Мы подъехали к Таниному дому уже вечером. Я сняла шлем и осмотрелась.
Во дворе было совершенно пусто.
— Да уж, просто находка для человека с преступными замыслами этот дворик, — вздохнула я. — Глухая стена, и полная свобода действий! Ладно, пошли.
— Вообще-то надо еще подумать, куда нам прикрепить нашу японскую технику, — сказал Пенс. — Мы же не можем постоянно сидеть возле почтового ящика…
— Естественно, не можем, — согласилась я. — Мы просто оставим «жучок» там. Благо он совсем маленький.
Я взбежала по ступенькам и опустила его в ящик. Теперь мы будем знать, когда наш приятель засунет сюда письмо. Остальное зависит от нашей скорости.
Дверь в Татьянину квартиру нам удалось отпереть довольно легко.
— Ну, вот мы и «дома», — сообщила я, зажигая свет. — Как насчет кофе, дружок?
Пенс кивнул и отправился на кухню.
Я же набрала номер Никитича.
— Алло, — услышала я Танечкин голос.
— Это Саша, — сказала я.
— У вас все в порядке?
— Да, мы все сделали.
— Завтра наш раут назначен на шесть вечера. Успеете?
— Конечно, — кивнула я. — Таня, а какая у наших друзей была реакция?
— Разная, — ответила она. — Но что касается нашей четверки, они лучились радостью. Я бы сказала чрезмерной!
— Ладно, посмотрим, какими будут дальнейшие их действия. Кстати, Пенс распоряжается на кухне. Тебя это не обижает?
— Нисколько, — рассмеялась Таня. — Наоборот, я рада. Терпеть не могу оставлять квартиру без присмотра!
— Ну что ж. Будем считать, что ты расплачиваешься с нами кофе за «присмотр», — сказала я. — Я еще позвоню, ладно?
— Конечно. Звони.
Я повесила трубку и вставила в ухо маленький наушник, соединяющий меня с почтовым ящиком.
Пока было тихо.
Но по моим подсчетам «он» должен был объявиться. На девяносто процентов — он появится именно сегодня, чтобы Танечка уже завтра нашла его послание! Если у человека программа портить все ее праздники, то сегодня он просто обязан подложить «бомбочку»!
Пенс появился с кофе, уже разлитым в чашки.
— Самое мерзкое, что нам придется сидеть в тишине, — пробормотала я. — Даже музыку не включишь. Вот скука, правда?
— Пережить можно, — меланхолично заметил Пенс.
— Да пережить-то можно все, даже землетрясение, — усмехнулась я. — Вопрос только в том, как это пережить!
* * *
Сначала все было тихо. И скучно.
Никто нас не беспокоил. Поэтому Пенс задремал, вытянув свои длинные ноги. Чем занимался Лариков, я не знаю. Уж тем более было мне неизвестно, чем в данный момент развлекает себя письмотворец. Конечно, я не оставляла надежды, что сейчас он заканчивает сочинять очередной злобный пасквиль и уже через пять минут окажется здесь, где я встречу его с распахнутыми объятиями, в которых постараюсь его тут же и придушить немного, чтобы не сопротивлялся, когда Лариков будет надевать на него наручники.
Чтобы не скучать, я достала с полки парочку Таниных журналов и начала их перелистывать. Я выяснила много полезного, например, как ухаживать за ногтями. Хотя, к собственному прискорбию, была вынуждена признать, что тратить на обработку ногтей целые сутки, поскольку, как я подсчитала, именно столько времени от меня требовалось бы, я просто не в состоянии.
Перейдя к волосам, я с ужасом обнаружила, что вторые сутки надо будет посвятить им, третьи — лицу. Четвертые — уходу за ногами. Пятые потребуются для разных массажей. Шестые я должна буду проторчать в парикмахерской, а седьмые посвятить фигуре.
