— Все бесполезно, — устало вздохнула я, как только Кряжимский вернулся к машине и поведал о полном отсутствии каких-либо успехов. — Так мы ничего не найдем. К тому же здесь поблизости находится завод, и к нему постоянно тянутся торгаши. Естественно, в самом поселке посторонних и подозрительных пруд пруди. Как среди них найти нужного нам?

— Да, сложная ситуация, — так же, как и я, устало падая на заднее сиденье, ответил Кряжимский. — Но ведь не первый раз мы наталкиваемся на неудачу, нужно продолжать поиски. В конце концов нам обязательно что-то попадется, какая-то ниточка, зацепка.

— Знать бы еще, когда она попадется… — вздохнула я. — Не можем же мы ездить сюда каждый день.

— Оленька, не будем пока вешать нос, ведь еще Виктор и Ромка не вернулись, — заметил Кряжимский. — Вдруг им все же что-то удалось выяснить.

— Будем надеяться, — вздохнула я, уже почти не веря в то, что удастся что-то нарыть. Но, как известно, надежда умирает последней, а потому осталось терпеливо дожидаться возвращения остальных.

Ромки и Виктора не было довольно долго. Первым вернулся Виктор и сообщил, что найти человека, видевшего машину Курдова или какого-либо подозрительного типа возле дачи Мясниковой, ему не удалось. Это заметно расстроило нас с Кряжимским, тем более что от Ромки мы и вовсе ничего не ждали. Между тем наш курьер все еще продолжал отсутствовать, тогда как нам давно уже хотелось покинуть поселок и поспешить домой.

— Где он носится? — невольно начала злиться я. — Сказано же было — быть возле машины через тридцать минут. Прошел уже час, а его все нет.

— Наверное, увлекся, — предположил Кряжимский, — вот и не смотрит на часы.

— Скорее заигрался, — усмехнулась в ответ я. — Тут ведь вон сколько молодежи, а он у нас товарищ общительный и теперь наверняка с кем-то резвится. Эх, вот вернется, я ему такое устрою…

Не успела я уточнить, что именно устрою нашему курьеру, как объявился сам пропащий. Он шел со стороны пруда, и нам сразу бросилось в глаза, что волосы у него мокрые. Не догадаться, что парень купался, было просто невозможно, но Ромка почему-то этого и не пытался скрыть, а, улыбаясь и даже немного припрыгивая, спешил к машине.

— Тебя где носило?! — недовольно накинулась я на него. — Его одного все тут ждут, а он развлекается. Что, не нашел другого времени, чтобы искупаться?

— Оля, Оля… — одернул меня Кряжимский и бросил такой осуждающий взгляд, что мне даже стало неловко. Пришлось сменить гнев на милость, и я уже совершенно другим тоном спросила у Ромки:

— Ну, хоть что-то ты выяснил или даже и не пытался?

— Пытался, — честно глядя на меня, признался наш курьер и, порывшись в салоне машины, достал из заднего кармана сиденья бутылку с минеральной водой. Затем он сделал несколько жадных глотков и, удовлетворенно крякнув, как это обычно делал Сергей Иванович, продолжил: — Только я не у взрослых спрашивал, а у ребят, они ведь более наблюдательны.

— Ну да, — усмехнулась я, пристально глядя на Ромку.

Тот понял, что я жду от него четкого отчета, а потому бросил бутылку с водой на заднее сиденье и продолжил:

— Машину, которая принадлежит Курдову, тут никто не видел. И подозрительного мужика тоже не видели.

— Вот именно, потому ты и решил больше не усердствовать и попросту пошел купаться на пруд, — перебив Ромку, закончила я.

Но наш курьер ничуть не смутился и даже не подал виду, что чувствует вину за свое поведение, а только неопределенно пожал плечами и произнес:

— Так ведь на пруду я кое-что и узнал.

— Что? — хором спросили мы с Кряжимским.

— Двое ребят, с которыми я купался, — начал Ромка, — сказали, что на днях видели у пруда какой-то драндулет и даже сняли «дворники» и отвинтили какие-то еще детали и значок. Я вот и подумал — может, это и была машина того типа, которого мы ищем, иначе зачем кому-то понадобилось прятать автомобиль в кустах у пруда. Можно было и на видное место его поставить, чтобы с ним ничего не случилось.

— А ведь верно, — согласился с Ромкой Кряжимский. — Раз машина была спрятана, значит, ее обладатель хотел, чтобы ее никто не заметил. Возможно, Роман прав, и машина, стоявшая в кустах, тоже принадлежит Курдову, мы ведь точно не знаем, одна у него машина или две.

