Глава 1

Снег выпал пятого. Мокрый и густой, он целую ночь и все утро засыпал неожиданно притихший город. Но все его старания пошли прахом, если не считать легких пышных покрывал на клумбах и в парках: он быстро таял под ногами прохожих и под колесами авто. Мириады снежинок разбивали свой прихотливый пушистый узор о черную безликую гладь городских тротуаров. С первым снегом в моем сердце всегда воцаряется какая-то смутная тоска. Это словно веха – осень позади. Это напоминание о непреложном ходе времени, не знающем сострадания и жалости.

Но тоска причудливым образом соседствует во мне с необъяснимым детским восторгом. Ведь первый снег – это всегда начало чего-то светлого и радостного, это всегда какой-то задел, исток новой зимы, влекущей за собой череду праздников, обещание тайны и откровения, смешанных ароматов непередаваемо сладостной смолистой свежей хвои и расплавленного воска горящих свечей. Зима для меня – это некий ренессанс детства, шумные игры с румянцем во всю щеку и затаенный трепет ожидания чуда…

Я притормозила у очередного светофора и посмотрела направо. Рядом со мной остановился изумрудный «Ауди». Сидящий за рулем молодой мужчина скосил глаза в мою сторону. Это был шатен с модной стрижкой, приятным матовым лицом и жесткими серыми глазами. Его не совсем правильный, но мужественный профиль четко вырисовывался в окне. На миг наши глаза встретились, но я быстро отвела взгляд и приковала его к светофору, на котором уже зажегся желтый. Мы стартанули одинаково энергично, если не сказать резко. Потом мне пришлось пропустить темно-зеленый «Ауди» вперед. Он ловко маневрировал в потоке авто, и вскоре я потеряла из вида его слегка запорошенный снегом багажник и заднее стекло, на котором смутно мерцали тонкие влажные полосы.

Через десять минут я остановила машину у редакции. К моему удивлению, зеленый «Ауди» стоял чуть поодаль. Впрочем, я не придала этому особого значения, выключила двигатель и вышла из машины. Снег тут же покрыл мое короткое норковое пальто тонкой белой паутиной. Я затянула пояс, подняла воротник и поспешила войти в помещение.

В редакции царила рабочая атмосфера. В коридоре мне попался навстречу наш фотограф Валя. Мировой парень, скажу я вам. Эрудит, имеющий за плечами музыкальное образование и педагогическую практику, вынудившую его сменить амплуа и заняться более прибыльным делом. Одет Валя был в неизменный темно-синий свитер и потертые джинсы. Выглядел то бодрым и жизнерадостным, то рассеянным и отрешенным. Мне он напоминал какого-то полярного исследователя или погруженного в другие эпохи археолога. К своему ремеслу фотографа Валя относился со всей серьезностью и ответственностью, на которые был способен. Романтическая закваска импровизатора и творческое горение, острый глаз и музыкальная виртуозность пальцев сделали его профессионалом с большой буквы. Фотографию он безоговорочно считал искусством и стремился достичь в ней совершенства.

– Привет, – улыбнулась я ему, – фото с ярмарки готовы?

– А как же! – Широкая улыбка озарила Валькино лицо. – Принесу сейчас.

– Отлично.

Я вошла в секретарскую. Маринка суетилась у электрочайника.

– Привет, – поздоровалась я, – Сергей Иванович у себя?

– Уже полчаса как пришел. Кофе?

– Не откажусь. – Я вошла в кабинет, бросила на кресло портфель, сняла пальто и подошла к висевшему на стене овальному зеркалу.

Маринка вошла следом. Она поставила на мой рабочий стол чашечку с дымящимся кофе.

– Печенье, бутерброд? – любезно поинтересовалась она.

– Ни того, ни другого, – шутливо отмахнулась я.

– Диета, что ли? – с недоумением посмотрела на меня Маринка. – По-моему, твоей фигуре ничего не грозит.

– Спасибо, конечно, только я так не считаю. – Я припудрила нос и подбородок и поправила прическу. – Да не смотри ты на меня так, на диету я не села, просто уже позавтракала.

– Классный у тебя костюм, – окинула меня Марина восхищенным взглядом.

– «Шульман», – небрежно сказала я, – практично и со вкусом.

– Надо зайти на днях, что-нибудь подобрать, – Марина тоже подошла к зеркалу.

Я села за стол и стала разбирать бумаги.

– Так, – отложила я счета за рекламу, – это Сергею Ивановичу, это – Стасику…

Маринка крутилась перед зеркалом.

– Я возьму? – кивнула она в сторону отложенных бумаг.

– Я сама захвачу. – Я сделала последний глоток кофе и поспешила в кабинет своего зама.

Мой заместитель, таких еще поискать! Деловой, энергичный, сообразительный, опытный, вежливый и корректный. Настоящий профессионал и к тому же палочка-выручалочка. Море полезной информации, обилие связей и нужных знакомств. Проницателен и доброжелателен, умен и тактичен. Не без недостатков, конечно. Но я легко мирюсь с ними. Это даже не недостатки, а скорее гипертрофированные, доведенные до абсурда добродетели. Скрупулезность и моральная щепетильность при этом перерастают в стариковское занудство, ригоризм, сознание своего старшинства и ответственность – в привычку читать нотации и проповеди. Прибавьте сюда тщеславие, лукавство, мудрую смекалку и некоторое вольнодумство, и вы получите портрет Кряжимского Сергея Ивановича.

– Доброе утро, – широко улыбаясь, я переступила порог его кабинета.

– Привет, Оленька, – он доброжелательно взглянул на меня из-за стекол своих очков.

У Кряжимского сидел посетитель, который и не подумал оглянуться, когда я вошла. Воротник черного пальто был поднят, несмотря на то, что кабинет Кряжимского был неуязвим для ветра и снега.

– Вот счета за рекламу. – Я приблизилась к столу Кряжимского и положила перед ним пачку бумаг. – Я вас хотела спросить, что у нас по «Чайной розе»? Они будут давать рекламу?

– А вот как раз представитель фирмы, – оживленно зажестикулировал Кряжимский, – Валерий Владиславович Кирсанов. А это моя начальница, главный редактор нашего еженедельника Бойкова Ольга, – представил он меня.

Я поглядела на сидевшего рядом господина Кирсанова и… узнала в нем водителя обогнавшего меня темно-зеленого «Ауди». Он поднял глаза, но его замкнуто-непроницаемое лицо не выразило ни малейшего удивления или интереса.

«Мумия или восковая фигура», – прокомментировала я про себя.

– Добрый день, – холодно сказал он, даже не потрудившись встать.

– Здравствуйте, – вяло отозвалась я.

Внешность и манеры этого чопорного представителя парфюмерно-косметической фирмы «Чайная роза» меня прямо-таки замораживали.

– Я тут обрисовал Валерию картину, – дипломатично начал Кряжимский, – он недоволен нашими ценами…

– Вот как? – Я села в соседнее кресло и принялась бесцеремонно разглядывать посетителя. – Ну что ж, – задумчиво сказала я, – пускай тогда Валерий Владиславович найдет для «Чайной розы» более приемлемый вариант.

Моя реплика прозвучала довольно жестко, и я уже ждала нотаций от Кряжимского, который, едва мы останемся одни, примется по-отечески занудно и терпеливо разжевывать мне азы коммерческой и гражданской дипломатии.

– Вы не очень-то любезны, – неодобрительно покосился на меня Кирсанов, – слишком молоды, – снисходительно добавил он и насмешливо посмотрел на меня.

В уголках его хорошо очерченного рта подобно оставленному в тепле молоку закисала двусмысленная улыбочка. От меня не укрылось, с каким пренебрежительно-игривым выражением его взгляд скользнул по мне.

– Вы тоже не очень покладисты, – решила поставить я его на место, – ваша руководительница не жалует журналистов, отказывается от интервью, вы не согласны платить за рекламу столько, сколько положено… Я могла бы вам сказать, что цены у нас щадящие, что качество рекламы, сроки ее помещения и общий тираж газеты, обеспечивающий большую аудиторию читающих, позволят вашей фирме успешно завоевывать рынок и так далее. Но это в случае, если бы вы проявили желание участвовать в диалоге…

Я стремилась сохранять ровную интонацию, но чувствовала, что в мой голос закралась какая-то обида.

– Так с чего вы взяли, что я не намерен вступить в переговоры? – с вызовом посмотрел на меня Кирсанов.

Сказать по правде, мне приятней было бы общаться с неким нейтральным господином, в меру вежливым и благожелательным, не строящим из себя этакого крутого бизнесмена, как этот важный господин в элегантном черном пальто и гонором сверхчеловека. Я за здоровую официальность, за спокойную деловитость с учетом интересов обеих сторон.

– Достаточно на вас взглянуть, – сорвалось у меня с губ.

Я тысячу раз пожалела об этой своей скоропалительности, усматривая в ней наследие полудеревенского прошлого.

«Воспитывай же себя в конце концов», – скомандовала я себе, с досадой закусив нижнюю губу.

– А что, у меня внешность монстра? – возмутился Кирсанов.

– Оленька, – вмешался Кряжимский, – мы с Валерой не первый год знаем друг друга, позволь, я сам улажу этот вопрос с оплатой?

Он умоляюще, точно бедная нянька на избалованного ребенка, посмотрел на меня.

– О'кей, – ответила я и, обдав Кирсанова ледяным взглядом, направилась к двери, – Сергей Иванович, когда освободитесь, зайдите, пожалуйста, ко мне.

– Обязательно, – поспешил заверить меня Кряжимский.

Усевшись за свой стол, я принялась корить и упрекать себя. Моя резкость, которую я так часто принимала за принципиальность и феминистскую жесткость, как и доставшееся мне по наследству от моей матушки упрямство, сослужили мне дурную службу. Что было виной моей несдержанности? Ведь мне удавалось держать себя в руках и при более мощном раздражителе и даже актерствовать. Настроение у меня было неплохое, на работе все в порядке. Я понять не могла, что за муха меня укусила.

Минут через десять ко мне в кабинет пожаловал Кряжимский.

– Вот ведь незадача, – с сожалением произнес он, садясь напротив меня, – уговаривал, уговаривал, а, кажется, все впустую.

– Что вы так сокрушаетесь, – укоризненно посмотрела я на своего зама, – не хочет, не надо. Что мы, разоримся?

– Да не разоримся, конечно. Просто хотелось все по-дружески решить, – промямлил Кряжимский, – а между прочим, Валера, уходя, просил тебе передать, что он очень сожалеет, что все так вышло.

– Я сама сожалею, – сказала я чистую правду, – а кто он в этой фирме?

– Коммерческий директор, дельный парень. Если б, говорит, все от меня зависело… – Кряжимский как-то виновато посмотрел из-под очков.

– Да уж, такую мегеру, как их начальница, трудно найти. Властная, привыкла обо всех ноги вытирать. Не знаю, как она с французами поладила и что они здесь делают? – пренебрежительно сказала я.

– Как это – что делают? – беспокойно заморгал Кряжимский. – Если с этой Авдеевой связались, значит, интерес имеют. А тебе, кстати, косметика «Чайной розы» нравится?

– Сергей Иванович, – решила я поддеть немного своего зама, – у «Чайной розы», между прочим, и мужская линия есть. Купите что-нибудь, испробуйте на себе.

Я хитро улыбнулась.

– Стар я уже косметикой баловаться, – скромно заметил Кряжимский, – а вот ты…

– Да хватит вам стариком прикидываться. Помните, как Мэрилин на вас запала? – напомнила я ему об одной нашей знакомой.

Полгода назад я расследовала обстоятельства смерти ее мужа. Дамочка была не просто экзальтированной, но с явными признаками шизофрении и истерии.

– Да у нее не все дома, у этой Мэрилин, – засмеялся Сергей Иванович.

– Не одна она вас окрутить хотела. – Я лукаво посмотрела на Кряжимского. – Последуйте моему совету, купите, к примеру, крем для бритья или после бритья, вы же бреетесь?

Кряжимский охватил рукой подбородок.

– Конечно, бреюсь, – рассеянно сказал он.

– Что вы новшеств чураетесь? Помните, я вам рекомендовала «Галлину Бланку»? Замечательная вещь. А для закоренелых холостяков и одиноких мужчин это вообще находка.

– За «Галлину Бланку» тебе, конечно, спасибо, – меланхолично улыбнулся Кряжимский, – а вот насчет продукции «Чайной розы»…

– А что, правда говорят, что эта Авдеева у Земляного из «Тарасовских известий» камеру выхватила и об стол шваркнула? – полюбопытствовала я.

– Правда. Чокнутая, – покачал головой Кряжимский.

– Чокнутая не чокнутая, а посмотрите, как поднялась – с французами совместное предприятие организовала, да не с кем-нибудь, а с фирмой «Арно».

– Тебе лучше знать… – уклончиво сказал Кряжимский.

– Косметикой «Арно» я пользовалась и осталась довольна. А все-таки, – задумалась я, – вот бы у этой мегеры интервью взять! Представляете заголовок: «Госпожа Авдеева – для газеты «Свидетель»? Или «Госпожа Авдеева исповедуется…»?

– Или, – подхватил Кряжимский, – «Госпожа Авдеева – только «Свидетелю»!» и ниже – «Исповедь: какой я была, какой стала…»

– А что, Сергей Иванович, тщеславный народ журналисты?

– А куда же без него, Оленька, без тщеславия, без честолюбия и жажды сенсации? – мудро заметил Кряжимский.

– Так что же, Авдеева ведет замкнутый образ жизни? – спросила я.

– Ну-у, мне-то откуда знать? Дама она важная, гордая…

– Неужели с вами ваш приятель не откровенничал? – настаивала я.

– Она предпочитает вращаться в избранном обществе, несколько человек… Знает себе цену. Праздников и вечеринок не гнушается, но опять же в узком кругу. Вот, например, Валерка сказал, что завтра у нее в доме состоится вечеринка.

– Седьмое ноября отмечать будут? – насмешливо спросила я.

– Ну, это просто повод, – почесал в затылке Кряжимский, – Валерка приглашен, но, как он сказал, не знает, радоваться или грустить по этому случаю…

– Что так? – с недоумением спросила я.

– Авдеева, видишь ли, очень тяжелый человек. Валерий старается контакты с ней свести до минимума…

– И как же ему это удается, ведь он работает непосредственно с ней? – Я вопросительно взглянула на своего зама.

– Я же сказал: старается, – с оттенком недовольства в голосе произнес Кряжимский.

– А как бы эта дамочка отнеслась к появлению на ее вечеринке незнакомого человека, которого бы прихватил с собой один из приглашенных? – Я почувствовала, как в крови закипает веселый азарт.

– Черт его знает, – пожал плечами Кряжимский и вдруг с беспокойством посмотрел на меня. – Ты что это затеяла?

– Да не волнуйтесь вы, Сергей Иванович, это не смертельно, – пошутила я, – просто я подумала, а что, если воспользоваться вашим знакомым, чтобы попасть на эту вечеринку?

Услышав такое, Кряжимский открыл рот от удивления.

– Да я не знаю, удобно ли… – растерянно промямлил он, не отрывая от меня глаз.

Моя задумка, конечно, озадачила щепетильного и деликатного сверх меры Кряжимского. Но идея мне понравилась, во-первых, своей спонтанной оригинальностью, а во-вторых, своим задорным авантюризмом.

– Но ведь он же… – опять замялся Кряжимский, почесывая большим и указательным пальцами свой идеально выбритый подбородок.

– Вас смущает наша взаимная неприязнь? Спешу вас успокоить, таковой просто не существует. Сама не знаю, что на меня нашло… – беззаботным тоном произнесла я.

– Валерий тоже не подарок, – по-отечески миролюбиво начал Кряжимский, – сама понимаешь, руководство таким предприятием… Ведь оно практически на нем одном и держится… Молодой, а нервная система расшатана донельзя…

– И не говорите, – стала я подыгрывать рассудительному Кряжимскому, – кому, как не мне, это знать? А ваш знакомый случайно не любовник этой уважаемой миссис?

– А почему ты спрашиваешь? – с недоумением посмотрел на меня Сергей Иванович.

– Думаю, уместно ли будет появиться на вечеринке у Авдеевой в обществе вашего симпатичного знакомого… – Я загадочно посмотрела на своего зама.

Мое неотступное решение побывать на празднестве и таинственный вид встревожили Кряжимского не на шутку.

– Ну зачем нам все это, Оля? Только для того, чтобы в случае удачи мы оповестили весь город о том, что Авдеева предпочла «Свидетель» всем другим тарасовским газетам?

Раздосадованный моей суетностью, Кряжимский сокрушенно покачал головой.

– Сергей Иванович, – шутливо погрозила я ему пальчиком, – вспомните, что вы только что говорили о присущем журналистам тщеславии? Ну, есть такой грешок, не скрою. Я бы даже сказала, не тщеславие, а нормальная конкуренция. Почему бы не блеснуть? Подумайте сами, ведь это дополнительное число читателей. Люди подумают: уж если такая фифа, как Авдеева, дает интервью «Свидетелю», значит, стоящие ребята работают в этой газете.

– Все это хорошо, – продолжал упираться Кряжимский, – но как сам Валерий прореагирует на твое предложение? Очень сомнительно, что он, зная о крутом нраве своей хозяйки и учитывая ее неприязнь к прессе, захочет рискнуть своей репутацией в фирме, да что уж говорить – своей работой.

Я призадумалась.

– А если с ним договориться, что я не буду представляться как журналист и, только наладив хороший контакт с Авдеевой, раскрою свои карты? – настаивала я.

– Ну и упрямая же ты, Бойкова, – со смесью досады и уважения посмотрел на меня Кряжимский, – ты что же это, вынешь из сумки свой «Никон» и станешь ее фотографировать, задавать ей вопросы? Да она просто вышвырнет тебя, и все!

В глазах Кряжимского опять появилось тревожное выражение.

– А если у меня будет в сумке диктофон и я вызову ее на разговор, на доверительную беседу?

– Так все равно мы не сможем опубликовать это интервью без ее согласия… Оставь эту затею, Оля.

В голосе Кряжимского начала сквозить занудно-отеческая, нетерпимая для меня интонация мудрого, но чересчур осторожного наставника.

– Ну, это мы еще посмотрим. Так Валерий не…

– Нет, насколько мне известно, у него с мадам Авдеевой исключительно деловые отношения. Он очень способный менеджер, хорошо знает маркетинг, умеет налаживать контакты…

– Что-то не заметила, – язвительно сказала я.

– Ну-у, – воскликнул Кряжимский, – вы оба молодые, ершистые, и потом, знаешь, – он лукаво сощурил глаза, – мне кажется, ты ему понравилась. Просто он не хотел показывать этого. Подростковый комплекс, – изрек напоследок просиявший оттого, что нашел такое удачное, такое научное определение, Сергей Иванович.

– Тем лучше, – не отступала я, – я предложу составить ему компанию на эту вечеринку, а за это…

– Но одного мужского интереса мало, чтобы он решился пойти тебе навстречу, на карту поставлено слишком много, – сказал Кряжимский.

– Да дайте мне договорить, Сергей Иванович, – почти возмущенно воскликнула я, – мы предложим ему не оплачивать рекламу… В награду, так сказать.

– Ну, Бойкова, ты даешь! – вытаращил на меня глаза Кряжимский, – что это за манипуляция?

– Владелица газеты – я? – с веселым вызовом спросила я.

– Ты, – настороженно произнес Сергей Иванович.

– Значит, сама могу решить этот вопрос, – жестким тоном сказала я.

Ну вот, сейчас начнется…

Что? – спросите вы.

Дело в том, что сознание моей частичной беспомощности и неопытности – это как бальзам на душу Кряжимского. Все мы грешны, грешен и он. Очень ему нравится, когда я лишний раз даю ему понять, что я без него как без рук, что он незаменим, и не будь его, еженедельник перестал бы существовать. Не то чтобы он жаждал помыкать мной или постоянно стремился поставить под вопрос мою самостоятельность, но очень переживал, когда я как бы напоминала ему о его должности и обязанностях, о его заместительстве. Все это выглядело так, словно он хотел узурпировать мои права, а я с высокой трибуны отстаивала их. Вот это и было для него неприятней всего.

Только на этот раз я не угадала: Кряжимский не стал мне ничего выговаривать, он просто обиделся или сделал вид, что обиделся.

– Поступай как знаешь, – сказал он и отвернулся.

Я не стала его успокаивать: придет время – разберемся.

Оставив Кряжимского в кабинете, я оделась и вышла на улицу. Приближения праздника по лицам прохожих и по состоянию города не чувствовалось.

Я вспомнила время, когда атмосфера этого праздника начинала ощущаться за несколько дней до его наступления. Конечно, я тогда была совсем маленькой, но точно помню суетливость и деловитость людей, шныряние их по магазинам в поисках необходимых продуктов для праздничного стола, украшенные улицы и дома…

Здание, где располагалась администрация «Чайной розы», находилось, как и любое другое уважающее себя заведение, недалеко от центра. Улица Казачья, носившая в застойные времена довольно странное название – улица Двадцать лет ВЛКСМ, в основном была застроена купеческими домами начала века, которые после реконструкции служили офисами богатым фирмам и компаниям. В одном из таких домов – двухэтажном особняке со стенами толщиной в метр – разместилось совместное предприятие «Чайная роза». На входе, перед массивной дубовой дверью, мерз охранник. Поинтересовавшись, к кому я направляюсь, он посмотрел мое служебное удостоверение и объяснил, как найти кабинет Кирсанова.

Внутренняя часть здания, начиная с вестибюля, была отделана по европейским стандартам и выдержана в пастельных тонах. Я поднялась на второй этаж по широкой лестнице, покрытой ковровой дорожкой, повернула налево и остановилась перед дверью с табличкой: «Кирсанов Валерий Владиславович. Коммерческий директор». Стукнув пару раз в дверь, я открыла ее.

– Разрешите?

– Входите, – неуверенно произнес Валерий Владиславович, поднимая голову от стола.

Видимо, не ожидал так скоро опять увидеть меня.

Нацепив на лицо виноватую улыбку, я неторопливо прошла мимо стеклянных стеллажей, уставленных продукцией фирмы, и опустилась в кресло для посетителей. На Кирсанове был отличный коричневый в тонкую полоску костюм, его владелец явно заботился о своем внешнем виде. Впрочем, он являлся, можно сказать, лицом фирмы, так как директриса не жаловала своим вниманием корреспондентов.

Немного придя в себя за время, пока я шла до его стола, Кирсанов достал из пачки «Парламента» сигарету и прикурил ее, откинувшись на спинку кресла.

– Чем могу служить? – спросил он не слишком любезно.

Я, в свою очередь, достала свой любимый «Винстон» и молча зажала сигарету губами. Дождавшись, когда он наклонится ко мне и поднесет свою позолоченную зажигалку «Зиппо», я посмотрела ему в глаза.

– Хочу извиниться перед вами, Валерий Владиславович, – произнесла я, выпустив дым. – Я была не слишком любезна и, надо сказать, без всяких на то причин. Как вы верно подметили, – добавила я, – я еще слишком молода. Но, чтобы вы меня правильно поняли, не считаю это оправданием своей резкости.

«Кажется, неплохо, – подумала я, закончив свою тираду. – Если я все правильно рассчитала, он сейчас должен тоже заняться самобичеванием, а там и до взаимопонимания недалеко».

– Ну что вы, – его холодные серые глаза несколько оттаяли, как я и ожидала, – я тоже немного погорячился.

– Чтобы окончательно загладить свою вину, – произнесла я, широко улыбнувшись, – я предлагаю вам разместить рекламу в «Свидетеле» на ваших условиях. Что вы на это скажете?

– Это было бы великолепно, – на его губах заиграла улыбка. – Только…

– Вы что, сомневаетесь, в моих словах? – шутливо нахмурилась я.

– Нет, что вы, – воскликнул Кирсанов. – Только я должен вам сначала кое-что объяснить. Наша компания выпускает новую линию женской косметики – комплекс кремов по уходу за кожей лица, и мы хотели бы дать не маленькое объявление, а рекламу на целую страницу в течение месяца. Не будет ли для вас это слишком разорительно? – Нет, – ответила я, не моргнув глазом. – Больше того, я готова разместить вашу рекламу бесплатно, – и добавила, выпуская тонкую струйку дыма: – Если вы окажете мне небольшую услугу.

– Буду рад, – с готовностью ответил Валерий Владиславович, но в его глазах появилась настороженность.

– Ловлю вас на слове, – улыбнулась я. – Значит, вы выполните мою просьбу?

– Если это будет в моих силах.

– Хорошо. – Я сделала небольшую паузу и стряхнула пепел с сигареты. – Я знаю, что вы завтра приглашены к своей начальнице…

– Да, – кивнул Кирсанов, – это будет небольшая вечеринка, только я не совсем понимаю…

– Возьмите меня с собой, – выпалила я и уставилась на него невинными глазами.

– Это невозможно, – с поспешностью ответил он, но я поняла, что попаду на эту чертову вечеринку.

Ни от чего люди не отказываются так быстро, как от категорических решений.

– Почему? – наивно спросила я с обидой в голосе. – Вы идете не один?

– Аврора Кондратьевна на дух не переносит журналистов.

– Это единственная причина, по которой вы не можете выполнить свое обещание?

– Да, – Кирсанов кивнул и глубоко затянулся.

– Тогда ее легко обойти, – с энтузиазмом сказала я.

– Вы хотите сказать, что смените профессию? – скептически усмехнулся он.

– Нет, – я покачала головой, – есть другой, более простой выход.

– И какой же? – Он действительно заинтересовался.

– Просто вы не скажете Авроре Кондратьевне, что я работаю в газете, – выдала я.

– Вы не представляете, что будет, когда она узнает, что я ее обманул, – он вытаращил на меня глаза. – Она уволит меня. Вы что, этого хотите?

– Только не нужно утрировать, – спокойно произнесла я. – Я не собираюсь подставлять вас и брать интервью или делать фотосъемку без согласия Авроры Кондратьевны. Ну, не любит она журналистов, и ладно. Скажите ей, что я работаю, например… – я задумалась, – …например, фотографом в модельном агентстве. К фотографам она относится лояльно?

– Если они не работают в прессе.

– Замечательно. Значит, решено? – подвела я итог. – Вы берете меня на вечеринку, а я в четырех номерах даю вам полосу для рекламы совершенно бесплатно.

– И как я вас представлю? – растерянно спросил Кирсанов.

– Как свою новую подружку, – весело ответила я. – Только нам нужно будет немного порепетировать. Мы должны обращаться друг к другу на «ты». Не можете же вы подругу называть Ольгой Юрьевной. Согласны?

Кирсанов кивнул, но в его серых глазах по-прежнему таилось сомнение.

– Тогда приступаем прямо сейчас. Идет?

– Ну, я не знаю, – пожал он плечами и, не скрывая обычного мужского любопытства, посмотрел на меня.

– Значит так, Валера, – взяла я быка за рога, – чтобы ты быстрее адаптировался, так сказать, лучше вжился в роль, я приглашаю тебя в кафе, чтобы пообщаться в неформальной обстановке. Естественно, за мой счет.

– Да дело не в деньгах… – с досадой произнес он и замялся.

– Конечно, не в деньгах, – сказала я. – А кто говорит, что в деньгах? Если не хочешь в кафе – пойдем в ресторан. У тебя во сколько перерыв? В час? Значит, договорились, я жду тебя… Валера, – я пристально посмотрела на него, – где у нас есть приличный ресторан поблизости?

– Может быть, «Конек-горбунок»? – несмело предложил Кирсанов.

– Отлично, – широко улыбнувшись, я поднялась с кресла, – «Конек-горбунок» – это то, что нужно. В час я тебя жду в ресторане. Постарайся не опаздывать. Хорошо?

