Криволапиных я нашла довольно быстро – благо что дом, в котором проживало это странное семейство, находился неподалеку от кардиоцентра.

До встречи с Ванцовым у меня оставалось чуть больше часа.

Значит, у нас с тобой мало времени, любезнейшая Сашенька, – сказала я себе. Надо спешить.

Жили эти самые Криволапины на пятом этаже, лифта в доме не было, и я взбежала по ступенькам с быстротой молнии.

Нажав на кнопку звонка, я стала ждать.

Получалось, что Машины смятения чувств начались по времени именно тогда, когда на сцене появился этот мальчик вместе с Валерием.

Прямо вытекало, что Валерий…

– Кто там? – спросил из-за двери мальчишеский голос.

– Я от Валерия Андреевича, – ляпнула я и тут же испугалась вылетевших наспех слов.

А ну как парень не откроет?

Впрочем, куда вероятнее он не открыл бы, узнав, что я частный детектив. А скрываться под маской милиции было чревато последствиями.

– А-а, – неожиданно протянул парень и открыл дверь.

Так, значит, с Валерием Андреевичем у него добрые отношения? Или еще какие?

Вылупившись на меня с откровенным недоумением, он спросил:

– И что он от меня хочет-то? Вы же женщина.

Новое откровение!

Похоже, отношения у этого дуэта деловые?

– А какое, собственно, это имеет значение, моя радость? – улыбнулась я, входя в квартиру. – Да, я принадлежу к женскому полу. Это должно нам как-то помешать?

Он отодвинулся, растерянно моргая.

– Вы чего? – шепотом спросил он. – Вас разве Валерий Андреевич не предупредил?

Кстати, он был очень хорошеньким, этот парнишка! Его лицо портил только один недостаток – тот же, что и у Полины.

Порочность.

И мое смутное подозрение о том, какого рода были отношения у Валерия Андреевича с этим тринадцатилетним пацанчиком, становилось все сильнее по мере того, как я продвигалась дальше в комнату.

Парень был всего лишь «маленькой проституткой» для геев. И, что меня совершенно потрясло – совсем не сутенер Багдасаров с таким же фривольным господином Саввиным были работодателями этого растленного малолетки!

* * *

– Чего вам надо? – испуганно верещал парень. – Я сейчас в милицию позвоню!

– Звони, – рассмеялась я. – Телефончик дать? Знаешь, по «02» бестолково… Лучше давай-ка сразу наберем номер, который я тебе дам. Там возьмет трубку или лейтенант Ванцов, или следователь Назарова. Разницы нет, потому что оба они меня прекрасно знают и охотно подтвердят тебе, что Александра Сергеевна Данич является сотрудником полиции нравов, мой милый…

– Ой, – выговорил он тихо. – Я-то к этому какое имею отношение?

Теперь его голос стал плаксивым. Ну, да, подумала я, наверное, именно вот таким голосочком он жаловался на беднягу дядю Борю… «Мама, мама, что я буду делать?» При этом его глазенки оставались холодными и наглыми. Господи, кто же успел так над ним поработать? Это уже не ребенок, это готовый монстр!

– Никакого, – успокоила я «бедное дитя». – Ты просто парочку раз участвовал в шантаже. Первый-то раз у вас ничего не вышло, да, мой маленький? А второй?

– Какой шантаж? Что вы пришли в чужой дом и чушь какую-то порете?

– Это моя профессия, – развела я руками. – У каждого своя. Да? У тебя, например, профессия довольно грязная, ты не находишь? Или это твое детское «хобби»?

– Я все маме расскажу, – пригрозил он мне.

– А мама, кстати, в курсе, чем зарабатывает ее милый сынишка? – поинтересовалась я. – А то ведь я ей тоже буду вынуждена многое порассказать… Ты что, думаешь, я сама догадалась, да? Или все-таки Валерий Андреевич мне кое-что рассказал о твоих странных увлечениях?

– Это у него такие! – заорал парень. – Я никого наручниками к кроватям не приковываю и хлыстом не бью!

Он и сам понял, что ляпнул лишнее. И испугался.

Вжавшись в стену, он буравил меня вдруг помельчавшими глазами. По идее он должен был вызывать у меня жалость, но я почему-то испытывала чувство гадливости.

