Харольд Михалик – крутилось у меня в мозгу, пока я крутила баранку, поглядывая на мрачный профиль Гончара, – этот бард-журналист, положивший на меня глаз в «Немецком доме», был любовником Катьки. Ну и что? Мало ли у нее было любовников? С ее внешностью завести себе кавалера было плевым делом. То, что Михалик начал клеить меня – просто совпадение. Чем ему еще здесь заниматься? Отправил материал в свою газетенку или – где он там работает? – и развлекайся. Что еще Альбина про него говорила? Да, занимается антиквариатом. Коллекционер? Нет, кажется, что-то было насчет перепродажи. Деньги ему, видите ли, нужны! В Гамбург он собирается. Наверняка пересылает через знакомых дипломатов.

Значит, Катерина провела ночь у него, вернулась к обеду домой, и ее почти сразу же убили. Увидела ли она это «интересненькое», о котором говорила мне, у Харольда или позже, когда уже ушла от него? Можно поставить вопрос и по-другому. Пошла ли она от Михалика сразу домой или куда-то заходила еще? Связано ли ее посещение Михалика с ее гибелью? Все эти вопросы крутились в моем мозгу, пока я не добралась до редакции.

– Подожди меня здесь, – сказала я Вадиму, выбираясь из машины, – я быстро.

Он буркнул себе что-то под нос, что должно было означать согласие.

Отперев входную дверь своими ключами, я забыла отключить сигнализацию. И чуть не умерла со страху, когда задребезжал звонок и замигала сигнальная лампа, установленная над дверью. Немного очухавшись, я вспомнила реальный случай, произошедший в Москве. Хозяин одной из частных фирм решил обезопасить свой офис и придумал довольно нетрадиционный способ защиты. К обычной сигнализации он подключил корабельный «ревун» от военного эсминца. Результат, тем более в закрытом помещении, превзошел самые смелые ожидания. Взломщик просто умер в темноте от испуга.

К счастью, я осталась жива, вспомнила, где находится кнопка, отключающая сигнализацию, и нажала ее. Звон и мигание прекратились, но ожил телефон, стоявший на Маринином столе. «Наверное, с пульта охраны», – подумала я и не ошиблась. Я назвала код и повесила трубку. Прошла к себе. «Моторола» Кряжимского лежала на столе, как мы и договаривались. Я взяла ее и сунула в карман. Кажется, все. Теперь нужно не забыть про сигнализацию. Сначала нажимаем кнопку, а потом закрываем дверь. Все. Можно идти.

Вернувшись в машину, я застала Гончара сидящим в позе зародыша. Он склонил голову на колени, а ноги поджал под себя.

– Эй, Вадик, – толкнула я его легонько, – ты где живешь-то?

– Я с мамой живу, – пробормотал он, поднимая голову.

– Я знаю, что с мамой, – сказала я, – я ведь спросила, где?

– У «Юбилейного», – коротко ответил он.

– Понятно.

Я развернулась и поехала к магазину «Юбилейный».

– Куда мы едем? – через некоторое время спросил Вадим, оглядываясь по сторонам.

– К маме, – сказала я, – ты же с мамой живешь.

– Я не хочу домой, – грустно сказал он, – высади меня где-нибудь здесь.

«Начинаются причуды маменькиных сынков», – подумала я, а вслух сказала:

– Кончай валять дурака. Куда ты собираешься?

– Не знаю, погуляю где-нибудь.

– Господи, – выдохнула я, – взрослый парень, а ведешь себя как ребенок. Ну что мне с тобой делать?

– Можно, я переночую у тебя? – Он с надеждой посмотрел на меня. – Ну, не могу я идти домой.

