Глава 1

И эта история началась тоже в понедельник.

По вторникам у нас обычно все нормально, потому что это второй день недели и мы все успеваем адаптироваться. По средам же в редакции самая напряженка — начинаем верстать номер. По четвергам — как сложилось еще с канувших советских времен — рыбный день, то есть никакой. Вялотекущий. Ну, пятница — понятное дело — последний день перед выходными, и о ней даже думать особо не стоит. О субботе и воскресенье говорить не приходится, и так все ясно — это самые лучшие дни. И я спорить ни с кем не собираюсь по этому поводу. Лучше воскресенья может быть только Новый год и еще мой день рождения, если я не слишком устаю от подготовки к нему.

К сожалению, разговор пойдет не о дне рождения, а о нудных и мерзючих буднях, которые открываются самым поганым днем на свете.

Сегодня, в обычный понедельник, я была в неплохом настроении, наверняка потому, что вчера у нас была хорошая погода. То, что сегодня прохладно и пасмурно, асфальт мокрый, а воздух напоен сыростью, меня уже мало волновало, главное, что вчера было солнечно и я провела все это время с пользой и удовольствием.

Непонятно? Ну это же просто: я вчера ходила на городской пляж. Новый сезон, новый купальник, отсутствие новых забот и, главное, погода классная. Было тепло, солнечно и просто здорово.

Поэтому и сегодня на работе все было хорошо, хорошо до тех пор, пока Маринка не вздумала достать нас всех очередной дурацкой идеей. Загорелось ей переставить мебель в комнате редакции.

Она, видите ли, начиталась книжек по фэн-шуй эта такая китайская геомантия — и теперь решила умилостивить всех китайских духов за наш, разумеется, счет.

После того как мы с ней немного пободались, причем Сергей Иванович очень активно выступил на моей стороне и обозвал Маринкины закидоны злобным суеверием, мешающим жить нормальным людям, Маринка надулась, хоть и внешне успокоилась, но все равно в плавном течении дня наметился маленький бекрень.

Никто и не предполагал, что этот бекрень выльется в большой бенц, что судьба, можно сказать, намекнула: ребята, готовьтесь, приближается буря. шторм, тайфун и цунами, крепите такелаж и пишите завещания.

Не осознала я намека судьбы, о чем вскоре и пожалела.

Даже когда цунами приблизилось, все равно его, родимого, не узнали мы с первого взгляда.

А кто бы узнал? Вот сами и попробуйте.

С утра у меня было целых три посетителя, и все трое, как сговорившись, начали монотонно, но весьма настырно пить мою кровь по поводу неверных или оскорбляющих их достоинство публикаций в нашем «Свидетеле».

Сначала пришел какой-то офицер запаса и долго объяснял мне, что австрийский пистолет «глок», прописанный нами в одной статье, создан из современных материалов, с использованием металлокерамики, и по этой причине его трудно определить на таможне с помощью спецприборов. На экране высвечивается что-то непонятное и на пистолет не похожее, а мы написали не так.

После лекции о пистолете этот офицер, поругав нас за несерьезный подход к теме, вызвался стать у нас штатным консультантом по стрелковому оружию.

Маринка долго возмущалась после его ухода.

Дело в том, что статью написала именно она и очень гордилась ее военной направленностью.

— Он еще мне будет объяснять, как выглядит «глок»! — шумела она, перекидывая бумажки на своем столе. — Да я сама ему объясню все что угодно, причем очень подробно! Даже то, чего сама не знаю!

Второй посетительницей была бабка, торгующая семечками и сигаретами на рынке. Она указала нам на не правильно написанную уже в другой статье фамилию милиционера-взяточника и пообещала предоставить нам целый список коррупционеров из Кировского РОВД, начиная с дворников и сантехников.

Я долго ее благодарила за активность и лично проводила к выходу, чтобы убедиться, что она ушла.

Вернувшись, я строго-настрого запретила Маринке пропускать ко мне эту сестренку Павлика Морозова и только после чашки кофе и сигареты немного успокоилась.

Третьим, уже во второй половине дня, пришел молодой человек лет тридцати, работающий вроде бы шофером, а может быть, и слесарем. Он сказал, что фотографии, сделанные в ночном клубе «Времена года» Виктором и служившие иллюстрацией к моей статье, задевают как достоинство его жены, так и его тоже…

Всем своим посетителям я искренне пообещала опубликовать опровержения в следующих номерах. Так вот, военный и бабка ушли вполне довольные уже тем, что их терпеливо выслушали, а молодой человек покачал головой и только удобнее уселся на стул для посетителей, стоящий напротив моего кресла.

Я не придала значения такой мелочи: ну сидит, ну не согласен, ну мнет в руках газету… Подумаешь!

Я вздохнула и, набравши полные легкие воздуха и полные нервы терпения, достаточно корректно сказала, еще и не догадываясь, что нежданная буря уже на подходе и вот уже сидит передо мною в виде молодого человека самой обыкновенной наружности:

— Я все вам объяснила? У вас еще есть какие-то вопросы ко мне?

— Все, — пробормотал он. — Вы все мне объяснили! — громче произнес он, и я заметила, как лихорадочно зажглись его глаза.

«Мама моя родная, — предчувствуя панику, подумала я, — он псих! Он же псих самый натуральный. Сейчас побьет или убьет».

Не буду скрывать, я немного испугалась и настороженно уставилась на моего гостя, слушая, что он мне говорит.

— Вы мне объяснили все, — заговорил он, вздрагивая всем телом, словно сквозь него пропускали электрический ток малыми порциями, — а теперь давайте-ка я вам сейчас объясню кое-что.

Я объясню вам, что ваши извинения мне на х… не нужны! Вы понимаете?

Я кивнула, демонстрируя безусловную понятливость и готовность все понимать и впредь, и осторожно протянула левую руку к селектору. Если Виктор сейчас у себя, то мне достаточно будет нажать кнопку. Виктор сам все услышит и прибежит мне на помощь. Жаль только, что фотолаборатория находится не в соседней комнате…

— Не шевелитесь! — крикнул молодой человек и сильно хлопнул ладонью по столу. Телефон, до этого спокойно стоящий на месте, подпрыгнул от неожиданности и отшатнулся ближе к краю стола, селектор что-то тонко звякнул, а я просто вздрогнула.

— Вы в вашей похабной газетенке, — молодой человек поднял смятый номер газеты, которую до этого вертел в руках, — пишете всякую херь про нормальных людей! Понимаете вы это?! Про нормальных! А люди бывают разные! Не все такие толстокожие суки, как вы, неуважаемая Ольга Юрьевна!

Он сделал паузу и повторил уже издевательским тоном:

— Ольга Юрьевна! Скажите, пожалуйста, какие мы важные! Сколько тебе лет, девочка, что ты расселась тут и вообразила себя главным редактором?!

Это от большого ума, что ли? От семи пядей во лбу или от каких-то других способностей?!

— Что вы себе позволяете? — искренне возмутилась я и нажала все-таки кнопку селектора.

Точнее будет сказать, я протянула к кнопке руку, но тут молодой человек ловким движением наподдал по селектору, и он, подскочив, слетел со стола и рухнул на пол рядом с моим креслом.

Звук получился хороший, громкий. Я отшатнулась назад к спинке кресла и замерла, поняв, что передо мною точно псих. Причем псих опасный, буйный и не контролирующий свои поступки.

— Расселась тут за большим столом и думаешь, что уже можешь вершить человеческими судьбами?! — орал мой дорогой гость. — Ты никто, ты ничтожество полное, только имеющее доступ к печатному сганку! Из-за твоих глупых статеек люди гибнут, ты понимаешь это или нет?! Люди умирают из-за твоей писанины, сука!

Молодой человек уже изо всех сил колотил кулаками по столу, и я с замиранием сердца наблюдала за дробными подпрыгиваниями телефона. Он тоже скоро должен был лечь на пол рядышком с селектором. А потом, возможно, улеглась бы и я — парнишка попался агрессивный.

Дверь кабинета приотворилась, и заглянула Маринка. Увидев происходящее действо, она ойкнула и тут же исчезла за дверью. Это было подло с ее стороны, но оставалось надеяться, что она не за" бьется под свой стол от страха, а примет надлежащие меры. В отличие от меня у нее перед носом никто не буйствует.

А парень тем временем расходился все больше.

А чем дальше, тем становилось страшнее.

Отвлекшись на секунду на открываемую дверь, он снова повернулся ко мне, смахнул-таки телефон и забарабанил по столу обеими руками:

— Ты, сука, тиснула статейку про ночной клуб, прописала там мою жену…

В этот момент дверь кабинета снова распахнулась и в кабинет вбежал Виктор. Слава богу, Маринка не растерялась, позвала его, а Виктор оказался на месте.

Парень на этот раз не расслышал, что дверь открылась, все его внимание было поглощено моей скромной персоной. И что он нашел во мне такого привлекательного? Нельзя, что ли, было в другом месте поорать? На улице, например!

Парню, видимо, понравился полет селектора и телефона, и он, перегнувшись через столешницу, уже протягивал ко мне свои руки, намереваясь сделать со мной то же самое.

Я вжалась в спинку кресла до самой последней возможности и стала, наверное, плоской, как лис тик бумаги, а парень все равно продолжал тянуться ко мне…

— Я убью тебя, сука драная! — визгливым фортиссимо заорал он. — Убью тебя, потому что…

В этот момент Виктор и взял его в оборот. Парень сразу и не сообразил, что нора менять объект внимания и переключаться на другого противника, а когда он это сообразил, уже было поздно: обе его руки были завернуты назад, голова опущена к коленям, а чтобы он не лягался, как неразумное вьючное, Виктор еще и приложился раза два по некоторым частям его тела.

Парень вскрикнул еще пару раз и заткнулся.

— Спасибо, Виктор, — пробормотала я, срочно доставая из верхнего ящика стола косметичку. — Еще бы немного, и…

— Я все равно доберусь до тебя, сявка, журналюшка, я все равно доберусь, — хрипел парень, пока Виктор выводил его к двери. — Сдохнешь, сука, как она умерла, сдохнешь! Сдохнешь!

Виктор резкими движениями вытолкал упирающегося парня из кабинета, и сразу же, после того как они вышли, ко мне влетела Маринка.

— Ты цела? — задыхаясь от волнения, крикнула она, обшаривая глазами и меня, и беспорядок на столе и под столом. — Ух, ты! Вот это да!

Я кивнула и почувствовала, что у меня началась нервная дрожь. Крики парня затихали вдали.

В кабинет вошли взволнованные Сергей Иванович и Ромка.

— Все нормально, Ольга Юрьевна? — спросил Сергей Иванович, и я ему кивнула, стараясь изо всех сил сдержаться и не расплакаться.

— Что нормально? Что нормально? — накинулась на них обоих Маринка. — Не видите, что ли, она в шоке?! С ней сейчас истерика случится, и она…

— Тс-с! — сказала я, приложив палец к губам.

Я вовсе не собиралась пошутить, просто поняла, что из всех возможных звуков только это «тс-с» у меня получится достаточно похоже на себя.

— Что? — громко переспросила у меня Маринка и, повернувшись, крикнула присутствующим:

— Всем молчать! Она и так переволновалась, дальше некуда!

Хотя, кроме Маринки, никто и не разговаривал, но Сергей Иванович и Ромка поняли, что лучше не спорить, а то вместо одной близкой к истерике дамы они запросто могут получить двух, а это уже многовато даже для таких испытанных кадров, как наши замечательные сотрудники.

Сергей Иванович, оценив обстановку, вышел, а Ромка, как юноша менее умудренный в житейских проблемах, затормозился и на свою беду проявил заботу:

— Может быть, нужно «Скорую» вызвать?

Тут и прорвало, да, слава богу, не меня, а Маринку. Она, как не скажу какое мифологическое существо, бросилась на Ромку.

— Себе вызывай «Скорую», недоумок малолетний! — рявкнула она. — Сказано тебе: иди кофе ставь, значит, ставь, да смотри не ошибись в количестве!

Ромка наконец-то просек, что от него требуется всего лишь убраться отсюда, и как можно быстрее, и его словно ветром сдуло. Он даже дверь притворил за собой.

Увидев, что раздражающих факторов больше нет, Маринка повернулась ко мне.

— Он тебя не ударил? — спросила она.

— Нет, — прошептала я.

— Ну и слава богу, — сказала она, — а то я так перепугалась! Ты и не представляешь, что я почувствовала, как только услышала, как у вас тут что-то ломается. — Маринка наклонилась и подняла с пола телефон. — Это телефон первым упал? Или селектор? Кошмар! Сволочь! А потом, как только я увидала, что здесь происходит, ты не поверишь, у меня, кажется, даже паралич легких случился. Временный! Ни вздохнуть, ни выдохнуть! Ну, думаю, все, абзац нашей Оленьке, и никогда мы ее больше не увидим в целости и сохранности!

Я дрожащей рукой нащупала в ящике стола пачку сигарет и с трудом выбила из нее одну.

Маринка тем временем подняла с пола селектор.

— Совсем ведь разбил вещь, сволочь! Так ты говоришь, что он телефон первым уронил? Так я и думала!

Я, помучив и себя, и зажигалку, прикурила, а Маринка продолжала переживать свои переживания заново:

— А ведь показался нормальным молодым человеком, я даже подумала, что… ну неважно, в общем… а он, ты только посмотри, как разошелся!

Ты что-то ему не то сказала, да? Он, наверное, про мусорные баки под окнами дома говорил, да? Они почему-то все звереют насчет этих баков…

Я с наслаждением сделала две затяжки и начала заметно успокаиваться. Маринка тем временем подняла с пола смятую газету, ту самую, которой размахивал у меня перед носом этот «нормальный молодой человек».

— Мусора-то сколько у тебя! — брезгливо произнесла Маринка. — Газета откуда-то взялась. Это он ее принес?

Я кивнула и жестом потребовала газету.

— Да зачем она тебе? — удивилась Маринка и прицелилась, чтобы швырнуть газету в урну. — Она же мятая вся, я тебе лучше новый номер дам, хочешь?

— Дай ее сюда, — медленно сказала я почти нормальным голосом.

— Ну вот, дождалась, — обиделась Маринка и заломила брови, — ты мне еще и грубишь! Да что же это такое! — Она бросила мне газету и, кажется, даже всхлипнула от огорчения, правда, я в этом не уверена. — Я места себе не нахожу, переволновалась вся, я думала, что, пока бегаю за Виктором, тебя уже тут убили два раза, а ты мне грубишь! За что?!

Дверь отворилась, и вошел Виктор. Маринка сразу же оставила меня и бросилась к нему.

— А псих где? — строго спросила она, заглядывая Виктору за спину, как будто вышеназванный псих мог прятаться где-то там.

— В милиции, — кратко по своей привычке ответил Виктор, но Маринку эта краткость не устроила.

— Его увезли или увели? В машину посадили?

Он точно не вернется? — высыпала она целый мешок вопросов.

Виктор на все три вопроса ограничился одним кивком, повернулся и вышел.

— Ну вот, — пожаловалась Маринка, — и поговори с таким спартанцем. Сразу и жить захочется.

— Во, блин, ну что за жизнь такая, — Маринка передернула плечами и нервно забарабанила пальцами по столешнице, — живем, как дикари… как…

— Как Робинзон Крузо, — напомнила я.

— Точно! — резко кивнув, сказала Маринка. — Только у него хоть Пятница был, а у нас сегодня что?

— Понедельник, — проворчала я.

— Вот именно!

Я в это время разглядывала, положив перед собой на стол, газету, которую оставил мой нервный посетитель. Несколько фраз из его в общем-то бессвязных и бессмысленных криков не давали мне покоя.

Снова отворилась дверь, и вошел радостно улыбающийся Ромка.

— Ольга Юрьевна, — доложил он, показывая поднос с кофеваркой и чашками, — а вот я кофе свежий принес. Запах-то какой! Правда, здорово?

Ромка прошел к кофейному столику и поставил на него поднос.

Маринка, бросив взгляд на меня, потом на Ромку, поняла, что из меня многого не выжмешь.

Она подошла к Ромке и молча оттеснила его от столика.

— Уйди отсюда, испарись! Вечно все делаешь не так, как нужно, подросток наглый!

Ромка послушно отошел на шаг в сторону и встал около зеркала, висящего у стены.

— У меня в столе лежат сушки, — буркнула ему Маринка, — тащи сюда! Можешь и сахарницу с собою прихватить. Без сахара кофе пить как-то неудобно, — ядовито добавила она, и Ромка быстро вышел, опасаясь еще нарваться на ее крики.

— Ну пойдем, Оль, кофейку дербалызнем, — приподнято сказала Маринка, — хватит тебе переживать и дуться. Ты слышала: увезли его в милицию. Дадут за хулиганство суток пятнадцать или в психушку отправят. Там ему самое место. А ведь казался таким нормальным человеком! Я-то сначала думала, что это старая грымза будет мозги компостировать, а получилось, что и ошиблась.

Вот так вот: век живи, век учись, а все равно что-нибудь новенькое да увидишь.

Я медленно вышла из-за стола, все еще держа в руках смятый номер газеты.

Вернулся Ромка, и с ним подошел Сергей Иванович.

Посмотрев на меня, Сергей Иванович молча сел на свое привычное место за кофейный столик.

Позвали Виктора, уже успевшего удалиться в фотолабораторию, и вся редакция была в сборе и приготовилась к традиционному кофепитию.

— Кто это был? — задала я, наконец, первый здравый вопрос.

— Псих, что ли? — моментально поняла меня Маринка. — Я не помню, но сейчас посмотрю.

Она легко сорвалась с места и устремилась в редакцию. Появилась Маринка почти сразу, держа в руках толстенькую тетрадку с замятыми углами и с фотографией Фредди Меркьюри на обложке. Что у Маринки не отнять, так это, помимо умения варить кофе, еще и сравнительную аккуратность в делах. Например, она всегда тщательно записывала почти всех посетителей, и чем интереснее казался ей человек, тем подробнее она выспрашивала его биографию. Для редакции в этих сведениях проку было мало, а вот для Маринки, наверное, много. Что ее заставляло выписывать все эти подробности, не знаю, но, одним словом, записи она вела и вот сейчас вернулась именно с ними.

— Сейчас все скажу, — Маринка лихорадочно перелистывала тетрадь.

На пол из тетради выпали проездной билет, кажется, за февраль прошлого года, фантик от карамельки и еще какая-то бумажка.

— Все архивы тут с вами порастеряю, — проворчала Маринка, подбирая с пола свое добрище. — Значит, псих у нас был… у нас псих… ага!

Кстати! А как тебе этот майор запаса, Оль? Он, между прочим, вдовец, и у него квартира в Солнечном поселке. Двухкомнатная, комнаты смежные.

— Без эмоций, — ответила я.

— Не без эмоций ты, а без романтики, — кольнула меня Маринка, — а мне он даже как-то пришелся… Он такой, как бы это сказать… одним словом, военный, вот!

Маринка перевернула страницу, а тем временем Ромка, устав ждать нашу главноуправляющую кофейным имуществом, начал разливать кофе по чашкам.

— Нашла, наконец, — сказала Маринка, щелкая пальцем по странице, — этот псих зовется в миру Пузанов Николай Николаевич, шофер, работает в СПАТП-3. На чем он шоферит, я так и не узнала, неразговорчивый оказался парень.

— С тобой, — уточнила я.

— Ну да, — охотно подтвердила Маринка, — ты-то сумела его расшевелить, я заметила. Поделишься методом?

— Обязательно, — буркнула я и, взяв чашку с кофе, продолжила просматривать газету, оставленную у меня в кабинете Пузановым.

— Так с чего же он так взбеленился? — спросила напрямик Маринка, сообразив, что нечего ей ждать милости от природы и нужно брать самой.

— Ему не понравилась какая-то статья в этом номере, — сказала я, отпивая кофе, — что-то там про… — я замолчала, вспоминая, — про его жену, он сказал, а вот где же тут про его жену… Пузанов, ты сказала? — переспросила я.

— Ну да, — кивнула Маринка, заглядывая в свою шпаргалку, — Пузанов Николай Ни…

— Так я же знаю эту фамилию, — начала вспоминать я, — он еще про ночной клуб говорил…

Я развернула газету и на обороте первой полосы увидела свою же большую статью про наш с Виктором поход в ночной клуб «Времена года».

Репортаж был дополнен двумя большими фотографиями. Я вспомнила, как Виктор ухитрялся фотографировать в мерцающем свете танцевального зала клуба, и пригляделась к одной из фотографий.

Здесь была изображена я собственной персоной с одной из постоянных посетительниц, как она мне представилась. Поискав в тексте, нашла нужный мне отрывок.

— Вот что я здесь написала про Пузанову Юлию, — проговорила я и начала негромко вслух зачитывать:

— "Я здесь часто бываю, — это ее слова, прервала я саму себя, — мне здесь нравится.

Все так классно, ощущение свободы чудесное…."

Та-ак, ага, вот дальше: "Муж не знает, что я здесь бываю, а зачем ему знать? Он у меня такая лапочка… Работает посменно, и я скучаю одна дома.

А моя фотография будет напечатана? Здорово!

Девчонкам покажу"…

Я промолчала и принялась зачитывать дальше, хотя уже вспомнила и свой разговор с Юлей, и подробности своей статьи. Больше ее слов в тексте вроде не было, но я решила на всякий случай пробежать глазами весь текст.

— Ты что замолчала? — спросила Маринка.

— А все, — сказала я, — больше про нее нет ничего. То есть абсолютно.

— Правда, что ли? — не поверила мне Маринка и взяла газету. Пока она изучала текст, я спокойно пила кофе.

— Ольга Юрьевна, — спросил меня Ромка, — так его возмутила именно эта публикация?

— Ну, по крайней мере, я так поняла, — ответила я, — хотя не понятно, в чем тут дело. На что можно обижаться?

— Да, сколько людей, столько и дури в них, — мудро заметила Маринка. — Может быть, его оскорбило, что его назвали лапочкой?

— Так это не я назвала, а его собственная жена, — сказала я.

— А лапочка оказался просто лапой. Лапищей.

Псих, одним словом, — подвела итог Маринка, — нечего и думать об этом. Самое место ему на Алтынке у доктора Бамберга, пусть лечится. Вот, представляешь, Оль, такой шофер попадется на дороге, так ведь переедет кого угодно! Или просто врежется и спокойно дальше поедет! Я больше с тобою вместе не езжу! — заявила Маринка.

— Ходить пешком полезно для здоровья, — поддержал Маринкину инициативу Сергей Иванович, — так обычные люди и становятся долгожителями.

— На автобусе будешь ездить, Марин? — спросил ее Ромка.

— А запросто! — лихо ответила Маринка. — И буду нормально себя чувствовать!

— А ведь этот Пузанов в СПАТП работает, — подло напомнил ей Ромка, — сядешь в автобус, а он как раз за рулем окажется. Вот тут-то ты и покатаешься. Подумай!

Маринка подумала и передумала.

— Оля, я пошутила насчет того, что с тобой не буду ездить, — сказала она. — Еще как буду, ведь теперь тебе в любую минуту помощь может понадобиться. Не дай бог, конечно.

— Позвони в это СПАТП, — сказала я.

— Что? — не поняла Маринка и недоуменно наклонила голову набок. — Что мне сделать?

— Позвонить в СПАТП, — повторила я.

— А зачем? — Маринка удивленно посмотрела на Сергея Ивановича, словно ожидая от него подтверждения моим словам или, напротив, совета не делать ничего.

Сергей Иванович срочно наклонился над своей чашкой, и Маринке пришлось слушать меня дальше.

— Представишься, скажешь, что Пузанов, в состоянии аффекта, но совершенно трезвый, приходил к нам и возмущался публикациями, — продиктовала я программу действий.

— Ну, скажу, ну и что? — все еще не понимала Маринка.

— Послушаешь, что скажут в ответ, — сказала я. — А вдруг он там и не работает? Нет там такого.

И этот вариант возможен.

Маринка, приоткрыв рот, посмотрела на меня.

— Засланец! — сказал она. — Шпион от конкурентов, я сразу поняла! Прикинулся психом, а сам посмотрел, какие у нас тут замки, где стоит сейф, и… и вообще… и вообще пора переставлять мебель!

— Чтобы запутать врагов? — спросил Сергей Иванович.

— Звони, звони, — подтолкнула я Маринку, — мне интересно.

Маринка встала, подошла к моему столу и сняла телефонную трубку.

— Ты глянь, работает! — удовлетворенно сказала она. — Значит, СПАТП номер три, — повторила она задумчиво и позвонила сначала в справочную, узнала номер телефона приемной директора и уже потом набрала нужный номер.

— Алло, здравствуйте! — официальным тоном произнесла Маринка. — Вас беспокоят из газеты «Свидетель». Старший референт главного редактора Широкова…

Пока она общалась, я налила себе вторую чашку кофе и почувствовала, что мне стало совсем хорошо и спокойно. Если и был шок или что-то подобное, то он уже прошел. Совсем и навсегда.

Маринка объяснила суть проблемы и замолчала, слушая, что ей отвечают. Я оглянулась на нее.

Маринка стояла покрасневшая, с вытаращенными глазами и испуганно глядела на меня.

— Извините, спасибо, до свидания, — подавленно сказала она и положила трубку.

— Вот тебе и на, — сказала она, возвращаясь за стол.

— Ты о чем? — настороженно спросила я, подозревая что-то нехорошее.

— Ты представляешь, — сказала Маринка, глядя на меня как-то странно, — мне эта секретарша сказала, что Пузанов у них работает.

— Ну и?

— Ну только его сейчас нет на работе, потому что .. — Маринка замялась, — потому что он вчера похоронил жену. Она повесилась и оставила записку, что… ну в общем из-за статьи в нашей газете она это сделала.

 

Глава 2

— Повесилась? — переспросила я, отказываясь понимать то, что прекрасно слышала. Слишком дико и неожиданно это прозвучало. — Как повесилась?

— Да вот так, взяла и повесилась, — зло сказала Маринка и тяжело опустилась на стул, — эта секретарша разговаривала со мною, как с врагом.

Представляешь? Со мною, словно я эту статью… — Маринка замолчала и испуганно взглянула на меня:

— Извини.

Я оглядела всех присутствующих.

— Я ничего не понимаю, — пробормотала я, — я ничего не понимаю!

Сергей Иванович выглядел удивленным, но не более того. Годы журналистской работы закалили его так, что дай бог каждому. Он покачал головой:

— Вы не заводитесь, Оля, не нужно. Мало ли кто и что говорит. Нужно очень тщательно проверить всю информацию и только потом делать выводы.

— Но она же ясно сказала… — начала Маринка, кивая на телефон.

— Откуда она знает? — перебил ее Сергей Иванович.

— Ну, ей сказали, наверное, — осторожнее проговорила Маринка.

— Кто сказал? — настойчиво спросил Сергей Иванович.

— Пузанов, — пролепетала Маринка и хлопнула себя по лбу, — а, поняла! Он подумал, что виновата статья, и наболтал всем! Псих, урод, скотина!

Маринка схватила газету и уткнулась носом в статью.

— Где?! — спросила она. — Молчи, нашла Значит, эта Юля говорит следующее…

Маринка прочитала вслух весь тот кусок статьи, что читала и я, и, нахмурившись, отложила газету в сторону.

— Ничего не понимаю. Чушь какая-то, — пробормотала она.

— Разрешите и мне уж ознакомиться. — Сергей Иванович тоже взял газету, тоже прочитал, но, в отличие от Маринки, он нашел в этом абзаце что-то полезное.

— Вы знаете, Оля, слова этой Юлии, что она покажет газету каким-то там своим девчонкам, являются фактическим согласием на публикацию этого мини-интервью с ней. Я так понимаю.

— Нужен Фима! — крикнула Маринка и обратилась ко мне:

— Звонить?

— Да подожди ты! — прикрикнула я. — При чем тут Фима? Юридических претензий нам никто не предъявляет. Тут претензии, так сказать, физические. Но дело не в этом. Нужно разобраться…

— А если психа отпустят, — каркнула Маринка, — то придется еще от него и скрываться. В принципе, жалко парня. У него горе, замкнуло его на этой статье, но, с другой стороны, и нам не легче: убить же может. Или покалечить.

— Лучше убить, — сказала я, — калекой быть не хочу.

., — Никто не хочет, — согласилась Маринка и хлопнула себя по коленке. — Все, решено. С сегодняшнего дня я с тобой не расстаюсь и сотовик твой я таскать буду. Я, а не ты. Потому что нападать будут на тебя, а я тем временем буду звонить. У тебя может не получиться.

— Пока будут убивать, у меня может не получиться позвонить, — медленно сказала я, привыкая к этой мысли.

— Вы не замыкайтесь, Оля, на этом, — строго сказал Кряжимский, — я бы на вашем месте обратился в милицию.

— За физической защитой? — спросила Маринка и крикнула:

— Правильно! Пусть дают охрану!

— За информацией! — поправил ее Сергей Иванович. — Если на самом деле было самоубийство, то нужно брать сведения из первоисточника: когда, как и что за записка. Нет ли сомнений у следователя, ну и прочее. Одним словом, нужно решить эту задачку, и чем скорее мы это сделаем, тем целее нервы будут у всех у нас.

— Верно, — сказала Маринка, — я сама хотела предложить то же самое. Нужно разобраться. Позвони, Оля, Фиме, пусть он порасспрашивает. Заодно будет и в курсе событий в случае чего.

Я хмуро посмотрела на Маринку, встала, взяла телефон и вернулась с ним к кофейному столику.