После этих слов Виктор сделал какой-то знак руками, а Ромка перевел, что именно тот пытался сказать:

— Виктор говорит, что Курдов мог взять машину в прокате, чтобы не светиться на своей.

— Точно, могло быть и так, — согласился Сергей Иванович. Затем он внимательно посмотрел на меня и спросил: — А вы как думаете, Ольга Юрьевна?

Только услышав этот вопрос, я заставила себя забыть о недовольстве, связанном с поведением нашего курьера, и действительно призадуматься. Через пару минут я согласилась с остальными и стала расспрашивать об этом спрятанном авто у Ромки более подробно.

— Роман, а ты хорошо расспросил у тех ребят? Какая именно это была машина? — первым делом спросила я.

— Еще бы! Конечно, я все узнал! — с гордостью откликнулся тот. — Машина — старая «девятка» с номером «с», восемь, три, четыре, семь, «аж». Вот видите, я даже номер у них выведал.

— А зачем это они тот номер заучивали? — немного напряглась я от такого количества информации, добытой Ромкой.

— Да просто у одного из парней автомобиль отца с почти таким же номером, только последняя цифра не семь, а четыре. К тому же эти болваны сначала хотели и номерок открутить, но потом передумали, понимая, что им за это может прилично достаться.

— А почему же они не рассказали никому о спрятанной машине? — вновь поинтересовалась я.

— Так ведь они же ее обворовали, — посмотрев на меня так, будто я сморозила полную чушь, ответил Ромка. — За это им бы уши так надрали, мало не показалось бы. Поэтому позже, когда тот пожар случился и всех в поселке трясли, они милиции испугались, вот и промолчали. Что же тут непонятного?

— Ясно, — вздохнула я. — А что они еще тебе рассказали? Они видели самого хозяина машины?

— Нет, — отрицательно закачал головой Ромка. — Как отвинтили, что могли, так и дали деру, — усмехнулся курьер. — Был бы я на их месте, ни за что бы не ушел. Интересно ведь, кто и почему там прячется. Я бы вообще тому типу… — загорелся поведать обо всех своих воображаемых подвигах Ромка, но я не стала его слушать, сразу обратившись к Кряжимскому:

— Как думаете, это может быть именно то, что нам нужно?

— Думаю, может, — согласно кивнул Сергей Иванович. — В любом случае проверить эту машину стоит.

— Пожалуй, я прямо сейчас позвоню Здоренко и попробую через него узнать, кому принадлежит машина с такими номерами, — решительно произнесла я и полезла в сумочку, чтобы достать недавно купленный сотовый телефон.

После этого я набрала номер майора Здоренко и стала ждать соединения. Здоренко снял трубку почти сразу же и привычно громким басом представился:

— Майор Здоренко. Слушаю.

— Здравствуйте, майор, — приветливо проговорила я. — Это Ольга Бойкова. Мне вновь понадобилась ваша помощь. Не откажете?

— С удовольствием бы отказал! — насмешливо гаркнул в ответ Здоренко. — Так вы ведь все равно не отстанете. Назойливые, как мухи.

Растолковав эти слова как согласие на помощь, я не стала более отвлекаться и сразу перешла к делу, сообщив:

— Нам необходимо выяснить, кому принадлежит темно-зеленая «девятка» с номером «с», восемь, три, четыре, семь, «аж». Можете ее проверить?

— Я все могу, — важно заявил Здоренко. — Только не все делаю. Ну да ладно, услужу и в этот раз, но вы свое обещание тоже не нарушайте. Помните: в случае чего, преступника должны сдать мне.

— Да, да, конечно! — активно откликнулась я и немного расслабилась, радуясь тому, что майор так быстро согласился нам помочь. — Вы сами перезвоните или это сделать мне? — на всякий случай спросила я.

— Сам, — буркнул Здоренко и отключился.

Я положила телефон в сумочку и, повернувшись к остальным, сообщила:

— Майор согласился назвать нам владельца машины и обещал вскоре перезвонить.

— Вот и замечательно, — усаживаясь в машину, проговорил Кряжимский. — Теперь у нас будет время куда-нибудь заехать и перекусить. Надеюсь, никто не против?

Все согласились с таким заманчивым предложением, и через несколько минут Виктор уже заруливал к небольшому уличному кафе, расположенному при самом въезде в поселок. Там мы заняли единственный свободный столик, заказали себе по пицце, две бутылочки колы и одно мороженое для Ромки. Когда все принялись за еду, я вдруг вспомнила о Маринке и решила позвонить в редакцию — узнать, не объявилась ли она. Вновь достав свой телефон, я набрала наш рабочий номер и стала слушать длинные гудки. Никто не снимал трубку.