Не давая ему времени опомниться, я решительно прошла через кабинет и вышла в коридор. Спускаясь по лестнице, я и так и эдак прикидывала шансы. По-любому выходило, что Кирсанов должен прийти, или я не разбираюсь в людях. А если уж он придет, то это почти стопроцентная гарантия, что я буду завтра на вечеринке у Авдеевой. Буду ли я там снимать или нет и удастся ли мне взять интервью у Авроры Кондратьевны – такими вопросами я пока не задавалась. Каждому овощу – свое время, как говорится. Знала я одно – у меня есть шанс, и я должна его использовать.

 

Глава 2

Я неплохо провела время в ресторане, а главное – с пользой. Насколько это возможно, ближе познакомилась с Валерием. Не то, чтобы он уж так со мной разоткровенничался, но все же я узнала кое-что о его личной жизни. После развода со своей, как он выразился, первой и последней женой, Валерий жил один и довольствовался короткими, ни к чему не обязывающими романами, впрочем, заводил он их не так уж и часто. Все его время было отдано работе, к которой он проявлял не просто профессиональный интерес и вкус, а прямо-таки страсть. У меня сложилось впечатление, что холодность и замкнутость Валерия – это просто ширма, позволяющая ему накапливать энергию, которую он тратит на работу. Весь его чопорный флегматизм, его неспешные продуманные движения и жесты, граничащая с сонливостью невозмутимость, спокойная манера говорить, полное равнодушие к риторике, легкая усмешка, то и дело появляющаяся на его бледном лице, служат аккумуляции моральных и физических сил, дабы применить их на благо косметической промышленности.

Мы говорили с ним на разные темы, и, кроме всего прочего, речь зашла о женщинах. Я инстинктивно почувствовала, что бессознательно Валерий тянулся к эмансипированным, уверенным в себе, умным, может быть, немного жестким женщинам вроде меня. Слабые, слишком женственные, узко ориентированные на потребительство от богатого друга или семью особы выступали в качестве суррогата. Выбор именно таких женщин диктовался некоторой трусоватостью Валерия, его схематичным представлением о сильной части человечества как об этаких неустанных конквистадорах, призванных покорять женские сердца. Любая ошибка, промах или незадача рассматриваются в рамках этого представления как настоящий провал, провоцируя затяжную депрессию. И вот, чтобы оградить себя от этой пугающей возможности срыва и подавленности, такие «супермужчины» заводят интрижки с тихими, робкими «домохозяйками» и прочими милыми овечками.

Я только слегка коснулась этой темы, говоря, естественно, о таких мужчинах в безобидно-абстрактном третьем лице. Но Валерий, похоже, понял, кого я имею в виду, потому что в его серых глазах появилось знакомое мне враждебное напряжение. Я перевела разговор на более общие темы, потом стала рассказывать о себе, как приехала, училась, как работала фотографом, как жила первые два года в Тарасове и так далее.

Потом я решила прозондировать почву относительно «Чайной розы» и госпожи Авдеевой. Как она начинала, как добилась таких успехов, как вышла на французов, какая она в жизни и на работе. Валерий говорил неохотно, но тем не менее рассказал мне, что Авдеева поначалу была простым «челноком», потом, благодаря своим крепнущим связям в администрации, решила организовать предприятие наподобие «Уральских самоцветов». Ее серьезно волновала проблема сохранения молодости, не прибегая к лифтингу и лазерной шлифовке лица. Дальше Валерий незаметно для себя начал распространяться о продукции «Чайной розы», используя рекламные клише. Тем не менее говорил он с таким подъемом, с таким энтузиазмом и знанием дела, что я прониклась верой в «природное чудо» кремов, выпускаемых «Чайной розой».

Его льдисто-серые глаза загорелись восторгом. Он смотрел на меня с выражением признательности – я была внимательной слушательницей. Да, для настоящего предпринимателя его бизнес – это бог, которому он остается верен, общаясь даже за пределами офиса. Я представила, как Валерий читает аналогичную лекцию одной из своих «милых овечек», как убеждает ее покупать продукцию «Чайной розы», ведь только кремы, бальзамы и скрабы этой фирмы могут обеспечить неувядающую молодость лица и тела, только их каждодневное применение заставит его сидеть у ее ног, благоухающих и смягченных специальным кремом от «Чайной розы».

Я все-таки опять попыталась закинуть удочку насчет личных качеств и жизни Авдеевой. В первую минуту Валерий, толком не отошедшей еще от своей любимой темы, бросил на меня непонимающий взгляд, говорящий как бы о кощунственной несвоевременности моего вопроса, потом он вежливо, но решительно попросил меня оставить госпожу Авдееву в покое. Да, она властная, коварная, надменная, взбалмошная, иногда нестерпимо капризная особа, но не наше, как сказал он, дело привлекать ее к моральному суду. Она заслужила право быть такой.

Я ответила, что вообще не злоупотребляю моральными оценками в отношении кого-либо, тем более людей мне не особо знакомых, а уж привлекать к моральному суду… – «да у меня такого и в мыслях не было!». Это замечание немного успокоило Валерия, он даже поделился со мной информацией о том, что Аврора Кондратьевна берет себе в любовники исключительно молодых людей. Основное требование – смазливая внешность и сыновняя преданность. Я хотела было пошутить, что ее забота о молодости нашла в лице этих красивых мальчиков своеобразное некремовое и невитаминное выражение, но удержалась. Ирония порой подобна острому лезвию, неизвестно, как прореагирует на нее твой собеседник.

В итоге, обменявшись понимающими улыбками и обещанием встретиться завтра у консерватории в половине шестого, мы расстались. Счастливая, что моя затея с посещением вечеринки на своем первом этапе удалась, остаток дня я посвятила газетным делам, «примирению» с Кряжимским, которого я ввела в курс моего разговора с Валерием.

* * *

Ровно в половине шестого я явилась к главному входу в консерваторию. Снег перестал, но с самого утра начало подмораживать. Тротуары покрылись тонкой белой коркой, с которой при помощи скребков отчаянно боролись бригады дворников, как-то вдруг неожиданно проснувшихся и приступивших к тяжелой трудотерапии. Проспект кишел людьми. Одни возвращались с работы, другие беззаботно фланировали туда-сюда, третьи бегали по магазинам. Кафе под открытым небом давно были закрыты. На Немецкой стало просторно и неуютно. Словно из роскошно некогда обставленной гостиной, где звучал рояль и собирались гости, революционеры вывезли дорогую старинную мебель или пустили ее на растопку камина.

Энтузиазм, испытанный мной вчера после разговора с Валерием, немного поутих, частично уступив место волнению и беспокойству относительно того, как пройдет наша встреча на этот раз и сумею ли я воспользоваться этой вечеринкой, дабы стяжать «Свидетелю» славу крутой газеты.

Волнение это уже дало о себе знать в момент сборов. Я металась по спальне, примеряя то один, то другой туалет и не зная, что выбрать. То особое значение, которое я придавала этой вечеринке, заставляло меня рассматривать свой наряд едва ли не как боевые доспехи. Лихорадка выбора не замедлила сказаться на моем настроении, окрасив его в тревожно-досадные тона. В общем, вся эта затеянная мной кутерьма основательно меня взбесила. Я даже подумывала, не закрыть ли мне глаза и, как говорится, слепым методом выбрать себе туалет на вечер?

Наконец я остановилась на забавном «металлическом» платье на тонких лямочках. Я надела его и подошла к зеркалу. Не слишком ли вызывающе? Тем меньше я буду похожа на обремененную благородно-меркантильной задачей папарацци. «Так, – решила я, – никаких украшений, только плоский серебряный браслет». Я надела серые, с серебристым отливом ботинки, пальто из серой норки и… понравилась сама себе. Положила заряженный «Никон» в объемную модную сумку и заказала такси.

Валерий ждал меня под козырьком консерватории. Мой вечерний макияж и роскошное пальто сразу приковали его восхищенный взор. Мы поздоровались, потом я взяла его под руку, и мы направились к его темно-зеленому «Ауди». Я специально оставила свою «Ладу» дома – любовники должны приезжать на прием в одном автомобиле.

– Ты необыкновенно хороша, – сделал он мне комплимент, едва мы заняли места в его авто.

– Стараюсь тебя не подвести, – пошутила я.

«Настоящий сюрприз ждет тебя, – мысленно обратилась я к Валерию, – когда я сниму свою норку, и ты увидишь мое платье».

– Я действительно надеюсь, что ты меня не подведешь, – доверительным тоном произнес Валерий.

Не поворачиваясь ко мне, он накрыл мою лежащую на коленях руку своей. Я не стала отдергивать руку, создавать нелепый ажиотаж и поняла, что Валерий благодарен мне за это.

– И все-таки мне хотелось бы проинструктировать тебя на всякий случай, – осторожно начал Валерий капать мне на мозги, – как лучше вести себя с Авдеевой.

– И как же? – с задорной беззаботностью избалованной девочки, которую везут к строгой бабушке, спросила я.

– Как можно скромнее. Не умничать, не иронизировать – это привилегии Авроры Кондратьевны.

– Она купила не только линию производства хорошей косметики, но и все права на остроумие? – немного резко пошутила я.

– Считай, что так, – посмотрел на меня Валерий, который вошел в роль толкователя жизни и правил хорошего тона для покладистой, трепетно ему внимающей неофитки, – Аврора Кондратьевна внимательно исследует, если можно так выразиться, незнакомого ей человека, приглядывается, задает порой провокационные, нескромные вопросы… Считай, что пунктик у нее такой… Понимаешь, когда тете под пятьдесят, а рядом двадцатилетний мальчик, подмечающий каждую морщинку на ее лице, поневоле станешь корчить из себя если не вечную Афродиту, то Афину – точно. Лишь бы возвыситься в глазах очередного альфонса. Кстати, ее новому мальчику аж целых двадцать пять, и он возглавляет у нас отдел рекламы.

– Не предполагала, что менеджер косметической фирмы разбирается в греческой мифологии, – улыбнулась я, уже трижды пожалев о том, что нацепила такое «нескромное» платье. Как-то оценит его Аврора Кондратьевна?

– Все мы учились понемногу… – улыбнулся Валерий.

– Неплохая карьера для двадцатипятилетнего парня – возглавлять отдел рекламы в такой солидной фирме, – мечтательно сказала я, – но ему не позавидуешь.

– Он производит впечатление довольного жизнью человека, – без особой убежденности возразил мне Валерий, – но у него масса поводов быть уволенным.

– Что ты имеешь в виду?

– Не что, а кого, – поправил меня Валерий и с лукавой улыбкой произнес: – Женщин.

– Ты это знаешь на сто процентов? – решила уточнить я.

– На двести, – лаконично ответил Валерий и остановил машину перед недавно выстроенным шикарным двухэтажным особняком, – приехали.

– Я уже поняла.

Ворота особняка были закрыты. Массивный кирпичный забор позволял видеть только второй этаж строения.

– Я хотел кое-что уточнить… – застенчиво улыбнулся Валерий и как-то виновато посмотрел на меня.

– Что?

– Не захочешь ли ты продолжить нашу игру вне рамок сегодняшней вечеринки?

– Это принимать как предложение переспать? – резко сказала я.

Мне нравится порой огорошивать осторожничающих, но явно чего-то добивающихcя от тебя мужчин подобным образом. И я уверена, что такие искренность и смелость хоть поначалу и смущают, а может, даже неприятно поражают их, но и разжигают. К тому же ясно даешь понять, что ты не какая-то там сентиментальная глупышка, начитавшаяся любовных романов, а женщина, равная им в праве четко формулировать свою мысль и не бояться выглядеть открытой и лишенной рыхлой романтики блеющих сексапильных овечек.

Лицо Валерия передернула нервная судорога. Что это он, не ожидал?

– Может, ты спросил об этом, так сказать, из подстраховки? Выбирая тактику поведения на вечеринке? Если я чем-то не устрою мадам Авдееву и она сочтет необходимым от меня освободиться, твое одобрение или сопротивление такому ее желанию будет зависеть от моего обещания переспать с тобой? – Я произносила эту тираду с невозмутимым выражением лица. – Иначе для чего ты меня спросил об этом именно сейчас, а не предоставил событиям развиваться своим чередом? – решила я его добить.

– Прости, – пошел он на попятную, – я не так выразился… – он бросил на меня полный раскаяния взгляд, но меня уже понесло.

– Ни за что не поверю, что типы вроде тебя не просчитывают все заранее. Ты не похож на человека, идущего на поводу произвольных эмоций.

– Тогда какого черта ты со мной связалась? Только для того, чтобы проникнуть на эту вечеринку, которую я уже сейчас начинаю проклинать? – возмутился он.

– Постой. У нас с тобой, кажется, был договор: ты мне – вечеринку, я тебе – бесплатную рекламу во всю страницу. Так?

– Так, – без энтузиазма подтвердил Валерий, – но неужели ты думаешь, что я стал бы так рисковать, если бы…

– Если бы не надеялся переспать со мной? – Я в упор посмотрела на него. – Я и не предполагала, что это является, так сказать, скрытым дополнительным условием…

Мы уже битых десять минут сидели в машине перед особняком, не ведая, куда нас приведет эта неожиданная размолвка.

Валерий спокойно выдержал мой долгий пристальный взгляд, которым я хотела достать до дна его души, и с неловкой улыбкой произнес:

– Нас ждут. Если хочешь, пошли. Но прошу, там, – он кивнул на особняк, – без сцен!

– Ты сам спровоцировал этот разговор, неприятный для нас обоих, – более миролюбивым тоном произнесла я, снимая с плеча ремень безопасности.

Валерий нажал на клаксон. Ворота как по мановению волшебной палочки открылись.

 

Глава 3

Мы въехали в просторный двор, где уже стояла одна машина – голубой «Фольксваген». Ворота за нами автоматически закрылись. Валерий вышел из машины, обошел ее спереди и галантно открыл мне дверцу. Я поблагодарила его милой улыбкой и направилась к дому.

– И прошу тебя, – шепнул мне Кирсанов, – я не знаю ничего о твоей профессии.

– Не беспокойся, – кивнула я, – я не собираюсь тебя компрометировать. Как мы договорились – я работаю фотографом в модельном агентстве.

Дверь нам открыл молодой человек в темных брюках и кремовой сорочке в тонкую полоску, верхняя пуговица которой была расстегнута. Узел ярко-оранжевого галстука ослаблен. Он был темноволос, худощав и, можно было бы сказать, красив, если бы не его бегающий взгляд и слишком полные губы.

– Проходите. – Он пожал руку Валерию и с нескрываемым любопытством посмотрел на меня.

– Это Оля, – представил меня Валерий, когда мы разделись.

– Антон, – фальцетом произнес молодой человек и застыл, увидев меня без шубы.

Не знаю, сколько бы продолжалась эта немая сцена, если бы в холл не вышла хозяйка, Аврора Кондратьевна.

– Добрый вечер, Аврора Кондратьевна, – Валера сразу же шагнул к ней.

Пока они перебрасывались обычными в таких случаях фразами, я постаралась получше разглядеть ее. Это была высокая статная дама с гордой посадкой головы и пренебрежительно поджатыми губами. Она смотрела свысока, но в глубине ее глаз скрывался то ли испуг, то ли настороженность. Светлые, слегка рыжеватые волосы открывали высокий умный лоб и легкими волнами, над которыми потрудился мастер, спадали почти до плеч. Одета она была в темно-розовое обтягивающее платье с отделкой из черного кружева, ее плечи покрывал шарф из черного шифона.

– Антоша, – обратилась она к своему мальчику, – что же ты не приглашаешь гостей?

Потом она перевела свой взгляд на меня.

– Валера, – коснулась она локтя Кирсанова, – это твоя девушка?

– Познакомьтесь, – торопливо произнес Кирсанов, – Ольга – Аврора Кондратьевна.

Не знаю уж, чем я ей понравилась, но ее взгляд был довольно снисходительным и даже то, что ее дружок старательно отводил от меня глаза, не разозлило ее.

– Наконец-то ты нашел себе достойную пару, – похвалила она выбор Валерия и улыбнулась кончиками губ. – А Антон вас уже давно заметил, правда, Антоша? Интересно, что вы обсуждали? – Она хитро посмотрела на Кирсанова.

Он открыл было рот, но, видимо, не нашел, что ответить, и я пришла ему на помощь:

– Я предлагала Валере пойти одному.

– Это еще почему? – Тонкие изломанные брови Авроры Кондратьевны удивленно взлетели.

– У вас здесь такое избранное общество, – сказала я, сделав невинное лицо, – а я никого не знаю.

– Ну что вы, Оля, – она по-матерински, одновременно нежно и строго посмотрела на меня, – Валера же предупредил меня по телефону, что придет с подругой, и я ему сказала, что буду рада вас видеть.

Вот так все удачно началось. Аврора Кондратьевна показалась мне вполне общительной женщиной. Не без пунктиков, конечно, а у кого их нет, если разобраться? Широким коридором мы прошли в гостиную, в центре которой был накрыт стол на шесть персон, уставленный закусками и вазами с фруктами.

– Неужели вы все это сами? – искренне удивилась я.

– Ну что вы, Оля, – Авдеева гордо подняла голову, – у меня совершенно нет на это времени. Все, что вы здесь видите, приготовлено очень хорошим поваром. Надеюсь, вам понравится. А где же Галина с Григорием? – Она посмотрела на Антона. – Пора садиться за стол.

– Курят, наверное, – Антон направился к двери, – сейчас я посмотрю.

– С Галей я познакомилась в прошлом году на Средиземном море, – произнесла Аврора Кондратьевна, – мы вместе отдыхали. Это замечательная женщина: открытая, умная и жизнерадостная. Да вы и сами сейчас убедитесь в этом. Она пришла с мужем.

Вскоре вернулся Антон в сопровождении девушки примерно моего возраста с длинными черными волосами. У нее был итальянский тип лица: огромные карие глаза, большой чувственный рот с крупными белыми зубами и какая-то детская открытая улыбка, немного не вязавшаяся с грустью в глубине глаз. Красного цвета брючный костюм был очень ей к лицу: жакет на одной пуговице, надетый на голое тело, подчеркивал изящную стройность ее длинной шеи.

Следом за Антоном и Галиной вошел молодой человек с орлиным носом и русыми волосами, зачесанными назад. На нем были черные брюки и черный джемпер под горло, на котором ходил огромный кадык.

– Наконец-то все в сборе, – облегченно вздохнула Авдеева.

Она представила чету Береговских – Галину и Григория, – и все уселись за стол.

Сперва было довольно скучно, мне показалось, что я попала на поминки к какому-нибудь знаменитому ученому, всю свою жизнь посвятившему изучению процесса пищеварения членистоногих, но после второй рюмки народ начал понемногу расслабляться. Валера, сидевший рядом со мной, снял пиджак, потому что в гостиной было натоплено сверх всякой меры, и я только порадовалась, что на мне открытое платье.

Мы сидели на дубовых стульях с мягкими светлыми подушками, стол был накрыт ослепительно белой скатертью, спускавшейся до самого пола, да и вся комната была выдержана в светлых тонах. Кремовые обои без рисунка на стенах, на полу – светло-бежевый ковер с длинным ворсом, журнальный столик со столешницей из белого мрамора, на котором стоял бронзовый подсвечник с тремя восковыми свечами: все это немного навевало тоску, если бы не яркий свет люстры, игравший на столовом серебре и придававший живость всему происходящему.

После двух тостов – за прекрасную хозяйку, который произнес Григорий, и за ее организаторские способности, как умело подчеркнул Валера, мужчины вышли покурить. К ним присоединилась и Галина, а я, хотя тоже была не прочь подымить, осталась наедине с Авдеевой.

– Вы действительно занимаетесь, как сказал мне Валера, фотографией? – К моему удивлению, она сама затронула интересующую меня тему.

– Да, – кивнула я, – и говорят, у меня это неплохо получается.

Я не стала скромничать – в домах, подобных этому, скромность не считается достоинством.

– Судя по тому, как вы одеты, – продолжила Аврора Кондратьевна, – ваш труд неплохо оплачивается.

Я неопределенно пожала плечами.

– На собственный дом средств у меня нет, – улыбнулась я.

– Ну, вы еще так молоды, – задумчиво произнесла Авдеева, – у вас все впереди.

Я размышляла, не пора ли мне спросить разрешения поснимать в ее доме, но пришла к выводу, что, пожалуй, следует немного подождать.

– Жизнь бежит так быстро, – заметила я, – не успеешь глазом моргнуть, а лучшие дни позади.

– Да вы философ, Оля, – она удивленно посмотрела на меня. – По-моему, вы многого сумеете добиться.

– Я постараюсь, конечно, – с сомнением в голосе сказала я, – но… В общем, поживем – увидим.

В гостиную ввалилась шумная компания, продолжавшая что-то весело обсуждать. Григорий нес в руках свой джемпер, и на нем теперь была только черная майка с короткими рукавами. Пока я разговаривала с Авророй Кондратьевной, прислуга, приглашенная, видимо, из того же ресторана, что и повар, сменила приборы. На столе появился огромный, лоснящийся жиром гусь с румяной корочкой.

– Вот это да! – восхитилась Галина, увидев гуся. – Это целый поросенок.

– Это всего лишь гусь, друзья, – со слащавой улыбкой произнесла хозяйка, – сейчас Вячеслав нам его разрежет.

Что это еще за Вячеслав? – удивилась было я, но тут откуда-то появился человек лет тридцати с тонкой полоской усиков и в белом фартуке, и я поняла, что Авдеева имела в виду повара. Я представила себе, как он будет сейчас бороться с этим гусем, отделяя крылья, ножки, грудку, но все оказалось гораздо проще.

Вячеслав, ловко помогая себе вилкой, просто отрезал от золотистой тушки шесть больших плоских ломтиков и удалился. Вилку и блестящий нож с костяной резной рукояткой он оставил на подносе.

– Если я больше вам не нужен, – шепнул он Авдеевой, – я пойду.

– Спасибо, Слава, – поблагодарила его Аврора Кондратьевна, и все принялись за гуся.

Антон открыл уже третью бутылку шампанского и, если учесть, что я почти не пила, а мужчины предпочитали более крепкие напитки, то можно себе представить, что народ был, мягко говоря, несколько возбужден. Следующий тост был произнесен хозяйкой дома, и если мне не изменяет память, он звучал примерно так: «За солнце и море, за травы и деревья, за молодость и красоту». Тост был принят на «ура», и даже мне пришлось выпить почти полбокала шампанского, чтобы не обидеть Аврору Кондратьевну.

После этого все стало гораздо проще. И мужчины, и Галя, и я, и даже Авдеева ходили в соседнюю комнату, в которой горел камин, курить, поодиночке и группами. Я старалась быть поближе к хозяйке и, выбрав момент, когда мы с ней были наедине, спросила:

– Аврора Кондратьевна, боюсь вас обидеть, но все же не могу у вас не спросить.

– Да? – Она подняла на меня удивленные, но веселые глаза.

– Не могу ли я немного здесь поснимать. Мне так понравился ваш дом.

– Только с одним условием, – строго сказала она, – если вы предоставите мне полный отчет о проделанной работе.

И она весело рассмеялась, увидев мое озадаченное лицо. Все оказалось на удивление просто.

– Конечно, я все вам покажу, – пообещала я и почти бегом бросилась в холл, где оставила сумку с «Никоном».

Когда я вернулась в гостиную, веселье было в разгаре. Кто-то включил музыку, и гости выделывали такие кренделя, что я тут же приступила к съемкам. Валера попытался было меня пригласить на танец, но мне было не до этого. «Пощелкав» гостей, не забыв при этом и хозяйку, я с ее разрешения прошлась по дому, фотографируя каждую комнату.

Меня мучила только одна мысль: признаваться ли Авдеевой в том, кто я на самом деле? Вернее, даже не это – чем я занимаюсь, она наверняка рано или поздно узнает. Я стояла перед дилеммой: сказать ей, зачем я здесь, рискуя потерять сделанные кадры, или ничего не говорить и опубликовать фотографии в «Свидетеле» без ее разрешения, тем самым подставив Кирсанова. Выбрала же я третий вариант, который осенил меня, пока я ломала голову над предыдущими: во время съемок попытаюсь выяснить у Авдеевой, почему она не общается с прессой, и, может быть, мне удастся все же выпросить у нее эксклюзивное интервью. Это было бы самым лучшим.

С этими мыслями я открыла дверь в гостиную и… ничего не увидела. В комнате громко играла музыка, были слышны голоса, но свет был погашен. Падающие из коридора лучи выхватывали только небольшое пространство комнаты, в которое изредка попадали темные силуэты движущихся в танце людей. «Это что-то новенькое», – подумала я и стала осторожно пробираться к дивану. На меня несколько раз натыкались, кто-то даже попытался поцеловать, но я увернулась. Наконец музыка стихла, и зажгли бра.

– О, пропащая, – с веселым возбуждением произнес Кирсанов, заметив меня.

Он нетвердым шагом приблизился ко мне.

– Это такая игра, – пьяно улыбаясь, сказал он, – все сидят по разным углам, потом гасят свет и начинают искать друг друга.

– И кто же выигрывает? – с усмешкой спросила я.

– Кто кого найдет, тот и выигрывает, – не совсем правильно выговаривая слова, сказал он, – присоединяйся.

– Олечка, присоединяйся, – услышала я грудной голос Авроры Кондратьевны, стоявшей рядом с Антоном, – это очень весело. Давайте сначала выпьем, – добавила она и направилась к столу, который был задвинут в дальний угол комнаты.

– Мне шампанского, – игриво сказала Галя, пытаясь разыскать на столе свой бокал.

– Шампанское, кажется, кончилось, – заявил Антон, переворачивая бутылку вверх дном, – пойду посмотрю в холодильнике.

– Я тебе говорила, нужно было больше брать, – с оттенком монаршего раздражения упрекнула его Авдеева.

– Ну, ничего, – Антон поднял руку в успокаивающем жесте, – я сбегаю.

– Только недолго, – капризно предупредила его Аврора Кондратьевна, – выключай, – скомандовала она, повернувшись к Валере.

Он послушно щелкнул выключателем, и комната снова погрузилась в темноту. «Вот тебе и Авдеева, – подумала я, в нерешительности переминаясь с ноги на ногу, – играет в игры для подростков. Значит, так называемая погоня за молодостью не ограничивается применением кремов и бальзамов? В молодом теле – молодой дух», – перефразировала я древнеримскую поговорку.

Прибавили громкость, и музыка зазвучала с новой силой. Вдруг я почувствовала, как кто-то коснулся меня в темноте. Его руки – а это были явно мужские руки – сорвали меня с места и закружили по комнате. Только по знакомому аромату одеколона, который я почувствовала еще в машине, я поняла, что это Валера. Он крепко обнял меня и начал жадно искать своими губами мои, руки его скользили по всему моему телу, то сжимая грудь, то опускаясь скользящим движением от шеи по спине и ниже. Только теперь я поняла, почему у всех, когда включили свет, были такие раскрасневшиеся лица и горящие глаза. Вот так игра! Я что было сил толкнула Валерия в грудь, и мне удалось выскользнуть из кольца его рук. Наверное, он не ожидал от меня такой реакции, потому что я услышала приглушенный ковром звук падения. Пригнувшись, я отползла в сторонку и прижалась к стене.

Это была длинная мелодия, поэтому еще несколько минут в гостиной царила темень. Один раз кто-то, сопя, прошел совсем близко от меня, но так как я сидела на полу, меня не нашел. Наконец музыка кончилась, и вскоре в комнате загорелся свет. То, что мы увидели, напоминало скорее кадр из фильма ужасов, чем праздничную реальность. На полу, почти посредине комнаты, лицом вниз лежала Галина. Ее черные волосы веером разметались по ковру, руки вдоль тела, одна из них неестественно вывернута. На красной шерсти жакета расплывалось пятно темно-алого цвета – цвета крови. В центре этого кровавого пятна торчала рукоятка ножа. Того самого ножа, которым Слава-повар резал гуся.