Фимы на месте не оказалось, и я продиктовала его секретарю, что мне очень важно и очень срочно нужно узнать как можно больше про самоубийство Юлии Пузановой, случившееся несколько дней назад.

— Четыре дня назад, — уточнила Маринка.

— Откуда знаешь? — удивилась я.

— Сказали же, что похороны были вчера. Хоронят обычно на третий день, значит, умерла четыре дня назад, — объяснила Маринка свою логику.

— — Не факт, — заметил Сергей Иванович, тихо ставя чашку перед собой, — это же не обычная, прошу прощения, смерть, да и в обычных случаях тоже не всегда придерживаются этих сроков. Не нужно уточнять.

Я и не стала. Фимина секретарша, выслушав меня, все записала и пообещала, что как только, так сразу. Я положила трубку на место.

— Ну что, господа репортеры, — начальственно произнесла я, — как я понимаю, на ближайшие сутки для меня самое важное дело — это выяснить подробности смерти этой женщины. Пока не разберусь, не знаю, как вы, а я и думать ни о чем не смогу, уж я-то с собой знакома.

— Я тоже, — сказала Маринка.

Кофе закончился, Маринка унесла кофеварку, Ромка помог унести все остальное. Все вышли, я осталась одна в кабинете. Закурив, подошла к окну.

То, что случилось сегодня, было неожиданно, мало похоже на правду, но от этого на душе спокойнее не становилось.

Покурив и подумав, я решила, что нечего тянуть время, нужно ехать на разведку. Иного ничего больше не придумывалось. Подойдя к зеркалу, внимательно посмотрела на стоящую в нем симпатичную, высокую и… в общем, очень даже не среднестатистическую журналистку, грустно подмигнула ей и спросила вполголоса:

— Дописалась?

Журналистка отрицательно покачала головой, и я поняла, что она не согласна.

Как раз в этот момент в кабинет заглянула Маринка.

— Ну что, все переживаешь? — спросила она. — Ерунда все это, наплюй.

— Наплюю, когда разберусь, — пообещала я. — Ты поедешь со мной?

— Куда это? — Маринка внимательно посмотрела на меня, и я заметила, что она немного испугалась.

Я поспешила успокоить ее:

— Я думаю, нужно съездить пока к дому Пузанова и порасспрашивать соседей. Бывают такие соседи, что знают все подробности получше тех, с кем они происходили.

— Они скажут, что Коля с приветом, точно тебе говорю, — сказала Маринка, — зря только потратим и время, и бензин.

— Вот пусть так и скажут, — спокойно произнесла я, — а я послушаю.

— А ты знаешь, где он живет? — Маринка не хотела ехать и выискивала всяческие причины, чтобы оттянуть, а потом и похерить наш отъезд. Ее понять можно: я тоже здорово напугалась из-за всей этой истории с Пузановым, но, в отличие от Маринки, мне-то необходимо разобраться в этом деле и все.

— Адреса не знаю, — призналась я. — А узнать очень сложно?

Маринка задумалась.

— Справочная дает, кажется, адрес по фамилии, ты не помнишь?

— Какой телефон секретаря директора СПАТП? — спросила я.

— А зачем тебе? — переполошилась Маринка. — Она разговаривала со мною как волчица!

— Я скажу, что я родственница Пузанова, опоздала на похороны и потеряла адрес, — сказала я, — она мне его продиктует и еще объяснит, как удобнее добраться.

В общем, получилось так, как я думала. Единственным дополнением к моему плану явилось то, что секретарша адрес-то продиктовала, а потом напряженно спросила:

— Вы ведь из газеты, верно?

— Почему вы так думаете? — задала я неумный вопрос, сразу же себя и выдав. Но нужно понимать, что я растерялась: что это еще за телепатия по телефонному проводу? Однако в следующей же фразе я получила объяснение:

— Я знаю, что Коля Пузанов воспитанник детского дома. Нет у него никаких родственников.

Так вы из «Свидетеля»?

Пришлось признаться и прислушаться к тому, что мне скажут. А выдали мне следующее наставление:

— Пусть этот случай послужит вам уроком, девушка, — жутко назидательным тоном произнесла секретарша директора СПАТП, — бережнее нужно к людям относиться. А вы пишете, не думая ни о чем…

Я вежливо поблагодарила за совет и положила трубку.

— Что она сказала? — спросила Маринка, стараясь по моему лицу угадать результат разговора.

— Пожелала удачи, — буркнула я. — Так ты едешь со мной?

— А как же! И Виктора сейчас позову! — Маринка выскочила из кабинета, а я, взяв свою сумку и проверив, лежит ли в ней все, что мне нужно, пошла следом за Маринкой.

Я попрощалась с Ромкой и Сергеем Ивановичем, они мне пожелали ни пуха ни пера, я послала их к черту и спустилась вниз. Виктор получил, от меня ключи моей «Лады», и мы с Маринкой сели на заднее сиденье — там удобнее.

Николай Пузанов жил на окраине города, в районе тракторного завода. Места здесь самые непрезентабельные. Старые, облезлые панельные пятиэтажки росли в соседстве с чахлыми деревьями и дополнялись ободранными кустиками. Все как-то запыленно и убого. Одним словом, райское местечко.

— Здесь даже погулять негде, — заметила Маринка, выглядывая из окна «Лады», — понятно, почему Юлька по ночным клубам шастала. Скучно здесь.

Я промолчала.

Нужный нам дом стоял в ряду тоскливых пятиэтажек и ничем от них не отличался.

Виктор остановил машину на дороге как раз напротив двора дома номер десять по Пятому строительному тупику.

— Название тоже прихотливое какое-то, — меланхолично произнесла Маринка, прочитав табличку на доме.

Во дворе десятого дома гуляли несколько старушек с внуками, две молодые мамаши сидели на лавочке у первого подъезда и, покачивая коляски, негромко разговаривали между собой.

— Пошли к девчонкам, — предложила Маринка, — с ними проще найти общий язык, а эти бабки как начнут разводить, так и сама забудешь, что хотела от них узнать.

Я молча вышла из машины, не торопясь, направилась к дому. Маринка догнала меня через несколько шагов.

Мы подошли к первому подъезду и сели на лавочку. Мамаши покосились на нас, продолжая разговаривать. Тема, занимавшая их, была, как водится, тряпочная и жутко неинтересная.

Я покосилась на Маринку, та пожала плечами.

Я поняла, что начинать придется мне.

— Извините, девушки, — сказала я. Мамашки замолчали и выжидательно посмотрели на меня, — тут, говорят, вчера похороны были.

— Ну да, — сказала ближайшая ко мне, белобрысая, полная, с красными пятнами на лице, — Юлька из второго подъезда повесилась. Наша ровесница. Такое несчастье случилось.

— Да довели ее, вот и все, она и не выдержала, — вступила в разговор ее соседка, худая нервная шатенка с короткой стрижкой. — Козлы эти и довели.

— Какие козлы? — наивным тоном девочки-одуванчика спросила Маринка.

И тут позади нас прокукарекал петух. Мы удивленно обернулись. Позади нас в палисаднике спокойно бродили две курицы и один петух.

— Ух ты, — сказала Маринка, сама перебивая ответ на свой вопрос, — а тут деревня рядом?

— Какая деревня? — усмехнулась белобрысая. — Это старуха из последнего подъезда на балконе развела себе курятник. Там у нее курятник, а здесь получается выпас. Житъя нет ни днем, ни ночью. Мы хоть наискосок от нее живем, а те, кто под бабкой, те постоянно это «кукареку» слышат.

Но куда ж деваться!

— А что вы говорили про эту Юлю? — напомнила я. — Вы сказали, кто-то довел. Как это «довел»?

— Да в газете ее пропечатали в одной, — сказала худая шатенка, — чуть ли не как проститутку ославили: и гуляет она, и трахается за деньги, и мужа своего Кольку ругает, и такая и сякая. Короче, кто-то ей подлянку подпустил, вот она и не выдержала. Еще бы: весь город, поди, читал; это ж с ума сойти можно. Как потом людям в глаза смотреть?!

Мы с Маринкой переглянулись. Я ничего не поняла, если честно. Маринка, похоже, тоже.

— Что, прямо так и было написано, — переспросила Маринка, — прямо проституткой назвали?

— Ну, проституткой не проституткой, но что гуляет с мужиками — это прописали точно, — подтвердила белобрысая.

— А вы сами читали? — осторожно спросила я.

— Я — нет, — призналась белобрысая, — мне рассказали.

— Да эту газету теперь хрен найдешь, — вмешалась шатенка. — Все ж прочитать хотят, вот и расхватали. Юлька, значит, перед тем как повеситься, написала записку, что, типа, не могу жить с такой славой, стыдно и прочее. И газету эту рядом с запиской положила, чтобы понятно было… Колька, муж ее, так плакал…

— Да, — поддержала ее белобрысая и сильнее закачала свою коляску, — жалко парня. И нормальная же семья была. Кто-то позавидовал.

— Или сглазили, — сказала шатенка, — это, может, Юлькина мать.

— Да ты что? Против своей родной дочери такое задумать? — ужаснулась белобрысая, подумала, привстала и поправила одеяло на своем ребенке.

— А она не против дочери, а против их семьи, — важно произнесла шатенка, — а порча, значит, и перекинулась на Юльку. Вот в прошлом году, помнишь, у Петровны сын утонул? Это она к экстрасенсу ходила и просила, чтобы тот его от запоев вылечил, ну тот и вылечил. Сашка теперь уж точно не пьет.

Мы с Маринкой еще раз переглянулись и встали. Больше здесь узнавать было нечего, узнали все, что было нужно, и даже чуть-чуть лишнего.

— Спасибо, — сказала я мамашкам и пошла обратно к «Ладе».

— Ну, что скажешь, подруга? — спросила я у Маринки, когда мы отошли на несколько шагов.

— А что я скажу? — переспросила Маринка, вздрагивая от очередного «кукареку». — Кто-то отпечатал один номер нашей газеты и подсунул этой Юльке, вот она и того… понервничала.

— Какой номер? — не поняла я.

— Ну, такой же, как и наш, только статью новую всунул, где про Юлю Пузанову написал всякие гадости.

— Не забывай, — напомнила я, — что газету нам принес сам Николай, и она была та самая, что делали мы, ничего лишнего. По логике, он должен был прийти ко мне именно с тем номером, на который и ссылалась его жена.

— Может быть, в этом номере еще какая-то статья есть, — заупрямилась Маринка. Ей понравилась ее версия. — Просто мы не в ту смотрели.

Я помню этот номер, там еще Ромкина статья есть.

И моя, кстати. Но я писала про дома, представляющие историческую ценность, и про кредиты по траншу Министерства культуры, — тут же уточнила она.

Мы подошли уже почти к самой «Ладе», как вдруг справа от нас послышался какой-то крик. Но это уже было не «кукареку», а что-то человеческое и не очень приятное.

Мы оглянулись.

От дома, стоящего первым в ряду пятиэтажек, к нам бежал Николай Пузанов. В руке у него была длинная палка.

— Ой, мама, — прошептала Маринка и быстро открыла дверь «Лады».

Она шмыгнула в салон и крикнула мне:

— Ну ты что там застыла? Хочешь получить дубиной по балде?

Я прыгнула за нею следом, и Виктор, всегда бывший начеку, тут же рванул машину с места.

Я обернулась и увидела, как Коля, поскользнувшись, едва не упал, но быстро вскочил на ноги и, видя, что мы уезжаем, кинул палку нам вслед.

Она не долетела до бампера всего ничего, каких-то несколько метров.

Обе мамашки, сидя на лавочке, смотрела на нашу «Ладу», открыв рты и выпучив глаза.

— Ну вот, — проворчала Маринка, — теперь в этот двор и не сунешься больше, сразу скажут: журналисты-убийцы приехали. Самих еще убьют.

— Или свяжут и позовут Николая, — сказала я, закуривая. — А он точно убьет.

Маринка промолчала, и в этот момент зазвонил мой сотовик.

— О, правильно! — сказала Маринка. — Поговори и давай его мне, я всегда буду держать на нем два пальца наготове.

— Почему два, — не поняла я, вынимая телефон из сумки, — какие два пальца?

— Ну, два пальца, — Маринка потрясла у меня перед лицом рукой, — чтобы сразу моментально нажать «ноль» и «два» и звать милицию.

— Это когда меня убивать будут? — невесело усмехнулась я.

— Ну! — кивнула головой Маринка.

Я наконец-то достала телефон и ответила на звонок:

— Да!

— Салам и шолом, о светоч души моей! — про-, кричал Фима мне прямо в ухо. — Ты где?

— В машине, — ответила я, — а ты?

— И я тоже! — засмеялся Фима. — Кажется, мы с тобой дошли до абсолютной гармонии: испытываем одинаковые ощущения в одно и то же время. Что скажешь?

— Скажу, что у тебя с чувством юмора нелады, — заметила я.

— Это у тебя с ним не очень, солнышко мое, — запротестовал Фима, — ну, я в общем догадываюсь о причине твоего настроения. Я все узнал.

— Что ты узнал?

— Ну ты же оставила мне сообщение через секретаря. Забыла?

— К сожалению, нет, — ответила я, — То есть получается, что ты уже в курсе?

— Можно сказать, что в самом полном объеме, но… — Фима замялся, и я догадалась о причинах.

Их было несколько, а точнее — две. Фима очень правильно опасался говорить по телефону на темы, которые он считал серьезными, а вторая причина была банальнее. Он хотел слить свою информацию не просто так, а при личном общении. Меня это сегодня устраивало, как никогда. С Фимой мне нужно было посоветоваться.

— Ты хочешь что-то предложить? — якобы наивно спросила я, уже зная, чего мне ожидать.

— Только покушать, только покушать в приличном, светлом и людном месте, мечта моя, ты не подумай какого-нибудь свинства! — затараторил Фима, не изменяя своим радостным интонациям. — Фима чист и светел как в помыслах, так и во внешности! — выдал он под финиш и затаился в ожидании моей реакции.

— Ну и какое же светлое место вы выбрали, светлый юноша? — не выдержав и улыбнувшись, спросила я.

— Кафе «Лира» достойно вас, девушка? — поигрывая интонациями, спросил Фима.

— Мы туда уже едем, — сказала я.

— Кто это «мы», — заворчал Фима, — я вообще-то приглашал только тебя. Ты что же, даже на деловые свидания ездишь с дуэньями и евнухами?

Это несовременно!

Я покосилась на Маринку, напряженно прислушивающуюся к разговору.

— Я знала, что тебе приятно будет увидеть не только меня, но и Марину с Виктором, — быстро сказала я и отключилась, не давая Фиме возможности ответить. А ответить он вполне мог что-то такое, что Маринке бы не очень понравилось.

Фима вот уже несколько лет упорно, как помешанный горняк, разрабатывал совершенно пустую жилу, намереваясь найти там самородок. Так тонко и поэтически я назвала его маниакальное желание перевести наши с ним дружеские отношения в плоскость более чем дружескую. Я знала, что ему ничего не светит, но сам Фима категорически отказывался даже мысль допускать об этом. Я устала ему объяснять прописные истины и больше не заикалась об этом.

Договорившись с Фимой о встрече, мы поехали из этого тоскливого куриного захолустья в самый центр города, где на Немецкой улице располагалось кафе «Лира».

Не знаю, почему Фима часто назначал мне именно здесь встречи, хотя до его места работы это кафе находилось далековато. Но какие-то причины у Фимы для этого наверняка были, и я лично подозревала две.

Первая причина была культурной — в «Лире» лабал неплохой оркестр, который днем, когда не было наплыва среднестатистических клиентов, исполнял замечательные блюзовые композиции. Вторая причина была прозаичной и чисто мужской, то есть потребительской. Однажды Фима проболтался мне, что совсем недалеко от «Лиры» живет один его приятель, часто отсутствующий дома. А даже если он присутствует, то для лучшего друга, каковым, без сомнения, является Фима, тут же собраться и уйти к чертовой матери для него не составляет проблемы.

— Фима не хотел меня видеть? — настороженно спросила Маринка, заглядывая мне в глаза.

— Немного не так, — ушла я от ответа, стараясь потщательней сформулировать приемлемую версию.

— А как же? — Маринка сверлила меня взглядом, упорно добиваясь правды. Пришлось ей предоставить правду, достаточно правдоподобную, между прочим. Здорово я сказала, да?

— Он удивился, что я не одна в машине, и когда я ему объяснила, кто со мною, ну ты это сама слышала, то он сказал, что тебя-то лично он будет очень рад видеть.

— Да? — с сомнением переспросила Маринка. — А я что-то такого и не просекла. Он точно это сказал?

— Да точно, точно, — раздраженно произнесла я, усилив свою правдоподобную правду еще и капелькой артистизма, — я даже немного огорчилась. Про меня он не сказал, что очень рад будет видеть, только про тебя.

Маринка помолчала и снисходительно похлопала меня по руке.

— Не огорчайся, Оль, мужики, они все такие.

Черт их разберет. Вертихвосты, одним словом. Не огорчайся. Будет и на твоей улице… этот…

— Фима? — с надеждой переспросила я.

— Праздник! — отрезала Маринка. — Праздник!

Мы с ней переглянулись и рассмеялись.

Итак, кафе «Лира» располагалось на проспекте, называемом по традиции Немецкой улицей.

Улица эта была пешеходная, поэтому «Ладу» пришлось оставить за полквартала от кафе на Радищевской.

Мы вышли из машины. Виктор запер машину, проверил двери на всякий случай и, осмотревшись по сторонам, пошел позади нас с Маринкой.

Виктор всегда легко входил в обязанности бодигарда, как только в нем как в охраннике возникала такая потребность. Вот как сейчас, например.

События, разворачивающиеся вокруг самоубийства Юлии Пузановой, были настолько неожиданно пугающими и откровенно озадачивающими, что не знаю, как Маринке, а мне бодигард ну никак бы не помешал.

Фима нас уже ждал. Он сидел в первом зале за крайним столиком, слева около окна, закрытого белой шторой. Оркестр наигрывал печальную композицию. Посетителей было немного.

— Здравствуй, Оля, всем привет, тебе, Мариночка, привет особый, — как всегда многословно и вычурно, поздоровался с нами Фима. — Здесь сегодня неплохо кормят. Есть хотите, девушки?

Мы с Маринкой отказались, уступив только повторным домоганиям и согласившись на апельсиновый сок. Виктор взял себе чаю с пирожным.

Везет ему: он такой худой, что даже два пирожных ему нипочем, а тут… Но не будем о грустном, и так все набекрень.

— Ну что, Оля, — сказал Фима, иронично поглядывая на меня. — Можно сказать, что ты немножко вляпалась, так сказать, вляпалась опосредованно, то есть косвенно. Это называется «невезуха».

— Да мы уж в курсе, — пробурчала Маринка.

— А как это можно вляпаться косвенно? — спросила я, видя по Фиме, что пока ничего страшного не происходит.

Фима, обычно не умеющий сдерживать ни чувств, ни тем более выражения лица, сегодня был настроен достаточно благодушно. Ну, может быть, совсем чуть-чуть только какое-то напряжение проскальзывало у него в острых быстрых взглядах, бросаемых на меня, да движения были немного резковатыми.

Но нужно знать Фиму, он весь немного такой порывистый, как… не скажу кто, и так все ясно.

— А вот сейчас я вам и объясню, девушка, что значит вляпаться опосредованно, — посулил Фима. — Привожу самый простой пример, например, как говорил наш современный Златоуст по имени Михаил Сергеевич. Опосредованно — это когда кто-то начинает утверждать тебе, что ты верблюд, а ты должна доказывать обратное, потому что считаешь, что на сие животное не похожа ни фига.

— А на кого похожа? — зачем-то спросила Маринка. Ей, наверное, хотелось, чтобы Фима и ее не обходил вниманием.

— Ольга Юрьевна похожа на девушку моей мечты, — серьезно сказал Фима и тут же пересел на свою любимую тему. — Ольга Юрьевна — это один из необходимейших компонентов моего понятия о счастье. Открываешь утром глаза, а рядом… хм… твоя, Маринка, начальница.

— Знаю, знаю, — поморщилась я, — и о продолжении догадываюсь: «…и тут открывается дверь и входит твоя жена». Не нужны мне эти эквилибры, и прекрати отвлекаться от темы, пожалуйста.

— Я не отвлекаюсь, Оля, — сказал Фима, обиженно надувая губы, — я говорю о том, что наболело и накипело. Вот когда переболит и перекипит и я стану старым, лысым и шамкающим евреем, а ты останешься все такой же молодой и… ну, неважно еще какой, вот тогда, может быть, я и перестану, а сейчас — не дождешься!

— Ты начал лучше, — напомнила я, — что-то там о верблюде.

— Ну, ты все о делах, — вздохнул Фима и начал смиряться, — все о них, проклятых. Ну ладно, не буду испытывать ваше терпение, девушки. Скажу все, что есть. Прямо сейчас.

— Хотелось бы услышать, — пробормотала Маринка, органически не перенося никого разговорчивей себя.

— Тогда слушайте. — Фима, словно он сидел не за столом в кафе, а стоял в зале суда, выпятил грудь, повел рукой и начал излагать:

— Сия трагедия произошла три дня назад на улице под названием «Пятый строительный тупик». Это где-то в таких ебенях, прошу прощения, что я точно и не знаю, на карте, может, и найду, а сам не поеду ни за что.

— Мы там только что были, — , сказала Маринка, — на самом деле захолустье. Там даже куры пешком ходят во главе с петухом.

— Куры — это хорошо, — кивнул Фима, — поджаренные, с хрустящей корочкой. К ним немного красного вина, полумрак и… и опять твою начальницу, Мариночка.

— Не дождешься, — отрезала я, а Маринка продолжила зачем-то предыдущую тему:

— Куры были живыми.

— Это хуже, — непонятно по какому поводу вздохнул Фима, — они некоторым образом… хм, ну ладно. Не перебивайте меня, а то я никогда не закончу. Я так и понял, что вам захочется туда съездить, но я думал, что вы поедете после разговора со мной. Короче, история такая.

Фима отпил глоток сока и кашлянул.

— Пардон, дамы. Итак, три дня назад возвращается с работы домой некто Николай Пузанов, работник одного из автотранспортных предприятий. Отпирает дверь, а его супруга Юлия с такой же фамилией, извините, повесилась. Повесилась — это не я сказал, — тут же уточнил Фима, — это вывод следствия. Парень, конечно же, бросается к ней, старается вытащить из петли, вызывает милицию, «Скорую» — все как положено. Вернулся он с работы в восемнадцать часов с копейками, его жена уже три-четыре часа как была мертва, то есть это случилось приблизительно в два — в половине третьего, где-то так. У парня железобетонное алиби, и куча свидетелей подтверждает, что он был на работе все это время. Подвезли его после работы почти до самого дома коллеги, ну и прочее. Одним словом, парень вне подозрений.

Фима сделал еще глоток и выжидательно посмотрел на меня.

— Продолжайте, маэстро, — попросила я его, — аудитория честно ждет.

— Продолжаю, — с полупоклоном сказал Фима. — Рядом с телом была обнаружена записка.

Просто вырванный из блокнота или тетрадки листик или даже половина листика с одной строчкой:

«Я больше не могу», и подписью: «Юля». Числа нет, больше никаких объяснений нет, но записка лежала на газете. А газета эта — номер «Свидетеля» недельной приблизительно давности, не помню точно, и раскрыта была газета на статье некоей Ольги Юрьевны Бойковой. В статье пишется что-то про клуб «Времена года» и дана фотография Юлии Пузановой.

— Про статью мы все знаем, — сказала я.

— Номер газеты был подлинный или подделка? — спросила Маринка, не забывшая свою сказочную версию.

Фима пожал плечами.

— Понятия не имею. У экспертов он сомнения не вызвал, если они проверяли, конечно, а проверяли ли — тоже не имею понятия, — признался он. — Содержание статьи — так себе. Ну я имею в виду то, — спохватился Фима, — что содержание это вовсе не такое уж жуткое, чтобы от него лезть в петлю. В этом мнении сходятся все. То есть однозначно можно сказать, что нормальный человек не стал бы не то чтобы вешаться, а даже долго переживать. Даже самый нервный. Ну что еще сказать?

Была изучена входная дверь, вещи на предмет отпечатков пальцев посторонних лиц — ничего лишнего. Ничего. То есть дверь отпиралась родным ключом, и чужих отпечатков пальцев нет. Вот так.

— Дверь была заперта изнутри? — спросила я, пытаясь представить себе метод проникновения гипотетического преступника в квартиру.

— Я понял тебя, — кивнув, сказал Фима. — Нет, дверь была захлопнута, то есть заперта на зашелку, что, впрочем, обычно люди и делают. Это когда все уходят из квартиры, то стремятся запереть получше, а тут зачем ей было запираться?

Незачем.

— Одним словом, — я попробовала сформулировать вывод, — эксперты уверены, что причиной смерти Юлии Пузановой было самоубийство?

— Следователь уверен в этом, и дело почти закрыто. Уже. — Фима рубанул ладонью по воздуху, подчеркивая этим жестом, что все уже решено и навсегда. — Тебе повезло, душа моя. Как только я узнал в чем дело, я сразу же со следователем и созвонился. Он как раз собирался рисовать тебе повестку. Так что после нашей милой беседы поедем на другую, не менее милую: будешь давать показания, все-таки тебя запачкали подозрением. Но не волнуйся, если я правильно понял этого следователя, для него разговор с тобой просто формальность, потому что себе мнение он уже составил.

В принципе, следователя понять можно: дело — явный глухарь, если бы, не дай бог, опера хоть что-то бы нашли. Но не найдено было ничего, что указывало бы на убийство. Ничего. Поэтому дело и закрыли.

— Не поторопились? — Маринка упорно старалась перетянуть внимание на себя, но с Фимой этот фокус не проходил. Как я уже сказала, он поставил перед собой стратегическую цель и шел к ней, не отвлекаясь на… на… даже на таких замечательных девушек, как Маринка. Вот так я скажу.

— Нет, — сказал Фима, обращаясь все равно ко мне, — я же сказал: никаких лишних следов. Все даже слишком логично для самоубийства: мотив, условия, поза и прочее. Единственное, что — сам мотив какой-то, мягко говоря, непонятный, но чужая душа — потемки. К тому же было высказано мнение, что муж Юлии Николай Пузанов был мужем довольно-таки ревнивым, и у них часто происходили ссоры, и довольно громкие, по поводу ее гуляний и развлечений, так сказать. Вполне реально, что, увидев эту статью, ревнивый Отелло-Пузанов мог посчитать, что задета фамильная честь, и устроить супруге маленький скандал с заходом на неделю. Газета же, напоминаю, недельной давности. Ну вот, вследствие скандала она и не выдержала. Собственно, на этом соображении следователь и построил основную версию. Вот и все.

Фима замолчал, взял бокал и начал пить сок.

Мы тоже молчали, переваривая услышанное. Наконец Маринка спросила:

— А что известно об этой Юлии? Сколько ей лет, чем занималась, ну и так далее. Может, она была психически неуравновешенной или алкоголичкой?

Фима кивнул.

— Я, разумеется, поинтересовался, но прежде всего хочу сказать однозначно. Оля, — Фима наклонился вперед и проникновенно взглянул мне в глаза, — никто, ты понимаешь меня, никто из работников отдела даже и не думает предъявлять тебе никаких обвинений, потому что сами они считают и статью безобидной, и причину, мягко говоря, не совсем адекватной для такого рода деяния.

— Успокоил, — призналась я, — спасибо.

— Я же понимаю, почему ты вдруг заинтересовалась этим случаем. Какие-то слухи дошли? — спросил Фима.

— Дошли, — доложила Маринка, хотя Фима спрашивал меня, а не ее. — В буквальном смысле слухи дошли. Сегодня к нам завалился муж, сам Пузанов, и устроил погром в редакции.

— Погром? — поморщился Фима. — Это нехорошо. Погром, — повторил он. — Много чего погромил?

— Много-немного, а селектор он разбил и телефон почти разбил, — Маринка даже начала загибать пальцы и опростоволосилась — кроме двух пунктов, ничего больше назвать не могла.

— Ты-то сама как, Оль? — спросил Фима, и впервые за все время в его голосе прозвучали нормальные человеческие нотки.

— Виктор спас, — просто ответила я и, взглянув на Маринку, поспешно добавила, чтобы она потом не начала кровь пить:

— С помощью Марины. Если бы она не позвала Виктора, не знаю, что и было бы.

— Нужно быть осторожней, — выдал Фима бесполезный совет, — я и не думал, что такое может произойти. А что он хотел конкретно? Или это был всплеск эмоций?

— Напрямую обвинял меня в смерти жены, — я развела руками, — представляешь?

— Ка-ак?! — Фима был настолько потрясен этой новостью, что замолчал почти на целых полминуты. — Он это всерьез?!

— Ну, в том смысле, что моя статья ее подвигла на этот поступок, — объяснила я.

— Чушь, — отрезал Фима, — чушь обыкновенная. И куда он потом делся?

— Виктор сдал его в милицию. Ты лучше расскажи нам про Юлию, — напомнила я.

— Да нечего практически рассказывать, — Фима пожал плечами и сморщил губы, демонстрируя свое отношение. — Двадцать четыре года, детей нет и не было. Работала секретарем директора небольшой фирмы. Название фирмы, кажется, «Скат».

Да, точно «Скат». Фирма занимается посредничеством при продажах больших партий продовольственных товаров. Одним словом, никелирует и хромирует детали для автомашин, гвозди, шурупы и прочие железяки. Небольшая фирма. Я не удивлюсь, если узнаю, что она еще, помимо работы секретарем, была там и уборщицей на полставки.

