаривались, так как сегодня снова зайдет навестить парня. Что ж, дело богоугодное, а мы пока можем сообща подумать, как построить передачу с ней.

Два часа пролетели незаметно. За это время мы успели вчерне составить сценарный план новогодней передачи, попить чаю и утрясти с Евгением Ивановичем кое-какие формальности. Шеф остался нашей работой доволен, но не упустил возможности отечески пожурить за то, что все, мол, из нас приходится вытрясать. Мы с Галиной Сергеевной дружно возмутились такими инсинуациями и, бия себя в грудь, принялись доказывать, какие мы работящие — ночей не спим, недоедаем, про семью забыли. Евгений Иванович слегка ошалел от нашего гомона и поспешил ретироваться в свой кабинет, туманно намекнув на возможность приличной новогодней премии. Этот намек придал нам дополнительные силы, и появившаяся наконец Лена застала нашу дружную команду в приподнятом настроении.

Как раз в это же самое время объявился и Павлик, так что я без промедления отправила его с Галиной Сергеевной просматривать принесенные Леной пленки, выбирать нужные места и решать, что еще нужно доснять. Сама же стала обсуждать с Леной возможные нюансы плана. Лена внимательно меня слушала, но вчерашнего энтузиазма, однако, не проявляла. Мне это показалось несколько странным.

— Лена, вы передумали участвовать в нашей передаче? — спросила я девушку.

— Нет-нет, что вы! — воскликнула она. — Просто… просто…

— Вы близко к сердцу приняли то, что случилось с Колей? — догадалась я.

— Да, я была сегодня у него в больнице…

— Как он? — участливо поинтересовалась Лера.

— Ничего, перелом не такой уж тяжелый, без смещения, так что последствий травмы опасаться не приходится.

— Что же вы тогда так расстроены? — снова спросила я.

— Но ведь он не поедет на «Русскую зиму»…

— Жизнь на этом не кончается… — начала было я и вдруг осеклась. — Постойте, Лена, вы что же, себя вините в том, что случилось с Колей?

— Нет, но…

— Так… — не выдержала я. — Лера, завари-ка нам чайку, Лене надо успокоиться…

Я продолжала что-то говорить, сумбурное и успокоительное, девушка кивала в ответ, но, похоже, пропускала мои слова мимо ушей. Лишь взяв в руки чашку с горячим чаем, вдруг решилась:

— Послушайте, Ирина Анатольевна, вы такая добрая, отзывчивая, к тому же журналистка! Вы сможете меня понять!

— Конечно, смогу, — автоматически согласилась я, еще не зная, что, собственно, я сумею понять.

— Ну так вот… Коля упал вчера не случайно, это все было подстроено, а ваша просьба оказалась как нельзя кстати!

— Ничего не понимаю, — растерялась я.

— Это же просто! — горячилась Лена. — Коля упасть никак не мог, он вообще с любыми лошадьми ладит, а уж с Триумфом так вообще как с родным! И барьер там был стандартный, его разве только полудохлая кляча не перепрыгнет! А Коля наездник от бога, он вообще самый лучший!

— Послушайте, Лена, успокойтесь и объясните толком, как могли подстроить Колино падение, если он такой хороший наездник, а Триумф — такой замечательный конь? Да и зачем кому-то выводить из строя лучшего наездника перед самой поездкой в Москву?

— Как подстроено — не знаю, я вчера и барьер проверила сразу украдкой. Триумф об него не спотыкался, это точно. Вот только сбрую проверить не успела, жеребца без меня расседлали, пока я с вами разговаривала. А Коля говорит, что Триумфа Егорка седлал, он ему как себе доверяет.

Я так увлеклась этой загадочной историей, что на время забыла о второй половине своего вопроса, на которую Лена не успела ответить. Как же в самом деле можно было подстроить это самое падение?

— Лена, а с этим самым Егоркой вы разговаривали? Может быть, он что-то заметил, когда расседлывал коня?

— Он его не расседлывал, он же младший брат Коли, так что все время рядом был. А теперь плачет, себя винит во всем…

— Странно… А ну-ка, Лера, сбегай к Павлику и выясни, успел он снять падение Коли или нет?

Лера меня поняла с полуслова и тут же умчалась. Через пару минут раздался звонок внутреннего телефона — Лера звала нас в монтажную, где окопались Павлик с Галиной Сергеевной. Наш чудный оператор, как оказалось, заснял всю сцену Колиного прыжка, да еще крупным планом, так как ждал эффектного зрелища.

Мы стали внимательно просматривать тот отрезок записи, где Триумф пытался взять барьер. Камера Павлика была так удачно направлена, что мы видели скачущего наездника в профиль вместе с красавцем-скакуном. Коля взял разбег, пришпорил коня и направил его к барьеру. Когда передние ноги жеребца уже были за барьером, наездник как-то странно покачнулся и стал заваливаться вправо так, что земли Коля и Триумф уже касались порознь. Хорошо, что парень был опытным наездником, поэтому успел выпустить уздечку, иначе конь протащил бы его за собой, и он не отделался бы одним переломом. Все было прекрасно видно, вот только понять, почему вдруг Коля стал падать, мы не сумели.

— Павел, — попросила Лена, — а нельзя прокрутить помедленнее ту часть, где Коля заваливается на бок?

— Можно.

Мы стали смотреть снова, еще внимательней. Не знаю, как остальные, но я разглядела, что правая нога парня почему-то сама собой ни с того ни с сего перестала опираться на стремя. Именно поэтому он упал!

— Я же говорила! — тут же воскликнула Лена. — Коле кто-то испортил стремя!

— Как же его можно испортить? — изумилась Галина Сергеевна. — Оно же железное.

— Проще простого, — горестно взмахнула рукой Лена. — Стремя же не цельное, оно представляет собой металлическую дугу с отверстиями на концах, куда вставляется упор, перекладина для ноги, и расклепывается. Расклепать стремя, чтобы упор легко скользил в пазах, — дело двадцати минут в кузне. Уж я-то знаю, сама видела, когда отец сбрую чинил. Или можно подпилить упор, это тоже не слишком хитрое дело.

— Давайте-ка я сделаю укрупнение, — предложил Павлик.

Он повозился несколько секунд с пультом управления, и картинка на экране стала скачкообразно увеличиваться. В конце концов стало четко видно только Колину ступню в стремени. Павлик стал последовательно менять кадры по одному, и мы увидели, как привстающий во время прыжка парень переносит опору тела на стремя, слегка проскользнув ногой по упору. Упор свободно проворачивается в пазах и одним концом вылетает из своего гнезда, Коля теряет опору и падает…

— Кто же это мог сделать? — ошеломленно задалась вопросом Лера.

Я криво усмехнулась:

— Если бы Лена сама не настаивала на том, чтобы во всем этом разобраться, я могла бы подумать на нее.

— Почему? — удивленно захлопала ресницами Галина Сергеевна.

— А все просто, — пояснила вместо меня Лена. — Это ведь я была самым логичным кандидатом на поездку в Москву вместо Коли. Видимо, он так и решил…

— Кто, Коля? — теперь пришла моя очередь удивляться, но последняя реплика Лены окончательно сбила меня с толку.

— Нет, не Коля, — с непонятным выражением вздохнула девушка. — А Виктор Дмитриевич… Коля был прав…

Мы все потрясенно молчали, но я не выдержала первой, так как терпеть не могу, когда чего-то не понимаю.

— Лена, может быть, вы объясните нам все по порядку?

— Могу, — тоскливо согласилась она. — Только толку никакого все равно не будет… Ничего я не смогу доказать…

— А что надо доказывать? — не унималась я. — Говорите же, наконец, толком!

— Дело в том, что в Москве должны проходить не просто праздничные мероприятия, а еще и соревнования с большим призовым фондом. Зимние скачки вообще редкость, так что внимание все это привлекло огромное. К тому же, естественно, там будет организован тотализатор. Мы с Колей вместе просматривали списки лошадей и наездников. Многих я знаю еще по Киеву, кого-то знает Коля с Самары — у него там старые связи. Так вот, у Коли и Триумфа имелись очень хорошие шансы на победу в Москве, а это, как вы понимаете, очень хороший карьерный шанс. Однако в последнее время Коля ходил какой-то сам не свой, а на все мои вопросы старался не отвечать, уходил в сторону. Только сегодня он мне признался, что Виктор Дмитриевич, прекрасно понимая, какие шансы у Триумфа с Колей, уговаривал его даже в тройку лидеров не попадать, представляете?

— А зачем? — тупо спросила я. — Ведь, как я понимаю, если жеребец из конюшни Тарасовского ипподрома придет первым, значит, слава и почет не только коню с наездником, но и директору, и ипподрому в целом. Наверное, и денежная премия хорошая…

— Для Коли или для меня — вполне. Десять тысяч рублей. А вот Виктор Дмитриевич решил иначе. Ведь тотализатор будет весь подстроен, чтобы определенные люди выиграли огромные деньги. Так что директор предлагал Коле пятьдесят тысяч за то, чтобы он не побеждал, думал его купить. А Коля честный, он хочет карьеру законным путем сделать, а не таким… Вот и отказался.

— Понятно, — протянула Галина Сергеевна. — Видимо, ваш Виктор Дмитриевич получит гораздо больше, чем предлагал Коле.

— Да уж конечно, — ядовито подтвердила Лена. — Он у нас бессребреником никогда не был, почти весь сезон сделал…

— Это ты о чем? — насторожилась я, от волнения обратившись к девушке на «ты».

— А то вы не знаете, что бега у нас практически никогда честно не проходят. Обыкновенный человек только чудом может угадать, как ставить, пусть он хоть сто раз разбирается в лошадях!

«Так-так-так, — про себя подумала я. — Это получается, что Володенька мой не просто проиграл, а его обули? Ну нет, этого я так не оставлю! Я их всех на чистую воду выведу». Во мне разбушевалось такое возмущение, что я, хоть и плохо представляла, кого именно собираюсь выводить на чистую воду, но идти решила до победного конца.

Мои коллеги о чем-то возбужденно спорили, а я уже пыталась лихорадочно выработать план действия по разоблачению продажного директора. В голове сформировалась совсем неплохая на первый взгляд идея.

— Лена, — поспешила я поделиться ею. — Раз ты едешь в Москву, то ваш Виктор Дмитриевич должен будет и к тебе подъехать на той же козе, что и к Коле. Давай мы тебя снабдим диктофоном, чтобы ты записала весь этот разговор, а? Вот и доказательство появится!

— А еще можно поискать того человека, который испортил Коле стремя, — вдохновенно предложила Галина Сергеевна. — И допросить его как следует, чтобы признался, кто его заставил это сделать!

— Ох, Галина Сергеевна, — закатила я глаза. — Этого человека еще найти надо. И потом, как вы его допрашивать собираетесь, с помощью горячего утюга? Это ведь незаконно.

— Вечно ты так, — обиделась она. — Есть же у человека совесть, может быть, он себе плохо представлял, что из его проделки получится, а теперь мучается, хочет покаяться…

— Плохо вы знаете нашего директора, — высказалась по этому поводу Лена. — Он половину наездников купил, а остальных припугнул, что без работы оставит, да еще такую характеристику выдаст, что никому вовек хорошей лошади не увидеть иначе как в кино. Да и не он главный.

— А кто? — тут же заинтересовалась я.

— Не знаю. Но у Виктора Дмитриевича на такие дела денег просто не хватило бы. Он только все устраивает и получает свой процент.

— Ирина, — вдруг заговорила Лера, — все это очень интересно, но вы не забыли, что в два часа нас будет ждать Вероника? Ведь уже половина второго!

Боже мой, мы так увлеклись распутыванием ипподромных махинаций, что забыли о времени! А ведь нас ждала самая что ни на есть рутинная, но необходимая работа. Нам пока, к сожалению, деньги платят именно за нее, а не за частные расследования, будь они хоть трижды благородным делом.

И тут поднялась страшная суматоха. Павлик искал свою камеру, которую первый раз в жизни не помнил, где оставил; Лера умчалась за машиной; Галина Сергеевна искала запропастившийся сценарный план, обнаружившийся в конце концов под чайными чашками; я скороговоркой договаривалась с Леной, чтобы она мне перезвонила вечером домой… Одним словом, дым стоял коромыслом.

Без десяти два мы все-таки влезли наконец в машину, запыхавшиеся, какие-то всклокоченные, и стали дружно погонять Костю, чтобы ехал быстрее. Он один, как всегда, оставался спокойным, словно скала среди бушующего моря, так что именно благодаря тому, что он игнорировал наши понукания, мы прибыли к магазину, в котором располагался отдел Вероники, практически вовремя, опоздав только на две минуты.

За час обеденного перерыва в магазине мы успели провернуть массу дел: обговорили все нюансы с Вероникой, наметили список вопросов, отсортировали те, над которыми ей стоит подумать, и те, на которые ей отвечать не захочется, отсняли обеденные посиделки в бытовке, отыграли сцену Вероникиного прихода на работу и оформления ею витрины. Лера умудрилась отловить и организовать цивилизованную толпу покупателей, которую Павлик потом заснял у Вероникиного прилавка. А Галина Сергеевна проконсультировала мою подругу на предмет подходящего для передачи наряда и макияжа.

На телестудию мы вернулись совершенно выжатые, но довольные собой донельзя. Это ведь надо суметь за два с половиной часа практически полностью подготовить передачу! Павлик рухнул в кресло и заявил, что сейчас умрет, если ему не окажут срочную гуманитарную помощь в размере телеги еды. Ну или хотя бы чашки чаю и горсти орехов. Сердобольная Лера не вынесла его стонов и быстро организовала всем нам, а не только Павлику, чай с травками и тарелку с пирожными из нашего буфета.

— Ну что, Ирина, — спросила меня Галина Сергеевна, дожевав пирожное и промокнув губы платочком, — как поработали, а?

— Хорошо, слов нет, — согласилась я, устало вытянув ноги. — А ты, Павлик, что скажешь?

— Скажу, что завтра надо будет с утра еще раз поехать к этому магазину и переснять то место, когда Вероника как бы приходит на работу.

— Это еще почему? — возмутилась я.

— Потому что освещение было совсем не утреннее, а вечернее. По мне, и так хорошо, но вы же не хотите, чтобы какая-нибудь въедливая кляузница настрочила на вас донос о том, что вся ваша передача — сплошная инсценировка? Вам же не нужен такой скандал, как с «Большой стиркой»?

Я была вынуждена согласиться, что скандал нам нужен в такой же степени, что и эскимосам холодильник, а значит, завтра ни свет ни заря поедем переснимать. Павлик огорчился не меньше меня, так как для него любая внеплановая деятельность являлась нарушением прав человека вообще и его личных в особенности…

Домой я добралась вовремя, правда, уставшая настолько, что никаких кулинарных подвигов совершать не стала, а удовольствовалась вместе с Володькой тем, что ему удалось смастерить из имеющихся в наличии продуктов, то есть пельменями фирмы «Марья-искусница». Не знаю, как насчет настоящей, сказочной Марьи, а эта искусница свои изделия явно штампует левой ногой, такие они получаются несимпатичные и безвкусные. Хотя, залитые смесью кетчупа и майонеза, да еще на голодный желудок, проглотились за милую душу.

От медитативного безделья с чашкой кофе в руках меня оторвал звонок Лены. Девочка горела желанием пообщаться лично. Ехать мне никуда не хотелось, так что я пригласила ее к себе. Лена согласилась и добралась в рекордно короткий срок. У меня даже закралось подозрение, что она воспользовалась своей очаровательной улыбкой, чтобы ангажировать какого-нибудь не слишком меркантильного частника. Ну да это все лирика и к делу отношения не имеет. И вообще, что это на меня нашло? Кто я такая, чтобы запрещать хорошенькой девушке улыбаться в личных целях? Сама ведь сплошь и рядом использую собственную популярность, а туда же, морализаторствовать затеялась!

Проведя минутный сеанс самокритики, пока Лена расшнуровывала ботинки и пристраивала на вешалку свою куртку, я провела ее в комнату, усадила в кресло, вручила чашку с кофе и потребовала:

— Рассказывай.

Возвращаться снова к обращению на «вы» я не видела смысла, так как Лена все-таки была гораздо моложе меня, да и не обиделась на эту вольность в прошлый раз. К тому же «ты» способствует установлению большей задушевности в беседе.

— Я когда от вас сегодня уехала, то вернулась на ипподром и зашла в конюшню к Триумфу, мне ведь с ним в Москву ехать. Так что ни у кого это подозрений вызвать не должно. Я хотела проверить сбрую и знаете что обнаружила?

— Что?

— Все правое стремя заменено, так что улик не осталось. Кто-то успел об этом позаботиться.

— Не огорчайся, у нас ведь осталась пленка, а это тоже улика, видеозапись теперь даже милиция признает в этом качестве. Так что твой Коля смело может писать заявление.

— Он не станет, — прервала меня Лена.

— Почему?

— Он и меня уговаривал больше не копаться в этом деле, так как боится за меня. Коля… он мой жених.

— Так это же здорово! — Я не совсем уместно обрадовалась этому факту, потому что подумала о нашей передаче. Коля был очень симпатичным парнем и довольно киногеничным, так что вместе с Леной он будет прекрасно смотреться на экране. — Надеюсь, к нашей передаче его уже выпустят из больницы и он сможет появиться в студии рядом с тобой или среди публики.

— Конечно, сможет, — улыбнулась девушка. — Он очень рад за меня. А еще посоветовал забыть об этом происшествии и думать только о передаче.

— Да почему? — снова вернулась я к волновавшей нас обеих теме.

— Потому что боится, что Виктор Дмитриевич не оставит меня в покое, и лучше сделать все, как он скажет…

— Это что же получается, — возмутилась я, — твой Коля сдался?

— Он бы никогда не сдался! — горячо запротестовала Лена. — Он за меня боится!

— А что тебе может угрожать? Смотри: ты берешь у нас диктофон, носишь его все время с собой и включаешь всякий раз, как только ваш директор затевает с тобой разговор наедине, для виду на все соглашаешься и получаешь запись-улику!

— Коля считает, что у нас с вами ничего не получится, — покачала головой Лена. — Он думает, что Виктор Дмитриевич не станет мне ничего предлагать, а просто прикажет не высовываться на первые места.

— Ну и что? — недоумевала я. — Все равно не вижу никакой опасности, а улика появится.

— Нет, не появится. Виктор Дмитриевич не дурак, он открытым текстом говорить не будет, только намекнет. А опасается Коля того, что директор, если я откажусь подчиниться, уволит нас обоих или, еще хуже, свалит на меня вину за Колину травму. Я уверена, что он подстраховался и припрятал расклепанное стремя. А вы сами заметили, что мотив у меня вроде как имелся.

— Глупости! — решительно отрезала я. — Никто в это не поверит… Чтобы невеста устроила своему жениху такое?!

— Так ведь никто не знал, что мы собираемся пожениться. Коля очень сплетен не любит, а у нас не коллектив, а сплошной гадюшник!

Я потихоньку начинала думать, что это мне одной так повезло с коллективом, и уже хотела высказать все, что у меня в душе накипело по этому поводу, но тут в комнату вошел Володя.

— Добрый вечер, — поздоровался он с Леной и хотел уже идти дальше, чтобы не мешать, так как я предупредила его, что буду общаться с героиней новогодней передачи, но вдруг остановился и замер. — Девушка, а я вас помню! Это ведь вы были на бегах в сентябре на такой красивой черной лошади? — Лена утвердительно кивнула, и Володя продолжил: — Я тогда на вас поставил и выиграл, ваша лошадь пришла первой, вот только не помню, как же ее зовут…

— Карина, — улыбнулась наездница. — А меня Лена.

— А это мой муж, Владимир, — поспешила вмешаться я. Нечего Володьке с таким восторгом пялиться на девчонку, когда рядом сидит законная жена. А когда жены нет рядом — тем более! — Кстати, дорогой, а расскажи-ка нам, как ты умудрился проиграть?

Володя сразу понурился, так что мне стало даже немного стыдно.

— Да я же тебе рассказывал уже. Сначала ставил по маленькой, выигрывал, а потом Виталька сообщил, что знает верную лошадь, нужно поставить много, тогда и выигрыш будет хороший, ну, я и поставил много и проиграл…

— А на кого вы ставили? — поинтересовалась Лена. — Не помните?

— Еще как помню, — сокрушенно вздохнул муж. — Я этого коня никогда не забуду, коричневенький такой… Веером его звали.

— Как же, как же, — Лена слегка поморщилась, так как мой супруг, видимо, как-то неправильно говорил, с ее точки зрения. — Веер прекрасный арабский жеребец-трехлетка, его родители — Вена и Ермак — замечательные животные. Я бы на вашем месте тоже на него поставила, если бы не знала, что у нас творится.

— А что у вас творится? — Володя обрадовался, что его пытать больше не будут.

— А то и творится, что половина заездов разыгрываются как по нотам, вместо нормального состязания. А вы много проиграли?

— Много, — снова сник муж. — Пять тысяч.

— Это вы так много на Веера поставили? — удивилась Лена.

— Да нет, не на него одного, только я забыл, как это называется…

Постепенно, общими усилиями мы вытянули из Володьки, как он ставил, что сумел столько проиграть. Лена очень помогла мне разобраться во всех этих премудростях, так как я сама совершенно не разбиралась в бегах и даже на ипподроме побывала первый раз только вчера.

Оказалось, что можно делать ординарную ставку, то есть выбирать какую-то одну лошадь из заезда, и она должна прийти первой. Можно ставить на двух лошадей, чтобы угадать, кто из них придет первой, а кто второй, и это называется последовательность. В этом случае выигрыш уже больше. И самая интересная ставка, на которой Володька и проигрался, — это триплет. Нужно угадать лошадей, пришедших первыми в любых трех последовательных заездах… Так вот, Веер как раз и испортил моему мужу этот замечательный триплет, придя чуть ли не последним.

— Помню я этот заезд, я тогда второй пришла, хотя должна была быть не более чем четвертой. Моя Карина уступает и Вееру, и Триумфу, и Ганимеду, и Карте.

— Постой, Лена, — попросила я. — Насколько я помню, Триумф — это жеребец твоего Коли, так почему же он не пришел первым? Тебе уступил из вежливости?

— Ну что вы, — покраснела Лена. — В том заезде у Триумфа был другой наездник, Леня Ракушкин, а он прочно сидит у нашего директора в кулаке. Это для соревнований подбирают лошадь и наездника с максимальным соответствием друг другу, а на бегах как директор и тренеры конюшен распорядятся, так и будет.

Мы немного помолчали, а потом Володька высказался:

— Я так понимаю, Лена, что мой проигрыш — это вовсе не личная неудача, а подстроенный результат, да? Выходит, я зря на Витальку злился, что он мне неправильного коня посоветовал?

— Так все и есть, — грустно подтвердила девушка. — Как нас с Колей до сих пор не уволили — не понимаю… Ну ладно — Коля, он один из самых лучших наездников, только Казмину уступает, а я-то… так… — И она махнула рукой.

— Ну, нечего тебе самоуничижаться! — я погладила Лену по руке. — Ведь тебя в Москву вместо Коли посылают, а не этого Казмина!

— Ох, ну зачем вы мне опять про эту Москву напомнили, — подосадовала девушка. — И так она у меня в печенках сидит! А Казмин сам отказался, потому что у него жена вот-вот должна второго ребенка родить, а так бы ни за что он такого шанса заработать не упустил! Ой, Ирина, я же вам еще кое-что хотела рассказать! Я когда увидела, что у Триумфовой сбруи стремя поменяли уже, то пошла в кузницу к Олегу Борисовичу, это кузнец наш, и спросила, кто приносил ему ее чинить. Так он сказал, что никто не приходил, понимаете?

— Нет, — честно призналась я.

— Ну как же! — всплеснула руками Лена, удивляясь моей непонятливости. — Ключи от кузни есть только у Олега Борисовича и у директора, понимаете? Получается, что или Олег Борисович врет, а я для этого повода не вижу, или…

Что «или», я уже и сама поняла. Милейший Виктор Дмитриевич оказывался по уши в дерьме.

— Так что же получается, Лена? — спросила я. — Теперь, выходит, никаких концов не найдешь?

— Один маленький хвостик все-таки есть, — обрадовала она меня. — Олег Борисович сообщил, что с утра он по своим делам отлучался, а в кузнице оставался тренер Колиной конюшни, Иван Терентьевич.

— Ты считаешь, что именно он подстроил Колино падение? — ужаснулась я. — А как хорошо разыграл с директором заботливого папашу!

— Если честно, то мне на него подумать трудно, он всегда к нам с Колей так хорошо относился, все советовал, чтобы мы с директором не спорили… Характер у него мягкий, не верю я, что это он.

— Тогда получается, что это ваш кузнец, — припечатала я. — Больше некому. И знаешь что? Нужно как-нибудь потихонечку обыскать кузницу, думаю, что испорченное стремя именно там.

— Вам легко говорить «потихонечку»! Да Олег Борисович постоянно там, попробуй уследи, когда в кузнице никого нет.

— Это я организую в ближайшие дни, — пообещала я. — Может, прямо завтра.

— А как? — спросила Лена.

— Пока не знаю, — ответила я, показывая Лене глазами, что не хочу говорить при муже, который и так как-то слишком подозрительно на меня посматривал. Умничка Лена все поняла и стала прощаться.

Когда я закрыла за ней дверь и вернулась в комнату, меня поджидал грозный муж во всей своей красе.

— Ирина, — строго начал он, — во что ты опять впутываешься?

— Ни во что я не впуталась, — как можно более беззаботным тоном ответила я и попыталась обнять мужа и заткнуть ему рот поцелуем, но ничего не получилось. Он от моих объятий уклонился и от немедленных поцелуев воздержался, что произошло на моей памяти впервые.

— Ирина, — строго повторил он, — тебе мало прошлого раза, когда тебя чуть не убили? Ты что, хочешь, чтобы я инфаркт раньше времени получил? Если ты о себе не думаешь, так хоть обо мне вспомни…

«Началось, — тоскливо подумала я. — И дернул же меня черт откровенничать с Леной при Володьке! Он же теперь меня запилит до смерти, пока не пообещаю держаться подальше даже от тени криминала. Лучше уж сделаю это прямо сейчас, пока он не успел еще окончательно разойтись».

— Володенька, — сладко пропела я. — Ну что ты себе вообразил всякие ужасы? Никого не убили, не ограбили, просто жених Лены случайно упал с лошади — с кем не бывает! — и сломал ногу, а девочке кажется, что это подстроили. Я же ее просто хотела поддержать и утешить…

— Ничего себе утешение! — возмутился муж. — Ты уже с головой ушла в расследование этого «случайного» падения! Думаешь, я не вижу? Немедленно пообещай мне, что прекратишь свою самодеятельность! Искать преступников должна милиция, а не телеведущая!

Я собралась уже сказать Володе, что в милицию пострадавший заявлять не станет, потому что боится, но вовремя прикусила язык. Подобное откровение действительно могло довести его до инфаркта. Пострадавший, видите ли, боится, а родная жена готова сунуться в это пекло! Я скромно потупила глазки и покорно произнесла:

— Ты прав, Володенька, как всегда, прав.

— Вот и умница, — сразу успокоился муж, обнял меня и поцеловал в висок.

А я подумала, что моему уму просто цены нет: и мужа успокоила, и врать не пришлось. Он, конечно, прав, но прекращать свое расследование я ему не обещала, вот так-то!

Несмотря на мои надежды, следующее утро выдалось просто изумительным. Если бы не необходимость тащиться с ноющим Павликом и переснимать сцену прихода Вероники на работу, я была бы совершенно счастлива, так как за ночь придумала, как обыскать кузницу, красиво обведя вокруг пальца кузнеца. Правда, для осуществления этого плана мне была необходима Костина помощь. Не хотелось, конечно, к нему обращаться, но ничего не поделаешь.

Пока мы с Павликом возвращались на телестудию, я рассказала нашему водителю все, что знала о закулисной части Колиного падения, свидетелем которого он был, и посвятила в детали своего плана. Самое интересное, что Костя нашел мой план весьма разумным. Это меня до крайности изумило. Конечно, я была уверена, что он согласится мне помочь в любом случае, но вот то, что обойдется в кои-то веки без критики, это уже можно было расценивать как самый крутой комплимент в моей жизни!

Само собой, Павлик тоже азартно включился в авантюру, так что я, премного собой довольная, отправилась в наш кабинет общаться с дамами, а мальчики потопали в операторскую просматривать запись.

— Доброе утро, Ирина, — Лера присовокупила к своему приветствию чашку горячего чая, за что я ей была очень благодарна. — Как прошла съемка?

— Павлик остался доволен, говорит, что теперь все в полном порядке. Сегодня Вероника подойдет к нам на студию, ты ее встреть, пожалуйста, и уточни все нюансы, чтобы сдать Евгению Ивановичу сценарный план до обеда.

— А вас разве не будет? — поинтересовалась Лера.

— Не будет. Через полчаса я еду на ипподром.

— А как же мы с Галиной Сергеевной? — немного обиделась Лера, привыкшая быть незаменимой.

— Сегодня я справлюсь там без вас, уж не взыщите. И вообще, ты мне необходима здесь, а Галина Сергеевна… Кстати, где она?

— Еще не появилась, она обещала Веронике привезти из своих запасов какую-то блузку.

— Ну вот видишь. Вы обе остаетесь. — Увидев, что губы Леры поджимаются уж совсем обиженно, я поспешила слегка загладить свою вину: — Честное слово, Лерочка, я очень быстро вернусь и все вам расскажу. Тем более что ничего, связанного с передачей, я там делать не буду.

— Это-то и обидно, — вздохнула Лера, но обижаться перестала.

Я подсела к телефону и набрала номер директора ипподрома.

— Виктор Дмитриевич? Доброе утро, вас беспокоит Лебедева из «Женского счастья».

— Ирина Анатольевна, — раздался в трубке более чем любезный голос директора, — чем обязан?

— Видите ли, мне пришла в голову мысль расширить тему нашей передачи и сделать ее не только о Лене Серединой, а об ипподроме в целом. И уж конечно, о его директоре. На меня большое впечатление произвели те изменения, которые произошли с ипподромом под вашим руководством. — Я разливалась соловьем, будучи уверена, что директор нашу передачу не смотрит, поэтому понятия не имеет, что нам такая тема в принципе не подходит, так как к женскому счастью отношение имеет сугубо косвенное.

Виктор Дмитриевич слушал меня и млел от комплиментов. Я умею быть ужасно обаятельной, если это нужно для дела, в особенности мне лично. Так что через пару минут директор был согласен водить меня по ипподрому хоть целый день. Ну, столько времени мне было не нужно, мы с Костей и Павликом вполне управимся за час.

Едва я успела положить трубку, как в дверь заглянул Павлик. С тоской покосившись на любимое кресло, он махнул мне рукой, мол, можно ехать, и попросил захватить новый пластиковый пакет. Лера с готовностью мне его предоставила из своих запасов, желая хотя бы таким минимальным образом поучаствовать в расследовании.

Всю дорогу Павлик болтал без умолку, а Костя, напротив, был молчалив и собран. Вообще-то, он и так не отличается никогда разговорчивостью, зато был надежен, как Алькатрас.

Виктор Дмитриевич встретил нас у входа, повелительно глянул на Павлика, который сразу же включился в игру и полез за камерой. И началось!.. У меня сложилось такое впечатление, что директор уже давно репетировал роль державного мужа и теперь решил оттянуться на всю катушку. За двадцать минут мы практически не продвинулись к интересующему меня месту, зато вдоль и поперек прочесали административное здание, знакомясь с управленцами и слушая дифирамбы спонсорам. Пора мне было брать бразды правления в свои руки, иначе нам не только часа, суток не хватит!

— Виктор Дмитриевич, — мягко положила я ладонь на сгиб его руки, как только дождалась первой паузы в потоке красноречия директора, — все это, безусловно, интересно, но наша аудитория в основном женская, так что давайте посмотрим, как у вас обстоят дела с хозяйственной частью. Как обустроены лошади, как за ними ухаживают, лечат, где приводят в порядок лошадиную, так сказать, одежку, то есть я имею в виду все эти седла, уздечки…

— Вы хотите взглянуть на наши мастерские и кузню? — клюнул директор на мою наживку. — Идемте, конечно, идемте!

Я внутренне ликовала, надеясь, что после того, как мы провернем свое дельце, уж как-нибудь сумеем избавиться от дальнейшего глобального изучения устройства ипподрома.

Когда мы наконец-то добрались до кузницы, начался самый ответственный момент выполнения моего плана. Мы с Павликом должны были обеспечить Косте хотя бы десять минут, в течение которых кузня будет полностью в его распоряжении. Я слегка напряглась, так как пока еще не представляла себе, как общаться с тем самым кузнецом Олегом Борисовичем. В голове только вертелась дурацкая фраза из фильма: «А зачем нам кузнец? Кузнец нам не нужен».

Выручил меня Павлик. Он быстренько прошелся с камерой по кузне, потом обратился ко мне, прервав монолог директора, который вещал о благородной, освященной веками деятельности кузнеца, не давая тому вставить ни одного слова:

— Ирина Анатольевна, света маловато. Давайте продолжим запись на улице. У Олега Борисовича лицо фактурное, они вместе с Виктором Дмитриевичем выигрышно смотрятся, женщинам понравится.

Вовремя ввернутая фраза про женщин сработала. Директор как миленький потопал вон, таща с собой на буксире кузнеца. Павлик постарался увести нас всех как можно дальше от кузни, аргументируя свои действия все тем же освещением. Олег Дмитриевич хмурился, но терпеливо сносил все придирки нашего оператора. Я мило улыбалась и поддакивала.

Эту комедию мы ломали минут пять, затем я пристала к кузнецу с просьбой рассказать, как он выбрал для себя столь экзотическую для нашего времени профессию. Тот забубнил что-то о преемственности поколений, но я плохо слушала, что он там несет, лишь кивала время от времени с приклеенной улыбкой на лице. Что-то Костя задерживается… Уф, вот наконец и он выходит и делает мне знак, что все в порядке. Удалось, пора заканчивать.

Я милостиво отпустила Олега Борисовича восвояси, снова сосредоточилась на директоре и позволила ему увести себя к конюшням. Вот тут мне и самой стало интересно, к тому же лошади такие обаятельные создания! Получать удовольствие, глядя на этих грациозных животных, мне не мешал даже продолжавший распрягаться директор. Однако долго любоваться мне не пришлось.

— Ирина Анатольевна, — Павлик скорчил проникновенную рожу, — придется прервать съемку. Что-то с камерой…

— Павел, — укорила я его, — ну как же так? Виктор Дмитриевич такой занятой человек, а нам теперь придется еще раз его беспокоить.

Павлик покаянно вздохнул, а директор принялся меня успокаивать, напирая на то, что ради нас отложит любые дела и готов принять столько раз, сколько потребуется. В ответ я рассыпалась в любезностях, и с этими китайскими церемониями мы дошли до нашей машины, еще раз тепло попрощались и наконец-то отбыли.

— Ну что там? — накинулась я на Костю, как только ипподром скрылся за поворотом. — Не томи, Костя!

— Все в порядке, Ирина Анатольевна, по-моему, я нашел то, что требовалось. — С этими словами он вытащил из кармана завернутое в пластиковый пакет стремя. — Здесь прекрасно видны следы того, как над ним поработали, видите?

Я взяла пакет в руки и принялась разглядывать стремя сквозь пленку. Действительно, даже на мой женский неискушенный взгляд было видно, что упор не мог сам собой прийти в такое состояние, ясно были видны ярко отблескивающие следы свежего металла, которые могли возникнуть только под действием какого-нибудь инструмента. Павлик тоже глянул, с уверенностью опознал стремя и подтвердил мои выводы. Я ликовала. Теперь у нас есть не только видеозапись Колиного падения, но и неопровержимая улика того, что оно было подстроено.

Мои восторги охладил Костя:

— Зря вы так радуетесь, пострадавший-то не хочет писать заявление.

— Значит, нужно его уговорить! — отрезала я, не собираясь сдаваться. Откуда Косте было знать, что в этом деле у меня свой интерес, помимо расследовательского зуда. — Сегодня вечером договорюсь с Леной и съезжу к нему в больницу.

— Может быть, вас отвезти? — поинтересовался Костя и туманно добавил: — А то мало ли…

— Костя! — отмахнулась я. — Ну что может случиться со мной в больнице? Коля в пылу полемики костылем огреет? Так он еще, скорее всего, не встает. И вообще, в случае чего меня Лена, его невеста, защитит.

— Вам виднее, — пожал плечами Костя.

 

Глава 4

Войдя в кабинет, я позволила себе небольшой момент триумфа. С видом победителя взирала на своих дам и молчала, устроив паузу Станиславского секунд на двадцать.

— Павлик, — не выдержала Галина Сергеевна и обратилась к оператору, успевшему оккупировать свое любимое кресло, с которым был разлучен все утро: — Она теперь всегда будет молчать и ходить с таким лицом?

— Не буду, — прекратила я издеваться.

— Слава богу, — съехидничала Галина Сергеевна. — А то я подумала, что ты на время забыла о том, что у нас давным-давно началась эпоха звукового кино.

— А может быть, Ирина решила закончить карьеру ведущей? — Это уже Лера, язва этакая!

— Все-все, считайте, что отомстили, — попыталась я утихомирить расходившихся коллег. — Начинаю рассказывать, а то над всеми нами нависла угроза лопнуть: вам — от любопытства, а мне — от желания поделиться.

— Ты рассказывай, — потребовала Галина Сергеевна, — хватит тут изощряться в остроумии. А то я тоже обижусь и не скажу тебе, как воспринял шеф наш сценарный план.

— Убедили. Так вот, я задумала, мы осуществили, причем с блеском, план по добыванию вещественного доказательства того, что Коля упал не случайно. Вот, смотрите!

С этими словами я вынула из сумочки упакованную в пакет улику и представила ее на всеобщее обозрение. Когда дамы насладились видом раскуроченного стремени, то потребовали полноценного пересказа событий, так как слишком лаконичный стиль моего изложения их отнюдь не удовлетворил. И я с радостью подчинилась, не упустила ни одной занимательной мелочи и до небес превознесла находчивость Павлика, чье эго изрядно пострадало после гадания Анны.

Лера и Галина Сергеевна остались мною довольны и милостиво передали мне благостную рецензию шефа на наш план. Он только велел добавить в начало передачи такой малюсенький кусочек, где я на фоне центрального магазина генерального спонсора нашей программы и снующих туда-сюда людей распинаюсь о новогодних подарках. Возражений у меня не нашлось, потому что спонсоры — это такие специальные люди, которые дают деньги, когда их всячески хвалят, так что капелька дополнительной лести не повредит. И трудов нам особых не составит, так как магазин спонсора находится по соседству с магазином, где работает Вероника. Можно будет сначала немножко потрепаться на фоне нужного объекта, а потом плавно перейти к уже отснятому нами сегодня материалу. Только Павлик недовольно хмыкнул — снова работать придется бедняжечке, а я настолько горела энтузиазмом, что готова была ехать хоть сейчас.

Тут Павлик окончательно уперся рогом и заявил, что никакая сила не сможет извлечь его из кресла до окончания обеда. Я смирилась с этой неизбежной проволочкой. Времени у нас еще в запасе было много, сегодня только среда, а передача в пятницу вечером, можно и посидеть спокойно, съесть что-нибудь вкусненькое. В последнее время вся моя работа в основном проходит на свежем воздухе, что невероятно способствует аппетиту.

Уже дожевывая пирожок, я вспомнила, что нужно связаться с Леной и сообщить ей о результатах моей деятельности, а заодно узнать, как там дела у Коли. Лера вызвалась сделать это вместо меня, на что я возражать не стала. Пусть девочка хоть немного порадуется своей причастности к благородному делу выведения преступников на чистую воду.

Через несколько минут она уже информировала меня, что Лену наша новость порадовала и перед визитом к Коле она зайдет за мной к концу рабочего дня.

— Что у нас дальше? — обратилась я к Галине Сергеевне. — Как там Вероника?

— Все даже лучше, чем я ожидала. Она прекрасно смотрится на экране, сегодня забегала, сделав прическу и макияж так, как я ей посоветовала. Нервничать перед публикой вроде не должна, так что все в ажуре. Кстати, вам завтра с Павликом надо будет заехать к ней вечером домой, заснять вас вдвоем на ее кухне, в бытовой, так сказать, обстановке.

— Опять сверхурочная работа! — взвыл оператор. — Не бережете вы меня совсем!

— Ничего с тобой не сделается, — оборвала его жалобы Лера. — Давай поднимайся, вам еще сейчас с Ириной ехать!

Павлик с нарочитым оханьем и кряхтеньем встал и уныло поплелся одеваться. Галина Сергеевна решила прекратить весь этот цирк, заявив, что если Павлик будет продолжать в том же духе, то ни одна женщина не захочет связываться с таким паралитиком.

— Это он со мной паралитик, — ехидно прокомментировала я. — А с другими — орел! Откуда что берется!

Впрочем, Павлик зря причитал, справились мы довольно быстро, даже на сей раз не нашлось ни одного идиота, чтобы влезть из-за моей спины в камеру и своими ужимками испортить съемку. Хотя, в принципе, если рядом с Павликом маячит угрюмая Костина физиономия, мало находится людей, желающих развлечься таким образом.

Оставшаяся часть рабочего дня прошла в мелких, но неизбежных хлопотах, которые меня слегка утомили, но наполнили чувством законной гордости за свой коллектив, где каждый занимал свое место и всегда был готов прийти на помощь другому. Что бы я без них всех делала?

Лена появилась, как и обещала, к шести часам. Когда мы с ней выходили из телестудии, то обнаружили, что перед дверью нас ждал приятный сюрприз в виде Кости, опиравшегося на дверцу машины. Этого мне еще не хватало! Он ведь меня еще и домой везти соберется, чего доброго! Я уж вознамерилась решительно отчитать непрошеного помощника, но, услышав, куда нам надо добираться, смирилась, из двух зол выбрав меньшее. Нет, Костя, конечно, очень обаятельный человек и польза от него несомненная, но вот давать ему лишний повод для проявления опеки надо мной очень не хочется. Да и Володя Костю интуитивно не любит, зачем же мне расстраивать любимого мужа?

Колю наше появление обрадовало, чувствовал парень себя относительно неплохо, настолько, насколько может себя чувствовать человек со свежим переломом бедра. Он лежал на кровати с загипсованной ногой, но, увидев нас с Леной, разулыбался и подтянулся на руках, чтобы изобразить сидячую позу. Я невольно залюбовалась этими милыми ребятами, настолько красивой парой они были. Однако умиляться будем после, сейчас нам предстоит серьезный разговор, а Лена все еще мнется, заговаривая парню зубы предстоящим участием в передаче.

— Коля, — решительно встряла я в их разговор, — Лена ведь вам уже сказала, что наш оператор заснял ваше падение?

Парень кивнул, сразу посерьезнев.

— А сегодня мы нашли то самое злополучное стремя. Это ведь, как вы понимаете, неопровержимое доказательство преступного умысла против вас. По отпечаткам пальцев милиция легко найдет того, кто это сделал. Вот, посмотрите сами.

— Я не буду обращаться в милицию, — упрямо повторил Коля, повертев в руках пакет и возвращая его мне.

— Но почему?! — моему изумлению не было предела.

— Да потому что милиция, конечно, легко найдет того, кто испортил мне стремя, а толку от этого будет ноль. Никто ведь не признается, что его заставили или подкупили, а я не хочу, чтобы посадили кого-то из наших ребят из-за того, в чем они не так уж и виноваты. И потом, сомневаюсь, что остались отпечатки пальцев. Зимой с металлом голыми руками никто работать не станет, так что, сами понимаете…

— А если это сделал ваш кузнец? — не сдавалась я. — У него-то в кузнеце тепло, он без перчаток работает!

— А вы думаете, что это он? — засомневался парень.

— Лена, скажи ему, — попросила я.

Девушка пересказала жениху свой разговор с Олегом Борисовичем.

— Не думаю, что это он, — покачал головой Коля. — Олег Борисович врать не станет. Но и тренер наш слишком мягкий человек, чтобы подстроить мне такую пакость. Лена, а ты с Терентьичем сама говорить на эту тему не пробовала?

— Нет еще, не успела, он все время занят был, никак его одного застать не удавалось, завтра попробую.

— Так, значит, вы согласны написать заявление? — обрадовалась я.

— Нет, — снова сказал Коля. — Я боюсь за Леночку. Вы просто плохо себе представляете, какие деньги крутятся вокруг бегов. За такие суммы не то что покалечить, запросто убить могут.

— Хорошо, — не сдавалась я. — Тогда я сама буду расследовать это дело по своим каналам. И вы меня не остановите.

— Да вам-то это зачем? — удивился Коля. — Вы ведь не пострадали!

— Зато муж мой пострадал на этих ваших бегах, а я осталась без микроволновой печки! — уперлась я, наконец-то найдя виноватого, которого буду теперь ненавидеть всеми фибрами души.

— Хорошо, — сдался Коля. — Только я вас очень прошу, будьте осторожны. Ведь, пока я здесь валяюсь, вам помочь ничем не смогу.

— Не беспокойтесь, помощники у нас есть. В особо страшные места соваться не придется.

— Надеюсь.

На этой оптимистической ноте я попрощалась с ребятами, так как Лена собиралась еще побыть с Колей. Костя отвез меня домой, хорошо еще, что не стал подъезжать прямо к подъезду, а высадил немного поодаль. И так я опасалась глазастых старушек, которые любят по своей доброте душевной выдавать всем желающим и не очень свои бредовые измышления за истину в последней инстанции. Слава богу, что в последнее время развелось так много сериалов, которые разгоняют всю эту не по возрасту шуструю братию по домам и заставляют приникнуть к голубым экранам. Иначе моя популярность сыграла бы со мной злую шутку. Соседки меня знают в лицо, всегда норовят не только поздороваться, но и завязать беседу, чтобы обсудить, что, по их мнению, я сделала не так в очередной передаче, и нейтрализовать их активность бывает страшно тяжело.

Володя встретил меня с немым укором в глазах, так как, памятуя о разговоре, свидетелем коего стал вчера, успел напридумывать себе всяческих ужасов, которые непременно должны были случиться с его неугомонной женой. Я посетовала на замотанность, которой объяснила свою забывчивость, и извинилась, что не позвонила и не предупредила мужа о том, что задержусь. Супруг успокоился и повел меня кормить, попутно рассказывая, что произошло у них на кафедре.

Университетские сплетни вещь занимательная, не спорю, но сегодня вечером моя голова была занята несколько другой темой. Я думала, что предпринять дальше, и настолько глубоко задумалась, что чуть не пропустила Володино сообщение о премиальных, каковыми его решили поощрить за беспорочную службу.

— Так что, Ириша, не так все плохо, как ты думала, — гордо сказал муж. — Вполне возможно, что мы успеем до Нового года купить твою микроволновку.

Ну, честное слово, такая заботливость нуждалась в поощрении с моей стороны, чем я сразу и занялась, перебравшись на колени к Володе и нежно его целуя. Мужа надо любить, лелеять и холить, чтобы он долгие годы надежно функционировал и не хандрил. Это мой основной рецепт счастливой семейной жизни, который я могу смело рекомендовать другим женщинам.

* * *

На следующее утро первой проснулась я, так как Володе надо было идти только ко второй паре. Быстренько убавила звук стереосистемы до минимума, чтобы не разбудить мужа и лишний раз не провоцировать его ворчание по поводу надоевшей классики. Это, конечно, уже превратилось в милый семейный ритуал, не несущий в себе никакого негатива, но все-таки…

Я привела себя в порядок и, как образцово-показательная жена, успела приготовить вместо успевшей поднадоесть яичницы аппетитные горячие бутерброды. Во время возни с глубокой сковородой и решетчатой подставкой я в очередной раз посетовала, что у меня нет чудесной микроволновки, которая так убыстрила бы мне этот процесс.

Муж проснулся, когда я уже оделась и готовилась выйти из дома. Но ради того, чтобы поцеловать Володю, тем самым доказав ему, что жизнь рядом со мной прекрасна и удивительна, я задержалась еще на пару минут. В конце концов, Галина Сергеевна опаздывает каждый день, а мне что, запрещено? Да и опоздание будет совсем незначительным, если повезет с транспортом.

С транспортом не повезло, случилась обесточка троллейбусной линии, но меня это не расстроило, так как мое опоздание укладывалось в пятнадцать минут, которые можно расценивать всего-навсего как задержку. Однако Лера не преминула съязвить:

— Что-то мне кажется, Ирина, что Галина Сергеевна на вас плохо влияет, вы не находите?

— Не нахожу, — с преувеличенной серьезностью ответила я ей. — Вот когда сама выйдешь замуж, тогда поймешь, почему опаздывают на работу семейные женщины.

— Никогда! Для меня работа всегда останется на первом месте, — парировала Лера.

— Будущее нас рассудит, — с пафосом произнесла я и уселась в кресло, которое пока еще оставалось свободным.

— Кто тут говорит о будущем? — спросила Галина Сергеевна, которая как раз этот момент выбрала для того, чтобы появиться на рабочем месте.

Я тут же изложила ей суть наших с Лерой препирательств, и Галина Сергеевна меня полностью поддержала. Под нашим двойным напором Лере пришлось сдаться и согласиться с небезызвестным постулатом о том, что каждому человеку свойственно со временем меняться. Хотя, как мне показалось, наша упрямица все равно осталась при своем мнении и согласилась только для того, чтобы мы от нее отстали.

Немножко успокоившись после обсуждения чисто женских проблем, мы вдруг обнаружили, что как-то само собой получилось, что делать в настоящий момент нам считай что и нечего. Завтрашняя передача была практически готова, а мелкие штрихи, как всегда, дорисуются в процессе. Мне такое положение вещей было только на руку, так как я собиралась пообщаться с Валеркой Гурьевым на предмет помощи в моем что-то забуксовавшем расследовании. Я отправилась в его рабочий кабинет и застала-таки этого типа на месте.

— Валера, мне нужно с тобой пообщаться, — вместо приветствия доложила я с порога.

— Так-так-так, — ехидно ухмыльнулся он. — Бабьи посиделки опять сунули свой длинный нос туда, где им его могут укоротить.

— Все-таки ты хам, Валерка, — демонстративно оскорбилась я. — Приходишь к тебе как к другу, а ты…

— А к другу так не приходят! К другу приходят со словами типа того, не желает ли оный друг стать, например, непосредственным участником семейного ужина. Понятно тебе?

— Не дождешься, — отрезала я. — Мне не так уж много от тебя нужно, чтобы приглашать на ужин.

— Ладно, — вздохнул он. — Окажу тебе безвозмездную помощь, но знай, в моих глазах ты сильно упала!

— Переживу, — отмахнулась я. — Некогда мне сейчас ужины устраивать, дел по горло. Вот разгребусь немного, тогда, может быть, мы и вернемся к этой милой твоему сердцу и желудку теме.

— Ну, хоть что-то я из тебя вытянул, — удовлетворенно улыбнулся Валерка. — До полноценного обещания, конечно, далеко, но… Короче, излагай, зачем пришла.

— Излагаю.

И вкратце я поведала ему историю ипподромного происшествия, попросив совета:

— Как думаешь, в каком направлении дальше копать?

— Ты пока подожди за лопату хвататься, — огорошил он меня нестандартным ответом. — Неровен час, саму закопают. Это на первый взгляд только кажется, что ты такая умная и ловкая, а случиться может всякое.

— Да что вы все меня пугаете? — не выдержала я. — Ладно муж, ему по статусу положено за меня бояться, а ты-то? Я у тебя совета прошу, а не предостережений!

— Считай, что главный совет я тебе уже дал, — совершенно серьезно сказал Валера. — Ты подожди, пока тебе твоя наездница принесет что-нибудь после разговора с тренером, а я кое-что разведаю по своим каналам. Потом обменяемся информацией. Договорились?

Я видела, что Валерка страшно заинтересовался этим делом, так как учуял крупную поживу для своей криминальной хроники, но делиться со мной сведениями пока не собирается. Что ж, подождем, Лена все равно мне первой все расскажет, а не ему, так что расколется как миленький. На этом мы и распрощались.

Я вернулась в свой кабинет, поздоровалась с появившимся Павликом и предложила народу поработать над окончательным вариантом сценарного плана для новогодней передачи. Все согласились, что это имеет смысл, так как добавит нам очков в глазах шефа и сделает его туманное обещание насчет премии более явным.

До обеда мы упорно трудились, пока к нам в кабинет не ворвалась Лена, по лицу которой было видно, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Лера тут же выгнала Павлика из кресла и усадила туда Лену, всучив ей стакан с минеральной водой. Немного отдышавшись, девушка заговорила:

— Я сегодня специально пришла раньше всех, чтобы застать нашего тренера одного и поговорить с ним. И случайно подслушала, как он разговаривает с Виктором Дмитриевичем. Честное слово, я ужасно испугалась, что они меня заметят, когда поняла, о чем они разговаривают! Они обнаружили пропажу стремени, директор страшно ругался с Терентьичем, требовал не спускать с меня глаз и все выспрашивал тренера, не догадался ли о чем-нибудь Олег Борисович. Я стояла ни жива ни мертва, пока они не закончили говорить и не ушли, потом тихонько проскользнула к Карине и, когда тренер вернулся, сделала вид, что только что пришла. Он на меня так подозрительно посмотрел, что пришлось тащить его к Триумфу и без умолку болтать о том, как я боюсь предстоящей поездки. Кажется, мне удалось его провести, и он в конце даже начал со мной разговаривать, как прежде, утешал и подбадривал, советовал подробнее расспросить у Коли о повадках его любимого жеребца. А потом Терентьич сообщил, что меня вызывает Виктор Дмитриевич… — Лена сделала паузу, чтобы глотнуть воды, и продолжила:

— Знаете, и он тоже был какой-то подозрительно ласковый, только глаза злые…

— Жаль, что у тебя не было с собой диктофона, — посетовала я, перебив девушку.

— Так без толку было бы записывать, — махнула она рукой. — Виктор Дмитриевич спросил меня с такой выразительной интонацией, как я сама оцениваю свои шансы на «Русской зиме». Пришлось ответить, как договаривались, что выше четвертого или пятого места мне не прыгнуть. А он так обрадованно ответил, что четвертое и даже пятое место — уже очень хорошо для наездницы моего уровня, и он рассчитывает, что я свое обещание сдержу.

— Хитер мужик, — вздохнул Павлик. — Такого просто так не прижмешь.

— Да, — протянула я. — Слов нет, обе беседы крайне любопытны, только нам с них никакого толку. Лена, а может быть, были еще какие-нибудь интересные зацепочки в разговоре тренера и директора?

Девушка наморщила лоб и зашевелила губами, пытаясь восстановить в памяти все услышанное, потом выпалила:

— Вспомнила! Виктор Дмитриевич спросил у тренера: «Ты понимаешь, что будет, если она узнает, как мы лопухнулись?» — а тот ответил: «Да все я понимаю». Потом директор помолчал и сказал: «Если что-то выплывет наружу, ей-то ничего не будет, а вот мы с тобой вряд ли уцелеем». А как раз после этого он и попросил тренера глаз с девчонки, то есть с меня, не спускать. Так что я думаю, что эта самая, которой ничего не будет, и есть главная организаторша.

Ничего себе зацепочка! Только и стало ясно, что во главе этой шайки-лейки стоит какая-то женщина. А где ее искать? Во всяком случае, Лена теперь должна держаться с удвоенной осторожностью и никуда больше не соваться.

Мы, как смогли, успокоили девочку, посоветовали Коле ничего этого не рассказывать, чтобы не волновать парня понапрасну, и проводили к жениху в больницу. Лера даже отсыпала Лене часть своих беличьих кормов, уверяя, что все это способствует укреплению костей и быстрому их срастанию.

— Вы знаете, — заговорила Галина Сергеевна, как только за Леной закрылась дверь, — я думаю, что эта женщина — жена какого-нибудь арабского шейха.

— С какого перепугу? — брякнула я, так как такая версия показалась мне верхом бреда, прямо-таки его апофеозом.

— Ну как же, — начала вещать Галина Сергевна, — у арабов всегда были самые лучшие кони, вы же все знаете, что Триумф этот самый — арабский жеребец.

— Ну и что? — продолжала удивляться я.

— А то, что если он придет на соревнованиях не первым, то эта самая жена шейха сможет купить его гораздо дешевле. И вообще, почти все террористы — арабы, а в мире сейчас очень нестабильная политическая обстановка, — победно заключила она.

— Господи, ну при чем тут арабские террористы, жены шейхов и политическая обстановка?

— Да все же ясно как белый день! Если жена шейха купит по дешевке нашего коня, а потом он у нее станет показывать отличные результаты, то пресса на весь мир раструбит, что русские ничего не смыслят в лошадях и вообще продают направо и налево все, что под руку подвернется. А это ослабит нашу позицию в борьбе с терроризмом!

Да, логика убийственная, ничего не скажешь. Я с трудом удержалась, чтобы не покрутить пальцем у виска. При всем моем уважении к Галине Сергеевне я спокойно отношусь к ее не в меру оригинальным идеям, но что она может измыслить подобное, я себе даже и в страшном сне представить не могла. Это же полное безумие! Хорошо, что рядом всегда есть Лера, которая, выбрав себе факультет социальной политологии или политической социологии — никак не могу запомнить! — обязана быть в курсе обстановки в мире. Она за пять минут камня на камне не оставит от версии Галины Сергеевны.

Мой прогноз оказался слишком оптимистическим. Лере понадобились целых пятнадцать минут и наша с Павликом помощь. Галина Сергеевна сдалась, но жутко на нас обиделась и удалилась в буфет в гордом одиночестве. Ничего, скушает пирожное и успокоится, она дама отходчивая.

Павлик с Лерой тоже меня покинули, так как наступило время обеда и они решили прогуляться в кафе. Звали и меня с собой, но я отказалась, так как хотела подумать и увидеться еще раз с Валеркой. Вполне возможно, что он уже успел вернуться и принести на хвосте интересные новости.

Оказалось, что я зря надеялась на скорое его возвращение, Гурьева нигде не было, и никто не знал, когда он появится. Оставалось усесться поудобней и размышлять в одиночестве. Ничего, это я тоже умею, причем вполне неплохо, тем более что тема была самая благодатная: столько всяких фактов, все увязывается, а главного-то и нет!

Все мои мысли, естественно, вертелись вокруг той самой мифической женщины, которую упомянул в разговоре с тренером директор. Что-то такое мелькало у меня на краю сознания, вот только никак не могла я сообразить, что именно. Словно имелся у меня намек на какую-то женщину в связи с директором, а вот какую именно — вспомнить не получалось. Ведь не его же это жена, в самом-то деле? Тем более что она горячая поклонница нашей передачи.

Нет, я, конечно, ничего плохого о «Женском счастье» сказать не могу, так как сама принимаю самое заинтересованное непосредственное участие в его создании, но мне всегда казалось, что женщина серьезная, тем более кандидат в главари мафии — не мафии, но преступной группировки, — это уж точно, такую передачу смотреть не станет. Ей надо быть поклонницей чего-нибудь вроде фундаментальной программы «Политика и бизнес» или, на худой конец, Валеркиной «Криминальной хроники». Нет, эта женщина — явно не жена директора.

Вернулись мои коллеги, сытые и благодушные, а я так ничего и не придумала, только поняла, что успела проголодаться от интенсивных умственных усилий и начинаю мучительно завидовать своим более сообразительным сотрудникам, которые использовали обеденный перерыв по его прямому назначению. Пришлось выпросить у Леры горсть орехов и заглушить ими настойчивые просьбы желудка.

Пока я изображала белочку, Лера и Галина Сергеевна довели до ума план последней передачи в уходящем году и отнесли его шефу. Евгений Иванович окончательно растрогался и твердо пообещал нам всем премию, на что, собственно, мы и рассчитывали. А неугомонная Галина Сергеевна взяла такой разгон, что предложила до конца дня доработать и план передачи с Анной, единолично решив, что самое удачное время для нее — канун Рождества. Дескать, самое время для гаданий и предсказаний, лучше и придумать нельзя.

Мы с Лерой ее энтузиазма не разделяли, но подчинились, а я подумала, что до вечерней поездки к Веронике домой еще успею навестить саму Анну, чтобы показать ей наши прикидки.

Коллеги милостиво меня отпустили, дав напутственное пожелание дорогой подкрепиться поосновательней, так как они не хотят лишиться своей самой ценной сотрудницы. Их комплимент бальзамом пролился на мое сердце, и я поспешила откланяться, пока они не передумали и не припрягли меня к своей упряжке. Я ведь больше люблю с людьми общаться, чем заниматься бумажной работой.

 

Глава 5

Добралась я до дома Анны без приключений, так как плюнула на свой служебный проездной и воспользовалась маршрутным такси, которые в последнее время расплодились в Тарасове, облегчая людям жизнь и давая возможность без нервотрепки доехать в нужное место.

Хозяйка квартиры встретила меня радушно, но предупредила, что располагает ограниченным временем, так как ждет визита. Я в свою очередь заверила ее, что долго не задержусь, так как мне нужно еще успеть вернуться в студию.

Комната Анны за два дня после вторжения нашей съемочной группы никаких изменений не претерпела, только на столике теперь наличествовал довольно внушительных размеров хрустальный шар, покоившийся на ажурной, скорее всего, серебряной подставке. Увидев, что я заинтересовалась этим предметом, Анна решила пояснить:

— Я пользуюсь им для настройки, когда нужно увидеть более четкие картинки будущего.

— Куда уж четче! — невольно вырвалось у меня.

— Это вы о чем? — осведомилась она.

— О том, что ваше предсказание по поводу лошади сбылось в тот же вечер.

— Вот видите, — удовлетворенно ответила Анна, — а ваши коллеги сомневались.

— Еще бы им не сомневаться! Я и сама не сразу поверила в ваш дар, слишком все это необычно.

— Ничего необычного в этом нет. Просто вы очень открытый человек, поэтому легко читать ваши мысли. Вот, например, сейчас вы думаете не только о разговоре со мной, а еще и о какой-то мучающей вас загадке.

— Верно, — я настолько удивилась, что чуть было не стала выкладывать Анне продолжение истории Колиного падения, о которой она знала с прошлого раза, но почему-то сдержалась и вернулась к теме нашей будущей передачи. — Но давайте все-таки мы с вами вернемся к нашему плану. Нужно сделать кое-какие видеовставки с вашим участием. Галина Сергеевна предлагает заснять нас с вами прогуливающимися по набережной и беседующими о вашей жизни. Вы будете говорить примерно то же самое, что рассказали нам при первой встрече.

— Хорошая идея, — согласилась женщина. — Что еще?

— Было бы очень неплохо показать какие-то рабочие сценки из вашей практики, хотя понимаю, что это довольно деликатный момент. К тому же у вас настолько не живописная квартира, что я несколько теряюсь, что тут можно придумать. С одной стороны, нарочитые магические прибамбасы всем приелись, но с другой… Вы меня понимаете?

— Понимаю и постараюсь что-нибудь придумать. Тут ведь проблема еще в том, что все мои занятия не сопровождаются визуальными эффектами, на которые так падки зрители. Знаете что, может быть, вам имеет смысл снять меня во время занятий йогой? Даже могу ради вас заняться приготовлением пищи в какой-нибудь замысловатой и неудобоваримой позе. Выглядит вполне эффектно, особенно если учесть мой возраст.

— А можете прямо сейчас это показать? — загорелась я.

— Идемте на кухню, — усмехнулась Анна. — Сварю вам кофе.

То, что мне продемонстрировала Анна, было и в самом деле зрелищем эффектным. Такие трюки редко увидишь даже в цирке, особенно принимая во внимание тот факт, что Анна сообщила мне, что заниматься совершенствованием своего тела начала только после тридцати пяти, когда почувствовала, что организм начинает истощать свои природные резервы, а до этого пренебрегала даже утренней гимнастикой.

Одним изящным махом она перевела назад правую ногу и, перебросив левую руку через голову, успела ухватить себя за носок, по-кошачьи прогнувшись в спине. Ее поза немного напоминала пируэт Денис Бильман, известной в свое время фигуристки, только была, естественно, статичной. Именно в этой позе Анна и принялась готовить кофе, мастерски сохраняя равновесие и передвигаясь по кухне какими-то скользящими, почти незаметными прыжками. При этом она не переставала улыбаться и говорить.

Честное слово, мне было трудно поверить тому, что практически любая женщина после пары лет тренировок сможет повторить подобное. Интересно, подумала я, а Лера в прошлый визит именно поэтому вышла из кухни Анны с круглыми глазами? Оказалось, что нет. Просто Анна открыла шкафчик и принялась насыпать в джезву кофе по щепотке из примерно пятнадцати различных баночек. Такого причудливого рецепта и я еще не знала! И даже о секрете расспрашивать не стала, лучше подружусь с хозяйкой и буду изредка приходить к ней в гости на чашку кофе.

Между тем Анна сама взялась меня просвещать:

— Видите ли, Ирина, почувствовать все богатство вкуса кофе можно лишь в том случае, если смешивать разные сорта, и чем больше этих сортов, тем вкуснее получается напиток. А вот всякие другие добавки я не использую: ни соль, ни корицу, ни гвоздику, ни черный перец. Все эти излишества глушат настоящий вкус.

— Совершенно с вами согласна, — потрясенно вымолвила я.

— А готовить кофе нужно обязательно в джезве, электрические кофеварки, конечно, удобнее, но вкус все-таки теряется.

Ну, мне до таких тонкостей далеко, я и растворимым иногда не брезгую. Хозяйка закончила священнодействовать и позволила наконец своему телу вернуться в нормальное положение. Мы вернулись с ней в комнату, и я, прежде чем продолжить нашу беседу, с благоговением отпила крохотный глоточек изумительного напитка.

— Анна, вы меня потрясли, но этих кадров будет недостаточно, нужно еще что-то. У вас не появилось каких-нибудь идей?

— Думаю, что могу продемонстрировать сеанс гадания на картах с одной из своих приятельниц. Она вечно влипает в какие-то проблемы, с блеском из них выпутывается, но является настолько неуверенным человеком, что обязательно бежит ко мне за предсказанием успешного окончания дел. Я ей позвоню, думаю, что она возражать не будет, а для меня это не станет нарушением моих принципов.

— Отлично, — обрадовалась я. — Вы позвоните нам, когда ваша приятельница к вам соберется, хорошо?

— Конечно, я вам сообщу. Что еще вы бы хотели обсудить?

— Круг нежелательных для вас вопросов от зрителей и то, как вы отреагируете, если вас прямо в студии попросят погадать по руке?

— Если увижу, что у человека благополучная рука, то все расскажу сразу, а если нет, то сошлюсь на то, что деликатную информацию не стоит сообщать принародно.

— Может быть, тогда имеет смысл заранее подобрать таких людей?

— Не стоит, пусть все идет естественным путем, я сумею отказать так, что человек не почувствует себя обиженным. А насчет нежелательных вопросов мне нужно подумать. Что ваши героини обычно считают таковыми?

— По-разному, — пожала я плечами. — Кто-то не любит вопросов о своих доходах, кому-то не нравится вопрос о мужчинах… Вот, кстати, а у вас есть мужчина?

— Есть, — спокойно ответила Анна. — Я ведь нормальная и не старая еще женщина. Имени, правда, не назову, это довольно известный человек, а остального, если спросят, скрывать не буду.

— Хорошо. — Я закрыла блокнот, в котором все это время делала пометки. — Давайте прощаться, я и так у вас засиделась. Если вам придет на ум еще что-то интересное, звоните нам. Время пока есть, передачу с вами мы будем делать под Рождество.

— Прекрасно, это очень хорошее время для предсказаний, я смогу дать вашим зрительницам несколько полезных советов, а для самых юных расскажу о каких-нибудь безобидных и забавных способах гадания.

— Спасибо за кофе, — поблагодарила я Анну на прощание, радуясь, что и для юмора найдется место, а то меня Галина Сергеевна совсем застращала серьезностью Анны. Теперь можно будет не спеша все окончательно обдумать и привести в порядок, чтобы наш шеф Евгений Иванович не мог ни к чему придраться.

Выйдя из квартиры Анны, я услышала, как кто-то поднимается по лестнице, машинально посмотрела через перила и вдруг увидела Виктора Дмитриевича собственной персоной. Мне стало настолько интересно, куда направляется директор ипподрома, что, вместо того чтобы спускаться, я поднялась выше, решив, что так и буду идти наверх, пока не увижу, куда он идет. В крайнем случае, если придется тащиться до самого последнего этажа и он меня обнаружит, скажу, что ищу одну знакомую и по ошибке зашла не в тот подъезд. Впрочем, эта ситуация была из разряда гипотетических. Тучный Виктор Дмитриевич не производил впечатления поклонника пеших восхождений на небоскребы, поэтому, если бы ему требовалось подняться на последний этаж, он наверняка воспользовался бы лифтом.

Мои расчеты оказались верными, господин директор недолго штурмовал лестницу, более того, он остановился у двери Анны и позвонил. Дверь открылась через несколько секунд, и я услышала голоса.

— Здравствуй, Анна.

— Привет, Виктор, заходи. Что нового?

— Да ничего хорошего…

Дверь закрылась, и больше я ничего не услышала. Впрочем, услышанного было вполне довольно, чтобы в моем мозгу началась бурная деятельность. Из подъезда меня буквально вынесло, настолько все во мне кипело. А тут еще я увидела машину и поняла, что меня так мучило, когда я пыталась думать о загадочной женщине, упомянутой Леной: я видела эту же самую машину, когда мы в первый раз уходили от Анны, а мужской силуэт, показавшийся мне знакомым, принадлежал Виктору Дмитриевичу!

Боже, как хорошо, что я ничего не стала рассказывать Анне! Ведь это она! При ее способностях стать главой мафии — раз плюнуть! А то, что живет в простой обстановке, так это самая обычная маскировка. И вообще, это еще как посмотреть по поводу простой обстановки. Оборудование на кухне у нее очень даже современное, а простенькая мебель на самом деле имеет цену гораздо более крутую, чем всякий псевдоампир!

Мне сразу стало понятно, почему директор так опасается Анны — для этого стоило только взглянуть в ее глаза. Это же не глаза, а какие-то бездонные колодцы! А все ее слова о том, что она не способна причинить вред, — это самореклама и набивание цены, ни больше ни меньше.

Я пришла в себя только тогда, когда отмахала пешком почти две остановки. Морозный воздух слегка остудил мою разгоряченную голову и помог привести скачущие мысли в порядок. Я остановилась, чтобы дождаться транспорта, и, немного подумав, решила, что меня несколько занесло. Если Анна — глава преступной группировки, то зачем она согласилась участвовать в нашей передаче? Насколько я разбираюсь в таких делах, люди подобного сорта стараются держаться в тени, хотя… Кто их разберет, существуют ведь и депутаты Госдумы, одновременно проворачивающие всякие темные делишки. Так почему Анна должна быть исключением? Ну, захотелось человеку попасть на экран телевизора, и что? Тем более что это Галина Сергеевна ее нашла, а не наоборот. Ко всему прочему, может быть, Анна специально согласилась, чтобы ее конкуренты увидели и поняли, что с ней шутки плохи. Хорошая версия, как раз в духе Галины Сергеевны…

Я решила, что пора мне с этой темы переключаться, пока я не начала сочинять заведомую чушь. Мне ведь вскоре еще с простой и незатейливой Вероникой общаться на кухне, вот и буду готовиться… А кстати, который теперь час? Боже мой, ведь уже пять, а я так и не поела… Ладно, у Вероники и перекушу, готовит она здорово и очень любит экспериментировать. Не сомневаюсь, что она и на сегодняшний вечер сочинит что-то интересное, знает ведь о моей слабости к вкусной еде, особенно если эту самую вкусную еду не мне готовить.

Вот в таком настроении я и влетела в кабинет, где меня уже с нетерпением ждали мои дамы. Один только Павлик флегматично расслабился и был умиротворен тем, что его так долго не заставляли ничего делать.

— Ирина, расскажите, что вам нагадала на сей раз Анна? — тут же спросила Лера.

— Ой, я и не вспомнила про гадание, — отмахнулась я.

— А что же вы там так долго делали? — изумилась она моей забывчивости.

— Ты знаешь, работала, — ответила я несколько язвительным тоном и выложила на стол свой рабочий блокнот. — Вот, познакомьтесь и вставьте в план.

— Можно подумать, что мы тут прохлаждались, — обиделась Галина Сергеевна. — Мы с Лерой, между прочим, в последнее время вообще как пчелки трудимся, пока некоторые занимаются тем, что им интересно.

— Извините, — покаянно склонила я голову, — но нам с Павликом уже пора. Завтра с утра все обсудим. До свидания, дорогие мои труженицы. И, Лерочка, не в службу, а в дружбу, позвони мне домой, предупреди Володю, что я задержусь, а то он в последнее время какой-то нервный стал.

— Могу его понять, — философски заметила Лера мне в спину, так как я, подхватив Павлика поду руку, уже покидала кабинет.

Вероника мои надежды оправдала: и съемки получились хорошими, и фантастический по красоте салат удовлетворял самым изысканным вкусам, хотя мне от него досталось всего ничего — почти все проглотил наш оператор. Павлик рассыпался в комплиментах Вероникиному мастерству, так что я подумала о том, что зря не пригласила с собой Леру. Она-то быстро бы поубавила его энтузиазм! Однако в ее отсутствие пришлось самой справляться с расходившимся в Павлике донжуаном, напомнив, что время уже позднее, а на улице ждет Костя. Павлик моим увещеваниям внял и согласился покинуть гостеприимное жилище Вероники только после того, как получил приглашение заходить в гости.

Но в машине я постаралась основательно прополоскать ему мозги на предмет того, чтобы он ни под каким видом не имел виды на мою подругу, а побольше думал о Лере. Напоследок я пообещала собственноручно оторвать ему голову, если он меня не послушает. Павлик с унылым видом кивал, но возражать не пытался. Может быть, зря я на него накинулась, а бедный парень ничего такого и не думал? Просто автоматически подлизывался к женщине, которая его вкусно накормила?..

Я сегодня что-то так набегалась за целый день, что даже махнула рукой на то, что Костя опять везет меня домой. Ну и что, если кто-то увидит, как я выхожу из машины? Все равно Володя никаким сплетням не поверит, он меня любит, а поводов для ревности я ему не давала и давать не собираюсь.

Поднимаясь в свою квартиру, я вспомнила, что так и не успела сегодня еще раз поговорить с Валеркой, а звонить ему домой не стоило. Володя и в самом деле нервничает, зачем его травмировать лишний раз, потерплю до утра.

Но следующим утром у меня так и не нашлось времени, чтобы найти Гурьева и пообщаться с ним. Совершеннейшая мистика!

Как мы ни старались, как ни пытались учесть все мелочи, все равно весь день прошел в какой-то кошмарной суете! Наконец передача началась. Моя Вероничка прекрасно выглядела, сидя в гостевом кресле, и почти не нервничала. Лера носилась по студии с микрофоном, Галина Сергеевна незримо для меня руководила процессом, публика была благодушной и с интересом обсуждала тему подарков. Возник только один немного скользкий момент, когда какая-то дама бальзаковского возраста спросила напрямик:

— Скажите, Вероника, а вам приходилось когда-нибудь хамить покупателям?

— Только в ответ на хамство, и то это было в самом начале моей работы! — не растерялась Вероника. — Продавцы и покупатели разделены барьером, и тем, кто сам не постоял за прилавком, трудно понять наши чувства. Мы ведь почти актеры, которым приходится постоянно играть на публику. Иногда работаешь с головной болью или тяжелым сердцем, но все равно остаешься милой и внимательной к покупателям. Они ведь не виноваты в моих проблемах и ждут от меня только качественной работы.

Зрители наградили самоотверженную Веронику аплодисментами, но дама еще не закончила:

— А бывают покупатели, которые вас раздражают?

— Бывают, но я все равно стараюсь не срываться. Да это и не совсем покупатели, просто есть люди, в основном пожилые и одинокие, которым нравится ходить по магазинам, чтобы потом было о чем поговорить с соседями, принести, так сказать, рекламную информацию. Многие мои коллеги таких людей не любят, считают, что они только время зря отнимают, а я — нет. Такая старушка, если я с ней вежливо пообщаюсь, сама, конечно, ничего не купит, но может мне привести несколько потенциальных клиентов. Все-таки в нашей стране лучшая реклама — это до сих пор сарафанное радио.

Снова раздались аплодисменты, так как правоту Вероникиных слов многие испытали на себе, отправляясь за покупками после рассказов знакомых. Лера попыталась разлучить настырную даму с микрофоном, но та не собиралась сдавать позиций.

— Вероника, скажите, а вы сообщаете покупателям обо всех свойствах товара или пичкаете их заранее заготовленной рекламной байкой? Ведь, насколько мне известно, зарплата продавца зависит от выручки, следовательно, вам необходимо продать товар любым способом, вплоть до того, чтобы навязать его.

— Я бы так не сказала. Навязывать не имеет смысла, так как практически любой покупатель начинает крайне подозрительно относиться к излишне расхваливаемому товару. Прежде всего нужно дать человеку возможность спокойно выбрать, потому что свобода выбора — это то, чего так долго были лишены наши люди. И только потом, если клиент настроился купить вещь, но все еще колеблется с окончательным решением, имеет смысл предложить свои услуги, но лишь в плане консультации о свойствах товара.

— Хорошо. Тогда как бы вы вели себя со мной, если бы я решила у вас купить, например, утюг и попросила бы вас мне что-нибудь порекомендовать?

— Я расспросила бы вас, что именно вы ждете от своей покупки и какую сумму планируете на нее потратить, а потом предложила бы два-три варианта, цена которых вас устраивает. Здесь есть один очень важный момент. — Вероника увлеклась и стала помогать себе жестами. — Если я предложу вам что-то совсем дешевое, вы можете решить, что я вас унижаю, а если, наоборот, предложу что-то дорогое, вам может показаться, что в погоне за выручкой я навязываю вам излишне дорогой товар. К каждому покупателю необходим индивидуальный подход, поэтому я больше спрашиваю, чем расхваливаю.

— Браво! — удовлетворенно выдохнула дама, изобразив несколько хлопков ладонями. — Если бы все продавцы относились к своей работе так же, как и вы, то походы по магазинам становились бы праздниками!

Студия разразилась аплодисментами, а я объявила рекламную паузу и перевела дух. Надо же, а ведь мне даже в голову не приходило, что Вероника так серьезно относится к своему делу. Я всегда считала, что для нее эта работа — нечто временное и малоприятное.

Больше ничего экстраординарного за время передачи не произошло. Звонки телезрителей в основном касались личной жизни Вероники, ее вкусов и увлечений, она отвечала легко и непринужденно, а на предложение познакомиться, которое поступило от какого-то юноши, назвавшегося Игорем, ответила, что ее всегда можно найти за прилавком с девяти до семи вечера. Мне осталось только завершить передачу привычной фразой:

— До свидания, уважаемые телезрители, ждем вас в это же время в следующую пятницу на передаче «Женское счастье». С вами была автор и ведущая Ирина Лебедева. До скорой встречи!

Когда погасли софиты и публика разошлась, Галина Сергеевна увлекла Веронику в наш кабинет со стандартной фразой о том, что пора сбросить напряжение. Привычно изгнав Павлика из кресла и усадив туда нашу героиню, я разлила по крохотным стопочкам коньяк, мы дружно выпили, секундочку помолчали, ощущая, как по телу пробегает волна блаженного тепла и желанной расслабленности. Первой тишину нарушила Вероника:

— Хорошо, что шеф мне на завтра дал отгул. Чувствую себя так, словно простояла еще одну смену в предпраздничный день! Честное слово, Ириша, никогда бы не подумала, что выступать перед телекамерой так утомительно!

— Ничего, зато ты держалась великолепно, — я похлопала подругу по руке, а Галина Сергеевна предложила:

— Знаете что, Вероника, мне тут пришло в голову, что можно попробовать предложить Жене, то есть Евгению Ивановичу, сделать небольшую постоянную программку о новых товарах, а вас пригласить на роль ведущей. Вы не возражаете?

Вероника зарделась и кивнула, Лера подхватила идею и принялась обсуждать возможности, которые откроет такая программа для привлечения спонсоров. Лишь я расслабленно молчала, мечтая о завтрашнем выходном и о том, как я его проведу. Планы у меня были грандиозные.

