Вечер выдался душный, без единого намека на ветерок. Центральные улицы приветливо светились огнями, толпы разряженных прохожих фланировали по проспекту. Я остановилась и вышла из машины. Первым в мысленно составленном мной списке баров, ресторанов и клубов я намеревалась посетить бар и дансинг «У Бартольда». Полыхающая огненно-синими разводами вывеска манила, призывала мирных обывателей посетить заведение.

У дверей дансинга толклась разношерстная молодежь, которая, в свою очередь, обращала на себя внимание пожилой части гуляющих по тарасовскому Арбату. Я продефилировала мимо кучки «неформалов», одетых как близнецы в брюки на бедрах и короткие узкие маечки. Одежда парней мало чем отличалась от девичьей, прически также давали пищу для раздумий: кто перед тобой – он или она?

Сунув свое удостоверение под нос охраннику в камуфляжной форме, который что-то назидательно вещал двум смазливым девчушкам с инфантильными хвостиками и в джинсовых комбинезонах, я прошмыгнула внутрь.

Веселье только начиналось, но основная часть молодежи уже порядочно набралась. Одни кучковались у стойки бара, другие сидели за столиками. Плывущий в дымном разноцветье огней зал сотрясался от судорожного рейва, разбавленного пьяным галдежем.

Я прямиком направилась к стойке. Продраться сквозь толпу балдеющих парней и девиц было делом нешуточным. Я постоянно извинялась, легонько отстраняя и отталкивая попадающихся на моем пути посетителей, и ловила на себе их недоумевающе-пьяные взгляды. Один пропирсингованный детина лет двадцати даже бросил мне: «Ты че, подруга?»

Я не стала объяснять, что я никакая ему не подруга, мне было не до того.

Бармен, сухощавый неулыбчивый парень, с хмурым, сосредоточенным видом готовил коктейли. Видать, ему осточертели все эти невыдержанные и пропитые любители дансингов.

На его бэйдже я прочла: Никифоров Николай. Ну что ж, очень приятно.

– Апельсиновый сок, – сказала я, заглядывая в его бледное, но с правильными чертами лицо.

Ответом мне был недоуменный взгляд: очевидно, здесь никто не заказывал такой безвредной жидкости.

– Пожалуйста, – бармен поставил передо мной высокий стакан, на две трети наполненный соком.

– Извините за навязчивость, вы здесь давно работаете? – полюбопытствовала я, бросая на парня красноречивые взгляды.

– А что? – несколько насторожился он.

– Да понимаете, – начала я врать, – я ищу свою давнюю подругу, она работала раньше танцовщицей в «Меркурии», а теперь пропала из вида. У вас нет постоянной труппы?

– А какой возраст у вашей подруги? – без особого интереса спросил он, протирая стаканы.

– Двадцать семь, но она всегда выглядела моложе своего возраста. Умела себя подать, да и потом все эти новомодные кремы да скрабы…

Я косила под дурочку. Побольше наивности, этакого невинного шарма.

– Есть у нас тут ребята, но им всем не больше двадцати, – вяло отозвался он, не обращая внимания на мой обходительный тон и вкрадчивую улыбку.

– А девушки?

– Одна, но она тоже еще зеленая. Эти ребята реп танцуют да хип-хоп.

– Нет, – разочарованно произнесла я, – это скорее всего не она.

Нечто похожее на сочувствие мелькнуло в беглом взгляде бармена, и я решила воспользоваться переменой в его настроении.

– Николай, вас ведь так зовут, надоели вам, наверное, все эти малолетки? – участливо спросила я, пытаясь найти подход к парню.

– Вот они у меня где, – он сделал выразительный жест, полосонув большим пальцем по горлу. – Мало того, что нажираются, как свиньи, так еще таблетки да травку с собой приносят!

– Да-а, – понимающе протянула я, – никудышное поколение. Вот мы с вами не намного старше их, а какая разница! Разве мы эту муру конопляную употребляли?