На работе характеризуется нормально. Спокойная, уравновешенная, серьезная, ответственная…

Стандартный набор для отписки. Ничего, за что можно было бы зацепиться.

— Уравновешенная? — переспросила я.

— Ну да, — подтвердил Фима, — я тоже обратил внимание, но это же женщина, а ты сама знаешь, какие они бывают.

— Какие же? — с навязчивым кокетством спросила Маринка. — Какие бывают женщины, скажите нам, Ефим Григорьевич.

— На работе — одни, дома — другие, в гостях — третьи. Вполне возможно, что на работе она и была тихой, а это назвали уравновешенностью. Вот, собственно, и все.

Наша беседа закончилась, и мы всей дружной компанией поехали в РОВД на мою встречу со следователем. Поднялись к нему мы, разумеется, только вдвоем с Фимой; Маринка с Виктором остались ждать меня около выхода.

Встреча со следователем прошла приблизительно так, как Фима и предсказывал, за одним только исключением: этот молодой, но уже уставший от жизни человек — я говорю про следователя — большую часть нашего получасового разговора посвятил выспрашиваниям у меня имен моих тайных недображелателей. Он был склонен в смерти Юли Пузановой, на всякий случай, увидеть еще и проявление козней против меня, но, к нашему взаимному облегчению, я никого назвать не смогла.

Повторив на прощанье пожелание быть в следующий раз осторожней в выборе персонажей для статей, следователь заявил, что претензий ко мне не имеет.

Когда я выходила из здания РОВД, Фима еще раз твердо заявил мне, что я ни в чем не виновата и абсолютно нет причин грызть себе печень. На том мы с ним и расстались.

 

Глава 3

Мы расстались с Фимой. Не знаю, как Маринка, а я была все-таки достаточно успокоенная. Фима рассказал мне в подробностях, что я не могу себя считать виновницей самоубийства Юли Пузановой, а следователь подтвердил эту точку зрения с высоты своего официального положения. От этого стало легче, но ненамного. В глазах Коли и всех его соседей я была виновата и с этим мириться не хотела.

— Я утешил тебя, мечта моя? — спросил Фима перед расставаньем.

— Почти, — призналась я.

— Ну смотри, ты знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня. Будь осторожна. Если этот парень окажется упертым, он сможет и еще раз прийти.

— Ты услышишь обо мне в вечерних новостях как-нибудь, — пообещала я.

— Ты это про что? Типун тебе на язык! — крикнул Фима и тут же выдернул из жилетного кармана свои часы. — Ну ладно, Оль, мне пора. В случае чего — звони. Но лучше звони без случая, а просто потому, что видеть меня захочешь.

Я ничего не ответила и только молча кивнула, но Фима, похоже, и не ждал от меня ответа.

Через секунду он уже убегал к своей ядовито-зеленой «Ауди», а, наш отряд направился к «ладушке».

Виктор осмотрелся, открыл машину, заглянул в салон и только после этого пригласил нас с Маринкой на свои места.

Я закурила и опустила стекло со своей стороны. Маринка, повертевшись, стукнула кулаком в спинку переднего сиденья.

— Почему не едем, шеф? Или попутного ветра ждешь?

Виктор поймал Маринкин взгляд в зеркале заднего вида и кивнул ей вправо.

Мы обе повернулись и поняли, куда показывал Виктор. Около фонарного столба, буквально в двадцати шагах от нас, стоял Николай Пузанов собственной персоной и смотрел в нашу сторону.

— Вот, блин, так и будет, что ли, теперь следить целыми днями? — прошипела Маринка. — И почему, интересно, его так быстро отпустили из милиции? Он же общественно опасный!

Виктор медленно стронул «Ладу» с места, и мы, проехав немного по Радищевской улице, свернули направо на Советскую. При повороте мы с Маринкой обе оглянулись. Николая уже не было видно.

— Ну вот, пусть походит пешком, полезно для здоровья, — зло пробормотала Маринка.

— Зря ты так, — вздохнула я, — ему же кажется, что я на самом деле виновата в смерти его жены.

— Ты мне это прекрати, — Маринка погрозила пальцем. — Ему кажется! А мне кажется, что у него просто чердак слетел на фиг! И что теперь? Если будем перечислять, кому что кажется, то никогда конца этому не будет. А вот что есть на самом деле, это важно. А есть то, что этот придурок довел своими истериками жену до самоубийства, а теперь, похоже, доводит и тебя. Только знаешь что, подруга, — Маринка положила руку мне на колено и похлопала несколько раз.

— Что еще? — спросила я, подозревая какую-то гадость, и не ошиблась в предчувствии.

— Когда решишь… того, суицидной практикой побаловаться, — громким шепотом проговорила Маринка, — то я тебя очень прошу: не оставляй никакой записки про меня, а то твой Фима начнет за мной бегать и… — Маринка замолчала, обдумывая то, что она только что сказала.

— А, впрочем, пусть бегает, — подумав, с напускным равнодушием сказала она.

— А почему же Фима мой? — завозмущалась я. — Он не мой, он свой собственный и своей жены.

— Ага, — кивнула Маринка, — рассказывай, как будто я ничего не вижу, ничего не слышу, и так каждый день!

Виктор кашлянул, взглянул на меня через зеркало заднего обзора и спросил:

— Куда?

— В редакцию, — сказала я.

— Ну и правильно, — мерзким ехидным тоном одобрила мое решение Маринка, — как раз к окончанию рабочего дня и успеваем. Все люди как люди, уже с работы собираются уходить, а мы на работу, как рыжие. Правильно, молодец, Ольга Юрьевна!

— Если хочешь домой, можешь выходить прямо сейчас, — резко бросила я.

Мне уже начали надоедать Маринкины замечания. И с Фимой она вела себя слишком уж бесцеремонно. Как говорится: на чужой… но не буду об этом.

— Короче, я попрошу Виктора остановиться, — сказала я.

— Ты что, шуток не понимаешь, что ли? — засуетилась Маринка, поняв, что немного перегнула. — Я просто так сказала. А зачем мы едем на работу?

— Я хочу узнать подробности про фирму «Скат», и если получится, то, может быть, уже сегодня встречусь с директором.

— С директором «Ската»? — переспросила Маринка. — Ну ты даешь!

— А что такое?

— Да ничего, ничего. — Маринка решила больше не давить и стала разговаривать со мною ласково, как с дурочкой. — Ты, похоже, до того прониклась всей этой херью, что решила заняться расследованием причин самоубийства этой истерички?

Тебе самой не смешно, Оль?

— Не смешно, — сухо ответила я.

— Ну-у давай, флаг тебе в руки. То есть я имею в виду — успехов тебе! — пожелала мне Маринка, отворачиваясь к своему окну.

В это время Виктор, снова поймав мой взгляд в зеркале заднего обзора, качнул головой. Давно уже привыкшая к его языку, даже не жестов, а, точнее было бы сказать, трех жестов: кивку, пожиманию плечами и еще раз кивку, я внимательно посмотрела на него и тут же повернулась к заднему стеклу.

— Что ты там увидела? — Маринка лениво покосилась на меня. — Разминаешься? Профилактика остеохондроза? Не поможет, если шея скрипит и заклинивает, это навсегда. Мне так по ящику доктор Брандт объяснил. Правда, он классный?

Такой пухленький…

— Виктор, — не обращая внимания на Маринкины вялые приколы, позвала я, — ты имеешь в виду вон ту белую «девятку» или бежевую «десятку»?

— Слежка? — встрепенулась Маринка и тоже повернулась.

Виктор снова сделал малоуловимый жест головой, и я поняла, что его интересует вторая из названных мною машин.

— Слежка или нет? — Маринка потребовала от нас ясности, да где ж мы ее возьмем?

— Дожили! — сказала она. — Вот теперь и глюки уже пошли! Поздравляю, господа! Когда вешаться начнете, не забудьте предупредить! Я срочно возьму отгулы, чтобы не видеть вас.

— Прекрати немедленно! — не выдержала я. — Человек погиб, а ты так легко об этом говоришь!

— Она сделала свой свободный выбор! — крикнула Маринка. — Ее только уважать за это нужно!

Не всякий решится, между прочим, не всякий!

Мы повернули направо, потом снова направо.

Бежевая «десятка» не отставала, и сомнений больше не оставалось — точно следят. Но кто?

— Самоубийство — это ведь такая сложная штука, — начала развивать свою мысль Маринка, — думать об этом можно, а вот когда действительно дойдет до дела, то тут ты и… озябнешь.

А ведь, похоже, и на самом деле следит, сволочь! — заметила она, прерывая саму себя.

Виктор, плавно увеличивая скорость, резко свернул под запрещающий знак, въехал на какую-то строительную площадку и развернулся на ней.

Не теряя времени, он сразу же выехал обратно на дорогу.

Теперь мы уже ехали навстречу бежевой «десятке». Стекла у нее были тонированные, и как я ни старалась рассмотреть того, кто в ней ехал, но, увы, увидела только, как за окном водителя мелькнул мужской силуэт, но кто это был, я не поняла.

— Пузанов, — убежденно сказала Маринка, — больше просто некому. Точно, он.

— Ты разглядела? — засомневалась я.

— А что мне глядеть? Делать, что ли, больше нечего, как только высматривать этого полудурка? — гордо заявила Маринка. — Точно, этот псих сидел за рулем, я тебе говорю. Точно. Больше некому.

Мы переглянулись с Виктором. Было ясно, что он, как и я, не успел узнать водителя. Виктор свернул еще раз, убеждаясь, что мы оторвались от хвоста, и повел «Ладу» к редакции.

Не доезжая до нее нескольких кварталов, я позвонила по сотовому и спросила у Сергея Ивановича, все ли нормально.

— Все в порядке, Ольга Юрьевна, — сказал он, — никто не приходил, никто не звонил, все тихо. Вот сейчас собираемся с Ромкой кофе пить.

Вы нам разрешаете это? — в шутку спросил он, голосом имитируя неуверенность.

— Пока нет, — серьезно сказала я, принимая игру, — мы будем через несколько минут, вот тогда вместе и попьем.

Виктор поставил «Ладу» на обычное место, и мы поднялись в редакцию.

Пройдя в свой кабинет, я подошла к окну и выглянула. Так и есть. Получилось то, что я и ожидала. Вычисленная нами бежевая «десятка» проехала мимо здания редакции и, прижавшись к бордюру, остановилась у перекрестка.

В это время открылась дверь кабинета сзади меня, и я оглянулась. Зашла Маринка.

— Ну что, вумен-босс, кофе пить будем? — спросила она.

— Будем, — сказала я, снова поворачиваясь к окну. Рядом с «десяткой» стоял Николай Пузанов и смотрел на дорогу перед собой. Пропустив мимо себя несколько машин, он перешел дорогу и направился к зданию редакции.

— Зови Виктора! — в панике крикнула я Маринке. — Он снова сюда идет!

Маринка уже почти вышла из кабинета, но при этих словах словно подпрыгнула и вцепилась обеими руками в косяк.

— Кто идет? Псих?! — взвизгнула она.

— А кто же еще! — разозлилась я. Тут снова намечается встреча с сумасшедшим, а она еще информацию скачивает в полном объеме! — А ты думала, Санта-Клаус?! Где Виктор?!

— Он здесь! В редакции! — ответила Маринка и крикнула, оборачиваясь:

— Виктор! Псих опять идет! Мы его из окна увидели!

Я услышала торопливые шаги по комнате редакции, потом хлопок закрывающейся входной двери. Это Виктор вышел на перехват.

Я подошла к столу, взяла из сумки сотовик и, развернув его, вышла из кабинета. Мне навстречу снова попалась Маринка с кофеваркой в руках.

— Куда это ты собралась, мать? — спросила она и загородила мне дорогу. — Оставь, пусть мужики сами между собой разбираются, нечего туда лезть!

— А вдруг он Виктора ударит чем-нибудь или выстрелит? — спросила я. — Пусти! Посмотрю, что там, и вызову милицию, если будет нужно.

Обойдя Маринку, я направилась к выходу, чувствуя, что моя решимость заколебалась. Однако виду я не подала.

— Подожди меня, Оль! — крикнула Маринка, поставила кофеварку на стол и скомандовала Ромке:

— Ты, сын полка, все ставь в кабинет, мы сейчас придем!

— И я с вами! — Ромка выпрыгнул из-за своего стола и подбежал ко мне. — И я с вами, Ольга Юрьевна!

— Я сказала: все ставь в кабинет и жди руководство! — совсем по-офицерски рявкнула Маринка и, наверное, даже сама растерялась от того, как это у нее грозно получилось.

— Извини, Ромка, — пробормотала она, — но ходить никуда не нужно. Сергей Иванович, проследите за подростками! — и побежала вслед за мной.

Я уже успела выйти в коридор и быстро шла к лестнице. Виктора здесь не было.

Маринка мчалась за мной, для чего-то вооружившись длинной линейкой, словно она собиралась здесь устроить ристалище, сиречь побоище или, как сейчас говорят, мочилово.

Дождавшись Маринку, я крепко взяла ее за руку и спустилась вниз. Виктор стоял в тамбуре около закрытой двери, ведущей на улицу, и курили — Ну что? — спросили мы у него одновременно. — Где он?

Виктор сделал знак, означающий, что ничего не произошло и все пока тихо.

Мы помолчали и попереминались рядом с ним.

— Ну его к черту! — наконец сказала я. — Пойдемте обратно. Если он пока не пришел, значит, или не придет, или придет позже. Так и будем, что ли, его ждать? Запремся у себя в редакции, и пусть дверь сокрушает, а мы тем временем милицию вызовем.

— Правильно, — одобрила меня Маринка, — перспективное предложение, точно говоришь. — Она взяла Виктора под руку и потянула его к лестнице. — Пошли, пошли, нечего здесь торчать тополем на Плющихе. Может, он и не придет еще, а там у нас кофе остывает.

Мы потоптались еще в нерешительности несколько секунд и, постоянно оглядываясь, но не от страха, ни в коем случае, а так, на всякий случай, вернулись обратно в редакцию. Маринка сама заперла входную дверь и вздохнула с облегчением.

Мы все собрались в моем кабинете, чтобы обсудить сегодняшние события за чашкой горячего кофе.

Я вкратце пересказала Сергею Ивановичу и Ромке наш разговор с Фимой, а также поведала им о маленьком приключении около дома, где повесилась Юля Пузанова.

— Не знаю, что вы скажете, Сергей Иванович, — такими словами я закончила свой рассказ. — Мнение Маринки мне уже известно, она его высказала, но я решила покопаться немного в этом деле. Если все окажется так, как оно представляется, ну что ж, будем считать, что Юля на самом деле была неуравновешенной истеричкой. Хотя после общения с Пузановой в ночном клубе она показалась мне нормальной девчонкой. Короче, я решила взяться и попробовать нарыть все, что возможно. Для очистки совести.

— Это опасная мотивация, — заметил Сергей Иванович, — можно увидеть и то, чего и в помине не было.

— Не обижайте меня, Сергей Иванович! Не обижайте! — сказала я. — Несколько человек или даже несколько десятков человек: сам Николай и его соседи, похоже, на самом деле считают меня виновной в смерти Юли. Мне нужно доказать им всем, что я тут ни при чем, или… — я задумалась, — или, по крайней мере, то, что моя вина минимальная.

— Да какая там минимальная! — воскликнула Маринка. — Козе понятно, что ты ни при чем, и если ты собираешься тратить время и нервы, главное нервы, на всякого психа, то никакой жизни не хватит!

— Одним словом, я решила, — твердо заявила я.

— Ну, значит, и говорить больше не о чем, — подвел итог Сергей Иванович. — Я думаю, вы понимаете, что и в этом деле мы ваши верные помощники. Обвиняя вас, обвиняют и нас, и мы тоже этого терпеть не собираемся. Верно я говорю, Мариночка?

— Да верно, верно, — проворчала Маринка, — хотя и зря! Не переубедите вы меня. Все это пустая трата времени.

— Пусть так, — неожиданно вылез мне на защиту Ромка, — но надо же разобраться!

— В чем?! В чем разобраться?! — вскричала Маринка, не выдерживая и начиная немного нервничать. — Ой, отстань ты от меня, пионер — всем ребятам пример, туда же лезешь!

Маринка, очень недовольная, встала со стула и подошла к окну.

— Вон он, ваш придурок, на той стороне улицы сшивается. Кто хочет поглядеть? Можете ему еще и ручкой помахать!

— Желающих нет, — сказал Ромка, — эту рожу я видел и, кажется, сегодня.

Маринка вернулась и села на свой стул.

— Ну и какая будет диспозиция, фельдмаршал? — обратилась она ко мне.

— Фирма «Скат»! — сказала я. — В этой фирме из милиции никого не было, это точно. Если следователь решил, что это самоубийство, то глубоко не копал. Запросил характеристики, поморщился на то, что Юлия была нормальным человеком, и обвинил во всем Николая.

— Он псих, — упрямо повторила Маринка, — его обвиняй, не обвиняй, один черт — изолировать нужно. И кормить через решетку, а то укусит.

— Ну и пусть. Он псих, а мы не будем дураками. Одним словом, навещаем фирму «Скат». Кто со мною?

— Ну, кто с тобою? — переспросила Маринка. — Угадай с трех раз! Наверное, с тобой потащится твоя лучшая подруга и твой верный бодигард. Кто же еще?

Я удовлетворенно кивнула. Маринка, конечно, любит поскандалить и пошуметь, но это не со зла и не от вредности характера. Просто у нее такой стиль поведения. Но когда надо, то она со всем своим ворчанием, скандальностью и прочими приятными недостатками все равно не бросит подругу в трудную минуту. Правда, она постарается всеми силами эту последнюю минуту отравить, но кто из нас совершенен?

— Сергей Иванович, — обратилась я к нашему патриарху и консультанту по всем вопросам. Или почти по всем. — Что вам известно о фирме «Скат», которая занимается торговлей продовольствием?

— Ничего, — ответил Кряжимский, — но нужно посмотреть в наших файлах. Наверняка в картотеке либо УВД, либо налоговой инспекции эта контора будет фигурировать. Да что терять время? Сейчас я схожу и сразу же сделаю распечатку, если что обнаружу.

Сергей Иванович встал и вышел из кабинета.

Ромка, звонко размешав сахар в чашке, задумчиво спросил:

— А может, она покончила с собой от несчастной любви?

— Что? Что ты сказал? — вытаращилась на него Маринка. — А ты откуда такие слова знаешь? Телевизор смотришь, пока родителей дома нет?

Ромка покраснел, опустил голову, потом поднял ее и задиристо взглянул на Маринку. Я поняла, что сейчас что-то будет, и поспешила вмешаться, пока не грянуло.

— Так, тихо! Всем молчать и всем успокоиться, И ты, Маринка, не совсем права, и я даже подозреваю — почему!

— Почему же, интересно? — напряглась Маринка и приготовилась к бою. Ее глаза сверкнули, и она даже отставила от себя чашку с кофе, чтобы не мешала жестикуляции, надо понимать.

— Реплику о несчастной любви должна была подать ты, а Ромка тебя опередил, и поэтому ты, как бы это помягче… осерчала.

— Вот еще! И не думала даже, — пробормотала Маринка, резко успокаиваясь, — было бы из-за чего! Пусть говорит все, что хочет, все равно чушь какая-то получается.

— Почему же чушь?! — возмутился Ромка. — Почему, интересно, я всегда говорю чушь?!

— А потому, — вмешалась я, — при чем здесь несчастная любовь? А содержание записки? Про любовь там ни слова нет. Вообще!

— А про что там сказано? — не унимался Ромка. — Про что? Вы мне скажите, Ольга Юрьевна, про что написано в этой записке!

— А ведь ты прав, — заметила я, — не про несчастную любовь, а про текст записки. Там действительно непонятно о чем говорится: «Я больше не могу». Хм… «Я больше не могу».

— Она не может, — фыркнула Маринка, — а я могу? У меня тоже нервы не железные.

— Ты меня не поняла, — сказала я, — в записке Юлии Пузановой сказано: «Я больше не могу» — или как-то так, ну ты сама слышала, как нам Фима говорил.

— Так и говорил, — буркнула Маринка.

— Ну вот, а эта фраза про «не могу» может относиться к чему угодно. В принципе даже и к несчастной любви, хотя это и маловероятно. Не верю я в Джульетт. Не верю.

— Зря! — с чувством сказала Маринка и наигранно затосковала взглядом.

— Ну и ладно, — отмахнулась я, — фактом является то, что записка написана неизвестно о чем.

А то, что она лежала на газете, это может быть и случайностью.

— Ура! — Маринка даже хлопнула в ладоши. — Не будем больше заниматься этим делом, да? — Она даже улыбнулась Ромке. — Все благополучно завершилось. Финита, блин, комедии!

— Не завершилось, — поправила ее я. — Если записка не о статье, тогда о чем же?

Все промолчали и задумались. Как говорится, вопрос был, конечно, интересный.

В кабинет вернулся Сергей Иванович с несколькими листками с отпечатанной информацией.

— Ого! — воскликнула я. — А Фима нам говорил, что фирмочка маленькая, а вы вон сколько про нее накопали!

— Тут не про нее, а про них, — сказал Кряжимский, усаживаясь и раскладывая перед собой тексты. — С таким распространенным названием «Скат» в нашем стольном граде набралось восемь фирм, причем в трех из них занимаются какой-то торговлей продуктами питания, — Сергей Иванович быстро взглянул на меня и снова опустил глаза, — а еще в двух что-то делают с автодеталями. Вам Ефим Григорьевич про какой «Скат» говорил? Тут есть «Скат-С», «Скат-плюс» и еще какие-то, как говорится, все не упомнишь.

Я взяла листки с информацией и перетасовала их, как карты. Задачка представлялась сложной.

Наверное, это было написано на моем лице, потому что Маринка встала, решив продемонстрировать свой высокий профессионализм.

— Ерунда, — сказала она и протянула руку.

Я ей с легким сердцем отдала все эти бумаги.

Она набрала первый номер телефона и попросила пригласить Юлю Пузанову. Прослушав, что ей ответили, Маринка поблагодарила и нажала на рычаг.

— Первую фирму вычеркиваем, — сказала она и стала набирать второй номер.

Нужный нам «Скат», как и следовало ожидать, оказался последним в списке. Так уж нерушимы в нашей жизни законы подлости.

Положив трубку, Маринка вернулась к нам.

— Вот вам ваш «Скат», — сказала она, кладя передо мной один из листков.

Я взяла его в руки и прочитала. Фирма «Скат».

Просто «Скат» без всяких С и плюсов! Фима дал точнейшую информацию, только у нас не хватило ума этого понять!

Просмотрев лист с указаниями фамилий и обозначениями должностей и телефонов, я закурила и прочитала вслух:

— Итак, что у нас тут. Директор Крамер Геннадий Петрович, главный бухгалтер… так, это неважно пока… Адрес. Улица Аткарская. Это около вокзала, кажется.

Я передала лист Виктору.

— Знаешь, где это?

Виктор внимательно прочитал адрес и кивнул.

— Прямо сейчас собираешься ехать? — спросила Маринка и демонстративно посмотрела на часы.

— А зачем откладывать? Время как раз приближается к концу рабочего дня. Вот и попробуем поймать людей на вечерней усталости.

Я встала из-за стола и подошла к окну. Пузанова за окном я уже не увидела. Посмотрев, насколько хватало возможности, влево, затем вправо, я убедилась, что его действительно нет. Точнее говоря, его не было видно. А это не одно и то же.

— Ага, людей поймаешь на усталости и раздраженности, — дополнила меня Маринка. — Чует мое сердце: будет что-то неладное.

 

Глава 4

Офис фирмы «Скат» находился действительно недалеко от железнодорожного вокзала, в трехэтажном здании, где раньше располагалось городское управление ДОСААФ, а что здесь было сейчас, помимо офисов разных фирм и магазина сельхозинвентаря, я не знаю. Вполне возможно, что и не было больше ничего.

Вход в здание находился не по центру, как можно было бы предположить, а как-то сбоку, и, чтобы войти в дверь, нужно было подняться по трем выщербленным бетонным ступенькам и повернуть налево, миновав полутемный низкий и тесный тамбур.

Мы с Маринкой осторожно миновали все эти легкие препятствия и очутились на первом этаже.

Однако пройти сюда нам не удалось: весь этаж был перекрыт металлической решеткой, от пола до потолка, вдобавок еще запертой на два висячих замка.

То, что находилось за этой решеткой, представляло собою совершенно пустое помещение, затемненное и плохо прибранное. По всей видимости, здесь все было приготовлено для ремонта.

— Вряд ли нам сюда, — сказала я, — посмотрим, что наверху, — и начала подниматься на второй этаж. Маринка шла следом, Виктор остался в машине. Я сама ему сказала, что не стоит с нами ходить в «Скат», потому что двум девушкам при любом расчете доверия должно быть оказано больше, чем тем же двум девушкам, но в сопровождении молчаливого охранника. А мы, точнее я, как главный стратег, решила сыграть именно на доверии.

Маринка была недовольна, но компании не разбивала, готовясь потом под чаек и кофеек высказать мне все, что она думает по поводу этого путешествия.

Навстречу нам по лестнице спускался молодой человек весьма непрезентабельного вида — коротко стриженный, с грубой и глупой рожей, да еще в придачу и одетый, как собравшийся жениться бомж, то есть он был весь мятый, грязный, но с большим серебряным перстнем на пальце и с серебряной цепочкой на шее. Внутренне смирившись и решив не осуждать вкусы окружающих — неизвестно ведь, из какой богемы вылез этот парень, — я остановилась и вежливо спросила у него, где находится офис «Ската».

Парень смерил меня медленным взглядом сверху вниз, потом так же осмотрел и Маринку.

— Ну что, нормально в общем-то, — заторможенно сказал он. — Значит так, девки. Третий этаж вам нужен. Там в середине коридора дверь направо… — Парень уткнулся взглядом мне в живот, икнул и сипловато закончил:

— Там присел лысый такой крендель. Это Гена. Вам ведь он нужен?

— Нам нужен Крамер Геннадий Петрович, — на всякий случай решила уточнить я, преодолевая мощный рвотный спазм, подступивший к горлу от впечатления, произведенного этим аборигеном.

Я не хотела ошибиться и поэтому только пошла на этот подвиг.

— Ну я и говорю: Гена-лысый присел, — все так же монотонно сказал парень, — короче, вам туда, девчонки. А вы откуда? Из какой конторы?

— Мы из «Свидетеля», — выпалила Маринка и, подхватив меня под руку, принялась толкать, чтобы я быстрее рассталась с нашем гидом.

Гид, однако, положив руку на перила, покачнулся и, перекрывая мне проход наверх, слабо улыбнулся:

— Ну ни хера себе, вот погоняло придумали!

«Свидетель»! Ну, блин, артисты! — теперь уже он качнулся к перилам, и я, сманеврировав, проскользнула мимо него. Абориген, казалось, этого и не заметил. Продолжая стоять и смотреть прямо перед собою, он забормотал:

— Потом еще «прокурором» назовут, а потом и «больничкой»! Во, клоуны какие!

Он заржал во все горло и, неожиданно повернувшись, взмахнул рукой и потрепал Маринку по заднице. Маринка взвизгнула, прыгнула вперед и изумленно вытаращилась на него.

— Ничего, ничего, — одобрил парень, — не прыгай, все нормально.

Посмеиваясь, он пошел вниз по лестнице, качаясь при каждом шаге.

— «Каждое мое дежурство заключенные раскачивают тюрьму. Туда-сюда, туда-сюда», — проговорила я, поглядывая на это чудо, — наверное, он здесь работает сторожем. Как ни странно, но именно сторожа бывают хануриками.

— Вот какой хам, — тихо произнесла Маринка, опасливо косясь на удаляющегося парня.

— Да, не милорд английский, — согласилась я и пошла на третий этаж. За мною, ворча и покашливая, брела Маринка.

Мы поднялись на третий этаж и попали в точно такой же широкий коридор, какой был и на первом, только здесь он не перегораживался решеткой. И с освещением все было нормально.

По обеим сторонам коридора находились двери в какие-то помещения. Некоторые двери были открыты, другие закрыты. В коридоре толпились шесть или семь человек самого бандитского или, я даже сказала бы, хулиганского вида.

Когда мелкий хулиган микрорайонного масштаба дорастал или «приподнимался» до престижного, с его точки зрения, статуса бандита, он не только обрастал какими-то деньгами и машинами, но и начинал носить специфическую униформу вроде обязательных цепей, короткой стрижки и «приличного прикида». Приличного опять же по их понятиям. Эти же шестеро — все-таки их было шестеро, а не семеро — на бандитов не тянули.

Они все были одеты в тренировочные костюмы средней паршивости, вытянутые во всех направлениях, и, хотя у двоих и болтались какие-то цепочки на шеях, впечатления должной «крутизны» ребята не производили. Мне они с первого взгляда показались даже и не хулиганами, а опустившимися ханыгами, пришедшими в поисках низкоквалифицированной работы.

Однако стоило одному из них открыть рот, а другим его поддержать, как все сразу стало ясно.

— 0-паньки! — развязным тоном провозгласил ближайший к лестнице худой угреватый парень в псевдо-"Адидасе". — Полным ходом хряют телки!

Здравствуйте, девочки!

— Нам нужен офис фирмы «Скат», — растерянно пробормотала я, стараясь держать себя независимо и смело. Не знаю, получилось ли это у меня, не знаю, но надеюсь, что впечатление я произвела.

