Глава 1

— Мне кажется, ничего лучше мы не подберем. — Я стояла рядом с Маринкой, которая в течение целого часа испытывала на прочность мои нервы.

Она примеряла уже не знаю какой по счету наряд из моей «коллекции». Когда я дала согласие отправиться сегодня вечером с ней в ресторан, то и не предполагала, что меня ждет такая тяжелая и нудная работа, как вытряхивание из шкафа моего, по словам Маринки, «залежалого шмотья». На этот раз она вертелась перед зеркалом, приложив к себе светло-бежевый костюм из «шотландки» в коричневую клетку.

— Нет, — скуксилась она, — что я, на деловую встречу иду?

Она решительно отложила костюм и смело атаковала гору платьев, жакетов и жилеток.

— Вот, — возбужденно крикнула она, выудив очередную находку — красное декольтированное платье с эффектной отделкой.

— Ну, это слишком, — скептически качнула я головой, — ты же не на торжественный прием отправляешься.

— А ты в чем пойдешь? — поинтересовалась моя подруга.

— Я еще не решила, пойду ли, — вознамерилась я тоже в свой черед пощекотать ей нервы.

— Как не решила! — испуганно округлила она свои бесстыжие синие глаза. — Нас уже ждут, я договорилась! Ну ты даешь! — Она обиженно поджала губы и рухнула на диван.

Еще минута, и она бы разревелась. Самым банальным образом.

— Ладно уж, — вздохнула я, — пойду, но только если ты пообещаешь, что через десять минут я увижу тебя в подходящем туалете!

Я гордо и неспешно покинула гостиную.

Я включила воду и встала под душ. Что вам сказать о моей секретарше и подруге в одном лице? Пожаловаться на ее мелкое, чисто женское тщеславие, которое болезненно-сговорчиво реагировало на внимание со стороны мужчин, причем, исключительно обеспеченных или подающих надежды. Или поведать тысячу грустных историй, в которые она меня втягивала — они, хоть и заканчивались всегда счастливо для нас обеих, стоили мне потрепанных нервов и чудовищных усилий.

Или рассказать вам совершенно жуткую по своим последствиям для неразговорчивого, но глубоко ранимого Виктора, нашего редакционного фотографа, историю их с Маринкой отношений, напоминающих своей непроясненностью и загадочностью туманность Андромеды? Или поделиться с вами сомнениями относительно ее суждений, надиктованных ей в часы житейских откровений демоном тоски и вздорного честолюбия? Ладно, обо всем этом я до времени умолчу, скажу лишь, что сегодня мы с ней приглашены на вечер. В ресторан. Во французский. Приглашены двумя немолодыми солидными джентльменами, холостыми и падкими до женского шарма. Я еще не разобралась, с кем предстоит мне сегодня вечером поддерживать дипломатические отношения: со Всеволодом Александровичем или с Аркадием Васильевичем.

Оба, по Маринкиному описанию, в очках. Оба еще не растолстевшие, понимающие толк в женской красоте и искусстве, оба — верх галантности и предупредительности. Как славно, что на нашей планете еще встречаются подобные реликты. Конечно, Маринка могла преувеличивать, даже врать. Делала она это, по собственному ее признанию, из желания приукрасить жизнь, расцветить ее, так сказать, красками своего буйного воображения. Это я ей тоже прощала, как и многое другое.

Абрикосовый гель для душа фирмы «Мэри Кэй» так же, впрочем, как и супы «Галлина Бланка», был моей давней, можно сказать, застарелой слабостью. Он — я имею в виду гель — придавал коже волшебную шелковистость и в то же время не оставлял неприятного ощущения несмытого мыла. Я позволила себе два раза нанести его на кожу. При необходимости он мог заменить духи.

Ополоснувшись под душем, я растерлась большим полотенцем и, завернувшись в халат, приблизила к зеркалу свое немного покрасневшее лицо. Тщательно изучила и отправилась в спальню делать макияж. По пути, естественно, заглянула в гостиную. Маринка продолжала рыться в моих вещах. Ничего ей не сказав, я занялась своей физиономией.

— Вот, — радостно распахнула она дверь в спальню, — наконец-то!

Она напялила светло-серое шелковое платье, а поверх него — идущий с ним в комплекте ажурный жакет, затканный серебристой нитью. Я воздержалась от замечаний, что, мол, этот туалет тоже слишком помпезен для встречи с двумя немолодыми джентльменами.

— Да-а, — сдерживая ироническую усмешку, сказала я, — это то, что нужно.

— А ты, а ты? — запрыгала она вокруг меня.

Я меланхоличным жестом показала на висевший на плечиках наряд. Черное платье с умеренным декольте. Но к нему прилагался мужской галстук. Это должно было взволновать не одно мужское воображение. Маринка про галстук ничего не знала, поэтому, небрежно потеребив мой «скромный» туалет, скептически усмехнулась и вопросительно посмотрела на меня.

— Не слишком ли мрачно?

— Как раз, — лукаво улыбнулась я, — к чему выпендриваться?

— Значит, ты считаешь, что я выпендриваюсь? — насупилась она.

— Нет, — покачала я головой, — это платье в твоем стиле, ты же не любишь темные тона.

— Это правда, — выразительно вздохнула Маринка.

Когда же я нарядилась, Маринка восхищенно присвистнула.

— Как это эротично, — пропела она своим звонким голоском, — галстук на голом теле! Плечи открыты, а все остальное утопает в первозданной ночи!

Порой в Маринке просыпался поэтический дар. Это я ей тоже прощала.

* * *

«Ладу» свою я оставила киснуть под мокрым снежком во дворе. Я не хотела отказывать себе в бокале белого вина. Красные вина вместе со старушкой зимой мне не терпелось проводить. Предчувствие весны кружило голову, и хотя меня нельзя было, как Маринку, назвать сентиментальной особой, я всей кожей ощущала присутствие в воздухе чего-то волнующе-свежего и многообещающего. Когда заказанное нами такси просигналило три раза под окном, мы спустились во двор и заняли заднее сиденье желтой «Волги».

Ресторан «Триумфальная арка» располагался на одной из центральных улиц. Я не раз бывала там, а вот Маринка впервые сподобилась чести быть туда приглашенной. Блюда королевской кухни соседствовали в меню с кушаньями, приготовленными согласно рецептам провинциальной кулинарии. Но все было отменно вкусным и изысканным. В ресторане царила атмосфера Франции, хотя в оформлении интерьера чувствовалась некоторая эклектичность.

— Они уже здесь, — воскликнула Маринка, энергично кивая в сторону синего «БМВ» последней модели, — на ней Сева ездит.

— Всеволод, хотела ты сказать, — жеманно поправила я ее, — значит, мне предстоит заниматься Аркадием.

Маринка расслышала в моем вопросе иронию и отреагировала надутыми губами и оскорбленным видом.

— Да никем тебе не надо заниматься, — вспыльчиво ответила она, — это тобой займутся, — с горделивой интонацией добавила она.

Мы расплатились с таксистом, пожелали ему счастливого пути, так как уже успели с ним познакомиться, и направились в ресторан. Оставив шубы в гардеробе, мы еще минут десять вертелись перед зеркалом и, только придав своей внешности должный вид, отправились в зал.

Небольшое помещение было заполнено людьми, в основном, культурными и состоятельными, которым французский колорит и французские вина придавали бойкую живость, отличающую если не парижан, то уж марсельцев — точно. Не успели мы наглядеться на эту жующую, пьющую, говорящую и жестикулирующую публику, как к нам устремились наши кавалеры.

Оба невысокого роста и в очках, как обещала Маринка. Тот, чья внешность напоминала итальянского мафиози в облагороженном варианте, и очки которого были темными, как стекла моей машины, сдержанно улыбался. Он подал Маринке руку. Я догадалась, что это и есть Всеволод, глава фирмы по торговле оргтехникой.

Среднего телосложения, с густыми волнистыми черными волосами и бородкой, в элегантном черном костюме, с шейным платком вместо галстука, он производил впечатление человека, разбогатевшего не в последнее десятилетие, а потому уже успевшего соприкоснуться с западными идеями и западным лоском. На мизинце протянутой Маринке руки сверкнул эффектный плоский черный камень треугольной формы.

Тот, кого звали Аркадием Васильевичем и кто предназначался мне, заметно уступал своему приятелю как внешностью, так и прикидом. На нем была черная рубашка из тонкого вельвета, пиджак «в елочку», давно вышедший из моды, и серые брюки. Пепельно-седоватый ежик, настолько короткий и жиденький, что сливался с огромными залысинами, покрывал его несколько приплюснутый череп. Мелкие черты лица делали его физиономию до смешного непримечательной. Казалось, все обаяние и прелесть этого невысокого щуплого мужичка, которого я тут же про себя окрестила «гомункулусом», сосредоточились в его умном, хитроватом взгляде и благодушной улыбке.

— Знакомьтесь, — затараторила Маринка.

Я давно привыкла к тому, что испытываемое ею волнение прежде всего давало о себе знать в ее учащенном дыхании и темпе речи.

— Моя подруга Ольга Бойкова. А это, — лукаво улыбнулась она, делая плавный жест рукой, — Всеволод Александрович и Аркадий Васильевич.

Всеволод Александрович галантно наклонил голову, мол, польщен, и скупо улыбнулся. К хитровато-благожелательному взгляду Аркадия Васильевича добавилась еще спокойная улыбка.

— Рад познакомиться с такой обворожительной красоткой, — шутливо процедил он.

Голос у него был такой же тихий и осторожный, как и его великолепная в своей ускользающей, квазиджокондовской прелести улыбка.

— Взаимно, — застенчиво улыбнулась я, потому что, несмотря на неброскую внешность и совсем не мужскую, кошачью поступь, Аркадий Васильевич мне положительно нравился.

Я понимала, почему Маринка предпочла «итальянца» Всеволода. В его осанке и, главное, в выражении лица, в сомкнутых губах и резко очерченном подбородке читалась мужская сила, привыкшая покорять высоты бизнеса и женские сердца. И только когда он за столом на секунду снял очки и я увидела его «неаполитанские» очи, убедилась, что вся эта обаятельная мужественность не лишена определенной чувственности, если не сказать, слащавости. Но чувственность эта была какой-то холодной и отстраненной. Опытный зрелый мачо — наконец внесла я его в классификационную таблицу, которая незримо и упрямо присутствовала в моем мозгу. Маринке всегда нравился этот тип мужчин, сильных и сластолюбивых.

— Для дам у нас «Шато де Берн», — плутовато улыбнулся Аркадий Васильевич, — а мы коньячком балуемся.

Он скосил свои почти бесцветные глаза на Всеволода Александровича и даже подмигнул тому. Знойный мачо ответил многозначительной улыбкой, но ничего не сказал.

«Забавно, — подумала я, — может, он немой?»

— Дамам мы можем, кроме того, предложить прекрасный венгерский токай и бальзам на десерт, — противореча моей комичной догадке, произнес он глухим баритоном.

— А я думала, здесь все французское, — наивно сказала Маринка, чем вызвала у джентльменов чуть более открытые, чем прежде, улыбки.

— Не только, — весело возразил Аркадий Васильевич, — Серж, — поманил он официанта, циркулирующего со сдержанным достоинством между столиков, блондина в длинном фартуке.

— Что месье желают? — склонив голову, елейно полюбопытствовал подошедший Серж.

Мы с Маринкой пялились в меню. Причем я всячески пыталась помочь ей с выбором блюд.

— Только не заказывай телячьих хвостов и лягушек, — иронично шепнула я ей на ухо.

Аркадий вознамерился, как я поняла, продиктовать заказ. Видно, они с Всеволодом уже заранее все решили.

— Помидоры со сливками, яйца под зеленым майонезом, суфле из сыра — два, цыплята маренго, треска а-ля гурмэ, парфе лимонное и крем с шампанским. Та-ак, — раздумчиво протянул Аркадий Васильевич, кофе, конечно, но позже… «Реми Мартен» — два по пятьдесят. Пока все.

Серж сосредоточенно и ловко записывал в миниатюрный блокнотик названия блюд.

— А что закажут дамы? — с ленивой улыбкой осведомился Аркадий Васильевич.

— Салат с крабами и грибами, салат овощной, рыба, фаршированная грибами, — две порции, и два малиновых мусса, — непринужденно, словно речь шла об обеде в редакции, сказала я.

Маринка бросила на меня взгляд, полный признательности и уважения.

— Что же касается вина, — томно улыбнулась я, — то наши кавалеры уже о нас позаботились.

Я стрельнула глазами в стоящую на столе бутылку розового «Шато де Берн».

— Неплохо, — оценил наш вкус меланхолично облокотившийся локтем о спинку стула Всеволод Александрович.

Когда Серж ретировался, мы принялись обсуждать французскую кулинарию.

— И все-таки пища эта нездоровая, — решила я внести критическое зерно в то трепетное отношение к французской гастрономии, которое начало меня уже утомлять, — китайская кухня намного полезней для здоровья.

— Менее вредна, хотели вы сказать… — с пренебрежительной усмешкой добавил «мачо».

— Пусть так, — неохотно согласилась я, — жаль, что у нас в городе нет китайского ресторана.

Звучала музыка Леграна. Для танцев помещение было тесновато, но если захотеть, можно было найти местечко среди танцующих пар. Только вот топтаться в обнимку с «мачо» или «гомункулусом» я не жаждала.

— Ваша фирма, я слышала, торгует оргтехникой, — обратилась я к вальяжно сидящему Всеволоду.

— Торгует, — равнодушно ответил он, — но лучше спросите, чем занимается Аркаша.

— И чем же? — улыбнулась я.

— Торгует французским кафелем и плиткой, французскими обоями, раковинами, ваннами, зеркалами, коньяками, духами и так далее, — рассмеялся «мачо».

— О, оставь, — взмахнул рукой Аркадий, — кому это интересно?

— Расскажи девушкам, как ты недавно ездил в Ниццу или еще что-нибудь в этом роде, — продолжал Всеволод, — это, поверьте, — повернул он ко мне голову, — интересней, чем обсуждать страхи компьютерщиков по поводу двадцать девятого февраля.

— Думаете, эти страхи оправдаются? — подхватила я.

— Не знаю, — скептически пожал Всеволод плечами и, скрестив руки на груди, закинул голову.

Здесь нам принесли наш заказ. Разговор опять перешел на французскую кулинарию.

— Расскажите о Ницце. В Париже я была, а вот на юге Франции… — попросила я Аркадия, чтобы пресечь гастрономическую тему.

— Лучше съездите сами туда, — неожиданно ответил Аркадий, — залив Ангелов, пальмы, Английский променад, старые миллиардерши с болонками, лимузины и дорогие отели…

Он устало вздохнул.

— Но я там работал, а не отдыхал, ездил в Грас на парфюмерную фабрику, на заводы, интересовался керамикой Биота, которая могла бы стать новым направлением моего бизнеса. Марина говорила мне, — он вдруг резко переменил тему, — что вы занимаетесь журналистикой. Может, поделитесь с нами своими планами?

— Нет. — Я с улыбкой покачала головой. — Нечего рассказывать. В нашей глубинке редко происходит что-то выдающееся, но уж если что-то случается, мы должны об этом знать.

— Неужели так ничего и не случается? — Аркадий поднял на меня лукавый взгляд.

— Если вы следите за прессой, — ответила я, — то всегда будете в курсе происходящих в городе событий.

Всеволод, пока мы беседовали с Аркадием, следил за тем, чтобы Маринкин бокал не пустовал, а она не забывала его опорожнять, чтобы хоть чем-то занять своего партнера. Как-то так получилось, что мы вели не общую беседу, а разбились на пары. За мной ухаживал Аркадий. «Вот ведь, — думала я, когда мы ненадолго замолкали, — пройдешь мимо такого на улице и не заметишь, а стоит поближе познакомиться, и в человеке открываешь что-то, узнаешь его мысли, его оригинальные суждения о жизни, поэзии, литературе».

Аркадий тоже подливал мне в бокал, только, в отличие от Маринки, я не злоупотребляла розовым «Шато де Берн». На то были свои причины. Алкоголь действует на меня довольно однообразно: после второго фужера меня начинает неумолимо клонить ко сну, и я ничего не могу с собой поделать — глаза сами собой закрываются, голова склоняется на грудь, ну, и так далее. Наверное поэтому я предпочитаю качественные напитки и в небольших количествах. Могу с одним бокалом шампанского просидеть целый вечер, но если переберу, то есть выпью два или больше, — нужно срочно добираться до дома и до своего четырехногого друга — дивана.

Маринка, поболтав немного с Всеволодом, которого она уже называла Севой, утащила его танцевать, оставив меня наедине с Аркадием. Тот, видя такое дело, пригласил меня. Мне не особенно хотелось толкаться на маленьком пятачке, но танцевать я люблю и поэтому согласилась.

Когда закончилась мелодия, мы все вчетвером заняли снова свои места за столом и продолжили ужин. Только спокойно посидеть нам не дали. Через столик от нас сидела компания в малиновых пиджаках, сквозь которые играли бицепсы. Крепкие круглые головы молодых людей, хоть и были довольно большими, не предполагали соответственного количества мозгов. Когда снова заиграла музыка, один из парней поднялся и направился к нам.

У него было довольно правильное, не отягощенное осмысленным выражением, полноватое лицо, крепкие ноги и бегающий взгляд.

— Потанцуем? — Он протянул мне руку и не моргая посмотрел на меня.

Я взглянула на Аркадия и покачала головой.

— Девушка не танцует, извини, — невозмутимо произнес Аркадий и снова принялся за еду.

— Я не тебя спрашиваю, козел, — рыкнул «малиновый пиджак», — я к девушке обращаюсь.

— Нет, — миролюбиво, но решительно сказала я, — не сегодня.

— Пойдем, я приглашаю, — настаивал парень.

Он начинал нервничать, это я заметила по вздувшейся жилке у него на виске.

— Я же сказала, не сегодня, — как можно мягче произнесла я.

— Кончай выделываться, — «пиджак» схватил меня за руку и потянул из-за стола, — пошли.

Я вырвала руку из его потных пальцев и посмотрела в сторону входа, где стояла охрана. Там уже заметили наш инцидент, и охранник, поигрывая резиновой дубинкой, не спеша направился в нашу сторону: видно было, что ему не слишком-то хочется связываться с этими «крутыми» ребятами.

— Юноша, — Аркадий поднялся и отстранил парня от стола, — тебе же ясно сказали, девушка не желает с тобой танцевать.

— Че ты сказал, козел? — «Парень» схватил Аркадия за лацканы пиджака и привлек к себе.

Его приятели, повернув головы, с интересом наблюдали за происходящим. Аркадий был на полголовы ниже своего оппонента и на пару десятков килограмм легче. «Скорее ты двигайся», — мысленно поторопила я охранника, который был уже на полпути к нашему столику. Что произошло в следующее мгновение, я не совсем хорошо поняла. Мне показалось, что парень собирался швырнуть Аркадия в проход между столами, а тот держится руками за его кисти. Но броска почему-то не последовало. Парень присел, как будто на него навалилась какая-то сила, и оказался стоящим перед Аркадием на коленях.

— Если ты еще раз, петух гамбургский, — услышала я шепот Аркадия, который обращался к парню, — еще раз приблизишься к этому столику, я тебе мозги вышибу. Понял?

Теперь я увидела, почему «малиновый пиджак» опустился на колени: оказывается, Аркадий каким-то ловким приемом заломил ему кисти.

— В чем дело? — наконец-то приблизился охранник — высокий стройный парень в серой рубашке с короткими рукавами.

— Спроси у него, — Аркадий небрежно кивнул на моего обидчика и, слегка отпихнув его, отпустил его руки.

— Да ты, в натуре, — вскочил тот, но охранник преградил ему путь резиновой дубинкой.

— Есть проблемы? — с улыбкой превосходства поинтересовался охранник.

— Будут, — зло ответил парень в малиновом пиджаке и пошел к своему столику, где его ждали ухмыляющиеся приятели.

Аркадий сел за стол, опрокинул в себя рюмку коньяка и закурил.

— Здорово, — восхищенно проговорила я, — а я уж думала — у нас сегодня будут неприятности.

— Армейские навыки еще сохранились, — снисходительно улыбнулся Аркадий.

— Вот почему я хочу уехать из этой страны, — возмущенно произнес Всеволод, пальцем поправляя очки на переносице, — даже в таком приличном, казалось бы, заведении, нельзя спокойно отдохнуть. Все время ожидаешь какого-то подвоха. Думаешь, они успокоятся? — обратился он к Аркадию.

— Какая разница, — пожал тот плечами, — главное, что сейчас они утихли. Я думаю, мы должны пойти потанцевать, — он встал и подал мне руку.

Я не считала правильным его поведение в данном случае: он еще больше мог раззадорить «малиновых пиджаков», но отказаться было неудобно, и я с улыбкой приняла его приглашение. Следом за нами поднялись и Маринка с Всеволодом. На этот раз играли что-то быстрое, кажется, рок-н-ролл. Аркадий прекрасно танцевал, он был в ударе и выделывал на небольшом пространстве замысловатые па. Я тоже старалась от него не отставать. Рядом двигались Маринка и Всеволод. Как только мелодия закончилась, Маринка потащила меня «поправить прическу», как она выразилась. Через несколько минут мы вернулись и уселись за столик, где в одиночестве сидел Аркадий.

— А где Всеволод? — беспардонно поинтересовалась Маринка.

— Ему тоже надо поправить прическу, — иронично отозвался Аркадий. — Давайте выпьем.

Пока мы ходили, на столе появился небольшой графинчик, как я предполагала, с коньяком и новая бутылка «Шато де Берн». Рюмки наших кавалеров были наполнены, Аркадий налил вина Маринке и плеснул немного в мой почти полный бокал. К этому моменту подтянулся и Всеволод.

— За что будем пить? — он обвел глазами всех сидящих за столом и поднял свою рюмку.

— Конечно, за женщин, — лукаво улыбнулся Аркадий и, коснувшись своей рюмкой наших с Маринкой бокалов, сделал небольшой глоток.

Его лицо исказила гримаса боли, рот скривился, глаза затуманились. Он судорожно поднес одну руку к подбородку, второй попытался опереться о стол, но не удержался и стал заваливаться в сторону Всеволода, и, наверное, упал бы, если бы тот вовремя не поддержал его.

— Помогите, — заверещала Маринка, вскакивая со стула.

Десятки пар глаз с немым вопросом и интересом повернулись в нашу сторону. Всеволод усадил Аркадия на стуле, но, видно, дело было плохо. Глаза Аркадия закатились, руки безвольно повисли вдоль тела.

Как-то раз мне довелось видеть смерть человека от большой дозы стрихнина. Признаки были похожими, только тогда у молодого человека, которому сыпанули в бокал шампанского смертельную дозу, еще выступила на губах пена.

Я выхватила из сумочки сотовый и, набрав «ноль три», назвала ресторан.

— Отравление, — сказала я в трубку, — похоже на стрихнин.

Троица в малиновых пиджаках тоже наблюдала за происходящим за нашим столом, но наблюдала недолго. Как только я спрятала трубку в сумку, они дружно поднялись и направились к выходу.

— Что, — мерзко усмехнулся тот из них, который неудачно пытался пригласить меня на танец, — папашка, наверное, съел чего-нибудь.

— Пошел отсюда! — заорала на них Маринка, вытаращив глаза. — Ублюдок.

— Че ты сказала? — остановился было «малиновый пиджак», но приятели утянули его за собой.

— Айда, Кастрюля, не видишь, дама не в себе, — ухмыльнулся здоровяк с длинным лицом, на котором, кажется, навсегда застыло выражение полудебильного удивления.

— Давай, давай, вали отсюда, — агрессивно и насмешливо крикнула вдогонку им Маринка.

Всеволод попытался успокоить ее, дотронувшись до рукава ее, то есть, моего ажурного жакета.

Минут через пять подъехала «Скорая». Доктор, мужчина лет сорока с бородкой на круглом румяном лице, поднял Аркадию веки и внимательно осмотрел глаза.

Рядом с нами собралась уже приличная толпа. Здесь был и охранник, и официант, который нас обслуживал, вышел и директор ресторана — коротышка с совершенно лысой головой и большим животом. Из-за его плеча выглядывал шеф-повар в громадном накрахмаленном колпаке.

— Помогите отнести его в машину, — попросил доктор, глядя на директора.

— Цыбин, — проворковал директор, уставив свой палец-сардельку на охранника, — и ты Серж, — его палец переместился на официанта, — быстро. Чего вы стоите?

— Носилки в машине, — сказал доктор, расстегивая Аркадию верхние пуговицы на сорочке и принялся щупать пульс на его запястье. — Кто звонил на станцию? — доктор посмотрел на Маринку.

— Вот она, Бойкова, — Маринка кивнула в мою сторону.

— Что с ним? — обеспокоенно спросила я.

— Похоже, что вы были правы, — доктор пожевал губами и отпустил руку Аркадия, — это стрихнин. Хорошо, что не слишком большая доза. Промоем вашего мужа — будет как новенький.

«Это не мой муж», — собиралась я опровергнуть его предположение, но в это время подоспели носилки, и Аркадия положили на них и понесли к машине.

— Ох ты, господи, — воскликнул замерший в растерянности Всеволод, — нужно же пальто его забрать!

И он кинулся следом. Народ тоже потихоньку потянулся на выход. Не все, правда, но человек десять — точно. Да и кому приятно ужинать в ресторане, где только что человек едва не отравился стрихнином?

— Господа, господа, — пытался остановить их директор, — мы обязательно во всем разберемся, вызовем милицию. Уверяю вас, ресторан не имеет к этому никакого отношения. Ну куда же вы, оставайтесь! Всем, кто останется, предлагаю скидку пятьдесят процентов, да что там пятьдесят, все семьдесят.

Он энергично жестикулировал, но его никто не слушал.

— Ну что, — удрученно сказала я Маринке, — нам тоже пора идти.

— Ага, — согласно кивнула она.

После того, как отправили Аркадия, мучимый праздным любопытством народ, собравшийся возле нашего столика, быстро рассосался. Только директор, которому так и не удалось остановить клиентов, вернулся к нам.

— Уверяю вас, — он вытаращил маленькие круглые глаза и раскинул в стороны коротенькие руки, преграждая нам путь, — наша фирма не имеет к этому никакого отношения. Пожалуйста, оставайтесь.

— Спасибо, что-то не хочется, — попыталась улыбнуться я. — В вашем заведении это первый случай?

— Да, да, да, — смешно закивал лысой головой директор, — конечно, первый и, надеюсь, последний. Это ужасно, ужасно! Такой инцидент! Теперь мы лишимся наших клиентов.

— Погодите причитать, любезный, — прервала я его, — скажите лучше, как спиртное попадает на стол клиентов?

— Пойдемте, я вам все покажу, — засуетился он, — здесь не должно быть никаких кривотолков.

И он засеменил на кухню, продолжая что-то бормотать себе под нос. Нам ничего не оставалось делать, как последовать за ним. Сами напросились.

— Пошли, — кивнула я Маринке, — хоть поглядим на святая святых французского ресторана.

Ефим Григорьевич, так звали директора «Триумфальной арки», провел нас через кухню и показал буфет, откуда официанты получают напитки. Через минуту к нам присоединился Серж и стал ходить следом. По ходу дела Серж объяснил, поглядывая в свой блокнотик, сколько коньяку он приносил на наш столик. Получилось, что после первого «полтинника» Аркадий с Владиславом заказали еще два раза по двести граммов, которые Серж и приносил им в небольших хрустальных графинчиках.

Вообще, на кухне и в буфете царила идеальная чистота. Над длинной электроплитой были установлены вытяжки. У столов трудились несколько поваров в накрахмаленных белоснежных халатах. Кухонная посуда сияла чистотой. Ничто не напоминало кухни совдеповских столовых, где на толстостенных алюминиевых кастрюлях, обычно красной или коричневой краской, были нанесены пометки, чтобы не сварить в кастрюле для первых блюд компот из сухофруктов, например.

— Ефим Григорьевич, — к нам подошел охранник, — вас там спрашивают.

— Кто еще? — директор недовольно повернул голову.

— Милиция, — таинственно произнес охранник.

— Черт, этого мне еще не хватало, — Ефим Григорьевич повернулся к нам. — Прошу меня извинить.

Он направился к выходу, мы потянулись за ним. Возле нашего столика, на котором уже была расставлена чистая посуда, стоял милиционер в расстегнутом бушлате с планшеткой в руке. В другой он держал шапку. На погонах у него тускло поблескивали три маленьких звездочки.

