– Ух ты! – восхищенно выдохнул Володька, стоя на пороге кухни и созерцая поистинне живописную идиллическую картинку семейного уюта. В клетчатом переднике я стояла возле плиты с поварешкой в руках – специально взяла ее, как только услышала звук открывающейся двери, – а на столе был красиво расположен предмет моей кропотливой трехчасовой деятельности – запеченный в сметане карп с гарниром из отварного картофеля со свежей зеленью. На последнюю пришлось разориться, но дело того стоило. Ужин приобрел совершенно потрясающий вид благодаря укропу и петрушке, которыми я украсила блюда. Аппетитный дымок поднимался от тарелок и концентрировался где-то в районе потолка; я только что все приготовила, успев как раз к приходу мужа.
– Ну надо же! – этими пространными междометиями мой Вовка выражал свой восторг. – А я-то думал, что тебя еще и дома нет. Расстраивался, что опять придется ужинать в одиночестве.
При его словах я виновато потупила глаза, после чего подошла и поцеловала Вовку сначала в обе щеки, а потом в губы. Хотя он явно не пытался упрекнуть меня, однако я сама мысленно поругала себя за образ жизни, явно не соответствующий положению жены и хозяйки. На работе допоздна, подготовка новых передач, посещение салонов, подбор туалетов – все это, безусловно, имеет значение, так как без работы я не смогла бы нормально существовать. Только вот, наверное, придется несколько притормозить с самоотдачей телевизионному делу, а не то вскоре мой дорогой и любимый супруг начнет питаться одними макаронами быстрого приготовления, что будет замечено мной, только когда я столкнусь с этим непосредственно. Нет, решено, становлюсь более домашней, и пусть попробует мне кто-нибудь помешать.
– Ну, мой руки и за стол! – скомандовала я, с удовлетворением отметив, как на лице Вовки при этих словах выступила довольная улыбка. – На все про все тебе минута!
Совсем скоро мы сидели за столом друг против друга. Я украдкой наблюдала, как Вовка с аппетитом уплетает приготовленный мною ужин, не забывая выражать восхищение незатейливым способом – «М-м-м-м!», и думала о том, какая же я счастливая женщина. Если бы муж был посвящен в суть моих теперешних мыслей, то наверняка бы добавил, что для полного счастья не хватает, пожалуй, одного – ребенка. Что ж, в последнее время я и сама склоняюсь к этой мысли и, возможно, даже решусь заняться в ближайшее время ее осуществлением.
– Вкусно! – вытерев салфеткой губы, вынес Вовка окончательный вердикт. – Ты рискуешь приучить меня к хорошему. Представь, если я буду требовать такого ежедневно? Что тогда будешь делать?
– Подчинюсь, – покорно проговорила я, склонив голову, и, не удержавшись, добавила: – Желает ли еще чего-то мой повелитель?
– Хм, – с самым серьезным и внимательным выражением лица сказал Вовка и с интересом посмотрел на меня. – Наверное… Раз уж сегодня я повелитель, то мое желание – закон?
– Как и всегда, мой дорогой господин, – продолжала я играть.
– Ну тогда я удаляюсь в опочивальню вместе с моей самой дорогой женой, – подытожил Володя, подхватывая меня на руки. Улыбнувшись, он остановился перед дверью нашей спальни и прошептал мне на ухо:
– В роли восточной женщины ты мне очень нравишься…
* * *
Уже добрых полчаса я сидела в машине и мысленно ругала себя сама не зная за что, но понимая, что причина для этого все-таки есть. Если присмотреться, то не так уж она и не очевидна. Например, уже одно то, что за рулем машины сидит Костя Шилов, говорит о том, что я злоупотребляю его чувствами, что, по большому счету, совершенно не соответствует моей натуре. Но что же делать, если в данном случае мне была необходима помощь именно такого человека, немногословного и преданного? «Зря стараешься себя оправдать, слабоватые отговорки получаются», – поспешил заверить меня внутренний голос, и пришлось согласиться с ним.