— Кому вы звоните? — решил поинтересоваться Кряжимский.

— К нам в редакцию, — недовольно вздохнув, сказала я. — Хочу узнать, вернулась ли на работу Маринка. Но, судя по тому, что к телефону никто не подходит, могу предположить, что она туда даже и не заглядывала.

— А может, заглядывала, — услышав, о чем мы говорим, встрял в разговор Ромка. — Только ушла домой, потому что никого не нашла.

— Это вполне в ее духе, — вновь вздохнула я и отключила телефон.

Затем я взяла свой кусок пиццы и с аппетитом принялась его уплетать за обе щеки. Покончив с едой, взялась за колу, а затем тоже купила себе мороженое, решив, что раз хочется, то не нужно себе ни в чем отказывать.

Зазвонил мой сотовый. Я торопливо бросила десертную ложечку в вазочку с мороженым и поспешила достать трубку. Как только я нажала на кнопку приема и поднесла трубку к уху, до меня донесся голос Здоренко:

— Ольга, продолбил я тут твое авто. Хозяин — житель Тарасова, некий Апенышев Олег Афанасьевич. Его я на всякий случай тоже пробил по компьютеру, но на него ничего нет. Не понимаю, зачем он тебе понадобился?

— Позже расскажу, — ответила я, не имея никакого желания все выкладывать майору. — А координаты этого Апенышева есть? Адрес, телефон?

— Есть, записывай, — откликнулся Здоренко и тут же начал диктовать адрес. Не успев достать листок и ручку, я вынуждена была все это запоминать. Когда же майор закончил, я торопливо поблагодарила его и отключилась, затем быстро достала из сумки ручку и прямо на салфетке написала все только что услышанное. Потом я подняла глаза на своих коллег и по их напряженным лицам поняла, что они ждут от меня разъяснений.

— Здоренко дал нам адрес владельца этой «девятки», — радостно сообщила я. — Сейчас прямо к нему и поедем. Так что, если кто не доел, доедайте, и побыстрее.

Повторять просьбу не потребовалось, и уже через пять минут тарелки на нашем столике опустели. Ромка даже зачем-то крошки со стола смел на пол, видимо, решив, что очень этим помог официантке. Прикупив еще пару бутылок газированной воды, мы все загрузились в машину и покатили в сторону города.

* * *

Дом Олега Афанасьевича Апенышева представлял собой обычную старую трехэтажку, первый этаж которой почти наполовину врос в землю, а потому жильцы первого этажа вынуждены были свои окна до половины заколотить досками, чтобы к ним никто не заглядывал с улицы. Представив себе, какой холод стоит в их квартирах и как там постоянно сыро из-за отсутствия прямых солнечных лучей, я невольно поежилась, но все же заставила себя отвести взгляд в сторону и посмотреть во двор. Этот самый двор был небольшим и когда-то даже имел красивый, выложенный из белого кирпича забор. Сейчас от него остались только кусочки, так что войти можно было даже не через калитку, а просто перешагнув через остатки ограды. Во дворе рос огромный старый дуб, какие-то кустарники и стояли два автомобиля. Один из них, судя по номерам, был именно тем, который мальчишки дачного поселка видели возле пруда.

Заметив его, Ромка радостно воскликнул:

— Вот она! — и напрямик кинулся во дворик — проверять номер.

Мы не последовали за ним через ограду, а вошли как нормальные люди через ворота и, поднявшись по двухступенчатому крылечку, нажали на кнопку звонка.

— А вдруг он не откроет? — почему-то шепотом произнес Ромка. — Испугается и не откроет?

— Ну уж дверь-то ломать мы точно не будем, — проговорила я. — Это не в нашей компетенции.

— А что в нашей? — не прекращая шептать, спросил Ромка.

Но я не ответила, так как за дверью что-то зашуршало. Вскоре послышался звук отодвигаемой задвижки, а затем на пороге возник довольно высокий мужчина. У него были светлые волосы и глаза, одет же он был в обычный спортивный костюм и домашние тапочки.

— Добрый день, — бегло окинув взглядом мужчину, первой произнесла я и тут же спросила: — Скажите, тут живет Апенышев Олег Афанасьевич?

— Да, это я, — удивленно ответил мужчина. — А в чем дело? Вы кто такие?

— Мы по поводу вашей машины, — проигнорировав последний вопрос, сразу приступила я к делу. — Хотели бы поговорить.