Никто не издал ни звука, я видела, как Авдеева поднесла ладонь ко рту, словно загоняя назад крик, готовый вырваться из ее груди. В этот момент дверь в гостиную распахнулась, и Антон бодрым голосом произнес:

– Шампанское заказывали?

Увидев лежащую на полу Галину с ножом в спине, он осекся. Его приход как бы дал толчок всем находившимся в комнате. Аврора Кондратьевна беспомощно осела на диван, Григорий, а за ним и Валерий бросились к Галине.

– Не трогайте нож, – тихо сказала я, сидя у стены, – на нем могут остаться отпечатки пальцев.

– Господи, – как ужаленная вскочила Авдеева, – этого только мне не хватало! И это накануне подписания договора. Антон, – истерически крикнула она, – иди сюда, сделай же что-нибудь!

Ошарашенный Антон, казалось, не мог сдвинуться с места. Он испуганно вращал глазами, ничего не понимая. Поднявшись с колен, Валерий подошел ко мне. Хмель в два счета слетел с него. Вид у него был не то, чтобы удивленный или испуганный. Скорее он выглядел подавленным. Не глядя на меня, он шепнул:

– Вот и повеселились…

Его затуманенный взгляд с бессмысленным выражением уперся в лежащее на полу тело. Антон шаткой походкой подошел наконец к дивану, на котором в полуобмороке сидела Авдеева, и, опустившись рядом с ней, опасливо скосил на нее свои заискивающие черные глаза.

Григорий опустошенно пялился на Галину. Видно, смысл произошедшего только сейчас начал доходить до его сознания. Придя в себя, он встал с колен и молча закрыл лицо руками. Вскоре комнату потрясли его гулкие судорожные рыдания. Реакция Григория опять как будто оживила умолкшую и впавшую в эмоциональную летаргию Авдееву.

– Что же теперь делать? – потерянно прогнусавила она, обводя присутствующих непонимающим взглядом.

Я почувствовала себя умудренным старцем в компании несмышленых детей. У меня, естественно, был опыт, необходимый, чтобы взять инициативу в свои руки.

– Оставаться всем на местах и срочно вызывать милицию. – Я подавила охватившую меня, несмотря на этот чертов опыт, дрожь и старалась произносить слова четко и по возможности спокойно.

При слове «милиция» как-то вдруг сразу погасшее и осунувшееся лицо Авдеевой передернулось.

– Милицию?! – истошно заорала она, вскакивая с дивана.

Она сжала ладонями виски и принялась метаться по комнате как зверь в клетке.

– Чтобы все об этом узнали?! – выкрикивала она. – Чтобы весь город косился на меня и перемывал мне кости?! Чтобы эти чертовы газетчики разнесли это по всем закоулкам?! Нет, нет и нет!

Она пару раз чуть не споткнулась о лежащее на полу тело. Всякий раз при этом Аврора Кондратьевна испуганно отскакивала в сторону с неизменно возмущенным и брезгливым выражением на лице. Словно Галина, умерев таким образом, поставила под сомнение солидное реноме Авдеевой и компании. Вот он, глухой, изъеденный червем малодушной боязни эгоизм власть имущих!

– А что вы предлагаете делать? – холодно спросила я. – Закопать труп во дворе?

В глазах Авроры Кондратьевны вспыхнуло пламя дикой злобы. От ее благожелательности и игривости не осталась и следа. Она метнула в меня осуждающий взгляд и завопила:

– А ты-то куда суешься?! Будешь меня учить?! Ну-ка, давай сюда пленку! – вспомнила она о моем невинном «развлечении», которому я предавалась.

Авдеева подлетела ко мне и хотела было сорвать ремень от фотоаппарата с моего плеча, но сильная и решительная рука Валерия успела нейтрализовать ее дерзкий порыв.

– Да как ты смеешь! – бешено завращала она глазами, придвинув свое лицо к лицу Валерия. – Привел эту фотографичку, так думаешь, я управы на нее не найду? Защитника из себя корчишь?!

– Аврора Кондратьевна, успокойтесь, – стараясь казаться невозмутимым, сказал Валерий.

Я знала, чего стоит иногда желание оставаться непроницаемо-спокойным, когда внутри все кипит и рвется наружу – словно сдерживаешь бурлящую магму. Я видела, как дрогнули и застыли лицевые мускулы Валерия. Брависсимо его самообладанию.

– Успокойтесь, – с какой-то затаенной угрозой вполголоса произнес он, – уверяю вас, Грише сейчас намного тяжелее, чем вам и всем нам.

Он неотрывно смотрел на Аврору Кондратьевну, словно гипнотизировал ее. И она действительно обмякла, опустила глаза и даже пошатнулась. Он поддержал ее, проводил до дивана, на котором по-прежнему сидел ее Антоша. Последний не сводил глаз со своей покровительницы. На его бледном лице одна эмоция сменяла другую – очень подвижная физиономия! Страх, сострадание, жалость, сожаление, досада, печаль тенями скользили по его гладкому лику.

Народ между тем пялился на Григория. Он скорчился в кресле и молча плакал, лишь иногда отчаянно всхлипывая.

– Гриша, – глухим от волнения голосом обратилась к нему Аврора Кондратьевна, которую с нежной заботой приобнял за плечи Антон, – прости. Это так все неожиданно.

Голос Авдеевой погас, словно рахитичный луч уползающего за гору закатного осеннего солнца. Она сделала рукой неопределенное движение, напоминающее последний взмах крыла умирающего лебедя, шарф, покрывавший ее плечи, упал к ногам, и она обреченно уткнулась в плечо своего молодого бойфренда.

Валерий приблизился к Григорию и постарался его утешить. Меня саму захлестнула такая тоска, что, если бы не моя воля к спокойному продуманному действию, я бы, наверное, разревелась.

– Валера, – сдавленно проговорила я, вынимая из сумки сотовый.

Он понял, что я прошу именно его вызвать милицию. Он кивнул и, подойдя ко мне, взял мобильник.

– Милиция, – в воцарившейся тишине негромкий голос Валерия показался мне трубным гласом, – произошло убийство, Лермонтова, тридцать шесть…

* * *

Прибывшая по вызову команда оперов отнеслась к случившемуся с пониманием, насколько вообще возможно понять убийство. Видимо, в домах, подобных авдеевскому, они бывали нечасто, потому что вели себя предельно сдержанно и вежливо: не отпускали глупых шуточек в адрес присутствующих, обращались ко всем на «вы», да и между собой переговаривались вполголоса.

Самое интересное началось даже не тогда, когда пригласили понятых – семейную пару преклонного возраста из соседнего дома, – а когда старший лейтенант, возглавлявший группу оперативников, начал снимать показания с присутствующих. Всем было неловко признаваться постороннему дяде, чем они занимались здесь на завершающей стадии вечеринки. Получалось, что все спокойно танцевали, потом кто-то погасил свет и танцы продолжились в темноте. Но когда вопросы стали более конкретными – например, кто с кем танцевал – тут началась путаница и всеобщая амнезия. Проще всех отделался Антоша. Он ушел за шампанским – это все видели – и вернулся после того, как убийство уже совершилось. Он так и сказал, что успел только дойти до ларька, взять шампанское и вернуться обратно.

Остальные же путались в показаниях, ссылаясь на свое нетрезвое состояние, Григорий вообще сорвался и нагрубил ментам, мол, какое они имеют право копаться в его личной жизни.

– Убили мою жену, – заявил он им, – а вы, недоумки, пытаетесь обвинить меня!

Валерий перед сотрудниками извинился за Григория, сказав, что тот потрясен случившимся и немного не в себе. Пробурчав что-то насчет выдержки, менты успокоились.

Когда же Аврора Кондратьевна узнала, где работаю я, с ней чуть опять не случилась истерика.

– Пригрела на своей груди змеюку, – набросилась она на Валерия. – Вот какая мне за это благодарность! Паразит! Жрешь мой хлеб и норовишь меня же в могилу свести.

Валерий сидел, как побитая собака, даже не пытаясь оправдываться.

– Да он не знал, где я работаю, – бросилась я ему на выручку. – Я соврала ему, что работаю в модельном агентстве, а он парень простой – поверил.

– Простота – хуже воровства, – выдала чуть остывшая Авдеева и повернулась ко мне. – А тебя, папарацци гребаная, чтобы я в своем доме больше не видела. Ишь как умеете вы втираться в доверие к честным людям. Тюшки-тютюшки, дом понравился, Аврора Кондратьевна… – она ехидно улыбнулась, а потом начала костерить и себя, – а Аврора Кондратьевна уши развесила, как крольчиха, и верит всему, что ей говорят.

– Гражданка, успокойтесь, – несмело остановил ее старший лейтенант, – не мешайте работать.

Вняв его призыву, она встала с гордо поднятой головой, прошла к столику, на мраморной поверхности которого лежала длинная зеленая коробочка, достала оттуда коричневую сигарету и села на свое место. Антон тут же поднес ей зажигалку. Прикурив, она благодарно посмотрела на него.

«Чмокни еще мальчика в щечку, мамочка», – едва не вырвалось у меня, но я вовремя сдержалась.

Короче говоря, вся эта бесполезная возня закончилась далеко за полночь. Мужчины, в том числе и Антоша – у них уже начался похмельный синдром – позволили себе даже по рюмке «Смирновки», закусив маринованными корнишонами. Менты от выпивки отказались, хотя и было видно, что они с трудом сдерживают слюнки. Кроме лейтенанта, на подхвате работали еще два оперативника-сержанта, задачей которых было доставить и проводить понятых, а также следить за порядком.

Приехавшие криминалисты обследовали рукоятку ножа на наличие отпечатков пальцев и сообщили с нетерпением ждавшему их заключения лейтенанту, что, к сожалению, «рукоятка шершавая» и «отпечатки смазаны».

Труп Береговской забрали в морг, чтобы сделать вскрытие. Лейтенант, заявив, что надо бы, мол, всех вас забрать в отдел до выяснения, внял просьбам и ограничился подпиской о невыезде.

– Но меня же не было в доме… – попытался было возразить Антоша, но лейтенант осадил его:

– На всякий случай, – веско заявил он.

– Мне через неделю в Париж ехать, – с достоинством поднялась с дивана Авдеева, – для подписания договора с французами…

– Разберемся, – снабдив свою реплику успокаивающим жестом, лейтенант развернулся и вышел в сопровождении своих помощников.

 

Глава 4

Напряжение этого вечера немного начало спадать с меня, лишь когда я заняла свое прежнее место в машине Валерия. Не без опасения, надо сказать, заняла. Я готова была подозревать в случившемся любого из присутствовавших на этой проклятой вечеринке. А вдруг это он – я незаметно изучала лицо Валерия. Кто его знает, может, у него был скрытый мотив для того, чтобы отправить Галину на тот свет? По спине забегали мурашки. Я прикрыла веки и усилием воли подавила страх.

– Мне кажется, – неуверенно сказала я, – что тебе следовало бы остаться с Авророй Кондратьевной еще на некоторое время, поддержать ее и так далее.

– Преданность чувств, нижайший поклон, – горько усмехнулся Валерий, – переживаешь за мою репутацию в фирме?

Он скосил на меня свои серые непроницаемые глаза. Двигатель был давно запущен. Наконец мы тронулись, выехали со двора и направились в центр. Заснеженные улицы были пустынны. Свет фонарей бледно-желтыми размытыми пятнами лежал на дорогах и тротуарах. Все навевало грустные мысли, а если еще и присовокупить к этому впечатления сегодняшнего вечера…

– Не бойся, меня не уволят. Я нужен Авроре Кондратьевне… – он бросил на меня ироничный взгляд, – она, конечно, может похорохориться, пальчиком погрозить, но на увольнение не пойдет.

Сейчас Валерий казался мне самонадеянным наглецом, непрошибаемым циником да просто нечутким человеком. Он даже словом не обмолвился об убийстве… Тревожное сомнение вновь зашевелилось на дне моей души. А вдруг это он? А что, если он и меня сейчас где-нибудь прикончит? Отвезет в тихое, темное местечко и сунет промеж лопаток ножичек? Ужас, холодный, мерзкий, неотвязный, сдавил мне сердце, забил ледяным комком горло. Мне почудилось, что еще минута, и я задохнусь. Мне не хватало воздуха, под ложечкой больно сосало, голова кружилась, мысли путались.

– Тебе нехорошо? – забеспокоился Валерий.

– Нет, сейчас пройдет… Переутомление, – соврала я, чувствуя, что дикий страх меня не отпускает, – может, мне лучше прогуляться?

– В час ночи? – удивленно поднял брови Валерий.

– Куда ты едешь? – дрожащим голосом спросила я. – Я же не сказала, где живу.

– Я везу тебя к себе, – невозмутимо ответил он, – мне не хочется оставлять тебя одну…

Он в первый раз посмотрел на меня с недвусмысленным страстным призывом. У меня упало сердце. Я не чувствовала ни рук, ни ног. «Не хочет оставлять меня?» – крутилось в моем воспаленном мозгу.

– Нет, нет, – горячо запротестовала я, сдерживая нервную дрожь.

– Да у тебя озноб, – встревожился Валерий, – ну ничего, приедем, выпьем коньяку…

«Поиграем в прятки», – с черным юмором добавила я про себя.

– Я все думаю, кто мог убить Галину… – я посмотрела на Валерия.

Ни один мускул не дрогнул на его немного осунувшемся, утомленном, но по-прежнему подозрительно спокойном лице. Чтобы убить человека, казалось мне, нужно обладать такой же выдержкой и цинизмом, как у него…

– Пусть милиция разбирается, – пренебрежительно ответил он, – я предполагал, что с Галиной случится что-то похожее на то, что сегодня произошло.

– Это почему же? – насторожилась я.

У меня было ощущение, что сердце у меня бьется где-то в горле. Я еле различала, что говорит Валерий. Стук сердца был настолько громким и аритмичным, что казалось, будто я нахожусь в эпицентре какого-то затяжного взрыва. Кровь то бросалась мне в лицо, то молниеносно отливала. Я чувствовала смертельный холод в конечностях.

– Потому что с мужиками путалась, – с безразличным видом ответил Валерий.

– У тебя с ней что-то было? – прямо спросила я, по-прежнему охваченная ужасом.

– У меня? – насмешливо приподнял брови Валерий. При этом его гладкий, если не считать небольшой упрямой складки между бровей, лоб покрыли неглубокие морщины. – Ты смеешься надо мной?

– Не пойму, чем вызвана такая ирония и риторический вопрос, – сказала я, стараясь не стучать зубами от страха.

– Извини. Конечно, если бы ты знала Галину, то не спросила бы меня о том, было ли что у меня с ней или не было… – виновато улыбнулся он.

– Так значит, не было… – подытожила я.

– Да ты дрожишь вся. – Он повернул ко мне свое казавшееся в свете фар и снега меловым лицо.

Его рука, как в прошлый раз, легла на мою руку, только не осторожно накрыла ее, а страстно стиснула. Кровь ударила мне в виски. Мне стало жутко, едва я представила, что та же самая рука, возможно, вонзила Галине в спину нож с костяной ручкой, нож, которым до того повар, приглашенный Авдеевой, резал румяную тушку гуся.

– Неудивительно… – гипнотическим взглядом посмотрел на меня Валерий, – такое легкое платье. Но оно тебе идет, и я буду счастлив, если ты его вновь наденешь, но не по такому печальному поводу.

– Я его на праздник надела, – поправила я Валерия, – даже не догадываясь о том, как все обернется. Но теперь это платье всегда будет ассоциироваться в моем представлении с тем ужасом, свидетелем которого я сегодня стала.

– Прости, я неуклюже выразился… Но сколько пессимизма! – с кощунственной беззаботностью улыбнулся Валерий, – а ведь все так хорошо начиналось.

– Что все? – наивно спросила я.

– Послушай, не делай вид, что не догадываешься, о чем я говорю, – с оттенком раздражения в голосе сказал Валерий, – ты ведь сама едва не дала мне пощечину…

– Какую пощечину?

– Вернее, дала… моральную, так сказать, – он красноречиво посмотрел на меня.

– Ладно. Давай поговорим начистоту. Если ты думаешь, что я сейчас поеду к тебе, то очень заблуждаешься. И вообще, я не уверена, что я именно та женщина, которую тебе следовало бы пригласить к себе, чтобы скрасить, так сказать, твое одиночество.

Страх начал понемногу отпускать. Станет ли убийца говорить о сексе, который по сравнению с убийством выглядел более чем невинно? А что, если у него бездна хладнокровия, и он без труда может лишить кого-то жизни, а потом завалиться с дамочкой в постель и устроить любовные игры?

– Ты мне нравишься, как видишь, я искренен…

– Я думала, произошедшее внесет кое-какие коррективы в твое упорное желание переспать со мной, – подковырнула его я.

– Ты хочешь упрекнуть меня в отсутствии чуткости, – усмехнулся Валерий, – но я ведь тебе уже сказал, что рано или поздно Галю все равно ждало нечто подобное.

– А как ты с ней познакомился? – полюбопытствовала я.

– На пикнике. Ее пригласил мой приятель.

– И ты остался равнодушен к ее чарам? – спросила я.

– На что ты намекаешь? По-твоему, я должен был тут же наброситься на нее?

– Но со мной-то…

– С тобой – другое дело, – пылко взглянул на меня Валерий.

Очевидно, утомление, переживания и до сих пор бродивший в его крови хмель сказались на нем. Он стал откровенным, его холодные серые глаза оттаяли, в них появились страсть и нежность.

– Что же во мне особенного? – заинтересовалась я.

– Ты – девушка не для одного раза, ты меня понимаешь? Мужчины такое сразу чувствуют. Просто все зависит от того, что им в данный момент нужно…

– И сейчас ты почувствовал призыв вечной весны? – пошутила я.

– Зря смеешься. Именно это я и почувствовал. А Галя – так, однодневка, – с пренебрежением сказал он.

– Но ведь Григорий женился на ней? – недоумевала я. – Или ты так о ней говоришь потому, что она осталась равнодушной к твоим чарам?

– Кто? Галя-то? Она – всегда пожалуйста. Извини за выражение, но чтобы ее поиметь самым примитивным образом, мне достаточно было моргнуть ей.

– А ты не моргнул?

– Представь себе, – с достоинством произнес Валерий.

– Я, конечно, очень польщена тем, что твой гордый взор заметил меня, но сверни, пожалуйста, направо. К тебе я, прости, не поеду.

– Правда?

Что за дурацкий вопрос? Я почувствовала, как у меня опять больно сжалось сердце.

– А что, если я тебя украду? – с пугающей игривостью спросил Валерий.

– Мне сейчас не до шуток. Давай встретимся в другой раз.

– Хорошо, – вдруг легко согласился Валерий. – Когда?

Конкретный вопрос. Но обещать что-то определенное мне не хотелось. Вообще не люблю давать обещания. Это меня тяготит, перерастает в своего рода невроз, с которым не так-то легко справиться. В данный момент я даже не знала, захочу ли когда-нибудь еще увидеть Кирсанова.

– Может быть, на следующей неделе? – неопределенно произнесла я.

– Отлично, – к моему изумлению, обрадовался Кирсанов и посмотрел на часы. – Очередная неделя наступила уже полтора часа назад.

– Здесь налево, – показала я на въезд во двор своего дома. – Мне действительно сейчас не до шуток. Я хочу спать, хочу, чтобы весь сегодняшний кошмар остался позади. Если желаешь, мы еще вернемся к этой теме, – я решила все же оставить ему надежду. – Останови здесь.

Кирсанов нажал на тормоза, и «Ауди», задок которого немного занесло на скользком асфальте, остановился у моего подъезда.

– Не хочешь угостить меня кофе? – задорно спросил Валерий, положив ладонь мне на колено и пытаясь заглянуть в глаза.

– Достань, пожалуйста, сумку, – показала я назад.

Он неторопливо убрал руку с моего колена, взял сумку с «Никоном» и протянул мне. Я взяла свое сокровище и вышла на улицу.

– У меня нет кофе, – сказала я, направляясь к подъезду, – кончился.

– Я куплю тебе, – услышала я за спиной его голос.

«Вот и все, – сказала я себе, входя в квартиру, – сходила на вечеринку». Тщательно заперев за собой дверь, я скинула шубку и, разувшись, босиком прошла на кухню. Насчет кофе я, конечно, соврала. Я тяжело вздохнула, вспомнив о навязчивости Кирсанова. Может, я и в самом деле ему небезразлична?

Да, сейчас мне действительно кофе не помешает. Щелкнув рычажком электрочайника, я двинулась в спальню, по дороге стаскивая с себя платье. Больше никогда в жизни не смогу смотреть на эту змеиную шкурку. Я зашвырнула скомканное платье подальше в шкаф и надела махровый халат.

В квартире было тепло, не так, конечно, как у Авдеевой, но она сама регулирует температуру как ей нравится. По мне, так у нее слишком жарко. Представляю, каково было Галине в ее шерстяном брючном костюме. Теперь она никогда уже не испытает дискомфорта от изменений температуры. Я поймала себя на том, что слишком цинична. Что ж, это издержки профессии. Вспомнив, какие маечки кислотных расцветок я носила, приехав в Тарасов из Карасева, я усмехнулась. Город меняет людей. Не могу сказать, к лучшему или к худшему, но меняет, даже такой провинциальный город, как Тарасов, с подачи нашего шустрого губернатора гордо носящий статус столицы Поволжья. Столица, где старики получают пенсию, которая позволяет вести полунищенское существование, в то время как отцы города в пылу борьбы за голоса электората оклеивают город, словно обоями, плакатами со своими портретами и поливают друг друга помоями.

Поперла чернуха. Немудрено после такого вечера, где собираются шестеро гостей, один из которых – убийца. Нет, один из пятерых, себя я могу точно отбросить, да и Антошу – тоже. Значит, остается четверо? Валера, Григорий, Аврора Кондратьевна и… Господи, я помотала головой, Галина ведь мертва. Значит, всего трое?

Смолов зерена, я высыпала кофе в маленькую медную турку, добавила ложку сахара и залила кипятком из чайника. Некоторые изгаляются – варят кофе с ванилью или корицей – может, в этом и есть какой-то кайф, но, по мне, так лучше крепкого черного кофе без всяких добавок – нет ничего. Иногда, правда, я позволяла себе добавить в чашку немного коньяку, как сейчас, например.

Я взяла кофе и прошла в гостиную, где забралась с ногами в большое мягкое кресло, к которому был придвинут журнальный столик. Сделав маленький глоток из чашки, я закурила. Когда в руке у меня вместо сигареты уже дымился жалкий окурок, а в чашке осталась одна гуща, мысли мало-помалу начали проясняться в голове. Я уже четко знала, что займусь поиском убийцы. Собственно говоря, я уже этим и занималась. Не пускать же дело, в котором я фигурирую в качестве одного из подозреваемых, на самотек. Да просто опасно. Мало ли что может прийти в голову следователю. А вдруг какому-то богатому и властному дяде захочется оставить на время предвыборной кампании независимый еженедельник «Свидетель» без его несговорчивого руководителя, то есть без меня? А может быть, все это подстроено специально, чтобы оклеветать меня?

Ну, дорогуша, это уж из области фантастики. Ты ведь сама напросилась на эту вечеринку. Напросилась, ну и что? Валерий ведь согласовывал мой визит со своей бандершей. Но я ведь совсем не знаю эту Галину Береговскую, даже ни разу не видела ее до этой самой вечеринки. Как, впрочем, и остальных гостей, исключая Валерия, с которым познакомилась за день до вечеринки. Нет уж, если бы кто-то захотел меня засадить за решетку – а врагов у меня достаточно, – то придумал бы что-нибудь поумнее.

Я томно потянулась в кресле и прикурила новую сигарету. Приятно все-таки ощущать себя этакой… не знаю, как сказать. Не последним человеком в городе – это будет, пожалуй, самым точным определением. Хотя я не стремилась взлететь в необозримые выси. В Москву, например. Меня полностью устраивал мой нынешний статус, полуленивая жизнь, взрываемая иногда очередным журналистским расследованием. И я бы не сказала, что у меня аналитический склад ума или необыкновенные храбрость или хитрость, которые помогали мне расследовать преступления. Просто я была упорной, если не сказать упрямой, как ослица, и умела подмечать разные детали и детальки, из которых и складывалась постепенно картина преступления. Плюс работа папарацци, часами и днями сидящего с «Никоном» в засаде, чтобы заполучить желаемую фотографию. Иногда, конечно, приходилось идти на различного рода авантюры, но они были довольно безобидными, насколько я помню.

Я не любила планировать свой день заранее, поэтому не стала составлять себе заданий на завтра, а вернее, на сегодня. Просто выдернула штепсель домашнего телефона из розетки, отключила «Моторолу», чтобы не подняли меня с утра пораньше – мне нужно было основательно выспаться. Удивительно еще, что я до сих пор не заснула в кресле, как это бывает, когда я выпью больше одного бокала шампанского. Видимо, сказался пережитый стресс.

Погасив свет, я прошла в спальню и очутилась в царстве Морфея еще до того, как моя голова коснулась подушки.

* * *

Черт побери! Я же отключила вчера все телефоны, или это мне приснилось? Открыв глаза, я увидела холодный свет пасмурного утра, пробивавшийся сквозь оконные шторы. Звонок, разбудивший меня, был не телефонным, это надрывался дверной. Перевела взгляд на круглые часы, висевшие над кроватью, – начало десятого. Откинув одеяло, я закуталась в халат и пошлепала в прихожую. Веки еще не вполне слушались меня, поэтому я даже не стала заглядывать в дверной «глазок», а просто поинтересовалась полусонным голосом, кто там.

– Это я, Оля, – ответил мужской голос.

Я не сразу сообразила, кому принадлежит этот голос, но когда, наконец, проснулась, поняла, что принадлежит он не кому-нибудь, а моему заму – Сергею Ивановичу Кряжимскому. Поэтому, немного повозившись с замком, я открыла дверь и впустила его.

Пожалуй, я не припомню случая, чтобы Кряжимский приходил ко мне в такую рань. Он знал о моей привычке – хорошо высыпаться, и привести его ко мне могло разве что из ряда вон выходящее событие.

– Что случилось? – Я прошла в гостиную и забралась с ногами в кресло. – Кто-нибудь умер?

– Может, и не стоило поднимать тебя так рано, – извиняющимся тоном начал Кряжимский, – но она так настаивала, чтобы я связался с тобой. Я звонил и на домашний, и на мобильный, но…

– Я их отключила, как вы, наверное, догадались. Да присядьте вы, Сергей Иванович. – Я показала на соседнее кресло. – Кому это я так срочно понадобилась?

Кряжимский устроился в кресле.

– Первый раз она позвонила – еще восьми не было. – Кряжимский начал говорить немного спокойнее: – Я что-то сегодня рано проснулся – вот и пошел на работу. Чем мне еще заниматься-то? Ну, я сказал, что мы начинаем работать с девяти.

– Погодите-ка, – остановила я его, – разве сегодня не праздничный день? И потом, кому вы сказали, Сергей Иванович? – напомнила я ему.

– Авдеевой, Авроре Кондратьевне, – уважительно произнес он. – А по поводу праздничного дня, так ведь сейчас кто хочет празднует, а кто хочет работает.

– Понятно, – кивнула я, удивившись про себя. – И что дальше?

– Потом она звонила каждые четверть часа и справлялась, не подошла ли ты на работу. Последний раз она позвонила минут двадцать назад и просто вынудила меня пообещать ей, что я заеду к тебе и сообщу, что она срочно хочет с тобой встретиться.

– Она не объяснила, зачем ей это нужно?

– Нет, – покачал головой Кряжимский, – сказала только, что срочно. Несколько раз повторила.

– Так, Сергей Иванович, – видя, что он переживает, успокоила его я, – я примерно представляю, зачем я ей понадобилась. Это не горит.

– А я уж заволновался, – признался Кряжимский, хотя по нему это и так было видно, – вдруг что-то важное.

– Может быть, и важное, – сказала я, поднимаясь, – но не побегу же я к ней сломя голову. Хотите кофе?