Однако реакция на это впечатление оказалась не той, которую я ожидала.

— Ну ты сюда и попала, черненькая. — Парень протянул ко мне лапы, и мне пришлось резко отступить вправо.

— Офис здесь, — вступил в разговор еще один парниша, высокий, нескладный и сутулый, — здесь и официальный представитель, — сказал он, указывая на угрястого хама, и сам заржал своей незамысловатой шутке.

— Срыгни отсюда на хер, Хлястик, дай-ка мне покалякать! — К нам, расталкивая своих товарищей, подлетел еще один коренастый и жутко потный и дыхнул на меня какой-то вонищей. — Вы к Крамеру? К Геннадию Петровичу Крамеру?

— Да, а это вы? — пролепетала Маринка, с ужасом посмотрела на этого колобка и начала медленно отступать назад, но колобок ухватился за ремень ее сумки.

— Я Крамер? — переспросил он, притягивая к себе Маринку. — Да ты что, клуша, я до Крамера еще не раскормился, и на башке что-то есть. — Он ухмыльнулся под радостный гогот всей компании и погладил себя по голове. — Но вам нужен не Крамер, а я — он для меня вас вызвал.

— Ты не жадничай. Лаборант! — крикнул ему угрястый. — Ты первым был в прошлый раз!

— Тут какая-то путаница, нас никто не вызывал, мы сами пришли, — теряя последние остатки твердости, сказала я и попятилась вслед за Маринкой.

Мне уже и Крамер был не нужен, и «Скат» не : интересен, у меня было только одно желание: драпать! Я о сделать это нужно было изящно, чтобы все стадо троглодитов не бросилось за нами следом. А судя по впечатлению, оно вполне могло это сотворить.

— Да, понятно, — снова заговорил угрястый борец за справедливость, — пришли сами, так что теперь если захотите сами и уйти, то хватит строить тут из себя целок. Мы ребята простые и не любим всего этого фуфла. Вас только двое, что ли, будет? Тогда придется поработать за всех, пока остальных не подгонят. Вот ты, — он отобрал у колобка Маринкину сумку, взял ее за плечо и притянул к себе, — со мной пойдешь, а твоя коллега по работе что-то того, на училку похожа.

— Уберите свои руки! — крикнула Маринка, дернулась, вырвалась и отскочила от угрястого так резво, что чуть не сбила меня с ног. — Не смейте так с нами разговаривать, сволочи!

— Задрай хлебало, колода, — рявкнул колобок и ладонью прикрыл на секунду лицо Маринки, — ты какого сюда пришла?

— А-а-а! Помогите! — завопила Маринка.

Я отмахнулась в это время от какого-то сутулого типа, похожего на мультипликационного Кощея Бессмертного, и дернула Маринку за руку. Мы отскочили еще ближе к лестнице, но это мерзючее хулиганье начало смыкаться вокруг нас. А я, дура, еще и Виктора оставила на улице! Захотела, чтобы на симпатичность клюнули! Кто ж ожидал такого эффекта, твою мать…

— Прекратите немедленно хулиганить! — крикнула я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал максимально официально и грозно. Все-таки не зря так долго тружусь начальником, должна же хоть чему-то научиться!

— Мы журналисты из газеты и пришли брать интервью у господина Крамера! — продолжала скандировать я, словно стояла на трибуне и агитировала за лучшее будущее. — Если вы немедленно не прекратите, то… — Я выхватила из сумки сотовик, и его немедленно у меня отобрали.

— Вот это ни хрена себе, — присвистнул колобок, рассматривая мой телефон, — во как кучеряво живут соски, смотри, пацаны!

Вот теперь уже не оставалось ничего другого, как смело спасаться бегством, и черт бы с ним, с сотовиком, все остальное дороже.

Толпа мерзавцев перед нами заурчала и забурлила, но тут из-за раскрытой двери, расположенной на правой стороне коридора, переваливаясь с ноги на ногу, вышел очень небольшого роста толстый и лысый мужчина в заляпанном жирными пятнами костюме, с цветастым галстуком, съехавшим набок.

Мужчина внешне напоминал Карлсона, если бы тот вдруг потерял свой пропеллер и потом десять лет старался бы залить горе алкоголем. Не знаю почему, но у меня возникла именно такая ассоциация. Появление нового негодяя добавило мне прыти, но тут я заметила, что толпа при его появлении стихла и расступилась. Очевидно, лысый Карлсон здесь был в авторитете.

— Спокойно, господа! — улыбаясь, сказал он, оглядывая нас с Маринкой. — Ну что же вы, совсем напугали девушек! Накинулись на них, словно голодные. — Он подкатил к нам и заулыбался еще шире. — Такие хорошие девушки, а вы на них…

Пройдемте со мною. — Карлсон сделал приглашающий жест рукой и потер ладони одна о другую, как будто они у него мерзли.

— Я сейчас решу с ними все вопросы, — сказал он и подмигнул собравшимся.

В ответ на его слова послышались смешки, и чей-то развалистый голос поинтересовался:

— А ты справишься с двумя-то, Геныч?

— Да уж тебя на помощь точно не позову, Мягкий, — хихикнул Карлсон и поторопил нас:

— Ну, вас еще раз попросить?

Мы с Маринкой переглянулись, и хотя лично мне больше всего хотелось убежать, но я решилась воспользоваться приглашением, тем более что заметила перемену в настроении у всех этих придурков: с Карлсоном никто из них спорить не желал.

Решив, что один негодяй лучше шести мерзавцев, я гордо кивнула и направилась к двери, на которую нам указали.

Карлсон, переваливаясь и посапывая, побрел впереди. Добравшись до двери, он растянуто улыбнулся и помахал нам рукой, чтобы шли быстрее.

Мы зашли в кабинет размером с два чулана и сели на стулья, стоящие вдоль стены, справа от стола.

Стол стоял у окна, а между ним и стеной оставался совсем небольшой проход. Мне внезапно стало любопытно, как же эта жертва сладкого и мучного заберется туда.

Крамер закрыл за собою дверь и отработанными движениями забрался за стол, причем внешне без особого напряжения, в несколько приемов втягивая живот и подергивая задницей, а протиснувшись, удовлетворенно засопел и уронил себя в кресло.

— Уф, вот так, — сказал лысый Карлсон неизвестно для чего и снова заулыбался нам:

— Вы кто такие, девушки, и зачем сюда пришли?

— Мы журналистки из газеты «Свидетель»! выпалила Маринка, стуча по полу каблуками туфель. Это у нее так пар выпускался после пережитого испытания. — Нам нужен господин Крамер, директор фирмы «Скат». — После этой фразы Маринка как-то быстро сникла и уже спокойней и человечней спросила:

— Скажите, пожалуйста, куда мы попали?

— Вы к Крамеру и попали, Крамер — это я, а вот вы кто такие? — снова задал Карлсон тот же вопрос. И тут в разговор вступила я:

— Я главный редактор газеты «Свидетель» Ольга Юрьевна Бойкова.

При этих словах Карлсон, оказавшийся Крамером, на мгновенье прекратил улыбаться, но это помутнение у него быстро прошло. Почти сразу же он заскалился так же широко, как и прежде. И не лень человеку!

Я расстегнула сумку и достала из нее удостоверение и пачку сигарет.

— Курить здесь можно? — спросила я, бросая взгляд на хрустальную пепельницу, полную окурков, стоящую перед Крамером.

— Нет, — коротко сказал Крамер и взял мое удостоверение. — Не переношу табачного дыма, у меня аллергия.

Пожав плечами, я положила пачку обратно в сумку. С такими хамами я встречалась редко.

Внимательно прочитав мое удостоверение, Крамер вернул мне его с тяжелым вздохом.

— А что надо-то? — спросил он. — Я вас не ждал, а вы про какое-то интервью кричали. Развели шухер на все производственные помещения, людей от дела отрываете!

— А кто эти люди в коридоре? — спросила я его, стараясь перехватить инициативу разговора.

— Это наша служба безопасности, — нехотя ответил Крамер, — ребята расслабились к вечеру, у нас здесь бывает мало гостей, так что не судите их строго. Скучно им.

— А вы можете попросить их вернуть мой сотовик? — попросила я, стараясь попроникновеннее смотреть на улыбающуюся маску Крамера, но, похоже, такого евина пронять можно было только корзиной меда.

— Телефон отобрали? — спросил Крамер. — Ну какие ловкачи.

Он приподнялся в кресле, собираясь выйти, но быстро передумал и снова опустился в него. Повертев головой, Крамер словно искал то, что можно было бросить в дверь. Мне кажется, я поняла его правильно.

— Вы хотите открыть дверь? — спросила я.

— Да, если вам это не в лом, — сказал он, — а то я сегодня без секретарши, такая жопа, понимаете ли, сплошные неудобства.

Маринка хмыкнула, я тоже не выдержала и улыбнулась. Встав со стула, я подошла и распахнула дверь.

— Мамедов! — зычным басом заорал Крамер так оглушительно, что я даже сжалась от неожиданности. Ну какие же чудеса творит с человеком лень: вот он из-за нежелания лишний раз поднимать… одним словом, и голос свой разработал.

В дверном проеме показался тот самый придурок, что отобрал у меня телефон.

— Так Мамедова ты же сам послал куда-то, Петрович, — сказал придурок и поковырял пальцем в носу. После чего палец культурно вытер о свои брюки.

— А, точно! — хлопнул себя по лысине Крамер. — А он еще не вернулся, Мягкий? — Крамер бросил острый взгляд на нас и нахмурился. — Отдайте им «мобилу» или что у них там было, — распорядился он.

— Да, я забрал, Петрович, — тут же признался придурок, вынимая из кармана мой сотовик, она как его дернула из сумки, я подумал, а вдруг это… ну, короче, оружие типа электрошоке? новой мудели, вот он, короче.

Мягкий боком вошел в кабинет и положил сотовик на стол рядом с пепельницей, после чего вопросительно взглянул на Крамера.

— Иди, свободен, а дверь не закрывай, — скомандовал Крамер, и Мягкий, пятясь, ушел, а Крамер улыбнулся мне и потыкал толстым пальчиком в телефон. — Вот он и не пропал, и не сломали, так что у нас тут все четко и аккуратно. Возьмите и не теряйте больше.

Я приподнялась со стула и забрала свой сотовик, не укладывая его, впрочем, в сумку. Хоть это и не электрошоке?, но почему-то мне хотелось держать его в руках. Он меня успокаивал.

— Так что вам нужно, я не понял? — спросил меня Крамер. — Давайте резче и короче, мне некогда.

Маринка покосилась на меня, кашлянула и треснутым голосом проговорила:

— Собственно, Геннадий Петрович, мы пришли поговорить с вами о вашей секретарше.

— А ее нет, — ответил Крамер и развел руками. — Все сам делаю, как видите.

— Мы знаем, она умерла… — начала я, но Крамер меня перебил.

— Так вы про Юльку хотите что-то спросить? — довольно-таки небрежно произнес он и тут же на мгновение скуксился лицом. — Ну да, умерла Юлька, жалко девчонку, молодая, красивая была. Ну что ж.

Ничего не могу сказать. Секретарша и секретарша, нормальная девчонка. Их уже столько здесь перебывало! — неожиданно закончил он и махнул рукой. — Это все?

— И все ваши секретарши кончали жизнь самоубийством? — спросила Маринка, и Крамер внимательно посмотрел на нее. Как я заметила, Маринка этот взгляд не выдержала и потупилась.

— Не знаю, что с ними происходит после того, как они увольняются, — хмуро сказал Крамер и, вспомнив про свое обаяние, снова улыбнулся, — никогда не интересовался, но Юлька была первой.

Не знаю, зачем ей это было нужно. Может быть, муж довел, он у нее дурак еще тот, может, еще какая причина, мне все это параллельно. У меня бизнес, и я работаю, а чем занимаются мои люди в свободное от работы время, меня не колышет. Пусть хоть вешаются., вот одна и повесилась. — Крамер улыбнулся шире и оставил эту улыбку без изменений, как приклеил. — Жаль, конечно, но она, кстати, и уволиться не успела.

— Вы жалеете, что она вас не предупредила, что собирается повеситься? — Я никак не могла понять этого человека и откровенно недоумевала: издевается он, что ли? А над кем? Неужели над нами? Тогда ему это даром не пройдет! Пропишу!!!

— Да мне плевать вообще! — крикнул Крамер, и от его баса у меня зазвенело в ухе. — Я не имею к этому отношения и иметь не хочу. Вы пришли поговорить о ней? Считайте, что поговорили. Пока, девочки. — Крамер помахал нам жирной ладонью и снова потер их друг о дружку.

— То есть вы даже не знаете, какая у нее была причина, — конкретизировала Маринка, — ну, может быть, эта ваша охрана ее достала, вот как нас сейчас?

— Все! Все! Встреча закончена, — повторил Крамер, выкатывая глаза, — до свидания, я сказал, что неясно? — И, набрав в грудь воздуху, он заорал:

— Охрана!

Тут же в кабинет заглянули двое из знакомой нам толпы.

— Девушек проводите! — бросил им Крамер.

— В баню, что ли, Гена? — приподнято спросил один и разогнался влететь в кабинет, протягивая к нам с Маринкой свои лапы.

Маринка подобрала ноги, а я прижала к груди сотовик и нажала зеленую кнопку.

— На улицу, в какую баню! Они из… из этой, — Крамер, вспоминая, пощелкал пальцами, — короче, это пресса, давайте выводите их!

Нам ничего не оставалось, как подчиниться.

Мы вышли, и я в дверях оглянулась. Крамер широко улыбнулся мне и махнул рукой.

— Больших тиражей тебе, редактор! — крикнул он и засмеялся, тряся щеками.

Мы прошли мимо крамеровской охраны без происшествий, и ни одна рожа даже не повернулась в нашу сторону. Мы стали мальчикам неинтересны, когда они поняли, что мы не проститутки.

Пошляки. Дегенераты.

Но, если честно, я была довольна, что выбралась из этого сумасшедшего дома без крупных потерь. Потери моральные — не в счет.

Виктор стоял около машины и спокойно смотрел на нас, пока мы с Маринкой спускались по лестнице. Только спустившись в буквальном смысле на землю, Маринка почувствовала себя на свободе.

— Виктор! — сразу же объявила она. — Нас чуть не убили… только что… а ты тут прохлаждался, как… как…

— Не убили же, — сказала я, успокаивающе похлопав напрягшегося Виктора по руке. — Поехали отсюда, и поскорее. Мне здесь больше не хочется оставаться ни на секунду.

— Да уж, впечатление, что в дерьме вымазалась, — перевела свои ощущения в вербальную форму Маринка, — сваливаем и побыстрее, я хочу в ванну, а потом спокойно лечь перед телевизором и чтобы ни о чем не думать.

— Это счастье? — спросила я, подходя к «Ладе» и открывая заднюю дверь.

— Это необходимый компонент счастья, как сказал сегодня твой Фима, — буркнула Маринка, первой забираясь в салон.

Я села следом, и Виктор начал сдавать машину задним ходом, выводя ее на дорогу.

Из-за угла здания бывшего ДОСААФ, где располагался ныне хам Крамер, охраняемый полудурками-охранниками, в это время вышел мужчина, направляясь к крыльцу.

Я узнала его почти сразу. Это был Пузанов.

— Дождались, — прошептала Маринка.

Увидев нашу машину, Пузанов резко остановился и нагнулся, заглядывая через ветровое стекло в салон. Виктор тоже заметил нашего общего врага, ослепленного не праведным гневом, и решил здесь не задерживаться. Он, резко развернув «Ладу», начал отъезжать. Пузанов, очевидно, разглядев меня и понимая, что ему нас не догнать, поступил самым идиотским образом. Он нагнулся, схватил с земли какой-то камень и швырнул его в машину.

Маринка, зажав голову руками, наклонилась к самому сиденью, я просто наклонилась, Виктор даже не шевельнулся. «Лада» резко дернулась, но, как говорится, дуракам везет. Вот повезло и Пузанову. Его каменюка попала в мою ни в чем не виноватую машинку, послышался громкий стук, но Виктор уже вывел нас на трассу, и нам больше ничего не угрожало.

Я подняла голову и осторожно посмотрела назад. Пузанов стоял у края дороги и грозил нам кулаком.

— Он где? — спросила меня Маринка, продолжая прятаться. Она даже головы не повернула в мою сторону, и ее голос прозвучал глухо и незнакомо.

— Не догнал, — сказала я, — но передает тебе привет.

— Не смешно, — сказала Маринка, выпрямляясь и тоже оборачиваясь. — Ну что он пристал, а?

Нашел себе развлеченьице.

Я закурила, прислонившись к спинке сиденья, не желая ни о чем ни думать, ни разговаривать.

Мне и так было хорошо. Маринка свое «хорошо» понимала по-другому. Ей важно было все обсудить.

— Вот и покатались, — начала она для затравки. — Сперва напала толпа каких-то кретинов, потом этот бешеный недоумок… А я за что страдаю?

Я не поддерживала разговор, но, что говорить, мне самой не понравился весь сегодняшний день.

Неудачный он какой-то.

— А жирный-то? Жирный Крамер — какая гадость, а? — не унималась Маринка, подталкивая меня к беседе. — Согласна, Оль?

— Да уж, компания прихотливая… — односложно заметила я, предпочитая все-таки курить и молчать.

— И среди них работала несчастная Юлька! — Маринка покачала головой и даже два раза цокнула языком. — Вот она про что могла сказать: «Я больше не могу!» Вот про что! Она сюда ходила, в этот притон, изо дня в день, а мы с тобой зашли, наверное, на полчаса! Я уже не могу, а она ведь каждый день все это видела!

— Ты не забывай о некоторых мелочах, — неохотно поддержала я разговор. — Во-первых, она тут работала и была своей для всех этих Крамеров и мягких, а во-вторых, ее никто не держал, она могла уволиться в любую секунду и больше здесь не появляться. У нас же не крепостное право.

— Ну, не знаю, — не соглашалась Маринка, — не знаю, ты же сама видела эти рожи! А что? Вполне возможно, что и не отпускали! Они могли и угрожать!

Видя, что я не вступаю в дискуссию, Маринка перешла с громкого голоса на ворчание и замолчала наконец, хмуро поглядывая в окно.

Я докурила, положила окурок в пепельницу и обратила внимание на пейзаж за окном.

— Виктор, а куда мы едем? — спросила я, не узнавая окрестностей.

— На заправку, — коротко ответил он.

Мы подъехали к заправке через пять минут, и тут Маринка толкнула меня локтем.

— Ну что? — спросила я.

— Ты знаешь, Оль, я никак не могу успокоиться, — пожаловалась она, — мне кажется, что и сейчас откуда-нибудь выскочит этот гад и начнет булыганами кидаться.

— И у меня такие же мысли, — улыбнулась я, но улыбка, наверное, вышла не слишком веселая. — Предлагаешь отвлечься? А как?

— Думаю, — коротко ответила Маринка и замолчала, наморщив лоб.

«Ладу» мы накормили быстро, и, выехав со стоянки, Виктор вопросительно взглянул на меня в зеркало заднего вида.

— Не знаю, куда ехать, Виктор, — честно ответила я, — домой не хочу. Мы тут с Маринкой переговорили, нам кажется, что Пузанов найдет нас везде. Ко мне домой он запросто сможет прийти, мой адрес — не секрет.

Виктор повел машину в прогулочном режиме, и мы с Маринкой занялись рассуждениями.

— Ко мне можно было бы, — раздумчиво проговорила Маринка, — но я живу, сама знаешь, в коммуналке. Хотя, с другой стороны, мой сосед работает в милиции — это плюс.

— Плюс еще то, что в коммуналке народу много, — заметила я, — не так страшно будет.

— Что «не так страшно»? Погибать среди людей? — недовольным тоном спросила Маринка. Ей не хотелось, чтобы я ехала к ней, и я это поняла.

Но понять — одно, а принять — другое.

— Да вряд ли ему удастся нас убить, точнее, меня, — спокойно сказала я, — хотел бы убить, давно бы уже это сделал. И когда у него только припадок кончится?

— О том, что убьет, никто и не говорит. А вот испоганить вечер или даже всю ночь — это он сможет запросто. — Маринка зевнула и прикрыла рот рукой. — Припрется, гад, среди ночи, пока то-се, пока милицию вызовешь, пока она приедет, пока его заберут, пройдет время, и все равно не спать потом. Я, например, уснуть точно не смогу, — убежденно заявила она, снова зевнув.

— Никто не сможет, — вздохнула я, — но еще не факт, что он узнает твой адрес.

Только я это сказала, как мы с Маринкой посмотрели друг на друга и обе резко обернулись назад.

Воспоминание о бежевой «десятке» накрыло обеих одновременно, но такой машины сзади не было видно.

— Машину сменил? — подумала вслух Маринка, изучая внимательным взглядом серую «семерку», следующую за нами.

Вскоре после светофора «семерка», мигнув фарами, обогнала нас и уехала вперед, через квартал свернув направо.

— Ну вот тебе и доказательство, — грустно сказала Маринка, — следят же!

— Он мог мигнуть потому, что увидел, как мы на него таращимся, — сказала я, — если мы будем так внимательно всматриваться в каждую машину, то, пожалуй, к нам пристанут так же, как и у этого жирного.

— Да уж, охрана у него, конечно, специфическая, — презрительно фыркнула Маринка и снова замолчала.

Виктор, не зная, куда ехать, пришвартовал «Ладу» в ряд к машинам, выстроившимся вдоль бордюров.

Мы с Маринкой покрутили головами, рассматривая вечернюю жизнь города.

— Пойдем хоть сока выпьем какого-нибудь, — сказала Маринка, — может быть, и идеи появятся.

— Если бы могли, давно бы уже появились, — пессимистично проворчала я, но предложение мне понравилось. Все равно это лучше, чем ехать ко мне домой. Или даже к Маринке.

Мы вышли и позвали с собою Виктора. Нечего ему было оставаться и скучать в машине, пока мы бродим в поисках приключений; ведь была вероятность, что найдем, как в «Скате», а повторения не хотелось.

Добредя до первого же магазина, мы изучил!! содержимое его прилавков и пошли дальше. Через несколько шагов, посоветовавшись, мы устроились в летнем кафе. Соками дело не началось и даже не закончилось. Мы с Маринкой взяли себе по бутылке пива и уселись за белый пластиковый столик, предаваясь меланхолии.

Соком занялся один только Виктор. Он был у нас за рулевого, и поэтому пиво ему противопоказано. — Маринка, грустно постреляв глазками в разные стороны, пробормотала:

— Пробелы у меня с загаром, Оль, все как-то не получается вырваться на пляж, то одно мешает, то другое.

— А ты в обеденный перерыв выбегай на пляж, близко же, — посоветовала я и расщедрилась:

— Могу даже тебе продлить обеденное время на полчасика. Хочешь?

— Спасибо, — равнодушно поблагодарила Маринка, — поможет ли это делу — неизвестно.

Мы помолчали еще несколько минут, и тут я на свою умную голову проговорила:

— Уехать бы куда-нибудь… далеко. Или еще дальше.

— Ага, «в жаркие страны, где кафе и рестораны», — подхватила Маринка и стукнула по столу бутылкой. — Есть идея, мать! Гениальная!

— Ну! — насторожилась я. — Отпускать тебя с работы на первую половину дня на пляж, на вторую — в косметический салон? — спросила я. — Классно придумано, что и говорить.

— Это ты придумала, а не я, — слегка надулась Маринка, — ты мне даже сказать не дала! Всю жизнь, сколько тебя знаю, ты постоянно за меня все решаешь и всегда мне затыкаешь рот!

Я покаянно наклонила голову, не собираясь с ней спорить. Дохлое это дело, пусть лучше жалуется, а я пива попью.

— Короче, Оль, предлагаю свалить отсюда к чертовой матери. — Маринка понизила голос, наклонилась над столом и огляделась. Со стороны, наверное, можно было подумать, что она сейчас начнет продавать родину — такую таинственность на себя напустила. — Втроем и прямо сейчас! — прошептала она.

Я недоуменно взглянула на Виктора, он ответил мне ничего не выражающим взглядом. Я сообразила, что в разговоре с Маринкой Виктор мне не переводчик, и обратилась к ней:

— А куда это?

Маринка фыркнула:

— Ну я же ясно сказала: на природу! На дачу или на турбазу какую-нибудь! Подальше, и чтобы Волга рядом была! А утром — на работу. К обеду.

— А-а-а, — понимающе протянула я, укладывая в голове метафору «к чертовой матери» и совмещая ее с дачей. ;

— Великолепная идея! — загорелась Маринка. — Там и отдохнем, и загара наберемся. Вернемся, как «баунти»!

— И комаров покормим, — добавила я.

— Не без этого, — философски заметила Маринка, — все хотят кушать. Поэтому мы и это… того… комаров кормим.

— Логично, — сказала я, обдумывая Маринкино предложение.

Долго заниматься этим делом мне Маринка не дала, и через двадцать минут мы уже подходили к «Ладе», а я была полностью убеждена, что выезд на природу, действительно, решение всех сегодняшних проблем: избавляемся от Пузанова, избавляемся от нервотрепки, связанной с его ожиданием, если этот придурок нас вдруг не станет доставать, а заодно еще и отдохнем.

Мы подъехали к моему дому. И на этот раз Виктор пошел с нами, не решаясь пускать одних, — вдруг нас уже поджидают около двери? Мнения Виктора насчет поездки, кстати, никто и не спрашивал, да ему и было все равно: природа, пляж или квартира. Виктор заступил на службу и, как всегда, лишних вопросов не задавал.

Быстренько собрав нужные вещи в большую сумку, мы покинули мою квартиру и поехали к Маринкиному дому.

 

Глава 5

После бурных дебатов, переходящих в крики и хлопанье дверями и продолжавшихся в кухне под кофе и те же самые крики, мы все-таки решили поехать в лес, расположенный за полсотни километров от города и спускающийся своими непрочесанными зарослями к самой Волге.

Пришлось после Маринкиных пенатов еще заехать и к Виктору домой. В отличие от нас с Маринкой, набравших полные сумки полотенец, покрывал, купальников, книжек, кремов и прочего, Виктор загрузил в «Ладу» замечательную палатку, удобное туристическое снаряжение, включающее в себя даже топорик, котелок и радиоприемник.

Экипированные разностильно, но в сумме разумно и удобно, мы выехали по направлению к Волгополоцку.

Волгополоцк вовсе не был конечной точкой нашего путешествия, просто трасса так называлась — Волгополоцкая, потому что растянулась до этого города и продолжалась дальше. Если она где и заканчивалась, то, наверное, уже в Иране, но нам так далеко не было нужно. Я же сказала: полсотни километров, не больше.

— Виктор! — призывно позвала Маринка, глядя в окно и отпихивая от себя сумку с запасами. — Давай-ка на всякий случай попетляем по городу, чтобы уж точно знать, что за нами никто не увязался. Береженого бог бережет.

Виктор кивнул и сделал все, о чем его просили.

Пока он накатывал по городу замысловатые узоры, мы все в три пары глаз отслеживали машины, едущие за нами. Ни одна из них не вызывала подозрений. Это радовало, но, с другой стороны, было и досадно: получалось, что зря тратили время.

Но, как верно заметила Маринка, береженого бог бережет.

Помнится, триста лет назад, когда мы обзорно изучали в университете персидскую литературу, мне попалась на глаза одна восточная пословица с тем же смыслом, что и русская, приведенная только что. Персияне, однако, говорили проще и конкретнее: на аллаха надейся, а ишака привязывай.

Определение отсутствия за нами слежки и было тем самым символическим привязыванием ишака, о котором напоминали иранцы.

Символическое привязывание ишака прошло замечательно, и мы выехали за КП ГИБДД в легком настроении и в полной убежденности, что уже на этот раз никакой Пузанов нас не вычислит. Не получится!

Место для Отдыха было найдено достаточно удобное и отдаленное от надоевших благ цивилизации.

Мы оставили «Ладу» возле конторы в деревне. посулив сторожу мзду на пол-литра, и ушли в лес козьими тропами, которые по нынешним временам, конечно, правильнее было бы назвать велосипедными. Но нам повезло: на пути не встретились ни те, ни эти представители местной фауны.

Мы шли и шли до тех пор, пока не убедили друг друга и самих себя в том, что нас уже не найдут ни случайные отдыхающие, ни собиратели пустых бутылок.

— Здесь будет город заложен! — заявила Маринка, выйдя на маленькую прогалинку, оканчивающуюся невысоком обрывчиком. Панорама открывалась замечательная, не хуже, чем иной раз показывают по телевизору, рекламируя прелести средней полосы.

Маринка топнула ногой в пяти шагах от воды. наверное, определяя центр будущего града, и без паузы заявила, что дико устала и перенервничала.

— Аналогично. — Я не пожелала взнуздывать себя на всю работу по устройству ужина и спальных мест. — Помнится, меня сегодня так часто хотели убить, что, кажется, уже убили морально. Ты сообразишь ужин, Марин?

— Я?! — Маринка даже как бы слегка ошалела от этих простых моих слов, и я удивленно взглянула на нее.

— Не хочешь одна? — грустно спросила я.

— Не хочу, — отрезала Маринка, — в конце концов, что это за херня происходит? Я сама не меньше некоторых…

— Ты хочешь вдвоем? — так же грустно спросила я.

— И никак иначе! — отрезала Маринка. — А по-другому ты и не…

— В таком случае распахивай сумки и начинай шустрить, — бодро высказалась я, — время к отбою, а мы ни в одном глазу! Это нормально?