Теперь он был похож на хорька. В его сморщенном личике не было ничего детского, а из глаз сочилась ненависть, затопляющая собой пространство и мешающая возникновению нормальных человеческих чувств.

Почему-то я вспомнила Александру. Мысленно поставив ее рядом с этим «компрачикосом», я не смогла сдержать вздоха.

Это – ее ровесник. Им жить в одном времени. Ей, не желающей взрослеть, и ему – уже состарившемуся.

– Значит, так, – сообщила я. – Сейчас мы с тобой поедем в одно местечко, моя радость, и, если не хочешь нарваться на неприятности, ты расскажешь мне и одному моему хорошему знакомому, что за хренью вы тут себя развлекали. Понял меня? И назовешь имена детей, которые принимали участие в странных игрищах Валерия Андреевича. Ты меня понял?

– Нет! – заорал он.

– Слушай, ты что, плохо соображаешь? Я тебе сказала, что ты будешь делать. Или… Или я буду вынуждена дождаться прихода твоей маменьки и показать ей кое-какие фотографии…

Он скушал мое вранье про фотографии. Смертельно побледнев, он кивнул. Видимо, маменьки своей он опасался куда больше, чем милиции!

* * *

Мы опаздывали. Прекрасно зная, что Ванцов терпеть не может опозданий, я предпочла потратиться на «мотор», чем терпеть его занудные разглагольствования «по поводу».

Мой «арестант» все время напряженно молчал, созерцая пейзажи за окном. Наверное, обдумывал свое будущее. Надеюсь, что после определенной промывки мозгов оно у него будет нормальным.

Когда мы выходили из машины перед домом Маши Тумановской, он испугался.

Он даже попытался вжаться в сиденье и только смотрел округлившимися от ужаса глазами на этот дом.

– Куда это вы меня привезли? – прошептал он. – Мы же хотели в милицию…

– А ты туда уже сильно захотел? – рассмеялась я. – Нет, дружочек! Сначала мы поговорим в одной симпатичной квартирке… Ты любишь смотреть сериал «Боишься ли ты темноты»?

Он понял, что сопротивляться мне бесполезно, и вылез из машины.

Ванцов стоял у подъезда. Увидев нас вдвоем, он опешил.

– Это еще кто? – спросил он, неодобрительно разглядывая моего спутника.

– Это важный свидетель, – пояснила я. – Поговорим о нем потом. И я попробую все тебе объяснить, но сначала нам надо найти одну вещь… Думаю, она должна быть где-то в квартире. Просто вы ее не нашли.

Мы шагнули в подъезд. Я продолжала крепко держать маленького извращенца за руку. Да он почему-то и перестал пытаться бежать. Наверное, все-таки понял, что это совершенно бесполезный труд!

* * *

Ступеньки поскрипывали под тяжестью наших шагов. «Как и в тот день», – подумала я, невольно оглядываясь на моего спутника. Он выглядел бледным и насмерть перепуганным.

– Ты тут был?

Он вздрогнул от моего вопроса, произнесенного почти шепотом.

– Нет, – поспешно затряс он головой. – Я тут не был.

«Слишком ты поспешно замотал башкой, – отметила я про себя. – Или и в самом деле боишься?»

– Тогда почему ты так нервничаешь?

– А кто вас знает, – проворчал он. – Может, вы извращенцы. Может, вы меня тащите в притон…

– Ох, вот уж про это не надо, – попросила я насмешливо. – Сдается мне, ты и сам нас способен затащить в какой угодно притон, и при этом удивлены будем мы, а не ты.

– Вы, тетенька, все выдумываете!

– А фотографии? – напомнила я. – Ты на них не производишь впечатления человека, недовольного жизнью!

Ванцов открыл дверь и жестом пригласил нас внутрь:

– Прошу!

Мы вошли. Парень окончательно растерялся, теперь он пытался сделать вид, что здесь в первый раз, но по его глазам я без особенного труда догадалась, что это не так.

– Поставь чайник, – попросила я его.

Он уверенно шагнул в сторону кухни. «Ну, вот, что и требовалось доказать…»

Поймав мой взгляд, он приостановился и спросил капризным голосом:

– А где тут кухня?

– А я подумала было, что ты знаешь об этом лучше меня… Я-то тут, в отличие от тебя, нахожусь впервые…

Ванцов взглядом показал на кухню. Чтобы туда попасть, надо было пройти по коридору, мимо того самого места, где была убита Маша.