— Ирина, тебе не кажется, что спать лучше дома? — вывел меня из мечтательного состояния голос Галины Сергеевны. — Пора расходиться.

— А? — спохватилась я. — Да-да, конечно. Уже иду.

На улице мела метель, поэтому, распрощавшись с коллегами и Вероникой, я поплотнее запахнула воротник и поспешила домой. Морозец стоял слабенький, ветер несильно подталкивал меня в спину, фонари мерцали в снежной круговерти, а я целеустремленно переставляла ноги с сознанием хорошо выполненного служебного долга, отбросив все посторонние мысли и думая только о том, что я завтра буду готовить, чтобы побаловать Володю.

— Ну вот ты и дома! — радостно приветствовал меня супруг, помогая разоблачиться. — Идем ужинать, звезда телеэкрана местного масштаба.

— Но-но, ты не очень-то! — шутливо осадила я Володю. — Если мои поклонницы узнают, что ты так неуважительно ко мне относишься, они тебе этого не простят!

— О чем это ты? — притворно возмутился муж. — Я переполнен гордостью за тебя и постоянно пребываю в прострации из-за попыток оценить масштабы привалившего мне счастья! Такой жены нет больше ни у кого.

— Правильно, — мурлыкнула я. — Меня нужно ценить и почаще говорить мне комплименты…

— А еще кормить! — Володя сграбастал меня в объятья и понес на кухню. — Давай скорее за стол, я и так не бог весть какой кулинар, а если это еще и остынет, то нам обоим придется остаться голодными.

— Ты приготовил что-то вкусненькое? — заинтересовалась я, усаживаясь за стол и пытаясь по запаху понять, что же это за блюдо.

— Это тефтели, — гордо ответил муж, поставив кастрюлю на стол и снимая с нее крышку.

Я поспешила полюбоваться содержимым и не удержалась от удивленного возгласа:

— Ой, а где же они?

— Ничего не понимаю, — лицо Володи разочарованно вытянулось. — Я же все делал точно по книге…

— По какой книге, Володенька? — спросила я.

— «Мужчина на кухне», мне ее твоя мама подарила на двадцать третье февраля. Должны были получиться тефтели, тушенные с овощами, а получилось… — муж поболтал ложкой в содержимом кастрюли, которое по консистенции напоминало нечто среднее между супом и кашей.

— А получилось замечательное рагу с рисом, овощами и рубленым мясом! — пришла я мужу на выручку. — Пахнет очень аппетитно, скорее накладывай!

Супруг горестно вздохнул, вооружился половником и плюхнул на тарелки по порции странного варева. Немного подумал, снова вздохнул и заменил вилки ложками.

Несмотря на довольно непрезентабельный вид, «тефтели» оказались очень даже ничего, а за чаем мы с Володей выяснили, что же он сделал не так. Оказалось, что кошмарное пособие для начинающих кулинаров мужского пола создано вовсе не для того, чтобы облегчить процесс приготовления пищи, а, наоборот, чтобы поиздеваться над несчастными неофитами. Меры продуктов там приводились такие, что без аптекарских весов справиться было совершенно невозможно, зато технология приготовления изобиловала простором для фантазии. Например, в рецепте пресловутых тефтелей отсутствовало яйцо, а про то, что их необходимо перед тушением обжаривать, не говорилось ни слова.

Я, конечно, тоже не тяну на шеф-повара элитного ресторана, но моего образования по части кулинарии вполне хватало, чтобы понять вредность этой книги. Чтобы успокоить расстроенного неудачей супруга, я обрушила громы и молнии на голову автора, а Володю расхвалила до небес, уверяя его, что он, даже пользуясь никуда не годным рецептом, сумел приготовить очень вкусный ужин. О том, что, на мой вкус, красного перца стоило положить раза в три меньше, я благоразумно умолчала.

 

Глава 6

Блаженное субботнее утро не испортила даже не подумавшая прекратиться за ночь метель. Я хорошо выспалась и была полна решимости предаться делам, приличествующим нормальной замужней женщине. Перво-наперво собиралась пройтись по магазинам, чтобы пополнить запас продуктов. Помимо всяческих полуфабрикатов, мне требовалась телятина, которую я собиралась к обеду запечь в духовке.

Ассортимент и цены мясного прилавка настолько меня порадовали, что я нагрузилась на всю имеющуюся у меня с собой сумму, решив затарить продукты к новогоднему столу, пока их стоимость не взлетела до небес. Нагруженная, как среднестатистический верблюд в караване, я с трудом добралась до дома, поминутно проклиная тяжкую женскую долю и радуясь, что сама не так часто испытываю эту тяжесть.

Разложив свою добычу по полкам и замочив телятину в маринаде, я надумала с пользой употребить возникшую в процессе приготовления пищи паузу, а именно постирать. Машинка у меня замечательная, практически самостоятельная, от меня только требуется заложить белье и нажать несколько кнопочек. До сих пор хвалю себя за проявленную настойчивость, когда Володя уговаривал меня потратить свадебные деньги на норковую шубу, а я ратовала за приобретение стиральной машины. Как тогда издевался надо мной новоиспеченный муж, призывая небеса в свидетели того, что его жена свихнулась и решила открыть прачечную. Жизнь показала, что я была права. Володя вскоре сам убедился, что при такой жене ему нередко приходится самостоятельно заботиться о чистоте рубашек, что было бы гораздо труднее, если бы в том споре победил он.

Итак, телятина мариновалась, белье стиралось, а я методично елозила по ковру пылесосом, заглушая его зудение звуками мощного голоса Пласидо Доминго. Я так увлеклась этим медитативным занятием, что звонок телефона показался мне сбоем в идеальной работе техники. Пережив несколько секунд растерянности, я все-таки сообразила, что именно вторглось диссонансом в отлаженную бытовую симфонию, и сняла трубку:

— Слушаю вас.

Ответ я не разобрала, так как пылесос продолжал жужжать вхолостую, а итальянец — надрываться.

— Секундочку! — прокричала я в трубку и кинулась глушить помехи. — Слушаю вас.

— Ирина, у тебя там что, Армагеддон в масштабах одной отдельно взятой квартиры? — услышала я ехидный голос Гурьева.

— С чего ты взял? — искренне удивилась я. — Просто занимаюсь домашней уборкой.

— А, ну это одно и то же! Бросай это грязное дело, нужно пообщаться.

— Мне тоже нужно, — согласилась я. — Ты что-нибудь узнал?

— Больше, чем мог, но меньше, чем хотел.

— Так выкладывай! — потребовала я.

— По телефону неудобно, — замялся Валерка. — Лучше встретиться.

— Валера, я не могу. У меня белье стирается, и телятина для обеда маринуется.

— Ну так приглашай! — оживился Гурьев.

— Да? А твоя информация стоит того?

— Будь уверена, стоит.

— Тогда подъезжай, но только поскорее.

— Я не понял, зачем? Ты телятину маринуешь или меня собралась подвергнуть этому процессу, пока будешь готовить? Я же умру, вдыхая всяческие кухонные запахи.

— Балбес! Нам нужно все обсудить, пока Володьки нет, незачем его волновать. А если не хочешь нюхать — захвати с собой противогаз!

— Язва ты, Ирина, — посетовал Гурьев. — Ладно, сейчас буду. Чего только я ради тебя не делаю!

— Ничего ты ради меня не делаешь, ты себя от язвы желудка страхуешь.

Я повесила трубку, чтобы наш милый диалог не затянулся до второго пришествия, и вернулась к пылесосу. Уборку я закончила одновременно с приходом Валерки.

— Ну, привет тебе, хозяйка, — Гурьев отвесил мне шутовской поклон. — Чем потчевать будешь?

— Байками, — в том же духе откликнулась я.

— Некалорийная это пища, вот что я тебе скажу.

— Валерка, хватит изощряться в остроумии, — взмолилась я. — Если ты и в самом деле настолько голоден, как стремишься показать, то я тебе чаю заварю и бутерброд сделаю. Только начни наконец рассказывать!

— Уговорила. Ставь чайник. Значит, так. Узнать мне удалось следующее. Директор ипподрома на самом деле ничего не решает…

— И все? — я разочарованно обернулась к Валерке. — Это я уже и без тебя знаю.

— Да? А может, ты еще знаешь, кто там всем заправляет? — ехидно осведомился Гурьев.

— Представь себе, — подтвердила я, но потом поправилась: — Ну, не то чтобы знаю, но подозреваю с большой долей вероятности.

— Вот даже как… — протянул Валера, откусывая бутерброд. — А поточнее?

Мне ничего не оставалось делать, как пересказать ему все, что нам сообщила Лена, а заодно и мои личные соображения по поводу Анны.

— Очень интересно… А ты растешь, — уважительно прокомментировал Валерка. — Столько всего узнала и умудрилась сама не подставиться.

Я расцвела от его похвалы, ведь такое случалось на моей памяти чуть ли не в первый раз. Гурьев дожевал бутерброд, разочарованно покрутил носом и просительно уставился на меня:

— Ириша, а когда ты телятинку готовить начнешь?

— Валерка! — я задохнулась от возмущения. — Ну ты и проглот! Имей терпение. И вообще, где обещанные новости?

— А новости все…

— Что?! Это что же получается?.. Я тебе выложила на блюдечке с голубой каемочкой всю информацию, накормила, напоила, и все за здорово живешь?

— Меркантильная ты женщина, Ирина, — вздохнул Гурьев. — Приучайся ценить роскошь человеческого общения.

— Ну ты и наглец!

Я кипела от негодования. Надо же, обвел меня вокруг пальца, как последнюю идиотку. Мне страшно хотелось огреть Валерку чем-нибудь по голове, только воспитание не позволяло реализовать это желание. Кое-как справившись с бушевавшими эмоциями, я заговорила:

— Валера, ты недоговариваешь и темнишь. Ведь и козе понятно, что ты не стал бы звонить мне в выходной, если бы что-то не узнал. И только не надо заливать про то, что ты соскучился по мне лично или по моей стряпне, все равно я в это не поверю. Я еще могу согласиться с тем, что ты каким-то образом пронюхал о том, что у нас была Лена, и решил выведать у меня новости. Но и это маловероятно. Так что прекрати ломаться и выкладывай. Иначе ты мне больше не друг.

— Ирина, Ирина, — покачал головой Валерка, — ну ты же умная женщина, ну зачем тебе все это надо, а? Занимайся своими девичьими телепосиделками, обеды мужу вари… Не лезь ты в эти дела. Вдруг с тобой что-то случится? Как я тогда Володьке в глаза смотреть буду?

Так-так-так, похоже, он и в самом деле нарыл что-то интересненькое, теперь я с него с живого не слезу.

— Валерочка, солнышко, — сладко пропела я. — Ты хорошо взвесил последствия своего молчания? Тебе не кажется, что взаимовыгодное сотрудничество гораздо выгоднее открытой конфронтации?

— О женщины, имя вам — вероломство, — процитировал классика Гурьев, вульгарно воздев руки к потолку, как какой-нибудь пророк местного масштаба. — Шантажистка ты, Ирина.

— Так ты будешь говорить?

— Куда от тебя деваться, — сдался Валерка. — Значит, так: ипподром курирует один из депутатов Госдумы, который на этом деле сделал себе небольшой политический капиталец. Ну сама понимаешь — поднимем российское конезаводство… и так далее, прямо по тексту. Спонсоры у него все в одной завязке, деньги там крутятся немалые. Жаль, что сейчас не сезон, многого не узнаешь. Я ведь давно взял бега на заметку, да все некогда было, а сейчас, сама понимаешь, тишь да гладь.

— А как же московский конкурс? — спросила я.

— Что-то там затевается, — признался Валерка. — Но я пока не успел связаться с тамошним приятелем, он только к среде вернется. А насчет того, что всем этим делом дамочка заправляет, это верно. Вот только кто, пока неясно.

— А наша Анна тебе на эту роль не глянулась?

— Да как тебе сказать, — протянул он. — Вот так сразу я не могу сказать ни да ни нет. Поведай-ка ты мне ее паспортные данные, а я навещу одного человечка, пили мы с ним вместе в одна тысяча девятьсот… Впрочем, это неважно.

— Дай слово, что больше не будешь утаивать от меня информацию, — потребовала я. — А то ничего не скажу и остальным запрещу с тобой на эту тему общаться.

— Грозна, мать, грозна, — покачал головой Валера. — Чтоб мне одними гамбургерами всю жизнь питаться! — торжественно поклялся он, подняв правую руку.

— Ладно, верю, записывай: Анна Алексеевна Колесникова, сорок один год, проживает на Лермонтова три, квартира шестьдесят восемь.

— Запомнил. В понедельник попробую выяснить, чем эта престарелая мадемуазель дышит.

— А вот насчет престарелой ты загнул, — слегка обиделась я за Анну. — Выглядит она так, как любой тридцатилетней и не снилось.

— Даже так? Тогда тем более это все подозрительно.

— А почему?

— Ирина, будто ты сама не знаешь, каких денег стоят все эти салоны, солярии, массажи… Впрочем, ты пока еще и без них непростительно хороша.

— Да ну тебя, Валерка, — отмахнулась я. — Комплименты оставь для кого-нибудь другого, а насчет салонов Анна все отрицает. Говорит, что всего добилась собственными методиками.

— Это все сказки. Скорее всего, твоя Анна не хочет светить места, где бывает.

— Ты уверен? — насторожилась я.

— Я пока ни в чем не уверен, — охладил мой пыл Валерка. — Просто строю гипотезу. Ты лучше за обед принимайся, а то твой Володька скоро придет. А разговор продолжим в понедельник.

Я покорилась, успокоенная его обещанием, да и телятина уже успела хорошенько промариноваться. Чтобы Гурьев не бездельничал, я мстительно заставила его чистить картошку, а сама принялась раскладывать мясо на противень и тереть сыр. Через пятнадцать минут подготовительный этап был закончен: переслоенное тонкими кружочками картошки и кольцами маринованного лука мясо было щедро сдобрено майонезом, засыпано тертым сыром и отправлено в духовку. А еще через пять минут Валерка как-то подозрительно засобирался.

— Ты куда? — изумленно спросила я. — Неужели обеда не дождешься?

— И не надейся, — парировал он. — Просто сил нет все это нюхать. Я лучше за пивом пока схожу.

— А что, сходи, — согласилась я. — Имеем полное моральное право немножко расслабиться в свой законный выходной.

Вскоре вернулся Гурьев вместе с Володькой, которого встретил по дороге.

— Привет, Ириша, — муж поцеловал меня в щечку. — Как твоя телятина, готова?

— Валерка, как тебе не стыдно! Испортил сюрприз!..

— Ничего-ничего, — отшутился Гурьев. — Ты на Володьку глянь. Он копытом бьет, как конь застоялый! Давай уже свою стряпню.

Я быстренько накрыла на стол и торжественно достала из духовки мясо, которое выглядело просто потрясающе, а уж аромат поплыл по квартире такой, что я сама облизнулась.

Могу ведь, когда постараюсь!

Мужчины накинулись на еду, и некоторое время было слышно только звяканье вилок и ножей. Когда первый голод был утолен, Володя разлил по бокалам пиво и предложил тост за свою супругу, непревзойденную хозяйку и очаровательную женщину. За меня то есть.

Валерка вознамерился было добавить какую-то ехидную отсебятину, но не решился, а просто одним махом опустошил бокал. Правильно, знает, когда лучше смолчать, тем более что телятина и в самом деле удалась на славу, что могу лично отметить без лишней скромности.

Наша теплая компания просидела за столом часа три. Пока я убирала тарелки, мальчики сходили за пивом еще раз и предложили сыграть в карты. Я ничего не имела против, так как действительно могла себе позволить полноценный выходной. Однако играла я так себе, все время возвращаясь мыслями к Анне. Карты на меня, что ли, так подействовали?

Может она быть главой ипподромной мафии или нет? Фактов не так уж и много, но кое-что наводит на такую мысль. То, что Анна достаточно состоятельна, видно по обстановке ее квартиры, да и Валерка может оказаться вполне правым по поводу салонов… Директора она знает, а еще эти ее способности… Хотя, может, и нет никаких способностей, просто она хорошо умеет собирать информацию? Лере-то она ничего такого не сказала. А Павлику? Что-то я с этой кашей в голове катастрофически проигрываю, пропуская интересные комбинации…

Гурьев незло подтрунивал над моими умственными способностями, не советуя соваться в казино, даже рассчитывая на обычное везение новичка. Володя пытался подыгрывать, но я не обращала на всю эту мужскую суету никакого внимания. В голове сами собой всплывали запомнившиеся с детства значения карт — казенный дом, благородный король, дальняя дорога…

Слегка дернуло меня, когда на руках оказались пиковый туз, дама и девятка. К покойнику, машинально отметила я роковое сочетание — пожалуй, единственное, что я помнила из всего многообразия комбинаций. Затем отмахнулась от лезущих в голову глупостей, сосредоточилась на игре и умудрилась закончить партию не с таким разгромным счетом, какой предсказывал зловредный Гурьев, который, кстати, выиграл и решил откланяться. Вечер мы провели с Володей, тихо и спокойно устроившись в обнимку перед телевизором. Муж разомлел от хорошей еды с пивом и лишь тихонько поглаживал меня по спинке, как большую кошку. А я блаженно дремала, вполглаза следя за перипетиями какого-то очередного боевика.

* * *

Всю ночь мне снились какие-то нелепые и дурацкие сны. К тому же я забыла с вечера отключить таймер побудки, так что проснулась уже в семь часов утра, невыспавшаяся и смурная, под стать небу за окном. Даже голосистый итальянец настроения мне не улучшил. Я дотянулась до пульта, выключила центр и зарылась в подушку, прижавшись к теплому Володиному боку, чтобы еще немного поспать. Ничего не вышло.

Горько жалуясь на свою судьбу, я выбралась из постели и поплелась в ванную. В целях борьбы с хандрой я приняла холодный душ, убеждая себя в его благотворном влиянии на нервную систему и организм в целом. Убеждение получилось вялым, так что душ был принят в рекордно короткие сроки. Растираясь мохнатым полотенцем, я бросила взгляд на стиральную машину. Боже мой! Там же со вчерашнего дня белье томится! Прекрасно, вот и займусь им с утра пораньше, раз уж не спится, как всем нормальным людям.

С удивившим меня саму мазохистским упорством я вытащила из чрева машины чистое белье, сгрузила его в тазик и потащила в комнату. И за что я себя так наказываю? Вроде ничего плохого не делала, была просто умничкой и паинькой…

Решительно прервав саможаления, я, даже не попив кофе — все равно не хотелось, — стала гладить, начав с пододеяльников, хотя в обычное время я всеми правдами и неправдами стараюсь свалить эту работу на мужа. Он большой и сильный, он и не такое может.

Когда занимаешься физической работой, то голова свободна, поэтому можно занять ее чем-нибудь полезным. Например, разобраться в собственном настроении, точнее, в причинах его гнусности. В семье мир и порядок, на работе — тоже, коварные вирусы меня вроде бы не одолевают, так в чем же дело? Критические дни, что ли, подступают? Так я их спокойно переношу, я вообще здорова как лошадь, никаким перепадам погоды не подвержена. А вдруг у меня начинается очередной переходный возраст? Говорят же, что все когда-то случается впервые…

Стопка глаженого белья росла, а трудотерапия так и не оказала на меня своего целительного эффекта. Скорее бы Володя проснулся, что ли! Может, разбудить его? Последняя мысль попахивала какой-то уж совсем запредельной гнусностью — будить родного мужа практически в единственный день, когда он может выспаться! Я запретила себе даже думать о таком, а принялась тщательно утюжить свою любимую батистовую блузку ужасно замысловатого фасона.

Все! Осталось разложить и развесить вещи по местам, и мой эпохальный труд будет закончен, но что-то я даже законной гордости не ощущаю. Что бы еще такого предпринять? Ну, можно состряпать вкусный завтрак и подать его мужу в постель. Он улыбнется, поцелует меня, наговорит кучу нежностей, а там я и о плохом настроении забуду. И как я могла упустить из виду такое хорошее средство, как Володина любовь и нежность? Тоже мне, деловая женщина, привыкшая со всеми проблемами справляться самостоятельно!

Я быстренько замесила тесто и испекла симпатичное печенье, потом красиво разложила его на блюде, накрыла салфеткой и со всем тщанием сварила кофе. Сервировав поднос, я заглянула в спальню. Володя спал сном младенца и сладко посапывал. Нет, не буду его будить даже ради завтрака, пусть сам проснется, когда захочет.

Неожиданно зазвонил телефон. Я поспешила снять трубку, недоумевая, кому это я понадобилась в такую рань.

— Слушаю.

— Ирина? Здравствуйте, это Лена. — Голос девушки был ужасно взволнованым.

— Здравствуй, Лена. Что-то случилось?

— Да. Вы не могли бы подъехать на ипподром прямо сейчас? Это очень важно, а мне больше не к кому обратиться… — Лена чуть не плакала.

— Минут через сорок буду, — пообещала я, горя нетерпением.

— Я вас встречу на остановке маршрутки.

Повесив трубку, я заметалась по комнате, стараясь одеться как можно быстрее и как можно тише. Как хорошо, что я все-таки не разбудила мужа! Теперь можно просто оставить ему записку и улизнуть без всяких объяснений.

«Дорогой, — нацарапала я,  — мне нужно срочно встретиться с героиней следующей передачи. Уехала на ипподром. Не скучай, скоро вернусь. Твоя Ирина.

P. S. Завтрак под запиской».

Аккуратно пристроив бумажку на накрытый салфеткой поднос, я на цыпочках покинула спальню, впрыгнула в сапоги, влезла в шубку и выбралась из квартиры, деликатно прикрыв за собой дверь. Затем во весь дух помчалась по лестнице.

Гадать, что случилось у Лены, не имело никакого смысла, так как через полчаса я всю узнаю, но в голове невольно происходила работа по строительству различных версий: захромала ее любимая лошадка, девушка нашла какую-нибудь улику или решила отказаться от участия в передаче… Нет, о последнем варианте лучше не думать. Евгений Иванович нам головы поотрывает, мне — в первую очередь. А уж о премии тогда даже думать не стоит, накроется медным тазом моя мечта о микроволновке. Нет-нет, лучше подумать о чем-нибудь более оптимистичном, например…

Что будет например, я решить не успела, так как уже подъезжала к ипподрому и увидела нервно переминающуюся с ноги на ногу Лену. Девочка явно нервничала.

— Привет, Лена. Что у тебя случилось?

— Ирина, мне страшно! — Девушка вцепилась в мою руку. — Давайте вернем стремя на место! Черт с ними, с этими интриганами, я в Москве постараюсь с нужными людьми познакомиться и переехать отсюда! И Коля тоже переедет.

— Да что стряслось-то? — недоуменно спросила я. — Ты толком расскажи!

— Сегодня с утра пораньше я приехала сюда, чтобы вывести Триумфа, надо же мне к нему привыкать, времени-то осталось всего десять дней. Думала, что никого в такую рань, кроме сторожа, на ипподроме не будет, поэтому шла открыто. Как вдруг увидела нашего тренера, Терентьича, который отпирал кузню. Мне это показалось подозрительным, так как Терентьич вчера говорил, что не придет и чтобы я одна тренировалась. А Олег Борисович собирался прийти к обеду, чтобы доделать для Триумфа нарядную сбрую для показательных выступлений в Москве; мы с ним должны были детали всякие обсудить, вроде того, какого цвета на мне форма будет. Так вот, тренер меня не увидел, да он особо и не оглядывался, наверное, считал, что я позже приду. А потом Олег Борисович появился, он от административного здания шел, сразу меня увидел и рукой замахал. Хорошо, что он громко разговаривать не любит. Я подошла к Олегу Борисовичу, поздоровалась, он сказал, что жена в деревню укатила, вот он и пришел пораньше и предложил в кузню пойти. Мне что-то стало страшно, но Олег Борисович человек надежный, поэтому я пошла. Вот только заходить сразу не стала, а пропустила Олега Борисовича вперед и остановилась. Он прошел вперед, не оглядываясь, включил свет и увидел тренера. Удивился, стал спрашивать, что тот в кузне делает. Терентьич отвечал как-то напряженно, видимо, не успел ничего придумать, ерунду какую-то говорил. Олег Борисович засмеялся и опять спросил, что тренеру надо — наш кузнец ужасно не любит, когда без него кто-то в инструментах роется. А тренер сорвался и стал кричать, что имеет полное право бывать там, где считает нужным. Кузнец тоже голос повысил, стал говорить, что если бы всякие типы в его хозяйстве не рылись, то и не случались бы падения у опытных наездников. Терентьич на секунду замолчал, потом как заорет на Олега Борисовича совсем уж плохими словами, требуя не соваться не в свое дело. Дальше — хуже, они оба раскричались и, наверное, подрались, так как я все время слышала какой-то грохот. Тренер требовал у кузнеца вернуть стремя, Олег Борисович грозился рассказать все, что знает… Ужас, одним словом. Потом вдруг раздался какой-то уж совсем страшный шум, посыпались какие-то железяки, я и так была ни жива ни мертва от страха, а тут просто обезумела и кинулась бежать…

— А дальше? — обратилась я к умолкнувшей Лене. — Что было дальше?

— Все… — растерянно сказала она. — Я вам позвонила…

— И не дослушала, чем все кончилось? — ахнула я.

— Да я же вам говорю, что мне страшно стало! — Лена почти плакала. — А вдруг меня тренер бы заметил?

— Ну и что? Не убил бы он тебя, в самом деле! Прекрати трястись сейчас же! Ты же храбрая девушка, каждый день с такими огромными зверюгами справляешься, а тут испугалась непонятно чего! — Я пыталась как могла успокоить Лену. — Ты в кузницу больше не возвращалась?

— Нет…

— А как ты думаешь, тренер еще там?

— Нет, я видела, как он в свою машину садился, а потом уехал.

— А кузнец? — Не знаю, он мимо меня не проходил…

— Ну так чего мы здесь стоим? Пойдем скорее, поговорим с ним, он же тебя, наверное, до сих пор ждет.

— Мне страшно… — промямлила Лена.

— Господи! — всплеснула я руками. — Ну чего там может быть страшного? Ну, поцапались два мужика, покричали, потом один уехал. Другой-то наверняка уже успокоился, вот мы с ним и поговорим. И нечего бояться, я так понимаю, что ваш Олег Борисович что-то такое знает и может быть нам полезен. Если сама в это дело вмешиваться боишься, так я его уговорю в милицию заявить, а вы с Колей ни при чем останетесь.

Я старалась говорить как можно убедительней, подталкивая вяло упирающуюся Лену в сторону ипподрома. К концу моего монолога девушка вроде бы немного успокоилась. Мы постучали, сторож открыл нам дверь и сказал:

— А, это ты, Лена, вернулась. А кто это с тобой?

Лена растерялась, но я широко улыбнулась дедульке и заговорила:

— Добрый день, я с телевидения. Мы снимаем передачу с Леной, она выходила встретить меня. А сейчас, если вы не возражаете, мы погуляем по вверенной вашей охране территории, чтобы выбрать наиболее интересные места для съемок. Виктор Дмитриевич должен был вас предупредить…

Сторож слегка ошалел от моего напора, но беспрекословно отодвинулся, освобождая нам дорогу. Не знаю уж, что на него произвело такое впечатление — то ли упоминание директорского имени, то ли то, что я с телевидения?

Перед самой кузней Лена опять начала тормозить и наконец встала как вкопанная, наотрез отказавшись заходить внутрь. Делать нечего, я пошла одна. Пройдя полутемным коридорчиком, я остановилась перед приоткрытой дверью, из-за которой падала полоска света. Памятуя, что кузнец не любит непрошеных гостей, я постучала по косяку и негромко позвала:

— Олег Борисович, вы здесь?

Ответа не последовало. Я заглянула за дверь и слегка оторопела — в кузне царил первозданный хаос. Кругом валялись инструменты и части лошадиной сбруи, свалившиеся с упавшего металлического стеллажа, который лежал на полу, лишь одним углом зацепившись за наковальню, а из-под края стеллажа виднелись чьи-то ноги.

Боже мой, это же, наверное, кузнец! Ему ведь помощь требуется!..

— Лена, Лена! — позвала я. — Иди скорее сюда, Олегу Борисовичу надо помочь!

Я встала на колени, чтобы заглянуть под злосчастный стеллаж и проверить, в каком состоянии находится кузнец. Глазам моим предстало совершенно кошмарное зрелище. Голова Олега Борисовича была неестественно вывернута и покоилась в луже крови. Похоже, кузнецу больше никто помочь не сможет. Превозмогая подступившую к горлу тошноту, я попыталась нащупать пульс, но не обнаружила его: Олег Борисович был мертв.

— Что тут случ…

Вбежавшая Лена не закончила своего вопроса, так как все увидела своими глазами. Ой, надо ее срочно отсюда выводить, а то у меня на руках окажется еще один труп. Кое-как вытолкнув Лену из кузни, я потащила девушку к административному зданию, подальше от жуткого зрелища. На воздухе тошнота меня отпустила, но стал колотить озноб. Я страшно пожалела, что сейчас рядом нет ни одного мужика. Володьки, например. Или Кости. На худой конец сгодился бы и Павлик. Бледная Лена повисла на моей руке, как тряпичная кукла. Такой вот дикой парочкой мы и ввалились к сторожу.

— Чего это вы? — недоуменно уставился он на нас.

— Милицию вызывай, — с трудом выговорила я сквозь лязгающие зубы. — И «Скорую». Там кузнеца придавило.

— Чем придавило? — тупо спросил сторож.

— Стеллажом, — послушно ответила я.

— Каким?

От всего этого идиотизма меня прорвало:

— Каким-каким! Ты милицию вызывай, дед! А потом иди и любуйся сколько влезет, мы уже налюбовались вот!

Выкрикнув все это, я совсем обессилела и опустилась на дощатую лавку, увлекая за собой безвольную Лену. Сторож продолжал оторопело стоять.

— Дочка, — опасливо обратился он ко мне, тоже перейдя на «ты», — не шути, слышишь?

— Да уж какие тут шутки, — тяжко вздохнула я. — Вызывай, дед, «Скорую», может, его еще спасти можно.

Вот такому спокойному тону сторож сразу поверил и порысил к телефону. Через пару минут он вернулся, неся початую бутылку водки и мутноватый граненый стакан.

— Дочки, вы, может, того… примете? — робко спросил он.

Я посмотрела на все еще пребывавшую в шоке Лену, хотела согласиться, но потом вспомнила, что нам еще с милицией общаться, поэтому отказалась.

— Не надо, дедушка, ты лучше валерьянки поищи.

— Так ить нет ее, — развел руками дедок. — Ждите «Скорую», дочки.

Сторож выглядел разочарованным и неприязненно косился на нас. Вот ведь тип, там человек, скорее всего, мертвый, лежит, а он горюет о несостоявшейся выпивке на троих!

«Скорая» и милиция подъехали почти одновременно.

Началась целенаправленная страшноватая суета. Молоденький врач с мягким выговором быстро и бесстрастно констатировал смерть, отдав распоряжение перевезти тело кузнеца в морг. А вот слегка потертый жизнью милиционер в штатском с профессионально колючим взглядом возился дольше. Он, видимо, сразу понял, что несчастным случаем здесь и не пахнет, поэтому срочно вызвал бригаду криминалистов, а нам с Леной запретил уходить и велел сидеть и ждать.

Что происходило в кузне дальше, я уже не видела, но заметила, с каким лицом приехал вызванный сторожем директор — Виктор Дмитриевич выглядел ненамного лучше, чем покойный кузнец. Могу его понять: и так тревог полно, а теперь еще и с милицией объясняться придется. Тем более что он совсем не в курсе произошедшего. А кстати, скоро и за нас с Леной тоже примутся, а я так и не знаю, что мы будем говорить представителям власти. Хорошо еще, что нас с ней не развели по разным комнатам.

— Лена, — шепотом позвала я ее, — ты как?

— Ничего, — также шепотом ответила она.

— Ты милиции про тренера скажешь?

— Да… нет… не знаю, я боюсь. На меня и так директор как-то странно косился…

— Тогда давай быстренько придумаем, что говорить будем, чтобы разных показаний не получилось. Значит, так, мы с тобой заранее договорились встретиться, если будет хорошая погода, чтобы присмотреть подходящие места для съемок дополнительного материала, — эту часть я сама озвучу, тебе особо объясняться не надо. Но не успели мы поговорить, на кузнеца наткнулись.

— А как…

— Не перебивай. Ты приехала на ипподром пораньше, чтобы… ну, сама скажешь, что вы там с конями делаете. Потом позвонила мне, мы встретились, походили, увидели незапертую дверь кузни, я вошла… Ну, а дальше будем говорить все как было. Такая версия тебя устроит?

— Да, — согласилась Лена, но, немного помолчав, добавила: — Ирина, а как же Олег Борисович? Его ведь убили…

Ну что за наказание с этой девчонкой! И боится, и о справедливости думать пытается.

— Его уже не вернешь, — жестко сказала я. — А тебе нужно о себе подумать. Если ты сейчас про тренера расскажешь, его, конечно, арестуют, а вот директор останется на свободе и скорее всего отмажется, а тебе туго придется. Нет, нельзя пока ничего говорить. Мы должны найти того, кто все это подстроил…

— А как?

— Это я беру на себя, не переживай. Постарайся думать о своем участии в нашей передаче.

— Да как вы можете?.. — возмутилась Лена.

— А вот так! — разозлилась я. — Работа у меня такая. А ты, между прочим, прекращай себя вести, как выпускница Смольного при виде пьяного дворника. Где это видано, чтобы наездница всего на свете боялась? Коней она на скаку останавливать, видите ли, не боится, а за себя постоять не может!

— Но…

— Никаких «но»! — припечатала я, пылая праведным гневом и боевым задором. — Я ж от тебя ничего такого и не требую, сама справлюсь, а ты должна лишь сохранять присутствие духа, готовиться к соревнованиям, заботиться о своем любимом и не испортить мне новогоднюю передачу. Ясно?

— Ясно, — с робкой улыбкой сказала Лена, на которую мой выговор подействовал гораздо лучше всяких успокоений.

— Капитан Кулешов, — представился нам с Леной вошедший через несколько минут мужчина в штатском. — Попрошу предъявить ваши документы.

Я достала из сумочки свой пропуск на телестудию, а Лена беспомощно захлопала глазами — у нее никаких документов при себе не было.

— Ничего, — успокаивающе улыбнулся милиционер. — Вашу личность здесь могут подтвердить многие. А сейчас расскажите-ка мне, что произошло.

Лена сумела собраться и довольно гладко изложила Кулешову нашу с ней версию, которая не так уж сильно отличалась от действительно имевших место событий. Ну а я с блеском разыграла подавленную зрелищем смерти женщину, — что, в общем-то, почти соответствовало моему состоянию, — которая профессионально держится и готова все рассказать следствию со всеми подробностями, каковых, увы, не так уж и много.

По лицу капитана нельзя было сказать, поверил он нам до конца или все-таки заподозрил, что мы с Леной что-то от него скрываем. На всякий случай я спросила:

— Скажите, а вы уже знаете, как погиб Олег Борисович? Что вообще произошло?

— Пока еще рано делать выводы, — стандартно отговорился милиционер. — Возможно, нам с вами еще придется встретиться и поговорить об этом деле подробней.

— Так вы предполагаете… — сделала я наивно-испуганные глаза.

— Мои предположения не имеют никакого значения до тех пор, пока не будет готово заключение экспертизы, — оборвал меня капитан. — Я вас больше не задерживаю.

Наверное, господин Кулешов закоренелый холостяк: если бы у него была жена, то он не стал бы разговаривать со мной в таком тоне, грустно подумалось мне. Так хотелось поточнее узнать, что же думает милиция обо всем произошедшем!

Мы с Леной вышли с ипподрома вместе, и я спросила девушку:

— Куда ты сейчас?

— В больницу, к Коле. Хочу с ним посоветоваться…

— Тогда до свидания. Позвони нам на студию завтра, хорошо?

— Позвоню, — кивнула она. — Будем доводить до ума передачу?

— И это тоже, — несколько рассеянно кивнула я, так как увидела понурого директора, который попрощался с милицией и шел к своей машине. — Пока, Лена. Попробую разговорить твоего босса.

— Виктор Дмитриевич! — окликнула я его и помахала рукой. — Подождите, пожалуйста.

Он обернулся и попытался изобразить радушную улыбку, будто только что меня заметил:

— Ирина Анатольевна, а вы-то что здесь делаете?

— Да вот, приехала на встречу с Леной, чтобы утрясти кое-какие мелочи, а тут…

— Да, — вздохнул директор. — Врагу не пожелаешь… Так это вы обнаружили несчастного Олега Борисовича?

— Ох, — закатила я глаза. — Просто какой-то кошмар!.. Вы не подвезете меня домой, а то я так плохо себя чувствую после всего этого ужаса?..

Я улыбалась Виктору Дмитриевичу со всем обаянием женской слабости и беззащитности.

— О чем разговор, Ирина Анатольевна? — легко согласился он. — Конечно, садитесь. Тем более что нам по пути.

Директор галантно помог мне сесть в машину и уселся сам. Я откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза, как бы в изнеможении от пережитого. Через минуту я сделала вид, что извечное женское любопытство берет во мне верх, и снова заговорила:

— Виктор Дмитриевич, а что же там произошло, вы не знаете? Капитан был так нелюбезен, что ничего не захотел рассказать.

— Ох, Ирина Анатольевна, это какая-то нелепая трагическая случайность, — вздохнул директор, плавно вписываясь в поворот. — На Олега Борисовича упал стеллаж с инструментами… Такая нелепая, бессмысленная смерть!..

В его голосе было столько искреннего сожаления, что я даже засомневалась в своих подозрениях в его адрес.

— Так это был несчастный случай? — переспросила я.

— Конечно! — воскликнул Виктор Дмитриевич. — Как только закончится вся эта суета с милицией, прикажу привинтить этот чертов стеллаж к полу. Так не вовремя… — посетовал он. — На носу Москва, нужна новая хорошая сбруя под размер Серединой, а где я теперь кузнеца найду? И как его угораздило так упасть?

Похоже, что сокрушался директор от чистого сердца — ему действительно была невыгодна смерть Олега Борисовича. Вот только мне не понравились его слова «так не вовремя», как будто смерть может быть когда-то вовремя. Хотя… кому как.

— Виктор Дмитриевич, — снова заговорила я, — я хоть и недолго пробыла в кузне, но мне показалось, что там какой-то уж слишком сильный беспорядок, а Лена говорила, что ваш кузнец любит… любил, чтобы все было на своих местах. Да и в прошлый приезд нашей съемочной группы кузня выглядела не в пример аккуратней.

— А чего же вы хотите? — с явным раздражением фыркнул директор. — Такая махина упала! На ней сколько всего было уложено!

Говорил он явную ерунду, это было бы мне понятно, даже если бы я не знала о предшествующей драке. Ну, посудите сами, стеллаж, конечно, упал, но вещи-то из него должны были просто высыпаться грудой, и все. А остальное, по логике, должно было остаться на своих местах. Я-то, конечно, сделаю вид, что купилась на эту ложь, но милиция вряд ли поверит. Ладно, пока мне понятно только одно: Виктор Дмитриевич кузнеца убивать не хотел, это действительно произошло случайно. Видимо, директор приказал тренеру только припугнуть Олега Борисовича и теперь пребывает в растерянности. Как-то нескладно все получается…

Больше я ничего не стала спрашивать, и мы доехали до моего дома в полном молчании. Только когда я уже выходила из машины, Виктор Дмитриевич пожелал мне поскорее прийти в себя и сказал, что с нетерпением будет ждать выхода нашей передачи. Я в порядке алаверды пожелала ему скорейшего решения всех проблем и распрощалась.

 

Глава 7

Володя встретил меня с довольно ехидным выражением лица:

— Ирочка, что в твоем понимании означает скоро?

— Что? — несколько невпопад поинтересовалась я, так как пока еще мысленно не отрешилась от последствий тягостного происшествия на ипподроме.

— Это я к тому, что у тебя все получается точно по анекдоту, где жена пишет мужу записку: «Дорогой, я к соседке на пять минут, но кашу на плите помешивай каждые полчаса».

— Извини, Володенька, — смутилась я, возвращаясь в родную квартиру целиком и полностью. — Так получилось…

— Ирина! — Володя встал в позу грозного мужа. — Неужели нельзя хотя бы в воскресенье нормально побыть дома, а не срываться ни свет ни заря? Когда это кончится, а? Я тебя спрашиваю?

— Ты не прав, — я обняла мужа и попыталась оправдаться. — Вчера же я была весь день дома, баловала тебя вкусностями… Да и сегодня, прежде чем уйти, приготовила завтрак.

— Да разве в завтраке дело? — всплеснул руками супруг и попытался меня отстранить, чтобы закончить свою обличительную речь.

— А в чем? — невинно захлопала я глазами и, пресекая его не слишком настойчивые попытки, потянулась поцеловать.

Муж сдался без боя. Он никогда не мог устоять против моих проявлений нежности, а мне сейчас так было нужно почувствовать рядом любимого человека, свою опору и защиту. Все-таки мне еще так далеко до выдержки криминальных репортеров — видение мертвого кузнеца все еще стояло перед моими глазами.

Когда мрачная картина в моей памяти несколько поблекла, а голова слегка закружилась, Володя разжал свои объятия и предложил:

— Пойдем-ка пообедаем, я тут расстарался в меру своих сил и сварил супчик.

Супчик был вполне ничего, но аппетита я не испытывала, поэтому рассеянно болтала ложкой в тарелке.

— И-ри-на! — позвал меня супруг. — Ау! Ты где?

— Извини, Володя, никак не могу прийти в себя.

— Что-то случилось? — забеспокоился муж.

— Да, — нехотя призналась я.

— С тобой? — Тревога Володи все возрастала, он перестал есть и уставился на меня, пытаясь обнаружить следы трагедии.

— Да нет, не со мной, — успокоила я его и начала рассказывать, так как чувствовала, что мне необходимо выговориться. Правда, у меня хватило ума не говорить мужу о своих подозрениях — да каких там подозрениях — о своей уверенности! — что произошло убийство.

Выслушав меня, Володя помолчал, так как, кажется, не знал, как на все это реагировать. Действительно, смерть — это всегда плохо, даже если умер совершенно незнакомый тебе человек; но, когда это не касается твоих близких, невольно испытываешь облегчение. Потом муж решил на всякий случай прочесть мне лекцию об осторожности. Я слушала его, согласно кивала, а сама решала, стоит ли позвонить Гурьеву прямо сейчас или все-таки дождаться понедельника и пообщаться с ним без свидетелей. Завтрашний вариант показался мне более разумным, так как я чувствовала себя совершенно выжатой после утренних событий, хотелось покоя и уюта. Я мысленно махнула на все рукой и постаралась выбросить из головы все криминальные проблемы.

Только вечером я вынуждена была снова начать думать о работе, потому что мне позвонила Анна и сообщила, что во вторник наша съемочная группа может приезжать к ней, чтобы заснять сеанс гадания. Этот звонок вывел меня из состояния с таким трудом восстановленного спокойствия и погрузил в мысленные метания от одной версии к другой. Ужасно не хватало фактов, а от домыслов путалось в голове. Так и не придумав ничего дельного, я уснула.

* * *

— Здравствуйте, Ирина, — приветствовала меня Лера в понедельник утром. Она была уже на своем рабочем месте и поливала цветы.

— Привет, — улыбнулась я ей. — Что слышно?

— Пока ничего. Евгений Иванович еще не прибыл.

— Отсутствие новостей нужно воспринимать как хорошую новость, — философски заметила я. — А что у нас сегодня по плану?

Лера убрала лейку в шкаф и заглянула в свой блокнот:

— Пока ничего, — снова повторила она.

— Как это? — удивилась я.

— А вот так, — пожала плечами Лера. — Ждем Галину Сергеевну и ее указаний. Она обещала в выходные окончательно доработать вашу речь, предваряющую появление наездницы Лены.

— Ах, да-да, — вспомнила я. — О том, что наступает год Лошади, что эти благородные животные с древних времен сопутствуют человеку…

— Вот именно. — Наша помощница режиссера была сегодня какой-то отстраненной, словно выполняла свои обязанности автоматически, а сама пребывала где-то в иных сферах.

— Лерочка, — участливо спросила я ее, — что-то случилось?

— Пока нет, но скоро случится… Сессия у меня на носу.

— А, — облегченно перевела я дух, радуясь столь незначительной причине Лериной легкой невменяемости. — Может быть, тебе отпуск нужен?

— Не нужен, ничего сложного меня не ждет, половину зачетов и экзаменов мне проставят автоматом.

— А что же ты тогда волнуешься? — поинтересовалась я.

— А это так заметно? — переспросила она. Я неопределенно покрутила рукой, и Лера пояснила: — Это я просто по привычке.

— Доброе утро, девочки! Как вам мой новый цвет?

В комнате появилась Галина Сергеевна, распространяя вокруг себя аромат хорошей парикмахерской. Ее короткие, идеально уложенные волосы переливались всеми оттенками рыжего: от светлого янтаря до красной меди. Женщина с достоинством повернулась, давая нам с Лерой возможность рассмотреть ее голову со всех сторон.

— Восторг! — совершенно искренне выдохнула Лера. — Вы очень смелая женщина, Галина Сергеевна!

— Великолепно, — согласилась я. — Вам очень идет.

— Это называется колорирование, — сочла своим долгом просветить нас Галина Сергеевна. — И стоит это удовольствие столько, что только обещанная премия подвигла меня на сие расточительное безумство.

— Оно того стоит, — почти в один голос подтвердили мы с Лерой.

Тоже, что ли, к Новому году перекраситься? Мысль показалась мне довольно интересной, но от ее обдумывания меня отвлек Валерий.

— Желаю здравствовать труженицам и соратницам, — отвесил он поклон, заходя в комнату, потом повернулся ко мне: — Ирина, пойдем пошушукаемся.

Мои дамы, как по команде, перестали обсуждать новости парикмахерской моды и вопросительно уставились на меня. Я сделала рукой успокаивающий жест, что, дескать, потом все расскажу, и выпорхнула в коридор следом за Гурьевым.

— Не томи, Пинкертон, выкладывай, — набросилась я на него, как только мы оказались вне досягаемости чужих ушей.

— Выкладываю. Твоя гадалка является одноклассницей директора ипподрома, и их связывает давнее романтическое чувство, которое браком не закончилось из-за какой-то давней истории, но, как говорят, не угасло до сих пор.

— И все? — несколько разочаровалась я.

— Почти. Эта дамочка какая-то чересчур закрытая, да и времени у меня было не так уж и много. Но твоя версия насчет ее пока кажется мне довольно правдоподобной. Ты с ней когда встречаешься?

— Завтра в четыре. Будем снимать сеанс гадания. А что?

— Попробуй раскрутить ее на откровенный разговор, у тебя это хорошо получается. Может быть, она случайно о чем-нибудь проговорится.

— Попробую, — с сомнением пожала я плечами. — Но мне кажется, что ничего не выйдет из этой затеи, хотя…

Тут мне в голову неожиданно пришла довольно интересная идея, а заодно я вспомнила, что хотела рассказать Валерке о вчерашних событиях на ипподроме.

— Гурьев, а ты в курсе, что кузнеца убили? — бухнула я без всяких предисловий.

— Что?! — вытаращился он. — Какого кузнеца?

Вот это здорово! Я знаю, а он, репортер криминальной хроники, нет! Пришлось просвещать.

— …Вы почему милиции все не рассказали? — набросился на меня Валерка, как только я закончила говорить.

— Я подумала, что… — растерялась я. Под напором Гурьева моя вчерашняя идея показалась мне ужасно глупой.

— Знаю я, что ты думала, — проворчал он. — Небось мысленно примеряла лавровый венок лучшей сыщицы всех времен и народов. Эх, женщина! Скажи спасибо, что я прекрасно знаю капитана Кулешова. Мы с Мишей старые приятели…

— И единомышленники в отношении брака, — ехидно закончила я, вспомнив нелюбезного капитана и будучи весьма уязвленной Валеркиным пренебрежением.

— А ты откуда узнала? — удивился он.

— Да у него на лбу это написано, — буркнула я.

— Хорошо, что он этого от тебя не слышал, — хмыкнул Валерка. — Короче, в обед поедешь со мной к Кулешову, каяться будешь, а я, так уж и быть, замолвлю за тебя словечко. Но учти — не даром.

— В обед я не могу, Лена должна подъехать, — я поторопилась ответить, даже пропустив мимо ушей меркантильный намек Гурьева, но он только обрадовался.

— Вот и хорошо, поедем все вместе, побеседуем в теплой дружеской обстановке.

Мне стало понятно, что сопротивляться бесполезно. С Валерки станется вызвать милицию на студию и отконвоировать меня в отделение на глазах у всех коллег. Понурясь, я брела обратно в свой кабинет, когда меня остановил Евгений Иванович.

— Ирина Анатольевна, душа моя, что это вы сегодня не в настроении? Вам радоваться полагается! — шеф просто лучился от счастья. — Я очень и очень доволен работой вашей группы. Если новогодняя передача получится так, как вы запланировали, то можете считать, что премия у вас в кармане. И, кстати, пришлите ко мне Галину Сергеевну, мне с ней кое-что обсудить надо.

— Спасибо, Евгений Иванович, — поблагодарила я директора, изобразив на своем лице неземной восторг и готовность исполнять распоряжения и претворять планы.

Я вернулась в свой кабинет, где на меня уставились уже не две, а три пары любопытствующих глаз: пришел Павлик, которого мои дамы, по-видимому, уже успели посвятить в обстоятельства моего таинственного ухода на тет-а-тет с Гурьевым.

— Вам всем придется потерпеть, так как шеф жаждет пообщаться с Галиной Сергеевной, чтобы лично вручить ей причитающуюся долю комплиментов за хорошую работу, — ехидно выдала я.

— Доля-то хоть материальная или как всегда? — кисло поинтересовалась Галина Сергеевна, поднимаясь из-за стола.

— Пока как всегда, но с хорошей вероятностью обратиться в материальную, — ответила я. — К тому же он хочет что-то с вами обсудить. Что именно, я из деликатности выяснять не стала.

— Я скоро, — пообещала она уже от двери. — А вы пока просмотрите мои домашние наброски и отлакируйте их окончательно.

— Слышали приказание? — обратилась я к своим молодым сотрудникам, игнорируя просительные выражения их лиц. — Я работать буду, а ты, Лера, делай вид, что ждешь звонка Лены. Как дождешься, скажи ей, чтобы ехала к нам.

— А какой вид делать мне? — поинтересовался Павлик.

— Обычный, — пожала я плечами, — будто ты только что присел в это кресло после тяжких трудов. Все, господа, не отвлекайте меня, а то день обещает быть сложным.

Вооружившись записями Галины Сергеевны, я углубилась в их изучение. В общем и целом все было написано неплохо, я только заменила кое-где слишком уж цветистые эпитеты. Потом проговорила текст про себя, проведя хронометраж, и убедилась, что во временные рамки все это укладывается.

Галина Сергеевна вернулась от шефа в тот момент, когда я устроила мини-репетицию, проверяя эффект на Лере и Павлике. Дослушав до конца мои бодрые завывания, наш режиссер доложила нам о результатах общения с шефом:

— Ну что, дорогие мои, приказ на премию готов, но пока не подписан, и суммы там проставлены очень даже симпатичные. Нам с вами остается провести последнюю передачу этого года с блеском, и можно будет почить на лаврах заслуженного пятидневного отдыха. Но… — она сделала эффектную паузу, во время которой обвела нарочито строгим взором всех присутствующих. — Но за оставшиеся рабочие дни мы должны, нет, просто обязаны гарантировать не менее блестящую предрождественскую передачу.

После такой тирады стало не до любопытства. Галина Сергеевна быстренько раздала всем сестрам по серьгам и отправила всех отрабатывать порученную часть общего дела. Павлик умчался в операторскую, чтобы проконтролировать монтаж уже отснятого материала и решить, нужны ли еще съемки, а они явно были нужны. Леру усадили за канцелярскую работу по приведению в порядок отчетности. А мы с Галиной Сергеевной занялись сценарным планом.

Через час позвонила Лена, которой я велела немедленно приезжать. Когда она появилась, то тут же была вовлечена в общее деятельное коловращение, из которого нас с ней выдернул заглянувший в комнату Гурьев, демонстративно показавший на часы. Я вспомнила о необходимости ехать в милицию, и у меня противно заныл живот.

— Галина Сергеевна, обед начался. Я с Леной прогуляюсь до кафе, — на бегу поставила я свою непосредственную начальницу в известность о том, что собралась дезертировать, и упорхнула.

— Куда мы несемся? — спросила меня девушка, когда мы действительно бегом покидали телецентр.

— В милицию, — объяснять подробно у меня не было сил.

— Зачем? — Лена сникла и забеспокоилась.

— Это я вам дорогой объясню.

Последняя реплика принадлежала Гурьеву, который догнал нас у выхода, застегивая на ходу куртку.

— Костя нас отвезет, так что вернетесь вовремя.

Я слегка поморщилась, так как мне не очень хотелось откровенничать в присутствии Кости, но делать было нечего. Валерка дорогой изложил Лене свои соображения по поводу нашей с ней глупости и необходимости поставить милицию в известность обо всех обстоятельствах смерти несчастного кузнеца.

— А у нас на ипподроме просто кошмар творится, — заговорила Лена после гурьевской проповеди. — Виктор Дмитриевич с утра приехал чернее тучи, на всех рычит, Терентьич вообще не появился, директор мне велел к нему домой позвонить, жена тренера говорит, что тот с гриппом слег…

— Удобно, — хмыкнул Валерка. — Поди, и больничным успел запастись. Ох, девушки-девушки, выпороть бы вас…

Дальше мы ехали в молчании, я только изредка ловила на себе сочувствующий взгляд Костика. На душе скребли кошки. Ну почему, как только нам попадается интересная тема для передачи, так сразу начинаются какие-то проблемы? Сейчас работы невпроворот, а тут еще с милицией объясняйся!..

Капитан Кулешов принял нас довольно радушно, но во время всего разговора укоризненно качал головой.

— Ирина Анатольевна, что же вы так? — посетовал он, после того как аккуратно зафиксировал все наши с Леной показания. — Неужели вы думаете, что мы не смогли бы сами разобраться в этом деле? И вы, Елена Станиславовна, — теперь капитан смотрел на нашу бравую наездницу, — вам-то страхи вообще не к лицу…

— Да это меня Коля уговорил… — выдавила Лена.

— Какой Коля? — насторожился капитан.

Вот теперь нам пришлось выкладывать всю историю полностью: и про Колино падение, и про испорченное стремя, и про наше похищение этой улики… Пока мы запоздало каялись, Валерка шепнул что-то на ухо Кулешову, отлучился и вернулся вместе с Костей, который поздоровался и положил на стол пакет со злополучным стременем.

— Да, гражданки, — вздохнул Кулешов, переводя угрюмый взгляд с меня на Лену и обратно. — Заварили вы кашу…

— Миша, ты же мне обещал, — поспешил Гурьев вступиться за нас, а Костя с трогательной заботливостью сместился в мою сторону.

— Да не дергайся ты, Валерка, — поморщился капитан. — Отпущу я твоих свидетельниц без всяких взысканий… Чего уж теперь. Только вы, гражданки, ради бога, больше никуда не суйтесь!

Мы с Леной дружно закивали, радуясь, что так легко отделались, и стали прощаться с Кулешовым, мнение о котором у меня переменилось к лучшему. Валерий еще о чем-то поговорил с ним без свидетелей и догнал нас уже возле машины.

— Костя, — попросил он нашего водителя, — отвези этих авантюристок на телецентр, а мне тут еще нужно кое-куда забежать.

— Сделаем, — кивнул Костя, помогая нам забраться в машину. — Довезу в лучшем виде.

— Я на тебя надеюсь, — махнул рукой Гурьев и заспешил куда-то в противоположную сторону.

Когда мы вернулись на телецентр, там нас поджидала приплясывающая от нетерпения Лера, которая сразу же потащила меня и Лену в гримерную, а затем, не дав передохнуть, снова затолкала в машину вместе с Павликом и Галиной Сергеевной и отправила на ипподром, где нужно было отснять недостающие части передачи. Дорогой мы с Леной вынуждены были забыть обо всех треволнениях в милиции, чтобы усвоить инструкции Галины Сергеевны.

Азарт нашего главного режиссера был настолько заразительным, что съемки прошли в темпе аллегро, без сбоев и накладок. Ленина любимица Карина шла за нами, трогательно терлась мордой о плечо своей хозяйки и вообще создавала прекрасный фон. Сама наездница держалась раскованно и непринужденно, и только после того, как лошадка была отправлена в стойло, я увидела, какой ценой далась Лене эта раскованность. Бедная девушка была совершенно вымотана.

— Молодцы, девочки, — похвалила нас довольная Галина Сергеевна. — Все просто чудесно. Леночка, отдыхай, а завтра подъезжай к нам после обеда, хорошо?

— Хорошо, — устало вздохнула Лена. — Я просто с ног валюсь.

— Ничего-ничего, хватит жаловаться, в вашем возрасте это совершенно непростительно.

Я закатила глаза на кокетливую реплику Галины Сергеевны и попрощалась с Леной.

На свое рабочее место мы возвращались в твердой уверенности, что на сегодня с делами покончено, но не тут-то было. Лера обрадовала нас сообщением от Анны, к которой именно сегодня должна прийти для сеанса гадания та самая подруга. Делать нечего, пришлось снова ехать.

Подруга Анны оказалась довольно милой дамой бальзаковского возраста, слегка располневшей, но не утратившей своего обаяния. Ее одежда говорила о приличном доходе, но отнюдь не о хорошем вкусе, да это и к лучшему. Зрителям нравится, когда на экране они видят не идеально выглядящих благодаря усилиям стилистов дам, а обыкновенных живых женщин.

Пока Павлик снимал сеанс гадания, длившийся около двадцати минут, Галина Сергеевна профессионально успела прикинуть, какие фрагменты войдут в передачу. Большой удачей оказалось поведение подруги: едва Анна достала карты, для нее перестало существовать все окружающее, и она так живо, эмоционально реагировала, что любо-дорого!

Сеанс окончился, успокоенная результатами дама положила на уголок стола довольно крупную купюру и откланялась, а наша съемочная группа осталась, чтобы заснять те самые моменты, о которых мы договаривались с Анной в прошлую встречу.

Когда съемки перенеслись на кухню, я вовсю наслаждалась эффектом, который произвела гибкость Анны на Галину Сергеевну и Павлика. Мне-то уже доводилось видеть это, а вот мои коллеги просто онемели. Слегка придя в себя от увиденного, Галина Сергеевна заявила, что эти кадры необходимо показывать уже после йоги, заменявшей Анне утреннюю гимнастику. Я согласилась с ней целиком и полностью, а хозяйка предложила нам всем выпить показательно приготовленный кофе. Я обрадовалась, так как вкус этого напитка нравился мне чрезвычайно, а вот Павлик отказался, сославшись на то, что его ждет Лера, которой он обещал сегодня вечером какое-то культурное мероприятие.

Галина Сергеевна тоже заторопилась, не вдаваясь в причины своей спешки, а лишь туманно намекнув на некие обстоятельства, не лишенные романтизма. Анна искренне огорчилась, да и я тоже, но, здраво рассудив, что мне не обязательно уезжать вместе со всеми, я решила задержаться. Честно говоря, не только из-за кофе. Мне хотелось еще поговорить с Анной и попытаться вывести ее на интересующую меня тему. Таким образом, коллеги откланялись, а я осталась.

— Анна, — обратилась я хозяйке с вопросом, чтобы начать разговор, — вот вы в первую встречу говорили, что не зарабатываете гаданием, а между тем мы все видели, как ваша подруга оставила на столе достаточно крупную купюру.

— Это не плата в полном смысле этого слова, — тонко улыбнулась женщина. — За гадание по картам не положено благодарить словами, но деньги оставить необходимо, причем сумма не имеет никакого значения. Я ее не назначаю, а потом просто трачу на всякие ненужные пустяки или вообще отдаю, обычно музыкантам на проспекте. Эта плата нужна не мне, а тому, кому я гадаю.

— Вот как, — несколько смущенно пробормотала я. — И много таких строгостей в вашем деле?

— Много. Например, на картах, в которые играли, гадать не имеет смысла.

— Ой, — оживилась я. — Вы знаете, со мной произошла немного странная история. Она как-то выветрилась у меня из головы со всеми последними событиями, а сейчас почему-то вспомнилась. В субботу мы с мужем и моим коллегой играли в карты, я все думала о вас, отвлекалась от игры, а в голову лезли полузабытые детские фокусы, гадание на картах… И, знаете, в один момент у меня на руках оказались три карты, значение сочетания которых я прекрасно помнила с тех самых пор: они предсказали покойника… А в воскресенье мне действительно пришлось столкнуться с трупом.

— Это на ипподроме? — спросила Анна.

Вот она и проговорилась! Интересно, будет она ссылаться на свои таланты или признается, что имеет другой источник информации?

— Да, а откуда вы знаете?

— Ну, — слегка замялась она, — мы очень дружны с директором ипподрома, поэтому я в курсе почти всех тамошних событий. Смерть Олега Борисовича очень потрясла Виктора. — Эта тема была явно неприятна Анне, и она постаралась сменить ее. — А то, что вы мне рассказали, очень показательно. У вас есть определенные задатки, если уж даже игральные карты подкидывают вам информацию. Вы не хотите попробовать развить свой дар?

Ничего себе поворот! Мне только подобных даров природы не хватало!

— Даже не знаю, — пожала я плечами. — Меня сейчас гораздо в большей степени занимает другое… Может быть, потом, позже я подумаю…

— Как хотите, на этот путь никого силой не тянут, решение нужно принимать самостоятельно.

— Анна, — робко попросила я, решившись на откровенный вопрос, — а вы не могли бы рассказать, что вас связывает с Виктором Дмитриевичем?

— А зачем вам это? — холодно ответила она вопросом на вопрос. — Для передачи это не имеет ровным счетом никакого значения.

— Согласна, но вы обмолвились, что в курсе всех дел ипподрома, а меня сейчас, честно вам признаюсь, очень сильно занимает убийство кузнеца.

— Вы тоже считаете, что это было убийство? — Анна пристально посмотрела на меня, ожидая объяснений. Это что же получается, а? Кто у кого информацию получает, я у нее или она у меня? Так дело не пойдет. Я ответила ей таким же пристальным взглядом, сказав:

— А кто еще так считает?

— Я, — честно ответила она. — Я это просто чувствую. Хотя пока не представляю, кому это было нужно. Виктор тоже не верит в случайное падение стеллажа, он был ужасно расстроен, даже грозился найти убийцу и придушить собственными руками. Мне едва удалось его успокоить.

Я слегка опешила от такого признания. Если принять на веру слова Анны, то вся наша с Гурьевым версия рассыпается на кусочки, а говорила она очень искренне. Я молчала, собираясь с мыслями. С одной стороны, никто не мешает Анне соврать, но, с другой, зачем ей это делать? Я же не следователь, со мной она могла просто не разговаривать на эту тему…

— Ирина! — окликнула меня женщина. — О чем вы задумались?

— Да как-то все это не укладывается в голове, — призналась я. — У меня есть кое-какая информация об этом деле, и она плохо стыкуется с вашими словами.

— Так, — протянула Анна. — Что-то мы с вами ходим вокруг да около. Давайте поговорим начистоту, ведь я же вижу, что вы хотите что-то у меня узнать, но не решаетесь спросить прямо. Признаюсь, меня вы тоже заинтриговали, поэтому предлагаю честный обмен информацией. И, чтобы пойти вам навстречу, начинаю первой. Идет?

— А зачем вам все это нужно? — несколько подрастерялась я от ее тирады.

— Очень хочется помочь Виктору, потому что мне кажется, что его втянули в какую-то грязную историю. А чтобы вам стало понятнее, придется немного вернуться в прошлое… Мы с Виктором вместе учились в школе, были очень дружны, даже более того… Но судьба развела нас, не позволив реализоваться юным чувствам, хотя отношения мы поддерживаем до сих пор. Нет, мы не любовники, — поспешила пояснить Анна, заметив мой понимающий взгляд, — мы просто хорошие друзья. Виктор стал директором ипподрома благодаря своему тестю, которому был нужен на этой должности свой человек. Он довольно долго ни о чем не догадывался, а когда понял, какие махинации проворачиваются за его спиной, было уже поздно: сам был замазан в этом дерьме по самые уши. Да и слишком могущественный человек его тесть.

— И вы верите во все это? — скептически спросила я.

— У меня нет ни малейших оснований не верить Виктору. Посудите сами, какой смысл ему меня обманывать, если можно просто ничего не говорить вообще, ведь меня эти дела мало интересовали, мне важно было просто иметь возможность видеться иногда с Виктором, общаться с ним.

— Резонно, — вынуждена была согласиться я. — Тогда давайте попробуем разобраться вместе. Как вы помните, в первую нашу встречу Галина Сергеевна рассказала вам о падении одного наездника, сломавшего себе ногу. Так вот…

И по порядку, не упуская малейшей подробности, я пересказала Анне все историю с Колей, Леной и смертью Олега Борисовича. Анна слушала меня очень внимательно, не перебивая. Я закончила я свой рассказ.

— Вот и подумайте, где здесь правда, а где ложь, — сказала я. — Все, что сообщила нам Лена, свидетельствует о вине Виктора Дмитриевича. Уж не говоря о его упоминании какой-то таинственной женщины… в том, подслушанном разговоре.

Я выпалила последнюю фразу и осеклась, а Анна уставилась на меня, удивленно подняв брови:

— Ирина, я правильно поняла, вы подозреваете меня во всей этой афере?

— Ну да, — смутилась я.

— Понимаю, — покивала она. — Но, честное слово, я к этим событиям не имею ни малейшего отношения. А вот насчет загадочной женщины, которую якобы упоминали в своем разговоре Виктор и тренер, у меня есть кое-какие соображения.

— И кто же эта женщина, по-вашему?

— Жена Виктора, Ольга Алексеевна, в девичестве Дубовицкая.

— Этого не может быть, — отрезала я.

— И на чем основана ваша уверенность? — иронически спросила Анна. — Вы знакомы с Ольгой?

— Нет, но Виктор Дмитриевич говорил, что его жена очень любит мою передачу. Не подумайте, конечно, что я столь низко оцениваю свою работу, но мне кажется, что женщина, причастная к какой-либо преступной деятельности, просто не может любить такие программы.

— Господи, Ирина, какие вы говорите глупости! — рассмеялась Анна. — Вот вы интеллигентная, умная женщина, но, положа руку на сердце, признайтесь, неужели вам никогда не приходилось с удовольствием посмотреть пару-тройку серий душещипательного мексиканского «мыла» или читать для отдохновения любовные романы?

— Случалось, — вздохнув, призналась я.

— Вот видите, так почему же вы отказываете в невинном удовольствии Ольге Алексеевне? Вы просто не очень хорошо подумали, прежде чем сказать мне такое. Весь мировой опыт свидетельствует, что даже самые закоренелые преступники имеют порой самые незамысловатые увлечения, вплоть до вышивания крестиком. Пристрастия, знаете ли, на направленности ума и деятельности не отражаются.

Мне стало стыдно за поспешность своих выводов и утверждений, поэтому я немного помолчала, уставившись в чашку с остатками кофе и собираясь с мыслями, потом попросила Анну:

— Тогда предложите свою версию, потому что после нашего разговора у меня вообще все перепуталось в голове.

— Попробую. Вас это удивит, но, знаете, мне очень подозрительна эта самая ваша Лена.

— Почему? — искренне изумилась я.

— Да потому что вы сами ничего конкретного не видели и не слышали, а все свои выводы делали исключительно с ее слов.

— Ну и что? У меня нет оснований не верить ей. Лена очень искренний человек, к тому же пострадал ее жених. А ее страх перед директором всегда настолько естественный, что я с трудом могу поверить, будто все это можно сыграть.

— Тут я с вами согласна, но вполне возможно, что боится она не его, а кого-то другого, кто заставляет ее подставлять Виктора.

— И кто же это может быть?

— Полагаю, только его жена.

Она сказала это с такой убежденностью, что я готова была согласиться, но, немного подумав, засомневалась:

— Анна, скажите, а вы уверены, что в вас не говорит обычная ревность к более удачливой сопернице?

— Ирина, вся моя ревность и боль уже давно ушли в прошлое. А Ольга вовсе не более удачливая соперница, она просто купила Виктора, пользуясь положением своего отца. Знаете, он никогда не был с ней счастлив, у них даже детей нет. И давно бы он развелся с ней, но она постоянно выискивает способы его привязать. Я не могу понять этого извращенного чувства — знать, что человек тебя не любит, и тем не менее не отпускать его от себя. Впрочем, в этом вся Ольга. — Анна помолчала, задумчиво вертя в руках чайную ложку. — Пару месяцев назад Виктор признался мне, что нашел возможность сменить работу, чтобы выйти из-под опеки тестя. Тогда наконец он сможет развестись с Ольгой. Мне кажется, она узнала о его планах и решила помешать этому любой ценой: если Виктор окажется замешан в уголовном деле, спасти его сможет только тесть, значит, о разводе можно забыть навсегда…

Я видела, что Анна нервничает, хотя и старается этого не показать, наверное, она и в самом деле любила Виктора Дмитриевича, до сих пор надеялась на что-то. Мне очень захотелось ей помочь, потому что я представила, что было бы со мной, если бы Володька оказался связанным с другой женщиной… Нет, о таких ужасах лучше не думать.

— Анна, как вы думаете, что нам теперь нужно предпринять? — спросила я, чтобы прервать тягостное молчание.

— Не знаю, с Ольгой очень трудно бороться. Попробуйте вызвать на откровенный разговор Лену. Может быть, она расскажет вам правду. Вы умеете расположить человека к себе, — она грустно улыбнулась. — Видите, даже я разоткровенничалась, хотя раньше такое мне и в голову прийти не могло.

— Попробую, но сомневаюсь, что из моего разговора получится что-то путное. Позвоните завтра вечером мне домой, а сейчас я ухожу, и так уж слишком задержалась. До свидания.

Анна проводила меня до двери, пожелала удачи и попрощалась. Когда я вышла из подъезда, то, к своему величайшему удивлению, увидела нашу телецентровскую машину, рядом с которой меня ждал Костя. Только этого еще не хватало! Нет, конечно, приятно, что не придется добираться домой на общественном транспорте, но как-то он уж слишком явно проявляет свою заботу обо мне.

— Ирина Анатольевна! — окликнул меня Костя. — Садитесь, я вас отвезу.

— Ну и зачем это нужно? Как будто я сама не доеду!

— Гурьев сказал, чтобы я вас доставил, значит, так надо, — упрямо отозвался он, открывая мне дверцу.

— Беда мне с вами, — не слишком искренне проворчала я, усаживаясь в машину. — Скоро ни шагу самой сделать не дадите.

Костя на мое ворчание никакого внимания не обратил и ничего не ответил. Мне тоже не хотелось разговаривать, поэтому я просто откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза. День сегодня выдался весьма насыщенный, поэтому не хочу больше ни о чем думать: ни о работе, ни об ипподромных преступлениях, лучше вспомнить моего Володеньку… Ох, а о нем-то я и забыла! Бедный мой муж, он же сейчас дома с ума сходит от беспокойства!

Только я решила предупредить Костю, чтобы он не подъезжал к подъезду, как он, умничка, сам остановил машину и повернул голову ко мне:

— Приехали, Ирина Анатольевна. До свидания, я прослежу, чтобы вас никто не обидел.

— До свидания, Костя, — довольно сухо попрощалась я, так как вовсе не собиралась обзаводиться личным телохранителем, да еще и влюбленным в меня, как говорят коллеги.

Муж выскочил в прихожую, едва услышал звук открываемого замка, и тут же набросился на меня с упреками. Понимая всю их справедливость, я даже не пыталась оправдываться и выслушала полагающуюся мне порцию обвинений. Впрочем, Володя не столько обвинял меня, сколько беспокоился о моей драгоценной особе. Выпустив пар и удовлетворившись моим покаянным видом, он повел меня кормить ужином. Ничего особенного, простая жареная картошка, но приготовлена с любовью, поэтому вкусно.

— Спасибо, Володенька, — я поцеловала мужа и принялась за мытье посуды.

— На здоровье, — улыбнулся он мне. — Может быть, ты расскажешь, что сегодня тебя так задержало?

— Работа, как всегда, — пожала я плечами.

— Ирина, но у тебя же есть какой-то график! — возмутился Володя. — Я еще понимаю, когда ты задерживаешься по пятницам, но в последнее время ты стала приходить поздно чуть ли не каждый день. Знаешь, мне это не нравится.

Я подумала, что нужно срочно развеять Володины подозрения, пока они еще не зашли слишком далеко. Ладно бы, если бы это была ревность, с такими подозрениями я легко справлюсь, тут мне скрывать нечего. А вот о своих расследованиях мне мужу сообщать не хотелось, он ведь опять примется меня уговаривать бросить все это, а я не могу.

— Не огорчайся, любимый, — нежно проворковала я. — В следующий раз постараемся сделать нашей героиней домохозяйку. Понимаешь, нам же надо снимать видеоматериал, а очень часто получается, что наши дамы свободны только по вечерам. Вот сегодня, например, мы были у Анны и записывали сеанс гадания на картах. К нашей будущей героине приходила ее подруга, которой она постоянно гадает. Такая забавная женщина! Тебе интересно?

— Да-да, — откликнулся муж. — Мне всегда интересны твои дела. Ну и что было дальше?

Я стала подробно рассказывать мужу про Анну и ее способности, Володе действительно было интересно, он даже порассуждал на эту тему с точки зрения биохимии тела. Он всегда мечтал заниматься биохимией, но в нашем городе не было для этого подходящей базы, что страшно огорчало моего супруга. Володя увлекся, оседлав своего любимого конька, и теперь уже я слушала его самым внимательным образом, хотя, если честно, понимала меньше половины из того, что он говорит. Но вопросов не задавала, так как знала, что из Володиных объяснений пойму еще меньше.

 

Глава 8

Во вторник утром я прибежала на работу раньше всех и первым делом принялась искать Гурьева. Все его видели, но мне никак не удавалось наткнуться на этого неуловимого Джо, хотя он был очень нужен. В конце концов Валерий попался мне, когда я уже отчаялась и шла в свой кабинет, чтобы заняться своими непосредственными обязанностями. Он шел под руку с нашей Галиной Сергеевной и что-то такое ей говорил, от чего та сияла, как начищенный рубль. Я буквально онемела на несколько секунд… Чтобы этот язвительный товарищ говорил даме комплименты, должно было случиться что-то из ряда вон выходящие.

— Здравствуй, Ирина, — соизволила заметить меня главный режиссер. — Ты поговори с Валерой, у него есть какие-то дельные замечания по нашей программе.

Ой, надо же! Гурьев собирается давать советы автору и ведущей всегда осмеиваемой им передачи? Такого не бывает!

— Доброе утро, Галина Сергеевна, я с удовольствием выслушаю Валерия. — Мой тон и взгляд, которым я одарила Гурьева, не предвещали ничего хорошего.

— Так вот, Ирина, — начал он, беря меня за локоток и плавно уводя в сторону. — Что касается вашей передачи, то мне кажется… — Он резко оборвал себя на середине начатой фразы. — Так, она ушла. Теперь можно о деле.

— Валера, что это? — недоуменно спросила я.

— Это был хитрый маневр по отсечению любопытствующих ушей. Твои дамочки просто обожают везде совать свои носы. Ты, правда, тоже не исключение, но хотя бы иногда можешь сделать что-то полезное.

— Спасибо, — саркастически поблагодарила я. — А что я должна буду сказать Галине Сергеевне, когда она меня спросит о твоих ценных советах?

— О господи! Скажешь, что посоветовал к Новому году перекрасить студию, и вся недолга! Ты мне нужна по делу, поэтому слушай внимательно. Миша вчера пообщался с тренером и его женой. Иван Терентьевич Поползнев действительно болен, причем с вечера пятницы. У него температура зашкаливает и вообще все симптомы гриппа в тяжелой форме налицо, так что и специалистов не надо. Хотя Миша на всякий случай проверил врача, выдавшего Поползневу больничный, — кристальный человек, в порочащем поведении, как то: прием взяток и презентов, — замечен не был. Понимаешь, о чем это говорит?

Я кивнула, и Гурьев продолжал:

— Далее Кулешов со всем тщанием допросил сторожа, и теперь все слегка запутывается. Этот синеватый дедушка, по-моему, трезвым был последний раз в одна тысяча девятьсот неясном году, поэтому четко сказать, приезжал тренер в воскресенье или нет, не может. Тебе не кажется, что наша Леночка врет?

— Кажется, причем со вчерашнего вечера, — кивнула я.

— А почему с вечера?

— Потому что я вчера имела продолжительную беседу с Анной…

— С той самой гадалкой? — уточнил Валерий. — Ну и что?

Пришлось пересказать ему весь разговор. Гурьев кивал, иногда хмурил брови, потом заключил:

— Ирина, как только Середина появится у вас, любой ценой постарайся выяснить у нее, с какой целью она врет. Дело заваривается серьезное, а девочка может просто не понимать, во что ввязалась. Мне она не кажется матерой преступницей, просто запутавшаяся и запуганная девчонка.

— Да уж, — вздохнула я. — У нас, помнишь, была передача, где главным героем оказался уголовник?.. Что-то больше не хочется мне скандалов, тем более под Новый год, так что разговорить ее — в моих же интересах.

— Вот и ладушки, — подвел итоги Валерий. — Иди работай, как что узнаешь — сразу ко мне.

— Ты не очень-то, — осадила я его, — я пока еще не твоя подчиненная.

— Ирочка, если бы у меня были такие подчиненные, как ты, я бы давно повесился, — широко улыбнулся мерзавец и, сделав мне ручкой, быстренько убрался восвояси.

Я просто онемела от его хамства, но прокричать в спину достойный ответ сочла излишним, просто громко фыркнула и, развернувшись на каблуках, гордо прошествовала к себе в кабинет.

Наши уже все были в сборе. Павлик в кресле, Галина Сергеевна за своим столом, а Лера возле шкафчика готовит чай. Красота! Чаю мне тоже хотелось, так как после долгого разговора с Гурьевым в горле пересохло.

— Ирина, — обратилась ко мне Галина Сергеевна, — что предложил Валера?

— Перекрасить студию, — брякнула я, небрежно махнув рукой, чтобы показать свое отношение к бредням этого женоненавистника. — Сменить, так сказать, колорит к празднику, освежить лицо передачи.

— Неплохая мысль, — задумчиво проговорила Лера, поглядывая почему-то на мою голову.

— Действительно, — поддержала ее Галина Сергеевна и тоже уставилась на меня.

Я молча смотрела на своих дам, не понимая причины столь пристального внимания к моей голове. Мне даже захотелось подойти к зеркалу, чтобы проверить, все ли у меня в порядке с прической. Вроде все нормально.

— Ирина, — досадливо поморщилась Лера на мой недоуменный взгляд, — ведь вы и есть лицо передачи.

— Ну и что? — я все еще продолжала не понимать.

— Как что? Именно тебе нужно сменить цвет, — пояснила Галина Сергеевна. — Мне сегодня Валера сделал комплимент по поводу внешнего вида, даже не думала, что он такой внимательный. Наверное, именно поэтому он внимательно присмотрелся к тебе и дал такой совет. Ты ведущая, поэтому должна быть всегда разной, новой, нестандартной. К тому же тебе все бесплатно сделают в рекламных целях, представляешь?

— Представляю, — вздохнула я, вспомнив прически некоторых тарасовских ведущих. Буйство фантазии наших стилистов и чувство меры — две вещи несовместные. — Давайте на время оставим мою голову в покое и поработаем, хорошо?

— Как скажешь, — недовольно поджала губы Галина Сергеевна. — Павлик, идем в монтажную, просмотрим материалы, пока не пришла наша героиня.

На некоторое время все другие проблемы, кроме рабочих, отошли в сторону. Все-таки мы все профессионалы в своем деле и болеем за него душой. Да и материальный стимул кое-что значит. Мы тоже люди, и нам тоже нужно кушать и думать о всяческих насущных заботах.

