Резкая перемена Викиного настроения меня несколько озадачила. Неужели Клунин нашел какие-то слова, чтобы взбодрить ее? Взбодрить настолько, что она так быстро вышла из состояния истерии? Да и сам он показался мне каким-то странным после того, как они с Викой уединились. Может, приняли лекарство? Я не стала пока ломать над этим голову и отправилась к Поплавскому. Пришлось обогнуть вокзал и выехать на Московскую, а затем на небольшую поперечную улицу. Там на первом этаже старого четырехэтажного дома я и нашла его студию.

– Александр Васильевич, к вам Ольга Юрьевна Бойкова из «Свидетеля», – по селекторной связи сообщила секретарша, когда я представилась.

– Машенька, пригласи, – услышала я усиленный динамиком голос Поплавского, – и принеси еще кофе.

– Проходите, пожалуйста! – Машенька, симпатичная пухлая девушка, встала и любезно открыла передо мной дверь.

Александр Васильевич, развалившись, сидел в низком кресле у журнального столика. Перед ним стояла пепельница и чашка с кофе, в руке он держал толстую дымящуюся сигару.

– Какие люди! – расплылся он в приторной улыбке. – Какими судьбами, Ольга Юрьевна?

– Ну, зачем же так официально? – Я в нерешительности замерла перед столиком.

– Не знаю, – пожал он плечами, – в конторе совершенно другая атмосфера. Впрочем, если ты настаиваешь…

– Пожалуйста, – улыбнулась я, – говорите, как вам удобнее.

– Ладно, – махнул рукой Поплавский, – снимай шубу, садись. Сейчас Маша кофе принесет.

На того Поплавского, который ныл что-то Ежову насчет денег, Шурик сейчас был непохож. Он словно воспрянул духом после вчерашнего вечера. Или это действительно под влиянием обстановки? Он был энергичен, подтянут и… вполне доволен собой. Может, в «Матрице» была просто-напросто игра?

Я устроилась в кресле, рядом с Поплавским. Маша принесла кофе, поставила передо мной чашку. Саша кивнул ей и жестом выпроводил из кабинета.

– Может, коньячку? – Поплавский задорно посмотрел на меня.

– Если только чуть в кофе, я за рулем.

– Можно и в кофе, – Александр поднялся, неторопливо подошел к стенке и, открыв бар, достал оттуда бутылку «Мартеля».

– Как интервью? – поинтересовался он, наполняя две пузатые рюмки.

Одну он пододвинул мне, а вторую принялся греть в руках.

– Интервью осталось незаконченным, – я плеснула немного из своей рюмки в чашку.

– С Дрюней надо жестче, – Поплавский с сигарой в одной руке и с рюмкой в другой откинулся на спинку кресла. – Он как живчик. Его надо прищемить и никуда не отпускать, как бы он ни извивался. Только тогда что-нибудь получится. А ты дала ему поблажку, – усмехнулся он, – следующий раз действуй решительнее.

– Мне очень жаль, но следующего раза не будет.

– Что так? – удивился Поплавский. – Неужели обиделась на него? Нет, на Дрюню нельзя обижаться, он же себе не принадлежит. Мой тебе совет, – понизил голос Поплавский, – зажми его где-нибудь в укромном местечке и не слезай с него живого, пока не добьешься своего.

– Я слышала ваш вчерашний разговор насчет джипа и мотивчика, – прямо сказала я. – Мне кажется, это непохоже на советы, которые ты мне здесь раздаешь сейчас.

– О-хо-хо, ха-ха! – рассмеялся Поплавский, едва не расплескав коньяк, который пил мелкими глоточками, смакуя каждый. – Надо же, слышала она! Ну, уморила! – Он немного успокоился, несколько раз пыхнув сигарой. – Я с Дрюней знаком со школы и немного знаю его, поэтому у меня к нему другой подход. Попробуй сделать как я тебе говорю, сама увидишь.

– Ежов ушел из «Матрицы» раньше тебя? – спросила я.

– Да, – кивнул Поплавский, – я просидел почти до закрытия, а он умотал почти сразу после тебя. Я видел, как ты уходила со своим приятелем. Могла бы и попрощаться, – наигранно обиженным тоном произнес он.

– Не до того было, – сделала я глоток кофе. – «Матрица» закрывается в двенадцать?

– В четыре, – усмехнулся Поплавский.

