Следователь Йозеф встретил Ларису почти радостно. С европейской корректностью и радушием он улыбнулся даме и сообщил, что полиция изготовила фоторобот того самого неизвестного бородача, которого видели в день убийства Соловьева в окрестностях Кладно.

– А у меня тоже есть кое-какие новости, – сообщила Котова. – Например, некая Катарина Мартинцева. Есть все основания предполагать, что она была знакома с убитым.

– Угу, угу, – закивал следователь. – Что ж, мы сейчас узнаем, где таковая может проживать. Я сейчас залезу в компьютер. А вы пока посмотрите фоторобот – может быть, узнаете этого человека.

И он провел Ларису к другому компьютеру, после чего загрузил файл с фотографией.

На экране появилось лицо человека лет тридцати с небольшим, хотя, возможно, ему было на самом деле меньше, поскольку борода старит. Ничем не выдающееся лицо, действительно напоминавшее неформала или рокера. Лариса равнодушно взглянула на него. Нет, пожалуй, он ей незнаком. Да и вообще, скорее всего, это случайный турист-индивидуал, не причастный к убийству.

– Знаете, какая вещь… – послышался голос Йозефа. – Нашел я несколько Катарин Мартинцевых, но… в нашем городе никто из них не проживает. Острава – пожалуйста, Брно, в Праге – несколько человек… Их довольно много, так что…

– Есть еще понятие возраста, – откликнулась Лариса. – По моим данным, ей должно быть где-то тридцать шесть – сорок лет.

Йозеф опять вернулся к компьютеру. Спустя некоторое время он вновь подал голос:

– Таких всего две, но проживают они далеко отсюда… Сейчас, впрочем, я попробую поискать в другом файле.

Насупив брови, он снова уставился в компьютер. А Лариса от нечего делать залезла в «меню», которое предлагало различные виды той фотографии, которая была пеныред ней на мониторе. Она смотрела на бородача в профиль, анфас, издалека, вблизи. Потом у бородатого исчезли волосы, усы и, наконец, борода.

Теперь на Ларису смотрело совсем другое лицо. Вызывавший ощущение здоровяка бородач превратился в лысенького доходягу. Лариса невольно рассмеялась. В этот момент ее окликнул Йозеф, и она поспешно подошла к нему.

– Вот, знаете – у нас в Кладно проживала Катарина Мартинцева, и лет ей как раз должно было быть столько, сколько вы говорите, – тридцать семь. Но… – следователь развел руками. – Она умерла в начале прошлого года.

– Такая молодая? – удивилась Лариса.

– Увы, – снова развел руками Йозеф. – Здесь не сказано, отчего она умерла. Но не насильственной смертью. Иначе это было бы в другом файле, да и я бы наверняка помнил этот случай. У нас все-таки не так часто случаются убийства, а Кладно – город небольшой.

– А где она жила, эта самая Мартинцева?

– Сейчас посмотрю… Вот, пожалуйста, – улица Металлургов, дом 5. Это не очень далеко от нашего участка. Но я не знаю, есть ли у нее кто-нибудь из родственников…

– Подождите, подождите. Как вы сказали, Металлургов?

– Да, совершенно верно.

Лариса торопливо открыла свою сумочку и быстро достала из нее блокнот. Память ее не подвела. В блокноте черным по белому было написано: «Карел Немец, Кладно, Металлургов, 5, телефон…»

– Вот это да! – воскликнула она.

– Что? Что? – сразу заволновался Йозеф.

Лариса присела на стул и рассказала ему всю историю, связанную с Карелом Немецем, – и о его пребывании в Тарасове, и то, что про него ей рассказывал Артем Байбаков, который, как известно, был связан с убитым. Йозеф внимательно выслушал Ларису, после чего сказал:

– Я пока не вижу, какая тут связь.

– Я сейчас же собираюсь поехать по этому адресу, – сказала Лариса. – По-видимому, исходя из соображений здравого смысла, вариант здесь только один: Катарина Мартинцева – мать Карела Немеца. По возрасту, во всяком случае, очень подходит. Кстати, можно воспользоваться вашим телефоном?

– Почему нет? – улыбнулся Йозеф. – Пожалуйста.

Лариса набрала номер, который ей дали в футбольном клубе «Авангард». Однако ей никто не ответил, в трубке раздавались лишь длинные гудки.

«Это может означать, что он просто не берет трубку, боясь звонка из России от его футбольных начальников, – подумала Котова. – А может быть, и еще что-то…» Йозеф почти угадал ее мысли:

– Может быть, мне пойти с вами?