Бармен с симпатией посмотрел на меня, но тут же вновь опустил глаза и принялся с усиленной тщательностью тереть полотенцем стаканы.

– А вы давно в этом бизнесе? – я обвела глазами зал.

– Здесь два года, а раньше в других местах работал, в более цивилизованных.

– Это где же? – я сделала наивное лицо.

– В «Рондо», потом в «Красной мельнице», в «Берне», в «Элоизе».

– Да-а, вы не новичок, – уважительно сказала я. – А в этих заведениях выступали какие-нибудь танцовщицы?

– А вы что, нигде не были? – с оттенком пренебрежения в голосе спросил Коля.

– Я ж не местная, из Карасева. Вот приехала подругу искать.

– А-а, – бармен поднял на меня свои зеленоватые глаза, – вас варьете интересует?

– Все, что связано с танцами.

– Во всех этих клубах танцовщицы были. В «Рондо» и «Элоизе» даже стриптиз каждый вечер давали. Веселье шло на всю катушку, но все-таки не как здесь, там люди солидные отдыхали, платили хорошо.

– А вы случайно не помните такую яркую блондинку, стройную, высокую…

Бармен усмехнулся.

– Они все высокие да стройные в балете были, вот как вы, – он оценивающе посмотрел на меня.

Я сделала вид, что смущена и польщена.

– Спасибо за комплимент, – застенчиво поблагодарила я Николая, – а все-таки…

– Пара таких блондинок точно была. Мы с танцовщицами всегда ладили – в одном заведении работали.

– А в этих заведениях труппы постоянные были?

– В «Рондо» разные, например, выступали. Но некоторые выступали так часто, что поневоле контакты завязывались.

– А вы не помните, – не отступала я, хотя была несколько растеряна: не ищу ли я иголку в стоге сена? – не было ли среди танцовщиков такой эффектной пары – та самая блондинка, о которой я вам уже говорила, и высокий парень, правда, у него уже ранние залысины были?

Я почему-то решила объединить преступников не только в криминальный, но еще и в танцевальный дуэт. Почему бы не попробовать эту версию?

– Были одни, – неуверенно, точно нащупывая в памяти зыбкие силуэты канувших в Лету людей, проговорил Николай. – Только она не блондинка была, а шатенка.

– Длинноволосая? – не удержалась я от вопроса.

– Да, Кларой звали, а его – Евграфом. Он вроде молдаванин был. Но тип такой, не ярко выраженный.

– Как он выглядел?

– Так ты подружку ищешь или ее кавалера? – иронично спросил он.

– Обоих, – сделала я вид, что он меня раскусил.

Таким образом я хотела польстить его самолюбию.

– Высокий, как ты сказала… только никакой не лысый, у него шикарные темно-русые волосы. Постой, если он – тоже твой знакомый, ты должна это знать. А вообще-то твоих знакомых действительно Кларой и Евграфом звали? – парень недоверчиво посмотрел на меня.

Я немного растерялась, но тут же взяла себя в руки. Увлекшись расспросами, я пропустила важную, можно даже сказать, ключевую реплику. После того как Николай назвал имена моих «знакомых», мне нужно было ударить себя по лбу и воскликнуть: «Черт, ведь это же они и есть!»

– Сам понимаешь, как трудно иной раз избавиться от сомнений, до последней минуты думаешь: а что, если это ошибка? – я подняла на бармена ясный, как слеза ребенка, взгляд.

– Че ты мне лапшу на уши вешаешь? – язвительно произнес он. – Хватит дурочкой прикидываться.

Теперь он сверлил меня недоверчивым взглядом.

– Шеф, водки налей, – развязно крикнул какой-то пьяный хлюпик. Он полулежал на стойке и рыгал, петляя мутным взглядом по густо уставленным бутылками полкам.

– Кончилась водка, – мирно сказал Николай. – Эй вы, – не очень вежливо обратился он к дружкам дистрофика, – уведите его отсюда, вы что, не видите – он на ногах еле стоит.