Сергей Иванович пожал плечами.

– Ну, составьте мне компанию, – я умоляюще посмотрела на него и пошла на кухню.

Он прошел за мной и устроился на табурете рядом со столом.

– Вы скорее всего еще ничего не знаете, – сказала я, занимаясь приготовлением завтрака, – если только Кирсанов не звонил вам среди ночи.

– А почему он должен звонить мне среди ночи? – удивился Кряжимский.

– Потому что вчера на вечеринке у Авдеевой была убита одна из приглашенных – Галина Береговская, жена Григория Береговского, который пришел вместе с ней, – сказала я.

– Ты шутишь? – не поверил Кряжимский.

– Какие уж тут шутки, – невесело усмехнулась я и поведала Кряжимскому обо всем, что случилось вчера у Авдеевой.

Он слушал с открытым ртом, иногда задавая мне вопросы.

– Теперь, – сказала я в завершение своего рассказа, – я одна из подозреваемых и думаю, что звонок Авдеевой связан с моей профессиональной деятельностью.

– И что же? – беспокойно заморгал Кряжимский. – Я как чувствовал, – всплеснул он руками, – отговаривал тебя от этой затеи.

– Ну, что теперь об этом говорить? Самое худшее уже случилось. И потом, знаете, что по этому поводу твердят психологи? Здоровую личность от нездоровой отличает как раз способность в любой неприятной или критической ситуации видеть какое-то позитивное зерно, умение извлекать из нее руководство к действию, а не идти на поводу у эмоций.

– Звучит хорошо, – засомневался Кряжимский, – только нужна ли нам вся эта шумиха?

– Ну что вы все время осторожничаете, Сергей Иванович? Может, этот инцидент, простите за неприкрытый цинизм, выведет нашу газеты в авангард тарасовской прессы… – мечтательно произнесла я.

– А мы что, не в авангарде, что ли? – удивленно и немного обиженно посмотрел на меня Кряжимский.

– Ну так упрочим наши позиции. Я намерена расследовать это убийство. Спасти свое честное имя, – я бросила на своего зама гордый, горящий верой и убежденностью в собственных силах взгляд.

Ну не могу я без патетики, что из этого?

 

Глава 5

Распрощавшись с озадаченным – если не с растерянным – Кряжимским, я закончила завтрак и включила телефон. Не успела я дойти до спальни, как он зазвонил. Я сняла трубку и ушам своим не поверила – на том конце провода, срываясь то на крик, то на всхлип, раздался грудной взволнованный голос Авроры Кондратьевны:

– Оля, здравствуйте. У меня мало времени. Нам нужно встретиться. Вы понимаете, о чем я говорю? На карту поставлено слишком многое. Я вас прошу не печатать те фотографии, которые вы вчера сделали, вернуть мне пленку. Вы слышите? Почему вы молчите? Поймите, если вы напечатаете фото и напишете статью, это будет катастрофой. Вы слышите меня, Оля?

– Я вас слышу, Аврора Кондратьевна, – спокойно сказала я.

– Скажите, куда мне подъехать? Нам надо все обговорить…

– Не беспокойтесь, я сама к вам приеду.

– Спасибо, Оля, – сказала Авдеева, – я вас жду.

– Не нужно меня благодарить, я еще ничего не сделала.

– Вот за это тоже спасибо. За то, что вы ничего не сделали.

– Хорошо, до встречи. – Я положила трубку и села в кресло.

Что ж, на ловца, как говорится, и зверь бежит. Все равно рано или поздно мне пришлось бы с ней встретиться. Так почему бы не сейчас? Я лишний раз порадовалась, что не наметила ничего на сегодняшнее утро, и стала собираться. Надела темно-серый в тонкую полоску брючный костюм, причесалась, слегка подкрасила губы. Взглянула в зеркало: очень даже ничего.

* * *

Через двадцать минут я подъехала к двухэтажному особняку, где располагался офис «Чайной розы». В холле стоял новый охранник, который, окинув меня безразличным взглядом, проверил мое редакционное удостоверение и пропустил меня. Поднявшись по лестнице, я прошла мимо кабинета Кирсанова и открыла дверь с надписью: «Секретарь».

Приемная была выдержана в таких же пастельных тонах, что и холл, только ее несколько оживляли искусственные растения в кадках. За столом, на котором стоял компьютер, вместо ожидаемой молоденькой девушки восседала дама лет пятидесяти с волосами, выкрашенными в рыжий цвет. Ее нельзя было назвать некрасивой, да и красивой я бы ее не назвала – она была никакая.

– Добрый день, – сказала я, – моя фамилия Бойкова. Аврора Кондратьевна ждет меня.

– Да, да, – она изобразила на своем лице улыбку, – проходите, пожалуйста.

Открыв высокую дубовую дверь, я очутилась в просторном кабинете, выдержанном в бледно-бежевых тонах. Аврора Кондратьевна встала из-за стола и встретила меня как хорошую знакомую.

– Доброе утро, Оленька, – Авдеева взяла меня под локоть и провела к низенькому столику, на котором стояли самовар, две чайные чашки, ваза с печеньем и конфетами, – чайку горяченького?

Она усадила меня в кресло и сама уселась напротив.

– Можно курить? – спросила я, не заметив на столе пепельницы.

– Конечно, о чем разговор, – улыбнулась Авдеева.

Поднявшись, она прошла к своему столу и принесла большую хрустальную пепельницу, в которой я насчитала с полдюжины окурков. «Нервничает Аврора Кондратьевна», – отметила я про себя и кивком поблагодарила ее.

– Оля, – торжественно произнесла она, когда мы налили чаю и сделали по глотку, – вы деловая девушка…

Я неопределенно пожала плечами.

– …поэтому у меня к вам деловое предложение, – продолжила Авдеева.

– Интересно, – произнесла я, хотя догадывалась, о чем она собирается меня просить.

Видимо, она волновалась, потому что тоже достала сигарету и закурила. Я видела, как подрагивают пальцы ее ухоженных рук.

– Так вот, – сказала она, сделав несколько глубоких затяжек, – у вас есть то, что я хотела бы у вас купить. Деньги у меня есть, только назовите вашу цену.

– Я не совсем понимаю, о чем идет речь. – Я вопросительно посмотрела на нее. – Не могли бы вы объяснить немного подробнее?

– Хорошо, не будем играть в прятки, – деловито сказала она, и я почему-то вспомнила завершение вчерашнего вечера. – Я хочу купить у вас негативы, которые вы сделали в моем доме, и ваше молчание.

– Не понимаю, зачем вам пленка? – искренне удивилась я. – Я ведь снимала только интерьер.

– Это моя проблема, – в ее голосе появились жесткие нотки. – Так вы согласны?

– Думаю, вопрос с пленкой мы можем уладить, – согласилась я.

– Сколько? – Она вопросительно посмотрела на меня.

– Ну… – я задумалась, – наверное, тысяча долларов.

– Так много! – воскликнула Авдеева.

– Считайте сами, – невозмутимо сказала я, – пленка, амортизация аппаратуры плюс работа…

– Я вижу, вы действительно деловой человек, – произнесла она, ломая окурок в пепельнице, – и цените свое время и свое умение. Хорошо, я согласна.

Я усмехнулась в душе. Конечно, цифру я взяла с потолка и только для того, чтобы понять, насколько далеко она может зайти. Оказалось, что далеко. Я приготовилась слушать дальше. Аврора Кондратьевна допила чай и прикурила новую сигарету.

– Перейдем теперь к следующему вопросу, – сухо произнесла она. – Признаюсь, что вчерашний случай, – она так и сказала «случай», – может сильно повредить развитию моего предприятия и моей репутации, если о нем станет известно общественности. В фирму вложены огромные деньги, и я не могу позволить, чтобы мне на каждом углу перемывали косточки. Это катастрофически скажется на бизнесе. И потом, французы такие щепетильные люди. Они просто могут забрать деньги из уставного капитала, и тогда «Чайная роза» перестанет существовать. Вы видите, я с вами откровенна. – Она посмотрела мне в глаза.

– Да, Аврора Кондратьевна, я вижу, – невозмутимо ответила я, хотя и не была уверена, что она сказала мне всю правду.

– Вы понимаете, о чем я хочу вас просить? – Она многозначительно взглянула на меня.

– Понимаю, – согласилась я.

– Тогда назовите вашу цену. – Она вся напряглась. Я видела, как подергивается ее левое веко.

– Вы думаете, что если я не опубликую в «Свидетеле» статью об убийстве в вашем доме и никому об этом не скажу, то никто ничего не узнает? А как же милиция? Суд? Вы их тоже хотите купить? – Я с возмущением смотрела на Авдееву.

– Этот вопрос я уже решила, слава богу, – облегченно вздохнула она. – Никакого суда не будет, дело закроют, и никто ничего не узнает.

«Вот даже как! – Меня охватило негодование. – Это сколько же надо отвалить денег, чтобы найти людей, которые в состоянии решать такие вопросы. Какие нужно иметь связи!»

– А как же убийца? – резко спросила я. – Он что, будет гулять на свободе только потому, что у вас рушится бизнес?

– Только не надо читать мне мораль! – раздраженно воскликнула Авдеева. – Все равно убийцу не найдут. Нет никаких отпечатков, никаких улик, никаких доказательств. Самое главное, ни у кого нет мотива. Мне так и сказали: «Это «висяк».

Мне было известно, что этим жаргонным словечком из лексикона оперов называют нераскрываемое в принципе убийство. Я рассеянно посмотрела в окно, за которым сыпал мелкий снег, и задумалась. Что же это получается? Если у тебя есть деньги, то тебе все позволено? Можно открыть дело, а можно закрыть дело, можно купить начальников вместе с потрохами, можно убивать безнаказанно. Только не попадайся.

– Оля, – услышала я строгий голос Авроры Кондратьевны и обернулась, – Оля, вы меня слышите?

– Да, конечно, – кивнула я.

– Так какова же ваша цена?

Она говорила это таким тоном, как будто вопрос был уже решен и осталось обговорить детали. Какая самоуверенность!

– Я не буду ничего продавать, – резко сказала я.

– То есть как? – изумилась Авдеева. – Мы же почти договорились. Вы получите очень много денег, Оля, – быстро заговорила она, – очень много. Вы даже себе не представляете, сколько вы можете получить. Хватит и вам, и вашим детям. Неужели вы всю жизнь хотите бегать и собирать какие-то материалы, чтобы потом подавать их неблагодарным читателям? Это не работа для такой красивой современной девушки, поверьте мне. Перед вами будут открыты все пути: вы сможете ездить по миру: Париж, Лондон, Рио-де-Жанейро. Вы увидите немеркнущие творения старых мастеров…

– Я собираюсь найти убийцу, – я не дала ей закончить тираду и упрямо сжала губы, – потому что, во-первых, этот человек опасен для общества, а во-вторых, и это самое главное, я – одна из подозреваемых, впрочем, так же как и вы, не забывайте об этом. Поэтому я предлагаю вам другую сделку.

Я пристально посмотрела на нее и, увидев, что она меня внимательно слушает, сказала:

– Я обещаю вам, что не буду публиковать статью об убийстве в вашем доме, – я намеренно произнесла «убийстве», а не «случае» или «происшествии», – а вы ответите на вопросы, которые у меня возникнут по ходу расследования. И никаких денег, согласны?

Она молчала. Наверное, была, мягко говоря, озадачена.

– Вы говорите, нет мотивов? – хладнокровно продолжила я. – Согласна, явных нет, но не могли же Галину убить просто ради шутки. Значит, есть скрытые мотивы, которые я и собираюсь раскопать. Но для этого мне нужна ваша помощь. Если вы откажетесь, я все равно найду убийцу, но тогда не обещаю вам, что сохраню все в тайне. Вам нечего бояться, – веско добавила я, – если, конечно, не вы убили Галину.

Это был хороший ход. Я видела борьбу эмоций на лице Авроры Кондратьевны, потом она все же приняла решение. Конечно, далось оно ей нелегко.

– Кажется, у меня нет выбора, – она со смесью досады и уважения взглянула на меня. – Хорошо, будем считать, что вы меня убедили. Что вы хотите от меня узнать?

* * *

От Авдеевой я узнала, что с Галиной Береговской, а тогда еще Чернышковой, она познакомилась на Лазурном берегу в Ницце, где они вместе отдыхали позапрошлым летом. Они встретились на пляже, разговорились, а потом оказалось, что и живут они в одном отеле, а в России – в одном городе. Вечером в ресторане они отметили свое знакомство. Чернышкова, так же, как и Авдеева, была в Ницце одна, и все последущие дни они почти не расставались.

Авдеева проводила Галину, так как та уезжала раньше. Они обменялись телефонами и, вернувшись в Тарасов, иногда встречались или в ресторанах, или дома у Авроры Кондратьевны. К себе Галина ни разу ее не приглашала, а Авдеева и не напрашивалась к ней в гости, знала только, что Чернышкова живет в однокомнатной квартире неподалеку от центра и работает в небольшой туристической фирме под названием «Лазурь».

Через некоторое время Чернышкова вышла замуж за Григория Береговского. Свадьба была скромной, без всякой помпы, были только самые близкие люди, в том числе и Авдеева со своим новым кавалером Антоном Щеблановым. После этого Галина и Аврора Кондратьевна встречаться стали реже – это и понятно – семья отнимает много времени. Последний раз, не считая вчерашней вечеринки, Авдеева видела Береговскую в конце лета – та зашла к ней проконсультироваться по поводу косметики, выпускаемой «Чайной розой».

Встретиться шестого ноября предложила Аврора Кондратьевна – идти в ресторан не хотелось, а вдвоем с Антошей тоже было скучновато. Как она ни силилась, но так и не смогла вспомнить, кто предложил вчера играть в эту дурацкую игру, в результате которой Галина была убита.

Я поблагодарила Авдееву, узнала у нее номер ее сотового, сказала, чтобы она не беспокоилась по поводу моего умения молчать, и, чувствуя себя словно выжатый лимон, вышла из ее кабинета. Низкий двухместный диванчик и пара кресел, стоявшие в приемной, были заняты посетителями. Я даже не попрощалась с огненноволосой секретаршей, прошла мимо жаждущих увидеть Аврору Кондратьевну и с облегчением открыла дверь в коридор.

В дальнем конце коридора я заметила такой же небольшой диванчик, как в приемной у Авроры Кондратьевны, и направилась к нему. Достала сигарету, закурила и стала обдумывать свои следующие действия. Раз уж я здесь, можно было воспользоваться этим и поговорить с Кирсановым, но после разговора с Авдеевой я чувствовала такую усталость, что эта мысль показалась мне не самой удачной. Время было обеденное, и я решила где-нибудь перекусить, а уж потом, на сытый желудок, предпринимать дальнейшие шаги. Но судьба распорядилась по-другому. Я проходила мима кабинета Кирсанова, когда дверь распахнулась, и я чуть не столкнулась с Валерием.

– Ты ко мне? – обрадованно воскликнул он. – Заходи.

– Ты куда-то собрался? – спросила я, заметив, что он в пальто.

– Хотел пообедать, но это может подождать. – Он потянул меня в кабинет.

– Нет, – я высвободила руку, – как раз это подождать не может. Я тоже хочу есть. Составишь мне компанию?

– Ты еще спрашиваешь! Куда пойдем?

Он закрыл дверь и запер ее на ключ.

– Мне все равно, – сказала я, направляясь к лестнице.

– Тогда в «Русь». Ты там была?

– Приходилось пару раз.

По дороге в ресторан Кирсанов был весел, острил, рассказывал какие-то анекдоты, словно ничего вчера не произошло. Я спрашивала себя, если бы он убил Галину, стал бы он так себя вести? Но тут же задала себе другой вопрос: если он не убивал, то почему так себя ведет? Неужели у человека нет ни капли сострадания? И не находила ответа.

Возле двухэтажного дома, в полуподвале которого разместился ресторан «Русь», стояло несколько дорогих иномарок. «Ауди» Кирсанова не выбивался из них, но и не был самым крутым. Когда я выходила из машины, он предложил мне оставить «Никон» в салоне.

– Никуда он не денется, машина на сигнализации, – попытался заверить он меня.

– Нет уж, – отказалась я, – он должен быть всегда со мной. Это мое оружие.

– Оружие, – усмехнулся он, захлопывая дверцу. – Может быть, ночью ты держишь его под подушкой?

– Не умничай, – одернула я его и пошла к входу.

Оставив пальто в гардеробе, мы вошли в зал. Видимо, Кирсанов был здесь завсегдатаем. Он раскланивался направо и налево с обедающими, пока мы шли, сопровождаемые миниатюрной смазливой официанткой, в дальний конец ресторана. В ресторане было три зала, расположенных анфиладой, и последний, где нас посадили, был самым маленьким и самым уютным. Оставив меню, официантка удалилась, и Кирсанов подал его мне.

– Что будешь есть? – Он внимательно посмотрел на меня. – Здесь подают отличные бифштексы, с кровью.

– Нет, крови с меня достаточно, – намекнула я на вчерашний инцидент, – я бы проглотила что-нибудь остренькое. Только не надо ничего говорить про кинжал, – нахмурилась я, предвидя его глупую шутку.

– Тогда шашлык, – предложил он и сделал знак официантке.

Она тут же подошла и приняла заказ.

– Что будешь пить? – Он приковал ко мне свои серые глаза, которые сегодня казались на удивление внимательными и даже теплыми не в пример равнодушному Валериному отношению к вчерашнему происшествию.

– Персиковый сок, – сказала я.

После этого достала с независимым видом сигареты и закурила.

– И еще сто пятьдесят коньяка, – завершил заказ Кирсанов.

– Я хотела с тобой поговорить, – скроила я серьезную физиономию.

– Это уже интересно, – усмехнулся Кирсанов, – и о чем?

– Только для начала я хочу, чтобы ты проникся важностью того, о чем пойдет речь, – я выжидательно посмотрела на Валерия, но он молчал, – я, видишь ли, решила заняться расследованием обстоятельств убийства Галины.

– Неужели? – беззаботно улыбнулся Валерий. – Так я тебе нужен только в качестве свидетеля? Но ведь ты и сама там была…

– Да, была, – нетерпеливо сказала я, – но я только вчера познакомилась с присутствовавшими, – акцентировала я последнее слово, – а ты ведь не впервые вчера встречался с Авдеевой и Береговскими.

– Но я ведь могу и не отвечать на твои вопросы, – язвительно усмехнулся Валерий, который явно был разочарован тем, что понадобился мне только в качестве свидетеля.

– Можешь и не отвечать, – ровным голосом произнесла я, одарив при этом Валерия жестким взглядом, – убийство я все равно раскрою.

– На одном упрямстве далеко не уедешь, – холодно заметил Валерий, ставший снова чопорным и высокомерным.

– Ну так помоги мне, – неожиданно доверительно посмотрела я на него, – мне кажется, вчера мы неплохо ладили, – решила я применить женскую дипломатию, – ты же тоже должен быть заинтересован в раскрытии этого преступления. Все мы невыездные…

– В ближайшее время я никуда не собираюсь, – иронично посмотрел на меня Валерий, – а вот и наш заказ!

К нашему столу спешила официантка с подносом. Подойдя, она поставила на стол тарелки с салатом и шашлыком, а перед Кирсановом опустила на стол графинчик, на две трети наполненный янтарно-коричневой жидкостью.

– Приятного аппетита, – слащаво улыбнулась официантка.

– Спасибо, – с достоинством поблагодарил ее Кирсанов и принялся протирать салфеткой вилку и нож. – Как тебе? – обратился он ко мне, указывая глазами на шашлык.

– Смотрится отлично. Будем пробовать. – Я взяла нож и вилку.

– Ну, – Кирсанов поднял рюмку, – за тебя!

– Звучит неплохо, только я не пойму, чем заслужила такое внимание? – кокетливо улыбнулась я.

– Не каждый день встречаются такие неординарные девушки, как ты. – Он опорожнил рюмку и принялся за салат.

– Расскажи мне о Галине, – попросила я, – просто расскажи.

– Что же я могу про нее рассказать? – изобразил удивление Валерий.

– Ну, ты же вчера сказал мне, что вы познакомились на пикнике… – напомнила я.

– Сказал, ну и что? – спокойно поднял на меня глаза Валерий.

В его голосе чувствовалась какая-то холодность и отстраненность.

– Она была приглашена твоим другом, – продолжила я.

– Послушай, – с оттенком раздражения произнес Валерий, – мы все-таки за столом. Давай найдем более приятную тему для беседы.

– А чем для тебя неприятна эта тема? – наивно спросила я, перестав жевать.

– Зачем без конца вспоминать одно и то же? Это прошлое: Галина, Колька, пикник. Прошло уже три года.

– Так твоего друга зовут Николай? – уцепилась я за тоненькую соломинку.

– Звали, – отрезал Валерий. – Он что, умер? – заинтересовалась я.

– Для меня – да, – лицо Валерия стало мрачным, тон – резким и нетерпимым.

Я поняла, что задела что-то болезненно-личное. Только вот захочет ли Валерий продолжать разговор?

– Вы поссорились? – предположила я.

– Какое тебе до всего этого дело? – недовольно сказал Валерий. – И какое это имеет отношение к тому, что произошло вчера? Не-ет! – с раздражением и досадой бросил он нож и вилку. – Кажется, я не смогу сегодня нормально пообедать!

– Хорошо, – пошла я навстречу, – давай перенесем этот разговор на более позднее время.

Закончив трапезу, мы решили немного прогуляться. Было холодно, но промозглая сырость, характерная для конца октября и начала ноября, уступила место сухому морозному воздуху.

– Ты сказал, что был женат, – осторожно начала я послеобеденную беседу, – давно?

– Год назад развелся, – с неохотой сказал Валерий. – Смотри-ка, смотри, – внезапно оживился он, провожая взглядом солидного дядю в кожаном пальто, – видно, не только я уязвим для твоих чар… Этот толстяк едва не просверлил в тебе дырку глазами.

– Я не обделена мужским вниманием, но что из того? – с кокетливой скромностью произнесла я. – И сколько вы прожили вместе?

– Два года.

– А что послужило причиной развода? – упорствовала я.

– Это мое дело, не суй свой симпатичный носик куда не следует, – с наигранной шутливостью ответил Валерий, и я поняла, что исповеди от него не дождусь.

– А твой друг Коля причастен к вашему разводу? – осенила меня догадка.

Валерий остановился и строго посмотрел на меня.

– Я же тебе только что сказал…

В его голосе мне послышалось возмущение.

– Прости, – поспешила ретироваться я, – просто интересно. Сам понимаешь, мы, женщины…

– Тебя я считал немного другой, – Валерий отвел глаза.

– Какой же? – Я вопросительно посмотрела на него.

– Живущей своими собственными заботами, – не очень вразумительно ответил Кирсанов, поднимая воротник пальто и прикрывая веки, чтобы неожиданно слетевшая с заиндевелых веток снежная пыль не попала в глаза.

– А Григорий, когда он познакомился с Галиной? – попытала я опять счастье.

– Год назад.

– Это ты их познакомил? – высказала я предположение.

– Да. Вернее, они сами познакомились. В агентстве, где работает… работала, – поправился он, – Галина.

– Но с твоей подачи? – решила я уточнить.

– Ну, как сказать, – задумался он, – да какое это имеет значение?

– В расследовании зачастую не знаешь, какая деталь окажется решающей…

– Ты что, меня подозреваешь? – насторожился он. Выражение его глаз стало неприкрыто враждебным. – Мне это незачем было делать. Ревность? – скажешь ты. Но если бы я захотел, Галина по-прежнему была бы со мной.

– Так ведь ты же сказал, что у тебя с ней ничего не было? – поймала я его в ловушку.

– Я говорил гипотетически… – уклонился он от прямого ответа.

– Когда – гипотетически: вчера или сегодня? – Я смотрела на него в упор. Он поежился, словно озяб.

– Пойдем к машине. Что-то мне холодно, – быстро проговорил он, поворачивая назад по Немецкой.

– Так было у тебя что-то с Галиной или не было? – не отставала я от Валерия, когда мы уже почти бежали.

– Не было. И мотива убивать ее – тоже. Заруби себе это на носу! – грубо выкрикнул он.

Он открыл передо мной дверцу. В его движении сквозили разочарование и досада. Жест получился каким-то озлобленным.

– Почему же ты тогда назвал в качестве возможного мотива убийства ревность?

Я казалась самой себе этаким маленьким, но настырным бульдогом, вцепившимся в горло злоумышленнику.

– Да что ты пристала ко мне? – взвыл Валерий. – Просто предположил, что если ты подумала, что у меня все-таки был с Галей роман, а его у меня не было и быть не могло в принципе, то единственный возможный мотив, который был бы у меня, если бы я… – запутался Валерий, ожесточенно махнул рукой и нажал педаль акселератора.

– Понятно, – процедила я.

– Что тебе понятно? – агрессивно спросил он.

– Что с Галей, как ты выразился, у тебя был роман. Только не пойму, почему ты так упорно это отрицаешь? – Я пристально посмотрела на Валерия, но его гордый, словно в один момент окаменевший профиль был непроницаем.

– Знаешь что, папарацци, – с едкой насмешкой повернулся он вдруг ко мне, – делай свое дело, а в личную жизнь порядочных людей не встревай…

Его серые глаза злобно сверкнули.

– Ты так упорно скрываешь свои отношения с покойной, что может создаться впечатление…

– Не хочу показаться невежливым, – ядовито прошипел Валерий, – но попрошу тебя взять такси. Видно, спокойно ты ехать не можешь, тебе обязательно надо кого-то изводить своими глупыми вопросами. Все вы так устроены, журналисты. Теперь я понимаю, почему вас так не любит Авдеева.

Его лицо передернула нервная судорога. Он остановил машину и с ненавистью уставился на меня, давая понять, что ждет, когда я выйду.

– Я была сегодня у Авдеевой, и она обещала мне помощь в расследовании, – решила я прибегнуть к последнему козырю, – а ты упираешься.

– Чихал я на капризы этой климактерической сучки! – грубо крикнул Валерий. – Я жду, выходи!

Он сверлил меня злобным взглядом. Мной овладел гнев. Я, значит, ищу преступника, хочу помочь, а этот высокомерный тип ставит мне палки в колеса!

– И потом, – саркастично улыбнулся немного успокоившийся Валерий, – никакого дела нет. Авдеева всех купила.

Он натужно засмеялся. Я молча открыла дверцу и вышла из машины. Выйдя же, даже не посмотрела в сторону Кирсанова.

 

Глава 6

Добравшись до офиса «Чайной розы» на своих двоих – Кирсанов высадил меня недалеко от него, – я нашла свою «Ладу» одиноко стоящей на обочине и припорошенной свежим снежком. Кирсанову, когда он «попросил» меня выйти из его «Ауди», важно было показать, насколько я ему надоела с моими, как он сказал, глупыми вопросами. Он вполне мог довезти меня до офиса, оставался какой-то квартал. Ну что ж, я его понимаю. Достаточно вспомнить, к какой группе мужчин я его отнесла в нашу первую встречу. К группе риска, усмехнулась я, открыв дверцу своей машины. Страшась потерпеть фиаско от женщины, он поспешил избавиться от нее. А что, если аналогичный мотив руководил им… Ну вот, готова уже признать его виновным? А что, если Галина неосторожно или специально наступила на его больное самолюбие?

Да, случай серьезный. Итак, что же мы имеем? У Кирсанова была жена и роман с Галиной. Это определенно. Я запустила двигатель. С Галиной Валерий познакомился три года назад на пикнике через своего друга, а ныне, как я догадывалась, врага – некоего Колю. С Григорием Галину познакомил Валерий. А какого, спрашивается, черта, ему понадобилось знакомить свою девушку со своим другом? Ну ты даешь! Да это же сплошь и рядом! Просто познакомил – без всякой задней мысли. Так, так… Познакомил, а они понравились друг другу, полюбили друг друга и поженились.