Что мне оставалось делать? Я не одобряла его мягкотелости, но в то же время и понимала, каково ему сейчас. Потерять любимого человека, да еще после того, как поссорился с ним. Он, может, теперь себя будет всю жизнь корить, что поругался с Катькой. Конечно, мне тоже было нелегко, это была первая большая потеря в моей жизни, но мне помогало чувство, что я что-то делаю для того, чтобы убийца понес заслуженное наказание. И потом, профессия журналиста очерствляет душу, что ли. Без этого просто не выживешь в газетном бизнесе. И все-таки этого молодого художника я не смогла вот так просто высадить из машины среди ночи. Ну куда он пойдет? Видно, опять мне сегодня быть сестрой милосердия.

– Ладно, черт с тобой, – согласилась я, – только без глупостей.

Я резко развернулась, едва не столкнувшись с собравшейся меня обгонять иномаркой, но та вовремя затормозила. Освещенный желтым светом фонаря, водитель иномарки покрутил пальцем у виска и поехал дальше. Виновато улыбнувшись, я снова надавила на газ.

Когда мы приехали домой, шел одиннадцатый час. По дороге Вадим попросил меня остановиться у мини-маркета и вскоре вышел оттуда с бутылкой портвейна.

– Не возражаешь? – произнес он, усаживаясь в машину.

– Ты что, получше ничего не мог взять? – Я скептически посмотрела на непрезентабельную бутылку.

– А что? Дешево и сердито, – грустно улыбнулся он и добавил: – Не знаю, что пьешь ты, но на лучшее у меня все равно нет денег. Я сейчас на мели.

– Не переживай, – успокоила я его, – у меня кое-что есть в домашнем баре.

Войдя в квартиру, я почувствовала, как голодна. Сегодня я только завтракала. Яичница из пары яиц – недостаточное «горючее» на весь день.

– Мамочки, как есть хочется, – сказала я, заходя на кухню.

– Хочешь, я приготовлю что-нибудь? – предложил Гончар, ставя на стол бутылку портвейна.

– Давай, – сразу согласилась я (хоть какая-то польза от тебя будет), – а я пока приму ванну. Продукты в холодильнике, – крикнула я уже у двери ванной.

Пока наполнялась ванна, я разделась, накинула на плечи халат и задумалась. Почему я не стала разыскивать Михалика прямо сейчас? И где бы ты его искала? – спросила я сама себя. Это можно сделать и завтра. Сейчас уже слишком поздно, чтобы идти к кому-то в гости и расспрашивать его о вещах довольно интимных. Как говорится, утро вечера мудренее.

Я скинула халат и забралась в горячую воду. Завтра я зайду к Харольду на работу, и мы спокойно все обсудим. Надеюсь, он не забыл меня. Мы так быстро расстались вчера. Прощание было недолгим. Думаю, он не обиделся. Я вспомнила вчерашний концерт и Харольда, его манеру держаться, говорить. Что такого могло произойти у него дома, о чем хотела сообщить мне Катерина? Что она у него увидела или узнала? Я уже почти не сомневалась, что причиной ее убийства послужило именно это. Но если это так, значит, Харольд знает убийцу – этого человека в тирольской шляпе. Тогда он тоже причастен к убийству? А может, он заказчик? Смогу ли я в этом случае что-то узнать у него? И не слишком ли это рискованно, идти к нему одной? Сколько вопросов! И ни одного ответа.

Была еще надежда на то, что этот «тиролец» выйдет на Трофимыча и попадется на мою уловку, но гарантии-то нет. Вдруг он посчитает, что незачем ему искать Веретенникова? Тогда вообще пиши пропало. Больше никаких зацепок и идей у меня не было. Если только преступник оставил на ноже или в прихожей свои отпечатки. Если они есть в милицейской картотеке, а они имеются на тех граждан, кто хотя бы раз преступил грань закона, тогда еще остаются какие-то шансы, но не у меня, а у уголовного розыска. А если этот человек профессиональный убийца? Наверняка отпечатки он уничтожил, и даже в случае его поимки доказать, что это он убил Катерину, будет невозможно.

«Ладно, – сказала я себе, – завтра разберемся».

Когда я вышла из ванной, на кухне был уже сервирован стол на две персоны, причем сделано это было с таким вкусом и так изящно, что я невольно восхитилась.