– Наливай! – стукнув кулаком по стойке, парень рухнул на нее.

– Заберите его, а то я милицию вызову, – с металлом в голосе пригрозил бармен.

Двое ребят подхватили под руки своего непутевого собрата по дансингу и ретировались, бросив на ходу:

– Извини, шеф!

– И семнадцати нет, а так надрался! – строгим тоном старшего брата произнес Николай.

– А все-таки, что сталось с той самой парой? – нагло упорствовала я.

Бармен посмотрел на меня в упор.

– Ничего, – раздраженно прошипел он. – Я ничего рассказывать не обязан.

Он сделал пренебрежительный жест, мол, катись колбаской по Малой Спасской.

– Я ищу этих ребят, потому что они, возможно, замешаны в одном нехорошем деле, – резко сказала я, не отрывая от него взгляда.

– Вот как? – хихикнул бармен. – Может, у тебя и корочки есть?

– Есть, но не милицейские, а журналистские, – я вынула удостоверение и сунула ему под нос.

Ознакомившись, он вернул мне удостоверение, сопроводив свой медленный жест долгим пристальным взглядом.

– С каких это пор журналисты ведут расследования?

– С тех самых, когда многие в этой стране поняли, что если милиции в некоторых случаях и можно доверять, то нельзя на все сто быть уверенным в компетентности ее работников, а главное, в их желании распутывать разные запутанные истории. И еще с тех пор, когда мы поняли, что демократия невозможна без прессы.

Иногда, смотря по обстоятельствам, мне нравились патетические речи, которые я время от времени произносила. Они мне удавались. Без ложной скромности. Насмешка в глазах Коли к концу фразы сменилась какой-то боязливой вдумчивостью, точно он пытался осознать всю меру ответственности, которую пришлось на себя взвалить работникам печати.

– Про Никитина слышал?

Он отрицательно мотнул головой.

– А про Пасько? – не унималась я.

– Че-то вроде слышал. Он на Дальнем Востоке кого-то разоблачал, да?

– И в тюрьму за это угодил, – я чувствовала неслыханный эмоциональный подъем. – Этот самый Пасько двадцать месяцев провел за решеткой только за то, что занимался расследованием экологических преступлений, связанных с захоронением радиоактивных веществ и ядерных подлодок. А про Мюсломово слышал? – угрожающе спросила я, все больше входя в роль обличителя людского равнодушия.

– Не-е…

– Река Теша течет себе на Урале, в ней дети купаются, старики рыбу ловят, по берегам – поля да огороды. А в реке этой столько радиоактивных отходов, что с гаком хватит, чтобы весь Урал обезлюдел! Допустимая норма превышена в пятьдесят раз! А у жителей рак, лейкемия, сердечно-сосудистые заболевания, необратимые генетические изменения… Не знаешь ты, наверное, и того, что в конце пятидесятых годов в этом районе был взрыв ядерных и радиоактивных отходов, превышающий мощностью чернобыльский в сорок пять раз… У журналистов полно работы, ты уж мне поверь, – я гордо посмотрела на вспотевшего от напряжения бармена, – так что если я к тебе обращаюсь с расспросами, то не потому, что просто поболтать захотелось, а потому, что расследование, которое я веду, не терпит проволочек.

Бармен ошарашенно таращил свои зеленые глаза.

– «Вернемся к нашим баранам», – я перевела дыхание, – расскажи мне о…

Пиликанье сотового помешало мне закончить фразу.

– Извини, – обратилась я снова к Николаю, перехватив его заинтересованный и немного потеплевший взгляд.

Я достала из сумки мобильник, вытянула антенну и приникла ухом к трубке.

– Да.

– Оля, Оленька, Оленька, послушай, – на том конце провода голос Сергея Ивановича захлебывался от волнения.

– Сергей Иванович, успокойтесь.