— Старший лейтенант Голубев, — представился милиционер. — Что у вас произошло?

— У нас здесь клиент один… — заискивающе произнес директор, — ему стало плохо. Но он уже в больнице, — поспешил добавить Ефим Григорьевич, — доктор сказал, что все будет в порядке.

— Значит, плохо стало? — выпятил губы старший лейтенант. — И отчего же?

— Не знаю, — покачав лысой головой, отчего она блеснула отраженным светом, сказал Ефим Григорьевич.

— Нам сообщили, что он отравился, — милиционер буравил директора пронзительным взглядом.

— Может быть, может быть, — робко улыбнулся Ефим Григорьевич, — пока еще ничего не ясно. Не хотите ли перекусить? За счет заведения, как говорится.

— Вообще, это дело районной санэпидстанции, — вздохнул милиционер, — пусть они и разбираются.

— Конечно, конечно, — директор расплылся в слащавой улыбке, — пойдемте со мной, вам накроют в отдельном кабинете.

Он со старшим лейтенантом вернулся на кухню, а мы с Маринкой остались стоять у столика.

— Пошли домой, — печально вздохнула Маринка, — нечего здесь теперь делать. И больше я в этот ресторан — ни ногой.

— Это твое дело, — задумчиво произнесла я, направляясь к гардеробу.

 

Глава 2

— Ну надо же как не везет, — ныла Маринка, пока мы шли по очищенной от мокрого снега улице, — только познакомишься с приятными людьми, так на тебе — неприятности!

Мы решили вернуться ко мне домой пешком. Правда, наши туалеты не очень подходили для подобной прогулки. Длинные и узкие платья мешали идти обычным шагом, так что наш променад превратился в подобие неуклюжего шествия.

— А тебе, я смотрю, этот Аркадий приглянулся, — хитро сощурила свои нагловатые глаза Маринка, — скажи, пожалуйста, такой неказистый, невзрачный, а что-то в нем есть. Вот что делают с человеком деньги!

— Что же? — заинтриговала меня эта вздорная Маринкина фраза.

— Ума добавляют! — засмеялась Маринка, явно недовольная моим унылым видом.

Я знала ее жизненное правило — прежде всего не давать никакому чувству увлечь себя надолго. Так, галопом — по Европам. Меня это ее качество раздражало, но иногда помогало настроиться на иной, более оптимистический лад.

— Черт знает что! — не выдержала я, потому что знакомство с этим «неказистым» Аркадием мне хотелось, если честно говорить, продолжить.

Маринка испуганно вытаращилась на меня. Сила моего темперамента заставляла ее порой умолкать и лишь опасливо взглядывать на меня. С другой стороны, более выдержанная, чем она, я позволяла себе гневные вспышки редко, и если уж позволяла, то значит, по ее мнению, поводов было предостаточно. Вот и сейчас она даже приостановилась, дабы лучше рассмотреть перемену, произошедшую со мной.

— Что уставилась, — с шутливым раздражением одернула я ее, — да, этот Аркадий мне действительно понравился…

— А мне Сева… — прогнусавила она, — прямо настоящий итальянец! А глаза, глаза…

И она мечтательно закатила свои глазки.

— Ладно, — вздохнула я, — чему быть — того не миновать. Вековая мудрость. Значит, и у такого душки есть враги…

— Ты думаешь, ему специально подсыпали яд в рюмку?

— Не задавай идиотских вопросов, — огрызнулась я.

— А может, яд предназначался Севе? — Маринка широко раскрыла глаза и застыла на месте, уставившись недвижным взором в подмерзающую лужицу на тротуаре.

— Ага, Севе, — скептически проговорила я, насмешливо глядя на эту новоявленную пифию, — ты еще скажи, мне или тебе.

— А что? — блеснули Маринкины глаза. — Что, если кто-то решил тебе отомстить…

— …и чудом узнал, что я иду сегодня в «Арку»? Или ты сообщила таинственному опасному незнакомцу это? — Я придала своему взгляду подозрительный оттенок.

— Скажешь тоже! — рассмеялась Маринка.

Слава богу, она не стала дуться, как обычно, и адекватно прореагировала на мое шутливое предположение.

— А ты что думаешь обо всем этом? — с пылкой заинтересованностью спросила Маринка.

— Тебе так важно узнать мое мнение? — недоверчиво пожала я плечами.

— Ты же у нас без пяти минут Шерлок Холмс, — с язвительной интонацией проговорила она.

— Все просто, как дважды два — четыре, — я достала из сумки сигареты и зажигалку, — Аркадия хотели отравить. Кто — мы пока знать не можем.

— Пока? — удивилась Маринка, принимая из моих рук сигарету.

— Нет, не смотри на меня так, у меня своих дел хватает. Я не собираюсь вмешиваться в это!

— Представь заголовки: «Бойкова разоблачила организаторов покушения на видного тарасовского предпринимателя, главу торговой фирмы «Венера»… фамилию я не знаю… — замялась Маринка, — ну, это не суть, узнаем, если что, или такой заголовок: «Такой-то, Аркадий Васильевич, глава торговой фирмы «Венера», и владелица крупнейшего тарасовского еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга решили обвенчаться пятнадцатого марта в соборе Святой Троицы. Ольга Бойкова проявила чудеса личной храбрости, в который раз доказав, что она способна практически в одиночку справиться с бандитами и…» Короче…

— Короче, заканчивай треп, — затянулась я, — с какой стати мне влезать в это? Ради Звезды Героя?

— Героини, — поправила меня недовольно поджавшая губы Маринка.

Ну, конечно, я не разделила ее восторга по поводу гипотетического заголовка в газете! Именно это мне сейчас и инкриминировалось.

— И что ты пристала ко мне с этим Аркадием Васильевичем? — строго посмотрела я на эту сводню. — Кстати, заголовки должны быть лаконичными и яркими… Это тебе на будущее.

— Тогда, — не унималась Маринка, — «Любовь и яд в жизни папарацци».

— Как-то вяло, безвкусно даже, сказала бы я. — Я поморщилась.

— Ну-у, — задумалась сбитая с толку силой и безоговорочностью моего критического суждения Маринка, — «Реми Мартен» — напиток любви и смерти»!

— Это уже лучше, — улыбнулась я.

Маринка еще долго досаждала мне помпезными заголовками и хныканьем по поводу смазанного окончания вечеринки. Так мы дошли до дома. Разоблачились и разбрелись по комнатам. Я строго-настрого запретила Маринке приставать ко мне с любыми вопросами и выкладками ее праздного ума. Мне хотелось выспаться и поскорее забыть, какой обаятельный лис этот Аркадий Васильевич.

* * *

— Придумала! — с этим криком ко мне в спальню ворвалась Маринка.

Я ошалело глянула на будильник: без семи восемь.

— Какого черта в такую рань?! — возмутилась я, готовая испепелить Маринку взглядом.

— Как устроить твою жизнь! — возбужденно кричала Маринка, не обращая никакого внимания на мое крайнее недовольство ее наглым вторжением в мою опочивальню.

— Что ты плетешь? Ты украла у меня семь минут драгоценного сна…

— Эдак всю жизнь проспишь! — хохотала она. — Бери мобильник и…

Она держала в руке свою записную книжку.

— …у меня здесь Севин сотовый записан.

Она нашла нужную страничку и с горделивой радостью принялась мне диктовать номер.

— Да че ты сидишь? — гневно прикрикнула она на меня. — Бери, — Маринка подлетела к тумбочке и, схватив сотовый, впихнула его мне в руку, — ну-у! — свела она брови на переносице.

— Ты что себе позволяешь! — обуреваемая праведным гневом, приподнялась я на подушках, отбросив мобильник в сторону.

— Звони Севе, — с досадой воскликнула она, — или дай я сама!

Она потянулась за трубкой, но я, смеясь и злясь одновременно, перехватила ее дерзкую руку и затолкала сотовый под подушку.

— О-о! — простонала неистовая Маринка. — Аркаша наверное еще в больнице…

— Неизвестно… — против воли включилась я в разговор.

В этот момент запищал будильник. Я торопливо выключила его и с сожалением покачала головой, мол, не нужна мне сегодня, Васек (так я окрестила будильник), твоя услуга.

— Что ты задумала? — недоумевала я.

— К Аркашке в больницу! Собирайся! Но прежде всего — звонок Севе. Узнаем, куда его отвезли, как он… Так ведь этого же элементарная вежливость требует! — возбужденно верещала Маринка.

— Нет, у тебя точно не все дома, — озадаченно глядела я на подругу, — и потом, не вежливость нашего визита требует, а твое вечное желание интриговать и устраивать будущее тех, кто в этом совсем не нуждается, — осекла я Маринку.

— Не нуждается, — поставив руки в боки, передразнила она меня, — да ты понимаешь, каких мы мужиков упускаем? И главное, впервые получилось так, что парой — на пару: сплошная гармония! Помнишь, как бывало, тебе один кто-нибудь нравится, а мне его друг — ни в какую! Или наоборот, — задыхаясь, тараторила Маринка, — дай, я сама позвоню.

Она умоляюще смотрела на меня. Мне не оставалось ничего другого, как протянуть ей телефон. Конечно, это было с моей стороны чистым малодушием. Мне просто надоело спорить с ней. Иногда я пускаюсь с ней в дискуссии, иногда предпочитаю уступить. В глубине души я надеялась, что Аркадий уже дома, а посему наш «визит вежливости» к нему в больницу не состоится по воле обстоятельств, так сказать. Да, иногда и я грешила тем, что пыталась переложить ответственность на эти самые безличные обстоятельства. Мне даже нравилось это выражение: «стечение обстоятельств». Все как бы «стекает» помимо твоей воли и желания в какую-то воронку, которая и тебя уносит в водоворот, откуда выбраться нет никаких сил и возможностей. Ты смиряешься, уходишь под воду на некоторое время, а всплыв на поверхность, умно так всем говоришь, мол, обстоятельства, что я могла сделать, посудите сами…

— Сева, доброе утро, — вывел меня из задумчивости бодрый и кокетливый Маринкин голос, — да… А у вас? Лучше? Аркадий в больнице? Передавай ему привет и пусть быстрее поправляется. Да нет, мы сами передадим, — она как-то стыдливо рассмеялась. — Когда? Так скоро? А-а, — облегченно протянула она, — значит, мы еще успеем подъехать. Ага, ага. Ха-ха… Ну-у, какой у него номер? Я тоже думаю, что это будет очень кстати. Да нет, мы ему звонить не будем, нагрянем без предупреждения, сделаем сюрприз. Лучше позвонить? Да ладно… Где он? Ага, ага… Бай-ба-ай, — жеманно пропела она напоследок.

— Да, «мастерица виноватых взоров…», — процитировала я строчку стиха поэта серебряного века, — как это все у тебя складно получается!

— Вставай, карета подана, — она небрежно бросила сотовый на постель, — я варю кофе, а ты — в ванную!

— Нет, ты чего раскомандовалась? — возмутилась, но уже без должной убежденности я.

Для вида, можно сказать.

Маринка одарила меня обворожительно-наглой улыбкой и исчезла. Я потерла глаза, потянулась, подумала о том, почему бы действительно не навестить Аркадия, и, надев халат, поплелась в ванную. За завтраком Маринка только и делала, что многозначительно улыбалась, поигрывала плечами и без умолку болтала о ждущей нас с нею жизни в райских кущах выгодного замужества. Я еле сдерживалась, чтобы не послать ее к черту. Наконец, покончив с едой и сборами, мы сели в машину и направились во вторую горбольницу. Из машины я позвонила Кряжимскому, предупредила, что могу задержаться. Маринка прямо вся сияла.

— Конечно, Севика я не увижу, но Аркаша — это для меня ступенька на пути к Севе, — делилась она со мной своими стратегическими соображениями, хотя никто ее об этом не просил, — вот только, Оль, не обижайся, зря ты кожаные брюки надела и пиджак этот, — скривила она губы в скептической усмешке.

— Это почему же?

— Женственности это не придает, — со знанием дела заявила Маринка, — а такие тонкие ценители прекрасного пола, как Аркадий с Севой, именно женственность прежде всего хотят видеть и находить в женщинах.

— Тавтология какая-то! Женское в женщинах! — иронично усмехнулась я. — Что же, по-твоему, брюки и строгий пиджак могут помешать «таким тонким ценителям», как наши знакомые, разглядеть во мне особу женского пола?

— Это не шутки, — с комичной серьезностью ответила Маринка, — я дело говорю.

— Ты всегда дело говоришь, — позволила я себе ехидный смешок.

* * *

Раздобыв ценой героических усилий халаты (сменную обувь мы захватили с собой), мы поднялись на второй этаж. Аркадий лежал в палате-люкс, рассчитанной на одного человека. Наш приход, однако, не вызвал у него ожидаемой нами реакции. Он совсем не обрадовался, а та самая улыбка, которая вчера покорила меня своей лукавой лучезарностью и ленивой благожелательностью, сегодня лишь тускло мерцала на его тонких невыразительных губах. Тем не менее он сделал хорошую мину при плохой игре — все-таки годков-то ему было не двадцать, и он вполне усвоил привычку воспитанных людей покрывать лицемерной филигранью дежурной улыбки нежелание видеть человека, ради которого ему приходилось упражняться в хороших манерах.

— Аркадий Васильевич! — чрезмерно оживленно воскликнула Маринка, стремящаяся за такой вот непринужденной, почти фамильярной радостью скрыть свое замешательство. — Мы счастливы вас видеть в добром здравии.

Ненатуральность Маринкиного восторга заставила меня поморщиться, а Аркадия — растянуть губы в более широкой улыбке.

— Я тоже рад вас видеть, — выдавил из себя он, — не ожидал, честно признаюсь.

Я хотела сказать, что, мол, тоже не ожидала и не догадывалась, что моей милой подруге придет сегодня утром в голову мысль осуществить этот проклятый «визит вежливости».

— Всеволод сообщил, где вы и как вы. — Маринка поставила на тумбочку пакет с фруктами, которые вынудила меня купить по дороге.

— А это что? — сыграл радостное удивление Аркадий.

— Фрукты. Чтобы вы быстрее поправились, — неловко добавила смущенная не меньше меня и Аркадия Маринка.

Ее план «райской жизни» рушился на глазах. В свою очередь, как особа более рефлексивная, я строила предположения относительно того напряжения и недоумения, в которые поверг Аркадия наш «визит вежливости». Понятно, он не ожидал, растерялся. Одно дело — в ресторане, во всем блеске манер и возможностей кошелька, другое — в больнице, после того, как глотнул стрихнина. Может, он за свой внешний вид переживает, думая, что бледен, осунулся, постарел. Такое ведь бывает, хотя это и не от него зависит. Но мужчины, это ж такие тщеславные и гордые существа, что малейший изъян их внешности или проявление слабости характера способны, по их мнению, сильно навредить им в глазах женщин, а то и окончательно разрушить тот социальный и духовный престиж, которым они привыкли окружать себя. Тем более такой крутой дядя, глава фирмы…

Я опустилась на стул рядом с Маринкой и, уступая ее настойчивым и выразительным взглядам, поинтересовалась самочувствием Аркадия.

— Да меня выписывают через час, — рассмеялся он, но опять с какой-то натянутостью.

— Вот как? Что же, Всеволод тебе не сказал? — обратилась я к Маринке.

Наверное, заметив в моем голосе раздражение, Аркадий, как человек воспитанный и любезный, пришел Маринке на выручку.

— Вы мне доставили удовольствие своим визитом, не сомневайтесь, просто я не в своей тарелке, — он озабоченно посмотрел на часы, — избавлю вас от неприятных, чисто физиологических подробностей учиненного вчера врачами надо мной, так сказать, спасительного произвола… Ограничусь лишь тем, что скажу, что чувствую себя, как это принято говорить в подобных заведениях, — сдержанно улыбнулся он, — удовлетворительно, вернее, чувствовал до сих пор, пока не увидел вас. Теперь мое физическое и моральное самочувствие могло бы стать предметом зависти для любого мужчины.

Он лукаво покосился на нас, и на миг я узнала в нем вчерашнего благодушного и остроумного Аркадия Васильевича.

В этот момент дверь люкса распахнулась, и в палату вошла женщина лет так тридцати восьми. Худощавая шатенка, волосы которой мягкими волнами падали на плечи, бросила на нас с Маринкой удивленный взгляд и подошла к постели «больного». Она наклонилась к Аркадию Васильевичу и чмокнула его в щеку.

— Доброе утро, дорогой, — монотонно произнесла она. — Кто это?

— Познакомься, Кристина, — Аркадий приподнялся на локте, — это Марина и Ольга, они из газеты. Представляешь, они хотят написать о произошедшем вчера со мной.

«Гладко врет, подлец, — подумала я, — не подкопаешься. Похоже, это его жена. Кажется, Кристина, он сказал».

— Ольга, — представилась я, поправляя «Никон», который, слава богу, висел у меня на плече под халатом.

— Марина, — робко улыбнулась моя подруга.

— Кристина Леонидовна, — дама гордо подняла голову и, хоть и была со мной одного примерно роста, посмотрела на нас сверху вниз.

У нее были большие чувственные губы, четко очерченные, прямой, немного длинноватый нос, миндалевидные карие глаза и высокий лоб.

— Вы действительно собираетесь об этом писать? — после затянувшейся паузы поинтересовалась она.

— Возможно, — пробормотала я. — Сначала нужно выяснить все подробности случившегося. «Свидетель» не публикует слухов.

— Похвально, — на лице Кристины Леонидовны появилось подобие улыбки, — я что-то слышала о вашей газете.

«Что-то слышала», — фыркнула я про себя и покосилась на Маринку. — Ну, ты у меня получишь, несчастная! Так меня подставить!» Я ни секунды не сомневалась, что Кристина Леонидовна — жена Аркадия.

— О нашей газете многие слышали, — мягко улыбнулась я, делая вид, что польщена. — Кстати, если мы вам мешаем общаться с мужем, — заявила я, — мы можем поговорить с Аркадием Васильевичем в другой раз. До свидания, Аркадий Васильевич. До встречи.

Я кивнула «больному» и направилась к двери.

— Честное благородное, Оленька, я не знала, — начала свою песню Маринка, когда мы уже порядочно отошли от палаты Аркадия Васильевича.

— Честное? — я остановилась и резко повернулась к ней. — Благородное? — меня просто распирало от бешенства. — Можешь ничего мне не доказывать. Я просто уверена, что ты действительно ничего не знала. Ты никогда ничего не знаешь! Как только увидишь существо более-менее похожее на мужика, тебя больше ничего не интересует. Сразу вся расплываешься, как кисель по тарелке, смотреть противно. Хорошо еще, что она про фрукты ничего не спросила. А я-то, ну это ж надо, так купиться на твои байки! Так опростоволоситься! Так мне и надо! Все, с этой минуты я больше не буду слушать бредни моей секретарши! Развесила уши: такие мужчины, приглашают в ресторан, самые серьезные намерения, полная гармония… Тюшки-тю-тюшки… Тьфу, самой противно. О, горе мне, горе, — к концу моего плача мне и самой стало смешно себя слушать, но виду я не подавала: Маринка должна получить по заслугам.

— Так ведь, Оль… — попыталась что-то вставить она.

— Что, Оль? Что? — я почти дышала ей в лицо. — Хотела, чтобы я с женатым мужиком закрутила? Нет, я ничего не имею против женатых, только я должна об этом знать! А ты, вместо того чтобы… А, что тебе говорить…

Я остановилась, потому что на глаза Маринки навернулись слезы. Видимо, я переборщила.

— Не плачь, тушь потечет, — вздохнула я, — пошли, проветримся.

Маринка шмыгнула носом и пошла следом. Мы вернули халаты, переобулись и вышли на улицу.

— Ты больше не сердишься? — Маринка тронула меня за руку.

— С чего ты взяла, что я сердилась на тебя? — я не оборачиваясь подошла к машине и села за руль.

Маринка торопливо устроилась рядом.

— Я ведь, честное слово, не знала, что Аркадий женат, — Маринка немного приободрилась. — Следующий раз буду осмотрительнее.

— Следующего раза не будет, — я запустила двигатель и достала сигареты.

— Дай-ка мне тоже, — Маринка потянулась к пачке. — Но вообще-то, они ничего, правда?

— В каком смысле «ничего»? — я щелкнула зажигалкой, поднесла пламя Маринке и прикурила сама.

— В смысле, порядочные мужики, — Маринка глубоко затянулась. — Не бандиты, не уроды, не педики.

— О господи, — вздохнула я, — только педиков нам еще не хватало.

— Да что ты к словам придираешься? — Маринка довольно быстро пришла в себя и снова обрела способность противоречить мне. — Я имела в виду, импозантные, во всяком случае, Сева… Не жмоты… А что Аркаша женат, так это дело поправимое — можно и развестись.

— Нет, хватит, — резко тормознула я ее, — ничего не хочу больше слушать о мужиках!

Я включила скорость и осторожно выехала со стоянки на дорогу.

— Да ты не нервничай так, — Маринка словно не слышала меня, — если он тебя полюбит, Аркаша, я имею в виду, а он, кажется, запал на тебя, ты прямо ему скажи, мол, буду с тобой жить, только если ты с женой разведешься. Он хоть с виду и тихий, но мне кажется, решительный. И жена, похоже, у него стерва. Такую не грех и кинуть…

— Марина, — вклинилась я в ее тираду, — посмотри на меня.

— Ну, — Маринка недоуменно вперила в меня свой взгляд.

— Разве я похожа на женщину, которая будет гоняться за мужиком, да к тому же еще и женатым?

— Нет, конечно, — потупилась она, — только…

— Что только?

— Только ты на меня не обижайся, Олечка, — жалобно сказала она, уставившись прямо перед собой, — но за счастье надо бороться, а не ждать, пока оно к тебе само явится. Так можно до старости прождать.

— А Аркаша, — я насмешливо скосила на нее глаза, — это как бы и есть мое счастье, да?

— Может быть, — она опустила окно и выбросила окурок на улицу, — все может быть. Ты только не нервничай.

— Ладно, разберемся, — кивнула я, — все равно нам нужно будет нанести Аркадию Васильевичу еще один визит, по крайней мере. Теперь, когда он представил нас своей жене и сказал, что мы собираемся писать о нем, придется, я думаю, покопаться в этом деле с отравлением. Кто-то же бросил ему стрихнин в рюмку. А жена у него, ты правильно сказала, похожа на стерву. Если бы она узнала, что ее муженек погуливает от нее, вполне могла бы отправить его на тот свет.

— Но ее же не было вчера в ресторане, — возразила Маринка, — да и не догадывалась она, наверняка, о том, что Аркадий будет в ресторане.

— А я и не сказала, что она сама подбросила отраву своему муженьку. Могла кому-нибудь поручить. Помнишь, сколько народа там вчера было. А насчет того, что она не догадывалась о ресторане, этого ты наверняка знать не можешь. — Неужели ты думаешь, — Маринка всем корпусом повернулась ко мне, — что Аркадий все ей рассказал?

— Я только сказала, что мы ни в чем пока не можем быть уверены. Кроме разве того, что Аркадий Васильевич отравился стрихнином.

Я свернула во двор дома, где располагалась редакция, и остановила «Ладу» на стоянке.

— Пошли, — я захлопнула дверцу, — обсудим все как следует за чашкой кофе.

— Пошли, — согласилась повеселевшая по дороге Маринка. — И уж кофе я сварю что надо, в этом можешь не сомневаться.

* * *

Мой заместитель, Сергей Иванович Кряжимский, пока Маринка готовила кофе, доложил о всех сегодняшних звонках и посещениях. Ничего существенного не произошло, дела шли своим чередом. Я пригласила его в свой кабинет, где за чашкой кофе сообщила о том, что с нами случилось вчера вечером и сегодня утром. Выслушав меня, он поправил на носу очки и выдал свою версию случившегося.

— А ты не думаешь, — поставил он чашку на стол, — что отравление Аркадия Васильевича было простой случайностью?

— То есть как случайностью? — я приподняла плечи. — Кто-то случайно уронил в его рюмку стрихнин?

— Нет, — покачал головой Кряжимский, — отраву положили в рюмку сознательно, — но то, что эта рюмка оказалась у Аркадия Васильевича, получилось, может быть, случайно. С таким же успехом стрихнин могли сунуть тебе, Маринке или вообще, любому из посетителей.

— О-о, — воскликнула Маринка, — я поняла — это дело рук маньяка-отравителя.

— Я имел в виду немного не то, — не переставая быть серьезным, сказал Кряжимский, — но, в принципе, ты не далека от истины. Яд могли подсыпать конкуренты владельцев ресторана. Вы же сами сказали, что клиенты сразу после случившегося начали расходиться по домам. И думаю, те, кто был свидетелем произошедшего, не скоро снова появятся за столиками «Триумфальной арки». Да и другие завсегдатаи, услышав об этом инциденте, могут перестать ходить туда.

— Мысль интересная, — задумалась я, — надо будет ее тоже проработать. Но проще всего осуществить этот план было официанту или тому, кто сидел за столиком вместе с Аркадием Васильевичем.

— Это нам, что ли, с тобой? — насмешливо спросила Маринка.

— Кроме нас с тобой, там был еще Всеволод Александрович.

— Да ты что! — воскликнула Маринка. — Ему-то это зачем было нужно?

— Я не говорю, что это сделал он, — я закурила, — а только констатирую тот факт, что он вполне мог незаметно положить яд в рюмку Аркадия. Сделал или нет, это предстоит нам выяснить. Я думаю, с Всеволода Александровича мы и начнем. А Аркадий Васильевич пусть пока окончательно придет в себя.

— Да я уверена, что Сева никогда бы не сделал ничего подобного, — насупилась Маринка.

— Ты в этом убеждена? — ехидно спросила я. — Сколько ты его знаешь, два дня? И ты берешься делать такие утверждения?

— Ну, — продолжала упорствовать Маринка, — руку бы на отсечение я не дала, конечно, но подозревать такого мужчину в отравлении… По-моему, это мелко.

— Давай разберемся, — согласилась я, — что ты имеешь в виду? Какого «такого»?

— Ты и сама прекрасно знаешь, — отмахнулась Маринка и вытащила у меня из пачки, которую я оставила на столе, сигарету.

— Нет, не знаю, — я протянула ей зажигалку. — Объясни.

— Ладно, — согласилась Маринка и, открыв рот, задумалась, — он…

Я терпеливо ждала, пока она облечет свою мысль, если она у нее была, в слова. Кряжимский, пряча усмешку, поглядывал на меня.

— …он благородный, — сконфуженно произнесла наконец Маринка и торопливо начала прикуривать сигарету.

— Не берусь тебе противоречить, — снисходительно улыбнулась я, — но, может, ты пояснишь, в чем же заключается его благородство?

— Он за мной ухаживал, вино наливал, — торжественно выдала она.

— Он это делал, чтобы споить тебя, — нахально заявила я, — и быстрее уложить в постель.

— Ну, знаешь, Бойкова, — возмутилась Маринка и вскочила с кресла, бросив только что зажженную сигарету в пепельницу, — такого я от тебя не ожидала!

— Да что ты такая нервная? — я протянула руку и задержала ее, тем более что она не особо-то и сопротивлялась. — Сядь на место. Я просто хочу сказать, что людей ты не знаешь и можешь влипнуть в историю из-за своей доверчивости. Ты ведь и сейчас не уверена, женат твой Всеволод или нет. Зато я знаю точно, что Аркадий Васильевич жену имеет.

Это был удар ниже пояса. Не нужно было мне снова напоминать ей об этом. На этот раз она вскочила и выбежала из кабинета, хлопнув дверью. Вот ведь, черт побери, ну кто меня за язык тянет? Вечно ляпну что-нибудь, а потом жалею. Но Маринка тоже хороша — знакомит меня с женатым мужиком, а потом его благоверная спрашивает обо мне так вскользь, а кто это, собственно, такая? Я это. Я — Ольга Юрьевна Бойкова, главный редактор тарасовского еженедельника «Свидетель». Черт, поймала я себя на мысли, это я еще от встречи с Кристиной Леонидовной не отошла, вот и сорвалась на своей секретарше.

— Поеду, пообщаюсь с Всеволодом Александровичем, — сказала я, стараясь не глядеть на Кряжимского. Я потушила окурок в пепельнице и откинулась на спинку кресла.

— Хорошо, — Сергей Иванович поднялся, — если что — звони.

— Сергей Иванович, — попросила я его, — скажите Маринке, чтобы зашла.