– Наверное, не надо, – отказалась Лариса. – Если у меня возникнут сложности, я вам позвоню.

– Но вдруг этот парень действительно убийца? В этом случае он опасен, – выдвинул свои аргументы чех.

Лариса, немного подумав, все же отказалась. Йозеф не стал настаивать, однако попросил Ларису, чтобы она сообщила ему о результатах своего визита. Он вежливо распрощался с ней и отправился к компьютеру продолжать свою работу. Выходя из здания полиции, Лариса невольно задумалась – насколько же все не так здесь, как в России. Даже у подполковника Карташова нет в кабинете компьютера, и он обращается в случае надобности в специальную комнату, где за мониторами сидят мужиковатого вида сержантши, с деревенской сварливостью иногда посылающие приходящих к ним оперов по известному адресу. Здесь же у Йозефа в распоряжении аж два компьютера, а по своему статусу, как ни крути, он стоит ниже ее разлюбезного друга-приятеля Олега Валерьяновича.

Дом номер пять по улице Металлургов представлял собой достаточно уютный, небольшой коттедж, наподобие российских дач семей со средним достатком. Прилегающая к дому территория была огорожена примерно такой же сеткой-рабицей, как и в России, только, как показалось Ларисе, чуть более изящной. Лариса подошла к двери и нажала на кнопку звонка.

Она звонила в дверь несколько раз, но из дома никто не вышел. Лариса отошла, прогулялась по соседним кварталам и снова подошла к дому на Металлургов, 5. Но и на этот раз никто ей не ответил. Котовой ничего не оставалось, как поспешить к ближайшей телефонной будке.

– Йозеф, извините за беспокойство. Хочу сообщить вам, что там никто не открывает.

– Хорошо, я сейчас подъеду, – без лишних разговоров заявил следователь.

Спустя пятнадцать минут полицейская машина затормозила возле коттеджа Карела Немеца. Из нее вышел Йозеф и нажал кнопку звонка. Держал он ее долго, примерно с полминуты. Затем подождал и, поскольку никто из дома так и не появился, прокричал что-то по-чешски. Лариса поняла, что это был аналог русскому: «Откройте, милиция!»

И это, как ни странно, дало свои плоды. Спустя минуту дверь дома открылась, и на пороге показался мрачного вида худощавый молодой человек с обреченным выражением лица. Он прошел до ограды и, взглянув на выставленное напоказ предусмотрительным Йозефом удостоверение офицера полиции, нехотя открыл дверь.

Далее разговор происходил по-чешски, и Лариса далеко не все понимала. Однако смысл она вполне улавливала – Йозеф очень строго выговорил появившемуся из дома парню, что он, мягко говоря, не прав. Ко всему прочему, по прозвучавшему слову «Русия» и апелляции к Ларисе, Котова поняла, что следователь объяснил парню, что от него требуется.

– Утверждает, что спал, – чуть усмехнулся Йозеф, повернувшись к Ларисе. – Сейчас мы пройдем внутрь и поговорим с ним.

Карел Немец, а Лариса уже почти не сомневалась, что это он, запер дверь и пропустил непрошеных гостей в дом. Все просто и скромно, без намека на излишества. В гостиной Лариса сразу же обратила внимание на портрет улыбающейся молодой женщины. По ее прическе и стилю фотографии Котова сделала вывод, что выполнена она в восьмидесятые годы и что, скорее всего, на ней изображена Катарина Мартинцева, подруга дней юности убитого тренера Соловьева. А рядом красовалась фотография парня в футболке, шортах и гетрах, с каким-то кубком в руках. Это был тот, кто стоял сейчас перед Ларисой, только на фотографии он выглядел совсем еще мальчишкой.

– Мать? – спросил Йозеф, проследив направление взгляда Ларисы.

Карел молча кивнул. Следователь же уселся в кресло и пригласил сесть хозяина дома. Немец последовал его приглашению, после чего Йозеф снова что-то строго сказал ему. Карел начал отвечать, причем по его интонации Лариса поняла, что парень оправдывается. Йозеф вытащил из кармана фотографию Виталия Соловьева и протянул ее Карелу. Футболист опустил глаза и, выдержав паузу, начал рассказывать.

Рассказывал он по-чешски, и Ларисе оставалось только догадываться о смысле его слов. Вскоре Йозеф остановил Карела и попросил его говорить по-русски.