– Эврика! – радостно кричал в трубку обычно уравновешенный и деловитый Кряжимский, – я нашел, вернее, вспомнил!

– Какую-нибудь деталь? – обрадованно предположила я.

– Да нет, – нетерпеливо воскликнул он, – я же с фотографий копии не на ксероксе делал, он у нас забарахлил, а сканировал.

У меня перехватило дыхание.

– А файл вы сохранили?

– Сохранил… на всякий случай.

– Значит, можно считать, что фотографии у нас есть?!

Неотрывно глядя на меня, бармен все шире открывал рот.

– Сергей Иваныч, миленький, ведь это же замечательно! – выдохнула я в трубку. Но тут же спохватилась: – Что же вы раньше об этом не вспомнили?

– Сам волосы на себе рву и пеплом голову посыпаю, – с горькой интонацией Иова проговорил он.

– Отставить самобичевание! Что вы узнали?

– Ничего определенного, побывал всего в одном ресторане…

– Тогда сделаем так. Я еду в редакцию, а вы продолжайте поиски. У меня здесь есть кое-какое дело. Думаю, минут через десять я освобожусь.

– Но имеет ли смысл пока продолжать поиски, если… – попытался возразить Кряжимский.

– Имеет, – уверенно сказала я, – если я узнаю что-то важное, немедленно сообщу вам, договорились?

– Хорошо.

Я спрятала сотовый в сумку и сделала глоток сока. Николай обслуживал группу молодых людей рокерского вида. Наконец, когда он освободился, я продолжила разговор:

– Так вы расскажете мне о Кларе и Евграфе?

– Да что тут рассказывать, – с неохотой отозвался бармен, – они выступали в «Рондо» и еще в двух-трех клубах. Состояли в труппе, оба – классные танцовщики. Я проработал в «Рондо» уже где-то полтора года, когда с Кларой случилось несчастье – она попала в автокатастрофу, отделалась сравнительно легко, но танцевать больше не могла. С выступлениями пришлось завязать. Она была ведущей в паре, Граф обеспечивал в основном поддержки… хотя тоже – талантливый танцовщик. Но самое главное, что он перестал танцевать еще до того, как с Кларой случилось несчастье.

– Почему же? – мне не терпелось узнать все подробности этой грустной истории.

– Снюхался с какой-то дурной компанией, – вздохнул Николай.

– А конкретнее? – настаивала я.

– Больше ничего сказать не могу. Да что вы меня пытаете? Граф сейчас в «Рондо» барменом служит. Так что можете обо всем этом с ним самим поговорить.

– Хорошо, я так и сделаю. А фамилии ты их знаешь?

– Так я же сказал, с Евграфом и…

– Ну, спасибо, может, когда-нибудь еще встретимся, – перебила я его, весело ему подмигнула и, допив сок, стала пробираться к выходу.

По дороге в редакцию я пыталась, исходя из скудной информации, которую мне удалось-таки раздобыть, связать концы с концами. Если я действительно напала на след убийц, то меня настораживало то, что внешний облик Евграфа совершенно не походил на описание Виолетты Гавриловны. С блондинкой дело обстояло намного проще – каждый знает, что перекрасить волосы для женщины – пара пустяков.

Пока я ехала, это противоречие не давало мне покоя. Мне еще предстоял, конечно, разговор с самим Евграфом и просмотр драгоценно-злополучных фото… Я была уверена, что эти действия позволят мне выяснить много интересного. Возможно даже, что я узнаю то, что не только продвинет расследование, но самым решительным образом повлияет на его исход. Я надеялась, что разговор с барменом «Рондо» и анализ запечатленной на фотографии сцены прямиком выведут меня на след убийц.

Но по опыту я знала, что ничто так не иллюзорно, как надежда на быструю развязку. Я не могла себе позволить обольщаться на счет того, что расследование пройдет без сучка без задоринки. И вообще, мысленно усмехнулась я, откуда такая уверенность, что пара, о которой ты говорила с барменом дансинга, действительно криминальный дуэт, отправивший на тот свет неизвестного человека с поляны и Клочкова? Поживем – увидим.