— Что поговорить, это понятно… — все еще не выходя на крыльцо, но и не пуская нас в дом, откликнулся мужчина. — Только сначала скажите, кто вы такие?

— Редакторы газеты «Свидетель», — вместо меня ответил Кряжимский. — Занимаемся расследованием одного происшествия, и для написания статьи нам необходимо кое-что уточнить. Не согласитесь ли помочь?

— Черт, ничего не понимаю! — замотал, словно отряхиваясь, головой Апенышев. — Какая еще газета, какие статьи? Я никого не вызывал, ничего не знаю.

Я раздраженно вздохнула и решила действовать более нагло, а потому посмотрела прямо в глаза Апенышеву и спокойно произнесла:

— Мы работаем в сотрудничестве с правоохранительными органами и по их просьбе собираем кое-какую информацию. Если вы откажетесь нам ее дать, мы вынуждены будем вызвать патруль, чтобы они помогли нам доставить вас в отдел, где с вами будут разговаривать уже по-другому. Теперь все понятно?

— Понятно, — тупо повторил Апенышев и испуганно посмотрел на меня. — Сразу бы так и сказали.

— Кому в последние дни вы давали свою машину? — задала я интересующий меня вопрос.

— Давал машину? — еще более удивленно повторил мужчина. — Да никому. Я вообще не люблю что-то кому-то доверять. На ней только я езжу, а что?

Я снова проигнорировала вопрос и спросила:

— Вы оказывали кому-то услуги как такси? Может быть, куда-то кого-то отвозили.

— Да вы что, охренели, что ли? — неожиданно разозлился мужчина. — Никому я ничего не давал, никого никуда не возил. Что еще вы на меня повесить хотите?

— Ничего. Просто выясняем необходимые детали, — твердо произнесла я, понимая, что мужчина врет. Ведь не могло же быть так, чтобы его машину видели в поселке, а он при этом ее никому не давал и сам никого на ней туда не подвозил. Чушь, да и только. Придав своему лицу еще более строгое выражение, я вновь посмотрела на Апенышева и задала новый вопрос: — Скажите, Олег Афанасьевич, зачем вы ездили в дачный поселок Хоперку и что вы там делали? Кто ездил с вами?

— В какой поселок? — переспросил мужчина.

— Хоперку, — повторила я.

— Впервые слышу, — усмехнулся хозяин «девятки». — С чего вы взяли, что я там был?

— Там видели вашу машину и очень хорошо запомнили ее номер, — вместо меня ответил Кряжимский. — А в связи с тем, что в тот день, когда там была замечена ваша машина, в этом самом поселке произошло убийство, на вас или того, кто приезжал на вашем автомобиле в поселок, теперь падает подозрение в совершении преступления.

— Но я точно там никогда не был! — совершенно искренне возмутился Апенышев. — Я уверен, что и названия такого никогда не слышал и знать не знаю, где эта Хоперка находится. Вы что, мне не верите?

— Верим, — кивнула я. — Только ведь и вы согласитесь, что не может так быть, чтобы вашу машину там видели, а вас там не было.

— Так, может, произошла ошибка и мой автомобиль перепутали с какой-то другой машиной? — тщетно пытаясь оправдаться, предположил мужчина. — Разве такого не могло быть?

— Вряд ли, — с важным видом подал голос Ромка, хотя его никто и не спрашивал. — Ребята не могли ошибиться, тем более сразу оба. У вас ведь вон до сих пор «дворников», которые в тот день свистнули, нет. Куда они делись, а?

Ромка явно перегнул со своим подражанием настоящему частному детективу, расставляющему подозреваемому ловушки, но его слова как-то странно подействовали на нашего собеседника, и он ненадолго призадумался. Затем довольно резко дернулся и, стукнув себя ладонью по лбу, радостно воскликнул:

— Боже мой, как же я раньше-то не сообразил! Вы ведь, наверное, ищете прошлого хозяина машины!

— Как так прошлого? — напряглась я.

— А так: я купил эту «девятку» только две недели назад и еще не успел поставить «дворники», которые с самого начала действительно отсутствовали. Но за них бывший владелец сделал мне скидку. Если желаете, могу показать документы на покупку машины.

— Да, если вас не затруднит, — потихоньку начиная понимать, ответила я и искоса посмотрела на Кряжимского. Тот также пребывал в задумчивости и периодически почесывал кончик своего носа, что указывало на глубокую задумчивость.