Итак, мы с Костей сидели в машине, закрепленной за телестудией. На работе я сказала, что якобы еду за материалом для одной из последующих передач, а вместо этого сейчас бессовестно эксплуатировала Костину доверчивость. Мы остановились около здания «Классики», где, как я выяснила по телефону у секретаря, в настоящее время находился господин Ролес. Сведения, которые я получила недавно от Нины, продолжали жечь сознание, а прежде благородный образ Меранцевой постепенно начинал приобретать негативные черты. На самом деле я ее абсолютно не знаю, а факты, раздобытые Валеркой Гурьевым, говорят о том, что Нина вовсе не обманывала меня относительно дружбы Инги Леонидовны с представителями уголовного мира. Так или иначе, но торговля живым товаром – обвинение серьезное, и если на кону действительно стоят судьбы юных девушек, то я просто обязана распутать этот змеиный клубок и вывести главных виновников на чистую воду.
Только одна зацепка могла помочь мне сейчас. Я хорошо помнила, что в тот момент, когда мы всей съемочной группой приезжали к Меранцевой, дабы обговорить все вопросы, связанные с предстоящей передачей, секретарша доложила о прибытии некого господина Ролеса. Как нетрудно было догадаться, этот человек и был связующим звеном между «Классикой» и одним из тех предприятий Франции, куда отправлялись наиболее отличившиеся начинающие сотрудники предприятия с целью приобретения опыта.
Ожиданию пришел конец, так как двери «Классики» раскрылись, и через секунду из них вышел мужчина средних лет очень благообразной наружности с «дипломатом» в руках. Темные волосы с начинающейся сединой как нельзя лучше подходили ему, стильный костюм выдавал более чем состоятельного человека, и не нужно было быть провидцем, чтобы определить это, поскольку мужчина уверенным шагом направился к «Опелю» асфальтового цвета, откуда тотчас выскочил шофер и предупредительно распахнул дверцу заднего сиденья. Через секунду машина тронулась с места, а вслед за ней, повинуясь полученной от меня команде, включил зажигание и Костя.
Он, конечно же, догадывался, что вовсе не за материалом едем мы в настоящее время. Его живого тонкого ума, скрываемого подчас за угрюмостью и мрачным видом, хватило бы не только на то, чтобы заметить мою нервозность и внутренние колебания, но и чтобы правильно понять цель, преследуемую в настоящее время. Однако я ничего не объясняла ни тогда, когда тихо попросила: «Костя, пожалуйста, следуй за этой машиной», ни тогда, когда, остановившись вслед за «Опелем», выскочила на улицу и произнесла:
– Спасибо, Костя, дальше я сама. Ты не жди, я не знаю, сколько мне потребуется времени. Возвращайся, пожалуйста, на работу, а я доеду на каком-нибудь транспорте. Спасибо. – И побежала вслед за мужчиной, который направился к зданию с огромной и широкой лестницей, стоящему на возвышении. Это была международная гостиница «Словакия».
Оказавшись в холле, отделанном по последнему слову гостиничного бизнеса, я остановилась в нерешительности, что стало очевидным для миловидной девушки администратора. Она оторвала на миг голову от бумаг, которые собиралась заполнять для вновь прибывшего, и послала в мою сторону недоуменно-вопросительный взгляд, такой, который наверняка был должен заменить неозвученный вопрос: «Вы что-то хотели?» Мое появление и растерянный вид действительно смотрелись несколько странно, однако я не потрудилась удовлетворить возникшее любопытство администраторши. Впрочем, она была занята работой: в настоящий момент ее вниманием всецело завладел импозантный господин, который совершенно не догадывался о том, что является объектом моего пристального наблюдения.
– Да, господин Ролес, конечно, вы можете зарезервировать номер еще на неделю. Я сейчас же внесу изменения в регистрационный журнал. Можете не беспокоиться.
– Благодарю вас. – С этими словами господин едва заметно кивнул, что выглядело как своеобразный мини-поклон, и направился к лестнице, устланной бежевым ковровым покрытием.
Говорил он практически без акцента, разве что слегка растягивал гласные, создавая эффект распева своей речи. Однако сомнений больше не оставалось, это действительно был тот самый господин, с которым сотрудничала Меранцева. На сегодня моя миссия была окончена.