В редакции царила первозданная тьма. Нащупав на стене выключатель, я врубила в секретарской свет, бросила сумку на стол и ринулась к компьютеру просматривать файлы со сканированными снимками. Их было девять.

И на всех девяти, к моему глубокому разочарованию, лицо женщины оставалось в тени. Все дело было в ракурсах. На одном снимке, правда, она была запечатлена анфас, но волна светлых растрепавшихся в танце волос захлестывала почти все лицо. На другой фотографии блондинка сильно наклонялась вниз, так что красивые блестящие пряди опять-таки не давали никакой возможности рассмотреть ее. С художественной стороны, на мой взгляд, фотографии были великолепны, но с точки зрения криминалистики…

Зато лицо мужчины было хорошо видно. Это был солидный человек в годах, в светло-сером костюме, с немного одутловатым лицом, седеющими волосами и большими залысинами. В его блеклых серо-голубых глазах, несмотря на то, что он улыбался, казалось, таился лед тотального недоверия к жизни и жесткость. Резкая линия носа и две глубокие складки, идущие от углов рта к подбородку, усиливали впечатление властности и какого-то принципиального несогласия с жизнью.

Просмотрев восемь фотографий, я наконец дошла до девятой. Вот это удача! На снимок попала та самая белая иномарка, к которой, по словам Клочкова, спешила прекрасная блондинка. Попала не вся, а только левая ее часть. Это был, насколько я могла разобрать, «БМВ» последней модели. Но самое главное – на снимке виднелась часть номерного знака. Но сколько я ни напрягала зрение, различить букву и две первые цифры я не могла.

Нужно увеличить снимок.

Увеличив изображение, я смогла различить начало номера: Е 72… Это уже кое-что. Зацепка, да еще какая! Надежда не обманула меня – я действительно нашла кое-что важное.

Не долго думая, я набрала номер сотового Кряжимского и, услышав в трубке его бодрый голос, сказала:

– Хорошие новости. Я увеличила снимок, на который попал кусок белой иномарки, и смогла прочесть начало номера – Е 72.

– Отлично! – обрадовался Сергей Иванович, – а у меня пока глухо как в танке.

– Сергей Иванович, я хочу вас попросить об одной вещи. Позвоните своему приятелю из ГИБДД и попросите его узнать, кому в Тарасове принадлежит эта «БМВ». Можете сделать?

– О чем речь, Оленька! – воскликнул он, радуясь, что наконец-то может оказать мне реальную помощь в расследовании.

– Спасибо. Сообщите мне, когда узнаете, договорились?

– Разумеется.

Повесив трубку, я стала собираться. Распечатала на принтере фотографии, сложила их в кожаную папку с ручкой. Открыв сумку, выудила оттуда косметичку и, подойдя к зеркалу, принялась, как говорят французы, наводить красоту. Подправила глаза, стерла с губ старую помаду и вновь накрасила их, предварительно сделав безупречный контур карандашом. Припудрила немного лоб, нос и подбородок, причесалась и, окинув свое отражение в зеркале удовлетворенным взглядом, выключила свет и направилась к выходу.

Я решила, не теряя времени, поехать в «Рондо». Чем ближе к набережной, тем тише и пустынней становились улицы. Духота немного спала, легкий волжский ветерок, полный смутных отголосков, залетал в открытые окна моей машины. Я упоенно дышала этой невесть откуда взявшейся, может быть, веявшей от реки прохладой.

Вот наконец впереди послышались приглушенные расстоянием звуки музыки, и вдруг густые августовские сумерки рассек широкий вращающийся луч, а громкая ритмичная музыка заполонила весь салон. Припарковав машину рядом с гигантским джипом, я вышла из нее и прямиком направилась в клуб. Седой дымящийся луч продолжал шарить по асфальту, упорно тянулся к темной речной бездне.