С понедельника надо начинать сначала. Красота требовала не только жертв, но и времени. А если учесть, что на все это были нужны еще и деньги, так как все семь суток я, по планам издателей полезного журнала, была просто обязана провести неотрывно в косметических салонах, у массажистов, парикмахеров, да еще и в тренажерных залах, не забыв при этом, что моя одежда должна быть индивидуальной, а значит, надо заиметь и портного, которого тоже придется посещать, возникал вопрос — когда же я эти самые деньги заработаю?
Если только зарабатывать их ночами, но ночами-то зарабатывают у нас дамы определенного рода занятий! Ну разве что я еще тут сижу. Я прислушалась, но не уловила никаких движений. Вот кто-то протопал мимо ящика, напевая себе под нос очередной хит.
— Все-таки это терпеливый кретинизм у нас какой-то получается, — проворчала я. — Мы в буквальном смысле маемся бездельем, и я уже переутомилась от скуки!
Взглянув на часы, я выяснила, что сейчас двенадцать, и набрала номер Никитича.
Трубку никто не брал.
«Наверное, удалились в опочивальню, — подумала я, вешая трубку. — Что ж, не стану им чересчур настойчиво мешать!»
Достав очередной журнал, я зевнула. Спать хотелось ужасно.
Единственное, что отличало мой тяжелый труд от ночного труда путан в выгодную сторону, это то, что я хотя бы расслабленно сижу. А им, наверное, тоже хочется спать. Бедные, бедные!
Открыв журнал, я сразу наткнулась на физиономию Влады.
Конечно, из бывшего паренька красотка получилась потрясающая! Но уж слишком эта красотка походила на…
Я отодвинула журнал подальше, прищурилась. Не понравилась мне появившаяся мысль, ох, как не понравилась!
— А ведь никуда ты от нее не денешься — Владик сработан именно под Танечку, — пробормотала я. — Один к одному. Те же волосы. Та же полуулыбка… Даже этот прищур глаз — полный плагиат! На месте Татьяны я бы подала на него в суд!
В это время в ящике раздался щелчок.
Я резко откинула журнал и вскочила. Проснувшийся Пенс вскочил за мной.
Я вылетела в коридор, открыла дверь и пулей выбежала в подъезд.
— Черт, надо же, как он быстренько двигается! — прошептала я, поняв, что даже моя бешеная скорость не дала ощутимого результата.
Письмоносца уже не было.
Оставалось надеяться на Ларчика. Если он не проспал, то наверняка засек парнишку!
* * *
Вылетев во двор, я огляделась. Никаких звуков… Ощущение непорочного покоя, который царил повсюду, впрочем, было обманчивым.
Я довольно быстро сориентировалась и направила свои легкие стопы к тому месту, откуда ясно доносились голоса.
Рядом с нашим мотоциклом.
Когда я подбежала к нему, то увидела следующее: Ларчик держал мертвой хваткой коренастого парня, а тот отчаянно ругался.
— Какого хрена ты меня схватил, придурок? Я сейчас милицию вызову!
— Давай, — веселился Лариков. — Как ты это сделаешь? Громко завоешь по принципу сирены?
Я подошла поближе и спросила:
— Ты уверен, что это он?
— Конечно, — кивнул Лариков.
— Витька? — удивленно спросил Пенс, вырастая за моей спиной. — Господи, я бы никогда не подумал, что это ты…
— Что — я? Вообще ты-то с чего в эту компанию шизоидов втянулся? — спросил Виктор, пытаясь вырваться из железных объятий Ларикова. — Дурная голова окончательно перестала давать покой?
— Что ты делал у Таниного почтового ящика?
— А-ах вот в чем дело, — рассмеялся Виктор. — Так и знал, что влипну в какую-нибудь дурацкую историю со своими романтическими глупостями! А что за чушь с этим ящиком? И при чем тут я?
— Что вы положили в Татьянин почтовый ящик? — сурово спросил Ларчик.
— «Алую розу — эмблему любви», — ответил насмешливо Виктор.
— Ага, мы сразу и навсегда поверили, — усмехнулся Ларчик. — А может быть, все-таки очередную «угрозу»?