– Действительно интересная история, – прокомментировал он ситуацию для Ларисы. – Послушайте, вряд ли вы предполагали что-то подобное.

Лариса взглянула в лицо Карелу, тот поднял глаза и тоже посмотрел на нее. Лицо его Лариса теперь видела очень хорошо. Совсем юное, довольно симпатичное, с внимательными серыми глазами. Короткая стрижка, светло-русые волосы. И еще в лице – что-то неуловимо знакомое, словно виденное где-то…

– Карел, я приехала из России, – начала Лариса. – Я занимаюсь расследованием смерти Виталия Соловьева, это тренер по бодибилдингу, у которого ты занимался.

Карел кивнул и еще внимательнее посмотрел на Ларису. Она видела, что он напряжен, смотрит пытливо и несколько настороженно, словно пытается угадать, чего ему ждать от визита этих людей. Лариса решила не говорить с ним жестко, а, наоборот, постараться расположить к себе.

– Ты же знаешь об этой истории, так ведь? Расскажи мне сам, пожалуйста, какое ты к ней имеешь отношение? Ты ведь был в Чехии, когда его убили?

Карел снова кивнул.

– А зачем ты сюда поехал? – мягко продолжала Лариса.

– Понимаете, я… Я не мог сказать ему об этом там. Думал, что сделаю это здесь.

– Что – это? И кому – ему?

– Соловьеву. Он – мой отец, – мрачно сказал Карел.

– И поэтому ты специально поехал играть в Россию? – догадалась Лариса.

– Ну да. Дело в том, что у меня мать умерла. От рака. А перед смертью она мне сказала, кто мой отец. Я раньше часто у нее спрашивал, но она не говорила, мы все время жили вдвоем. А тут она сказала. И добавила, чтобы я сам решал, что с этим делать. Ну, я и решил. Я уже футболом занимался, меня в Германию приглашали… И вот я подумал, что, может быть, там смогу сыграть? Купил футбольный журнал и узнал, что у вас есть клуб, который только что вышел в высшую лигу. Ну я и списался по Интернету, меня пригласили на просмотр. Ну, я приехал, тренеры посмотрели и взяли меня. Ну а дальше вы, наверное, сами знаете…

– Я все-таки не знаю многих подробностей. И главное, мне не очень понятно, почему ты так и не сказал своему отцу, кто ты. Ведь ты же целый год жил в Тарасове! К тому же занимался у него в секции. Неужели не было возможности поговорить?

– Была, конечно, – кивнул Карел. – Но… Короче, не знаю я. Я все время думал – а как он на это посмотрит, как воспримет? Ведь с матерью моей они плохо расстались.

– А почему, кстати?

– Я потом расскажу, – ответил Карел. – Сейчас закончу с отцом. Главное, что я хочу сказать, что я не убивал его. Это вообще невозможно.

Немец взглянул на Йозефа, как бы давая понять, что в основном рассказывает ему.

– Я не знаю, кто убил его. Когда я узнал, то был в шоке.

– А от кого ты узнал? – тут же вставил следователь.

– Вы что, не знаете, как у нас новости распространяются? По телевизору увидел. Я как раз хотел на следующий день с ним поговорить, позвонить ему в Прагу.

– А откуда тебе известен номер?

Немец помолчал, потом ответил:

– Мне парень один дал, знакомый.

– Какой знакомый? – снова вклинился в разговор Йозеф.

– Артем Байбаков? – спросила Лариса.

– Да, откуда вы знаете?

– Я с ним разговаривала, – сообщила Лариса.

Карел вскинул голову:

– И что он сказал?

– Про тебя – ничего. Просто сказал, чтобы я сама с тобой поговорила. Что ты сам расскажешь, если захочешь. Вот я тебя и нашла.

– Вы знали… Знали, что я его сын?

– Нет, – покачала головой Лариса. – Я догадалась уже после. Когда сопоставила адрес твоей матери и тот, что мне дали в футбольном клубе.

– Вы что, и там были? – удивился Карел.

– Да. А что такого?

– Ничего. Как там меня вспоминают? Небось не очень хорошо?

– Очень злы, – коротко ответила Лариса. – А ты как думал? Я плохо разбираюсь в футболе, но насколько я поняла, ты их подставил.

Карел опустил голову и вздохнул.