А почему сам Валера на Галине не женился? Потому что был к тому времени женат? Или по другой причине? Это предстоит выяснить.

Я достала сотовый и набрала номер Авдеевой. И что же это со стороны Валерия (конечно, при посылке, что это именно он убил Галину) – месть? То есть ревность. Запоздалое какое-то возмездие. Галина с Григорием поженились год назад. Что же, все это время Валерий с терпеливым злопамятством вынашивал план мести? А почему бы и нет? Он человек выдержанный, хладнокровный, скрытный, замкнутый… Выждал удобный момент. А может, забыл о своих обидах, простил, а тут увидел Галину снова, и «все былое ожило»? Действовал, как говорится, в состоянии аффекта. Что-то не верится, чтобы такой равнодушный скептик мог убить в пылу страсти или под напором накативших воспоминаний. Скорее предположение о затаенной жажде мести в этом случае было бы более вероятным.

После трех гудков на том конце включились.

– Алло, – раздался в трубке дежурно приветливый голос Авдеевой.

– Аврора Кондратьевна, – деловым тоном сказала я, – мне нужен адрес жены Кирсанова.

– Но они же развелись, – с недоумением отозвалась она, узнав, несомненно, кто с ней говорит, – и потом, почему вы, Оля, не спросите у самого Валеры?

– Аврора Кондратьевна, мы же с вами договорились, – с легкой укоризной напомнила я ей, – вы обещали мне поддержку. Так где живет бывшая жена Кирсанова?

– Наташа? – встревожилась она. – А что, вы Валеру подозреваете?

«Знала бы ты, как он минут десять назад назвал тебя в машине!» – мысленно обратилась я к своему абоненту.

– Пока еще рано говорить о подозрениях, – жестко ответила я, – мне просто нужно побеседовать с его женой.

– Только не говорите ей, что это я дала вам ее адрес, – в голосе Авдеевой проклюнулись боязливые нотки.

И это всесильная директриса, которая «всех купила»! Чем же объяснить такие предосторожности?

– Я даю вам слово, – заверила я Аврору Кондратьевну, – а вы пообещайте мне, в свою очередь, ничего не говорить Валерию о моем звонке, хорошо?

– Хорошо, – пообещала Авдеева, – записывайте, – и она продиктовала мне адрес.

– Спасибо, – сухо поблагодарила я Авдееву, отключила телефон и нажала на педаль акселератора.

Вот они, запутанные человеческие отношения – только и узнаешь о каких-то связях и возможных подвохах по разного рода оговоркам. Прав дедушка Фрейд: описки, оговорки – хлеб насущный для психоаналитиков и… добавлю от себя, – детективов.

И вообще, откуда Авдеева знает адрес жены Кирсанова? Ну, может, просто в порядке рабочей необходимости, так сказать. Раньше, наверное, Кирсанов по этому адресу с женой проживал. А может, они дружили семьями? Но почему такая таинственность, просьба не говорить, что это именно она, Авдеева, дала мне адрес жены Валерия? А что, если у Валерия и Авроры Кондратьевны тоже когда-то был роман? Но как это может соотноситься с убийством Галины?

* * *

Минут через семь я уже въезжала в пустынный тихий двор длинной девятиэтажки. Выключив зажигание, я вышла из машины и вошла во второй подъезд. Поднялась на лифте на шестой этаж и позвонила в девяносто вторую квартиру.

Ни ответа ни привета. Да-а, – я взглянула на часы, – разгар рабочего дня. Кто будет в это время дома сидеть? Делать нечего, не торчать же мне под дверью до вечера. Зайду потом. Я быстро, не прибегая к услугам лифта, спустилась к машине. Сев в нее, я позвонила на сотовый Кирсанову.

– Да, – ответил мне спокойный до равнодушия голос, – слушаю вас.

– Это Бойкова, – я старалась не думать о его грубой выходке, – мне нужен телефон Береговского, ты не мог бы мне помочь?

– А-а, – небрежно протянул Валерий, – товарищ следователь. Не спросить ли вам это у кого-нибудь другого? – с ядовитой иронией произнес он.

– У Авдеевой?

– Ладно, записывай…

Покуражились и хватит?

Я занесла в свою записную книжку рабочий и домашний телефоны Береговского и, поблагодарив Кирсанова, нажала на «отбой» и тут же набрала номер Григория. Услышав приятный женский голос, попросила пригласить к телефону Береговского. Мне ответили, что у него несчастье и его нет на работе. Тогда я позвонила ему домой.

– Мне некогда давать интервью, – неприветливо ответил мне он на мою просьбу о немедленной встрече, – я занимаюсь похоронами.

– Понимаю, но у меня тоже нет времени. Мне нужно максимум полчаса, – уверенным голосом произнесла я.

В трубке повисло тягостное молчание.

– Так я подъеду? – повторила я свой вопрос.

– Ладно, – нехотя согласился Григорий и назвал свой адрес.

Положив мобильник на сиденье рядом с собой, я надавила на газ. Береговской жил на этой же улице, что и бывшая жена Кирсанова, только кварталов на пять дальше от центра. Минут через десять я уже звонила в его квартиру на третьем этаже. Он сразу открыл и пригласил меня войти. Я не заставила себя упрашивать.

На вечеринке все друг к другу обращались на «ты», исключая, конечно, хозяйку, поэтому я не стала переходить на официальный тон. Да и Григорий, помогая мне раздеться, спросил по-простому:

– Чай будешь?

– Нет, спасибо, – отказалась я и прошла следом за ним в гостиную.

Приятные светлые обои, темно-зеленого цвета мягкая мебель и такие же шторы на окнах создавали ощущение спокойствия и уюта, и только фотография Галины в траурной рамке, стоящая на столе, напоминала о случившемся в доме несчастье.

– Красивая женщина, – сказала я, глядя на фото. – Ты любил ее?

– Ее нельзя было не любить, – грустно произнес Григорий. – Не могу понять, кому это понадобилось?

– Это-то я и собираюсь выяснить, – я села в кресло и с сочувствием посмотрела на Григория. – Может, расскажешь, как ты с ней познакомился, какие у вас были отношения?

– Кирсанов меня с ней познакомил, – нехотя ответил он, опускаясь на диван. – Мы с ним мальчишками жили в одном дворе, потом разъехались кто куда, связи оборвались. А в позапрошлом году я скопил немного денег, решил съездить куда-нибудь отдохнуть и случайно встретил Кирсанова. Ну, разговорились, выпили немного, и он сказал, что у него знакомая в турфирме работает, сделает все без обмана, сейчас же неизвестно, на кого наткнешься.

Я согласно кивнула.

– На следующий день мы отправились в «Лазурь», где работала Галина. Как только я ее увидел, сразу понял, что о такой девушке я могу только мечтать. Ну, ты ее видела.

– Видела, – я снова кивнула.

– В общем, она мне устроила все в лучшем виде, и когда я вернулся из поездки, пришел поблагодарить ее, пригласил посидеть в кафе. Она согласилась. После этого мы стали встречаться, а через несколько месяцев она согласилась выйти за меня замуж. Вот и все.

– Вы все время жили в этой квартире? – спросила я.

– Почти все время, – ответил Григорий. – У Галки была однокомнатная квартира, а я жил в комнате, вот мы и поменяли их на двухкомнатную.

– Значит, если я правильно понимаю, вы жили небогато?

– Не знаю, нам хватало, – медленно проговорил Григорий и задумался. – Ты знаешь, я никогда не интересовался, сколько Галка получает, и свою зарплату – я работаю в строительной конторе, менеджером, ну, так раньше прораба называли – отдавал ей. Она никогда не жаловалась, что денег не хватает или еще что-то в этом роде…

– Если не секрет, – поинтересовалась я, – сколько сейчас получает менеджер в строительной конторе?

– Когда как, в среднем две тысячи в месяц.

– Вы прожили с Галей около года, до этого ты был с ней знаком несколько месяцев. Ты знаешь что-нибудь о ее личной жизни до вашей встречи?

Я понимала, что вопрос не очень-то корректен, тем более в данной ситуации, но у меня не было другого выбора.

– Нет, – коротко ответил он и отвернулся.

– Ты никогда ее об этом не спрашивал? Пойми, мне нужно это знать, чтобы найти мотивы ее убийства.

– Я попытался однажды, – вздохнул Григорий, – но она посмотрела мне прямо в глаза своими карими глазищами и сказала, что, если я хочу с ней жить, чтобы больше никогда не лез с такими расспросами.

– Ну, а у Валеры ты не спрашивал?

– У Кирсанова? Да мы как-то с ним не очень часто встречались. Я прихожу домой поздно, ухожу рано.

– А Галины знакомые к вам когда-нибудь приходили?

– Нет, она никого не приглашала, во всяком случае при мне.

– А «Фольксваген» вы купили вместе?

– Это Галкина машина, она привезла ее из Голландии, незадолго до нашего знакомства. Там она стоила что-то около тысячи долларов. Так Галка сказала.

– Ладно, Гриша, – я поднялась с кресла, – я пойду. Спасибо тебе.

– За что? – пожал он плечами. – Ты думаешь, что найдешь убийцу? – с надеждой в голосе спросил он.

– Я постараюсь, Гриша. Я очень постараюсь, обещаю тебе.

* * *

После такого разговора меня так и подмывало исключить Григория из числа подозреваемых, но, памятуя о том, что каждый человек в душе артист и способен перевоплощаться не хуже знаменитых актеров, я не стала с этим торопиться. Села в машину, запустила двигатель и подвела итог трем сегодняшним встречам: с Авдеевой, Кирсановым и Береговским.

Авдеева. Аврора Кондратьевна была со мной довольно откровенна, но что-то она все-таки недоговаривает. Как-то слишком быстро она согласилась на мое предложение, хотя перед этим готова была выложить мне за молчание целое состояние. Правда, я пообещала молчать бесплатно, но что-то странно, что такая прожженная акула, как Аврора Кондратьевна, так скоро поверила мне – человеку, которого она видит второй раз в жизни. И потом, что ее связывало с Береговской? Только ли то, что, как она говорит, Галина была замечательным человеком? В чем ее замечательность-то? Что-то я пока не вижу.

Кирсанов. Вот Кирсанов недоговаривает гораздо больше Авдеевой. Ясно, что с Галиной у него что-то было, скорее всего роман, но потом они расстались. Каким-то образом в эту историю замешан бывший друг Валерия – Николай. Если Кирсанов сам не захочет мне рассказать обо всем, придется выведывать это окольными путями. Собственно, для этого я и собиралась посетить его бывшую благоверную. Но если он не хочет рассказывать, то выходит, что чего-то боится. Чего? Показаться слабым человеком или?..

Муж Галины – Григорий. Слабохарактерный типчик, яркий образчик подкаблучника. Поймите меня правильно, я ничего не имею против подкаблучников – нравится им так жить – ради бога, это ведь их жизнь. Тем более если это устраивает их половину. А какую женщину не устроит муж, отдающий жене всю зарплату, до последней копейки, и не спрашивающий, сколько она получает и куда тратит деньги? Ну, меня, положим, не устроит, но сейчас речь не обо мне. Раз Галина жила с ним, значит, ей это нравилось. Интересно только, можно ли купить машину, мебель и сделать в квартире ремонт на зарплату работницы туристического бюро? Вообще-то туристический бизнес довольно рентабелен, но нужно уточнить, какие доходы были у покойной.

Как верно подметила Авдеева, явных мотивов для убийства Береговской нет ни у одного из участников вечеринки. Но ведь кто-то же из них убил Галину, не сама же она воткнула себе нож меж лопаток. Не мешало бы пообщаться и с Антошей, хотя у него и алиби, но он может что-то знать о жизни Береговской до замужества. Хотя откуда? Если Авдеева сказала правду, то с Галиной он познакомился только у нее на свадьбе, куда пришел вместе с Авророй Кондратьевной. Тем не менее с ним нужно увидеться, хотя бы для того, чтобы составить о нем определенное мнение.

Поэтому я снова направилась в «Чайную розу». Я кивнула охраннику, который, видно, узнал меня, потому что не стал еще раз проверять мое удостоверение, и поднялась на второй этаж. В левом крыле коридора, где располагались кабинеты Авдеевой и Кирсанова, была еще только одна дверь и за ней, как я прочла на табличке, находилась бухгалтерия. Я повернула в правое крыло и открыла первую по ходу дверь с табличкой «Отдел рекламы».

В большой светлой комнате перед компьютерами сидело с полдюжины молодых людей и девушек, но Щебланова я среди них не приметила. Я поймала на себе заинтересованные взгляды и подошла к молодому человеку с полным лицом, который сидел ближе других ко входу и взгляд которого показался мне наиболее доброжелательным.

– Не подскажете, где я могу найти Антона? – спросила я негромко, наклонившись над столом.

– Антона Вадимовича, – поправил он меня. – Он вышел, должен скоро подойти.

– Он в здании или за пределами? – уточнила я.

– За пределами, – с мягкой улыбкой ответил он. – Можете его подождать.

Он показал на стул, стоявший у стены.

– Спасибо, – поблагодарила я, – у вас здесь слишком жарко.

Я покинула офис и села в машину. «Уж лучше покурю здесь», – решила я, поудобнее устраиваясь на сиденье «Лады». Не успела я откинуться на спинку и хорошенько затянуться, как увидела Антона. Он явно спешил вернуться в офис, шел быстро и не глазел по сторонам. Его длинное черное пальто эффектно подчеркивало его природную худобу. На черных волосах Антона белели снежинки. Лицо, как у младенца, полыхало свежим румянцем.

– Антон, – я распахнула дверцу, – привет.

Он остановился как вкопанный и стал озираться, ища, кто его окликнул.

– Приве-е-ет, – озадаченно протянул он.

– У тебя не найдется пары минут? – улыбнулась я.

Антон неопределенно пожал плечами и приблизился к машине.

– А что? – недоверчиво спросил он.

– Поговорить надо, – лаконично сказала я, – садись, а то мне холодно сидеть с открытой дверью.

Он шагнул и, подобрав полы пальто, сел на переднее сиденье рядом со мной. Захлопнул дверцу и уставился на меня своим невинно-бесстыдным взглядом удачливого альфонса. Ну да, конечно, нашел себе такую замечательную мамочку, которая снабдила его работенкой «не бей лежачего». Дела рекламы ведет за него Кирсанов. А я-то понять не могла, почему к Кряжимскому договариваться о рекламе приезжал менеджер по коммерции. Теперь понятно. Я выпустила струйку дыма и обратилась к Антону:

– Речь, как ты, наверное, догадываешься, пойдет об убийстве.

Он состроил брезгливо-пренебрежительную гримасу.

– А я-то здесь при чем?

– Мы все с некоторого момента здесь при чем, – назидательно, чувствуя свое внутреннее (с Антоном мы были ровесниками) старшинство, сказала я, – все – свидетели, но есть среди нас и преступник.

Я пристально посмотрела на Антона. Он эффектно вздохнул, мол, надо же такому случиться, и как-то виновато улыбнулся.

– И что ты хочешь узнать? – Он повернулся ко мне всем корпусом и заглянул в глаза.

– Когда и где ты познакомился с Галиной?

– А почему, собственно, ты занимаешься этим, у нас что, милиции нет? – беззаботным тоном произнес он и по-женски капризно надул губы. Они были у него сейчас красные и сочные, как у ребенка, прибежавшего домой с горки.

– Милицию купила Аврора Кондратьевна…

Он удивленно посмотрел на меня.

– Купила?

– Только не надо делать вид, что ты не в курсе, – строго одернула его я, – я ни за что не поверю, что Аврора Кондратьевна не поделилась с тобой этой новостью. Она, кстати, обещала мне полную поддержку в расследовании этого убийства.

– И ты ей веришь? – игриво посмотрел на меня Антон, вытянув вперед руки и сцепив пальцы. Прямо-таки музыкальные, с ногтями, покрытыми бесцветным лаком. Если бы не его связь с Авророй Кондратьевной, у меня бы не возникало сомнения относительно его сексуальной ориентации. Он напоминал мальчика, живущего за счет богатых покровителей, а не покровительниц.

– А ты – нет? – усмехнулась я.

– Аврора Кондратьевна не так проста, как кажется, – с таинственным видом произнес он и снова сунул руки в карманы пальто.

– Мне она простой не показалась, – сказала я, глядя вперед, – я, чтоб ты знал, намерена найти убийцу. Думаю, мне удастся это сделать. А ты?

– Что я? – непонимающе заморгал Антон.

– Ты веришь, что мне повезет? – спросила я, повернувшись к нему.

– Понятия не имею, – скептически пожал он плечами, – во всяком случае, исходя только из двусмысленного обещания Авроры Кондратьевны тебе помочь, я не намерен терять с тобой время.

Он окинул меня высокомерным взглядом. Вот тебе раз, что это он взбеленился?

– Ты мне казался более разумным и покладистым, – разочарованно произнесла я, – и даже очень милым, – решила я заговорить ему зубы, – а ты начал нервничать.

– Просто не люблю, когда со мною говорят намеками, глядя при этом в глаза, словно в чем-то обвиняют, – насупился он.

– Ну что ты, – решила я прибегнуть к дипломатическим уловкам, – никто тебя ни в чем не обвиняет. У меня намного больше причин подозревать мужа Галины или Кирсанова.

– Кирсанова? – поднял брови Антон.

– Они ведь одно время были с Галиной любовниками… Ты разве об этом не знал? – испытующе посмотрела я на Антона.

Он замялся.

– Знал, – наконец вяло сказал он, – и что из того?

– Я подумала, ведь у него мог быть мотив, – невозмутимо продолжала я, – ревность, например, или месть. Ты не знаешь, почему он так упорно скрывает характер своих отношений с Галиной?

– Даже не догадываюсь. Может быть, потому, что он считал ее женщиной невысокого пошиба… А ведь всем известно, что Кирсанов корчит из себя супермена.

В голосе Антона я уловила не только пренебрежение, но и обиду.

– А что, Галя действительно была такой женщиной? Откуда такая информация и откуда тебе известно об отношениях Кирсанова и Береговской?

– О романе Гальки и Валерки я узнал от Авроры Кондратьевны. Она ведь сама была неравнодушна одно время к Кирсанову…

Вот теперь понятно, откуда интонация обиды, прозвучавшая в голосе Антона.

– Только не говори ничего Авроре Кондратьевне, – спохватился Антон, испуганно вытаращив глаза.

Ну, кто скажет, что это не малое дитя, раболепствующее и заискивающее перед строгой приемной мамой?

Антон разволновался не на шутку.

– Успокойся, я ничего ей не скажу. – Я похлопала его по левой руке, которой он беспокойно теребил уголок воротника пальто.

Но, похоже, испуг Антона был только тактическим маневром, потому что он тут же схватил мою руку и, томно поглядев мне в глаза, страстно сжал ее.

– А ведь ты мне понравилась… – Его глаза застлала влажная поволока.

Играть мальчик вздумал? Не на ту напал. И потом, он совсем не оригинален. Примерно то же самое мне говорил Кирсанов.

– Это у тебя на нервной почве? – с жестокой иронией спросила я.

Он выпустил мою руку с такой поспешностью, словно обжегся о кипящий чайник, и обиженно надул губы.

– Давай без игр. – Я строго посмотрела на Антона: – Ты говоришь, что твоя начальница была неравнодушна к Кирсанову. Это было до или после его увлечения Галиной?

– До. Аврора ревновала, но вида не показывала.

– А это откуда тебе известно?

– Из достоверных источников, – пошутил, в свой черед, Антон и потянулся с довольным видом сытого кота. – Тебе не кажется, что я и так тебе много лишнего сказал?

– Нет, не кажется. Так откуда ты знаешь?..

– Ниоткуда. Знаю, и все, – отрезал Антон и насмешливо посмотрел на меня.

Он определенно испытывал удовольствие, если не острое наслаждение, придуряясь таким образом, потому что был уверен, что именно от его согласия или несогласия отвечать на мои вопросы зависит ход нашей беседы. Он забавлялся как избалованный ребенок, ставящий няньку в тупик своим невинным произволом и чисто детским коварством.

– Я ценю твое актерское мастерство, – сухо сказала я, – но у меня слишком мало времени. Откуда тебе извест…

– Мало времени? – бесцеремонно перебил меня Антон. – Так не задерживай ни себя, ни меня. Я ведь на работе, – сделав серьезное лицо, гордо произнес он.

Он демонстративно взглянул на часы. Ну и гонор у него! Но вместо того, чтобы высказать ему все, что я думаю о его непростительной беспечности и наглости, я рассмеялась. Антон заерзал. Мой неожиданный смех поверг его в замешательство.

– Хорошо, – остановила я приступ смеха, – как ты познакомился с Галиной?

– На ее свадьбе.

– А до этого ты ее не видел и не знал?

– Видел, но не знал, – процедил сквозь зубы Антон.

– Когда и при каких обстоятельствах? – Я закурила новую сигарету, предложила Антону, но он отказался.

– Она пару раз приходила к нам, – нацепив на лицо маску высокомерного презрения, небрежно произнес он, – мне удавалось, бывало, с ней перемолвиться десятком слов.

– Она всегда приходила с Григорием?

– С Гришей она стала наведываться, только когда познакомилась с ним. А до того – одна.

– Так ты только что сказал, что она приходила к вам пару раз. – Я пристально посмотрела на него.

Антон опустил глаза, не выдержав холодной цепкости моего взора.

– Где пара, там и тройка, – с кривой ухмылкой наконец ответил он, – или ты думаешь, что я дневник веду и все туда записываю?

Довольный своей остротой, он с вызывающей наглостью посмотрел на меня, словно я изнемогала под бременем страсти по нему, а он со снисходительным пренебрежением все же склонился к мысли, что не мешало бы вознаградить меня за бессонные ночи исступленных грез. Но я не взорвалась. Этот по-юному злой и капризный мальчишка по-своему даже забавлял меня.

– А было бы неплохо, если бы ты вел дневник, – я со спокойной насмешкой взглянула на него, – какие у Галины и Григория были отношения?

– Мужа и жены, – многозначительно скосив на меня свои красивые черные глаза, сказал Антон.

– Они ладили?

– А как же. Она же так классно трахается…

Антон понял, что сболтнул лишнего, и запнулся. Он чувствовал неловкость и смущение. Его взгляд начал беспокойно блуждать.

– А откуда ты это знаешь? – Я не отрывала от него глаз, ясных и беспощадных, как рентгеновские лучи.

– Кирсанов трепался, – не очень уверенно произнес Антон.

– Он не такой человек, чтобы делиться своими интимными приключениями, – холодно сказала я. – Так откуда тебе это известно?

– А не пойти ли тебе к… – злобно сверкнул глазами Антон.

– Если ты мне не скажешь, то я начну сомневаться в тебе и пожалуюсь Авроре Кондратьевне, – погрозила я пальчиком этому взбалмошному мальчику.

– Аврора и сказала. Она поссорилась с Кирсановым из-за Гальки, а тот взял да и ляпнул, мол, что касается траха, ты, сука климактерическая, Гальке в подметки не годишься. Аврора тогда решила Валерку забыть и познакомилась со мной. – Он гордо посмотрел на меня.

– Похоже на правду, – констатировала я, вспомнив, что этим неласковым эпитетом Валерий одарил Авдееву в машине после нашей сумбурной и не очень удачной прогулки.

– Ну что, я свободен? – Антон направил на меня исполненный задорного лукавства взгляд.

– А ты не знаешь, почему всем мужчинам Галина предпочла Григория?

– Она со мной не откровенничала, – с издевательской усмешкой посмотрел на меня Антон.

– У Галины ведь было много мужчин?

– Да. Она была смазливой и доступной, – с брезгливым выражением произнес Антон.

– Тебе что-то известно про ее доступность?

– Аврора говорила.

– Может, говорила только затем, чтобы унизить ее в глазах мужчин, которые всем деньгам и кремам Авдеевой предпочитали красивое лицо и стройную фигуру Галины? – сделала я коварное предположение.

– Не знаю, – беспечно пожал плечами Антон, – вообще, одного взгляда на ее симпатичную мордашку было достаточно, чтобы понять, кто она.

– Ты обладаешь тонким психологическим чутьем? – насмешливо спросила я. – Для твоих лет это…

– Не надо смотреть на меня как на мальчика из детсада, – с раздражением сказал Антон, – тебе самой-то сколько годков?

– Я и не смотрю на тебя как на мальчика из детсада, я только изумилась, если не восхитилась твоей способности вот так понять женщину, определить ее моральный и социальный статус. Да, кстати, когда Галина устроилась в «Лазурь»?

– Года два назад, точно не знаю.

– Она тебе сама об этом говорила?

– Да что ты заладила? – с досадой воскликнул недовольный Антон, – Аврора сказала.

– Понятно. Ну, не смею больше тебя задерживать. Ах, чуть не забыла… Аврора Кондратьевна не говорила случайно, было ли у Галины завещание?

– Спроси у Галькиного мужа.

– Спрошу, обязательно спрошу. Ну, спасибо тебе, извини, если была резка – профессия, понимаешь ли…

Он промямлил в ответ что-то невразумительное и покинул салон моей «Лады». Я взглядом проводила его до дверей офиса и надавила на газ. У меня была новая цель – посещение туристического агентства «Лазурь».

 

Глава 7

Ну и каша, скажу я вам, была у меня в голове. Подозревать можно было всех присутствовавших на той проклятой вечеринке. Начиная с Авдеевой и кончая… Все что-то недоговаривали, у всех есть какие-то тайны. Действительно ли Аврора Кондратьевна откровенничала с Антоном, или он узнал информацию, которой нехотя поделился со мной, из других источников? Из каких?

Я набрала номер Григория и спросила у него адрес туристического агентства. Слава богу, оно находилось неподалеку. Я доехала до Мичурина, свернула на Вольскую и наконец увидела слева приметную и со вкусом оформленную вывеску: «Лазурь». В трех довольно больших витринах висели плакаты. На одном – раскаленный жарким римским солнцем Колизей, на другом – устремленный в небо силуэт Эйфелевой башни в роскошных парижских сумерках, на третьем – солнечная и приветливая Барселона: памятник Колумбу.

Кроме плакатов, внизу, на голубом бархате были эффектно разбросаны разные курортные и пляжные причиндалы: шелковые шарфики, пара мини-бикини, солнцезащитные очки, сумочки, парусиновые туфли. Не обошлось без тропического шлема и костюма в стиле сафари. Один из шарфиков обвивал ножку высокого фужера, который заполняли, свешиваясь и загадочно поблескивая, бусы из искусственного жемчуга. В углу такая же плотно усаженная перламутрово-белыми бусинами нить вытекала из раскрытой ракушки.

«Ловцы жемчуга», – усмехнулась я и открыла дверь. Милый звоночек-колокольчик известил сотрудников агентства о моем визите. Я очутилась в небольшой, но комфортно обставленной комнате. Преобладающей цветовой гаммой, естественно, были синий и белый. Я бы назвала интерьер «Лазури» так: «Единство смысла в разнообразии оттенков».

За белым столом сидела моложавая блондинка лет сорока в костюме цвета охры, смотревшемся очень нарядно и празднично. Глаза были густо накрашены, губы в тон костюму полыхали морковно-розовой помадой.

– Добрый день, – поздоровалась я, – не ожидала, что вы сегодня работаете.

Женщина расплылась в улыбке, обнажившей ровные белые зубы. Видно, она приняла меня за клиентку.

– Но вы ведь пришли, – радостно пропела она, растягивая гласные, – и правильно сделали. У нас как раз появились просто восхитительные туры на Гавайи, очень недорого. Трех-, четырехзвездочные отели, одно– и двухместные номера с видом на океан, полный пансион, шведский стол… Кстати, меня зовут Эльвира Андреевна…

Точно, думает, что я собралась отдыхать. А собственно, почему бы и нет? Когда ты, Бойкова, последний раз была на Гавайях? Не помнишь? Значит, очень, очень давно, наверное, в прошлой жизни. Может, махнуть куда-нибудь, где светит солнце и температура не опускается ниже плюс двадцати. Только не на Гавайи, слишком далеко.

