— Подождите, какие картины?
Галина посмотрела на Ларикова недовольно. Что он, в самом деле, не может ее выслушать?
— Мои картины, — терпеливо, как ребенку, объяснила она.
— Вы художница?
— Вы что! — возмутилась Галина. — Никакая я вам не художница! Просто у меня были картины. Я и не знала, что они стоят столько… Мне их наш сосед подарил. Его, как и вас, Андреем звали. Только он погиб.
— Какой сосед?
— По коммуналке. Мы раньше жили на Парниковой, дом восемь. Возле Борисова оврага. Три семьи — и один унитаз, короче. Полная чаша скандалов и склок. Знаете, что такое коммуналка?
— Представляю, хотя никогда там не жил. Так что произошло?
— Значит, Иван тогда работал грузчиком в овощном, а я продавщицей. Иван — он ведь из деревни только-только приехал, поэтому там мы и ютились вместе с моей мамой-покойницей, царствие ей небесное. А помимо нас жил еще этот Андрюша со своей женой, только жена-то вот в тот момент от него и ушла… Дочку забрала и ушла. Надоело ей в нищете жить. Андрей один остался и все время рисовал. Он славный был парень, тихий такой… И говорить с ним было легко. Только вот картинки свои он все в ящики складывал, а ящики в комнате не помещались, и он их в коридор вынес. И эта зебра Елизавета Фридриховна…
— А что за Елизавета Фридриховна?
— Третья соседка. Немка из поволжских. Аккуратистка была до тошноты! Она начала фырчать, что Андрей ей весь коридор этими ящиками заполонил — ногу ей поставить негде, а у нее, между прочим, ребенок, и так далее! Да и кто это вынесет, когда воняет масляными красками? Андрей тогда очень огорчился, тем более что ее мальчишку он любил. Да дети-то ни при чем, так ведь? И как раз за два месяца до пожара он вдруг меня останавливает и говорит: «Галя, хочешь, я тебе свои картины отдам?» А у самого глаза какие-то странные, блестят… Как у наркомана. «Что ты, — говорю, — куда я с твоими картинами-то? Мне их и деть некуда…» А он говорит — да у вас же есть загородный домик! Я рассмеялась — одно название, а не домик! «Тебе что, наша фрау мозги проела?» — спрашиваю его. Он молчит. «Нет, Галя, просто я жить не буду. А картины жалко. Я уж так решил — половину тебе, а половину дочке отдам. Только ты их у себя подержи до поры до времени и никому не говори о них. Пусть моя девочка потом их получит». Как-то он говорил странно, будто и не сомневался, что за его спиной смерть стоит. Может быть, просто предчувствовал ее? Молодой ведь еще был! Ладно, я согласилась. Отвезли мы этот ящик к нам, вернулись — да вот тут нас и расселять начали. Дом вроде бы решили сносить. Мы тогда получили квартиру в Солнечном — там жить никто не хотел, потому как бериллиевый завод рядом, а мне все равно было. Куда наша фрау-мадам съехала, не знаю, а Андрей пока еще там оставался. Да так навечно и остался…
Она вздохнула.
— Никто и не знает, почему там пожар ночью случился. Говорят, будто сам он себя и поджег, только я так не думаю. Вот и сохранился только этот его ящик, и больше ничего…
— Хорошо, — прервал ее грустный рассказ Лариков. — Но какое все это имеет отношение к господину Мальперу и профессиональному росту вашего супруга?
— Как какое? — возмутилась Галина. — Да самое прямое! Потому что началось-то все именно с одной из тех картин! Такой небольшой портрет. Девчонка на нем рыжеволосая на солнце щурится. Забавная, на ту француженку мою с набережной чем-то похожая. Есть-то было нечего, а моя соседка Татьяна яйца все рисовала пасхальные да в Корпус мира носила. Вот она и подсказала, что они там за произведения искусства большие деньги дают. Ну Иван эту девочку туда и понес. А вернулся с кучей денег и с этим французом… У того аж сопли из ушей…
— Из носа, — машинально поправил ее Лариков.
— Да какая разница-то, — отмахнулась Галина. — Одно слово — он от нетерпения аж трясся! Иван, слава богу, не был дураком и все картины ему не отдал. Только часть. Пообещал, что попробует еще отыскать. А сам справки навел об этом Лушине, и…
— Постойте, как его фамилия?
— Лу-шин, — повторила Галина. — Вы его что, знаете?