– Вадик, где ты научился этому?

– Я же художник, – скромно ответил он, проводя пятерней по своим кудрям.

– Ах, да, я и забыла, – полная радостного удивления и признательности, улыбнулась я, подсаживаясь к столу. – Тогда, корми меня, художник.

За ужином Вадим потихоньку уговорил принесенную с собой бутылку. Глазки его посоловели, а нос соответственно порозовел. Он пытался и мне налить своей бормотухи, но пить я не хотела, а потому отказалась.

– Как хочешь, – без всякой застенчивости сказал он, выливая остатки себе в хрустальный стакан, – а я выпью.

– Ну все, художник, спокойной ночи. – Я прошла в спальню, достала комплект белья из шкафа и бросила на диван в гостиной.

– Постелить, надеюсь, сможешь сам, – крикнула я в сторону кухни.

Вадим вошел в гостиную.

– Оля, – произнес он нетвердо, с каким-то виноватым видом, – а может…

– А вот ты и не угадал, дружочек, – отрезала я, – мы, кажется, договорились: без глупостей.

Я ушла в спальню и заперла за собой дверь.

* * *

Когда я открыла глаза и бросила взгляд на часы, висевшие на стене, они показывали половину восьмого. В комнате было прохладно. Я надела халат и подошла к окну. Пасмурно и уныло. Когда же кончится это межсезонье? Повернула защелку на двери и тихо ступила на мягкий ковер гостиной. Вадим спал на диване, свернувшись калачиком, так и не раздевшись. Белье лежало на том же месте, где я его вчера оставила.

– Подъем, художник, – без всякой застенчивости толкнула его я и направилась в ванную.

Приведя себя в порядок, я вышла и увидела, что Вадим хозяйничает на кухне.

– Привет. – Я достала из холодильника коробку с персиковым соком и с удовольствием выпила полный стакан.

– Доброе утро, – отозвался Гончар. – Какие планы на сегодня?

– Нанесем визит Михалику, а потом, возможно, поедем к Веретенникову.

– Почему, «возможно»?

– Это будет зависеть от того, что нам скажет господин, вернее, герр Михалик, – ответила я.

После завтрака, во время которого Вадим был немного веселее, чем вчера вечером, я достала из шкафа небольшую видеокамеру фирмы «Панасоник» и положила ее в сумку вместе с «Никоном». Так, теперь одеться. Я снова вернулась в спальню. Выбрала светло-серый жакет из кашемира и прямые свободные брюки из такого же материала. Под жакет я надела черную трикотажную маечку. Взглянула на себя в зеркало. О'кей. И на деловую встречу можно пойти и в ресторан. В ресторан я, правда, не собиралась, но как можно предположить, куда тебя занесет судьба, когда ты занимаешься журналистским расследованием. Черная фланелевая куртка с красной атласной подкладкой и черные кожаные ботинки на устойчивом каблуке завершили мой наряд.

У Вадима чуть челюсть не отвалились.

– Ну ты даешь! – восхищенно воскликнул он, когда обрел дар речи. – Прямо топ-модель!

– Бери аппаратуру, художник, – я усмехнулась, – и пошли. Время не ждет.

* * *

Днем помещения «Немецкого дома» показались мне несколько другими, чем вечером. «Наверное, это от освещения», – подумала я, пересекая вестибюль. Охранник на входе подсказал, что редакция находится на втором этаже, и я направилась к широкой лестнице. Взойдя по ней, я повернула направо и пошла по коридору, устланному мягкой серо-зеленой ковровой дорожкой. Дверь редакции оказалась высокой и массивной, впрочем, как и остальные двери. Внутри было светло и просторно, стояло с полдюжины столов с компьютерами, за которыми сидели сотрудники. Почти все в черных костюмах и белых рубашках. Девушка, работавшая за крайним столом, который стоял перпендикулярно к двери, оторвалась от компьютера и подняла на меня глаза. Я подошла к ней.