Скрывшийся было за дверью Апенышев вернулся очень быстро и протянул мне документы. Я взяла в руки бумаги и прежде всего стала искать графу «продавец», где должно было быть вписано имя бывшего владельца машины. Наконец нашла и прочла в нем уже хорошо известную фамилию — Курдов. А мы ведь даже и не подозревали, что раньше у нашего подозреваемого была другая машина и он успел ее поменять. Да-да, оказалось, что то подозрительное авто, сведения о котором раздобыл наш пронырливый курьер, ранее принадлежало именно Александру Курдову, и продал он его вскоре после смерти своей бывшей жены. Одним словом, просто избавился от улики, прекрасно понимая, что автомобиль у пруда кто-то все же мог видеть и что про эти самые «дворники», украденные тогда с почему-то спрятанной машины, рано или поздно кто-нибудь может вспомнить.

— Как вам это? — показывая Кряжимскому запись о бывшем владельце авто и дату продажи автомобиля, спросила я.

— Даже подозрений, что убил Мясникову кто-то другой, не возникает, — произнес он вслух то же самое, о чем думала и я. — Все яснее ясного.

— Верно, — вздохнула я и вернула бумаги новому владельцу злополучной машины.

Тот недоуменно посмотрел на меня, а затем все же решился спросить:

— Так что, собственно, случилось-то?

— Ничего-ничего. Как мы теперь видим, к вам это никакого отношения не имеет, — улыбнувшись, ответила ему я. — Извините за беспокойство. До свидания.

Попрощавшись, я решительно направилась к своей машине, а все остальные поспешили за мной. Оказавшись в салоне своей «Лады», я начала размышлять вслух, заодно сразу комментируя свои мысли:

— Принимая во внимание договор купли-продажи, который мы только что видели, становится ясно, что ранее автомобиль, в день убийства Мясниковой замеченный в поселке, принадлежал Курдову. И скорее всего был там именно он. Поэтому естественно, что у него не было алиби и он сфабриковал его. Но у него ничего не вышло, так как его бывшая девушка его выдала и даже согласилась дать против него показания, если они вдруг понадобятся. Таким образом, косвенных улик, подтверждающих, что убийство Виктории совершил именно Александр Курдов, вполне достаточно, но есть одно «но»…

— Какое? — спросил у меня Кряжимский, слегка нахмурив брови.

— Меня немного смущает мотив убийства Курдовым своей жены, — честно призналась я. — Все время анализируя рассказ старушки, я невольно ловлю себя на мысли, что убивать жену из-за ее квартиры, половина которой принадлежит ее матери, а вторая — дочери, и значит, распоряжаться ею все равно никто, кроме них, не сможет, попросту глупо. Тем более что место жительства у Александра пока есть. Ладно, примем во внимание, что, кроме квартиры, Виктория оставила своей дочери еще и некоторую сумму денег. Но ведь она не слишком уж и велика, чтобы из-за нее кого-то лишать жизни. Вам так не кажется?

— Пожалуй, вы правы, Ольга Юрьевна, — немного подумав, согласился с моими словами Кряжимский. — Мотив преступления выглядит пока не слишком веским. Возможно, старушка чего-то нам недосказала.

— Думаете, следует еще раз с ней пообщаться? — глядя Кряжимскому прямо в глаза, спросила я.

— Просто уверен, что это нужно сделать, — ответил мне Сергей Иванович. — Ну а уж потом подумаем, как быть дальше.

— А что тут думать? — встрял в разговор Ромка. — Надо этого урода сдать Здоренко, и дело с концом.

— И где ты только всяких мерзких слов-то понахватался? — с укором посмотрела на Ромку я. — Вроде бы не от нас.

Ромка смутился и тут же притих, давая нам с Сергеем Ивановичем возможность спокойно закончить разговор.

— Может быть, прямо сейчас позвоним женщине и пригласим ее к нам в редакцию? — немного подумав, предложил Кряжимский. — Она же оставила вам свой адрес и телефон.

— Два телефона, — заметила я. — Один — в той квартире, которая осталась ей и внучке от дочери и находится в Тарасове. Если моя интуиция меня не обманывает, то, скорее всего, Лариса Евгеньевна сейчас находится в городе, а не у себя в деревне. К тому же я еще во время нашей беседы поняла, что она не поверила в то, что мы сумеем что-то выяснить, а значит, так и будет продолжать обивать пороги социальных служб и иных организаций.

— Что ж, это будет к лучшему. Если она в городе, тогда нам даже ждать ее не придется, — улыбнулся Кряжимский. — Звоните туда.