— Какую угрозу? — вытаращился Виктор. — Угроз я ей никогда не подкладывал. Ни явных, ни скрытых… Девица взрослая, самостоятельная — с чего я стал бы ей угрожать? Она что, вернется в мои объятия, если я буду ей угрожать? Раз ей нравится этот маленький гномик, пускай… Может, ей заботиться не о ком стало. А тут можно с ложечки кормить… В конце концов, ей вон и Серега может с тем же успехом угрожать. Так что отпустите мои руки и, если уж вам так неймется, пошли взглянем, что я ей положил.
— Пожалуй, в этом есть смысл, — сказала я. — Может быть, он говорит правду…
— Надо же, — посмотрел он на меня. — Такая маленькая девочка, а умная.
«Ну и гад, — подумала я. — Маленькая… Сейчас я тебе покажу маленькую, чтобы запомнил на всю жизнь!»
— А может быть, он и врет, — меланхолично заметила я, пытаясь испепелить его взглядом. — В конце концов, место преступления еще хранит улики. Кроме нас, ведь никто в ящик не полезет пока.
И я пошла назад, к подъезду.
— Черт, — вырвалось у меня.
Я прищурилась. На какое-то мгновение мне показалось, что дверь подъезда хлопнула. Как будто кто-то оттуда выбежал — вернее, выскользнул — легкой тенью.
Надо же! Оставили без присмотра, тройка идиотов! Даже наушники болтались без дела!
Впрочем, скоро я была готова поверить, что это просто плод моего воображения. Наверное, мне все это почудилось.
Быстро поднявшись по ступенькам, я открыла почтовый ящик.
Роза там действительно лежала. Правда, к утру она рисковала выглядеть уже не такой прелестной, какой она была сейчас. Но сам факт ее приношения в дар красавице Татьяне не носил в себе ничего противоправного.
Вот только рядом с розой белел листок.
Я дождалась, когда вся компания подойдет ближе, и открыла его.
На сей раз это был титульный лист с детектива Питера Чейни.
«ПАЛАЧ В НЕТЕРПЕНИИ».
* * *
— Только не надо говорить нам, что вы его не клали туда, — мрачно и холодно произнесла я, поднимая глаза на Виктора.
Кстати, теперь, при свете лампы, я с удивлением обнаружила, что у этого мерзавца весьма обаятельная физиономия. Красавцем его назвать было нельзя, но что-то в нем было. Что-то такое, что хотелось взглянуть на него еще, и еще, и еще… В общем, он был весьма притягательной личностью, этот Виктор. Глаза у него были очень красивыми — и с таким доверчивым простодушием смотрели на тебя, что даже мысль о его причастности к творениям анонимного жанра казалась кощунственной.
— Цветок? Я же сказал, что положил! Это же не бомба, как вы изволили убедиться, милая девушка! Можете проверить каждый лепесток — взрывчатки там вы не обнаружите! К тому же я вам уже высказал свое мнение по этому поводу — если бы я и вздумал изничтожить неверную, я бы скорее просто избил ее хлюпика. Но ее вкус — это ее проблема.
— Напрасно вы так ерничаете, Виктор Петрович, — сказал Лариков, возвращая мне листок. — Дело очень серьезное. Поскольку вот это послание лежало рядом с вашим цветочком. И мы совсем не исключаем вероятности, что подложили его именно вы…
— Какой еще листок? — вскинул он на Ларикова глаза, полные недоумения. — Я положил туда только розу. Не спорю, это был, пожалуй, самый кретинский поступок в моей жизни, но уж письма любовные я бы ей ни за что писать не стал. У меня очень трудно с написанием фраз, видите ли. Пока я начинаю писать первую букву, мысль успевает улетучиться. Поэтому самое крутое, что я мог бы изобразить, было бы банальное «Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ, ТАНЯ!». Согласитесь, что такое детское послание предмет моих воздыханий вряд ли бы оценил по достоинству. Скорее всего Татьяна долго бы хохотала, а ее смех с удовольствием бы разделил с ней этот недоношенный червяк!
— Ну, так можно ведь и книги испортить, вырезая оттуда заголовки и наклеивая их на чистые листы, как тут. С одной стороны — поздравляю с днем свадьбы, а внутри прямая угроза, — заметила я. — Вы же не любите Андрея Никитича.