– Вы говорите по-русски? – спросила я.

– Да, конечно, – вежливо, с выражением готовности помочь улыбнулась она. – Вы кого-то ищете?

– Харольда Михалика, – ответила я.

– К сожалению, он вчера уехал, – сказала она.

– Как это уехал?

Наверно, я выглядела очень бестолковой. Ну, как люди уезжают? На машинах, автобусах, поездах… Но в тот момент я не смогла придумать ничего умнее.

– Да, – подтвердила она, – уехал.

– А-а… когда он… приедет?

– О-о, – протянула она и улыбнулась, – это будет зависеть от того, как пойдут его дела в Москве. Может быть, он завтра выйдет на работу, а может, ему придется ехать в Германию. Тогда он вернется на следующей неделе.

Исчерпывающая информация.

– Нельзя ли с ним как-нибудь связаться в Москве? – Я пыталась использовать все возможности.

– Минуточку.

Девушка поднялась и подошла к полному мужчине, сидевшему у окна. О чем-то поговорив с ним, она вернулась и протянула мне желтый квадратный листочек, на котором был записан номер телефона и название гостиницы.

– Это его телефон в гостинице, – улыбнулась она.

– Я вам очень признательна, – поблагодарила я ее.

Спустившись вниз, я села в машину и, достав «Моторолу», набрала номер, записанный на желтом листке.

– Ну что? – Гончар коснулся моего плеча.

– Харольд в Москве, – ответила я, пока проходило соединение.

Наконец в трубке раздались длинные гудки. Я представила себе, как в Москве, в номере гостиницы надрывается телефон. Ждала, что сейчас Михалик снимет трубку и я услышу его голос. Но абонент не отвечал. «Наверное, завтракает, – подумала я и убрала мобильник. – Что ж, попробуем позвонить попозже».

Я запустила еще не успевший остыть двигатель и тронулась с места. Дул сильный ветер, и в разрывах между облаками пару раз даже проглянуло солнце. Я ехала вчерашним маршрутом по направлению к Агафоновке, заскочив по пути в «Электронику» за батарейками для камеры. На этот раз с разгона мне удалось преодолеть подъем, на котором я вчера бросила машину, и, свернув налево, я остановилась у дома Трофимыча.

Днем было хорошо видно, что представляет собой это сооружение. Старый, но крепкий деревянный дом, выкрашенный темно-зеленой краской. Наличники на окнах были резными, так же, как и обрамление фронтона, и покрашены в белый цвет. Было видно, что за домом следят, и хозяин не жалеет сил, чтобы он выглядел не хуже, чем у других.

Участок двора за калиткой был засыпан и утрамбован битым красным кирпичом, который приятно хрустел под ногами. За домом простирался большой участок. На нем росли плодовые деревья, листья с которых еще только начинали опадать. Участок был перекопан и через него, в дальний конец сада к туалету вела дорожка, мощенная бетонной плиткой.

Дверь в дом оказалась запертой, и я постучала. Ванька долго не открывал, и я постучала еще раз, на этот раз громче. Наконец, за дверью раздались неуверенные шаги, и я услышала заспанный голос Веретенникова:

– Кто там?

– Чужие, открывай, – встрял Гончар.

– Чужие в такую погоду дома сидят, – шутливо отозвался Иван, открывая дверь, – плюшки трескают.

Он был завернут в одеяло, на голые ноги были надеты обрезанные по щиколотку валенки.

– Как настроение? – бодро поинтересовалась я, входя в сени.

– Какое может быть настроение у человека, ожидающего удара ножом? – недовольно пробурчал Ванька. – Я только под утро смог заснуть, а здесь вы.

– Что, и снотворное не помогло? – ехидно полюбопытствовал Вадим, показывая на пустую бутылку из-под портвейна, стоявшую под столом.

– Да пошел ты, – огрызнулся Ванька и снова лег в постель. – Чем подкалывать, лучше бы жратвы принес.