* * *
– Галина Сергеевна, а что вы думаете по поводу желтой прессы? – осведомилась я, нехотя отрываясь от окна. За ним сейчас открывался поистине замечательный вид – весенняя панорама. С утра светило высоко стоящее солнце, прогревая воздух до той степени, когда он становится пьянящим, сообщая этот эффект всему миру.
– Ирина, что за вопросы? – Галина Сергеевна с непритворным возмущением оторвалась от прочтения плана работы на следующий месяц и с откровенным недоумением посмотрела на меня. – Как я могу относиться к желтой прессе?! Как любой нормальный человек – негативно.
– Я немного не о том… – промолвила я, покусывая авторучку от задумчивости и досады за то, что приходится заводить такой малоприятный разговор. – Как вы считаете, насколько достоверна та информация, которую несут подобные СМИ?
– Ну… вопрос, конечно, не простой. Цензуры у них, как ты и сама, наверное, понимаешь, нет и в помине, а значит, они могут писать про что угодно и как угодно. Что касается достоверности… Ну да, какая-то реальная подоплека в их публикациях есть, но порой искажается до неузнаваемости. В общем, материал в желтой прессе выступает в качестве мягкой глины или, скажем, пластилина. Они делают с ним все, что им угодно.
– Понятно, большое спасибо, – поблагодарила я начальницу, понимая, что ее мнение совпало с моим собственным.
* * *
В редакции газеты «Обывательское мнение» было настолько неуютно, что я невольно поморщилась, едва оказавшись на пороге этого непрезентабельного помещения. Стандартный подвал, оформленный стараниями особо креативных сотрудников, напоминал собою не самый лучший пример клуба по интересам. Очевидно, основной интерес для сотрудников этой явно подпольной в недалекие времена организации заключался в открытии и распространении сплетен. Так и было на самом деле, на демонстрации грязного белья работала вся система желтой прессы, однако верным было одно: то, что прототипом создаваемого ими информационного продукта – весьма недоброкачественного, надо сказать, – являлось все-таки зерно истины. И если бы я не верила в это, то вряд ли пребывала бы сейчас на пороге нечистого, под стать деятельности самой организации, помещения, в котором стоял удушающий запах сырости и гнили.
Наверное, выражение брезгливости и обреченности невольно, но возникло на моем лице, потому что, когда я толкнула дверь с табличкой: «Главный редактор», немолодой лысоватый человек с глумливой физиономией обрадовался так, словно только что выиграл в лотерею. На самом деле он безусловным профессиональным чутьем угадал мое настроение и теперь с удовольствием ждал удобного момента, чтобы использовать мое раздражение себе во благо. А ожидание этого счастливого момента не могло не иметь места, учитывая понятия профессиональной этики этого человека.
– Прошу вас, проходите скорее, – словно долго-жданной знакомой предложил, нет, скорее даже потребовал от меня главный редактор. Сомнений в том, что я ошиблась кабинетом, не оставалось.
Определенно решив действовать сообразно обстоятельствам, я попыталась принять максимально нахальный вид – кажется, получалось не очень – и независимой походкой прошествовала через кабинет. После этого уселась напротив главного и чуть насмешливо улыбнулась, положив перед ним на стол недавно прочитанную газету.
– Меня интересует, откуда вами были взяты сведения для написания этой статьи и насколько она может считаться достоверной.
На лице главного отразилось легкое недоумение, впрочем, довольно легко замаскированное моментально сработавшим полетом мысли.
– Хм… Значит, вам нужна информация. А вам приходилось слышать о том, что она дорого стоит? – вкрадчиво спросил он, пристально глядя на меня маслеными глазками.
Сразу стало понятно, что без эпатажа не обойтись, но это не было для меня открытием, поскольку я внутренне готовилась в подобному. Эффектным жестом я достала из сумки бумажник и красноречиво зажала его в руках.
– Деньги… – уныло протянул редактор, будто эта расплата была самым нежеланным вознаграждением. – А нет ли у вас какого-нибудь сенсационного материала, который можно было бы использовать надлежащим образом?