Лариков вскочил.
— Это же… Да черт вас подери, куда вы дели этот ящик? Неужели весь продали?
— Так я зачем к вам пришла?
— Чтобы я помог найти вам убийцу мужа.
— Не только, — отмахнулась Галина. — Чтобы вы помогли найти эти картины. Потому что я-то не дура, я все картины продавать не хотела. Нехристь я, что ль, какой? Живем-то уже хорошо, дом — полная чаша. А картины мне жалко… Он что, знаменитый какой, этот Андрей?
— Его картины все музеи ищут, — отрезал Лариков. — Вы это понимаете? Он же гордость нашего города! Ну, говорите, глупая вы женщина, неужели вы продали все картины для того, чтобы торговать этими вашими вонючими сигаретами и жратвой?
* * *
— Этти! — Лена оглядела комнату.
Куда она могла подеваться?
В комнате было отчего-то свежо, как будто открывали окно. Елена поежилась.
Может быть, Этти вышла во двор?
Она направилась к выходу. Накинув на плечи шубу, подошла к двери и замерла.
Дверь была приоткрыта.
— Этти, — почему-то шепотом позвала Елена, осторожно дотрагиваясь до ручки двери.
Дверь открылась, послушная ее руке.
Елена прекрасно помнила, что закрывала ее, эту проклятую дверь.
Она выбежала во двор, уже не пытаясь справиться с охватившим ее волнением, и снова закричала:
— Этти! Саша!
Ответа не было.
Она пробормотала:
— Господи…
Резко повернувшись, Елена бросилась назад, к телефону. Она знала, что там, в кабинете у Мальпера, записан телефон Ларикова. Мальпер не позволял никому входить в свой кабинет, но сейчас это меньше всего волновало Елену.
— Скушает, — пробормотала она. — И так по его милости с девушкой может случиться несчастье!
Стремглав поднявшись на третий этаж, она дернула на себя ручку двери. Дверь не поддавалась. Элен попробовала еще раз и внезапно замерла.
Из-за двери доносились приглушенные голоса, один из которых принадлежал, несомненно, Мальперу. Она напрягла слух до предела, но все-таки улавливала только обрывки фраз.
— Не могла… — сказал Мальпер.
Потом Елена услышала невнятное бормотание, но фраза, которая вдруг долетела до нее, заставила ее отпрянуть.
— Нет, — прошептала она, чувствуя, как от страха у нее подкашиваются ноги. — Нет, нет… Этого не должно быть, не должно! Что же мне делать?
На одно мгновение ей даже захотелось убежать отсюда, скрыться подальше от людей, еще вчера казавшихся ей простыми шарлатанами — да кем угодно, но не убийцами!
В их руках была эта рыженькая девушка, и ей, несомненно, угрожала опасность. Елена не простит себе потом, если с этой девушкой что-нибудь случится!
Но сейчас она была совершенно одна, и кто мог ей помочь?
— Ник-то, — признала она, — никто.
Мысль, пришедшая ей в голову, удивила ее ясностью и простотой. Развернувшись, Елена бросилась прочь из этого дома, сбежала по ступенькам и уже через несколько мгновений неслась в машине к дому Ларикова.
* * *
Мне было ужасно плохо. От этих идиотских стрессов почему-то сразу ухудшается самочувствие!
Наконец эта чертова машина остановилась, и с меня сняли повязку.
— Ну вот, Этти, — сказал Жаба, улыбаясь мне своей гадкой улыбкой. — Мы и приехали. Придется тебе немного пожить в моей развалюхе… Конечно, тут не так удобно, как у твоего папочки, но ведь ты так любишь искусство, и душа у тебя, надо думать, возвышенная, как чакона Баха, не правда ли?
Он толкнул дверь и втащил меня в дом.
Да уж, разница была просто ошеломляющая!
В комнату почти не проникал свет. Еще бы — ведь тут было только одно, совсем маленькое, окно с железной решеткой!
Впрочем, надо отдать Жабе должное — в комнате было чисто и довольно уютно.
— Надеюсь, вам у меня все-таки понравится, милая Этти.
— Я не Этти, — сообщила я.
Однако он почему-то совершенно не удивился. Наоборот — широко улыбнулся и сказал:
— Я знаю, дорогая! Но мне казалось, что вам нравится изображать из себя Этти. Вот я и решил вам подыграть, чтобы сделать приятное.