Достав новую сигарету, я опять принялась пускать дым. Маринка открыла дверь и осталась стоять на пороге.

— Заходи, — как ни в чем не бывало пригласила я.

— Чего тебе? — сдвинув брови на переносице, с непримиримой интонацией спросила она.

— Мне нужен телефон Всеволода Александровича, — улыбнулась я.

Маринка вышла из кабинета и вскоре вернулась с записной книжкой. Открыв, она молча положила ее передо мной.

— Знаешь что, — предложила я, — лучше ты сама ему позвони и договорись о моей с ним встрече. Хорошо?

— Как скажешь, — буркнула она и, повернув к себе телефон, стоявший у меня на столе, принялась набирать номер.

— Добрый день, — хорошо поставленным голосом начала она, — я бы хотела поговорить с Всеволодом Александровичем. Кто спрашивает? Скажите, Марина, он знает.

Она подняла глаза к потолку и принялась ждать.

— Это я, — с улыбкой произнесла она через минуту. — Лучше не бывает, только я сейчас звоню, чтобы договориться о встрече. Нет, не со мной. Ничего у меня не случилось, я тебе после перезвоню. С Ольгой Юрьевной. Зачем? Она сама тебе объяснит. Да никакие не тайны, — вздохнула Маринка, — просто нужно встретиться. О\'кей.

Она положила трубку и, стараясь придать своему взгляду равнодушную небрежность, посмотрела на меня.

— Можешь приехать сегодня в любое время до девятнадцати ноль-ноль. Какие еще будут приказания?

Больше я не могла смотреть в ее тоскливые глаза. Да-да, несмотря на все ее старания явить мне высокомерное смирение и безучастность, взгляд ее выдавал.

— Хорошо, Марина, — без всякого надрыва сказала я, — я была не права. Прошу меня простить.

— Да ладно, — сразу же повеселела Маринка, — просто другой раз буду собирать побольше информации о тех, кто приглашает меня в ресторан.

Я облегченно вздохнула.

— Давай вечерком завалимся ко мне, у меня там еще полбутылки вина осталось.

— Я бы с удовольствием, — потупилась Маринка, — но мне кажется, у Севы есть какие-то планы на вечер…

— Ладно, как хочешь, — кивнула я, — в любом случае мое предложение остается в силе.

— Мерси, — широко улыбнулась она.

За что я ее люблю, так это за ее отходчивость. Она не таила ни на кого обиду дольше чем полчаса. Правда, если человек уж сильно ей насолил, она просто вычеркивала номер его телефона из своей записной книжки и одновременно из головы и переключалась на кого-нибудь другого. Вот такая у меня замечательная секретарша. И лучше нее никто кофе варить не может.

 

Глава 3

Офис торговой компании «Синий луч», генеральным директором которой был Всеволод Александрович, располагался недалеко от набережной. Он занимал весь пятый этаж современного шестиэтажного здания, отданного на откуп многочисленным фирмам, фирмочкам и конторам. Нотариальная соседствовала со страховой, а та — с жилищной. В общем, весело! Не покидая пределов здания, можно было решить массу жизненных и социальных вопросов, начиная с продажи или приобретения квартиры и кончая оформлением брачных контрактов и составлением завещаний. Этакий мини-сити конторско-прикладного значения. Я, слава богу, никому ничего пока завещать не собиралась. Мне вспомнился французский поэт, задира и пройдоха Франсуа Вийон, прославившийся тем, что завещал в шутливой балладе всякие ненужные вещи своим недругам. Были там и такие строки:

Я миновала дежурную, крупную тетушку лет семидесяти с отечным лицом, и поднялась на пятый этаж. Был разгар рабочего дня, а потому мимо меня туда-сюда сновали озабоченные сотрудники. Два бородатых оболтуса в джинсе курили в конце коридора, выходившего к балкону со стеклянной дверью. Нашла дверь с табличкой «Ген. директор. Хмельницкий Всеволод Александрович» и, постучавшись, услышала осторожно-вежливое: «Войдите».

В приемной сидела — как и положено ей сидеть — секретарша, смазливая шатенка лет двадцати пяти в коротеньком узеньком пиджачке орехового цвета. У нее была модная стрижка и живой взгляд. Миниатюрная челочка позволяла видеть ее выпуклый гладкий лоб. Вздернутый нос и ямочка на подбородке придавали ей задорный вид, делая ее непохожей на массу серо-въедливых и сосредоточенно-высокомерных секретарш.

— Добрый день, меня зовут Бойкова Ольга, я к Всеволоду Александровичу, — произнесла я на одном дыхании, окидывая быстрым взглядом помещение.

Оно показалось мне таким же умытым и приветливым, как и лик секретарши: все беленькое, чистенькое, компьютеризированное, упорядоченное. Никакой громоздкости. Атмосфера легкой праздничности, я бы даже сказала. Вот уж не ожидала! Что касается Аркадия, кстати, то у него, думала я, можно было надеяться увидеть что-то подобное. Всеволод казался мне более серьезным и менее улыбчивым. В общем, я была приятно удивлена.

Пока я разглядывала синий плакат с ослепительно белой, прямо-таки стерильной оргтехникой, расторопная, и, что самое главное, доброжелательная шатенка связалась по внутреннему телефону со своим шефом.

— Можете войти, — ласково улыбнулась она, указывая глазами на дверь кабинета.

Я прошла по голубому ковролину, показавшемуся мне ковром-самолетом, и, дернув за ручку двери, вошла в просторный кабинет, утопающий в солнечном свете. Жалюзи на окнах были подняты, и февральское солнце, блеск которого усиливал лежащий за окнами снег, шлифовало столы, стеллажи с папками, обитые светло-голубым гобеленом кресла, стены с картинами и плакатами и лицо Всеволода Александровича.

Он сидел за столом из светлого дерева, крутясь в офисном кресле и беспокойно манипулируя идеально заточенным карандашом. На нем был бежевый костюм, коричневая сорочка и галстук коньячного цвета в тонких малахитовых разводах. Неизменные темные очки закрывали его красивые «неаполитанские» глаза, чем очень затрудняли процесс проникновения в его нутро, казавшееся мне таинственным, как содержимое сандаловой шкатулки, запертой на ключ. Загадочным оно представлялось моему воображению именно потому, что я не могла видеть Севиных глаз, не говоря уже об их выражении. К тому же его внешность заставляла думать о чем-то сицилийско-криминальном, но никак уж не о компьютерах. Оргтехнику мое воображение отдавало на откуп субъектам с четкими правильными лицами, невыразительными ртами и строгим взглядом из-за прозрачных, как картезианское сознание, стекол очков геометрических форм.

На длинном столе покоилась оргтехника нового поколения. Всеволод поднялся мне навстречу и, слабо улыбнувшись, сказал:

— Рад вас видеть. Вчера все так некрасиво получилось…

Надо же, я думала, речь идет о покушении на убийство, а вот Всеволод склонен был рассматривать вчерашний случай с эстетической точки зрения.

— В жизни все может случиться, — философски заметила я.

— Прошу, — Всеволод вальяжным жестом указал на роскошное, совсем не офисное кресло, стоящее у стены, на которой висело несколько акварелей.

Сам он поднялся и, подойдя к небольшому изящному шкафчику, открыл его и достал оттуда темную бутылку и пару пузатых рюмок. Когда он поставил бутылку на небольшой столик, рядом с которым восседала ваша покорная слуга, я увидела, что это «Реми Мартен». Инкрустированный столик, пара кресел и диван составляли уголок отдыха. Всеволод устроился в кресле рядом со мной и, открутив на бутылке пробку, плеснул в рюмки граммов по тридцать коньяка. Этот невинно-гостеприимный жест вызвал у меня невольную усмешку. Заметив ее, Всеволод нехотя улыбнулся и с грустной иронией, произнес:

— Не беспокойтесь, это другая бутылка. Коньяк отличный.

Он смущенно кашлянул и, взяв рюмку в руки, стал ее греть.

— Спасибо, но я за рулем. Это не отговорка, — выразительно улыбнулась я, — если только кофе.

Всеволод не поленился вызвать секретаршу. Вскоре она внесла серебряный поднос с двумя чашками, лимоном, пористым шоколадом, конфетами и фруктами. Мне жутко захотелось граната. Разломленный на несколько частей, он походил на распустившуюся розу. Сочные, бордового цвета зерна мерцали на солнце темными рубинами. Казалось, зрелая сила распирала плод и вот, взрезанный и явленный во всем своем жизненном блеске, он щедро и бесстыдно демонстрирует свои пурпурные внутренности.

— Это все для вас, — улыбнулся Всеволод, заметив мой жадный взгляд и робкий жест навстречу полыхающему гранату, — я схожу с ума только по «Реми Мартену», — с манерной меланхолией добавил он.

«Можешь себе позволить», — фамильярно заметила я. Не вслух, конечно.

— Спасибо, — снова поблагодарила я, пододвигая к себе тарелку с фруктами.

Плеснуть коньяка себе в кофе я воздержалась. Я не суеверна, просто вся эта история с отравлением на меня так неприятно подействовала, что пить этот дорогой коньяк мне не хотелось. Всеволод, видно, понял причину моего воздержания.

— Вы неверно думаете о «Реми Мартене», — с лукавой усмешкой сказал он.

— Я о нем вообще не думаю, — возразила я, с удовольствием высасывая сок из очередного гранатового зернышка.

— Нет, думаете, — не сдавался Хмельницкий, — именно думаете. Коньяк внушает вам страх, — он вздохнул.

— «Внушает» и «думаю» — это же разные вещи! — удивилась я.

— Нет, не разные. Вы приписываете коньяку свойства отравы. У вас он ассоциируется со стрихнином. Вы думаете о нем как о жидкости, содержащей в себе стрихнин, — пояснил он, — то есть вы думаете о коньяке не как о солнечном напитке, прекрасном напитке, — резюмировал он, — а как о содержащем стрихнин. Сама предметность коньяка для вас недоступна. Вы — пленница своей ассоциации. Это и есть мысль, но не идея.

— Оригинальное суждение… — вымученно улыбнулась я.

— Правильное, — самодовольно произнес Всеволод, — только это не я до такого додумался, это Декарт.

— Ага, — я кивнула, — был такой.

— Сцепку в человеческом мозгу ассоциаций, которыми человек привык манипулировать, он называл нечистым мышлением, — глотнув коньяку, сказал Всеволод.

Я не стала задаваться вопросом, что же такое чистое мышление, а перешла собственно к цели моего визита.

— Знаю, Аркадий мне звонил, — ленивым жестом поднося рюмку к губам, также с ленцой произнес Всеволод, после того, как я посвятила его в свой благородный замысел заняться расследованием.

— Мы встретились в больнице с его женой… — забросила я удочку насчет семейных дел Аркадия.

— И это я знаю, — вздохнул Всеволод, — Кристина и Аркадий вместе ведут бизнес. Он, конечно, больше сантехникой и плиткой занимается, она — духами, тканями и посудой. Здесь уж, как говорится, природа распорядилась.

Всеволод меланхолично улыбнулся и снова плеснул себе коньяку. Видя, что после первой дозы «солнечного напитка» он не скопытился, я осмелела настолько, что добавила себе несколько капель в кофе.

— Пейте, — хитро улыбнулся Всеволод, — стрихнин просроченный попался.

— Вы намекаете на то, что я вас подозреваю? — не выдержала я.

— Да что вы! — с наигранной досадой поднял вверх обе руки Всеволод. — Просто я оценил вашу осторожность.

— И давно Аркадий с женой совместно занимаются бизнесом?

— Сначала Аркадий торговал только сантехникой, плиткой и так далее, а как только начал привозить парфюмерию, напитки, ткани, обратился за помощью к жене. Кристина — женщина властная, деловая, во все вникает, во всем разбирается. Аркадию повезло, — расслабленно улыбнулся Всеволод.

— А вам?

— Мне? — с удивленной интонацией произнес он.

Я не то чтобы хотела выяснить возможность «райской жизни» для Маринки, просто мне самой было интересно.

— Я не женат, — отрезал Всеволод, — и счастлив по-своему. Женитьба не для меня, — снизошел он все-таки до разъяснения своей позиции, — я одиночка по жизни, как это сейчас говорится.

— Я, наверное, тоже, — без особой убедительности сказала я, чем вызвала у Всеволода смешок, — что вы смеетесь?

— Вы произнесли это так печально, что сам ваш тон опровергает то, что вы сказали.

— Не знаю, я серьезно не задумывалась. Давайте вернемся к чете… Какая, кстати, у Аркадия фамилия?

— Летнев.

— Ага, — я сделала глоток кофе, — а как распределена собственность фирмы Летневых?

— А бог его знает! — красноречиво, мол, какое мне до этого дело, пожал плечами мой собеседник.

— Ну, доходы… Поровну? — решила я все-таки его разговорить.

— Не думаю, — загадочно улыбнулся Всеволод, — хотя кто его знает…

— Основная часть капитала принадлежит, наверное, Аркадию. Вы давно с ним дружите?

— Давно.

— Странно, что вы не знаете о том, чем владеет лично он, а чем — его супруга, — недоверчиво посмотрела я на Хмельницкого.

— Это вы, папарацци, народ любопытный, въедливый и кусачий, а мы, бизнесмены, привыкли заниматься собственным делом, не заглядывая под чужие кровати, — в его тоне засквозила скрытая неприязнь.

— Я не обижаюсь, — через силу улыбнулась я, — хотя не знаю, чем, кроме того, что я отношусь к числу папарацци, вызвано ваше желание ущемить меня, а то и откровенно унизить. Мне кажется, теперь вы мыслите нечисто. Вы — тоже пленник ассоциации. Все папарацци для вас — «народ кусачий», вы не способны в данном случае прийти от целого к единичному. А ведь свойства целого, как учили еще древние греки, не складываются механически из свойств единичностей, составляющих это целое.

Я говорила медленно и отчетливо. Мне даже самой понравилось размышлять вслух о чистом и нечистом мышлении.

— Если вы и не кусачая, — потеплел голос Всеволода, — то зубастая — точно.

— Это комплимент?

— Да, без сомнения, — допил коньяк Всеволод.

— Осмелюсь еще заметить, что вы, бизнесмены, не так невинны и сосредоточены на своем бизнесе, как вы хотите меня в этом убедить. Во-первых, конкуренция. Вы просто обязаны знать, чем занимаются ваши коллеги по бизнесу, иначе…

— Сдаюсь, сдаюсь, — снова шутливо поднял руки Всеволод, — но подумайте, зачем мне влезать в Аркашину фирму, если я занимаюсь оргтехникой, а он — сантехникой?

Мы дружно рассмеялись. Я, конечно, сделала это более открыто.

— Я спрашиваю вас не как потенциального или реального конкурента — откуда мне знать, может, у вас еще и магазин сантехники имеется? — а как его друга.

— Ладно, — вздохнул Всеволод, — тогда я вам скажу, что догадываюсь, откуда ветер дует. Летневым угрожали по телефону.

— Откуда вы это знаете?

— От Летневых, — со снисходительной иронией сказал Хмельницкий, — трубку они брали по очереди: то Аркаша, то Кристи.

— В вашем присутствии? — уточнила я.

— И в моем тоже.

— И кто же это? — наивно спросила я.

— Если б я знал! — негромко воскликнул Всеволод.

— Ну хоть что говорил, этот, который звонил? Это был один и тот же голос? — загорелась я.

— Я смотрю, — со скептической усмешкой произнес Всеволод, — что вам нравится игра в сыщиков…

— Считаете, что я некомпетентна? Что ж, — вздохнула я, — вы правы. Только у меня есть большое желание докопаться до истины и упрямство тысячи ослов, чтобы сделать это. Немало, правда?

Всеволод кивнул, но без особого доверия и энтузиазма.

— Вы, наверное, думаете, — продолжила я после некоторой паузы, — что в нашем жестоком и запутанном мире этого недостаточно или что это выглядит только нравственным императивом, неприложимым к этой самой жестокой реальности.

Только я так не думаю, потому что если так думать, то это будет опять нечистое мышление, — не могла отказать я себе в улыбке превосходства, — в этом случае я опять бы проецировала свое собранное из тысячи неприятных ассоциаций мнение о нашей жизни на конкретный эпизод, на временной интервал, в котором действуют конкретные люди, одни из них подсыпают другим в коньяк стрихнин, а третьи пытаются разобраться в том, что происходит, прибегая к помощи друзей пострадавших. Именно эти третьи хотят осуществить знаменитый декартовский принцип о «держании себя в естественном поле истины».

— Послушайте, — заулыбался Всеволод, — что вы делаете в журналистике? Из вас бы вышел восхитительный философ или проповедник.

— А что вы делаете в компьютерном бизнесе? — в тон ему ответила я. — Из вас получился бы отменный герой бразильского сериала о тысяче и одной соблазненной, — пошутила я.

— Бизнес помогает мне воплощать в жизнь этот психологический тип. Он дает средства, я имею в виду, материальные… — посмеивался в бородку Всеволод.

— Так что требовали от Летневых?

— Чтобы они принесли столько-то денег туда-то и тогда-то.

— И все?

— А этого мало? — наигранно возмутился Всеволод. — Так по крайней мере мне сказали сами Летневы.

— Но они приказам не подчинились… — предположила я.

— Нет. Никуда не ходили, ничего не носили. И в милицию, насколько мне известно, не обращались.

— Почему?

— Вы как певица Глафира. Знаете, у нее есть песня под таким названием? — усмехнулся Хмельницкий.

— А вы как кот Матроскин. Для него важнее всего — собственная выгода… — ответила я той же картой.

— Какую же выгоду преследую я?

— Продемонстрировать свое остроумие и то, какой вы неприступный и твердокаменный, несмотря на всю вашу вежливость и щедрость, — я показала на стол.

— Занятно… — процедил Всеволод.

— Такое ощущение, что у вас — бездна времени, что вы не бизнесмен…

— …а герой бразильского сериала, — игриво сказал Всеволод.

— Да-а, на язычок вам лучше не попадаться. Время у меня действительно есть, есть всегда, когда речь идет о моей выгоде… — многозначительно улыбнулся Всеволод.

— Но какая выгода в том, чтобы задерживать и меня, и себя? Дела-то не ждут, — удивилась я.

— Такая, что, кроме пользы денег, есть еще много различных польз.

— Например, — я старалась не показать, что раздражена подобным словесным пинг-понгом.

— Удовлетворение своих сексуальных и моральных потребностей, — продолжал изъясняться экивоками Всеволод.

— Значит, вы не из той оперы, где поют: «Мне с вами скучно, мне с вами спать хочется?» Вам, кроме остренького, еще и десерт подавай?

Всеволод утвердительно кивнул. «Бедная Маринка, — подумала я, — знала бы она, как нелегко будет раскрутить Всеволода на «райскую жизнь»!»

— Я польщена вашим вниманием, но давайте вернемся к Летневым.

— Мы только и делаем, что к ним возвращаемся, — усмехнулся Всеволод. — Кристи была обеспокоена этими звонками, Аркаша считал их пустой угрозой. Ведь угрозы абонента не сбывались.

— Вы полагаете, что попытка отравления — это способ показать, что тот, кто звонил Летневым, настроен теперь решительным образом?

— Думаю, да.

— Почему же желание капитально припугнуть Аркадия Васильевича было осуществлено только вчера?

— Вы меня об этом спрашиваете? — Всеволод вскинул брови так, что они взлетели над темными стеклами очков.

— Мне кажется, что Аркадия хотели убить, чтобы совсем запугать Кристину, да и вообще подмять под себя фирму. Ведь с женщиной справиться легче.

— Вы думаете? — иронично усмехнулся мой несерьезный собеседник.

— Фирма ведь перешла бы в полную собственность Кристины? — упорно копала я.

— На что вы намекаете? На то, что смерть Аркадия в первую очередь выгодна его жене? Но у них прекрасные отношения! Я-то знаю их не один год.

— Я пытаюсь разобраться, кто мог угрожать Летневым, — возразила я.

— Да мало ли кто! — потеряв терпение, воскликнул Всеволод.

— Ну вот, вы уже начали нервничать, — разочарованно улыбнулась я, — а я только приступила к расспросам. Вот вам, например, кто-нибудь угрожает?

— У меня были когда-то трения с людьми, жадными, так скажем, до чужих денег, — гораздо спокойнее сказал Хмельницкий, — но я уладил эту проблему.

— Вы хотите сказать, что у вас были разборки с бандитами? — без прочих околичностей спросила я.

— До разборок не дошло, — улыбнулся Всеволод, — просто я предпочел платить представителям государственного рэкета.

— Милиции, вы хотите сказать?

— Вот именно, — кивнул он, — хотя большой разницы между ними не вижу. Государство — это самый сильный и коварный бандит, который не позволит, чтобы на его территории, вернее, на территории, контролируемой его представителями, существовали другие бандиты, заведомо более слабые.

— Интересная теория, — я сидела в кресле нога на ногу, отсоединяла гранатовые зернышки от плода и по одной отправляла их в рот.

— Какая уж теория, — Хмельницкий встал из-за стола, держа рюмку в ладони, и неторопливо принялся ходить из угла в угол, — это самая что ни на есть практика. Только не делайте вид, что вы этого не знаете, а то я перестану вас уважать.

— Хорошо, — понимающе улыбнулась я, — допустим, я с вами согласна, но с учетом того, что вы прибегли к обобщающим понятиям. Я продолжу свои вопросы, если вы не возражаете. После того, как вы стали платить государству, бандиты перестали вас донимать?

— Не сразу, — Хмельницкий остановился посреди комнаты и повернул ко мне лицо. — Какое-то время у них были претензии уже лично ко мне, не помню уж какие… И тогда я нанял телохранителя.

— Они могли бы продолжать действовать вам на психику, например, названивая по телефону и угрожая всяческими бедами.

— Вы очень проницательны, как я уже, помнится, говорил, — Всеволод смотрел на меня, — так оно и было. Но я живу один, мне не за кого бояться, и с нервной системой у меня все в порядке. Однажды они попытались взорвать мою машину, потом пустить газ в дверь дома, но примерно через два месяца оставили свои попытки «достать» меня. А мертвый я, видимо, был им не интересен.

— То есть, — полюбопытствовала я, — убить вас, при желании, они все-таки могли?

— Естественно, — усмехнулся Всеволод, — я же не могу содержать целый штат охраны, как у президента страны. Тогда мне пришлось бы работать только на охрану. А я хочу иметь возможность тратить деньги на свои маленькие радости.

— А Летневы платят бандитам? — напрямик спросила я. — Только не говорите, что вы не знаете, все равно я вам не поверю.

— Платили, — кивнул Хмельницкий, — но потом в их среде, у бандитов, я имею в виду, начался раздел территорий, и Аркадий, воспользовавшись моментом и моим, кстати, советом, тоже перешел под крыло милиции.

— И бандиты смирились с этим?

— До последнего момента казалось, что да…

— Значит, угрозы по телефону напрямую связаны с этим решением Летневых, — констатировала я. — Почему же вы сразу мне об этом не сказали?

— Я не уверен в этом, — Всеволод снова занял свое место за столом и поставил пустую рюмку на его край, — поэтому и не стал говорить. Вы сами сделали этот вывод.

— Хотите сказать, — усмехнулась я, — если я ошибусь, то сама буду в этом виновата?

— Примерно.

— А у Летневых нет телохранителей?

— Нет.

— Почему? У них что, не хватает денег?

— Мы не обсуждали этот вопрос, а потом, Аркадий и сам может за себя постоять. Вы в этом вчера убедились.

— Да, — согласилась я, — никогда бы не подумала, что он на такое способен. Где он научился так… защищаться?

— Когда-то он служил в спецвойсках. Сейчас ходит в спортзал, когда находит время.

— Значит, Летнева не слишком-то волнуют эти звонки?

Хмельницкий молча пожал плечами и плеснул себе еще коньяка.

— А его жену?

— Наверное, об этом вам лучше спросить у Кристины.

— Может, вы и правы, — задумчиво произнесла я. — Вы ведь друзья, не так ли?

Что-то дрогнуло в лице Хмельницкого. Может, это было непроизвольное движение? Если бы я могла видеть его глаза, которые он скрывал за темными стеклами очков, я сказала бы определеннее.

— Мы встречаемся время от времени, — закашлявшись, ответил он.

Мне показалось, что тут что-то нечисто, и я продолжала давить в этом направлении.

— Вы ходите друг к другу в гости?

— Какое это имеет отношение к отравлению? — Всеволод снова поднял брови над очками.

— Иногда сам не знаешь, что к чему имеет отношение, — вдумчиво сказала я, — а потом, складываешь один и один и получаешь в результате три. Тогда начинаешь искать ошибку. Так вы часто встречаетесь с Аркадием?

— Примерно раз в неделю, — Всеволод поднял рюмку и снова принялся смаковать коньяк.

— А с Кристиной?

— Что с Кристиной? — Хмельницкий сделал вид, что не понял меня.

Я молча смотрела на него.

— Только в компании с мужем, — после минутного молчания ответил он, — если вы это имеете в виду.

— Она вам нравится?

— У нее есть деловая хватка, — кивнул Всеволод.

— А как женщина? Она ведь довольно хорошо сохранилась для своего возраста.

— Вы, наверное, считаете меня беспринципным человеком, если задаете такие вопросы, — медленно проговорил Хмельницкий. — Но я вам отвечу совершенно без обиды. Во-первых, мне нравятся более молодые женщины. Но даже у молодой женщины, кроме тела, должна быть еще и голова. Как у вас, например, — он плотоядно улыбнулся. — А во-вторых, у мужчины, если он не просто самец, должны быть внутренние ограничения, своего рода табу, если хотите. Так вот, жена друга и является таким табу.

— А если бы Кристина не была женой вашего друга?

— Гипотетические вопросы вроде вашего имеют право на существование только в авантюрных или детективных романах, — как-то скованно произнес Хмельницкий, — а в жизни есть только то, что существует в реальности. А реальность такова, что Кристина — жена моего друга, и я ее даже не рассматриваю, как потенциальную любовницу.

— Но согласитесь, — не унималась я, — как женщина она очень хороша. Женщина-вамп и не дура, как я поняла из ваших слов.

— А вы опасная женщина, — воскликнул Хмельницкий, откинувшись на спинку кресла и рассмеявшись, — в вас есть что-то инфернальное. Так рассказать о женщине, что я даже заинтересовался ею. Но еще больше меня заинтриговали вы сами, — произнес он уже более спокойно. — Мы могли бы встретиться как-нибудь и неплохо пообщаться. Что вы на это скажете?

— Скажу, что у меня тоже есть свои табу, — я встала и направилась к выходу. — Не могли бы вы мне сказать, — вспомнила я, — где живут и работают Летневы?

— Конечно, — Хмельницкий, который собирался встать, чтобы проводить меня, опустился за стол и, вынув из стопки бумаги цветной листочек для записей, стал торопливо писать. — Вот, пожалуйста, — он протянул мне листок. — Давайте хотя бы пообедаем.

— Давайте, — кивнула я, — только порознь.

— Вы мне нравитесь все больше и больше, — скривил губы в сладострастной ухмылке Хмельницкий. — Не люблю женщин, которые сдаются сразу.

— Как, например, Маринка? — поддела я его и шагнула к двери.

— Марина замечательная девушка, — серьезно сказал Всеволод, — только с ней не о чем разговаривать.

— Почему же, — возразила я, — она очень неплохо разбирается в моде. А вы снимаете когда-нибудь очки?

— Когда ложусь спать.

— Тогда я, наверное, никогда не увижу ваших глаз.

— Еще когда протираю стекла, — поспешил добавить он, потому что я уже взялась за ручку двери.

— Спасибо, Всеволод Александрович.

— Ну что вы, — осклабился он, — беседа с вами оказалась одной из моих радостей. Сожалею, что вчера мы не смогли толком пообщаться. И называйте меня Всеволодом или просто Севой, я не обижусь.

— Хорошо, Сева, — усмехнулась я, — пока.

 

Глава 4

Фраза насчет обеда, оброненная Севой, напомнила мне о версии Кряжимского. А что, если яд действительно попал в рюмку Аркадия Васильевича случайно? То есть он с таким же успехом мог оказаться и в моем бокале. Нужно было выяснить это. Я села в машину и отправилась в «Триумфальную арку».

Оставив пальто в гардеробе, я вошла в зал. Там было не так много народу, как вечером — половина столиков была свободна. Я заняла тот же столик, что и вчера, и ко мне сразу же подошел официант. Не Серж.