«Сколько угодно!» – хотелось сказать мне и после чего показать известную комбинацию, именуемую в народе кукишем. Я живо представила себе, как именно он намерен распорядиться тем самым материалом, который в действительности я могла бы ему дать. Но поскольку недостатком воображения я явно не страдала, то невольно ощутила прилив негодования от попытки этого человека использовать меня в качестве источника информации для негативной обработки.
– Буду рада разочаровать вас, но никакого материала я вам не преподнесу, – и я нервно побарабанила пальцами по столу. – Я не имею ни времени, ни желания сотрудничать с вами, поэтому если вас не интересуют деньги, то я просто попытаюсь отыскать нужную информацию в другом месте.
Деньги его интересовали, да еще как. Не имея сил или просто не желая более скрывать этого, он кивнул, блеснув алчным глазом.
Итогом моего посещения этого крайне неприятного заведения было воплощение преследуемой цели. Господин Охлянцев – под этой фамилией подразумевался главный редактор – поведал мне довольно интересную историю о романе между Анной и Дабровским. Опустив особенности лексики, которая вполне соответствовала моим представлениям о языке работников желтой прессы, в общих чертах это можно было передать так: живя на попечении тетушки, Аня не хватала звезд с неба, но и нужды не испытывала. Однако целеустремленность ее выбивалась далеко за пределы обычного, потому что, по словам Охлянцева, «эта нимфеточка в простеньком платьице оказалась той еще штучкой». Познакомившись с Дабровским, она сумела покорить его несвободное сердце, после чего… отнесла в милицию заявление об изнасиловании. Крайне обеспокоенный этим фактом, Виктор Васильевич прямо спросил: «Чего ты хочешь?», – на что получил вполне резонный ответ: «Высокооплачиваемую и интересную работу».
Я не могла не спросить, где редактор добыл такую деликатную информацию, и получила неопределенный ответ в виде повествования о том, как нелегка судьба репортера. Могла ли я надеяться на то, что этот проныра решит отчитаться передо мной о том, как он добывал ее? Вряд ли, и потому пришлось дать ему обещанные деньги – триста рублей, чтоб ему провалиться! – и покинуть редакцию. Последнее я сделала с особым удовольствием.
* * *
Спасаясь от расспросов сотрудников в соседней комнате, под предлогом того, чтобы поиграть в бильярд, я заперлась изнутри и начала анализировать ситуацию. Было обеденное время, коллеги из отдела маркетинга, на чьей территории я скрылась, разумеется, с разрешения хозяев, отправились по своим делам, и я обрела несколько вожделенных минут спокойствия и одиночества.
Итак, у меня появились две зацепки в связи с делом «Классики». Первая – это информация, полученная от секретарши Нины: завуалированная торговля живым товаром и т. д. Вторая была связана с Охлянцевым и рассказанной им историей. Между Дабровским и Аней, по логике, могла, очевидно, произойти стычка. К тому же если девушка однажды воспользовалась его покровительством для достижения своей цели, то почему не предположить, что это произошло и еще один раз? Конечно, и та и другая версия имели равные шансы на достоверность, но мне для дальнейшего расследования все-таки нужно было отбросить наиболее сомнительную и начать проверку более вероятной.
«Из двух зол выбирай худшее», – гласит универсальная для любых случаев жизни пословица. Потому, прикинув масштабность первого зла, я поняла его значительное превосходство по сравнению со вторым. В результате махинаций руководства зло будет прогрессировать, могут пострадать молодые девушки, тогда как в случае предположительной виновности Дабровского в убийстве трагедия так или иначе уже произошла. В первом случае я что-то еще могу предотвратить, тогда как во втором любые мои действия окажутся напрасными. Логика и здравый смысл свидетельствовали в пользу проверки первой версии, и уж затем, если она окажется ошибочной, переходить ко второй. Значит, самое время вернуться к французскому господину, благо мне достоверно известно, что в ближайшую неделю он точно останется в Тарасове.
* * *
– Добрый день, господин Ролес, не могли бы вы уделить мне несколько минут своего внимания?