Я спокойно достала свой сотовый и, заглянув в записную книжку, набрала номер тарасовской квартиры Виктории Мясниковой. Трубку сразу сняли, и я действительно услышала знакомый уже старческий голос:

— Да, я слушаю.

— Лариса Евгеньевна? — уточнила я. — Это Ольга Бойкова. Помните меня?

— Оля! — приветливо откликнулась женщина. — Что-нибудь разузнали? Есть новости?

— Есть, но я бы хотела все обсудить при встрече, — проговорила я. — Не могли бы вы приехать к нам в редакцию?

— Да, конечно, я прямо сейчас и поеду, — с волнением в голосе ответила Мясникова.

Убрав телефон в сумочку, я дала Виктору знак, чтобы он ехал в редакцию, и облегченно вздохнула. Я надеялась, что в беседе со старушкой прояснятся недостающие нам для расследования детали и подробности, а там уж будет видно, что делать дальше.

Как и следовало ожидать, в редакцию мы вернулись гораздо раньше, чем приехала Мясникова. Я даже успела выпить чашечку кофе, заботливо сваренную Ромой, так как Маринка все еще отсутствовала. Это ее безответственное отношение к работе начинало меня порядком злить, а потому я дала Ромке задание достать Широкову хоть из-под земли и привести на работу. Сама же села к столу и стала ждать прихода Ларисы Евгеньевны.

Женщина появилась буквально через десять минут. Войдя в редакцию, она возбужденно воскликнула:

— Вы нашли доказательства его вины?

— Вы слишком торопите события, — решив пока повременить с рассказом о наших успехах, ответила я и жестом пригласила ее сесть рядом.

Кряжимский приветливо поздоровался с Мясниковой, при этом не покидая своего места. Сделав вид, что наш разговор его совершенно не интересует, он уткнулся лицом в экран монитора. Я тем временем предложила женщине кофе, но так как она от него отказалась, я стала собираться с мыслями, прикидывая, как выяснить все необходимое. Мясникова явно занервничала, предчувствуя что-то важное. Ее волнение передалось и мне, а потому я поторопилась быстрее перейти к делу.

— Скажите, Лариса Евгеньевна, рассказывая про своего бывшего зятя, вы сообщили нам все, что знали о нем? Вы случайно ничего не утаили?

— А почему вы об этом спрашиваете? — слегка прищурившись, переспросила женщина.

— Честно говоря, мы с коллегами сомневаемся в том, что ваш зять стал бы убивать свою бывшую жену только из-за тех пятидесяти тысяч, что были на счету Виктории и по завещанию перешли вашей внучке, да из-за ее квартиры, в которой он сможет только лишь жить, но не будет иметь никакого права ею распоряжаться, — честно призналась я. — Этот мотив слишком мелочен, а для убийства необходимо что-то более веское, чем ссора и все вами перечисленное.

— Как я понимаю, вы что-то нашли на этого гада… — попыталась улизнуть от ответа Мясникова, тактично переводя разговор на другую, более интересующую ее тему.

— Нашли, — кивнула я. — Только этого мало, и требуются еще улики и доказательства. А найти их мы вряд ли сможем, не зная точно, что за мотив был у вашего зятя для совершения убийства, — вновь вернулась к прежнему я и даже улыбнулась, подумав, что я также умею поворачивать беседу в нужное мне русло. — Вы расскажете нам то, что утаили?

Я пристально посмотрела на Мясникову и поняла, что она пребывает в сомнениях: говорить или не говорить. Следовало подтолкнуть ее к принятию решения, и я сказала:

— Мы подошли совсем близко к виновному, но все наши усилия окажутся бессмысленными, если мы не будем знать, что же на самом деле толкнуло мужчину на преступление, почему оно было так уж необходимо ему.

— Хорошо, я расскажу вам все. Хотя я не уверена, знает ли он то, что должно быть известно только мне. Он просто никаким образом не должен был узнать, ведь это было известно только дочери и мне.

— И все же… — насторожившись, произнесла я. — Что он не должен был узнать?

— Понимаете, — засмущалась старушка, — сразу после развода с этим мерзавцем, — при последнем слове Мясникова недовольно поморщилась, — моя Виктория уехала в Москву, куда ее пригласили работать. Там она познакомилась с одним очень хорошим человеком. Правда, он был куда старше ее, но зато уже давно утвердился в жизни и знал, чего хочет. Вскоре он предложил моей дочери стать его женой, и она согласилась. Сначала, конечно, сомневалась, стоит ли связывать себя с человеком, который более чем на тридцать лет ее старше, но потом все же решилась и совершенно о том не жалела. Так вот, у Григория Лукьяновича Фомичева был свой бизнес и очень большое состояние. С моей дочерью он прожил года два, а затем умер. Оказалось, что он давно уже был болен. Чем, я точно не знаю, так как он даже от Вики скрывал свою болезнь. Перед смертью он оставил завещание, по которому все, что он имел, переходило к Вике и ее дочери. Григорий Лукьянович решил, что его сыновья — а у него их двое, — давно уже встали на ноги и сами могут о себе позаботиться, тогда как женщине, оставшейся одной, прокормить маленького ребенка куда труднее. Он был умным, понимающим человеком и искренне любил мою дочь.