Маринка нахмурилась, помолчала и вздохнула.

— Я устала, — простонала она, но деваться уже было некуда, приходилось заниматься делом.

Мы с Маринкой подняли бестолковую суету и развели ее до такой степени, что, когда Виктор поставил палатку, развел костер и повесил над костром котелок с водой, мы только-только заканчивали инвентаризацию принесенных вещей. Но тоже ведь нужное дело, верно?

— Вот это и есть жизнь, — удовлетворенно оглядываясь на наше будущее лежбище и поднимая голову к черно-лиловому небу, сказала Маринка, — а все остальное — так, одна видимость. Хочу быть дикарем!

— Согласна, — охнула я, спотыкаясь о никчемный корешок, нарочно бросившийся мне под ноги, и высыпая принесенные для костра ветки, — сигареты мои не видела?

— Брось эту дерьмовую привычку! — предложила Маринка, кидая мне мою пачку, но оставляя себе одну сигарету. — На таком воздухе курить — грех! Дай зажигалку!

Мы курили и смотрели, как Виктор ловил рыбу.

Я не без удовлетворения чувствовала себя Пятницей, Виктор, разумеется, был Робинзоном, а Маринке оставалась только роль людоеда, но я ей об этом, конечно же, не сказала, она бы обиделась.

Стемнело необычайно быстро. В городе так быстро никогда не темнеет, потому что всегда где-нибудь горит или фонарь, или окно светится, но здесь темнота словно упала, и ощущение было необычным.

Мы с Маринкой сели над обрывчиком, закурили и заговорили ни о чем, то есть о самых важных вещах на свете: а помнишь, а знаешь, а зачем…

Костер дотлел, и Виктор залил угли водой. Оставалось в последний раз потянуться, умыться, влегкую поругаться и идти спать. Однако нерешенным оставался еще один вопрос, который я все оттягивала напоследок, ожидая, когда об этом заговорит Маринка. Вопрос был несерьезный, но и нешуточный: куда положить Виктора? Вариантов было два: в середину или с краю. А если с краю, то с какого?

Было над чем подумать. Было.

Я — не мелочная и не жадная, но я — за справедливость, чтобы все было по-честному, а вот у Маринки, как я подозревала, на всякую ерунду была своя особая точка зрения.

Виктор, после того как затушил костер, распахнул палатку и занес туда жестянку с дымящейся травой, выгоняя комаров. Всегда приятно, когда кто-то заботится о том, чтобы тебе спокойно спалось.

— Хозяйственный парнишка, — полусонно пробормотала Маринка.

Мы только что с нею решили один важный вопрос — отложили первое купание на завтра — и теперь продолжали болтать ногами, держась за ветки толстенной ольхи. До воды было всего-то полметра, но падать даже с такой высоты не хотелось. Наступала расслабуха.

Виктор молча подошел и сел с нами рядом.

Взошла луна, ее рассеянный свет не делал предметы более видимыми, а наоборот, делал их какими-то необычными, неузнаваемыми. Если бы настроение шатнулось, то запросто можно было бы разглядеть среди деревьев леших, а на воде и следы от хвостов русалок. Однако мучиться такой дурью ни у кого настроения не было, все разговоры постепенно угасли сами собою, и мы просто сидели и смотрели на противоположный берег, думая, что там, среди освещенных окошек деревни, суетится какая-то жизнь с оскорбляющей бытовухой, а здесь тихо и спокойно.

Одним словом, романтика и кайф, жаль только, что все это ненадолго, да и само ощущение кайфа тоже ненадолго. Завтра уже, не обнаружив горячей воды в Волге и возмутившись естественным неудобством присутствия чужого мужчины, мне захочется обратно.

Маринке захочется обратно в запыленный город еще раньше, как только она обнаружит, что некуда подключать ее кофейник, который она, кстати, и не захватила с собою.

Мы посидели еще немного, дружно обзевались и уже все втроем поняли, что пора идти спать, как тут внезапно послышался негромкий плеск. Вот как раз такой, что можно ожидать от русалки, захотевшей приглядеться к новым гостям на берегу ее реки.

— Рыба? — почему-то шепотом спросила меня Маринка, схватив за руку.

— Крокодилы, — таким же страшным шепотом ответила я.

Маринка недовольно ругнулась и прижалась к Виктору. Я уже хотела ей сказать, что метод мести выбран неудачно, но тут же насторожилась и наклонилась вперед: слева из воды и как будто совсем рядом с нами послушался негромкий мужской голос:

— Тихо, Колян, ты слышал?

Маринка замерла, у меня мурашки по коже пробежали, а Виктор перестал флегматично грызть травинку.

Мы стали прислушиваться, но уже было ясно: это не массовый глюк, а хамское нарушение нашей робинзоновской эпопеи.

Тишина вроде вернулась, и даже плески русалкиных хвостов не нарушали ее. Потом снова послышался плеск воды. Сперва, кроме тихого шуршания, ничего не было слышно, потом второй мужской голос так же тихо произнес:

— Показалось, наверное. Ничего не слышу.

— Сейчас посмотрим.

Первый мужчина был уверен, что ему-то точно не показалось, что он слышал Маринкин голос, и он был, конечно, прав, а Маринка — швабра после этого и больше никто. Ее вовсе не просили верещать на все окрестности, как милицейская сирена, могла бы и сдержаться, крокодилов она испугалась, подумаешь…

Недолго я гадала, где находятся совершенно не нужные нам чужие мужики, буквально сразу же после слов «сейчас посмотрим» мы их и увидели.

Слева, из-за низко склонившейся над водой сосны, закрывавшей нам обзор с этой стороны, показался нос небольшой яхты.

Не знаю, как Маринка, а я практически перестала дышать, и вовсе не из-за того, что сильно испугалась, хотя и это имело место, а потому, что в увеличении компании я лично не нуждалась. Мне и так было хорошо.

Пусть в этой яхте хоть сам Сильвестр Сталлоне плывет вместе с Рутгером Хауэром. Хотя нет, насчет Рутгера я, наверное, погорячилась, но он все равно не приплывает, как ни горячись, поэтому я и затаилась.

Яхта медленно проплывала мимо нас, и я, приглядевшись, различила на ее борту двух мужчин, полулежавших на корме и куривших в кулак, чтобы огонек сигарет не был издали виден. Уже один этот момент мне не понравился, и я, нащупав руку Маринки, со значением постучала по ней пальцем.

Маринка нервно отдернула руку, да еще и толкнула меня. Это нужно было понимать следующим образом: и без сопливых знаю!

Я не обиделась: пусть дергается сколько влезет, лишь бы молчала.

Яхта ровным ходом медленно-медленно проплывала мимо нас, влекомая течением, и первый мужчина спросил с сомнением в голосе:

— Ты думаешь, что они где-то здесь, а не дальше? Я бы посмотрел еще и на островах.

— Не ссы, Колян, если их машина у Федотыча на приколе, значит, они где-то на берегу прохлаждаются кверху жопами, а лодку в поселке никто из чужих не брал. Ты смотри внимательно и ищи костер. Здесь они, точно здесь.

— Не видно ничего! — почти в полный голос пожаловался названный Коляном мужчина, и я вздрогнула от этого голоса.

— И я не вижу, — сказал второй.

Мне показалось, что одного из этих ночных яхтсменов я узнала: это был Коля Пузанов, но до конца я не была уверена: опять же пожалуюсь на слабоватое лунное освещение. Луна — это вам не уличные фонари, под которыми иной раз тоже шиш что увидишь.

Яхта проплыла, ее корма качнулась еще несколько раз и исчезла справа, как призрак, словно ее и не было вовсе, как сказал бы Булгаков. Однако, в отличие от древнего Иерусалима, яхта точно была. А по поводу древнего Иерусалима можно еще поспорить: у академика Фоменко и его школы новой математической хронологии есть особая точка зрения, но это к разговору пока не относится.

Итак, яхта проплыла, и плеск волн от ее обводов затих.

Маринка первой нарушила молчание, как оно, впрочем, и должно было быть.

— Это был он? — Она наклонилась к самому моему уху и продышала этот вопрос, одновременно стараясь не упустить из виду и всю водную перспективу перед нами, надо думать, чтобы возвращение яхты не застало ее врасплох. От этого упражнения Маринка стало выглядеть настолько забавно, что я криво улыбнулась в сторону, чтобы она не заметила, и честно сказала:

— Не знаю, мне показалось, что да. А тебе?

— Мне, тоже показалось, — зло произнесла Маринка. — Вот ведь сволочь какая. Оля, да он маньяк, точно маньяк! Другой бы на его месте давно успокоился, а этот прямо вбил себе в голову дурацкую идею и никак очухаться не хочет!

— Идею убить меня? — очень тихим шепотом спросила я, больше для себя стараясь привыкнуть к этой мысли, чтобы не пугаться ее.

Ну хочет убить, ну и черт с ним. Подумаешь: убить хочет! А я, может быть, в Париже хочу жить и заниматься живописью! Вот это идея! А этот кретин: убить хочет какую-то тарасовскую журналистку! Мелко плавает, малыш, хоть и на яхте.

Да и яхта тоже не фонтан — в три корыта длиной, в два шириной и с командой из двух идиотов под миниатюрным парусом. То же мне викинги, маму их за ногу.

Маринка, что-то промурзив нечленораздельное, отвернулась к Виктору. Я не перенесла такого пренебрежения к моей персоне. Дернув ее за руку, я спросила еще раз:

— Идею убить меня?

— Ну да! — повысила голос Маринка и тут же испуганно прикрыла рот ладонью.

Мы прислушались.

Ничего не было слышно, кроме шевеления веток в лесу легким ветерком, и даже всплески воды затихли вдали.

— Ночью звуки по воде разносятся далеко, — умно сказала я, — смотри, накличешь на свою шею приключений, потом не оклемаешься.

— Сперва на твою, — вздохнула Маринка, — а на мою в самую последнюю очередь.

Меня задело это уточнение. Я повернулась к своей подруге, рассуждающей, как наглая швабра, и четко продекламировала предсказание:

— Не беспокойся, мать, и тебе тоже достанется. За компанию.

Маринка что-то хотела сказать, глупость наверняка очередную, но почему-то передумала, встала и молча ушла.

Мы с Виктором остались сидеть вдвоем. Вот странность: после ухода Маринки у меня и настроение улучшилось. Я снова заболтала ногами и постаралась выкинуть из памяти и яхту, и двух хануриков, неизвестно кого искавших в темноте. Говорят же, что ночью все кошки серы, к мужикам эта примета тоже запросто подходит: ночью они все на один голос, да и на одно личико тоже. Простейшие же. Амебы.

На всякий случай, ну для того только, чтобы убедиться в глупости своих собственных страхов, я беззаботно спросила у Виктора:

— Это был Пузанов?

Виктор пожал плечами. Это лучше, чем прямое подтверждение. Лучше бы, если бы он опроверг мои подозрения однозначно. Но даже Виктор при всей его потрясающей чуткости иногда допускает такие досадные промахи. А ведь бывают случаи, когда и соврать можно. Вот как сейчас, например.

Неизвестность — довольно-таки подлая штука.

Может, и ерунда все это, и не касался нас совершенно разговор двух мужчин на яхте, но ведь запомнился же и не идет теперь из головы. А как спать с такими навязчивыми идеями? Вот и я не знаю.

Так сама незаметно и маньячкой станешь. И будешь от людей шарахаться по углам. Надо же, даже за городом достали!

Если же, конечно, это по нашу душу.

Я посидела еще немного и незаметно для себя — честное слово, незаметно! — положила голову на плечо Виктору. Расслабилась я. А что? Не имею права? Так на природе же! И Виктор, святая душа, сделал вид, что не заметил моей слабости. Он не заметил, и я не заметила, ну прямо идиллия из провансальских песенок! И все было хорошо, как вдруг…

Да, да, как всегда, именно Маринка подала звуковой сигнал в самый неподходящий и, можно сказать, интимно-лирический момент моей жизни Точнее, не момент, конечно, а так, моментик, но все-таки!

Итак, внезапно сзади из темноты послышался испуганный Маринкин крик. Услышав этот вопль, да будучи еще в состоянии расслабленном, я вся даже похолодела от испуга.

Виктор вскочил на ноги и в секунду исчез в темноте. Как раз в том направлении, где стояла наша палатка. Костер был потушен, луна прикрылась тучей, ничего нельзя было разглядеть, хоть подкрадывайся сейчас маньяк Пузанов и режь Ольгу Юрьевну кухонным ножиком.

Удрал Виктор на Маринкин вой о помощи, я осталась одна. Мне это не понравилось, и я бросилась за ним. Что же еще случилось у этой швабры?

На сучок, что ли, напоролась?

Треск веток и шум шагов сформировались в стройные звуки, и я поняла, что, похоже, случилось то самое, о чем и думать не хотелось: я услышала и Маринкин голос, и еще чьи-то чужие мужские голоса.

Тем более оставаться здесь одной на бережку было и глупо, и подло. Я встала и, сориентировавшись в темноте, как получилось, побежала к палатке. Нужно было разобраться и действовать.

Подбегая к нашему потухшему кострищу — еще раз скажу, что луна-зараза пошутить решила и выключилась в самый неподходящий момент подлым чубайсовским методом — и постоянно натыкаясь то на ветки кустарников, то спотыкаясь о какие-то дурацкие камешки, я точно уже различила голоса.

— Да не пугайтесь нас, девушка, мы ребята мирные, — с бойкими интонациями выкаблучивалась в темноте какая-то скотина, — а вы тут одна или как?

— А вам кто нужен?! — крикнула Маринка. — Может быть, вам милиция нужна?!

— Да если вы так ставите вопрос, то, кроме вас, наверное, больше никто, — разгубастилась та же скотина, скотскими же своими ушами не слыша, что со всех сторон бегут люди. До того ему Маринка, что ли, понравилась?

В этот момент, как поняла, к разговаривающим присоединился Виктор. Виктор, как известно, парнишка не очень-то разговорчивый, поэтому он сразу же с разбега повел свою личную беседу методом жестикуляции.

Я нарочно не тормозила, у меня и в мыслях такого не было, я застряла в хитрых мангальных приспособлениях, выстроенных Виктором вокруг кострища, зацепившись юбкой за торчащую из земли палку.

— Это ваш муж, девушка? — услышала я короткий вопрос, и тут же вопрос этот был прерван двумя различными способами.

Сначала Коля Пузанов проорал недоконченную фразу:

— Это тот хмырь, что меня в-в-в… — ну а потом послышались два шлепающих удара.

Коля заткнулся сразу, а его товарищ ругнулся, и что было дальше, я не поняла, потому что опять упала.

Я поднялась с земли, дернула юбку, услышала, как она трещит, и наплевала на это: там дальше били наших!

От палатки слышались звуки ударов, Маринкин визг, и тут я в два прыжка ввалилась в самый что ни на есть эпицентр событий.

Сцена, развернувшаяся надо мной — именно надо мной, а не перед и не рядом, потому что я опять упала и под самые ноги действующим лицам и исполнителям, — представляла собою бой без правил на четыре персоны.

Виктор, как я поняла, сумел отразить первый удар Николая Пузанова. Маринка, не желая пропускать такие важные события, приняла в них самое деятельное участие, и не только оглушающим и своих, и врагов визгом.

Она подхватила знаменитый туристический топорик Виктора — как только нашла, не представляю! — и размахивала им с криком: «А ну, только подойди. А-а! Не подходи!»

Сам Виктор в это время занимался уже не Пузановым, стоящим на коленях и мотавшим больной головушкой, а его напарником. Я, ввалившись и снова споткнувшись, уцепилась чисто по инерции за ноги ближайшего ко мне человека, и оказалось, что я попала на противника Виктора! Я чуть не повалила его! То есть от меня была реальная польза в бою, а не дикий крик в ночи!

Чтобы удержаться, мужик замахал руками и, разумеется, отвлекся. Виктор воспользовался подарком судьбы в виде боевого приема, проведенного мною, и провел уже свой прием.

У него это получилось просто здорово, причем он сумел еще и ловко уклониться от Маринкиного топора!

— Брось топор! — крикнула я ей и тут получила такой качественный удар по головке, что искорки из глазок моих ровненьким строем полетели в космическое пространство, смыкаясь где-то в глубокой темноте.

Темнота была не только вокруг меня, но и внутри тоже.

— Куда бросить?! Куда, Оль?! — продолжала где-то кричать Маринка, а я, не отпуская вражеские копыта, но теперь прижимая их к себе только одной рукой, потому что второй прикрывала голову, тащила этого гада вниз.

Виктор воспользовался моей помощью сполна.

Он двумя ударами погрузил второго бандита в глубокий сон. Тот рухнул, и рядом с ним прилегла и я, продолжая поглаживать себе темечко. Посматривая на лежащего рядом мужика, я подумала: «Интересно, а вот когда так оглушают, то сны бывают какие-нибудь? Надо будет у Маринки спросить, она все знает. Только спросить потом, когда она все-таки бросит свой томагавк. И не в меня».

Я привожу тут свои мысли вовсе не потому, что они весьма ценны для последующих поколений, а чтобы вы поняли: сознание я не потеряла и соображения не утратила. То есть я была и в здравом, и в твердой. В здравом теле и в твердой воле! Или нет., в здравом духе и твердом ухе… Короче, неважно! Важно то, что мы победили, и с минимальными потерями: у меня шишка на затылке, у Виктора синяк на предплечье, и у Маринки голос подсел. Кто чем работал…

Подняв тяжелую травмированную конечность — я имею в виду голову, — я осмотрела поле битвы. А тут и луна очень любезно заявилась, и немного просветлело.

Наш уютный обеденный уголок был раскидан. словно по нему проскакало стадо носорогов. На деревянном штыре, единственном уцелевшем на своем месте из четырех аккуратно установленных Виктором, жалко висела какая-то тряпка, напоминающая кусок от моей юбки, но это случайность.

Палатка наша все так же стояла, где и была, врать не буду, но она была вся раскрыта, и на наших постелях явно кто-то потоптался. Сумка с запасами раздавлена… Одним словом, полный бенц и никакой романтики. Спать-то как?

— Ты жива? — просипела надо мною Маринка, присаживаясь рядом.

— «Еще моя старушка», — пробормотала я еле слышно. Я не шутила, просто не могла же я не продолжить цитату из стихотворения Есенина, предложенную мне Маринкой. Я же все-таки главный бухгал… то есть, я хочу сказать, редактор — Что? — переспросила Маринка.

— Это стихи, — тихо ответила я, пытаясь подняться и занять ровное вертикальное положение.

— Ты прикидываешься или на самом деле того, шизанулась? — напрямик спросила Маринка, и так же прямо я ответила:

— Все со мною нормально, только голова болит.

— А здорово я их… — начала Маринка, видя, что со мною все в порядке, но осеклась и закончила свою мысль совсем уж нелогично:

— Ну и ты тоже неплохо действовала. Ка-ак вцепилась в него, он ка-ак зашатался, тут ему Виктор и наподдал.

Маринка помогла мне встать, и я встала, все также держась за головушку. Состояние было не самым моим любимым, но ничего, главное, я вроде была жива и вроде все было при мне, даже, наверное, и обаяние тоже, только какое-то прихотливое.

Земля начала вращаться не с той скоростью, как обычно, и из-за этого все предметы вокруг меня приняли какой-то даже немного сказочный вид.

Виктор тоже подошел, но не ко мне. Он подобрал с земли прилегшего отдохнуть бандита и отнес его в сторону. Правильно сделал: нечего тут валяться всяким посторонним предметам.

— А где второй? — спросила я, поглядывая на поверженного врага. — Этот живой, кстати, или уже в лучшем мире?

— Лучший мир всегда был тут, — сипнула Маринка, — а про этого Виктор говорит, что он через пять минут очухается.

Я не стала выяснять у Маринки, что означает фраза «Виктор говорит», опасливо покосилась на своего бывшего соседа и постаралась не поворачиваться к нему спиной.

— Какой бардак, — удрученно сказала я, — а все так хорошо начиналось!

Я подобрала с земли перевернутую кастрюльку и аккуратно поставила в ее естественное положение.

— Ты что, собираешься еще здесь порядок наводить? — накинулась на меня Маринка. — Точно с ума сошла! Да я ни на секунду здесь не останусь!

Собираем манатки и сваливаем, к чертовой матери!

— А это еще куда? — спросила я. Виктор, как я заметила, тоже заинтересовался расшифровкой предложения.

— К машине срочно и едем в город! — заорала Маринка, приседая от мощи децибел своего голоса И сиплость куда-то сразу слетела, вот что странно.

— Черт с вами с обоими, — рявкнула она, — едем ко мне! У меня Толик, сосед, в милиции работает и народу живет много, коммуналка все-таки.

Погибнуть не дадут!

Маринка остановилась и внимательно осмотрела нас Виктором, оценивая впечатление от своей микроречи. Не знаю, что она ожидала увидеть. Не знаю. Может быть, открытые рты, заплаканные глаза и полуоткрытые губы, с трудом шепчущие:

«Гениально, гениально, та chere amie!» Допускаю такое предположение, но посудите сами: у меня только-только искры из очей наконец-то все вылетели и вместо них в мозгах стал подниматься несильный однотонный гул, вроде того, как бывает на аэродроме во время захода на посадку старенького АНТа. Ясно, да? Мне было не до экспрессии и не до оценки Маринкиных речей.

А про Виктора и вовсе говорить смешно: с его невозмутимой флегматичностью даже при извержении Везувия ни фига бы не случилось. А станцуй тут пред ним Маринка хоть стриптиз, хоть изобрази строевой шаг Отдельной роты почетного караула — один черт, реакция его была бы обычная: смотрел бы спокойно и думал непонятно о чем, а Маринка чувствовала бы себя круглой дурой, если бы у нее фантазии хватило, конечно.

— Виктор! Сворачивай палатку! — крикнула Маринка и потащила Виктора за руку. Тот не сопротивлялся, но это и не означает, что подчинился. Просто пошел, куда повели. Толку от такого послушания мало, это только еще больше бесит.

Маринка, подавая пример активности и полезной деятельности, начала закидывать в сумки наши тряпочки, ворча, урча и ругаясь.

Виктор покосился на меня и выдернул первый колышек из крепления палатки.

Я подумала кое-как и, признав Маринкину правоту, хоть и не хотела никуда тащиться на ночь глядя, стала помогать ей собирать наши вещички.

Тащиться не хотелось, но и ожидать нового нападения не хотелось тоже: Пузанов-то скрылся и наверняка сшивался где-то рядом. А может быть, и за подкреплением побежал, ведь нашел же он где-то себе одного подельника, следовательно, мог найти и второго.

Виктор бросил заниматься палаткой на третьем колышке, отошел и присоединился к нам только после того, как подтащил бездыханного бандита совсем близко к ближайшему дереву, крепко связал ему руки и второй конец веревки привязал к стволу дерева.

Как раз в этот момент успокоившийся браток и пошевелился, но глаз не открыл. Я сразу же поняла, что он уже начал притворяться.

Ну-ну, попритворяйся дальше. Я почему-то переполнилась вдруг такой гордыней, словно это я одна только что раскидала двоих мужиков. Одного вырубила, и это от меня теперь скрывался тот второй тощий недоумок с не подходящей ему фамилией Пузанов.

— Кстати, а куда делся Пузанов? — спросила я, утрамбовывая свою сумку.

— Убежал, я же тебе сказала, — ответила Маринка, копошащаяся тут же рядом.

— А в какую сторону? — не унималась я. Не одной же Маринке иногда хочется поговорить, и у меня бывают такие же мелкие слабости.

Маринка подняла на меня глаза и задумчиво сказала:

— На все четыре стороны он убежал, Оля, на все четыре, собирайся быстрее!

Виктор свернул палатку, мы с Маринкой упаковали наши тряпочки в сумки. В последний раз оглянувшись и наброшенный лагерь, и на Волгу, которой было абсолютно плевать на то, что здесь произошло, мы направились напрямик через заросли к гужевой дороге. Она должна была нас вывести к деревне, где мы оставили машину.

До дороги мы не дошли, потому что справа, сквозь прореженные заросли, увидели качающуюся на воде яхту.

Мне показалось, что она находится так близко, что через три-четыре шага можно подойти к ней вплотную.

Виктор, шедший впереди, резко остановился, Маринка ткнулась ему в спину, я — в Маринку.

— Что? — начала было Маринка, но Виктор, резко обернувшись, приложил палец к губам. Так Маринка и осталась стоять с открытым ртом и только спустя несколько секунд очень-очень медленно закрыла его.

Я еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Бывают у моей Маринки такие бзики на послушание, что она становится похлеще иного солдафона.

Сказано молчать — она и молчит, и даже рот старается закрыть как можно тише.

Мне кажется, что в такие моменты Маринка необычайно близко подходит к самым пошлым мужским идеалам. Может быть, потому и личная жизнь у нее бурная. Временами.

Виктор сбросил с плеча на землю палатку, знаком приказал нам оставаться там, где мы стоим, и, пригнувшись, легкими прыжками побежал к яхте.

Мы с Маринкой остались стоять одни в темноте, в лесу, беззащитные, брошенные нашим единственным мужчиной, и тесно-тесно прижались друг к другу. Так было спокойнее. И теплее, кстати.

Виктор вынырнул рядом с нами, как мне показалось, прямо из-под земли. Это, конечно же, не так, но он так неслышно и, главное, незаметно подошел, что я этого и не заметила.

Снова подняв палатку, Виктор направился к яхте. Самое интересное, что на нас он вообще не обратил никакого внимания. Хоть бы кивнул, что ли, или рукой махнул…

Мы с Маринкой потрусили за ним, надеясь, что Виктор, как всегда, прав и никто на нас не выпрыгнет с соседней ветки и не огреет дубиной по башке.

Судя по поведению Виктора, яхта была пустой, но лучше было бы знать это наверняка. Маринка не промолчала. Для нее неизвестность хуже всего, и я ее понимаю.

— Виктор, — позвала она, догоняя нашего проводника, — а там точно никого нет?

Виктор отреагировал только легким поворотом головы влево, и Маринка успокоенно пробормотала:

— Так бы сразу и сказал.

Я всегда удивлялась тому, как она приспособилась и научилась четко и однозначно понимать все жесты Виктора. Идеальная была бы пара, если бы Маринка не… Но не будем об этом.

Виктор привел нас к берегу и коротким движением не перекинул, а переложил палатку на палубу яхты. Яхта стояла в двух или трех метрах от берега, привязанная нетолстым канатом к стволу ближайшего дерева.

Виктор нагнулся и подтянул канат, яхта, покачиваясь на воде, подплыла. Берег в этом месте резко уходил вниз, осадка у яхты была небольшой, и она, даже задевая бортом берег, все равно не касалась дна.

Подав руку сперва Маринке, которая с испугом оглянулась на меня, но послушалась и первой залезла на борт, потом подсадив меня, Виктор отвязал яхту, кинул на нее веревки и сильно оттолкнул от берега. Запрыгнул сам и сел рядом с нами на палубу.

— Как пираты, — прошептала Маринка и прижалась к Виктору, — а тут точно никого нет? Ты проверял?

Виктор кивнул и встал. Он подошел к корме, подобрал длинное весло и оттолкнулся им от берега еще раз. Яхта, покачиваясь все сильнее, медленно, но уверенно стала отходить от берега.

Я осмотрелась.

Яхта была небольшая. Даже очень небольшая.

Не будь у нее высокой мачты, ее можно было бы назвать даже моторкой, но наличие мачты и флажка на ней заставляло все-таки уважительно именовать сию посудину яхтой.

Я встала и, пройдя два шага к носу яхты, спустилась вниз по трапу — кажется, так называется лестница на кораблях и пароходах — и заглянула в маленькую каюту.

Две узкие лежанки располагались здесь слева и справа, проход между ними был не шире полуметра.

Над лежанками располагались встроенные шкафчики. В общем-то, миленько, но не для такой большой и смешанной компании, как наша. Ну вы меня понимаете.

— Здорово как, — послышался голос за моей спиной. Это вошла Маринка, — Смотри-ка, тут и шкафчики есть! — Она, подтолкнув меня, прошла, потянулась, раскрыла дверки и заглянула в левый. — Ну понятно. Мужики катаются, и у них тут одни бутылки и даже банка чего-то стильного, — Маринка вынула из шкафчика банку консервов, — килька в томате! Круто!

Бросив банку обратно, она села на левую койку и потянулась.

— А я уже думала, что все, кранты моему отдыху, нашему то есть, а тут совсем даже неплохо. Верно, Оль?

Я не успела ответить, мы услышали, как ворчливо заработал мотор яхты. Переглянувшись с Маринкой, мы вышли из каюты. Виктор, сидя около мотора, смотрел на проплывающий мимо берег. Мы сели с ним рядом.

— Классно, — сказала Маринка, она свесила ноги с бор га, заболтала ими и рассмеялась. — Почти как в Калифорнии, — сказала она, — тепло, яхта и тишина.

— Почему как в Калифорнии? — не поняла я.

— А не знаю, просто так подумалось, — беспечно произнесла Маринка, — а ты бы хотела жить в Калифорнии, Оль?

— Нет, — ответила я, — ты что, телевизор не смотришь? Там у них веерное отключение электричества. Такая же бодяга.

— Да? — удивилась Маринка. — Жаль! А точнее, ни фига не жаль, даже хорошо, что у них там тоже проблемы есть. Не так обидно.

Виктор вывел яхту почти на середину Волги, пришвартовал к гладкому пеньку на маленьком островке, высовывающемся посередине фарватера, и, найдя на яхте удочки, занялся рыбалкой. Мы с Маринкой переглянулись и пошли умываться.