— А Серж сегодня не работает? — поинтересовалась я.

— К сожалению, нет, мадемуазель, — с томной улыбкой произнес синеглазый брюнет в длинном фартуке, — но я обслужу вас не хуже.

— Не сомневаюсь, — улыбнулась я, — только мне нужно было у него кое-что спросить.

— Мое рабочее имя Жорж. Серж, если он вам нужен, будет завтра с одиннадцати часов дня, — вежливо ответил официант.

У него вырвался вздох разочарования и сожаления.

— Не переживайте, Жорж, — успокоила его я, — обед не отменяется.

Я сделала заказ и поинтересовалась, на месте ли Ефим Григорьевич.

— Да, Ефим Григорьевич у себя, — удивленно посмотрел на меня Жорж.

— Передайте ему, пожалуйста, что я хочу с ним поговорить.

— Как прикажете сказать?

— Ольга Бойкова, еженедельник «Свидетель».

— Будет сделано, Ольга…

— …Юрьевна, Жорж.

«Да, — размышляла я, после того как он удалился, — обслуга у них здесь вымуштрована. Как-то не верится, что они могли сами подсыпать яд. Жалко, что посуду с нашего стола вчера так быстро убрали. Интересно, не было ли яда уже в графинчике?»

— Ольга Юрьевна?.. — сверкая лысиной, у стола неслышно появился Ефим Григорьевич.

Черный смокинг сидел на нем мешковато, но сорочка была белоснежной.

— Хочу еще раз извиниться за вчерашний инцидент, — взволнованно произнес он. — С вашим мужем все в порядке?

— Аркадий Васильевич мой знакомый, — я решила расставить точки над «i», — его сегодня выписали из больницы, и он, наверное, сейчас дома пьет чай вместе со своей женой.

— Понимаю, понимаю, — смешно закивал Ефим Григорьевич, — где же еще встречаться знакомым, как не во французском ресторане? Еще раз приношу наши извинения за причиненные неудобства. Жорж, — сказал он негромко, но так, чтобы я слышала, подошедшему официанту, — обед Ольге Юрьевне за счет заведения.

— Благодарю, — кивнула я Ефиму Григорьевичу. — Не могли бы мы с вами немного поговорить? Здесь будет удобно?

— Конечно, конечно, — озабоченно произнес директор, присаживаясь к столу, — я и сам хотел вас кое о чем попросить.

— Попросить? — удивилась я. — Но о чем?

— Вы ведь работаете в газете… — с заискивающей улыбкой начал Ефим Григорьевич. — Вы кушайте, кушайте, я не отниму у вас много времени.

— В «Свидетеле», — еще раз подтвердила я, не понимая, куда он клонит.

— Да, замечательная газета, — Ефим Григорьевич расплылся в улыбке, — и тираж большой, очень большой.

— Мы публикуем то, что интересует читателя, и не даем непроверенных материалов, — согласилась я.

— У вас замечательная газета, — неуверенно произнес директор, — только…

— Вам что-нибудь не нравится?

— Ну что вы, что вы, — Ефим Григорьевич всплеснул руками, — как вы могли подумать такое. Понимаете, — тяжело вздохнул он, — если вы расскажете своим читателям о том, что случилось здесь у нас вчера… При вашем-то тираже… Мы потеряем половину своей клиентуры.

— А-а, понимаю, — теперь уже воскликнула я, — вы не хотите, чтобы я писала о вчерашнем инциденте?

— Да, да, — закивал Ефим Григорьевич, — вы правильно поняли ход моих мыслей. А мы были бы вам очень благодарны, — он прищурил свои круглые глаза, так что они совсем почти пропали в толстых щеках. — Вы понимаете меня?

— Хорошо, — легко согласилась я, тем более что не собиралась давать никаких заметок насчет вчерашнего инцидента, — только вы тоже должны оказать мне услугу…

— Все, что в моих возможностях, и даже немножко больше, — обрадованно встрепенулся Ефим Григорьевич.

— Я хочу, чтобы вы ответили мне на несколько вопросов. Это не для газеты, — сразу же успокоила я его. — Это ваш ресторан?

— Ну что вы, — Ефим Григорьевич растопырил пальцы-сардельки, — я только управляющий.

— Вы давно здесь работаете?

— С самого открытия… — директор беззвучно зашевелил толстыми губами, — одиннадцать месяцев. Что же вы не едите, — напомнил он мне об обеде, который стоял на столе, — кушайте, пожалуйста, не стесняйтесь. Я всю жизнь смотрю, как едят другие, мне это только приятно.

— Ну хорошо, — с улыбкой согласилась я и принялась за еду. — Все-таки вы мне скажете, кто владелец этого заведения?

— Войцеховский, Борис Исаевич, — таинственным шепотом произнес директор.

— Войцеховский? — я подняла глаза к потолку. — Знакомая фамилия. Кажется, была такая чемпионка по прыжкам в воду. Они, случайно, не родственники?

— Не знаю, — покачал головой Ефим Григорьевич. — Борис Исаевич в застойные времена был директором треста ресторанов и кафе, была такая организация, а я был директором кафе «Бригантина», может быть, слышали?

— Я тогда жила в Карасеве, — улыбнулась я, не забывая орудовать вилкой.

— А пришла перестройка, — продолжил Ефим Григорьевич, — и теперь у Бориса Исаевича свои рестораны…

— Это не единственный его ресторан?

— Есть еще один, «Дон Хуан» называется, там мексиканская кухня.

— У Войцеховского есть враги?

— Враги? — директор задумался. — Вообще-то, мне кажется, Борис Исаевич старается со всеми ладить. Платит кому положено и все такое…

— Понятно, — кивнула я, — это так называемая «крыша». Но, может, у него есть конкуренты? Ведь «Триумфальная арка» в престижном районе, неужели вы ни у кого не перебиваете клиентов?

— Здесь есть еще пара ресторанов и одно кафе поблизости, — задумчиво выпятив губы, произнес директор, — только ни они нам, ни мы им не конкуренты. В «Колизее» итальянская кухня, в «Тройке» — русская, а в «Шапито» — вообще непонятно какая. Не советую вам туда ходить.

— Ладно, не пойду, — усмехнулась я. — Значит, такой инцидент, как вчера, у вас произошел впервые?

— В первый и, надеюсь, в последний раз, — торжественно изрек Ефим Григорьевич.

— Вы не проверяли посуду, которую вчера убрали с нашего стола?

— О-о, я Сержа уволю, — трагически воскликнул директор, — я уж и так ему сделал нагоняй. Он, стервец, и сам перепугался и от греха подальше, как он говорит, решил быстренько все убрать со стола. Я, конечно, тоже виноват, должен был проследить. Только вы меня поймите, никогда у меня такого не было — растерялся.

— Ну, не корите себя, — посочувствовала я ему, — вы же в этом не виноваты.

Подошел Жорж, чтобы поинтересоваться, не нужно ли чего еще. Я поблагодарила его и попросила персикового сока. Он уже собрался уходить, но Ефим Григорьевич остановил его и, поднявшись, что-то прошептал ему на ухо. Жорж понимающе кивнул и отправился на кухню.

— Приходите к нам еще, Ольга Юрьевна, — радушно заулыбался директор, опустив на стул свои мощные ягодицы, — уверяю вас, подобное больше не повторится.

— Я бы с удовольствием, Ефим Григорьевич, только вот вчера у вас здесь ужинали трое…

— Да-а, — с сожалением качнул головой директор, — времена такие — никуда не денешься от этих бритоголовых. Вроде бы и музыка не для них, и спокойно у нас, и обслуживание на уровне, но вот… — Он опять растопырил пальцы-сардельки и тяжело вздохнул. — Как магнитом их сюда тянет. Но у нас охрана… — как-то неуверенно произнес он, покосившись на длинного бугая у входа. — Стараемся держаться.

— Не расстраивайтесь, Ефим Григорьевич, — ободряюще улыбнулась я, — все проходит, и их время пройдет. Будем и мы когда-нибудь жить в цивилизованной стране. Лет через семьдесят, — добавила я.

— Ха-ха-ха, — негромко рассмеялся директор, — через семьдесят.

На подносе Жоржа, кроме заказанного сока, стояла бутылка «Шато де Берн».

— Это вам, — улыбнулся Ефим Григорьевич, принимая бутылку у Жоржа, — вы вчера такое же заказывали… От заведения.

— Нет, — попробовала я было отказаться, но толстяк так меня упрашивал…

 

Глава 5

Из машины я позвонила в офис компании «Венера». Трубку взяла секретарша. По голосу я немедленно определила: сухая зануда. К тому же явно немолодая. Ну да, а ты хотела, чтобы Кристина Леонидовна позволила находиться рядом с мужем какой-нибудь длинноногой красотке?

— Офис компании «Венера»… — раздался в трубке ее спокойный голос.

— Добрый вечер. Мне нужен Аркадий Васильевич, — как можно более любезным тоном произнесла я.

— Его нет, а кто спрашивает? — въедливо поинтересовалась секретарша.

— Главный редактор еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга, если вам это что-нибудь говорит, — не удержалась я от язвительного замечания.

Секретарша, наверное, немного опешила от моего тона. Конечно, такой контраст между той мягкой интонацией, с которой я начала разговор, и таким вот атакующе-небрежным пассажем! Не удивительно, что он сбил ее с толку.

— Аркадия…

— Я поняла, что Аркадия нет, — продолжала я «бесчинствовать», — тогда, может быть, Кристина Леонидовна на месте? — с холодной деловитостью поинтересовалась я.

— На месте, — недовольно прогнусавила секретарша, — одну минуту, я узнаю…

Повисла пауза. Но вскоре в трубке после нудного пиликанья раздался бодрый, знакомый уже мне голос.

— Здравствуйте.

Тон был прохладным и официальным. Но это меня не задело и не насторожило. Наверняка зная, какой ее муж преданный и горячий поклонник всего трогательно женственного в женщинах, она приняла нас с Маринкой в больнице за потенциальных или реальных подружек своего ненаглядного.

— Мне нужно с вами поговорить, с вами и Аркадием Васильевичем, — просто сказала я.

— Боюсь, что сейчас у меня нет для этого времени, — сухо ответила Кристина, — много работы.

— Я понимаю. Тогда, может быть, вы назначите время… — забросила я удочку.

— Знаете что… — замялась Кристина, — … а вы действительно журналистка?

— Могу при встрече предъявить вам мое удостоверение, — чуть не рассмеялась я прямо в трубку.

Так и есть, она приняла нас с Маринкой, по крайней мере одну из нас, за пассию своего муженька.

— И вы на самом деле будете заниматься нашим делом? — спросила она.

Я подтвердила.

— Тогда приезжайте часа через два. Мы сегодня с Аркадием отмечаем пятнадцатилетие совместной жизни. Завтра у нас будет официальный прием, а сегодня мы решили просто посидеть перед камином в загородном доме. Подъезжайте к офису. Мы с вами вместе отправимся на дачу.

— О\'кей, — обрадовалась я, честно говоря, не ожидая такой сговорчивости.

Когда Кристина прощалась со мной, ее голос не был уже таким сухим и холодным, как вначале. Она или успокоилась на мой счет, поверив, что я действительно журналистка, — мелькнуло у меня в уме, — или решила до конца все выяснить и либо убедиться, что на ее мужа я никаких видов не имею, или уж «разоблачить» нас так, чтобы Аркадию некуда было деться.

Как бы то ни было, такой поворот событий меня очень даже устраивал. Нечего и говорить, что эти два часа я не знала, чем себя занять. Вернее, я занималась текущей газетной работой, но все как-то механически, так как между строк, которые я пробегала глазами, будь то материал для статей или документы, маячили два знакомых лица — Аркадия и Кристины. Я была польщена, что сподобилась чести быть приглашенной на неофициальную часть их праздника. Даже держа в уме то обстоятельство, не нуждавшееся, казалось мне, в доказательствах, что приглашена я туда не просто так, а с целью «разоблачения» меня или «успокоения» на мой счет хозяйки, я пребывала в лихорадочном состоянии духа, не могла не радоваться проявлению доверия со стороны такой властной и умной женщины, какой была Кристина, хотя понимала, что оно, это доверие, не было чистым порывом подружиться со мною или пооткровенничать. Учитывая, какой хваткой была Кристина, я склонна была вообще забыть о доверии и полностью приписать ее приглашение стремлению осуществить лично ее, Кристинин проект. Вот ведь как устроен человек! Хочется ему говорить о доверии и дружелюбии, когда он ясно понимает, что таковых нет и в помине, или, вернее, есть, но только в области его сладких грез и более-менее оправданных предположений.

Что же он, обманывает себя? Или как раз это видение мира сквозь розовые очки и является тем гуманизмом, к которому нас призывают всю жизнь? Но тогда что же получается, гуманизм — светлая, или скорее сладкая иллюзия, образ людских поступков, которые я склонна объяснять благими мотивами?

— Марина, зайди, — угрюмо сказала я в трубку внутреннего телефона.

— Что душенька твоя желает? — с милой фамильярностью отозвалась моя секретарша, появившись в дверях кабинета.

— Кофе и беседы по душам, — улыбнулась я.

— Ой, кажется телефон, — она побежала в приемную.

Выкурив еще пару сигарет, я пришла к выводу, что практикую нечистое мышление. Нужно думать и рассматривать конкретную ситуацию. И, кстати, не обольщаться на счет «благих» мотивов. В сердцевине каждого такого светлого облака имеется еще одно, более темное, которое можно назвать эгоизмом или тщеславным желанием порисоваться, выставить себя в лучшем виде. Вот, например, ты даешь милостыню. Да, согласна, тобой движет добрый, вернее, условно добрый порыв к состраданию. Но нет ли в его глубине, в самой потаенной его бездне желания самоуспокоиться, мол, выполнила долг любви к ближнему. Теперь, мол, он сможет купить себе хлеба и, стало быть, не будет голодать, что снимет на время камень с моей чуткой и отзывчивой души, пронзенной стрелой милосердия, ибо мысль о том, что кто-то голодает, причиняет ей страдание. Но так ведь можно вообще превратить человека в некое мрачное…

— Твой кофе, — счастливо легкомысленная Маринка бездумно внесла поднос с кофейной атрибутикой.

Запах кофе, ароматный, я бы даже сказала, целебный, ворвался в мир моих навязчивых мыслей гимном язычеству и одним рывком прервал их каучуковую тягучесть. Язычеством я называю преданность собственным приятным ощущениям, возвышенным и чувственным. А разве они не сливаются порой в единый поток головокружительного счастья?

— Что-то ты грустная какая-то, — принялась она вглядываться в мое лицо.

— Не грустная, а задумчивая, — возразила я, — лучше быть задумчивой, чем такой…

— Глупой? — надулась она. — Ты меня имеешь в виду?

— Ты прямо все схватываешь на лету, — добродушно усмехнулась я.

— Ну, говори, чего уж там, — Маринкин голос стал глухо угрожающим и раздраженным.

— Да ты присядь, — сказала я, чувствуя себя беспомощной перед шквалом скрытой Маринкиной ярости, которую я сама умудрилась спровоцировать, — Аркадий оказался женатым, это мы знаем, а вот Всеволод твой — не просто бабник, а бабник с теорией.

— Да что ты плетешь? — опустилась в кресло Маринка, забывшая о своем гневе.

— Да-да, — вздохнула я, — хорошо, что у тебя с ним далеко не зашло и ты можешь его запросто забыть.

— Кто это тебе сказал, — насупилась Маринка, — что я могу его «запросто забыть»?

— Он ведь меня клеил, сегодня, во время нашей с ним беседы. А женщины ему нравятся с головой.

— Это ты, что ль? — с насмешливым пренебрежением посмотрела на меня Маринка.

— Такие, как я, — внесла я непринципиальную поправку, — так что забудь ты этого Всеволода.

— Ты с ним еще будешь встречаться? — ехидно полюбопытствовала Маринка.

— Только если того потребуют интересы расследования.

Маринка недоверчиво пожала плечами.

— И потом, почему-то мне кажется, что между ним и женой Аркадия что-то есть, — продолжила я после небольшой паузы.

— Когда кажется, креститься надо! — Маринка вышла из кабинета, злобно хлопнув дверью.

Ничего, отойдет… Что же это, мои размышления о хороших поступках и доверии пробудили во мне стерву? Я вздохнула и закурила.

* * *

Офис «Венеры» располагался в здании только что отреставрированного двухэтажного особняка на улице Щорса. Это была одна из центральных улиц, красивая и оживленная. Миновав консьержа внизу, охранника и, поднявшись по застеленной ковровой дорожкой лестнице на второй этаж, я без труда нашла кабинет Кристины. За столом в приемной сидела миловидная женщина лет сорока — сорока пяти. Ее гладкие рыжие волосы были забраны в аккуратный пучок. На носу — очки в тонкой позолоченной оправе. О-очень приятная тетя. Ее не портил даже утиный нос, наоборот, он придавал ее полноватому лицу какой-то добродушный шарм. Нет, это была не та, что разговаривала со мной по телефону, решила я. Действительно, ведь у Кристины с Аркадием — разные кабинеты. Та зануда, с которой я общалась, сидела, должно быть, в приемной кабинета Аркадия. Мне почему-то захотелось заглянуть в эту приемную. Я отогнала тем не менее это вздорное желание и направила свое внимание на предстоящую беседу с Кристиной.

Она вышла из кабинета мне навстречу, одетая в короткую соболью шубку. Ее черные волосы были тщательно приглажены и собраны в такой же пучок, как и у ее милой секретарши. Она слабо улыбалась, чуть обнажая в этой сдержанной улыбке мелкие зубы.

— Мария Николаевна, — обратилась она к рыжеволосой секретарше, — вот ключ. Не задерживайтесь долго.

Улыбка Кристины стала мягче и откровеннее. Должно быть, она была довольна работой своей секретарши.

— До свидания, Кристина Леонидовна, — отозвалась та.

Голос у женщины был такой же приятный, как и ее внешность. Негромкий, но мелодичный.

— Пойдемте, — снова более сдержанно улыбнулась мне Кристина.

От нее пахло «Армани». Я знала этот роскошный запах. У меня даже был флакончик таких духов, но я пользовалась ими только в редких случаях и преимущественно вечером. Аромат казался мне слишком изысканным и загадочным, чтобы душиться «Армани» днем. Но Кристина думала по-другому. Хотя, надо признать, аромат ей этот шел. Так говорят обычно о туалетах. Но и запах духов должен, по-моему мнению, соответствовать темпераменту и внешности женщины.

— Можете оставить машину на стоянке, — непринужденно, точно мы были с ней давно знакомы, сказала она, — поедем на моей.

Она кивнула в сторону серебристого «Пежо». Мы сели в него. Кристина включила радио, потом выключила. Вообще, я отметила про себя, что для бизнесвумен, которой угрожают и мужа которой едва не отравили, выглядит и держится она молодцом. Или очень самоуверенна, подумала я, или уверена в бойцовских качествах своего мужа. Опять же самоуверенно уверена. Черт, откуда во мне эта склонность к парадоксам, каламбурам и странным словосочетаниям?

Кристина вела машину плавно, со знанием дела. На ее худощавом лице застыло невозмутимое выражение, как бы говорящее, что она красивая и опытная во всех смыслах женщина, спокойная за свое будущее и делающая для этого все от нее зависящее.

— Если хотите курить, курите, — улыбнулась она уголками губ, — итак, вы берете на себя труд и смелость расследовать обстоятельства отравления Аркадия. Похвально. Вас обязали или это ваша блажь? — снисходительно покосилась она на меня. — Может, это Аркадий попросил вас об этом?

Интересная парочка, эти Летневы, усмехнулась я про себя. Не скучают, наверное, ни дома, ни на работе.

— Меня никто ни к чему не обязывал, — решила я сразу поставить на место эту самонадеянную богачку, — и вообще не обязывает. Я действую всегда по собственному почину.

— Э-э, — недоверчиво усмехнулась Кристина, — вот здесь вы, девушка, лукавите, — а как же журналистский задор, жажда сенсаций?

Не глупа, хоть и достаточно стервозна.

— Это есть, конечно, mea culpa, моя вина, как говорится, и не только моя, — не стала я дуться на ее зубоскальство, — что делать, — наигранно-тяжело вздохнула я, — бизнес есть бизнес, вы же сами знаете.

— Хвалю вашу откровенность, даже цинизм, сказала бы я, — повернула она ко мне свое спокойное лицо, — что ж, спрашивайте. Наслышана о вашей манере. Она не оригинальна, конечно, но здесь трудно придумать что-то оригинальное, — со снисходительной усмешкой добавила она.

Я догадывалась, кто рассказал ей о «моей манере». Всеволод, кто же еще!

— Некоторые вопросы, хочу вас сразу предупредить, могут показаться вам нескромными…

— Показаться или быть? — она взглянула на меня.

— Я не хочу заниматься софистикой, — резонно и, как я надеялась, вовремя пресекла я нежелательное развитие беседы, подумав мимоходом, что с Всеволодом они — два сапога — пара (оба с этакой насмешливо-диалектической червоточинкой, дающей им возможность не относиться к жизни всерьез или делать вид, что не относятся), — если вы заинтересованы в том, чтобы найти людей, которые вам угрожают и, может быть, предотвратить новую попытку…

— …отправить нас на тот свет? — заулыбалась Кристина.

Вот уж не думала, что она ко всему этому так спокойно относится!

— Всеволод Александрович сказал, что вы восприняли эти звонки не так, как Аркадий Васильевич…

— Он сказал вам, что я билась в истерике или побежала заказывать билеты на Канарские острова? — иронично посмотрела на меня Кристина.

— Нет, он был лаконичен. Он просто сказал, что вы переживали.

— Поначалу — да, не буду вас обманывать, но потом привыкла… — она явно была настроена на веселый лад.

— Привыкли? — не поверила я.

— Да, — задорно подтвердила она, — эти угрозы так и оставались угрозами…

— А когда они начались?

— Где-то месяца три назад, — засмеялась она, — сами понимаете, когда вам в течение нескольких месяцев угрожают, но то ли ленятся, то ли боятся привести угрозы в исполнение, страх ослабевает. С этим привыкаешь жить, как, например, с доброкачественной опухолью, не задумываясь, что когда-нибудь она разовьется в злокачественную. Не знаю, правда, возможно ли такое.

— Значит, вы все-таки задумывались над тем, что эти угрозы могут быть однажды приведены в исполнение?

— Конечно. Но только поначалу. Я даже плакала, тряслась. Просила мужа принять на работу телохранителя, а то и целый отряд этаких дюжих молодцов.

— А что Аркадий Васильевич? — поинтересовалась я.

— Потешался надо мной, говорил, что, если так все и дальше пойдет, я окажусь в психушке. Он, естественно, преувеличивал. Во-первых, моя реакция была, с точки зрения чрезвычайности ситуации, вполне адекватной, а во-вторых, она, реакция, не была чрезмерно бурной. Любая бы на моем месте сошла с ума или заразилась бы манией преследования, — Кристина нажала на тормоз.

На светофоре загорелся красный. Мы ехали по направлению к Кумысной поляне.

— И вообще, — продолжила она, — у нас с Аром такое, я бы назвала его разумным, отношение к жизни… Если уж пробил твой час — то пробил.

— Вы верите в бога? — удивилась я.

— Вы об этом тоже напишете? — иронично осведомилась Кристина.

— Нет, просто любопытно. Обычно богатые люди дорожат своей жизнью так же, как и имуществом.

— Я не хочу выглядеть этакой лихачкой, — она тронула «Пежо» с места, — страх смерти есть, но, я бы сказала, нет маниакальной боязливости.

— И все-таки как-то не верится, чтобы вы так быстро успокоились, — недоверчиво покосилась я на Кристину.

— А кто вам сказал, что быстро? Я, как вы выразились, успокоилась только пару недель назад. Вернее, это даже было не успокоение, не какое-то самовнушение, просто мне надоело бояться.

— Угроз?

Кристина кивнула.

— Все это чепуха! — заносчиво воскликнула она.

— А вчерашнее отравление? — изумилась я ее легкомыслию.

— Тот, кто хотел бы отравить Ара, не стал бы на этом экономить, — резонно заметила она, — он насыпал бы столько, чтобы хватило отправить моего мужа в рай.

— Возможно, но это также похоже на решительное предупреждение, — отказывалась я согласиться с ее, на мой взгляд, чересчур спокойным отношением ко всей этой истории.

— Посмотрим, — меланхолично улыбнулась Кристина, — думаю, Ар не допустит. Он примет такие меры безопасности, которые защитят нас от чьих-то агрессивных действий.

— Дай-то бог! — искренне пожелала я удачи Аркадию и выразила надежду на то, что все так и будет, как говорит эта не робкого десятка женщина.

— К тому же мы в любой момент можем уехать на Запад, — бросила на меня полный шутливой дерзости взгляд Кристина.

Да уж, капиталы Летневых позволяют им это сделать.

— А бизнес? — все-таки не поверила я, что Летневы могут все здесь бросить и свалить за бугор.

— Друзья помогут, — расплывчато сказала Кристина.

— Помогут закончить здесь ваши дела? — уточнила я.

Кристина вяло кивнула.

— А не может ли кто-нибудь из этих ваших друзей оказаться вашим недругом?

— Все возможно, — невесело усмехнулась Кристина.

— У вас есть враги?

— Конкуренты?

— Да. — Я курила уже третью сигарету.

— Ну-у, — задумалась Кристина, — враги у всех есть. Зависть — сильное и мерзкое чувство. Завидуют ведь не только нашим деньгам, но и нашим отношениям с Аром. Мы не ссоримся, прекрасно друг друга понимаем, помогаем друг другу и так далее. И это после пятнадцати лет совместной жизни!

— Вам действительно можно позавидовать, — со всей искренностью сказала я. — Вы и правда до сих пор любите друг друга?

— Трудный вопрос, — погрустнела Кристина. — Конечно, той страсти, что была в первые годы нашей совместной с Аркадием жизни, уже нет, но зато появилось что-то другое. Вы не замужем, насколько я понимаю? Или просто не носите обручального кольца?

— Не замужем.

— Тогда вам будет трудно это понять.

Я скептически пожала плечами.

— Вы никогда не изменяли своему мужу? — спросила я после небольшой паузы.

— Ага, начинаются ваши неприятные вопросы, — с легкой улыбкой покосилась на меня Кристина. — Я бы предпочла не отвечать на этот вопрос, если, конечно, он не имеет отношения к сути дела.

— Значит, изменяли, — оставив осторожность, предположила я.

— Не нужно делать поспешных выводов, Ольга. Вы еще так молоды, и некоторые вещи можно понять только из жизненного опыта, а его у вас пока нет.

Уверенно управляя машиной, она достала из стоявшей между сиденьями сумочки сигареты, сунула одну в уголок рта и утопила кнопку прикуривателя. Видно, эта тема задела ее.

— Вы хотите сказать, — поинтересовалась я, — что можно любить и одновременно изменять любимому человеку? Но тогда это уже не любовь, а просто привязанность. И наверное, стоит подумать, нужно ли продолжать жить вместе.

— Какое глубокое суждение, — Кристина прикурила и вставила прикуриватель в гнездо. — Может, вы все-таки позволите мне самой решать, с кем мне жить?

Конечно, она обиделась. Но я ее предупреждала! Как все-таки человек не любит, когда его поступки пытаются анализировать. Мне и самой было не очень-то приятно обсуждать с ней этот вопрос, но мне казалось, что я зацепилась за что-то важное, за что-то, что может привести меня к разгадке. Разгадке чего? Я и сама, честно говоря, не знала. Ведь никто никого не убил, слава богу. Но ведь попытка была. А если бы она закончилась не так счастливо для Аркадия?

— Это я так, — пробормотала я в ответ на высказывание Кристины, — гипотетически.

Некоторое время мы ехали молча и курили. Дорога пошла в гору, мимо проплывали последние городские постройки. Легко обогнав рейсовый автобус, мы миновали последний мини-маркет и направились к лесу, темневшему впереди серой зубчатой стеной.

— Скажите, Кристина… Могу я вас так называть? — я развернулась на сиденье в ее сторону.

— Конечно, — кивнула она.

— Что от вас требовали, когда звонили с угрозами?

— Лично я брала трубку два раза, один раз у меня потребовали двести тысяч долларов в мелких купюрах, во второй раз — уже полмиллиона.

— Ого, — воскликнула я, — у вас есть такие деньги?

— Неужели это тоже имеет значение? — усмехнулась Кристина.