— И что? Я же именно его не люблю, так что именно ему бы я и угрожал с превеликим удовольствием! Кстати, может, вы мне покажете, что Татьяне написали на этот раз?
Ну конечно! Я и забыла, что про письма он знал.
— Сначала дайте-ка мне сигарету, — вздохнула я. — А потом продолжим нашу беседу на нейтральной территории. Как я понимаю, все гадости уже совершены. Сейчас только позвоню Танечке, выясню, все ли у них в порядке…
— А что? — встрепенулся Андрей. — У тебя есть опасения?
— Дело в том, что в двенадцать у них никто не поднимал трубку. Я решила, что они спят, и не стала настаивать. Но теперь, я думаю, есть смысл дозвониться…
— Чтобы сообщить, что мы полные придурки и прямо у нас под носом подкинули очередной пасквиль, — хмыкнул Пенс. — Правда, нам удалось поймать Витеньку, но он настаивает, что положил только трогательную розочку. И я ему, кстати, верю.
— Спасибо, — наклонил голову в шутливом полупоклоне Виктор. — Я уж думал, что и ты, Брут, склонен считать меня тем самым уродом, которому нечем заняться, только Танечке жизнь отравлять.
— Не за что, — ответил Пенс. — Просто по Сашкиным раскладкам этот извращенец отличается умом, а у тебя его никогда не было.
— Какой же ты милый, брат! Даже в своих добрейших чувствах умудряешься оставаться таким же честным и бесхитростным!
Слушать их словесную дуэль было невыносимо, тем более что они отвлекали меня от моих мыслей. К тому же из моей головы не выходила эта легкая тень, что мне почудилась возле подъезда.
Или ничего мне не почудилось?
— Грош тебе цена, Данич, — пробормотала я, закуривая и выходя на улицу. — Сама вот подумай, лапонька моя, как это ты смогла упустить преступника, если это тебе совсем и не почудилось?
И хотя в глубине души я все-таки надеялась, что мне просто все привиделось, я чувствовала себя омерзительно.
Тем более что — палач-то был уже в нетерпении!
Вот эта мысль заставляла меня нервничать. Я с трудом сдерживалась, потому что сейчас напряжение уже начинало достигать своей высшей точки — и что потом?
Не найдем ли мы нашу Татьяну лежащей на полу в точно такой же позе, как та, которая уже никогда не сможет подняться?
Я стиснула кулаки.
— Ах, знать бы, кто ты, голубчик, — пробормотала я.
Но пока мы этого не знали! — Саш, — раздался за спиной голос верного Пенса. — Ты в порядке?
— В порядке, — вздохнула я. — Только кажусь себе полной дурой.
— Почему? — удивился Пенс.
— Почему кажусь или почему дурой? — усмехнулась я. — Ты еще спрашиваешь…
На горизонте уже стало светлеть. Я потушила сигарету.
— Наверное, звонить Татьяне уже не стоит. Хоть одного результата нам удалось достичь — мы не позволили негодяю омрачить ее праздник!
— Значит, ты тоже не считаешь, что письма подкладывал Виктор? — с облегчением выдохнул Пенс.
— Не знаю, Пенс, — устало отмахнулась я. — Вообще ничего пока не знаю. Я ужасно хочу спать. Это единственное, что я хочу, потому как мысли меня только раздражают. И еще я очень замерзла. Видишь, как я банально мыслю? А вот палач мыслит небанально. Он у нас в нетерпении!
Я развернулась и пошла к мотоциклу. Пусть Ларчик сам разбирается с Виктором.
У меня все надежды были на завтрашний вечер.
Лишь бы только с Татьяной до него ничего не случилось!
* * *
Как мы добрались до дома, я не помню. Кажется, я проспала всю дорогу, уткнувшись носом в Пенсову куртку.
Очнулась я, во всяком случае, уже перед собственной дверью, заботливо открытой Пенсом.
Добрая мама оставила свет включенным, а сама спала.
«Счастливица», — подумала я, потягиваясь.