К моей радости, Лена приехала в самом начале обеда и застала меня одну. Я сразу решила взять быка за рога, но для начала спросила про Колю:

— Лена, как себя чувствует твой жених?

— Коле гораздо лучше, врачи говорят, что кость срастается правильно, поэтому никаких последствий перелома не будет.

— Вот и хорошо. А ты рассказала ему о своем походе в милицию?

— Н-нет, — слегка запнулась девушка.

— А почему?

— Мне не хотелось его расстраивать, я даже о смерти Олега Борисовича ему говорить не стала. Все равно капитан Кулешов к нему на днях поедет, чтобы взять показания и уговорить написать заявление. Вы же помните, что он нам говорил…

— Может быть, ты и права, — согласилась я. — Я пока тоже никому ничего не говорила, кроме Гурьева, но он может помочь, да ты и сама вчера все видела. Вот только…

— Что? — Лена подняла на меня испуганные глаза.

— Чего ты так боишься? — напрямую спросила я. — Разве тебе есть что скрывать?

— Нет, — ответ прозвучал слишком быстро, чтобы быть правдой.

— Леночка, — мягко начала я, — поверь, ты мне очень симпатична и как человек, и как героиня моей передачи. Ты сама видишь, я изо всех сил стараюсь тебе помочь, но если я не буду знать всей правды, то могу только навредить тебе, да и себе заодно.

— Как это?

— А вот так. Неужели ты не понимаешь, что героиня нашей передачи должна иметь кристальную репутацию? Представляешь, что получится, если после выхода передачи в эфир откроются какие-нибудь неприятные факты, которые я упустила во время подготовки? Меня ведь просто уволят с работы, и все. К тому же пострадают мои коллеги, а передачу могут вообще закрыть.

Лена молчала, опустив глаза: в ней явно шла внутренняя борьба.

— Не молчи, Лена, — подтолкнула я ее. — Если что-то не так, сейчас еще не поздно сказать правду. Я не выдам тебя, просто скажу коллегам, что ты отказалась от участия по личным мотивам. Время есть — мы успеем доделать передачу с Анной.

— Я не хочу отказываться, — девушка подняла на меня несчастный растерянный взгляд. — Я ни в чем не виновата.

— Я тебе верю, но, кроме меня, есть еще и капитан Кулешов, а он привык проверять факты, ему это по должности положено.

— И что? — Лена уже чуть не плакала.

— Только то, что ваш тренер болен с вечера пятницы и почти на сто процентов не мог быть в воскресенье на ипподроме, тем более, как ты говорила, драться с покойным Олегом Борисовичем.

— Я не говорила, что они дрались, я только слышала шум.

— Но ты уверена, что в кузне был именно тренер?

— Конечно, уверена! Что я, Терентьича не узнаю, что ли?

— Но этого просто не может быть! И сторож ваш не помнит, чтобы тренер приезжал.

— А сторож у нас подслеповатый, он людей издали только в привычной одежде узнает.

— А что, тренер был одет во что-то необычное? — насторожилась я.

— Нет, не совсем необычное, просто другое. Он, вообще-то, всегда пуховик носит и маленькую шапочку, а на этот раз был в дубленке и с непокрытой головой. Я его не могла ни с кем перепутать — у него такие характерные залысины.

— Тогда ничего не понимаю.

— Я тоже.

Некоторое время мы молчали, глядя друг на друга, потом меня осенило:

— Лена, эти подробности про одежду нужно срочно сообщить капитану Кулешову. Пусть сделают у тренера дома обыск, вдруг на этой самой дубленке остались какие-то следы?

— Давайте, — согласилась Лена, но как-то не слишком уверенно.

— Ты все еще боишься? — спросила я.

— Боюсь…

— Ладно, сиди здесь, жди наших, а я побегу к Гурьеву, расскажу ему все, пусть сам звонит Кулешову.

Лена облегченно вздохнула, а я побежала искать Валерия.

Слава богу, тот опять оказался на месте и с мученическим видом жевал бутерброд.

— Гурьев, выйди на пару слов, — сухо позвала я.

— Что стряслось? — спросил Валерка, прожевав кусок.

— У меня Лена сидит…

— И что? — Он сразу посерьезнел.

— Она говорит, что тренер был в дубленке, которой она у него раньше не видела. Сообщи Кулешову, пусть делает обыск у Поползнева.

— Я-то сообщу, но девочке придется еще раз проехаться в отделение. Без ее показаний Мишке никто ордер на обыск не даст. — Она боится.

— Ничего, я ее уговорю, мое обаяние… — Я скептически хмыкнула, но Гурьев никакого внимания на это не обратил. — Сейчас позвоню Мишке, потом приду за твоей красавицей. Так что у вас максимум полчаса на все про все.

— Это на что же? — не поняла я.

— На вашу бабскую богадельню. Лена-то к вам не с признанием приехала, а из-за передачи, как я понимаю. Ну вот и поторопись сделать все, что хотела.

— Тиран, — бросила я через плечо, покидая Валерку.

— На том стоим, — довольно усмехнулся он.

Когда я вернулась в кабинет, то выяснилось, что делать мне почти ничего не придется. Галина Сергеевна и Лера уже взяли Лену в оборот и утащили в студию, чтобы девушка посмотрела, где будет проходить передача. Так что выделенных Гурьевым минут хватило с избытком. Я пошла провожать Лену, чтобы передать ее с рук на руки этому вампиру от криминалистики, а заодно договориться насчет того, сможет ли Коля оказаться в пятницу в студии, или лучше нашей группе съездить в больницу и провести там съемки. Лена пообещала сегодня же вечером этот вопрос с ним обсудить и сообщить результаты.

Валерий ждал нас на проходной, он галантно поздоровался с девушкой, взял ее под руку, предлагая проводить, и махнул мне на прощание. Лена выглядела растерянной и настороженной от такого изобилия внимания, но не сопротивлялась, покорно идя с Гурьевым. Ладно, думаю, он справится, а мне еще работать надо.

— Ирина, — Галина Сергеевна встретила меня с каким-то уж очень странным лицом, — так ты подумала, в какой цвет будешь краситься?

О боже, она, оказывается, не забыла о своей идее! А, собственно, что это я так всполошилась? Еще вчера мне самой нравилась мысль об изменении цвета волос, но нет, еще пока не до этого…

— Ну и плохо, а я, между прочим, уже согласовала этот вопрос.

— То есть?

— Евгений Иванович не против добавить в титры рекламную строку, а салон «Колибри» за это с радостью тебя преобразит посредством своего лучшего мастера. Так что можешь ехать, тебя там уже ждут.

— С ума сойти! — подивилась я оперативности нашего режиссера. — А как же работа?

— А это и есть часть твоей работы, поэтому отправляйся и возвращайся еще более красивой, чем сейчас. Я же постараюсь договориться с каким-нибудь бутиком, чтобы тебе и костюмчик предоставили на тех же условиях. Хватит уже по старинке одеваться за свой счет! Реклама денег стоит, и, таким образом, все будут довольны.

— А если меня там изуродуют? — с сомнением спросила я. — Когда мастера работают за рекламу, они же удержу не знают.

— Но у тебя-то вкус отменный, да и решимости не занимать. Настоишь на своем.

Пришлось смириться и отправиться на незапланированное преображение. Я слегка нервничала, так как никогда еще не была в этом салоне — не по карману он мне, слишком уж элитарное заведение. А что, здорово все-таки Галина Сергеевна придумала! Вот так вот, за здорово живешь, стать постоянной клиенткой престижного салона и каждую неделю делать новые прически — мечта, а не жизнь!

«Колибри» располагался на Московском проспекте в маленьком, но довольно уютном помещении. Меня встретила девушка-администратор, извинилась и попросила немного подождать, так как мастер, который должен со мной работать, был занят. Я прошла к обитому темным велюром диванчику и уселась рядом с представительной дамой, которую слегка портили тонкие губы, сжатые в недовольную гримасу.

Она окинула меня взглядом и, видимо, сочтя достойной собеседницей, заговорила:

— Наши люди никогда не научатся работать, это просто какой-то кошмар! Записываешься на определенное время, приходишь минута в минуту, и все равно приходится ждать.

— Но ведь создание прически — процесс творческий, иногда занимает времени больше, чем рассчитывает мастер.

— Рассчитать можно все, — наставительно сказала дама, подняв указующий перст холеной руки с гроздью колец. — В моей жизни, например, все всегда рассчитано до мелочей.

— И никогда не бывает сбоев и неожиданностей? — поинтересовалась я.

— Никогда! А к неожиданностям я всегда готова, можно сказать, имею в запасе планы на все случаи жизни. Меня врасплох не застанешь.

— Вы исключительная женщина, — искренне восхитилась я. — Мне таких еще никогда не доводилось видеть, хотя я по роду своей деятельности сталкиваюсь с самыми разными женщинами.

— А кем вы работаете? — поинтересовалась дама.

— Я ведущая программы «Женское счастье», — не без гордости сообщила я.

— Боже мой! — всплеснула дама руками. — Как же я вас сразу не узнала? Это же моя любимая передача! Наверное, все-таки придется заказать контактные линзы. Я даже не знала, что мы посещаем с вами один и тот же салон.

— Я сегодня впервые здесь, — призналась я, — поэтому немного нервничаю.

— Успокойтесь, дорогая Ирина Анатольевна, — дама доверительно похлопала меня по руке. — Здесь работают самые лучшие мастера нашего города. У них у всех идеальный вкус и совершенное чувство меры.

— Вы меня успокоили, — вздохнула я, но закончить фразу не успела, меня прервала девушка-администратор.

— Ольга Алексеевна, прошу вас, Юрий Геннадиевич освободился, — обратилась она к моей собеседнице.

Та легко поднялась со своего места и прошествовала в зал, а я задумалась, услышав ее имя. Поэтому, как только Ольга Алексеевна скрылась за дверью зала, обратилась к девушке:

— Скажите, пожалуйста, кто эта женщина? — Заметив на ее лице недоумение от моей бесцеремонности, я поспешно добавила: — Она очень меня заинтересовала в качестве героини передачи, так что, сами понимаете, здесь интерес сугубо профессиональный, а не обычное любопытство.

— Ольга Алексеевна очень известная женщина, — понизив голос, ответила девушка. — Она дочь депутата Госдумы Дубовицкого Алексея Эдуардовича.

Вот это удача! Значит, это жена директора ипподрома! Нужно обязательно закрепить это знакомство.

— Спасибо, — поблагодарила я и уселась ждать приглашение.

Через пару минут меня тоже позвали в зал. Моим мастером оказался коротко стриженный молодой человек, представившийся Игорем. По его внешности ничего нельзя было сказать о вкусах и пристрастиях, что меня скорее порадовало, чем наоборот. Игорь меня подробно расспросил о том, что я хотела бы сделать со своей головой, показал несколько свежих журналов. Когда мы пришли к соглашению, он отправился готовить красящий состав, а я взглянула на соседнее кресло, где расположилась Ольга Алексеевна. Ее мастер тоже на время отошел от своей клиентки, так как уже нанес краску на волосы.

— Вам повезло, — негромко сказала мне она. — Игорек просто волшебник. Если бы не давнее знакомство с Юрием, то я непременно ходила бы только к Игорю. Вам еще предстоит убедиться в его мастерстве. Доверьтесь этому мальчику, он вас не разочарует, а вы порадуете нас в пятницу с экрана. Кстати, не скажете по секрету, о чем будет передача?

— Как? — удивилась я. — А муж вам ничего не сказал?

— А при чем здесь мой муж? — Лицо Ольги Алексеевны мгновенно стало злым.

— Извините, но ведь вы супруга директора ипподрома, я ничего не перепутала?

— Не перепутали, — холодно подтвердила она.

— А героиней нашей передачи будет одна из наездниц, — улыбнулась я, чтобы развеять подозрительность собеседницы. — Передача-то новогодняя, а мы встречаем год Лошади.

— Ах вот как! — расслабилась Ольга Алексеевна. — Наверное, Виктор хотел, чтобы для меня это стало сюрпризом. — Она наклонилась ко мне и доверительно сообщила: — Вы знаете, он так серьезно относится к своей работе, так близко все принимает к сердцу…

— Да-да, — подхватила я. — Ваш муж — очень ответственный человек, а сейчас у него столько неприятностей…

— Это каких же? — вопрос был задан с плохо скрываемым беспокойством. — Я ничего такого не знаю.

— Неужели? — Я продолжала разыгрывать доверчивую болтушку, между тем внимательно следя за реакцией Ольги Алексеевны. — Лучший наездник сломал ногу, погиб кузнец, и все это накануне московского конкурса.

— Это все не страшно, — с нарочитым равнодушием махнула она рукой. — Не спорю, неприятно, но не страшно. Временные трудности, не более.

Я была потрясена ее жесткостью. Так спокойно говорить о смерти человека, называя ее всего лишь временными трудностями!.. Нечего сказать, выдержка у дамы железная! Теперь я стала лучше понимать неприязнь Анны к Ольге Алексеевне.

— Вам виднее, — пожала я плечами, — а меня эти проблемы вообще не касаются, мне всего-то и нужно, что хорошо подготовить передачу.

— Кстати, — снова оживилась Ольга Алексеевна, — а кто ваша героиня? Я неплохо знаю работников Виктора, мне, знаете ли, нравится играть на бегах, вот и слежу за их успехами.

— Это Лена Середина.

— Ну надо же! Что же это я не в курсе? Леночка такая славная девочка, я ее очень хорошо знаю, а от меня это скрыла.

Это «очень хорошо знаю» прозвучало несколько зловеще, так что я решила попытаться кое-что прояснить и спросила с легкой небрежностью:

— Извините, но что общего может быть у вас с ней? Лена, конечно, славная девушка, но это еще не повод для близкого знакомства.

— Не будьте столь придирчивы, — снисходительно махнула рукой Ольга Алексеевна. — Люди, даже самые незначительные, могут быть полезны. Мне ничего не стоило в свое время помочь ей с пропиской, она мне за это благодарна и иногда выполняет мелкие поручения.

— Какие, например?

— Разные, так, ничего особенного… Впрочем, довольно о ней. Лучше расскажите мне, как вы делаете свою передачу, мне страшно интересно!

Ну, на эту тему я могу говорить сколько угодно, тем более что слушательница у меня благодарная, а мне нужно ее к себе расположить. И я начала рассказывать. Ольга Алексеевна время от времени задавала вопросы, вспоминая особенно понравившиеся передачи, а мастера тем временем колдовали над нашими головами так деликатно и ненавязчиво, словно были существами не вполне материальными. Честное слово, только за одно это я уже готова полюбить салон «Колибри»!

Когда мой Игорь закончил священнодействовать, я пришла в восторг. Мои волосы сияли, общая масса шоколадного цвета восхитительно контрастировала с тонкими прядками цвета топленого молока.

— Я сегодня не стал делать укладку, просто высушил волосы, а в пятницу вы подъедете к нам, и я сделаю укладку перед передачей, хорошо? — Игорь довольно улыбался, видя, что мне понравилась его работа.

— Конечно, приеду, огромное вам спасибо.

— Не за что, это моя работа. Надеюсь, вы теперь будете ходить только ко мне.

— Безусловно, — заверила я парня. — Всего вам доброго.

Я уже успела попрощаться и выходила из зала, когда меня снова окликнула Ольга Алексеевна:

— Ирина, может быть, вы подождете пару минут, тогда я вас отвезу на своей машине? Дорогой поговорим. Мне очень нравится общение с вами.

— Спасибо за предложение, я дождусь вас.

Конечно, дождусь, мне это самой на руку, тем более что Юрий Геннадиевич наносил последние штрихи, устраняя лишь одному ему видимые неполадки в прическе Ольги Алексеевны.

— Ну вот и все на сегодня, Оленька, — закончил он, оглядывая критическим взглядом голову дамы. — Целую ручки.

— И что бы я без тебя делала, Юрочка? — проворковала она. — До следующего вторника, и постарайся сделать так, чтобы мне не пришлось ждать.

— Постараюсь, — пообещал мастер.

— Ну что, Ирина, поехали? — Сияющая Ольга Алексеевна подошла ко мне и взяла под руку. — Кстати, может быть, заедем перекусить? Что-то я проголодалась.

— Я бы с удовольствием, но мне нужно вернуться на студию.

— Пустяки, позвоните и предупредите, что не успеваете вернуться, тем более что до конца рабочего дня, если не ошибаюсь, осталось всего-навсего сорок минут, было бы из-за чего возвращаться! А ваши коллеги вас и завтра увидят, разве я не права?

— Пожалуй, правы, — задорно улыбнулась я.

— Тогда звоните, — сказала она и протянула мне свой мобильник, предмет моей тайной зависти, вожделенный почти так же, как микроволновка.

Я быстренько набрала номер и, услышав голос Леры, поинтересовалась, не случится ли вселенского катаклизма, если я не вернусь сегодня на работу. Лерочка ответила, что катаклизм все-таки случится, хотя и не вселенский, так как они все во главе с Галиной Сергеевной скончаются от любопытства. Я попросила их набраться сил и постараться дожить до завтрашнего утра, Лера тяжело вздохнула, но передала мне согласие коллег потерпеть.

— Все? Вы решили свои проблемы? — спросила Ольга Алексеевна, когда я возвращала ей телефон.

— Решила и теперь совершенно свободна.

— Прекрасно! Я знаю здесь неподалеку очень милый ресторанчик с хорошей кухней, вам там должно понравиться.

— Что за ресторан? — Я задала этот вопрос с внутренним содроганием, так как, услышав предложение перекусить, как-то не подумала о таком выборе, а теперь лихорадочно соображала, хватит ли мне полутора сотен, которые сиротливо прятались в уголке моего кошелька.

— «Мехико»! Там хозяйничает мой хороший приятель, он в это время всегда на месте, сам ужинает и будет рад угостить меня с моей подругой. Я нечасто балую его своими посещениями, так что Вениамин ради нас с вами перетрясет все свои закрома.

— Название звучит заманчиво, — протянула я в раздумье. — И обещает нам мексиканскую кухню, да? Никогда не пробовала!..

— Заодно и расширите свой гастрономический опыт, — продолжала уговаривать Ольга Алексеевна, даже не догадываясь, какого рода колебания заставили меня так долго ломаться, изображая нерешительность.

Доехали мы очень быстро, «Мехико» действительно был неподалеку. И как это я раньше не замечала этого ресторана? Наверное, не хотела замечать, чтобы лишний раз не расстраиваться. Нет, я, конечно, не нахожусь за чертой бедности, но такие заведения посещаю крайне редко, в основном во время официальных банкетов, а семейные праздники устраиваю дома.

Интерьер ресторана впечатлял. Мексиканский колорит присутствовал в должной мере, но аляповатым не выглядел. Мы с Ольгой Алексеевной прошли за столик, к нам тут же подлетела официантка, узнала мою спутницу, заулыбалась на порядок любезнее и тут же упорхнула. Через минуту к нашему столику уже спешил хозяин, и я просто потеряла дар речи — он был точной копией тренера. Хотя я видела Ивана Терентьевича всего пару раз, но ошибиться не могла, память на лица у меня очень хорошая.

Пока я пыталась справиться с собой, Ольга Алексеевна мило болтала с подошедшим мужчиной и уже начала представлять меня ему:

— Знакомься, Вениамин, это знаменитая Ирина Лебедева, ведущая моей любимой передачи.

— Очень приятно, — слегка поклонился двойник тренера. — Надеюсь, дамы не будут возражать, если я к ним присоединюсь? Я только что, перед вами, пришел и еще не успел поесть.

— Конечно, присоединяйся, о чем речь! Мы с Ириной не собирались обсуждать никаких тайн, тем более что у нас с ней их нет. Пока. Мы познакомились буквально пару часов назад, в салоне у Юры.

Вениамин присел за наш столик, они с Ольгой Алексеевной продолжали болтать о пустяках, официантка сервировала ужин, разгружая поднос с аппетитно пахнувшими блюдами, а я молчала, глупо улыбаясь. Интересно, матушка-природа часто создает такие казусы, чтобы в одном, не самом большом, городе жили двое абсолютно похожих людей и не знали о существовании друг друга? Что-то в это плохо верится…

Между тем запахи от тарелок шли настолько заманчивые, что я ощутила настоящий голод, временно наплевала на все загадки и приступила к еде. Вкус мне тоже понравился, хозяин заметив это, спросил:

— Ну, как? — Бесподобно! — честно ответила я. — Вениамин… Как, простите, ваше отчество?

— Не надо отчеств, — слегка поморщился он. — Я еще не настолько стар, чтобы молодая интересная женщина обращалась ко мне со всем официозом, полагающимся убеленному сединами старцу.

— Хорошо, — согласилась я. — Скажите, как вам пришло в голову открыть именно такой ресторан? Я имею в виду мексиканскую кухню.

— О, это очень забавная история! — воскликнул он и начал рассказывать.

Я пропустила начало его саги, так как мне показалось несколько странным, что он не назвал свое отчество. С одной стороны, в этом нет ничего такого, кроме вполне простительного кокетства стареющего мужчины; но, с другой, особенно принимая во внимание его сходство с тренером…

— …Так сбылась мечта моего детства попробовать бурритас, тартилья де хавина и другие прелести. И, знаете, мне показалось обидным, что многие мои земляки не могут этого сделать, вот я и открыл ресторан с мексиканской кухней, — закончил свой рассказ Вениамин.

— Вы не обижайтесь на него, Ирина, за подробности, — заговорила Ольга Алексеевна. — Просто вы задали такой вопрос, что Вениамин не смог удержаться: в кои-то веки нашелся слушатель, который не знает этой истории. — Она улыбнулась с некоторой ехидцей.

— А почему я должна обижаться? Мне действительно было интересно, — пожала я плечами.

— Ну, я ведь приглашала вас поболтать со мной, а вместо этого вам пришлось долго и нудно выслушивать воспоминания Вениамина.

— Ничего страшного, узнать интересное от нового человека тоже бывает полезно. Тем более что эта история в самом деле очень занимательная, — беспардонно соврала я, так как слышала только финал. — А сейчас извините меня, но я вынуждена вас покинуть. Муж дома волнуется, а я и так чуть ли не каждый день прихожу с работы позже положенного.

— Жаль, — огорчилась Ольга Алексеевна, — что я так и не успела с вами поговорить. Вот она, мужская тирания! Знаете что, Ирина, дайте мне свой телефон и запишите мой. Как-нибудь созвонимся, встретимся, поболтаем… Мне очень хочется продолжить наше знакомство.

Я согласилась. Мы обменялись номерами телефонов и распрощались. Хозяин ресторана проводил меня до двери и помог одеться. Все-таки ужасно приятно такое внимание! Когда Вениамин уже придерживал передо мной распахнутую дверь, его окликнули:

— Вениамин Терентьевич! Хорошо, что я вас застал, там с накладными какая-то путаница…

К нам спешил какой-то молодой человек, так что Вениамин, теперь уже Терентьевич, как я только что услышала, скороговоркой простился со мной, извинившись за требующие постоянного контроля дела.

— Ну что там еще у тебя?

— Да вот, Вениамин Терентьевич, посмотрите…

Я еще раз убедилась, что правильно расслышала отчество, и поспешила покинуть это гостеприимное место. Мне нужно было срочно попасть домой, и не только из-за волнующегося мужа, хотя эта причина, конечно же, стояла на первом месте. Мне необходимо было как можно скорее добраться до телефона, чтобы позвонить Гурьеву и выяснить у него, что дал обыск квартиры Ивана Терентьевича, если он уже был, а заодно и сообщить о своем новом знакомстве…

— Ой, кто это? — таким вопросом встретил меня муж, от удивления забыв поругать за очередную задержку.

— Володенька, это я! А ты ждал кого-то еще? — Я чувствовала себя слегка сбитой с толку, так как напрочь забыла о том, что перекрасилась.

— А что, тебе идет, — наконец-то улыбнулся супруг, перестав меня разглядывать. — К тебе теперь мужики приставать начнут.

— Глупости, — кокетливо отмахнулась я, донельзя довольная его комплиментом. — Тебя правда нравится?

— Ага, — Володя поцеловал меня в щеку в подтверждение своих слов. — Есть хочешь?

— Нет, не хочу, — потянулась я, словно сытая кошка, каковой, собственно, и была. В смысле сытой, а кошкой только чуть-чуть.

— Почему? — огорчился муж.

— Потому что ужинала в ресторане, — голосом прожигательницы жизни ответила я.

— Без меня? — насупился Володя, и мне стало стыдно.

— Прости, любимый, — я покаянно повисла у него на шее. — Меня туда пригласила одна дама, и отказаться не было никакой возможности. Если хочешь, мы с тобой вместе как-нибудь туда сходим, только не обижайся, ладно?

Муж еще немного недовольно посопел, но в конце концов смягчился:

— Ладно уж, не буду, все равно бесполезно. Но я, в отличие от тебя, еще не ел. Посиди со мной хотя бы, а?

— С удовольствием, вот только переоденусь.

— Давай быстрее, а я пока разогревать пойду, уже все остыло.

— Ну, прости меня, — повторила я снова, видя его огорчение, и поспешила в комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Быстренько сменив костюм на халатик, я набрала номер Гурьева, но его дома не оказалось. Вот ведь наказание! И где его опять носит? Вряд ли мне сегодня удастся еще раз выбрать время, чтобы ему позвонить, придется ждать до завтра.

 

Глава 9

Так получилось, что когда утром я переступила порог нашего кабинета, там меня уже ждали — все коллеги были в сборе. Редкий случай своевременного прихода на работу, да еще по такому пустячному поводу: им просто-напросто не терпелось меня увидеть. Получив причитающуюся по праву долю восторженных комплиментов и превознеся до небес честно отработавшего свою рекламную строчку в титрах мастера, я призвала сотрудников вернуться к делам более насущным.

— Это к каким же? — ехидно поинтересовалась Лера. — В какой цвет перекрасить студию, чтобы она соответствовала вашему новому облику?

— Далась вам эта перекраска! — не выдержала я. — Наша студия и так хорошо выглядит, да и Евгений Иванович все равно средств на этот бред не выделит. Давайте быстренько пробежимся по уже готовым материалам и посмотрим, что еще осталось сделать. Сегодня как-никак уже среда, времени осталось всего ничего, а на нас с вами висит еще и рождественская передача, вы об этом не забыли?

— Мы-то ничего не забыли, — поддержала Леру Галина Сергеевна, — не то что некоторые, те, что по салонам разгуливают в рабочее время.

— Ничего себе! — возмутилась я. — А кто меня вчера чуть ли не насильно туда отправил?

— Успокойся, Ирина, — пришел на выручку Павлик. — Это они тебе мстят за то, что ты вчера не вернулась, а они от любопытства тут чуть не взбесились.

— Молчал бы уж! — накинулась на него Лера. — Сам вчера больше всех сокрушался, что ночь теперь не уснешь!

— Да это я так, из солидарности, — смутился оператор.

— Ладно, Ирочка, не обижайся! — Галина Сергеевна решила, что пора заканчивать сию бесплодную дискуссию. — Кстати, с бутиком я договорилась. В пятницу в обед тебе там подберут костюм и впредь обещают это делать регулярно.

— Замечательно! А что за бутик?

— «Шерше ля фам», директриса клянется, что у них модели действительно французские.

— Ну да, ну да, только что из Парижа с оказией доставлены… — несколько рассеянно отозвалась я. — Где он хоть располагается?

— У вокзала, — просветила меня Галина Сергеевна. — Ты его легко найдешь.

— Смерти моей хотите, — посетовала я. — Пятница — самый напряженный день, а я по модным заведениям полдня как савраска скакать должна. Сначала в «Колибри» причесываться, потом женщин искать… Кошмар!

— Не переживай, для такого случая шеф тебе машину выделит, — успокоила меня наш главный режиссер. — Не будешь же ты в самом-то деле во всей красе добираться на общественном транспорте? А если погода будет плохая? Это ж вся работа парикмахера насмарку пойдет!

— Ладно, с этим все ясно, манекен из меня получится знатный. А как со всем остальным? Докладывайте.

— Есть докладывать! — Галина Сергеевна шутя отдала мне честь. — Новогодняя передача практически готова, осталось только дождаться звонка нашей героини и решить, что получится с ее женихом. Если он будет в студии, то тебе нужно составить списочек вопросов к нему — сама подумай, какие. А если нет, то желательно сегодня съездить в больницу и отснять кусочек минуты на две-три. Так что, Павлик, никуда не уходи. Хотя что это я?.. Ты и так отсюда по доброй воле никуда не двинешься.

— А, — махнул рукой оператор и потянулся. — Как ни верти, а все равно кому-то в эту больницу ехать надо, хоть со мной, хоть без меня.

— Это еще почему? — мы с Лерой спросили в один голос.

— Ну вам же придется согласовывать с Колей ваши вопросы, мало ли что ему может не понравиться? Как будто нужно, чтобы парень начал краснеть и запинаться в эфире.

— Да, ты прав, — согласилась я. — Лера, если что, поедешь?

— Куда ж я денусь? Работа у меня такая.

Философское спокойствие Леры, больше похоже на обреченность, показалось нам настолько забавным, что мы рассмеялись.

— Значит, — подвела я итог, — весь четверг мы можем посвятить Анне?

— Именно так, если сегодня все закончим с Николаем, — подтвердила Галина Сергеевна. — Павлик, давай-ка мы с тобой сейчас сходим в монтажную и проверим все, что успели отснять, а заодно и прикинем, что еще можно добавить. Девочки, — это уже к нам, — как только объявится Лена, зовите меня. А пока сами знаете, чем вам заняться.

— Лера, — заговорщическим тоном обратилась я к помощнице режиссера, как только за Павликом и Галиной Сергеевной закрылась дверь, — хочешь попробовать составить список вопросов для Лениного жениха?

— А что тут пробовать? Я его в уме давно держу.

— Тогда что же ты молчишь? Действуй, а я потом посмотрю.

— А почему вы сами сразу не хотите? — подозрительно поинтересовалась Лера.

— Ну надо же тебе расти, не век же ходить в помощниках режиссера, — покровительственно ответила я и гордо удалилась, не вдаваясь в подробности.

Нужно было срочно найти Гурьева, пока представилась такая возможность, и он мне попался довольно быстро — брел себе этак неспешно рядом с шефом, который что-то ему втолковывал.

— Здравствуйте, Евгений Иванович, — поздоровалась я, одновременно делая Валерию знаки, что он мне нужен.

— Здравствуйте-здравствуйте, Ирина Анатольевна! — директор был в благодушном настроении. — С утра уже в трудах праведных? И как они продвигаются?

— Спасибо, пока неплохо, — сдержанно ответила я. — Есть надежда, что сегодня мы закончим всю подготовительную работу для новогодней передачи.

— Похвально-похвально. — Директор снова развернулся к Гурьеву: — Ну все, Валерий, я тебя больше не задерживаю, иди работай, но материал должен быть стоящим, ты понял?

— Обижаете, Евгений Иванович! Когда это у меня был плохой материал?

— Да не было, не было, — шеф похлопал Валерку по плечу. — Это я так, для профилактики. А то какой же я буду грозный шеф, если меня подчиненные бояться не станут? Правильно, Ирина Анатольевна?

— Евгений Иванович! — я сделала хитрое лицо. — Зачем же нам вас бояться, когда мы вас любим?

— Вы еще скажите, как отца родного, — в шутку нахмурился шеф. — Ладно, идите работать, да и мне пора, заболтался тут с вами.

Мы с Гурьевым серьезно покивали и двинулись в противоположную от начальства сторону.

— Ну, что там у тебя? — спросил Валерка. — А то выглядишь, будто у тебя под мышкой ящик Пандоры. Кстати, тебе очень идет этот цвет.

— Спасибо, что заметил. А для начала скажи мне, обыск у тренера уже был?

— Был.

— И что?

— И ничего.

— Так я и думала, — победно улыбнулась я.

— Теперь видишь, что твоя Лена все врет?

— Не угадал. Она могла видеть совершенно другого человека, вовсе не тренера.

— Что?!

На удивленно вытаращившего глаза Валерку было настолько приятно посмотреть, что я позволила себе немножко затянуть триумфальное молчание.

— Ирина, у тебя с головой все в порядке? Или радикальное изменение цвета плохо сказалось на твоих умственных способностях?

— Ах так! — возмутилась я. — Если ты сейчас же не извинишься, я тебе вообще ничего не скажу.

— Нет, дорогая, пока ты мне не скажешь, что тебя подвигло высказать настолько бредовую идею, я и не подумаю извиняться, — уперся Валерка. — А будешь молчать, так сама лопнешь от желания выговориться, это я по глазам вижу.

— Тоже мне окулист, — фыркнула я, но сдалась. — Я вчера случайно познакомилась с мужчиной, который является точной копией тренера, и зовут его Вениамин Терентьевич. Ко всему прочему он — хороший друг жены директора ипподрома, в девичестве Дубовицкой. Тебе эта фамилия ничего не говорит?

— Очень даже говорит… — потрясенно вымолвил Гурьев.

— Теперь извиняйся! — потребовала я.

— Извини, Ирина, я был не прав, погорячился, вел себя недостойно… Хватит?

— Хватит, — смилостивилась я.

— Но как тебе удалось все это разузнать? — Валерка взирал на меня, словно недоразвитый древний грек на оракула.

— Случайность, — честно призналась я. — Или тебя интересуют подробности?

— Если честно, то сейчас не до них, — поморщился он. — Побегу звонить Кулешову, порадую мужика.

— Порадуй, — согласилась я. — Только не забудь потом мне все рассказать!

— Куда ж я от тебя денусь?

Я вернулась в кабинет, уселась за стол и уставилась на внушительного вида лист бумаги, который положила передо мной довольная Лера. Лист был аккуратно расчерчен на графы и столбцы, заголовки над которыми гласили: «Стандартные вопросы», «Нестандартные вопросы», «Неудобные вопросы»… всего десять наименований.

— Что это, Лера? — с испугом спросила я.

— Это то, что вы меня просили сделать, — спокойно ответила она.

— Я? Разве?

— Ну да, просто я подошла к заданию творчески и решила раз и навсегда составить таблицу вопросов, чтобы больше не мучиться.

— А как ею пользоваться?

— Очень просто. Вот, смотрите…

Лера стала объяснять мне правила пользования этим кошмарным меморандумом, водя тонким пальчиком по строчкам и стрелкам. Кошмар какой!.. Я совершенно ничего не могла понять из ее объяснений, в глазах начало рябить…

— Лера, — деликатно остановила я ее словесный поток. — А ты могла бы, пользуясь этой уникальной таблицей, сделать списочек конкретно для Николая?

— Запросто! Одну минутку…

Наша помощница забрала свое жуткое творение, уселась за свой стол и начала быстро-быстро писать, время от времени поглядывая в таблицу. Не прошло и трех минут, как она положила мне на стол новый лист, не в пример меньше первого. Я облегченно вздохнула, быстренько пробежала глазами список и удовлетворенно улыбнулась:

— Ну вот, все очень хорошо, у меня замечаний нет.

— А я заодно сделала зачетную работу. Завтра сдам ее куратору и получу зачет.

— Так это была твоя работа? — догадалась я.

— Ну да. И нам польза, и лично мне.

Я не стала разочаровывать Леру, сообщая, что ни за какие коврижки даже не попытаюсь еще раз разобраться в ее таблице. Пусть думает, что я умнее, чем есть. Надеюсь, что Галина Сергеевна поддержит меня и не станет говорить о неудобоваримости этого новшества.

— Лерочка, Лена еще не объявлялась?

— Пока нет, я бы вам сообщила.

— Тогда давай чайку пока попьем, что ли.

— Можно и чайку, у меня лимончик есть…

Только я взялась за кружку, как раздался телефонный звонок.

— Ирина, это вас, — сказала Лера, протягивая мне трубку.

— Да? А кто?

— Не знаю, женщина какая-то.

Кто бы это, интересно, мог быть?

— Слушаю вас, — на всякий случай профессионально вежливым голосом секретарши произнесла я в трубку.

— Добрый день, Ирина, не узнаете? — услышала я голос Ольги Алексеевны.

— Узнаю, конечно, узнаю, — я сменила тональность на дружескую. — Здравствуйте, Ольга Алексеевна. — Как вы вчера добрались домой?

— Все нормально.

— А что так сухо? Отрываю вас от работы?

— Не совсем так, но мы ждем важного звонка… — замялась я.

— Тогда не буду вас долго задерживать, просто хотела узнать, все ли с вами в порядке. До свидания, звоните мне, если что — у меня большие возможности в самых разных сферах.

— Спасибо, непременно позвоню.

Я положила трубку и задумалась: зачем она звонила? Насколько мне показалась, эта женщина никогда ничего не делает просто так. И еще этот ее намек про большие возможности… А Лена все не звонит, скоро уже обед, время-то уходит.

— Вот что, Лера, давай-ка ты без всяких предупреждений поезжай в больницу к Николаю. Думаю, он тебе и без Лены все скажет.

— Что за спешка? — Лера оторвала голову от конспектов. — Что-то у меня сердце не на месте… Как бы с Леной чего не приключилось…

— А если Лена сейчас в больнице у Коли?

— Тогда все в порядке, выяснишь, как мы договаривались, все о состоянии парня и, если он все-таки не сможет приехать к нам в студию, позвонишь сюда, чтобы мы всей командой ехали к тебе.

— Разумно, — одобрила Лера. — Сейчас же и отправлюсь!

— И обедать не будешь?

— У меня сегодня разгрузочный день, — ответила она, одеваясь.

Господи, питается каким-то птичьим кормом, так еще и разгрузочные дни ей понадобились! Лера уже скрылась за дверью, когда я спохватилась и кинулась ее догонять.

— …Слава богу, успела, — выдохнула я уже у самой проходной.

— Что с вами, Ирина?

— Ничего, я просто забыла тебе сказать, чтобы ты узнала у Коли адрес Лениной тетки. И поделикатней как-нибудь, чтобы парень не начал дергаться.

— Зачем?

— Говорю же, сердце у меня не на месте! Если она сегодня не объявится, надо будет съездить к ней домой. Придумай тогда сама что-нибудь…

— Хорошо-хорошо, я скажу Коле, что мы хотим послать за Леной машину, чтобы ей самой не добираться на передачу.

— Вот и умница, жду от тебя новостей.

Лера как-то странно на меня посмотрела, но больше ничего не сказала. Ну и пусть смотрит, я и в самом деле беспокоюсь. Гурьев бы, что ли, объявился! Так тягостно на душе, хоть волком вой.

Я медленно поплелась обратно в кабинет, там уже расположились Павлик с Галиной Сергеевной.

— Ну что, Ирина, звони Анне, ты вроде бы с ней подружилась, и договаривайся на завтра. Поедем доснимать. Нам не хватает трех-четырех минут до полной картины. Можно, конечно, было бы и обойтись, но лучше подстраховаться.

— Подстраховаться всегда лучше, — согласилась я, думая о своем. — А что вы предлагаете еще снять?

— Какая разница? Пусть тебе по руке гадает! Ты у нас одна осталась неохваченная…

— Как скажете, — пожала я плечами и придвинула к себе телефон. — Алло, Анна? Это вы?

— Да, я.

— Добрый день, это Ирина Лебедева. Вы завтра свободны?

— С полудня собираюсь весь день быть дома.

— Замечательно, мы к вам подъедем, чтобы записать небольшой кусочек.

— А что именно?

— Вы не против, если это будет гадание по моей руке?

— Не вижу причин для отказа.

— Нет? Прекрасно, тогда до завтра. И знаете, что еще? На всякий случай будьте готовы для участия в передаче послезавтра.

— А разве ваши планы изменились?

— Нет, пока ничего в наших планах не изменилось, но мало ли…

— Хорошо, я буду готова.

— До свидания, — я положила трубку.

— Ирина, что означает твоя просьба? — спросила меня Галина Сергеевна.

— Так, подстраховываюсь на всякий случай, — пожала я плечами.

— Ирина, не лги! Что ты скрываешь?

— Ничего я не скрываю, просто Лены до сих пор нет, а зачем нам накладки? Евгений Иванович повтора под Новый год нам не простит.

— Это я понимаю не хуже тебя, но сообразить не могу, откуда взяться накладкам, когда у нас практически все готово?

— Всякое может случиться, — я упрямо продолжала гнуть свою линию.

— Знаешь что, — рассвирепела Галина Сергеевна, — если бы так всегда думали, то не выпустили бы вообще ни одной передачи! Давай выкладывай, что тебя гнетет и почему ты постоянно шушукаешься с Гурьевым!

Я удивленно на нее воззрилась, а она продолжала, все больше распаляясь:

— Думаешь, я ничего не замечаю? Нет, я все вижу, только молчу и жду, когда у тебя совесть проснется и ты поделишься с коллегами, а ты все в молчанку играешь! Так нечестно, нас всех это, знаешь ли, касается: и меня, и Павлика, и Леру… Кстати, а где она?

— В больнице, — брякнула я.

— Что?! — Галина Сергеевна побледнела и схватилась за сердце.

— Да нет, не в том смысле! — поспешила пояснить я, чтобы у нее и в самом деле не случилось сердечного приступа. — Она к Николаю в больницу уехала, чтобы самой все на месте выяснить…

— Знаешь что, Ирина, — грозно посмотрела на меня наш режиссер, — с тобой не соскучишься…

— Да уж, — заговорил Павлик, до сих пор молчавший. — Мне самому чуть плохо не стало от твоего заявления, дорогая ты наша ведущая. Ты нас всех до больницы довести решила?

— Извините меня, как-то само собой получилось…

— «Само»… — передразнила меня Галина Сергеевна. — Давай чтобы больше так не получалось. А сейчас дай мне водички и рассказывай.

— Хорошо, — сдалась я. А что еще оставалось делать, когда меня приперли к стенке?

Мой рассказ занял все время, оставшееся до обеда, и сам обед, так как Галина Сергеевна постоянно меня перебивала и требовала подробностей, хорошо еще, что хоть Павлик молчал.

— …Теперь вы понимаете, почему я беспокоюсь? Лены-то так до сих пор и нет. Теперь вся надежда на Леру, какие она нам новости привезет…

— Хорошо, что мы параллельно готовим программу с Анной, — протянула Галина Сергеевна. — Конечно, это не совсем то, что надо, но повтора Женя нам не простит, тут ты, Ирина, права на все сто…

— Что-то я этих ужасов наслушался и есть захотел, — выдал Павлик, потом, заметив наши укоризненные взгляды, стал объяснять: — Я всегда, когда волнуюсь, есть хочу, это у меня с детства…

— Ладно, не оправдывайся, — прервала я его излияния, — иди питайся, но быстренько. Вдруг все в порядке, и сейчас позвонит Лера, чтобы мы уже ехали?

— Я не позвоню, — раздался вдруг от двери Лерин голос, и мы увидели, как она сама уже входила в кабинет.

— Как там дела? — спросил Павел, помогая Лере снять куртку.

— Коля уже потихоньку ходит, а его лечащий врач сказал, что спокойно может отпустить больного на выходные домой, так что ехать снимать нет никакой необходимости.

— Хоть это хорошо, — выдохнула я. — А Лену ты не видела?

— Нет, ее там не было, и вчера она тоже не появлялась. Коля просил меня ее навестить и адрес дал, так что никаких поводов придумывать мне не пришлось.

— А где живет Лена?

— В Ленинском районе, на Шехурдина.

— Далековато, но ехать надо, — заключила Галина Сергеевна. — Ирина, давай отправляйся. Если девочка, например, простудилась, так это еще полбеды, а вдруг там и в самом деле что-то серьезное стряслось? Выясни все и возвращайся.

— Уже еду.

— А что случилось? Почему такая паника? — Лера недоуменно обвела нас взглядом.

— Тебе Галина Сергеевна с Павликом все расскажут, — бросила я на бегу и оставила своих сотрудников вводить помощницу режиссера в курс дела.

Уже на улице меня догнал Костя.

— Ирина Анатольевна, вас не нужно подвезти?

— Нет… — начала я отказываться, но тут же передумала: — Да, пожалуйста, если ты свободен.

— Свободен, меня директор на сегодня к Гурьеву прикрепил, а тот вдруг ни с того ни с сего куда-то ушел своим ходом.

— А когда вернется, не сказал? — я тут же поняла причину переменчивости поведения Валерия.

— Часам к четырем примерно, — пожал плечами Костя. — Так куда вас везти?

— На Шехурдина, в Ленинский, — я назвала адрес Лениной тетки.

— Знаю я это место, — кивнул Костя, садясь за руль.

Я поняла, как мне повезло, только тогда, когда Костя начал петлять между домами, ныряя в какие-то подозрительные подворотни. И хоть не страдаю топографическим кретинизмом, но здесь точно бы заблудилась.

— Приехали, вот дом, который вам нужен. Кстати, Ирина Анатольевна, что у вас в нем за дело? Может быть, мне пойти вместе с вами? — заботливо спросил водитель.

— Не нужно, Костя, — улыбнулась я. — Здесь живет героиня нашей передачи, просто она сегодня не пришла и не позвонила, вот я и решила узнать, не случилось ли с ней чего.

— Это та самая Лена, с которой я вас возил в больницу? — уточнил он.

— Да, она. Так что, сам понимаешь, ничего страшного тут быть не может.

— Хорошо, я буду вас ждать в машине, — согласился Костя.

Я прошла по протоптанной в снегу тропинке к подъезду, поднялась на пятый этаж и позвонила.

— Кто там? — раздался голос из-за двери.

— Добрый день, а Лена дома? — спросила я.

— Нет ее.

— А когда будет?

Ответа не последовало, но дверь на цепочке приоткрылась, и я увидела настороженное лицо пожилой женщины.

— А ты кто такая будешь? — подозрительно спросила она.

— Я с телевидения, могу показать удостоверение. Разве Лена не говорила вам, что мы пригласили ее участвовать в нашей передаче?

— А! — оттаяла женщина. — Так ты Ирина Лебедева, что ли?

— Она самая, — подтвердила я.

— Сейчас, — дверь снова закрылась, потом открылась настежь. — Заходи!

Никогда мне не нравилась манера «тыкать» незнакомому человеку, но для дела приходилось не раз терпеть.

— Да нет, у меня мало времени, вы только скажите, когда Лена вернется? У нас возникли кое-какие вопросы, связанные с передачей, надо бы обсудить…

— А кто ее знает… Вчера я ее на ипподроме видела, когда Триумфа осматривала. Она сказала, что к Кольке своему в больницу поедет, потом к матери его зайдет… Там, наверное, ночевать осталась.

— А сегодня вы ее не видели?

— Не видала. Да разве ж я не понимаю: дело-то молодое, поди, у Кольки своего торчит, переживает за него. Ты в больницу сходи, она небось там.

— Спасибо вам, до свидания, — разочарованно попрощалась я. На душе стало еще муторнее.

— До свидания. — Женщина захлопнула дверь, а я поплелась обратно к машине.

— Костя, мне нужно с тобой посоветоваться, — решилась я, когда мы отъехали от дома.

— Слушаю вас, Ирина Анатольевна.

— Как ты думаешь, есть смысл беспокоить мать Коли, чтобы проверить, у нее ли Лена?

— Не думаю, — сразу же отозвался Костя. — Парень бы об этом знал. Мы просто зря встревожим женщину.

— Ты прав, — согласилась я уныло. — Теперь даже не представляю, где ее искать.

— А что случилось?

— Если бы я знала… — «А, была не была! Расскажу все Косте, он не один раз помогал мне…»

Костя выслушал, не перебивая и не задавая вопросов, поэтому я справилась гораздо быстрее, чем в прошлый раз, когда рассказывала эту историю моим сотрудникам, мы даже не успели доехать до телецентра.

— Вот что, Ирина Анатольевна, сейчас не имеет ни малейшего смысла мотаться по городу. Вы все равно не знаете, где искать Лену. Давайте встретимся с Гурьевым, может быть, у него появились какие-нибудь новости.

— Ой, как же я сама не догадалась! Вполне возможно, что Лена сейчас с ним у капитана Кулешова.

— Вряд ли, — охладил мою радость Костя. — Она бы вам оттуда позвонила, чтобы вы не волновались.

— Опять ты прав, — снова сникла я.

— Не расстраивайтесь раньше времени, — посоветовал Костя. — Может быть, еще ничего страшного не случилось. Вы сейчас идите к себе, я поищу Валерия. Потом мы к вам вместе зайдем.

Когда я грустная приплелась в кабинет, остатки надежды, что Лена отыскалась, испарились, поскольку коллеги меня встретили дружным вопросом:

— Ну как, ты ее нашла?

— Нет, и тетка не видела ее со вчерашнего дня, — покачала я головой и, не раздеваясь, опустилась на стул.

— И что теперь делать? — спросил Павлик.

— Ждать Гурьева. Он, похоже, последний из нас, кто ее видел. А номер телефона капитана Кулешова я все равно не помню.

Напряжение, с которым мы дожидались Валерия, было настолько сильным, что никто ничего не мог делать. Мы хмуро поглядывали друг на друга и вздыхали. Но и появление Валерия оптимизма не добавило.

— Так, — обвел он взглядом присутствующих, — как я понимаю, народ в курсе?

— Их ведь это тоже касается! — вскинулась я.

— Ладно, не кипятись, — осадил меня Гурьев. — Значит, так. Дела обстоят следующим образом: Кулешов легко выяснил, что у матери тренера было два сына-близнеца, Вениамин и Иван…

Потом он навестил болеющего Ивана на предмет выяснения адреса брата, однако наш тренер сказал, что понятия не имеет: их пути-дорожки с Веней разошлись еще двадцать лет назад, когда Веня связался с бандитами и сел. С тех пор Иван Терентьевич никаких отношений с братом не поддерживает, а последний раз видел его на похоронах матери. Далее, в архиве, естественно, нашлись данные на Вениамина Терентьевича Поползнева по кличке Ползун. Этот гражданин сел за вооруженное ограбление на пять лет, отсидел по полной, вышел на свободу и через пару лет уехал из Тарасова. Все.

— То есть как это все? — возмутилась я. — Он же здесь, я его сама видела!

— Верю, но он тут не прописан под старой фамилией, так что адреса его пока установить не удалось.

— А ресторан?

— Он там пока не появлялся.

— А обслуживающий персонал допросить нельзя было?

— Допросили, узнали номер сотового, который сейчас не отвечает.

— А…

— Не акай, — перебил меня Гурьев, не дав договорить. — По документам ресторана он тоже не проходит, как будто ты не знаешь, что сейчас такое встречается сплошь и рядом.

— Значит, я сама поеду в этот ресторан, меня там вчера запомнили, авось что-нибудь и узнаю…

— Ирина, — поморщился Валерий, — хватит уже играть в сыщицу. Не спорю, тебе повезло, удалось многое узнать, но сейчас лучше не суйся.

— Даже не подумаю тебя слушаться, — уперлась я. — Лена пропала, а ты…

— Как пропала?

— Да вот так! Может быть, ты запер ее в своей квартире?

— Глупости говоришь, — буркнул Валерка. — Зачем мне это? Я вчера уговорил ее съездить к Кулешову, там она очень подробно описала одежду, в которой был тренер, то есть не тренер, конечно, но тогда мы этого не знали… Потом я проводил ее до остановки, она сказала, что ей надо на ипподром. Вот и все. А почему вы решили, что Лена пропала?

— Потому что она сегодня не появилась у нас и не позвонила…

— Это еще не причина вдаваться в панику, — снова перебил меня Валерий.

— Гурьев, — встряла Галина Сергеевна, — не считай нас всех полными кретинами, дослушай сначала Ирину.

— Хорошо-хорошо! — поднял тот руки в примиряющем жесте.

— Слушаю.

— В больнице у Коли она не появилась ни сегодня, ни вчера, дома у тетки ее тоже нет, и она там не ночевала. Теперь тебе все понятно?

— Понятно, — процедил Валерий, потом посмотрел на Костю: — Что ж ты мне об этом дорогой не сказал?

— Не успел.

— Ладно, дамы и господа, придется мне согласиться с Ирининым безумным планом поехать в ресторан. Только мы тебя одну не отпустим, даже не надейся. — Гурьев строго посмотрел на меня. — Поедешь со мной и Костей. Я вас подожду в машине, а вы изобразите парочку.

Я слегка скривилась, но согласилась: не очень-то мне улыбалось изображать с ним парочку, но делать нечего, придется подчиниться. А еще подумалось, что я сегодня опять опоздаю домой, и Володя будет сердиться.

К ресторану мы подъехали в половине шестого. Валерий благословил нас с Костей, но подвигов просил не совершать. Я картинно вышла из машины, оперлась на руку Кости и прошествовала в заведение. Ужинать я там сегодня не собиралась, так как знала, что на халяву рассчитывать не приходится, поэтому, не раздеваясь, прошествовала прямо в зал. Меня встретила вчерашняя официантка:

— Добрый вечер, рады снова приветствовать вас в нашем ресторане. А что же вы не раздеваетесь?

— Нет, сегодня я буду ужинать в «Мандарине», — брякнула я первое пришедшее на ум название дорогого ресторана. — Люблю, знаете ли, разнообразие. Я сегодня, как видите, не одна, поэтому хотелось бы пригласить Вениамина Терентьевича отужинать с нами. Он здесь?

— Нет, его не будет несколько дней, он позвонил и сообщил об этом.

— Какая жалость! — воскликнула я. — А вы не подскажете, как мне с ним связаться?

— К сожалению, нет. Он сказал, что уезжает за город.

— Досадно, — я прилагала все усилия, чтобы выглядеть расстроенной.

Официантка немного поколебалась, потом доверительно приблизилась ко мне и тихонько сказала:

— Не огорчайтесь, ведь вы же знаете Ольгу Алексеевну?

— Конечно, мы с ней очень хорошие подруги.

— Вот у нее вы и сможете узнать номер телефона: Вениамин Терентьевич уехал в ее загородный дом.

По тому, как девушка улыбалась, я сообразила, что хозяин не обходил ее своим барским вниманием и, возможно, возил в этот самый дом когда-нибудь.

— Спасибо, милочка. — Я царственно достала из кошелька пятидесятирублевую купюру и протянула девушке. — Это вам за любезность.

Купюра тут же исчезла в ее руках, словно дематериализовалась. Да, красиво они тут работают!

— Пойдем, дорогой, сожалею, что мне не удалось тебя познакомить с Вениамином Терентьевичем, он бы тебе понравился.

Костя с умным видом кивал, словно богатый придурок, потакающий капризам своей избалованной подруги. Я потащила его к выходу, надеясь, что не встречу в «Мехико» никого из наших общих с мужем знакомых.

— Невеликий у нас улов, — подвела я итог, когда мы снова очутились в машине. — Вениамин Терентьевич, по словам особо приближенной официантки, укатил в загородный дом Ольги Алексеевны.

— И то хлеб, — оптимистически заметил Гурьев. — Сейчас мы тебя отвезем домой, а потом я свяжусь с Мишей, пусть поищет этот адресок по своим каналам. Другого пути не вижу.

Я согласилась, так как прекрасно понимала всю бессмысленность звонка Ольге Алексеевне. Она бы мне все равно ничего не сказала, да я, собственно, даже придумать не могла, на каком основании могла задать ей такой вопрос. Так что домой я вернулась в самом удрученном состоянии, зато не опоздала, и Володьке не к чему было придраться. Он отнес мой понурый вид на счет того, что я устала, и принялся хлопотать надо мной, словно наседка. Я постаралась приободриться и хотя бы на время выбросить из головы служебные тревоги, но получилось не очень-то… В общем, до самого утра я ворочалась и думала о Лене.

 

Глава 10

Утро тоже выдалось невеселым. Мои новости были слишком незначительны, чтобы развеять беспокойство за судьбу Лены, а Валерий пока не появился. Санька Смирницкий настолько устал через каждые пять минут отвечать всем нам по очереди, что Гурьева нет и он пока не появлялся, что бедный Валерин коллега в который раз уже воспользовался табличкой, где черным по белому крупными буквами было выведено это незамысловатое сообщение, с непременной добавкой: «Отстаньте! Мне работать надо!»

К одиннадцати Валерка появился, не менее удрученный, чем мы все. На наш немой вопрос он развел руками и тяжело вздохнул:

— Ребята, полный облом. Допросить Ольгу Алексеевну Миша не может — нет законных оснований, а никаких домовладений за ней не числится.

— Ну так возьмите за шиворот эту самую официантку и заставьте ее показать дорогу к этому чертовому дому! — вспылила я.

— А на каком основании? Ирина, не горячись, подумай серьезно. Заявления на розыск Лены никто не подавал, а если бы оно и было, то все равно нет доказательств, что Вениамин как-то связан с этим. Да и вламываться в чужой дом просто так, с бухты-барахты… Нет, это все нереально.

— Кошмар какой-то, — прокомментировала заявление Гурьева Галина Сергеевна. — Что ж получается? Пусть девочка пропадает, а милиция ничего не может сделать?

— Ну, кое-что все-таки сделано, — пробормотал Гурьев. — По крайней мере, в больницах и моргах Лены нет, это я вам могу сказать точно.

— Накрылась наша новогодняя передача медным тазом, — высказал Павлик то, о чем мы, занятые судьбой Лены, еще не успели подумать.

— Ладно, господа, пошел я, — Валерий понуро поплелся к двери. — Будут новости — сообщу. У вас теперь своих проблем полно.

— Ну и что делать будем? — спросил Павлик, когда за Гурьевым закрылась дверь.

— К Анне поедем, нам в темпе вальса нужно доделать передачу, — угрюмо выдавила из себя Галина Сергеевна. — Ну и напророчила ты, Ирина! Имей в виду, объясняться с Евгением Ивановичем пойдем вместе.

— Придется, — вздохнула я. — Будем надеяться, что он не слишком рассердится на такую внезапную замену…

— А у нас с вами теперь нет рождественской передачи… — грустно протянула Лера. — Ее-то мы когда делать будем?

— Абзац, — заключил Павлик, — накрылась наша с вами премия.

— Да бог с ней, с премией, — досадливо отмахнулась Галина Сергеевна. — Я все о Лене думаю, бедная девочка…

— Все, — сурово прервала я наше затянувшееся уныние. — Радоваться нам теперь, конечно, нечему, но нужно работать. Соберитесь, братцы, пора ехать. Мы и не в такие переделки попадали, однако же выкручивались.

Бодрости моя речь никому не прибавила, и мне самой в первую очередь, но коллеги все-таки собрались с силами и настроились на работу. Так что к Анне мы приехали в более-менее нормальном состоянии, хотя ее не обманули наши нарочито бодрые физиономии.

Анна радушно пригласила нас в комнату, а потом обратилась ко мне:

— Ирина, можно вас на минуточку?

— Да, конечно. — Я прошла следом за ней на кухню, недоумевая, зачем я ей понадобилась.

— Ирина, что случилось? — участливо спросила она меня, когда мы остались одни.

— Анна, давайте не будем сейчас об этом. Нам нужно работать. Я вам потом все расскажу, ладно?

— Хорошо, как сочтете нужным, — сразу согласилась она.

Мы вернулись в комнату, где Павлик уже распаковал свою камеру и выбирал наиболее подходящий ракурс.

— Командуйте, Павел, — обратилась Анна к нашему оператору. — Как нам лучше сесть?

Началась привычная работа, которая позволила мне хоть ненадолго забыться. Павлик пересаживал нас с Анной раз пять, пока не решил, что все хорошо. Потом Анна начала разглядывать мои ладони. Она довольно долго молчала, пока не подняла на меня взгляд и не начала говорить, перед тем очень тепло улыбнувшись:

— У вас все будет хорошо, Ирина…

Честно говоря, я не столько слушала, что она мне говорит, сколько ловила сам звук ее голоса, такой мягкий, такой успокаивающий… Кажется, Анна обещала мне хорошую семейную жизнь и рождение ребенка через некоторое количество лет; удачную карьеру и вполне приемлемое материальное положение… не помню. Я сумела сосредоточиться на смысле ее слов только тогда, когда она стала рассказывать о скрытых особенностях моего характера и направлениях моей судьбы:

— У вас, Ирина, тонкая и мятущаяся натура, вам вечно чего-то не хватает, вы не умеете довольствоваться спокойным существованием. Вы азартны и склонны к авантюрам, которые, как ни странно, почти всегда будут вам удаваться. Вы лидер, хотя в семье вам нравится играть послушную ведомую. У вас трезвый критический ум, вы упрямы, но переубедить вас можно, если привести достаточно весомые аргументы. У вас поразительная интуиция и дар оказываться в нужных местах в нужное время, это помогает вам и в семейной жизни, и в вашей работе, но оно же втравливает вас во всяческие переделки.

Я позволила себе улыбнуться, соглашаясь с заявлением Анны на все сто, а она продолжала:

— Вы с первой встречи вызываете симпатию у людей и сами платите им тем же. Вы не любите конфликтов, но за справедливость будете бороться до конца, если есть хоть малейший шанс ее добиться.

— А плохое во мне хоть что-нибудь есть? — спросила я, потому что начинала себя чувствовать немножко неуютно от всех этих дифирамбов.

— Не без этого, — снова улыбнулась Анна. — Вы несколько эгоистичны, поэтому легко идете на поводу своих страстей, иногда забывая о своих близких. К счастью, этих самых страстей у вас очень немного…

Вернее будет сказать, одна, подумала я про себя: мне очень хочется расследовать преступления. И я действительно в это время забываю о Володе. А Анна между тем уже заканчивала:

— Напоследок могу добавить, что в единстве противоречий вашей натуры и заключается ваше счастье.

— Замечательно, — сказала Галина Сергеевна, хранившая молчание на протяжении всего гадания. — Анна, а у вас есть видеомагнитофон? Было бы неплохо просмотреть, что у нас получилось.

— Нет ничего проще! Смотрите, сколько нужно.

Павел достал из камеры кассету, вставил ее в видеомагнитофон и пощелкал пультом. На экране телевизора появились мы с Анной. Мне было очень интересно наблюдать себя со стороны, видеть, как меняется выражение моих глаз под впечатлением от голоса Анны…

— Стоп, — Галина Сергеевна подняла руку. — Это место нужно переснять — у Ирины взгляд плывет, словно она в транс впадает. Смотрим дальше.

По ходу просмотра записи она сделала еще пару замечаний и на корню зарубила высказывание Анны о моем эгоизме, заявив, что таких вещей в эфире говорить не следует, ведь я все-таки ведущая, и мое лицо — это лицо передачи. Анна согласно кивала, не споря с Галиной Сергеевной. Я тоже не нашла аргументов для возражений, так что в конце концов мы решили повторить запись гадания целиком, чтобы потом Павлик смонтировал самые удачные куски.

Мы с Анной вернулись на свои места возле столика, но она не стала долго разглядывать мои ладони — теперь это было ни к чему, и просто повторила объяснение того, что вычитала в этих путаных черточках и линиях.

После второго просмотра Галина Сергеевна осталась довольна, так что нашу работу можно было считать оконченной. Мы стали прощаться, договорившись, что Анна приедет на студию часам к пяти или немного раньше.

— Галина Сергеевна, а что же все-таки случилось? Почему вы перенесли передачу с моим участием? — все-таки не удержалась и спросила Анна.

— Ох, милая вы моя, — вздохнула моя непосредственная начальница. — Если бы это решала я… У нас пропала героиня передачи.

— Как пропала? — удивилась Анна.

— Вот так, — развела руками Галина Сергеевна. — И никто не знает, где наша Леночка, может быть… — Она немного помолчала, потом несколько смущенно попросила: — Анна, может быть, вы погадаете нам на нее? Хотя бы узнать, жива девочка или уже нет?

— Это будет сложно, — замялась хозяйка. — Вы ведь не очень близкие Лене люди, а в таких случаях сложно поймать волну. Но я попробую, — она все-таки согласилась, уступив нашим умоляющим взглядам. — Только мне нужна новая колода в пятьдесят четыре карты.

— Павлик, быстренько организуй, — потребовала Галина Сергеевна. — И чтоб одна нога здесь, другая — там!

— Есть! — браво откозырял оператор и ломанулся к выходу.

Анна пошла следом, чтобы описать ему все необходимые требования, которые она предъявляла к гадальной колоде, а мы с Галиной Сергеевной переглянулись с немного беспомощными улыбками. Как мало нужно человеку, чтобы надежда вспыхнула в сердце! Казалось, что может изменить гадание? Но мы просто воспряли духом от одного только обещания Анны. Именно поэтому, наверное, женщины всего мира, да и многие мужчины тоже, до сих пор идут ко всяческим предсказателям. Как пелось в одной песне конца семидесятых: «Устроены так люди. Желают знать, желают знать, желают знать, что будет».

Пока Павлик бегал за картами, Анна варила кофе и между делом обратилась ко мне:

— Ирина, именно вам придется стать заказчицей гадания, так как, мне кажется, вы обеспокоены судьбой девушки гораздо больше, чем судьбой передачи. Поэтому, как только Павел принесет колоду, вы должны хотя бы минут пятнадцать подержать ее в руках, думая о Лене и как можно четче представляя себе ее образ. Когда я закончу, ни в коем случае не говорите спасибо. Это и вас касается, Галина Сергеевна, и Павлу скажите. А вы, Ирина, должны будете мне заплатить, не имеет значения, сколько. Просто положите деньги на край стола. Запомнили?

Я кивнула, так как помнила об этом еще с прошлых съемок, а Галина Сергеевна спросила:

— А почему нужно делать именно так? — ей было ужасно интересно.

Анна стала объяснять, но я не слушала, потому что уже начала думать о Лене, так как волновалась, получится у меня настроиться на нее так, как нужно нашей хозяйке, или нет. Все-таки мне в первый раз приходится участвовать в подобном действе, детские игры с картами не в счет.

Минут через двадцать вернулся Павлик, я отобрала у него колоду и вцепилась в нее обеими руками, меня даже слегка стала поколачивать нервная дрожь. А наш оператор принялся возбужденно размахивать руками, живописуя свои поиски нужной колоды.

— Ну, приступим, — сказала Анна. — Ирина, давайте карты. Постарайтесь расслабиться и думайте о Лене.

Я судорожно кивнула и протянула ей колоду, рука моя заметно дрожала, а кончики пальцев совсем замерзли, хотя в комнате было тепло. Анна распечатала упаковку, вынула карты, удовлетворенно покивала головой и принялась их тасовать. Потом снова подровняла колоду, положила ее на ладонь правой руки, накрыла ладонью левой, прикрыла глаза и что-то неслышно забормотала. Затем протянула руку с картами ко мне.

— Сдвиньте, — попросила она.

Я сдвинула колоду где-то посередине дрожащими пальцами левой руки.

— Хороший знак, — улыбнулась Анна, но объяснять ничего не стала, а начала раскладывать карты на три кучки.

Дальше она еще несколько раз раскладывала карты в различном порядке, некоторые отбрасывала по одному, лишь ей ведомому признаку, над остальными задумывалась, потом снова собирала и снова раскладывала. В конце концов на столе осталась хитрая композиция примерно из половины всех карт, а Анна улыбнулась, обвела нас добрым успокаивающим взглядом и начала говорить:

— Ваша девочка жива и здорова, но пока ей закрыты все дороги, кроме дороги слез. У нее два врага: женщина и мужчина, но пик их силы уже проходит. Самое интересное, что именно вы, Ирина, как мне кажется, должны найти способ помочь Лене. Какой — карты не говорят, и думаю, что не стоит ради этого раскладывать их именно для вас, вы и так сегодня испытали нешуточное напряжение. Еще могу сказать, что враг-мужчина будет нейтрализован, а вот женщина — вряд ли.

Когда Анна замолчала, я судорожно выдохнула, так как почти не дышала все то время, пока длились эти туманные комментарии. Похоже, мои коллеги вели себя так же. Не могу сказать, что гадание меня успокоило, но какое-то несомненное облегчение я все-таки испытала. Уже раскрыв рот, чтобы поблагодарить Анну, я вовремя спохватилась и молча полезла в сумочку за кошельком, выгребла оттуда десятку и положила на край стола, как и было условлено. Больше нам тут сегодня делать было нечего.

— До свидания, Анна, до завтра, — Галина Сергеевна поднялась со своего места, подавая нам пример. — Вы нам очень помогли.

— Не думаю, что очень, но вы хоть немного пришли в себя, — улыбнулась на прощание хозяйка. — До завтра.

Мы все выглядели немного пришибленно, когда усаживались в машину, так что Костя не выдержал и спросил:

— Что у вас там такое произошло, Ирина Анатольевна?

— Анна нагадала, что Ирина должна спасти Лену, — вместо меня ответила Галина Сергеевна. — И что все должно хорошо кончиться. Честно говоря, я хоть и не сомневаюсь в талантах Анны, но что-то пока не вижу, как такое может случиться.

Можно подумать, что я испытываю полную уверенность! Лестно, конечно, воображать себя эдакой героиней, но не тогда, когда от этого действительно может зависеть жизнь другого человека. Я не люблю строить иллюзии на свой счет, пусть Гурьев и обвиняет меня в этом каждый раз. Если ему кто-нибудь расскажет о предсказании Анны, он ведь непременно смеяться начнет!

Так и получилось. Я словно в воду глядела!

Валерий ошивался в нашем кабинете, пил чай и исподтишка таскал у Леры курагу. Едва он услышал слова Галины Сергеевны о той роли, которая мне вроде как предначертана, в спасении Лены, то просто зашелся от хохота, как невоспитанная лошадь:

— Ой, не могу! Ирка — спасительница человечества! Лара Крофт, Жанна д\'Арк и Роза Люксембург в одном лице! Ей-богу, и дамы и господа, как вы только могли поверить в подобную чушь? Впрочем, что еще можно от вас ждать с вашими бабьими сказками?

— Прекрати ржать, Гурьев! — прикрикнула на расходившегося журналиста Галина Сергеевна. — Пусть это нелепо и лишено здравого смысла, но мы искренне переживаем за судьбу Лены. За соломинку же хватаемся просто от безысходности. А ты только издеваешься вместо сочувствия.

— Все-все, пристыдили, — совершенно серьезно ответил Валерка. — Это нервное, я тоже переживаю за Лену, но это ваше гадание…

— Еще одно слово, Гурьев, — тихо сказала я, — и я серьезно с тобой поссорюсь.

— Ладно, не буду. Пойду лучше Мишке еще раз позвоню, может быть, он что-нибудь узнал за это время.

— Кстати, — спохватилась я, — помнишь, ты говорил, что у тебя в Москве есть приятель, который должен вернуться в среду? Сегодня четверг, ты ему звонил?

— Совсем забыл! — хлопнул себя по лбу Валерка. — Но мне простительно. Тут такие события закрутились… Ладно, сейчас я с ним свяжусь, потом вернусь и расскажу, если будет что рассказывать.

Он наконец-то ушел, а Галина Сергеевна, матушка наша чуткая, призвала всех к вниманию и чуть ли не пинками погнала нас в монтажную, чтобы все были при деле и не забивали себе голову бесплодными мыслями о Лене. Я согласилась, признавшись, что она права: сейчас действительно лучше всего было заняться работой.

До конца рабочего дня мы смонтировали весь материал, просмотрели его несколько раз, решая, какие куски пойдут в начале, какие в середине, а какие в конце передачи. Я чуть ли не наизусть выучила приблизительный текст, так что он перестал быть приблизительным. Мне даже показалось, что, если возникнет какой-нибудь непредвиденный вопрос, я не смогу перестроиться и ляпну что-то несуразное, но заранее заготовленное. Лера металась туда-сюда, утрясая всякие мелочи, а Павлик к концу работы мог только тупо кивать на все советы Галины Сергеевны и механически исполнять ее просьбы, так как до тошноты насмотрелся на одни и те же кадры.

Одним словом, за четыре часа мы умудрились уработаться вусмерть. Когда мы запирали наш кабинет, Галина Сергеевна спохватилась:

— Ирина, мы же с тобой так и не сходили к Евгению Ивановичу, чтобы поставить его в известность о замене.

— Ну и ладно, — пробормотала я заплетающимся от усталости языком. — Может быть, оно и к лучшему…

Что я в тот момент имела в виду, мне самой было неясно. Домой я добиралась на автопилоте, и когда муж увидел мою физиономию, то сразу же принялся стаскивать с меня дубленку и сапоги, а потом чуть ли не на руках отнес в кухню.

— Ешь, — приказал он, поставив передо мной тарелку с супом. — А потом немедленно в постель.

— Ты думаешь, что я там тебе пригожусь? — у меня еще хватило сил пошутить, хотя глаза отчаянно слипались.

— Пригодишься, но не сегодня. Если уж сама себя не бережешь, то позволь мне это сделать вместо тебя, — откликнулся Володя.

Я кое-как поела, не замечая вкуса еды, промычала слова благодарности, чмокнула мужа куда-то в район щеки и поплелась в спальню. Там я села на кровать, потом подумала, что неплохо бы чуть-чуть полежать, а уж потом раздеваться… Мне показалось, что я закрыла глаза всего на секунду, но вдруг встрепенулась от ворчания Володи, который бережно меня раздевал:

— С ума сошла, женщина, разве можно так переутомляться? Подумать только, уже час спит в одежде!..

Я мурлыкнула что-то нежное, так до конца и не проснувшись, и окончательно провалилась в сон…

 

Глава 11

Утро последней пятницы уходящего года началось с моего любимого Пласидо Доминго. Я проснулась с каким-то странным предчувствием, которого так и не смогла понять. Меня то охватывала непонятная радость по поводу того, что все непременно будет хорошо. То, наоборот, я ощущала, как нехорошо сжимается сердце. Нет, эти мистические опыты до добра не доведут, сказала я сама себе и приступила к ежеутреннему ритуалу по приведению себя в порядок. Впрочем, сегодня не было необходимости делать это слишком тщательно, все равно через два-три часа я отправлюсь в «Колибри», где мою внешность будет усовершенствовать профессионал своего дела.

На работе тоже царила не совсем здоровая атмосфера. Даже Лера выглядела менее невозмутимо, чем обычно, я уж не говорю о Галине Сергеевне! Она влетела в кабинет с получасовым опозданием и сразу же набросилась на меня:

— Ирина, ты почему до сих пор здесь?

— А где я должна быть?

— Как это где? Сейчас же марш в салон! Костя тебя уже ждет на выходе. — А не рано? — засомневалась я.

— Чем раньше ты уйдешь, тем быстрее вернешься! — отрезала Галина Сергеевна. — Брысь с глаз моих!

— А к Евгению Ивановичу сходить? — напомнила я ей.

— Потом, все потом! — отмахнулась она от меня. — Брысь, кому говорят?!

Пришлось подчиниться. Когда Галина Сергеевна в таком состоянии, с ней лучше не спорить. Только Костя оставался островом спокойствия в океане эмоций, плещущих из моих сослуживцев. Глядя на него, я тоже почувствовала себя уверенней и зачем-то стала перебирать в памяти события последних дней, стараясь отыскать хоть какую-то зацепочку, которая могла бы помочь мне найти Лену, хотя прекрасно понимала, что там такой зацепки быть не может, так как мы уже успели все перебрать и ничего не обнаружили.

Когда мы были уже почти возле салона, меня осенило. Боже, но это же так просто, как дважды два, и тут же потребовала:

— Костя, поворачивай обратно!

— С какой целью? — поинтересовался он, но распоряжение тут же выполнил.

— Потому что мы все кретины, а я вообще самая главная идиотка!

— Зачем же такая суровая самокритика?

— А затем, что я еще позавчера могла узнать адрес этого пресловутого загородного дома, а сообразила — как — только сейчас! Так что жми к телецентру, найди там Гурьева и тащи в машину.

— Как скажете, Ирина Анатольевна, — пожал плечами Костя и надавил на газ.

— …Что ты еще удумала? — спросил запыхавшийся Валерка, влезая в машину и усаживаясь рядом со мной.

— Костя, быстро к Анне, она сейчас должна быть дома! — Я проигнорировала Валеркин вопрос, спеша отдать распоряжение Косте.

— Ирка, не зли меня! Признавайся, какая муха тебя укусила?

— Я и не собираюсь тебя злить, просто я только что додумалась до того, кто может дать нам этот злополучный адрес.

— И кто же?

— Анна.

— Анна? А ей-то откуда знать? — изумился Валерка.

— Эх, Гурьев, — театрально вздохнула я. — Оказывается, ты еще тупее меня, я все-таки сама догадалась, а ты не можешь даже с моей подсказки.

— Ой, да ладно тебе! Хватит издеваться, говори толком!

— Анна поддерживает очень близкие отношения с Виктором Дмитриевичем, а он, в свою очередь, муж Ольги Алексеевны… Улавливаешь связь?

— А! Так ты думаешь, что Анна знает адрес этого дома? — наконец-то дошло до Валерки.

— Да я в этом просто уверена! А раз милиция не имеет оснований для того, чтобы вмешаться, мы втроем сами справимся. Или вы против?

— Это, конечно, авантюра чистейшей воды, — вздохнул Гурьев. — Но с моим участием она становится вполне исполнимой.

— Не зазнавайся, — осадила я его. — Мне кажется, что от Кости пользы будет несравненно больше.

Мы подъехали к дому Анны, я велела мужчинам ждать, а сама пулей влетела на третий этаж и надавила кнопку звонка.

— Ирина? — удивленно открыла мне дверь Анна. — Что-то случилось?

— Пока ничего страшного… Анна, вы говорили мне, что очень дружны с Виктором Дмитриевичем, — выпалила я на одном дыхании.

— Говорила, но…

— Скажите, вы знаете адрес его загородного дома?

— Знаю, а зачем он вам?

— Ради всего святого, дайте мне этот адрес! Я просто уверена, что Лену держат именно там. К сожалению, сейчас не до подробностей, могу только сказать одно: в этом деле замешана Ольга Алексеевна. Это ведь именно ее дом, а не Виктора Дмитриевича?

— Да, ее, но оформлен на сестру ее отца, Смыслову Полину Эдуардовну.

— Теперь понятно, почему капитан Кулешов не смог его найти… Анна, пожалуйста, скажите адрес! Нам нужно спешить!

— Этот дом находится в Волжских Далях, сразу за профилакторием, по трассе первый дом с левой стороны. Вы его ни за что не пропустите, он очень своеобразный, с круглыми башенками по углам. — Анна не только написала адрес, но и рассказала, как добраться.

— Спасибо вам большое, увидимся на студии! — Я уже спускалась по лестнице. — И еще, передайте Галине Сергеевне, чтобы материалы для передачи с Леной были наготове.

— Обязательно передам! Я верю в вашу удачу! — прокричала мне вслед Анна.

— Костя, знаешь, где это? — спросила я, усаживаясь обратно в машину и протягивая водителю листочек с адресом. — За профилакторием, дом с круглыми башнями.

— Знаю, за час доедем, — кивнул он, заводя мотор. — Валера, подумай пока, как мы в дом попадем. Хорошо бы в милицию сообщить заодно, чтобы потом не пришлось ждать.

— Тогда затормози у любого телефона-автомата, я с Кулешовым свяжусь.

Костя притормозил на углу Радищева и Московской, где выстроилась целая шеренга телефонов-автоматов. Гурьев выскочил из машины, на ходу роясь в карманах в поисках таксокарты. Я смотрела на то, как он мечется от одного аппарата к другому, и проклинала тарасовское хулиганье, которое повадилось курочить ни в чем не повинные средства связи, хотя в них теперь не было ни денег, ни жетонов. Наконец машина тормознула у одного из телефонов, Валерий набрал номер и через пару секунд уже что-то кричал в трубку, размахивая руками.

— Порядок, — сказал он, вернувшись к нам. — Поехали. Миша обещал что-нибудь придумать и подъехать туда со своими ребятами. Правда, он добавил, что если в доме мы ничего не обнаружим, то лучше нам исчезнуть до их появления, чтобы ему не пришлось задерживать нас за незаконное проникновение с неизвестной целью.

— Не придется, — оптимистически отмахнулась я, уверенная в успехе предстоящего дела. — Главное, чтобы вы не подвели.

— Не подведем, — в один голос ответили Валерий с Костей.

Когда мы выбрались из города и помчались по трассе, я в полной мере ощутила мастерство нашего водителя. Он умудрялся лететь с такой скоростью, будто под колеса машины ложился автобан с идеальным покрытием, а не раздолбанная российская дорога, к тому же и обледеневшая. После того как мы проскочили профилакторий, я почти сразу же увидела нужный нам дом, действительно, очень своеобразное строение, не лишенное красоты и некоторого изящества, однако в данный момент мне было не до любования архитектурой.

— Валера, как будем действовать? — спросила я Гурьева, как только Костя остановился.