– И ты был там до четырех?

– Ну, не знаю точно, – заколебался он, – но до трех – точно.

– Тяжелая у вас работа, – посочувствовала я, – я имею в виду представителей шоу-бизнеса.

– Это даже не бизнес, – Поплавский положил сигару в пепельницу и смаковал коньяк, – это стиль жизни. Кому-то нравится, кому-то – нет. Я вот мог бы руководить строительной фирмой, к примеру, или торговать компьютерами, но там же надо тянуть лямку от звонка до звонка да еще и вечера прихватывать. У нас же меньше обязаловки, никто над душой не стоит. Мне, например, чтобы залудить мотивчик, нужно минут пятнадцать да еще на стихи – около часа. Остальное время могу торчать в клубе и там решать свои проблемы.

– Неужели все так просто? – искренне удивилась я.

– Не просто, – покачал головой Поплавский, – пить приходится много, – хитро улыбнулся он, – но ведь вся музыкальная тусовка там тоже сидит. Возьми вон того же Юру Шажкова…

Перед моим мысленным взором всплыла рыхлая улыбающаяся физиономия тарасовского поэта, а Поплавский продолжал:

– Пока клуб закрыт, он в «Лютне» отирается со своими мальчиками, а с шести вечера – в «Матрице».

– Сколько же ты сегодня спал, если не секрет? – улыбнулась я.

– Посчитай сама, – поморщился Поплавский, – в офис я приехал час назад, а проснулся еще часом раньше.

Я посмотрела на часы.

– Получается восемь часов.

– Вполне достаточно, – Шурик поставил пустую рюмку на стол и снова принялся сосать сигару. – Только я что-то не пойму, ты пришла, чтобы выяснить сколько я сплю? – потянулся он и бросил на меня плутоватый взгляд.

– Я сейчас объясню, зачем я пришла. Только ответь мне сначала еще на один вопрос. Эта продажа джипа – тоже рекламный трюк?

– Раз уж ты доехала до этого сама, то отвечу тебе: да, это рекламный трюк. Только не нужно об этом трезвонить на всех углах. Впрочем, можешь даже напечатать, это нам не помешает.

– А только поможет…

– Вот именно. Итак?..

– Я хотела сказать, что…

В сумочке зазвонил мобильник.

– Извини, – я достала трубку и приложила к уху. – Слушаю.

– Оля, – я узнала Маринкин голос. Она была взволнована. – Здесь мент пришел по твою душу. Мне кажется, по поводу убийства. Выпроводить его?

– Откуда ты звонишь?

– Из твоего кабинета, а он ждет в приемной.

– Понятно. Дай подумать. Скажи ему, что буду минут через пятнадцать, если хочет, пусть ждет.

– Но ты ведь не хотела…

– Может, что-нибудь удастся у него выведать, а меня они все равно найдут рано или поздно, – вздохнула я.

Я сунула трубку в сумку и с сожалением посмотрела на Поплавского.

– К сожалению, мне нужно идти, дела.

– Что-то случилось? – равнодушно поинтересовался он.

– Случилось, – кивнула я, – Ежова убили.

– Да ты что! – обомлел Поплавский. – Ежика?

– Да. И я пытаюсь найти убийцу, – я надела шубу и направилась к двери.

– Господи! Так ты на меня, что ли, подумала? – Шурик округлил глаза и поднял брови.

– Честно говоря, да! – Я остановилась у двери. – Ваш разговор в «Матрице» сбил меня с толку.

– Черт! Ну ты даешь! Разговор!.. Погоди. Когда его убили-то и как?

– Когда – не знаю, – снова вздохнула я. – Я пришла к нему сегодня утром, чтобы закончить интервью. Дверь не заперта, накрыт стол на двоих, а Ежов сидит на стуле с ножом в горле.

– Мама родная! – Поплавский разволновался не на шутку. – Если ты подумала, что это я, то и меня менты будут трясти.

– Но тебе же нечего бояться, – успокоила его я. – Кстати, может, ты знаешь, с кем должен был встречаться Ежов вчера вечером?

– С кем встречаться, с кем встречаться, – торопливо проговорил Шурик. – Он вчера дернул, будто на самолет опаздывал. А!.. – вдруг воскликнул он. – Перед уходом он с Юркой шептался.

– Спасибо, Саша, – поблагодарила я его и вышла из кабинета.