Наконец-то я оказалась в мягкой, уютной постели и блаженно потянулась. Скоро мне даже удалось согреться.
Только вот сон как рукой сняло. Сейчас я вдруг отчетливо поняла, что тень мне эта дурацкая совсем не привиделась!
Да была она, была, эта проклятая фигура, мелькнувшая с призрачной быстротой!
Высокая, только вот не поймешь, кому она принадлежала — мужчине? Женщине?
Возможность обоих вариантов присутствовала в равной степени.
Я лежала, вытаращив глаза, которые закрывались от усталости, и проворачивала в уме тот кадр, как на видео, как на лонг-плее…
Я оборачиваюсь. Дверь приоткрыта.
Значит, он нас видел или по крайней мере знал о нашем присутствии? Более того, он был уверен в том, что тут появится Виктор! Он ведь и его ждал, гаденыш!
Следующий вопрос тоже казался мне сложным.
Предположим, что человек выходит из подъезда, стараясь проскользнуть незаметно. Но ведь он же человек, а не угорь? Тогда как это ему удалось так быстро исчезнуть?
Если наш «мистер икс» был на машине, тогда почему мы не слышали шума? Даже если очень тихо завести мотор, все равно в ночной тишине его будет слышно. Шаги тоже будут слышны — тот, кто хоть раз не спал ночью, поймет, что я имею в виду. Даже самые тихие шаги в ночи звучат гулко.
Ну разве что наш неведомый фантом разгуливал по городу в домашних тапочках!
И по траве.
А из этого вытекает что, Александрина?
Что он живет рядом. И что шел он действительно по траве. Газон же действительно возле дома Татьяны присутствует, и если предположить, что он шел по нему, то…
«Сейчас начнутся извращения, — предупредил меня мой усталый мозг. — Давай-ка подумаем об этом завтра. Тем более что утро вечера мудренее…»
— Да уже утро, — ответила я своему засыпающему рассудку. На улицу уже вышли дворники. И, кажется, снова начинается дождь.
Вот ведь в чем беда — никаких следов этот паразит не оставил… А если и оставил хоть один малюсенький следочек, дворники и дождь в данный момент с ним расправляются.
Я провалилась в сон, как в канализационный люк, даже не успев ему посопротивляться.
* * *
Я опять стояла во дворе Татьяниного дома, но теперь я всматривалась в дверь ее подъезда, ожидая Его.
Мои глаза устали от напряжения. А из подъезда никто не выходил.
Вся улица была засыпана лепестками роз и белыми листками, на каждом из которых были приклеены заглавия разных книг. Они недовольно шуршали, когда ветер поднимал их с земли, и бросались мне под ноги, как будто искали защиты.
Мне было совершенно некогда обращать на них внимание, поэтому я отпихивала их ногой, продолжая всматриваться в темноту.
Наконец дверь открылась.
Я рванулась туда.
Из подъезда вышел некто, одетый в платье средневекового палача.
— Стоять! — заорала я, но он плавно скользил по воздуху.
Я догнала его и схватила за рукав.
Мне показалось, что внутри ничего нет. К тому же он странно колыхался на ветру, нисколько не сопротивляясь.
Я подняла руку и сдернула его красный колпак, закрывающий лицо.
— Мама! — заорала я.
Там было совершенно пусто.
— Мамочка, мамочка, ма…
— Саша, да что ты кричишь?
Я открыла глаза. Мама держала меня за руку и нежно гладила по щеке.
— Ну что ты, маленькая моя? Сон приснился страшный, да?
— Ага, — сказала я, с облегчением поняв, что это все мне только приснилось.
Вот моя комната. Вот стол с компьютером. Все в порядке. Просто ты переутомилась, Александра Сергеевна!
— Успокоилась?
— Конечно. Все нормально, мама!
— Кажется, твоя работа скоро сведет тебя с ума, — тревожно сказала мама. — Может быть, тебе все-таки поменять ее на что-то более спокойное?
— Я подумаю, — пообещала я.
Ведь если я не переиграю этого «палача», мне точно придется подумать о новой работе!