Он прошел в угол, где на полке рядом с книгами стоял небольшой магнитофон, и нажал на клавишу.
Комната наполнилась музыкой.
— А вот и Бах, — подмигнул мне этот подлец. — Чтобы вам не было страшно. Как это у Ахматовой? «Полно мне горевать от страха — лучше кликну чакону Баха». Вы любите музыку?
Я промолчала. Он не обратил на это внимания. Тем более что зазвонил телефон.
Телефон звонил совсем рядом, из чего я смогла заключить, что в доме есть еще одна комната.
— Простите, моя радость, я должен вас ненадолго оставить, — развел он руками. — Поэтому мне придется вас привязать к стулу. Пока вы ко мне не привыкнете…
Честное слово, я впервые в жизни чувствовала такое безнадежное отчаяние, что почти примирилась с собственной участью!
Единственная роскошь, которую я могла себе позволить в данный момент, — это гордо отвернуться, когда он стягивал мои руки грязными и жесткими веревками!
— Ну уж этого ты от меня не дождешься! — пробормотала я. — Я никогда не привыкну к такому подонку, как ты!
Он был уже на пороге и все-таки услышал мои слова. Обернувшись, он посмотрел на меня с любопытством, потом невесело усмехнулся и проговорил:
— Напрасно сказанные слова бессмысленно сотрясают воздух. Считайте, что я их не расслышал.
* * *
— За что меня арестовали? — возмущенно таращил глаза на высокого парня в штатском Садик Аббасов. — Что я сделал? Вы бы лучше бандитов ловили, я-то вам чем помешал?
— Ничем, — усмехнулся Игорь. — Только твой дружок очень меня интересует.
— Какой такой дружок?
— Некий Жаба, — Игорь улыбнулся.
— Кто такой Жаба? Не знаю Жабы!
— Не знаешь?
— Не знаю.
— А имя некой Этель Мальпер тебе ничего не говорит?
Этот разговор длился уже около часа. Игорь чувствовал себя измотанным. Если бы здесь же не сидел Мечников, Игорь вышиб бы из этого гада все сведения.
— Где спрятали Этель Мальпер? На даче? Говори, скотина!
— Игорь! — одернул его в сотый раз Мечников, заметив, что Игорь близок к любимому способу «дознания».
Игорь взял себя в руки.
— Вы что, не понимаете, что девчонка в опасности? — тихо поинтересовался он у Мечникова. — Мне вам рассказать, что такое Жаба?
Мечников вздохнул и бросил искоса взгляд на Садика. Тот самодовольно ухмылялся, думая, что его никто не видит. Он был так уверен в собственном завтрашнем дне, что Мечникова передернуло от возмущения.
О том, что Этель Мальпер похищена, они узнали из звонка. Какая-то женщина, пожелавшая остаться неизвестной, позвонила им, быстро выпалив: «Этель Мальпер похитили. Сделайте что-нибудь».
Звонившая была взволнована, но Игорю все же удалось понять, что в деле этом не обошлось без искомого Жабы.
Теперь один из компании сидел перед ними, и через час его придется отпустить.
А кто отпустит Этель Мальпер?
Мечников встал и направился к двери.
Игорь совершенно правильно расценил уход своего начальника. Как только дверь за ним закрылась, он усмехнулся:
— Ну, друг мой? Будем по-прежнему играть в партизан на допросе, или ты все-таки соизволишь мне сказать, где спрятали девушку?
Его взгляд не обещал ничего хорошего. Садик почувствовал себя беззащитным. «Он меня убьет, — с ужасом подумал он. — Убьет, как Обрубка!»
— У Жабы. В доме на Комсомольской, — пробормотал он. — Ее приказано убить.
— Кем?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Честное слово, не знаю! Она ведь не дочка Мальпера! Она сыщица! Честное слово, мы не знаем, откуда она взялась! Сам Мальпер и…
Он осекся.
— Ты и так сказал мне так много, друг мой, что я тебе более чем признателен, — шутливо поклонился Игорь и, все-таки не удержавшись, пнул азербайджанца ногой в пах на прощание.
«Ну вот, Жаба, — подумал он. — Скоро мы встретимся. Я наконец-то возьму тебя с поличным, и ты сядешь. Ах как тебя там опустят, Жаба! Стоит им только узнать, какая ты сволочь! Я тебе не завидую, мразь, но — искренне рад, что твоя свободная жизнь заканчивается!»