– Очень приятно, – улыбнулась я, – вообще-то я не прочь отдохнуть в тепле, только где-нибудь поближе, но у меня к вам еще один вопрос.

– Есть и поближе, – Эльвира Андреевна словно не расслышала последнюю часть моей фразы, – Израиль, отель «Нирвана» на Мертвом море, два часа езды от Тель-Авива, час от Иерусалима. Не пожалеете…

– Спасибо, я подумаю, – благодарно посмотрела на нее я, – мне только нужно закончить одно дело… Я, собственно, поэтому к вам и пришла…

До нее, кажется, дошло, что я не собираюсь покупать у нее тур, во всяком случае, немедленно. Но она не огорчилась, только задора у нее несколько поубавилось.

– Да, конечно, всегда к вашим услугам. – Она наконец-то остановила на мне свой бегающий взгляд.

– Я насчет Галины Береговской, – сказала я без тени улыбки. – Вы, наверное, уже знаете…

– Да, Гриша звонил, такое несчастье… – Эльвира Андреевна сочувственно покачала головой и вдруг опасливо посмотрела на меня. – Вы что, из милиции?

– Почему вы так думаете? – спросила я, не зная, что говорить дальше. Я не имела представления, что сказал Григорий о смерти Галины, и вообще, предупреждала ли его Авдеева. Должна была предупредить. Но даже если это и так, то я ведь пообещала Авроре Кондратьевне не распространяться насчет вчерашнего происшествия…

– Гриша сказал, что ее убили, – понизив голос до шепота, с доверительной интонацией сказала Эльвира Андреевна.

Ну вот, кое-что проясняется. Наверное, он не стал докладывать, где это произошло. Тогда не буду ее разубеждать в том, что я из милиции.

– Вы очень догадливы, Эльвира Андреевна, и я вижу, что вы можете нам помочь, – с таинственным видом произнесла я. – Расскажите, что вы знаете о Галине Береговской?

– А что вас интересует… – замялась она, – это так неожиданно…

– Я вам помогу, – ободрила я ее. – Начните хотя бы с ее знакомых. Кто к ней заходил, с кем она общалась?

– Ну, у Гали было много знакомых…

– Мужчины, женщины?

– В основном мужчины, – как-то стыдливо потупилась она.

– Вы их знаете?

– Всех, конечно, нет.

– Назовите тех, кто приходил чаще других.

Она задумалась, но только на одно мгновение.

– Одно время частенько заходил Валерий Владиславович, он знаком с Татьяной Геннадьевной – это наша начальница, – пояснила она, – он Галю к нам и устроил.

– Это было?.. – Я заинтересованно посмотрела на нее.

– …зимой девяносто седьмого, почти два года назад, – продолжила она.

– И как часто он к ней заходил?

– Да по нескольку раз в неделю заходил. Галка ведь у нас на полставки работала – до обеда, – вот он перед обедом к ней и заходил. А примерно год назад перестал, поссорились они, что ли.

Я внимательно слушала ее, не перебивая и не задавая пока вопросов. Немного подумав, она продолжила:

– К ней вообще много мужчин приходило, но я их не знаю. Некоторые покупали у нее какие-нибудь туры, у нас зарплата небольшая, но за каждого клиента процент платят – кто сколько продаст, тот столько и получит, поэтому я здесь и сижу в праздник – вдруг какой шальной клиент заскочит.

– А Галя много продавала? – поинтересовалась я.

– Она красивая была, у нее в основном мужчины покупали. Если бы она работала полный день, могла бы получать прилично – тыщи четыре в месяц, а так она и половины не получала – клиенты-то с утра не больно любят ходить.

– Почему же она не работала полный день? – спросила я. – Может, у нее была еще какая-то работа?

– Да мы тоже у нее пытали, но она все отшучивалась, а работы у нее, кажется, больше никакой не было. Да, – вспомнила Эльвира Андреевна, – месяца два назад стал к ней частенько наведываться красивый черноволосый парень, немного губы у него толстоватые такие, – она смешно выпятила свои морковные губы, – Антон, кажется.

«Это уже интересно, – подумала я. – Значит, говоришь, видел Галину, два-три раза. Очень интересно».

– Да, да, Эльвира Андреевна, я слушаю, – сказала я.

– Он заходил раза два в неделю, тоже к обеду.

– А когда он был последний раз? – Когда был?.. – вспоминая, Эльвира Андреевна наморщила лоб, тонкие выщипанные брови сошлись на переносице. – Четвертого или пятого… да, пятого, нам как раз зарплату выдали за октябрь.

– Спасибо, Эльвира Андреевна, – поблагодарила я словоохотливую сотрудницу «Лазури», – вы мне скажите ваш телефончик, если еще какие вопросы будут, я позвоню.

Она продиктовала мне номер телефона и, когда я уже была у двери, остановила меня.

– Извините… – замялась она, – не знаю, как вас зовут…

– Ольга Юрьевна, – добродушно улыбнулась я.

– Ольга Юрьевна, а как Галю убили-то?

Видно, этот вопрос мучил ее с тех самых пор, как ей позвонил Григорий.

– А Береговской вам не сказал? – изобразила я легкое удивление.

– Нет, – она замотала головой. – Я спросила, а он говорит, потом, не до этого сейчас.

– Правильно он сказал, – отчеканила я, – придет время – узнаете.

* * *

Сумерки накрыли город легкой серо-белой паутиной, немного потеплело, снег таял под колесами авто, превращаясь в грязное месиво. Я решила съездить к Наташе – бывшей жене Кирсанова – немного позже. Сейчас же я направлялась к себе на работу.

Когда я остановилась у входа в редакцию, стало еще темнее. В домах, стоявших в округе, уже начали загораться окна. Я забрала «Никон», захлопнула дверцу и направилась ко входу. Снег с крыльца и около него был старательно сметен. Марины – моей старой подруги и секретарши – не было, и я прошла в свой кабинет.

Кряжимский сидел за столом и пил кофе. Перед ним стояла вазочка с печеньем и сахарница.

– Неплохо устроились, – улыбнулась я. – Что новенького?

– Да вот, – бодро и деловито сказал он, показав на компьютер рукой, в которой держал чашку, – готовлю репортаж о праздновании восемьдесят второй годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в столице Поволжья.

– Разве это сейчас кого-то волнует? – Я щелкнула рычажком электрочайника и села на стул рядом с Кряжимским.

– Освещать события, происходящие в городе, – наша обязанность, – с легкой назидательной ноткой в голосе ответил он. – «Свидетель» побывал на митинге, проводимом левыми партиями, который состоялся на главной площади у памятника вождю революции.

– И много ли было народа? – равнодушно поинтересовалась я, вскрывая пакетик кофе.

– Я специально не считал, – усмехнулся Кряжимский и сделал глоток из чашки, – но точно больше сотни.

– Да, это много, – добродушно усмехнулась я в свой черед. – Стоит на это переводить место в газете?

– Ну, это же не статья, – сказал Кряжимский, – так, заметочка, но никто не сможет сказать, что мы пропустили это знаменательное событие в жизни города.

– Ладно, я не возражаю. – Я высыпала кофе в чашку и залила его кипятком. – Валентина, конечно, нет?

– Пришел, – ответил Кряжимский, – он первый снег снимал, теперь делает фотографии. Он тебе нужен?

– Хотела, чтобы он проявил эту пленку. – Я вынула кассету с пленкой, отщелканную в доме Авдеевой.

– Давай я отнесу, – предложил Кряжимский.

– Скажите, что это несрочно, – предупредила я, отдавая ему кассету, – пусть занимается своими делами, все-таки сегодня какой-никакой, а праздник.

Когда Кряжимский вернулся, я поделилась с ним информацией, собранной мной в ходе расследования. Он меня внимательно выслушал и тоном Пал Палыча Знаменского из знаменитого когда-то сериала «Следствие ведут знатоки» заявил:

– Да, запутанная история. Мне, кажется, что это дело рук Береговского.

– Но он же любил Галину, это и без объектива видно.

– От любви до ненависти – один шаг, – сказал мудрый Кряжимский. – Если Григорий узнал, что его женушка изменяет ему, а это, как я понимаю, – факт, то вполне мог ее укокошить.

– Он так сильно переживает смерть жены… – Я растерянно посмотрела на него.

– Наверняка он также переживал и ее измены, – возразил Кряжимский, – если не сильнее. Может быть, даже следил за ней…

– Тогда зачем ему было убивать ее в доме Авдеевой? – недоуменно спросила я. – Он мог бы подыскать место и получше.

– А чем плохое место? – с жаром воскликнул Кряжимский. – Ты же сама убедилась, как все удачно, с его точки зрения, получилось.

– Но он же не мог предполагать, что на этой вечеринке начнут играть в эту дурацкую игру.

– Это говорит только о том, – сбавив эмоциональные обороты, сказал Сергей Иванович, – что он постоянно думал, как ей отомстить. А тут представился такой случай. И потом, ему же это было выгодно и с материальной точки зрения: Галина с Григорием зарегистрированы официально. Квартира с обстановкой и машина останутся ему.

– Я как-то не подумала о меркантильном интересе, – немного покривила я душой – ведь задавала же я Антону вопрос по поводу Галиного завещания.

– Мне кажется, что тут все ясно, – выдал Кряжимский, – убил Береговской, и тебе остается только найти этому доказательства или вынудить его признаться. Последнее может оказаться не таким уж трудным делом: Береговского наверняка сейчас мучают угрызения совести, такие люди быстро раскаиваются в содеянном, и хорошо бы его обработать именно в этот момент.

– Если Галину убил он, – с сомнением произнесла я, – что еще не является фактом, то совесть будет мучить его всю оставшуюся жизнь. А если он не убивал? Вы представляете его душевное состояние, когда я буду пытаться доказать ему обратное?

– Ладно, – махнул рукой Кряжимский, – главный Шерлок Холмс у нас ты, тебе и решать.

– Вот здесь вы правы, решать мне. Но вам большое спасибо за совет.

* * *

К шести совсем стемнело.

Я подняла воротник пальто и поспешила к машине. С крыш и карнизов на тротуары падала настоящая весенняя капель. Я подумала, что долго выпавший накануне снег не залежится. Если, конечно, ветер не переменится. Эта неожиданная метаморфоза отозвалась радостью во мне. Я с тоской думала о предстоящей зиме, о веренице белых морозных дней, об ушедшей осени. И вдруг – эта капель. Правда, ее пока бесшумно поглощал снежный ковер, и не было привычного веселого звона, но что мне до этого? Иногда сердце согласно жить в эфемерном царстве мечты и бредовой надежды.

Я включила двигатель и некоторое время сидела в полной неподвижности с зажженной сигаретой. Только мысли, как всегда, устраивали свои обычные скачки. На моем внутреннем ипподроме соревновались четыре скаковые лошади – четверо подозреваемых: Авдеева, Береговской, Кирсанов и Щебланов. Последнюю лошадку я имела все основания поставить в конюшню благонадежности, запретив ей участвовать в скачках. Моя беседа с Кряжимским дала свои плоды. Если бы я предпочитала выражаться в метафорической и точной манере Бодлера, я бы сказала, что в моем мозгу пышно зацвели «цветы зла». И цветение это спровоцировали подозрения Кряжимского относительно Галиного мужа. Так вот… Почему бы мне не проявить дух новаторства и не сказать, что разговор с моим замом дал… плоды зла. До того Береговской у меня ассоциировался с образом убитого горем вдовца. Теперь его ничем не примечательная фигура грозила обернуться возмущенным изменой его обожаемой половины Отелло.

Кирсанов тоже являлся неблагонадежным. Его связь с Галиной, женитьба на некой Наташе, запутанные отношения с Авдеевой, таинственность и нежелание признавать то, что давно уже стало очевидным, все это говорило не в его пользу.

С Авдеевой картина также усложнилась. Ее амурные отношения с Кирсановым и ревность к Галине приоткрывали занавес над сценой возможных мотивов для убийства. Меня смущали только сроки: зачем ей понадобилось столько ждать, чтобы отомстить? То же самое было и с Кирсановым, месть с его стороны выглядела несколько запоздалой, а потому не особенно актуальной и… реальной.

Григорий теперь не выходил у меня из головы. Конечно, он мог бы развестись, но в этом случае все материальные ценности, во всяком случае, половина из них, остались бы за Галиной. Так что же, настал час допустить некий меркантильный момент в мотивации совершенного им убийства? Ну, ты дала, – «совершенного». Нет, лучше бы я с Кряжимским не говорила на эту тему. Теперь мозг засорен скоропалительными выводами и подозрениями.

Я нажала на педаль акселератора и плавно тронулась с места.

Ну, положим, узнаешь ты что-нибудь еще у бывшей жены Кирсанова, что дальше? Слежка? Но за кем и когда? Подозреваемых-то трое. Может, к Кряжимскому за помощью обратишься, и он, послав к лешему всю эту революцию, сядет в свой старенький «жигуленок» и отправится к офису «Чайной розы»? Только не для ознакомления с образцами косметической и парфюмерной продукции, а с целью что-то выследить. А что он может выследить?

«Однако, хороша эта Береговская, – без всякой злобы и ревнивой зависти усмехнулась я, – значит, и Валера с ней крутил, и Григорий, пока не женился, не оформил, так сказать, отношения, и этот маменькин сынок – Антоша».

Выходит, что последний мне тоже соврал, когда сказал, что встречал Галину исключительно в стенах шикарного авдеевского особняка и в «Чайной розе». Приходил даже к ней на работу. Зачем, интересно? Предложить образцы косметики?

Я хихикнула.

По просьбе своей покровительницы? Чушь. У него тоже была связь с Береговской. Определенно. И та информация, которой он со мной поделился, «добыта» скорее всего им в постели у Береговской. А что, если его пошантажировать? Ты мне, мол, всю правду, а я ничего не сообщу Авдеевой о твоих амурных похождениях? А какую, собственно, я ожидаю услышать от него правду? Что-нибудь о Галине? И потом, может, Авдеева в курсе «подвигов» своего сумасбродного «сыночка»? Но терпит его, как говорится, за красивые глазки?

Я озадаченно потерла лоб, остановилась перед светофором и вдруг вспомнила мою вчерашнюю поездку на работу. Темно-зеленый «Ауди» Кирсанова остановился параллельно со мной, мы обменялись короткими, ничего не выражающими взглядами, потом он обогнал меня… Вот как бывает. Кто мог знать, что наши пути так перехлестнутся?

Мне было интересно, что представляет собой его женушка. Чисто по-женски. Сумела-таки женить его на себе. А Галина, этакая красавица, не смогла. Или сама не захотела, раскусила его, а он, как всякий самовлюбленный человек, не может до конца осознать, что его именно бросили. Поэтому на каждом углу трубит о своем презрении к бросившей его женщине. А сам затаил на нее обиду, дождался удобного момента и…

Эк, куда тебя опять занесло! Прыть твоя благородная понятна, но не нужно форсировать события. Я въехала во двор девятиэтажки, где жила бывшая Валерина жена, и остановилась. На этот раз огромное темное пространство двора оживляли радостные детские возгласы. Вдалеке я заметила горку, на которой катались веселые сорванцы дошкольного и младшего школьного возраста. Скатившись, они бесстрашно падали, образовывая потешную кучу-малу. Справа от подножия горки закипала не очень серьезная потасовка. Задрав голову, я увидела, что окно на шестом этаже, где, по моим расчетам, должна была жить Кирсанова, светилось мягким голубоватым светом. Я поздравила себя с этим и устремилась в подъезд.

 

Глава 8

Я не заметила, как на удивление расторопный лифт донес меня до шестого этажа. Горя нетерпением, я прямо-таки выбежала из кабины и позвонила. Ждать долго не пришлось. Высокий голос боязливо спросил из-за двери:

– Кто?

Когда я представилась, назвала для верности имя ее мужа и обрисовала вкратце цель моего визита, и она отперла наконец дверь, я увидела среднего роста, ширококостную, мускулистую простоволосую блондинку со смуглым скуластым лицом с гладким выпуклым лбом. Серо-голубые глаза с приподнятыми к вискам уголками имели вытянутую форму. Тонкие светлые брови вразлет идеально сочетались с прямым, немного толстоватым в нижней части носом и узкими губами, углы которых тоже были приподняты. Видно, в квартире было тепло, потому что хозяйка сочла возможным надеть свободное белое хлопчатобумажное платье с весьма откровенными разрезами по бокам, открывавшими ее крепкие, немного толстоватые ляжки. Отсутствие рукавов давало возможность взору потешить себя ее сильными руками и плечами спортсменки. Светлые пряди и белая ткань платья эффектно подчеркивали ее загар. От блондинки веяло здоровой молодостью и упругостью. Она с недоверчивым интересом принялась меня разглядывать.

Повинуясь своему психологическому чутью, я предположила, что эта милая «американка», как я окрестила бывшую половину Кирсанова, должна быть жизнерадостной и разговорчиво-коммуникабельной особой. Мой инстинкт нашептывал мне, что с ней я не потеряю времени даром.

– Так можно войти? – широко улыбнулась я.

– Да, да, – немного растерянно пролепетала блондинка и, уступая, как я мысленно тешила себя, исходящей от меня энергии, посторонилась, впуская меня в прихожую.

Я сняла пальто, повесила его на вешалку. Блондинка замерла перед входом в гостиную. Ее любопытный взгляд скользил по мне. Я поняла, что она считает меня новой пассией своего бывшего мужа. Чтобы развеять ее домыслы, я благожелательно посмотрела на нее и твердо произнесла:

– Если вы считаете меня подружкой Валерия, то глубоко заблуждаетесь, я с ним познакомилась всего лишь пару дней назад…

– О! Это неважно, – хитровато взглянула она на меня. – Чтобы добиться от меня послушания, ему хватило пары часов.

Она рассмеялась. Я почувствовала, что напряжение между нами спало, но мне все-таки хотелось, чтобы истина восторжествовала.

– Могу себе представить, – сказала я, – но обстоятельства нашего с ним знакомства были вызваны печальным происшествием.

– Да, да, я поняла, – с виноватой улыбкой произнесла блондинка, – ах, проходите.

Мы вошли в «голубую» гостиную, обстановка которой показалась мне вычурной: сделанная «под старину» мебель, узорчатые, затканные серебром шторы, пестрый ковер, обилие безделушек, сувениров, миниатюрные пастушки из фарфора, вазочки, козочки, ласточки… Причудливый секретер и стулья на изогнутых ножках. В высоких восточных вазах стояли сухие цветы. На одной из стен висела пара изогнутых клинков в ножнах. Форма кинжалов и кованый узор ножен говорили об их ближневосточном происхождении. Между ними – охотничий олений рог. В общем, в интерьере царила эклектика: купеческая основательность а-ля рюс соседствовала с тяжеловесным шиком французских гостиных времен Помпадур и тонким изяществом просвещенного магометанства.

– Присаживайтесь, – указала она на голубой диванчик с изогнутой спинкой. – Итак, я вас слушаю. Ах да, может быть, кофе?

– Не откажусь. – Я благодарно посмотрела на жену Кирсанова – она мне все больше и больше нравилась.

Наташа побежала на кухню. Пока она хозяйничала там, я рассматривала клинки. Честно говоря, увидев их, я ни на что другое уже смотреть не могла. Кирсанов, – я почувствовала, как по спине пробежали мурашки, – наверное, умеет с ними обращаться.

Вскоре Наташа вкатила в гостиную сервировочный столик. Фарфоровые чашки, вазочка с вареньем, пара апельсинов с гроздью винограда, лимон, кувшинчик со сливками, сахарница, печенье, конфеты.

– А вы где так загорели? – с искренним интересом спросила я.

– На Мертвом море, – беззаботно улыбнулась она.

– Надо же, какое совпадение, – изумленно воскликнула я, – а мне сегодня тоже предлагали туда съездить.

– Правда? – загорелись у Наташи глаза. – О, вы не пожалеете! Неделя на Мертвом море – и вы себя не узнаете! – пела Наташа дифирамбы израильскому курорту. – Отель «Нирвана» на берегу моря – это полная нирвана!

Она весело рассмеялась своему каламбуру. Я не ошиблась – Наташа действительно открытый и словоохотливый человек. Наверное, это да еще ее беззаботность и обаятельная жизнерадостность и пленили Кирсанова.

– Что вы говорите, – с некоторым недоверием сказала я и показалась самой себе этакой серьезной дамой в расцвете лет, снисходительно внимающей восторженным речам наивной девочки.

– Да, да, – затараторила она, – я только вчера вернулась. Тайский массаж, процедуры, грязи, шведский стол, – о, если бы вы знали! И у меня, между прочим, наметился кое-какой личный интерес. – Она лукаво посмотрела на меня своими серо-голубыми глазами.

– Вы одна ездили? – ни с того ни с сего спросила я.

– Одна, – непонимающе посмотрела на меня Наташа. – Поверьте мне, – ее лицо озарила лукавая улыбка. Она даже по-дружески хлопнула меня по руке, – вы там найдете себе такого кавалера! Но вы сказали, – осеклась она, задорный огонь в ее глазах сразу угас, – что пришли со мной поговорить о Галине. Что-нибудь случилось? Вы ее подруга, или это Валерка попросил вас об этом? Вы думаете, что я через «Лазурь» на Мертвое море попала? А вот и нет!

Сейчас она напоминала капризную девчонку, со всей присущей детству веселой и вздорной логикой что-то доказывающую скептически настроенному взрослому.

– Вообще-то я не знаю, чем могу вам помочь. Что вы хотите знать? – продолжала Наташа. – С Галиной я уже больше года не общаюсь и очень удивилась тому, что вы спросили про нее.

«Ну когда же ты остановишься, маленькая белокурая бестия?» – почти с нежностью подумала я.

– А раньше вы с ней часто общались? – удивилась я.

– А вам разве Валерий не говорил? Ах да, – поправила она саму себя, – вы же с ним только пару дней назад познакомились.

Она направила на меня испытующий взгляд.

– Это действительно так, – ответила я на сквозящее в ее глазах недоверие.

– Все уже в прошлом, – грустно улыбнулась она, – если бы вы встретили меня полгода назад, – она вздохнула, – вы бы меня не узнали – зареванная, нервы издерганы, бледная, под глазами – круги…

– Вы имеете в виду развод с Валерием? – участливо посмотрела я на нее.

– Я его не виню, вернее, вначале обвиняла, злая была, как тысяча чертей, а потом рукой махнула. Сама виновата, – отрешенно махнула Наталья рукой. – Ах! – Она зажала рот рукой, как будто внезапно что-то вспомнив: – Кофе!

Наташа ринулась на кухню. И вскоре прибежала обратно, смеясь своей забывчивости и рассеянности.

– Убежал кофе-то! Я новый поставила. Всю плиту залило, – она смешно вытаращила глаза и комично заморгала, – ну и память! Валерка меня всегда ругал…

Она села на диванчик.

– Курить у вас можно? – спросила я.

– Да, да, – торопливо произнесла Наташа, – сейчас пепельницу дам.

Она резко встала с дивана и, подойдя к секретеру, открыла его. Краем глаза я заметила внутри целый склад безделушек. Наташа достала бронзовую пепельницу в форме плывущей девушки, ухватившейся руками за некое подобие плоскодонки, и поставила ее на столик передо мной.

– А вы?

– Я не курю, – снова улыбнулась она, – раньше курила, а потом бросила.

– Правильное решение. – Я затянулась.

Воцарилась пауза. Не та, неловкая и мучительно-долгая, когда двое собеседников не знают о чем говорить или когда один из собеседников чем-то задел или в чем-то уличил другого, а легкая, светлая, приятная, как дымок моей сигареты.

Я сидела и пыталась представить себе эту жизнерадостную, трогательно-наивную, излучающую оптимизм женщину рядом с таким сдержанным, напыщенным и высокомерным типом, как Кирсанов. Интересно, как они жили и из-за чего расстались?

– Так, я побежала, – вскочила Наташа, – а то вторую джезву проморгаю.

Она заливисто засмеялась, глядя на меня, словно призывала меня разделить с ней ее суматошное веселье.

Однако в ней есть что-то эксцентричное… Может, это нервное? – подумала я.

Наташа принесла кофе, разлила по чашкам.

– Да вы не стесняйтесь, – сказала она с набитым ртом, – пейте, ешьте. – Она кивнула мне, как заговорщице.

Я чувствовала женскую солидарность с ней, но не могла проникнуться ее веселой беззаботностью. Я решила пока не говорить ей, что случилось с Галиной. Из тактических соображений. Ее обезоруживающая наивность, конечно, могла в любом затеплить искру приязни, и все-таки я ощущала себя несколько не в своей тарелке, немного растерянной перед каскадом ее безотчетной чарующей теплоты.

– Мило у вас, – польстила я Наташиному самолюбию.

– Пестрит, конечно, но мне нравится, – просто ответила она, – это я на деньги Валеры купила. Он оставил мне. Благородный, – последнее слово она произнесла с какой-то горькой насмешкой.

– А из-за чего вы расстались? – как бы между прочим спросила я.

– А Валера разве… А, ну да, вы же только пару дней…

«Что за детская забывчивость?» – подумала я.

А Наташа уже продолжала:

– Это целая история, – вздохнула она, но не грустно и обреченно, а как человек, переживший какой-то неприятный момент в жизни и сумевший с достоинством преодолеть печальные последствия. – Галка тоже здесь была замешана, вы не подумайте, я не виню ее, вообще никого не виню, даже себя, – она снова улыбнулась, как будто вспоминала забавную историю. – Я ведь знала, когда за Валерку выходила, что он Галину любил, но что-то у них не ладилось, они частенько ссорились, а потом снова мирились. А с Кирсановым я познакомилась, когда он проводил у нас презентацию своей косметики – знаете, наверное.

Я молча кивнула.

– Когда Кирсанов сделал мне предложение – через несколько месяцев после знакомства – я уже была в курсе их отношений. Но он сказал, что с Галиной все кончено и он любит меня. Я, конечно, не смогла отказать ему – красивый, богатый, все такое, и мы поженились. Однажды она зашла к нам вечером, вроде что-то узнать у Валерия, мы пообщались, и как-то незаметно она стала, так сказать, подругой семьи. Сначала я настороженно относилась к ее визитам, а потом увидела, что Валерка особого внимания ей не уделяет, и успокоилась. Мы даже с ней подружились. Однажды она пришла днем, когда Валерки не было дома, я тогда не работала, – пояснила Наташа, – с бутылкой шампанского. Давай, говорит, выпьем, что-то на душе тоскливо. Ну, распили мы эту бутылку, она говорит, я еще схожу. Я решила пойти вместе с ней, а она обрадовалась, как будто этого и ждала. Дошли до ларька, уже веселые были, она предложила к Кольке зайти – это приятель Валеркин, тоже частенько к нам заглядывал по-соседски. Я согласилась. Взяли шампанского и бутылку «Смирновской» и завалились к Кольке. Он обрадовался, быстренько на стол сообразил, и мы как-то незаметно, смехом-смехом эти две бутылки тоже уговорили. Я чувствую, одна до дома не дойду, шепчу Галке, мол, пошли – проводишь меня и у нас останешься, даже не подумала, что, может, она у Николая хочет остаться – Колька холостой еще тогда был. Потом Галка куда-то отлучилась, я думала, в туалет пошла, жду ее, жду… Это после я узнала, что она потихоньку улизнула от Кольки. А я помню себя почему-то в ванной – кто-то меня моет, гладит губкой – приятно так, знаю, что не Валерка, а сделать ничего не могу. Да, честно говоря, и не хотелось ничего делать – до того хорошо было. Короче, очнулась я в кровати вместе с Николаем. В прихожей звонок надрывается. Колька еле поднялся – тоже прилично набрался, я даже до сих пор, поверишь – нет, не знаю, трахнул он меня или нет. Открыл он, значит, дверь, а там Валерка. Представляешь? – Наталья тихонько хихикнула. – Прошел он молча в спальню, посмотрел, убедился, что это я в Колькиной постели, а не кто-то другой, и молча ушел. В общем, со мной развелся, как я его ни убеждала, что все случайно вышло, и к Кольке больше ни ногой.