— Если вы думаете, что я спрашиваю об этом из простого любопытства, то ошибаетесь, — спокойно пояснила я. — Если у вас требуют сумму, которую вы, даже продав все свое имущество, не смогли бы набрать, это одно. Это означает, что преступник просто назвал первую пришедшую на ум цифру, насмотревшись американских боевиков. Если же цифра реальна, то можно сделать вывод, что преступник знает или, по крайней мере, догадывается о состоянии вашего финансового положения. Круг сужается.

— Пожалуй, вы правы, — понимающе посмотрела она на меня, — что ж, я могу назвать вам «сколько мы стоим», только…

— …это не для печати, — продолжила я за нее. — Я понимаю.

— Хорошо, — кивнула она. — Где-то около четырехсот тысяч долларов у нас в обороте, то есть эти деньги можно извлечь примерно через один-два месяца. Помещение магазина, который находится в нашей собственности, стоит около двухсот тысяч. Квартира, дача, машины моя и Аркадия — тоже около двухсот. Есть еще мои драгоценности, которые достались мне от бабушки, — примерно на пятьдесят тысяч. Так что в общей сложности не так уж и много…

— Почти миллион долларов, — скалькулировала я, — не дурно. А офис?

— Нет, — покачала головой Кристина, — офис мы арендуем.

— Звонил мужчина?

— Да. Вот мы и приехали.

Мы проехали небольшой лес и оказались перед дачным поселком. Дальше, как мне было известно, были еще дачные участки, но не такие богатые, как эти. Здесь же дачи походили на маленькие дворцы. Дорога была накатана. Из этого я сделала вывод, что не только семья Летневых приезжает сюда посидеть зимним вечером у камина.

— Извините, Кристина, за не очень скромный вопрос, — вздохнула я, — он будет последним за нашу поездку…

— Слушаю, — снисходительно улыбнулась она.

— Брачный контракт у вас есть?

— Нет. Мы поженились с Аркадием, как вы знаете, пятнадцать лет назад, тогда этот обычай еще не практиковался…

— Понятно. И так и не решились оформить таким образом ваше право распоряжаться имуществом?

— Не было нужды, — равнодушно ответила Кристина, — но вы сказали, что это финальный вопрос…

Она лукаво на меня взглянула.

— Я не виновата, если последний вопрос повлек за собой еще один.

Мы дружно рассмеялись.

 

Глава 6

Нажатием кнопки на пульте дистанционного управления Кристина открыла ворота и въехала во двор, где стоял черный «Ситроен». Какая это модель — я сказать не могла, но тачка была крутая. Ворота за нами закрылись. Дача была двухэтажная, из красного кирпича со вставками из дерева, с высоким цоколем, отделанным камнем. Островерхая многоскатная черепичная крыша придавала ей своеобразное изящество. Из трубы в потемневшее небо поднимался почти прозрачный дым, который сносило легким ветерком.

— Здорово! — восхищенно воскликнула я, увидев такую красоту.

— Все сделано по моему проекту, — похвалилась Кристина, — когда-то я работала архитектором.

— Да у вас прямо талант, — я нисколько не лукавила.

— Пошли, посмотрим интерьер, — непринужденно сказала она.

Кристина, а следом и я, вышли из машины и по очищенной от снега дорожке направились в дом. Она открыла дверь, которая оказалась незапертой, и мы сразу очутились в большом холле. Внутри тоже все было выполнено из красного неотделанного кирпича и темного дерева. Мой взгляд непроизвольно упал на камин, в котором потрескивали дрова. Он также был выложен из кирпича. На каминной полке, от которой начинался сужающийся кверху дымоход, стояли два бронзовых подсвечника с зажженными свечами, между свечами тускло мерцали металлические нарукавники от средневековых рыцарских доспехов. Справа от камина громоздилось старое кресло с низкой спинкой, покрытое бурой медвежьей шкурой. Огромные, не меньше пальцев взрослого человека, когти доставали до пола, и казалось, сейчас зверь очнется и станет со злостью царапать и рвать однотонный серо-зеленый ковролин. Между левой стенкой камина и деревянной колонной была небольшая ниша, заполненная напиленными дровами. Вообще в холле было множество всяческих закуточков, придававших помещению дополнительный уют. В одном из таких закутков, на невысокой мраморной подставке был установлен гипсовый бюст Венеры Милосской. В дальнем углу холла на второй этаж поднималась деревянная лестница, у которой разместилась кадка с каким-то растением с блестящими темно-зелеными листьями. Что-то вроде вьющейся розы. Оно оплетало своими побегами резные балясины и доходило почти до второго этажа, выступавшего над холлом антресолью.

— Ар, — крикнула Кристина и повернулась ко мне. — Располагайтесь, пожалуйста. Будьте как дома.

Она жестом показала на невысокий столик темного дерева, на котором были расставлены фрукты, закуски и две бутылки вина, а сама, скинув свою соболью шубу прямо на пол, направилась к лестнице. Я свою «крыску» пристроила на вешалке у входа, села к столу, повесив сумочку на спинку стула, и, достав сигареты, закурила. Благо на столе, кроме всего прочего, стояла и большая бронзовая пепельница.

Сиденье стула было мягкое и удобное. Я с удовольствием откинулась на спинку и принялась неторопливо размышлять.

Кто-то пытается «отжать» у Летневых деньги. Это понятно. Но делает все как-то неуверенно. Звонит, требует двести тысяч, потом полмиллиона… Либо у вымогателя появилась более точная информация о финансовых возможностях Летневых, либо просто начался беспредел, что тоже странно, потому что угрозы оставались до последнего времени неосуществленными. Да и сам по себе факт отравления Аркадия выглядел неубедительно, даже если преступник рассчитывал только припугнуть Летневых. Я попыталась точнее сформулировать для себя последнюю мысль. Ядом в наше время обычно не пользуются. Травятся все больше самостоятельно «паленой» водкой. Серьезный человек нашел бы для запугивания какой-нибудь более эффектный способ, взрыв, например. Это шумно, опасно и вызывает невольное уважение. С другой стороны, если вымогатель — человек осторожный и не хочет, чтобы в дело вмешалась милиция, то действует он совершенно правильно. Что и подтвердилось, когда в ресторан заявился этот старший лейтенант, не отказавшийся от предложенного ему ужина. Пусть некачественной пищей и напитками занимается санэпидстанция. Правильно. Только вот ведь какой вопрос напрашивается: как преступник узнал, что Аркадий Васильевич будет ужинать в ресторане? Или он следил за ним, что не исключается, или знал об этом заранее, но тогда получается, что он должен входить не просто в ближнее, а в ближайшее окружение Летнева. Ведь, насколько я понимаю, даже его жена не знала о его намерениях. Ну, с Кристиной-то понятно. Аркадий, этот любящий муж, с которым она уже пятнадцать лет живет «душа в душу», решил «погулять» от нее и, естественно, не обязан был ставить ее в известность. Знал об этом Сева, а может, и еще кто-нибудь…

Заскрипели ступени лестницы, и, повернувшись, я увидела, что Аркадий в свободных светлых брюках и мягком джемпере, а следом за ним и Кристина спускаются вниз.

— Добрый вечер, — с легкой улыбкой произнес хозяин.

— Прошу меня простить, что мне приходится нарушать вашу идиллию, — извиняющимся тоном сказала я, — но время, как вы сами понимаете, не ждет.

— Пустяки, — с той же улыбкой успокоил меня Аркадий, — это не последние наши с Крис посиделки у камина. Правда, Крис? — он обернулся к жене.

— Конечно, Ар, — в тон ему ответила Кристина, присаживаясь к столу.

Аркадий тоже сел и принялся откупоривать вино.

— Как вы себя чувствуете? — из вежливости поинтересовалась я.

— Прекрасно, — небрежно сказал Аркадий, — не будем о плохом. Не забывайте, у нас сегодня праздник.

Он разлил вино и, поставив бутылку на стол, торжественно поднял бокал.

— Я хочу выпить за любовь, — проникновенно произнес он, — которая вот уже пятнадцать лет соединяет наши сердца.

Господи! Какой пассаж, я едва не зааплодировала. Руки вот только заняты.

— Примите мои самые искренние поздравления, — прочувствованно добавила я.

Было еще много тостов, мы говорили о художниках, музыкантах, поэтах, писателях, философах. В камине потрескивали дрова, горели свечи, вечер был замечательный. Кристина тоже оказалась хорошей собеседницей, ничуть не хуже своего мужа разбиравшейся в искусстве. Но я все время помнила, зачем я сюда приехала, и, как только Кристина зачем-то вышла, начала расспрашивать Аркадия. Он время от времени посматривал на часы, словно торопился куда-то, и улыбался своей тонкой, буддийской улыбкой, глядя сквозь стекла очков на горящие в камине дрова. Это меня сбивало с мысли. Приходилось постоянно держать себя в напряжении. Но кое-что я все-таки узнала.

Аркадий был уверен, что никому не говорил, что собирается в ресторан, и что это вообще была идея Севы. По поводу звонков вымогателя он сказал практически то же самое, что и Кристина, добавив, правда, что деньги преступник требовал привезти на машине, завернутыми в обычный мешок. Мешок Аркадий Васильевич должен был сбросить с моста, проходящего над железнодорожными путями, в начале Ленинского района. Это место было мне известно. Лучшего для такого мероприятия и придумать было нельзя. Там легко было затеряться среди частной застройки, сараев и гаражей, самовольно строящихся гражданами на протяжении нескольких десятков лет.

— Ладно, — сказала наконец я, изрядно утомившись от всех этих расспросов, да еще в голове немного шумело от выпитого вина, — что же вы теперь собираетесь предпринять? Ведь ясно, что преступник не оставит вас в покое. Не хотите ли вы сделать заявление в соответствующие органы? В РУБОП, например. Поставят ваш телефон на прослушивание, вычислят в конце концов этого мерзавца.

Аркадий Васильевич нервно поморщился.

— Ну что, сыщица, — с доброй усмешкой спросила появившаяся Кристина, — что-нибудь раскопала?

Мы уже перешли с ней на «ты». Я только пожала плечами.

— Предлагаю Аркадию заявить куда следует, — вздохнула я.

— Я не очень-то жалую органы, — улыбнулся он, — но кое-что я все же предпринял.

Он встал и с загадочным видом отправился наверх. Кристина недоуменно посмотрела на меня, но я только еще раз пожала плечами. Через минуту Аркадий спустился в холл, держа руки за спиной.

— Угадайте, что у меня? — весело спросил он.

— Пулемет, — весело воскликнула Кристина и рассмеялась.

— Ты почти угадала, — Аркадий с серьезным видом достал из-за спины руку, в которой у него тускло поблескивал пистолет. — Пистолет Макарова, — деловито сказал он, — калибр семь шестьдесят две, семизарядный, плюс запасной магазин на шесть патронов.

— У меня тоже есть такой же, — сама не знаю почему ляпнула я, — только газовый.

— Этот боевой, — гордо взглянул на меня Аркадий, ловко вынул магазин, а потом эффектно вставил его назад в рукоятку. — С ним будет надежней. Разрешение тоже имеется, — улыбнулся он.

Как-то не очень этот пистолет гармонировал с ним. Лысоватый, в очках, производивший впечатление неуклюжего интеллигента, Аркадий казался чересчур добродушным и обыденным для ношения этой красивой и опасной игрушки. Но я вспомнила, как ловко он осадил бритоголового танцора в ресторане, и поняла, что и с пистолетом он, наверняка, обращаться умеет. Он сел в кресло, покрытое медвежьей шкурой, и стал заниматься своим «ПМ». Мужчины — все равно что дети: дай им какой-нибудь интересный предмет, и они будут часами его рассматривать, разбирать и собирать. Аркадий, правда, разбирать свое приобретение не стал, а просто крутил его в руках, вынимал и вставлял магазин, прицеливался в картины, висевшие на стенах. Кристина только вздохнула.

— Давайте выпьем, — с грустной улыбкой сказала она, — чтобы все это скорее кончилось.

Мы подняли бокалы и собирались чокнуться, как сзади, от двери раздался грубый возглас:

— Выпиваем, значит. А где мои деньги?

Я обернулась и едва не выронила бокал. В нескольких шагах от стола стоял высокий мужчина, лицо которого было скрыто черной спецназовской маской. В руках он держал пистолет, ствол которого был направлен на Аркадия.

— Брось пушку, дядя, — нагло обратился вошедший к Летневу.

Тот послушно нагнулся и положил «макаров» рядом с креслом.

— Молодец, — обдал его ядовитой похвалой мужчина, — теперь оттолкни его от себя.

Носком ноги Аркадий толкнул пистолет, который по ковролину проскользил от него на пару метров. Мужик в маске обошел стол, не отводя ствола от хозяина, нащупал ногой, обутой в кроссовку, пистолет и пихнул его еще дальше, вдоль стены.

— А теперь пересядь за стол, — приказал мужчина, — так мне вас плохо видно.

Аркадий сел за стол рядом с Кристиной, которая тут же схватила его за руку. Ее, в смысле Кристину, била нервная дрожь. Меня тоже немного потрясывало, но благодаря выпитому реакция у меня несколько притупилась, и я смотрела на происходящее как бы со стороны.

Я словно театральный зритель наблюдала, как человек с пистолетом сел в кресло на медвежью шкуру и опустил руку с пистолетом на колени.

— Значит, не хотите платить? — он немного наклонился вперед.

— Что вам нужно? — закашлявшись, спросил Аркадий.

— Не прикидывайся, придурок, — огрызнулся человек в маске, — я с вами уже четвертый месяц мудохаюсь. Мне нужно пятьсот тысяч долларов, тогда я от вас отстану. Я уеду далеко-далеко, где меня никто не найдет. А вы будете спокойно зарабатывать свои деньги. Короче, я даю тебе ровно три дня. Готовь бабки. Я позвоню и скажу, как и где ты мне их передашь. Ты меня понял?

— Трех дней мне не хватит, — спокойно ответил Аркадий.

Да, выдержки Летнева можно было позавидовать. Голос его не дрожал. Он почти даже и не смотрел на этого наглеца в маске, а только успокаивающе и нежно гладил по руке Кристину.

— Ладно, — довольно легко согласился человек с пистолетом, — я дам тебе времени столько, сколько нужно, хотя у тебя было три месяца. Но я сегодня добрый. Говори, когда отдашь бабки?

— Недели через три, не раньше, — сосредоточенно произнес Аркадий, — все деньги в товаре, нужно его реализовать.

— Понимаю, — кивнул вымогатель, — не маленький. Три, так три. Пошли, — он направил пистолет на Кристину. — Я возьму тебя с собой. Для верности.

— Но… — начал было Аркадий.

— Молчать! — заорал человек.

Он быстро поднялся, сделал несколько шагов к столу и, схватив Кристину за руку, дернул ее на себя.

— Собирайся, живо!

Кристина завизжала, вырвала руку и вцепилась в Аркадия.

— Нет, Ар, скажи ему, нет, — истерично голосила она.

Аркадий прижал ее к себе и погладил по голове. Дождавшись, когда она немного затихнет, мужчина в маске заговорил снова.

— Скажи ей, пусть заткнется! — агрессивно крикнул он, глядя на Аркадия. — Я уйду или с деньгами, или с ней.

— Погоди, — остановил его Аркадий, продолжая успокаивать Кристину. — Сейчас у нас нет денег. Дай мне подумать.

— Думай, только недолго, я уже устал ждать.

Он подошел к столу, взял один из бокалов, выплеснул из него вино в другой бокал и снова наполнил его. С бокалом в одной руке и с пистолетом в другой он направился к креслу и снова опустился в него. В то мгновение, когда он повернулся к нам спиной, я схватила сумочку, которая висела на спинке стула, и положила ее себе на колени. Если бы стол был немного выше, я бы могла незаметно достать свой газовый пистолет, а там уж как карта ляжет. Только вот столешница находилась как раз вровень с моими коленями. Вроде бы он ничего не заметил. Что может быть естественней, чем сумочка на коленях?

Вымогатель тем временем спокойно сидел на медвежьей шкуре и потягивал винцо, почти не глядя на нас. Рукой, в которой он держал пистолет, ему приходилось задирать маску, чтобы поднести бокал с вином ко рту. Улучив момент, когда он в очередной раз приподнимал маску, я сунула руку в сумочку, включила диктофон и нащупала рукоятку пистолета.

Но этот тип, оказывается, все прекрасно видел.

— Не двигайся, — ствол его пистолета направился на меня. — Что там у тебя?

— Сигареты. — Я потихоньку вытащила руку, в которой держала новую пачку «Винстона», и показала ее верзиле. — Можно покурить?

— Кури, — расслабился он. — Ты кто такая?

— Бойкова, — сказала я, вскрывая пачку и выковыривая оттуда дрожащими пальцами сигарету.

Только бы он не вздумал проверять сумочку! Я взяла со стола зажигалку и прикурила. Нет, не стал.

— Что ты здесь делаешь? — как-то насмешливо спросил он после небольшой паузы.

— Меня пригласили.

— Угу, пригласили, значит, — как мне показалось, злорадно кивнул он и перевел взгляд на прижавшихся друг к другу Летневых. — Ну что, Аркаша, долго мне еще ждать? Ты что-нибудь придумал?

— Да, — кивнул Аркадий, — послушай, тебе ведь все равно, кого брать в заложники. Я пойду с тобой, а Кристина пусть останется и приготовит тебе деньги. Она такая же хозяйка, как и я.

— С тобой будет слишком много проблем, — как бы раздумывая, произнес незнакомец, — но, пожалуй, я могу согласиться на это, если ты добавишь еще пятьдесят тысяч. В качестве компенсации. Ты согласен?

— Да.

— Тогда пошли, у вас здесь слишком жарко.

— Так будет лучше, Крис, — ободряюще-твердо посмотрел на жену Аркадий, — ты знаешь, что делать.

Он осторожно снял ее руки со своих плеч и поднялся. Кристина, затаив дыхание, как зачарованная смотрела на него.

— Моя одежда наверху, — невозмутимо сказал Аркадий и направился к лестнице, но незнакомец остановил его.

— Нет, — крикнул он, держа его на мушке, — пускай она принесет, — показал он на Кристину.

— Иди, — остановившись, кивнул ей Аркадий.

Кристина стала подниматься по лестнице, она постоянно оглядывалась на своего мужа и на незнакомца в маске. Наконец она поднялась наверх и скрылась за дверью. Вскоре она снова показалась на лестнице, держа в руках дубленку и пыжиковую шапку Аркадия. Кристина спустилась и передала дубленку мужу, который надел ее.

— Пошли, — кивнул он бандиту.

— Не торопись, — хмыкнул тот, — нужно еще связать тебя, чтобы не наделал глупостей.

Черт возьми, думала я, наблюдая, как сквозь сон, за происходящим, неужели так все и будет, как сказал этот рэкетир? Между тем он достал из кармана куртки кусок шпагата, приказал Аркадию лечь на пол и принялся связывать тому руки за спиной. Для этого ему пришлось положить свое оружие в карман. Недолго думая, я выхватила из сумочки пистолет и, не забыв снять с предохранителя, направила на бандита.

— Руки вверх, — заорала я, — стрелять буду.

Бандит неторопливо, словно в замедленной съемке, повернул голову и как зомби посмотрел на меня.

— Это что же, — удивленно спросил он, — настоящий?

— Сейчас узнаешь, двуногая тварь, — продолжала орать я, как сумасшедшая, — отойди от него, а то буду стрелять!

Преступник спокойно выпрямился и, глядя мне в глаза сквозь прорези в маске, сделал шаг в мою сторону. Я попятилась.

— Стой на месте, кретин, — завопила я, — стреляю!

— Ты что, дуреха, — спокойно произнес он, — это же не игрушка. Ну-ка, опусти пушку.

Он снова шагнул на меня.

— Буду стрелять, — прошептала я.

В это мгновение лежащий на груди Аркадий перевернулся на бок и сделал бандиту подсечку, а сам откатился в ту сторону, где лежал его «макаров». Незнакомец рухнул на пол. Он ловко перекувырнулся через голову назад, встал на ноги и сунул руку в карман куртки, где у него лежал пистолет. Я зажмурилась и нажала на спусковой крючок. Громыхнул выстрел. Я приоткрыла глаза и увидела, как голову в черной маске откинуло назад, бандит взмахнул руками и повалился на пол. В нос мне ударил мерзкий запах газа. Выпустив из рук пистолет, я закрыла лицо обеими руками и бросилась к выходу. На свежий воздух. Я открыла дверь и вывалилась на улицу, следом за мной, кашляя и потирая слезящиеся глаза, на крыльцо выскочила Кристина. В комнате раздался еще один выстрел.

— Нужно вызвать милицию, — возбужденно произнесла я, отворачиваясь от ветра, — мой сотовый в сумочке, в доме.

— Я уже им звонила, — ответила трясущаяся, как в лихорадке, Кристина, — у Аркадия в дубленке был его мобильник. Но где же Аркадий? — Она снова метнулась назад в дом, но в проеме показался пошатывающийся Летнев. Газа, видимо, ему досталось больше, чем нам с Кристиной: в момент выстрела он находился почти на одной линии с бандитом, только на несколько шагов дальше. Кристина же стояла почти рядом со мной.

Ночную мглу разорвали вспышки синего проблескового маячка. За воротами на мгновение взвыла милицейская сирена.

 

Глава 7

После того как дом проветрили, мы снова вошли внутрь. В комнате все еще ощущался этот мерзкий запах, но дышать было можно. Кроме меня и Летневых, в холле была куча народу. Работали два криминалиста, несколько милиционеров в бронежилетах шатались туда-сюда без видимых забот, а командовал всеми румяный капитан предпенсионного возраста с пышными седыми усами. Владимиров Сергей Ильич, как он нам представился.

Летневы сидели рядышком на низком диване, стоявшем в углу напротив лестницы, а мы с капитаном возле них — на стульях.

— Значит, вы, — капитан посмотрел на меня, — выстрелили из газового пистолета, когда преступник, — капитан слегка повернул голову в сторону трупа, — достал из кармана пистолет?

— Ну, он уже почти достал его из кармана куртки, — сказала я. — Или мне нужно было подождать, когда он в меня выстрелит?

— Я пытаюсь выяснить обстоятельства дела, — капитан провел руками по усам. — Что вы сделали потом?

— Я выронила пистолет и выбежала на улицу.

— А вы, значит, — капитан посмотрел на Летнева, — в это время подняли свой пистолет и?..

— …и когда этот, — Аркадий покосился на труп, — прицелился и хотел выстрелить в меня, я нажал на курок.

— Вы знали убитого?

— Нет, — покачал головой Аркадий, — до сегодняшнего дня никогда его не видел.

— Вы хорошо стреляете, — то ли с сожалением, то ли с завистью произнес капитан, — точно в голову.

— Он бы мог убить меня, — как бы в оправдание произнес Летнев.

— На каком расстоянии вы были от бандита? — продолжил дознание капитан.

— В нескольких шагах, — Аркадий плавным движением руки поправил очки.

— В нескольких шагах… — словно эхо повторил капитан. — Вы видели, как это произошло? — теперь он обращался к Кристине.

— Да, то есть нет, — она покачала головой, — этот газ… я плохо видела… защипало глаза… нос… Я была уже на крыльце, когда услышала выстрел.

— Значит, вы ничего не видели? — настаивал капитан.

— Нет. Ничего.

— Вы знали убитого? — повторил он вопрос, который задавал Аркадию.

— Нет.

— Странно… — пробормотал капитан себе в усы.

— Товарищ капитан, — не выдержала я, — вы нас об этом уже третий или четвертый раз спрашиваете. Создается впечатление, что это мы с оружием в руках ворвались в дом к этому вымогателю и требовали у него полмиллиона долларов. Я, как представитель тарасовской прессы, просто возмущена. Может быть, вы считаете, что мы все это придумали, чтобы убить этого бандита?

— Оля, ну зачем ты так? — повернув руки ладонями вверх, осуждающе посмотрел на меня Аркадий. — Сергей Ильич делает свое дело. И надеюсь, что он неплохо его знает.

— Как хотите, — фыркнула я и достала сигарету, — если вам нравится, давайте сидеть здесь до самого утра.

— Произошло убийство, — совершенно не обращая внимания на мои закидоны, заявил капитан, — Аркадия Васильевича будут судить. Если хотите знать мое мнение — его скорее всего оправдают, так как он действовал в пределах необходимой самообороны. Но я должен предоставить суду исчерпывающие сведения. Впрочем, на сегодня действительно достаточно.

Владимиров тяжело поднялся со стула и направился к экспертам, которые уже складывали свои чемоданчики.

Минут через сорок мы остались втроем.

— Это похоже на страшный сон, — прижав ладони к вискам, как-то отстраненно произнесла Кристина.

— Теперь этот сон кончился. — Аркадий подошел к столу, налил себе полный бокал вина и жадно выпил его.

— Пойдем, — вымученно улыбнулась Кристина, обращаясь ко мне, — я постелю тебе в комнате для гостей.

* * *

Оставшуюся часть ночи я провела в полудреме, то погружаясь в сон, то вздрагивая от неясных шорохов. В какой-то момент мне показалось, что скрипит лестница и открывается входная дверь. А может, сначала дверь, а потом лестница. Потом я решила, что все это мне приснилось.

Рано утром мы собрались за столом, который Кристина успела заново накрыть, пили кофе с бутербродами, негромко переговариваясь. Вернее, разговаривали в основном Летневы, а я лишь изредка вставляла реплики.

— Ты не забыла, Крис, — отпивая кофе из большой керамической кружки, спросил Аркадий, — сегодня у нас праздник.

— Наверное, я запомню его на всю жизнь, — грустно усмехнулась Кристина. — Может, отменим? Я всех обзвоню, объясню, что нам не до этого.

— Как хочешь, — пожал плечами Аркадий, — но теперь нам нечего бояться.

Договорились, что все-таки ничего отменять не будут. Кристина позвонила домработнице и уточнила, когда ей лучше заехать за ней, чтобы доставить ту вместе с продуктами на дачу.

— У нас к тебе просьба, Оля, — положив трубку на стол, сказала Кристина.

— Вы не хотите, чтобы я писала о том, что у вас случилось? — догадалась я.

— Я понимаю, — кивнула Кристина, — слухи все равно расползутся, тем более что будет суд. Но пока нам бы не хотелось…

— Пожалуйста, — согласилась я, — собственно, и писать-то особенно не о чем. Вымогатель-неудачник. Интересно только, как он узнал о том, что вы на даче?

— Скорее всего, следил на нами, — предположил Аркадий.

— На чем? — вслух размышляла я. — На улице ведь не нашли никакой машины, на которой он мог бы приехать.

— Он мог нанять частника, — приподнял левую бровь в раздумье Аркадий, — за пару сотен рублей тот катал бы его целый день. И вообще, — недовольно поморщился он, потирая лысину, — это дело милиции, вот пусть они и разбираются. Неизвестно даже, кто он такой — никаких документов у него с собой не было.

— И денег только семьдесят рублей, — добавила я.

— Пора ехать, — Кристина встала, собрала на поднос пустые чашки и тарелки и понесла их на кухню.

— Я помогу вымыть посуду, — предложила я.

— Нет, нет, — отказалась Кристина, — Наталья Тимофеевна все вымоет. Мы ей за это платим, — многозначительно заметила она.

Я пожала плечами и опустилась на прежнее место.

— Не думал, что ты умеешь стрелять, — с рассеянной улыбкой глядя куда-то мимо меня, произнес Аркадий.

Он достал из пачки сигарету, мы вместе закурили.

— Меня мой зам научил, — улыбнулась я, — классный дядечка. Я вас как-нибудь познакомлю. Он может говорить на любую тему — столько всего знает.

— Повезло тебе с замом, — хмыкнул Аркадий.

Я с ним согласилась.

* * *

Мы выехали из дома в восемь. Сначала мы с Кристиной на ее серебристом «Пежо», следом Аркадий на шикарном черном «Ситроене». Стоял легкий морозец, снег сверкал на солнце и слепил глаза.

— Скоро весна, — вздохнула Кристина.

Прищурившись, я кивнула и достала сигарету. Было что-то странное, как выразился капитан, во всей этой истории. Сперва мне показалось, что капитан просто такой въедливый тип, которому нужно дослужиться до пенсии, но теперь стала немного по-другому смотреть на вещи. Видимо, сон, хотя и не полноценный, все-таки оказал на меня свое благотворное действие. Мысли стали двигаться быстрее, появилось ощущение свободы и легкости.