– Мне неудобно, что так получилось, – проговорил он. – Я понимаю, что неправильно сделал, но я не хотел… Я не думал, что все так кончится, я был уверен, что вернусь после того, как поговорю с отцом. А когда отца убили, я был просто в шоковом состоянии, ничего не соображал… Я сидел здесь один и переживал, телефон даже отключил. Я плохо соображал тогда, что мне делать дальше. Мне даже страшно было возвращаться туда, в Россию. Страшно и тяжело. Я просто сидел и прокручивал в голове все, что случилось, даже не ел ничего почти…

Лариса посмотрела на его осунувшееся лицо и спросила:

– Объясни, пожалуйста, при чем тут Артем Байбаков? Какое он имеет отношение к этому? Он знал, что Виталий Владиславович – твой отец?

– Да, знал, – кивнул Карел. – Я сам ему рассказал. Он как-то подошел ко мне на тренировке, мы с ним познакомились… Я сначала подумал, что он тоже его сын, но Артем объяснил, что нет. Рассказал, что отец собирается жениться на его матери. Я подумал, что Артем сможет мне помочь в этой ситуации, и, когда мы поближе с ним познакомились, я ему все рассказал.

– И как он отреагировал? – спросила Лариса.

– Он говорил, что давно нужно было просто подойти к отцу и все рассказать. Сказал, что хоть он сам и ругает своего будущего отчима, но уверен, что этот человек не отказался бы от меня, если бы узнал. Говорил, как дальше все будет хорошо, что отец обрадуется, что у него родной сын есть, как потом мы все жить будем… Он еще радовался, что отец его так допекать не станет. Артем даже… – Карел улыбнулся. – Предлагал мне вдвоем с ним жить в той квартире, которую отец ему оставлял.

– А ты не послушал?

– Нет, я… Я хотел как-то по-другому, я не знал, как мне начать разговор, понимаете? Я много раз думал, вот я подойду к нему после тренировки – и что скажу? Сразу, с бухты-барахты – здравствуй, папа, я твой сын? Это все глупо, конечно, но я тянул и мучился. А Артем даже говорит: давай я сам ему скажу, раз ты не можешь. Тебе, мол, потом проще будет. Но я отказался сразу. Я хотел сам. Хотел и не мог. А потом Артем сказал мне, что отец с его матерью собираются ехать в Чехию, с родственниками знакомиться. Артем и предложил – езжай тоже. Встретишься, мол, с отцом, пригласишь к себе, там все и расскажешь. И про мать, что она умерла. И что он неправильно понял ее тогда. И я подумал, что – да, дома мне и в самом деле будет легче это сделать. И я тут же купил билет и поехал. Артем дал мне пражский адрес и телефон. И вот я наметил встречу с ним на десятое, а девятого его…

Карел замолчал и как-то поник. Ларисе даже показалось, что он сейчас заплачет, и она быстро спросила:

– А ты созванивался с Артемом после этого?

– Нет, – покачал головой Немец. – Я вообще ни с кем не мог говорить. Когда у меня мать умерла, я подумал – хоть отца найду. А теперь…

– То есть ты в Россию больше не приезжал? – уточнила Лариса.

– Нет, я же говорю, все время дома сидел, почти никуда не выходил.

Лариса задумчиво постучала пальцем по ручке кресла и спросила:

– А кроме Артема кто-нибудь знал, что ты в Чехии? Из здешних знакомых, например?

– Нет, я никому здесь не звонил. Я даже Иржи не стал звонить и говорить, что я приехал. Это мой друг, – пояснил он. – Я почему-то все время боялся, что все сорвется, и не хотел раньше времени ни с кем говорить. Я думал – вот наладится все с отцом, тогда и расскажу друзьям. И вот… Как будто сглазил.

Йозеф внимательно слушал Карела и, видя, что тот сам рассказывает свою историю, не перебивал парня и не задавал никаких вопросов. Лариса же решила кое-что выяснить для себя.

– Карел, а как ты жил здесь? С мамой и после ее смерти?

– С мамой мы хорошо жили, – немного оживился Карел, – она в поликлинике местной работала, врачом. Меня мама очень любила. И я ее тоже. Когда я спрашивал про отца, она сперва говорила, что расскажет, когда я вырасту. Я видел, что ей почему-то неприятна эта тема, и, когда вырос, перестал ее донимать. А потом, когда она уже сильно заболела, – голос Карела дрогнул, – сама позвала меня и стала рассказывать. Очень глупо тогда у них все получилось… Я сейчас расскажу.