— Играем сценку с поломкой машины. Окон на эту сторону нет, так что будем надеяться, что нас пока обитатели дома не видят. Костя, выходи из машины и начинай делать вид, будто копаешься в моторе. Я вместе с Ириной иду к дому, она прячется где-нибудь неподалеку от двери, а я звоню и начинаю развешивать лапшу на уши хозяину, особенно если это будет именно Веничка. Постараюсь увести его от двери к гаражу, а ты, Ирина, в это время должна проникнуть в дом и найти Лену, если она там есть… Черт! — выругался Валерий. — Сколько «если», никакой уверенности! И как меня угораздило ввязаться в это дело? Ладно, война план проверит, все равно уже поздно отступать.

Начало нашего плана было разыграно как по нотам. Я спряталась за штабелем досок, сложенным справа от крыльца, Гурьев позвонил в дверь, потом я услышала, как он сказал:

— Слышь, земляк, открой, а? Мы тут с другом поломались, инструмент нужен. Я гляжу, у тебя гараж тут, дай, думаю, позвоню, может, хозяин дома, так поможет.

— Пойдем в гараж, возьмем там, что вам нужно, я помогу, — дверь заскрипела, и я услышала другой голос, тоже мне знакомый, — голос Вениамина Терентьевича.

— Ага, спасибо. Вон, видишь, друган с тачкой возится, пособи, земляк, а то мы опаздываем…

Как только стих звук удаляющихся шагов и Валеркиного тарахтения, я выбралась из своего укрытия и, оглянувшись на Костю, юркнула в приоткрытую дверь. Оказалась я в холле перед винтовой лестницей, ведущей на второй этаж, и двумя дверями из матового стекла. Одна вела в огромную кухню, другая — в ванную. Обе комнаты были пусты. Я стала подниматься по лестнице, внимательно прислушиваясь. Всюду тишина.

Поднявшись на второй этаж, я очутилась в небольшом коридоре и увидела еще три двери. Осторожно толкнула первую, заглянула, передо мной была шикарная гостиная с камином.

— Лена, — негромко позвала я. — Ты здесь?

И снова только тишина была мне ответом. На всякий случай я обошла гостиную в поисках незамеченных дверей. Если бы я оказалась в этой комнате при других обстоятельствах, то, наверное, позавидовала бы богатству обстановки, но сейчас у меня была другая цель, а времени на ее достижение оставалось не так уж и много.

Я вышла из гостиной, прикрыв дверь, и пошла дальше обследовать дом. Сердце учащенно колотилось, от страха вспотели ладони. Вторая дверь была заперта. Я подергала ручку, постучала, опять никакого ответа. Оставалась еще одна. Если Лены нет и там, то я просто не знаю, что делать и как пробраться в другую часть дома.

Меня постигла неудача. Комната оказалась открытой, оттуда явно вышел Вениамин Терентьевич, так как постель была смята, а на прикроватной тумбочке валялись небрежно брошенные газеты и стояла чашка с остатками кофе. Я вернулась на лестницу, чтобы выглянуть в крохотное круглое окошко. Гурьев и Вениамин Терентьевич склонились над открытым капотом нашей машины, Костя же смотрел в мою сторону.

Я глубоко вздохнула, пронеслась по лестнице вниз и помчалась на другую сторону дома, чуть не свернув себе шею, так как пыталась смотреть назад, чтобы вовремя заметить возможную опасность. Довольно быстро увидела еще одну дверь, ведущую в дом, но она оказалась запертой. В отчаянии я дергала за ручку, пока не заметила, что открыта дверь встроенного гаража. Я метнулась туда. В глубине этого помещения, за сверкающей «Вольво», виднелась белая дверь, к моей величайшей досаде, тоже запертая. Неужели я не смогу проникнуть в этот чертов дом?

Это ведь был последний шанс отыскать Лену. Мои глаза лихорадочно обшаривали настенные полки в поисках какого-нибудь орудия, с помощью которого я могла бы взломать ненавистную преграду. Вдруг я увидела связку ключей, висевшую на маленьком крючке. Я сдернула находку и принялась судорожно тыкать каждый ключ в замочную скважину. Руки продолжали дрожать, меня уже всю колотила крупная нервная дрожь, но я не сдавалась.

Разумеется, подошел только самый последний ключ. Не думая о том, что в доме могут быть еще люди, я вбежала в распахнувшуюся дверь и оказалась в кладовке, расположенной за гаражом. Еще две двери, еще два сражения с замками и ключами, за ними хозяйственные помещения, которые я пробегала насквозь, время от времени негромко зовя Лену. Опять лестница на второй этаж, опять двери… Наказание прямо какое-то, а не дом!

Наконец удача мне улыбнулась: за второй запертой дверью на мой стук раздался испуганный голос Лены:

— Кто здесь?

— Слава богу, Лена, ты нашлась! — Я говорила громко, забыв об осторожности. — Это я, Ирина Лебедева, открывай!

— Я не могу, меня тут заперли… — ответила девушка.

— А, черт! — выругалась я и принялась снова подбирать ключи из своей связки, но ни один из них не подходил.

— Лена, не знаешь, где может быть ключ от этой комнаты? Я тут нашла какую-то связку в гараже, но нужного там нет.

— У тренера, он его носит с собой. Я же вам говорила, что это был Иван Терентьевич, а вы мне не верили!

Бедная девочка, она так ничего и не поняла. Из-за двери до меня донеслись звуки рыданий.

— Лена, — как можно более спокойным и уверенным тоном заговорила я, — успокойся, я тут не одна, мы тебя выручим. Подожди немного, и все будет хорошо. Ты мне веришь?

— Верю, — услышала я сквозь Ленины всхлипывания.

— Тогда ответь мне, в доме есть еще кто-нибудь?

— Не знаю… нет, наверное…

— А оружие у твоего охранника есть?

— Есть… у него пистолет…

— Хорошо, — сказала я, хотя не видела ничего хорошего в том, что Вениамин Терентьевич вооружен. — Я сейчас ненадолго уйду, чтобы добыть ключи, но скоро вернусь.

Мне предстояло снова оставить Лену одну и проделать обратный путь как можно быстрее. По тропинке от дома к машине я уже шла не прячась, совершенно открыто. Заметив за своей спиной движение, Вениамин Терентьевич выпрямился и удивленно на меня уставился:

— Ирина? Что вы тут делаете?

— Решила нанести вам светский визит, чтобы поблагодарить за ужин, — широко улыбнулась я. — Вениамин Терентьевич, зачем же вы так нехорошо со мной поступили, а?

— Не понимаю… — начал было он ломать комедию, но я его перебила:

— Да все вы прекрасно понимаете! Увезли мою героиню, почти сорвали мне новогоднюю передачу… Стыдно, Вениамин Терентьевич! Отдайте ключи!

— Какие ключи? — настороженно спросил он. — Я не понимаю, о чем вы говорите…

Его глаза нехорошо сузились, а правая рука плавно потянулась к внутреннему карману куртки. Дальше события развивались с сумасшедшей быстротой. Преступный близнец тренера выхватил пистолет одновременно с моим криком:

— Осторожно, Валерий!

В это же время Костя обрушил на голову низкорослого Вениамина удар своего немаленького кулака. Валерка кинулся с линии выстрела, но на половине пути дернулся и упал, схватившись за руку. Оседавший под Костиным ударом Вениамин успел выстрелить. Я кинулась к Валерке, а Костя придавил всей своей массой нашего противника к земле и уже выкручивал ему руку с пистолетом.

— Валерка, ты жив? — Я упала на колени рядом с морщившимся от боли Гурьевым, не зная, как ему помочь.

— Цел я, цел, пуля только скользнула, — прошипел Валерка. — Ты лучше иди обыщи этого, пока его Костя скрутил.

С неестественно вывернутыми руками Вениамин Терентьевич опасности уже не представлял, из его рассеченного об лед лба стекала по лицу кровь. Мне его даже стало немножко жалко, но я поборола это чувство.

— Где ключи? — спросила я. — Вениамин Терентьевич, лучше скажите сами, не заставляйте меня обшаривать ваши карманы, право, это так унизительно.

— В правом кармане куртки, — просипел он. — Говорил я Ольге, что ты опасна, да она слишком самоуверенна. Тебя за дурочку приняла… Была б моя воля, ты бы вместе с этой соплячкой тут сидела или еще где похуже…

— За столь высокую оценку не могу вас не поблагодарить, — я улыбалась прямо в перекошенное от злости лицо преступника. — А вот «тыкать» не стоит, мы с вами на брудершафт не пили, а теперь уж этого не случится. Спасибо за ключи.

Я отошла от него и повернулась к Гурьеву, который медленно поднимался, держась за машину. Рукав его куртки промок от крови.

— Валерка, тебя надо срочно перевязать! Костя, в машине есть аптечка?

— Есть, в бардачке!

Я быстро нашла аптечку, помогла Валерке стянуть куртку, оторвала рукав его рубашки и, вспомнив все, чему меня учили на курсах оказания первой помощи в университете, старательно наложила повязку. Получилось, конечно, не бог весть как, но пару часов Гурьев продержится до больницы, сам говорит, что рана не тяжелая, а меня и так уж мутит от вида крови.

— Эх, любимую куртку испортил, сволочь, — грустно вздохнул Гурьев. — Хватит со мной возиться, Ирина. Иди освобождай пленницу, а я пока Косте помогу связать этого красавца. Бог знает, когда Кулешов со своими орлами подъедет, а Костя не двужильный, чтобы все это время держать подонка.

— Ребята, я сейчас!

Мне снова пришлось вернуться в дом, но теперь это можно было делать не таясь, так что я и в самом деле довольно быстро очутилась перед дверью комнаты, куда заключили пленницу.

— Лена, ключи у меня, сейчас я тебя выпущу!

И едва я открыла дверь, как мне на грудь упала плачущая Лена:

— Ирина!.. Какое счастье… это вы… я уже не думала… такой кошмар…

— Ну-ну, девочка, успокойся, — я прижала ее к себе и гладила по волосам, как маленькую. — Все уже позади, сейчас милиция приедет…

— А Иван Терентьевич где? — спросила девушка, когда немного успокоилась и мы не спеша спустились с ней по лестнице.

— Его Валерка и Костя связали, но это не твой тренер, это его брат-близнец.

— Брат?! — от удивления Лена замолчала и чуть не слетела со ступенек, так что мне пришлось ее ловить. — У Терентьича есть брат-близнец?!

— Да, есть, и именно он все это и подстроил.

— Теперь понятно… — протянула Лена. — А я-то никак не могла сообразить, почему тренер бывает иногда сам на себя не похож, особенно когда передавал мне поручения от Ольги Алексеевны… А вот, оказывается, в чем дело!..

Мы уже подошли к машине, на заднем сиденье которой кулем был свален связанный Вениамин. Костя и Валерка улыбнулись Лене, а я потребовала:

— Давай-ка, подруга, рассказывай все по порядку, что за дела у тебя были с Ольгой Алексеевной. Теперь тебе нечего бояться.

— Когда я приехала в Тарасов, она помогла мне с пропиской, я ведь являлась гражданкой Украины, поэтому было много сложностей и Виктор Дмитриевич не мог меня официально взять на работу. Деньги кончались… Поэтому я очень благодарна его жене. А потом она как-то приехала на ипподром и попросила меня перед заездом дать Колиному Триумфу кусочек сахара из пакета, который привезла с собой. Я отказалась, так как в принципе не могу вредить лошадям, да и Колю я к тому времени уже успела полюбить. Тогда Ольга Алексеевна ужасно рассердилась, сказала, что прописка и выписка — процессы взаимосвязанные и оба в ее полной власти. Но я все равно отказалась. Она поджала губы, смерила меня испепеляющим взглядом и ушла. А через пару дней пригласила к себе. Я думала, что все, пора собирать вещи, но ошиблась. Ольга Алексеевна была ласкова со мной и заявила, что нашла применение моей принципиальности, и пояснила, что ей надоели измены мужа и она хочет, чтобы я помогла ей его наказать. Мне пришлось согласиться… уж очень не хотелось уезжать, а Виктор Дмитриевич ко мне относился прохладно с тех самых пор, как его жена помогла мне. Тогда мне казалось, что я не совершаю ничего плохого, не подозревая до последнего времени, как ошибалась…

Девушка замолчала, опустив голову. Я решила ее подбодрить:

— Лена, помнишь, ты говорила о том, что слышала в разговоре тренера и директора упоминание о какой-то женщине?

— Конечно, помню! Мне и в голову тогда не могло прийти, что они имеют в виду Ольгу Алексеевну, я это только позавчера поняла. Из милиции я поехала прямо на ипподром, а там меня встречает тренер, ну, то есть не тренер, а этот вот человек… Я тогда еще подумала, как-то странно все получается: в милиции сказали, что он с температурой дома лежит, а он тут разгуливает, живой и здоровый. Вообще-то он не разгуливал, а сидел в машине и подозвал меня к себе. Я еще сдуру спросила его, когда это он успел сменить свой «Москвич» на «Вольво», а он отмахнулся и сказал, что это машина Ольги Алексеевны, которая хочет меня видеть. Я попросила разрешения быстренько предупредить тетю, что приду поздно…

— Это мы знаем, — перебила я Лену. — Я к твоей тетке ездила.

— А потом он привез меня сюда, в этот дом. Ольга Алексеевна нас уже ждала… Вспомнила! — вдруг воскликнула девушка. — Она же его называла не Ваня, а Веня! Мне тогда очень страшно было, поэтому я не сразу обратила на это внимание, а теперь-то вспомнила.

— Господи, девочка, что ж ты все время всех боишься? — не выдержал Гурьев.

— Вам легко говорить! Вы мужчина, родились тут, росли тоже тут, всех знаете, со всеми за руку здороваетесь… А мне каково? Я приехала фактически из другой страны, у меня в Тарасове никого, кроме тетки да Коли, нет… Кто меня защитит? И что я могу сама?

— Не нужно так расстраиваться, — успокоил Костя. — Теперь у тебя есть друзья.

Молодец парень! Вовремя нашел нужные слова. Я с благодарностью посмотрела на нашего водителя и попросила Лену рассказывать дальше.

— В тот вечер они меня совершенно не стеснялись и говорили открыто. Потом я поняла, почему Ольга Алексеевна ясно дала понять, что если я не заберу свое заявление из милиции и не откажусь от показания, то Коля из больницы не выйдет, а этот, — Лена кинула злой взгляд на связанного Вениамина, — этот так зло усмехался и пистолетом поигрывал. Я сказала, что на все согласна и готова завтра же забрать заявление. Они засмеялись, а Ольга Алексеевна добавила, что завтра ее никак не устраивает, потому что некоторые глупые журналистки слишком любят совать свой нос в чужие дела. Извините, Ирина, это ее слова. Потом они перестали обращать на меня внимание и стали обсуждать свои дела… Мне стало понятно, что эти двое на самом деле заправляют всеми делами на ипподроме, а Виктор Дмитриевич вынужден их покрывать и даже помогать, потому что прочно зажат в кулаке жены: ее отец запросто может уничтожить его. Честно говоря, я уже не верила, что выйду отсюда живой после того, что узнала…

Рассказ Лены был прерван появлением милицейской машины. Мы сдали им с рук на руки связанного Вениамина; Гурьев, получив укол антибиотика и обезболивающего, заметно приободрился. Я засобиралась было обратно на телецентр, но капитан Кулешов имел на этот счет особое мнение. Он связался со своим начальством, получил все необходимые указания, приказал своим орлам устроить обыск дачи, а нам велел пройти с ним в дом, чтобы дать показания.

Пока мы по очереди рассказывали обо всем, что случилось до приезда доблестной милиции, орлы Кулешова обыскали дом и обнаружили еще два пистолета, «дипломат» с долларами и три паспорта с фотографией Вениамина Терентьевича. Один был на имя Ивана Терентьевича Поползнева, второй на Вениамина Терентьевича Краснухина, а третий на Григория Петровича Лоскутова. Можно было не сомневаться, что дядю посадят надолго и всерьез. Это меня до некоторой степени успокоило, но было очень интересно, как будет выкручиваться Ольга Алексеевна и что будет с ее мужем.

Когда время перевалило за три часа, я взмолилась:

— Валера, я же на передачу опоздаю! Меня директор убьет, а не просто уволит. Сделай что-нибудь, а?

— Постараюсь, — буркнул Гурьев, пестуя раненую руку, и пошел к капитану Кулешову.

Там они о чем-то пошептались, и тот согласно кивнул. Я вздохнула с облегчением, но тут заговорила Лена:

— Ирина, а как же вы без меня? Я же должна участвовать…

— А ты сможешь? — удивилась я.

— Конечно! — с готовностью улыбнулась Лена. — С вами мне ничего не страшно!

— Ну что, Михаил Владимирович? — обратилась я к капитану. — Отпустите Лену под мою ответственность? Мы ведь с ней две недели эту передачу готовили, если она не выйдет в эфир, женщины Тарасова вам этого не простят.

— Под вашу ответственность? — переспросил Кулешов все еще с сомнением.

— Ну под нашу с Костей, — вмешался Валерий. — Нам-то ты доверяешь?

— Вам — да, а вот ваши дамы с их самодеятельностью…

— Да ладно тебе, Миша, если бы не Ирина с ее, как ты выражаешься, самодеятельностью, хрен бы ты так быстро с этим делом справился.

Я просто воспарила к небесам от такого увесистого комплимента. Это надо же, сам Валерка Гурьев признает мои заслуги! Между тем капитан Кулешов, слегка поколебавшись, все-таки разрешил нашей четверке уехать. И когда мы уже сидели в нашей машине, я спохватилась:

— Ребята, я же ужасно выгляжу, кошмар!

— По-моему, ты преувеличиваешь, Ирина, — сказал серьезно Валерий, окинув меня оценивающим взглядом. — Все вполне прилично.

— Он прав, Ирина Анатольевна, — добавил Костя. — Вы прекрасно выглядите.

— Конечно, спасибо вам за комплименты, дорогие мужчины, я это ценю, но дело совсем не в этом. Я обязана появиться на экране причесанной в салоне «Колибри» и одетой в бутике «Шерше ля фам». Черт с ней с прической, все равно не успеем, волосы покрашены, и уже хорошо, а вот костюмчик мне сменить необходимо до зарезу. Я ведь с утра не стала надевать ничего такого… Так что, Костя, на тебя вся надежда.

— Где находится этот бутик? — спросил наш водитель.

— Около вокзала.

— Тогда успеем. — С этими словами Костя нажал на газ.

— Спасибо, ты снова меня спасаешь, — обрадовалась я.

— Не за что, работа у меня такая.

Я не совсем поняла, что он имел в виду, говоря о работе, но выяснять не стала, так как передо мной сейчас стояла более насущная задача: мне нужно было ухитриться сделать макияж, потому что не только в «Колибри», я даже к студийному визажисту не успевала. Всучив Лене свою сумочку, чтобы она берегла ее, я вооружилась зеркальцем и приступила к нанесению боевой раскраски.

Да, подобных трюков мне еще проделывать не приходилось. Умудриться накрасить глаза в мчащейся полным ходом машине и не выколоть их себе — это великое искусство, а уж накрасить губы и не размазать помаду по всей физиономии… об этом я вообще умолчу, — кто сам не пробовал, тому не понять, а мне еще нужно было привести в порядок героиню очередного «Женского счастья»…

К бутику мы подъехали двадцать минут шестого. Я вихрем влетела в магазин, таща за собой Лену и размахивая своим удостоверением сотрудницы Тарасовского телевидения. Директриса, встретившая меня, слегка ошалела от такого натиска, но меня узнала и выразила полную готовность предоставить одежду.

— Мы вас с обеда ждем, уже дважды звонили Галине Сергеевне…

— Извините, так сложились обстоятельства, — покаянно улыбнулась я. — И знаете, у меня к вам есть маленькая просьба…

— Слушаю вас внимательно, — доброжелательно склонила голову директриса.

— Эта девушка — героиня нашей сегодняшней передачи. Она наездница. В силу все тех же обстоятельств она уже не успевает переодеться. Не могли бы вы и ей подобрать что-нибудь соответствующее, в спортивном стиле?

— Конечно, могу, — с радостью согласилась директриса. — Лиза, Тамара, помогите нашим гостьям.

Еще через десять минут мы с Леной были экипированы надлежащим образом. Я — в шоколадного цвета юбке из плотного шелка, очень интересного кроя, и кремовой атласной блузке, Лена — в брючном костюме, весьма напоминающем костюм жокея. Мы на бегу поблагодарили любезную хозяйку бутика и вернулись к ожидавшим нас мужчинам. Костя завел мотор, и в который уже раз за сегодняшний день мы понеслись по городу.

— Валера, — участливо спросила я на подъезде к телецентру, — как твоя рука?

— Не парься, все в норме. Сейчас вас закинем, потом Костя меня в больницу отвезет. Но я не прощаюсь.

— Ты что, собираешься вернуться?

— А то! Вас Мишка под мою ответственность отпустил, так что, пока не развезу вас по домам, отдыхать не имею права.

— Но нельзя же воспринимать все так буквально. К тому же ты ранен…

— Какое это ранение — так, царапина. Все, выметайтесь, дамы, — мы уже прибыли.

Мы с Леной выбрались из машины в полном соответствии с пожеланиями Валерки и понеслись к телецентру. Пробегая мимо вахтера, я успела заметить, что на часах уже без пяти шесть. Кошмар! Мне бы еще отдышаться успеть. Я немного притормозила на повороте перед студией и услышала разгневанный бас шефа:

— Галина Сергеевна, я вас спрашиваю, где Лебедева? Всех уволю, к чертовой матери! Что вы мне талдычите, какие могут быть у нее дела перед новогодней передачей, кроме самой передачи?..

— Лена, — повернулась я к нашей героине, — улыбочку — и вперед!

Мы выплыли из-за поворота и продефилировали навстречу онемевшему директору, держа в руках нашу верхнюю одежду.

— Добрый вечер, Евгений Иванович, — я послала шефу саму обворожительную улыбку, на которую только была способна. — Пристройте, пожалуйста, наши вещи куда-нибудь, мы сами уже не успеваем. Кстати, это Лена Середина, героиня нашей сегодняшней передачи.

Наблюдавшая за всей этой сценой Галина Сергеевна сразу же испарилась, видимо, кинулась отдавать распоряжения операторам.

— Очень приятно, — Евгений Иванович обалдело поклонился, а я с элегантной наглостью сгрузила ему на руки свою дубленку, куртку Лены, пакет с одеждой и открыла дверь студии.

Часы на мониторе показывали без одной минуты шесть. Я глубоко вздохнула, прошествовала в центр студии, успела поймать обрадованный взгляд Леры и, улыбнувшись в камеру, заговорила:

— Добрый вечер, уважаемые телезрители и гости студии! Вас приветствует передача «Женское счастье» и ее неизменная ведущая Ирина Лебедева!

 

Глава 12

Передача прошла без сучка и задоринки. Особенно трогательно вышла сцена с Колей, который все-таки приехал в студию, сгорая от беспокойства за любимую девушку. Публика вела себя идеально, даже не нашлось ни одной въедливой старушки, из той породы, которая всегда найдет с чем придраться к молодежи. А сюжетные вставки с лошадями, на мой взгляд, очень оживили передачу.

Во время рекламной паузы я успела заметить, как наш директор о чем-то переговаривается с Анной, слушая ее с огромным интересом, — надо же, похоже, рождественская передача тоже пройдет хорошо. Иногда я ловила на себе взгляды Евгения Ивановича. Сначала грозные, не предвещавшие ничего хорошего, потом по-отечески укоризненные, а в конце передачи уже откровенно гордые: вот, дескать, какие у меня кадры работают! Не хуже, чем в Москве!..

Последняя программа этого года закончилась, погасли софиты, публика расходилась из студии, а в наш маленький кабинет набилась туча народу. Сегодня здесь была не только наша съемочная группа и героиня передачи, но и Валерий Гурьев, жених Лены Коля, Анна, Костя и даже сам шеф. Мы с Леной на минутку отлучились, чтобы переодеться в собственную одежду и сдать наряды Галине Сергеевне, которая должна будет вернуть их завтра в бутик.

— Ну что, Галина Сергеевна, доставайте свой коньячок, — начал Евгений Иванович, как только мы устроили Колю в кресле, а Лена притулилась рядом с ним на ручке. — Вы меня сегодня чуть до инфаркта не довели, но, как говорится, победителей не судят. Давайте выпьем за уходящий год, за успех «Женского счастья» и его неутомимую ведущую.

Коллеги и гости поддержали шефа аплодисментами, словно я и в самом деле была телезвездой, хотя в некотором роде я и есть телезвезда, пусть не общероссийского масштаба, но все-таки… Мы дружно выпили и расслабленно заулыбались, однако Евгений Иванович еще не закончил своего тоста.

— Позвольте мне, — возвестил он официальным тоном, — от имени руководства телецентра и от себя лично поздравить всех присутствующих с наступающим Новым годом и вручить небольшое материальное поощрение нашим сотрудникам.

Думаю, что последовавшие за речью аплодисменты были гораздо более бурными, чем в тот момент, когда поздравляли одну меня, и это было совершенно правильно.

Евгений Иванович достал из внутреннего кармана пиджака несколько надписанных конвертов и вручил каждому члену нашей съемочной группы; каждому он жал руку, а дам, в том числе и меня, даже целовал в щечку. Я украдкой заглянула в свой конверт, и на душе стало совсем хорошо: материальное поощрение было не таким уж и небольшим. Теперь я спокойно могу осуществить свою мечту и купить микроволновую печь. Не буду откладывать в долгий ящик, завтра же это и сделаю. А еще приглашу в гости своих коллег вместе с Гурьевым. Он сегодня так хорошо себя вел и опять же пострадал, так что пусть порадует свой желудок за мой счет. Да и расскажет заодно, чем в милиции дело кончилось с этим близнецом и Ольгой Алексеевной.

— Ирина, поздравляю! Вы прекрасно справились. — Ко мне подошла улыбающаяся Анна.

— Ну что вы, — смутилась я. — Без вас у меня ничего бы не получилось. А вам не обидно, что сегодня пришлось напрасно приехать в студию?

— Нисколько! И я не могу сказать, что мой приезд сюда был пустой тратой времени. Ваша передача немного напоминает сеанс коллективной психотерапии. Теперь, когда я посмотрела все это, так сказать, изнутри, мне стало понятно, почему у «Женского счастья» столько поклонниц. Надеюсь, что я вас тоже не подведу.

— Я в этом не сомневаюсь, Анна.

Евгений Иванович распрощался с нами практически сразу после выдачи премий, а мы еще немного посидели и поболтали о пустяках. Потом отбыли Коля с Леной, за которыми приехал Колин армейский приятель на машине. Ребята так трогательно меня благодарили, что я чуть не прослезилась. Анна тоже не задержалась, перекинулась парой слов с Галиной Сергеевной и ушла; мне все-таки было немного неловко перед ней, что бы она там ни говорила о том, что не напрасно потратила время.

Наконец в кабинете остались только свои и тут же потребовали от нас с Гурьевым подробного отчета о наших приключениях.

— Ребята, — взмолилась я, — ну имейте же совесть! Мы страшно устали, Валерка вообще ранен, я не понимаю, как он держаться до сих пор умудряется! Давайте отложим все рассказы на потом.

— Это на когда же? — ехидно поинтересовалась Лера. — На после Нового года?

— Зачем же так надолго? Я приглашаю всех вас к себе в гости завтра вечером. Там и поговорим.

— Ох, ну ты, мать, и хитра! — вылез Валерка. — И коллег решила ублажить, и перед Володькой своими успехами похвастаться?

— Гурьев, от моего гнева тебя спасает только ранение, — с напускной суровостью сказала я. — Имей в виду, что я устала терпеть твои придирки.

— Ирка, я же насквозь тебя вижу, — хитро прищурился он. — Ты сейчас злишься только потому, что я разгадал твою хитрость, ведь так?

— Тоже мне хитрость, — картинно пожала я плечами. — Ну угадал, ну и что из этого? Тебе-то только лучше.

— Согласен, твои обеды — это нечто! Если бы ты не была телеведущей, а сидела дома и занималась нормальными бабьими делами, я бы на тебе женился, честное слово!

— Нет уж, как-нибудь обойдусь без этой сомнительной чести, меня Володя любит такой, какая я есть. А тебе домработница нужна, а не любимая женщина!

— А зачем еще нужна любимая женщина, если не для того, чтобы ублажать любимого мужчину?

— Так, Валерка, хватит трепаться, — вступилась за меня Галина Сергеевна, — а то я не посмотрю на твое героическое ранение и выставлю вон за неподобающее отношение к лучшей половине человечества, то есть к нам, женщинам.

— Умолкаю, Галина Сергеевна, умолкаю. — Валерка отвесил шутовской поклон.

— Ирина, а во сколько завтра к тебе приходить? — поинтересовалась Лера. — А то мне еще экзамен сдавать…

— Давайте часов в семь. Я как раз все успею приготовить.

— А вам помочь не надо?

— Да нет, я сама управлюсь, — отказалась я, подумав, что все-таки у меня очень хорошие коллеги и мне с ними сказочно повезло.

— Давайте расходиться по домам, — предложила Галина Сергеевна. — Кое-кого из присутствующих мужья дома ждут. Не всем на роду написано холостяками оставаться.

Валерка принял этот камешек в свой огород и тут же затеял с Галиной Сергеевной дискуссию на тему личной свободы каждого человека. Моя начальница парировала все его высказывания цитатами из личного семейного опыта, не забывая при этом одеваться. Лера и Павлик обсуждали какие-то свои дела, а я, натянув дубленку, тихонько побрела к выходу. Мне захотелось немного побыть одной, так как напряжение сегодняшнего безумного дня наконец-то меня отпустило и навалилась страшная усталость.

— Ирина Анатольевна! — окликнул меня Костя, когда я уже выходила на улицу. — Куда же вы? Сейчас Валерий выйдет, и я вас отвезу, как обещал.

— Ладно, — вяло кивнула я.

— Что с вами, Ирина Анатольевна? — он встревоженно заглянул мне в глаза.

— Ничего, Костя, просто устала…

— Ирина Анатольевна… — снова заговорил он.

— Что?

— Вы меня извините, но я завтра не смогу к вам прийти — ко мне друг приезжает…

— Жаль, — ответила я вполне искренне, так как сегодняшняя помощь Кости была просто неоценима: без него у меня ничего не получилось бы, даже вместе с Валеркой. Но в глубине души я была благодарна ему за этот отказ и довольно неуклюжую ложь: я ведь знала, что Володю не порадует приход Кости. Мой муж словно чувствовал, что этот человек ко мне неравнодушен. Иногда и мне казалось, что слухи, гуляющие по телецентру, не лишены основания…

— Не нужно жалеть, — смягчил свой отказ Костя. — С вами мы увидимся через несколько дней, с Валерием — тоже, он все равно не утерпит и все мне расскажет. А готовить я и сам умею неплохо.

— Правда? — как-то невпопад спросила я.

— Правда, — печально улыбнулся Костя. — Только оценить это пока некому.

— Ничего, ты еще встретишь свою девушку!

— Я…

Что он хотел сказать, я так и не узнала. Эту романтическую сцену прервали мои коллеги, толпой выкатившиеся из дверей телецентра.

— Ну что, Костя, поработай последний день в этом году извозчиком, доставь нас с Ириной по домам! — весело сказал Гурьев, подходя к нам.

А я успела заметить заинтересованный взгляд Леры, которая мне хитренько так улыбалась. Вот ведь язва глазастая! Теперь загрызет всяческими подначками и намеками.

— Ирина! Хватит стоять, тебя Володька дома заждался! — хлопнул меня по плечу здоровой рукой Валерка. — А то он тебя сегодня встретит таким гневом праведным, что завтра будет не до приема гостей.

— Между прочим, я тебя тут дожидалась, а не просто любовалась звездами, — ехидно ответила я.

— Ну так вот он я, поехали!..

На этот раз Костя не гнал машину сквозь ночь, окутавшую наш родной Тарасов. Напротив, вел ее осторожно и неторопливо, а мне так хотелось поскорее очутиться дома и обнять Володю, чтобы избавиться от неприятного осадка, оставшегося у меня в душе после разговора с Костей. Вроде бы ничего такого и не произошло, и в то же время… Нет, больше я такого не допущу.

У меня сложилось впечатление, что Володька караулил меня в прихожей, потому что, не успела я вставить ключ в замочную скважину, как дверь распахнулась, муж подхватил меня в объятья и закружил по лестничной площадке в каком-то сумасшедшем подобии вальса.

— Володя, что ты делаешь? Сейчас же поставь меня на место! Мы же упадем с лестницы!

— Ни за что не упадем! — пропел муж, но все-таки остановился. — Или ты мне не доверяешь?

— Я доверяю тебе больше, чем себе самой, — ответила я, и это была чистая правда. — А с чего столько радости? Неужели только из-за того, что я пришла домой?

— Не только, — с таинственным видом произнес муж. — Прошу!

Он галантно поклонился, сделав приглашающий жест рукой. Я вошла в квартиру, не переставая вопросительно коситься на Володю.

— Так ты мне скажешь, чему радуешься, или нет? — снова спросила я, видя, что он не собирается говорить.

— Скажу! Во-первых, ты пришла домой. Во-вторых, я тебя очень люблю!..

— Я тебя тоже… — несколько ошеломленно ответила я.

— Не перебивай. В-третьих, твоя передача сегодня была просто потрясающей. И, наконец, в-четвертых… Прошу!

Я проследовала в комнату и взвизгнула от восторга: на столе стояла она, моя мечта, перевязанная огромным красным бантом микроволновая печь!

— Володенька, ущипни меня, — попросила я. — Я не сплю?

— Не спишь! Это реальность, самая что ни на есть настоящая.

— Боже мой! Как тебе это удалось?

— Все очень просто, — начал рассказывать сияющий муж. — Я сегодня получил обещанную премию, а потом наведался к твоим и моим родителям, которые, не сговариваясь, решили уже сегодня преподнести нам новогодние подарки. Сумма получилась как раз такая, какая и была нужна. Поэтому я недолго думая отправился в магазин к твоей Веронике и купил тебе твою мечту.

— Володенька! — кинулась я на шею мужу. — Ты просто чудо! Ты у меня самый лучший муж на свете! Я тебя так люблю…

— Это ты у меня самая лучшая жена, — совершенно серьезно сказал Володя, заключая меня в объятия. — Я для тебя сделаю все, что ты захочешь…

Далее пришло время поцелуев, а это такое замечательное дело, которое я быстро делать не умею. Первым все-таки опомнился Володя:

— Ириша, ты же голодная!

— Ну и что? Ты все равно лучше любой еды, — глядя на мужа затуманенными от счастья глазами, сказала я.

— Спасибо, конечно, но так дело не пойдет. Еще не хватало тебе гастрит заработать, и так питаешься нерегулярно. Идем на кухню, я буду тебя кормить.

— Ой! А давай испробуем печь? — оживилась я.

— Давай, — поддержал меня Володя. — Тем более что еда уже успела остыть.

Мы отнесли микроволновку на кухню, водрузили на заранее приготовленное для нее место на холодильнике и занялись испытаниями этой чудо-техники. Реклама на этот раз не обманула. Еда прекрасно разогревалась в считанные секунды, оставляя тарелки холодными.

— Володя, завтра же пойдем с тобой и купим специальную посуду. Я ведь тоже получила премию, так что гуляем!

— Как скажешь, любимая. А ты хочешь начать праздновать уже с завтрашнего дня?

— Угадал. Завтра к нам на ужин придут мои коллеги: Галина Сергеевна, Лера и Павлик, а заодно и Гурьев.

— И Валерка будет? — обрадовался муж. — Отлично! Он классный мужик. А что ты будешь готовить?

— Давай завтра над этим подумаем вместе, хорошо? А на сегодняшний вечер у меня другие планы, и думаю, что они придутся тебе по душе…

Разумеется, Володенька одобрил мои планы и принял непосредственное участие в их восхитительной реализации.

* * *

Субботнее утро выдалось просто прекрасным. Погода радовала легким морозцем, как раз таким, чтобы под ногами не хлюпало, а руки и носы не мерзли. Позавтракав горячими бутербродами и не уставая радоваться на свое новое приобретение, мы с Володей отправились тратить деньги, предварительно согласовав меню праздничного ужина.

Как приятно было ходить по магазинам и ощущать себя способной купить все, чего пожелает душа! Впрочем, запросы моей души никогда особыми размерами цен не впечатляли. Вот и сегодня, мы купили посуду для микроволновки, продукты для ужина и несколько нужных вещей для меня, для Володи и для нас обоих. Никаких излишеств, только все необходимое.

Оставшееся до прихода гостей время мы с мужем провели в радостных хлопотах и прекрасно успели управиться до намеченного часа. На столе красовалась буженина, несколько салатов и филе сома в кляре. А довершали сей гастрономический натюрморт три бутылки хорошего молдавского вина.

Первой пришла Галина Сергеевна и внесла свою лепту в виде украшения для стола — замечательный торт собственного приготовления. Я не утерпела и повела ее на кухню хвалиться своим приобретением.

— Никогда не задумывалась, что это действительно полезная вещь, — протянула Галина Сергеевна, как только я закончила свои восторженные объяснения. — Надо будет с мужем посоветоваться, возможно, мне тоже стоит купить себе такую печку.

— Непременно купите! — поддержала я ее намерение. — Она так экономит время, вы не представляете!

— Ну, глядя на стол, который ты умудрилась накрыть для нас, я кое-какое представление о возможностях микроволновки получила. Пожалуй, стоит серьезно обдумать…

Лера пришла вместе с Павликом, который вручил мне замечательную розу, а наша помощница принесла пакет фруктов, которые сразу же отправилась мыть. Естественно, на кухне она увидела микроволновку, и женский разговор продолжился. Лера даже поделилась с нами сведениями о потрясающей полезности продуктов, приготовленных в ней. На тему полезности наша молодая сотрудница могла говорить часами, но Галина Сергеевна охладила ее энтузиазм:

— Лерочка, нашим просвещением ты можешь заняться и на работе, а сейчас, милые дамы, вам не кажется, что пора за стол? Иначе наши мужчины начнут грызть себе пальцы. Уж на что я на диете, но и то уже просто изнемогаю от всех этих чудесных ароматов.

— А как же Валерий? — напомнила я. — Нужно его подождать, а то неудобно получается.

— Все удобно, — отрезала Галина Сергеевна. — Сам виноват, нечего опаздывать. Ты приглашала к шести? А сейчас уже половина седьмого, так что мы его ждали вполне достаточно.

Мы уже около получаса сидели за накрытым столом, когда раздался звонок в дверь. Володя пошел открывать, заранее вопя, что потребует с Валерки выпить штрафную рюмку. В прихожей послышались радостные голоса встретившихся друзей, затем последовал страдальческий вопль Гурьева:

— Да тише ты, медведь, рука болит!

— А что случилось? — обеспокоился мой муж.

— Да подстрелили тут меня ненароком…

— Тебе помочь раздеться?

— Не нужно, ранение не тяжелое, пуля прошла по касательной, так что сам справлюсь.

В комнату Володя вернулся с виноватым лицом и укоризненно произнес:

— Ирина, что же ты мне не сказала, что Валерка ранен? Я обниматься полез… нехорошо получилось…

— Брось, Володечка, — стал успокаивать моего расстроенного мужа Гурьев, вошедший в комнату. — До свадьбы заживет! Привет всей честной компании! Что же это вы, братцы, не дождались меня?

— Садись, Валерий, — пригласила его Галина Сергеевна. — Семеро одного не ждут, да и Ирина столько наготовила, что нам ни за что не съесть.

— Это вам, а мне в самый раз!

Пока Гурьев наверстывал упущенное и пил штрафную, Володя тихонько спросил у меня:

— Ириша, а когда это Валерку ранили?

— Вчера.

— Да ты что? И как это произошло, ты знаешь?

— Знаю, потому что это случилось на моих глазах.

— Что? На ваш телецентр напали бандиты?! — На Володю было страшно смотреть: представляю, каких ужасов он успел себе навоображать! — А почему я ничего не знаю?

— Успокойся, Володька, — посоветовал ему Гурьев, прожевав порцию салата. — Сейчас все узнаешь. Мы, собственно, сегодня собрались, чтобы чествовать твою жену. Не только как замечательную телеведущую, но и как талантливого следователя!

— Ира, ты опять?! — грозно нахмурился муж.

— Володя, да перестаньте же вы наконец, — призвала его к спокойствию Галина Сергеевна. — Ничего страшного не случилось, но если бы не Ирина, то не состоялась бы вчерашняя передача. Лучше послушайте ее, она обещала нам всем рассказать, что вчера произошло. Мы, знаете ли, тоже не в курсе последней части этой истории.

— Ирина, я жду, — потребовал Володя.

— Уже рассказываю, — примирительно подняла я ладонь. — Помнишь, к нам приезжала в гости героиня нашей вчерашней передачи?..

— …Потрясающе! — выдохнула Лера, когда я закончила говорить. — Ирина, вы невероятная женщина!

— Да, Ирочка, — покачала головой Галина Сергеевна. — Это какой же надо быть смелой, чтобы вот так сунуться в чужой дом, когда понятия не имеешь, что тебя там ждет? Я бы так не смогла, честное слово!

— Ладно, смелость — это качество не такое уж и редкое, — сказал Павлик. — А вот такая удачливость, как у нашей Ирины, действительно дорогого стоит. Просто пошла себе в парикмахерскую и познакомилась с главной преступницей, которая ее почти за ручку привела к похитителю! Чудеса, да и только!

Мои коллеги наперебой отвешивали мне комплименты, один увесистей другого. Только Володя сидел насупившись и молчал. Похоже, мне сегодня предстоит очередной разбор полетов. Ладно, там видно будет, а пока у нас гости. Муж у меня человек деликатный, при посторонних ссору затевать не станет. И потом, ничего же страшного не случилось…

— Да что я такого сделала, — засмущалась я от бессчетного количества похвал. — План придумал Валерий, а преступника скрутил Костя…

— Не прибедняйся, Ирка, — махнул рукой Гурьев. — Ты действительно молодец, даже я это готов признать со всей серьезностью. А чтобы вас всех порадовать, на десерт расскажу, что успел узнать у арестованного капитан Кулешов.

И Валерий поведал нам, что Вениамин Терентьевич поначалу показания давать отказывался, потребовав адвоката, и не какого-нибудь, а своего. Как ни странно, но адвокат у него имелся, некий Шустов Илья Семенович. Его срочно вызвали, а потом случилось следующее: Веня пару минут поговорил с адвокатом и стал в ярости кричать, что никогда не простит этой стерве второго предательства. Его утихомирили, адвокат ушел, сказав, что работать с этим человеком не будет, так как благотворительностью не занимается.

Вениамин Терентьевич просидел примерно с полчаса мрачный и угрюмый и попросил отвести себя к следователю. Когда его доставили в кабинет к капитану Кулешову, наш брат-близнец стал диктовать свои признания с искренностью узревшего бога грешника. Оказалось, что он и в первый раз был заключен в тюрьму из-за небезызвестной Ольги Алексеевны: дочка высокопоставленного папаши в упор не желала замечать влюбленного парня, а после откровенного разговора поставила ему такие условия, что тот решился на ограбление и сел. Ольге ничего не стоило ему помочь, но она не пожелала и пальцем шевельнуть.

Веня отсидел положенный срок, но любить гордую девицу, вышедшую к этому времени замуж, не перестал. Изрядно помотавшись по свету, он сколотил себе какой-никакой капиталец и вернулся в родной город с другим паспортом. Родной брат от него давно отказался, так что после смерти матери Вениамин Терентьевич остался совершенно один и стал искать возможность встретиться со своей юношеской любовью. Именно для этой цели он открыл ресторан, надеясь, что она, как любительница роскошной жизни, обязательно когда-нибудь там появится. Это произошло довольно скоро, и Ольга Алексеевна внимала речам постаревшего и посолидневшего поклонника весьма благосклонно.

Постепенно она стала все более доверять Вениамину, посвящать в некоторые дела — свои и своего отца. Вениамин стал посредником и участником многих махинаций на ипподроме, в которые были вложены огромные суммы денег, якобы пошедшие на восстановление этого сооружения, и в операции с подставными бегами.

Он довольно часто выдавал себя за своего брата Ивана, не испытывая никаких угрызений совести. Вениамин был готов на все, чтобы добиться любви Ольги Алексеевны, а она между тем просто использовала его, нередко подставляла, оставаясь в тени. Даже дом, подаренный ей отцом, был оформлен на тетку, которая якобы и сдала его Вениамину Терентьевичу на два года — хитрая авантюристка полностью обезопасила себя, преследуя две цели: привязать к себе мужа любой ценой и загрести как можно больше денег.

Вениамин Терентьевич, разделяя страсть любовницы к деньгам, пытался бурно протестовать против сохранения отношений ее с мужем. Он не побоялся даже открыться ему, так как знал, что тот не любит Ольгу. Но усилия двух мужчин ни к чему не привели. Когда они заключили свой альянс против нее, правда с разными целями, было уже поздно: отец Ольги стал депутатом Госдумы и обеспечивал дочери самую надежную защиту, да и она сама всегда действовала очень осторожно.

— …Так что, — заключил Валерий, — сидеть теперь нашему неудачливому близнецу и за убийство, и за похищение Лены, и за всяческие махинации, уж не говоря о более мелких преступлениях. А самое малое, что грозит Виктору Дмитриевичу, это снятие его с должности директора ипподрома, но могут и условный срок впаять, если жена не заступится.

— А ей самой? — спросила я.

— А что ей? Против нее нет никаких улик.

— А как же показания Лены и самого Вениамина? — не отступала я.

— Ирина, зря я тебя, что ли, сегодня хвалил? Подумай сама, что значат показания рецидивиста и сопливой девчонки против дочери депутата? Да Ольга Алексеевна мигом организует с десяток самых надежных свидетелей, которые, не моргнув глазом, под присягой покажут все, что ей будет угодно. Нет, радость моя, такие люди у нас за решетку садятся крайне редко. Кстати, господа, я вас всех прошу до официального окончания следствия и выхода моей передачи никому об этом не болтать. Надеюсь, все понимают, почему?

Мы все дружно покивали, как бы говоря, что, естественно, мы все понимаем и болтать не намерены. Я же вспомнила еще про одно обещание Валерия:

— Гурьев, а твой московский знакомый тебе ничего ценного не сообщил?

— Да практически нет, он мне рассказал примерно то же самое, что и Вениамин, только менее подробно. Так что и с этой стороны уцепить Ольгу Алексеевну не получится никак.

Я, конечно, расстроилась от Валериного вывода, но не слишком: в конце концов, Вениамин Терентьевич мало походит на невинного агнца, отданного на заклание волкам, и за решетку пойдет за дело. Лена не пострадала, Виктор Дмитриевич тоже далеко не ангел, так что все разрешается довольно справедливо. А Ольга Алексеевна наверняка когда-нибудь сама совершит роковую ошибку, за которую дорого заплатит… Только Анне придется испытать чувство глубокого разочарования в порядочности любимого человека. Она хоть и обладает даром предвидения, но, когда сердце любит, оно не желает слушать никого и ничего. Это я знаю по себе.

Ближе к полуночи мои гости разошлись, Володя пошел провожать Гурьева, а я осталась дома, чтобы навести порядок. Лера предлагала мне свою помощь, но я отправила ее отдыхать, так как уловила, что и у нее с Павликом сегодня весьма романтичное настроение.

Муж вернулся, когда я уже домывала посуду. Он отобрал у меня недомытую тарелку, взял за руку, отвел в комнату, усадил в кресло, а сам сел напротив.

— Ирина, — начал он, — пообещай мне, что ты впредь больше никогда не станешь влезать в такие дела.

— Почему? — невинно захлопала я ресницами. — Ведь все хорошо закончилось.

— На этот раз хорошо, но где гарантия, что так будет всегда?

— А почему ты считаешь, что обязательно должно случиться что-нибудь плохое? — не сдавалась я.

— Оно и так случилось! Валерий пострадал, а на его месте могла оказаться ты!

— Не могла, Валерка и Костя меня оберегали, — продолжала упорствовать я.

— В прошлый раз они тебя тоже оберегали и чуть не проморгали!

— Подумаешь! Я всего-навсего шишку заработала, ничего страшного.

— Для тебя ни в чем нет ничего страшного, а то, что я, дожидаясь тебя, тут седею, волнуясь, на это тебе наплевать! — Володя начинал всерьез злиться.

— Мне на тебя совсем не наплевать, поверь! И потом, покажи-ка хоть один седой волос в твоей роскошной шевелюре! — Я попыталась все свести к шутке, но муж моего ироничного тона не поддержал.

— Ирина, все это не кажется мне таким смешным. Ведь ты женщина, зачем тебе все эти погони, драки, стрельба? Разве ты не можешь обойтись без всего этого? У тебя прекрасная, интересная работа…

— А еще у меня прекрасный муж, — подхватила я, — которого я люблю.

— Разве тебе всего этого мало?

— Нет, не мало. Но, понимаешь… Ты ведь помнишь, как я сегодня рассказывала, что нагадала мне Анна? Это моя судьба, я, наверное, никогда не смогу угомониться…

— Ну вот, теперь ты еще и судьбу сюда приплела! — всплеснул руками Володя. — Как ты не понимаешь, что я тебя люблю и безумно боюсь потерять?

— Я это прекрасно понимаю, Володенька. Но, честное слово, со мной ничего не может случиться…

— Да кто тебе это сказал?!

— А кто сказал тебе, что я непременно должна погибнуть или покалечиться? — Кажется, мы пошли по второму кругу.

— Ирина, — тяжело вздохнул Володя, неожиданно успокаиваясь. — Давай не будем спорить, просто пообещай мне больше не лезть в такие истории, и все, ладно?

Я долго-долго смотрела на своего любимого мужа, а потом честно ответила:

— Не могу, — и обезоруживающе улыбнулась.

Муж сначала нахмурился, но долго оставаться таким не смог. Ведь он прекрасно понимал, что меня не переделать, поэтому тоже улыбнулся и сказал:

— Знаю, поэтому я тебя и люблю.

Ну что еще нужно женщине для счастья, если у нее есть такой замечательный муж? Разве что микроволновая печь, но и она теперь у меня есть, и я самая счастливая женщина на свете.

 

Глава 1

Терпеть не могу февраль. Погода скачет самым безумным образом: то метель, то дождь, то мороз, солнце и одуряющий пронизывающий ветер. Гипертоники и гипотоники, к которым я, слава Всевышнему, пока не отношусь, маются головной болью. Впрочем, в этом году вся зима такая. Сегодня воскресенье, я готовлю обед и слушаю Жан-Мишеля Жарра в угоду Володьке, который недавно заявил, что эта музыка помогает ему концентрировать сознание. Не могу сказать, что я в полном восторге от творений этого француза, но и отвращения они у меня не вызывают.

Мой любимый муж сейчас занят решением зачетных контрольных для слабоумных студентов, которые непонятно каким образом сумели поступить на химфак. Володя для них сейчас последняя надежда, так как в скором времени будут составляться списки на отчисление. Именно по этой причине все любители веселой жизни спохватились и побежали униженно кланяться Витальке Белоусову, который тут же отфутболил большую часть работы моему мужу.

Вообще-то я плохо понимаю, зачем Володе именно сейчас понадобилось концентрировать сознание, когда он сам неоднократно заявлял, что такая, с позволения сказать, работа есть процесс совершенно не творческий, а просто утомительный для правой руки, которая затекает от долгого писания неимоверно. Но настроение у меня сегодня благодушное, так как нет необходимости выходить на улицу и месить ногами ледяную жижу, поэтому я не стала спорить с мужем, пусть слушает то, что ему хочется.

На кухне я вот уже второй месяц блаженствую с книгой, так как моя замечательная микроволновка не требует постоянного контроля и сама отключается после выполнения программы. Словом, я теперь перестала с классовой ненавистью воспринимать бытовые кадры из жизни американских домохозяек.

Но воскресенье никогда не бывает у меня выходным в полном смысле слова, в голове обязательно идет интенсивная работа по обдумыванию следующей передачи. А сегодня я прокручивала в памяти недавний разговор с шефом и своими коллегами…

— Ирина Анатольевна, — сказал мне в пятницу после обеда директор, — я вот что думаю: вашей группе нет никакой необходимости выдумывать что-то новое на двадцать второе февраля. Уже можете потихоньку начинать искать интересную кандидатуру для праздничной передачи на женский день. А двадцать второго мы вполне обойдемся повтором.

Слов нет, такое послабление дорогого стоит. Но я уже давно привыкла к тому, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, поэтому на всякий случай решила уточнить:

— Евгений Иванович, а по какой причине вы приняли такое решение?

— Ну, — улыбнулся шеф, слегка приобняв меня за плечи. — Это же вполне понятно. Накануне Дня Российских вооруженных сил у ваших зрительниц будут другие заботы — ублажить, так сказать, сильный пол. Тем более что этот день объявлен официальным выходным. Так что можете не напрягаться…

И директор удалился в свой кабинет, фальшиво напевая что-то веселенькое. А меня его слова задели за живое, так что в свой кабинет я буквально влетела:

— Галина Сергеевна, как вам это нравится?

— А что такое? — не поворачивая головы, спросила моя непосредственная начальница, так как в этот момент подкрашивала глаза новой тушью, которую купила в обеденный перерыв у дотошного коммивояжера и еще не успела опробовать. — У нас проблемы с выходом в эфир?

— Да нет, — досадливо отмахнулась я, — с эфиром полный порядок…

— Тогда не понимаю, что ввергло тебя в этакую ажитацию. — Галина Сергеевна еще раз полюбовалась на результат своих трудов, осталась довольна, аккуратно сложила зеркальце и тушь в косметичку и только тогда соизволила посмотреть на меня. — Через пару часов откатаем передачу и отправимся на выходные… Или у тебя дома что-то случилось?

— Дома у меня все в полном порядке, чего и вам желаю.

— Спасибо, — иронично улыбнулась она. — Тогда успокойся и скажи толком. — Я сейчас говорила с шефом…

— И что? Он понизил тебе зарплату?

— Нет, напротив, он очень доволен нашей с вами работой. И даже предложил двадцать второго пустить повтор, чтобы у нас было больше времени для Восьмого марта.

— Чудо, не иначе, — восторженно закатила глаза Галина Сергеевна. — Так чего же тебе еще, золотая рыбка? Радоваться надо, а не булькать, как закипевший чайник.

— Я бы радовалась, но вот причина этого, как вы изволили выразиться, чуда мне совсем не по душе. — Я скорчила недовольную гримасу.

— А, — отмахнулась Галина Сергеевна. — По мне, так чем меньше работы, тем лучше, а причины — извини, конечно, но они меня волнуют в последнюю очередь, если не отражаются на зарплате.

— Кто бы спорил, — вздохнула я. — Но вы меня сначала дослушайте, тогда поймете.

— Ладно, слушаю. — Режиссер посмотрела на меня с вялым интересом, как бы сомневаясь в моей способности ее переубедить.

— Евгений Иванович предложил повтор, потому что уверен в том, что нашим зрительницам будет не до передачи, так как все они будут озабочены предстоящим Днем вооруженных сил, — отчеканила я, победно глядя на Галину Сергеевну, однако моя тирада на нее не произвела никакого впечатления.

— Правильно, — сказала она. — Я совершенно согласна с Женей: двадцать третье февраля уж сколько лет считается чем-то вроде всероссийского Дня мужчин, как бы в противовес Восьмому марта. А теперь, насколько я знаю, и правительство с этим согласилось, объявив узаконенный выходной.

— Но это же неправильно! — возмутилась я. — Как вы можете с этим соглашаться? Ведь огромное количество мужчин ни малейшего отношения к армии не имеют!

— Вот-вот, — поддержала меня Лера, которая несколько минут назад вернулась в кабинет из монтажной и слушала нас с Галиной Сергеевной, чтобы понять, о чем идет речь. — Международный женский день потребовался для того, чтобы хоть один день в году женщины могли отдохнуть от мужской тирании и диктата сильного пола. Я, например, не отказываюсь считать двадцать третье февраля праздником всех мужчин. Гурьева и Костю поздравлю, а Павлик пусть и не надеется — он даже от армии откосил, хотя здоров, как бык!

— Знай наших! — я изобразила что-то вроде жеста кубинских партизанок и пожала Лере руку.

— Так, сударыни феминистки, — Галина Сергеевна оперлась руками о стол и принялась в раздражении барабанить пальцами. — И что вы предлагаете? Пригласить в студию руководительницу Тарасовского отделения Движения солдатских матерей и обсудить в эфире проблемы разоружения, сокращения армии и альтернативной службы? Да вы представляете, что Евгений Иванович сделает с нами за такую передачу?

— Ничего такого мы не предлагаем, — я умиротворяюще подняла ладонь. — Хотя ваша идея интересна, ее тоже можно использовать в подходящий момент.

— Да? — Галина Сергеевна польщенно улыбнулась. — Я подумаю на эту тему на досуге… А сейчас-то ты что все-таки предлагаешь?

— Я хотела бы сделать передачу о месте женщины в армии…

— Ну, жену какого-нибудь военного найти будет несложно, — без энтузиазма протянула моя начальница. — Или военнообязанную медичку… Но из этого, как мне кажется, много не выжмешь. К тому же, насколько я знаю из личного опыта, жены военных — это беспринципные стервы, повыходившие замуж ради удобного положения, а теперь в связи с известными изменениями в нашей стране эти дамочки могут только пилить своих мужей и горько жаловаться на свою загубленную молодость. Хотя, если тебе не лень, Ирина, ты можешь поискать какую-нибудь декабристку, говорят, они еще окончательно не перевелись…

— А вы злая, Галина Сергеевна, — укоризненно высказалась Лера.

— Нет, я не злая, — Галина Сергеевна и не подумала обижаться на свою помощницу, — просто я реально смотрю на жизнь и вижу вещи такими, какие они есть, без прикрас и не сквозь розовые очки. Я, Лерочка, выросла рядом с Тарасовским ракетным училищем и насмотрелась там всякого, особенно в семидесятые.

— Оставьте жен военных в покое, — поморщившись, попросила я. — Они меня не интересуют в данный момент ни в малейшей степени.

— А что тебя интересует? Извини, но я не вижу больше никаких кандидаток на роль героини задуманной тобой передачи.

— Я хочу показать женщину-солдата, понимаете? — отчеканила я. — Сейчас уже не редкость девушки, которые идут в армию.

— Да? Интересно, где ты ее собираешься искать? Дашь объявление в газету? Имей в виду: я изначально была против лишней работы, так что вся эта затея целиком и полностью твоя. Хочешь — ищи, а я и пальцем не пошевельну! Вот если ты приведешь мне такую даму прямо сюда, тогда, может быть, я буду работать. А сейчас займись своими непосредственными обязанностями — у тебя через час эфир.

— Будьте уверены — найду! — Я повернулась на каблуках и вышла из кабинета, кипя негодованием. Никогда у нас с Галиной Сергеевной не было таких вот сцен, обычно мы прекрасно ладили, а мелкие разногласия легко улаживали.

— Ирина! — меня догнала Лера. — Не расстраивайтесь, Галина Сергеевна все это не всерьез говорила. А я буду вам помогать.

— Спасибо, Лера, — невесело улыбнулась я. — Мне тоже не следовало горячиться. Да и, честно говоря, я пока плохо представляю, где мне искать такую женщину. У тебя никого нет на примете?

— Нет, — огорченно пожала плечами Лера. — Но я поспрашиваю своих знакомых… У нас с вами обязательно все получится!

— Надеюсь…

В субботу я обо всем этом не думала, расслабившись и отдыхая душой и телом в обществе любимого мужа. А вот сегодня раз за разом прокручивала в голове этот разговор и все больше убеждалась в том, что Галина Сергеевна до некоторой степени права. Нет, конечно, не в том, что моя затея — это лишняя работа, а в том, что трудно найти подходящую героиню. В самом деле, где я буду ее искать? Ходить по улице с плакатом: «Требуется женщина-военный»? Глупость страшная, результатом которой будет только недоуменная насмешка окружающих. Да и времени у меня нет на подобные нелепости…

— Ириша, — позвал меня Володя из комнаты, — как там у нас дела с обедом? Я через пару минут заканчиваю.

— Вот и хорошо, — откликнулась я, отвлекаясь от своих невеселых мыслей. — Мне осталось примерно столько же…

За обедом я рассеянно слушала мужа, вяло ковыряясь в своей тарелке, так как аппетит у меня пропал напрочь. Володенька, наоборот, мою стряпню нахваливал, а поев, растроганно поблагодарил поцелуем, к которому присовокупил мечтательное высказывание о том, как хорошо было бы, если бы я готовила и в будни. Потом супруг засобирался к коллеге Виталию, сказав, что тот просил принести работы, как только они будут готовы. Я тоскливо выглянула в окно: там шел снег пополам с дождем и противно завывал ветер. Оставалось только посочувствовать Володе и попросить его возвращаться поскорее.

— Не скучай, Ирочка, я мигом, только туда и обратно, — ободряюще улыбнулся муж, скрываясь за дверью.

Я осталась одна и, чтобы не думать о своих невеселых проблемах, занялась всяческими хозяйственными мелочами, которые тоже когда-нибудь надо делать. У меня уже скопилась целая полка еще вполне приличных вещей, нуждавшихся в починке. Я вооружилась иголкой и нитками, вставила в приемник компакт-диск с любимыми классическими произведениями и приступила к работе.

Диск успел прокрутиться трижды, а Володя все еще не возвращался. Меня начало одолевать смутное беспокойство, так как три с половиной часа — срок приличный, а Белоусов живет от нас в двадцати минутах быстрой ходьбы. И куда это, интересно, запропастился муж? Обещал же вернуться быстро…

Но мое богатое воображение еще не успело разгуляться в полную силу и добраться до представления всяческих ужасов, могущих случиться с Володей, как из прихожей донесся звук открываемого замка. Слава богу! Я бросила свое рукоделье и побежала встречать мужа.

Он стоял в прихожей, одной рукой расстегивая куртку, а другой бережно держа пакет с неизвестным содержимым, и улыбался. У меня отлегло от сердца, но я для профилактики обратилась к нему с напускной суровостью и подозрительностью:

— И это называется мигом? Ты где был?

— Я бы сказал, что пиво пил, но это будет неправда, — ухмыльнулся Володя. — Зато теперь ты понимаешь, как я волнуюсь, когда тебя долго нет и я не знаю, где ты обретаешься.

— Ага, так это твоя месть? — Я встала в позу оскорбленного достоинства.

— Ну, конечно, нет, ты же знаешь, что в моем сердце нет места этому низменному чувству, — с утрированным пафосом ответил Володя. — Оно переполнено нежностью к моей любимой жене. Просто Виталька рассчитался со мной сразу, так как стал брать за работу авансом, да еще и дал больше, чем я рассчитывал. Я поинтересовался, с чего такая щедрость, но он только туманно высказался, что «инфляция не стоит на месте», и в дальнейшие объяснения вдаваться не стал. Впрочем, это не главное.

— А что главное?

— Главное — в пакете. Я заметил, что тебе грустно, поэтому прогулялся до рынка, чтобы тебя порадовать. Держи и радуйся! — С этими словами муж протянул мне пакет.

Я заглянула внутрь и растаяла. Милый, милый Володенька, как хорошо он знает, чем можно поднять мне настроение! В пакете лежала коробочка обожаемых мною конфет «Рафаэлло» и… и еще одна коробочка. Небольшая, довольно яркая, с пластиковым окошком, через которое просматривалось что-то непонятное.

— Доставай осторожно, — предупредил меня Володя.

Я прошла в комнату, поставила пакет на стол и аккуратно извлекла коробочку на свет божий. В ней помещался изумительной красоты цветок без стебля, укрепленный в крошечной чашечке с водой. Казалось, что нежно-кремовые вычурные лепестки с золотистыми прожилками пропитаны солнечным светом и будут светить в темноте.

— Он живой? — потрясенно спросила я.

— Да, и продавец сказал мне, что эта орхидея простоит больше месяца, так как в чашечку добавлен специальный состав. Только нужно изредка добавлять подслащенную воду, а орхидею лучше оставить в коробочке.

— Так это орхидея? — изумилась я. — Я ее раньше видела только на картинках и по телевизору. Никогда не представляла, что они такие красивые… Где ты взял это чудо?

— Просто купил, — немного смущенный муж был явно доволен моими восторгами. — Повезло случайно.

— Но она же, наверное, стоит сумасшедших денег?

— Ерунда, — отмахнулся Володя и привлек меня к себе. — Зачем еще нужны деньги, как не для того, чтобы порадовать тебя?

— Спасибо.

Я была ужасно тронута и обрадована. Весь вечер мой взгляд невольно возвращался к прекрасному цветку, покоящемуся в своем теремке, стоящем на журнальном столике. А еще мне хотелось его понюхать.

— Володя, — спросила я, — ты не знаешь, орхидеи пахнут?

— Понятия не имею, — пожал он плечами, — я же не ботаник, а продавец про запах ничего мне не говорил, просто не велел доставать цветок из коробочки и держать подальше от источников тепла, вот и все.

— Тогда я сейчас сама проверю…

Я бережно открыла коробочку, чтобы не потревожить цветок, и склонилась над ним, пытаясь уловить аромат. Он был, тонкий, едва уловимый и чуть сладковатый, напоминавший дорогие духи «Пуазон». Я вдохнула глубже и вдруг почувствовала, как у меня резко ни с того ни с сего закружилась голова…

Опершись на столик, я прикрыла глаза, но головокружение не проходило. Странно, никогда со мной ничего подобного не случалось.

— Володя, — тихонько позвала я мужа, — помоги мне, пожалуйста, сесть.

— Что с тобой? — Володя тут же оказался рядом и помог мне опуститься в кресло. — Тебе плохо?

— Да нет, ничего страшного, — я слабо улыбнулась, чтобы муж успокоился и не паниковал. — Просто закружилась голова. Наверное, от духоты.

— Может быть, тебе нужно показаться врачу? — Володя все еще встревоженно смотрел на меня.

— Зачем, господи? Уже все прошло. Да и было такое в первый раз… Ерунда это все, просто два дня из дома не выходила, засиделась. Давай откроем форточку и проветрим комнату. Только закрой цветок, чтобы он не замерз.

— Как ты меня напугала, Ириша, — вздохнул муж, потом, подумав немного, спросил: — Слушай, а может быть, это первый признак?

— Какой первый признак? — не поняла я.

— Ну, головокружение, — муж уже хитро улыбался, — отсутствие аппетита…

— Ничего не понимаю, говори яснее! — Я в недоумении уставилась на Володю, затем до меня дошло. — Постой, ты думаешь, что я беременна?

— Ага, — кивнул он.

— Ой… — потрясенно выдохнула я, но тут же опомнилась: — Да нет, ерунда, этого не может быть.

— Уверена?

— Абсолютно. — Я уже окончательно пришла в себя и успела перебрать в голове все женские приметы и особенности, чтобы отвечать уверенно. — Извини, любимый, но на этот раз твои подозрения беспочвенны.

— А жаль, — протянул муж.

Остаток вечера мы провели в обсуждениях проблемы по обзаведению ребенком и в конце концов сошлись во мнении, что пока не время, хоть я и видела, что Володя согласился с этим выводом скрепя сердце.

* * *

В понедельник погода решила исправиться, словно ей стало стыдно за неумеренное издевательство над людьми, которое она устроила в выходные. На небе кучковались рваные облачка, было безветренно и довольно тепло. Я пошла на работу пешком, памятуя о вчерашнем головокружении, чтобы подышать свежим воздухом, а заодно настроиться на трудовую деятельность.

В кабинете меня встретила Лера, поздоровалась и, покаянно вздохнув, выдала:

— Извините, Ирина, но я никого не нашла. Все мои знакомые только пальцем у виска вертели, намекая на то, что у них таких сумасшедших на примете нет.

— Ничего, Лера, у нас в запасе еще две недели, так что я уверена — все получится, — бодро ответила я, хотя никакой уверенности не ощущала. — Давай пока думать о текущих делах. Кого показываем в эту пятницу? Напомни мне, а то я что-то подзабыла.

— Есть две кандидатуры: Наталья Горячева, победительница конкурса «Хрустальная корона», и Перова Людмила Ивановна, которая выращивает бонсай. Галина Сергеевна пока еще не решила, кто из этих двоих предпочтительней. Вот придет, тогда и определимся окончательно.

— Да-да, — рассеянно покивала я. — А тебе самой-то кто больше нравится?

— Мне? Людмила Ивановна, конечно. Эти ее деревца, внуки, ватрушки по субботам… Такая милая тетушка, просто образец обывательского представления о счастье!

— А что так зло? — поинтересовалась я, уловив в голосе Леры явную нотку сарказма. — Сама же говоришь, что она тебе больше нравится.

— Знаете, Ирина, — поморщилась наша помощница, — с Людмилой Ивановной, конечно, работать будет легко, получится милая уютная передача, но я совсем не так представляю себе свое счастье.

— Знаю я твое представление, — усмехнулась я. — Глаголом жечь сердца людей… Ладно, все это лирика, к делу отношения не имеющая. А юная королева красоты что?

— А, — махнула Лера рукой, — у нее уже звездная болезнь началась! Тут уж, сами понимаете, злых вопросов на передаче будет тьма.

— Так это же хорошо! Передача получится острой.

— Вряд ли, Наташенька большим умом не отличается. Если что и получится, так роскошная склока в эфире на всю губернию. Вот разве что заставить девочку ответы наизусть учить, так не станет ведь: она гордая!

— Страсти какие, — усмехнулась я. — Что-то ты, моя дорогая, с утра не в своей тарелке, злишься на весь свет. И та тебе не угодила, и эта… Случилось что-то?

— С Павликом вчера поругалась…

— А по какому поводу? — спросила я, так как эти двое были из разряда тех, кого называют заклятыми друзьями. Их вялотекущий роман, не затухающий и не перерастающий ни во что серьезное, был притчей во языцах чуть ли не у всего телецентра.

— Мы ходили в кафе, и я спросила Павлика, нет ли у него знакомых женщин-военных. Он ответил, что нет, затем стал выяснять, зачем мне это надо, я рассказала о нашем разговоре…

— Понятно, можешь не продолжать. Нашего оператора задел твой неприкрытый феминизм. Это я тебе и так могла предсказать… И сильно поругались?

— Да как вам сказать… но он первый начал! Так что мы теперь не разговариваем.

— Как дети, ей-богу! — покачала я головой укоризненно. — Ладно, Лера, выбрось из головы свои обиды и поведай мне подробно все, что тебе известно о Перовой и Горячевой.

— Как скажете…

Я вооружилась листом бумаги с ручкой, чтобы по ходу Лериного рассказа сделать пометки на будущее, и даже успела кое-что записать до того момента, как появилась вечно опаздывающая Галина Сергеевна.

— Доброе утро, девочки, — с улыбкой поздоровалась она, вплывая в кабинет. — Вы одни?

— Здравствуйте, Галина Сергеевна, — ответила я. — А кого еще вы хотели бы здесь застать? Для Павлика еще рановато.

— Я вовсе не о нем вас спрашиваю. Я думала, что у вас уже сидит героиня для военной передачи. — Ее улыбка стала насмешливой, а потом и вовсе пропала. — Не обижайтесь, мы с вами в пятницу погорячились, вот я и не смогла удержаться от подначки. Чем заняты?

— Обсуждаем кандидаток, — ответила я, решив удовлетвориться извинением и не реагировать на колкость. — А вообще-то, ждем вас.

— А я разве сильно опоздала? — Галина Сергеевна собралась обидеться.

— Нет, не очень, как всегда, — ответила Лера.

— Ну и хорошо, — расслабилась наш режиссер. — И на ком вы остановили свой выбор?

— Лере больше нравится Людмила Ивановна.

— Я с ней согласна. Давайте сделаем спокойную добрую передачу, а красавицу оставим на потом. Конкурс только что прошел, все его видели, подождем немного, пока страсти улягутся.

— Значит, решено, — подвела я итог. — Ждем Павлика и едем к Перовой. А пока, раз вы обе уверены, что с Людмилой Ивановной никаких проблем не предвидится, давайте набросаем сценарный план.

Наш оператор появился в кабинете через час.

— Всем доброе утро, — сказал он, хотя по его виду было заметно, что это утро он таковым не считает.

Павлик уныло доплелся до кресла, плюхнулся в него, повозился, устраиваясь поудобнее, и с надеждой взглянул на меня:

— Ирина, можно я немного тут у вас подремлю?

— Нельзя, — ехидно ответила я. — Сейчас Лера договорится насчет машины, и мы поедем снимать.

— Вот так всегда, — горестно вздохнул Павлик, — нигде мне, бедному, покоя нет.

— Покой нам только снится, — продекламировала Галина Сергеевна.

— Вот пусть бы он мне и приснился, — проворчал оператор, — так вы спать не даете.

— Дома нужно спать, — процедила Лера и, демонстративно чеканя шаг, прошествовала мимо Павлика.

— Я дома не мог, у меня батарею прорвало. — Парень потер глаза и отчаянно зевнул. — Всю ночь с тряпкой носился, а утром за слесарями охотился, вот и опоздал. Думал, вы меня пожалеете…

— Бедненький ты наш, — я скорчила жалостливую мину. — Батарею-то тебе хоть починили?

— Какое там! — махнул рукой Павлик. — Оторвали и выкинули, теперь новую покупать надо. В комнате холодище — кошмар! Буду к Косте на постой проситься, пока все это безобразие не закончится.

— Да, тебе не позавидуешь, — протянула Галина Сергеевна. — Ирина, может быть, дадим ему поспать, а к Перовой поедем после обеда?

— Не думаю, лучше мы сейчас все-таки съездим, а с обеда отпустим домой эту жертву наводнения. Павлик, тебя такой вариант устроит?

— Более чем, — воспрял духом оператор и даже перестал зевать. — Я тогда пробегусь по хозтоварам, приценюсь к этой треклятой железке, а вечером с Костей привезу ее домой.

— Ну вот и договорились, — удовлетворенно кивнула я. — А где же наша Лера?

— Я здесь, — откликнулась помощница, входя в кабинет.

— Отлично, собираемся и едем.

— Нет, не едем.

— Почему это? — в один голос переспросили мы с Галиной Сергеевной.

— Наш незаменимый Костик будет только через два часа: он отпросился у шефа встречать армейского друга. А на Агееве Гурьев укатил, — пояснила Лера.

— Судьба, — резюмировал Павлик, закрывая глаза.

— Черт знает что! — вспылила я. — И что мы будем делать эти самые два часа?

— Успокойся, Ирочка, — поморщилась Галина Сергеевна. — Бери пример с Павлика.

— Если я буду с него брать пример, то мы с вами сможем делать от силы одну передачу в месяц, — проворчала я, усаживаясь на свое место.

— Не преувеличивайте, Ирина, — улыбнулась Лера. — Давайте я вам пока прочитаю статью о бонсай. Так сказать, для лучшего владения темой.

— Читай, чего уж теперь, — вздохнула я. — Будет Павлику вместо колыбельной.

Лера принялась нудно декламировать текст статьи, а я честно пыталась вникнуть в содержание. Получалось плохо. Японские каноны эстетики запоминаться не желали совершенно. Я даже как-то отстраненно поудивлялась тому, что вся эта премудрость вдохновила простую, как говорит Лера, русскую женщину, которой больше подходит выращивать ремонтантную клубнику или помидоры «Бычье сердце». Хотя… вот и первый вопрос к Людмиле Ивановне, и даже удивление разыгрывать не придется.

Раздался деликатный стук, и в дверь просунулась смущенная физиономия Кости.

— Добрый день, — поздоровался он, втискивая свое тренированное тело в наш кабинет. — Ирина Анатольевна, не сердитесь, пожалуйста, я уже освободился.

— Да я не сержусь вовсе, — пожала я плечами. — Лера, растолкай этого спящего красавца, пора ехать. Кстати, героиня-то наша в курсе?

— В курсе, — кивнула Лера, — я ей звонила. А «красавца», — тут девушка плотоядно ухмыльнулась, — «красавца» я разбужу с удовольствием.

С этими словами наша помощница с совершенно неженской силой принялась трясти кресло, словно вознамерилась вытряхнуть из него Павла на пол. Ручаюсь, если бы оператор не проснулся сразу, ей бы это удалось.

— А? Что? — Павлик вскочил, заполошно оглядываясь по сторонам.

— Кончай ночевать, доброе утро уже миновало! — Костя ободряюще похлопал парня по плечу. — Работать будешь.

— Вот ведь жизнь, — вздохнул Павлик, протирая глаза. — Сначала спать не давали, а теперь будят с садистской жестокостью…

— Павлик, не наглей, — призвала его к порядку Галина Сергеевна. — На работе нужно забыть обо всех своих проблемах и работать. Поэтому быстренько мобилизуйся, изыщи внутренние резервы, и за дело!

— Ладно, — обреченно покорился оператор, — в конце концов я могу и в машине покемарить.

 

Глава 2

Людмила Ивановна жила довольно далеко от телецентра, так что Павлику удалось реализовать свои планы насчет покемарить. Мы с пониманием отнеслись к его естественному желанию, переговариваясь в машине вполголоса. Все-таки ничто человеческое нам не чуждо, в том числе и милосердие к ближнему.

Оказавшись в квартире нашей героини, мы словно провалились в дыру во времени, примерно лет на сорок назад как минимум. Пузатый комод, венские стулья, бархатная скатерть на круглом столе, кружевные салфеточки, фотографии в рамочках на стенах, море комнатных цветов… И запах свежеиспеченной сдобы. Хозяйка квартиры оказалась под стать этой обстановке: невысокая пухленькая старушка в круглых очочках, в старомодной белой блузке с брошкой и темно-синем шерстяном сарафане. Она буквально с порога начала изливать на наши головы потоки гостеприимства и радушия, раздала всем самодельные тапочки и потащила к столу, на котором громоздились блюда с пирогами, пирожками и плюшками. Особенно старушка хлопотала вокруг Павлика и Леры, сокрушаясь об их худобе.

Оператор искренне обрадовался угощению, а наша помощница страдальчески закатила глаза, когда Людмила Ивановна не могла ее видеть. В общем, к делу мы приступили только через полчаса.

— Людмила Ивановна, — обратилась я к хозяйке, — а где же ваши знаменитые растения? Что-то я их не вижу. Фикус, герань, лимон, традесканция — это все не удивительно.

— Ирочка! — всплеснула руками старушка. — Разве же можно держать бонсай в такой атмосфере? Эти деревца очень деликатные, им нужен особый температурный режим. Пойдемте, я вам все покажу.

Женщина подвела нас к двери на лоджию и распахнула ее.

— Вот, — она гордо посмотрела на меня, — это мое царство.

— Боже! — только и смогла я выдохнуть.

Лоджия была превращена в маленький сад, где каждое растение находилось на своем, строго отведенном ему месте и подсвечивалось умело спрятанными светильниками. Все это было настолько красиво и так сильно отличалось от того, что было в самой квартире, что я на некоторое время онемела и могла только молча любоваться. Хозяйка же в это время вооружилась пульверизатором и принялась бережно обрызгивать крохотные деревца. Мне она казалась какой-то древнеславянской богиней, когда склонялась над карликовым дубом, росшим на холме. Вообще, все было устроено так, что возникало ощущение изменения реальности, словно это не деревья были карликовыми, а Людмила Ивановна была великаншей.

— Как же вам удалось все это сделать? — наконец смогла заговорить я.

— Это довольно долгая история, — улыбнулась старушка. — Я родилась на Сахалине, Японские острова были совсем рядом, а в соседнем доме жил замечательный человек, преподаватель биологии Капитон Евграфович Болдин, еще из бывших. Он-то и привил мне любовь к растениям. Сначала я выращивала дома все, что только под руку подворачивалось, отец и мать сначала ругались, потом решили, что я стану агрономом, да не сложилось… Папа погиб во время войны, маму парализовало, я должна была очень рано начать зарабатывать на жизнь, какая уж тут учеба…

У Людмилы Ивановны навернулись слезы на глаза, но она достаточно быстро справилась с собой.