Что-то не связывалось во всей этой истории. Какой-то странный, мягко говоря, этот вымогатель, неизвестно как попавший на дачу Летневых. Я попробовала поставить себя на его место. Как бы я действовала, если бы собралась ворваться к Летневым и потребовать у них деньги? Для этого мне понадобилось бы не один день следить за ними, поджидая, когда они уединятся на даче, а слежка не могла остаться незамеченной тем более, что до этого в течение нескольких месяцев я (в качестве преступника) угрожала им по телефону.

Когда мы приехали вчера с Кристиной на дачу, поблизости я не заметила никаких машин. Значит, если исключить, что преступник знал о намерении Летневых заранее, он следил за машиной Кристины и подъехал к дому следом за нами. Но зачем ему нужно было несколько часов ждать на морозе или даже сидеть в наемной машине? Этого я не понимала. Может, он ждал, пока стемнеет, чтоб незаметно перебраться через забор? Но когда мы с Кристиной добрались до дачи, стало совсем темно. Преступник же ждал еще не меньше двух часов. Зачем? Я крутила так и этак возможные варианты и в конце концов пришла к выводу, что вымогатель знал о предстоящей вечеринке. Откуда? — напрашивался вопрос. Летневы никому о планируемых ими посиделках на даче не сообщали. Торжество было назначено на следующий день, то есть на сегодня.

И тут меня посетила совершенно дикая идея. Что, если все это подстроила Кристина? А что? Не такое уж нелепое предположение! С Хмельницким у нее роман, как мне кажется, Аркадий от нее погуливает, об этом она тоже не могла не знать или догадывалась, во всяком случае. Наняла бандита, который позванивал изредка им по телефону для того, чтобы создать соответствующий фон, а потом решила избавиться от своего любимого таким вот неординарным способом. Этот бандит отвез бы куда подальше Аркадия Васильевича, пристрелил бы его, и — поминай как звали. Все бы думали, что это натуральное похищение. Да еще я — свидетель. Я с тревогой и опаской покосилась на Кристину. Да, есть в ней что-то дьявольское. Такая вполне могла бы сыграть и страх, и дрожь, и удивление, и онемение.

— Останови здесь, — сказала я, мы были в двух кварталах от редакции, — пойду на работу.

— А как же твоя машина? — удивилась Кристина, притормаживая.

— Пришлю кого-нибудь за ней, — как можно беззаботнее произнесла я и открыла дверцу, — пока.

Я направилась назад, где вдалеке маячила машина Аркадия — он отстал от нас «на светофоре», — чтоб попрощаться с ним. Он увидел меня, и, прижавшись к тротуару, остановил свой «Ситроен». В эту секунду у меня под ногами вздрогнула земля, и какая-то сила опрокинула меня в сугроб. Черт, землетрясение! Я подняла голову и увидела, как в солнечных лучах, на высоте второго этажа сверкает, поворачиваясь во всех плоскостях, серебристое «Пежо». Потом на какое-то мгновение эта серебристая птица застыла в воздухе и стремительно рухнула на землю. Раздался еще один взрыв, менее слабый, чем первый, и после него сразу всю машину охватило пламя. Я, словно контуженная, а может, меня и вправду слегка контузило, лежала в сугробе и, ошалевшая от этого страшного фейерверка, смотрела, как Аркадий выскакивает из «Ситроена» и бежит к тому, что осталось от серебристого «Пежо».

* * *

Шумело пламя, точно шелест мощных крыл диковинной сказочной птицы висел в воздухе. На дороге образовалась пробка. Зеваки повыскакивали из машин и тесным кольцом обступили эффектное и трагическое аутодафе. Одни тревожно переглядывались, другие возбужденно обсуждали происходящее, третьи со странной смесью сочувствия и праздного любопытства косились на нас с Аркадием. Ценой героических усилий я вылезла из сугроба и доплелась до того места, где, обхватив голову руками, стоял безутешный Аркадий.

— Что вам надо?! — заорал он на толпу, по которой пронесся ропот неодобрения. — Зрелищ?

Он с неистовой яростью пнул лежащую под ногами ледышку.

— Во-он! — надсадно закричал он.

Я тронула его за рукав дубленки.

— Аркадий, — умоляюще посмотрела я на него и потом, обращаясь к скопившемуся народу, сказала: — Это его жена.

Толпа зароптала, но уже с сочувствием.

— Вашу мать, — возмутился один из мужиков, — что ни день — так сюрпризы. Ладно, Махачкала или Грозный… Блин, и до нас добрались!

— Да разборки это все! — вскипел другой мужик, краснощекий колхозного вида водитель «копейки».

Он злобно косился на нас. Мы, наверное, в его глазах выглядели богачами, оплакивающими одну из «наших», которая поплатилась жизнью за нахапанное добро.

— Когда же они заткнутся? — с гневным раздражением воскликнул Аркадий. — Крис, Крис… — стал он отчаянно звать свою погибшую жену.

Он повернулся ко мне. Его лицо было мокрым от слез.

Я не знала, что ему сказать. Слова утешения застряли у меня в горле. В такие жуткие минуты человеческий лексикон представляется таким бедным и лицемерным! Жалость, сострадание и сознание жестокой абсурдности происходящего настолько выбили меня из колеи, что до меня не сразу дошла мысль о том, что я чудом избежала участи Кристины. Как только я вполне осознала это, то уже ни о чем думать больше не могла. Люди казались мне марионетками, я не слышала их слов, видела только, как раскрываются рты и шевелятся губы.

Мне даже не пришло на ум корить себя за животный страх или эгоизм. Мысль, что я наперекор всему уцелела, спаслась, была настолько сильной и шокирующей, такой всепоглощающей и до странного неправдоподобной (как и сам факт моего спасения), что Кристина и Аркадий на какое-то время предстали моему воображению персонажами приключенческого фильма, увиденного мной в детстве.

Клубящаяся полупрозрачная завеса отрезала меня от мира, от его звуков, прервала мою с ним связь и волнами жидкого стекла потекла между мной и этим солнечным февральским утром, ослепительно-белым и голубым. Я смотрела на бледно-сиреневые блики, разливавшиеся по снегу, смотрела на остов догорающей машины, на ядовитую чернильную черноту, лохмотьями копоти и пепла расползавшуюся по накатанной поверхности дороги, и не могла сопоставить эти два пространства: светлое — вдали и темное — совсем близко. Не могла понять, каким образом они сошлись сегодня в моем времени, в моей возможности оказаться в этом, снежно-белом, а не в том, угольно-черном.

 

Глава 8

— Надо же такому случиться! — качала головой потрясенная Маринка. — Ведь ты же могла погибнуть!

Я только вяло улыбнулась. Улыбка так и осталась на моих губах, когда я вновь попыталась вспомнить все детали произошедшей трагедии.

Я уже немного пришла в себя. Ехать в милицию вместе с Аркадием я отказалась. Не в той, как говорится, была кондиции. Мы договорились со старшим лейтенантом Зиминым, что показания я явлюсь давать завтра утром.

— Да-а, — вздохнул Кряжимский, — преступник настроен серьезно! Только непонятно, зачем ему надо было подкладывать бомбу, если он явился вчера на дачу с твердым намерением получить деньги и для этого взять заложника — кого-нибудь из Летневых?

— Я тоже над этим думала, — сделала я глоток минеральной воды, которую мне срочно раздобыла Маринка в странной уверенности, что всем чудом не сгоревшим в автомобиле полагается укреплять нервную систему при помощи минералки, — и пришла к выводу, что преступник либо «подстраховался» на случай неудачи: если, мол, не получится у меня с шантажом, припугну как следует, либо решил даже в случае удачного похищения кого-нибудь из Летневых припугнуть так, чтобы поджилки затряслись.

— Если, допустим, он взял бы в заложницы Кристину, — сосредоточился Кряжимский, — то на кой черт ему подкладывать бомбу в ее машину?

— Приехав на частнике, преступник хотел, должно быть, уехать с дачи на одной из машин Летневых. Что удивительного, что женской модели «Пежо» он предпочел более «мужественный» «Ситроен»? Он, значит, рассчитывал сесть с заложником в «Ситроен», а в «Пежо» подложил бомбу. Ведь если бы в заложницах оказалась Кристина, на «Пежо» сегодня поехал бы Аркадий, и тогда бы он, а не его жена взлетел на воздух. В любом случае, думаю, взрыв должен был прогреметь для устрашения либо Кристины, либо Аркадия. Чтобы тот, кто находился в заложниках, испугавшись такой энергичной и жестокой расправы, побыстрее бы выложил денежки. Заложник бы трясся от страха, заботясь уже только о собственной жизни. Я-то сегодня убедилась, насколько она дороже всего остального, — печально улыбнулась я.

— Нет, все-таки я не понимаю, — уставился Кряжимский в стену, — зачем убивать кого-то из Летневых, если можно просто похитить одного из них и заставить другого отдать деньги? В голове не укладывается! Только для того, чтобы припугнуть? Но зачем пугать, когда один из Летневых и так будет переживать за жизнь второй своей половины и принесет деньги?

— Для подстраховки, — сказала я.

— Значит, кто-то из Летневых все равно должен был погибнуть? — удрученно спросил Кряжимский.

— Да, — угрюмо подтвердила я.

Кряжимский задумался.

— В любом случае этот человек, я имею в виду шантажиста, неплохо осведомлен о передвижениях Летневых. Это кто-то из числа их знакомых, — уверенно произнес он.

— Несомненно. Остается выяснить, кому выгодна такая развязка.

— О какой развязке ты говоришь? — вопросительно взглянул на меня Кряжимский.

— Мне почему-то кажется, что деньги здесь не главное… — задумчиво сказала я.

— Вот как? — удивился Кряжимский.

— Ведь сейчас можно нанять любого головореза. Не очень верится мне, что человек так спокойно, я бы даже сказала, вяло шантажировавший Летневых в течение трех месяцев, вдруг перешел к таким решительным действиям. Так резко потерял терпение? Но что его заставляло терпеть целых три месяца? Почему он раньше не пришел к Летневым и не потребовал деньги, как это он сделал вчера?

— Все меняется, — без особой убежденности сказал Кряжимский, — ждал-ждал, да и решил прийти.

— Мне кажется, что весь этот шантаж прикрывает что-то другое, настоящий мотив — не деньги, он скрывается гораздо глубже.

— Убийство? — спросил проницательный Кряжимский.

Я кивнула.

— Опять кто-то хотел убить Аркадия. Ведь именно он должен был сегодня ехать на «Пежо». Кристину планировалось взять в заложницы…

— Но почему тогда этот шантажист так легко согласился вместо Кристины взять в заложники Аркадия? — резонно задал вопрос Кряжимский.

— Тот, кто вчера «навестил» нас на даче, — только исполнитель. Он мог самолично изменить сценарий. Или чего-то недопонял, или не придал значения.

— Сомнительно, — покачал головой Кряжимский.

— Этому исполнителю, возможно, приказали требовать денег. Тому, кто его нанял, не надо было посвящать последнего во все детали своего плана. Бомба эта неспроста была заложена в машину.

— Ты кого-нибудь подозреваешь? — пристально посмотрел на меня мой зам.

Я пожала плечами и взглянула на Маринку, которая молча слушала наш разговор. Она была так поражена случившимся, что ее энергии хватило только на то, чтобы сбегать за бутылкой минералки.

Когда мы остались с ней в кабинете одни, она все-таки взяла слово:

— Че-то ты мудришь слишком, — прищурилась она, — мне кажется, все дело в деньгах. А бомбу заложили, как ты правильно вначале сказала, для гарантии.

— Что гадать! — вздохнула я, и, сняв с плечиков шубу, стала собирать вещи.

— Ты куда? — удивилась Маринка.

— У меня одно дельце намечено, — я таинственно улыбнулась, — надо кое-кого проведать.

— Кого? — спросила любопытная Маринка.

— Так я тебе и сказала! — Мне захотелось ее подразнить.

Она, как всегда, надулась, и тогда я объявила ей, что еду в офис к Всеволоду. Она неодобрительно покосилась на меня, но ничего не сказала.

Пригнанная Виктором от офиса «Венеры» «Лада» поблескивала своим отполированным корпусом на солнце. Я села за руль, но, прежде чем нажать на газ, выкурила в раздумье пару сигарет. Погода была чудесная. Хоть и морозило, но чувствовалось, что весна не за горами. По-весеннему щебетали птицы, по-весеннему ясным было небо, и я невольно подумала о Кристине, о нашем с ней разговоре вчера в машине. Кто тогда мог предположить, что все так обернется!

Я вздохнула и, стараясь сохранять бодрость духа, свернула на Московскую. Минут через десять я уже тормозила у шестиэтажного здания, где располагался офис компании «Синий луч». Синий «БМВ» Всеволода стоял возле обочины, зажатый между «девяткой» и стареньким «Опелем». Чуть поодаль ослепительно сиял своим полированным капотом черный «Хюндай». Я уже приготовилась выйти из машины, как увидела в дверях здания Всеволода и высокого плотного мужчину лет пятидесяти с большим животом, одетого в длинное темное пальто. У мужчины были жидкие волосы, причесанные так, чтобы скрыть небольшую лысину. Но та все равно просвечивала сквозь тонкую паутину пегих прядок. Одутловатое невыразительное лицо и бегающий взгляд незнакомца не производили благостного впечатления. Глаза у него были круглые, словно лишенные век. Дряблые щеки и то, как он закидывал голову, когда кашлял, выдавали в нем астматика.

Я наклонилась вправо и вниз, чтобы Всеволод случайно меня не заметил. Чисто инстинктивно приподняла «Никон» и сделала несколько снимков. Всеволод и его собеседник были уже рядом. Я обратила внимание на то, что Всеволод с этим мужчиной держался не так уверенно и независимо, как в ресторане и в офисе в прошлый раз. Он заглядывал этому животастому в лицо, точно сверял свои опасения быть неправильно понятым с реакцией собеседника. Было видно, что Всеволод дорожит мнением мужчины и всячески старается тому угодить.

Несколько минут они что-то обсуждали. Причем собеседник Всеволода покровительственно похлопывал его по плечу, а перед тем как пожать на прощанье Хмельницкому руку, сдвинул брови на переносице и покачал головой. Одновременно губы его быстро зашевелились. Напоследок он выставил указательный палец и, как бы что-то утверждая, покрутил им в воздухе. Всеволод кивнул и направился обратно в офис, а мужчина пошел к «Хюндаю». Он сел в него, и вскоре я увидела, как черная полированная машина дает задний ход и выезжает на дорогу.

Авантюрная мысль, вот именно — авантюрная — вспыхнула в моей голове. Я передумала идти в офис, а набрала номер редакции.

— Редакция ежене… — услышала я звонкий голос Маринки.

— Марин, это я, — перебила я ее, — позови Сергея Ивановича.

Когда трубку взял Кряжимский, я попросила его узнать адрес Всеволода. Он пообещал мне выполнить мое поручение не позже чем через полчаса. Я еще минут десять поворковала с Маринкой, потом произнесла:

— Мари-ин, ты Виктора там не кликнешь?

— Кликну.

— Слушаю, — узнала я твердый и глухой голос Виктора.

— Вить, задание есть. Бери свой инструмент и поезжай по тому адресу, который тебе Сергей Иванович продиктует. Ясно?

— Ага.

Виктор был немногословен. Это свойство обходиться набором из двух дюжин слов могло впечатлить кого угодно. Оно и Маринку по началу впечатляло, но потом она что-то поостыла. На Виктора можно было положиться. Он владел приемами рукопашного боя, разбирался в замках, да и вообще был исполнительным и расторопным работником. От него исходило необоримое обаяние истинной мужественности.

Кряжимский узнал адрес Всеволода раньше обещанного срока. Жил он на набережной, то есть недалеко от работы. Я направилась прямиком к нему домой. Не въезжая во двор, я остановилась, поджидая Виктора. Наконец на повороте появилась его «шестерка». Он остановил машину рядом со мной и пересел на переднее сиденье моей «Лады».

— Постараешься открыть? — лаконично обратилась я к нему.

Он кивнул.

— Посмотрим, что можно сделать… — деловито сказал он и отправился со своим кейсом во двор отреставрированной «сталинки».

Я знала, что самое большее минут через пять, если, конечно, замок не самой высокой сложности, можно будет попасть в квартиру. Маринка часто шутила, называя нас «бандой медвежатников».

Выкурив сигарету, я вышла из машины и медленным прогулочным шагом пошла во двор. Я поднялась на третий этаж. Виктор еще возился.

— Две двери, — пояснил он шепотом.

Наконец он открыл и вторую дверь. Быстро и ловко сложил инструмент. Мы вошли в просторную прихожую. На стенах висели акварели, как и в офисном кабинете Всеволода. На всех варьировалась одна и та же тема «золотой осени». В лесу, на берегу реки, на море, в горах. Мы прошли в гостиную — огромную, шикарно обставленную комнату. Белые диванные уголки, в унисон им белый круглый стол, кресла из той же серии, что и диваны, аппаратура, горшки с цветами, авангардистские полотна на бледно-абрикосовых стенах, тонкий светлый шелк занавесок, стеллажи с книгами и изящными сувенирами. Мы обследовали эту замечательную комнату, затем обшарили не менее красивую спальню, утопающий в черной коже и поблескивающий благородным деревом кабинет, кухню, сплошь уставленную импортной бытовой техникой, облицованную фиолетовым кафелем ванную.

Не обнаружив ничего примечательного, я вернулась в гостиную, включила автоответчик. Несколько деловых звонков. Я слушала дальше. А дальше тишину комнаты нарушил немного раздраженный, словно она нервничала по вине Всеволода, голос Кристины.

— Это Кристи. Так больше продолжаться не может, — быстро и взволнованно говорила она, — нам необходимо все раз и навсегда решить. Или я остаюсь с Аром, или… Не хочу тебя к чему-то принуждать, но войди в мое положение. Я не шестнадцатилетняя, на все согласная девочка… В общем, давай все обсудим. Сегодня мы с Аром будем на даче, завтра у нас вечеринка. Но прежде чем мы встретимся на ней, я хотела бы с тобой поговорить с глазу на глаз. Только не воображай, кроме разговора, я ни о чем просить тебя не буду! Жди меня завтра в офисе. Я приеду в два. Если ты и на этот раз сбежишь, я все расскажу Ару — и дело с концом!

Далее Всеволоду звонила какая-то расторможенная девица, умолявшая его о встрече и о деньгах, которые он якобы ей задолжал. Потом снова была Кристина. Теперь ее голос нервно дрожал.

— В офис тебе звонить я не буду. И приезжать тоже. Я передумала, — с усмешкой сказала Кристина. — Сегодня и завтра пусть все пройдет спокойно, а послезавтра я скажу Ару… Ну, ты сам знаешь, что я ему скажу. Не надо меня убеждать, что ты меня любишь. Если бы это было так, ты бы не связался с той потаскушкой и не ночевал бы у нее. Тебя опять нет дома. Ты у нее? Думаю, да, — послышался ехидный смешок, судорожный и ядовитый, — ты хоть слушаешь иногда свой автоответчик? Мы прекрасно отдыхаем с Аром на даче. Я немного пьяна, иначе вообще не стала бы трепаться с твоим автоответчиком. Ха-ха. Ладно, ты меня утомил. Чао.

Я выключила автоответчик. Время первой записи — двенадцать ноль семь вчерашнего дня, время последней — двадцать три тридцать. Во второй раз Кристина звонила Всеволоду с дачи. Наверное, когда выходила на кухню. А Всеволода дома не было. За какие-то три минуты передо мной развернулась любовная драма, развернулась со всем своим унизительным для утомленной неопределенностью отношений и неверностью своего любовника Кристины подтекстом. Мне стало жаль ее. К этой душераздирающей жалости, конечно, примешивалось и сознание того, что Кристины больше нет.

Я стояла как завороженная перед телефоном.

— Пойдем? — тронул меня за рукав Виктор.

Я молча кивнула, но осталась недвижно стоять, точно меня поразил столбняк. Вот так, через автоответчик попадаешь в самое сердце человеческой драмы, — пронеслось в уме, — да-а, телефоны и факсы в наш век заменяют нам книги, говоря с нами голосами жертв. Я машинально включила автоответчик. Нет, уходить было рановато.

— Всеволод, — раздался властный глухой голос, — твой сотовый недоступен и дома тебя тоже нет. Заставляешь меня звонить тебе ночью. Когда же ты решишь с Аркадием? Что ты как маленький, право! — в голосе звучало недовольство и разочарование. — Я завтра подъеду к тебе часиков в одиннадцать. Пожалуйста, реши уж. Если сопротивляется, убеди, припугни. И помни, ты внакладе не останешься. Все.

Это тот самый серьезный дядя, догадалась я, которого я видела час назад с Всеволодом. Я снова включила автоответчик, еще раз прослушала последнюю запись.

— Вот теперь можно идти, — обернулась я к Виктору.

Стараясь не шуметь, Виктор закрыл за нами две двери. Мы молча и легко спустились во двор. Дошли до машин.

— Ну, спасибо тебе, Виктор, — поблагодарила я.

— А-а! — Виктор небрежно отмахнулся.

На его губах мелькнула застенчивая улыбка, как бы говорящая, что можно было его и не хвалить. Я отдала ему пленку и просила срочно проявить. На том и распрощались: он поехал в редакцию, а я — в офис к Всеволоду.

Мысли лихорадочно кружились в мозгу. Версия, что Кристина была любовницей Всеволода, полностью подтвердилась. Я уже затруднялась сказать, обязан ли был этот вывод моему психологическому чутью и наблюдательности или был продиктован исключительно знойным обаянием Всеволода и того, что он дюже охоч до всякого рода «клубнички». Да это и не важно было сейчас, главное — мое предположение получило фактическое подтверждение.

Ну и что же? — задала я себе нетерпеливый вопрос. Означает ли это, что Кристину убил Всеволод? Получается, струхнул, что она обо всем доложит своему мужу? Так ли уж Всеволод зависим от Аркадия, чтобы сделать такой вывод? Или так уж чувствителен, чтобы испытывать чувство стыда за попранное им доверие друга? А может, Кристина могла рассказать мужу не только о своей измене со Всеволодом, но и о чем-то еще, что знали только она и Всеволод и что задевало как-то интересы Аркадия? То, что Всеволод хотел изо всех сил скрыть… Но тогда стал бы он так легкомысленно относиться к своей любовнице, пренебрегать ее обществом, когда она настаивала на «общении», и всячески уклоняться от контактов с ней?

Непростительная небрежность! И что же, выслушав автоответчик, он решился на убийство? Нет, не может быть. Кристина передумала уже поздно вечером. А может, он вообще не слушал этих пылких посланий? Ночевал, как догадывалась Кристина, у «той потаскушки»? Интересно…

Не слышал, значит. Тем более тогда, что ему спохватываться и пугаться? Да и не производит Всеволод впечатление человека, способного испугаться. А если слышал? Но сил возобновлять прежние контакты с Кристиной не имел. Решил отделаться от нее таким вот интересным способом. Подослав шантажиста. Но ведь этот шантажист на протяжении трех месяцев угрожал Летневым. Нет, здесь что-то не так.

Или он давно хотел убрать Кристину и только поджидал подходящего случая? Тогда логично было бы предположить, что она все-таки владела какой-то важной и для Севы, и для Аркадия информацией? Что это была за информация? Думаю, речь идет о каких-то махинациях, предпринятых Севой за спиной своего друга. Но каких?

Может, Сева у него как-то деньги откачивал с Кристининой помощью? На случай развода последней? Ведь брачного контракта у них нет. Зачем получать после развода половину, когда можно получить все, да еще красивого любовника в придачу? И вот, положим, Всеволод не выдержал, нервы подкачали, или Кристина — не сахар, или просто надоело ему все, или другая приглянулась… А тут неуемная любовница требует разговора по душам, а в случае отказа грозится все рассказать мужу. Вот Всеволод снова и не выдержал.

А может, Кристина с Всеволодом были сообщники по вымоганию денег у Аркадия? Неплохая версия. Аркадий приносит полмиллиона долларов, Сева берет их, спасибо, естественно, не говорит, а потом случается развод. Все имущество супругов — поровну. Оригинально. Но сообщничество часто не выдерживает проверки временем. Начинает переть отсебятина, сообщники не могут договориться, у одного разгорается волчий аппетит к деньгам, он хочет уже больше затребованной ранее суммы, другая не согласна, ведь тот, с кого планируется получить деньги, — все-таки муж и так далее. И тогда сообщник может разочароваться в сообщнице, а к разочарованию в сфере опасного бизнеса присоединяется разочарование в сфере любовной… Утомление, скука, хочется чего-нибудь новенького. А начать с кем-нибудь новую любовную авантюру чревато… Старая-то любовница-сообщница не дремлет. Она, если что, может все мужу рассказать. И сообщник уже так увяз в этом разбойном бизнесе, что захоти он сам обо всем поведать своему другу, мужу сообщницы, он ведь, друг, не поймет, не только обидится, но и судиться станет!

Эк, куда тебя занесло, — усмехнулась я, гася третью сигарету. Воображение у тебя поистине буйное! Я глубоко вздохнула, прикрыла веки.

А этот сегодняшний собеседник Всеволода… Ему что от Аркадия нужно? Разберись, мол, с ним, с Аркадием, и если что… Он-то, этот важный астматик, наверняка не имел в виду установление порядка в Севиных отношениях с Кристиной. Речь шла об Аркадии. В любом случае пообщаться с Севой сейчас не помешает. Теперь уж он не увернется от моих прямых вопросов, не спрячется за декартовские посылы и выводы! Полная боевого задора, я нажала на газ и направилась к офису «Синего луча».

Час был предобеденный, а потому работники контор и фирм в здании, где находился офис Всеволода, уже вовсю суетились с электрочайниками и кофейниками. Большинство наших «капиталистических» служащих до сих пор не изжили в себе привычку стирать четкую грань, отделяющую в производственном распорядке обед от не обеда. Эта застойная привычка давала здесь о себе знать самым наивным и бесстыдным образом. Я удивилась, встретив на проходной Севину секретаршу, ту самую смазливую девицу, которая произвела на меня в первое мое посещение офиса «Синего луча» приятное впечатление. Я уже склонна была задаться мыслью: уж не та ли это «потаскушка», к которой так неосторожно воспылал наш знойный мачо?

Шатеночка мило улыбнулась мне. Узнала. Я тоже не могла отказать ей в доброжелательной улыбке.

— Всеволод Александрович у себя? — спросила я ее.

Она кивнула и засеменила к выходу. Я поднялась на лифте на пятый этаж и подошла к той самой двери, за которой находилась приемная. Толкнула дверь и, не обнаружив кого бы то ни было, кто заменял бы шатенку на ее ответственном посту, вошла. Дверь Севиного кабинета была неплотно прикрыта. Оставалась едва заметная щелочка. Я прекрасно слышала его сочный баритон. Другой, отвечающий ему голос, был тоже мне знаком. Я даже знала, что он может иногда терять свою тусклость и сухость и переходить в стон и крик.

— Я не понимаю, Аркадий, что ты упираешься, — кипятился Всеволод, — какая тебе разница? На две улицы ближе или дальше. Помещение отличное, кстати, больше твоего… Подумай. Олег Никифорович очень недоволен. Отчитывал меня сегодня, как мальца. Я все понимаю…

— Нет, ты не понимаешь, — свирепо отвечал ему Аркадий, — я жену, жену потерял, а ты мне о помещениях!

Я приблизила левый глаз к щелке, но ничего, кроме мелькания теней, видеть не могла.

— Ты подумай, тебе еще бабок отвалят. Я тебя предупреждаю, — видимо, потерял остатки терпения Всеволод, — если не согласишься добровольно, эти люди тебя заставят, — Всеволод угрожающе захрипел, словно возмущение несговорчивостью друга перекрывало ему кислород, — они так тебя задвинут, что о тебе никто до Страшного Суда не вспомнит!

— Уж не эти ли подонки подложили Кристи в машину бомбу? — заорал взбешенный отсутствием в друге чуткости, да и желания соблюсти элементарные приличия, Аркадий, — а то я смотрю, ты давишь и давишь! Осмелел, понимаешь! Думаешь, меня можно запугать? Дерьмо! Совсем они тебя подмяли… Или заплатили? — ехидно засюсюкал Летнев. — Сколько?.. — он судорожно засмеялся. — Цирк какой-то!

— Брось дурить, — не сдавался Всеволод, — подумай хорошенько, только не долго.