Я не сводила с него глаз.

Проходя мимо зеркала, около которого Игорь нашел труп своей жены, мальчишка вздрогнул и втянул голову в плечи. Опасливо обойдя это место, он облегченно вздохнул и пошел дальше.

– Зачем ты его притащила? – спросил Ванцов.

– Чтобы было кому ставить чайник, – усмехнулась я. – Всему свое время, да? Я думаю, сюда придется пригласить еще несколько человек. Чтобы понять все это до конца… Но сначала я попытаюсь найти это.

– Да что?

– Ванцов, как ты думаешь, женщина, которая мучается внутренними противоречиями, должна кому-то поверять то, что ее мучает? Вернее, скорее не кому-то, а чему-то?

– Ага, – догадался Ванцов. – Ты говоришь о дневнике?

– Конечно, дорогой. Именно о нем-то я и веду тут речь!

Он усмехнулся. О, эту улыбочку я прекрасно научилась уже понимать! «Чем бы дитя ни тешилось»…

– И что ты там собираешься найти?

– Ванцов, – не выдержала я, – в кухне сейчас находится маленький мальчик с порочными наклонностями. И мне думается, если ты поднапряжешься, то узнаешь от него много интересного про то, как «тешатся» современные детишки! Так что займись этим парнишкой сам, а? Ты же понимаешь, что моя невинность может сильно пострадать от его откровений! А я пока займусь поисками «смысла». Пойдет?

– И при чем тут этот парень?

– При том, что тешился он в обществе одного типа, которого я подозреваю в убийстве Марии Тумановской, – спокойно ответила я.

Больше мне говорить ничего не потребовалось. Ванцов вскочил и рванул на кухню, наконец-то предоставив мне самостоятельность.

* * *

Ну и задача у тебя, Саша!

Я осмотрелась. Комната была обычной, разве что картины на стенах отличали ее от большинства других комнат.

Моя задача была трудной. Было бы глупо думать, что ванцовские «орлы» не обыскали тут каждый уголок, просмотрев все до мельчайших подробностей, но…

Ну, ладно. Не стану я впадать в отчаяние, тем более что во мне проснулась Диана-охотница.

Пробежав беглым взглядом по полкам с книгами, я махнула рукой. Тут все было тщательно проверено, о чем свидетельствовал некоторый беспорядок – том из собрания сочинений Чехова почему-то торчал в обществе красненьких книжиц Вальтера Скотта, а Сэлинджера эти вандалы вообще забросили наверх, к женским романам.

На всякий случай я просмотрела книги, но, как и ожидалось, никакого дневника там не было.

В прикроватной тумбочке притаилась осиротевшая косметика, в основном «Орифлейм», и мне стало ужасно грустно, потому что теперь эта косметика была никому не нужна. Интересно, почему люди так устроены? Они мужественно держатся до тех пор, пока перед их глазами не появится какая-нибудь трогательная мелочь, способная довести их до отчаяния!

Дневника там тоже не было.

Может быть, ты просто ошиблась, Саша? И нет никакого дневника. Или его нашел преступник и уничтожил, как улику.

Я села в кресло и задумалась.

Кресло было почему-то жестким ближе к основанию.

Резать картины я не буду, это уж точно. Придется оставить надежду и согласиться с тем раздражающим меня заверением, что я дитя. Похоже, мы немного проигрываем.

Если я не найду хоть какое-то подтверждение моим безумным догадкам, мы проиграем, как «Аргентина – Ямайка – 5:0!».

Сидеть было совершенно неудобно. Я поерзала в кресле, думая, что же у них там такое, вроде дощечки.

И тут я нащупала нечто вроде кармана. То есть это не было карманом – нет! Это был своеобразный тайник.

Я засунула руку в прорезь и достала черную тетрадь.