Рыбная ловля — вещь занимательная, но только если она спать не мешает.

Ночь пролетела незаметно, и, когда я проснулась, солнышко уже вовсю светило в иллюминатор. В этом спичечном коробке, в котором я спала, еще и иллюминатор был! Все как на настоящих лайнерах!

Маринка, каким-то чудом или по ошибке сумевшая встать раньше меня, уже загорала на палубе.

Виктор лежал рядом с нею, прикрыв лицо рубашкой. Рядом стояло ведерко, в нем били хвостами несколько рыбок. Одна из них была даже весьма приличного размера.

— Присоединяйся, мать, — позвала меня Маринка, — лови загар, а то так и останешься бледной спирохетой.

— От спирохеты слышу, — вежливо ответила я, устраиваясь рядом с нею.

Я наступила на горло собственной песне и запретила себе думать о Тарасове и редакции.

Какая еще может быть работа?!

 

Глава 6

Приключение троих в лодке, не считая пойманной рыбы, продолжалось.

Мы позагорали с полчасика, потом попили чаю, позагорали еще. Затем пожарили на керосинке рыбу, наловленную нашим добытчиком, после завтрака честно вымыли посуду и начали выяснять с Маринкой, где находится моя «Лада». Сперва мы с нею переругались, выясняя, на каком берегу, потом, когда выяснили про берег, стали приводить разные доводы. Мне казалось, что «наша» деревня находится справа, а Маринка выкрикивала, что слева. Или наоборот, неважно.

Пока мы с нею перекрикивали друг друга, Виктор молча вел яхту вверх по течению, и через триста или четыреста метров — сколько это будет в кабельтовых, понятия не имею, не служила я во флоте ни юнгой, ни коком — мы уже увидели сами широкий покосившийся причал, уходящий одной своей стороной в воду. Здесь у причала толпились лодки, лодчонки и два облезлых катера.

Дальше на высоком берегу начинались постройки населенного пункта. Чуть правее причала, стоя по колено в воде, мотали хвостами две пестрые коровы.

— Точно, — одобрила Маринка молчаливую работу Виктора, — яхту здесь оставим, а потом отправимся искать твою, Оль, машинешку, мне кажется, я уже вижу…

— Не машинешку, а лимузин, — кротко поправила я Маринку.

Что она там видит, интересно, кроме старикана в кепке, дремлющего с удочкой на причале?

— Что? А, поняла. — Маринка почему-то даже не стала спорить, что было странно. Я лениво покосилась на нее, а она, оказывается, в это время втихомолку делала себе бутерброд из экспроприированной кильки.

— Мадам, а это не перебор ли? — спросила я. — Вы только представьте себе: сначала несчастных мужиков избили какие-то городские хулиганки, потом забрали у них яхту погонять, а под конец и кильку сожрали! Не жалеете вы людей, мадам. Один бутерброд мне.

— Это за моральный ущерб, — прожевывая кусок, сказала Маринка, — не надо было нападать на несчастных беззащитных девушек…

— Ага, которые сначала избили, потом забрали яхту и так далее, — рассмеялась я.

Засмеялась и Маринка, да так, что закашлялась, и пришлось ее простучать по спине.

— Спасибо, — сказала она, отплевываясь. Какая подлая килька, вся в своих хозяев. Будешь?

— Уже нет, спасибо, — отказалась я и растянулась на палубе.

Лучше бы я занялась кругосветными путешествиями, а не этой дохлой журналистикой. Приятного больше, хлопот меньше, а статейки можно будет пересылать бутылочной почтой… Правда, так и спиться можно, значит, придется брать с собою и Виктора для контроля за мной… И Фиму для души… И…

— Про что думаешь? — грубо прервала мои мечты Маринка. — Все про кильку?

— Все про работу, — сурово ответила я, — день уже в разгаре, мне нужно быть в кабинете, тебе уже пора начинать варить кофе, а мы здесь прохлаждаемся!

— Знаешь что, — промурлыкала Маринка, — есть деловое предложение. Заказывай мне серию статей с борта яхты «Прекрасная Марина», и я тебе не спеша, по одному подвалу в неделю, буду отсылать с нарочным. Или с голубями.

— Или с голубчиками, — добавила я.

— Или с голубчиками, — согласилась Маринка. — Согласна?

— Нет, и по вопросу принципиальнейшему статьи с борта яхты «Прекрасная Марина» мне на фиг не нужны, и моей газете они тоже на фиг не нужны, и вообще, прекрасных Марин история не знает!

— Еще узнает! — Маринка, улыбаясь, зевнула и погрозила мне пальцем. — Ты потому и бесишься, что сама понимаешь: узнает еще история про прекрасную Марину, и какой-нибудь великий поэт сделает меня героиней своих сонетов… Так ты будешь кильку или я ее выбрасываю?

— Кидай, — разрешила я и посмотрела на приближающийся берег.

Виктор выключил мотор яхты и ловко, управляясь длинным веслом, подошел к пристани и, держа в руке конец троса, перепрыгнул мостки.

Они зашатались, притопленный их угол глубже ушел в воду, медленно возвращаясь в прежнее положение.

Дедуля с удочкой покачнулся вместе со своей пристанью и не изменил своей позы. Мне даже показалось, что он спал и не проснулся от укачивания.

Виктор подтянул яхту, крепко привязал ее тросом к столбу, вбитому прямо в воду, и подал нам руки.

— Эта палка называется «кнехт», — зачем-то бросилась объяснять мне Маринка. — Правильно, Виктор?

Виктор кивнул и ловко поймал палатку, брошенную мною. Мы взгрузили на себя сумки и спрыгнули на мостки, снова закачавшиеся.

Маринка вскрикнула и прижалась к Виктору, как маленькая девочка к былинному герою, увидев злого Бармалея или кого там…

Мне это уже стало надоедать: ну сколько можно отрабатывать один и тот же прием! Визг — прижимание, еще визг — еще прижимание. Никаких запасов в арсенале, все один и тот же дебют и, между прочим, не ехидничаю, ни-ни, всегда один и тот же финиш. Другая бы уже выводов понаделала на всю жизнь, а эта все за свое: визг — прижим, визг — при… тьфу, даже не смешно ни капельки.

Маринка, обеспечив себе условную безопасность, не забыла и о культурном развитии своей подруги.

— А этот процесс, который только что произвел Виктор, называется «принайтовить», — доложила она.

— Это сейчас-то? — спросила я.

— Это когда Виктор привязал канат к кнехту, — тоном нудного препода сказала Маринка, снисходительно взглянув на меня.

— А «пришвартовать» что такое? — Я взвалила на себя сумку и пошла по качающейся пристани к берегу.

— То же самое, — громко ответила Маринка, догоняя меня, — любопытная ты какая. Прямо не похоже на тебя.

— А что такое «отдать концы»? — спросила я, резко останавливаясь.

— То же самое, что сделал Виктор, только наоборот. Вот он сейчас привязался — это не то, а если бы он отвязался, то получилось бы «отдать концы». Поняла?

— Примерно, — буркнула я, решив, что для ссоры слишком тяжелая сумка, и она отвлекает от всего остального. — Пошли, отвязанный Виктор!

Виктор забросил весло на яхту и потопал за нами. Вот тут-то дедуля с удочкой и поднял голову.

Он, наверное, опасался, что мы на него наступим, проходя мимо, или в воду столкнем, поэтому и поднял голову, сдвигая на затылок засаленную до последнего безобразия кепку. Окинув нас хитрющим взглядом, дедуля спросил:

— A где же Сашка?

— А он чуть раньше вышел, — небрежно сказала я, — на предыдущей остановке. А нас попросил пришвартоваться здесь. Или принайтовиться.

— Чего? — переспросил дедок.

— Короче, он сказал, чтобы мы привязали байдарку здесь! — крикнула ему Маринка. — Поняли теперь?

— Еще он просил передать Григорьевичу, что все путем. Это ведь вы — Григорьевич? — спросила я.

— Петрович я! — обиделся дедуля и высморкался в воду.

— Ну точно, а я сказала Григорьевич? Ошиблась, извините. — Мы с Маринкой переглянулись, остановившись около дедули. Виктор прошел дальше.

— А ты не потеряла бумажку-то? — рассеянно спросила я у Маринки.

— Какую бумажку? — опешила Маринка, моргнула и сунула руку в карман курточки. — Какую?

Я покачала головой и нахмурилась.

— Потеряла? Так и скажи, если потеряла! Коля же дал тебе бумажку с его адресом на всякий случай, где она?

Маринка еще раз задумчиво моргнула, глядя на меня так, как будто я привидение, не очень уверенно сказала «ага» и уже более осмысленно и целеустремленно начала шарить по карманам.

Виктор остановился на берегу и без интереса смотрел на Маринку, ожидая, когда она закончит «ревизию». Я тоже ждала. Дедуля, заинтересованный поисками мифической бумажки, еще раз высморкался и с увеличивающейся хитринкой начал смотреть на Маринку. Он явно ждал, что она ничего не найдет по причине неизбывной бабьей глупости и рассеянности. Ну что ж, если ждет, то и дождется. Порадуется дедуля, а потом будет всем рассказывать, что городские барышни такие же маши-растеряши, как и свои, местные.

Маринка сперва спокойно обшарила свои карманы и сумку, затем стала делать это нервно.

— Да здесь же она была, неужели потеряла? — бормотала она. — Да не может быть.

— Ну ладно, — недовольно поморщившись, сказала я, — кажется, я помню, где он живет, хорошо, что прочитала, перед тем как тебе дать. В Заводском районе на Крымской. Вот где. Можешь больше не искать.

— Нет, на Кавказской, — твердо заявила Маринка, — я прекрасно помню. Коля написал улицу Кавказскую… или Мичурина… — Маринка растерялась и посмотрела на меня, пожимая плечами.

— Я же тебе говорю: Крымская! — сказала я. — И не спорь со мной.

Петрович, посмотрев на нас и послушав наши пререкания, снял кепку и почесал огромным синим ногтем правой руки затылок.

— Вы про хату Сашки, что ли, все спорите, девки? — спросил он.

— Ну, — повернулась я к нему, — на Крымской же, скажи, Петрович!

— Нет, — сказал Петрович и довольно ухмыльнулся, — ни на Крымской, ни на другой какой.

А живет он около крытого рынка, рядом с самим крытым рынком. Поняли?

— Нет! — в один голос воскликнули мы с Маринкой.

— Ну как выйдете сбоку-то на Чапаевскую, тут дом его и стоит, вот так вот, — дедок показал рукой, — балкон еще Сашкин выходит на самый крытый, у него еще на балконе антенна-тарелка, вот так вот. — Дед снова ткнул пальцем в пространство.

— Значит, улица Чапаева, — сказала я, — спасибо.

— Да ладно, ничего, — отмахнулся дедуля, ласково поглядывая на покрасневшую от собственной пантомимы Маринку, — а ты найди, девка, бумажку-то и посмотри, кто прав — я или ты. Хе-хе, как ты там показала-то?

— Не помню, — буркнула Маринка.

Мы попрощались с речным сторожем и направились к сторожу сухопутному, выручать из гостей мою «Ладу».

— Ну какую мы мизансцену разыграли! — сияла Маринка. — Как я искала ту бумажку! А дедок все взял и рассказал!

— А кто срежиссировал? — поинтересовалась я. — С полпинка, на одном вдохновении!

— Да ладно, режиссер! Без гениального артиста ничего никогда не получится! Будь ты хоть семи пядей, а если тебе вручат совхозную самодеятельность, то получится у тебя вместо «Гамлета» «Три замеса за смену», и хоть ты тресни.

— Гениальность ты действительно показала, — улыбнулась я, вспомнив Маринкины жесты и мимику, — вот теперь и думай: стоит ли тебя брать в приличное общество или нет?

— Ты лучше о себе подумай, — огрызнулась Маринка. Она надулась, догнала Виктора и пошла рядом с ним.

«Лада» стояла там же, где мы ее и оставили.

Сказав сторожу «спасибо» и подкрепив наше спасибо еще и полтинничком, мы погрузились в машину и поехали в город.

Места были распределены согласно славной традиции: Виктор за рулем, а я с надутой Маринкой на заднем сиденье. Надутость ее, как и следовало ожидать, продолжалась недолго. После первых же нескольких сот метров движения Маринка не выдержала гнетущей неизвестности. Она заерзала на сиденье, повертела головой, шепотом пожаловалась на неудобства всего окружающего мира и, наконец, спросила у меня подчеркнуто независимым тоном:

— Ну что, куда едем, мать командирша? По домам или, может, в редакцию?

— В редакцию, — ответила я, — сейчас я позвоню, а то Сергей Иванович, наверное, уже себе места не находит.

— А Ромка, наоборот, радуется свободе и наяривает свои дебильные игрушки на компьютере, — поддержала меня Маринка, откинулась назад и закрыла глаза.

Я дозвонилась сразу, и Сергей Иванович сообщил мне, что все нормально и новостей никаких нет.

— Вы приедете сегодня? — спросил он.

— А нужно? — в ответ спросила я.

Сергей Иванович, как старый и опытный джентльмен, разумеется, ответил, что они с Ромкой сами в состоянии справиться с текучкой, и я с легким сердцем закончила разговор:

— В случае чего вы звоните, Сергей Иванович.

— Нет уж, лучше вы нам, — шутливо ответил он.

— Ну что? — спросила меня Маринка, не открывая глаз. — Без тебя ничего не рухнуло?

— Без тебя тоже, — любезно заметила я, — Сергей Иванович даже обмолвился, он сказал мне:

«…жаль, что Мариночки нет, она только что куда-то вышла…»

— Что?! — Маринка тут же забыла про свои усталости и всемирные неудобства. — Так и сказал?

А ну дай телефон сюда!

— Ну или не совсем так, — уклончиво проговорила я, — он, кажется, сказал, что передает Мариночке привет.

Маринка смерила меня подозрительным взглядом.

— Да? — недоверчиво пробурчала она, потом, обдумав мои слова, махнула рукой. — Все шутишь!

И шутки у тебя дурацкие! Да, впрочем, на что способна, так и шутишь…

Дорога домой заняла гораздо больше времени, чем мне хотелось бы. Мне просто не терпелось попасть поскорее в ванну и спокойно попить чаю, сидя у себя на кухне. Природа — это хорошо, яхта на волнах — тоже неплохо, но всему знать меру — просто отлично.

Однако, когда мы приехали и пока я занималась разборкой вещей и быстрым обедом — нужно же было Виктора чаем напоить и накормить хоть каким-то бутербродом, — Маринка-швабра совсем без всяких угрызений совести завалилась в ванну и торчала там так долго, что я не выдержала и забарабанила в дверь:

— Ты там еще не утопилась?

— Не дождешься! — довольно ответила она. — А шампунь у тебя неплохой, спасибо.

— Лучше бы ты утопилась, — с безнадежностью помечтала я вслух, — это было бы раз и навсегда.

— Да скоро выйду, не суетись, — ответила Маринка, — что там на обед дают?

— Что сама приготовишь, то и съешь! — рявкнула я и ушла на кухню курить. Вот и приглашай в гости таких наглецов, в следующий раз из-за них и нормального человека поостережешься позвать, будешь думать, что он с таким же заскоком.

После Маринки ванну плотно оккупировала я, но, как оно всегда и бывает, даже в этой маленькой радости мне было отказано. Не успела вымыть голову, как в дверь забарабанили, и Маринкин голос объявил, что яичница готова, и если я сейчас же не выйду, то мне ничего не достанется.

— Ну и черт с ней! — сказала я.

— Виктор жарил! — сказала Маринка, продолжая барабанить.

— Скажи ему спасибо! — попросила я. — И перестань стучать! Я уже все поняла!

— А если поняла, то выходи быстрее, потому что Виктор без тебя не садится есть и я тоже не буду!

Ну то есть вы все поняли, да? Даже в своей квартире нет ни покоя, ни жизни. И вот живи тут в этих ужасающих условиях. Зато друзьями бог не обидел.

Я выползла из ванны, ступила на плиточный пол и только тут обнаружила, что Маринка сперла мой халат. Я села на край ванны и откровенно загрустила: ну что мне делать? Надевать то, в чем зашла, или заматываться в полотенце?

Переложив эти два варианта то так, то наоборот, я голову завернула в маленькое полотенце, сама завернулась в большое и вышла с гордым и независимым видом. И пошли вы все к черту!

Маринка, сидящая за кухонным столом на моем табурете, в моем халате, увидев меня, открыла свой рот и вытаращила свои наглые глаза.

— Оль! — простонала Маринка, бросая косой взгляд на Виктора. — Извини, я, кажется, взяла твой халат…

— Да ладно, — милостиво отозвалась я, — мне и так неплохо.

Мне-то было неплохо, а вот Маринке плохо едва не стало.

— Забирай халат, а я, уж так и быть, в полотенце похожу, — разыграла она очередную пантомиму — на этот раз героическую, однако в ответ получила от меня фигушки.

Я прошла, села на свое место, положила ногу на ногу, поправила на груди сползавшее полотенце и закурила. Вот так, а ты сиди в халате, швабра!

Обед прошел в замечательном молчании, и уже после того, как и яичница была подъедена, и кофе почти выпит, я закурила снова и взглянула на Маринку.

— Ну что? Чем займемся? — спросила она меня, косясь на мои полотенца.

— Как чем? — Я покачала ногой и сняла полотенце с головы. — Вот сейчас высушусь, и мы поедем в гости к нашему доброму знакомому. Угадай, к кому!

Маринке много времени не понадобилось, чтобы сообразить, что к чему.

— Это к которому? — спросила она. — Это к тому Сашке, которого Виктор к дереву привязал, а перед этим побил? Не надо нам этого!

— Почему это еще? — удивилась я. — А пусть он нам расскажет, какого черта он с Пузановым лазает. У Пузанова свой интерес есть, хоть и извращенческий, но есть, я это могу понять, а этот яхтсмен-твою-мать куда ввязался? Ему какое дело?

Хочу знать!

— Она хочет знать! — громогласно возмутилась Маринка. — Она хочет знать! А вот ты не думаешь, что этот Саша запросто мог и ласты склеить там во лесочке? А? Мы приедем, и все, адье-пока, пиши письма и перестукивайся через стену. Не поедем!

— Ты прекрати меня пугать, — сказала я, — прекрати немедленно! Наоборот, поедем и все узнаем! Если он точно крякнул, хотя и не должен был подложить нам такую свинью, то за нами бы уже приехали на желтой машинке с голубой полосочкой. Забыла про сторожа? Он-то уж нас точно описал, и по машине меня давно бы уже вычислили!

Вот так! Маринка открыла рот, чтобы что-то возразить мне по своей дурацкой привычке, не может она просто жить без возражений, но как раз в этот момент раздался звонок в дверь.

Мы так и замерли все, как в финальной сцене «Ревизора». Что же получается? Накаркала?

— Приплыли, — шепотом сказала Маринка, а Виктор встал со стула и выглянул в кухонное окно.

За ним поднялась и я. Во дворе, кроме моей «Лады», других машин не было.

— Арестовывать пешком не ходят! — сказала я не очень уверенно, но мне хотелось, чтобы прозвучало это веско, однако не получилось.

— Арестовывают по-всякому, — пробормотала Маринка и подергала Виктора за рукав:

— Не открывай!

Мы помолчали. Звонок повторился.

— Мы так громко разговаривали, что нас было слышно и не только на лестничной клетке. Не откроем — сломают дверь. А если это не менты, тогда про меня слухи пойдут неприличные. Я и так уже в доме не на самом лучшем счету.

Маринка куснула губы и бросила Виктору:

— Тогда иди открывай! Делать нечего.

Мы с Маринкой остались сидеть за столом и переглядываться, а Виктор вышел из-за стола и прошел в коридор. Посмотрев в дверной глазок, Виктор отпер дверь.

Я с напряжением вслушалась в донесшийся до меня голос моей соседки. Виктор что-то ей ответил и запер дверь. Вернувшись, он поморщился.

Маринка, внимательно следившая за его лицом, кивнула и сказала:

— Ясно.

— Что? — не поняла я. — Переведи!

— Да ерунда какая-то, — небрежно сказала Маринка. — Наверное, ее залили и она спрашивает, не от тебя ли.

Я посмотрела на Виктора, он кивнул.

Нет, все-таки эти двое созданы друг для друга.

Я бы так сразу и не раскусила значение мимики Виктора, а Маринке ничего — без проблем.

Наступил ранний вечер, мы с Маринкой восстановили неувядающую красоту, снова переругались из-за погоды и из-за того, что надеть, потом снова помирились и вышли на улицу.

Погода стояла средняя. Не было ни жарко, ни прохладно, так, вечерняя теплынь с легким теплым ветерком, от которого только приятнее становится бродить по вечернему городу.

Эпопея с пиратскими нападениями и захватами кораблей, абордажами и взятием заложников прошла, и уже казалось, что это было давно. Так давно, что вспоминались какие-то мелкие подробности не сразу, словно выискивались они из глубин памяти, словно не сегодня еще утром Маринка воровала кильку, а я добывала адрес пузановского подельника, а Виктор «найтовил», «отдавал концы» и занимался еще какими-то сложными глупостями, если верить Маринкиным интертрепациям. Пардон, я хотела сказать интертре… ну, в общем, и так ясно.

Дом, в котором жил интересующий нас Саша (про него мы твердо знали только то, что он негодяй и скотина, но это не в счет), стоял, как и показывал дедуля-рыболов, «так», то есть торцом к рынку — проезда к подъездам не было.

Мешали проезду с одной стороны поставленный коммерческий ларек, а с другой — за каким-то чертом воткнутая милицейская будка. Оба этих несложных архитектурных сооружения так заузили асфальтированную дорогу, что проехать можно было бы только на детской коляске или на детском же велике. На «Ладе» пути сюда были заказаны.

Нам пришлось проехать по все той же улице Чапаева чуть дальше нужного дома и «пришвартовать» «Ладу» рядом со входом в какой-то обойный магазинчик.

— Ну что? Мы все вместе пройдем или как? — спросила меня Маринка, намекая, что сходить я смогу и сама, а она меня здесь с радостью и подождет.

Виктор, не дожидаясь моих ответных слов, вынул ключ из зажигания и вышел из машины.

— Что он сказал? — улыбнулась я.

Маринка сопнула носом и молча стала вылезать из машины.

Нет, блин, идеальная пара все-таки получилась бы! Как бы мне их того…

Мы подошли к дому и, задрав головы, посмотрели на тарелку спутниковой антенны на балконе третьего этажа. Прикинув по планировке, я поняла, что Саша жил в квартире третьего этажа сразу направо. Особого умища, чтобы сообразить это, конечно, не нужно было. Мы друг с другом даже не перекинулись ни словом, для того чтобы решить, что делать дальше, просто молча направились к подъезду.

Подъезд на удивление оказался темным и грязным.

Мы поднялись на лифте на четвертый этаж, затем спустились на третий, подкрались к двери в квартиру и прислушались. Из-за двери доносился знакомый, уже слышанный мною минувшей ночью мужской голос:

— Давай быстрее! Это дело серьезное, и мне опаздывать никак нельзя, не поймут!

Саша был жив, что оказалось приятной новостью, и куда-то торопился идти, что оказалось новостью очень интересной. Еще было ясно, что Саша не один, А вот этот момент откладывал нашу с ним встречу на неопределенный период.

— Он уходит! — прошептала я и, зажав Маринкину руку, на цыпочках повела ее наверх.

Виктор так же неслышно проследовал за мною, а Маринка умудрилась споткнуться на первой же ступеньке и, презрительно сплюнув, пошла обычной походкой.

— Вот вам всем! — гордо заявила она.

Я не стала размениваться на мелкие скандалы и вовремя отпрянула ближе к стене, когда услышала, что дверь Сашиной квартиры отпирается.

— Это опасно? — спросил женский голос.

Судя по звукам, из квартиры вышли двое: мужчина и женщина. Мы стояли на лестничной площадке выше третьего этажа и не рисковали выглядывать: пусть Саша считает, что мы о нем понятия не имеем, тогда с ним легче будет управиться.

— А ты как думаешь? — Саша запер дверь и подошел со своей женщиной к лифту. — Всякое может случиться, этих корсаков ведь не поймешь, дикари-с!

Лифт приехал, Саша с женщиной вошли в него и спустились вниз. Нам было слышно, как они вышли, негромко разговаривая. Из окна на лестничной площадке было хорошо видно, что они расстались перед подъездом. Саша пошел налево к рынку, а женщина — направо. — Ее мне не удалось рассмотреть подробно. Я увидела только длинные светлые волосы, опущенные на плечи. Одета она была в приятный светло-серый костюм.

Выждав, когда Саша ушел со двора, мы тоже спустились вниз и пошли в том же направлении.

Саша неторопливо спускался вниз по Чапаевской, и так же неторопливо, в прогулочном темпе и неспешным аллюром, брели и мы с Маринкой.

Виктор на этот раз шел сзади. Не всегда же ему быть в авангарде.

Мы оказались около «Лады», сели в нее, а Саша все шел пешком. Не желая засвечиваться — ведь Саша знал не только нас всех в лицо, но, скорее всего, имел уже понятие и о моей машине, — Виктор повел — Ладу" параллельной улицей.

Через квартал мы снова въехали на Чапаевскую. Саша в это время подходил к автостоянке.

Зайдя в ворота, он вскоре выехал с нее на бежевой «десятке». Нам удалось хорошо разглядеть, как он садился в эту машину, поэтому сомнений больше не возникало: это именно он следил за мной вместе с Колей Пузановым вчера в городе.

Это открытие радовало. Хоть многое еще и оставалось непонятным, но количество загадок уменьшилось.

— Ну вот ты и попался, голубчик, — пробормотала я, — теперь уже нет сомнений, что это точно ты!

Виктор повел «Ладу» за «десяткой», стараясь держаться подальше от нее и прикрываться, по возможности, впереди идущими автомобилями.

— Осталось только узнать, зачем ты ему понадобилась, — сказала Маринка. — Ну вот теперь при свете ты его рассмотрела, так ты его знаешь?

— Не-а, — ответила я, — не могу сказать, что впервые вижу, вчера я его уже видела, но не разглядела, и все равно этот парниша мне абсолютно незнаком.

— Ну-ну, — хмыкнула Маринка, — какая романтика! Незнакомый мужчина преследует нашу Ольгу Юрьевну! Черт возьми!

— Что же тут романтического! — недовольно сказала я. — Если бы он цветы дарил и серенады пел под окнами, а то по головке настучать хочет, и неизвестно, зачем ему-то это нужно! С Пузановым ясно. А этот ради чего старается?

— А может быть, он родственник! — предположила Маринка.

— Чей? — не поняла я. — У Пузанова родственников нет.

— Родственник Юльки Пузановой, — сказала Маринка, — брат или еще кто-нибудь.

— На вендетту намекаешь? — я поежилась. — Это не наш народный стиль. Что-то здесь не то.

«Десятка» шла ровно, видимо, наш преследуемый не подозревал о слежке или не слишком спешил на свою встречу. Пока можно было понять, что ехал он в направлении политехнического университета и находящейся за ним Ягодной поляны.

После того как мы проехали университет, цель поездки Саши не оставляла сомнений.

— Ты только посмотри, — с сарказмом произнесла Маринка, — а ведь ему понравилось на природе, похоже, мальчик желает повторений! Сам приключений ищет, мазохист.

— Судя по публикациям в нашей родной газете, — нудновато, зато умно сказала я, — Ягодная поляна является одним из любимых мест забивания стрелок у наших братков. Как бы нам не попасть, куда не хотелось бы.

— Виктор, отставай от него! — крикнула Маринка и заерзала на сиденье. — Стрелки, — фыркнула она и с беспокойством стала всматриваться в пейзажи за окном.

Наконец показались пригородные посадки, пыльные и нечастые, упрямо называемые в народе лесом. Все понимают, что если тут и был лес, то во времена Чингиз-хана, а после него вот уже более семисот лет здесь не лес, а редкая, постоянно вырубаемая поросль, но жители окрестных микрорайонов все равно называют эту местность лесом, и ничего с этим уже не поделаешь.

«Десятка» по асфальтированной дороге доехала до леса и свернула на грунтовку, уходящую в самую глубь леса. Виктор доехал до поворота на грунтовку и остановил «Ладу».

— Ты думаешь, там может быть засада? — спросила я.

Маринка дернулась, закрутила головой, но промолчала. Виктор вышел из машины и прошел по грунтовке вперед на несколько десятков метров Вернулся он бегом и сразу же прыгнул за руль.

— Засада?! — заорала Маринка, но Виктор только бросил на нее один взгляд через зеркало заднего вида, Маринка отвернулась к окну, и мы поехали вперед.

Я покачала головой. Только что разыгравшаяся ситуация напомнила мне один момент из знаменитой книжки Носова «Незнайка в Солнечном городе». Помнится, когда Незнайка, засунув в рот волшебную палочку, полез спасать Пачкулю, выпавшего из автомобиля, а Кнопочка ему мешала, тогда Незнайка так сверкнул на нее глазами, что она сразу же его поняла: «Помоги, ах ты, мартышка!»

В данной ситуации вместо слова «помоги'» должно было бы прозвучать «замолчи!» — и дальше идут слова Незнайки.

Самое смешное, что все это было весьма похоже на правду, и Маринка прекрасно Виктора поняла!