— И это говоришь мне ты?! — Аркадий взревел, как раненый зверь. — Вместо того, чтобы поддержать меня?

Не ожидала я, право, такой экспрессии.

— Я, я, я, — неистово орал Всеволод, — тебе же, дураку, добра желаю.

Я боялась, как бы они не подрались.

— Добра?! — возопил Аркадий. — Ну ты иезуит настоящий! Вспомни, как ты подставил меня с этими электронными сортирами! Если б не это, я бы сейчас уже на Гавайях кокосовое молоко через трубочку посасывал.

— Ну ты, блин, даешь! — возмутился Сева. — Вспомни еще, что в глубоком детстве было. И не подставлял я тебя! Ты сам в это дело втюхался. А теперь пытаешься меня в чем-то упрекнуть. Тебя этот хлыщ из администрации подставил.

— А ты нынче у них в «шестерках». Помещение тебе! Кукиш!

— Да не ори ты, — спохватился Всеволод, — хватит! Давай как два мужика, спокойно поговорим. Забудем все. Все-таки мы друзья…

— Ага, друзья, — с саркастичной интонацией произнес Аркадий, — не будет твоим жлобам помещения.

— Ох, Аркадий, Аркадий, они ведь тебя заставят, все равно ведь отдашь, — тяжело завздыхал Всеволод, — знаешь ведь, как они могут. Сперва проверками замучают, потом пришлют налоговую полицию, конфискуют документы, ты же банкротом станешь. А так, глядишь, нервы и деньги сэкономил бы.

— Это ты нервы экономь, — с непримиримым презрением воскликнул Аркадий, — почище им жопы вылизывай. Значит, выслужиться хочешь? Олег Никифорович, говоришь, ругается. А я на твоего Олега Никифоровича срать хотел!

— Напрасно ты так, Аркаша, напрасно… — проговорил с сожалением Всеволод. — Никуда ты от них не денешься. Помяни мое слово.

— Ха-ха, — злобно рассмеялся Аркадий, — вначале-то они тебя взгреют! Вот где потешусь!

Слушая ругань двух «друзей», я удивлялась той быстроте и легкости, с которой с людей сползает весь культурный слой. И еще одному факту я удивлялась: как Аркадий оказался у Всеволода в кабинете? У него ведь жена взорвалась, а он дал вовлечь себя в пустой спор о каком-то помещении.

— Какой же гад подложил бомбу Кристи?! — Аркадий глухо застонал.

— Ты ж грохнул его, — растерянно сказал Всеволод.

— Думаешь, на этом все успокоится? — недоверчиво спросил Аркадий.

— Хрен его знает…

Здесь я услышала торопливые шаги в коридоре. Мелкие и поспешные, они приближались. Вот уже повернулась дверная ручка. Секретарша! В тот самый момент, когда она вошла в приемную, я постучала и нагло ввалилась в кабинет.

Всеволод с Аркадием остолбенели. Беспокойно переглянулись. Первым пришел в себя Аркадий.

— Приятная неожиданность, — процедил он.

— Извините, что так вот… Без предупреждения, без звонка.

— Да нет, — с наигранным радушием улыбнулся Всеволод и устремился ко мне.

Он лихорадочно схватил мою руку. Неестественно резко для галантного поцелуя поднял ее и припал к ней разгоряченными губами. Потом подвел меня к креслу.

— Мы с Аркадием вот как раз говорили о Кристине, — торопливо и смущенно проговорил он, — Аркадий позвонил мне. Все рассказал. Ты ведь тоже была в машине…

Он сокрушенно вздохнул и сел в кресло. Аркадий стоял лицом к окну. Неподвижно и прямо.

— Аркадий позвонил мне из милиции, и я привез его сюда. Тяжело в такой момент оставаться одному…

Всеволод стоял ко мне в профиль. Я заметила легкое движение в мою сторону. Хорошо все-таки, когда глаза прикрыты черными очками. Можно безбоязненно лгать, делать вид, что переживаешь, мучаешься угрызениями совести, страдаешь от досады, сочувствуешь или что несказанно рад встрече. Достаточно только широко улыбнуться, придать своим губам необходимую растяжку, а голосу — мягкую и радостную интонацию.

— Ты о чем-то забыла спросить? — с горькой иронией обратился ко мне Аркадий.

— Да.

— Ну так спрашивай, — раздраженно сказал он, — тебе интересно, что решила милиция? Или мои переживания?

Он повернулся и с вызовом посмотрел на меня.

— Я понимаю, в каком ты… вы… сейчас состоянии, — неуклюже начала я, — думаю, сейчас не время.

— Отчего же? — взъерепенился он. — Папарацци как раз любят такие напряженные моменты, это их хлеб! Интервьюировать тех, кто умирает, и тех, кому эти умирающие дороже жизни. Вам бы дать волю, вы бы эксгумированные трупы интервьюировали!

На его лице застыла гримаса презрительного отвращения.

— Я, собственно, со Всеволодом хотела поговорить, — резко сказала я.

— А тут такой подарок! — язвительно пошутил Аркадий.

— Я, между прочим, тоже ехала в «Пежо»… Вместе с Кристиной! — я гневно взглянула на него.

— Прости, — устала выдохнул он, — прости.

Он рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

— О чем вы хотели поговорить? — решил Всеволод разрядить атмосферу и прервать тоскливую паузу.

— Вижу, что выбрала неподходящее время… — я встала с кресла и направилась к двери.

— Ты на машине? — спросил вдруг Аркадий.

Я кивнула.

— Пойдем, — он устремился к двери, — чао, — бросил он через плечо сбитому с толку таким поворотом событий Всеволоду.

Я понимала, что Аркадий использует меня как предлог для того, чтобы улизнуть от обременительного разговора с Хмельницким.

— Но… — пытался было остановить его Всеволод, но Аркадий только махнул рукой.

Он нагнал меня и взял за локоть. Мы вышли в приемную, вежливо простились с пьющей чай секретаршей и вошли в кабину лифта.

— Не могу, — Аркадий вынул из кармана дубленки платок и вытер им свой высокий с залысинами лоб.

Я только вздохнула, не ведая, что нужно говорить в таких случаях, тем более что меня подкосила полная неопределенность ситуации и собственное смутное участие в ней.

Все это результат твоего вторжения в кабинет, назидательно сказала я себе в то время, как подавленный Аркадий с измученным видом пялился в потолок кабины, словно путешествие в лифте казалось ему невыносимо долгим.

— Подбросишь меня до офиса? — виновато посмотрел он на меня. — У меня дела кое-какие, а потом нужно заниматься… О, господи! — сдавленно воскликнул он и тоскливо уставился в стену.

— Понимаю, — вяло отозвалась я, совершенно растерянная и недовольная собой.

Обгоняя меня, Аркадий направился к «Ладе». Мы забрались в салон, закурили. Затяжки Аркадий делал мелкие, неглубокие, нервные. Я видела, как дрожат его пальцы, как напрягаются мускулы на лице. И это он, тот, кто в ресторане напоминал мне старого лукавого лиса, обаятельного, улыбчивого и обходительного!

— А где же твой «Ситроен»? — спросила я, чтобы нарушить затянувшееся молчание.

— Его проверяют на наличие взрывного устройства, — ответил Аркадий, глядя в сторону.

— Есть подозрения, что хотели убить вас обоих?

— Я уже ничего не знаю, — замотал головой Аркадий. — Все так запуталось. Зачем они убили ее?

— Они? — недоуменно спросила я. — Ты думаешь, у того бандита были сообщники?

— Не знаю, — покачал головой Аркадий, — просто как-то вырвалось.

— Может быть, это на самом деле так? — сказала я. — Тебе не кажется, что этот бандит был какой-то странный, — я повернулась и посмотрела на профиль Аркадия.

— Что значит странный?

— Ну, какой-то неопрятный, в старых джинсах, — задумчиво произнесла я, — куртка потрепанная. Не похоже, что такой человек мог спокойно ждать несколько месяцев и требовать такую огромную сумму. Да еще и заложника брать… Его же где-то держать нужно. Нелогично он действовал.

— И что же? — повернулся ко мне Аркадий.

— Если бы я была на его месте, — я принялась вдохновенно излагать ему свою теорию, — я бы потребовала гораздо меньшую сумму, но сразу. А он даже не заикнулся о каких-нибудь небольших деньгах, хотя в кармане у него было всего-навсего семьдесят рублей — на литр водки и то не хватит. Что-то здесь не так.

— Просто мужик решил хапнуть один раз, — неуверенно произнес Аркадий, — и всю оставшуюся жизнь курить сигары. Что здесь странного?

— Да все странно, — не унималась я. — Получается, что если он действовал без сообщников, заранее подложил бомбу в машину Кристи… Прости, что я напоминаю об этом…

— Все равно ее уже не вернешь… — угрюмо сказал он.

Мне показалось даже, что ему на глаза навернулись слезы.

— Продолжай, пожалуйста, — попросил он через мгновение.

— Заранее подложил бомбу, — повторила я. — Но он ведь хотел взять тебя в заложники. Машины у него не было, значит, вы должны были ехать на твоем «Ситроене». Так?

— Сначала он собирался забрать с собой Кристи, — уточнил Аркадий.

— Тогда взорвался бы ты, — заключила я.

— Но моя машина не взорвалась, — недоумевающе посмотрел на меня Летнев.

— На ней хотел уехать преступник, а тебе пришлось бы воспользоваться «Пежо» Кристины, — продолжала рассуждать я. — Вот и возникает вопрос, зачем преступнику нужно было взрывать тебя или Кристину, если он собирался взять одного из вас в заложники?

— Наверное, чтобы запугать… — неуверенно предположил Аркадий.

— А как бы он тогда получил деньги? — почти крикнула я.

— Да, действительно, не совсем понятно, — пробормотал Аркадий.

— Нет, — убежденно произнесла я, — он был не один. То есть я имею в виду, что он был только исполнителем чьей-то воли. Кто-то за ним стоит. Умный и жестокий человек. И мне кажется, что Кристина погибла не случайно. Они хотят сломить тебя. Поэтому и подложили ей взрывчатку.

— Но ведь тот бандит собирался забрать Кристину, — воскликнул Аркадий.

— Все было просчитано, — нахмурилась я, — это же вполне естественно, что ты предложишь себя, как мужчина, в качестве заложника, чтобы преступник забрал тебя вместо Кристины. И как только ты это сделал, он сразу же согласился.

— Но он потребовал за это еще пятьдесят тысяч.

— Ну, лишние деньги никому не помешают, а его действиям это придало еще большую правдоподобность. Все, что мы вчера видели, было не более чем хорошо поставленным спектаклем. Вот что я думаю. И если я права, то звонки с угрозами должны возобновиться в самое ближайшее время. Тебе нужно поставить телефон на прослушивание, чтобы милиция вышла на преступника.

— Наверное, ты права, — пробормотал Аркадий. — Может быть, поедем, если ты не возражаешь?

— Ах да, — опомнилась я, — ты же собирался ехать в офис. А не лучше ли тебе отправиться домой?

— Нет, — отверг мое предложение Аркадий, — в офис. Не могу сейчас быть один.

— Понимаю, — кивнула я и включила скорость.

 

Глава 9

Я отвезла Летнева на работу и отправилась в редакцию.

— Ты уже обедала? — встретила меня Маринка вопросом.

— Нет еще, — я направилась в свой кабинет.

— Хочешь, я сбегаю за пиццей? — предложила сердобольная Маринка.

С чего это такая забота? — удивилась я про себя, но сразу же поняла, что Маринка хочет выяснить, как прошла моя встреча с Севой.

— Давай, — с усмешкой согласилась я, хотя есть мне почему-то не очень хотелось.

— Оля, — из своего кабинета вышел Сергей Иванович с фотографиями в руках, — это ты снимала?

— Я. Кого-нибудь узнали? — это были фотографии Хмельницкого и дядечки, которые я сделала возле офиса Всеволода.

— Вот этот, — Кряжимский ткнул пальцем в дядечку, — управляющий делами губернатора, попросту — завхоз.

Мы прошли ко мне в кабинет. Я сняла свою «крыску», Кряжимский галантно подхватил ее и определил в шкаф.

— Спасибо, — с улыбкой поблагодарила я его и устроилась за столом. — Значит, вы говорите, завхоз?

— Кривцов Олег Никифорович, — уточнил Кряжимский, подсаживаясь к столу. — Хитрая бестия. Он еще при прежнем губернаторе работал. А кто этот, второй? — Кряжимский показал на Севу.

— Это приятель Аркадия, Хмельницкий Всеволод Александрович, я вам про него говорила. Кривцов, как мне кажется, через него пытается давить на Аркадия, чтобы тот отдал им помещение, где у него находится магазин.

— А где у него магазин? — посмотрел на меня Кряжимский.

— На Московской, недалеко от улицы Горького.

— Тогда понятно, — кивнул Сергей Иванович, — это же самый центр. А наш губернатор или его завхоз заграбастали все строения вокруг здания областной администрации. Даже профтехучилище выселили в дом, где был приют для беспризорных собак и кошек. А там ни стекол, ни дверей…

— Да-да, я помню, — кивнула я, — мы же давали статью по поводу этого беспредела.

— Ну вот, — хмыкнул Кряжимский, — думаю, они и твоего Летнева выживут.

— Но магазин у Летнева в частной собственности, — заметила я.

— Оля, — вздохнул Сергей Иванович и посмотрел на меня как на первоклассницу, которая не выучила уроков, — государство — это махина, о-го-го, какая махина! Если попадешь между ее жерновами, выбраться можно только чудом. Или представь себе огромный каток, которым щебень укатывают. Он движется на тебя очень медленно, но остановить его нельзя. Если только сделать шаг в сторону, тогда спасешься, а иначе раздавит в лепешку.

— Очень натуралистичная картина, Сергей Иванович, — выпятила я губы. — Но я-то знаю, что вы бы не отступили в сторону, а держались бы до конца. Да и я уперлась бы рогом. Машина может ведь и сломаться.

— Бывают, конечно, сбои, — неохотно согласился Сергей Иванович, — но только как исключения.

— Значит, вы считаете, что Аркадия все равно выселят? — спросила я.

— Скорее всего, да.

— Слушайте, Сергей Иванович, — воскликнула я, — а не могли они взорвать машину Кристины?

— Это не их стиль, — покачал головой Кряжимский, — хотя, конечно, поручиться сейчас ни за что нельзя.

— Я вот что думаю, — сказала я после небольшой паузы, — этот человек… который вымогал деньги у Летневых… Если бы узнать, кто он такой…

— Может быть, милиция его уже опознала, — предположил Кряжимский.

— Если к ним обратиться официально, они ведь не дадут нам таких сведений?

— Пока идет следствие, скорее всего — нет, — покачал головой Кряжимский.

— А вы не могли бы что-нибудь узнать по своим каналам?

Кряжимский с сомнением пожал плечами.

— Если бы следствие вел мой знакомый… — задумчиво произнес он. — Кстати, кто там всем командовал?

— Капитан Владимиров, — вспомнила я фамилию усача.

— У меня был один знакомый Владимиров, — поморщил лоб Кряжимский, — он работал участковым в нашем районе. Сейчас, должно быть, уже на пенсии.

— А как звали вашего участкового? — загорелась во мне надежда.

— Сергей… Сергей Иванович, кажется.

— Может быть, Сергей Ильич? — подсказала я.

— Правильно, Оленька, Сергей Ильич, — радостно воскликнул Кряжимский. — Значит, он еще работает. Ну, это меняет дело. Очень может быть, что он меня еще помнит.

— Вы с ним свяжетесь, Сергей Иванович? — достав записную книжку, я выписала из нее на листочек несколько цифр, — вот его телефон. Он просил позвонить, если что вспомню.

— Хорошо, — кивнул Кряжимский.

В кабинет без стука ввалилась Маринка. Она держала в руках поднос, на котором лежала пицца, стояли вазочка с печеньем и три чашки кофе.

— А вот и пицца, — провозгласила она, — еще горячая, наверно.

— Я позвоню от себя, — сказал Кряжимский, вставая.

— А кофе, Сергей Иванович? — Маринка сделала удивленно-обиженное лицо. — Я и на вас сварила.

— Спасибо, Марина, не забываешь старика, — улыбнулся Кряжимский, — кофе я возьму с собой.

Он взял чашку с подноса, который Маринка поставила на стол, и отправился к себе.

— Угости сигареткой, — Маринка плюхнулась в освободившееся кресло.

Не ожидая моего согласия, она вытащила из пачки, лежавшей на столе, сигарету и закурила.

— Ну, как там Сева поживает? — как бы между прочим спросила она.

— Он тебе не звонил? — задала я ей встречный вопрос.

— Звонил. — Она манерно округлила губы, выпуская струю дыма. — Сказал, что очень занят.

— Когда это было?

— Вчера, — небрежно бросила Маринка. — А что?

— Ничего, — отрезала я. — Мне кажется, что он замешан в убийстве Кристины.

— Да ты че, подруга, ку-ку? — Маринка вытаращила на меня глаза и заморгала.

— Кристина была его любовницей, — спокойно сказала я, — и грозила признаться во всем мужу, то есть Аркадию.

— Пф-ф, — фыркнула Маринка, — подумаешь, любовница! У кого их нет. За это не убивают. Да и вообще, откуда ты это знаешь?

— Во-первых, по реакции Севы и Кристины, — ответила я.

— Наверняка ты ошиблась, — заявила Маринка, не дав мне договорить.

— А во-вторых, — продолжила я, — я прослушала Севин автоответчик. Кристина звонила ему вчера днем и еще раз вечером, но его не было дома… Но его не было дома, — повторила я окончание фразы. — Маринка, — встрепенулась я, — Хмельницкого вчера ночью не было дома.

— Ну и что? — беззаботно рассмеялась она. — Гулял, наверное. Я решила с ним не связываться.

— Да-да, правильно, — машинально кивнула я, — не нужно с ним связываться… Его не было дома… А где он был?

— Пицца остынет, — Маринка вывела меня из сомнамбулического состояния.

— Что? — я посмотрела на нее непонимающим взглядом.

— Ты что, спишь, что ли? — она показала на лепешку. — Ешь, говорю, остынет.

— Погоди, — я сделала глоток кофе и, придвинув к себе телефон, набрала номер Севиного офиса.

— Это Бойкова, — представилась я. — Могу я услышать господина Хмельницкого?

— Всеволода Александровича нет, — я узнала его секретаршу. — Что ему передать?

— Передайте ему мой номер телефона и скажите, что я просила его позвонить, как только он появится, — я продиктовала номер своего сотового, — спасибо.

— Тебе нужно поесть, — твердила Маринка, — у тебя истощение нервной системы. Я понимаю, — со значением кивнула она, потягивая кофе, — такой стресс пережить! Ты, можно сказать, сегодня заново родилась. Так что давай, приступай.

Я поддалась на ее уговоры и откусила кусочек пиццы. Конечно, она уже давно остыла. Я сделала глоток кофе и принялась жевать. В дверь постучали, и в кабинет заглянул Кряжимский.

— Ну что, Сергей Иванович? — спросила я.

Кряжимский показался мне несколько озабоченным.

— Ты знаешь, — сказал он, присаживаясь на диван, — он меня хорошо помнит. Обрадовался, когда узнал, кто звонит.

— Ну и… — поторопила я его.

— Они его вычислили.

— И кто же это? — нетерпеливо спросила я.

— Сергей Ильич сказал, что он может назвать его фамилию…

— Так он не сказал вам?

— Сначала он хочет поговорить с тобой, — замялся Кряжимский, — он собирался тебе звонить, но я опередил его.

— Так что ж мы сидим? — встала я из-за стола. — Поехали.

— Я тоже? — удивился Кряжимский.

— Конечно, — я направилась к шкафу за своей «крыской», — во-первых, повидаетесь со своим старым знакомым, а во-вторых, мне кажется, в вашем присутствии Сергей Ильич будет более откровенным.

* * *

Октябрьский отдел милиции, где работал капитан Сергей Владимиров, располагался на улице, носившей имя легендарного комдива гражданской войны Василия Ивановича Чапаева. Это было недалеко от центра, машин здесь было больше чем достаточно, и нам пришлось протопать до отдела почти целый квартал от того места, где мне удалось запарковать «Ладу».

Капитан занимал хоть и небольшой, но отдельный кабинет, где, к моему удивлению, я не нашла ни одного портрета вождя мирового пролетариата. Портрета Железного Феликса там тоже не было, как это бывает почти во всех такого рода заведениях. Хотя сам кабинет мало чем отличался от сотен и тысяч подобных комнат по всей стране: такая же серо-зеленая масляная краска до половины стены, такие же старые полированные столы и такие же шкафы с полуоткрытыми дверками.

Владимиров поднялся навстречу вошедшему первым Кряжимскому и тепло пожал ему руку. Они перебросились несколькими вопросами вроде того: как живешь? как здоровье? как дома? — и капитан пригласил нас сесть.

— Кусачая у тебя начальница, — усмехнувшись в усы, сказал капитан, — палец ей в рот не клади — руку оттяпает.

— Профессия у нас такая, — улыбнулся в ответ Кряжимский, — нужно уметь огрызаться, а иначе самого съесть могут.

— Вы нам скажете фамилию этого вымогателя? — я решительно перешла к делу.

— Я же обещал Сергею Ивановичу, что скажу, — задумчиво произнес капитан. — Только зачем она вам? Собираетесь писать об этом?

— Мы проводим независимое расследование, — заявила я, — сегодня утром я сама едва не стала жертвой этого вымогателя.

— Да, знаю, — капитан пригладил свои пышные усы и задумался.

— Если вы хотите, мы можем не указывать источник информации, — успокоила я его.

— Это само собой, — крякнул он, — дело не в этом.

— Сергей Иванович сказал, что вы хотели о чем-то спросить меня…

— Нужно кое-что уточнить, — капитан раскрыл папку, лежавшую у него на столе. — Вам ничего не показалось странным в поведении Трофимчука?

— Это фамилия вымогателя? — спросила я.

— Да, — кивнул капитан, — Михаил Семенович Трофимчук, — давайте уж так его будем называть, раз я все равно обещал назвать его. Вы поняли мой вопрос?

— Конечно, — кивнула я.

— Вспомните, как все происходило, — мягко, но настойчиво попросил капитан.

— Мне кажется, — напряглась я, — что все происходившее было как бы не взаправду, понарошку, что ли…

— Почему вы так решили? — капитан внимательно смотрел на меня.

— Не могу сказать точно. Можете считать, что это интуиция, — я тяжело вздохнула, словно заново пережила события вчерашнего вечера.

— Ладно, — Владимиров снова погладил усы и закрыл папку, которую неизвестно зачем открывал. — Это дело у меня забирает прокуратура, его объединяют вместе с делом о взрыве жены Летнева. Но вам все равно спасибо. Кстати, могу вам сказать кое-что еще. В пистолете Трофимчука не было патронов.

— А адрес, дайте нам, пожалуйста, его адрес, — взмолилась я.

— Пожалуйста, — капитан черканул на клочке бумаги несколько слов, — только я был там сегодня.

— И что же? — не удержалась я от вопроса.

— Трофимчук жил с матерью, долгое время не работал, вообще неизвестно на что жил. Мать ничего толком сказать не может. Ни с кем из соседей он никаких контактов не поддерживал.

— А как вы его нашли? — спросила я.

— По картотеке, — невозмутимо ответил капитан. — Полгода назад он попался на мелкой краже. Хозяева ввиду незначительности ущерба заявление подавать отказались, ну, с ним провели беседу и отпустили, учитывая то, что он бывший воин-афганец.

— Спасибо вам большое, Сергей Ильич, — поблагодарила я его.

— Значит, мы договорились, — напомнил он мне, — насчет источника информации?

— Само собой, — кивнула я.

* * *

Мы дошли до машины.

— Куда теперь? — спросил Кряжимский. — К Трофимчуку?

— Вначале вас до редакции подброшу, — улыбнулась я.

Так мы и сделали. Высадив Кряжимского, я прямиком направилась по данному мне капитаном адресу. По дороге я решила звякнуть Севе.

— Слушаю, — раздался в трубке его сочный уверенный баритон.

— Это Бойкова, — сухо представилась я. — Я тебе сегодня звонила…

— А-а, — протянул Сева, — закрутился с делами. Ты так поспешно ушла… Прямо убежала…

Сева был настроен игриво и несерьезно.

— Вопросик тут у меня к вам есть…

— К ва-ам… — снисходительно усмехнулся он, — давай уж на «ты», Бойкова.

— Ладно. Где ты вчера был, Всеволод, ночью?

— Дома спал, а что? — засмеялся он.

— Не было тебя дома… — теперь настала моя очередь усмехаться.

— А где же я был? — шаловливо полюбопытствовал Сева.

— Это как раз я и хочу узнать, — в тон ему сказала я.

— Дома, — с оттенком нетерпения произнес он.

Его приветливый баритон как-то потускнел, приобрел полную сдержанного раздражения официальность.

— Нет, Всеволод, дома тебя не было…

— Это почему же? — с вызовом спросил он. — У меня что, галлюцинации?

— Нет, Всеволод, нет у тебя галлюцинаций, — насмешливо сказала я, — у тебя есть желание скрыть правду. А ведь это желание уже само по себе настораживает.

— Да что ты несешь! — возмутился Сева, но тут же снова перешел на более спокойный тон. — И почему ты так уверена, что меня не было дома? Ты что, следишь за мной? — с ироничным смешком добавил он. — Что ж, я польщен!

— Перестань ломать комедию. На меня твои «бразильские» чары не действуют. Я разговаривала с одной твоей соседкой. Гуляя с собакой, она видела, как ты вечером вчера куда-то уехал, — ударилась я во вранье.

— Ха-ха, — он судорожно рассмеялся, — и что из этого следует? И кто эта соседка? Я никого не знаю в нашем доме…

— А вот тебя знают. Да это и не удивительно — такой импозантный мужчина! — насмешливо сказала я. — И следят за тобой. А ты как думал! Все эти перезрелые одинокие кумушки только и делают, что наблюдают за типами вроде тебя. Твою шикарную машину трудно спутать с какой-нибудь другой. Вот Вера Гавриловна и видела, как ты уехал.

— И что же, она всю ночь провела у окна, поджидая меня? — недоверчиво смеялся Всеволод. — Прямо триллер какой-то. Не ожидал от тебя такой прыти! Ты уже и с соседкой поговорить успела, и на даче у Летневых побывала! Прямо локти кусаю, что не затащил тебя в постель. Не нарадовался бы, наверное, на твой темперамент!

— У нас еще все впереди, — со злобной насмешкой произнесла я, — так вот, Всеволод, поднявшись ни свет ни заря, опять же из-за нужд своей собачки, Вера Гавриловна не обнаружила твоей иномарки под окнами.

— Дурдом какой-то! — раздраженно воскликнул Сева. — И что это доказывает? Какая-то полоумная старуха следит за мной, и из ее путаных показаний ты делаешь выводы! Ну, даже если я и не был дома, тебе-то что до этого, или ты ревнуешь? — усмехнулся он.

— Я еще не успела тобой увлечься, — съязвила я, — чтобы так ревновать. Но где же ты все-таки был, а?

— С бабой, — намеренно грубо ответил Всеволод, — трахался. Знаешь, что это такое, или тебе пояснить? — цинично ухмыльнулся он.

— Не надо, — резко ответила я, — я догадываюсь…

— Откуда? — не унимался Всеволод. — Ты же свое либидо, должно быть сублимировать привыкла в свои статейки сраные… — развязно засмеялся он, — ну, ладно, мне некогда. Давай короче, что тебе от меня надо.

— Где ты был вчера вечером и ночью? — спокойно повторила я свой вопрос.

— У бабы, — загоготал Всеволод, — ты что, глухая?

— Кто она и где живет?

— Да ты ох….! — рыкнул он.

— Мне нужно подтверждение, — упрямо сказала я.

— Да за те бабки, которые я ей плачу, она тебе что хочешь подтвердит! — опять настроился на скабрезно-веселый лад Всеволод.

— А как же Кристина?

— Что Кристина?

— Она ведь хотела обо всем рассказать Аркадию…

— О чем обо всем? — делая вид, что не понимает, о чем идет речь, произнес Всеволод.

— О вашей с ней связи, — невозмутимо сказала я.

— Нет, ты сегодня или не выспалась, или переспала. Или это взрыв на тебя так повлиял? Мозги сотряс?

В трубке опять раздался наглый Севин смех.