Карел покачал головой, вопросительно взглянул на Ларису с Йозефом и, пробормотав «извините, я на минуточку», вышел из комнаты. Вернулся он, неся в руках несколько банок пива. Поставил их на журнальный столик, приглашая гостей. Йозеф отказался, а Лариса с удовольствием открыла почти ледяную банку. Карел сделал пару глотков и, прикрыв глаза, начал рассказывать.

* * *

Катарине Мартинцевой было восемнадцать, когда она пришла работать в одну из поликлиник города Кладно санитаркой. Катарина училась на втором курсе медицинского института, к своей будущей профессии относилась очень серьезно и работать пошла, чтобы набраться опыта. Серьезно относилась к своим обязанностям, хотя все это было еще далеко от работы врача.

Как-то раз Катарина заметила молодого светловолосого парня, который, войдя в вестибюль, растерянно оглядывался по сторонам. Катарина подошла к нему и спросила, что он хочет. Парень ответил не совсем понятно, как ей показалось, по-польски. Однако тот объяснил, что он русский и что у него разболелся зуб и теперь он не знает, куда ему обратиться. Катарина, посочувствовав ему, принялась объяснять, куда ему обратиться и что сделать. Парень смотрел на ее сосредоточенно сдвинутые тоненькие бровки и улыбался. Катарина нахмурилась.

– Что смешного?

– Ничего, – развел он руками. – Вы такая серьезная… Как будто лекцию первокурснику читаете…

Катарина хотела было рассердиться, но, глядя на дружелюбное лицо парня, вдруг улыбнулась в ответ и поправила выбившуюся из-под чепчика русую прядку.

– А как вас зовут? – продолжал парень.

– Катя, – просто ответила она.

А парень все смотрел на нее и улыбался. Катарина смутилась.

– У вас же зуб болит, – напомнила она. – Что же вы стоите?

– А я смотрю на вас, и мне легче становится. Знаете, вы мне лучше врача помогли.

Он говорил на смеси чешского и русского, довольно медленно строя фразы. Но она его понимала.

– И все-таки вам нужно к врачу, – напомнила она.

– Хорошо, – кивнул он. – А вы до которого часа на работе?

– До пяти, – ответила она.

– Тогда я буду вас встречать у входа. Расскажу, что со мной делали ваши эскулапы, – он сделал скорбное лицо.

– У нас очень хорошие стоматологи, – тут же горячо начала Катарина, не поняв, что это шутка.

– Меня зовут Виталий, – вместо ответа сказал он и, помахав девушке рукой, отправился по коридору прямо.

…Он действительно встретил ее после работы, и они вместе пошли в кафе. Там Виталий рассказал, что приехал в Прагу из России к матери и младшему брату, которые недавно перебрались сюда насовсем. Что в Кладно он заехал просто так, потому что путешествует по окрестностям, – мать с братом в этот день ушли по своим делам. Что по дороге у него неожиданно разболелся зуб, вот он и завернул в первую попавшуюся поликлинику.

Катарина в свою очередь рассказала о себе. Что живет одна, потому что родители ее умерли от рака – отец пять лет назад, а мать в прошлом году, – что она очень хочет стать врачом и что один раз, пять лет назад, будучи школьницей, она отдыхала в Советском Союзе, в пионерском лагере под Москвой. А про город Тарасов никогда не слышала.

С этого вечера они стали встречаться каждый день. Виталий приехал к матери на целых два месяца, дел у него практически никаких не было, и он полностью окунулся в свою влюбленность. Ей он тоже нравился, и Катарина охотно принимала его предложения встречаться после работы.

Они гуляли по городу, Катя рассказывала о Кладно, хотя этот городок не имел особых достопримечательностей. Несколько раз они ездили в Прагу, и там Катя водила Виталия по разным интересным местам, коих в столице было достаточно. Однажды они вместе сфотографировались на фоне старой ратуши. Им было легко и просто вместе, несмотря на то что Виталий не очень хорошо владел чешским, а Катарина в такой же степени – русским. Когда люди молоды и влюблены друг в друга, языкового барьера для них не существует.

На четвертый день знакомства Катя пригласила Виталия к себе. У нее был небольшой, но очень аккуратный домик с садиком вокруг.

Катарина угощала Виталия чешским печеньем, показывала свои фотографии, слушала его… В эту ночь он остался у нее, позвонив матери в Прагу и предупредив. А после той ночи, когда они стали близки, Виталий уже оставался у Катарины практически каждый день.