Я их точно переженю, если только… Да, точно, не буду я их женить, она его недостойна. Виктор достоин лучшей партии, если только эта лучшая партия не найдет…

«Лада» подпрыгнула на кочке, и вместе с машиной подпрыгнула и я. Все мои глубокие размышления прервались прозой жизни. Я посмотрела вперед.

Виктор выключил фары. Еще не стемнело, но все равно он это сделал правильно, я сама замечала, как в предвечерних сумерках машина с незажженными фарами менее заметна, чем та, которая старательно освещает все вокруг себя. А мы все же вели слежку.

Грунтовка свернула вправо, потом влево, и мы уже ехали по самому лесу. Не знаю, как Маринка, а я чувствовала себя не очень уютно: ехать по нормальной дороге в городе было бы поспокойней.

Впереди мелькнула бежевая задница «десятки» и исчезла за поворотом. Виктор поехал медленнее.

Вскоре дорога вышла из леса на несколько десятков метров и снова завернула в него, но Виктор решил, что больше углубляться в лес не имеет смысла. Думаю, он был прав. Я знала эту дорогу: дальше она, петляя по лесу, выходила к дачным поселкам и, пробегая по ним, делала петлю и опять втекала в саму себя.

Виктор снова вышел и, побродив по лесу, вернулся с новостью, что впереди, приблизительно в двадцати пяти — тридцати метрах, стоит «десятка», но Саши в ней нет. Оставив машину, он пошел в лес пешком.

— Пройдемся? — спросила я у Маринки, надеясь на трусливый отказ, но вот тут-то я и просчиталась. Умеет Мариночка иной раз так удивить, что даже неинтересно становится.

— Обязательно пойдем! — азартно поддержала мое неосторожное предложение Маринка. — Давайте быстрее, а то уйдет! Не успеем!

Она вышла из «Лады» и прошла три шага по дороге в лес. Дальше идти в одиночестве она не решилась.

Мыс Виктором вышли практически одновременно. Виктор запер машину, положил ключи в карман, и мы подошли к Маринке.

— Ох, нехорошее у меня предчувствие, — проговорила я, — лучше немного подождать. Черт с ним, пошатается по лесу и обратно вернется.

— Нечего ждать! Ты ничего не понимаешь, — загорячилась Маринка, — он, может, там клад закапывает! Он понял, что оказался под колпаком у нас, и спешит спрятать ценности, потому что боится обысков!

— Какие ценности? — спросила я. — Мы ничего про него не знаем! Мы даже не знаем, на своей ли машине он катается! И, кроме того, у него с собою не было ничего похожего ни на мешок, ни на чемодан. Какой клад?

— Тогда он будет выкапывать! — не унималась Маринка.

— Ну и пусть себе выкапывает, — инфантильно произнесла я, — все равно в машину принесет.

Нам и ходить никуда не нужно будет.

Маринка раздраженно топнула ногой и крикнула:

— Как ты не понимаешь, Оль, он же не все выкопает, часть оставит! А нам не скажет! Пошли, что ли! — Она схватила Виктора за руку и насильно потащила его вперед. Виктор пошел. Мне ничего не оставалось делать, как пойти за ними следом и уговаривать себя, что вечерняя прогулка по лесу еще никому вреда не приносила.

Мы дошли до пустой «десятки», стоящей среди деревьев в стороне от дороги, и, сперва оглядевшись по сторонам, заглянули в нее. В машине действительно никого не было.

— Ну и куда он делся? — спросила я у Маринки, адресуя свой вопрос, конечно же, больше Виктору, чем ей.

— В лес пошел! — сказала Маринка. — Это же очевидно!

— Как ты думаешь, куда? — спросила я у Виктора.

Виктор пожал плечами и пошел вправо от «десятки». Возможно, он был прав, а может, и нет. Дорога оставалась сзади. Слева лес был редкий, сюда близко подходили дачи. Справа дач не было, и лес становился гуще. Там же находилась и поляна, на которой обычно забивались стрелки. Только вот имеет ли отношение «наш» Саша к подобным мероприятиям — вот в чем вопрос. У него могли быть дела как на дачах, так и на поляне, и нам нужно было выбрать какое-то одно направление. Как вы видели, Виктор, долго не рассуждая, пошел вправо, и, как минимум, мы с Маринкой были избавлены от очередной разборки между собой. В любом случае, выбор был сделан не нами. И мы охотно с этим смирились.

Мы прошли лес, петляя между деревьями и кустарниками, наверное, с десяток метров, надеясь прийти к потерянному Саше. И действительно пришли.

Большая поляна, о которой я только что говорила, оказалась ближе, чем я думала. Через нечастые деревья вокруг нее мы сначала заметили какой-то блеск, потом группки людей. Здесь явно, как я и предсказала, сама не зная этого, происходила встреча.

На поляне на противоположных сторонах расположились четыре автомобиля с открытыми дверцами. Вокруг автомобилей неподвижными статуями стояли в общей сложности около двадцати человек. Все они внимательно смотрели в центр поляны. А в центре шел бурный разговор между знакомым уже нам толстым Крамером и высоким худым мужчиной среднеазиатской наружности. Он был то ли казахом, то ли киргизом. Смотрелся собеседник Крамера гораздо приятнее нашего толстого фирмача. Он был одет в очень хорошо на нем сидевший серый костюм, галстук был подобран очень стильный, и вообще он мне понравился.

Опять же в сравнении с Крамером. Этот мерзкий боров, наверное, никому не мог нравиться. Слишком противный.

Переговоры в центре поляны уже подходили к финишу. Резкие крики обоих вожаков явно показывали, что дело пахло жареным. Не знаю, как Маринка, а я почувствовала это очень хорошо и сразу.

— Пора драпать, — прошептала я, как только расслышала фразу, прорявканную Крамером, что «это западло и за такое дело мочить нужно наглухо».

— Давно уже пора, — еле слышно прошептала Маринка.

Мы развернулись и, стараясь идти как можно медленнее и бесшумнее, чтобы нас, не дай бог, не заметили, стали уходить от этого опасного места.

Я уже успела раза четыре пожалеть, что вообще сюда приехала, как началось как раз то, чего мы и опасались.

Боссы не договорились. Не знаю, какой сигнал они дали своим бойцам, да только, как мне показалось, словно по обшей команде «пли», на лес обрушился целый водопад выстрелов. Такое звуковое оформление я слыхала только в фильмах про войну.

Стреляли, кажется, из всего, из чего только можно, кроме установки «град».

Ни я, ни Маринка, уже не выбирая дороги, даже не побежали, а бросились бежать куда глаза глядят, а так получилось, что глядели они у нас в разные стороны. Маринка рванула влево, я — вправо. Несчастный Виктор в одну секунду принял вернейшее решение: он схватил меня за руку и потащил к метущейся между деревьями Маринке.

Мы ее настигли не сразу, а когда все-таки поймали, то она не сразу далась. Маринка так увлеклась своим кроссом, что не сразу сообразила, кто ее схватил за руку.

— Пусти! — завизжала она, когда Виктор сперва поймал ее за плечо, а потом резко развернул к себе. Она обернулась и взмахнула рукой, одновременно умудрившись еще и лягнуть Виктора ногой. Наш замечательный Виктор выдержал все: и удар и пинок. Он не отпустил Маринку, а вцепился ей в руку так же, как и мне, и поволок за собой к дороге.

Мы выскочили на грунтовку не там, где оставили «Ладу», а где-то в другом месте. Я и не думала никогда, что за такое короткое время можно и заблудиться, и убежать так далеко.

Остановившись на дороге, мы отдышались.

Самое удивительное, что я зачем-то прихватила с собою сумку, когда покидала «Ладу», и вот сейчас умудрилась ее не потерять. Вот ведь как бывает.

Стрельба тем временем закончилась внезапно и резко, словно неизвестный режиссер одним мановением приказал выключить звук.

Тяжело дыша, мы постояли на дороге и прикинули, где же может быть моя машина, и как всегда мнения разделились, и снова мы доверились Виктору.

Виктор не стал изобретать велосипед, а просто повел нас по дороге по направлению к городу.

После первого же поворота мы увидели стоящую на дороге машину — черную «БМВ».

— Я не пойду, — вдруг заупрямилась Маринка.

— Это еще почему? — не поняла я.

— А вдруг там бандиты? — Маринка испуганно смотрела на нас с Виктором, и я поняла, что если ее сейчас дернуть и потащить, то с ней случится истерика, она начнет вырываться, орать и, кто ее знает, сможет, наверное, и укусить. Маринка, когда она не в себе, просто страшной становится, ужи-то знаю такие дела.

— Если бы там были бандиты, они или давно бы уехали, или сейчас находятся там, где и все остальные, — очень медленно и очень доходчиво сказала я, стараясь и говорить понежней, и выглядеть поласковей. Лишь бы у Маринки не замкнуло.

— На поляне? — повторила мой довод Маринка.

— А где же еще? — спросила я, предлагая ей тему для дискуссии.

— Умная ты, — вздохнула Маринка, заметно успокаиваясь, — а почему же она не уезжает? Что же, не слышно было стрельбы?

— Значит, там никого нет, — рассердилась я, — а если кто и есть, то он глухой. Пошли, не до утра же нам здесь стоять. А то еще сейчас, не дай бог, посыпятся из леса недобитые братки, вот тогда точно неинтересно станет.

Последний мой довод убедил Маринку больше, чем предыдущие, и она подала Виктору руку.

Мы быстрым шагом пошли к «БМВ», всматриваясь в ее в салон. Там было темно, и сквозь тонированное заднее стекло нельзя было разобрать, пустая машина или нет.

Проходя уже мимо машины, я увидела, что переднее левое стекло опущено и за рулем «БМВ» сидит молодая женщина с волосами, забранными наверх. Мы с ней переглянулись и взаимно отвели глаза.

В эту секунду позади нас раздался крик.

Я обернулась. Из-за дальних деревьев к нам бежал, прихрамывая и припадая на ногу, какой-то человек. Я понятия не имела, кто бы это мог быть.

Но не Саша — это точно. Саша был и ростом повыше, и не такой жирный…

— Толстый, — сказала Маринка, прикладывая ко лбу ладонь, для лучшей видимости, надо понимать, наподобие Ильи Муромца с известной картины Васнецова.

— Кто это? — спросила я у Виктора. — Мы его знаем?

В этот момент хлопнула дверь «БМВ», и на дорогу выскочила женщина, сидевшая до этого в машине. Она замерла, на секунду приняв то же положение, что и Маринка, и, тихо охнув, побежала навстречу этому толстяку.

Мужчина тем временем упал, неудачно попытавшись преодолеть неглубокую канавку в полтора прыжка. Разумеется, у него это не получилось.

Бежавшая к нему женщина тоже споткнулась несколько раз о кочки, но добежала все-таки до мужчины и потянула его за руку, но он только размахивал свободной рукой и не вставал. Возможно, вывихнул ногу или потянул мыщцы.

Мы втроем в это время оказались в довольно-таки дурацком положении или, правильнее будет сказать, не в дурацком, а в двусмысленном. Уходить дальше по дороге в поисках своей машины было как-то неудобно, предлагать свою помощь тоже не очень хотелось: ведь только что в лесу закончилась разборка с выстрелами и наверняка с жертвами. Кто же знает этого толстяка, а вдруг он будет недоволен, что мы увидели его лицо и впоследствии сможем опознать. Одним словом, понятно, почему наше положение я назвала двусмысленным.

— Что делать будем? — пробормотала Маринка, разглядывая, как несчастная женщина из «БМВ» борется со своим непокорным мужчиной.

Однако в эту секунду решение как бы пришло само.

— Помогите! — крикнула женщина, обращаясь явно к нам. Ничего не оставалось делать, как бежать к ней.

Стрельба тем временем в лесу возобновилась, но вторая попытка была намного слабее первой.

Раздались еще один или два одиночных выстрела, и все стихло окончательно. На смену звукам выстрелов пришли рычания моторов. Боевые дружины разъезжались зализывать раны и сочинять планы мести.

Мы подобрались к парочке, преодолевающей канаву, и вот теперь-то я разглядела, что мужчиной, толстым и низкорослым, был наш неприятный знакомец по фамилии Крамер.

Раньше бы догадаться, но я даже представить себе не могла, что такой наглый предводитель целой толпы охранников вдруг останется один и будет спасаться бегством, как заяц. А армия его где? Получается, что тоже разбежалась? Ну и вояки. куда же они тогда лезли с такой моральной подготовкой?

Это им не над девушками глумиться…

Виктор подбежал первым, как оно и должно всегда быть, все-таки он настоящий мужчина, не как некоторые. Он приподнял расползающегося, как желе, Крамера за одно плечо, женщина в это время уцепилась за второе — и самый главный скат из «Ската» встал вместо четырех конечностей на две, как и положено стоять нормальным людям Толстую ряху Крамера перекосила гримаса боли, он, наверное, здорово ударился, падая в канаву, или уже был немного подранен еще до своею падения.

Однако, несмотря на боль, Крамер шустро обежал нас всех взглядом и сморщился еще больше.

— Опять вы? — простонал он, приподнимая левую ногу и сгибая ее в колене.

— Увы, — призналась я, — но не волнуйтесь, сейчас я просить интервью не буду.

— Вы и тогда не просили, — попробовал улыбнуться Крамер, но вместо улыбки у него вышла еще одна гримаса.

Женщина подозрительно взглянула на меня, но сразу же обратилась к Крамеру:

— Котик, котик, тебе очень больно?

— Мне будет очень больно, если я отсюда быстро не уеду, — отрывисто ответил «котик» и шагнул вперед. Левая нога у него при этом подогнулась, и Крамер еще раз чуть не упал. И снова удержать его смог только Виктор.

 

Глава 7

Лариса, жена Крамера, с которой мы познакомились во время транспортировки ее необъятного мужа к «БМВ», оказалась дамой немножко нервной, если можно так выразиться, но это если говорить мягко.

Через минуту после того, как мы присоединились к этой парочке, она начала осыпать мужа такими изысканными ругательствами, что я сначала опешила, а потом с интересом стала прислушиваться. Оказалось, что половины выражений я даже и не знаю, а второй половины — почти не понимаю.

Всякие там слова вроде «козла», «сволочи» и «лоха» плюс матерные наборы из известного пятикоренного сборника были знакомы и известны, но, извините меня, как понимать идиому «вертушка от сортира»?

Не вру, честно, я чувствовала себя немножко иностранкой. Маринка, как я заметила, тоже, но еще я заметила, что эта швабра тихо шевелит губами, как бы стараясь запомнить получше самые залихватские из оборотов.

Сам Крамер на этом вербальном фоне выглядел беднее своей супруги. Он упорно и монотонно посылал ее по одному и тому же адресу, но она совершенно не обращала внимания на такую ерунду.

Словно это и не муж ее посылал, а так, птичка на веточке чирикала что-то неразборчивое.

Короче говоря, дама просто немного понервничала и сейчас рассказывала о своих переживаниях в изысканной форме.

Как только мы уложили Крамера на заднее сиденье «БМВ», тут же Ларису затрясло, она швырнула наземь свои очки, моментально разбившиеся, и закричала:

— А если бы я не поехала сюда? А если бы не поехала, и что было бы?! Да ты бы сдох, урод жирный, сдох бы, не доползя до дороги! А если бы дополз, то упал бы, как гвоздь беременный, разлегся бы здесь глистой вонючей и сознание бы потерял, и тебя какой-нибудь твой бы недоебок и переехал бы! И правильно бы сделал! Господи, за что мне все это! У всех мужья как мужья, только у меня одной, несчастной, такой мешок дерьма, как ты, морда очкастая!

Маринка, повернувшись ко мне и шевеля только уголком рта, пробормотала:

— А у некоторых и вообще никаких мужей нету.

Лариса же без передыху продолжала:

— А ведь обещал, обещал же, клялся, что никогда! Никогда! И сегодня что ты мне сказал? Что ты мне сказал, я спрашиваю, бублик сраный? Не молчи! Ты еще не сдох? Не сдох еще, будка ты понтовая, лысый гад!

Крамер, запрокинув голову на подголовник сиденья, закрыл глаза и приоткрыл рот. Ему было тяжело дышать, он захрипел и закашлялся.

— Господи, Гена, пупсик, пупсик, что с тобой?! — Лариса наклонилась над Крамером и начала его целовать. — Пупсик, мальчик мой бедненький, тебе очень плохо? Да? Плохо тебе, сука, я спрашиваю?! Ты почему рожу от меня отворачиваешь?! Видеть меня не хочешь?! Да я сама век бы тебя не видела!..

— Его нужно отвезти в больницу! — сказал Маринка. — Вы же видите, у него что-то с ногой. Кровь течет!

Лариса не слышала, она то целовала Крамера, то била его ладонями по щекам и кулаками по груди, крича:

— Гена! Гена, ты меня слышишь? Что с тобою?

Господи, что с ним? Только не умирай, пожалуйста, что я буду без тебя делать?!

Мы с Маринкой переглянулись.

— А что мы делать будем? — тихо спросила у меня Маринка.

— А что делать? — ответила я. — Нужно везти их обоих в больницу. Его — к хирургу, а ее — к невропатологу.

— Лариса, — я дотронулась до плеча беснующейся жены Крамера, — ехать нужно, а то Геннадию Петровичу, кажется, становится хуже.

— Да, да, да, — вздрагивая всем телом, пробормотала она и дрожащими руками поправила на себе юбку, — надо, надо ехать.

Она вылезла из салона, распрямилась, провела рукой по лицу и недоуменно уставилась на растоптанные остатки своих очков.

— Ну вот, — проговорила она и повернулась к Крамеру, — ты во всем виноват, сучара бацильная!

Из-за тебя вон и очки разбились! Как я теперь машину поведу?! Ты же знаешь, что я не вижу без очков!

Лариса гневно топнула ногой и заплакала, всхлипывая, как маленькая девочка.

— Послушайте, Лариса, — сказала я, — может быть, вы позволите мне сесть за руль, кажется, вы сейчас не в форме.

— Я не в форме, как замуж вышла за тварь эту жирную, — всхлипнула Лариса, подняла голову и сказала:

— Садись.

Делать было нечего, как говорится, назвался груздем, полезай, куда назвался.

Я села за руль, Маринка рядом со мною, Виктор устроился на заднем сиденье вместе с Крамером и Ларисой. С мгновенье поколебавшись, я нажала на педаль.

Ну что сказать, «БМВ» — это, конечно же, не «Лада», хотя я и честная патриотка родного Отечества. Впечатление от разницы было сильным, и только через несколько минут я вспомнила, что нужно, наверное, стыдиться — вон моя «ладушка» стоит одна-одинешенька впереди на дороге, а я так легко променяла ее на импортное чудовище.

Я проехала «Ладу» и остановилась.

— Зачем вы остановились? — истерично закричала сзади Лариса. — Зачем вы остановились?

— Это моя машина, Лариса, — стараясь говорить четко и спокойно, сказала я, — Виктор ее поведет за нами. Все нормально.

— Ваша машина?! Все нормально?! — закричала Лариса, стуча ногами в спинку моего сиденья. — У меня муж умирает, а вы тут какие-то свои вопросы решаете!

Я промолчала и повернулась к Виктору. Он кивком показал мне на дорогу. Я обернулась. Навстречу нам ехали две милицейские машины. Одна из них, первая, промчалась мимо, а вторая остановилась рядом с «БМВ». Лариса замолчала и затаилась. Затаился, как мне показалось, и Крамер, он даже стал тише хрипеть.

Из машины вышли два милиционера в форме омоновцев и сперва внимательно посмотрели на мою «Ладу», затем подошли к нам.

Первый из них приложил руку к кепи, что-то пробормотал скороговоркой и попросил документы.

— А в чем дело? — возмутилась Маринка.

— Товарищи просят, нужно, значит, показать, — миролюбиво сказала я и вынула из сумки свое редакционное удостоверение.

— А ты откуда знаешь, что это милиция?! — закричала Маринка. — А даже пусть и милиция, мы что же, похожи на чикатил каких-то там?

Я передала удостоверение ближайшему омоновцу, тот его полистал, сравнил оригинал с фотографией и вернул мне удостоверение.

— А что произошло? — по-доброму спросила я, доставая из сумки диктофон. — Вы ехали на задание и вас вызвали по рации или же сразу дали команду в отделе? А какая ориентировка?

— Подожди! — остановила меня Маринка и, высунувшись из машины, оглядела обоих омоновцев. — Значит, давай так, диктую: рядом с нашей машиной остановилась машина милиции с номером 285. Из нее вышли двое сотрудников ОМОНа и подошли. Они вежливо представились, эти молодые спортивные ребята с хорошими простыми лицами настоящих боевых мужчин, и ближайший из них… — Маринка замолчала, махнула мне рукой, я выключила диктофон, и она быстро и требовательно спросила:

— Как ваша фамилия? Еще раз назовитесь, пожалуйста! Ну скорее!

Омоновцы переглянулись, молча повернулись и направились к своей машине.

— Подождите! — крикнула Маринка, выхватила у меня диктофон и полезла из «БМВ», размахивая руками. — Подождите! Я же делаю материал!

Омоновцы даже не обернулись, они запрыгнули в свою тачку и уехали.

— Вот тебе и простые лица у боевых мужчин, — проворчала я, — как ты там сказала?

— Да хамы! — крикнула Маринка. — Хамы и все!

Она обиженно засопела и вдруг просветлела лицом.

— Виктор! — сказала она. — А ты почему все еще здесь? Пошли, пошли, Оля отдает нам свою машину!

Маринка выскочила из «БМВ» и запрыгала в нетерпении, ожидая выходящего из машины Виктора. Вцепившись ему в руку и повиснув на ней, Маринка повлеклась с Виктором к моей «Ладе».

Вот уже в который раз собственными очами, прошу прощения за выражение, вижу, как моя собственная порядочность и отзывчивость сажают меня в лужу.

Есть в мире справедливость? Ни фига! Даже не ночевала!

Не дожидаясь, пока Виктор заведет «Ладу», я пустила вперед своего — пока! — черного мустанга и, покусывая губы, спросила у Ларисы, поймав ее взгляд в зеркале заднего вида:

— Вы выбрали больницу, в которую едем, или вам все равно?

— Не все равно! — сказала Лариса. — У нас есть свой домашний врач, я сейчас скажу вам адрес.

Сейчас вспомню. — Лариса закрыла лицо руками и тут же отняла руки. — Нет, не вспомню. Езжайте, я вам покажу, это просто. Это недалеко от… — Она задумалась и защелкала пальцами, стараясь вспомнить.

Я через зеркало заднего обзора видела, как моя «Лада», управляемая Виктором, плотно села мне на хвост, как ведомый истребитель за ведущим асом.

Маринка, сидя на переднем сиденье рядом с Виктором, что-то рассказывала ему, я видела это по жестикуляции, но нужно знать Виктора так, как знаю его я. Ему можно рассказывать все что угодно, да и показывать тоже, и никогда не будешь в полной уверенности, что он слышал и видел. Уникум. Да и что интересного может рассказать Маринка? Опять про какие-то свои переживания или вещие сны. Я еще не рассказывала, как она однажды ухайдокала всех нас своими пророческими сновидениями? Так это целая песня…

Лариса продолжала щелкать пальцами, а адрес врача все никак не вспоминался.

— Городской парк, — прохрипел Крамер, приоткрывая глаза.

— Заткнись, идиот! — рявкнула на него Лариса. — Ты не видишь, что ли, скотина, что я думаю, тварь безмозглая? Значит, так, Оль, подкатывай к городскому парку, а там я тебе покажу. Там стоят два новых дома, мажорные такие, как жопа страуса, он во втором живет, рядом с прудом.

Лариса вдруг весело рассмеялась, снова ударив ногой в спинку моего сиденья, извинилась и сказала:

— А ты помнишь этот анекдот про пруд? Нет?

Так я расскажу. Короче…

Навстречу нам стали попадаться автомобили, и я прижалась вправо, очень боясь оцарапать чужую «БМВ». Она была шире и длиннее моей «ладушки», ориентировалась я плохо, плохо чувствовала ее габариты.

Избежав, как мне показалось, неминуемого столкновения, я снова вслушалась в Ларисины слова. Анекдот уже заканчивался.

— Она, значит, спрашивает: а где у вас пруд?

А он отвечает: где поймают, там и прут! Поняла, Оль, поняла? — Лариса очень весело и искренне засмеялась и повторила:

— Где поймают, там и прут! — Оборвав свой смех, она повернулась к Крамеру и погладила его по щеке. — Вот тебя и поймали, пупсик, и поперли. Не хера было ехать на эту стрелку, сколько раз тебе говорила: не связывайся с казахами! Не связывайся! Что тебе, кретин, наших лохов мало?

Я ехала к городскому парку, поняв только, что мне нужно подъехать к нему со стороны Чернышевской улицы, и что там говорила Лариса мне и своему лысому пупсику, я не слушала. Эта сладкая парочка мне была неприятна в любой комплектации: и Лариса с Геной, и Гена с Ларисой.

Я знала приблизительно направление и дальше уже не слушала. В одну единицу времени нужно давать одну единицу информации, а то получается что-то слишком уж насыщенно: анекдоты невкусные какие-то, реплики сомнительного характера…

Новый четырехэтажный дом, обложенный отделочным кирпичом, с металлической крышей под черепицу, я нашла сразу. В этом районе ничего подобного больше не было, так что ошибиться смог бы только совершенно слепой, но не я, по общему смыслу своей работы весьма неплохо знающая наш город..

Я подкатила к высокому подъезду дома и остановилась с разворотом, думая, что сейчас Геннадия Петровича придется выводить под белы рученьки на свет божий. Полминуты спустя рядом с «БМВ» остановилась моя «Лада», и из нее тут же вышла Маринка.

— Приехали, что ли? — спросила она, поглядывая на дом. — Да-а, это невралгический диспансер? Ну главврач дает! Где же он таких спонсоровто набрал?

Я тоже вышла из «БМВ» и закурила. Посмотрев еще раз на машинку, которая только что так славно и беспрекословно выполняла мои приказы, я поняла, что больше ездить на ней не хочу. Вот когда у меня самой будет такая же, во г тогда и посмотрим, а сейчас…

Лариса распахнула дверь, выставила ноги наружу, но выходить не стала, а позвонила по сотовому телефону и громко переговорила с кем-то.

Как я заметила, ругани теперь в ее словах было мало.

Вероятно, ее специфический вербальный набор предназначался только для любимого мужа. Я с ней была согласна, как мало я ни знала Крамера, но, по моим наблюдениям, никакого другого обращения эта свинья и не заслуживала.

Через минуту или чуть больше — я даже до половины не успела докурить свою сигарету, а Маринка мне еще не все рассказала про дорогу и свои впечатления от нее, как будто я ехала каким-то другим путем, — распахнулась дверь дома, и по ступенькам крыльца быстро сбежал худощавый лысоватый мужчина с истерзанным алкоголем лицом.

Он что-то быстро дожевывал, поправляя на себе брюки. За ним так же быстро спускался молодой длинноволосый парень с серьгой с правом ухе.

— Ну давай, давай, эскулап, — Лариса застучала каблучками по асфальту, — долго ты, долго!

— Я осмотрю прямо здесь, — сказал эскулап, подходя к «БМВ».

— Как здесь? — вскрикнула Лариса, выскакивая из машины. — Как это здесь?! Давай забирай его в свою живодерню, а то он у меня уже ласты склеивает!

— Спокойно, спокойно, Лорик, — врач фамильярно хлопнул Ларису по заднице и отдернул в сторону, — не путайся под ногами. Я решу, нужно ли его везти в больницу или можно будет сделать все в домашних условиях.

Врач шустро забрался в салон «БМВ» и, наклонившись над Крамером, прощупал пульс, потом задал несколько вопросов.

Крамер отвечал ему громким хриплым шепотом. Затем врач пощупал левую ногу Крамера тот застонал.

Выскочив наружу, врач шмыгнул носом.

— Все ясно, Лорик, придется ехать, — сказал он и, обежав машину, опустился на заднее сиденье рядом с Крамером. — Поехали, Лорик, и дай-ка мне мобилу, я приказы прогавкаю! А ты, Цыпочка, — врач обратился к волосатому парню, покусывающему губы в стороне и не сводящему глаз с Виктора, — марш домой и приготовь что-нибудь пожрать. К одиннадцати.

— Я буду тебя ждать, Костик, — сказал парень, махнув ресницами.

— Еще бы, — проворчал врач и крикнул Ларисе:

— Ну ты, что там телишься, Лорик, запрягай, а то Гена точно крякнет, и кому ты будешь нужна?

— Пошел на х…. дурак, — равнодушно произнесла Лариса и повернулась ко мне:

— Оль, не отвезешь еще нас и в больничку? Это областная, здесь недалеко. А я тебе кину там сотку баксов за потерянное время. Выручай, а?

И опять скажу, что всю свою несчастную жизнь я страдаю из-за своих положительных качеств. Но куда ж деваться? Назвался филантропом, полезай в… Нет, не то…

Ну, в общем, я согласилась и снова села за руль чужой тачки.

Врач с заднего сиденья уже названивал в больницу и отдавал приказания. Он озадачил готовить операционную, сказав, что везет пациента с двумя переломами шейки бедра.

— Операция будет сложная и долгая, возможна кровопотеря до одного литра, — диктовал он, похлопывая Крамера по руке, — приготовьте весь необходимый набор. Что? Любовь Санна в набор не входит. Нет, не хочу.

Закончив разговор, врач отключился и, передавая трубу Ларисе, взглянул на меня.

— Хорошо девушка ведет, уверенно, — похвалил он мои несомненные способности, а дальше уже сказал что-то странное:

— Это, Лорик, она вместо Юли теперь у Геннадия Петровича?