— Пошла на завод, но цветы свои не бросила, хоть и уставала страшно. Придешь, бывало, со смены домой, ноги гудят, руки отваливаются, а посмотришь на кустики, поговоришь с листочками, и легче становится. Так и жила, пока не встретила своего Васеньку. — Старушка показала рукой на стену, где висел большой портрет бравого морячка с залихватскими усами в сбитой на затылок бескозырке. — Он здешний, тарасовский, Васенька-то мой. Вот и увез меня сюда с Сахалина. Мама-то моя к тому времени уже померла… А с Дарьей Петровной, свекровью моей, царствие ей небесное и земля пухом, мы сразу поладили. Она меня как дочку родную приняла и готовить научила. Всегда, покойница, приговаривала: «Люсенька, чтоб в семье мир был, мужа в первую голову кормить надо хорошо. Тогда тебе никакие соперницы не страшны будут. Ежели мужик от доброй еды отяжелеет, куда ж он пойдет? А во вторую голову, никогда не плачь: слезы, они семью изнутри разъедают почище ржавчины…» Мудрая женщина была.

С этим утверждением я не могла не согласиться, хотя насчет кормления и сытого мужика могла бы поспорить, но не стала, а постаралась вернуть хозяйку к теме растений.

— Людмила Ивановна, а ваше увлечение в новой семье прижилось?

— А как же! Дарья Петровна мне даже ко всякому празднику не обновки дарила, а всякие редкие цветы: сразу поняла, что невестке милее. Да и так то отросточек какой от подруги принесет, то семена. Уговаривала поступать учиться, да только я уже тогда своего первенького ждала, потому и не пошла. А бонсай я начала выращивать уже после того, как дочку родила. Я ведь с учителем моим бывшим, Капитоном Евграфовичем, переписывалась. И вот как-то приходит мне извещение на посылку. Иду на почту, удивляюсь, потому что обратный адрес сахалинский, но не Болдина, а какой-то организации. Оказалось, умер мой учитель и завещал мне часть своих книг. В этой-то посылке я и нашла книжку о том, как выращивать бонсай. Это был последний труд Капитона Евграфовича. Он перевод сделал, да и сам кое-что добавил. Я как посмотрела на фотографии, так и загорелась. Да и память учителя захотелось почтить. Сначала трудно было, два деревца даже погибли, а потом научилась, дети стали помогать. А когда Васенька на пенсию вышел, так и он в стороне не остался. Как нам квартиру новую дали в семьдесят седьмом, так он сразу сказал, что лоджия вся моя будет, и помогать стал: освещение сделал, водяные устройства, чтобы влажность поддерживать, калорифер приспособил, у него руки просто золотые. А Машенька, дочка моя младшая, пейзажики рисовала, говорила, пусть все выглядит словно на самом деле, она ведь художница, сейчас в театре работает, декорации к спектаклям делает.

История нашей героини мне понравилась, съемочного материала было хоть отбавляй, вопросов честно прожившая жизнь Людмила Ивановна не боялась никаких и отвечала легко и раскованно. А когда вернулся с первой дачной вылазки ее муж, Василий Федорович, я чуть не прослезилась от умиления, так трогательно они смотрелись вместе: крепкий, кряжистый седой усач, называвший жену Людшей, и маленькая кругленькая бабулька, умилительно семенившая следом. Словом, ехидный Гурьев мог бы с полным правом назвать нашу передачу розовыми соплями.

Договорившись с хозяевами о дополнительных съемках с чадами и домочадцами, мы сердечно попрощались и отбыли. Я краем глаза успела заметить, как Людмила Ивановна сунула Павлику объемистый сверток. Не нужно быть провидцем, чтобы догадаться о содержимом этого свертка, так как наш оператор поглощал старушкину выпечку с завидным аппетитом и искренним восхищением.

Как только мы уселись в машину, Павлик обратился к водителю:

— Костя, у меня к тебя две большие просьбы…

— Ну? — лаконично поинтересовался тот.

— Наши дамы милостиво отпустили меня сегодня с работы, пообещав все уладить с шефом, поэтому я тебя прошу проехаться быстренько по хозтоварам и помочь мне привезти домой батарею.

— Это можно, — согласился Костя. — Я даже знаю, где купить подешевле. А вторая просьба?

— А вторая, — Павлик вздохнул, — вторая заключается в том, что я собираюсь набиться к тебе на ночлег, так как у меня дома адская холодина. — Заметив, что наш водитель немного поморщился, оператор поспешил добавить: — Ты не думай, я не с пустыми руками! — Тут Павлик принародно потряс дареным свертком, чем вызвал наш ехидный женский смех.

— Ничего не получится, Павел, — сокрушенно покачал головой Шилов.

— Почему? — Лицо оператора огорченно вытянулось.

— А ты разве не в курсе? Ко мне сегодня приехал армейский друг.

— Ну и что? — попытался настаивать Павлик. — Втроем посидим, а спать я могу и на полу.

— Не можешь, на полу я сам спать буду. А третьей постели у меня просто нет.

— Костя, — не отставал Павлик, — у тебя же диван раскладывается, разве ты не можешь со своим другом вдвоем улечься?

— Павел, — не выдержала Галина Сергеевна, — нельзя же быть таким неделикатным! Тебе уже отказали дважды, поэтому должен же ты понять, что будешь лишним. Может быть, Костику хочется с армейским другом вдвоем посидеть, повспоминать старое, а ты будешь мешать.

— Да-да, — ехидно ввернула Лера, — скрипач не нужен.

— Не в этом дело, — досадливо поморщился Костя. — Пашка нам не помешал бы. Дело исключительно в спальных местах, так как я со своим другом в одной постели спать не могу, не те у нас отношения.

— Ой, — выдохнула я, воззрившись на водителя.

— К-костя, — слегка заикаясь от удивления, спросила Галина Сергеевна, — к-как это понимать?..

Дальше развивать свою мысль она не стала, так как представить Шилова в голубой ипостаси просто не могла.

— Да ну вас! — рассердился Костя. — Просто мой друг — женщина.

— О господи, — с облегчением вздохнула я. — Так бы и говорил — подруга. А то заладил: друг, друг! Тут поневоле всякие мысли в голову лезть начнут про не те отношения.

— Ирина Анатольевна, — дернулся Костя, — уж от вас-то я таких намеков не ожидал.

— Ну извини, — смутилась я. — В следующий раз выражайся яснее.

— Простите, — теперь пришла очередь смущаться Шилову. — Просто Катю у нас в части никто как женщину не воспринимал, а кто пытался, тот очень быстро раскаивался. Поэтому я и привык относиться к ней как к другу и называть так же.

— И куда же мне теперь деваться? — спросил Павлик в пространство. — Неужели мерзнуть всю ночь? Я ведь, между прочим, на тебя, Костя, надеялся и запасным вариантом не озаботился.

— Какой ты непредусмотрительный, Паша, — укорила его Галина Сергеевна. — Ладно, не ной: переночуешь у нас, если тебя устроит раскладушка.

— Галина Сергеевна! — возопил воспрявший духом оператор, перед внутренним взором которого больше не маячила перспектива холодной ночевки. — Вы лучшая из представительниц женского пола, а я ваш вечный раб.

— Ну-ну, — саркастически хмыкнула режиссер. — Ты насчет вечности не поторопился? Она ведь ой какая длинная…

— Ну, — протянул Павлик, — по крайней мере, я готов исполнить ваше любое желание.

— Тоже неплохо, — согласилась Галина Сергеевна. — Исполняй. Повелеваю: немедленно помирись с Лерой, так как сил моих больше нет смотреть на ее кислую физиономию.

При этих словах Лера гордо вскинула подбородок и поджала губы, всем своим видом показывая, что в Павликовых извинениях не нуждается. Однако тот явно обрадовался возможности одним махом уладить два дела: помириться с Лерой, как было приказано, и дешево расплатиться за ночлег.

— Лерочка! — театрально взвыл оператор, вывернувшись назад, как только смог, и молитвенно сложив руки. — Прости недостойного, посмевшего вызвать на твоем лилейном челе морщинку и лишившего окружающих твоей лучезарной улыбки. Не заставляй меня горестно биться головой о стену и пугать своими стенаниями наших коллег!

— Интересно было бы на это посмотреть, — ехидно процедила Лера — это были ее последние капли обиды, перед тем чтобы оттаять окончательно. — Ладно, считай уж, что ты прощен.

— Все, господа, — подвела я черту ко всеобщей радости, так как мы уже подъезжали к телецентру. — Прекращаем этот показательный балаган и разбегаемся по своим делам. Павлик и Костя — за батареей, а дамы за мной в кабинет.

— Ирина, а вы ничего не забыли? — окликнула меня вышедшая из машины Лера.

— А что я могла забыть? — Я замерла на полдороге.

— К Косте приехал армейский друг, — со значением протянула наша помощница, упирая на слово «армейский».

— А я здесь при чем? — До меня все еще не доходило.

— О господи! — закатила глаза Галина Сергеевна. — И это я должна напоминать тебе о твоей затее! Ирина, напряги извилины: армейский друг, который подруга, ну?

— О, извините, — смутилась я. — Это пироги Людмилы Ивановны так плохо повлияли на мои умственные способности.

— Ты еще скажи, что любой творческий человек должен быть злым и голодным, а не только поэты, — съехидничала наш главный режиссер.

— Нет, наверное, только телеведущие, вроде меня, — я буркнула последнюю отговорку и обратилась заговорщицки к Косте: — Скажи, а твоя армейская подруга надолго приехала?

— Да, у нее в Тарасове довольно много дел, так что две-три недели она здесь пробудет.

— Замечательно, — мурлыкнула я с выражением хищной кошки, заметившей дичь. — А ты мог бы привести ее завтра к нам в студию?

— Могу, — пожал плечами Костя, — а зачем?

— Хочу пригласить ее поучаствовать в нашей передаче. Как ты думаешь, она согласится?

— Понятия не имею. Вообще-то Катя не очень любит публичность…

— Это поправимо, — махнула я рукой. — Ты только приведи, а уж я постараюсь ее уговорить.

— Хорошо, Ирина Анатольевна, до завтра.

— До завтра, Костя.

Я наконец-то выбралась из машины вместе с Галиной Сергеевной, которая всю дорогу до нашего кабинета рассматривала меня как редкий музейный экспонат и не бросила своего занятия даже после того, как мы расселись каждая за свой стол.

— Галина Сергеевна, — не выдержала я, — у меня что, прическа не в порядке?

— Все у тебя в порядке, — вздохнула она. — И даже более чем… Я вот смотрю на тебя и думаю: ведь не хотела я связываться с твоей военной передачей, как бог свят не хотела, а не выдержала. Веревки ты из людей вьешь, Ирочка.

— Разве? — немного рисуясь, переспросила я. — Ничего такого я за собой не замечала.

— А тебе и не надо замечать, само собой все получается. Ладненько, я так понимаю, что теперь, когда героиню ты практически нашла, передача с Людмилой Ивановной тебя больше не занимает, а потому ложится целиком и полностью на наши с Лерой хрупкие плечи?

— Ну почему же? — возмутилась я. — Про старушку мы все доделаем вместе, а с Костиной подругой я встречусь завтра, пока Павлика не будет, и постараюсь договориться на следующую неделю. Все пойдет по графику.

— Да? — скептически осведомилась Галина Сергеевна. — Ну-ну, твоими устами да мед бы пить, а вот мое сердце чует, что все пойдет кувырком.

— Перестаньте, — отмахнулась я, — зачем вам лавры Кассандры? Что будет, то и будет.

— Фатализм, знаешь ли, тоже не всегда к добру приводит, — парировала Галина Сергеевна.

— Но и плохое тоже видеть не обязательно во всем, когда можно найти что-то и хорошее. Например, до конца рабочего дня осталось всего два часа.

— И что из этого следует? — поинтересовалась до сих пор молчавшая Лера.

— Только то, — ответила я, — что можно успеть уже сегодня довести до ума сценарный план передачи с Перовой, чтобы завтрашнее утро было целиком и полностью свободным.

— Вот об этом я и говорила, — ехидно отметила Галина Сергеевна. — Начинается гонка, хотя сегодня всего-навсего понедельник.

— Лично у меня, — снова вмешалась Лера, — он начался еще в субботу. Так что я не против поработать в темпе.

— Вот и отлично, — резюмировала я.

Таким образом, за оставшееся от рабочего дня время мы успели сделать все намеченное мною и даже более того: бесценной Галине Сергеевне удалось изловить шефа и этот план утвердить. Теперь можно было с чистой совестью отправляться по домам, что мы и сделали. Я снова пошла пешком, полной грудью вдыхая влажный, почти весенний воздух. Даже как-то не верилось, что зима еще может вспомнить о том, что февраль по праву принадлежит ей, и отыграться на жителях Тарасова морозами и снегопадами. Понедельник прошел для меня настолько удачно, что я готова была любить весь мир, а особенно одного человека — своего милого Володю. Домой я сегодня возвращалась без опозданий, поэтому вполне могла побаловать мужа собственноручно приготовленным ужином, например, его любимыми блинчиками. А что? Вот приду и приготовлю.

— Володенька! — позвала я, открывая дверь и входя в прихожую. — Я дома!

Полная тишина была мне ответом. Странно, в это время муж должен был возвратиться с работы. Более того — на кухне, в ожидании любимой жены ему полагалось старательно изводить продукты питания в попытке приготовить что-нибудь более-менее съедобное. Где же его, интересно, носит?

Я сняла пальто и сапоги и прошла в комнату. На журнальном столике обнаружила записку, прислоненную к коробочке с моей орхидеей. Текст был следующим: «Ириша, меня припрягли принимать пересдачу у вечерников, поэтому буду поздно. Целую, Володя».

Вот так-то! Целует он меня, видите ли. А мне с этих виртуальных поцелуев, между прочим, не холодно и не жарко, я предпочитаю целоваться в реальном мире.

Раздражение мутной волной толкалось в затылок. В кои-то веки я пришла домой вовремя с мыслями о вкусном ужине для мужа, а его нет. Я плюхнулась в кресло и взяла в руки коробочку с цветком, надеясь, что раздражение угомонится от созерцания этого ботанического чуда. Умом-то я понимала, что не права, но сознание собственной неправоты вовсе не способствовало улучшению настроения. Где-то на краю сознания уже начинался злобный внутренний монолог на тему вечной неправоты женщин, несчастных, угнетенных и обиженных. С этим безобразием нужно было срочно что-то делать, иначе по возвращении уставший муж рисковал обнаружить в квартире не любимую жену, а кошмарную фурию, мечтающую не накормить главу семьи, а разбить о его голову пару-тройку тарелок.

Я решительно вернула на столик коробку с цветком, гордым своей в данный момент бесполезной красотой, нашарила пульт от музыкального центра и нажала клавишу «плей», памятуя о том, что с утра в дископриемнике остался сборник моих любимых классических произведений. Вместо ожидаемых скрипок или органа в уши мне ударил рев электронной какофонии и истеричный голос, надрывно вопящий с интонациями жертвенного козла.

Боже мой, что это? Не помню, чтобы у нас в фонотеке было хоть что-то подобное, откуда это взялось? Неужели Володя купил? Никогда не подозревала, что ему может нравиться такое. Неужели я так плохо знаю своего мужа? Нелепые мысли метались в моей бедной голове, а уши разрывала кошмарная музыка. Я сидела, не в силах шевельнуться, пока композиция не закончилась, а с первым мгновением тишины судорожно принялась давить кнопку «стоп», словно боялась не успеть. Потом какими-то крадущимися шагами подошла к музыкальному центру и оглядела его окрестности в поисках упаковки от злосчастного диска.

Ее я обнаружила сразу же: стандартная коробочка для компактов, на аляповатом вкладыше которой змеилась дарственная надпись: «Любимому преподавателю от преданной студентки ко Дню святого Валентина». Ох! Меня так потрясла мысль о том, что мы все на студии с этим мужским днем совсем забыли о недавно прижившемся в России празднике всех влюбленных, что я сначала даже не обратила внимания на смысл дарственной надписи.

Я понеслась в прихожую, выудила из своей рабочей сумки блокнот и ручку и принялась строчить дополнения и изменения к сценарному плану. Так как наша программа выйдет сразу после Дня святого Валентина, то будет просто замечательно несколько потеснить бонсай, уделив внимание семейному счастью всех поколений Перовых, начиная с патриархов и заканчивая достигшими возраста первой любви внуками. Красота! Надеюсь, Галина Сергеевна все это одобрит. Все равно материалов мы пока отсняли немного.

Я удовлетворенно поставила жирную точку в конце своих заметок, радуясь тому, что озарение настигло меня вовремя. Настроение исправилось, с таким не грех и за стряпню приниматься. Вот только переоденусь…

Когда я застегивала последнюю пуговку халатика, на глаза снова попалась злосчастная упаковка. «Любимому преподавателю…» Так-так-так… «…от преданной студентки…» Интересно, а где происходило вручение этого подарка? Прямо в нашей квартире? А потом совместное прослушивание оного подарка? И где сейчас мой муж на самом деле? Так-таки экзамены принимает? У кого? У той самой преданной студентки?

Не помня себя от ярости, я, как была в халате, кинулась в прихожую, впрыгнула в сапоги и напялила пальто, не очень соображая, что собираюсь делать, и рванулась к двери. Неожиданно подвернувшийся каблук помешал мне выскочить из квартиры, так как я упала и больно ударилась коленом. Боль способствовала отрезвлению. Ну и куда я собралась и на кого буду похожа, когда влечу в университет в таком виде? Да уж, конечно, не на звезду местного телевидения.

Я поднялась с пола, сняла пальто с сапогами и вернулась в комнату. Нет, так нельзя, я все сама выдумываю, Володя любит меня больше всех на свете и ничего подобного никогда не совершит. Но, один раз подняв голову, змея ревности не собиралась легко успокаиваться. Она продолжала пялиться на меня своими холодными глазами и ехидно дразнить раздвоенным языком. Я поняла, что успокоиться не смогу, пока не увижу мужа, а дожидаться его, сидя дома, у меня нет сил.

Я снова переоделась в рабочий костюм, спрятала халатик в шкаф, записку вернула на прежнее место: словом, сделала вид, что меня дома не было. В прихожей я достала свои ключи и аккуратненько засунула их в свою комнатную тапочку, создавая для себя повод для столь позднего визита в университет.

До корпуса химического факультета я добралась довольно быстро, так как меня увидел наш сосед, автолюбитель.

— Добрый вечер, Ирина Анатольевна, — вежливо приветствовал он меня. — Вас подбросить?

— Да, если вам по пути, — улыбнулась я ему. — Ключи забыла, а муж еще в университете.

— Садитесь, я как раз на вокзал, тещу встречать.

Разговорчивый сосед всю дорогу пытался выведать у меня, о чем будет следующая передача, чтобы порадовать свою половину, но мне не хотелось разговаривать, поэтому я отделывалась стандартными фразочками типа: «„Женское счастье“ всегда о женском счастье во всех его проявлениях», «Никогда ничего не говорю заранее, так как боюсь сглазить». По-моему, сосед обиделся, но довез и пожелал успехов. Ладно, потом как-нибудь извинюсь.

Вахтерша меня сразу узнала и заулыбалась, начав выкладывать всю информацию, не дожидаясь вопросов с моей стороны:

— Ирина Анатольевна, здрасте! А Владимир Николаевич в сто седьмой аудитории, экзамен принимает вместе с Виталием Сергеевичем, они уже скоро освободятся. Виталий Сергеевич курить выходил, так я его спросила, скоро ли закончат, а он сказал, что еще три балбеса осталось. — Вахтерша хихикнула и пояснила: — Это он так студентов называет. Так вы станете ждать или пройдете?

— Спасибо вам, я пройду, — вежливо поблагодарила я словоохотливую женщину, чувствуя, как отлегло от сердца.

Пока я шла по полутемному коридору, навстречу попались два здоровенных парня, которые радостно скакали горными козлами, шепотом выкрикивая благодарности:

— Слава богу, что у нас Лебедев принимал! Пойдем обмоем это дело!

Памятуя о сведениях вахтерши, я сообразила, что «балбес» остался всего один, значит, мой муж и в самом деле скоро освободится. Однако сердце требовало увидеть «балбеса» собственными глазами и убедиться, что это именно балбес, а не балбеска. Я заглянула в аудиторию. На звук заскрипевшей двери трое присутствующих лиц мужского пола дружно повернулись к двери.

— Ирочка, — заулыбался Володя. — Ты как здесь?

— Ключи забыла, — буркнула я.

— Бедная моя, — посетовал супруг. — Подожди чуть-чуть, ладно?

— А чего ждать? — улыбнулся мне Виталька, а потом повернулся к великовозрастному студенту с густыми усами: — Считайте, господин Соколов, что вам сказочно повезло: явление Ирины Анатольевны сделало меня мягким и покладистым, поэтому я ставлю вам тройку и отпускаю с миром до следующей сессии.

Усач залился краской, неверящими глазами уставился в зачетку, где рука Белоусова уже выводила заветную тройку, потом цапнул свой замызганный документ, словно боялся, что тот исчезнет, и выскочил из аудитории, прокричав напоследок «спасибо» и «до свидания». Наверное, побежал догонять тех двоих, попавшихся мне навстречу.

— А что, — поинтересовалась я, — у вас сегодня только парни экзаменовались?

— Ага, — с хрустом потянулся Белоусов. — С девчонками я днем разобрался и так устал, что уговорил нашего декана позволить мне принимать пересдачу у парней вместе с Володькой.

— А ты, естественно, согласился? — уточнила я у мужа.

— Как же я мог отказать другу, если он за мной домой приехал? — изумился Володя. — Ты извини, Ирочка, я же не знал, что ты ключи забудешь.

— Да ладно, — отмахнулась я, — сама виновата. Вот только есть хочется страшно!

— Господа, — предложил Виталька, — а пойдемте-ка с вами в кафе? Я угощаю.

— С чего столь широкий жест? — подозрительно спросила я.

— Так я ж у девчонок сегодня пересдачу принимал, — пояснил Белоусов. — Они субсидировали. Любят они меня. Одна даже диск подарила какой-то металюжный с дарственной надписью, кретинка. Я у вас его слушать пытался, так Володька на первых тактах центр вырубил. Испортила ты ему вкус, Ирина, своей классикой.

— Но-но! — возмутилась я, хотя на душе стало легко и свободно. — Не трогай святое своими руками грязного панка!

— Почему грязного? — оскорбился Виталька. — Я чистый и даже при галстуке.

— Не спорьте о вкусах, — примиряюще поднял руки Володя. — Раз мы оба при галстуках, а Ирина всегда выглядит прекрасно, то идемте в кафе ужинать.

И мы пошли есть пиццу и запивать ее апельсиновым соком.

 

Глава 3

— Привет, девочки, вы одни? — Галина Сергеевна вошла в кабинет с тем же самым вопросом, что и вчера.

— Нет, — ернически заметила я, — с нами наши умные мысли, которые мы хотим изложить вам.

— А по какому поводу? — спросила наш главный режиссер, прихорашиваясь у зеркала.

— По поводу Дня святого Валентина.

— О нет! — воскликнула Галина Сергеевна, всем телом поворачиваясь ко мне. — Ирочка, я тебя ценю за твою светлую голову, но давай ненадолго притормози свой фонтан идей. Скажи спасибо, что я смирилась с твоим проектом по поводу военной передачи, которую можно было бы и не делать, но еще одного изменения графика мое старое сердце просто не вынесет.

— Так уж и старое, — улыбнулась я. — Вы у нас вечно молодая и самая обаятельная.

— Ирина, — Галина Сергеевна опустилась в кресло, — ты меня пугаешь. — Чем это? — изумилась я.

— Тем, что если ты с утра пораньше начинаешь рассыпать комплименты, значит, тебе от меня что-то надо. И это «что-то» никак не может быть маленьким. Я угадала?

— Почти, — скромно ответила я. — Мне нужно, чтобы вы проглядели мои заметки, которые я сделала вчера вечером, сообразив, что мы с вами упустили такой милый праздник, как День святого Валентина, который будто специально создан для нашей передачи.

Галина Сергеевна с сомнением покачала головой и углубилась в мои записи. Через несколько минут она облегченно вздохнула и соизволила благосклонно улыбнуться:

— С этими замечаниями я вполне согласна. Думаю, что Евгений Иванович такие изменения в сценарном плане тоже одобрит. Давай-ка мы с Лерой сейчас быстренько все сделаем.

— А я?

— А ты готовься встречать свою военную героиню. Я, когда шла сюда, видела из окна, как Костик заходил в телецентр с какой-то девушкой, думаю, что это и есть его «армейский друг».

Последние слова Галина Сергеевна произнесла с неподражаемой интонацией затаенного понимания, сдобренного изрядной порцией ехидства. Я вопросительно уставилась на нее, взглядом требуя пояснений.

— Ты сама сейчас все увидишь и поймешь. Мне кажется, что Павлик вчера оказался лишним вовсе не из-за отсутствия посадочных мест, а просто лишним. — Говоря все это, Галина Сергеевна смотрела на меня с нескрываемым любопытством.

Вот уж не дождетесь!.. Хватит того, что я вчера вела себя, как ревнивая дурища. Так это хотя бы было понятно: все-таки любимого мужа приревновала. А ламуры Кости меня не волнуют ни в малейшей степени.

— Кстати, — равнодушно поинтересовалась я, уводя разговор от неприятной темы, — вам-то Павлик не мешал?

— Нет, не мешал, — все тем же тоном ответила главный режиссер. — Нам с мужем уже никто не мешает. Он вчера даже рад был гостю: до полночи обсуждал с Павликом политику правительства под пиво на кухне, пока я их не разогнала. Мне еще их обоих с утра будить пришлось и завтраком кормить.

— Именно поэтому вы и опоздали, — заключила я вместо нее, позволив крохотное издевательство. — Именно поэтому, — совершенно серьезно подтвердила Галина Сергеевна.

Наш увлекательный диалог закончился одновременно с раздавшимся в дверь стуком.

— Да-да, — откликнулась я.

— Доброе утро, Ирина Анатольевна, — наш кабинет озарился улыбкой Костика. — Познакомьтесь, это Катя.

Из-за широкой спины шофера вышла чуть-чуть уступавшая ему в росте девушка и с достоинством поздоровалась:

— Доброе утро.

Вошедшая обвела нас всех внимательным взглядом слегка прищуренных зеленых глаз, и уголки губ ее чувственного рта слегка дернулись, складываясь в улыбку. Похоже, мы произвели на нее благоприятное впечатление. Меня слегка позабавило это, и я в свою очередь стала разглядывать девушку, в то время как Галина Сергеевна предложила ей раздеться и уступила кресло, а Костя, шепнув своей подруге что-то на ухо, удалился, кивнув нам всем на прощание.

Девушка мне тоже понравилась, несмотря на довольно непривычную и даже не совсем женственную внешность: очень короткая стрижка, никаких украшений и косметики, свободный черный комбинезон, перетянутый в талии армейским ремнем, и грубые мужские ботинки. Во всех движениях девушки сквозила потаенная сила и какая-то звериная грация, только лицо еще хранило остатки женственности, особенно губы.

Катя уселась в кресло, повернулась ко мне и улыбнулась. Образовавшиеся на щеках ямочки необычайно ее красили.

— Ну что, давайте знакомиться? — спросила она дружелюбно.

— Давайте, — согласилась я. — Я Ирина Лебедева, ведущая программы «Женское счастье», если Костя еще не успел вам сказать.

— Почти не успел, — снова усмехнулась девушка. — Он вчера вернулся довольно поздно, помогал вашему оператору, устал страшно, поэтому успел только рассказать, как они вдвоем тащили батарею на шестой этаж, потому что лифт не работал. А утром попросил поехать с ним на телецентр, чтобы познакомиться с вами. Так вот, я — Катерина Горина.

— Очень приятно. Катя, а как вы смотрите на то, чтобы поучаствовать в нашей передаче «Женское счастье» в качестве главной героини? — сразу взяла я быка за рога.

— А каким боком, извините, я подхожу к вашей передаче? — Катя ответила вопросом на вопрос, с заинтересованным удивлением глядя на меня.

Пришлось напрячь все свое красноречие. Для начала я толкнула прочувствованную речь о разнообразии женского счастья в целом и тем нашей передачи в частности. Потом перешла непосредственно ко Дню Вооруженных сил и несправедливому приравниванию оного к Всероссийскому дню мужчин. Катя слушала меня не перебивая. А закончила я свое выступление, как мне показалось, очень убедительным пассажем:

— Ведь поступление в армию было вашим сознательным выбором, значит, вы счастливы. А я хочу показать в своей передаче, посвященной Дню Вооруженных сил, что женщине есть место везде.

По лицу моей собеседницы промелькнула какая-то непонятная тень, Катя прикусила нижнюю губу, потом спросила:

— Ирина, где у вас можно покурить?

— В коридоре, возле лестничной площадки, — оторопело ответила я.

— Вы не составите мне компанию?

— Я вообще-то не курю, — продолжала недоумевать я, — но постоять рядом могу.

— Вот и хорошо, пойдемте, — заключила Катя, вставая.

Я двинулась за ней следом, спиной чувствуя раскаленные любопытством и недоумением взгляды своих коллег. Мы дошли до неофициально узаконенного места для курения, там Катя достала из нагрудного кармана пачку сигарет, щелчком выбила одну, щелкнула зажигалкой, глубоко затянулась и, выдохнув длинную струю дыма, задумчиво уставилась на его расползающиеся клубы.

— Катя, — не выдержала я, — так вы согласны принять участие в нашей передаче?

— Даже не знаю, что сказать, — задумчиво протянула она, снова глубоко затягиваясь. — Вы даже не представляете, какие воспоминания вы пробудили во мне своими словами о свободном выборе. А счастлива ли я в армии? — Она горько усмехнулась. — Очень сложный вопрос, очень…

— Ну хорошо, — торопливо заговорила я, — «Женское счастье» — это вовсе не обязательно передача о счастливых женщинах, давайте просто сделаем передачу о месте женщины в армии. Вы расскажите о своих проблемах…

— О проблемах? — откликнулась Катя. — Что ж… над этим стоит подумать…

— Подумайте, Катя, подумайте, — горячо подхватила я. — Костя сказал, что вы пробудете в Тарасове две-три недели, а наша передача должна быть двадцать второго, так что у вас впереди почти целая неделя, чтобы подумать. Мы с вами вместе обсудим, что бы вы хотели сказать телезрителям, на какие вопросы вам будет интересно ответить…

— Не беспокойтесь, Ирина, — улыбнулась Катя, гася сигарету. — Вы меня почти убедили.

— Что еще я должна сделать, чтобы исчезло это самое «почти»? — спросила я, тоже улыбаясь.

— Перейти со мной на «ты», — совершенно серьезно ответила девушка, только в глазах ее пряталась лукавая улыбка да чуть подрагивали уголки губ.

— Запросто! — обрадовалась я. — Пойдем в кабинет, там разговаривать удобнее.

— Сразу видно, что ты никогда не курила, — вздохнула Катя, — иначе знала бы, что все самые важные дела решаются в курилках.

— Может быть, — философски пожала я плечами, — только это не для меня: терпеть не могу никотина.

— Тогда мне тебя жалко, — усмехнулась моя новая героиня, — потому что львиная доля наших с тобой разговоров будет происходить именно в курилке: я не могу долго обходиться без сигарет.

— Для дела я еще и не такое вытерплю! — оптимистично заявила я, открывая дверь кабинета и натыкаясь взглядом на Павлика, который уже успел прочно утвердиться в кресле. — Привет, Павлик, как твоя батарея?

— Все в порядке, уже греет, хоть и проела в моем бюджете изрядную дыру…

— Здравствуй, Павел, — прервал счастливые излияния нашего оператора холодный до изморози голос Кати, вошедшей в кабинет следом за мной.

— Познакомься, — я не успела притормозить со своей репликой, хотя почувствовала возникающее напряжение, — это героиня нашей будущей передачи, Катя Горина.

— Катя?! — переспросил внезапно побледневший и утративший весь свой задор Павлик. — Ты?!

— Я, — подтвердила девушка, обогнув меня, ничего не понимающую, и подходя к оператору. — А что тебя так удивляет? Может быть, ты уступишь мне место? Или за шесть лет ты так и не научился галантности?

— Да-да, конечно, — Павлик суетливо вскочил со своего кресла, — садись, пожалуйста.

Катя непринужденно развалилась в кресле, закинув ногу на ногу, и снова посмотрела на Павла. Глаза ее сузились, а на губах блуждала недобрая улыбка.

— А ты, я смотрю, осуществил свою мечту и работаешь на телевидении? Вот только не в Москве, да? Недотянул… Как же ты так? Ирина, — это уже ко мне, — Павел хороший работник?

— Он один из лучших операторов, — ответила я, окончательно перестав понимать что бы то ни было.

— Ну и то слава богу, — удовлетворенно покивала Катя. — Я тоже не пропала, можно сказать, именно благодаря тебе, Павел, нашла свое место в жизни. В Чечне.

— Катя, прошу тебя, перестань… — На Павлика было больно смотреть, таким жалким был его вид. — Зачем ворошить прошлое?

— Не буду, не бойся, — взгляд девушки на мгновение вспыхнул презрением и погас. — Я здесь совсем не для этого, да и не ожидала тебя увидеть, если честно.

До меня начало доходить, что эти двое когда-то были знакомы и расстались отнюдь не друзьями. Ой как плохо! Не хватало, чтобы из-за старых недоразумений моя договоренность с Катей пошла насмарку. Надо срочно что-то делать.

— Катя, — как можно более спокойным тоном заговорила я, — ты не хочешь кофе?

— Хочу, — согласилась она, вставая. — Пойдем. Здесь поблизости есть какое-нибудь место, где можно выпить настоящий кофе, а не растворимую бурду?

— Можно. В пяти минутах ходьбы, — подтвердила я, вспомнив, что самый лучший кофе я пила в гостях у Анны, героини рождественской передачи, которая что-то такое говорила о прошлом нашего оператора, осмелившегося протянуть гадалке свою ладонь.

— Одевайся, я тебя подожду на лестнице, — сказала Катя, ухватив под мышку свою куртку и проходя мимо Павлика, застывшего соляным столбом.

— Что это было? — поинтересовалась Галина Сергеевна. — Павел, ты не хочешь нам объяснить?

— Не сейчас, — буркнул парень, выскакивая из кабинета.

— Не нравится мне все это, — протянула Галина Сергеевна. — Похоже, Ирина, ничего не выйдет из твоей затеи.

— Это мы еще посмотрим, — заявила я, влезая в пальто. — Она уже согласилась, а отказа я не приму.

— Ну-ну.

Лера не сказала ни слова, она молчала, нервно кусая губы и глядя в пространство ничего не видящими глазами. Но мне сейчас было не до переживаний нашей помощницы, мне нужно было выяснить судьбу своей передачи. Со всеми остальными разберусь после.

Я поспешно вышла из кабинета и быстро направилась к лестнице. Не успела я повернуть за угол, как услышала голоса Павлика и Кати.

— Ты должна меня понять! — горячо убеждал свою собеседницу оператор. — Ты ведь еще тогда говорила, что все понимаешь!

— Павел, тебе лучше уйти. Не нужно ворошить прошлое. Я сама зря сегодня сорвалась. Просто Ирина меня зацепила свободой выбора…

— Катя, ну нельзя же быть такой злопамятной!

— А таким бесчувственным, как ты, можно быть, скажи, можно?

— Я ведь тоже переживал…

— Переживал он, — хмыкнула девушка. — Сколько раз еще ты переживал подобным образом за эти шесть лет? Два, три раза? Или больше?

— Только с тобой…

— Благодарю за честь! Уходи, Павел, уходи! Обещаю тебе, что буду вести себя при наших следующих встречах как ни в чем не бывало. А сейчас уходи.

Мимо меня пробежал, чуть не сбив с ног, красный и злой оператор. Его путь вел отнюдь не в наш кабинет, к любимому креслу. Я перевела дух, постаралась сделать непроницаемое лицо и подошла к Кате. Она опять курила, безучастно глядя в окно.

— Ну что, идем пить кофе?

Девушка только молча кивнула и выбросила сигарету в кофейную банку, заменявшую нашим телецентровским курильщикам пепельницу. Видимо, это судьба всех кофейных банок, попавших в организацию, а не в квартиру.

Катя молчала всю дорогу и даже заказывать кофе в кафе предоставила мне. И чем дальше, тем меньше мне нравилось ее молчание. Наконец я не выдержала и заговорила:

— Катя, конечно, это не мое дело…

— Не твое, — кивнула она, соизволив поднять глаза от чашки, — но я все-таки расскажу тебе то, чего никогда никому не рассказывала. Заодно ты все обо мне узнаешь и решишь, нужна тебе такая героиня передачи или нет.

— Знаешь, — я участливо положила ладонь на ее руку, — ты мне симпатична, поэтому я в любом случае не откажусь от своей идеи сделать тебя героиней.

— Не спеши, сначала выслушай…

И вот что мне рассказала Катя… Восемь лет назад провинциальная девочка, бывшая воспитанница Тарасовского детского дома, найденная его директрисой во время прогулки по Соколовой горе, за что и получила фамилию Горина, поступала в театральное училище. На подготовительных курсах она познакомилась с обаятельным Павликом Старовойтовым и влюбилась в него без памяти. Через месяц наивная Катюша рисовала в своих мечтах радостное знакомство с семьей любимого, свадьбу, на которую пригласит директрису, заменившую ей мать… Дальше мечты не конкретизировались, расплываясь розовым туманом. А еще через месяц, когда должны были начаться вступительные экзамены, Катя узнала две новости: хорошую и не очень. Хорошая, как ей тогда показалось, заключалась в том, что девушка забеременела от любимого, которому подарила свою невинность без всяких колебаний, будучи совершенно уверенной в силе ответного чувства. Ее даже не смущало, что Павлик приглашает ее домой только тогда, когда его родители уезжают на дачу. Не очень хорошая заключалась в том, что любимый передумал поступать в театральное училище, а спешно засобирался в Москву, так как у предков нашлась протекция в институте кинематографии, заведении не в пример более престижном, нежели Тарасовское театральное.

Катюша огорчилась, но не очень, так как готова была ехать за Павлом хоть на край света. Однако любимый ее порыв не воспринял с ожидаемой радостью, напротив, стал убеждать ее никуда не ездить. Катя слегка оторопела, но расценила все это исключительно как заботу о собственном благе, так как в Тарасове педагог уверил ее в поступлении и получении места в общежитии, а Москва сулила массу проблем. Катюша легко рассмеялась — она тогда очень часто смеялась — и закрыла любимому рот ладошкой, чтобы поведать о своей беременности. И тут ее постигло самое горькое в жизни разочарование.

Павлик не выказал никакой радости, самым подходящим эпитетом для описания его тогдашних эмоций был гневный испуг. Сначала он выразил сомнение в состоянии девушки, долго молчал, а потом принялся уговаривать ее избавиться от ребенка. Катя была в шоке. Проведя всю жизнь в детдоме, она даже помыслить себе не могла, что решится избавиться от ребенка. Но Павел был неумолим, вернее, он умолял, требовал, грозил, словом, прилагал все усилия, чтобы Катя согласилась с его решением.

Павлик не может, не хочет и не желает обременять себя семьей в столь юном возрасте, когда перед ним открывается такая замечательная перспектива. Он не может, не хочет и не желает, чтобы Катя испортила жизнь ему и себе этим самым ребенком. Его не поймут родители, его не поймут друзья, его жизнь будет непоправимо загублена.

Девушка еще пыталась образумить Павла, говоря о силе своих чувств, утверждая, что любовь способна преодолеть все преграды, пока парень не произнес самые страшные слова, которые потом будут мучить ее всю жизнь:

— Да какая там любовь! Если бы я не поверил приятелям, что детдомовки ушлые девицы, огни и воды прошедшие, и с ними можно не бояться последствий, то сроду бы с тобой не связался!

Катя потеряла дар речи. Павлик осекся, поняв, что сказал лишнее, принялся ее утешать, клясться, что никогда не забудет, что будет писать и приезжать на каникулы к ней в Тарасов, и упорно продолжал настаивать на том, чтобы она избавилась от ребенка. Девушка только молча кивала с застывшим лицом, потом встала и пошла к двери.

— Ты куда?

— Неважно, — ответила она. — Ты прав, я не буду ломать тебе судьбу.

Всю ночь Катя ходила по городу, а на следующее утро пришла в родной детдом и попросила у директрисы денег, не объясняя, зачем они ей нужны. Девушке полагалось мизерное выходное пособие, а директриса, женщина понимающая и привязанная к своей воспитаннице, лишних вопросов задавать не стала, а просто открыла кошелек и выдала Кате просимую сумму. Девушка поблагодарила и ушла с твердым намерением больше никогда не возвращаться сюда.

Через неделю, опустошенная физически и морально, Катя Горина стояла на пороге военкомата.

— А ты говоришь, свободный выбор, — невесело улыбнулась Катя, закончив свою исповедь.

— Какой кошмар, — выдавила я, потрясенная ее рассказом. — Катя, неужели тебе не приходило в голову, что ты можешь полюбить еще раз, встретив хорошего человека? Зачем тебе понадобилось вообще идти в армию?

— Знаешь, я тогда, наверное, не очень-то понимала, что делаю. Мне просто было невыносимо оставаться там, где я была вместе с Павлом. О поступлении в вуз я вообще думать не могла. А еще казалось, что все знают о моем позоре, как-то так получилось, что я выросла с немного старомодными понятиями о чести. Наверное, Дина Петровна, директриса нашего детдома, этому виной. А армия… Понимаешь, мне захотелось круто изменить свою жизнь, чтобы вообще ничего не напоминало о прошлом. В армии же дни заполнены под завязку, там некогда горевать. По поводу новой любви… Видишь ли, Ирина, желающих было много: кто хотел просто, как это говорят, развлечься, кто действительно имел серьезные намерения, но… — Катя замолчала.

— Что «но»? — подтолкнула я ее. — Договаривай. Неужели никто до тебя так и не достучался?

— Один человек почти смог, но я узнала, что никогда не смогу иметь детей: резус отрицательный, стрессовое прерывание первой беременности, нагрузки на неокрепший организм… Это мне в медсанчасти доктор объяснил, хороший такой старикан, правильный… А Игорек потом на медсестре женился, нам в часть писал, фотографию с сыном на руках присылал… Он очень хотел детей, понимаешь?

— Понимаю…

— Так я и осталась в армии, сначала на сверхсрочную службу, потом добилась перехода в контрактные войска, так как командир части что-то больно усердно стал меня задвигать на штабную работу.

— А разве это плохо?

— Может быть, и хорошо, но не для меня. Я не могу уже по-другому, не могу без армейского братства, моя военная карьера может быть только карьерой боевого офицера.

— А ты офицер? — спросила я.

— Да, я лейтенант.

— А в Тарасов ты в отпуск приехала?

— Не совсем. Вернее, совсем не в отпуск. Просто не хотелось останавливаться в военной гостинице, вот я и написала Косте. Мы с ним в Чечне вместе воевали, после одного случая стали почти братьями.

— Расскажи, — попросила я, так как жизнь Кости Шилова была для всех сотрудников телецентра тайной за семью печатями.

— А он сам разве ничего не рассказывал?

— Нет, он не из разговорчивых.

— Извини, Ирина, тогда я тоже не буду. О себе могу говорить сколько угодно, а о других — уволь.

— Ладно, — пожала я плечами, слегка обидевшись, но не подавая виду. — Так зачем ты все-таки приехала в Тарасов?

— Понимаешь, меня командир части направляет в высшее десантное училище как перспективного офицера, а так как я в армию уходила именно отсюда, нужны кое-какие документы. С почтовым запросом что-то тянут, вот меня наш подполковник и отправил лично. Велел спокойно на месте разобраться, все равно пока у нас там некоторое затишье, а мой зам с ротой справится, мужик толковый.

— Так ты собираешься и дальше продолжать воевать?

— Да, армия теперь навсегда стала моей судьбой, я уже не сумею жить по-другому… Да я говорила!

— Значит, ты все-таки счастлива?

— Ну, в какой-то мере, — усмехнулась Катя. — Если бы еще не было столько проблем из-за того, что я женщина!

— А их много?

— Больше, чем ты можешь себе представить! Знаешь, сколько мне пришлось доказывать, что я не хуже мужиков? Начиная с того, что меня вообще в армию брать не хотели.

— А много у нас в армии женщин? Не просто военнообязанных, а таких, как ты?

— Мало, таких, как я, вообще единицы. И командование вовсе не спешит предавать огласке этот факт. Хотя могли бы неплохо сыграть на нем.

— Каким образом? — заинтересовалась я.

— Неужели ты не знаешь, что в последнее время парней в армию палкой не загонишь? А если показать воюющих женщин, то это будет весомым аргументом для ужесточения призывных норм, дескать, женщины могут, а парни что?

— Ну и почему же тогда армейское руководство не хочет этим воспользоваться?

— Да потому, что ты и сама верно отметила во время нашего знакомства, что мужики вовсе не стремятся признать равенство полов, а уж военные — в особенности. Именно эта твоя фраза и подвигла меня согласиться на участие в передаче.

— Спасибо. — Честно говоря, меня порадовало Катино решение.

— Да не за что. Ты мне лучше скажи, что в твоих передачах вообще происходит? И что мне там делать придется?

— Лучше давай вернемся на студию, там можно будет просмотреть старые записи, так тебе понятнее станет. А то меня мои коллеги уже, наверное, потеряли. Я ведь должна быть на рабочем месте.

— А я и забыла, что у тебя работа, извини, расслабилась.

Мы вернулись в мой рабочий кабинет, где меня встретили укоризненные взгляды Галины Сергеевны. Я скорчила самое виноватое лицо, на которое только была способна, она в ответ понимающе вздохнула, изобразив всем своим видом «а я что говорила?», однако не сказала ни слова, вместо этого затребовала моего срочного участия в планировании дальнейших съемок с Перовой. Я нехотя согласилась, так как понимала, что мне предстоит стать одним из действующих лиц этих самых съемок, хотя очень не хотелось расставаться с Катей. Но пришлось передоверить мою гостью Лере, которая отправилась с ней в операторскую показывать старые записи.

Практически до конца рабочего дня мы с Галиной Сергеевной утрясали график съемок, так как неожиданно всплыла масса проблем: то был занят Павлик, который все-таки не прикреплен к нашей группе окончательно и бесповоротно, то члены семьи Перовых никак не могли выбрать для нас время… Одним словом, к вечеру у меня уже в голове мутилось от телефонных звонков. Ничего себе, легкая передача! Хотя жаловаться мне не на кого, сама все это затеяла. А Галина Сергеевна только ехидно на меня поглядывала, продолжая воплощать всем своим видом правоту, умещающуюся в набившую оскомину фразу «а я что говорила?».

Около пяти в кабинет вернулись Лера с Катей. Наша помощница тут же отобрала у меня телефонную трубку и принялась куда-то названивать, а Катя поманила в коридор.

— Ну что, Ирина, — сказала она. — Теперь мне практически все понятно. Твоя Лера замечательно умеет все объяснять. Я сейчас побегу, пора уже, а в среду, примерно к полудню, я подойду. Ты что-то свое придумаешь к тому времени, я — свое, состыкуем, подумаем. А если что изменится, так связь будем держать через Костю.

— Договорились, — устало кивнула я и вернулась в кабинет.

— Ирина, иди к шефу, — сказала мне Галина Сергеевна.

— Когда это он успел меня вызвать? — удивилась я.

— Ты ему без надобности, а вот он тебе — нужен.

— Зачем?

— Поставишь любимое начальство в известность о своей затее.

— А не рано?

— В самый раз, — заверила меня Галина Сергеевна, — а то останешься без видеоматериалов.

— Каких это?

— Как то есть каких? Тех самых, где участвует твоя героиня. Лера звонила в Москву, так ей сказали, что требуется официальный запрос руководства. Или ты хочешь, чтобы Павлик снимал декорированную военной формой Катю во время разминки на спортивных снарядах? Мне кажется, что этого маловато будет.

— Я об этом еще вообще не думала, — отмахнулась я. — Мне с Перовой проблем сегодня хватило.

— Считай, что уже думаешь, причем усиленно. Катя сказала нашей Лере, что в Москве имеется достаточно видеоматериалов с ее участием, так как во время службы ее неоднократно снимали всяческие корреспонденты. Как только им становилось известно о женщине, наравне с мужчинами служащей в армии, так все они начинали облизываться на роскошный материал, тем более что Катюша еще и очень привлекательная особа. Да только никому не удавалось показать этот материал массам.

— Это я знаю.

— А раз знаешь, иди к шефу и старайся его убедить изо всех сил, иначе материалов не получишь, понятно?

— Понятно, — вздохнула я обреченно.

Не так мне виделся визит к шефу, не так. Я представляла себе, что приду к нему в кабинет и сообщу о практически готовой передаче, а тут приходится обсуждать возникшие трудности, причем готовить эту передачу мне никто не поручал. Собравшись с духом и посмотрев на себя в зеркало, я нацепила на физиономию самую обаятельную из своего набора улыбок и отправилась в кабинет к Евгению Ивановичу.

— Заходите, Ирина Анатольевна, заходите, — приветствовал меня шеф. — Чем обязан вашему визиту в конце рабочего дня?

— Дело в том, — начала я, лихорадочно подыскивая нужные слова, так как намек про конец рабочего дня был более чем ясен: дескать, выкладывай быстренько и убирайся, нечего начальство задерживать, — дело в том, что мне нужен от вас официальный запрос в Москву на видеоматериалы…

— Это на какие же? — поинтересовался шеф.

— Я решила сделать передачу ко Дню защитников Отечества, — бухнула я, словно решившись войти в ледяную воду. — Моя героиня — девушка-лейтенант, приехавшая на время в родной город. Так вот, мне нужны видеосъемки с места ее службы. Они хранятся в архивах Московского телевидения.

— Так-так, — побарабанил пальцами по столу Евгений Иванович. — А вы знаете, что это не бесплатно?

— Знаю, — сказала я, с надеждой глядя на шефа.

— А вы помните, что я вам не велел делать новую передачу к этому дню?

— Помню.

— И все-таки рискнули?

— Рискнула, — вздохнула я, прощаясь с надеждой.

— Молодец! — браво пристукнул по столу Евгений Иванович. — Хвалю за инициативу. Рассказывайте.

И я в который раз принялась пересказывать соображения, подвигшие меня на подготовку этой передачи, затем перешла к рассказу о Кате.

— Ладно, — прервал меня шеф. — Мне уже все ясно. Завтра с утра зайдите ко мне, и мы вместе отправим ваш запрос по факсу, но…

— Что? — напряглась я, понимая, что за этим «но» могут скрываться неприятности.

— Инициатива наказуема исполнением. И не только. Если мне не понравится сделанная вами передача, то лично ваша премия, приуроченная к Женскому дню, пойдет на оплату этих самых материалов. Понятно?

— Понятно, — развела я руками.

— Все, можете идти.

— До свидания, Евгений Иванович.

Я возвращалась к себе в достаточно благодушном настроении, несмотря на финансовую угрозу шефа. Подумаешь, премии он меня лишит! Не зарплаты ведь. Да и не лишит: не может быть того, чтобы ему моя передача не понравилась! В этом я была уверена.

— Ну, что там? — спросила Галина Сергеевна, едва я открыла дверь. — Все в порядке или?..

— Все в порядке, — победно улыбнулась я. — Дамы, напомните мне, что у нас с вами на завтра намечено, и давайте расходиться по домам. Устала смертельно!

— У тебя завтра с утра романтическая встреча с внучкой Людмилы Ивановны и ее поклонником.

— Чьим? — не поняла я. — Людмилы Ивановны?

— Внучки, — раздраженно пояснила Галина Сергеевна. — Первокурсница филфака Люсенька Перова имеет счастье находиться в возрасте первой любви, а ты завтра будешь мило общаться с юными влюбленными, чьи чувства чистосердечно благословлены родителями с обеих сторон.

— Какой кошмар, — замогильным голосом промямлила я. — Чувствую себя мухой, увязшей в сахарном сиропе. Пусть будет проклят тот миг, когда в мою голову пришла идея не ограничиваться бонсаем.

— А я что говорила?.. — Честное слово, если я еще раз услышу эту фразу из уст Галины Сергеевны, то или сама удавлюсь, или совершу какое-нибудь уголовно наказуемое деяние над своей непосредственной начальницей. — А с одиннадцати утра ты снимаешь счастливую чету Перовых-старших в их фамильном гнезде. До этого времени должна успеть просмотреть то, что мы вчера наснимали, и решить, что годится, а что нет.

— А потом? — с тревогой спросила я.

— Потом поедешь в студию к Перовой-средней и ее мужу. Будешь любоваться живописью. Поэтому советую уже сегодня вечером подумать, о чем спрашивать дочку Людмилы Ивановны.

— Галина Сергеевна, вы моей смерти хотите? — жалобно поинтересовалась я.

— Ни в малейшей степени, — покачала она головой, — все это ты сама затеяла. Не вспомнила бы об этом треклятом празднике, так все было бы просто: поснимали бы себе деревца, поели бы пирожков — и все. А теперь изволь расхлебывать.

— Не сыпьте соль на рану! — взмолилась я.

— Буду, и не надейся, ты ведь и меня во все это втравила своей бьющей через край энергией, так что терпи.

— Лера, хоть ты за меня заступись, — я жалобно посмотрела на нашу помощницу.

— Не могу, — развела она руками. — Галина Сергеевна права, хотя, Ирина, я и на вашей стороне. Так любить свою работу, как это делаете вы, не каждому дано.

— Ехидна ты, Валерия, — вздохнула я, уловив насмешку в Лериной тираде.

— У меня учителя хорошие, — парировала она беззлобно и рассмеялась.

Мне ничего не оставалось, как присоединиться к ней. Галина Сергеевна посмотрела на нас подозрительно, ища оскорбительный намек в свой адрес, ничего не углядела и тоже улыбнулась. Таким вот улыбчивым трио мы и покинули свои рабочие места.

Сегодня вечером Володя был дома и жарил картошку. Мои вчерашние порывы готовить ужин показались мне сегодня дикими и неуместными, так гудела голова, а еще требовалось использовать ее по прямому назначению, то есть подумать.

— Ирина, что с тобой? — заботливо поинтересовался муж, глядя на мою страдальческую физиономию.

— Устала я, родной, очень устала.

— У тебя неприятности? — обеспокоился муж.

— Нет, все нормально, просто я устала.

— Бывает, — философски заметил Володя, переворачивая картошку. — Ты пойди посиди в креслице, послушай музыку, на орхидею полюбуйся… Авось полегчает. Все равно картошке еще минут десять жариться.

Предложение мужа показалось мне настолько заманчивым, что я цыкнула на поднявшую вдруг голову совесть и отправилась в комнату. Взявшись за пульт и уже почти нажав на клавишу воспроизведения, я резко отдернула палец, вспомнив вчерашнее звуковое безобразие. Но тут же успокоила себя, так как нагрянули более свежие воспоминания: утром-то меня разбудил Вагнер, а не хеви-метал. Однако Вагнера мне сейчас слушать не хотелось, пусть уж будет Вивальди. Я поменяла диск, включила музыкальный центр, вернулась в кресло, взяла в руки коробочку с цветком и блаженно расслабилась, стараясь отогнать противно сверлящую виски боль.

У меня это почти получилось, особенно приятно было смотреть на цветок, который мне снова захотелось понюхать. Я поднесла коробочку к лицу и постаралась уловить аромат орхидеи сквозь неплотно прилегающую крышку. Мне показалось, что я опять ощущаю какой-то очень знакомый запах, кажется, горького миндаля… Однако приступ головокружения и дурноты не дал мне разобраться с воспоминанием аромата. Пришлось ткнуть коробочку на столик и нестись в ванную, где меня вывернуло наизнанку.

Отвратительные ощущения, терпеть не могу, когда это со мной случается. Я полоскала рот, стараясь избавиться от кислого привкуса рвоты, а в дверь уже рвался встревоженный Володя:

— Ирина, что с тобой?

— Не беспокойся, все в порядке, — слабо отмахнулась я.

— А что было? — продолжал допытываться муж.

— Голова закружилась, — нехотя призналась я. — И вырвало.

— Ира, тебе надо срочно к врачу.

— Не говори глупостей! — рассердилась я. — Некогда мне по врачам ходить, работы полно!

— А если ты все-таки беременна?

— Да не может этого быть, понимаешь, не мо-жет! И никаких «если».

— Значит, ты нездорова, и все равно нужно провериться, — упорствовал Володя.

— Хорошо-хорошо, — согласилась я, — как только станет посвободнее, так сразу же покажусь нашему терапевту. А ты лучше на кухню вернись, а то картошка сгорит.

— Ой! — Володя мигом исчез из ванной и через пару секунд вернулся. — Ух, слава богу, не сгорела. Идем есть, я еще молока купил.

Мы поужинали в молчании, Володя сверлил меня пристальным взглядом, стараясь отыскать следы скрытого недуга, исподтишка глодавшего любимую жену, а я думала обо всем понемногу, лениво растекаясь мыслью по древу. Как-то так само собой, совместно с перевариванием картошки, утряслись и переварились рабочие вопросы, поэтому после еды осталось только записать свои соображения на завтра.

 

Глава 4

Среда вышла совершенно безумной. Утром я встретилась с продолжающим пребывать в хмуром состоянии Павлом и поехала снимать юных влюбленных. С нами отправилась Лера, так как именно она окончательно договаривалась со всеми расплодившимися из-за моего дурацкого энтузиазма героями передачи и знала в лицо Светлану Перову.

Девочка оказалась очень милой, как, впрочем, все члены этой семьи. Эдакая Мальвина с золотистыми локонами и голубыми глазами. И юноша был под стать: лубочный ангелочек, да и только! Вот грех мне будет за это, но я уже начинала тихо ненавидеть и саму себя, и семейство Перовых с их пасторальным счастьем. Слава богу, что юнцы были понятливыми, и мне не пришлось долго возиться со съемками — управились за полчаса.

Потом я проторчала в кабинете шефа почти полтора часа, потребовавшихся для отправления факса и телефонного утрясания всех нюансов и тонкостей. Евгений Иванович периодически недовольно взрыкивал, проявляя тем самым свое отношение к сотрудникам, так лихо транжирящим междугородный тариф. Я умоляюще на него смотрела, так как не решалась перебраться в свой кабинет и остаться без начальственной поддержки, которая могла потребоваться в любой момент. Но, по крайней мере, я добилась того, что мне клятвенно пообещали к пяти часам вечера скинуть все требуемое по Интернету. Можно было временно перестать дергаться хотя бы по этому поводу.

По дороге в кабинет меня перехватила Галина Сергеевна и потащила в операторскую, где мы в темпе марш-броска принялись просматривать отснятый материал под руководством хмурого Павлика. Осознав, что в оставшееся до поездки к Перовым время уложиться все равно не получится, я отправила Леру звонить и договариваться с машиной, зная, что девочка справится: был у нее дар с блеском выполнять самые заковыристые поручения. И она-таки справилась!

Увы и ах, но большая часть полученного материала оказалась непригодной: подвело освещение, понадобилось многое переснимать. В первом часу наша съемочная группа снова была в гостях у Людмилы Ивановны. Двадцать минут объяснений, что кому надо делать; затем последовали уговоры хозяйки покушать и наши вежливые отказы. Как ни странно, сегодня даже Павлик был с нами солидарен в нежелании тратить драгоценное рабочее время. Он вообще был сам на себя не похож: если не снимал, то смотрел в пол или отворачивался, тоскливо пялясь в пространство. А Лера вела себя подчеркнуто сухо и деловито. Только Галина Сергеевна была такой же непринужденной, внимательной, как, впрочем, и всегда.

За полтора часа мы все отсняли и засобирались, еще раз условившись, что в четверг вечером приедем снимать всю семью в сборе. Уже в машине Галина Сергеевна распотрошила каким-то чудом всученный ей сверток с пирожками и велела всем нам подкрепиться, заявив, что обеденный перерыв в разгаре и отвлекаться на него нам некогда. И тут меня словно ударило: господи! Ко мне же должна прийти Катя!..

На работе меня ждал приятный сюрприз: обещанные из Москвы файлы уже пришли, а Евгений Иванович успел отдать распоряжение одному из наших компьютерных графиков, который скоренько распаковал файлы и обнаружил письмо за подписью авторов съемок. Господа москвичи готовы были предоставить мне свои материалы безвозмездно, то есть даром, если мне удастся показать их хотя бы по Тарасовскому телевидению. Слово «даром» произвело на шефа неизгладимое впечатление, а слова «хотя бы» не насторожили. И на том спасибо!

Я тут же начала просматривать файлы, радуясь сердцем и отдыхая душой, измотанной трехдневным умилением. Катя в строю новобранцев. Катя на занятиях по стрельбе: четко палит в мишень и задорно улыбается в камеру. Катя в обнимку с кучей здоровенных крепких парней. Катя прыгает с парашютом. И жутковатые дергающиеся кадры взрывов сменяются изображением все той же Кати в полной боевой амуниции и с перепачканным лицом: она дает интервью сразу после боя, где погибли два солдата из ее роты…

— Привет, Ирина! — услышала я за своей спиной и дернулась от неожиданности, так как не заметила, сколько прошло времени, и совсем забыла про Катю. — О, можно я тоже посмотрю?

— Конечно, — кивнула я, — садись рядом. Вместе решим, что пойдет в передачу.

Мы просмотрели все по второму разу в ускоренном темпе, отобрав материалов на пятнадцать минут показа. Я отдала свои пометки монтажнику и с чувством выполненного долга пригласила Катю выпить кофе.

— Сначала покурить, — взмолилась она. — Я и так уже два часа терплю.

— Куда ж от тебя деваться! — со смехом согласилась я.

Мы прошли к лестнице, Катя закурила и с улыбкой посмотрела на меня:

— Знаешь, Ирина, я должна тебе сказать спасибо.

— За что? — изумилась я. — Ты же видишь меня второй раз в жизни!

— Это не имеет никакого значения, — покачала она головой. — Ты заставила меня задуматься о собственной судьбе. И знаешь, я поняла, что действительно счастлива в армии. Пожалуй, теперь я смогу простить Пашку.

— Ну так и скажи ему об этом! — обрадовалась я. — Понимаю, он с тобой поступил как последняя свинья, но ведь столько лет уже прошло… А он второй день ходит как в воду опущенный.

— Ничего, это полезно. Может быть, вашей Лере повезет больше, чем мне, — усмехнулась Катя.

— А ты заметила?

— Да слепой бы не заметил, как она меня взглядом прожигала, когда я с Павлом разговаривала! Любит она его.

— Есть такое дело, — согласилась я. — Только она скорее умрет, чем признается в этом даже самой себе. Пашка у нас бабником слывет. Может быть, теперь остепенится.

— Время покажет, — философски заметила Катя. — Ладно, я свою порцию отравы получила, пойдем теперь вместе травиться.

— В смысле? — не поняла я.

— В прямом: и никотин и кофеин — яды.

— Ну мы же примем очень небольшую дозу!

Довольные жизнью и друг другом, мы отправились в наш телецентровский буфет, решив удовольствоваться растворимым кофе, так как возвращаться в кабинет за верхней одеждой было лень. Попивая не самый плохой кофе — хвала Евгению Ивановичу, наш буфет снабжался вполне пристойно, да и цены были умеренными, — я спрашивала Катю о том, о чем приходится спрашивать каждую героиню: список желательных вопросов, список нежелательных вопросов, оказалось, что ее такие мелочи нисколько не занимают: Катерина была готова ответить на любые. А если что-то окажется непозволительным с точки зрения государственной тайны, она обещала так прямо об этом и заявить. Ее волновал совершенно другой вопрос: как одеться.

— Ну, не знаю, — пожала я плечами. — Сначала мне казалось, что тебе лучше прийти в парадной форме, а потом передумала: дамочки решат, что в тебе нет ничего женственного и военная служба убивает саму суть женщины, которая, по их глубокому убеждению, заключается в страсти к нарядам и кокетству.

— А вот этого во мне нет совершенно, — честно призналась Катя. — Ни страсти к нарядам, ни самих нарядов.

— Наряды не проблема, — отмахнулась я. — У нас договоренность с бутиком «Шерше ля фам» на предмет предоставления моделей для ведущей и героини, буде героиня того пожелает. Так что приоденем в лучшем виде, если захочешь.

— Ирина, я за шесть лет вообще забыла, что такое платья и косметика, понимаешь? Там было не до этого. Я же не в разведшколе обучаюсь, а служу в десантных войсках. Никакого политеса, кроме знания иностранных языков, да и то все восточные, кроме английского. Я автомат с завязанными глазами разберу и соберу, а вот как разбираться в женских причиндалах…

— Ну и оставайся сама собой, — легко согласилась я. — Ты в своем комбинезоне очень хорошо смотришься. «Молнию» только расстегнешь пониже — для большей сексапильности — и порядок!

Мы обе рассмеялись, приступив к обсуждению возможности дополнительных съемок, потом решили, что это ни к чему: Катя расскажет о себе прямо в студии и сразу перейдет к ответам на вопросы, а я буду направлять все это в нужное русло уместными вставками видеоматериала.

Через пятнадцать минут и еще пару чашек кофе мы сообща выработали концепцию передачи, каторую мне с коллегами осталось только довести до готового сценария и утвердить у Евгения Ивановича. Перед тем как попрощаться до понедельника, я спросила Катю:

— Слушай, а как твои дела с военной и прочей бюрократией?

— Что-то не очень, если честно, — скривилась девушка. — Крутят они, ни да ни нет не говорят, какие-то дурацкие отговорки придумывают, на беспорядок в архивах ссылаются, связанный с компьютеризацией, будь она неладна…

— А в чем дело?

— Я не совсем уверена, но завтра к вечеру все должно проясниться, — протянула Катя. — Есть у меня кое-какие подозрения по поводу того, что началась старая песня.

Я поняла, что настаивать на подробностях не стоит: все равно она мне пока ничего не скажет, а лезть в душу с сапогами из праздного любопытства я привычки не имела. Девушка забрала из нашего кабинета свою куртку, помахала всем на прощанье рукой и ушла. А я блаженно уселась на свой стул, донельзя довольная результатами проделанной работы.

— Что-то ты подозрительно сияешь, — поинтересовалась Галина Сергеевна.

— Я сделала открытие: оказывается, работать можно не только в кабинете, но и в буфете. Там даже лучше, — заявила я, потягиваясь.

— Надо же, — хмыкнула моя начальница, — а Евгения Ивановича ты поставила в известность о своем так называемом открытии?

— Господь с вами! Я еще жить хочу.

— А раз хочешь, то нам нужно срочно отправляться в мастерскую к Марии Васильевне Перовой и ее супругу.

Когда мы погрузились в машину, я ощутила зверский голод, который кофе, выпитый в нашем буфете, только усилил. Оказалось, что остался еще один пирожок, который я тут же цапнула, впилась в него зубами и погрузилась в изучение своих заметок, сделанных накануне вечером. Как раз успела и пирожок дожевать, и изучить их к тому моменту, когда наша машина подъехала к старинному и довольно непривлекательно выглядевшему двухэтажному особняку на Кутякова. Именно здесь располагалась мастерская. Я позвонила, и через несколько минут дверь открыла старушонка довольно замызганного вида.

— Вам кого? — прошамкала она.

— Марию Васильевну Перову.

— Щас, — буркнула кикимора и захлопнула дверь, что-то неприязненно бурча.

Через несколько минут дверь снова открылась: на этот раз за ней стояла смущенно улыбающаяся женщина несколько богемного вида.

— Извините, ради бога, забыла вас вчера предупредить, чтобы вы звонили два раза. Проходите, пожалуйста.

Мы проследовали по темному извилистому коридору, морща нос от кислых запахов общественной уборной и волглого, давно не ремонтируемого здания. Мария Васильевна продолжала на протяжении всего пути извиняться, сетуя на то, что хорошую мастерскую очень трудно получить. Я рассеянно кивала. Наш путь закончился перед высокой, совершенно новой дверью, отделанной под дерево, которая довольно дико смотрелась на фоне всеобщего убожества.

За дверью обнаружилась просторная комната с двумя огромными окнами, не обремененными шторами. Вместо мебели стояли два мольберта, два стула, крошечный круглый столик на одной ножке и море картин на подрамниках, взглянув на которые я сразу забыла об отвращении, порожденном непотребным коридором.

Не могу сказать, что передо мной находились шедевры, достойные мировых галерей, но одну из них, с осенним пейзажем, я бы с удовольствием повесила у себя дома. Картины Марии Васильевны производили мажорное впечатление, настолько они были напитаны праздничным, солнечным настроением художницы. Чувствовалось, что такие полотна мог писать только счастливый человек.

— Вам нравится? — спросила женщина.

— Да, — искренне ответила я, и мое мнение поддержали коллеги, сгрудившиеся за спиной.

— А там работы моего мужа, — гордо сказала художница, указывая на противоположную стену, где располагались эскизы всяческих сказочных существ, по большей части дружелюбные и веселые. — Он занимается в основном иллюстрированием детских книг.

— А где сам автор? — поинтересовалась Галина Сергеевна.

— Коля сейчас придет, он за продуктами пошел на рынок. Это ничего?

— Конечно, ничего, — успокоила я хозяйку мастерской. — Мария Васильевна, давайте пока с вами быстренько просмотрим списочек вопросов. Нам нужно будет отснять сюжет минут на пять…

В середине моего объяснения вернулся Николай Петрович, муж нашей художницы, оказавшийся милейшим человеком, вполне под стать героям своих картин: эдакий кучерявый колобок, живчик.

— Машенька, ты себе не представляешь, что сейчас было! — заявил он с порога, экспрессивно размахивая руками.

— Успокойся, Коля, у нас гости, — призвала его к порядку супруга.

— Миль пардон, — поклонился он всем нам, развернувшись на сто восемьдесят градусов. — Но это невозможно не рассказать! Позвольте, я не отниму у вас много времени, — и он просительно сложил пухлые ручки перед грудью.

Я кивнула, так как почувствовала, что нам в любом случае придется выслушать то, что так взбудоражило Николая Петровича.

— Представь себе, Машенька, — начал он. — Я купил все, что ты просила, и уже собирался возвращаться домой, как вдруг увидел эту кошмарную рыночную телегу, полную чего бы ты думала? Орхидей! — Не может быть! — воскликнула Мария Васильевна.

— Представь себе, Машенька, может. Они были упакованы в такие милые коробочки и затянуты в пластик по двенадцать штук. Я сначала решил, что цветы искусственные, но потом меня взяло сомнение, так как искусственные цветы не стали бы разгружать с таким бережением. Представительный мужчина, командовавший грузчиками, все время на них покрикивал, чтобы они были осторожны. Я подошел к этому мужчине, чтобы развеять свои сомнения. Он мне ответил, что да, орхидеи живые, их специально доставили к праздникам. Ну, конечно же, мне сразу захотелось купить для тебя такой цветок. Я поинтересовался ценой, а этот мерзкий тип оглядел меня с ног до головы и сказал, что мне, по его мнению, лучше выбрать для своей дамы гвоздику. Я оскорбился, но виду не подал, а с достоинством ответил, что моя дама заслуживает самых лучших цветов, благо умеет их ценить, а мне для нее ничего не жалко. Этот тип хмыкнул, но все-таки ответил, что орхидея стоит триста пятьдесят рублей. Ха! Он думал меня этим напугать, не на того напал!..

В этом месте я едва сдержалась, сообразив, что мой муж вряд ли заплатил за цветок меньше, а Николай Петрович продолжал:

— Я отсчитал деньги, протянул их типу и попросил разрешения выбрать орхидею. Он скривился, как от оскомины, но разрешил. И тут я увидел на самом дне телеги упаковку с совершенно восхитительными цветами: нежно кремовые лепестки с золотистыми прожилками! Фантастика! — Художник словно в экстазе прикрыл глаза. — Естественно, я попросил именно такую орхидею. А тип замотал головой и сказал, чтобы я выбрал что-нибудь другое, пока он добрый. Ну подумай, Машенька, как я мог согласиться на вульгарный красный или фиолетовый, когда видел такое изысканное чудо? Естественно, я настаивал на своем выборе. А этот хам, этот гнусный мизерабль, сунул мне деньги обратно, непристойно выругался, велев мне убираться, пока не дали по шее! И что мне оставалось делать?

— Коленька, не огорчайся, — обняла его Мария Васильевна. — Ну не мог же ты в самом деле драться? Тебе это не пристало.

— Ты так думаешь?

— Уверена!

— Тогда ладно, хотя мне очень хотелось, чтобы ты полюбовалась этим цветком.

— Ничего, переживу.

— Странная история, — усмехнулась Галина Сергеевна. — Обычно сейчас продают все, а если отказывают, то вежливо, с объяснением причин.

Я почувствовала, что импульсивный Николай Петрович готов поддержать тему, поэтому вмешалась:

— Да, история странная, но мы здесь, господа, по несколько другому поводу…

— О-о! Простите великодушно, — снова сложил ручки художник. — Я очень увлекающийся человек. Итак, мы с супругой полностью в вашем распоряжении.

За час мы управились. Мария Васильевна и ее муж дружно подтвердили перед камерой свою любовь друг к другу, к выбранной профессии, ко всей семье Перовых в целом и Людмиле Ивановне в частности. А также заверили всех телезрителей в своем счастье, беспрерывном и не омрачаемом никакими превратностями судьбы. Искренность их сомнению не подлежала, а засим мы могли спокойно откланяться, получив на прощание уверения в том, что в четверг художники непременно будут на семейном ужине у родителей.

— Что теперь? — спросила я у Галины Сергеевны, когда мы оказались снова в машине.

— Ничего, — оптимистично ответила она. — Едем на телецентр, просмотрим то, что успели наснимать за сегодня.

— А успеем?

— А куда мы денемся? Сама придумала, сама и расхлебывай.

— О нет! — простонала я.

— О да! — в тон мне отозвалась Галина Сергеевна. — Терпи казак, а то мамой будешь.

Я мудро решила не отвечать. Шутливое коверканье известной поговорки породило в моей голове целую цепочку ассоциаций: мама — беременность — муж — любит — балует — подарки — цветы — орхидея — кремовая орхидея — Николай Петрович…

— Странно, — я сама не заметила, как заговорила вслух.

— Что странно? — тут же откликнулась Галина Сергеевна.

— Да вот вспомнила рассказ нашего неудачливого любителя экзотических цветов, — ответила я. — А мне Володя в воскресенье подарил орхидею, и именно кремовую с золотистыми прожилками, как раз такую, как описывал художник.

— А еще говоришь, что у тебя муж мало зарабатывает, — тут же придралась к моим словам наш главный режиссер. — Не ценишь ты его.

— Ценю, и даже очень. Но дело-то не в этом! Володе орхидею продали без всяких проблем, а Николаю Петровичу чуть шею не намылили.

— Действительно, странно, — протянула Галина Сергеевна. — Хотя, может быть, продавец узнал твоего мужа?

— Как это? — не поняла я.

— Ну, узнал мужа известной телеведущей и решил сделать тебе приятное, — пояснила она.

— Да бросьте вы, Галина Сергеевна, — отмахнулась я. — Володю по телевизору не показывают, как его могли узнать?

— Не скажи, — улыбнулась моя непосредственная начальница. — Тайные поклонники и не на такое способны.

— Глупости все это, — сухо оборвала я неприятную мне тему тайных поклонников. — Лучше скажите, что у нас на завтра намечено.

— Ничего существенного: хронометраж отснятого материала и вечерние съемки.

— Хоть это радует.

Когда мы выбрались из машины у дверей телецентра, почти молчавшая целый день Лера обратилась ко мне:

— Ирина, можно вас на секундочку?

— Конечно, — притормозила я, — а в чем дело?

— Понимаете… — девушке явно было трудно говорить. — Я плохо поняла, что вчера произошло в нашем кабинете, но Павлик после того разговора сам не свой…

— Тебе не нужно за него волноваться, все это в прошлом, — мягко сказала я.

— А вы знаете, что случилось? — глаза Леры загорелись огнем любопытства.

— Знаю, но распространяться об этом не собираюсь, потому что это неэтично. Если Павел захочет тебе что-то рассказать, то сделает это сам. — Заметив, что наша помощница угрюмо насупилась, я заглянула ей в глаза и добавила: — Поверь мне, к тебе это все не имеет никакого отношения, а Павлу следует хорошенько подумать над ошибками прошлого.

— Ой, — воскликнула Лера, — а ведь Анна тогда ему что-то подобное говорила!

— Да, и не стала договаривать, ведь так?

— Так, — вынужденно призналась девушка.

— Вот и не вмешивайся.

Дискутировать дальше я не испытывала ни малейшего желания, понимая, что Лера попытается всеми правдами и неправдами выудить у меня хоть крупицы информации, чтобы потом самой связать их в целостную картину. Видимо, наша Валерия относилась к Павлику гораздо серьезнее, чем признавалась даже самой себе. Впрочем, меня ее проблемы не касаются, мне работать надо.

Отснятые материалы мы с Галиной Сергеевной успели просмотреть как раз до конца рабочего дня, качество признали удовлетворительным и отдали хмурому Павлику распоряжение, в каком порядке производить монтаж. Обсудив еще кое-какие мелочи, мы с коллегами простились и разошлись по домам. Я пошла пешком, надеясь избавиться от легкой головной боли, которая давила в виски после нудного сидения перед монитором.

Володя был дома, в прекрасном настроении и даже не слишком ворчал на мое опоздание. Когда мы сели ужинать сосисками с макаронами и кетчупом, я снова вспомнила историю с цветком и обратилась к мужу.

— Володенька, — попросила я, — расскажи, пожалуйста, как ты покупал орхидею.

— Да обычно, — пожал он плечами. — Прошелся по рядам, увидел необыкновенно красивые цветы и купил.

— А ничего странного не произошло в это время?

— Вроде нет, — после секундной паузы ответил муж. — А почему ты спрашиваешь?

— Да так, — в свою очередь пожала я плечами. — Сегодня один человек жаловался, что ему на рынке отказались продать кремовую орхидею.

— Ну и что? — удивился муж. — Цветок редкий, видимо, кто-то заказал всю партию, вот ему и отказали в покупке.

— Наверное, ты прав, — согласилась я, однако смутное беспокойство почему-то осталось, так как непозволительная грубость рыночного типа не укладывалась в эту версию.

Радовало, что Володя простил мне завтрашнюю вынужденную задержку с работы, благо я вспомнила о вечерней съемке у Перовых и в кои-то веки предупредила его. Он, конечно, поворчал, но совсем чуть-чуть, для порядка. А я с ним во всем соглашалась, так как постоянный дух противоречия не имел поводов для своего проявления. В самом деле: куда это годится, когда жена в День святого Валентина задерживается на работе?

 

Глава 5

Четверг оправдал мои самые худшие опасения относительно погоды: за ночь температура упала до минус восьми, что после плюс трех ощущалось как самый жуткий мороз. Да еще если прибавить к этому кошмарный гололед и пронизывающий ветер…

На работу я примчалась злая, потому что, во-первых, посчитала страшной несправедливостью то, что мне пришлось вставать раньше Володьки, которому нужно было ко второй паре, а во-вторых, мне пришлось снова напяливать тяжелую дубленку после любимого легкого габардинового пальто. В-третьих же, маршрутки шли переполненными, и я, простояв пятнадцать минут на остановке и закоченев, несмотря на теплую одежду, вынуждена была все-таки пойти пешком. Да какое там пойти! Поползти черепашьими шагами, так как даже при малейшей попытке ускорить свое движение в направлении рабочего места и желанного тепла я рисковала переломать не только каблуки дорогущих финских сапог, но и свои совершенно бесценные ноги.

Словом, на работу я опоздала, напоролась на шефа, который, здороваясь со мной, многозначительно посмотрел на часы, и страшно замерзла. В кабинет я влетела красная, как помидор, от злости и мороза и потребовала срочно горячего чая. Видимо, выглядела я не столько грозно, сколько жалко, так как Лера безропотно побежала за водой, а Галина Сергеевна жалостливо на меня уставилась. Надо же, я сегодня умудрилась прийти позже ее!

— Можешь ничего не объяснять, — милостиво разрешила она. — В такой день твое опоздание простительно.

— Скажите это Евгению Ивановичу, — прощелкала я зубами. — Он меня видел.

— Женя тоже живой человек, — отмахнулась Галина Сергеевна. — Он понимает, что не все его сотрудники могут позволить себе автомобиль с личным шофером. Хотя ты, например, могла бы.

— Это каким же образом? — от удивления я даже забыла про колотивший меня озноб.