Еще не веря в удачу, дрожащими руками открыла первую страницу:

«Неужели я докатилась до такого состояния, что, как юная барышня из девятнадцатого века, поверяю свои мысли бумаге? – прочла я. – Но мое состояние, увы, далеко от чистой незамутненности девушки на выданье… Увы, Маша, увы! Ты необыкновенно распутный и мерзкий человек. Сказать же обо всем этом я могу только этой тетради и, если мой муж когда-нибудь прочтет эти строки, пусть он заранее простит меня за то, что я не сразу решилась освободить его от себя. Все-таки я его очень любила… Но страсти на то и страсти, чтобы уничтожать душу. Итак, закончим это предисловие и вспомним, как все началось. Глупо врать самой себе, что началось все с Валерия Андреевича Михаличева. Я всегда была «двуликим Янусом». Двуликой Машенькой… Великая лицемерка? Нет. Просто иногда в человеческой душе живут двое. Один – чернее черного, а другой – белый и пушистый. Моего черного черта разбудил мой дорогой папа, мир его праху… Или не мир? Не знаю. Сейчас я все склонна простить, потому что сама нуждаюсь в прощении – да и моя история банальна, потом я узнала, что таких историй – много. Я была всего лишь изнасилована родным отцом. Но разница с другими… Она все же есть. Девятилетней Маше это понравилось. Вот ведь дело в чем, а? Девочка-отличница… А эта девочка-отличница, белокурый ангелок, спустя несколько лет пытается соблазнить отчима. И при этом чисто и нежно любит своего жениха, одноклассника Игоря… Игорь вообще для меня всю жизнь – вне конкурса. О, я так ревновала его, так любила, и в то же время… Мне нравилось, когда я унижала себя, потому что одновременно я унижала и его, и этот путь был единственным. Иначе Игоря унизить было никак нельзя. Но я забегаю вперед. Некоторое время черта мне удавалось в себе побеждать добрыми деяниями. Я растворяла его в подвигах, которые творила специально – меня считали ангелом, пришедшим на землю с небес, а я на самом-то деле была чертом, который пытается всего лишь стать человеком… Надо сказать, мне это удавалось. Мои порочные фантазии отравляли мое бедное сознание, но мне удавалось не выпускать их наружу. До тех пор, пока ты не появился, Валерий! То есть не сразу – сначала я парила в небесах, испытывая непередаваемое счастье от того, что он каждый вечер появляется у нас, приносит мне цветы и провожает почти до самого дома. Я чувствовала себя совсем юной или просто человеком, у которого есть тайна… Сейчас-то я понимаю, что меня привлекал еще и глубоко спрятанный на дне глаз огонек порока, который иногда вспыхивал, заставляя меня всматриваться в лицо Валерия внимательнее – а не родственная ли это душа? Как в детской песенке: «У меня есть тайна цвета апельсина». И у тебя есть такая же тайна? А потом состоялось наше первое интимное рандеву, во время которого я узнала о себе довольно странные и неприятные вещи. Еще более странные и более неприятные, чем знала с детства… Но мне надо перевести дух и собраться с силами!»

– Мне тоже, – сказала я, доставая сигарету.

Получалось, что я нашла не просто дневник.

Я нашла исповедь Маши Тумановской и даже не знала, имею ли я право читать это откровение дальше. Все-таки это предназначалось не для моих глаз!

Тем не менее я продолжила чтение, иногда поднимая глаза на часы, поскольку времени у меня было мало, и прислушиваясь к разговору, который шел на кухне между Ванцовым и Костей.

Чем дальше я погружалась в мир Маши Тумановской, тем он казался мне мрачнее и страшнее и тем невероятнее становилась правда.

Ее фантазии были изысканны и в то же время жестоки. С каждой страницей она все глубже и глубже погружала меня в свой странный, причудливый мир, и с каждой страницей она сама низвергалась туда, в эту бездну, где царили графы Дракулы и маркизы де Сады…

Хороший психоаналитик наверняка разобрался бы с ее проблемой, но, к сожалению, ее психоаналитиком был Валерий Андреевич… Человек, который использовал ее детские страхи, ее фантазии, а потом и чувство вины перед Берманом.

Мне казалось, что прошло очень много времени, пока я пробиралась через эти мрачные дебри нездоровой психики.

Но, когда я закрыла тетрадь и посмотрела на часы, как ни странно, прошло всего-то полчаса, так немного там было написано. Мне показалось, что этого не может быть и что только что незаметно мимо меня проскользнула целая вечность.

Или целая жизнь, исполненная страданий, такая короткая, что поместилась на двадцати мелкоисписанных страничках?

* * *

Когда я появилась на кухне, они представляли собой почти идиллическую картину.

– Славный мент Ванцов перевоспитывает беспризорника, – сказала я.

– Так оно, в принципе, и есть, – кивнул Ванцов. – И что ты там выяснила?