– А что же Галина? – спросила я, дослушав до конца эту душещипательную историю.

– А что Галина-то? – Наталья пожала плечами, надкусывая печенье. – Я ее спрашивала после, что ж ты меня бросила, не видела, что ли, какая я была? А она сказала, что вспомнила о какой-то встрече и поэтому ушла. А ты, говорит, когда я уходила, вполне нормальная была. Я говорю, ты хоть бы мне сказала, что уходишь-то, а она будто бы шепнула мне на ушко, и я вроде бы ей ответила, что сама дойду. Ой, я вас заговорила совсем. – Она всплеснула руками. – Что же вы не едите ничего? На диете, наверное, сидите? Угадала? – Она весело подмигнула мне, протягивая руку за очередным печеньем.

– Угадали, – кивнула я, хотя даже не представляла себе, как и каким местом на эту самую диету садиться.

– А с Галей вас тоже Валерий познакомил? – полюбопытствовала она.

– Можно и так сказать, – вяло проговорила я, доставая сигарету из пачки.

– Кажется, вы говорили о каком-то происшествии, – неожиданно вспомнила она.

– Да, – решила я наконец сказать ей о смерти Галины, – с Галей случилось несчастье, она…

Звонок в дверь не дал мне закончить фразу.

– Ой, кто это? – удивленно воскликнула Наташа. – Извините.

Она положила надкусанное печенье и поспешила в прихожую. Я услышала ее «кто там» и следом звук отпираемых замков. Я догадалась, что нежданный гость Наталье знаком. Она впустила пришедшего, стала запирать дверь. Я едва не остолбенела.

– Не ожидал тебя здесь увидеть, – Кирсанов, не снимая пальто, прошел в гостиную и присел на стул. – Что ты здесь делаешь? – Он с неприязнью уставился на меня.

– Я не обязана тебе отчитываться в своих действиях. – Я отвернулась от него.

– Знакомьтесь, – влетела в комнату Наташа и замерла. – Ах, да, я совсем забыла – вы же…

Видно, она почувствовала напряжение, воцарившееся в гостиной, и замолчала.

– Ты уже в курсе? – хмуро посмотрел на нее Кирсанов. – Насчет Гали?

– Я хотела ей сказать, – встряла я, – но ты позвонил.

– Извините, помешал, – ядовито усмехнулся Кирсанов и посмотрел на свою бывшую жену. В его взгляде не было ни ненависти, ни укора, а только лишь сожаление. – Галя умерла, – негромко сказал он, – я заезжал с утра, хотел тебе сказать, но тебя уже не было.

– Умерла?! – тихо воскликнула Наташа, прижимая пальцы к губам.

– Вы здесь поговорите, – я поднялась с голубого диванчика, – а мне пора. Спасибо и до свидания. – Я кивнула Наташе и направилась к выходу.

– Нет уж, ты подожди, – Кирсанов вскочил со стула и преградил мне путь, – мне с тобой тоже поговорить нужно.

Его серые глаза горели холодной ненавистью, он часто дышал, от этого его тонкие ноздри трепетали.

– Говори, если нужно, – я постаралась сохранять самообладание, хотя, честно говоря, было немного страшновато.

Мое спокойствие подействовало на него отрезвляюще, и он сделал шаг в сторону.

– Ладно, успеется, – произнес он и обернулся к притихшей Наташе.

* * *

Я спустилась вниз и села в свою «Ладу», рядом с которой стоял изумрудный кирсановский «Ауди». Пока прогревался двигатель, курила, обдумывала услышанное от Натальи и прикидывала, что могу сегодня еще предпринять. Я пыталась как-то связать годовой давности приключение Галины с Натальей, после которого Кирсанов ушел от жены, с убийством Галины. У меня ничего не выходило. Не ясно было, подставила ли Галина Наталью специально, чтобы развести ее с мужем, или это произошло случайно. Вообще-то я склонялась к первой версии, но даже если это и так, что это проясняет? Если сопоставить все имеющиеся у меня сведения, получается, что Кирсанов довольно долго встречался с Галиной, даже после женитьбы, аккурат до своего развода с Натальей. Скорее всего он тоже посчитал, что это она виновата в измене его жены, и прервал с ней отношения, но измена есть измена, поэтому он развелся и с Натальей. Вот мужики! То, что он гуляет налево от жены, это нормально, а если жена по пьянке попала в постель к его другу – это все! Развод. Неврастеники недоделанные.

Так ничего и не придумав, я почувствовала, как засосало под ложечкой, и поняла, что нужно подзаправиться. В ресторане я сегодня уже была, снова идти в так называемое общественное место меня не тянуло, и я двинулась тихонечко по направлению к дому, где в холодильнике стояла банка соленых помидорчиков, привезенных от мамы из Карасева.

Я представила, как поджарю себе картошечку до золотистой хрустящей корочки на карасевском же сале и съем ее прямо со сковороды, заедая помидорами. А за ужином, глядишь, что-нибудь в голову и придет. Я так явственно представила себе эту картину, что у меня чуть слюнки не потекли.

Пока я ехала домой, опять пошел снег, который быстро таял на лобовом стекле моей «Лады». Все-таки зима не должна начаться так скоро. Будет еще тепло.

Поставив машину на стоянке перед домом, я накинула на плечо ремень «Никона» и, прикрывая аппарат рукой от снега, торопливым шагом направилась к подъезду. Снежинки сверкали и беззаботно кружились в свете фонаря, висевшего на стене дома над входом. Войдя внутрь, я, как обычно, вызвала лифт, который доставил меня на мой этаж.

Сначала я не заметила ничего необычного, потому что свет из кабины осветил лестничную площадку, и только потом, когда двери лифта закрылись за мной, я поняла, что на площадке нет света. Что ж, такое случалось, может, лампа перегорела. Этажом ниже света тоже не было. В тусклом свете, добиравшемся сюда с верхнего этажа, я прошла к своей двери и полезла в карман за ключами.

Тут какая-то темная тень метнулась ко мне, я инстинктивно обернулась и почувствовала, как что-то ударило меня, треснула кожа норкового пальто, и по животу словно провели раскаленным металлом. Не успев даже испугаться, я обеими руками оттолкнула нападавшего. На мое счастье, внизу хлопнула подъездная дверь, и кто-то стал торопливо подниматься по лестнице. Злоумышленник, собиравшийся снова кинуться на меня, бросился по лестнице вниз.

Прижав руки к животу, я согнулась пополам, чтобы унять боль, которая жгла мне живот, и прислонилась спиной к двери. В это мгновение я услышала внизу шум, задрожали перила лестницы, кто-то выругался, хлопнула входная дверь, и все стихло. И вот снова шаги вверх по лестнице. Щелкнула зажигалка, и колеблющееся пламя выхватило из темноты лицо… Кирсанова.

– Оля, что случилось? – Он обеспокоенно склонился надо мной.

– Что ты здесь делаешь? – превозмогая боль, спросила я.

– Я хотел поговорить с тобой, – сказал он, обнимая меня за плечи. – Ты ранена?

– Живот, – хрипло прошептала я.

– Пойдем, надо посмотреть, что с тобой.

– Отопри. – Я разжала ладонь, где были зажаты ключи от квартиры.

 

Глава 9

Через полчаса я лежала на диване в гостиной с сигаретой, а Кирсанов сидел в кресле напротив. Рана оказалась неглубокой – лезвие только скользнуло по животу чуть выше пупка, надрезав кожу. Но крови было, как будто мне перерезали артерию. Кто-то хотел меня убить. Спасло меня то, что в последний момент, перед самым ударом, я повернулась, иначе нож вонзился бы мне в почки, и тогда… Даже страшно подумать!

Кирсанов помог мне раздеться и обработать рану. Боль унялась, и теперь я испытывала лишь легкий дискомфорт от стягивавшего порез пластыря.

– Может, стоит вызвать милицию? – предложил Кирсанов, с тревогой глядя на меня.

– Ты представляешь себе, что это будет? – Я с сомнением покачала головой. – Вопросы, протоколы, люди – нет, я этого не вынесу. И потом, прошло уже столько времени, где теперь его искать? Подай-ка мне лучше телефон, – в голову мне пришла одна идея, и я хотела проверить ее.

Кирсанов переставил аппарат поближе ко мне. Я сняла трубку и набрала номер Береговского. Насчитав семнадцать длинных гудков, положила трубку на рычаг.

– Кому ты звонила?

– Так, проверяла кое-что, – ответила я. – Вообще-то я собиралась поужинать.

Я погасила сигарету, поднялась и пошла на кухню. Кирсанов встал и пошел за мной. Он сел на табурет, на котором утром сидел Кряжимский, и стал молча наблюдать за мной. Пока я чистила и резала картошку, он выкурил пару сигарет, не произнеся ни слова.

– Ты любил Галину? – спросила я, присаживаясь к столу, когда картошка уже шкворчала на сковороде.

– Интересный вопрос, – произнес Кирсанов и пожал плечами. – Наверное, любил.

– Почему же не женился на ней?

– Не мог, – сказал он грустно, – не мог себя пересилить.

Я непонимающе посмотрела на него.

– Ладно, чего там, – вздохнул он, как видно решившись. – Теперь все в прошлом. Понимаешь, она была… как бы это сказать…

– Была проституткой, ты хочешь сказать, – помогла я ему.

– Да, то есть нет, – он замялся, – я хотел сказать, не в обычном понимании этого слова. То есть она не стояла где-то на углу и не работала с сутенерами. У нее это получалось как-то… Ее передавали как бы по эстафете, понимаешь?

– Не совсем.

– Ну, кто-то воспользовался ее услугами и давал ее телефон знакомому, тот – другому, и так далее. Но она не со всяким ложилась в постель, если клиент ей чем-то не нравился, она отказывалась без всяких объяснений.

– От тебя она не отказалась, надо понимать. – Я взглянула на него.

– Наверное, она тоже по-своему любила меня, даже завела разговор о женитьбе. Просила развестись. Сказала, что хочет покончить со всем этим, начать новую жизнь. Но разве я мог! После этого она устроила ту самую пьянку, о которой тебе рассказала Наталья, – надеялась, что я брошу жену и буду жить с ней. Жену-то я бросил, но и ей высказал все, что думаю о ней. Тогда она вышла замуж за Береговского. Может, хотела мне что-то доказать? Заставить меня ревновать, кусать от досады ногти и рвать на себе волосы? – не знаю. Какое-то время она ни с кем не встречалась. Но Галька уже привыкла к хорошим деньгам и к тому, что на них можно купить, а Гришка, естественно, не мог ей этого обеспечить. Ему она, конечно, ничего не говорила, а он, дурак, даже не догадывался ни о чем. Не спрашивал, почему она только полдня работает и что делает в остальное время, и вообще, откуда на все берутся деньги. Потом ей захотелось большего. И она стала втайне от клиентов записывать на пленку их любовные игры.

– Это-то ты откуда узнал? – удивилась я.

– Через некоторое время мы снова с ней помирились, и она все мне рассказала. Помирились – не то слово, конечно, но ты же знаешь – плоть слаба… – Кирсанов искоса посмотрел на меня. – Да и рассказала она мне о своем занятии скорее чтобы похвастаться и упрекнуть меня лишний раз – вот я какая, мол, циничная стала и все благодаря тому, что ты, то есть я, обманул ее ожидания. Нашла чем хвастаться! – с горькой усмешкой воскликнул он.

– И как же она поступала с пленками? – поинтересовалась я, уже догадываясь об этом.

– Продавала их тем, кто был на них записан.

– Шантажировала, значит, – назвала я вещи своими именами.

– Шантажировала, – печально согласился Кирсанов, – и брала уже на порядок, а то и на два больше, чем за любовь, в зависимости от состояния клиента.

– Но это же не могло продолжаться вечно, – резонно заметила я.

– Я ей то же самое говорил, – удрученно покачал головой Кирсанов, – но она и не собиралась заниматься этим постоянно. Говорила, накоплю денег и уеду за границу. Куплю домик, положу деньги в банк и буду жить на проценты.

– Неплохая идея, – усмехнулась я, – только, как видно, не получилось. Похоже, муж обо всем пронюхал и укокошил ее. Теперь все достанется ему. Кстати, ты не знаешь, где Галина хранила деньги?

– Нет, – ответил Кирсанов, – но точно не в банке. Так ты думаешь, это Береговской?

– Может быть, ты? – Я заглянула в его серые глаза.

– Я? – возмущенно возопил Кирсанов. – Да ты что?!

– А почему ты оказался возле меня почти в тот самый момент, когда меня хотели убить? – с недоверием спросила я, в душе сама не веря в то, что это мог быть Кирсанов.

– Я же сказал, хотел с тобой поговорить.

– Почему ты не поехал на лифте?

– Я не знал номера твоей квартиры. Машина твоя стоит на стоянке, ну я думал поспрашивать у соседей. Внизу света нет, на втором этаже – тоже, стал подниматься выше – какой-то мужик чуть с ног меня не сшиб.

– Почему ты думаешь, что это был мужик?

– Ну, как-то понял, – неопределенно произнес Кирсанов, – он меня крепко шибанул. Женщина бы так не побежала.

– Значит, ты не знаешь, кто это был?

– Даже не представляю, если бы я знал, что он тебя пырнул, я попытался бы его задержать. А так… ну, бежит себе мужик, может, его скипидаром намазали.

Мы вместе рассмеялись.

– Да, – сказала я, переворачивая картошку на сковороде, – все могло быть не так весело. Ну что, поужинаешь со мной?

– Вообще-то я прямо с работы, – улыбнулся Кирсанов, – так что – не откажусь. Если ты не против, я оставлю тебе свой газовый пистолет – мало ли что?

– Спасибо за заботу, – без тени насмешки сказала я.

У меня была припасена бутылочка коньяка, и я поставила ее на стол – нужно было снять стресс.

Когда я проводила Кирсанова, было уже одиннадцать. Я включила телевизор, но не прошло и десяти минут, как сон сморил меня – сказалось действие спиртного. Уже ночью я перебралась в спальню и проспала до утра.

* * *

Я откинула одеяло и посмотрела на пластырь, державший повязку на животе. Осторожно отодрав липкие полоски, осмотрела рану. Пришлось вставать, чтобы добраться до аптечки, где были вата и раствор марганцовки. Я смыла остатки крови и еще раз внимательно посмотрела на свежий шрам. Он не гноился, и можно было надеяться, что до лета он совершенно рассосется. Наложив новую повязку, я умылась, позавтракала и посмотрела в окно. Градусник, прикрепленный с обратной стороны рамы, показывал плюс шесть. Снег за ночь побурел и просел, оголяя вершины кочек и бугорков во дворе. Мое норковое пальто, проткнутое ножом, нуждалось в ремонте, да в нем сегодня было бы слишком жарко. Я надела джинсы, бежевую кашемировую кофточку с карманами, замшевые ботинки и короткое, приталенное пальто. Прихватила сумку с «Никоном» и «Моторолой», в которую на всякий случай бросила еще и диктофон, и вышла на улицу. С крыш текли ручьи, и пришлось выбегать из подъезда, чтобы меня не окатило водой.

Дороги даже никто и не думал чистить, и бурая слякоть разлеталась из-под колес автомобилей, словно вода из поливальной машины. Когда я подъехала к дому, где жил Береговской, голубого «Фольксвагена», вчера стоявшего у подъезда, не было. Может, с утра уехал по делам? Но следов, которые должна была бы оставить его машина, если простояла всю ночь во дворе, я тоже не заметила. Странно. Я достала мобильник и набрала его рабочий телефон. Там мне сказали, что у Береговского несчастье, и он еще вчера оформил отпуск за свой счет. Тогда я позвонила ему домой – телефон не отвечал. Я вздохнула и выбралась из машины. Надо все же убедиться, что его действительно нет дома. Я уже подходила к подъезду, когда во двор въехал голубой «Фольксваген», за рулем которого сидел Григорий. Терпеливо дождавшись, пока он поставит машину и подойдет ко мне, я кивнула ему.

– Доброе утро.

– Доброе, – хмуро ответил он и прошел мимо меня.

– Григорий, – окликнула я его, – могу я спросить, где ты был?

Он, не оглядываясь, прошел к лифту и нажал кнопку вызова.

– Ты меня слышишь? – приблизилась я к нему и внимательно на него посмотрела.

– Слышу, – огрызнулся он, – я что – теперь должен отчитываться о каждом своем шаге?

– Я, конечно, понимаю твое состояние, – смягчила я тон, – но и ты меня пойми, я поставила себе целью найти убийцу Гали. – Я старалась пронизать его взглядом до самых потаенных глубин его существа.

– Ее это не воскресит, – горько усмехнулся он, отрешенно глядя себе под ноги.

– Но справедливость должна восторжествовать, – гордо сказала я.

– Справедливость? – глухо и вымученно рассмеялся он. – Кому она нужна? Покойнику?

– Ну зачем так пессимистично? – Я посмотрела на него, не скрывая жалости, которая боролась в моей душе с острым недоверием. – Кто говорит, что тебе легко? Но нам, живым, надо что-то делать, не пускать же все на самотек? Горе, конечно, плохо рассуждает, – я не отрывала глаз от его бледного осунувшегося лица, – но мы не должны опускать руки…

– Ты еще долго собираешься тут разглагольствовать? – с грубой бесцеремонностью перебил меня Григорий. – Я вообще-то хочу побыстрее прийти домой.

– Ты не будешь против, если я составлю тебе компанию? – не теряясь, предложила я.

Григорий хмуро посмотрел на меня. Я выдержала его сумрачный взгляд и по-идиотски улыбнулась.

– Ладно, – небрежно бросил он, – если только у тебя что-то важное…

– Важное, – уверенно сказала я, хотя проклятый страх, рожденный сознанием опасности и нашептыванием инстинкта самосохранения, угнетал меня. Примитивный животный страх.

Главное, не показывать вида до поры до времени. Он обязательно где-то проколется… Я сжала рукой лежащий в кармане пальто газовый пистолет, любезно предоставленный в мое распоряжение Кирсановым.

– Настырная ты, – со смесью неодобрения и восхищения уставился Григорий на меня в лифте.

– Приходится, – я с виноватой улыбкой пожала плечами и вздохнула.

– И какие у тебя на этот раз ко мне вопросы?

– Где, например, ты был вчера вечером? – Я пристально посмотрела на него.

Сами понимаете, каково мне было: вот так стоять в тесной кабине лифта с человеком, которого я все больше и больше подозревала и в убийстве собственной жены, и во вчерашнем покушении на меня. Между лопаток у меня струился холодный пот, руки-ноги окоченели, словно я провела на морозе нагишом несколько часов. Зато голова пылала и шумела, словно чан с кипящей жидкостью. Нервы были напряжены до предела. Я опять сжала рукой пистолет. Не проморгать бы того момента, когда Григорию вдруг придет мысль порешить меня прямо в лифте… А труп он куда денет? Вдруг на этаже люди… Ну, уж это слишком, прямо «Байки из склепа» какие-то! Тебе еще заботиться о своем трупе! Позаботься лучше о том, как им не стать, Бойкова. Вот здесь нужны и выдержка, и сноровка!

– Вчера вечером около семи я уехал к своим родителям в деревню. Не забывай, что случилось с моей женой, – с ноткой раздражения в голосе произнес Григорий. – Вернулся только что. Что тебя еще интересует?

Двери лифта плавно разъехались. Мы вышли. Григорий полез в карман за ключами. Я не сводила с него глаз: а вдруг он достанет нож? Но Береговской вынул из кармана небольшую связку ключей.

– Кто-нибудь это может подтвердить? – по-прежнему настороженно спросила я. Мой голос предательски дрогнул. Григорий с ядовитой усмешкой посмотрел на меня.

«С такой гримасой можно запросто порешить человека», – иезуитски шепнуло мне мое возбужденное сверх меры воображение.

– Подозреваешь меня в чем-то? – с затаенной враждебностью взглянул на меня Григорий и повернул ключ в замке.

– Просто уточняю кое-какие детали, – стараясь выглядеть как можно увереннее, сказала я.

Мы шагнули в прихожую. Чтобы занять выгодную позицию, я в спешном порядке сняла с себя пальто и, незаметно вытащив из кармана пистолет, сунула его в карман кофточки.

– Так ты думаешь, что Галину убил я? – В глазах Береговского закипела холодная ярость.

Он снял куртку и теперь стоял в прихожей и сверлил меня ненавидящим взглядом.

– Я ничего не думаю, – стараясь сохранять спокойствие и выдержку, тихо, но твердо произнесла я, – но чтоб тебя не томить, скажу, что вчера на меня было совершено покушение, и если бы не мое инстинктивное движение, я бы, наверное, пополнила коллекцию жертв разыскиваемого мной убийцы. Так что не ерепенься. – Я смерила его строгим взглядом.

На лице Григория можно было прочесть изумление. Только вот искреннее оно или наигранное? Я вглядывалась в его лицо и никак не могла понять.

Устав таращить глаза, он вошел в гостиную и остолбенел с открытым ртом.

– Черт! – ошарашенно вскрикнул он, резко оглянувшись.

Я последовала за ним и тоже растерянно остановилась у входа в гостиную, которая являла собой любопытное зрелище, – в ней царил страшный кавардак: одна из штор была сорвана, керамическая ваза, стоявшая на стеллаже, опрокинута, на полу – вода и упавшие цветы, резная шкатулка открыта и выпотрошена подчистую, книги и видеокассеты разбросаны. – Меня обокрали! – завопил Григорий. – Кто-то проник сюда и…

Он чуть не заплакал.

– Меня обокрали. – Он бессильно опустился на диван и принялся с каким-то комичным ожесточением ерошить свои короткие светлые волосы.

Я молча подошла к стеллажу, где валялась пустая шкатулка, и с интересом стала осматривать другие полки.

– Деньги! – заорал Григорий, вскакивая с видом умалишенного.

Он побежал в соседнюю комнату и вскоре вернулся оттуда, шатаясь и держась за левую сторону груди.

– Доллары! – хрипло произнес он и, сев в кресло, опустил голову на грудь. – Суки, высчитали!

– Что лежало в шкатулке? – холодно и деловито спросила я, не веря до конца эмоциональному потрясению Григория.

А что, если он сам инсценировал ограбление? А теперь разыгрывает тут передо мной жертву? Если так, то надо отдать ему должное – актерский талант налицо!

– Золотые кольца, серьги, кулоны – все, что было, – поникшим голосом произнес Григорий, – постой…

Он снова вскочил и ринулся в спальню.

– А шубы здесь, – облегченно сказал он, возвращаясь.

– Я смотрю, и техника вся здесь, – окинула я взглядом комнату, – телик, видео, аудио.

А что, может, потому и пропали только мелкие ценные вещи, что похититель – не кто иной, как хозяин квартиры? Крупные вещи проблематичней спрятать…

– А шубы какие? – спросила я издерганного вконец Григория.

– Норковая и соболья. И моя дубленка новая там. – Он приземлился на диван и опустошенно уставился на меня.

«Норковая и соболья, – мысленно повторила я, – неплохо».

– Но кто это мог быть? – с горячностью выкрикнул снова оживший Береговской.

– Понятия не имею, – я недоверчиво посмотрела на него и на всякий случай села в самое дальнее от дивана кресло, – а ведь шубы… Они новые или ношеные? Извини за такой меркантильный вопрос.

– Почти новые… Галина… – Он закрыл лицо руками и, как тогда, когда обнаружили его жену с ножом в спине, заплакал. Сначала глухо, потом надрывно.

«Склонен к истерии, – холодно поставила я диагноз, – но, с другой стороны, столько потрясений! А может, играет?»

– По предварительным подсчетам, – бесстрастно прикинула я, – если взять шубы и технику, то за них можно получить куда больше денег, чем за побрякушки.

Наверное, тон у меня был очень небрежным, если не сказать, пренебрежительным, потому что Григорий опять резко поднялся с дивана и принялся кружить по комнате, хватаясь за лоб руками, с ненавистью и досадой взглядывая на меня.

– Да что ты понимаешь, ты! – выкрикивал он. – Знаешь, какие это были драгоценности?

Его глаза лихорадочно горели, казалось, их сухой болезненный жар в один момент высушил обильно пролитые им слезы.

– Знаешь, что такое колье от Ван Клиф? – Он вытаращил глаза и стал рассекать воздух резкими жестами. – Коллекция «Сердца»? Знаешь? А браслет и часы из коллекции «Фасад»? А кольцо из «Эволюции»?

Я отрицательно покачала головой.

– Ну, тогда и молчи, – с какой-то сатанинской гордостью и мстительным злорадством потерявшего сокровище, но сумевшего утереть нос той, которая понятия о стоимости этого сокровища не имела и позволила себе снисходительно-небрежный тон, выпалил он, – всей твоей зарплаты…

Он захрипел, дернул за ворот рубашки, расстегивая верхнюю пуговицу. Мне казалось, что ему не хватает воздуха и он сейчас шваркнется в обморок.

– Успокойся, – не теряя хладнокровия, сказала я.

Меня не покидало ощущение, что я присутствую на спектакле.

Григорий отчаянно махнул рукой и рухнул на диван, пыхтя и ловя ртом воздух.

– Ты ничего не знаешь о моей зарплате, – миролюбиво сказала я, попытавшись улыбнуться, – просто меня не очень интересуют дорогие украшения. А Галину, видно, интересовали… На какие же деньги она их приобретала, ты не спрашивал ее?

– Ты на что это намекаешь?! – опять взбеленился Береговской. – Ты что себе позволяешь? А ну-ка, пошла вон отсюда!

– Я бы с удовольствием, – с откровенной насмешкой сказала я, – но у меня к тебе разговор есть. Именно за этим я сюда и пришла.

– Холодная мерзкая дрянь! Шныряешь, ищешь чего-то, а элементарных чувств понять не можешь! Да где тебе, – с презрительной жалостью посмотрел на меня Береговской, – оставь наконец меня в покое! – оглушил он меня неистовым воплем.

Та горячность, с которой Григорий вещал о ценности украденных украшений, могла любого, взирающего на мир сквозь розовые очки и видящего в людях только доброе склонить к мысли о материальной заинтересованности распинающегося передо мной типа в смерти своей жены.

– И чтоб ты знала, – встал он как вкопанный посреди комнаты, – я доверял Гале, доверял как себе! – гордо и торжественно сказал он, очевидно, надеясь, что я заплачу от восторга перед благородной возвышенностью его чувств.

– И даже не ведал, чем она занималась? – с недоверием посмотрела я на Береговского.

Надо было видеть, как побледнело его и без того бледное лицо, как передернула его чудовищная судорога, какая гримаса страдания исказила его. На него было больно смотреть, и я почти пожалела, что произнесла эту жестокую фразу, но у меня не было выбора. По-другому я бы не смогла выяснить, знал ли он об изменах жены. Ведь ревность наряду с меркантильными интересами могла бы послужить мотивом убийства.

– Что? – осел он на кресло.

– Она снимала на пленку свои любовные игры с разными мужчинами, которые в качестве клиентов заглядывали в «Лазурь», а потом продавала ее им же и на эти деньги покупала себе шубы, кое-что из коллекции Ван Клифа и всякую мелочь…

Я не верила, что в наше время можно быть таким ослом, упрямо не желающим замечать очевидное. Мне хотелось заорать: неужели тебе было неинтересно, откуда берется весь этот шик?!

Он или придуряется, или все знал и с малодушной низостью наблюдал за очередным приключением своей жены и следовавшим за ним приобретением. А может, она делилась с ним своими мерзкими успехами, превращая его тем самым в своего сообщника? Или… все это только бред моего больного воображения, циничные выкладки извращенного ума, в котором не укладывалось, что, зная о стоимости хранящихся в шкатулке драгоценностей, Береговской не спрашивал жену, откуда она на них берет деньги.