— Самым обычным. Если бы ты попросила Костю Шилова, то он с радостью возил бы тебя с работы и на работу, — самым невинным тоном заявила Галина Сергеевна.

— Не говорите глупости! — фыркнула я.

— Это вовсе не глупости, а обыкновенная женская наблюдательность. А ты, между прочим, могла бы воспользоваться его чувствами в личных целях, и ничего бы страшного не случилось.

— Во-первых, — отчеканила я, — я никогда не была меркантильной. А во-вторых, не имею намерения давать кому бы то ни было поводов для сплетен. И вообще, я на эту тему ничего больше слышать не желаю!

— Да ради бога! — обиделась Галина Сергеевна. — Я, между прочим, о тебе же заботилась.

— Давайте я все-таки сама о себе буду заботиться, — холодно попросила я.

Не могла я сегодня спокойно все это слушать, хоть и не хотела обижать Галину Сергеевну. Ничего, она дама отходчивая, долго злиться не умеет. И оказалась права, так как примерно на половине чашки чая, когда Лера куда-то отлучилась, наш главный режиссер наклонилась в мою сторону и тихонько проговорила:

— Ирина, ты не в курсе, что с нашим Павликом творится? Лерочка совсем извелась от переживаний. Что поделаешь? Женское любопытство сильнее обид!

— Я в курсе, но, уж извините, вам сказать ничего не могу — не моя тайна. А вот как помочь горю нашего оператора и вернуть ему былую жизнерадостность, я, кажется, знаю.

— Ну так и сходи к нему в операторскую! Видишь же, парень у нас в кабинете совсем перестал появляться, даже свое любимое кресло забросил.

— Хорошо, — согласилась я. — Если у нас с вами нет никакой работы, то я могу.

— А работа у нас есть: нужно идти в монтажную смотреть, что там у нас получается с перовским семейством. Пора хронометраж делать.

— В печенках уже оно у меня сидит, это святое семейство, — процедила я сквозь зубы.

— Не у вас одной, — тут же вставила вернувшаяся Лера. — Я вам говорила…

— Валерия, — перебила я ее, вставая со стула и угрожающе нависая над столом, — не произноси больше этих кошмарных слов.

— Каких? — опешила наша помощница.

— «Я вам говорила», — повторила я, имитируя ехидные интонации моих коллег. — Мне кажется, эти слова теперь будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь.

Дамы рассмеялись, совершенно игнорируя мой праведный гнев, а Галина Сергеевна соизволила снисходительно похлопать меня по плечу:

— Ирина, в следующий раз ты будешь сначала долго-долго думать, а потом высказывать свои идеи. А сейчас нечего изображать из себя Немезиду во плоти, все равно не поможет. Лучше пойдем в операторскую. Чем больше мы сегодня сделаем, тем меньше останется на завтра.

— Все равно в пятницу будет дурдом, — тоскливо заметила я, снова выбираясь из-за стола.

— И тем не менее мы должны приложить все усилия, чтобы свести этот, как ты выражаешься, дурдом к минимуму.

Я поплелась за Галиной Сергеевной любоваться надоевшими мне Перовыми. Оказалось, что уже отснятого материала хватает с лихвой и кадры с общесемейным сборищем, которые предстояло отснять вечером, впихивать просто некуда: урезать рекламу нам никто не позволит. Засим пришлось напрячься и соображать, что из этого сиропчика нужно оставить, а что можно смело вырезать. Отчего-то Галина Сергеевна проявила неуместную, на мой взгляд, активность и яростно сражалась за казавшиеся мне подходящими для мусорной корзины куски. Эти наши споры продолжались около двух часов и вымотали меня окончательно. Но пять минут мы все-таки выкроили, что можно было считать несомненной победой.

— Ну что, — спросила Лера, когда мы вернулись в кабинет, — чаю не желаете? У меня есть китайский лимонник, он прекрасно тонизирует и стимулирует сердечную деятельность.

— Давай, — мы с Галиной Сергеевной в один голос согласились добровольно подвергнуть себя эксперименту с китайским лимонником.

Чай против наших ожиданий оказался вполне вкусным и действительно тонизирующим, так что через двадцать минут я могла с чистой совестью пристать к Галине Сергеевне на предмет приведения в божеский вид сценария с Катей. Моя начальница, как ни странно, не возражала и не вздыхала, а, можно сказать, с удовольствием включилась в работу. Словом, к обеду на столе лежал оформленный по всем правилам сценарий, который можно было нести шефу на подпись.

— Ирина, — многозначительно посмотрела на меня Галина Сергеевна, — ты ничего не забыла?

— А, — я вспомнила о своем обещании подбодрить Павлика. — Сейчас схожу к шефу за начальственным одобрением нашего сценария, а потом пойду оказывать гуманитарную помощь.

Евгений Иванович наш сценарий одобрил и даже милостиво согласился с моей просьбой указать в титрах имена корреспондентов, предоставивших нам свои материалы совершенно бесплатно. А про мое опоздание шеф даже не вспомнил, видимо, на часы утром смотрел в целях профилактики. И я с легким сердцем отправилась лечить страждущую душу нашего оператора.

— Павлик, — позвала я его, заглянув в дверь операторской, — выйди ненадолго.

— Ну? — хмуро уставился он на меня.

— Не «ну», а добрый день, — поправила я его.

— Ну добрый день, — буркнул Павлик. — Хотя кому как.

— В этом ты прав, — согласилась я, выглянув в окно и вспомнив мерзкое утреннее путешествие на работу. — Но я могу сделать его добрым именно для тебя.

— И как? — недоверчиво спросил он.

— Мне вчера Катя сказала, что готова тебя простить от чистого сердца. Так что, если для тебя это важно, имей в виду: сегодня для этого самый подходящий день. Да и Леру не мешало бы поздравить: девочка совсем извелась.

— Ирина, ты ангел! — просиял Павлик. — Побегу за цветами, все равно до вечера делать нечего. Если бы ты знала, как мне помогла!

Павлик вернулся к концу обеда, бережно прижимая к груди объемистый пакет. Как в старые добрые времена, он ввалился к нам в кабинет, с улыбкой приветствуя присутствующих, и выложил на стол коробку пирожных, а персонально Лере вручил роскошную алую розу. Валерия тут же сравнялась по цвету щек с дареным цветком, но видно было, как она довольна и как ее отпускает напряжение, державшее последние дни.

Пирожные пришлись очень кстати, так как мы все проголодались. Даже Лера отступила от своих строгих правил и позволила себе съесть маленькое безе в форме сердечка. Однако я заметила, что пакет Павлика вовсе не опустел после выкладывания пирожных и Лериной розы, а наш оператор убрал его в шкаф с не меньшим бережением: видимо, там и для Кати было кое-что.

После небольшого разгула чревоугодия наш оператор увел Леру с собой, и вернулась девушка примерно через полчаса немного не в себе.

— Что еще стряслось? — сразу набросилась на нее с расспросами все подмечающая Галина Сергеевна.

— Даже не знаю, как мне теперь себя вести, — нервно улыбнулась Лера. — Вроде Павел сегодня был ко мне очень внимателен, но…

— Ну продолжай, продолжай, — подтолкнула замолчавшую Валерию Галина Сергеевна. — Тут все свои.

— Он сказал, что должен уладить одно недоразумение с Катей, связанное с прошлым, поэтому вечер со мной провести не сможет, хотя и хочет этого.

— Да ну тебя! — всплеснула руками Галина Сергеевна. — Все ведь хорошо! Ну чего ты страдаешь? Объяснится Павлик с Катей и станет совсем твой.

Я не стала ничего говорить, потому что не слишком верила в глобальное преображение нашего оператора. Не спорю, в чем-то он теперь, несомненно, изменится, но ждать от него внезапного поворота на сто восемьдесят градусов — это нереально, да Лера и сама это прекрасно понимает. А сейчас соглашается с Галиной Сергеевной только для успокоения своего мятущегося сердечка, которое не всегда поддается на уговоры разума.

До вечера наша съемочная группа дожила без происшествий, но и занималась отчетностью без особой охоты. В начале шестого мы в полном составе погрузились в машину и поехали снимать общий сбор семьи Перовых. В семь наша работа была окончена, и Костя предложил развезти всех по домам. От этого предложения отказался только Павел, попросив Шилова сберечь видеокамеру, а сам с тем самым пакетом в руках простился с нами недалеко от центра, предварительно пошептавшись о чем-то с водителем.

Меня довезли до дома первой, что не могло не радовать: все-таки сегодня День всех влюбленных, значит, любимый и любящий муж что-нибудь интересное и приятное приготовил для меня обязательно. И я не ошиблась в своих предположениях: Володенька купил торт и бутылку каберне. Можно было считать, что день закончился очень хорошо.

А в пятницу утром я снова тащилась на работу пешком, проклиная гололед, ветер и мороз. Но, по крайней мере, я не опоздала, что не могло не радовать, так как сегодня вечером эфир, а видеоматериал до конца еще не смонтирован. Я быстренько сбросила свою дубленку в кабинете и помчалась в монтажную, надеясь, что Павлик уже на месте, но его там не оказалось. Я поспрашивала операторов и монтажников, потом стала приставать ко всем подряд, однако Павлика никто не видел. Более того, нигде не было видно сумки нашего оператора с видеокамерой и необходимой мне пленкой. Пришлось вернуться в кабинет, попросив всех встреченных коллег, как только они увидят Старовойтова, немедленно слать его ко мне.

Наш кабинет пустовал: не пришла еще ни Галина Сергеевна, что вполне понятно, ни Лера, что было уж совсем непонятно. Я уселась за стол и принялась барабанить по нему пальцами, так как пребывала в состоянии крайней неопределенности: уже прошло полчаса с начала рабочего дня, а из моей съемочной группы в наличии имелась только я одна.

Неожиданно в дверь постучали, и на мое «да-да» в кабинет вошел Костя и два неизвестных мне субъекта, один из которых был в милицейской форме. Лицо нашего водителя было таким, что краше в гроб кладут.

— Что случилось, Костя? — с тревогой спросила я.

Шилов ничего не ответил, а вместо него заговорил один из вошедших мужчин, тот, что был в штатском:

— Прошу прощения, но нам нужен гражданин Старовойтов.

— Он мне самой нужен, — хмыкнула я, — уже сорок минут дожидаюсь. А в чем, собственно, дело?

— Так вы не знаете, где находится гражданин Старовойтов? — переспросил мужчина, проигнорировав мой вопрос.

— Не знаю, — пожала я плечами. — Дома, наверное.

— Нет его там, — хрипло сказал Костя.

— Да что случилось?! — я ничего не понимала.

Мой очередной вопрос снова повис в воздухе, так как дверь открылась, а в кабинете появилась запыхавшаяся, раскрасневшаяся Лера, за спиной которой маячил Павлик.

— Ирина, — затараторила наша помощница, не успев оценить обстановку, — не сердитесь, что мы опоздали, это ведь в первый… — Лера осеклась, обводя взглядом присутствующих представителей закона, и с ее губ слетел все тот же безответный вопрос: — Что случилось?

В это время штатский посмотрел на Костю, тот кивнул, и штатский обратился к Павлику:

— Гражданин Старовойтов? Павел Андреевич? Вам придется пройти с нами.

— А в чем дело? — оторопело спросил наш оператор.

— Нам нужно с вами побеседовать. Пройдемте. А вас, Костя, я больше не задерживаю. Если понадобится, мы вас вызовем.

Ничего не понимающий Павлик был вынужден выйти вместе с милиционерами, а мы с Лерой, такие же непонимающие, бросились к Косте с набившим оскомину вопросом:

— Что случилось?!

— Катя в больнице в очень тяжелом состоянии. Она в коме, — с трудом выдавил из себя Шилов, не поднимая глаз.

— А при чем тут Павлик?! — закричала Лера.

— Он был последним, кто ее видел здоровой…

— Почему ты так решил? — ошеломленно спросила я.

— Ирина Анатольевна, — вдруг попросил Костя, — налейте мне коньяку.

Я поняла, что вопросы задавать бесполезно, пока наш водитель не придет в себя, так что покорно исполнила его просьбу. Он повертел в руке наперсточек, криво усмехнулся и опрокинул его себе в рот. Немного постоял с закрытыми глазами и заговорил:

— Вчера я развез вас всех по домам, поставил машину в гараж и пошел к себе. Не торопился, шел пешком, так как Павел попросил меня не спешить. Я ведь немного в курсе того, что когда-то было между Катей и Пашкой, так что чисто по-мужски мог его понять: нелегко столько времени жить с тяжестью на душе. А когда пришел к себе домой, Катя лежала без сознания.

— Что с ней случилось? — спросила я, чувствуя, как накатывает волна нехорошего предчувствия.

— Врачи сказали, что тяжелое отравление цианидом. Сейчас она в коме, и никто не может сказать, выживет ли…

— Какой ужас!..

Не знаю, кто это сказал, я или Лера, или мы обе вместе.

— Я не смог сразу поехать с Катей в больницу, — нервничая, объяснял Костя, — так врач приказал немедленно вызывать милицию. До полуночи у меня торчала бригада криминалистов, но они ничего не нашли. Когда меня допрашивали, я рассказал о Павле. Сразу поехали к нему, но не застали дома. Остаток ночи я провел в больнице, потом поехал в студию, и по дороге меня встретил следователь. На данный момент Павел — главный подозреваемый.

— Но почему? — воскликнула Лера.

— Следователь считает, что у него есть мотив.

— Павлик не мог этого сделать! — Лера судорожно кусала губы, чтобы не расплакаться. — Он пробыл у тебя дома, Костя, совсем немного, потому что буквально через десять минут после того, как ты меня отвез, он пришел ко мне и был спокойным и даже веселым. Я не верю, что Павлик мог так притворяться!

— Я тоже не верю, — буркнул Костя. — Но факты — вещь упрямая.

— Какие факты? — спросила я.

— В моей квартире есть отпечатки пальцев только трех человек: мои, Катины и Павла. Причем его и Катины — на распечатанной бутылке вина и бокалах.

— Яд нашли в вине? — удивилась я.

— Не знаю, результаты экспертизы будут готовы только сегодня не раньше обеда. Но больничный врач мне сказал, что следы цианида есть не только во рту и гортани, но и в носоглотке.

— И что это значит? — Меня потихоньку начинало трясти.

— Это значит, существует вероятность того, что Катя просто что-то вдохнула, — ответил Костя. — Хотя, кроме вина, криминалисты ничего у меня в квартире не нашли.

— Тогда почему они подозревают Павлика? — Лера все-таки расплакалась.

— Потому что он вполне мог унести упаковку от яда с собой и дорогой выбросить. — Шилов продолжал вертеть в руках наперсток из-под коньяка. — Мне очень жаль, Валерия, я тоже всегда хорошо относился к Пашке…

— Так, — Лера вытерла платочком глаза, — я иду в милицию. Костя, скажи, пожалуйста, в какое отделение мне надо и как зовут следователя.

— Зачем тебе это? — изумленно спросила я.

— Я должна дать показания, — упрямо ответила Валерия. — Вдруг время Катиного отравления не совпадает с тем промежутком времени, когда она была вместе с Павликом?

— Иди, конечно, — согласилась я.

— Я тебя отвезу, — Костя поднялся со стула и, не прощаясь, пошел к выходу.

Следом ушла Лера, а я осталась одна. Меня знобило от всего этого кошмара, а ведь сегодня еще и эфир!.. Боже мой, я же совсем забыла, что мне нужна пленка!.. Я сорвалась с места и понеслась сначала по коридору, потом по лестнице. Мне навстречу неспешно поднималась Галина Сергеевна.

— Привет, Ирочка, — улыбнулась она. — Как наши дела?

— Все плохо, — не замедляя бега, выдохнула я. — Вы Леру с Костей не видели?

— Кажется, они шли к машине, — неуверенно протянула Галина Сергеевна. — А что случилось-то?

— Потом! Потом!..

Я пулей пролетела мимо вахтера и выскочила на улицу. Слава богу, Костя только-только завел мотор.

— Костя! — истошно завопила я, как одержимая размахивая руками. — Подожди!

Не иначе он почувствовал меня спиной, потому что услышать не мог никак. Не глуша мотора, Костя вышел из машины и подбежал ко мне, как раз вовремя, чтобы не дать мне поскользнуться и упасть.

— Ирина Анатольевна, что случилось? Вы же простудитесь!

Господи, мысленно застонала я. Опять этот вопрос!

— Уже все, что могло случиться, — случилось, — я еле выговорила эти слова, так колотилось сердце от быстрого бега. — А если ты не знаешь, где сумка Павлика, то случится еще и несанкционированный повтор.

— Не волнуйтесь, она у меня в машине, я вчера не стал беспокоить вахтера и оставил ее там. Сейчас принесу, только вы не стойте на улице, холодно. Зайдите хотя бы в холл.

— Хорошо-хорошо, только давай поскорее эту несчастную сумку, там вчерашняя запись.

Через минуту я уже поднималась по лестнице, таща тяжеленную Пашкину сумку и пытаясь восстановить дыхание. Дойдя до кабинета, я чуть не выронила эту неподъемную тяжесть из рук. Хорошо, что Галина Сергеевна не спросила на сей раз «что случилось?»: я уже больше не могла слышать эту фразу, столько раз сама повторила ее за утро и слышала от других.

— Налейте воды, — попросила я, рухнув в кресло. — Полный дурдом!

— Ну, ты это сама предсказала, да и у нас практически всегда по пятницам дурдом, — сказала Галина Сергеевна, подавая мне стакан минералки, которую я тут же выпила.

— Сегодня все гораздо хуже, чем всегда.

— Да? И в чем же выражается это «гораздо хуже»? — моя начальница смотрела на меня с любопытством.

— Катя Горина доставлена в больницу в коме после отравления цианидом, и Павлик — главный подозреваемый, — тяжело вздохнула я. — Его только что увел с собой следователь. А Леру Костя повез следом за ними, так как она считает, что надо дать показания, которые, возможно, снимут с нашего оператора обвинение.

— Ты права, — потерянно высказалась Галина Сергеевна. — Все гораздо хуже. А у нас ведь еще не весь материал смонтирован…

— Вот-вот, — подтвердила я. — Мне еще пришлось Пашкину сумку все утро разыскивать, а потом тащить ее сюда. Теперь мне с ней еще и в монтажную переться.

— Неужели Павлик мог решиться на преступление? — Галина Сергеевна явно пропустила мои слова мимо ушей. — Не могу в это поверить…

— Сердечный привет дамам! — В комнату заглянул Валерка Гурьев, которого я уже давно не видела. — Что это вы такие кислые? Вроде вчера был праздник.

— А сегодня кошмарные будни, — ответила я. — Гурьев, будь другом, помоги дотащить эту тяжесть в монтажную, а?

— Я, конечно, помогу, — слегка опешил Гурьев. — Но только не понимаю, почему ты меня не приветствуешь? Старый, понимаешь, друг вернулся из командировки, зашел сразу к тебе, а ты вместо добрых слов тут же пытаешься припрячь его к переноске тяжестей. И вообще, это же Пашкина сумка! Почему я должен ее тащить и где этот оболтус сам?

— В милиции по подозрению в убийстве, — кисло ответила я.

— И кого он грохнул? — рассмеялся Валерка. — Мою тезку за то, что она не стала с ним делиться своим мышиным кормом? Или у вас тут случилась битва титанов за право обладания этим креслом?

— Не смешно, Валерий, — укоризненно покачала головой Галина Сергеевна.

— Так вы что это, серьезно? — Лицо Гурьева вытянулось.

— Да уж серьезней некуда, — саркастически подтвердила я. — Валерка, ну будь человеком, отнеси сумку, а?

— Да отнесу-отнесу, не ной! Ты только толком расскажи.

Пришлось рассказывать все еще раз, к тому же Валерка требовал подробностей: кто такая Катя Горина, откуда Павлик ее знает, почему следователь решил, что у нашего оператора есть мотив…

— Лихо, — подытожил Гурьев, выслушав меня. — Знаете, дамы, а Пашка-то наш серьезно влип, спасать парня надо. Не мог он пойти на убийство. Я ментов понимаю, они теперь в него намертво вцепятся, так как копать глубоко им не хочется. Но, если честно, мотив выглядит не очень убедительно. Если бы Пашка попытался убить Катю шесть лет назад, я бы смог это понять. А сейчас? Она же ничем ему навредить не могла: парткомов и месткомов больше нет, а нашему шефу моральный облик сотрудников до одного места. И уж тем более его не интересуют всякие старые грешки людей, которые на экране не показываются.

— В этом мы с тобой солидарны, — согласилась Галина Сергеевна. — Павлика надо спасать.

— Но давайте сначала спасем нашу передачу, — попросила я. — А потом займемся Павлом. Все равно в настоящий момент мы ничего для него сделать не можем.

— Это вы не можете, — Гурьев задумчиво походил туда-сюда, — а я попробую. Вечером вернусь и расскажу, что удалось.

Он резко развернулся на каблуках и стремительно вышел. А треклятая сумка осталась дожидаться моих рук. Я обреченно уцепилась за ее ручки и оглянулась на свою начальницу:

— Ну что, Галина Сергеевна, пойдемте к монтажникам? До выхода в эфир осталось не так уж много времени.

— Если честно, Ирочка, — она страдальчески скривила губы, — то у меня сейчас нет никакого настроения работать. — Думаете, у меня оно есть? — горько вздохнула я. — Мне еще хуже, потому что под угрозой следующая передача, которую я так хотела сделать. Так что давайте сожмем зубы и постараемся сделать свою работу как надо.

— Ох уж это вечное «надо»! Никуда от него не деться. Оно преследует нас от рождения до самой смерти.

Я и сама не представляла, как будет трудно сосредоточиться на работе, когда в голову все время лезут мысли о Кате, Пашке, этом загадочном отравлении… Тем более что так разителен был контраст между тем, чем мне приходилось заниматься, и тем, что меня занимало. Галина Сергеевна тоже пребывала не в своей тарелке, а еще очень недоставало Леры. Я настолько привыкла к тому, что наша помощница всегда рядом, что ощущала ее отсутствие как нехватку какой-нибудь важной части собственного организма. Никто не совал в руки нужную бумажку, не напоминал о том, что еще не сделано, никто не бежал утрясать и улаживать такие важные в нашей работе мелочи…

К обеду мы с Галиной Сергеевной с горем пополам управились, но чувствовали себя так, словно нас пропустили через мясорубку.

— Ирина, — устало спросила наш главный режиссер, — ты не знаешь, где Лера хранит свой хваленый лимонник? Нам бы с тобой сейчас чайку с ним…

— Все ее травки в шкафчике, только вот понятия не имею, как этот лимонник выглядит, — откликнулась я. — Может, сходим кофе попьем?

— Ты иди, если хочешь, — вздохнула Галина Сергеевна, — а я тут посижу. Что-то у меня сердце нехорошо себя ведет, не до кофе мне, знаешь ли.

— Ой, не хватало, чтобы еще и вы свалились. — Я подозрительно оглядела свою начальницу, ища на ее лице следы надвигающегося сердечного приступа. — Может быть, корвалолу накапать?

— Не дергайся, — слабо отмахнулась она, — это все не так страшно, как кажется. Иди пей кофе.

— Нет уж, лучше я с вами останусь и заварю обычного чаю. Он тоже вроде бы должен тонизировать, если верить рекламе.

— А ты веришь?

— Ну не то чтобы очень…

— А раз не веришь, на тебя и не подействует. Об этом наша Лерочка недавно говорила. Если не веришь, даже и обезболивающее не подействует. А если веришь, то и обычная вода станет целебной. И когда она вернется из милиции, хотелось бы знать? Сил уже нет никаких ее дожидаться.

— Воду? — переспросила я удивленно, так как Галина Сергеевна совершила слишком резкий переход от одной темы к другой.

— Какую воду? Валерию нашу. Сама подумай, что воде в милиции делать? Это же не Водоканал, а правоохранительные органы. Иди лучше сама за водой, чаю хочется.

— Уже иду!

Я принесла чайник одновременно с возвращением Леры и Кости. Ребята выглядели подавленными.

— Ну как там? — опередила меня с вопросом Галина Сергеевна.

— Пока никак, — выдохнула Лера, опускаясь в кресло, даже не сняв куртку. — Выслушали они меня, записали все, а потом следователь куда-то ушел, вернулся с парой бумажек и заявил, что мои показания ровным счетом ничего не меняют.

— Почему? — Меня интересовали подробности.

— Мы с Костей тоже переспросили. Следователь скривился, но все-таки снизошел до ответа. По времени получается следующая картина: в семь пятнадцать Павлик в центре вышел из машины. На дорогу до квартиры Кости ему нужно было около десяти минут, в восемь ноль пять он уже был на месте. Ко мне ему пришлось добираться, если пешком, то двадцать минут. То есть с Катей он пробыл не менее двадцати минут, а если Павлик на чем-нибудь ехал, то еще больше.

— И что из этого следует?

— Врачебная экспертиза показала, что Катя подвергалась воздействию цианида примерно в семь сорок — семь пятьдесят, — заговорил Костя. — Получается, что Павел вполне мог ее отравить.

— А вы его самого видели? — спросила Галина Сергеевна. — Какое там! — махнула рукой Лера. — Об этом с нами никто даже разговаривать не стал. И с его показаниями нас тоже знакомить отказались. Следователь сказал, что мы не имеем права вмешиваться, так как даже не родственники. Что теперь делать?

— Ждать, — сказала я.

— Чего?! — взорвалась Валерия. — Чего ждать? Пока Павлика посадят?

— Не кипятись, Лера, — я успокаивающе положила руку ей на плечо. — Будем ждать Валерку Гурьева, он уже в курсе всей этой истории и обещал помочь. А сейчас постарайся успокоиться, так как нам еще работать предстоит. И скажи, ради бога, где у тебя китайский лимонник? Мы с Галиной Сергеевной, пока вас не было, вымотались ужасно.

— Я сейчас сама заварю, — вздохнула Лера. — Вы все равно не знаете, сколько нужно класть.

Как мы дожили до эфира, я и сама не знаю. В голове был полный кавардак, я не могла думать ни о чем другом, кроме покушения на Катю. В виновность Павлика я не верила, в версию о самоубийстве, которую сгоряча выдвинула за чаем расстроенная Лера, тоже. Конечно, я очень мало знала Катю, но мне не показалось, что могут найтись причины, которые заставили бы ее решиться на такой поступок.

Весь телецентр гудел, словно растревоженный улей. Как же, такой скандал: один из сотрудников задержан по подозрению в покушении на убийство. Евгений Иванович вызвал нашу группу к себе в полном составе и потребовал подробнейшего отчета. А выслушав нас, сказал, что Павла он в беде не оставит и наймет для него адвоката. Впрочем, не могу сказать, что обещание шефа прибавило нам оптимизма. А тут еще Гурьев все не возвращался.

В половине шестого приехали Перовы чуть ли не всей семьей, в студии начали появляться зрители, мне пора было надевать маску радушия и приступать к своим основным обязанностям. На душе скреблись бесчисленные представители кошачьего племени, пришлось напрячь все свои актерские таланты, какие только имелись в резерве.

— Добрый вечер, дорогие телезрители и гости в студии! Вас приветствует программа «Женское счастье» и ее бессменная ведущая Ирина Лебедева!

Никто не знает, какой ценой мне дались бодрый, уверенный тон и счастливая улыбка, из-за которой у меня к концу передачи болели все мышцы лица. Мне нельзя было расслабиться ни на секунду, так как даже во время рекламных пауз я оставалась на глазах у зрителей.

В общем, когда операторы выключили в студии софиты, меня можно было смело выбрасывать на свалку. Радовало только одно: Людмилу Ивановну тут же увезли домой ее домочадцы. Так что не пришлось выполнять наш привычный ритуал с приглашением в кабинет, который в данный момент был бы совсем некстати. Обошлись на прощание несколькими теплыми фразами.

— Ну, мать, ты превзошла саму себя! — отвлек меня от грустных мыслей голос Гурьева. — Такого количества приторного сиропа я даже представить себе не мог! Клянусь, я теперь не меньше недели буду даже чай пить без сахара.

— Смейся, если хочешь, — я даже не в силах была сердиться на его неуважительное отношение к моей передаче. — Где ты был?

— Пиво не пил, честное слово! Я, как пчелка, собирал по крупицам нектар информации и готов поделиться ею с вами безвозмездно, учитывая общую заинтересованность, а не простое любопытство.

— Тогда делись немедленно, — вступила в беседу подошедшая к нам Лера. — Пойдемте в кабинет, Костя сейчас подойдет.

Когда мы все собрались и расселись кто где — дамы на стульях, Гурьев в кресле, а Костя на краешке стола, — Валерка приступил к изложению добытых сведений:

— Значит, так. Улик против нашего Пашки нет никаких, кроме отпечатков пальцев на бутылке и бокалах, что не значит ровным счетом ничего. Экспертиза показала, что в этих сосудах наличествовало самое обычное вино без посторонних примесей. Этот козел, в смысле, следователь Булдаков продержит Пашку в КПЗ до понедельника и выпустит, так как на большее права не имеет. Правда, выпускает он нашего доблестного оператора под подписку о невыезде, так как обвинение снимать не собирается из-за недостаточности улик. Не удалось мне с ним контакт наладить, сволочной мужик! А приятеля моего, своего непосредственного начальника майора Онищенко, он не очень-то и боится. Что-то за всем этим кроется… — Валерка на секундочку замолчал, потом продолжил: — Кстати, Костя, имей в виду: ты тоже под подозрением. Булдакову ты в этом плане нравишься меньше Павла, но он считает, что вызов «Скорой» и милиции может быть с твоей стороны ловким ходом, попыткой свалить вину на приятеля. Ты ведь знал, что Пашка пойдет к Кате, а что у тебя с ней было в армии — никому не известно. Валерия вот только картинку следователю слегка испортила своими показаниями. Тезка, а что, Пашка в самом деле у тебя ночевал?

— Ну не гнать же мне его было в два часа ночи! — возмутилась Лера и, покраснев, добавила: — Но ничего такого не было! Павлик на диване спал!

— Ладно тебе, не смущайся, — улыбнулся Гурьев. — Твои отношения с Павликом на данный момент не так уж важны.

— Валерий, — заговорила я, — что дальше-то будет?

— Пока не знаю. Прояснить дело могут только показания самой Кати, а она, как вы знаете, в коме. И врачи говорят, что шанс на выздоровление есть, но ровно такой же, как и на смерть. Профессор Жемов считает, что, если бы у Кати был чуть более слабый организм или Костя промедлил хотя бы минут пять, спасти девчонку не удалось бы.

— А чем ее все-таки отравили? — решила я уточнить.

— Она вдохнула летучие соединения цианида.

— И кому понадобилось на нее покушаться? — недоуменно спросила Лера.

— Эх, дорогая вы моя! — вздохнул Гурьев. — Это ведь и есть главный вопрос следствия.

— Тогда зачем? — спросила я.

— А вот ответ на этот вопрос как раз может привести нас с вами к преступнику. Ну-ка, напрягите мозги и вспомните все, что знаете о Кате, — предложил Валерка.

— Я тебе уже все рассказала, — пожала я плечами. — Я с ней и виделась-то всего два раза. А Лера и того меньше. Остается Костя, Катя как-никак его армейский друг, да и жила все эти дни в его квартире.

— Ну что, Константин, — посмотрел Гурьев на нашего водителя, — пришла твоя очередь делиться информацией.

— Не могу сказать, что знаю намного больше вас, — начал Костя. — Наше общее армейское прошлое никаких секретов в себе не содержит: воевали вместе, что тут еще скажешь? Я как раз увольнялся из армии, когда Кате должны были присвоить звание лейтенанта. А теперь она приехала в Тарасов за документами для поступления в высшее десантное училище, и что-то у нее не складывалось…

— Что именно? — напрягся Валерка. — Давай подробнее.

— Вчера утром она собиралась в военкомат, говорила, что любезность нашего военкома ей уже поперек горла стоит, он все кормит ее нелепыми байками и тянет время.

— Это она мне тоже говорила, — добавила я. — А еще что-нибудь она говорила?

— Да, что-то насчет того, что военком делал ей весьма прозрачные намеки, в ресторан, что ли, пытался пригласить… Я как-то невнимательно слушал…

— Зря, — посетовала я. — Валерка, а тебе не кажется, что нам имеет смысл самим осмотреть Костину квартиру?

— И что ты собираешься там найти? — хмыкнул Гурьев. — После бригады криминалистов?

— Так ты же сам сказал, что этот, как его…Булдаков настроен исключительно на виновность Пашки. Может быть, его бригада что-то пропустила, а мы найдем.

— Так Костя сам там все смотрел.

— Ну и что? Костя был в шоке, вряд ли его внимания хватило на что-то еще, кроме Кати.

— Ладно, считай, что убедила, — сдался Гурьев. — Скажи, Шилов, как ты насчет не слишком светского визита в твое жилище?

— Поехали, — кивнул Костя, — может быть, вы и в самом деле что-то найдете.

— Я, наверное, домой поеду, — жалобно пискнула Лера. — У меня голова раскалывается.

— Хорошо, — согласилась я, — в понедельник увидимся.

 

Глава 6

Костя жил на Горького в стандартной однокомнатной квартире. Видимо, он тщательно следил за своим жилищем, хотя сейчас там царил легкий беспорядок. Впрочем, винить его за это было нельзя, так как он еще не был дома после нашествия милиции.

Наша троица прошла в комнату, внимательно осматриваясь по сторонам. Палас был весь истоптан грязными следами, на журнальном столике подсыхали остатки пирожных, в вазе стояла белая роза, а на полу возле кресла валялась очень знакомая коробочка…

— Костя, — спросила я, нагибаясь и поднимая коробочку. — Ты дарил Кате какие-нибудь цветы?

— Нет, мне это в голову не приходило, я к ней относился как к другу, товарищу…

— А ты не знаешь, Пашка ехал к ней с цветами?

— Я знаю, — ответил Гурьев. — В показаниях Павлика указано, что он привез бутылку киндзмараули, коробку пирожных и белую розу. А что?

— А то, — сказала я. — Остатки пирожных мы с вами видим, розу — тоже, вино, надо полагать, изъяли криминалисты для экспертизы.

— Ну и что? — продолжал недоумевать Гурьев.

— А вот эта вещь никому из вас не знакома? — спросила я, показывая всем коробочку.

— Нет, — ответили мужчины в один голос. — Что это?

— Это упаковка от орхидеи, которая стоит очень и очень дорого. Сомневаюсь, что Катя сама ее купила, кто-то ей этот цветок подарил.

— Откуда ты знаешь? — спросил Валерка.

— Мне Володька подарил орхидею в воскресенье, а в среду, когда мы ездили в студию к дочери нашей сегодняшней героини, муж этой самой дочери рассказывал о том, как ему не удалось купить кремовую орхидею, именно такую, какую мне принес Володя.

— Занятно, но пока не вижу, что нам это дает, — протянул Гурьев.

— Давайте-ка мы с вами поищем цветочек, — предложила я. — Если он тоже окажется кремовым…

— Ну давай поищем, — пожал плечами Валерий. — Правда, я смысла не вижу в этих поисках.

На валяющийся под креслом полураздавленный цветок, ничем не напоминающий красавицу в ее первозданном виде, наткнулась именно я. Бережно извлекла на свет божий и показала Валерке с Костей.

— Что я говорила: кремовая орхидея, даже, кажется, еще пахнет. — С этими словами я поднесла ладонь с цветком к носу Гурьева.

Валерий втянул носом воздух, вдруг покачнулся и был вынужден уцепиться за Костю.

— Что с тобой, Валерка? — удивилась я. — Сейчас не время клоунаду разыгрывать.

Вместо ответа Гурьев сильно ударил меня по руке, выбив цветок, а потом что было сил заорал:

— Быстро вымой руки! И не прикасайся больше к этой гадости!

— Почему? — недоуменно спросила я. — Цветочек, конечно, помятый, но гадостью я его называть бы все равно не стала. Откуда у тебя такая брезгливость, Гурьев?

— Иди руки мой! — снова повторил он и сам первый помчался в ванну, где включил холодную воду и стал полоскать нос и рот.

Я дождалась, когда Валерка закончит плескаться, и тоже сунула руки под струю воды.

— С мылом мой! — пробурчал Гурьев из-под полотенца, которым вытирал лицо. — Не уверен, но похоже, мы нашли то, чем отравили Катю.

— Орхидеей?! — до меня наконец-то дошло, почему Валерка заставил меня так тщательно мыть руки. — Яд был в цветке?

— А ты что, сама не почувствовала? Он же пахнет горьким миндалем, а это верный признак присутствия цианида. Как только ты мне эту дрянь под нос сунула, я сразу почувствовал. Черт! Хорошо хоть, что яд практически выветрился.

— А разве можно цветок пропитать цианидом? — поинтересовалась я, вытирая руки.

— А почему нет? Нужно поместить ножку в раствор и поставить в тепло. Вот только, чтобы качественно отравиться, этот цветочек пришлось бы жевать, а не нюхать. А так я, считай, отделался легким испугом.

— Подожди, Валерка! Врачи ведь сказали, что Катя вдохнула цианид, да и по цветку видно, что она его не жевала. Может быть, ты ошибаешься и орхидеи просто пахнут горьким миндалем?

— А головокружение у меня от чего началось?

— А я откуда знаю? Может, у тебя аллергия на цветочную пыльцу? — съехидничала я.

— Нет у меня никакой аллергии, — отрезал Гурьев. — Но ты права: Катя явно к племени травоядных не относится, цветочек этот мерзкий пожеванным не выглядит. Значит, где-то должна быть тара от цианида.

— Чашечка! — осенило меня. — В коробочке должна быть маленькая пластиковая чашечка с водой, чтобы орхидея долго не вяла.

— Ты знаешь, как она выглядит? — посерьезнел Гурьев. — Ее непременно нужно найти.

— Как выглядит? Обыкновенно: сантиметра три в диаметре, примерно столько же в высоту, беленькая…

— Давайте искать, только осторожно!

На этот раз повезло Косте. Он нашел чашечку под шкафом, куда она закатилась, и осторожно достал, предварительно обернув руку целлофановым пакетом.

— Так, господа, нам надо срочно исследовать эту фиговину на предмет наличия остатков цианида. Похоже, мы с вами все-таки нашли то, чем отравили Катю, — подвел итог Валерий, пряча пакет с чашечкой в карман. — Сегодня мы уже вряд ли куда успеем…

— Успеем, — перебила я его. — Поехали за Володей.

— Зачем? — изумился Гурьев.

— А затем, что университет еще открыт и можно поехать в тамошнюю лабораторию. Володя-то химик, если ты помнишь.

— Едем, — ответил Валерка, хватая меня за руку и таща к двери. — Костя, этот цветик долбаный тоже прихвати!

Когда мы подъехали к моему дому, я оставила ребят в машине, а сама помчалась за мужем.

— Володька, собирайся быстрей, нам нужна твоя помощь! — закричала я с порога, не дав мужу возможности сказать хоть слово.

— Подожди, Ирина, куда я должен собираться?

— Поедем в университет, ты поможешь нам сделать химический анализ. Да собирайся же! Ребята в машине ждут, я тебе дорогой все расскажу.

Муж пожал плечами, но стал торопливо одеваться. Я чуть не подпрыгивала на месте от нетерпения, так как мне казалось, что он копается непозволительно долго. Когда мы наконец вышли из квартиры, я ухватила мужу за руку и потащила за собой по лестнице.

— Привет, Володька! — Гурьев приветствовал его крепким рукопожатием, а Костя вежливо поздоровался и тут же нажал на газ.

— Так что у вас стряслось? — спросил Володя. — И зачем я вам так срочно понадобился?

— Валер, давай ты будешь рассказывать, — попросила я. — Мне отдышаться надо.

— Дыши-дыши, здесь цианида нет, — хохотнул Гурьев, чем буквально поверг моего мужа в шок.

— Какого цианида? — переспросил он с опаской.

— Какого? А это ты сейчас у себя в лаборатории уточнишь.

— Послушай, Валерка, — взмолился Володя, — расскажи все толком.

— Значит, так, — начал Гурьев. — Если кратенько, то кто-то отравил будущую героиню Ирининой передачи цианидом. Менты подозревают Павла Старовойтова, а у нас на этот счет сложилось другое мнение, и ты должен нам помочь это самое мнение отстоять.

— Опять?! — Муж повернулся ко мне, изобразив на лице нешуточно грозное выражение. — Ирина, опять преступления, в которые ты лезешь?

— Я не лезла, честное слово, оно само…

— Так, господа, — процедил Володя сквозь зубы. — Давайте-ка рассказывайте все как есть, или я никуда с вами не еду, а беру свою жену за шиворот и волоку домой.

Пришлось ему все рассказать. Муж слушал нас с Валерием очень внимательно, а дослушав, заявил:

— Вы на верном пути. Я уже сейчас могу вам сказать, что в чашечку для цветка кто-то налил раствор летучего соединения цианида. Этот яд испаряется довольно быстро, поэтому в упаковке с орхидеей, если она пару часов постояла в тепле, должна была скопиться вполне приличная доза токсичных паров, для того чтобы летальный исход был обеспечен. Так что ваша Катя, скорее всего, открыла упаковку с цветком, хорошенько вдохнула его запах и отключилась.

— Володя, — спросила я, — как ты думаешь, она выживет?

— Если врачи успели сделать все зависящее от них до наступления полного паралича центральной нервной системы, то шанс есть. — Муж задумался, потом поднял на меня обеспокоенные глаза: — Ирина, вот почему у тебя кружилась голова и была тошнота! Как же я раньше-то не сообразил?!

— Ты считаешь… — До меня не сразу дошло, что он имеет в виду.

— Именно, — подтвердил Володя. — Как только вернусь домой, сразу же вышвырну эту гадость!

— Эй, это вы о чем? — спросил Гурьев.

— Я же тебе говорила, что Володя подарил мне кремовую орхидею, и, когда я пыталась ее нюхать, мне тут же становилось плохо. Володя даже решил, что я беременна, — усмехнулась я. — А оказывается, во всем виноват цианид! Я ведь только сейчас вспомнила, что первый раз мне показалось, что орхидея пахнет «Пуазоном», а во второй не успела сообразить, как этот запах называется, потому что меня вывернуло наизнанку. А это был запах горького миндаля!..

— Чем дальше, тем любопытственнее, — протянул Гурьев, выходя из машины, так как мы уже подъехали к университету.

Мой муж взял у вахтерши ключ от лаборатории и махнул нам, приглашая следовать за собой. В лаборатории Володя отобрал у Валерия чашечку с цветком и просил нас ему не мешать. Мы послушно уселись в углу и принялись обсуждать случившееся. Первой заговорила я:

— Ребята, что-то у меня ничего в голове не укладывается с этими орхидеями. Если бы была только одна, у Кати, то все было бы проще…

— Несомненно, — согласился Гурьев. — Не знаю, кто пытался отравить Катю таким экзотическим способом, но в то, что Володька пытался этим же способом отравить свою любимую жену, то есть тебя, я не верю.

— Он меня и не пытался отравить, он купил цветок на базаре, а вот художнику, Николаю Петровичу, такой цветок продать отказались.

— Хотел бы я взглянуть на этого продавца, — протянул Валерка. — Ты со своей орхидеей всю картину портишь!

— Это чем же? — возмутилась я. — Тем, что жива осталась? Так ведь еще никто не умер.

— Да нет, не в этом дело. Ну сама подумай: если бы нашли орхидею только у Кати, то получается довольно стройная версия. Некий неизвестный тип по неизвестным нам причинам покупает цветок, фарширует его цианидом и дарит Кате. Рассказ твоего художника немного все усложняет, но можно предположить, что опять-таки некий тип или типы заранее готовят партию веселых семицветиков, для того чтобы подарить их чем-то насолившим им дамам. А вот то, что Володька подарил орхидею из этой партии тебе, да еще и запросто купил ее, — не укладывается абсолютно никуда. Знаешь, надо, чтобы Володька завтра и твой цветочек проверил: вдруг он самый обычный, а ты на самом деле залетела?

— Да не залетела я! — Мне захотелось стукнуть Гурьева. — Как ты не понимаешь: все дело в том, что именно кремовые орхидеи с ядом, понимаешь? Если бы Николай Петрович захотел купить любой другой цвет, ему бы продали.

— А как ты объяснишь, что сама попала под эту раздачу? Кому ты так насолила, что тебя решили убрать, а для этого долго и нудно следили за твоим мужем, чтобы именно ему подсунуть цветочек?

— Никому я не насолила, — буркнула я. — Вот Володя закончит возиться, я его попрошу подробненько рассказать, как он эту треклятую орхидею покупал. А пока отстань от меня, уже и так голова пухнет.

— Как скажешь, — пожал плечами Валерий.

Через пару минут муж присоединился к нам.

— Как я и говорил, — он довольно потер руки, — остатки цианида в чашке присутствуют в виде неиспарившегося осадка.

— Володя, — попросил Гурьев, — ты ваш цветок дома не выбрасывай и тоже исследуй его. А сейчас поехали по домам! Дорогой ты самым подробным образом изложишь нам, как покупал Ирке орхидею. Пойми, все это очень странно, поэтому важна каждая мелочь.

— Ну, — начал муж, когда мы уселись в машину, — я проходил по цветочным рядам, вдруг увидел что-то необыкновенное: парнишка расставлял на прилавке коробочки с большими очень красивыми цветами без стеблей. Я заинтересовался, подошел, спросил, что это за цветы, он ответил, что орхидеи, а сам продолжал вскрывать пластик упаковок и доставать цветы. Когда он поставил на прилавок эту треклятую кремовую орхидею, я сразу же решил, что просто должен купить Ирине именно ее. Спросил цену, отдал деньги и забрал цветок. Все.

— Нет, Володенька, — напомнила я мужу. — Ты мне рассказывал, что продавец тебе советовал держать цветок в прохладном месте и из коробочки не доставать. Вспомни, как это было? Ты сам его спрашивал о чем-то?

— А вы знаете, нет, я только сейчас вспомнил, как это было. Я уже положил цветок в пакет, как к парнишке подошел высокий представительный мужчина с усами и спросил: «Рашид, как успехи?» Парнишка ответил, что уже продал одну орхидею, и показал на меня. Мужчина довольно улыбнулся, сказал что-то типа того, что зря Рашид сомневался, что за такую цену будут покупать, потом что-то еще спрашивать стал, но я уже не слушал и пошел к выходу. Через минуту продавец меня догнал, и я еще удивился, что лицо у него встревоженное, но тогда значения этому не придал. Вот тогда-то он мне и сказал, что цветок нельзя вынимать из коробочки и держать нужно в холодном месте. Теперь понятно, почему.

— Получается, что ты, Володька, купил орхидею случайно, — прокомментировал Гурьев. — Этот самый Рашид, наверное, просто забыл, что кремовые орхидеи в продажу пускать не нужно, а когда ему хозяин напомнил, он струхнул, кинулся за тобой, но отбирать цветок обратно не стал, чтобы скандала не случилось, потому что, кто тебя знает, вдруг ты склочник и в милицию отправишься. Вот он тебя и просветил по части техники безопасности. Хорошо, что ты, Ирка, женщина деликатная и утонченная и не стала совать нос в коробку, не то бы тоже сейчас в коме лежала, а так отделалась легким головокружением и рвотой.

— А уж я-то как этому рада, ты себе не представляешь!

— Ну что, дамы и господа, прощаемся до завтра? — подвел Гурьев итог, так как мы уже подъехали к моему дому. — Володя, я считаю, что нам нужно встретиться, потом навестить художника и всей честной компанией прогуляться по цветочным рядам. Мне нужно, чтобы вы опознали продавца цветиков и, если получится, его хозяина. Договорились?

— А без Ирины нельзя? — спросил Володя.

— Нельзя, мы с тобой художника не знаем. А почему ты с собой жену брать не хочешь?

— Потому что я ее люблю, — отрезал мой муж.

— Хорошенькое дело! — возмутилась я. — Как ядовитые цветочки нюхать, так я могу, а как преступление распутывать, так нет! Ничего не выйдет!

— Это я уже понял, — тоскливо вздохнул Володя, вылезая из машины и подавая мне руку. — Хорошо хоть, что на этот раз я буду рядом.

Дома Володя первым делом затолкал проклятый цветок в холодильник, предварительно упаковав его самым тщательным образом в пакет, а затем открыл все форточки, чтобы проветрить квартиру. Я с ним была совершенно согласна, так как мне очень не нравилось название: летучее соединение цианида. Пусть уж лучше в квартире холодно будет, чем цианиды летают.

В субботу Володька ушел в университет, захватив с собой сверток с цветком, а вернулся к обеду вместе с Гурьевым и Костей. Шилов сообщил, что был у Кати в больнице и ее состояние пока остается без изменений. Я накормила мужчин обедом, так как, пока сидела одна дома, занималась готовкой, чтобы отвлечься от невеселых мыслей. Похоже, что в следующую пятницу все-таки будет повтор. Хорошо, что я вовремя прикусила язык и не попросила шефа пустить в эфир анонс. Вот сраму-то было бы! Впрочем, о чем это я? Там человек в больнице лежит между жизнью и смертью, а я о передаче думаю.

Пообедав, мы все отправились в мастерскую к Николаю Петровичу и Марии Васильевне. К счастью, чета художников оказалась на месте и, выслушав нашу историю, с радостью согласилась помочь. Всю дорогу до рынка Николай Петрович всплескивал ручками и ахал, вспоминая, что собирался купить отраву для любимой Машеньки.

Наша компания проталкивалась по цветочному ряду, отмахиваясь от назойливых кавказцев, пытавшихся навязать нам свой товар:

— Дэвушка, сматри, какой гвоздика!

— Мужчина, купи цвэты!

Нас в данный момент интересовали только орхидеи, которые обнаружились в самом конце цветочного изобилия. Торговал ими все тот же Рашид, которого Володя узнал сразу, как только увидел. Кремовых цветов на прилавке, естественно, не было, как, впрочем, и их усатого хозяина.

— Вот что, мои дорогие, — решительно сказала я, — вы постойте где-нибудь в сторонке, а я сейчас этого Рашидика разговорить попробую.

— Может быть, не надо? — заныл Володя. — Почему нельзя это дело оставить милиции?

— Это тебе Валерий объяснит, — я успокаивающе погладила мужа по руке. — Не переживай, никакой опасности нет, здесь полно народу, да и вы рядом, в случае чего заступитесь.

— В каком таком случае? — дернулся Володя, но Гурьев схватил его за рукав и оттащил в сторону, а я, обаятельно улыбаясь, направилась к продавцу.

— Добрый день, молодой человек, — поздоровалась я с ним, дождавшись, когда отойдет очередной покупатель.

— Здравствуйте, — улыбнулся он в ответ. — Вам нужны цветы?

— Не совсем. Мне нужен ваш хозяин.

— А! Вы хотите сделать заказ на оптовую партию? — предположил парень. — Тогда подождите немного, Дамир Рустамович скоро подойдет.

— Хорошо, — кивнула я. — А скажите, у вас орхидеи только таких цветов, как на прилавке?

— А какие вам нужны? Здесь синие, красные, бордовые, фиолетовые… Дамир Рустамович сейчас желтые принесет, но их мало покупают.

— Меня интересуют кремовые, — пустила я пробный шар.

— Кремовые? — переспросил продавец. — Таких у нас не было.

— Как это не было? — вполне искренне удивилась я. — А вот моя подруга видела. Именно она меня к вам и направила.

— Не знаю, — взгляд Рашида посуровел. — Ждите Дамира Рустамовича, ко мне на прилавок такие орхидеи не попадали.

Парень демонстративно отвернулся, давая понять, что больше на меня времени тратить не собирается. Ну и ладно, подождем хозяина. Дамир Рустамович не заставил себя долго ждать. Я легко догадалась, что это он, когда увидела представительного усача с лотком орхидей в поднятых руках. Он пробирался через толпу, изредка покрикивая с требованием освободить дорогу.

— Принимай товар, Рашид, — пробасил хозяин, передавая продавцу свою ношу прямо через головы покупателей.

— Дамир Рустамович? — обратилась я к нему.

— Он самый, — мужчина обернулся ко мне. — Что вы хотели?

— Хочу купить у вас партию орхидей, если предоставите скидку.

— Такой красивой женщине обязательно предоставлю, — расплылся он в улыбке. — Какие орхидеи вы хотите?

— Кремовые.

— Таких нет, — улыбка Дамира Рустамовича стала деревянной.

— А были?

— Не было, — отрезал он.

— Ну как же не было, когда моя подруга их видела!

— Ваша подруга ошиблась: кремовых орхидей не было. А сейчас извините, мне надо работать.

Вот и все, поговорили, называется, но я все-таки попыталась настоять.

— Извините, но, может быть, они еще будут в продаже?

— Нет, не было и не будет, — отрезал хозяин. — До свидания.

— До свидания, — пробормотала я ему вслед и пошла к своим мужчинам, количество которых уменьшилось, так как Николай Петрович успел ретироваться из-за природной робости или из-за нехватки времени, уж не знаю отчего.

— Как успехи? — тут же спросил Гурьев.

— Практически никак, — скривилась я. — Эти двое напрочь отрицают существование кремовых орхидей.

— Ничего-ничего, — Валерий огорченным не выглядел. — Отправляйтесь по домам, братцы, а я забегу к одному своему знакомому с имеющимися у нас цветочками. Если отпечатки пальцев там сохранились, то будет чем этих цветоводов прижать, а там и на заказчика выйдем. Всем привет!

И Гурьев стремительно умчался, оставив нас одних.

— До свидания, Костя, — сухо сказал мой муж водителю. — Мы с Ириной доберемся домой сами.

— Как хотите, — пожал плечами Шилов и тоже пошел к выходу из рынка.

А я молча взяла мужа под руку, понимая, что настаивать на комфортной поездке домой сейчас не стоит. Прогуляемся своим ходом. Володя молчал всю дорогу, сосредоточенно о чем-то думая. Лишь придя домой, он соизволил заговорить:

— Ирина, я очень рад, что это дело больше тебя не касается. Надеюсь, теперь, когда Валерий все взял в свои руки, ты не будешь никуда лезть дальше? Ты и так чудом осталась жива. Мне теперь и так хватит беспокойства, потому что эти негодяи знают тебя в лицо. Вообще не понимаю, как я согласился на эту авантюру и позволил тебе с ними разговаривать!

— Успокойся, Володя, — я обняла мужа и прижалась к нему, — перестань накручивать себя. Со мной все в полном порядке, и я не вижу ничего такого, что может мне повредить. А, как ты выражаешься, лезть дальше мне просто некуда. Конечно, хотелось бы помочь Пашке, но я ничего не могу тут поделать.

— Я рад, что ты это понимаешь. — Муж оттаял и даже улыбнулся. — Пойдем, приготовим что-нибудь на ужин?

— Конечно…

 

Глава 7

Воскресенье прошло самым обыкновенным образом, обдумывать следующую передачу мне было не нужно, так как все едино: придется пускать повтор. От Гурьева никаких вестей тоже не поступало, а Володя всеми доступными ему способами пытался доказать мне, как здорово сидеть дома и никуда не лезть. И если бы не постоянно сверлящая мысль о лежащей в коме Кате и сидящем в КПЗ Пашке, я бы согласилась с мужем на все сто процентов.

В понедельник пошел дождь. На улице было точно так же, как и у меня на душе: сумрачно и слякотно. Мои коллеги появились на работе практически вместе со мной и после того, как поздоровались, сразу же накинулись с расспросами. Я выложила результаты нашего пятничного обследования квартиры Костика и субботнего похода на рынок, а также все возникшие за это время соображения.

— Никогда больше не буду покупать цветы не у местных, — сделала довольно неожиданный вывод из услышанного Галина Сергеевна.

— А можно узнать, почему? — спросила ее Лера, которая, не отрывая глаз, все время смотрела на дверь в ожидании появления отпущенного на свободу Павлика.

— Да потому, что умные люди говорили мне, что все эти розочки-мимозочки везут из Гонконга и пропитывают каким-то химическим составом, чтобы они не вяли. Теперь понятно, что это за состав!

— Галина Сергеевна, ну что вы, в самом деле! Цианид-то был только в орхидеях, да и то в кремовых. Остальные цветы совершенно безопасны, они же сертификацию проходят, — попыталась я убедить свою начальницу.

— Скажешь тоже — сертификацию, — скептически скривилась она. — Да эти сертификаты через один поддельные! А монголоидная раса сейчас на все готова, чтобы получить для себя жизненное пространство. Знаешь, сколько одних китайцев на земле живет? Вот то-то и оно! Даже в Америке сейчас главные мафиозные группировки — это китайцы, японцы и прочие господа с Востока. Нет, мои дорогие, все это не так просто. А если вдуматься в нашу историю, то вообще страшно становится: они уже и на наши вооруженные силы исподтишка покушаются, и милицию купили почти всю!

— С чего вы это взяли? — я совершенно обалдела от таких выводов.

— А разве непонятно? — изумилась Галина Сергеевна. — Катя-то лейтенант, а следователь ничего расследовать не собирается, все на Павлика нашего валит. Вот вам и рука гонконгской мафии, дотянувшаяся до Тарасова.

Да, пора бы мне уже привыкнуть, что моя начальница просто обожает изыскивать самые безумные версии, и смириться с этим. Так нет, я все еще пытаюсь ей что-то объяснить в таких случаях.

— Галина Сергеевна! Милая вы моя, ну откуда в Тарасове гонконговцы? Орхидеи-то явные татары продают: Рашид и Дамир Рустамович.

— Ну и что? И те и те монголоиды, между собой запросто могут договориться!

Я махнула рукой, закончив бестолковый спор, и пошла поискать Гурьева, чтобы узнать у него новости. Валерия, как всегда, на месте не оказалось, но обнадеживающим фактом было то, что его многие видели. Поэтому имело смысл побродить по телецентру в поисках этого неуловимого Джо. Я немного побродила и таки набрела на него.

— Привет, Ирина, — поздоровался он, — новостей жаждешь?

— Привет-привет, — откликнулась я, — жажду, само собой.

— А нету, — развел Валерка руками.

— Как, вообще?

— Вообще. На твоей коробке отпечатки все затерты очень основательно, а на Катиной есть пара четких пальчиков, но одни из них Катины, а другие неизвестно чьи.

— Почему неизвестно? — удивилась я. — Рашида, конечно.

— А вот и не угадала, — ехидно протянул Гурьев. — Я же не дурак. Я пошел к этому самому Рашиду и приобрел у него розочку, он ведь не только орхидеями торгует, а розочку попросил упаковать в красивенький целлофанчик, с коего мой приятель и снял пальчики. Так вот, на коробочке пальчики другие, а чьи — неизвестно, в картотеке их нет.

— Что же получается? Мы опять в тупике? — расстроилась я.

— В самом тупом тупике, какой только можно себе вообразить, — подтвердил Гурьев. — Я с отчаяния даже подумывал уговорить твоего мужа написать заявление, ну, что-то вроде торговли товаром, не соответствующим санитарным нормам, но, здраво поразмышляв, пришел к выводу, что ничего из этого не получится. Все равно отопрутся, неделя уже прошла, да и кремовых орхидей у этих прохвостов больше нет в наличии.

— Так, может быть, за ними последить? — спросила я.

— И кто это будет делать? Ты? Или я? А моему приятелю на личную блажь — а именно так его начальство расценит подобную просьбу, не подкрепленную ни нормальными фактами, ни чьим-либо заявлением, — никто людей не выделит. Так что сама понимаешь, не маленькая.

— И что же теперь делать?

— Понятия не имею, если честно. Скажу одно: цветок и упаковку, которые мы нашли, я этому Булдакову отдавать не собираюсь, потому что уверен, что он их тут же Пашке и пририсует, потому что других следов нет. А то, что на коробке нет Пашкиных пальчиков, он легко объяснит: дескать, на улице мороз был, брал коробочку Павлик в перчатках, в перчатках же и Кате отдал прямо в дверях. А когда уходил, на прощание посоветовал девушке насладиться цветочным ароматом.

— Тут ты прав, — вынуждена была согласиться я. — Вот только мне непонятно, почему этот самый Булдаков так себя ведет.

— Я бы тоже хотел это знать. Мне так кажется, что его кто-то сверху прикрывает, а заодно и команды отдает.

— И как ты думаешь, кто этот кто-то?

— Да кто угодно! — воскликнул Гурьев. — Можно подумать, у нас наверху мало продажных типов!

— Много, — кивнула я. — Только ты не учитываешь одного: Катя не просто девушка, а лейтенант, значит, все ее проблемы связаны с армией.

— Слушай, а я ведь и в самом деле не учел этого, — потрясенно выдохнул Гурьев. — А ведь и Костя что-то такое говорил про военкома… Как бы это мне прощупать этого типа, а? У меня как-то не слишком много знакомых среди военных чинов, больно уж они закрытые.

— А давай я попробую? Мне даже повода искать не надо. Заявлюсь прямым ходом к военкому, суну под нос корочки сотрудницы телевидения, если он меня так не узнает, и чего-нибудь там наплету.

— Мысль неплохая, — задумчиво потер подбородок Гурьев. — Мне кажется, что мы на верном пути. А что плести-то будешь?

— А я и плести ничего особенного не буду, — азартно заявила я. — Скажу честно, что готовила передачу с Катей Гориной, а тут такая трагедия, попрошу помощи и совета, поплачусь в жилетку, что, дескать, надо искать замену, а уже некогда…

— Ну что ж, почему бы и не попробовать? Давай только Костю с собой захватим, он наш облвоенкомат должен лучше знать.

— Кстати, о Косте: я тут подумала, что, может быть, он тоже знает командира Катиной части. Что, если нам с этим самым командиром связаться?

— А это зачем?

— А вдруг он нам подкинет информацию?

— И как ты себе представляешь все это? Вот так просто набираешь номер и звонишь в Чечню?

— Тьфу ты, совсем из головы вылетело, где он находится!

— Нет, Ириша, все это нам придется распутывать именно здесь, если, конечно, получится.

— Валера, у нас с тобой обязательно все получится, просто не может не получиться.

— Блаженны верующие, — хмыкнул Гурьев. — Вообще-то было бы лучше всего, если бы Катя пришла в сознание…

— Это и козе понятно, да только когда это еще будет?

— И будет ли вообще, — пессимистично закончил Валерий.

— Типун тебе на язык, — покосилась я на старого циника.

— Да хоть два! — легко согласился он. — Если это поможет Кате выжить — я согласен.

— Ну, то-то же! Так когда поедем в облвоенкомат?

— Как только я Костю найду, так и поедем. Ты пока иди к себе, я за тобой зайду.

— Договорились.

В нашем кабинете царило уныние, воплощением которого являлась Лера. Ее глаза вспыхнули такой отчаянной надеждой, когда я открыла дверь, и так разочарованно погасли, что мне стало ее жаль. Однако слов утешения у меня не нашлось.

— Валерия, а где наша Галина Сергеевна? — спросила я, делая вид, что ничего не заметила.

— Она у Евгения Ивановича, обсуждает с ним, какую программу в пятницу будем показывать повторно. Скоро должна вернуться.

Я не успела ничего сказать, как в дверь заглянул Гурьев.

— Ирина, мы тебя ждем, — выпалил он и исчез.

— Лера, я тут отлучусь ненадолго, предупреди Галину Сергеевну, хорошо?

— Хорошо, — кивнула Лера. — А вы куда?

— Да вот хочу наведаться в военкомат, пообщаться с тамошним руководством.

— Зачем? Хотите успеть подготовить другую передачу?

— Да нет, конечно! Попытаюсь что-нибудь выяснить по поводу Кати.

— Так вы не бросили это дело? — обрадованно переспросила Лера.

— А когда я хоть что-нибудь бросала на полдороге? Не переживай, все будет хорошо! — Мне очень хотелось подбодрить нашу верную помощницу, хотя я бы и сама, наверное, обрадовалась, если бы ощущала хоть половину той бодрости, что была в моем голосе.

Когда я подошла к машине, в которой уже сидели Костя с Валерием, Гурьев накинулся на меня с упреками:

— Ты побыстрее не могла? Красоту, что ли, наводила? У нас всего час времени на все про все!

— Не кричи, — осадила я его, — я Леру успокаивала, она, бедненькая, все глаза проглядела, Павлика ожидаючи.

— Ну да, ну да, — ухмыльнулся Гурьев, — пока с Пашкой все было в порядке, она его грызла почем зря, а как начались проблемы, так стала Пенелопу изображать.

— Гурьев, прекрати сейчас же! Твой тон совершенно неуместен. Лера не играет, она очень искренне переживает за Павлика. Я уверена, если бы она могла ему хоть чем-то помочь, то ни за что не стала бы сидеть сложа руки.

— Валерия и так не сидела, — поддержал меня Костя. — Ты ведь и сам знаешь, что она сразу помчалась к следователю, надеясь снять с Павла обвинение.

— Ладно-ладно, — сдался Гурьев, — извините, характер у меня такой.

— Знаю я твой характер, — проворчала я. — Когда тебе что-то нужно, так ты соловьем разливаешься!

— Так ведь не я один такой, — пожал он плечами. — Все мы не без греха. Вот ты, Ирина, сейчас тоже грешить будешь.

— Почему это? — возмутилась я.

— А что, скажешь, что военком этот тебя как мужчина интересует? Или признаешься, что кокетничать будешь ради общего дела?

— Так ведь для дела, тем более для общего, — тем не менее немного смутилась я.

— А я о чем? Все о том же.

Мы подъехали к облвоенкомату, вышли из машины и с самыми деловыми рожами, какие только смогли скорчить, прошествовали в холл, где я царственно обратилась к дежурившему старлею:

— Будьте любезны, подскажите, где нам найти полковника Семиреченко?

— Вам назначено? — поинтересовался дежурный.

— Нет, — холодно ответила я. — Мы с телевидения.

— А по какому вопросу? — продолжал допытываться дотошный старлей.

— По вопросу предварительной договоренности о съемке передачи «Женское счастье», ведущей которой я являюсь.

— Ваши документы, — попросил дежурный.

— Пожалуйста, — протянула я ему свое удостоверение.

Стралей внимательно его изучил, вернул мне, поднял телефонную трубку, щелкнул каким-то переключателем и проговорил:

— Дежурный беспокоит. Тут с телевидения пришли… Ирина Анатольевна Лебедева, ведущая программы «Женское счастье»… Поинтересуйтесь у Леонида Андреевича, примет он их сейчас или как. — Некоторое время он ждал, потом промычал в трубку «угу» и снова повернулся ко мне: — Полковник вас примет. Второй этаж, последняя дверь налево. Попрошу вас оставить свои документы.

Мы покорно сдали удостоверения старлею и пошли искать кабинет военкома. Туманное объяснение про последнюю дверь налево мне показалось крайне невнятным. Однако Гурьев с этой задачей справился очень быстро, безошибочно определив, куда нам нужно двигаться. Перед начальственной дверью он слегка притормозил и благословил меня:

— Ну, Ирина, с богом! А если что — кричи.

Я молча покрутила пальцем у виска, постучала в дверь, решительно открыла ее и оказалась в обширном предбаннике, где стояло несколько стульев, стол с компьютером, телефоном и кучей каких-то папок. За столом сидел еще один старлей, усердно печатавший на клавиатуре одним пальцем. При моем появлении он оторвался от своей работы и вопросительно уставился на меня.

— Я Ирина Лебедева, полковник Семиреченко любезно согласился меня принять.

— Минуточку, — буркнул старлей, щелкнул кнопочкой телефона и сообщил начальству о моем появлении. — Проходите.

— Спасибо, — с еле уловимой ноткой сарказма поблагодарила я его.

— Ирина Анатольевна! Рад, очень рад нашему знакомству. Супруга, знаете ли, обожает вашу передачу. — Леонид Андреевич не только встал, но и вышел из-за своего монументального стола мне навстречу.

С первого взгляда он мне страшно не понравился, так как олицетворял собой все то, что я всегда рисовала в воображении, когда слышала выражение «штабная крыса». Маленького роста, остроносенький, лысоватый, с тонкими, в ниточку, губами и бегающими маслеными глазками. Но я, естественно, своих истинных чувств не показала, напротив, любезно улыбнулась и заявила, что мне крайне лестно слышать о привязанности жены такого уважаемого в области человека к моей передаче. Полковник предложил мне стул, вернулся на свое место.

— Так чем обязан вашему визиту?

— Видите ли, — светским тоном начала я, — как вы, конечно же, знаете, приближается День защитника Отечества, то есть ваш профессиональный праздник. И мне захотелось сделать передачу, посвященную этому дню…

— Что, — хохотнул полковник, перебив мня, — вспомнили старинную поговорку о том, что военные — лучшие друзья незамужних женщин?

— Не совсем. Мне захотелось показать роль женщины в современной армии.

— Да-да, и что? Ищете подходящую героиню? — У него уже на физиономии нарисовалось, что его супруга — самая подходящая из всех подходящих.

— Я ее нашла.

— Да, и кто это?

— Лейтенант Катерина Горина.

— Горина… Горина… — пожевал полковник губами. — Нет, не помню.

— Ну как же? Как же не помните? Она приехала в Тарасов в прошлый понедельник, чтобы получить у вас документы для поступления в десантное училище как перспективный командир.

— Ах да! — хлопнул себя по лбу Леонид Андреевич. — Теперь вспомнил. Ну и что?

Надо признаться, держался он отменно: я не смогла обнаружить в его поведении ни грамма наигранности.

— А вы разве не в курсе? — продолжила я свою игру.

— Извините, в курсе чего я должен быть?

— Что Катя в больнице в тяжелом состоянии.

— Да? — брови полковника поползли вверх. — А что с ней случилось?

— Ее хотели убить, — сказала я, внимательно следя за лицом своего собеседника. — Вернее, отравить. И это почти удалось. Сейчас она в коме.

— Ай-ай-ай, — горестно покачал головой полковник, но глаза его были абсолютно холодными. — Не знал, не знал… Нужно будет отправить кого-нибудь к ней… — Он немного помолчал, потом в упор посмотрел на меня: — А что вы в связи со всем этим хотите от меня?

— Видите ли, насколько мне известно, днем в четверг Катя Горина должна была быть здесь, у вас.

— Да, она была у меня на приеме в четыре часа.

— А вы случайно не скажете, чем закончился ваш разговор?

— Ирина Анатольевна, — в голосе полковника появились металлические нотки, — вам не кажется, что вы задаете какие-то странные вопросы? Какое все это имеет отношение к вашей передаче?

— К передаче — никакого. — Я почувствовала, что он меня сейчас выставит, и попыталась как-то смягчить впечатление от своих слов. — Просто я успела подружиться с Катей, и она мне жаловалась на то, что никак не может получить у вас нужные документы. Она очень переживала по этому поводу.

— Гориной вообще было не место в армии, — отрезал полковник. — Я вообще удивляюсь, как она получила звание лейтенанта: крайне неуравновешенная особа! Ей не учиться нужно, а психику лечить. Не удивлюсь, если окажется в конце концов, что она собралась покончить с собой!

— Вы так думаете? — наивно спросила я.

— Да я уверен, Ирина Анатольевна. — Леонид Андреевич слегка оттаял. — Подумайте сами, разве нормальная женщина пойдет в армию? Тем более в действующую. Там и здоровые-то мужики ломаются. Вот скажите, вы, именно вы пошли бы воевать?

— Конечно, нет!

— Ну так и я о чем? Гориной ведь предлагали работать в штабе, она отказывалась, рвалась воевать, а ведь это ненормально для женщины. Уверяю вас, она была больна, но обследование у психиатра проходить отказалась. Так что бросьте вы это дело, я вам серьезно советую. Зачем вам сумасшедшая солдафонка? А роль женщины и в современной армии, да и раньше — это крепить тылы, быть верной подругой солдата.

— Как ваша жена? — не удержалась я.

— Как моя жена, — подтвердил он.

— Что ж, вы меня убедили, Леонид Андреевич. Я подумаю над вашим предложением. А сейчас разрешите откланяться.

— Не смею вас задерживать, — было видно, что полковник прощается с явным облегчением.

Я покинула кабинет военкома и устало прислонилась к стене, стараясь сбросить напряжение.

— Как твои успехи? — негромко спросил Гурьев, мягко беря меня за локоть и увлекая по коридору прочь.

— Похоже, никак, — выдохнула я. — Давай в машине поговорим, мне здесь очень неуютно.

— Вестимо, — согласился Гурьев. — Выглядишь так, будто валерьянки хочешь.

— Ну, до валерьянки дело не дошло, — слабо улыбнулась я, — но ты почти угадал. Был момент, когда мне показалось, что хозяин кабинета выгонит меня взашей.

— Не поладили? — поинтересовался Валерий.

— С таким поладишь! — хмыкнула я. — Ему только палец протяни — вмиг руку по локоть оттяпает.

— Есть такое дело, — подтвердил Костя негромко. — Полковник Семиреченко народной любовью не пользуется. Его только состоятельные мамаши любят: как призыв начинается, так они прямым ходом к нему в кабинет.

— Взятки берет? — шепотом переспросил Гурьев, так как мы уже приближались к дежурному.

— И еще какие, — кивнул Шилов.

Мы забрали у дежурного свои документы и вышли из здания облвоенкомата. Мне очень хотелось надеяться, что навсегда, настолько неприятное впечатление произвел на меня полковник Семиреченко. В машине Валерий потребовал отчета.

— Если коротко, то вся беседа свелась к тому, что Леонид Андреевич старался уверить меня в том, что Катя ненормальная в плане психики и ей не место в армии, равно как и всем женщинам вообще. Он даже особо отметил, что не верит в то, что ее пытались убить, считая более соответствующей действительности версию самоубийства.

— Вот сволочь, — выругался Костя. — Катя — самый уравновешенный человек из всех, кого я знаю! Она даже в самые критические моменты голову не теряла. Никогда не паниковала и всегда четко анализировала ситуацию. А если и допускала какие-то рискованные шаги, то этот риск всегда был оправдан.

— Я тебе верю, мне она тоже показалась человеком, умеющим владеть собой, — сказала я. — Давайте поскорее вернемся на телецентр. Если Павлик уже там, то имеет смысл с ним поговорить.

Пока мы добирались до телецентра, разговаривать было практически не о чем: так, перекидывались ничего не значащими фразами, а у самого здания ребята высадили меня, но сами остались в машине, так как Гурьев, посмотрев на часы, вдруг вспомнил, что ему срочно надо куда-то съездить. Куда именно, он уточнять не стал.

Я поднялась в наш кабинет, где застала вполне мирную картину: Галина Сергеевна и Лера умиленно смотрели на Павлика, устроившегося в своем любимом кресле с кружкой чая.

— Привет, узник, — поздоровалась я, — как самочувствие?

— Ирина! — укоризненно воскликнула Галина Сергеевна. — Как ты можешь так шутить?

— Лучше уж шутить, чем лить слезы отчаяния, — буркнула я. — Павел, я понимаю, что момент сейчас не самый подходящий, но тем не менее соберись и расскажи подробно все, что произошло в тот злополучный вечер.

Павлик отставил кружку на стол и заговорил:

— Я пришел к Кате, позвонил, она открыла дверь и предложила заходить, даже улыбнулась. Я прошел и, знаете, растерялся. Все приготовленные слова из головы вылетели: стою как дурак, смотрю на нее и молчу. Вдруг показалось, что эта уверенная в себе женщина не имеет никакого отношения к той девчонке, которую я знал шесть лет назад, что просить прощения нужно было у той Кати, а сейчас уже делать это поздно. Достал розу и молча протянул ей. Она взяла, снова улыбнулась и сказала, что все понимает и что я могу больше ничего не говорить: пусть прошлое остается в прошлом. Вроде бы ничего такого она не сказала, а у меня камень с души свалился. Я достал вино и предложил понемножку выпить. Она кивнула, соглашаясь, и достала бокалы. Пока я откупоривал бутылку и разливал вино, Катя сказала, что хотя друзьями мы вряд ли станем, но, по крайней мере, можно попробовать сохранить в памяти только хорошее, навсегда забыв плохое. Мы выпили по глоточку, потом она тепло так улыбнулась и сказала, что у нее сегодня необычный день: ей все дарят цветы. Я вопросительно на нее посмотрел. Тогда она пояснила, что в военкомате полковник был сам на себя не похож, обещал к понедельнику уладить все вопросы, расспрашивал ее о том, как она устроилась в Тарасове, а на прощание подарил орхидею…

— Значит, это был он, — проговорила я одними губами так, чтобы никто меня не услышал, даже Павлик не заметил и продолжал говорить:

— Затем Катя сказала, что не хочет меня больше задерживать, так как понимает, что меня ждет девушка. Я отдал ей коробку с пирожными, сказал, что желаю приятного вечера, попрощался и поехал к Лере. Вот и все.

Мы все некоторое время молчали, думая каждый о своем. Первой заговорила Лера:

— Ирина, а вам удалось что-нибудь узнать?

— К сожалению, то, что я узнала, к делу не подошьешь. — И я пересказала коллегам содержание разговора с полковником в военкомате, добавив: — Как видите, военком говорит прямо противоположное Павлику, а о цветке вообще молчит. И знаете, что мне кажется: полковник теперь занервничает. Я уверена, что именно он давит на следователя. Не удивлюсь, если тот устроит в квартире Кости повторный обыск.

— А зачем? — спросила Галина Сергеевна.

— Думаю, что про цветок полковник следователю ничего не говорил, а это единственная улика против военкома. Валерий говорил, что на Катиной коробке обнаружены чьи-то пальчики, а мне кажется, что это пальчики полковника. Леонид Андреевич рассчитал довольно верно: кому придет в голову обращать внимание на цветы? К тому же, по его расчетам, Катя не должна была выжить.

— А нам что теперь делать? — спросила Лера.

— Пока не знаю, — задумчиво протянула я, — давайте дождемся Гурьева. А пока попробуем поработать.

Зазвонил телефон, Валерия подняла трубку и при первых же услышанных словах подтянулась, затем через несколько секунд ответила: «Конечно, Евгений Иванович», повернулась ко мне и сказала:

— Ирина, вас вызывает шеф.

— А что ему надо, он не сказал?

— Нет, только велел отправить вас к нему как можно быстрее.

— Вы случайно ничего не знаете? — спросила я у Галины Сергеевны. — По какому поводу я потребовалась шефу?

— Сама теряюсь в догадках, — пожала та плечами.

— Ладно, пойду, — вздохнула я. — Что бы там ни было, а медлить, когда начальство вызывает, не стоит.

Евгений Иванович встретил меня в крайне раздраженном состоянии и даже на мое вежливое приветствие только кивнул.

— Ирина Анатольевна, — начал он тоном, не предвещавшим ничего хорошего, — напомните, какую вы у нас ведете передачу?

— «Женское счастье», — ответила я.

— Да? — ехидно уточнил шеф. — А я уж грешным делом подумал, что меня память подводит и я успел забыть о том, что перевел вас в отдел криминальной хроники. Это что за самоуправство, я вас спрашиваю?

— А в чем дело, Евгений Иванович? Не понимаю… — Я уже начала догадываться о причине начальственного гнева.

— Ах, не понимаете? Так я вам сейчас объясню! Скажите, любезная вы моя, кто вам дал право врываться в кабинет полковника Семиреченко и устраивать ему форменный допрос? Вы считаете, что мне очень нужна ссора с военкомом накануне Дня защитника Отечества? Или думаете, что такое поведение является хорошей рекламой для вас лично?

— Евгений Иванович! — попыталась я вклиниться в поток обвинений. — Все было не так!..

— Молчите, Лебедева! И слушайте меня внимательно: если вы не прекратите эту дурацкую деятельность и не начнете заниматься своими прямыми обязанностями, я вас уволю. И не посмотрю на то, что у вашей программы такой высокий рейтинг. Имейте в виду, что сегодня вы отделались предупреждением только потому, что ваша прошлая передача была сделана на очень высоком уровне. И больше никакого самоуправства, понятно? Начинайте готовить передачу к Восьмому марта, в эту пятницу пойдет повтор, сдайте московские материалы. То-то я удивлялся, что москвичи их бесплатно отдали! Просто ни один здравомыслящий человек не стал бы выпускать в эфир такие кадры.

— Но почему, Евгений Иванович? — Я просто не смогла промолчать.

— И это вы у меня спрашиваете? Ирина Анатольевна, где ваш профессионализм? Неужели не понятно, что подобные кадры вызовут широчайший отклик, а потом всплывет на свет божий то, что героиня — психопатка, неизвестно какими путями пролезшая в армию? Короче, о Гориной я больше слышать не желаю. Вы все поняли?