– Почти все, – сказала я. – Только вот не знаю, как мне сплести тонкие сети улик вокруг этого гада. Поскольку его можно арестовать за растление малолетних, но как сбацать обвинение в убийстве Тумановской?

– А дневник?

– Что дневник? Знаешь, Ванцов, Маша не написала, кто ее убил. В общем-то, можно прогуляться в соседнюю квартиру, устроить там музыкально-спиритуальный утренник, вызвать дух Маши и попросить, чтобы он накарябал имя убийцы… Ох, плохая шутка получилась, наверное. Я устала, Ванцов! Мне еще никогда не приходилось купаться в целом море сексуального изврата!

– Что, так мрачно?

– Маркиз де Сад был бы в восторге, – скривилась я. – Дарю тебе дневник, равно как и этого недоразвитого крошку…

– А Валерий?

– А с Валерием я попытаюсь что-нибудь придумать… Оставишь меня в этой квартире?

Он напрягся.

– Сашка, что ты придумала?

– Да не буду я ничего делать сверхъестественного, успокойся!

– Нет уж, сначала ты позвонишь Ларикову и, когда он сюда приедет, мы оставим вас наедине!

– Ванцов, отвези мальчишку! Он тут будет мешать…

– Сам доедет. А потом я его…

– Ванцов! – заорала я. – Все менты такие тупые или только ты? Ты на его рожу посмотри, ты не понимаешь, что, если ты его не отконвоируешь, он немедленно бросится звонить своему «лучшему другу»? И тогда пиши пропало – все мои творческие задумки будут обречены на полный провал!

Он бросил взгляд на юного поганца. Тот сразу загундосил:

– Да ничего я не сделаю! Я домой поеду!

– Поедешь с Ванцовым, – кивнула я. – А уж куда он тебя повезет – это его дело. Ты мне сейчас ответишь только на один вопрос. Ты был уже в этой квартире?

Он помолчал и неуверенно покачал головой:

– Не-а…

– А если подумать?

– Ну, был, – пробормотал он.

– Один? Или с…

– Конечно, с ним! Чего мне тут надо?

– И что вы тут делали?

Он странно взглянул на меня и мерзко хихикнул.

– Вы сами сказали, что вы невинная…

– Ничего, моя невинность потерпит, – сурово сказала я. – Терпела же она тебя так долго. Пока даже тошнит только чуть-чуть! Что вы тут делали?

– Сексом занимались.

– Втроем?

Он опять рассмеялся стыдливо.

– Ах, ты мой птенчик застенчивый! – скептично усмехнулась я. – Просто бедный невинный ребенок! Да не заливайся тут краской! Что здесь происходило?

– Он ее кнутом бил, – выпалил «испорченный Нарцисс». – И меня заставлял. А она плакала… И еще… Ему надо было.

– Что надо? Сказал «а», говори «б»…

– Фотки сделать. А нужны были фотки ее со мной, чтобы потом… Ну, кое-что заставить ее сделать.

– Слушай, сейчас я тебя кнутом бить начну! – не выдержала я. – Что ты «кое-что» да кое-как! Говори по-русски, дружочек, мы еще пока не в Таиланде!

– Вы слышали, что она мне сейчас сказала? – обрадовался невыносимый ребенок. – Она меня бить собирается! Она у вас кем работает?

– Саша, перестань, – укоризненно произнес Ванцов.

– Я перестану, когда он начнет вести себя по-человечески! А работаю я гувернанткой, милый мальчик! Учу вот таких поганцев хорошим манерам! Так что лучше сам говори, чего хотел твой старший друг от Маши Тумановской!

– Заставить ее наехать на Бермана еще раз, – наконец соизволил он произнести более-менее вразумительное предложение. – Потому что он хотел на его место!

– Лучше попроси, чтобы Воронцова привезли сюда! Можешь это сделать?

– Наверное, – кивнул в знак согласия Лешка. – Зачем, надо думать, ты не объяснишь?

– Следственный эксперимент, солнышко! – хитренько улыбнулась я.

Мысли же мои были заняты сейчас Валерием. Как бы мне хотелось, чтобы убийцей был именно он!

Ох, и гад же этот Валерий Андреевич!

– Ну, вот и доказательства, – пробормотала я. – Теперь можно приступить к небольшому спектаклю… И посмотрим, кто из нас умненький да хитренький, Валерий Андреевич!