— Нет, кажется, — ответила Лариса, — а впрочем, и не знаю. Кстати! Кстати! 0-оль!

— Что? — отозвалась я.

— А ты как в лесу этом прифронтовом оказалась?

В глазах Ларисы впервые блеснул настороженный огонек, которому пора было бы уже загореться и пораньше. Действительно, как это так? Какая-то незнакомка знает ее мужа, оказывается в нужном месте в нужное время, теперь помогает перевозить, а жена и понятия не имеет почему?

— В каком лесу прифронтовом? — спросил врач, перебивая Ларису.

— Ну там, где мой мудила напоролся на пули, точно ему больше делать нечего, — раздраженно ответила Лариса. — Все планы теперь на хер пошли.

А я собиралась завтра к визажисту, потом к парикмахеру, у меня еще портниха завалена заказами, мне два вечерних платья нужно ушить по-умному… Блядь! — вскричала Лариска, что-то вспомнив.

— Где? — любезно подлез с вопросом врач.

— Пошел на х…. — привычно отреагировала Лариса, — у меня же еще два билета на сегодня!

Столько дел, и из-за этого толчка сраного все накрылось медным тазом!

Лариса раздраженно отвернулась от всех и посмотрела в окно.

— Да, Оль! — вспомнила она. — Так откуда ты знаешь моего борова? Тоже, что ли, пашешь в «Скате»? А кем? На подхвате или еще как?

— Я вообще в фирме вашего мужа не работаю, — ответила я, заглушая в себе раздражение, — я журналистка и познакомилась с Геннадием Петровичем по работе. Мне нужно было узнать про Юлию Пузанову.

— Про Юльку? — удивилась Лариса. — А что про нее знать? Фу-ты, тоже мне Барбара Спрайт или, как там ее, Шарон Стоун. Я их все время путаю.

Если ты про Юльку хочешь что узнать, так у меня надо было спрашивать, а не у Гены. Ему же все равно, кто ему дверь открывает, когда он свою жопу поднять ленится!

Мы подъезжали к областной больнице, и врач, подавшись вперед, негромко и четко указывал мне, как удобнее проехать и к какому подъезду нужно будет подогнать машину.

Нас уже ждали два санитара с носилками и два врача с капельницей и прочими интересными медицинскими штучками.

Выскочивший из машины первым врач четко скомандовал:

— Сразу в оперблок. Анестезиолог на месте?

— Все на месте, Константин Павлович, — ответили ему и занялись Крамером.

Через минуту Крамера уже не только вынесли, но и внесли и даже захлопнули за собою дверь.

Мы остались с Ларисой вдвоем. Виктор на «Ладе» не стал заезжать во двор больницы, а остался поджидать меня на выезде.

— Вот теперь можно и покурить, — спокойно сказала Лариса и нагнулась к передней панели «БМВ». Она вынула из «бардачка» пачку «Парламента» и предложила мне:

— Будешь, Оль?

— Нет, спасибо, — ответила я, вынимая из сумки свои сигареты.

Мы обе присели на лавочку около больничного подъезда и закурили.

Лариса внешне успокоилась и даже вести себя начала почти как нормальный человек.

— Ты знаешь, Оль, — сказала она, — когда Гены рядом нет, кажется, я даже и дышу по-другому.

Свободнее. Ведь это такой гемор быть его женой!

Деньги есть, а покоя нет. Каждая неделя приносит какую-то неприятность.

Я промолчала. Лариса покосилась на меня, выпустила дым вверх и спросила напрямую:

— А что вы там делали?

— Где? В лесу? — спросила я.

— А меня, кроме леса, больше ничего и не интересует. Пока, — ответила Лариса. — Так что?

Гена сказал, что он поедет на стрелку, и вы решили поболеть за своих? А вторая чернявая с широкой кормой тоже из болельщиц?

— Она моя коллега по работе и подруга, — сказала я, немного обидевшись за Маринку, но заострять внимание на этом не стала.

Что поделаешь: судьба дала мне неплохой шанс, как бы изнутри изучить семейный мир Крамеров, и ради этого можно было и промолчать разок. Ведь мое расследование смерти Юли Пузановой все еще не было закончено.

— Можно сказать, что случайно оказалась в лесу, — продолжила я. — Мы с друзьями отдыхали там и уже возвращались, когда увидели вас. Да ты, Лариса, и сама все видела. Вот, собственно, и все.

Не могли же мы равнодушно пройти мимо, тем более что, хоть и очень поверхностно, с Геннадием Петровичем мы уже были знакомы.

— А как вы с ним познакомились? — не унималась Лариса. Она решила использовать до конца полученную возможность поговорить со мною.

Я даже подумала, что из нее получилась бы неплохая журналистка, только вот над лексикой пришлось бы поработать немного. Но для этого сгодился бы и Сергей Иванович. Он бы лихо правил Ларисины статьи, если, конечно, она решилась бы стать пишущим журналистом.

— С Геннадием Петровичем?

— Ну как ты познакомилась со мною, я помню, — заметила Лариса, — с Геной, с Геной.

— Мы занимаемся самоубийством Юлии Пузановой, — сказала я, — и сегодня днем впервые подъехали в офис фирмы «Скат», где она работала секретарем. Тогда и познакомились. Сегодня.

— А, ясно, — Лариса щелчком отбросила свою докуренную сигарету в сторону и выбила из пачки другую. Переминая ее в пальцах, она сказала:

— Трагическая это история и не особо приятная для вас, журналистов, как я понимаю.

— Почему? — Я тоже уронила сигарету и наступила на нее. — Почему именно для журналистов?

— Ну как же? Я что-то слышала, правда, краем уха, что какой-то журнал или газета оказалась причастна к этой трагедии. Типа, какую-то херню написали про девчонку, вот она и напереживалась. — Лариса закурила и посмотрела в землю. — Как я устала, кто бы знал! — сказала она. — Жизнь моя — как х…й роман, тоже, что ли, повеситься? Так эта толстая жопа только обрадуется… Раньше я и не догадывалась, куда он ездит, зачем… лучше бы я и продолжала этого не знать, так нет, вызнала все на свою шею. Думала, к любовнице ездит. Сама понимаешь — это дело такое, опасное. Ты замужем? — Лариса задала вопрос вроде небрежно, по ходу, но острым взглядом тут же кольнула меня и быстро отвела глаза.

— Нет, — призналась я.

— Во-от как! — Лариса, теперь уже не притворяясь, сверкнула на меня очами, похоже, записав уже и меня в разряд подозреваемых и возможных любовниц Крамера.

Ну это она зря, ни за какие коврижки. Слишком жирный.

— А удобно быть незамужней журналисткой, — задумчиво произнесла она, — встречи с разными людьми в разных местах. Вроде все по работе и никакой отчетности, никто не следит, никто не спрашивает: где была, куда идешь…

Хлопнула дверь больничного подъезда, и на крыльцо вышла медсестра.

Лариса легко поднялась с лавочки и подошла к ней.

— Ну как там? Режут уже? — спросила она.

— Да, операция началась. Пока все нормально. — Медсестра пошныряла глазами по мне и по Ларисе. — Константин Павлович предлагает вам ехать домой. Все равно пациент не проснется раньше утра. Он под наркозом.

— Во благодать! — хмуро сказала Лариса. — Херня какая-то: муж точно не придет домой, а мне ничего не хочется. Загадка, блин, природы! Поедем со мной? — предложила Лариса, обращаясь ко мне. — Посидим, попи…

— Спасибо, не буду, наверное, больше здесь задерживаться, — поблагодарила я, — я думаю, что интервью Геннадий Петрович даст мне в другое время.

— А что там давать? — удивилась Лариса. — У меня спроси. Про Юльку могу сказать только самое хорошее. Скромная девочка, тихая и нормальная. Нормальная, то есть может и повеселиться в компании, но только в меру. Сегодня гуляем, но потом целый месяц пашем. — Лариса сошла со ступенек вниз. — Вот и все. Что там у нее дальше, я и не знаю. Вряд ли и Гена знает, для него все эти дела, к сожалению, не очень интересны.

— Какие эти дела? — не поняла я.

— Связанные с женщинами, — улыбаясь, пояснила Лариса. — Ну не совсем, конечно, он импотент, что-то там шевелится, но, блин, так надоедает его постоянно надувать, что я уже рукой махнула. Пусть меня надувают, в конце концов, почему я должна страдать, а?

Мы подошли к «БМВ».

— Спасибо за помощь, — улыбнулась Лариса, — без Гены и одна смогу порулить. Буду ехать медленно-медленно, осторожно-осторожно, а то тот козел проснется завтра, узнает, что, не дай бог, он уже овдовел, так и сдохнет сразу от радости. — Лариса рассмеялась и села за руль. — Твои друзья на выходе торчат?

Я кивнула.

— Тогда пока.

Лариса газанула и поехала прочь от больницы как раз в том направлении, куда я потопала пешком. Могла бы довезти, между прочим.

Я шла к тому месту, где остановился Виктор, и думала: а вот не разберется он и поедет вслед за Лариской, что тогда будет делать Ольга Юрьевна? Ну то, что Ольга Юрьевна поедет домой, это и так понятно, а вот думать она о чем будет в приложении к Маринке, Лариске и Виктору?

Напрасно, однако, я развлекалась подобными соображениями: «Лада» была там, где и должна, и Виктор спокойно стоял с нею рядом.

Маринка медленно бродила вокруг машины и ворчала уже больше по привычке, чем по сути.

— Ну что? — спросила она меня, когда я подошла ближе.

— Оперируют, — ответила я, чувствуя, что устала я до не могу и самым острым желанием сейчас было бы рухнуть на диван и не вставать до завтрашнего вечера. А завтра вечерком проснуться бы, сгрызнуть чего-нибудь существенного и снова завалиться. И все! И не хочу я больше ничего! Устала Оля, как кляча водовозная.

— Оперируют! — фыркнула Маринка. — Ты слышал, Виктор! Оперируют! — Маринка подошла ко мне и взглянула прямо в глаза. — Да плевать мне на него! Пусть хоть зарежут! — сказала она. — Ты что узнала-то? Он что говорит?

Я прошла к «Ладе», открыла заднюю дверь и рухнула, наконец-то, хоть и не на диван, но тоже полегчало.

— Не молчи! — Маринка склонилась надо мною, как фурия, пардон, я хотела сказать, как разгневанная нимфа, решившая побыть фурией.

— Да не говорили мы с ним, а почему ты так наезжаешь?! — возмутилась я. — Подстрелили толстопуза, и ему было ни до чего. Он только покашливал. Ну ты сама слышала.

— Ну ты, блин, даешь, — Маринка явно хотела покрутить пальцем у виска, но не решилась. — Ты, Оль, забыла, что ли, как он себя с нами вел? Он тебе курить не разрешил и ухмылялся во всю пасть.

Скопец хренов.

— Почему скопец? — лениво полюбопытствовала я.

— А они жирные такие же были, — сказала Маринка. Она обошла машину и села рядом со мною.

Виктор занял место водителя.

— Странно, — полусонно произнесла я, — а мне он напоминает горбыль какой-то трухлявый.

Что получается? Горбылевый скопец? — Я помотала головой, стряхивая наваливающуюся дремоту.

Кажется, я уже заговариваться начала. — Ну ладно, едем отсюда.

— Давно пора, — буркнула Маринка, — мне эти путешествия за вчера и за сегодня год жизни забрали. Ни пожрать как следует, ни поспать, ни… Э-э-эх! — Она ударила себя по колену. — Брошу я эту журналистику к чертовой матери! Пойду куда глаза глядят, и везде будет лучше, чем в этом бизнесе, честное слово!

Виктор завел мотор и, щадя наши растрепанные чувства и усталые тела, повел машину небыстро и очень бережно.

— Ну наконец-то по домам, — с наслаждением произнесла Маринка, — не знаю, как ты, Оль, а я хочу в ванну и спать. Не могу я больше, особенно после этого кросса по лесам и болотам под пулями снайперов и…

— ..и под минометным обстрелом талибов.

Аллах акбар, — перебила я ее, — а у меня есть предложение.

— О-о-ой, — простонала Маринка и схватилась за голову, — а на этот раз куда? Если на яхте, я, может быть, и соглашусь, а в другое какое место…

— К хозяину яхты заглянем на минутку, — предложила я, — может быть, он уже приехал.

— Зачем он тебе сдался? — потребовала ответа Маринка. — Зачем? Что такого ценного он тебе может сказать? Лучше спроси у меня, я что ни слово, то умность какую-нибудь говорю или полезность! Поехали домой!

— Пусть объяснит наконец, почему он за мной гоняется! — сказала я.

— Да ты сама за собой гоняешься! — заорала Маринка. — Сама! За! Собой! И никак догнать не можешь! А когда догонишь, то тут тебе и крышка будет! Получишь «удуухкуечный нумер», как говорил Лелик из бессмертного фильма «Бриллиантовая рука», только у Бамберга получишь! А я буду тебя иногда навещать по большим праздникам…

Едем домой?

— К Саше, — повторила я.

— Так он тебе все и сказал! Ищи дурака! — крикнула Маринка.

— А ведь есть три свидетеля, готовых подтвердить, что он находился в районе разборки, — вяло сказала я. — Посмотрим, как он на это отреагирует. Если он жив, конечно.

— Хоть бы его убили в этом лесу! — страстно пожелала Маринка. — Мы бы пораньше домой вернулись.

— А вот и нет, — возразила я, — мы бы его подождали, то есть задержались бы. Так что желай, чтобы он оказался живым и здоровым. Или почти здоровым.

 

Глава 8

Саша был жив. За дверью его квартиры, когда мы позвонили, послышались медленные шаги, и потом тот, кто был за дверью, встал и затаился за глазком. Мне послышалось даже его тяжелое дыхание.

Перед дверью я поставила Маринку, которая, отчасти от накопившегося раздражения, отчасти из хулиганства, повернулась в глазку и состроила рожу, да еще и показала язык.

— Кто там? — раздался хрипловатый голос.

— Вы что, сами не видите? — возмутилась Маринка. — Заставляете дам ждать! Жестокий вы и бессердечный человек!

Загремели и зашелестели замки, и дверь медленно отворилась.

— Что вам нужно? — Саша осторожно высунул нос за дверь и подозрительно посмотрел на Маринку. Я стояла вполоборота к нему, а Виктор вообще справа от меня на ступеньку ниже. Сперва Саша его и не заметил.

Он, то есть Саша, был жив и на самом деле почти здоров. Не пугаясь больше Маринки, он открыл дверь широко и вышел на площадку. Тут-то он увидел и Виктора, но поначалу отнесся к нему спокойно. Не узнал, наверное. На лбу у Саши краснела длинная красная полоса, под глазом — еще одна, пальцы на левой руке были обмотаны нечистыми бинтами.

— Вы к кому? — спросил он и, еще раз осмотрев нас с Маринкой, обратился к Виктору:

— Слышь, братишка, ты ошибся адресом. Я телок не вызывал, это, наверное, в соседнем подъезде Дрюня Мурашов заказывал.

— Мы приехали лично к вам, — сказала Маринка.

— В подарок, что ли? — все не понимал Саша. — А от кого?

Он не узнавал пока ни Маринку, ни меня, так как на природе мы были мало того что при неполном освещении, так еще и в непривычных для нас самих одеяниях. Меня лично в той прическе и в том прикиде, наверное, и Сергей Иванович не узнал бы. Тем более этот бандюган, который и видел-то нас один раз.

Но насчет одного раза получилось, что я и ошиблась, запамятовала, точнее говоря.

— Вы это прекращайте! — напористо сказала Маринка. — Мы вам не проститутки, а журналистки! И нечего тут из себя больного с амнезией строить! А то, не дай бог, энурез начнется! Шутка.

— А разница есть? — спросил Саша, в упор взглянул на меня и сделал шаг назад. Виктор не дал ему закрыть дверь и сразу же вошел в квартиру вслед за хозяином.

— Сейчас узнаете разницу, — посулила Маринка, входя в квартиру за Виктором.

Мне досталась скромная роль арьергарда нашего боевого отряда, но я не огорчилась. Я вошла последней и захлопнула за собой дверь.

Саша стоял в коридоре квартиры, прикрывая забинтованную левую руку, и пытался двусмысленно улыбаться. Мне показалось, что он уже успел несколько раз пожалеть, что отпер дверь и впустил нас.

Наверняка Саша начал уже догадываться, кто именно к нему пришел. Пока только не до конца понимал в полном объеме зачем.

— Вы разве не видите? — спросила я. — Это Ольга Юрьевна Бойкова из «Свидетеля». Не узнаете? Так долго стремиться пообщаться со мною и не…

— Со мною, кстати, тоже, — перебила меня Маринка. Она прошла дальше по коридору и сбросила туфли. — Кухня там? — спросила она.

— А, собственно, в чем дело? — Саша постарался наглостью взять реванш, но у него это не получилось.

— Насчет дела, — сказала Маринка и ткнула пальцем в мою сторону, — это вот к руководству, а мне чаю, а лучше кофе. Кофе у вас есть?

Саша растерянно кивнул.

— Это радует, — брюзгливо произнесла Маринка, — а какой у вас кофе? Имейте в виду, я растворимый не пью — это такая гадость.

Маринка, больше не говоря ни слова, пошла прямо по коридору в кухню и включила там свет.

— Такая гадость, — повторила она, и было слышно, как она распахнула дверцы кухонных шкафчиков.

Саша заметался взглядом от кухни к нам. Не будь с нами Виктора, возможно, он бы повел себя по-другому, но, очевидно, воспоминания о достойном поведении Виктора на берегу славной русской реки сдерживали его.

— А-а-а! — заорала вдруг Маринка из кухни, и я бросилась ей на помощь, оставив у себя за спиной Сашу. Я не опасалась совершенно такой невыгодной диспозиции, потому что рядом с ним оставляла Виктора, ну а уж Виктор проследит за тем, чтобы мне в спину ничего не попало лишнего.

Маринка стояла посередине кухни с пакетом кофейных зерен в руке и топала ногами.

— Что случилось? — спросила я.

— У этого гада здесь тараканы! Тараканы, Оля, представляешь? — Маринка неожиданно разрыдалась, швырнула пакет на стол и сама села на краешек сиденья кухонного уголка.

— Да что с тобой? — спросила и погладила ее по плечу.

— Оля, — зарыдала Маринка, — давай скорее заканчивать всю эту ботву, устала я, не могу больше! Ну сколько же это можно, а? Вчера, сегодня…

Я в ванну хочу, я устала, мне надоело все это хуже маргарина!

— Виктор! — позвала я. — Тащи рейнджера сюда, мы его здесь колоть будем!

В дверях кухни показались Саша с Виктором.

Виктор легонько толкнул Сашу, и тот, сделав большой шаг, остановился перед столом.

— Так вы налетчики? — попытался улыбнуться Саша. — Грабители?

— Заткнись, рожа! — крикнула ему Маринка. — Заткнись, гад! Я уже два дня не обедаю по-настоящему из-за тебя, а теперь, если ты еще будешь хохмить, сразу загремишь на нары суток на тридцать, уж мы это тебе устроим!

— Какие нары? — удивился Саша. — Что это за разговоры такие странные?

— Нормальные разговоры, — буркнула Маринка и посмотрела на меня, — ну ты что молчишь?

Я села за стол и медленно расстегнула свою сумку. Саша не сводил глаз с сумки, словно ожидая, что я оттуда сейчас выну змею или, по меньшей мере, пистолет, но я достала только пачку сигарет, затем зажигалку.

— Виктор, — попросила я, — поставь этого молодого человека передо мною здесь! — Я показала пальцем, и Виктор дернул Сашу на середину кухни, ближе к плите.

— Это еще что такое?! — заорал Саша, но мне вся мизансцена была нужна только для того, чтобы незаметно включить диктофон, лежащий в сумке.

Саша своим собственным криком облегчил мне задачу.

— Это значит, что сейчас мы с вами попробуем договориться, — сказала я, закуривая и кладя свою сумку рядом с собою на сиденье.

— А не пошли бы вы на х… а? — спросил Саша, опасливо косясь на Виктора. — Ворвались ко мне, устроили разгром в квартире! Да я запросто сейчас могу вызвать милицию и сдать вас за хулиганство!

Вот!

— Хорошая мысль, — одобрила я, — ценная!

Я снова положила перед собою свою сумку и вынула из нее свой сотовик.

— Звони, Саша, друг любезный, хочешь, звони ноль-два, а хочешь, я смогу тебе продиктовать телефон одного моего знакомого майора их РУБОПа.

Его фамилия Здоренко. Не слышал, случайно, такую фамилию, нет?

— Слышал, — хмуро признался Саша, — ну что надо-то?

— Надо, чтобы ты нам просто и ясно объяснил, что тебе от меня надо, — сказала я. — Предлагаю культурный обмен. Мы, все здесь присутствующие, возможно, постараемся забыть о твоем участии в перестрелке на Ягодной поляне…

— Возможно! — стукнула кулаком по столу Маринка. — Но это еще не факт!

— Не факт, — кивнула я, — но это уже от тебя зависит. Расскажешь все, как есть. Если мы поверим тебе, то мы почти дружески прощаемся и уходим отсюда. Будешь продолжать строить из себя идиота, ну что ж, ты сам выберешь свою судьбу.

— Не было меня сегодня на Ягодной поляне.

Не докажете! — крикнул Саша.

— Я доказывать и не собираюсь, — зевнула я, — а приглашу сюда майора Здоренко. Он, конечно же, сначала поорет, не без этого, но когда мы, все здесь присутствующие, подтвердим, что видели, как ты сегодня въезжал в лес, оставил свою «десятку» и пошел дальше пешком, а потом вдруг появился с оцарапанной рожей… да и пальчики у тебя что-то побиты странно как-то, то майор плотно примется за тебя. Тридцать суток он тебе даст, насчет этого я даже спорить не буду, ну а за это время, я почему-то думаю, ты признаешься во всем: и в участии в разборках, и в прочих своих делах.

Я помолчала, ожидая реакции на свои слова, но не дождалась.

— Так вызывать милицию или пока подождем?

Саша сделал движение губами, словно захотел сплюнуть на пол, но потом, наверное, вспомнив, что это его кухня, повернул голову, посмотрел на невозмутимого Виктора и пододвинул ногой табурет, стоящий до этого около холодильника.

Он сел напротив меня, отодвинул осторожным движением сотовик и спросил:

— Чего хочешь-то?

— Зачем ты следил за мною все эти два дня? — спросила я.

— Коля попросил, — пожал плечами Саша. — Юлькин муж. У него своей машины нет, а я ему отказать не мог. Друзья мы с ним.

— Пузанов тебе друг? — спросила Маринка. — Значит, ты такой же дурак, как и он?

— Почему дурак? — улыбнулся Саша.

— Он что же, попросил тебя взять яхту, найти нас и напасть в лесу ночью? Слишком много для дружбы, — зло произнесла Маринка.

— Я на вас не нападал, — твердо сказал Саша, — это вы меня избили и яхту мою угнали! Коля, конечно, нервный, и он налетел первый, а я просто стоял рядом, и тут вы на меня все накинулись. И вы, и… — он кивнул на Виктора, неподвижно стоящего в дверях кухни, — и вот он.

— Жалко тебя, — вздохнула Маринка, — обижают все? А на разборки ты ездил, конечно, не от казахов, а от Крамера?

— Ну, — кивнул Саша, — ясен пень.

— А чем занимается Крамер? — спросила я. — Это из-за продуктов питания такая бойня случилась?

— Ну вот теперь им и Гену вкладывай, — ухмыльнулся Саша, — вы хотите все и сразу?

— Именно так, — серьезно сказала я. — Крамер меня интересует постольку-поскольку. Мне нужно разобраться с самоубийством Юлии Пузановой. Но если тут рядом крутится и ее босс, то я и про него хочу знать как можно больше.

— А кстати, Сашок, — Маринка весело улыбнулась, и Саша, вздрогнув от неожиданного обращения, вытаращился на нее.

— Чего тебе?

— Фу, какой ты хам! — поморщилась Маринка. — А впрочем, что от тебя ожидать. Ты мне скажи вот что, Сашок, — она еще раз повторила его имя, словно пробуя его на вкус, — мы тебе сегодня сели на хвост и довели до самого твоего дома…

— Это я уже понял, — ответил Саша.

— Ничего ты не понял, Сашок, — покачала головой Маринка. — До дома и от дома. Я не про сейчас говорю, а про сегодня. Чуешь разницу? Нет?

— Нет, — сказал Саша и заметно занервничал.

— Ну так я тебе объясню, — плотоядно усмехаясь, произнесла Маринка, поглядывая на него, не скажу как удав на кролика, но как здоровенный уличный хулиган на зажатого в угол первоклашку — первоклашка уже почти в обмороке от ужаса и не знает, с какой стороны на него сейчас обрушится очередной удар, а сволочь-хулиган, садистски наслаждаясь, оттягивает это жуткое мгновенье.

— Ну так вот, Сашок, — продолжила Маринка, — а ведь перед тем как поехать на разборки, на которых ты якобы не был, ты вот в этой самой квартире встречался с женщиной. — Маринка сделала паузу. — Как тебе такая информация, нравится?

— Нет! — тихо сказал Саша.

— Чем занимается Крамер? — спросила я, не понимая, куда гнет Маринка, но видя, что клиент созрел и нужно ковать железо, пока горячо. — Отвечай! Быстро!

— Да мне голову оторвут! — заорал Саша, перебегая испуганными глазками с меня на Виктора и Маринку. — Вы не понимаете этого, что ли? Мне Крамер яйца вместо глаз вставит, и я всю оставшуюся жизнь ртом срать буду! Не понимаете вы этого?!

— Я не расслышала, — сказала Маринка, кусая себе губы, чтобы не рассмеяться, и стараясь сделать глаза пострашнее, — так чем он занимается?

Саша задергался на стуле и наконец выдал:

— Он посредничает при перепродаже наркоты из Таджикистана в Москву, — сказал и тут же расслабился, уронив голову на грудь.

Все! Клиент окончательно созрел!

— А как же ты познакомился с Колей? — спросила я.

— Он же Юлькин муж, — прошептал Саша, — она была на подхвате у Крамера, а Колька иногда провожал ее до работы, с работы встречал. Потом, когда это все случилось, ну Юлька, то есть… короче, повесилась она, то Колька ко мне и прибежал, а мне куда деваться? На х… его посылать? Ну я, типа, из дружбы и согласился ему помочь последить. Деваться же было некуда.

Саша покачал головой.

— А вот теперь звоните своему майору, — обреченно сказал он, — я такого тут вам наговорил, что мне один хрен, пиздец придет, замочат.

— Крамер замочит, когда узнает, что ты любовник его жены?! — выдала свой главный козырь Маринка, и я с удивлением взглянула на нее.

— А ты не узнала ее, что ли? — спросила она меня. — Ну ты даешь! А, понимаю, ты все на Сашу смотрела, куда он пойдет, а мне дама была интересна. Костюмчик у нее тот самый, что я хотела себе купить, да денег не хватило. Я ее по костюму узнала. В бутике «Мишель» у меня на глазах купила, а я с тех пор и осталась безутешной.

— Вот оно, значит, как, — проговорила я, — ну что ж, Саша, давай-ка вернемся к Юле.

— А что Юлька? — переспросил Саша. — Юлька затрахала всех своей простотой. Ей Колька просто надоел. Он же парень простой, даже слишком. Ему его детдом такого на уши накатал, что он, как в книжках, все и думал, и говорил, только ему книжки все какие-то х…е попадались. Юлька, та тоже по книжкам жила. Стихи писала. Меня затрахала своими стишками. Нет чтобы нормально встречаться, поебываться, так она…

— А вот теперь остановись, — резко сказала я. — Правильно ли я тебя поняла? Та записка, вырванный листик непонятно откуда с непонятной надписью: «Я больше не могу» — это же…

— Это была последняя строчка из ее стихотворения тебе! Она была твоя любовница, а ты ее убил! — крикнула Маринка. — Сволочь!

— Это Лариска, — пролепетал Саша, — она придумала и про газету тоже…

— Молчи, гнида ты! — снова крикнула Маринка.

— Да еще какая гнида! — послышался голос от кухонной двери. Там стояла Лариса с пистолетом в руке. — Никому не дергаться, а то сразу положу, — сказала она, — а ты, козел паскудный, если хочешь своей смертью сдохнуть, стукач х…в, то ползи сюда, и побыстрее!

Саша медленно поднялся с табурета и подошел к ней.

Он на секунду прикрыл собой Ларисин пистолет, и Виктор воспользовался этой секундой.

ЭПИЛОГ На следующий день по нашей просьбе майор Здоренко, которого нам все-таки пришлось вызвать на квартиру к Саше, отрядил двух своих парней покрепче, как я особенно его попросила, и они привезли в нам в редакцию Колю Пузанова. Под охраной этих омоновцев Коля и прослушал нашу диктофонную запись разговора с Сашей. Всю запись, вплоть до выстрела, который Сашу и успокоил. Ларискины визги, когда Виктор скручивал ее на полу, как половую тряпку, я Коле слушать не дала. Ему это было неинтересно. Нам повезло вчера, что Виктор стоял именно там, где он стоял, а прятавшаяся в комнате у Саши Лариса была слишком перевозбуждена, чтобы вести себя осторожней.

Вот так и закончилась эта история. Коля Пузанов потом еще заходил к нам несколько раз, и отношения у нас наладились почти дружеские. Наша газета ни в чем не была виновата перед ним. И он это понял.