— Да, — ответила я, опустив голову.

— Тогда идите работать, я вас больше не задерживаю. А мне пришлите Старовойтова, как только он объявится. Я с ним должен побеседовать.

Сложно описать, что творилось в моей душе, когда я возвращалась в кабинет. Обида, возмущение, разочарование, гнев — целый котел отрицательных эмоций клокотал и бурлил, практически лишая меня способности здраво соображать.

— Ирина, — окликнул меня поднимавшийся по лестнице Гурьев, — ты откуда такая убитая?

— От шефа, — отозвалась я сквозь стиснутые зубы. — Радуйся, что он не тебя вызывал.

— А в чем дело?

— Вооруженные силы нанесли ответный удар, который пришелся точно по мне. Так что я теперь практически вне игры: придется вести себя тише воды, ниже травы.

— Ничего не скажешь, оперативно полковник сработал, — покивал Валерка. — Ну ты не очень переживай, у меня-то пока руки развязаны!

— Для меня это слабое утешение, — кисло сказала я. — Самое ведь обидное в том, что теперь я точно знаю, кто отравил Катю.

— И кто же? — скептически спросил Валера.

— Полковник, кто же еще.

— А как ты пришла к такому выводу?

— С Пашкой поговорила. Он рассказал подробно про тот вечер. Ну и выяснилось, что Семиреченко сегодня мне врал как сивый мерин. Он с Катей был в четверг любезным, обещал все уладить к понедельнику и подарил орхидею. Катя все это Пашке сама рассказала. Соображаешь, чьи пальчики ты на коробке обнаружил?

— Чего уж тут не сообразить, — помрачнел Гурьев. — Черт, рановато мы к нему поехали! Надо было Пашку дождаться! Тогда бы ты по-другому свой разговор с полковником построила. И все было бы чисто-гладко. Да и отпечатки его смогла бы раздобыть, чтобы мы сличили. Тьфу, так бездарно проколоться! Позор на мою седую голову!

— Ладно, Валера, чего уж теперь убиваться? — попыталась я его успокоить.

— Ирина, ты сама не понимаешь, какую возможность мы упустили! Если бы получилось добыть отпечатки пальцев полковника и сравнить их, тогда со всеми имеющимися материалами я бы легко через своих знакомых добился передачи дела другому следователю, и тогда все бы сложилось совсем по-другому. А так одно безобразие получилось — и тебя подставил, и полковник почувствовал что-то неладное.

— Не переживай, Валерка, мы еще повоюем! Я все равно этого так не оставлю, хотя теперь будет гораздо труднее. Мне сейчас бежать нужно, сам понимаешь, да и шеф велел Пашку к нему прислать… — Тут мне в голову пришла довольно интересная мысль: — Слушай, Гурьев, а ведь еще не все потеряно! Ты понимаешь, что этих самых орхидей было как минимум двенадцать, вернее, одиннадцать, так как одна досталась мне…

— Хм, — задумался Валерка, — понимаю, к чему ты клонишь: должны быть еще жертвы, так?

— Именно, причем уверена, что жертвы будут среди женщин и не в один день. Наши противники, а я думаю, что это не один полковник, люди осторожные, они понимают, что одновременное появление нескольких одинаковых жертв может заинтересовать милицию.

— Тут я с тобой согласен, но не полностью: игра идет очень серьезная, прессе рот заткнут точно так же, как его тебе заткнули. Да и в милиции не один такой Булдаков имеется. Короче, ты делаешь вид, что покорно выполняешь указания строгого начальства, а я попытаюсь деликатно разузнать, не было ли похожих случаев отравления.

— Договорились, — согласилась я, чувствуя, что на душе немного полегчало после разговора с Гурьевым.

Отправив Павлика к шефу, я поведала своим коллегам о разносе, который учинил мне Евгений Иванович. Возмущенная Галина Сергеевна собралась было тут же бежать в кабинет начальства, чтобы вступиться за меня, но я отсоветовала ей это делать, потому что была совершенно уверена, что сейчас, во-первых, не время, а во-вторых, все равно ничего хорошего из этого не выйдет.

— Нет, Галина Сергеевна, давайте лучше действительно работать. Шеф до некоторой степени прав: ему неприятности не нужны, да и нам с вами тоже.

— Ирина, я тебя не узнаю, — возмутилась моя непосредственная начальница. — Ты что же, опустила руки?

— Нет, но внешне буду вести себя именно так. И вам, дорогие мои, советую то же самое. Так что давайте быстренько сконцентрируйтесь, настройтесь на работу и доставайте все свои заметки по поводу разных дам, которые могут претендовать на роль героини самой женской передачи в году. Неважно, что в запасе у нас с вами еще почти две недели, сдается мне, что наступили для нашей группы тяжелые времена.

— В каком смысле? — поинтересовалась Лера. — Вы считаете, что может быть еще хуже, чем есть сейчас?

— Считаю, — я побарабанила по столу пальцами. — Евгений Иванович пребывает в такой ажитации, что запросто может отстранить Павлика от работы.

— Ой, — только и сказала Валерия.

— Вот тебе и «ой», — невесело передразнила я ее. — Пашка-то всегда вот он, все знает, все понимает, а с другими пока такого контакта добьешься… И еще неизвестно, сколько их будет, этих других. Представляете, как нам будет весело, если каждый выезд на съемки придется согласовывать заранее, а потом объяснять задачу всякий раз новому оператору?

— Ирина, — искоса посмотрела на меня Галина Сергеевна, — ты специально сейчас говоришь обо всех этих ужасах? Пожалей мое слабое сердце.

— И рада бы, да не могу. Потому что мое сердце чует, что все будет именно так. А что хуже всего — виновата в этом только я, а мучиться придется всем нам.

— Да ну тебя, — махнула рукой наш режиссер, — по-моему, ты сгущаешь краски. Наша передача имеет слишком большой рейтинг, чтобы Евгений Иванович пошел на такие драконовские меры. Это же ему самому невыгодно.

— В принципе, невыгодно, — согласилась я, — но сейчас самое подходящее время, чтобы устроить такое вот показательное наказание за своеволие. За две недели мы все равно успеем с передачей, а заодно научимся не высовываться. В основном я, конечно.

— Рациональное зерно в твоих пессимистических рассуждениях, конечно, есть, но, насколько я знаю Женю, а знаю я его хорошо, он никогда не был сторонником руководства по формуле «разделяй и властвуй», а от твоих прогнозов тянет именно таким духом, — продолжала упорствовать Галина Сергеевна. — Не паникуй раньше времени. Наш шеф страшен во гневе, но гнев его долго не длится. Не сомневаюсь, что уже к вечеру он остынет.

— Вашими устами да мед пить.

— Моими устами еще и глаголет истина, — улыбнулась Галина Сергеевна, — хоть я уже давно не младенец.

— Ирина, — обратился ко мне вернувшийся именно в этот момент Павлик, — можно я у вас минут пять посижу напоследок?

— Па-ба-ба-пам! — мрачно пропела я. — Предчувствия меня не обманули. Садись, Павел, рассказывай.

— А что рассказывать-то? Евгений Иванович сказал, что будет лучше, если я некоторое время не буду с вами работать, и попросил порекомендовать другого оператора, который справится с вашими задачами не хуже.

— Хотя бы это радует, — значительно посмотрела я на Галину Сергеевну, но озвучивать доставшиеся мне по праву лавры Кассандры не стала: не самые приятные эти лавры были, я бы с радостью обошлась без них. — И с кем нам теперь работать?

— С Федей Аткиным, — ответил Павлик. — Он у нас всего полгода работает, но оператор от бога, вам с ним легко будет. Он сейчас придет. Только вы ему мое кресло не отдавайте, ладно? Я надеюсь, что скоро вернусь в родные пенаты.

— Через пару недель вернешься, — заверила я его. — Даже не успеешь сильно соскучиться по своему креслу.

— Скажешь тоже, Ирина, не успею соскучиться: да я уже начал скучать!

Как хорошо, что мы еще могли смеяться, несмотря на все проблемы, свалившиеся на нашу группу!

— Я не помешал? — робко заглянул в кабинет рыжий лохматый паренек, которого я изредка встречала в операторской.

— Заходи, Федя, — пригласил его Павлик. — Прошу любить и жаловать, дамы: Федор Аткин! А ты, дружище, постарайся понравиться моим дамам.

— Я постараюсь, — пробормотал парнишка, смущенный нашим пристальным вниманием.

— Да не переживай ты так, — рассмеялся Пашка. — Работа несложная, дамы не кусаются, без дела не гоняют и особо не придираются. Все будет нормально. Так, мне пора: меня Евгений Иванович на сегодня домой отпустил. Пойду приведу себя в порядок, потом навещу Катю в больнице. — Оператор помрачнел. — Господи, хоть бы с ней все было в порядке!

— Ты позвони нам потом, ладно? — попросила я его. — Расскажешь, как она там.

— Обязательно, — пообещал Павел и ушел.

— Лера, — обратилась я к нашей помощнице, — введи Федю в курс дела, расскажи ему о специфике нашей передачи, а мы пока с Галиной Сергеевной все-таки постараемся разобраться с героиней.

Перебрав гору записей, мы с нашим режиссером зашли в тупик: ни одна из имеющихся на заметке женщин не казалась нам подходящей кандидатурой для столь важной передачи. Тем более в условиях пристального внимания начальства.

— Слушай, Ирина, давай чайку, что ли, попьем, а? — предложила Галина Сергеевна. — А то такое ощущение, что мозги пересохли.

— Давайте, — уныло согласилась я, чувствуя то же самое. — Вот и Валерия с Федей как раз вернулись…

— Мы вернулись, — подтвердила наша помощница. — А в чем дело?

— Чаю хочется, — пояснила я.

— Сейчас сообразим. Пять минут потерпите?

— Потерпим. Только ты положи в заварку свой лимонник, — попросила я.

— Ага! — обрадовалась Лера. — Поняла, какой он полезный? Теперь не будете надо мной смеяться.

— Да мы и так вроде бы над тобой никогда не смеялись, — сказала Галина Сергеевна. — Разве что изредка, когда ты слишком серьезно пыталась сделать нас поклонницами твоих теорий.

— Каких теорий? — робко поинтересовался Федя. — Кстати, Валерия, можно мне тоже чаю?

— Чаю она тебе тоже сделает, — улыбнулась Галина Сергеевна, — а про ее теории ты как-нибудь в другой раз спроси, а то это надолго.

— Почему же надолго? — возмутилась Лера. — Я буду чай делать и рассказывать…

— Не надо, — мягко попросила я, — Федора потом просветишь на этот счет, а сейчас, раз уж ты можешь одновременно работать и руками, и головой, подумай: кого мы с Галиной Сергеевной упустили из возможных кандидаток?

— А вы еще так никого и не выбрали? — ахнула Лера.

— Представь себе, нет, — ехидно подтвердила я. — И если ты знаешь, кого предложить, то будет тебе от нас самая огромная благодарность.

— Попробую, — пожала плечами наша помощница и задумалась.

— Кстати, Феденька, — обратилась Галина Сергеевна к парню, — ты тоже можешь подумать на эту тему.

— А на какую? — переспросил Федя. — Честно говоря, я пока не понял, о чем идет речь.

Я не верила своим ушам: и это лучший после Павлика оператор? Да, прямо-таки подарочный вариант. Если Пашка был просто лентяем, то этот еще и тормоз. Не понимаю, как можно не понять, что речь идет о героине восьмомартовской передачи?

Пока я мысленно возмущалась, Галина Сергеевна принялась терпеливо втолковывать Феде, что от него требуется, а Лера с задумчивым лицом колдовала над заварочным чайником.

— Все готово, — объявила она через несколько минут, раздавая нам чашки.

— Спасибо, — поблагодарила я ее и стала помешивать в своей чашке ложечкой, чтобы напиток побыстрее остыл, потом сделала маленький осторожный глоток и скривилась: — Валерия, ты чего сюда намешала?

— Имбирь и фенхель, — ответила она, удивленная моим возмущением.

— Слушай, это же гадость неимоверная! — сморщилась я. — Как это вообще можно пить?

— Это вам так с непривычки кажется, — улыбнулся Федя, который пил этот, с позволения сказать, чай с явным удовольствием. — Вкус довольно необычный, но в нем нет ничего неприятного, зато такой состав очень полезен: хорошо тонизирует и защищает от простуды. Вы допейте до конца и почувствуете, как у вас прибавляется бодрости.

Лера сияла, найдя в Феде единомышленника, Галина Сергеевна переводила недоверчивый взгляд с вдохновившегося парня на мою кислую физиономию, потом осторожно попробовала чай, прикрыла глаза, как бы свыкаясь с новыми ощущениями, и объявила:

— Знаешь, Ирина, а мне нравится.

Я с сомнением покосилась на свою чашку. Ладно, если большинство говорит, что это хорошо, значит, нужно попробовать еще, авось на этот раз будет не так противно. Н-да… ну ладно, решим, что это лекарство, не будем обижать людей…

— Так что, коллеги, вам в голову пришли интересные идеи? — поинтересовалась я, стоически одолев полчашки напитка. — Или как?

Наша помощница принялась называть фамилии женщин, но мы с Галиной Сергеевной каждый раз отрицательно качали головами, так как успели уже этих дам отсеять. Когда Лера попыталась протестовать, мы аргументировали свой отказ. Федя молча слушал, но свои идеи выдвигать не спешил. Через полчаса Валерия выдохлась.

— Все, — сказала она недовольно, — вам не угодишь.

— Мы сами себе угодить не можем, — умиротворяюще произнесла я. — Не обижайся.

— Да я и не обижаюсь, — отмахнулась помощница, — просто не представляю, что нам теперь делать. В народ, что ли, идти?

— Послушайте, — обратился ко всем Федя, — кажется, я знаю, что вам нужно…

— И что же?

— Вы поставили перед собой неразрешимую задачу, — раздумчиво заговорил оператор. — Найти женщину, которая представляла бы собой столь многогранную личность, как вам хочется, практически невозможно. А что, если отказаться от этого избитого пути и сделать синтез?

— Каким образом? — мне стало интересно.

— Самым обычным, — Федя откинулся на спинку кресла, свел пальцы рук вместе и продолжал пояснять, взяв несколько лекторский тон: — Что, если вместо одной героини вам пригласить трех? Как мне кажется, ваша передача призвана показать разнообразие женского счастья. Кто нашел свое счастье в семье, кто-то делая успешную карьеру, кто-то помогая людям… Вам понятна моя мысль?

— Вполне, — несколько потрясенно вымолвила Галина Сергеевна. — Ириша, а мальчик-то дело говорит! Вот что значит свежий взгляд. Молодец, Феденька!

— Совершенно согласна с вами! — воскликнула я. — Так, начинаем второй раунд отбора. Федя, раз уж ты предложил такую интересную идею, то, может быть, у тебя уже сложилась концепция?

— Ну, не то чтобы концепция… — протянул немного смущенный парень, — это скорее чисто операторский, эстетический подход. Мне кажется, что нужно выбрать трех дам разного возраста и разной фактуры по классической схеме: блондинка, брюнетка и шатенка…

Мне стало весело: никогда еще нам не приходило в голову отбирать героинь по цвету волос. Ай да Федька! Зря я его тормозом обозвала.

Через час героини были выбраны: Евгения Андреевна Летова, пятидесятилетняя, совершенно седая, несколько чопорная врач-педиатр, всю жизнь посвятившая лечению малышей; Алевтина Семеновна Грибова, добродушная полноватая брюнетка тридцати пяти лет, домохозяйка с педагогическим образованием, которая воспитывает пятерых детей и заботится о муже; и Татьяна Эдуардовна Волкова, яркая шатенка, которая, несмотря на свои двадцать четыре года, уже занимала пост заместителя директора одного из крупнейших литературных агентств Тарасова.

Лера села на телефон, чтобы созвониться с отобранными дамами и договориться о встрече. А мы с Галиной Сергеевной занялись составлением примерного сценарного плана, чтобы представить сей документ пред светлые очи нашего грозного шефа. Наша помощница за час утрясла график встреч с героинями и протянула мне свои записи для ознакомления. Я порадовалась тому, что особенно напряженной работы не предвидится, а дамы не отказались приехать на студию для участия в передаче.

Самое забавное, что за всеми этими хлопотами я не заметила, как выпила весь чай, и опомнилась только тогда, когда в очередной раз поднесла чашку к губам и ощутила разочарование от того, что она пуста. Надо же, а напиточек-то и в самом деле ничего! И, похоже, эффект дает положительный, так как после столь долгих бесплодных раздумий мы вдруг так быстро справились со своей задачей.

Галина Сергеевна дождалась, пока Лера перепишет примерный сценарный план набело своим четким почерком, и отправилась к Евгению Ивановичу, здраво рассудив, что мне показываться ему на глаза пока не стоит. За это я ей была страшно благодарна, так как не думала, что Евгений Иванович уже успел остыть после утреннего разноса.

В отсутствие Галины Сергеевны позвонил Павлик, который добавил мне еще толику оптимизма: лечащий врач Кати сказал, что в ее состоянии произошел перелом и девушка непременно выживет. Это была лучшая новость за весь этот понедельник, который как будто взялся на деле доказать справедливость своего эпитета.

Наша режиссер принесла с собой тоже неплохие известия. Сначала шеф принял ее несколько более сурово, чем обычно, но наш планчик привел его в более приятное расположение духа. Евгений Иванович поинтересовался, чья это идея, на что Галина Сергеевна честно ответила, что Федина. Шеф нахмурился с показной суровостью, а потом рассмеялся и добавил, что Лебедеву бесполезно наказывать, так как ей все идет на пользу. Затем пожелал нашей группе успехов и милостиво простился с нашим режиссером.

Одним словом, с работы в этот день мы расходились в гораздо более радужном настроении, чем приходили. Впрочем, конец рабочего дня сам по себе может служить повышению настроения.

 

Глава 8

Во вторник до обеда у меня было до некоторой степени свободное время, так как доктор Летова должна была начать прием своих маленьких пациентов только в два часа дня, а мы запланировали для начала заснять наших героинь на их рабочих местах. Что до остальных дам, то госпожа Волкова вчера вечером отбыла в командировку и должна была вернуться только в среду, а Алевтина Семеновна маялась пока насморком, пообещав лично позвонить нам, как только ей станет лучше.

В нашем кабинете Лера общалась с Федей — ребята увлеченно обсуждали пользу сыроедения и вегетарианства, а Галина Сергеевна, как всегда, опаздывала. Я поздоровалась с молодежью и только успела снять пальто и усесться за свой стол, как в дверном проеме нарисовался Валера.

— Всем привет, — бросил он. — Ирина, выгляни на минуточку.

— В чем дело, Гурьев? — спросила я его, выйдя в коридор.

— Есть новости.

— И какие?

— Печальные: в морг поступил труп женщины с характерными признаками отравления цианидом. Причем труп этот пролежал дома три дня.

— Кошмар какой!.. — проговорила я потрясенно. — А кто она?

— Пенсионерка, Александра Богдановна Кочетова, — Валерка посмотрел на меня с таким выражением, будто эта фамилия должна была меня заинтересовать.

— Валера, я не совсем понимаю, какое отношение могла иметь ко всему этому делу какая-то пенсионерка.

— Ирка, я на тебя поражаюсь! — воскликнул Гурьев. — Александра Богдановна была одним из самых активных членов Комитета солдатских матерей. Она плешь проела сотрудникам всяческих инстанций, добиваясь эксгумации трупа своего сына, погибшего в Чечне.

— Господи, зачем ей это было надо? — изумилась я.

— В том-то и дело, что четких причин покойная не называла, твердила, как ненормальная, что уверена в том, что ее сын жив, а в цинковом гробу привезли чужое тело.

— Какая-то странная история… — протянула я. — Ты думаешь, что все это как-то связано с нашим делом?

— Уверен, Ирина, уверен. Покойная что-то знала…

— Валера, а почему она пролежала, как ты говоришь, три дня?

— А она одна жила: муж давным-давно умер, единственного сына год назад убили, из всех родственников остался только брат. Вот он-то и обнаружил сестричку. Она не приехала к нему в субботу на день рождения, Иван Богданович прождал все воскресенье, а в понедельник поехал выяснять, что случилось с сестрой.

— А цветок там фигурировал? — спросила я.

— Думаю, что был, да сплыл. Брату, как ты понимаешь, сначала было не до этого, а после нашего визита к военкому… — Гурьев многозначительно помолчал. — Пройдет теперь у милиции этот случай как самоубийство на почве старческого маразма и помешательства на навязчивой идее.

— Валерка, ты бы с братцем поговорил. Может быть, у Кочетовой остались какие-нибудь важные документы?

— Сейчас не получится: ему еще сестру хоронить, а вот к концу недели попробую. Он как раз начнет наследство разбирать, вот я с ним и встречусь. Я его соседа хорошо знаю, он меня Ивану Богдановичу и представит как-нибудь деликатно, а там посмотрим.

— Больше у тебя новостей из морга, надеюсь, нет? — спросила я замолчавшего Гурьева.

— Пока, слава богу, нет. А у тебя что нового?

— А что у меня может быть нового? — пожала я плечами. — Работаю, реабилитируюсь в глазах шефа. Да, вот еще что: Пашка вчера вечером звонил из больницы, Кате лучше, возможно, она скоро придет в себя.

— А вот это действительно здорово, — обрадовался Валера, а потом вдруг помрачнел: — Слушай, Ирин, я ведь совсем не подумал: ей могут помешать выздороветь, дело-то крайне серьезное.

— Ты прав, — похолодела я. — А что же делать?

— Честное слово, не знаю. Пост милиции возле ее палаты поставить не получится, а нанять охрану у нас средств не хватит. Телохранитель-профессионал дорого стоит, мы не потянем, даже если все вместе скинемся.

— Слушай, Валера, кажется, я знаю, что надо делать!

— И что же?

— Катя рассказывала мне, что выросла в детском доме, а его директриса была к ней очень привязана. Что, если мне навестить эту самую директрису и попросить, чтобы она организовала со своими подопечными постоянное дежурство у Кати?

— Ну попробуй, — как-то неуверенно согласился Гурьев. — Я, правда, сомневаюсь, что директриса согласится на это…

— Эх, Валерка-Валерка, — покачала я головой, — как ты все-таки плохо думаешь о людях!

— Я о них хорошо думаю, — буркнул он, — ровно настолько, насколько они этого заслуживают.

— Значит, тебе мало хороших людей попадалось!

— А у меня специальность такая. Это тебе нужны хорошие и счастливые, а мне чем хуже тип, тем интереснее репортаж!

— Да понимаю я все, понимаю. Не горячись, ладно? Я все-таки попробую обратиться в детский дом.

— Давай, только не забывай, что тебе шеф говорил.

— Да уж не забуду! В обеденный перерыв поеду. Ой нет, не получится: нам к двум часам героиню снимать в первой детской поликлинике. Что бы такое придумать, а?

— Вот уж не знаю. Тут я тебе не помощник. О, шеф идет, разбегаемся!

Валерка с видом по горло занятого человека пошел прочь, а я юркнула за дверь, даже не обернувшись в сторону шефа. Подождем пока светиться. В кабинете за время моего отсутствия ничего не изменилось: Лера и Федя все так же мило беседовали, видимо, у них нашлась масса точек соприкосновения.

Через несколько минут объявилась Галина Сергеевна, как всегда, с дежурной фразой:

— Я не опоздала?

Федя чуть было не попал впросак, когда взглянул на свои наручные часы и собрался сообщить, на сколько именно опоздала Галина Сергеевна. Однако Лера была начеку и опередила парня:

— Практически не опоздали.

— Вот и хорошо. — Удовлетворенная ответом, наша режиссер прошествовала к зеркалу.

— Галина Сергеевна, — обратилась я к ней, — мне нужна ваша помощь. Вернее, не только ваша. Мне нужна помощь всех вас, мои дорогие коллеги.

— А в чем дело?

— А дело в том, что, как вы знаете, Кате стало лучше. Но кое-кому это может не понравиться, и эти кое-кто постараются сделать так, чтобы ей стало хуже. Мы с вами должны этому помешать.

— Ирина, — вздохнула Галина Сергеевна, — мы все хотим, чтобы Катя выздоровела, но я не представляю, что мы можем для этого сделать. Особенно — как мы можем кому-то помешать, когда должны работать.

— У меня созрел план, — сказала я, — но для этого вы должны сегодня до или после съемок съездить со мной в детский дом, где воспитывалась Катя.

— Ничего не понимаю, — растерянно проговорила моя начальница. — При чем тут детский дом?

— Сейчас поймете…

Пока я объясняла коллегам свою идею, Лера полушепотом сообщила Феде содержание, так сказать, предыдущих серий. Кое-что оператор, конечно, знал: слухи, конечно, гуляли по телецентру, но не все. Дослушав меня, все согласились помочь, никому поездка в детский дом не показалась бессмысленной тратой времени. Ну а в Костином согласии я и не сомневалась. Конечно, если бы это все происходило до предупреждения Евгения Ивановича, я бы съездила одна, но сейчас мне необходимо было прикрытие коллег.

Лера отправилась искать Костю, чтобы выяснить у него, когда ему будет проще осуществить мою идею: до съемок или после. Вернувшись, она сообщила, что, как и ожидалось, Костя меня поддерживает и сразу после съемок мы поедем в детский дом.

Наша группа, воодушевленная возможностью сделать что-то полезное, пока что занялась своими непосредственными обязанностями: Федя пошел проверить аппаратуру, а наше женское трио обдумало и скорректировало сюжет предстоящих съемок. В половине второго мы уже подъезжали к первой детской поликлинике.

Евгения Андреевна уже была на месте, так как мы договорились встретиться с ней немного пораньше: когда приходится проводить съемки в госучреждениях, неизбежны всякие непредвиденные нюансы — это вам не свежеотремонтированный офис крутого бизнесмена. Короче, нам пришлось немножко погулять по кабинетам, чтобы выбрать наиболее пристойный и хорошо освещенный. Что поделаешь: иногда приходится стряпать потемкинские деревни. Евгения Андреевна не возражала против кратковременного переезда в кабинет главврача, хозяйка кабинета сначала пыталась протестовать, но, узнав, в чем дело, и пару минут пообщавшись с Лерой, сдалась. Все-таки мы снимали передачу не о проблемах плохого обеспечения детских больниц, а праздничную передачу о женщине, счастливой в своем предназначении.

Галина Сергеевна тем временем выбрала из сидящих в коридоре мамаш с детишками самую привлекательную женщину с симпатичным ребенком, а Федя поснимал эту мадонну на пробу, чтобы выяснить, как она будет смотреться в объективе.

К двум часам все было готово. Федя примостился в углу кабинета со своей камерой, Евгения Андреевна устроилась за столом, как ей и полагается, хорошенькая медсестра пригласила мамочку с пациентом. Через десять минут, а ровно столько длился осмотр малыша и беседа доктора Летовой с родительницей, Федя выключил камеру и показал нам большой палец: он считал, что съемка удалась. Я надеялась, что он не ошибся, хотя, честно говоря, пока еще беспокоилась.

Далее я посовещалась с Евгенией Андреевной по поводу кратенького интервью в стенах больницы, затем мы это интервью засняли, правда, Федя признал удачным только четвертый дубль. Но все равно времени мы потратили не так уж и много, можно было смело отправляться в детский дом.

Когда мы подъехали к дверям этого богоугодного заведения, вся моя команда, кроме Кости, решила остаться в машине. Мы с Костей представились вахтеру и были со всем почтением препровождены в кабинет Анны Марковны Зотовой, оказавшейся очень приятной дамой, чем-то напоминающей нашу Галину Сергеевну.

— Добрый день, — поздоровалась с нами Зотова, — чем могу быть вам полезна?

— Анна Марковна, — сразу приступила я к изложению цели нашего визита, — речь пойдет о вашей воспитаннице Катерине Гориной.

— О Катюше? — улыбнулась директриса. — Она заходила несколько дней назад ко мне, я с ней договорилась, что она придет на праздник и расскажет детям о своей службе в армии.

— Боюсь, что она не сможет этого сделать, — сказала я.

— Почему? С ней что-то случилось?

— Да. — И я рассказала, опуская несущественные подробности, обо всем, что произошло, потом попросила: — Анна Марковна, у меня есть серьезные подозрения, что Кате помешают выздороветь. Не могли бы вы попросить своих старшеклассников, чтобы они постоянно дежурили рядом с Катей?

— Какая ужасная история, — вздохнула Анна Марковна. — Действительно, Кате нужно помочь. В какой больнице она сейчас находится?

— В Третьей, на Советской, — ответил Костя.

— Тогда все просто: мои десятиклассники именно сейчас проходят там медицинскую практику, у нас вообще давние связи с этой больницей. Старшие девочки и мальчики подрабатывают там санитарами в свободное время, а им потом дают направления в медучилище и мединститут. Не беспокойтесь, я все устрою.

— Спасибо вам большое, — успокоенная, поблагодарила я женщину. — Запишите, пожалуйста, номера моих телефонов, рабочего и домашнего: пусть ваши ребята, как только Катя придет в сознание или произойдет что-то еще, сразу позвонят мне.

— И вот еще что, — вмешался Костя, — пусть ваши ребята постараются не оставлять Катю ни на минуту, но больше никакой самодеятельности не устраивают. Мне и так кажется, что не стоило бы вовлекать детей в это дело.

— Не беспокойтесь, — усмехнулась Анна Марковна, — мои ребята не из пугливых, да и в сообразительности им не откажешь. К тому же те, кому я собираюсь поручить это дело, знают в лицо практически весь персонал больницы, а с руководством я договорюсь.

— Еще раз спасибо, — сказала я Анне Марковне и попрощалась. Надо будет взять эту женщину на заметку: может получиться очень хорошая передача, интересная и острая.

— Ну что? — спросила меня Галина Сергеевна.

— Все получилось: Анна Марковна пообещала организовать около Кати круглосуточное дежурство.

— Слава богу, — с искренним облегчением перекрестилась моя начальница, хотя набожностью никогда не отличалась. — Поехали на телецентр, посмотрим, что у нас получилось с Летовой.

Видно было, что Галина Сергеевна, как и я, еще не доверяет Феде, однако наши опасения оказались напрасными: Федя действительно оказался очень хорошим оператором. Правда, в качестве профилактики от звездной болезни мы с Галиной Сергеевной не стали слишком сильно его хвалить, только отметили, что съемки он провел не хуже Павлика. Впрочем, парню и такой комплимент показался довольно увесистым, а мы теперь могли окончательно успокоиться и работать так, как привыкли, то есть полностью доверяя своему новому сотруднику.

Когда закончился рабочий день, я в хорошем настроении поспешила домой. Погода стояла почти весенняя, солнце только что спряталось за горизонт, но полная темнота еще не успела опуститься на город. Свет фонарей отбрасывал лучи в облачное небо, так что оно приобрело какой-то не совсем реальный рыжий оттенок. Душа просила отдохновения после треволнений последних дней. Я вспомнила, что даже выходные не могла провести по-человечески из-за того, что постоянно думала о Кате и Пашке. Сегодня можно было взять тайм-аут и побаловать мужа хорошим семейным ужином, пусть и будничным.

— Ириша, это ты? — прокричал Володя из комнаты, как только заслышал щелчок замка.

— А ты ждешь кого-нибудь еще? — спросила я мужа, слегка удивившись такому вопросу.

— Конечно, нет, — ответил он, выходя мне навстречу, чтобы обнять и поцеловать. — Просто я зачитался и не заметил, как прошло время.

— И что тебя так увлекло? — поинтересовалась я, стаскивая сапоги.

— Да вот, на кафедру прислали новую монографию одного американского биохимика, — немножко смутился Володя, сообразив, что вовремя не подумал об ужине. — Там масса любопытных данных как раз по моей теме. Но тебе это, наверное, неинтересно…

— Очень даже интересно. — Я поцеловала Володю в успевшую стать немного колючей щеку. — Можешь рассказать мне, пока я буду готовить ужин, если, конечно, сделаешь это нормальным языком, без кошмарных терминов и зубодробильных названий. Ты ведь знаешь, что для меня потолком стало запоминание расшифровки ДНК…

— Дезорибонуклеиновая кислота, — закончили мы вместе и рассмеялись.

Я быстренько переоделась в халат и фартук, вымыла руки и занялась ужином, а Володя тем временем попытался изложить краткое содержание монографии зарубежного химика человеческим языком. Но уже через пару минут мой обожаемый супруг настолько увлекся, что я перестала понимать все, кроме слов «таким образом» и «из этого очевидно». Не удивлюсь, что «очевидным» все это было только для автора книги, Володи да господа бога. Ну, может быть, еще для десятка-другого специалистов в этой неудобоваримой области химии. Так что мне оставалось только кивать головой и время от времени говорить «угу», «понятно». Впрочем, я утешала себя тем, что для моего мужа таким же темным лесом являлись неправильные английские глаголы, поэтому все контрольные по английскому в университете делала за него я. Вот ведь интересное дело: книги по своей биохимии муж читает без словаря и все прекрасно понимает, а, например, фильм какой-нибудь без перевода напрочь отказывается воспринимать…

— Ну вот, я так и знал, что тебе будет неинтересно, — донесся до меня голос Володи.

— Извини, дорогой, — виновато улыбнулась я, — честно пыталась внимательно тебя слушать, пока хоть что-то понимала. А потом ты так увлекся, что мне показалось нетактичным тебя перебивать.

— Да ладно, ничего страшного, — ответил мне улыбкой муж. — Это ты меня извини: я, когда увлекаюсь, совершенно забываю, что ты у меня не специалист в этих вопросах. Зато ты самый лучший специалист в вопросах кулинарии!

С этими словами Володя подхватил меня на руки и закружил по кухне.

— Володька! Ненормальный, поставь меня сейчас же на место! Блинчик сгорит!

На мужа мои слова не произвели никакого впечатления, так что, когда он выпустил меня из своих объятий, счастливую и слегка задохнувшуюся после долгого поцелуя, несчастный блинчик все-таки сгорел. Но, в конце концов, что такое один испорченный блинчик по сравнению с поцелуем мужа? Пустяк, о котором не стоит говорить.

* * *

Среда для меня началась с прекрасных звуков голоса Монсеррат Кабалье. Я еще пару минуток понежилась в постели, сладко потянулась, окончательно стряхивая с себя ночную дрему, выбралась из постели и побежала в ванную. Отличное настроение все еще было со мной. С вечера неразрешимые проблемы казались вполне разрешимыми, трудности — преодолимыми, а досадные мелочи — несущественными. Словом, оптимизм бил ключом.

Мне и самой было не слишком понятно, с чего это я такая довольная жизнью, но заниматься глупым самокопанием я посчитала излишним. Пусть Галина Сергеевна считает мой фатализм плохой привычкой, но лично мне в таком мажорном варианте он нравился. В конце концов, сколько можно ходить с кислой физиономией, ощущая себя чуть ли не виновницей всех бед? Не хочу и не буду! Моя удача со мной, я в нее верю, а значит, все будет хорошо.

По дороге на работу ничего плохого, что могло бы испортить настроение, не случилось, даже наш вахтер мне приветливо улыбнулся.

— Доброе утро, Ирина, — поздоровалась Лера, — что это вы сегодня такая сияющая?

— А почему бы мне не сиять? — весело ответила я вопросом на вопрос. — Или ты видишь повод для мировой скорби?

— Не вижу, — улыбнулась Лера, — пока все идет неплохо. Просто я подумала, что у вас есть какой-то особенный повод для радости, вот и полюбопытствовала.

— Отсутствие плохого — уже хорошо! Ты со мной согласна?

— Не вижу повода не согласиться.

— Вот и замечательно! А где наш апельсиновый Федор?

— А что ему сейчас у нас делать? — удивилась Лера. — К Волковой в офис мы поедем только в конце рабочего дня, да и то если получится. Она просила перезвонить в половине пятого.

— Неужели вы вчера все с ним обсудили? — не удержалась я от добродушной колкости. — А то уж подумала, что вы теперь никогда не расстанетесь.

— Глупости вы говорите, Ирина, — надулась Лера. — Просто Федя во многом смотрит на жизнь так же, как и я.

— Так и я о том же: общность интересов, вкусов, взглядов… Не это ли первый шаг к другой общности?

— Это первый шаг к дружбе, — буркнула наша помощница, — и ни к чему более!

— Ну к дружбе так к дружбе, — согласилась я, перестав задевать Леру. — И где твой новый друг? Мне как-то непривычно видеть это кресло пустым, словно чего-то не хватает…

— Чего-то или кого-то? — переспросила Галина Сергеевна, которая именно этот момент выбрала для того, чтобы войти в кабинет.

— Вас, Галина Сергеевна, мне всегда не хватает, — ответила я. — И, кстати, доброе утро.

— Доброе, доброе… — несколько рассеянно отозвалась она, рассматривая себя в зеркало. — Знаешь, Валерия, а напиши-ка ты мне рецепт своего чая. Что-то мне кажется, что он оказывает на мой организм самое благотворное влияние. Вчера даже муж вечером заметил, что я непозволительно хорошо выгляжу.

— Вот видите, Ирина, — гордо сказала Лера, — одна вы скептически относитесь к травам, а между тем эффект налицо.

— Я бы даже сказала — на лице, — уточнила Галина Сергеевна. — Так ты напишешь мне рецепт?

— Конечно, напишу. Я даже могу поделиться с вами травами на первое время.

— Дамы, а вам не кажется, что иногда нам нужно и поработать? — не слишком деликатно напомнила я.

— Ирина, а тебе не кажется, что ты снова начинаешь проявлять неуместную инициативу? — в тон мне проговорила Галина Сергеевна. — Тебе напомнить, чем это все может кончиться?

— Не надо. Я бы рада забыть, да вот не получается.

— А раз так, то посиди спокойно, дай нам поговорить. Съемки сегодня могут случиться только к вечеру, всю предварительную работу, какую только возможно, мы сделали, так что расслабься и не дергайся. Festine lente — спеши медленно, как говорили древние римляне. А еще лучше, съезди-ка ты в наш бутик, проинспектируй новые поступления.

— Зачем? Ведь до передачи еще больше недели.

— Ну, тебе же нравится все делать заранее, вот и отправляйся, выбери себе что-нибудь, а заодно нас доставать не будешь.

— Злые вы, — вздохнула я, — уйду я от вас.

— К высокой моде, — прыснула Лера.

— А высокая мода суеты не терпит, — многозначительно добавила наша режиссер, — она требует скрупулезного подхода и тщательной проработки деталей, подбора соответствующей прически и макияжа… Одним словом, чтобы до обеда мы тебя здесь не видели, поняла?

— Вы хотите сказать?.. — До меня дошло, что Галина Сергеевна просто предлагает мне идеальное прикрытие для того, чтобы я могла обойти запрет шефа.

— Дошло наконец? — в упор спросила она меня.

— Дошло, — покаянно ответила я.

— Вот и ладушки, езжай себе с богом.

Я быстренько собралась, сделала ручкой своим коллегам и, негромко напевая, стала спускаться по лестнице к выходу. Раз мне обломилась такая куча времени, то можно навестить Катю в больнице, чтобы своими глазами увидеть, в каком она состоянии. Но сначала, конечно, бутик и салон, чтобы все было как полагается.

— Привет, Ирина, куда направляешься? — меня догнал Валерий Гурьев.

— О, у меня страшно важное задание — до обеда наряды модные примерять, — с преувеличенной серьезностью ответила я.

— Надо же, какая у людей работа напряженная! — понимающе покивал он, ехидно улыбаясь, затем добавил более серьезным тоном, понизив голос: — За час с этой ерундой управишься?

— Конечно, управлюсь.

— Тогда слушай меня внимательно: Костя тебя отвезет, а на обратном пути подберете меня на Рахова, я вас там буду ждать. Я уже наслышан о твоей договоренности с детским домом, но нужно посмотреть, как там и что. Ты согласна?

— Спрашиваешь!

— Тогда все, я пошел.

Костя и в самом деле был свободен и уже ждал меня: как только я вышла из дверей телецентра, он помахал мне рукой.

— Доброе утро, Ирина Анатольевна. Куда едем?

— Сначала в бутик, потом в «Колибри», за час нужно управиться.

— Понял, — не задавая лишних вопросов, Костя завел мотор.

Хозяйка бутика встретила меня, как всегда, с любезностью, на порядок превосходившей любезность, с которой встречают обычных покупателей, и как бы по секрету сообщила, что объем продаж в ее бутике вырос чуть ли не вдвое с тех пор, как я стала появляться на экране в их моделях. Ну хоть кому-то польза от рекламы! Мне на выбор предложили почти два десятка нарядов. Половина из них была такой, что я, несмотря на свою смелость и широту взглядов, вряд ли рискнула бы в них показаться на людях. Кое-как отбившись от кричащих, минимизированных до неприличия платьев и изобилующих стразами и люрексом тяжеловесных костюмов, напоминающих наряды оперных певиц, я выбрала для себя довольно оригинальный, но неброский костюм из бежевого бархата и кремового шелкового кружева. Сидела на мне эта вещица идеально. Директриса пообещала прислать костюм с посыльным в целях экономии времени, что с ее стороны было очень любезно.

Затем Костя отвез меня в «Колибри». Игорь, мой персональный мастер, был на месте. Он порадовался тому, что я приехала заранее, потому что восьмого марта ожидалось, как всегда, столпотворение клиентов. Я как могла подробно описала Игорю свой будущий туалет и своих героинь. Он внимательно выслушал и пообещал сотворить с моей головой нечто такое, с чем я должна контрастировать со всеми своими гостьями. Я не стала уточнять, что ему пришло в голову, и уже в машине слегка испугалась, пытаясь представить, что Игорь решил надо мною учудить, чтобы я представляла контраст одновременно блондинке, брюнетке и шатенке. Ох, выкрасит он меня в зеленый с синими разводами, чует мое сердце!..

— Ну все, Костя, — сказала я, снова очутившись в машине, — я свободна.

— Едем за Валерием? — уточнил он.

— А вы с ним заранее договорились?

— Еще вчера. Правда, мы не знали, что вам удастся съездить вместе с нами. Мы вечером были у Кати.

— Как она там?

— Кризис миновал. Врач ждет, что она в ближайшее время должна окончательно прийти в себя. Она уже открывала глаза, но сразу же снова отключилась. Слава богу, что это уже не кома, а обычная слабость.

Из-за того, что я справилась со «служебным заданием» несколько быстрее, чем рассчитывала, нам с Костей пришлось ждать Валеру. Когда он появился, то в машину забрался с ехидной репликой, что вполне было в его репертуаре:

— Ирина, ты неправильная женщина! Я тут, понимаешь, иду себе, никуда не тороплюсь, так как совершенно уверен, что мне придется ждать, а вы уже стоите!

— Почему это я неправильная женщина? — возмутилась я. — Я самая что ни на есть правильная.

— Ничего подобного! Вот скажи на милость, где ты видела женщину, которая по своей воле оторвется от горы халявных платьев, пока их все не перемеряет? Я когда говорил про час, думал про два, минимум полтора.

— Гурьев, ты невыносим! — закатила я глаза. — Или, что вернее, несчастный человек, которому сплошь и рядом попадаются совершенно кошмарные представительницы противоположного пола.

— Ладно, не буду я с тобой спорить, — отмахнулся Валера. — А то обидишься еще, чего доброго, потом извиняться придется, а я этого не люблю. Вот ведь умеешь ты даже меня превратить в неправого.

— Это потому, что я всегда права, — гордо заметила я.

— Так-таки всегда?

— Ну… почти.

В больнице Валерий пошушукался с какой-то тетечкой, она тут же выдала нам три белых халата, в которые мы облачились. Потом, прогулявшись по путаным коридорам старого корпуса, мы оказались перед палатой Кати. Когда Костя, идущий первым, открыл дверь, молоденький парнишка поднял голову от книги и подозрительно на него уставился, затем узнал и заулыбался. Он отложил книгу, осторожно поднялся со своего стула и, подойдя к нам, негромко сказал:

— Привет, Костя. Ночь прошла спокойно. Примерно в шесть часов утра Катя приходила в себя и просила пить. Никаких посторонних лиц замечено не было.

— Орел! — шепотом умилился Гурьев.

— Мы своих в беде не бросаем, — совершенно серьезно ответил парнишка.

В этот момент Катя слабо застонала. Наша команда тут же окружила ее кровать и уставилась на лежащую, ужасно бледную девушку. Веки Кати затрепетали, и она открыла глаза. Я чуть не расплакалась — так мало она была похожа на ту Катю, с которой я познакомилась всего неделю назад.

— Костя, — еле слышно выговорила девушка, — где я?

— Тихо, Катюша, — ласково сказал он, — тебе нельзя разговаривать. Ты в больнице.

— Что со мной?

— У тебя было тяжелое отравление, но теперь все хорошо.

Катя снова закрыла глаза. Эти две крохотные фразы утомили ее. Парнишка знаками показал, чтобы мы вышли, и сам вышел вместе с нами.

— Она еще очень и очень слаба, — как бы извиняясь за Катю, сказал он. — Ей нельзя утомляться. Вы вечером приходите.

— Обязательно придем, — пообещала я.

Валера попросил меня подождать, а сам вместе с Костей стал что-то втолковывать дежурному парнишке. Я не стала им мешать, понимая, что сейчас от меня ничего не зависит. Отойдя к окну в коридоре, я рассеянно смотрела на снующих мимо врачей и медсестер, как вдруг мое внимание привлекло чье-то знакомое лицо. Я спряталась за выступающую часть простенка и стала внимательно наблюдать за вошедшим молодым мужчиной, который о чем-то беседовал с главной дежурной медсестрой, сидевшей за столом в начале коридора. Наконец мне удалось вспомнить, кто это. Это был тот самый старлей, которого я видела в приемной полковника Семиреченко, правда, сейчас он был в штатском.

Медсестра внимательно слушала старлея и что-то ему отвечала. Я дождалась, когда со мной поравняется довольно многочисленная толпа каких-то личностей в белых халатах, скорее всего, практиканты, и под ее прикрытием вернулась к ребятам.

— Костя, Валера! — позвала я их. — У стола медсестры стоит секретарь полковника, или как он там называется, не знаю. Мне кажется, он не должен меня здесь видеть. Черт его знает, может быть, он пришел просто узнать о Катином здоровье, а может быть, и не просто.

— Ты права, — тут же напрягся Валера и как бы скучающим, ничего не значащим взглядом мазнул по старлею. — Я тебя сейчас выведу другим ходом, а ты, Костя, проследи с Шуриком за этим типом.

— Понял, — откликнулся парнишка, которого, как оказалось, звали Шуриком, — сейчас сделаем.

Он направился к столу дежурной медсестры, Костя остался возле двери Катиной палаты, а мы с Гурьевым пошли по коридору в противоположную сторону. Валерка привел меня к какой-то двери: кажется, это был вход, через который вносили еду для больных, так как возле двери стоял стол с грудой пустых котлов. Гурьев отобрал у меня халат и сказал:

— Стой здесь и никуда не уходи. Я скоро вернусь.

Он умчался обратно, а я осталась ждать. Из двери тянуло сквозняком, от котлов неприятно пахло остатками пищи, секунды тянулись подобно раненым улиткам. Мне казалось, что я буду ждать здесь вечно, и даже начала сожалеть о том, что решила спрятаться от старлея. Подумаешь, ну узнал бы он меня, ничего страшного. Чтобы не замерзнуть, я обхватила себя руками и стала ходить по крохотному пятачку перед дверью, все больше мрачнея.

Костя появился в тот момент, когда я уже собиралась идти искать их с Валеркой. Бездеятельность всегда пагубно влияла на меня.

— Костя, что вы так долго? — набросилась я на нашего водителя.

— Почему долго? — изумился он. — Всего пять минут прошло.

— Правда? А мне показалось, что не меньше получаса.

— Не нервничайте, Ирина Анатольевна, — постарался успокоить меня Костя. — Пойдемте в машину, Валерка скоро придет и принесет ваше пальто.

По улице злой Шилов тащил меня бегом, боясь, что я простыну. Может быть, его опасения и не были лишены основания, но я боялась не простудиться, а сломать каблук, так как больничная территория особой ухоженностью не отличалась.

Костя не слишком деликатно запихал меня в машину, включил обогрев и снова ушел, приказав ждать. И снова потянулись томительные минуты ожидания. Хорошо, что в машине было тепло и имелись часы, на которые я постоянно смотрела. Но на этот раз ребят не было довольно долго на самом деле: мне пришлось ждать почти двадцать минут, пока они появились.

— Вот, твое, — сказал Гурьев, протягивая мне пальто.

— Спасибо, — саркастически ответила я, — оно дорого мне как память о потраченных на него деньгах. А больше вы ничего не хотите мне рассказать?

— А тебе разве интересно? — с наивным удивлением вопросил Валерка.

— Гурьев, я тебя точно убью! — прошипела я. — Мало того, что я вынуждена была торчать на этих убогих задворках, так теперь ты еще и издеваешься! Прекрати сейчас же!

— Считай, что уже прекратил. Значит, так. Наш бравый вояка, само собой, поинтересовался здоровьем Кати и выразил желание посодействовать ее скорейшему выздоровлению, подкинув дефицитных медикаментов из военного госпиталя. Как ты понимаешь, медсестру такое предложение могло только порадовать. Она тут же настрочила списочек, который визитер забрал, пообещав вернуться после обеда. Все.

— Все?! — возмутилась я. — А чего же вы там так долго делали?

— Эх, все-то тебе надо быстро, — посетовал Валерка. — А как считаешь, нам не нужно было посмотреть, куда этот военнообязанный гражданин направится?

— И куда же он направился? — ядовито переспросила я.

— К машине, разумеется. В которой, между прочим, его ожидал твой хороший приятель полковник Семиреченко.

— Ну и что? Что из этого всего следует?

— Пока ничего, — согласился Гурьев. — Будем ждать сообщения от Шурика, он мальчик сообразительный. А сейчас едем обратно! Время, конечно, еще есть, но лучше тебе вернуться пораньше.

— Вот тут ты прав, как никогда, — согласилась я с Валеркиным утверждением. — Мне сейчас не рекомендуется надолго исчезать с телецентра, пока не миновал гнев начальства.

— Бедненькая ты наша, — скорчил Валерка сочувственную гримасу, — шеф на тебя сердится, муж сердится, никто тебя не любит…

— Ну, это ты преувеличиваешь, — возразила я. — Володя меня любит, а сердится только по делу, да и то крайне редко.

— Это он зря, — ехидно протянул Гурьев, — тебя пороть надо, по субботам, после бани.

— Отстань, домостроевец! Заведи себе жену и пори по субботам, если тебе это нравится. А меня не трогай. И вообще, у меня ванна дома есть, и в баню я не хожу, значит, пороть меня нельзя ни в коем случае.

— Ну, нельзя так нельзя. Я и не настаиваю на непременной экзекуции. Ты еще поддаешься словесному способу воздействия.

— А вот ты — безнадежен! — рявкнула я, потому что устала слушать Валеркины колкости. — Тебя даже могила не исправит.

— Ну вот и обиделась, — развел руками Гурьев. — Иринка, да перестань ты, ведь прекрасно знаешь, что я любя. Хочешь, я в качестве извинения тебе ручку поцелую?

— Целовал ястреб курочку до последнего перышка, — процитировала я. — Нет уж, обойдусь без твоих поцелуев.

— А обижаться больше не будешь?

— Валерка, отстань, а? Я не обижаюсь, просто надоел ты мне смертельно.

— Значит, надоел, да? Значит, смертельно, да? — искоса посмотрел на меня зловредный Гурьев. — А если я обижусь?

— Валерий, — обратился к нему Костя, — ну что ты пристал к Ирине Анатольевне? Не видишь разве, она устала?

— Извини, это я просто голодный. Сейчас приедем, и я совершу налет на наш буфет.

Дальше мы ехали в молчании. А Валерка и в самом деле отправился в буфет, как только мы добрались до телецентра. Мне его даже жалко стало и немножко стыдно, что я не сдержалась. На обед, что ли, пригласить его как-нибудь? Надо у Володи спросить, когда это лучше сделать.

— Как вы тут без меня? — спросила я своих дам, заходя в кабинет.

— Как видишь, не померли, — ответила Галина Сергеевна. — А у тебя?

— Платье выбрала, прическу сделают, — отрапортовала я.

— Тьфу на тебя, — скривилась наша режиссер, — я что, тебя про эту чепуху спрашиваю? Ты про дело говори!

— А разве вы меня отправляли за чем-то еще? — с деланым удивлением переспросила я, улыбнувшись.

— Ирочка, — побарабанила пальцами Галина Сергеевна, сурово нахмурив брови, — я подозреваю, что ты общалась с Гурьевым: только он способен так бессовестно мучить своих благодетелей. Учти, я ведь могу и всерьез рассердиться.

— Учла, — слегка поклонилась я, молитвенно сложив руки пред собой. — Катя пришла в себя, пытается разговаривать, но пока она еще очень слаба. Парни Анны Марковны дежурят наилучшим образом. А еще я видела старлея из военкомата, который обещал принести для Кати лекарства. Вот и все.

— Какая трогательная забота со стороны военкомата, — ядовито высказалась Галина Сергеевна.

— Нам она тоже не очень понравилась, — подтвердила я. — Этот гуманный представитель вооруженных сил обещался появиться в больнице после обеда. Так что будем ждать звонка: дежурящий мальчик сразу сообщит, что и как. А что тут у нас творится?

— Ровным счетом ничего, — ответила Лера. — Затишье.

— Волкова не звонила?

— Откуда? Из Москвы, что ли? У нее там и без звонков своих дел хватает. Вы что, забыли — Татьяна Эдуардовна вернется не раньше чем в четыре часа.

— А Алевтина Семеновна?

— Полагаю, что она сейчас усиленно лечит свой насморк. А ты прекрати приставать и переспрашивать одно и то же! Как же без тебя спокойно-то было! — Моя начальница сожалеюще покачала головой.

— Галина Сергеевна! — театрально возмутилась я. — Неужели я вам так надоела, что через пять минут после встречи вы меня уже видеть не можете?

— Почему не могу? Видеть очень даже могу, особенно когда ты молчишь: такое приятное, я бы даже сказала, эстетичное зрелище!

— Спасибо за комплимент, вы тоже прекрасно сегодня выглядите. А вы продумали, о чем мы будем говорить с Волковой?

— Ну естественно, Валерия для тебя бумажки приготовила. Садись и изучай. Может, от себя что полезное добавишь.

Мне оставалось только последовать совету Галины Сергеевны. Все-таки мои коллеги — это нечто! Никогда не устану на них радоваться. Мне иногда кажется, что если я куда-нибудь исчезну, то они прекрасно справятся и без меня. Хотя это я преувеличила: какое же «Женское счастье» без Ирины Лебедевой?

Я углубилась в изучение заметок моих коллег, машинально рисуя на полях мультяшных зверюшек. Так… нужно слепить пятиминутный сюжет… Пара минут в офисе, две-три минуты в домашнем интерьере… А это что такое? О, что-то новенькое — госпожа Волкова на дискотеке. Это что, нам еще и в какой-нибудь ночной клуб ехать придется? Ничего себе задумка! Какая у нас Татьяна Эдуардовна разная, что называется, берет от жизни все. И что, все сегодня снимаем? Теперь понятно, почему Галина Сергеевна просила меня не суетиться: вечерок еще тот получится. Но мы-то ладно, нам не привыкать, а вот как госпожа Волкова собирается все это перенести, непонятно. Она же с корабля на бал, получается. Нужно уточнить.

— Галина Сергеевна, а вы ничего тут не перепутали? — осторожно спросила я.

— Где именно?

— Вот, взгляните, — я передала ей листок.

— Тут все верно, — ответила мне Галина Сергеевна через минуту. — Вот только зоопарк твой мешается.

— Какой зоопарк? — переспросила я. — Я ничего такого от себя не добавляла. Да и нет сейчас в Тарасове никакого зоопарка.

— В Тарасове нет, а у тебя есть. Скажи на милость, зачем ты тут зайцев этих ужасных нарисовала и медведей?

— И вовсе они не ужасные, а очень симпатичные зайчики, — оскорбилась я за свой изобразительный талант. — А это вовсе не медведи, а мыши.

— Да? Тогда это мутанты. Кстати, а что тебя здесь смутило?

— Ну как же: у вас получается, что Волкова сегодня приезжает из Москвы, отчитывается перед начальством, снимается в офисе, потом мы отправляемся к ней домой, а потом еще и на какую-то дискотеку. Она что, железная леди?

— Почти, — подтвердила Лера. — Это не мы придумали, это сама Татьяна Эдуардовна предложила: у нее сегодня праздник какой-то. Нам с Галиной Сергеевной понравилось.

— Ага, вам понравилось, Волкова железная, а когда мы сегодня домой попадем, вы подумали? Неужели нельзя было разбить все это хотя бы на две части? Сегодня офис и квартира, а в другой день — дискотека.

— Нельзя, — отрезала Галина Сергеевна. — У Татьяны Эдуардовны очень плотное расписание. Она живет полной жизнью. Нам ее еще и в тренажерном зале снимать.

— И что, — осторожно спросила я, — тоже сегодня?

— Нет, завтра.

— Ну и на том спасибо, — вздохнула я.

— Ты не вздыхай, — посоветовала мне моя начальница, — ты лучше помолись, чтобы Феденька все это с первого раза снял. Нет, все-таки с Павликом было спокойнее. К тому же он практически всегда был рядом.

— Я то же самое говорила сегодня утром Валерии: не хватает чего-то в кабинете без Павлика. И кресло какое-то пустое и даже лишнее… — Я провела руками по лицу, стряхивая ностальгическое состояние. — Слушайте, дамы, коль уж нам с вами сегодня светит длинный рабочий день, то не пообедать ли нам по-человечески?

— Вот тут я тебя поддерживаю на все сто, — согласилась Галина Сергеевна. — Пойдем-ка мы с тобой в буфет, а? Лера, ты с нами?

— Нет, у меня курага есть и орехи, я здесь поем. Да и на телефоне кто-то должен остаться.

— Оставайся, а мы пошли чревоугодничать.

В буфете у нас с Галиной Сергеевной самым естественным образом завязался разговор на кулинарную тему. Она пожаловалась на мужа, который категорически отказывается питаться полуфабрикатами, намекая на застарелый, еще со студенческих лет, гастрит. Я, наоборот, похвалила непритязательность Володи в этом вопросе. Потом обменялись новыми рецептами… Словом, час пролетел совершенно незаметно.

— Галина Сергеевна, Ирина! — К нашему столику подбежала слегка запыхавшаяся Лера. — Сколько можно есть?! Быстренько собирайтесь, а я побежала за Федей.

— Что-то случилось? — в один голос встревоженно спросили мы.

— Да, Волкова только что звонила: через полчаса мы должны быть у нее. Идите быстрей, я вам в машине все расскажу.

Я с сожалением поставила недопитый кофе, обменялась с Галиной Сергеевной красноречивыми взглядами и резво потопала в кабинет одеваться. Когда я открывала дверь нашей комнатки, оттуда выскочила уже одетая Лера, на ходу крикнув, что бежит за машиной и чтобы мы спускались быстрее.

— Ну уж нет, — проворчала наша режиссер, — по лестницам я бегать не буду, не девочка уже. Да и сапоги новые… Ты иди, Ирина, я вас догоню.

Я философски пожала плечами, понимая всю бессмысленность попыток поторопить Галину Сергеевну. Да и Лера это тоже знает, значит, наверняка у Волковой нам быть не через полчаса, а через час. Мы уже давно смирились с вечными опозданиями нашего режиссера, поэтому автоматически к любому назначаемому времени прибавляем пятнадцать-двадцать минут запаса.

По дороге Валерия сообщила нам, что госпожа Волкова вернулась из Москвы раньше, чем рассчитывала, о чем тут же поставила нас в известность и предложила, если возможно, подъехать именно сейчас, чтобы провести съемки. Лера ответила, что возможно, так как привыкла к тому, что планы у нашей съемочной группы могут изменяться за день несколько раз. Мы с Галиной Сергеевной тоже не имели поводов для возражения, потому что чем раньше будет сделана часть дела, тем быстрее мы его переделаем в случае неудачи.

Кабинет Татьяны Эдуардовны заставил меня ощутить самую настоящую зависть: мебель, что называется, эргономичная, изготовлена с применением всяческих ноу-хау, компьютер с семнадцатидюймовым плоским экраном, на стенах офорты и гравюры, кондиционер… Интересно, а у меня будет когда-нибудь хоть что-то подобное? Ладно, не будем о грустном.

Волкова встретила нас весьма любезно, извинилась за изменение планов, а потом призналась, что сегодня два года ее работы в агентстве, по случаю чего будет небольшой банкет. Именно это она и имела в виду, когда предлагала сделать съемку в неформальной обстановке, а наша Лера почему-то решила, что это будет дискотека. Татьяна Эдуардовна попросила нас немного подождать, пока разберется с некоторыми мелочами, успевшими накопиться за время ее отсутствия, пообещав управиться не более чем за полчаса.

Галина Сергеевна с укоризной взглянула на Леру, всем своим видом подчеркивая, что не простит ей устроенной гонки. Валерия виновато пожала плечами, так как и сама не ожидала подобной накладки. Меня же эта ситуация ничуть не расстроила. Я стала с интересом наблюдать за тем, как работает Татьяна Эдуардовна. Это было поистине интереснейшее зрелище: Волкова менялась словно по мановению волшебной палочки. То это корректная, собранная подчиненная, докладывающая директору результаты поездки; то строгая начальница, распекающая нерадивых подчиненных, не сумевших справиться с какой-то мелкой задачей и дожидавшихся ее возвращения; то своя в доску подруга, пересыпающая речь сленговыми словечками во время общения с длинноволосым верстальщиком, который всем своим видом напоминает киношного хакера…

Поразительно! Вроде бы передо мной одна и та же женщина в строгом брючном костюме и в то же время каждый раз — совершенно другая. Но оказалось, что не я одна с увлечением наблюдаю за Татьяной Эдуардовной: глаз Фединой видеокамеры также был нацелен на нее. Ай, что за умничка! Сам сообразил, что такие естественные кадры будут интересней всего.

— Ирина, — подошла ко мне Галина Сергеевна, — пожалуй, ничего не нужно снимать в офисе: все само собой получилось.

— Мне тоже так кажется, — согласилась я. — Скажите, а кто нашел эту замечательную женщину?

— Представь себе, я, — гордо улыбнулась она. — Волкову знает Анна, наша бывшая героиня-гадалка.

— Да-да-да, — подхватила я, — она же говорила нам, что время от времени редактирует книги по магии… А вы что, видитесь с Анной?

— Ну, — отчего-то смутилась Галина Сергеевна, — не то чтобы вижусь, а так, захаживаю иногда… по делу.

— Галина Сергеевна! — я изумленно уставилась на свою коллегу. — Вы пользуетесь профессиональными услугами Анны?! Я правильно поняла?

— Уж больно ты понятливая, — проворчала она. — Ну, пользуюсь. Довольна?

— А если не секрет, — я в легком ошеломлении продолжала расспрашивать, — какие причины у вас есть для этого?

— А причины ты мне регулярно поставляешь, — ехидно пояснила Галина Сергеевна. — У тебя патологическая способность — влипать в недоразумения. Вот и приходится мне, чтобы не заработать инфаркт, обращаться к экстрасенсу Анне.

— А вы про Катю узнавали у нее что-нибудь?

— Конечно.

— И что вам нагадала Анна?

— Ой, Ирина, она такого туману напустила, словно дельфийская пифия. А вывод был куда как занятный: Катя будет жить долго, если не погибнет в неравной борьбе. Вот скажи, как это понимать? В какой борьбе? С отравлением? С врагами? Или на войне?..

— Да, такое предсказание мало что дает, — кивнула я, — но все-таки настраивает на оптимистичный лад.

— Ну и я решила истолковать его именно в этом смысле.

— Вы не устали меня ждать? — обратилась к нам подошедшая Волкова. — Я освободилась.

— Знаете, Татьяна Эдуардовна, — улыбнулась я ей, — а мы уже все сняли. У вас очень интересный стиль работы.

— Рада, что вам понравилось. Тогда, если я не сильно нарушаю ваши планы, предлагаю действовать следующим образом. К пяти часам вы можете подъехать ко мне домой, а потом мы с вами вернемся сюда: в нашем здании помещается прекрасный ресторан, где и будет проходить банкет. Вас устроит такой вариант?

— Спасибо. Вполне устроит, — кивнула Галина Сергеевна. — Мы как раз успеем просмотреть отснятый материал.

— Тогда до вечера?

— До вечера.

И опять Федя нас не подвел. Прав был Павлик, когда говорил, что мальчик — оператор от бога. Федор словно по наитию выбирал самые выигрышные ракурсы и автоматически учитывал изменение освещения. Мы с Галиной Сергеевной даже затруднялись с решением, какие куски оставить для показа в передаче. Пожалуй, об этом мы спорили даже дольше, чем проходила наша съемка. А когда мы пили в нашей комнате чай — все тот же, с лимонником и имбирем, и я даже начала к нему привыкать и находить вкусным, — зазвонил телефон.

— Ирина, это вас, — передала мне трубку Лера. — Какой-то молодой человек, судя по голосу.

— Слушаю вас, — сказала я, слегка напрягшись, так как не ждала звонков ни от каких молодых людей.

— Ирина Анатольевна, это Шурик, — представился голос. — Утренний визитер вернулся и принес лекарство. Вы не могли бы приехать прямо сейчас и захватить по дороге несколько ампул глюкозы по пять кубиков?

— Еду, — коротко ответила я, сразу сообразив, в чем дело, отдала Лере трубку и умоляющими глазами уставилась на своих коллег. — Милые мои, мне срочно нужно поехать в больницу к Кате. Придумайте что-нибудь, а?

— Поезжай, — кивнула Галина Сергеевна. — Если шеф о тебе спросит, скажу, что ты вернулась к Волковой, чтобы лично обсудить кое-какие нюансы. Нюансы сама придумаешь по дороге.

— Обязательно придумаю, — пообещала я, натягивая пальто. — Спасибо вам!

Я помчалась в кабинет Гурьева, так как одной мне что-то было боязно соваться в больницу. Да и заблудилась бы я там всенепременно! Знаю я за собой грешок: когда волнуюсь, запросто могу впасть в топографический кретинизм.

Валерия на месте, как всегда, не оказалось, но Саня Смирницкий сказал, что Гурьев минуту назад куда-то отправился с Шиловым. И как это я с ними разминулась? Пришлось сломя голову нестись по лестнице. Я резво перебирала ногами по ступеням, а в такт бегу в голове проносились мысли: «Только бы они без меня не смылись куда-нибудь… только бы не растянуться… господи, только бы не сломать каблук».

Я успела ухватиться за ручку дверцы машины, когда ее захлопнул за собой Валера.

— Парни, вы куда? — выпалила я.

— О боже! — выдохнул потрясенный Гурьев. — Ирина, ты откуда взялась? Выскочила как чертик из коробки, чуть меня заикой не сделала.

— Бросайте свои дела, едем в больницу! Только что звонил Шурик. Прибыла посылочка от военкома. Но сначала нужно заскочить по дороге в аптеку, купить глюкозу на подмену.

Больше пояснять ничего не пришлось. Когда надо, я тоже умею изъясняться кратко и по существу. Через двадцать минут трио в белых халатах снова стояло в больничном коридоре неподалеку от палаты Кати Гориной. К нам на несколько секунд присоединился Шурик, конфисковал у меня глюкозу и удалился на пару с Гурьевым. Тому досталась почетная миссия отвлечь на некоторое время дежурную медсестру. И этот клоун не придумал ничего лучше, как объявить меня больной!

Что он плел, какую развесистую клюкву затейливо пристраивал на ушах бедной медсестры! Воистину это был шедевр. Я стала подругой детства Кати, которая пришла навестить ее в больнице и вдруг почувствовала себя очень плохо. Пришлось срочно опереться на Костю и изобразить крайнюю степень изнеможения. Меня почти уложили на кушетку, медсестра, которая порывалась принести воды или нашатырного спирта, вынуждена была слушать, какое у меня с детства слабое здоровье, больное сердце, плохие почки, гастрит, миопия и бог знает что еще. Если бы даже половина из всего сказанного Валеркой была правдой, то я вряд ли дожила бы до своих лет.

Эту комедию мы ломали минут пять, если не больше. Потом Валерка вдруг заулыбался и стал настойчиво призывать меня воскреснуть. Ну разве можно было отказать ему в этом невинном желании? Тем более что оно идеально совпадало с моим собственным. Так что я скоропостижно вернулась в ряды бодрых духом и здоровых телом. Медсестра на меня покосилась с некоторым подозрением, но Костя с такой неподдельной бережностью и заботой помогал мне подняться, что ее подозрения испарились. А я-то, наивная, опасалась, что она меня узнает! Как оказалось, есть еще женщины, которые прекрасно обходятся без моей знаменитой передачи.

Шоу завершилось, можно было спокойно уезжать. На выходе нас догнал Шурик и попросил подбросить до центра, а по дороге рассказал, что делал, пока мы отвлекали медсестру.

— Понимаете, буквально через несколько минут начнется врачебный обход и процедуры для больных. Я сам просто никак не мог подменить ампулы, эта мымра сразу же заперла коробку в шкаф, а ключи у нее всегда в кармане. Была возможность сделать подмену только на лотке с лекарствами. Ну, знаете… такая коробка с ячейками и номерами палат… так вот, когда этот тип явился, Славка — это мой одноклассник — сразу обратил внимание на то, что упаковка с ампулами вскрыта. Он не слышал, о чем шептался мужик с дежурной, но заметил купюру, которую тот сунул медсестре в карман. Потом мужик ушел, Клара стала лекарства раскладывать, а ампула-то без маркировки, понимаете? Я вам звонить побежал, Славик на стреме остался. Вот я и успел с глюкозы спиртом маркировку стереть и обменять на эту штуку, держите, — парнишка протянул мне ампулу в маленьком пластиковом пакетике.

— Шурик, — спросила я, пряча добычу, — а как же вы остальной обмен производить будете?

— А, — отмахнулся он, — дальше просто. Клара меняется, а с остальными медсестрами мы хорошо ладим. Они молодые совсем, постоянно отлучаются, частенько доверяют нам уколы делать, так что проблем не будет. А Катя без вас опять просыпалась, — в заключение решил порадовать нас Шурик.

— Так, Ириша, давай-ка сюда добычу, — попросил Гурьев после того, как мы высадили парня, — я ее отвезу в лабораторию для определения, что там за гадость.

— А зачем в лабораторию? — удивилась я. — Володя в университете все это спокойно сделает.

— Ох, не бережешь ты мужа, — укоризненно покачал головой Валерка.

— Почему это не берегу? — возмутилась я. — Очень даже берегу.

— Нет, не бережешь. Сама подумай: если ты попросишь его идентифицировать эту штуку, а там окажется то, о чем мы думаем, что будет с Володькой?

— А что с ним будет? — продолжала не понимать я. — Я же ему ее не пить предлагаю.

— Только этого еще и не хватало! Ирка, да ведь Володька сразу поймет, что ты опять занимаешься тем, чем он тебе заниматься запрещает со всей мужской категоричностью, на которую только способен.

— Ой, а об этом-то я и не подумала…

— А вот я подумал, поэтому давай сюда ампулу и не беспокой понапрасну мужа.

— Держи, — я отдала Валерке ампулу, правда, с неохотой. — Почти убедил.

— Вот и умница, — сказал он, пряча ее в карман. — Да не дуйся, завтра я тебе все расскажу…

Рабочий день у меня закончился, как это часто случается, гораздо позже положенного. Наша съемочная группа запечатлела Татьяну Эдуардовну в ее собственной кухне — кстати, ничего особенного, у меня даже лучше, — а потом ее же, но уже лихо отплясывающую рок-н-ролл в ресторане. Красиво это у нее получалось, ничего не скажешь. И кавалер был достойным, немножко походил на моего Володю. Нас попытались усадить за стол, но мы дружно отказались, так как все устали и хотели домой. Особенно этого хотелось мне.

А вместо мужа дома меня встречал Наполеон в гневе: руки сложены на груди, подбородок выпячен, брови грозно сведены, голубые глаза мечут молнии, а дивный голос обрушивает на мою голову справедливые упреки.

Пришлось виниться, каяться и умолять о прощении всеми доступными мне способами, а именно: наивным хлопаньем глазами, невинным детским выражением лица, ссылками на работу, нежными прикосновениями и поцелуями. Вот ведь странный человек: только вчера готов был меня на руках носить, а сегодня из-за пустяка надумал сердиться. Ну пришла я домой в восемь вместо половины седьмого, ну и что? Я ведь работала, а это, согласитесь, весомое оправдание.

 

Глава 9

Грядущий четверг не должен был принести с собой никаких сюрпризов. Но, как известно, человек предполагает, а бог располагает. Утро у меня было достаточно добрым и плодотворным в плане работы. Моя команда в полном составе собралась в кабинете к половине десятого с бодрым настроением и желанием сворачивать горы, какие тут же нашлись, как по заказу: проявилась Алевтина Семеновна.

Вот с кем пришлось повозиться-то! Стоило только Феде направить на нее камеру, как она цепенела, не в состоянии и двух слов произнести связно и членораздельно. За полтора часа мы использовали, казалось, все методы, с помощью которых пытались успокоить нашу героиню и добиться ее естественного поведения. Ничего не помогало: бедная Грибова продолжала все более цепенеть.

— Слушай, Ирина, — отвела меня в сторонку Галина Сергеевна, — может быть, попробуем с кем-нибудь еще? Ты вроде бы говорила, что директриса детского дома женщина интересная…

— Анна Марковна нам пригодится для отдельной передачи, — твердо сказала я. — Не расстраивайся, сейчас я что-нибудь придумаю.

— Да что тут еще можно придумать?! Мы все перепробовали. Жаль, конечно, у Алевтины Семеновны очень колоритная внешность, она так интересно говорит… Вот разве что предложить ей выпить для снятия сценического зажима?

— Обойдемся без алкогольного воздействия. Предупредите Федю, чтобы был наготове.

Я вернулась к расстроенной Алевтине Семеновне, присела рядом с ней на диван, заговорила о каких-то пустяках. Не видя камеры, она стала естественной, отвечала легко и раскованно. Я постепенно меняла тему, стала задавать заготовленные вопросы, на ходу меняя формулировку… Через сорок минут из-за шторы вынырнул довольный Федя:

— Все, снято.

— Ой, а вы разве снимали? — удивилась Грибова.

— Это называется скрытая камера, — улыбнулась я.

— Так я же, наверное, кучу ерунды наговорила, — запаниковала женщина, — и выглядела ужасно…

— Успокойтесь, Алевтина Семеновна, — обняла ее за плечи Галина Сергеевна. — Это весьма распространенное и, смею вас уверить, ошибочное мнение, свойственное тем, кто никогда не имел дела с телевидением. Людям почему-то кажется, что перед камерой нужно как-то по-особенному себя держать и говорить какие-то особые слова. А на самом деле нужно просто оставаться собой и держаться естественно. Не волнуйтесь, все получилось просто прекрасно!

— Правда? — недоверчиво переспросила Грибова.

— Конечно, — улыбнулась я. — Вы можете приехать к нам на студию, чтобы в этом убедиться.

— А когда это можно сделать?

— Когда вам будет удобно: позвоните и приезжайте. Заодно посмотрите нашу студию вживую и постараетесь к ней привыкнуть. Вам ведь еще на вопросы зрителей отвечать.

— Ох-ох-ох, — тяжело вздохнула она. — А можно сейчас?

— Можно, только вам придется добираться своим ходом, так как у нас в машине нет места, — с извиняющимся видом я развела руками.

— Ничего, доберусь.

Женщина явно сгорала от любопытства и боялась поверить, что будет хорошо выглядеть на экране. Пожалуй, и в самом деле имело смысл дать ей возможность посмотреть на себя, да и в студии посидеть…

По дороге я все думала о нашей последней героине, как вдруг меня осенило:

— Галина Сергеевна, кресла! — потерянно выдохнула я.

— Что кресла? — не поняла она.

— Их же нет…

— А куда они делись? В нашем кабинете с утра было на месте, а из студии никто без нашего ведома кресло тоже забрать не мог, — недоумевала Галина Сергеевна. — Ты не заболела, Ирочка?

— Да нет же! — досадливо махнула я рукой. — У нас же на этот раз три героини, а кресло всего одно! Понимаете?

— Понимаю…

— Что делать будем?

— Покупать еще два, — тут же нашла выход Галина Сергеевна. — Тащить в студию инородную мебель не годится: разномастица получится, да и для приглашенных дам некоторая обида… Как только приедем, сразу пойду к Евгению Ивановичу. Раз он одобрил наш план, значит, пусть раскошеливается.

— А если таких же не будет?

— Пусть голова болит у Андрея Юрьевича. Он и так уже на нашу программу больше года ни копейки не потратил. Даже к праздникам интерьер не менял, говорил, что женское счастье, оно в любой праздник одинаково. Так что теперь не отвертится!

Когда Галина Сергеевна в таком настроении, ей лучше не перечить, и я была уверена, что кресла у нас будут. Вот только куда их потом девать? В наш кабинетик они точно не поместятся, там и так тесно. Но это, как говорится, дело будущего. Сейчас другие проблемы, поважнее. В частности, я совершенно забыла, что нужно было договориться с Алевтиной Семеновной о том, когда мы сможем снять ее в окружении домочадцев. Ну да ладно, она сейчас сама к нам прикатит.

И прикатила-таки! Причем чуть ли не одновременно с нами. На такси она, что ли, добиралась? Что-то мне не слишком верится, что тарасовский общественный транспорт стал настолько оперативным.

Федя, Лера и Алевтина Семеновна отправились смотреть отснятый материал, Галина Сергеевна с решительным видом пошла к шефу требовать субсидий, а я временно дезертировала, чтобы отыскать Гурьева. И вскоре отыскала, причем вместе с Павликом.

— Привет изгнаннику, — поздоровалась я с нашим оператором. — Как твои дела?

— А как они могут быть без вас? Скучаю, несмотря на загруженность работой.

— Врешь, поди, — я скептически посмотрела на Павлика. — Ты не о нас скучаешь, а по любимому креслу.

— Почему это сразу «врешь»? — возмутился он. — Я же не сказал, по ком скучаю! И, кстати, как там Федя, справляется?

— Более чем, мы даже не ожидали.

— Ирина, а вы, часом, не подумываете оставить его вместо меня? — забеспокоился Пашка. — Не переживай, тебя нам никто не заменит, — утешила я оператора. — Твое кресло выглядит каким-то осиротевшим и одиноким, а я так привыкла, что оно всегда заполнено тобой, что прямо-таки дискомфорт ощущаю. Кстати, о креслах: лови момент, скоро на телецентре появятся еще два. И если ты сумеешь вовремя подсуетиться, то одно из них после восьмого марта может оказаться в операторской.

— Нет уж, не буду я суетиться. Меня вполне устраивает кресло в вашем кабинете и та компания, что к нему прилагаетеся.

— Ах ты нахал! — я просто задохнулась от возмущения. — Значит, мы для тебя только компания, прилагающаяся к креслу? Вот погоди, расскажу Галине Сергеевне с Лерой, как ты о них отзываешься, тогда уж точно они решат сменить тебя на Федора!

— Ой, не надо! — в притворной панике взвыл Пашка. — Я все понял, раскаялся и осознал! Плевать на кресло, мне без вас, единственных и неповторимых, жизнь не в жизнь!

— То-то же!

— Гляжу я на тебя, Ирина, и думаю, — с ухмылкой раскрыл рот до сих пор молчавший Гурьев, — делать тебе, что ли, нечего, как только цирк устраивать? Стояли мы себе с Павлом, говорили о серьезных вещах, а стоило тебе появиться, как сразу начались клоунские ужимки!

— Это вы-то о серьезных вещах?! Перестань, Валера, не смеши меня. А я пришла, между прочим, по делу. Это Павлик меня спровоцировал.

— Вот-вот, — ехидно поддакнул Гурьев, — а он еще и виноват остался.

— Перестань, — попросила я, — лучше расскажи, что за вещество было в ампуле?