Мать его, конечно, догадывалась, где он проводит время, разговаривала с сыном, и тот пообещал привести к ним Катарину и познакомить. Приближался его отъезд в Союз, и Виталий, будучи человеком серьезным, задумался о том, что будет дальше. Он понял, что отношения с Катариной зашли слишком далеко и нужно решать, как быть дальше.

Перед тем как вести ее знакомить с матерью, Виталий решил поговорить с девушкой. Он пришел вечером, как обычно, к поликлинике, встретил улыбающуюся Катарину, поцеловал ее в щеку и протянул букет цветов. Она, подхватив Виталия под руку, мягкой походкой зашагала с ним к своему дому.

Но разговор вышел совсем не таким, как предполагал Виталий. Он допил чай, предложенный Катей, отодвинул чашку, встал и, подойдя к девушке, обнял ее сзади за плечи. Она вскинула голову, вопросительно глядя на него.

– Катя, – заговорил он. – Мне скоро нужно уехать. Ты же знаешь, что у меня тоже институт…

Катя помрачнела.

– Так вот, – продолжал Виталий. – Я предлагаю тебе поехать со мной. Я хочу сказать тебе, что люблю тебя и не собираюсь с тобой расставаться. Там у меня есть где жить – мать оставила нам с братом квартиру, – и учиться ты сможешь, у нас тоже есть медицинский институт. Может быть, ты сможешь просто перевестись из своего, я не знаю точно, но это можно узнать…

Катарина смотрела на Виталия во все глаза, но что-то в их выражении ему не понравилось. Он сжал ладонями ее щеки и спросил:

– Так ты согласна?

Катарина молчала. Потом она неожиданно отстранилась от него и расхохоталась.

– Ты чего? – не понял Виталий.

– Куда… Куда ты хочешь, чтобы я поехала? В Советский Союз? Это же просто смешно! Зачем мне ваш институт? Зачем мне ваш Тарасов? Я и не слышала о таком городе! Что я там буду делать?

– То же, что и здесь, – помрачнев, буркнул Виталий. – Работать и учиться.

– Я и здесь могу работать и учиться. Зачем мне ехать? Лучше уж ты оставайся здесь, у меня тоже есть где жить. К тому же здесь твоя мама…

В принципе, слова Катарины были не лишены смысла, и Виталий, скорее всего, задумался бы над ними – он не хотел ее терять. Но Катарина продолжала хохотать, и это его задело. А то, что он услышал от нее дальше, вообще перечеркнуло их прошлое и будущее.

– На что мы там будем жить? – продолжала она. – Тебе же столько лет еще учиться! Нет, я никуда не поеду. И вообще… Советский Союз! С ума сойти!

– У нас, между прочим, не хуже, чем здесь! – обиделся Виталий. – И работать я потом тоже буду.

– Так это когда еще будет! – махнула рукой Катарина. – А вот Петер уже работает и живет здесь. И хочет взять меня в жены!

Виталий несколько опешил. Он слышал кое-что о школьном друге Катарины от нее же самой, но впервые услыхал насчет возможного брака с ним.

– А что же ты тогда за него не выходишь? – обозлился он. – Не предлагает, значит?

– Между прочим, он мне еще год назад предлагал! – выкрикнула Катарина. – И сейчас готов!

Это была неправда. Петер Карунас действительно со школьных лет дружил с Катариной, она ему нравилась, однако официального предложения стать его женой он не делал. Катарина сказала это… она сама до конца не понимала зачем. Подсознательно у нее в голове вертелось несколько мыслей: набить себе цену, доказать, что у нее есть прекрасная возможность остаться дома, на родине, и убедить Виталия переехать в Чехословакию, ну и заодно проверить его, этого русского, на что он способен ради нее. Катарина была искренне влюблена в Виталия, но не хотела уезжать из своей страны. Ей хотелось, чтобы он остался с ней здесь. И юная, неопытная девчонка была уверена, что если этот русский парень действительно ее любит, то должен исполнить ее желание. Она до конца не знала Виталия Соловьева и не понимала тогда, что он человек категоричный, склонный к радикальным поступкам, что с ним нельзя устраивать подобных экспериментов и проверок, что он все воспринимает буквально.

Так оно и вышло. Слова Катарины Виталий понял буквально, не увидев в них девичьего кокетства. Он решил, что у Катарины действительно есть жених, что она собирается за него замуж, а с ним встречалась просто так, ради развлечения и, может быть, некой экзотики. Он вскочил и, даже не попрощавшись, ушел.