– А то, что вчера Трофимыч притащил? – выпучил на него глаза Вадим.

– Кусок колбасы да полбуханки хлеба, – с язвительной интонацией произнес Ванька. – Их вчера уже не было.

– Черт, – задумался Вадим, – у меня капуста кончилась.

Он с намеком посмотрел на меня. Нашел тоже кредитное учреждение. Но не оставлять же Веретенникова здесь голодным. Я достала сторублевку и протянула Гончару.

– На-ка, сгоняй пока под горку до магазина, купи чего-нибудь, а мы здесь камеру пристроим.

Вадим провел пятерней по своим роскошным кудрям и с неохотой взял протянутые деньги. Видно было, что ему влом тащиться на кольцо трамвая, где был ближайший магазин.

– Может, на машине… – начал было он.

– Нет, художник, – отрезала я, – время не ждет. «Охотник» может появиться здесь в любой момент. К этому времени должно быть все готово.

Молча развернувшись, Гончар поплелся к выходу.

– Картошечки бы, – трепетно пропел ему вдогонку Веретенников, – и кильки в томате.

– А еще ананасы и шампанское, – с насмешливой небрежностью бросил через плечо Вадим.

– Портвейну возьми, – Ванька посмотрел на меня жалостливым взглядом, – для храбрости.

Гончар остановился и уставился на меня.

– Ладно, черт с вами, – согласилась я, – алкаши несчастные.

После этого лицо Вадима просветлело. Он с энтузиазмом отправился в путь, не без оснований надеясь, что и ему перепадет от Ванькиного портвейна. Не дожидаясь, пока за ним хлопнет дверь, я стала ходить по комнате, прикидывая, где бы лучше разместить камеру.

– Хорошо бы еще одну камеру, – задумчиво произнесла я, – тогда бы можно было все пространство охватить. А так, кто его знает, где он тебя будет убивать?

Я не учла Ванькиного состояния, потому что после моих слов он вскочил, сбросил с себя одеяло и начал с ожесточенной поспешностью одеваться.

– Все, с меня хватит, – резко сказал он, – разбирайтесь здесь сами со своим убийцей.

– Куда это ты собрался? – строго спросила я.

– Не знаю, – бросил он, – куда-нибудь, только подальше отсюда.

– Ладно, кончай дурить, – попыталась я его успокоить. – Неужели ты думаешь, что я собираюсь рисковать твоей жизнью? Достаточно того, что мы потеряли Катю. Садись-ка, я тебе все объясню.

Кажется, мои слова возымели свое действие на Ваньку, потому что, натянув джинсы и джемпер, он перестал суетиться. Но не сел, а только повернулся ко мне.

– Я тебя слушаю.

– План у меня такой, – начала я, – нам нужно, чтобы этот «тиролец» был уверен, что ты дома и что это именно ты, а не кто-то другой.

– Ну, – насупившись, нетерпеливо произнес Веретенников.

– Я думаю, что это мы сделаем так. Мы не будем закрывать ставни на окнах, которые выходят на улицу, чтобы он убедился, что нашел тебя. А ты должен будешь периодически вставать и ходить вдоль окна, чтобы он тебя получше разглядел. Мы с Вадимом будем сидеть в машине, в конце улицы, и как только увидим, что он входит в калитку, я тебе позвоню. Нет, – поправилась я, – я тебе позвоню, как только увижу его, и буду сообщать тебе по телефону обо всех его действиях.

Ванька не перебивал и внимательно слушал меня.

– Как только он войдет во двор, – продолжила я, – ты спрячешься в дальней комнате, а на диване мы сделаем муляж и накроем его одеялом, чтобы он подумал, что ты лег спать. Он подойдет и всадит в тебя нож… То есть не в тебя, конечно, – быстро сказала я, – а в муляж. А тут и мы с Вадиком подтянемся и скрутим его. Ну как? – Я с восторгом посмотрела на Ваньку.