В холле гостиницы, где я ждала появления этого человека в течение получаса, собралось довольно много народу, поэтому он долго высматривал окликнувшего его по имени. Наконец я сделала несколько шагов ему навстречу, и у господина Ролеса не осталось более сомнений.
– Буду рад оказаться полезным такой красивой даме, – с исключительно французской галантностью ответил он и оглядел холл в поисках удобного для разговора места. Такое нашлось в баре, где не было ни одного посетителя. То ли господин Ролес действительно никуда не торопился, то ли прирожденная галантность не позволяла ему выказывать поспешности, однако он предложил поговорить в тишине бара, сделав небольшой заказ. Так мы и поступили, причем заказ в результате безапелляционно высказанного утверждения оплачивал он сам.
– Итак, какое у вас ко мне дело? – вопросительно начал господин Ролес, пригубив апельсиновый сок. Мне пришлось принять профессиональный вид и приготовиться к долгому разговору.
– Я – тележурналистка, – поведала я, радуясь, что хоть здесь не приходится кривить душой. Однако дальнейшее несколько не совпадало с истиной. – Я собираюсь выпустить на телевидении передачу о производстве высококачественного вина и как раз теперь продумываю ее концепцию. С вашим именем я столкнулась в процессе служебного расследования, узнала, что вы обладаете большими знаниями и опытом в изготовлении таких напитков. И подумала, что вас должна заинтересовать идея создания такой передачи для российских зрителей, ну по крайней мере я в этом уверена: жителям России было бы интереснее увидеть ваше выступление. Как вы относитесь к такой идее?
Как выяснилось в ходе беседы, господин Ролес не имел особых мотиваций для отказа, кроме разве одного, заключающегося в его изрядной занятости.
– В настоящий момент я нахожусь в служебной командировке, – сообщил он, когда наша беседа, плавно продолжаясь, переключилась на обсуждение возможностей проведения подобной передачи и на описание им достоинств России. – В вашей стране живут поистине неординарные люди, я уже убедился в этом однажды и не перестаю по сей день получать подтверждение тому. Кстати, у меня здесь довольно много друзей.
– А у себя на родине вы являетесь владельцем только одного предприятия по изготовлению алкогольных напитков?
– Нет, у меня еще есть маленькое кафе в одном из парижских районов, где живут русские эмигранты, – с заметной долей ностальгии в голосе поведал господин Ролес. – Неспроста же я воспевал вам российские достоинства, дело в том, что славянская кровь течет и в моих жилах… Да-да, Ирина, не смотрите так удивленно, моя мать была русской, и я сам был рожден ею вне брака здесь, в России. Уже потом, когда мне исполнилось десять лет, мама, которая, кстати, была переводчицей, познакомилась с французским виноделом, и он предложил ей выйти за него замуж. Так я оказался во Франции и был усыновлен своим отчимом.
– Как здорово! Тогда в вас непременно должно заговорить чувство патриотизма, являющегося главным из всех других, и поспособствовать согласию на передачу.
– Ну, тогда на этом и сойдемся! – рассмеялся господин Ролес и приложился к моей руке. – Непременно позвоните мне завтра утром или же сегодня вечером, я постараюсь уладить основную часть дел и тогда сообщу вам о своем решении.
Вечером, когда Вовка еще не пришел с работы, задержавшись на консультации у заочников, я взяла телефон и, собираясь с силами, подняла трубку. Неизвестно, чего больше я ожидала от этого звонка: согласия, которое означало бы, что в ближайшее время мне придется как-то выкручиваться с собственной выдумкой и одновременно выяснять моральную чистоту господина Ролеса и Меранцевой, или же отказа с последующей необходимостью придумывать новый вариант расследования. Однако произошло то, что произошло, и, забегая вперед, могу сказать, что такого поворота событий я никак не ожидала.
– Господин Ролес, здравствуйте! Это говорит Ирина Лебедева, звоню, как мы и договаривались…
– Ирина, да… – Голос моего собеседника был натянутым, отчего я невольно почувствовала себя виноватой. Может, я отвлекала его отчего-то?