* * *
Я проспала до двенадцати как минимум. Проснулась я оттого, что услышала, как мама разговаривает по телефону. Хотя она и старалась делать это как можно тише, слова долетали до моих ушей.
— Она еще спит, Андрей… Да, конечно. Я не буду ее будить пока, хорошо? Конечно, я все передам. Непременно. Нет, ничего не забуду и не перепутаю…
«Хорошо, когда кто-то стоит на страже твоего покоя», — подумала я, сладко потягиваясь. Вставать совершенно не хотелось, хотя впереди было множество дел. И не все были такими уж неприятными. Некоторые, Александрина, очень даже симпатичные… Может, и невеликие, да дело-то не в величии, а в кайфе! Таком милом, тихом, уютном…
Например, чашка утреннего кофе. Кто-нибудь будет спорить, что дело это не грандиозное, но чрезвычайно славное? И вреда никому не приносит, разве что самой себе лично. Потом Андрей Никитич обещал подготовить меня к рауту. Чтобы не выделяться, я должна была появиться в их салоне для «приведения меня в полный порядок».
Поэтому я встала, с некоторым сожалением покинув мягкую и теплую кровать, и, накинув на плечи махровый халатик, появилась на кухне, щурясь от яркого солнечного света.
Вот ведь странности погоды — под утро шел дождь, а сейчас сияет солнце!
— Привет, мам! — сказала я, наливая воду в чашку. — Что там еще за утренние звонки?
— Звонил Ларчик, — сообщила мама. — Кажется, кто-то пытался напасть на вашу клиентку. Таню, кажется?
— Что? — вскричала я. — Как это?
Чайник чуть не выпал у меня из рук. Я застыла, уставясь на совершенно спокойную маменьку.
— Ты только не нервничай. Тем более Андрей просил тебе передать, что все уже в порядке. Перезвони ему, он сам все тебе расскажет. И перестань лить воду, она сейчас польется уже через край!
— Но с Таней все в порядке? — В порядке, в порядке, — проворчала мама. — Не в порядке сейчас будет с полом.
Я поставила чайник и воззрилась на маменьку с немой укоризной.
— Неужели человеческая жизнь для тебя значит меньше, чем пол?
— Но я же тебе сказала — все там уже в порядке!
Я набрала номер Ларикова.
Мои пальцы дрожали. Кажется, вся эта история меня порядком достала!
Он взял трубку почти сразу.
— Андрей, что случилось?
— Да ничего страшного, — проговорил он спокойным голосом. — Все в порядке.
— А что там за страсти с Таней? Ее что, пытались убить?
— Нет, что ты! Просто у Тани ночью, после нашего ухода, были гости. Вот и все. Этот парень, видно, дождался, когда мы удалимся, и проник к ней в квартиру… Но это не телефонный разговор! Давай-ка ты зайдешь ко мне по дороге в свой визажно-парикмахерский салон, и я все расскажу… Конечно, у Татьяны ужасное настроение, что и говорить. После такого безобразия оно вряд ли у кого окажется нормальным!
— Ладно, я подъеду, — пообещала я, поняв, что разговаривать по телефону толково мой босс просто не умеет.
Одна радость — подозрения с Виктора теперь сняты! Он-то находился с нами, значит, никак не мог оказаться в квартире!
Или — мог?
Ах, черт побери, и почему мы не вернулись тогда в Татьянину квартиру?
Теперь я уже знала наверняка — он был там, этот «палач»!
Он следил за нами, это тоже ясно. Стоял где-то поблизости и дожидался, когда мы уйдем. Как только он убедился, что в квартиру мы заходить не собираемся, он посетил ее сам. Интересно, что он там натворил? И откуда он узнал, что, кроме нас, там никого нет?
Ответы на некоторые вопросы мне вполне могли дать Ларчик и Татьяна, если, конечно, Татьяна сейчас в состоянии нормально общаться.
Допив быстро кофе и одевшись, я вылетела на улицу.
Времени у нас, судя по поведению нашего «анонима», оставалось все меньше и меньше.