— Грубишь, Сева, — с глухой угрозой произнесла я, — нехорошо! Значит, алиби у тебя нет, — намеренно употребила я этот термин.

Сева, как мне показалось, занервничал.

— Какое еще алиби? Да кто ты такая, чтобы я перед тобой отчитывался?

— Сколько ты, если не секрет, заплатил Трофимчуку?

— Кому-у?! — обалдел Всеволод.

— Трофимчуку Михаилу Семеновичу, — четко повторила я.

— Да ты, мать, рехнулась. Никакого такого Михаила я не знаю, — возмутился Всеволод.

— Так уж и не знаешь! — недоверчиво ухмыльнулась я. — А Кристина мне сказала…

— Не знаю, что сказала тебе Кристина, у которой тоже, кстати, не все дома были, — нагло заявил Сева, — а я тебе говорю, что никакого твоего как его…

— Трофимчук.

— Трофимчука я не знаю и знать не хочу! Чао!

Он бросил трубку. Я не стала ему надоедать, снова набирать номер его телефона, нервничать. Ладно, время покажет, успокоила я себя, нажимая на газ.

Светофор мигнул желтым, брызнул в глаза зеленым. Судя по адресу, Трофимчук жил в Заводском районе, а точнее, на Третьем жилучастке. Я доехала до стадиона «Волга». Потом, добравшись до базарчика, повернула направо. Миновала переезд и углубилась в жилой массив, состоящий сплошь из «хрущевок» и гипсолитовых двух— и трехэтажек барачного типа. Такие домики строились для рабочих в тридцатые-сороковые годы.

Я остановила машину у одного из таких домов. Во дворе стояли покосившиеся сараи, ветхим заборчиком было огорожено несколько отсеков для коз и птицы. Как и огромные клетки для кроликов, они пустовали, видно, их обитатели содержались в зимнее время в сараях. Смеющееся, без пяти минут весеннее солнце весело стаскивало с крыш пласты залежалого снега. На узкой кривой скамейке грели свои мощи две чрезвычайно утепленные старушенции. У одной были бесцветные слезящиеся глаза с белесыми ресницами и большой, весь в красных прожилках, нос. Ее сухое морщинистое лицо лишь на две трети выглядывало из пухового платка.

Другая выглядела не такой древней. В ее карих глазах я прочла живой, даже несколько нескромный интерес: куда это я направляюсь. Но интерес этот был озвучен ветхим созданием в пуховом платке:

— Ты к кому, милая?

Послать бабусю подальше язык не поворачивался, поэтому я остановилась и сказала:

— К Трофимчукам.

— Из органов? — недоверчиво поинтересовалась ее кареглазая подружка.

— Нет, из журналистов.

— А-а, — понятливо протянула старуха в пуховом платке, — горе-то, горе какое!

Она сочувственно закачала головой.

Я вошла в подъезд и, поднявшись на третий этаж, постучала в обитую коричнево-рыжим кожзаменителем дверь. Звонка не было.

Я услышала торопливые шаркающие шаги.

— Кто-о? — опасливо переспросила за дверью женщина.

— Бойкова Ольга, корреспондент еженедельника «Свидетель», — бодро сказала я, — у меня при себе удостоверение.

Дверь приоткрылась. В проеме показалось лицо женщины лет шестидесяти. Я выставила вперед руку с удостоверением.

— А что вам нужно? — голос женщины не стал теплее или доверчивее.

— Поговорить с вами.

— Со мной уже говорили, — был настороженный ответ.

— Милиция?

— Да.

— Мне надо задать вам всего несколько вопросов, — взмолилась я.

Женщина молча распахнула дверь. Только сейчас я смогла разглядеть ее бледное испитое лицо. Невысокий лоб, иссеченный поперечными морщинами, узкие, словно только что открытые после сна глаза, утиный нос и маленький, въедливый, с опущенными углами рот.

Мало того, что черты лица женщины не отличались изяществом и благородством, их застывшую некрасивость усугубляли недоверчивый взгляд, выражение враждебности и тревоги. Жидкие тусклые волосы кое-как собраны на затылке. На женщине был пестрый халат и тапки без задников на босую ногу.

— Извините, — застенчиво проговорила я, — не знаю, как к вам обращаться…

— Мила Степановна, — хмыкнула она.

Ее лицо не оживилось. «Краше в гроб кладут» — это выражение как нельзя больше соответствовало хозяйке.

— Так я пройду?

— Ага, — она кивнула без всякого энтузиазма.

Я протиснулась в маленькую прихожую, загроможденную к тому же какой-то старой рухлядью. Сняла шубу, разулась.

— Проходите, — Мила Степановна сделала приглашающий жест.

Мы прошли с ней в довольно большую, неопрятную комнату, меблировку которой составляли диван, стол, сервант, кресла и стулья поколения семидесятых. Диван был застелен клетчатым серо-голубым пледом. В изголовье лежала подушка с не очень чистой наволочкой.

— Мне все нездоровится, — вздохнула Мила Степановна, — а энти, — кивнула она в сторону окна, — уже вас обо всем расспросили?

Глаза ее сделались злыми и подозрительными. Она тяжело опустилась на стул с обтертым сиденьем. Я села в кресло с деревянными подлокотниками.

— Да, ваши бабушки не промах, — иронично отозвалась я.

— День и ночь судачат, — неодобрительно покосилась на окно Мила Степановна.

Она была удручена и подавлена. Еще бы, сын погиб!

— Мила Степановна, — как можно мягче произнесла я, — вы уже знаете, конечно, при каких обстоятельствах…

— Знаю, — всхлипнула Мила Степановна, — знаю… Только не верю, не могу поверить, что Миша мой уже никогда…

Она протяжно застонала. Потом начала тихо плакать, уставившись в пол. Достала из кармана халата несвежий платок, но слез утирать не стала, а принялась бессмысленно мять его в руке. Я решила, что лучше молчать, кто его знает, какая воспоследует реакция на слова утешения…

— Он ведь больной был, — причитала она, — Мишенька-а-а…

Волна рыданий смыла ее невыразительный тусклый голос.

— То есть…

Я грешным делом подумала, что Михаил Трофимчук страдал умственным или психическим расстройством.

— После этого Афганистана, будь он проклят! Контуженный он был… Раненный вернулся, прооперированный. С тех пор по больницам… Ох, эта война-война, — в отчаянии качала Мила Степановна головой, — что она с людьми делает… Нервный стал, чуть чего — вскакивает, глаза горят, кулаки сжимаются. А че ж удивляться-то, пенсию нищенскую начислили!

Мила Степановна зарыдала с новой силой. Я сидела онемевшая, не зная, как утешить, что сказать этой несчастной женщине. Перед моим внутренним взором нарисовалось в мельчайших подробностях это блеклое существование, полное нужды, унижений и разочарований. Болото, засасывающее таких вот, не умеющих выносить удары судьбы людей. Да что говорить, жизнь и не таких ломает. Ломает, корежит, душит даже самых ярких, сильных, смелых!

— А вы знали, что Михаил шантажировал порядочных людей, требовал с них полмиллиона долларов? — напрямик спросила я, испытав вдруг приступ какого-то чисто животного отвращения и пресытившись этим заупокойным нытьем.

Жестоко? Может быть.

— Порядочных? — с недоверчивой неприязнью переспросила Мила Степановна. — Разве может у порядочных людей иметься такая сумма?

Ах вот оно что, социальная зависть поперла.

— Представьте себе, да, — убежденно сказала я, — я понимаю, конечно, бедность, страдание, обида… Но это не значит…

— Вы меня учить пришли? — ехидно усмехнулась Мила Степановна.

— Нет, что вы, — осеклась я, — извините.

Мила Степановна вздохнула и с равнодушным видом уставилась в окно, задернутое желтоватым тюлем.

— Что вы можете знать, — с презрительным спокойствием сказала она, — о нашей жизни? Вы, наверное, неплохие деньги получаете, вон, в шубе…

Такой бесцеремонности и откровенной зависти я от убитой горем женщины не ожидала.

— Мила Степановна, — подавив в себе раздражение, вежливым тоном произнесла я, — давайте не будем обсуждать, кто как живет, хорошо?

— Хорошо, — подавленно согласилась она.

— Вы знали про шантаж?

— Нет. Миша лишь сказал, что скоро трудности кончатся.

— И как он это объяснил? — полюбопытствовала я.

Мила Степановна устало и как-то снисходительно посмотрела на меня.

— Никак, — лениво проговорила она.

— Ну, может, сослался на какую-то хорошо оплачиваемую работу, вознаграждение, клад, в конце концов. Он ведь уверенно об этом говорил, да?

Мила Степановна кивнула.

— Значит, ничего не сказал? — настойчиво спрашивала я.

— Сказал только, что встретил старого приятеля и тот обещал ему какую-то денежную работу, — нехотя произнесла она.

— Ну вот видите, а вы говорите, что Михаил словом не обмолвился. Вы об этом сказали милиции?

— Нет, — горько усмехнулась Мила Степановна, — меня об этом не спрашивали.

Я не поверила ей, но возражать не стала.

— Ваш сын угрожал Летневым в течение трех месяцев…

— Быть не может! — воскликнула Мила Степановна, выведенная из спячки этой моей фразой.

— Может, Мила Степановна, — я развела руками, — об этом говорит и Летнев, и его жена.

— Не было Михаила дома-то, — сказала Мила Степановна.

— То есть как? — недоуменно посмотрела я на нее.

— Он у двоюродной сестры два месяца был, недавно приехал, — привстала со стула Мила Степановна.

— А где живет его двоюродная сестра?

— В Волгограде. Она ему работу нашла, у ее знакомой муж ремонт собрался делать. Богачи тоже… Вот Мишу моего и наняли, он раньше-то отделочником на стройке работал.

— Когда он вернулся?

— Месяц назад.

— И что, ему заплатили?

— Обману-ули, — горько покачала головой Мила Степановна, — только обратный проезд оплатили.

— Вот так так! — воскликнула я, сразу же подумав о том, что не мог Трофимчук в это время звонить Летневым и требовать денег. Вернее, звонить-то мог, если у него были деньги на междугородные звонки, что тоже сомнительно, а вот назначать место для передачи денег не было никакого смысла, ведь приехать-то он не мог!

— Да, обманули, — Мила Степановна, видно, приняла мое восклицание за сочувствие, — мафиози.

Так вот назвала она обманщиков своего сына.

— О чем же вас милиция расспрашивала? — поинтересовалась я.

— Все о его друзьях да знакомых выпытывали, с кем общался, кто к нему приходил… Да не ходил к нему никто, говорю, давно уж…

— Так никто и не ходил? — не поверила я.

— Святой истинный крест, — Мила Степановна осенила себя крестным знамением, — зачем мне врать?

Попрощавшись с матерью Трофимчука, я вышла во двор, миновала старушек, греющихся на солнышке, и села в машину. Захотелось курить. Пошарив в бардачке, где я обычно оставляла несколько пачек, и, не найдя их, я полезла в сумочку. Там был пистолет, косметичка и диктофон, который, к моему удивлению, был включен на запись. Сигарет, как назло, не было. Я высыпала содержимое сумочки на переднее сиденье: нет, я не ошиблась. Я взяла диктофон и попыталась перемотать пленку, но батарейки безнадежно сели. Непорядок, сказала я себе, нужно будет послать Маринку, чтобы купила новые: диктофон должен быть всегда наготове. Я сложила содержимое сумочки обратно, запустила двигатель и, добравшись до ближайшего мини-маркета, купила там свой любимый «Винстон».

 

Глава 10

Когда я вошла в приемную, Кряжимский давал Маринке какие-то указания. Она понятливо кивала, беспрестанно повторяя: «Да, Сергей Иванович», «Поняла, Сергей Иванович». Мне показалось, что почтительности в ее отношении к моему заместителю было гораздо больше, чем ко мне.

— Сергей Иванович, — вмешалась я в их разговор, — закончите, зайдите, пожалуйста, ко мне. Марина, — посмотрела я на секретаршу, — мне — кофе. И покрепче, если можно. — И пошла в свой кабинет.

— Мы уже закончили, — Кряжимский вошел следом за мной. — Говорила с матерью Трофимчука?

— Именно поэтому я вас и пригласила, — кивнула я, устраиваясь за столом. — Трофимчук два месяца провел в Волгограде, в то время, когда Летневым кто-то угрожал по телефону.

— Значит, у него есть сообщник, — сделал вывод Кряжимский.

— Я уже и сама об этом думала, — я нервно закурила. — Только вот кто? Как это теперь узнать, когда Трофимчук мертв?

— Кто-то из ближайшего окружения Летневых, по-моему, — задумчиво произнес Кряжимский.

— Да, из ближайшего, — согласилась я, — тогда ближе Хмельницкого никого не найти. Его, кстати, вчера ночью не было дома.

Я следила за реакцией Кряжимского.

— Конечно, может, это ни о чем и не говорит, — сказала я на его возражающий жест, — если не учитывать того обстоятельства, что он был любовником Кристины. А Кристина пригрозила рассказать о их связи мужу.

Кряжимский задумался.

— Ты считаешь, — спросил он наконец, — что это могло толкнуть Хмельницкого на убийство?

— Это зависит от того, как бы отреагировал на сообщение жены Летнев, — сказала я. — Мы этого не знаем. Вообще-то Аркадий довольно спокойный человек.

— Значит, не было и причины для убийства, — заключил Кряжимский. — И потом, это не вяжется с вымогательством и Трофимчуком.

— Хмельницкий мог заплатить ему, чтобы тот подложил взрывное устройство под автомобиль Кристины.

— А потом разыграл спектакль с заложником? — скептически усмехнулся Кряжимский. — Что-то здесь не то.

Вошла Маринка. Поставила поднос с кофе на стол.

— Я вам не помешаю? — деликатно спросила она.

— Не помешаешь, — ответила я, — только сначала сбегай купи несколько комплектов батареек к моему диктофону.

— Как скажешь, — обиженно поджала она губы.

Я взяла чашку и сделала глоток кофе, потом закурила.

— Я уже говорила, что-то в этом вымогательстве показалось мне странным, — начала я рассуждать вслух. — Приходит этакий дядечка в потрепанной одежде, утверждает, что он уже ждет больше трех месяцев и требует несусветную сумму долларов. Но заметьте, Сергей Иванович, сумма эта для Летневых была вполне реальной, значит, кто-то просветил Трофимчука на этот счет. Дальше, — продолжала я, — совершенно непонятно, что собирался делать Трофимчук с заложником? Куда бы он его поместил? Ведь для этого нужно специальное помещение. Не в одной же квартире с мамой собирался он его прятать. И кормить его надо три недели…

— Ты снова клонишь к тому, что у Трофимчука был сообщник, — проницательно взглянул на меня Кряжимский.

— Скорее не сообщник, а руководитель, главарь, — убежденно сказала я. — И на эту роль вполне подходит Хмельницкий. Мила Степановна сказала, что Михаил встретил старого приятеля, и тот пообещал ему денежную работу. Здесь как бы все сходится.

— Если не учитывать того, — возразил Кряжимский, — что мы пока не видим мотива для его действия.

— Пока не видим, — отмахнулась я, — мотив может и не лежать на поверхности.

— Может быть и так, — согласно кивнул Кряжимский, — только не забудь, что у Трофимчука не оказалось патронов в пистолете.

— Я уже думала над этим, — я отпила кофе, — Хмельницкий мог элементарно подставить его. Трофимчук подкладывает взрывное устройство под машину Кристины, а самого его убивает Аркадий, — я подняла глаза и торжествующе посмотрела на Сергея Ивановича.

Но его не так-то просто было сбить с прямого пути, и он, как оказалось, совершенно не испытывал чувств, подобных моим.

— Слишком много «если», — засомневался Кряжимский. — А если бы Летнев не убил Трофимчука? Он же владеет приемами рукопашного боя. Скрутил бы его, и тогда замысел Хмельницкого накрылся бы медным тазом. Кроме всего прочего, Трофимчук не стал бы выгораживать его и выдал бы со всеми потрохами. А что, если бы Трофимчуку удалось взять Летнева в заложники?

— Отвез бы его к Хмельницкому, — предположила я, сама уже не веря в такую возможность.

— И что бы Хмельницкий с ним делал, даже если предположить такую возможность, ведь Кристина в любом случае бы взорвалась.

— Да, — согласилась я, — ему пришлось бы убить и Аркадия.

— Вот именно, — подтвердил Кряжимский, — а ему это надо?

— Не знаю, — пожала я плечами, — вы меня совсем запутали.

Минут десять мы сидели молча, пока не явилась Маринка с батарейками. Я зарядила комплект в диктофон, перемотала пленку и включила воспроизведение. Интересно все-таки прослушать еще раз происходившее на даче Летневых.

«Не двигайся. Что там у тебя?» — узнала я голос Трофимчука и вспомнила, что в этот момент он направил на меня пистолет.

«Сигареты. Можно покурить? — мой голос звучал как-то странно, я его едва узнала.

«Кури. Ты кто такая?»

«Бойкова». Щелчок зажигалки — я прикуриваю сигарету.

«Что ты здесь делаешь?»

«Меня пригласили».

«Угу, пригласили, значит. Ну что, Аркаша, долго мне еще ждать? Ты что-нибудь придумал?»

Я заново переживала вчерашний вечер, даже забыла про кофе и сигареты. Наконец запись дошла до моего последнего возгласа, вернее, шепота. Его на пленке почти не было слышно.

— Я сказала: «Буду стрелять», — пояснила я Кряжимскому и Маринке, которая слушала с приоткрытым ртом.

Дальше на кассете был записан грохот падающего тела.

— Это упал Трофимчук, когда Аркадий сделал ему подсечку. Но он тут же вскочил на ноги, слышите?

Громыхнул выстрел.

— Я выстрелила в него. Вот у меня из рук падает пистолет… и я бросаюсь к выходу.

«Ты что! — я узнала на пленке удивленный голос Трофимчука. — Мы же так не до…»

Еще один выстрел.

— Так надо, Миша, — я еле расслышала шепот Аркадия.

— Господи, — я чуть не вскочила, — я все поняла!

Дальше на диктофон записались завывание милицейской сирены, топот ног и минут пять объяснений с капитаном Владимировым.

Я схватила диктофон и еще несколько раз прослушала запись, начиная от моего выстрела и кончая милицейской сиреной. После этого пододвинула к себе телефон и сняла трубку.

— Ты собираешься звонить Аркадию? — спросил Кряжимский.

— Да, — сказала я севшим от возбуждения голосом.

— Дай-ка сперва я кое-куда позвоню, — Сергей Иванович решительно отобрал у меня трубку.

Он разговаривал по телефону минут пятнадцать, после чего сосредоточенно сказал:

— Можешь назначить ему встречу часов на восемь, я думаю, к этому времени они управятся, — он снова передал мне трубку.

Я набрала номер офиса Летневых. Там мне ответили, что Аркадий уже давно ушел. Тогда я позвонила ему домой.

— Алло, — Аркадий оказался дома.

— Это Бойкова.

— А, Оля, — довольно сдержанно произнес он, — что-нибудь случилось?

— Случилось, — строго сказала я, — но это не телефонный разговор.

— Хочешь, приезжай ко мне, — предложил Аркадий.

— Нет, — ответила я, — у меня еще несколько дел, а к восьми я буду в редакции. Не мог бы ты туда подъехать?

— Знаешь, мне как-то не до этого, — уныло сказал он, — может быть, завтра?

— Это касается Кристины, — я еле сдерживалась, чтобы не закричать, — я знаю, кто ее убил.

— Ох, — грустно усмехнулся он, — что ты можешь знать?

— Так ты приедешь? — жестко спросила я.

— Ну, если ты так настаиваешь…

— Записывай адрес.

* * *

— Ни пуха ни пера, — он ободряюще улыбнулся мне.

В ответ я послала его, как и полагается, к черту.

Я приготовила кофе и направилась в кабинет. Как это Маринка умудряется из этих же самых зерен приготовить совершенно другой напиток? — удивилась я и уселась за стол. Достала сигарету из пачки. Взяла лежавшую под рукой зажигалку и… вздрогнула, потому что дверь бесшумно отворилась, и на пороге появился Аркадий. В элегантной табачного цвета куртке и голубых джинсах. Я даже не сразу узнала его, потому что на нем были другие очки: не в тяжелой роговой оправе, а в изящной золотой. Они его делали похожим на высокооплачиваемого сотрудника престижного банка. Он был абсолютно спокоен.

— Кажется, я вовремя, — Аркадий приподнял рукав куртки и посмотрел на часы.

— Ты точен, — кивнула я и показала на кресло, — присаживайся.

Летнев отодвинул его немного от стола и сел.

— По телефону ты сказала, — с каменным лицом произнес он, — что знаешь, кто убил Кристину…

— И кто же? — наклонившись вперед, спросила я.

— Но мне кажется, что это и так ясно… Ты сама все видела.

— Да, — согласилась я, закуривая, — я видела, но мне не было все так ясно, как тебе. Я подумала, зачем этому вымогателю нужно было убивать Кристину?

— Мы с тобой уже обсуждали эту тему, — Аркадий достал из кармана сигареты, закинул ногу на ногу и закурил. — Так что, наверное, я приехал напрасно… Но я на тебя не в обиде.

— У вымогателя был сообщник или руководитель, а точнее, главарь, — сказала я, — который все организовал.

— Неужели, — с усмешкой посмотрел на меня Аркадий, — жаль, что теперь никто об этом не узнает. Единственный, кто знал это, к сожалению, убит.

— Перед смертью он назвал имя своего главаря, вернее, заказчика.

— Только этого никто не слышал, — Аркадий, сидя в кресле, оперся на обе ноги.

— Кроме тебя, — я бросила сигарету в пепельницу и в упор посмотрела на него.

— А ты фантазерка, — он вздохнул и снова откинулся на спинку кресла.

— Не совсем, — я достала из ящика стола диктофон и включила его.

Летнев слушал запись, не глядя на меня. Я увеличила громкость до упора перед его словами: «Так надо, Миша» — и выключила диктофон.

Аркадий опустил голову на ладонь правой руки, которая упиралась в подлокотник, потом ладонь скользнула по лицу вниз.

— Черт возьми, — усмехнулся он, — надо же так лопухнуться. У тебя в сумке был диктофон, я должен был сразу догадаться.

Он вдруг резко поднялся с кресла и, подойдя к двери, запер ее на ключ, который вынул и положил себе в карман. Затем начал методично обшаривать все уголки.

— Встань, — приказал он мне и принялся рыться в столе.

— Если ты думаешь, что я снова тебя записываю, — сказала я, — то ты ошибаешься.

— Неужели, — ухмыльнулся он и закончил все-таки осмотр, оставшись им, видимо, удовлетворенным.

Он снова удобно устроился в кресле нога на ногу и закурил.

— Садись, садись, — томным жестом показал он мне на мое кресло.

Я села и тоже закурила.

— Ну, — спросил он, улыбаясь кончиками губ, — чего же ты хочешь?

— Зачем ты убил Кристину?

— Сука, — Аркадий вдруг переменился в лице, — я ее любил, а она спала с моим другом.

— И ты задумал ее убить сразу же, как только узнал об этом?

— Да, — хрипло сказал Аркадий, — несколько месяцев назад я зачем-то вернулся в офис, не помню зачем, что-то забыл… Было уже поздно, в офисе никого не было, и я заметил полоску света, которая пробивалась из-под двери кабинета Кристи. Я осторожно приоткрыл дверь. Сева лежал на спине на диване, а она сидела на нем. Я хотел тут же убить их обоих, я бы смог, но что-то остановило меня. И тогда я решил, что убью только ее, но так, чтобы никто на меня не мог даже подумать.

— Ты подстроил эти звонки с угрозами?

— Это было несложно. Но тогда я еще не знал, как я ее убью. А когда случайно увидел из машины Мишу Трофимчука, с которым мы вместе служили, и увидел, как он опустился, понял, как должен поступить. Я наплел ему что-то про розыгрыш, что собираюсь уйти от жены, но мне нужно, чтобы она отдала мне деньги. Мишка поверил.

— Значит, ты сам себя отравил.

— А кто же еще? — хитро улыбнулся Аркадий. — Это было частью моего плана. Я все рассчитал. Мишка приехал, как мы и договаривались. Дверь была не заперта.

— Ты убил его, — негромко проговорила я, — чтобы выгородить себя…

— Он все равно бы долго не протянул, — поморщился Аркадий.

— Но как ты его заставил подложить бомбу?

— Ну что ты, глупенькая, — Аркадий выпустил струю дыма в потолок, — разве я мог кому-нибудь это доверить. Я это сделал самостоятельно, когда вы спали в своих кроватках. Баю-бай…

— Так ты и меня собирался отправить на тот свет вместе с женой?

— Конечно, жаль, не получилось, — вздохнул он, — но ты не расстраивайся, я все равно тебя убью. Я слышал, что ты упрямая, как ослица, и будешь копать, пока не докопаешься. А тут Кристи тебя с собой приволокла. Ну, я решил, значит, так и надо. Значит, судьба у тебя — подохнуть вместе с моей женой. Оказалось — не судьба. Тебе тоже, скажу честно, была уготована своя роль…

— Свидетеля того, что тебя хотели отравить и что кто-то вас шантажирует…

— Догадливая ты! Не даром и листок твой называется «Свидетель». Вот ты и должна была не на бумаге, а на деле стать свидетелем, — с издевкой усмехнулся Аркадий, — да, ты должна была всюду трубить, что на Аркадия Летнева кто-то наезжает.

— И таким образом ты хотел создать выгодный для себя фон преследуемого и шантажируемого честного бизнесмена… А меня вовремя убрать, чтобы я дальше не копала, — кровь стыла в моих жилах.

— Театр, мой друг, театр, — с наигранной меланхолией вздохнул он. — Даже не знаю, что теперь с тобой делать… — Аркадий выпятил губы и покачал головой как китайский болванчик. — Свернуть тебе шею? А может, остановка сердца? — он с вопросительной жестокостью посмотрел на меня. — Как у тебя с сердцем? Не пошаливает? Это и у молодых бывает. А может, ты предпочитаешь совершенно случайно упасть и удариться головой об угол стола?

— Тебя все равно найдут, Аркадий, — с замирающим сердцем произнесла я, — тебе не удастся уйти.

— Может быть, — совершенно спокойно сказал он, — только ты об этом не узнаешь.

Он неторопливо поднялся и направился к столу. Я вскочила и попятилась назад. Но сзади, в двух шагах от меня, была стена.

— Ну что, красотка, решила, как умрешь? — Аркадий уже обогнул стол. — Ты тоже трахаешься со всеми подряд, а? Ну, конечно, ты же пошла со мной в ресторан.

На губах Аркадия блуждала нервная улыбка. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди. Сейчас он настигнет меня… Вот он уже проходит мимо окна. До меня ему остался только один шаг.

Окно распахнулось, и свежий вечерний ветер ударил в комнату. От его удара голова Аркадия покачнулась, и он повалился на стол. Ну, конечно, это не ветер ударил его. Вместе с ветром в кабинет влетел ногами вперед спецназовец, кованый сапог которого и угодил в голову Аркадию. Следом в окно запрыгнул еще один спецназовец, за ним еще… Но я их уже не видела. Я сползла вдоль стены и села на корточки. Как сквозь сон, я слышала шум короткой ожесточенной борьбы, злобные восклицания Летнева, переругивания спецназовцев. Потом все стихло.

* * *

— Оля, ты как? — словно через вату услышала я Маринкин голос.

Кто-то подхватил меня под руки и усадил в кресло. Я очнулась и увидела стоявшего надо мной Кряжимского, рядом Маринку, а чуть поодаль капитана Владимирова.

— Я уж думала, с микрофоном что-то случилось, — перевела я дыхание. — Дайте сигаретку.

Маринка быстро прикурила сигарету и вставила мне в рот.

— Нет, — сказал Кряжимский, — направленный микрофон не подкачал. Мы все прекрасно слышали и записали всю вашу беседу, ты его ловко раскрутила.

— Вам это только кажется, — с облегчением вздохнула я и закашлялась. Вынула изо рта сигарету.

— Ольга Юрьевна, — официальным тоном заявил Владимиров, поглаживая усы, — я задержался, чтобы поблагодарить вас за помощь и сказать, что я не буду настаивать на своей просьбе.

— На какой просьбе? — удивилась я.

— Насчет источника информации, — хитро улыбнулся капитан.

— Не волнуйтесь, — улыбнулась я ему в ответ и взглянула на Кряжимского, — Сергей Иванович знает, что нужно делать.