– Простите, наверное, я выбрала не очень удачное время, но вы, к сожалению, не уточнили часа, когда можно вам позвонить…
– Да нет, все в порядке. Я действительно уладил свои дела и думаю, что смогу ответить на ваше предложение согласием. Вы могли бы подъехать ко мне завтра утром?
– Э-э, да, могла бы, – ответила я, прикинув в уме, на сколько придется опоздать на работу. – Можно приехать прямо в гостиницу?
– Да, если вас это устроит.
Договоренность была достигнута. Утром, в пятнадцать минут восьмого я была уже на пути к «Словакии», пытаясь остановить частника на автомобиле. Со второй попытки мне повезло, и за божескую цену хозяин серой «Лады» доставил меня к воротам гостиницы. Хотя, по совести говоря, пора бы перестать транжирить семейный бюджет, а то в последнее время я что-то разошлась с тратами.
Через какое-то время я уже стучалась в дверь номера француза и услышала разрешение войти. Прямо с порога у меня вдруг возникло ощущение, что человек, встречи с которым я добивалась, странно изменился: в его облике и взгляде чувствовалось какое-то напряжение, которое явно отсутствовало в момент нашей первой встречи.
– Прошу прощения, Антуан, – негромко произнесла я, испытывая безотчетное неудобство. – Я приехала…
Рассеянный взгляд, брошенный куда-то мимо, окончательно убедил меня в правильности первоначальных наблюдений. Однако задавать вопросы на личные темы мне не пристало, памятуя о той цели, с которой я сюда пожаловала. Чтобы как-то сгладить напряжение, я прошла в глубь комнаты и огляделась, отмечая качественную обстановку номера. В этот момент мое живейшее внимание привлекла лежащая на столе среди немногочисленных бумаг цветная фотография, на которой была изображена… Анна! Я безошибочно узнала ее на снимке, несмотря на то, что сделан был он некоторое время назад. Тем не менее характерные черты, в частности улыбка, от которой на лице девушки образовывались ямочки, выдавали неопровержимую истину: по какой-то неясной причине фотография убитой лежала на столе у господина Ролеса.
Правила этикета требовали, чтобы я оторвалась от созерцания фотографии, но в данный момент я абсолютно забыла о них.
– Какая милая девушка… – выдавила я из себя, стараясь говорить естественно и, подойдя к столу поближе, вглядываясь в снимок более пристально. Сомнений более не оставалось. – Мне кажется, я знала девушку, похожую на эту. Это ваша знакомая?
– Это моя дочь. Она вместе со своей матерью жила в России. Так… получилось. Вчера друзья сообщили мне о том, что ее убили. К моему теперешнему сожалению, мы были не так уж близки. Простите, Ирина, мне не хотелось бы говорить об этом сейчас. Давайте займемся делами.
Губы Антуана плотно сжались, лицо приобрело безучастное выражение. Этот человек привык работать – работа составляла большую и, безусловно, важную часть его жизни. Неудивительно, что и сейчас он предпочел уйти в нее с головой, дабы не думать о тяжести своей потери.
* * *
Я оглядела лица своих коллег. На каждом из них застыло похожее выражение – только что я рассказала им историю своего расследования в целом, и, в частности, то, что связано с Антуаном Ролесом. И теперь ждала от них совета.
Я не знала, как воспринимать информацию о том, что Анна являлась его дочерью. Наверное, самым правильным решением был бы визит к Светлане, но имела ли я право ждать от нее каких-то объяснений в данной ситуации? Тем более что сегодня должны были состояться похороны Анны. Стоп… Похороны. Возможно, там я смогла бы узнать что-то важное.
Коллеги, как я поняла, были согласны с этим предположением, однако так же, как и я, не могли быть уверенными в том, что в присутствии посторонних людей будет уместно что-либо выяснить. Понимала я и то, что только мне можно будет появиться на кладбище и, конечно, с разрешения Светланы – так как все-таки знакома с ней.
Получив такое своеобразное напутствие от своих коллег, я отправилась по знакомому адресу.