Мясникова всхлипнула и торопливо смахнула выкатившуюся слезу.

— И большое состояние было у этого Григория Лукьяновича? — теперь уже поняв, что к чему, поспешила спросить я.

— Большое, — устало вздохнула Лариса Евгеньевна. — Мне даже цифры такие представить себе трудно. Но, понимаете, мы с дочерью об этом никому не говорили. Вика знала, что на нее откроют охоту всякие прохиндеи и она может угодить в какую-нибудь ловушку. Не знаю, как уж о деньгах проведал ее первый муж-алкоголик, но наверняка он убил Вику, решив, что все состояние останется дочери, а он как ее законный отец сможет начать им распоряжаться. А ведь я тоже никому ничего не говорила. Даже от деда это скрывала, решив, что девочку мы воспитаем как-нибудь сами, а вот когда она подрастет и ей нужно будет начинать учиться, тогда-то мы и возьмем те деньги. Но вот ведь как все вышло, никто и не думал…

— А Виктория не могла рассказать о наследстве кому-то из подруг, например? — пытаясь понять, каким же действительно образом Курдов сумел узнать о богатстве бывшей супруги, спросила я.

— Да что вы! У нее и не было подруг, она последние годы для мужа жила, а потом никому не доверяла, — активно замахала руками женщина. — Нет, сказать она никому не могла. А если и говорила, то только то, что все состояние родственникам мужа отошло. Она же сразу после похорон из его дома уехала и стала снова жить в своей тарасовской квартире. Так что никто и ничего заподозрить не мог.

— Это многое меняет, — немного подумав, ответила я. — Теперь нам нужно будет проверить, как Курдов смог узнать о завещании второго мужа Виктории, и действительно ли он может получить право пользоваться тем, что будет принадлежать его дочери. Я не слишком сильна в законах, но мне кажется, что наследством девочка сможет воспользоваться лишь после того, как ей исполнится восемнадцать. Лучше всего сначала проверить, а уже потом, когда все прояснится, предпринимать какие-либо действия против вашего бывшего зятя. В любом случае — очень хорошо, что вы согласились нам все рассказать. Как только мы что-то узнаем, я вам сразу позвоню.

— Да, конечно, — смущенно ответила Мясникова и, поднявшись, направилась к двери.

Я проводила ее до коридора, а затем вновь вернулась на то же место, посмотрела на Кряжимского и спросила:

— Сергей Иванович, а вы случайно не сильны в законодательстве?

— Что вы! — отмахнулся Кряжимский. — Я, конечно, кое-что знаю, но вот в таких тонкостях не разбираюсь. Лучше уж вам проконсультироваться у Ефима Григорьевича Резовского.

— Пожалуй, я так и сделаю, — ответила я и, пододвинув к себе телефон, принялась набирать номер Фимы.

Если кто не помнит, сообщаю: Ефим Резовский был моим старым знакомым и другом и работал адвокатом. Некоторые мои коллеги считали его слишком болтливым и неуравновешенным для такой профессии, но я Фиму уважала и ценила за его способность вытаскивать людей из многих передряг, в которые они по неосторожности своей попадали.

Как только трубку сняли, я услышала голос Фиминой секретарши. Я хорошо знала ее — девушку двадцати лет с очень пышными формами, что и неудивительно, ведь Резовский просто обожал женщин и буквально таскался за каждой юбкой, включая и мою тоже. Сейчас эта девица в привычных выражениях представилась и сразу же спросила у меня, по какому вопросу я звоню. Я тоже назвала свое имя и напомнила ей, что являюсь другом Ефима Григорьевича, ну и, конечно, попросила тут же меня с ним соединить. Секретарша сначала немного поворчала, но потом все же выполнила мою просьбу, и уже через несколько минут я услышала слегка подзабытый — в последнее время мы редко общались — голос своего старого друга:

— Да, Резовский слушает.

— Фимочка, привет, — радостно произнесла я. — Как твои дела? Это Бойкова, если не признал.