«Чего тогда голову мне морочила!» – зло думал он, шагая на автобусную остановку.

Через два дня он уехал в Советский Союз и постарался сделать все, чтобы не вспоминать больше о Катарине, хотя это оказалось очень сложно. Он вычеркивал ее из своей жизни каждый день, запрещал себе о ней думать, хотя рука его несколько раз тянулась к телефонной трубке – но он не прощал обид. Однако время шло, и боль утихала. Единственное, что осталось у Виталия как воспоминание о Катарине, – это та самая фотография, сделанная в Праге. Но через несколько лет она уже не имела для Виталия былой ценности.

Только узнав, что она ждет ребенка, Катарина поняла свою ошибку. Поначалу она не думала, что Виталий ушел навсегда, сочла его поступок всего лишь минутным порывом. Она была уверена, что он завтра же придет, чтобы объясниться. Какое-то время она была убеждена, что права и он это поймет. Но он не пришел. Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Катарина уже готова была извинится перед ним за свои глупые слова и объяснить, что все выдумала про свое замужество. Через две недели она уже хотела бы уехать с ним, только бы он пришел. Но он не приходил и не звонил.

Еще через неделю Катарина поняла, что беременна. И тут ее охватило отчаяние. Своего тарасовского адреса и телефона Виталий ей не оставил, она не знала, как с ним связаться. Единственное, что у нее было, – это пражский телефон его матери.

Узнав по нему адрес, Катарина отправилась туда. Мать Виталия встретила ее довольно приветливо. Катарина сбивчиво объяснила, что ей непременно нужно поговорить с Виталием, ни словом не упомянув при этом о своей беременности. Мать заверила ее, что позвонит сыну и все передаст. Но когда через три дня Катарина перезвонила ей в Прагу, женщина виноватым голосом сказала, что с сыном говорила, но он не стал ее слушать: мол, разберется сам.

Она еще надеялась, что он появится или позвонит, но с каждым днем надежды таяли. В конце концов у Катарины оставался только один выход: рожать и воспитывать ребенка одной – аборты в Чехословакии в то время были запрещены. Да и ей самой не очень хотелось прерывать беременность. После расставания с Виталием девушка, оставшаяся без родителей, чувствовала себя такой одинокой. Она надеялась, что ребенок скрасит ее существование.

И когда родился сын, Катарина была счастлива. Только рассказать ему правду об отце не могла. Решилась на это только перед смертью.

* * *

– Теперь вы понимаете, как все получилось? – тяжело вздохнул Карел, закончив свой рассказ. – Они поругались по глупости, а потом не смогли объясниться. Поэтому я вырос без отца.

«Да уж, точно по глупости, – подумала Лариса. – Такие люди, как Соловьев, при всей своей основательности и серьезности иногда допускают роковые ошибки. Правда, здесь, конечно, и мать Карела виновата… А вот парень пострадал ни за что. Конечно, и Катарина лишилась любимого человека, да и Виталий не зря почти двадцать лет так и не решился ни с кем связать свою судьбу. Все это неспроста».

– Грустно все, – кивнула Лариса. – А кончина твоего отца еще печальнее. Только вот причина убийства по-прежнему остается тайной… Карел, скажи, а откуда у тебя такая фамилия? Это ведь не фамилия матери.

Карел улыбнулся:

– Мама дала мне фамилию своего деда. Она ей показалась интереснее собственной. А я сперва думал, что это фамилия моего исчезнувшего отца. Потом уж мать все объяснила.

– С этим понятно. А скажи, Карел, в России ты тоже никому не сказал, что уезжаешь?

– Нет. Кроме Артема, конечно. Когда он мне сообщил, что его мать с моим отцом собираются сюда, я сразу засобирался – времени оставалось мало до отъезда. А в команде никому говорить не стал, конечно. Да если бы не случилось все это с отцом, поехал бы назад. Ну, как-нибудь там объяснил бы пропуск одной игры. Ну, оштрафовали бы меня, ничего страшного. Уверен, что продолжал бы играть.

– А теперь, значит, не вернешься?

– Теперь нет, – коротко и категорично ответил Карел.

– А кроме Артема, ты никому не говорил, что Виталий Владиславович – твой отец? В России или здесь?

– Нет, никому. Даже здесь никому – ни друзьям, ни родственникам.

– А может быть, мама твоя при жизни кому-то об этом рассказывала?

Карел задумался.

– Не знаю. Но думаю, что тоже – нет. Она не любила об этом говорить.