* * *
Постаревшая за полгода, в течение которого мы не виделись, а скорее всего за последние несколько дней, Светлана узнала меня сразу. Мы сидели на кухне, где она, пытаясь унять душившие ее рыдания, рассказывала историю своей жизни.
Анна была плодом ее любви к молодому человеку, приехавшему в Россию издалека, дабы навестить своих родственников. Антуан, а правильнее будет сказать, Антон, легко завоевал сердце молодой красавицы. Нельзя сказать, что тяга к России была в нем настолько сильна, что он решился бы поменять гражданство и переехать на свою истинную родину. В то время ему было двадцать четыре, и он успешно занимался виноделием вместе со своим отцом, который, невзирая на отсутствие кровных уз, сделал его своим наследником.
Однако заводить красивые романы свойственно всем молодым людям, независимо от этнической принадлежности. Роман Антона со Светланой был более чем просто красивым, по крайней мере в то время девушка была в этом уверена. Когда отпуск Антуана подходил к логическому завершению, случился довольно неоригинальный исход – Света оказалось беременной. Растерянный Антон и подумать не мог о подобном; он не отличался легкомысленным нравом и потому сильно мучился. К счастью для него, Светлана ни на что не претендовала, понимая, что отношения были хоть и яркими, но мимолетными. До встречи с Антоном она собиралась выходить замуж за своего ровесника Николая, и менять своего решения после обнаруженной беременности не собиралась.
Через несколько лет Николай начал пить, опустился окончательно, и Света связалась с Антуаном, попросив его по возможности помочь дочери. Тот согласился, пообещав увезти ее во Францию и помочь устроиться, когда у него появится такая возможность. Светлана не сомневалась, что когда-нибудь это обязательно случится, сама она никогда не хотела уехать с родины. Согласиться на тяжелую контрактную работу в Москве ее подтолкнуло сознание того, что в будущем предстоит расставание с дочерью, а женщина хотела быть готовой к этому прежде всего морально. Но и понимала, что если вдруг вариант с отъездом Ани за границу не выйдет, она должна будет обеспечивать девушке достойное существование здесь, в России.
Восхождение Анны в бизнесе было не случайным: устроиться в «Классику» ей помог родной отец. Но самым интересным было то, что Антон и Инга Леонидовна в далеком детстве дружили. Впоследствии, когда мать Антона вместе с ним переехала во Францию, связь, конечно, прервалась, однако это не помешало им возобновить ее впоследствии, когда юный месье Ролес стал серьезно заниматься бизнесом. Целеустремленная Инга уже тогда поняла, что во что бы то ни стало откроет собственное дело и каким-то неведомым чутьем предвидела, что наступят подходящие для этого времена. Так и случилось, после чего ее знакомство с представителем французского виноделия пришлось как нельзя кстати.
Торговля живым товаром абсолютно не вписывалась в рамки рассказанной истории. Каким образом и, главное, зачем Аня стала бы шантажировать Меранцеву, которая, кстати, являлась ее покровительницей и подругой ее отца? Отъезд во Францию являлся мероприятием запланированным, Анне нечего было опасаться по поводу того, что с ней может произойти что-то страшное, а значит, рассказанная Ниной история не более чем выдумка? Или же просто клевета от какой-то обиды на свою руководительницу.
Однако с помощью Гурьева я уже убедилась в свя-зи Меранцевой с криминальным миром. А вдруг Нина ошиблась лишь в том, что касалось Анны и шантажа, но основа ее подозрений была все-таки реальной? Опять-таки некстати вспомнились слова о девушках, не вернувшихся домой из заграничной стажировки…
В любом случае выходит, что у Меранцевой не было повода устраивать убийство Ани. Значит, догадка относительно того, что ее подставил кто-то из ближайшего окружения, верна и требует проработки.
Едва я успела выйти из квартиры Светланы, как эти мысли закружились в моем мозгу. Но сейчас они представлялись мне благодатным спасением от мрачных дум: после разговора с безутешной матерью я зашла в комнату, где стоял гроб с телом девушки… И не осталась на похороны, потому что поняла, что не выдержу этого и сорвусь. К тому же меня ждали неотложные дела на студии.