– Я тебе не верю, – с подавленным видом произнес Григорий, – чтобы Галина…

– Ладно, – выдохнула я, – кто мог знать, что тебя вчера не будет дома?

– Никто, – не очень уверенно сказал Григорий, который был как никогда отрешен и печален – видно, не пришел в себя от свалившейся на него новости.

– Подумай хорошенько. Вспомни. Замки не взломаны. – Я прошла в прихожую, открыла дверь и внимательно осмотрела все, потом захлопнула ее и вернулась в гостиную. – Выходит, у кого-то были ключи или действовали отмычкой?

Я с вопросительным недоверием посмотрела на Григория. Что же это он не учел в своем плане ограбления такой мелочи? Понятное дело, сам себя ограбил и ваньку передо мной валяет.

– Понятия не имею, – потерянно произнес Григорий, тупо глядя в пол.

– Твои ключи на месте? – Я решила на всякий случай разыграть и эту карту, хотя почти не сомневалась, что ограбление инсценировано самим хозяином, только вот с какой целью? Ну, это мы выясним!

– На месте, – вяло повторил Григорий.

– А у Гали, наверное, тоже были ключи?

– Были, – равнодушно отозвался он.

– Где ее сумка? Ну… – я замялась, – та, с которой она пришла на вечеринку?

– Там нет ключей.

Тревожное сомнение шевельнулось во мне с новой силой. Человек потерял жену и рыскает в ее сумочке? Зная об истерических наклонностях Григория и будучи свидетелем его горьких рыданий, я не могла поверить в то, что такой трагик и меланхолик по натуре в момент переживания станет перерывать содержимое сумки покойной.

– Ты что, проверял?

Словно прочитав мои мысли, Григорий рванулся к сумочке, которая открытой валялась у дивана.

– Я поставил ее на край стола, когда вернулся от Авдеевой, проходя мимо, зацепил рукой, и она упала, – скороговоркой произнес он, – все содержимое высыпалось на пол. На, гляди.

Он поднял сумку и вытряхнул все, что было в ней, на диван, после чего остолбенело уставился на гору всевозможных женских причиндалов. Среди других вещей на диване лежала связка ключей на красивом миниатюрном брелоке в виде змейки.

– Это ее ключи? – спросила я, подойдя ближе.

– Позавчера их тут не было, – растерянно произнес Григорий.

– Ты уверен?

– Боже, это все вы, вы, – запричитал он. – Кто-то из вас украл у Гали ключи на вечеринке и ограбил меня. Что же я сижу? – тихо словно помешанный, которому ввели пару кубиков успокоительного, произнес он. – Надо же вызвать милицию.

– Разумное решение, – сказала я, – странно, что оно не пришло тебе в голову раньше. И не забудь сказать им про ключи.

Я развернулась и направилась к выходу.

– Подожди, ты куда? – жалобно простонал Григорий. – Не оставляй меня одного.

 

Глава 10

– Прекрасно выглядишь, – улыбнулась Маринка, когда я вошла в приемную.

– Наверное, кровопускание помогло, – сострила я и прошла в кабинет, оставив секретаршу в легком замешательстве.

– А, Оля, – обрадовался Кряжимский, поднимаясь из-за компьютера, – добрый день.

– Здравствуйте, Сергей Иванович. – Я опустилась в кресло у сервировочного столика. – Какие новости?

– Все в порядке, готовим очередной номер, – быстро отчитался Кряжимский. – У тебя-то как?

– Все отлично, – улыбнулась я, – вчера вечером на меня было совершено покушение.

– То есть ка-ак? – Кряжимский вытаращил на меня глаза.

– Очень просто, – с беспечным видом ответила я, – пытались сделать во мне дырку ножичком. Шубу испортили, жакет, царапнули живот. Не волнуйтесь вы так, все нормально, до свадьбы заживет.

– И ты так радостно об этом говоришь? – недоумевал Кряжимский. – Ты хотя бы вызвала милицию?

– Нет, Сергей Иванович, – отмахнулась я, – милицию я не вызывала – слишком поздно было, когда я об этом вспомнила. А радуюсь я оттого, что мои усилия не пропадают даром.

– Да уж, не пропадают, – скептически произнес Кряжимский. – Однажды мне сообщат, что мою начальницу… нет, не хочу даже говорить об этом.

– Преступник или преступники занервничали, Сергей Иванович, – спокойно сказала я, – значит, я подобралась слишком близко к разгадке. Вы понимаете?

– Понимаю, понимаю, – закивал Кряжимский, – только так ведь можно и жизни лишиться.

– Вот, – я вынула из кармана газовый пистолет и показала Кряжимскому, – поносить дали, на время.

– Ты хоть пользоваться-то им умеешь? – Он недоверчиво покосился на меня.

– Нет еще, – призналась я, – но научусь, обязательно научусь, обещаю.

Я положила тускло поблескивающую игрушку на стол. Кряжимский взял пистолет и вынул из рукоятки какую-то прямоугольную штуковину.

– Это магазин, – сказал он и отложил его в сторону.

Потом он потянул за заднюю часть ствола, его верхняя часть отъехала назад, и на стол выпал маленький черный патрон.

– Чтобы выстрелить, нужно отпустить предохранитель, – продолжал Кряжимский. – Вот так.

Он сдвинул его большим пальцем. Я внимательно наблюдала за его действиями.

– Теперь можно стрелять. – Он надавил на курок, и раздался сухой щелчок. – Поняла?

Взяв пистолет, я проделала все, как показывал Сергей Иванович, и нажала на спусковой крючок. Пистолет снова щелкнул.

А я-то думала, что стоит нажать на курок – и я спасена. Святая наивность! Хорошо, что Береговскому было не до меня.

– Молодец, – похвалил Кряжимский, собрал пистолет и снова положил на стол. – Не забывай снимать с предохранителя.

– Не забуду, – улыбнулась я, – но лучше бы он мне не понадобился. Кофе есть? – поинтересовалась я.

– Конечно, – Кряжимский подошел к окну, где на подоконнике стоял чайник, и надавил на рычажок. – Да, – повернулся он, – там Валя тебе фотографии принес.

Я посмотрела на стол, куда он показал, и увидела стопку фотографий. Пришлось подняться, чтобы достать их.

– Так что тебе еще удалось выяснить? – спросил Кряжимский, когда я снова устроилась в кресле.

– Оказывается, жена Береговского шантажировала своих клиентов, – сказала я.

– Клиентов турфирмы? – непонимающе уставился на меня Сергей Иванович.

– Некоторые из них были ее личными клиентами. Она спала с ними.

– Вот как?

– Угу, – кивнула я, рассматривая интерьер дома Авдеевой, – спала, снимала все это на видео и продавала им кассеты в нагрузку к сексу.

– Господи… – только и смог вымолвить Сергей Иванович.

– А что, – весело сказала я, – хороший бизнес, правда? На вырученные деньги она неплохо жила со своим муженьком, который даже не пытался поинтересоваться, откуда в доме деньги. Кстати, его обокрали, – добавила я.

– Когда ты только все успеваешь узнать? – подивился Кряжимский.

– Я только что от него, – пояснила я. – Дверь открыли, видимо, при помощи ключа или отмычек. Но с ключами здесь что-то непонятное. Береговской утверждает, что, придя от Авдеевой, не нашел в сумке, принадлежавшей жене, ее ключей. Но когда он, чтобы продемонстрировать мне сей факт, высыпал ее содержимое, ключи оказались на месте.

– И как же он объясняет это?

– Говорит, что кто-то из участников вечеринки выкрал ключи из сумочки и обчистил его квартиру. Кстати, воры взяли только мелкие вещи: драгоценности, рубли, валюту, а соболью и норковую шубы не тронули, так же, как и аппаратуру.

– Может, не нашли или не успели? – предположил Сергей Иванович.

– Не успели – возможно, а чтобы не нашли – сомневаюсь: там все очень тщательно обшарено.

– Ты думаешь, Береговской говорит правду, что после вечеринки ключей в сумке не было?

– Черт его знает, – пожала я плечами, откладывая очередную фотографию, – не пойму его. Если, как вы предположили, это он убил Галину, то понятно, почему он пытался убить меня, но тогда совершенно неясно, зачем ему устраивать эту мистификацию с ограблением.

– Но возможно, убийство и ограбление не связаны между собой, – Кряжимский поставил рядом со мной чашку с дымящимся кофе.

– Спасибо, Сергей Иванович, – поблагодарила я его, – но тогда слишком много получается совпадений, а это уже наводит на определенные мысли.

– На какие же мысли тебя это наводит? – с ехидцей спросил Кряжимский.

– Да, – я сделала несколько глотков кофе, – вы правы, я совершенно запуталась.

– Не расстраивайся, – дружески произнес Кряжимский, – найдешь ты этого убийцу.

– Я и не расстраиваюсь., – Я достала сигарету. – Вы вчера так убежденно говорили о виновности Береговского, что мне показалось, что это так и есть. Но если бы не это ограбление… Ну не будет человек, которому и так все осталось после смерти жены, инсценировать еще какое-то ограбление. Инсценировать, инсценировать. Сергей Иванович, мне кажется, у меня появилась зацепочка.

Кряжимский даже голову склонил, чтобы получше слышать, какой еще перл я выдам.

– Мне сразу это ограбление показалось каким-то ненастоящим, – задумчиво проговорила я. – Вот скажите мне, – я посмотрела на Кряжимского, – кто бы стал инсценировать ограбление?

– Кто? – в свою очередь спросил Кряжимский.

– Я немного не так спросила, – торопливо сказала я. – Скажем так, кому нужно было инсценировать ограбление?

– Тому, – осторожно начал Кряжимский, – кто хотел, чтобы это выглядело как ограбление.

– Молодец, Сергей Иванович, – похвалила я его. – А в каком случае это нужно?

– Ты меня совсем запутала, Бойкова, – отмахнулся озадаченный Кряжимский.

– Да очень просто, Сергей Иванович. В том случае если нужно скрыть какое-то другое действие – обыск, например.

– Вообще-то довольно логично, – сказал Сергей Иванович.

Во время нашего разговора я машинально перекладывала фотографии. Одна из них (кажется, это была комната на втором этаже) меня заинтересовала. Я заметила там одну деталь, которая как бы выбивалась из общего плана.

– Черт возьми, – воскликнула я, – если это то, что я думаю, то мне кажется, я знаю, кто убийца.

Я зажала фото в руке и вскочила с кресла. Остальные фотографии с легким шелестом упали к моим ногам. Я выскочила из кабинета, не обращая внимания на вопросы Кряжимского, пробежала по коридору и как ракета влетела к Валентину.

– Валя, срочно, сделай мне самое большое увеличение вот этого предмета, – я обвела его ручкой. – Пожалуйста, быстрее.

– Сделаем, Ольга Юрьевна, только пленку найду.

Он порылся в своих ящичках и выудил оттуда коробочку с пленкой, на которой было что-то написано.

– Эта пленка, которую вы передали вчера? – уточнил Валя.

– Вчера, вчера, Валя, давай быстрее, – азартно поторопила я его. – Принесешь мне в кабинет.

– Айн момент.

Он скрылся за дверями лаборатории, а я закурила и пошла назад. Та беспокойная сумятица, которая опять было поселилась в моей голове, уступила место холодной, как свет зимнего солнца, ясности. Все факты, собранные мной, соединились наконец друг с другом, образовав завершенную логическую цепочку.

В спешном порядке высказав свои догадки Кряжимскому, я еле дождалась, когда придет Валя. Выхватив фотографию у него из рук, я принялась рассматривать ее. Все мои сомнения сразу улетучились. Фотография была четкой, даже несмотря на большое увеличение (что значит хорошая аппаратура!).

Схватив сумку с «Никоном» и достав оттуда «Моторолу», я бросилась к выходу, по пути набирая номер Авдеевой.

– Пальто забыла, – крикнул мне вслед Кряжимский, но я даже не обернулась.

Я уже сидела в машине, когда услышала в трубке голос Авроры Кондратьевны.

– Здравствуйте, это Бойкова. Мне нужно срочно с вами поговорить.

– Что-нибудь случилось? – встревожилась она.

– Случилось. Я знаю, кто убил Галину. И пригласите, пожалуйста, к себе Валеру и Антона. Через полчаса.

– Хорошо, – ошарашенно проговорила Авдеева.

Я нажала «отбой», бросила трубку на сиденье и рванула с места. До «Чайной розы» от редакции езды не больше десяти минут, но я специально дала Авроре полчаса – мне надо было еще кое-что проверить по дороге.

 

Глава 11

С десятиминутным опозданием я вошла в кабинет генерального директора совместного российско-французского предприятия «Чайная роза». Все были в сборе и ждали меня. Авдеева, как и положено, восседала за директорским столом, Кирсанов нервно курил, стоя у окна, а Щебланов, закинув ногу на ногу, развалился в кресле у журнального столика.

– Здравствуйте. – Я кивнула и прошла к столу Авдеевой. – Прошу меня простить за опоздание, но я объясню, почему задержалась немного погодя, – сказала я, устраиваясь в кресле. – Присаживайтесь поближе. – Я посмотрела на Валерия и Антона.

– Что это за представление? – недовольно спросила Авдеева.

Мне показалось, что она не особенно настаивала на ответе, поэтому я промолчала. Подождав, пока мужчины займут места неподалеку от директорского стола, я обратилась к хозяйке кабинета:

– Для начала я бы хотела задать вам один вопрос.

Авдеева непонимающе посмотрела на меня.

– Вы разговаривали вчера с Береговским?

– Да, ну и что? – с вызовом сказала она.

– Погодите, Аврора Кондратьевна, не кипятитесь. Ответьте лучше, зачем вы ему звонили?

– Хотела узнать, на какое число назначены похороны. Да что вы, в самом деле, себе позволяете? – Она с недоумением посмотрела на Валерия и Антона, как бы ища поддержки.

– Я бы на твоем месте, – ядовито произнес Антон, глядя на Авдееву, – вышвырнул ее из кабинета и приказал охране вообще ее сюда больше не пускать.

– Кажется, вы хотели назвать нам убийцу, – с закипающем гневом в глазах произнесла Авдеева, – а устраиваете здесь вечер вопросов и ответов. Долго вы еще собираетесь водить нас за нос?

– Аврора Кондратьевна, – вмешался Валерий, – я думаю, надо дать ей еще немного времени.

– Тем более что я уже собиралась задать вам последний вопрос, – сказала я.

– Так задавайте…

– Спасибо, – я благодарно кивнула. – Григорий сказал вам, что он собирается вечером ехать в деревню к родителям?

– Да, сказал, и что из этого?

– Неужели, – я повысила голос, – вы не можете просто отвечать на вопросы? Или вам не позволяет ваша гордость? Произошло убийство, черт возьми, в вашем, между прочем, доме, а вы не хотите набраться терпения и выслушать меня не перебивая.

Я перевела дух и окинула собравшихся взглядом. Кажется, проняло, во всяком случае, на время.

– Предполагаю, – продолжила я, обращаясь к Авдеевой, – что вы сообщили об этом Антону. Или он даже присутствовал при вашем разговоре с Береговским.

– Да какое твое дело? – возмущенно завопил Антон. – Присутствовал, не присутствовал.

Я посмотрела на Щебланова.

– У меня к тебе тоже есть один вопрос.

– А я вообще не обязан отвечать на твои вопросы, – с вызовом произнес он и, откинувшись на спинку, демонстративно закурил.

– Можешь и не отвечать, – спокойно сказала я, – ты так наследил, что теперь тебе никакой адвокат не поможет.

– Ты че несешь, дура. – Он угрожающе поднялся с кресла и взглянул на Авдееву и Кирсанова, как бы ища у них поддержки.

Увидев, что Авдеева смотрит на меня, а Кирсанов напрягся, готовясь в случае чего защитить меня, он опустился обратно в кресло.

– Как я понимаю, – Авдеева вперила в меня свои зеленовато-серые глаза, – вы обвиняете Антона в убийстве. Это так?

– Вы совершенно правильно меня поняли, – подтвердила я.

– Это очень серьезное обвинение. Надеюсь, у вас есть доказательства.

– У меня их предостаточно.

– Тогда, может, вы представите их нам? – Она холодно посмотрела на меня, потом перевела свой тяжелый испытующий взгляд на Антона.

– Я для этого и пришла.

– Аврора, – Антон жалобно посмотрел на Авдееву, – что она несет? Какие доказательства?

– Помолчи, – отмахнулась она от него, как от назойливой мухи. – А вы Ольга, говорите, мы вас слушаем.

– Может, он сам хочет все рассказать? – Я посмотрела на Щебланова.

Он не хотел.

– Хорошо, тогда я расскажу, как все произошло. Если я допущу какие-нибудь неточности, можешь поправить меня. – Я взглянула на Антона. Он криво усмехнулся и беспокойно заерзал.

– Итак, я начну с мотива. Галина имела близкие отношения с присутствующими здесь мужчинами.

Авдеева удивленно посмотрела на Антона.

– Да, да, Аврора Кондратьевна, – сказала я, – Антон имел с Галиной не шапочное знакомство, как он пытался меня уверить. У него с ней была связь. Его не раз видели в турфирме, где работала Береговская. Роман длился, я думаю, месяца три или около того. Насколько он был бурным, я не знаю…

– Гадина, – бесился Антон, кусая губы.

– Это правда?! – Аврора Кондратьевна бросила на Антона уничтожающий взгляд. Она поняла, что это правда. Просто теперь ей захотелось с наибольшей полнотой и эффектом сыграть свою роль – роль вероломно преданной женщины, ничего не жалевшей для неблагодарного любовника.

– Правда, – спокойно ответила я за Антона, – Аврора Кондратьевна, не требуйте от него признания своих грехов и покаяния, он для этого еще не созрел, если вообще когда-нибудь созреет, – невесело усмехнулась я. – Так вот, в самом разгаре этого романа Галина, которая практиковала одну опасную, но прибыльную игру, а именно – шантаж своих состоятельных партнеров – решила и к нашему юноше применить свою беспроигрышную до поры до времени методу. В общем, Галина намеревалась заставить Антона купить ее молчание. Чтобы те маленькие шалости и любовные игры, которым они предавались в спальне Галины, не стали известны вам, Аврора Кондратьевна, – я с усмешкой посмотрела на Авдееву. Она нервничала. Ей совсем не хотелось выглядеть в глазах присутствующих этакой не по возрасту наивной и простодушной мадам, которую с легкостью облапошил любовник, годящийся ей в сыновья.

– Сволочь, – вырвалось у нее.

– Аврора Кондратьевна, – с наигранной укоризной взглянула я на нее, – имейте же снисхождение к юности…

Мне не то чтобы хотелось уколоть ее… Я ей дала понять всю меру ее самодовольства, заставившего ее быть такой близорукой и которое льстиво нашептывало ей, что она может любую молодую заткнуть за пояс. «Неужели ты думала, – мысленно обратилась к ней я, – что такой легкомысленный смазливый юнец не возымеет желания втайне погулять от тебя?»

– Галина записала свои любовные игры с Антоном на пленку и решила устроить торг. Антон оценил важность сделки, но то ли не захотел, то ли не смог заплатить.

Антон беспокойно заерзал в кресле.

– Антон отнюдь не горел желанием потерять тот комфорт и достаток, в котором жил благодаря вашей нежной заботе. – Я с двусмысленной усмешкой посмотрела на Авдееву. Посмотрела так, чтобы у нее возникло сомнение относительно того, издеваюсь ли я над ее ханжеской самоуверенностью или сочувствую ее слепой сентименальности и болезненному пристрастию к молодым мужчинам. – И он, почувствовав себя загнанным в тупик, решает нейтрализовать Галину, а проще говоря, убить ее. Он не сомневался, что она – единственная, кто мог все рассказать вам, Аврора Кондратьевна, представив к тому же бесспорное доказательство его измены в виде пленки. Да, – вздохнула я, – решив пошантажировать Антона, Галина даже не представляла, на какого отчаянно смелого парня она нарвалась…

Я иронично посмотрела на Антона, потом на Авдееву. Кирсанов внимательно слушал, куря одну сигарету за другой.

– И ту информацию, Антон, которой ты с такой недопустимой для убийцы беспечностью поделился со мной, ты почерпнул не из разговора с Авророй Кондратьевной, а в разговоре с Галиной. Это она рассказала тебе о ссоре между Авророй Кондратьевной и господином Кирсановым… Антон неплохо все спланировал и, зная о готовящейся вечеринке, впрок закупил шампанского… – я лукаво посмотрела на Антона, – чтобы обеспечить себе надежное алиби. Ходил, мол, за шампанским, пока кто-то в потемках убивал Галину. А на самом деле это он убил ее. Скорее всего дело было так: он заранее договорился с ней, что передаст ей необходимую сумму денег на вечеринке. До того как погас свет, он сделал Галине незаметный для остальных знак, чтобы она вышла с ним из комнаты, где происходила та роковая игра в жмурки. Не догадываясь о том, что ее ждет, она вышла сразу после того, как погас свет. Антон, предусмотрительно нажавший на клавишу выключателя в коридоре, чтобы свет оттуда не упал в гостиную, хладнокровно всадил Галине кинжал в спину, а потом, воспользовавшись потемками и неразберихой, втащил тело в комнату, где бегали суматошные гости.

– Что ты несешь?! – взорвался Щебланов. – Аврора, не слушай ее, – умоляюще посмотрел он на свою покровительницу.

Но я знала, что она уже отринула его от себя. Такие, как Авдеева, не прощают тем, кто выставляет их в смешном виде.

– Заткнись! – крикнула она. – Дай послушать!

– Алиби отличное, – продолжала я, – я сразу вычеркнула Антона из числа подозреваемых. Я только что заезжала в киоск, мне сказали, что дербентского шампанского там не видели уже полгода. Я не поленилась – объехала еще несколько ларьков – результат тот же. Это шампанское, – я достала из сумки увеличенную фотографию, сделанную мной в одной из комнат особняка, – взгляните, – протянула я Авдеевой фото, – это шампанское было куплено Антоном заранее и спрятано в комнате на втором этаже. Я только сегодня заметила их на фотографии. А сделала я их незадолго до убийства Галины. Именно эти три бутылки он держал в руках, когда «вернулся» из ларька. Только он, заботясь о своем алиби, сам же себе и напортил. Не будь этого затаренного шампанского и не предложи он сходить за дополнительной порцией спиртного, это грязное убийство скорее всего осталось бы нераскрытым…

– Оно самое, – вновь обретшая свое гордое самообладание подтвердила Авдеева, разглядывая фото, – будь оно неладно!

– Но до трагического инцидента – я имею в виду убийство Галины – наш Фигаро изловчился и, незаметно подобравшись к Галиной сумочке, украл у нее ключи от квартиры. Зачем? Затем, что он решил проникнуть в квартиру к Галине с целью разыскать ту злосчастную кассету, на которой были запечатлены интимные сцены. Ту кассету, из-за которой Галя погибла.

– Изверг! – истошно завопила Авдеева, метнув на Антона полный свирепой ненависти взгляд.

– И вот, узнав, что Григорий собирается к родителям, он воспользовался его отсутствием и, беспрепятственно проникнув в квартиру Береговских, все там перерыл. Имитировав ограбление, наш пройдошливый юнец, – я с презрением посмотрела на подавленно притихшего Антона, – хотел еще раз обезопасить себя. Он нашел Галину сумочку, ту самую, с которой она приходила на вечеринку, и положил туда ключи. Захлопнул дверь – и был таков. Если бы Григорий не обнаружил пропажи еще в ту злополучную ночь, никто бы не узнал, как вор проник в квартиру. Но случилось так, что Григорий, вернувшись домой после вечеринки, неосторожно задел сумку, и та упала. Содержимое высыпалось, но ключей – Григорий хорошо это помнит – среди прочего не было. Его можно понять, ему было не до того, чтобы задаваться вопросом об их таинственном исчезновении. Но нашему «герою» не повезло. Кассеты он не нашел. Уже потом мы с Григорием нашли ее, она была спрятана в гараже. – Я достала из сумки прямоугольный сверток. – Вот она. Давайте посмотрим?

Антон вскочил как ужаленный и с грязными ругательствами бросился ко мне. Но вовремя подоспевший Кирсанов крепко схватил его за руки.

– Отдай, это не твое, падла! – орал Антон. – Она сама виновата, сука!

– Из-за нее ты убил Галину… – с полупрезрительной жалостью проговорила я.

– Убил, убил, – заверещал с новой силой Антон, – гадина! Отдай… Пусти ты, – попытался он вырваться из цепких рук Кирсанова.

– А вещички, принадлежащие Береговским, которые ты прикарманил, – я с отвращением взглянула на Антона, – подозреваю, что они припрятаны тобой где-нибудь в особняке. Ну, следствие разберется… Что ж, – устало сказала я, – теперь вы все знаете, – я посмотрела на онемевшую от изумления Авдееву, – но наш герой-любовник не остановился на этом. Узнав, что я предприняла расследование обстоятельств смерти Береговской, Антон решил убрать и меня. Он проследил меня до дома и в темном подъезде напал на меня с ножом…

– Ужас! – чуть не задохнулась от удивления и возмущения Авдеева.

– Но бог миловал, как говорится… Я обернулась, инстинктивно почувствовав опасность, и удар ножа вышел скользящим. Только шуба треснула. Валерий может подтвердить. Он обнаружил меня на лестничной площадке.

На этот раз Авдеева только молча закрыла рот рукой и посмотрела на Антона, как на какое-то чудовище.

– Что уставилась? – грубо обратился он к ней. – Не докажешь, не докажешь! – переведя безумный взгляд на меня, истерически захохотал Антон.

С невозмутимым видом я достала из сумки диктофон и показала его Антону.

* * *

– Ты действительно ее нашла? – спросил у меня Кряжимский, имея в виду кассету.

Мы сидели в моем кабинете. Я только что закончила свой рассказ о вчерашнем разоблачении Антона, которого под руки белые увели «приглашенные» мной служители порядка.

– Посмотрите. – Я хитро сощурила глаза, встала, взяла сумку и вынула из нее небольшой сверток.

Кряжимский нетерпеливо принялся его разворачивать.

– «Полное затмение», – недоуменно произнес он, – это же фильм!

Он удивленно зыркнул на меня, а потом, все поняв, громко и весело расхохотался.

– Ты его провела! Ай-да Оля, ай-да Бойкова!

– Я купила кассету по дороге к Авдеевой. Давно хотела посмотреть этот фильм, вот и решила совместить приятное с полезным.

– А как же муж Галины? – неожиданно спросил Кряжимский, снова став сосредоточенно-серьезным.

– Я, конечно, расскажу ему, но позже, – тихо сказала я, – если Авдеева уже не позвонила ему.

– Жаль мужика, – сокрушенно покачал головой.

– Да-а, – вздохнула я, – сегодня, пожалуй, возьму выходной. За мной должны заехать.

– Конечно, бери. Тебе нужно отдохнуть. Статью я отредактирую.

– Спасибо.

Кряжимский встал и подошел к окну, за которым вовсю звенела капель, темнела мокрая рыхлая земля сквера, влажным черным блеском мерцали тротуары… И только в один миг потускневшая от мороза и снега листва, клочьями висящая на полуобнаженных ветках, напоминала об осени и зиме. Зима отступила лишь на несколько дней, но сердцу иногда достаточно самой невероятной, самой несбыточной надежды…

– Это не за тобой? – посмотрел Кряжимский в окно и лукаво взглянул на меня.

– Зеленая иномарка? – обрадованно спросила я, вставая из-за стола.

– Угу.

Я накинула пальто и, взяв сумку, устремилась к двери.

– Счастливо, – улыбнулся Кряжимский и покачал головой, мол, вот она, бесшабашная молодость!

– Я позвоню. – Я вылетела из кабинета, легкая, как весенняя ласточка.