– И что же ты теперь намерен делать? Как жить дальше?

Карел вздохнул.

– Не знаю, – с тоской произнес он, глядя потухшим взглядом в стену. – Я же не предполагал, что с отцом так получится… Не знаю, что дальше делать.

– Ну знаешь ли, – решительно сказала Лариса, глядя на вконец потерянного парня. – У тебя вообще-то здесь есть еще родственники. Родной дядя, кстати, очень добродушный человек. В отличие, может, от твоего отца. Поэтому тебе стоило бы наладить с ним отношения. Да ведь я остановилась у него, давай-ка собирайся и поехали вместе.

Лариса посмотрела на сидевшего молча в углу следователя, который никак не выдавал своего отношения к происходящему.

– Я думаю, что у полиции нет больше вопросов и претензий к пану Немецу? – обратилась к нему Лариса.

– Пока нет. Может быть, мы и вызовем его для документального подтверждения показаний, но это не так срочно. Так что можете ехать. А мне пора домой, – посмотрел он на часы. – Рабочий день закончился.

Через пять минут Карел был готов, и все трое вышли из дома. А через час Лариса с Карелом уже стояли на пороге дома Алексея Соловьева.

– Принимайте, это ваш племянник, – с ходу заявила Лариса, представляя Карела.

– Вот как? – вроде бы не очень удивился Алексей. – Ну… проходите.

История, которую Карел рассказал в этот день второй раз, явно озадачила и тронула Алексея и его жену. Алексей вслух сокрушался по поводу того, как глупо все получилось. И жалел брата, у которого, по его мнению, жизнь не сложилась, – пожить нормально он так и не успел.

Сокрушался и даже укорял Карела в нерешительности, что тот так долго не мог открыться отцу. На что Карел ответил, что был один момент, когда он был почти готов все рассказать. Как-то после тренировки он подошел к Соловьеву и попросил его объяснить какие-то тонкости в методике тренировок. Виталий с увлечением начал ему рассказывать, потом пустился в рассказы о своей молодости, о том, как он в свое время упустил возможность сделать спортивную карьеру, говорил, что Карел молодец, а он сам хотя футболом и не очень интересуется, но знает о его успехах. Словом, еще бы минута, и он… Но тут в дверь вошла женщина, как потом выяснилось, это была Алевтина Байбакова, и раздраженно спросила у отца, почему он тянет время, ведь они договаривались куда-то вместе идти. Отец тут же свернул разговор, и Карелу ничего не оставалось, как перенести объяснение на другое время. Но оно так и не пришло, постоянно что-то мешало. Или ему казалось, что мешает. А теперь уже ничего поправить нельзя.

Алексей внимательно выслушал парня, с пониманием кивнул.

– Но я думаю, что если бы успел ему сказать, то, возможно, и не случилось бы этой… трагедии, – со вздохом заключил Карел.

Алексей ободряюще похлопал его по плечу.

– Ладно, не надо больше о грустном. Давай-ка лучше подумаем, как дальше жить. Ты сам-то что собираешься делать?

– Пойду попрошусь в какой-нибудь клуб, с немцами свяжусь, – проговорил Карел. – Может, не забыли про меня?

– Да, как раз и фамилия у тебя подходящая, – улыбнулся Алексей.

Карел тоже улыбнулся, хотя и невесело, но он все же чувствовал себя чуть поуверенней. Жена Алексея поднялась и, потрепав Карела по волосам, сказала:

– Я пойду налажу обед. Ты, наверное, давно уже не ел нормально, да и всем пора.

– Да-да, ты права, – погладив ее по руке, оживился Алексей и, повернувшись к Карелу, подмигнул ему: – Ты не знаешь, как моя жена готовит! Это просто что-то потрясающее. Сейчас мы устроим настоящий пир. Нельзя нос вешать, все будет хорошо. Это славно, что вы его к нам привели, – обратился он к Ларисе.

Лариса улыбалась в ответ и радовалась за Карела и семью Алексея, но мысль о том, что дело не доведено до конца, все же омрачала ее настроение.

Вкуснейший обед в кругу милых людей поднял настроение всем. Алексей, выпив немного вина, веселил всех, шутил и первый смеялся своим шуткам. Карел охотно разговаривал с Алексеем и даже обещал подумать над его предложением переехать в Прагу. Он остался ночевать у Соловьевых. Похоже, парень вписался в семью. Назавтра Ларисе предстояло возвращение домой.