– Ну, это еще куда ни шло, – задумчиво проговорил он. – Только ты уверена, что мы его сможем повязать? У него ведь будет нож.

– Успокойся, я что-нибудь придумаю, – уверенно сказала я. – Давай теперь посмотрим, куда можно пристроить камеру.

– Надо, чтобы она была направлена на диван, – подсказал Ванька. – Тогда мы снимем самое главное.

Я с ним согласилась, и к тому времени, как вернулся Вадим, камера была надежно закреплена на спинке стула, который мы придвинули к стене. В стену вбили несколько гвоздей, найденных Веретенниковым где-то в кладовке у Трофимыча, и повесили на них старую одежду, так, чтобы она закрывала камеру, оставляя открытым объектив.

Вадим вошел с двумя пластиковыми пакетами и начал выкладывать их содержимое на стол. Когда он закончил, на столе выстроился аппетитный натюрморт. Над пакетом с картошкой, несколькими луковицами, двумя банками рыбных консервов, буханкой черного хлеба, сыром и «Краковской» колбасой возвышались две бутылки портвейна.

– Кто велел две бутылки? – Я посмотрела на него немигающим взглядом. – Мы что здесь, шутки шутим?

– Ладно, ладно, не кипятись, – Вадим схватил одну бутылку и вышел из комнаты.

Вернулся он с пустыми руками. – Оставим в холодильнике, чтобы было чем отпраздновать победу, – нашелся он.

– Господи, – вздохнула я, – с кем я связалась? Иван, – я развернулась к Веретенникову, – знаешь, как включать камеру?

– Знаю, – кивнул он.

– Покажи.

Он подошел к стулу, осторожно раздвинул одежду и сдвинул рычажок записи, потом вернул его в прежнее положение.

– Хорошо, – сказала я, – а с мобильником?

Я достала тот, который был у меня в кармане и набрала свой номер. «Моторола», лежащая на стуле возле дивана запиликала.

– Отвечай.

Веретенников взял мобильник, проделал с ним нехитрые операции и сказал в трубку, снисходительно глядя на меня:

– Алле.

– Не паясничай. – Я сложила телефон и сунула его в карман. – Если что-то срочное, звони мне, понял?

– Да понял, понял, – кивнул он.

– Тогда поехали, – повернулась я к Вадиму и направилась к выходу.

– Оль, – остановил он меня, – может, перекусим? Что-то есть хочется. Зря, что ли, я ноги стаптывал?

Я понимала, откуда возникло у него это внезапное чувство голода, но расслабляться было нельзя.

– Успеешь, голодный ты мой. У тебя еще все впереди.

Заверив Ивана, что ситуация под контролем, я быстро вышла из дома и села в машину. Вадим недовольно плелся сзади.

– Какие планы? – угрюмо спросил он, садясь в машину.

– Поедем куда-нибудь, перекусим, – ответила я, – а то ты умрешь еще чего доброго прямо в машине. Только Харольду позвоню.

Я во второй раз набрала московский номер, и снова ответом мне были лишь длинные гудки.

– Опять нет, – вздохнула я, убирая телефон.

На обратном пути, оставив Гончара в машине, я заглянула к Трофимычу. Он сидел у стола и колдовал над банкой с чаем.

– Как дела, Трофимыч? Все спокойно? – поинтересовалась я.

– Ждем-с, – ответил он, помешивая коричневую жидкость алюминиевой ложкой.

– Ты откуда будешь звонить, если что?

– От дежурной, – он показал большим пальцем наверх, – телефон работает, я проверял.

– Ну, – сказала я ему, – теперь вся надежда на тебя.

– Устроим в лучшем виде, не сомневайтесь, – спокойно ответил он.

– Номер-то помнишь?

Он только похлопал ладонью по тетради, которая лежала на столе рядом с банкой.

– С тобой приятно работать, Трофимыч, – улыбнулась я, – не то, что с этими обормотами.

– Какие их годы, – философски заметил Трофимыч.