— Очень даже занятное вещество, — Валерка не стал упираться, а сразу принялся излагать. — Оно прекрасно срабатывает в сочетании с анальгетиками, которые Кате сейчас вводят, образует токсичное соединение, которое моментально вызывает отек легких, а потом в течение часа распадается на совершенно невинные составляющие, понимаешь? Катя сейчас в том состоянии, что отек легких, спазм сердца или любая другая прелесть ни у кого из врачей никакого подозрения не вызовет. А пока они попытаются девушку откачать, вещество примет совершенно некриминальный характер. Да и кому придет в голову показывать Катин молодой и красивый труп судмедэксперту? Последствия отравления — и все.

— Кажется, Шурик вчера второй раз спас Катерине жизнь, — потрясенно выговорила я. — Слушай, Валера, а никто из вас больше у Кати не был?

— Костя вечером ездил, ей лучше, она преображается на глазах. Правда, слабенькая еще, как новорожденный котенок, но это ерунда — у девчонки очень сильный организм: еще день-два, и она начнет вставать.

— Валера, а ты не думаешь, что это будет не единственная попытка избавиться от Кати?

— Да я уверен в этом! Она знает что-то очень серьезное. Вряд ли ее стали бы убирать, если бы дело было только в том, что она как женщина самим своим существованием отравляет жизнь армейским чинам. Тут все гораздо сложнее. Я жду не дождусь, когда с ней можно будет поговорить. Радует только то, что больше в моргах не объявлялось интересных покойников.

— И как ты объясняешь такую паузу? — поинтересовалась я.

— Мы с тобой уже обсуждали эту тему, ты разве забыла?

— Если честно, да, — призналась я. — Хлопот полон рот с праздничной передачей.

— Ну хлопочи-хлопочи, — саркастически протянул Гурьев, — а я пойду к братцу покойной старушки, авось отрою что-нибудь в ее бумажках.

— Ну, удачи тебе!

— Спасибо, мне она сегодня очень пригодится.

Распрощавшись с Валерой и Павликом, я завернула в нашу студию, где застала всю свою команду с Алевтиной Семеновной в качестве дополнения. Пришлось устроить что-то вроде репетиции, результаты которой меня порадовали. Взглянув на себя на экране, Грибова сначала не поверила своим глазам: она даже не представляла, что так киногенична. Теперь от ее стеснения остался один момент: женщина комкала в руках носовой платок. Ну, это не страшно: у многих людей проблемы с руками, такое бывает даже с телеведущими, которые или крутят карандаш, или прячут руки за спину, чтобы не было видно, как они волнуются. Дадим в начале передачи Алевтине Семеновне какую-нибудь симпатичную ручку, пусть займет ею руки.

Хорошо, что у нас есть незаменимая Валерия! Я ведь опять забыла о съемке с домочадцами, а она — нет. Алевтина Семеновна на Лерин вопрос сообщила нам, что дети больше ее самой ждут визита гостей с телевидения, и, наверное, именно их нетерпение заставило ее так быстро выздороветь. Короче, нам сегодня предстояло еще раз съездить к Грибовой после обеда, что вполне устроило моих коллег. А на вечер была запланирована разминка в тренажерном зале с очаровательной госпожой Волковой.

— Ну что, коллеги, — спросила я, когда успокоенная Алевтина Семеновна отбыла восвояси, — кажется, мы с вами практически управились?

— Ирина, не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — посоветовала осторожная Галина Сергеевна.

— Да-да, — поддержала ее Лера, — не стоит искушать судьбу.

— Хорошо, не буду. У нас ничего не готово, мы не успеваем, и вообще все плохо! Неужели вы думаете, что судьба такая дура, что купится на эти нелепые завывания в пространство? Может быть, мне еще от сглаза пальцы скрестить?

— И это не помешает, — совершенно серьезно согласилась с моим высказыванием Галина Сергеевна, напрочь игнорируя мой ернический тон.

— Я вас не узнаю, дамы. Когда это вы успели стать суеверными?

— Знаешь, Ирина, я бы с радостью отказалась от всяческих суеверий и руководствовалась только насквозь материалистическими соображениями в нашей работе, если бы жизнь не подбрасывала нам регулярно какие-нибудь каверзы. Ты вспомни, была у нас хоть одна передача, снятая без проблем? Или они начинали преследовать нас с самого первого дня съемок, или случалось что-нибудь эдакое, под занавес, что срывало нам ее.

— Не могу с вами не согласиться, — вынуждена была отступить я. — Только мне все равно плохо верится в действие всяких охранных амулетов.

— Ну и не верь себе! Я же не заставляю тебя верить? Я всего лишь прошу быть осторожнее с высказываниями.

— Все, убедили, — окончательно сдалась я. — Пойдемте попьем Лериного замечательного чайку.

— Ирина, ура! Вы тоже признали, что мой чай замечательный! — обрадовалась Лера, словно я ей преподнесла дорогой подарок.

Несмотря на суеверные опасения коллег, судьба вела себя сегодня довольно мило, а из сюрпризов преподнесла нам только один, да и тот мог вполне пройти по разряду приятных. Детей у Алевтины Семеновны оказалось четверо: две пары очаровательных близнецов-погодков, мальчики и девочки. Вот они-то прекрасно чувствовали себя перед камерой! Им очень понравилось сниматься. Я умилилась и предложила им прийти в студию вместе с мамой, пообещав, что оператор обязательно покажет их мордашки крупным планом. Детский восторг не знал границ. Как же легко обрадовать ребенка! Мне временами тоже хочется стать маленькой, чтобы искренне радоваться мелочам и становиться счастливой на целый день от пустякового приятного происшествия вроде неожиданно подаренной конфеты.

Ну а в тренажерном зале с Татьяной Эдуардовной мы вообще управились чуть ли не бегом. Нам и надо-то было всего-навсего снять сюжет на одну минуту, не больше. Основное время занял у нас хозяин сего заведения, который усиленно пытался пропихнуть рекламу своего не самого престижного, но вполне пристойного зала. С этой целью дядечка старательно барражировал в поле объектива Фединой камеры и надоел мне настолько, что я сдалась и попросила нашего оператора снять вывеску над дверью тренажерного зала. Хозяин этим удовлетворился и стал не менее назойливо меня благодарить, объясняя, что он только недавно организовался, цены здесь низкие, а на оплаченную рекламу средств пока нет. Он даже попытался всучить нам бесплатные абонементы в свой зал в качестве платы за рекламу. Спасла меня от него Галина Сергеевна, которая строго сказала, что такие вещи мы не решаем, так как они вне нашей компетенции. Хотя я, если честно, не отказалась бы от бесплатного абонемента. Правда, где бы я нашла время еще и на тренажерный зал при своей загруженности и ненормированном рабочем дне? Все. Рабочий день окончился, а я опять возвращалась домой позже положенного. Надеюсь, что сегодня Володя не будет гневаться, а просто накормит уставшую жену ужином. Благодарность свою я выражу ему со всем рвением и прилежанием.

Мои ожидания оправдались: муж меня приветствовал нежным поцелуем в щеку и умчался обратно на кухню дожаривать котлеты. Запах они источали изумительный. Или я настолько проголодалась? Неважно, все приготовленное с любовью вкусно. А Володя меня любит, следовательно, все, что он делает для меня, априори хорошо и правильно. Даже если муж меня ругает — это одно из проявлений его любви.

Котлеты у Володи и в самом деле получились замечательные, с хрустящей корочкой и розовым соком внутри. Не прожарились, наверное. Но горячее сырым не бывает, это я помню со студенческих лет. К тому же я где-то слышала, что мясо с кровью способствует избавлению от галлюцинаций. Их у меня, правда, пока нет, но профилактика не повредит. Так что с картофельным пюре, в котором практически не было комков и нужно было только чуть-чуть досолить, котлетки съелись за милую душу. Чай с печеньем завершил нашу вечернюю трапезу.

Чаевничали мы с Володей перед телевизором, наблюдая за мытарствами очередного персонажа нестареющего Джекки Чана и весело комментируя особенно нелепые моменты. Муж сегодня был в ударе и смешил меня, пожалуй, больше прославленного китайца. Люблю я такие милые вечера, мне они дороже, чем любые праздники.

* * *

Наступила очередная пятница, пятница без выхода в эфир. Это бывает настолько редко, что мои сотрудники, и я в том числе, испытывали довольно странное и непривычное чувство, напоминающее опустошенность. Ни тебе суеты, ни тебе беготни, ни тебе понимания, что ничего не готово… Сидим себе спокойненько, обсуждаем текущие вопросы. Чтобы не мучиться, я для себя решила считать сегодняшний день не пятницей, а, скажем, вторником: самым обычным днем, когда работа над передачей только-только началась, впереди уйма времени и есть шанс все успеть. Помогло. Самоубеждение — великая вещь! Лишь бы только оно не перерастало в самообман.

Из этой спокойной рутины меня выдернул Гурьев.

— Ириша, я был прав, все очень серьезно. Тебе больше не стоит вмешиваться в это дело, — сказал он с мрачным лицом, вытащив меня в коридор.

— А можно хоть узнать, что тебя так напрягло? — поинтересовалась я, про себя думая, что шиш я отступлю, тем более сейчас, когда мы наконец-то приблизились к разгадке.

— Хорошо, я тебе скажу, но только для того, чтобы ты поняла всю серьезность происходящего. Я вчера, как и собирался, встретился с Иваном Богдановичем, братом покойной старушки Кочетовой. Дедок оказался общительным и доверчивым, спокойно позволив мне порыться в бумагах старушки. И там я натолкнулся на странное письмо сына Александры Богдановны. Оно лежало в заляпанном грязном конверте, на котором не было никаких опознавательных знаков. Видимо, его привез Кочетовой какой-нибудь однополчанин сына. Но почерк именно Гошин, так звали парня: я сличил с другими, обычными письмами. Ну, все содержание письма я тебе пересказывать не буду, там много всякой сентиментальной чепухи, а главное заключается буквально в двух строках: парень узнал что-то о делишках командира своей части и все время боялся. Он написал, что командиры торгуют смертью солдат в обмен на смерть других парней, и ждал смерти, прося мать обязательно убедиться в том, что ей пришлют именно его тело.

— Валера, по-моему, это бред сумасшедшего. Гоша явно свихнулся в Чечне, что немудрено.

— Нет, Ириша, он не свихнулся. Его слова означают — там были, кстати, еще кое-какие намеки, — что кто-то из командования продает чеченцам оружие, получая за это наркотики. Если бы Александра Богдановна сунулась с этим письмом как с аргументом для эксгумации, вряд ли дожила бы до этого времени. А тут, наверное, она случайно проговорилась, вот ее и поздравили.

— Ты нашел цветок?

— Нет, конечно, что в квартире можно было найти после похорон? Соседка только сказала, что Александра Богдановна принесла в пятницу подарочный набор из военкомата и ворчала, что сына угробили, а теперь откупиться пытаются. Ей же полагалась какая-то военная пенсия за потерю кормильца.

— Страшненькая история, — согласилась я с выводами Валерия. — И ты полагаешь, что есть еще люди, осведомленные об этих махинациях, для которых уже приготовлены цветочки?

— Не сомневаюсь! Теперь ты понимаешь, что тебе стоит отойти в сторонку?

— Валера, не говори ерунду: ну кто знает, что мне тоже что-то известно? — от волнения я стала слегка косноязычной. — Ты знаешь больше, это тебе надо бояться.

— Мне не привыкать, а если с тобой что-то случится, мне этого Володька никогда не простит.

— Ничего со мной не случится, — отрезала я упрямо. — В обед я поеду навестить Катю, и ты меня не останавливай.

— Ирина, — Гурьев снова было попытался наставить меня на путь истинный, но, видя, что это бессмысленно, замолчал и махнул рукой. — Поступай как знаешь, я умываю руки. А если с тобой что-нибудь случится, не жалуйся потом, что я тебя не предупреждал.

— Если утонешь — домой не приходи, — улыбнулась я, вспомнив расхожую напутственную фразу многих мам, с неохотой отпускающих своих чад к водоемам.

— Тебе все хиханьки да хаханьки, — покачал головой Валерий, — неуемная ты наша!

Расстались мы с ним не слишком довольные друг другом, но что поделаешь: любой нормальный мужчина, даже такой циник, как Гурьев, стремится защитить женщину от неприятностей и опасностей. Это лестно, но иногда мешает. Надеюсь, что Валерка не успеет предупредить Костю, а то мне не очень-то улыбается мотаться по городу без машины. Я немножко устыдилась своего меркантилизма, но тут же прогнала это малоприятное чувство, подумав, что мои цели не такие уж и личные.

Шилова я перехватила по дороге в буфет. Он, наверное, собирался обедать, ну да ничего: пост еще не самое страшное, что может случиться с человеком. Вот я же использую свой обеденный перерыв исключительно как прикрытие, и ничего, дистрофия мне пока не грозит, даже гастрита нет, тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

Разумеется, Костя мне не отказал в такой пустяковой просьбе. Отказ чуть было не случился в больнице, где суровая сестра-хозяйка не хотела нам выдать халаты и пропустить к Кате. И как это Валере удается ладить с такими мымрами? Пришлось подавить свое раздражение и пустить в ход обаяние. Тетка поворчала, но сдалась и пропустила нас, потребовав, чтобы не задерживались. Я ей это клятвенно пообещала.

Катя нас встретила в полусидячем положении, с бледным подобием улыбки на осунувшемся лице.

— Привет, Ирина, прости, что так получилось с твоей передачей. Она ведь сегодня должна была в эфир идти?

— Сегодня, — вздохнула я. — Но это пустяки, главное, ты жива. Хорошо, что Костя успел вовремя.

— Кстати, Костя, — обратилась к нему Катя, — что со мной было? Я ничего такого не могу вспомнить, а врачи пока отказываются говорить, ссылаясь на то, что мне нельзя волноваться. Но ведь ты же знаешь, что у меня крепкие нервы.

— Ты отравилась цианидом, — честно ответил Костя. — Ты мой друг, и я ничего не буду скрывать от тебя.

— Каким образом у меня это получилось? — удивилась девушка.

— Орхидея, — подсказала я.

— Что?! — не поверила Катя. — О черт, кажется, теперь я понимаю!.. Костя, мне немедленно нужно отсюда выбираться, я и так потеряла целую неделю.

В крайнем возбуждении девушка попыталась встать с кровати, и ей это почти удалось. Но в последний момент силы покинули Катю, и она рухнула обратно, чуть не потеряв сознание.

— Черт! — снова выругалась она. — Костя, Ирина, придумайте же что-нибудь!

— Катя, — осторожно начал Костя, — ты еще очень слаба, тебе нужно лечиться, а здесь ты в безопасности…

— Черта с два я здесь в безопасности! Ты думаешь, Шурик мне ничего не рассказал? А Семиреченко уже звонил с утра, интересовался моим состоянием. Я хоть и слаба, но мозги-то работают нормально. Как только Ирина сказала про цветок, мне все стало понятно. Это была единственная недостающая деталь. Думаешь, полковник просто так проявляет обо мне заботу? А лечение мне уже никакое не нужно, только правильное питание, чтобы восстановить силы, да инъекции глюкозы и витаминов. Костя, миленький, ты ведь не знаешь всего, помоги мне, пожалуйста, не заставляй упрашивать. Я тебе потом все-все расскажу, ладно? А сейчас просто поверь, что все это очень серьезно.

— Я тебе верю, Горыныч, — тепло улыбнулся Костя, назвав Катю каким-то, наверное, армейским прозвищем. — Я все сделаю.

— Мы сделаем, — встряла я. — Катю нужно не просто вытащить из больницы, но и надежно спрятать. Твоя квартира для этого уже не подходит, да и жилье всех наших коллег тоже.

— Согласна, — подтвердила Катя. — И к Анне Марковне меня тащить нельзя, там дети…

— Катя, — сказала я, — потерпи немного, нам сейчас пора уезжать, а к вечеру мы обязательно что-нибудь придумаем и вытащим тебя отсюда. Мне кажется, что время у нас в запасе еще есть, так как только вчера старлей принес пять ампул. Пока ребята поменяли только три. Так что полковник будет ждать до завтра, и лишь потом предпримет следующий шаг. Но мы постараемся его опередить.

— Спасибо тебе, Ирина, я буду ждать, — улыбнулась Катя на прощание. — А сейчас попробую поспать…

Девушка сползла в лежачее положение и устало закрыла глаза. Мы с Костей на цыпочках вышли из палаты. По дороге к телецентру я пообещала Косте обязательно поговорить до вечера с кем-нибудь из своих надежных знакомых, у кого можно будет на время спрятать Катю. Он молча кивал, соглашаясь со мной, но думая о чем-то своем. Может быть, вспоминал об армии, а может быть, о чем-то еще, не знаю.

Не успела я на студии войти в нашу комнатку, как тут же подверглась нападению.

— Ирина! Где тебя черти носят? — накинулась на меня Галина Сергеевна. — Срочно нужно ехать на оптовую базу, кресла выбирать!

— А что их выбирать? Купите точно такие же, и все.

— Нет таких же, понимаешь, нет! Немедленно беги к Андрею Юрьевичу, он тебя дожидается. Ведь сама ворчать будешь, если он что-нибудь не то купит. Я ведь помню, как ты придиралась, когда выбирала наше студийное кресло.

— О господи! А вы сами что, не можете съездить? — в отчаянии закатила я глаза.

— Не могу. У меня зуб разболелся! Неужели не видишь, как мне плохо?

— Ну… пусть Валерия съездит… — попыталась я отбрыкаться от несвоевременного поручения.

— Ага, как же, будет с ней Андрей Юрьевич разговаривать! Приобретет что-нибудь самое дешевое и успокоится. Езжай немедленно, не спорь и не заставляй меня мучиться: мне разговаривать больно!

— Ладно, уже еду, — процедила я сквозь зубы и помчалась к Андрею Юрьевичу, нашему хозяйственнику. Раз уж не получилось отбрыкаться, то надо хотя бы постараться справиться с покупкой кресел как можно быстрее.

И почему так всегда получается? Стоит мне подметить какой-нибудь прокол, как тут же выясняется, что, кроме меня, его устранить некому? В самом деле, что ли, у меня такая судьба? Причем все это случается в самый неподходящий момент: я ведь, когда ехала на телецентр, собиралась обзвонить всех своих знакомых, которые могли бы без особых проблем приютить Катю, потом хотела сочинить вескую причину для более раннего ухода с работы… А тут снова гонка. Ну что за наказание!

С покупкой чертовых кресел я провозилась два часа, а все из-за Андрея Юрьевича. Этот скупердяй сражался за каждый рубль, словно должен был доставать его из своего собственного кармана. И где наш шеф умудрился найти такого бережливого хозяйственника? В конце концов мне удалось привести к компромиссу цену и удобство сиденья: три симпатичных, обитых кофейного цвета велюром вращающихся кресла были погружены в машину доставки, а я с чистой совестью могла вернуться к себе и заняться более важной, с моей точки зрения, задачей.

В нашем кабинете никого не было. Галина Сергеевна, наверное, еще не вернулась от зубного, да и вряд ли сегодня уже вернется, а Лера просто пребывала где-то в неизвестности. Впрочем, меня это как нельзя более устраивало. Я достала свою записную книжку с номерами телефонов, подняла трубку и задумалась. Действительно, к кому же можно пристроить Катю? Ведь нам будет нужно с ней встречаться. Одно дело попросить кого-нибудь на время приютить здорового человека, и совсем другое — больного, к тому же такого, к которому будет шляться толпа народа. Проблема!..

Так, моя квартира отпадает по вполне понятным причинам. То же самое с Павликом и Лерой. У Галины Сергеевны, хоть она человек и отзывчивый, есть муж, который нашего авангардизма не поймет. Остается моя подруга Вероника, существо доброе, милосердное, к тому же обладающее двухкомнатными апартаментами, доставшимися ей от родителей. Будем надеяться, что Вероника не откажет.

Я, мысленно пожелав себе удачи, набрала номер Вероникиного магазина и попросила пригласить ее к телефону, а когда услышала голос своей подруги, то заговорила со всей возможной серьезностью:

— Вероника, привет, это Ирина Лебедева. Слушай меня внимательно и не перебивай. Ты сейчас живешь одна?

— Да, — удивленно ответила она. — На личном фронте без перемен. А у тебя появился кто-то, с кем ты хочешь меня познакомить?

— Вероника, я же просила не перебивать! — досадливо поморщилась я. — О твоих потенциальных кавалерах мы поговорим как-нибудь в другой раз. А сейчас мне нужно на несколько дней воспользоваться твоей квартирой…

— Ой, — не выдержала моя подруга. — Я, конечно, всегда готова тебе помочь, но куда же мне самой-то деваться?

— Никуда тебе не нужно деваться, — в отчаянии простонала я. — Мне нужно, чтобы у тебя пожила одна моя знакомая, вот и все. О подробностях вечером при встрече объясню.

— А, ну так бы сразу и сказала, — облегченно вздохнула Вероника. — А то я уже бог знает что думать начала!

Я чуть было не съязвила, сказав, что думать Веронике вредно, но сдержалась, вместо этого уточнив, когда она будет дома.

— В восемь, как всегда, — ответила она, — так что спокойно можешь привозить свою знакомую, я что-нибудь вкусненькое приготовлю.

— Спасибо, Вероника, ты настоящий друг, — искренне поблагодарила я ее и повесила трубку.

Все, половина дела сделана. Теперь нужно придумать, как вытащить Катю из больницы, и тут уж мне без Валерки не обойтись. Что поделаешь, придется идти к нему на поклон.

Гурьев обнаружился в районе кабинета нашего шефа, с которым что-то обсуждал, отрастив на лице выражение прямо-таки государственной озабоченности. Мне Евгению Ивановичу на глаза попадаться пока еще не хотелось, но исчезнуть, увы, я не успела.

— Ирина Анатольевна, — позвал меня шеф, — идите-ка сюда.

— Добрый день, Евгений Иванович, — несколько сухо поздоровалась я.

— Ну хватит вам дуться, — примиряюще добродушно улыбнулся он. — Я ведь уже не сержусь на вас, понимаю, что у вас душа в полет просится. Так что и вы не сердитесь за то, что мне приходится время от времени подрезать вам крылья, а то, если улетите, кто же мне будет делать самую популярную программу? Кстати, я слышал, что у вас практически готова передача к Восьмому марта. Это правда?

— Правда, — подтвердила я. — Основные съемки мы уже провели, дубли делать не понадобится.

— Ну и прекрасно! Так чего же вы сегодня до сих пор здесь? Идите домой, отдыхайте, повтор и без вас покажут. А со вторника со свежими силами продолжите работу.

— Спасибо, Евгений Иванович. А почему со вторника?

— Так ведь понедельник у нас выходной. Не у всех, конечно, но ваша группа может отдохнуть. Галину Сергеевну я уже отпустил, Валерию — тоже. А вы где были?

— Кресла ездила выбирать с Андреем Юрьевичем, — ответила я, радуясь, что не придется придумывать повод для ухода с работы и что есть еще один выходной день.

— И как, выбрали?

— Выбрали, очень милые креслица, удобные.

— Ну вот и славно. До свидания, Ирина Анатольевна, передайте мои поздравления мужу.

— Передам непременно. — Все эти китайские церемонии меня уже достали, но, кажется, они подошли к концу. Еще бы Валерка понял, что я тут не просто так ошиваюсь, а его ищу.

Он понял, это я услышала, подходя к своему кабинету: Гурьев прощался с директором, а потом поспешил за мной.

— Выкладывай, зачем я тебе понадобился? — спросил он без всяких предисловий.

— Валера, ты должен придумать, как нам вытащить из больницы Катю.

— Это еще зачем? — опешил он. — Это еще что за блажь?

— Это не блажь, Катя сама сегодня об этом попросила. Кажется, все гораздо сложнее, чем даже ты думал: она, как только услышала, что отравилась запахом орхидеи, сразу стала умолять нас с Костей вытащить ее из больницы, сказав, что теперь ей все понятно, и обещала потом все рассказать нам.

— Так-так-так, — потер руки Гурьев. — Сюжетец-то развивается! Где Шилов?

— Не знаю, кажется, в гараже, — пожала я плечами. — Мы примерно полчаса как с мебельного склада вернулись.

— Ладно, ступай в свою каморку и жди нас там.

Через несколько минут мы с Костей внимательно слушали Валерку, излагавшего нам свои идеи по поводу вызволения Кати из больницы. Но вначале я сообщила о том, что нашла для девушки подходящее убежище.

— Все-таки бывает иногда и от тебя польза, — расщедрился Гурьев на комплимент. — Да и от других женщин тоже.

К половине шестого мы в деталях проработали всю операцию и приступили к ее выполнению. Для начала мы прихватили в телецентровской гримерной первый попавшийся рыжий парик, а дальше нужно было заехать ко мне домой и взять для Кати одежду. Это могло стать проблемой, так как Володька наверняка уже вернулся с работы. Валера пообещал, что сумеет заговорить моему мужу зубы и отвлечет его внимание, когда я буду собирать пакет с вещами. Представляю, что он наговорит Володеньке! Ну ничего, я потом мужу все объясню, он поймет.

Любимый супруг ужасно обрадовался моему раннему возвращению домой, а увидев Валеру, обрадовался еще больше, предвкушая милые посиделки с пивом. Честное слово, даже было жаль его в этом разочаровывать.

— Володь, пиво будет завтра, — объявил Гурьев, — обещаю. А сейчас я твою жену привез только для того, чтобы показать, что она жива и здорова, и тут же увожу обратно. Она должна переодеться во что-нибудь понаряднее.

— Это еще зачем? — насупившись, спросил муж.

— А у нас сегодня банкет в честь завтрашнего праздника, без нее — никак: Ирина как-никак краса и гордость нашего телевидения. Мы тебе пытались дозвониться, чтобы предупредить, да у вас, наверное, что-то с телефоном, вот и пришлось ехать. Понимаешь, Иринка говорит, что ты в последнее время слишком сильно нервничать стал, когда она задерживается.

Пока Валерий плел ужаснувшую меня байку про банкет — как потом я мужу в глаза смотреть буду? — я лихорадочно переодевалась и одновременно засовывала в пакет одежду для Кати. Ой, его же еще вынести незаметно надо! Но Гурьев и это учел.

— Володька, — попросил он, увидев мою озабоченную физиономию в дверях комнаты, — дай водички попить, пожалуйста, а?

Муж отправился на кухню, а Валерка в один момент затолкал мой пакет в объемистую сумку, которую догадался прихватить с собой. Туда же последовали мои старые осенние ботики. И когда только он их из-под обувной полки извлечь успел? Понахватался криминальных навыков у своих персонажей!

Володя принес Гурьеву воды и подозрительно спросил:

— Валера, а ты меня не обманываешь, у вас в самом деле банкет? — Все-таки чутье моего мужа — это нечто!

— Когда это я тебя обманывал? — возмутился тот, допивая воду. — Если у вас телефон работает, можешь сам позвонить шефу, он подтвердит. А нам пора, там все ждут.

Ну, до проверки слов приятеля муж опускаться не стал. Он лишь на секундочку задержал меня на пороге квартиры и попросил долго не задерживаться на банкете и много не пить, что я ему совершенно честно пообещала. Уж чего-чего, а пить и задерживаться на несуществующем банкете я никак не собиралась.

— Гурьев, ты не мог ничего поинтереснее придумать, а? — накинулась я на Валерку, когда мы оказались в машине и понеслись в сторону больницы. — Какой банкет, ты в своем уме? А если бы Володя все-таки позвонил?

— Успокойся, банкет и в самом деле имеет место быть. Ты думаешь, о чем я с шефом разговаривал, когда ты объявилась? Как раз отказывался от участия в этом чисто мужском празднике жизни. Правда, отказывался я по другому поводу, ну да ничего, свои дела я и завтра успею решить. А позвонить Володька все равно бы не смог: я у вашего телефона штекер отсоединил. Когда вернешься, не забудь все привести в надлежащее состояние, а то вдруг мне приспичит тебе позвонить.

— Ох, Валерка, не доведут тебя до добра твои криминальные талантики! — укоризненно сказала я.

— А без них никак! — хохотнул он, нисколько не смутившись. — Что же делать, если ты хочешь быть сыщицей, а муж у тебя против?

В больницу нас пропустили на этот раз свободно и без всяких проблем. Катя выглядела довольно бодрой и заверила обеспокоенного Костю, что дорогу перенесет. Она похвасталась, что теперь, поспав, сумеет встать самостоятельно, без посторонней помощи. Дальше наш план вступал в самую рискованную фазу.

Шурик, которому Валерка изложил его задачу, сначала заржал, как невоспитанная лошадь, восхитившись изобретательностью Гурьева, потом посерьезнел и сказал, что он для этой роли не подходит, так как существенно толще Кати. Парень предложил вместо себя Славика, которого я еще не видела, а когда увидела, то признала, что он подходит лучше.

Таким образом, я помогла Кате одеться, потому что она хоть и храбрилась, но самостоятельно проделывала бы эту процедуру не меньше часа. На всякий случай я спросила ее, не стоит ли подождать еще один день или попробовать покинуть больницу обычным путем, но Катя наотрез отказалась, заявив, что время не терпит, а на вечернем обходе лечащий врач сказал ей, чтобы она по крайней мере неделю даже не заикалась о выписке. Потом Славик нахлобучил рыжий парик, запихал себе под майку полотенце, призванное имитировать бюст, и занял Катино место на кровати, накрывшись по самую макушку одеялом. Шурик пожелал ему счастливого просмотра сновидений. Вечерний обход уже был, ночью Кате уколов не делали, так что парень действительно мог хорошо выспаться.

Теперь Шурик должен был отвлечь медсестру, чтобы она не заметила, как Костя и Валерий буквально на себе несут Катю. По счастью, дежурила молоденькая девушка, явно только что после медучилища, так что Шурик развязно облокотился на ее стол, стараясь перекрыть обзор, и стал нести всякую чушь, которую мужчины любого возраста несут, пытаясь охмурить девушку. Медсестра не протестовала, поощрительно хихихая.

Миновав коридор, Костя просто-напросто взял Катю на руки и понесся вниз по лестнице, мы с Гурьевым едва-едва за ним поспевали. Перед клетушкой гардеробщицы Шилов вернул девушку в вертикальное положение, а Валерка пошел сдавать халаты и получать нашу верхнюю одежду. Нам осталось теперь незаметно вывести Катю из вестибюля, чтобы никто не обратил внимания, что она без пальто: все-таки на улице не май месяц, а февраль, кому-то это может показаться подозрительным.

Не знаю, как остальные участники нашей авантюры, а я расслабилась только тогда, когда мы все загрузились в машину и отъехали от больницы. Но сердце все равно продолжало учащенно биться. Много чего было в моей жизни, но вот похищением мне заниматься не приходилось, пусть и с полного согласия похищаемого лица.

Катя устало откинулась на спинку сиденья, прикрыла глаза и сказала:

— Господи, сейчас бы покурить…

— С ума сошла подруга, — потрясенно выдохнул Валерий. — Ты же еще не до конца из могилы выбралась, а уж снова травиться собралась! Тебе теперь про никотин как минимум месяц даже думать нельзя, так что, сделай милость, забудь.

— Попробую, — слабо усмехнулась Катя на гурьевскую отповедь, — только сомневаюсь, что у меня это получится.

— Катюша, — мягко сказала я, — тебе ведь и в самом деле сейчас нельзя курить. Имей в виду, я Веронике строго-настрого прикажу сигарет тебе не давать. Кстати, ребята, нам бы надо в магазин заехать…

— Зачем? — удивился Валерка. — Винца купить, чтобы у тебя запашок был для отчетности перед Володькой?

— Спятил, да? Какое вино? Продуктов для Кати купить надо! Вероника, конечно, ангел, но надо же и совесть знать! Тем более что Кате сейчас необходимо особое питание.

— Не беспокойтесь, Ирина Анатольевна, — подал голос Костя, — я все купил, пока вы кресла выбирали. Сумка с продуктами в багажнике.

— Спасибо, Костя, — поблагодарила Катя, — я тебе потом деньги верну.

— Забудь об этом, — отрезал Шилов.

Ей богу, замечательный мужик! Благородный, честный, заботливый, предусмотрительный… Эх, Ирина Анатольевна, остановитесь, у вас муж есть, причем любимый. Так я это чисто теоретически, просто как человеком Костей восхищаюсь, без всяких задних мыслей…

Когда мы подъехали к дому Вероники, в ее окнах уже горел свет. Вот и хорошо, а то я опасалась, что нам придется ее дожидаться. Костя помог Кате выбраться из машины и, несмотря на ее протесты и уверения, что она способна дойти самостоятельно, понес ее на руках. Поднявшись в лифте, который — слава Всевышнему! — работал, мы позвонили в дверь.

— Привет, Ириша, — весело улыбнулась Вероника, открывая. — Как вас много! Заходите, заходите! У нас сегодня короткий день был, так что я ужин успела приготовить… Ой, а что это с твоей подругой? — Вероника перестала трещать, во все глаза глядя на Костю, который держал Катю на руках. — Что же вы стоите? Несите скорее ее в комнату, на диванчик, ей же плохо, наверное!

Вот за что люблю Веронику, так это за то, что всегда готова помочь любому человеку, а вопросы задает потом.

— Не беспокойтесь, — опередила меня с ответом Катя. — Мне уже хорошо! Но от диванчика я не откажусь.

Моя подруга захлопотала вокруг Кати, устраивая ее поудобнее, потом усадила мужчин в кресла, а меня потащила на кухню:

— Пойдем, поможешь на стол накрыть!

— Вероника, — остановила я ее, — извини, пожалуйста, но мне некогда, а Кате нельзя есть ничего такого. Я, когда звонила, не успела тебе ничего рассказать… Понимаешь, Катю мы выкрали из больницы, где она поправлялась после серьезного отравления. Проще сказать, она чудом выжила. Нам нужно ее на некоторое время спрятать, поэтому ты никому ничего не рассказывай, ладно?

— О чем разговор, конечно, буду молчать! А что ей можно есть?

Никакие тайны и авантюры не могли отвлечь Веронику от мысли, что гостей надо кормить! Мне даже показалось, что она может стать идеальной парой для Валерия. Но это только на один момент: такого язвительного мужа, как Гурьев, я не то что лучшей подруге, врагу не пожелаю! Да и он сам вряд ли расстанется со своими холостяцкими убеждениями.

Подошедший к нам Костя протянул Веронике огромную сумку с продуктами и просветил, что Кате можно есть, а что нет. Он даже не забыл шепотом предупредить мою подругу, чтобы она ни под каким видом не позволяла своей гостье курить. Вероника кивала с умным видом, а потом жалобно спросила:

— Может быть, вы все-таки останетесь поужинать, а? Я тут что-то вкусненькое приготовила…

— Вероника, честное слово, не могу, — отказалась я. — Меня Володька дома ждет. Если только ребята останутся, а я завтра к тебе приеду вечером, ладно? У тебя теперь некоторое время постоянно гости будут толкаться, это ничего?

— Это даже здорово! — обрадовалась моя подруга. — Ты ведь себе не представляешь, как надоело сидеть одной в четырех стенах и готовить только для себя. А вы еще и продукты привезли!

— Ну тогда до завтра, — стала прощаться я, действительно торопясь к Володе, а Вероника с надеждой смотрела на Костю и Валерку, который успел присоединиться к нам.

— Извините, — сказал Гурьев, с тоскливым сожалением окинув взглядом сгрудившиеся на кухонном столе кулинарные творения хозяйки квартиры, — но сегодня никак. Кое-что еще сделать надо. Мы к вам завтра приедем все вместе, ладно?

— Ладно, — огорченно вздохнула Вероника, — буду ждать. А во сколько?

— Вечером, — ответила я за всех. — Часиков в шесть, пойдет?

— Пойдет. Ирина, а ты бери с собой Володю, посидим вместе, праздник отметим, а?

А что, очень даже неплохая мысль! Хороший способ извиниться перед мужем за сегодняшний обман. Я, конечно, сама не врала, но молчаливо соглашалась с Валеркиной ложью, так что хочешь не хочешь, а признаваться придется, причем чем быстрее, тем лучше. Я уверена, что стоит только между людьми появиться хотя бы крошечной лжи, как она начнет разрастаться, подобно пущенному с горы снежному кому, и последствия могут стать самыми печальными. Нет уж, я не намерена рисковать своим счастливым браком из-за страха перед необходимостью вынести Володин гнев.

 

Глава 10

— Володя, — начала я свое покаяние, едва переступила порог квартиры, — выслушай меня, пожалуйста, и прости.

— А в чем дело, Ирина? — недоуменно уставился на меня муж. — Я все прекрасно понимаю, у нас на кафедре тоже бывают банкеты, и иногда невозможно от них отвертеться никаким образом. Да и вернулась ты не поздно, сейчас всего лишь половина девятого…

— Не была я ни на каком банкете, — с трудом выдавила я. Как, оказывается, трудно признаваться в неблаговидном поступке, даже если совершаешь его ради хорошего дела. — Я с Гурьевым и Шиловым Катю Горину из больницы забирала…

— Ирина, подожди, — остановил меня ничего не понимающий муж. — Какую Катю Горину? Из какой больницы? И для чего тогда Валерке потребовалось приплетать какой-то дурацкий банкет? Давай-ка ты разденешься, пройдешь в комнату и все подробно мне расскажешь, хорошо?

Я кивнула и принялась стаскивать вдруг ставшими непослушными руками пальто и сапоги. Наверное, меня отпускало напряжение, державшее все то время, пока мы перевозили Катю. Володя, наверное, не выдержал жалкого зрелища, которое я собой являла, и бросился помогать. Он ухаживал за мной, словно за маленькой девочкой, потом обнял за плечи, отвел в комнату и усадил в кресло, а сам присел на корточках напротив и заглянул мне в глаза.

— Ну, рассказывай, куда ты опять вляпалась, горе мое? — Он с таким пониманием и теплом улыбался, что я не выдержала и расплакалась. — Ну вот, — протянул Володя, — тоже мне, великая сыщица всех времен и народов! Перестань сейчас же и рассказывай.

Я похлюпала носом, вытерла глаза и рассказала мужу все, что произошло с того самого дня, когда он исследовал злополучные орхидеи.

— Ну и чего ты так расстроилась? — спросил Володя, подняв меня и усадив к себе на колени. — Ты думаешь, я не догадывался, что ты не прекратила заниматься этим делом? Я же тебя очень хорошо знаю! Наверное, даже лучше, чем ты сама, поэтому давно смирился с твоими выходками.

— А чего же ты тогда меня постоянно отговариваешь? — робко спросила я, еще не веря тому, что Володя не сердится.

— Потому что я тебя очень люблю, глупенькая, — нежно сказал он, целуя меня в кончик носа. — Я всегда буду за тебя беспокоиться и просить не лезть в опасные дела. А ты все равно не послушаешься и будешь в них лезть!

— Буду, — вздохнула я, прижимаясь к мужу.

— А Гурьеву я обязательно при встрече скажу все, что о нем думаю, — с напускной угрозой в голосе процедил Володя. — Тоже мне, друг называется! Не мог честно признаться, куда вы едете!

— Он был уверен, что ты меня не отпустишь, — попыталась я встать на Валеркину защиту. — А без меня у них одних ничего бы не вышло — Вероника ведь моя подруга.

— Господи, — всплеснул руками муж, — так ты умудрилась еще и Веронику втянуть в эту авантюру?

— А это было легко! — Я улыбнулась, окончательно придя в себя. — Между прочим, она передает тебе привет и ждет нас завтра в гости. Гурьев, кстати, тоже придет.

— Замечательно! Обязательно пойдем, — Володя изобразил плотоядную демоническую улыбку. — Там-то я ему все и скажу! Одним литром пива он от меня не отделается! Я ему устрою банкет из ста блюд, где в меню будут значиться отбивные по ребрам и гуляш по коридору!

— Володя, — в притворном испуге взмолилась я, — ты его очень сильно не бей, ладно? А то вдруг Валерка возьмет да и вспомнит, что он каратист? И что ты будешь делать тогда, а?

— А против лома нет приема! — пропел муж с видом победителя чемпионата по армрестлингу. — Я этого лгуна все равно сделаю!

Господи, как же хорошо, когда позади остаются неприятности! У меня стало так легко на душе, что впору самой запеть. Никогда больше не буду обманывать мужа, даже в мелочах, это я сама себе твердо обещаю. Ну, если только что-то утаивать…

В субботу мы с мужем совершили визиты вежливости к родителям, чтобы поздравить отцов с праздником, вручить им причитающиеся подарки и получить приготовленные для Володи. Правда, не обошлось без забавного казуса.

Потрясающе, как реклама все-таки действует на людей! Оказалось, что все четыре подарка — и два, что приготовили мы, и те два, что получил муж, — были совершенно одинаковы: новинка от фирмы «Жиллет», гель для бритья, прошу получить и радоваться! А что, очень полезный подарок — подходит каждому мужчине и непременно пригодится в хозяйстве. Срок годности у жиллетовской продукции большой, так что использовать в любом случае получится, даже если бы было не два флакона, а пять.

Немножко посидев за праздничным столом у каждого из родителей, чтобы никого не обидеть, мы с Володей отправились к Веронике и прямо у ее подъезда столкнулись с Гурьевым.

— Так, — вместо приветствия грозно обратился к нему муж, — тебя сейчас убить или попозже?

— А может, лучше выкуп возьмешь, а? — предложил Валерий и потряс пакет, в котором отчетливо звякнули бутылки. — Здесь три бутылки очень хорошего киндзмараули, мне из Грузии привезли.

— Скажи спасибо, — буркнул Володя, стараясь удержать улыбку, — что Ирина любит красное вино. Я бы тебя не помиловал, предателя. Я тебе верил, считал другом, а ты…

— А чего я? Я ничего, — пожал плечами Валера. — Я тебя на Иринке жениться не заставлял, это ты сам. Я тебя тогда даже и не знал еще.

— Ага, значит, я еще и виноват во всем? — грозно прорычал мой муж, всей своей массой надвигаясь на мелкого Гурьева. — Все, теперь я тебя точно не помилую и выкуп брать не стану!

Гурьев тут же присел в стойку и изобразил руками характерное движение, виденное мною неоднократно в боевиках.

— Ну все, мальчики, — призвала я их к порядку, вставая между ними и беря под руки. — Тайм-аут. Попетушились, и хватит. Нас Вероника ждет.

Смех смехом, да только знаю я, чем могут такие вот мужские шуточки закончиться, когда силушку-то молодецкую девать некуда. Тут возможны и фонари под глазом, и переломы. Ни к чему нам это.

— Ириша, — с порога обратилась ко мне с просьбой Вероника, — объясни, пожалуйста, Кате, что ей очень даже идет халат. Понимаешь, как только Костя утром привез ее вещи, так она вознамерилась влезть в свой комбинезон, заявив, что в халатике чувствует себя неодетой. Ведь в этом чудище ей даже в туалет будет ходить неудобно, она же еще слабая! Ой, мальчики, извините, — смутилась моя подруга, увидев Валерку и Володю. — Проходите.

— Привет, Ирина, — Катя действительно выглядела в Вероникином халате забавно — взъерошенная, тощая. — Объясни своей подруге, что меня не нужно опекать, как младенца.

— Так, девочки, — улыбнулась я, — вижу, вы успели подружиться… Какие еще у вас есть жалобы друг на друга?

— А разве мы жалуемся? — в один голос изумились обе.

— А разве нет?

— Нет! — девочки переглянулись и рассмеялись.

— Так это и есть та самая знаменитая Катя, — сказал Володя, проходя в комнату, — из-за которой моя супруга опять носится сломя голову по городу, забыв покой и сон?

— Не преувеличивай, Володя, — попросила я мужа, смутившись, — вовсе я не ношусь и ничего не забыла.

— Не смущайся, Ирина, ты действительно много для меня сделала, — без тени улыбки сказала Катя. — И не только для меня. Надеюсь, что теперь мы вместе сможем спасти не одну жизнь, а много. Как только придет Костя, я расскажу вам все, что смогу, хотя это не положено, но вы и так много знаете, а мне в таком состоянии одной не справиться, потребуется помощь.

— Катенька, — заверещала Вероника, — мы так не договаривались. В кои-то веки у меня гости, а ты сразу о серьезном. Сначала попотчую вас, а дела подождут. Ирина, пойдем со мной, поможешь мне на кухне.

Я пожала плечами и удалилась за неугомонной Вероникой, успев краем глаза заметить, как Валерий бросает на мою подругу заинтересованные взгляды. Не знаю, в его ли вкусе она как женщина, но ее «кормительное» кредо ему явно импонирует.

Мужчины говорили с Катей, которая на некоторое время опять прилегла, чтобы не переутомиться, а мы с Вероникой накрывали на стол. Вот ведь интересная вещь получается: если бы я жила одна — не дай бог, конечно, — то вряд ли научилась бы так готовить, как моя подруга. Скорее всего, я окончательно забыла бы и то, что умела, полностью перейдя на полуфабрикаты. Вполне возможно, что моя стряпня по вкусу не уступает Вероникиной, но вот по эстетизму проигрывает много очков. Причем всю эту красоту моя подруга ухитряется делать очень быстро, словно профессиональный повар в китайском ресторане. Я как-то спрашивала ее, где она научилась этому, а она отмахнулась и сказала, что не видит в своей стряпне никакого мастерства: ей просто нравится, чтобы все было красиво и необычно. Вот мы с ней и выставляли на стол не салаты, а какие-то трудно поддающиеся идентификации вычурные композиции.

Мой Володя, который впервые попал к Веронике на званый ужин, смотрел на все это с опасливым восхищением, а в конце концов не выдержал и спросил у меня, есть ли среди всего того, что мы поставили на стол, хоть что-то съедобное.

— Не пугайтесь, Владимир, — ответила вместо меня Катя, — когда мне сегодня утром Вероника принесла манную кашу, я сначала решила, что это какая-то пластиковая подделка и хозяйка просто демонстрирует мне свое хобби. Кашка не просто лежала на тарелке стандартным шлепком с потеками сливочного масла, а была уложена волнами, в углублениях которых золотились аккуратненькие стружечки маслица, — рассмеялась Катя и шепотом добавила: — Убиться можно, мне бы в голову даже такое никогда не пришло, а ей вот не лень возиться! Какая разница, как еда выглядит, если она свежая и вкусная?

— Ну не скажите, — возразил мой муж, собираясь поспорить с Катей о кулинарной эстетике, а я вернулась на кухню.

— Вероника, — спросила я подругу, — скажи честно, ты на меня не в обиде за то, что я тебе столько хлопот доставила?

— Да ты что, Ирина, какие хлопоты? Это же удовольствие!

Ну и ладно, больше я к ней с извинениями приставать не буду, тем более что стол уже накрыт, а в дверь звонят. Это наверняка пришел Костя, значит, все собрались, и можно наконец-то приступить к разрушению недолговечных шедевров моей подруги, а потом поговорить о деле.

Примерно часа через полтора, когда деликатная Вероника удалилась на кухню мыть посуду, из-за чего я, признаться, испытала чувство стыда — ну ведь свинство же, оставить ее там одну, а самой спокойно сидеть и слушать! — Катя начала рассказывать:

— Я приехала в Тарасов не только и не столько за документами для училища. Это было довольно удачное прикрытие. Не буду вдаваться в подробности, но мое командование достаточно давно имело информацию о том, что ведется активный контрабандный обмен с чеченцами: оружие меняется на наркотики. Война — это всегда грязь и кровь, но когда находятся люди, которые наживаются на этом, то хуже уже просто ничего не может быть. Имелись данные, что в Тарасове расположена перевалочная база, с которой некая группировка распространяет наркотики дальше. Меня отправили сюда, чтобы я попыталась нащупать ниточки к тому, кто этим всем здесь заправляет. На каком-то участке — теперь я догадываюсь, на каком именно, — произошла утечка информации: о цели моего приезда здесь уже знали. Сначала попытались подкупить, потом решили устранить.

— Не только тебя, — перебил Валерий Катю и рассказал ей о смерти Александры Богдановны.

Она немного помолчала, обдумывая услышанное, потом снова заговорила:

— Видимо, здешний заправила всерьез задергался и решил убрать всех, кому хоть что-то известно. Боюсь, что мы с вами здорово опоздали: нужно было начинать действовать еще вчера. Валерка, у тебя с собой цветочки и ампулы?

— Да, — ответил он.

— Это хорошо. Костя, а ты привез то, что я просила?

— Привез, — Костя подал девушке небольшой заклеенный пакет. — Никогда не думал, что в моей квартире можно что-то так надежно спрятать. Я даже с твоими указаниями минут сорок искал.

Мне было ужасно любопытно, что все это значит, но спросить прямо я не решалась. Оставалось только слушать и пытаться сообразить самостоятельно, а Катя вдруг посмотрела на меня и сказала:

— Ирина, спасибо тебе за все, но сейчас вам с мужем лучше уйти. Чем меньше вы знаете, тем лучше для вас. Ты и так услышала более чем достаточно, чтобы понять, какую важную роль сыграла в этом деле. Но игры для дилетантов закончились. Прости за жесткость, но так будет лучше для всех.

Вот так сюрприз! Нет, я, конечно, понимаю, что наркобизнес и торговля оружием — вещи крайне серьезные и опасные, но вот так взять и спокойненько выгнать меня на самом интересном месте? Честное слово, обидно до слез! А вот Володя был с Катей совершенно согласен. Он поднялся со своего места, пожал ей руку и сказал:

— Удачи вам, лейтенант Горина. Надеюсь, что все будет хорошо. — Потом муж повернулся ко мне: — Пойдем, Ириша, нам с тобой пора.

И мне ничего не оставалось, как тоже подняться и попрощаться с присутствующими. Не ожидала я такого щелчка по носу, словно несмышленую девчонку поставили на место: спасибо вам за все, дорогая Ирина Анатольевна, а теперь отправляйтесь заниматься своим «Женским счастьем». А тут еще Вероника вышла с кухни и принялась меня утешать:

— Ирина, ты не расстраивайся, мне еще вчера вечером Катя сказала, что так будет, она и у меня в гостях долго задерживаться не собирается, говорит, что для меня это очень опасно. Не нашего все это женского ума дело, — вздохнула моя подруга. — Лучше с такими вещами не связываться…

— А тебе страшно стало, когда ты поняла, в чем дело? — спросила я.

— Нет, не страшно. Жутковато, правда, немного, — она заметила мой покаянный взгляд и поспешила добавить: — Нет, Ирина, ты не думай, я на тебя не обижаюсь, что ты! Просто понимаю, что поселить у себя на время заболевшую девушку — это одно, а лезть в ее дела — совсем другое.

— И тебе не обидно, что в твоей квартире секретничают совершенно посторонние люди, а ты в это время посуду моешь? — поразилась я, никогда не подозревая за Вероникой отсутствия любопытства.

— Представь себе, не обидно, — спокойно ответила она. — Да и какие же они посторонние? Они твои, а значит, и мои друзья. А их секреты… Знаешь, Ирина, это не те секреты, которые хочется узнать.

Оказывается, моя подруга обладает более философским взглядом на жизнь, чем я. Вот чего за ней никогда бы не заподозрила! Пока я потрясенно переваривала Вероникины откровения, Володя тепло попрощался с ней и пригласил заходить в гости. Я только молча кивала, невесело улыбаясь.

Всю дорогу до дома я молчала, пытаясь погасить обиду. Умом-то я понимала, что Катя права: дилетантам вроде меня действительно нужно держаться подальше от таких дел. Но сердце упрямо не хотело расставаться с чувством праведного негодования: как же, меня, Ирину Лебедеву, вдруг попросили выйти вон! В голову упрямо лезли оскорбительные эпитеты в адрес неблагодарной солдафонки, предателя-Гурьева и просто нехорошего человека Шилова, так как при всем своем гневном состоянии подходящего оскорбления я для него подобрать никак не смогла.

Володя тоже молчал, понимая, что я сейчас могу взорваться от любого слова, и неизвестно, чем этот взрыв закончится: вполне возможно, что и слезами. Я ведь только вчера вечером каялась ему в своем грехе, на который пошла ради Катерины, а она взяла меня и выставила. Только дома муж решился меня успокоить, правда, получилось у него это плохо. Запершись в ванной, я как дура проревела целый час. Но после слез стало легче, я смогла уснуть.

В воскресенье, как и накануне, настроение оставалось хмурым, но в глубине души я надеялась, что вот-вот раздастся звонок в дверь и появится Валерка, который положит к моим ногам все тайны и секреты. Надежда оказалась тщетной: Гурьев не появился ни в воскресенье, ни в понедельник, а во вторник я целиком окунулась в подготовку к передаче, и мне стало уже вообще ни до чего.

Наверное, поэтому я даже не особенно обратила внимание на Вероникин звонок, в котором она сообщила, что Катя от нее уехала: в тот момент я мучительно искала как сквозь землю провалившиеся заметки по поводу пресловутых желательных и нежелательных вопросов. Ну куда они могли запропаститься? Я же только пять минут назад держала их в руках! А теперь нигде нет!

Мои заметки обнаружила в корзине для бумаг Лера. Как они там оказались — связно объяснить не мог никто. Корзина стоит за шкафом, и я до нее, не вставая, дотянуться просто не могу. А я уверена, что не вставала. Словом, подготовительная суета набирала обороты, будто и не появилось этой дополнительной недели.

А в среду наша съемочная группа бурно радовалась возвращению Павлика, с которого наконец-то сняли все обвинения, как уголовные, так и рабочие, и снова он, как в старые добрые времена, сидел в своем кресле и таскал у Леры курагу. Федя с нами простился, но сказал, что непременно будет заглядывать, так как ему очень понравилось с нами работать. Галина Сергеевна выразила общее мнение, сообщив парню, что его симпатия взаимна, и если с Павликом вдруг опять что-то случится, то мы все будем просить шефа, чтобы нам позволили работать именно с ним, с Федей.

— Не дождетесь, — буркнул Павел, — я больше вас никому не уступлю и в истории попадать тоже не собираюсь, с меня этого раза хватило по самое некуда.

— Кстати, Павлик, — поинтересовалась Галина Сергеевна, — а как все это происходило?

— Что именно? — не понял он.

— Ну как с тебя обвинения сняли?

— Самым обычным образом, — пожал наш любимый оператор плечами и цапнул еще один сухофрукт с Лериной тарелки. — Булдаков вызвал меня к себе, общался угрюмо, но вежливо. Сказал, что я больше органами ни в чем не подозреваюсь, так как всплыли ранее неизвестные обстоятельства, а какие именно — сообщать отказался, якобы в интересах следствия. Вот и все.

— Я бы на твоем месте на этого Булдакова в суд подала, — сказала Галина Сергеевна, — и потребовала бы компенсацию за моральный ущерб.

— Да ну его, — отмахнулся Павлик. — Я человек не злопамятный. Все кончилось хорошо, Катя жива, я на свободе… А с милицией я предпочитаю лишний раз не связываться.

— А Катю ты давно видел? — не отставала дотошная Галина Сергеевна.

— Давно, последний раз еще в больнице. Это мне Костя сказал, что с ней все в порядке.

— А ты? — это уже был вопрос ко мне.

— Я тоже не видела и ничего не знаю, — ответила я безо всякой охоты. Мало радости признаваться, что тебя бросили в самом конце интереснейшего дела. — У меня и без Кати Гориной дел хватает. А нам с вами, между прочим, сегодня надо сценарный план сдать, а он еще не готов.

— Вот всегда ты так, — поморщилась Галина Сергеевна, — сидели себе, мило общались, а ты — раз и всем нашла занятие.

— Только не мне, — ухмыльнулся Павлик, — наше дело операторское, мы токмо в камеру глядим.

— А еще на монитор, — процедила я, — так что наведайся-ка ты, милый друг, в монтажную, проверь, как твой заместитель справился с работой.

— Зачем? Вы же его до небес превозносили, я даже ревновать слегка начал.

— Вот и удостоверься, что похвалы раздают не напрасно.

Мои коллеги переглянулись недоуменно, но выяснять, какая муха меня укусила, не стали. Впрочем, если бы попробовали, то я вряд ли смогла бы им связно объяснить причину своего укушенного состояния.

План мы подготовили, Евгений Иванович его утвердил без звука, работа двигалась, приближаясь к своему завершению. И только Гурьева я не видела — будто он сквозь землю провалился. Я сначала ловила себя на том, что прогуливаюсь в свободное время по коридорам телецентра, надеясь случайно наткнуться на Валерку, но, так как эти прогулки никаких плодов не приносили, я в конце концов смирилась, что так и не узнаю развязки Катиной истории, запретив себе даже думать о ней.

Праздничная пятница стала еще большим дурдомом, чем обычно: ведь у нас имелось целых три причины для беспокойства вместо привычной одной. Когда я заявилась на работу вся такая сияющая, потому что накануне договорилась с коллегами, что поеду в «Колибри» с утра — в зеленый цвет меня там не покрасили, это я зря волновалась, — Лера обрадовала меня тем, что звонила Волкова, у которой именно сегодня с утра сломалась машина. Обязательная Татьяна Эдуардовна боялась, что вечером будут проблемы с такси и она опоздает, и просила прислать за ней машину. Будто общественный транспорт для этой женщины не существует, честное слово! Эх, мне бы ее заботы.

К обеду выяснилось, что из бутика мне прислали совершенно не то платье, которое я выбирала. Телефонные переговоры с хозяйкой увенчались тем, что мне пришлось снова ехать в магазин: выяснилось, что какая-то слабоумная продавщица в предпраздничном рвении умудрилась продать мой костюм. Я уже хотела плюнуть на возможность пощеголять с экрана в супермодной одежде, но Галина Сергеевна мне этого сделать не позволила, насильно отправив меня наряжаться. Моя начальница напирала на тот факт, что я ни в коем случае не должна проиграть во внешнем виде Татьяне Эдуардовне, тем более Восьмого марта. Пришлось подчиниться. А что поделаешь? Престиж передачи надо свято блюсти!

К половине шестого, несмотря ни на что, все было готово. Галина Сергеевна обошлась без второй порции валерьянки, героини прибыли вовремя, без опозданий. Ровно в восемнадцать ноль-ноль наша экспериментальная передача пошла в эфир.

Я немного нервничала по поводу Алевтины Семеновны, которая несколько стушевалась, увидев уверенных в себе Летову и Волкову. Но женщина справилась и волновалась немного, крутила в руках ручку, но это пустяки. Я дала ей время привыкнуть и начала задавать вопросы Евгении Андреевне.

В общем и целом, когда я попрощалась с телезрителями, можно было признать тот факт, что передача удалась на славу. Факт этот признали не только я и мои коллеги, но и наш глубокоуважаемый шеф. Он появился в студии сразу после того, как разошлась публика, и предложил всем выпить шампанского в честь праздника — за всех женщин вообще, за наших очаровательных приглашенных дам и за меня, любимую. Ну и кто бы отказался? Таких, естественно, не нашлось. Засим обошлись без традиционных посиделок в нашем кабинете.

А после того, как наши гости отбыли, мы продолжали праздновать. Евгений Иванович в какой-то момент пригласил меня в свой кабинет, как-то очень многозначительно посмотрев при этом. Что еще за напасть? Мне даже стало как-то не по себе от его взгляда. Если бы он хотел премию вручить, так сделал бы это при всех, да и не только мне бы денег дал, а всем. Провожаемая взглядами коллег и мучающаяся догадками, я шла следом за шефом, а в его кабинете сидел Валерка Гурьев — рот до ушей от улыбки. А этот-то что здесь забыл?

— Ирина Анатольевна, — торжественно начал шеф, — я должен извиниться перед вами за несправедливое обвинение по поводу того случая с полковником Семиреченко. Сегодня из военной прокуратуры пришла бумага, где вам выносят благодарность за содействие в разоблачении преступной деятельности бывшего военкома. Благодарность также выносится и Валерию Антоновичу Гурьеву, который готовит сенсационную передачу.

Так вот в чем дело! Оказывается, Валерка с Катей все-таки довели свою работу до конца и меня не забыли. Что ж, это очень приятно. Я готова им простить обиду. Шеф еще что-то говорил такое многозначительное и хвалебное в мой адрес, но я его плохо слушала, обрадованная успешным окончанием Катиного дела. Как хорошо, что виновные в столь кошмарном преступлении не останутся безнаказанными! В конце концов Евгений Иванович закончил славословить и отпустил меня праздновать, все-таки вручив напоследок конвертик с премией и попросив передать аналогичные Лере и Галине Сергеевне.

Валерка догнал меня почти у двери кабинета.

— Ирина, ты больше не держишь на меня обиду? — спросил он.

— А почему ты решил, что я должна обижаться? — с притворным равнодушием переспросила я.

— Брось, я же видел твое лицо, когда Катя попросила тебя уйти: на нем крупными буквами было написано, что ты теперь обиделась на всю жизнь или дольше.

— Ну, — призналась я, — было дело. А ты бы на моем месте не обиделся? Думаешь, легко оказаться в стороне в самый интересный момент?

— Ирина, ну ты же понимаешь, что по-другому было нельзя…

— Да ладно тебе, Валерка, — примирительно улыбнулась я. — Я ведь не совсем дура и все понимаю. Даже Вероника все поняла, а уж ей вдвойне должно быть обидно. Теперь-то расскажешь, чем все закончилось?

— Расскажу, — пообещал Гурьев, — но не сегодня. Мне сегодня еще надо поздравить одну даму…

— Тебе? Даму?! Валера, я не ослышалась?

— Не ослышалась, — проворчал он. — Не догадываешься, кого?

— Катю?

— Да нет, не Катю, — вздохнул Валерка. — Катю сейчас просто так не увидишь… Веронику хочу поздравить.

— Ну так чего тогда хмуришься? — рассмеялась я. — Она очень обрадуется.

— Ты так считаешь? А то я, признаться, успел забыть, как это делается.

— Да очень просто! Покупаешь цветы…

— Иринка, ты думаешь, я в самом деле не знаю, что в этот день к женщинам без цветов не ходят? — рассердился Гурьев.

— Не думаю, но уж больно ты смешной в роли Ромео.

— Все! Так и знал, что ты мне теперь жизни не дашь и все припомнишь, — скорчил Гурьев тоскливую гримасу.

— Да не буду я, не буду, только пообещай, что завтра обязательно придешь и все расскажешь!

— Обещаю, а сейчас извини, но мне некогда.

— Беги, — милостиво отпустила я его.

Интересно, неужели Валерка в самом деле наконец-то влюбился? Вот будет новость для всех сотрудников телецентра, если он однажды объявит о своем намерении жениться! Впрочем, чего это я тороплю события? Пока он просто идет поздравлять мою хорошую подругу с праздником, а это еще пока ничего не значит.

Я обрадовала своих коллег премиальными, еще раз поздравила Леру с Галиной Сергеевной и заспешила домой. Хотя задерживаться дольше никто не собирался: Галине Сергеевне не терпелось посмотреть, что приготовил для нее муж, а Лера с Павликом собирались на дискотеку, так что весь наш небольшой коллектив дружно покинул свое рабочее место.

Дома меня ждал Володя при полном параде — в костюме и при галстуке. В комнате был накрыт стол по всем правилам: свечи, хрустальные бокалы, салфетки… Я внимательно присмотрелась к блюдам и чуть не рассмеялась: видно, на моего мужа слишком большое впечатление произвели Вероникины изыски. Володенька явно полдня провел на кухне, стараясь изобразить что-то невообразимое. Меня умилил апельсинчик, утыканный бутончиками гвоздики — той, которая пряность, — и с нарисованной мордочкой. Видимо, этот фрукт должен был изображать ежика. А мои любимые конфеты «Рафаэлло» были вынуты из коробки, лишены оберток и нанизаны на кончики веточки. Получилась такая снежная мимоза. А что, у Володи определенно есть задатки дизайнера!

Настоящие цветы тоже были: роскошный букет алых роз благоухал на всю комнату, отражая в капельках росы на лепестках пламя свечей. До чего красиво и романтично! А из колонок музыкального центра негромко лилась музыка, само собой разумеется, классическая: мои любимые арии в исполнении Пласидо Доминго.

Пока я осматривалась во всем этом великолепии, Володя с восхищением смотрел на меня. И чего это он? А потом я вспомнила, что меня сегодня опять перекрасили, и я еще платье переодеть забыла.

— Ирина, ты просто потрясающе выглядишь! — наконец сумел выговорить Володя. — Поздравляю тебя, свою единственную любимую женщину, самую красивую и самую прекрасно!

— Спасибо тебе, любимый, — я обняла мужа и крепко поцеловала. Он у меня тоже самый лучший на свете, и не только Восьмого марта, а вообще всегда.

Так как к поцелуям я отношусь серьезно, то занимаюсь этим делом с полным погружением, долго и самозабвенно. Поэтому оторвались мы с Володей друг от друга не скоро. Честно говоря, мы бы еще дольше не отрывались, но обоим захотелось есть, а праздничный стол манил своим убранством и аппетитными запахами.

Кстати, привлекательными были не только запахи и сервировка, вкус блюд тоже оказался отменным. Вот так, глядишь, Володенька и освоит премудрости кулинарии и перестанет переваривать пельмени, недожаривать котлеты и научится делать картофельное пюре без комочков. Сегодня же ему прекрасно удалось мясо по-французски, традиционный в нашей семье салат с кальмарами и обожаемые мною бутерброды с красной икрой, которые, если честно, просто невозможно плохо приготовить. Утолив первый голод, Володя опять внимательно на меня посмотрел и спросил:

— Иришенька, новый цвет твоих волос и потрясающую прическу я себе объяснить могу, потому что помню, как ты перед Новым годом говорила мне о соглашении с каким-то модным салоном. Но никак не могу взять в толк, откуда у тебя такое шикарное платье.

— Оно не мое, — пояснила я. — Это такая же реклама, как и с салоном. Бутик «Шерше ля фам» предоставляет мне для каждой передачи одежду из своего ассортимента, а мы сообщаем об этой любезности в титрах. Кстати, спасибо, что напомнил мне о платье. Нужно его срочно снять, чтобы случайно не посадить пятно: в понедельник следует вернуть обратно в магазин.

— Не снимай, — попросил муж. — Оно тебе очень идет, ты в нем просто потрясающе выглядишь. Знаешь, оставь его себе.

— Володя, ты с ума сошел! Знаешь, сколько оно стоит?

— Ну и что? Разве ты недостойна дорогого платья? Или ты должна радовать взгляд только на экране?

— Можно подумать, — несколько ворчливо заметила я, — что в обычной одежде я твой взгляд не радую…

— Во всех ты, душечка, нарядах хороша! — продекламировал Володя. — Но неужели я не могу сделать любимой жене подарок к празднику?

— Можешь, конечно, можешь, — улыбнулась я мужу, подумав, что сейчас не лучший момент напоминать об экономии. И вовсе не потому, что мне так уж хотелось оставить это платье. Просто иногда нужно позволять мужчине делать широкие жесты, не задумываясь о том, кому потом придется заделывать брешь в семейном бюджете.

— А почему ты захотел подарить мне именно платье и именно это? — Мне стало любопытно, неужели я действительно так хорошо в этой одежке выгляжу, или Володя просто ничего не успел для меня купить, а теперь нашел удобный способ в этом не признаваться.

— Я подумал, что оно будет прекрасно сочетаться с тем подарком, который я для тебя приготовил, — улыбнулся мой замечательный муж, а мне стало стыдно за свои гнусные инсинуации в его адрес. — Закрой глаза.

Я послушно опустила ресницы, прислушалась к Володиным шагам и ощутила прикосновение холодного металла к своей шее и теплых пальцев мужа, который, по-видимому, пытался справиться с застежкой какого-то украшения.

— Теперь можешь открыть глаза и посмотреть, — муж нежно поцеловал меня в шейку.

М-м! Как вкусно! Если бы не желание рассмотреть подарок, я бы ни за что не стала открывать глаза. Подойдя к зеркалу, я увидела Володин подарок: это была серебряная цепочка очень оригинального плетения с ромбической подвеской, в центре которой сиял довольно крупный бледно-голубой топаз, идеально подходивший по цвету к моим глазам. С шелковым платьем цвета платины все это смотрелось действительно фантастически красиво.

— Боже! Какая прелесть!.. — потрясенно выдохнула я. — Володенька, я тебя обожаю!

— А я тебя, — ответил он, поднимая меня на руки.

Вот теперь точно не найдется причины, которая заставит нас оторваться друг от друга. По крайней мере, уверена, что произойдет это не скоро…

* * *

Субботнее пробуждение было для меня удивительно приятным. Во-первых, я проснулась сама, никто и ничто меня не будило. Во-вторых, сквозь шторы на окне светило самое настоящее весеннее солнце. И в-третьих, я просто была счастлива, потому что рядом был мой любимый муж. А чтобы это счастье никогда не кончалось, нужно подниматься, приводить себя в порядок и готовить завтрак, так как любимые мужья с большей охотой становятся любящими именно на сытый желудок.

Тихонько мурлыкая себе под нос простенькую мелодию, я выбралась из-под одеяла, нашарила босыми ногами тапочки и прошлепала в ванную. Что может быть лучше утреннего душа? Я открыла оба крана и подставила под струю воды руку, чтобы на ощупь подобрать нужную температуру воды. Странно, прошло уже секунд тридцать, а вода теплее не становилась. Покрутив ручки кранов, я поняла, что горячей воды не будет. Ну и ладно, трам-пам-пам! Обойдемся простым умыванием.

Быстренько закончив водные процедуры, я бодро протопала на кухню, заглянула в холодильник и задумалась: что бы такого-эдакого приготовить? Так, от вчерашнего пиршества остался салат, в хлебнице завалялись черствые булочки… Ничего, все пойдет в дело. Разрезаем булочки пополам, мякиш выгребаем, заполняем получившиеся хлебные емкости салатом. Сверху посыпаем тертым сыром, и все: осталось только в течение минуты подержать в микроволновке, и получаются чудные горячие бутерброды. Ну, а для восполнения калорий в организме можно соорудить омлет.

Проснувшийся Володя, привлеченный вкусными запахами, заглянул в кухню.

— Доброе утро, солнышко, — проворковала я. — Кушать хочешь?

— Угу, зверски! Готов слопать слона!

— Слона не обещаю: как-то не нашла ничего похожего в холодильнике, но омлет, горячие бутерброды с салатом и кофе подам на стол, как только соизволишь умыться.

— Уже бегу!

Через секунду из ванной донесся Володин рев: бедняга явно не стал проверять воду, а сразу забрался под душ. Ничего, холодные обливания очень полезны для профилактики простудных заболеваний и способствуют улучшению аппетита. Хотя куда уж больше его улучшать, если муж только что заявил о своей готовности съесть слона?

Володя так смешно выглядел, когда вышел из ванной, кутаясь в полотенце, что я не удержалась и прыснула.

— Смеешься? Ну смейся, смейся, коварная! Не могла меня предупредить, что горячей воды нет?

— Да кто же знал, что ты сразу под душ полезешь? Садись за стол, от горячей еды сразу согреешься.

После завтрака довольный Володя потянулся и спросил, что у нас сегодня на обед.

— Гурьев, — ничтоже сумняшеся ответила я, не подумав, как это прозвучит.

— Что?! — поперхнулся муж последним глотком кофе. — Ты решила записать меня в каннибалы?

— О чем ты? Какие каннибалы? — переспросила я, но потом поняла. — Да нет, ты меня не так понял! Валерка вчера обещал, что сегодня придет к нам, чтобы поведать, чем кончилась Катина история.

— А она уже кончилась? — заинтересовался Володя.

— Да вроде бы, — пожала я плечами. — Гурьев придет, тогда и узнаем.

— Тогда надо на обед приготовить что-нибудь существенное: Валерка на голодный желудок рта не раскроет, я его знаю.

— Хорошо, только договоримся: ты мне будешь помогать.

— О чем речь? Конечно, буду!

Мы с мужем соорудили борщ, гуляш и гречку в качестве гарнира. Ничего изысканного, простая еда, но вкусная и сытная. Однако обедать нам пришлось в одиночестве, хотя мы протянули почти до трех часов, пытаясь дождаться Валерку.

Гурьев появился только к вечеру, когда я уже начала изводиться от ожидания. Выглядел он сияющим, но каким-то несколько обалдевшим. Видимо, пока не привык к новому для себя состоянию. Я не стала его расспрашивать, как развиваются у него отношения с моей подругой: если уж совсем любопытно станет, я могу спросить у самой Вероники.

Володя обрадовался появлению приятеля, но встретил его с напускной строгостью:

— Опять будешь банкеты выдумывать, чтобы увезти мою жену черт знает куда?

— Вот ведь не знал, что ты такой злопамятный! — проворчал Гурьев. — Я думал, что ты уже все забыл давным-давно, а ты никак не успокоишься.

— Эх, Валера, был бы ты женатым человеком, тогда б меня понял, — вздохнул Володя. — А так какой с тебя, с холостяка, спрос? Проходи давай, у нас от обеда куча вкусностей осталась.

— Да я сыт, — пожал плечами Валерка, — вот разве что чайку попью. — Гурьев, я не ослышался? — удивленно переспросил мой муж. — Ты не хочешь есть?! Так не бывает, не верю!

— Придется поверить, — влезла я в мужской разговор с ехидным замечанием. — Валерка теперь, если, конечно, захочет, никогда голодным не будет, а может быть, даже гурманом станет, на мою простецкую стряпню и смотреть больше не захочет.

— Ириша, — попросил Гурьев совершенно серьезно, даже не отреагировав на мое ехидство, — не торопи события, ладно?

— Ой, я, кажется, понял, — Володя прикрыл ладонью рот и сделал круглые глаза.

— А раз понял, то лучше молчи! Я пока на этот счет шуток не понимаю, — буркнул Валерка. — А к вам я пришел по делу, потому что обещал Ирине рассказать, чем закончилась Катина эпопея, хотя, если честно, конца в этой истории пока не видно…

— Валера, идем на кухню, — предложила я. — Ты говорить будешь, а я чай заварю.

— Пойдем, — согласился он, прошел следом за мной, уселся на стул возле окна и начал рассказывать: — Собственно, всех деталей я пока тоже не знаю, но в общих чертах все обстояло примерно так. Полковник Семиреченко курировал всю губернию на предмет нелегального вывоза крупных партий оружия. Он имел очень неплохую долю в этом прибыльном бизнесе. А по поводу сбыта наркотиков этот добрый дядя сотрудничал с татарской группировкой, к каковой принадлежит наш с вами общий знакомый Дамир Рустамович. Знаете, вот на что я неплохо ориентируюсь в местной криминальной среде, а и то не догадался, что кличка Семафор принадлежит военкому. Слышал неоднократно от довольно разных людей, что Семафора боятся и уважают, но даже представить себе не мог, кто это. Когда дело закончится, я офигенную передачу сделаю! А сейчас пока и у военной прокураторы хлопот полный рот, и у гражданской. Из-за этих милых орхидей, будь они неладны, нашим доблестным ментам удалось накрыть часть татарской группировки. Дамир Рустамович, он же Домино, на поверку оказался не слишком крепким орешком — следователь считает, что дядя постепенно сдаст всех своих дружков. А вот Семиреченко взять живым не удалось: он застрелился в своем кабинете, или ему помогли это сделать, пока неизвестно.

— Валера, — спросила я замолчавшего Гурьева, — а ты не выяснил, что могла обнаружить покойная Кочетова в случае эксгумации?

— Точно нет, следствие еще будет долго идти, но предполагаю, что в гробу вообще никого нет, или запихали чьи-то неопознанные останки. В цинковых гробах перевозили наркотики, это до сих пор один из самых распространенных способов провоза контрабанды.

Меня просто передернуло от омерзения. До чего должна дойти людская жестокость, чтобы пойти на такую гнусность? Где предел человеческой низости? Неужели тому же полковнику Семиреченко было мало того, что он получал, просто находясь на своем немаленьком посту? Зачем ему понадобилось заниматься таким грязным делом? Нет, никогда не смогу понять, что может толкнуть человека на такое.

— Слушай, Валера, — заговорил молчавший до этого момента Володя, — я не понял: почему застрелился полковник? Как это вообще произошло?

— Как произошло — не знаю, в военной прокуратуре я как-то ни с кем водки попить не удосужился. А вот почему — это еще можно объяснить. Как ты думаешь, в состоянии существовать такая серьезная преступная группировка, если бы у нее не было хорошей сети информаторов? О приезде Кати полковник знал заранее, да и о ее цели тоже. Ну этого информатора Катерина вычислила. А вот местных еще долго отлавливать придется. Когда мы с Костей пошли на прием в военную прокуратуру, чтобы передать все собранные здесь улики и те материалы, что привезла с собой Катя, мы все были уверены, что теперь Семиреченко не отвертится. По Катиному заявлению в покушении на убийство у него могли взять отпечатки пальцев на вполне законном основании, чтобы сличить с отпечатками на коробочке из-под орхидеи. Прокурор подстраховался, отпечатки взял деликатно, все сошлось. А на следующий день Семиреченко нашли с пулей в лобешнике и пистолетом в руке в его собственном кабинете. Так что и военная прокуратура тоже имеет бандитские уши. И мы еще долго ничего не узнаем, потому что, пока ведется следствие, информация будет полностью закрыта. Правда, с помощью Кати мне удалось выпросить разрешение сделать потом передачу, но до этого еще ой как не скоро! Впрочем, бог с ней, с моей передачей, хотя, конечно, хотелось бы сделать нечто сенсационное. Но мне хватит уже того, что хотя бы на время прекратится такой массовой ввоз этой дряни в нашу губернию.

— Ты думаешь, что это опять начнется? — ужаснулась я.

— А как же! Свято место пусто не бывает. Будь уверена, желающие заменить Семиреченко быстро найдутся. Я вообще опасаюсь, что у этого дела окажутся настолько глубокие корни и мощные ветви, что его просто прекратят. Если в ходе следствия выяснится, что замешаны какие-нибудь высшие чины из Москвы, то, как всегда, сдадут мелкую шушеру, чуть-чуть переждут, пока пыль уляжется, и все начнется по новой. Политика, будь она неладна!

— Опять ты со своим пессимизмом, Валера, — от досады я даже пристукнула кулаком по столу. — Сначала порадовал тем, что преступников взяли, а теперь пророчишь новую серию преступлений.

— Что поделаешь? — вздохнул Гурьев. — Мир несовершенен, и с этим фактом трудно бороться. А преступность — это гидра, у которой вместо отрубленной головы вырастает новая, да еще и не одна. И очень нечасто удается не только отрубить голову, но и прижечь шею. На этот раз тебе посчастливилось, если так можно выразиться, столкнуться с очень серьезным преступлением. Контрабанда оружия и наркотиков — это не безобидный тотализатор, где можно лишиться всего лишь денег, тут жизни простых людей вообще в расчет не принимаются…

— Ладно, — вздохнула я, — будем радоваться, что нам удалось сделать хоть что-то. Кстати, а что с остальными цветочками? Их-то нашли?

— Нашли-нашли, — немного оживился Валерка. — Девять коробочек аккуратненько стояли в шкафу в кабинете полковника, а рядом списочек лиц, которым предназначались эти чудесные подарки.

— И кто был в списке? — поинтересовалась я.

— А ты думаешь, мне его показали? — удивился моей наивности Гурьев. — Я же тебе уже говорил, что информация по делу закрыта. Мне все это удалось узнать только благодаря собственной пронырливости да еще Кате. Я так думаю, что списочек следствию очень пригодится: записанные в нем люди смогут много чего прояснить. Знаешь, Иринка, я больше всего в этой истории радуюсь тому, что нам удалось спасти девять невинных людей от смерти. А если считать Катю и тебя, то даже одиннадцать.

— Вот тут я с тобой полностью согласен, — улыбнулся Володя, — меня тоже несказанно радует тот факт, что Ирина не стала жертвой такого экзотического способа убийства.

— А что, — мрачно пошутил Валерка, — тебя не устроил только способ? А против самого убийства ты возражений не имеешь? Неужели Ирка так тебя достала?

— Так, господа мужчины, — я скорчила зверскую рожу, — если вы не прекратите свои прения, то убийство все-таки случится, и совершу его я.

— Не надо! — в один голос воскликнули мужчины. — Мы хорошие! — А Гурьев от себя добавил:

— Нас надо любить и кормить!

— Ага! — обрадовался Володя. — Вот теперь я вижу, что это ты, Валерка, а не твой призрак. Ирина, накрывай на стол, а мы с Гурьевым за пивом сходим. Все-таки сегодня суббота, а вчера был праздник…

— А почему бы и нет? — улыбнулась я мужу.

И у меня действительно не было никаких возражений.