— Где уж тут признать! Ты, похоже, про меня совсем забыла, — намеренно обиженным голосом откликнулся тот. — Не звонишь, не заходишь… Так вот умру вдруг, а ты и знать не будешь.

— Ну, до последних дней тебе еще далеко, — поняв, на что так тонко намекает Ефим, откликнулась я и тут же приступила к делу: — Фимочка, у меня к тебе дельце есть.

— Так это естественно, иначе бы ты еще тысячу лет не позвонила, — с укором заметил мой любвеобильный друг. Но, впрочем, сразу же придал своему голосу как можно больше солидности и спросил: — Что именно тебе нужно?

— Только консультация, — пояснила я. — Можешь дать ее мне прямо сейчас?

— Ну, как тебе сказать… — стал набивать себе цену Ефим. — Вообще-то, я консультации привык в своем кабинете проводить, по телефону-то неудобно и…

— Фима, у меня нет времени, — устало протянула я. — С удовольствием бы навестила тебя, но увы…

— Ладно, — сдался Резовский. — Что хочешь узнать?

— Это касается одного завещания, — начала объяснять я. — Вот, к примеру, есть женщина, которая с первым мужем развелась и вышла замуж второй раз. Ее второй муж оказался богат, к тому же болен, и вскоре он умирает…

— Естественно, оставив молодой жене все состояние, — закончил за меня Ефим.

Я кивнула, но тут же, сообразив, что Фима меня не видит, добавила:

— Именно так. Но не только жене, но еще и ее дочери от первого брака. Девочка совсем маленькая, ходит в детский сад и только в следующем году пойдет в школу.

— Ну и в чем тут проблема? — не понял пока еще меня Ефим.

— А проблема в том, что мать девочки не так давно была убита, — начала объяснять я, а Ефим даже присвистнул, но тут же замолчал, слушая меня дальше. — И ребенка забрал к себе настоящий отец. А мать девочки оставила завещание, по которому все то, что у нее было, отписывала матери и дочери. Вот мне и интересно, на что может рассчитывать этот папаша, если вместе с ним будет жить его ребенок?

— Да, интересная ситуация, — откликнулся Резовский и заметил: — Но совершенно не новая. Короче, — он на минуту замолк, а потом продолжил ровным, уверенным голосом: — Все зависит от того, когда и какое завещание было составлено. Если завещание матери было составлено после завещания того человека, за которого она вышла замуж второй раз, то оно будет доминирующим, то есть она, как уже владелица всего состояния умершего, им и распоряжается. Если нет, то тогда все чуть сложнее.

— Насколько мне известно, завещание матери составлено раньше, чем она вышла замуж второй раз, — осторожно заметила я.

— Тогда… — Резовский задумался. — Выходит, что все то, что она нажила во втором браке, является собственностью обоих супругов, а раз этот самый супруг ей же все и оставил…

— Короче, Склифосовский, — попросила я, не желая слушать юридические тонкости, боясь запутаться в них. — Меня интересует конкретная ситуация — на что может рассчитывать папаша девочки?

— Честно? — зачем-то спросил Фима, но, услышав, как недовольно я зафырчала, тут же ответил: — В общем, как опекун, он имеет право претендовать на все то, что осталось дочери убитой. То есть после смерти матери вступает в силу ее завещание, а раз на тот момент она уже получила от своего второго мужа все его состояние, то теперь на дочь и мать делится все ее имущество, что было до замужества и что она получила после. Но тут, конечно, суд должен решать, позволить ли отцу быть опекуном и каким образом опекун будет распоряжаться имеющейся суммой, — тут же заметил Фима. — Бывает, что судья ограничивает сумму расходов на каждый год, чтобы по достижении девочкой восемнадцати лет ей что-то осталось.

— Спасибо, Ефим, — коротко поблагодарила я своего друга и поспешила отключиться, прекрасно понимая, что если не сделаю этого, то Резовский сразу же начнет рассыпаться в любезностях и напрашиваться на свидание.

— Ну что? — поднял голову от компьютера Сергей Иванович, как только я положила трубку на место. — Что удалось выяснить?

— Немного, — честно призналась я. — Фима говорит, папаша может претендовать на эти денежки как опекун своей дочери, несмотря на то, что он был с матерью в разводе. Хотя суд может ограничить сумму, которой он может распоряжаться. Но это уже мелочи.

— Что ж, видимо, Курдов каким-то образом все же узнал о завещании второго мужа Виктории, — вздохнул Кряжимский. — Но вот каким?

Мы посмотрели друг на друга и одновременно пожали плечами.