Я проснулась от тихого шепота.

– Ириша, как дела? – в дверь палаты просунулись встревоженные физиономии Валерии и Валерия.

– Вроде нормально, – так же шепотом ответила я, стряхивая с себя настырную дремоту.

– Как он?

– Спит.

– Спит или без сознания? – уточнил Валера.

– Спит. Ночью ему что-то вкололи. Какое-то успокоительное. Врачи говорят, опасность миновала. Сердце у него крепкое, организм здоровый, да и мы быстро управились. Так что выкарабкается.

– Здорово! Слушай, ты выползи в коридор, а то перешептываться неудобно.

Я послушно встала, чувствуя, что моим затекшим ногам эта процедура пришлась совсем некстати.

– В общем, так, – торопливо заговорил Гурьев. – Допрос на сегодня перенесли – вчера уже поздно было. Я договорился с Зародиным, что мы с тобой сможем на нем присутствовать в качестве свидетелей. Поедем?

– А как же Костя? – Я растерянно оглянулась на открытую дверь палаты.

– Ничего. Тезка моя подежурит.

Лера с готовностью закивала.

– Тогда, конечно, поехали. Только я смою с себя эту дурацкую боевую раскраску – уж очень хочется вернуть себе истинное лицо. У тебя есть какой-нибудь пакет? Брось туда парик. Как-никак казенное имущество.

По дороге я первым делом позвонила Володе и объяснила ему, что, прежде чем вернуться домой, мне еще надо заехать в милицию для дачи показаний. Володя для порядка поворчал, но после моего обещания приготовить в выходные какое-нибудь его любимое блюдо на выбор угомонился. Валера тоскливо повздыхал, намекая на то, что был бы не прочь присоединиться к нашему семейному обеду, но после моего заверения в том, что его появление в нашей квартире может спровоцировать Володю на античеловеческий и, в частности, антигурьевский поступок, напрашиваться в гости внезапно передумал. А потом рассказал мне, что уже совершенно точно установлено – все пять убийств были совершены нашей красавицей. Отпечатки ее пальцев совпали с отпечатками на вещах покойных. Осталось только выяснить, для чего она это делала.

В милицию нас пропустили без лишних проволочек, и Валерий долго водил меня по длинным коридорам, пока мы не остановились перед обитой темно-коричневым дерматином дверью.

– Войдите, – последовало в ответ на наш стук.

Мы не преминули воспользоваться этой любезностью, и я как вкопанная замерла на пороге.

– Димка! А ты что тут делаешь?

– Иришка! – обалдело заорал здоровенный детина в штатском. – Каким ветром? Вот ведь сюрприз!

После продолжительных и бурных приветствий под недоумевающим гурьевским взглядом мы выяснили, что Дмитрий, который был моим одноклассником, и есть тот самый знаменитый Зародин. Я долго удивлялась, что не вспомнила его фамилию, вернее, никак не могла предположить, что мой приятель детских лет теперь работает в органах. Мы наперебой рассказывали друг другу, кого из старых знакомых видели за последнее время, кто кем стал, кто на ком женился и каким количеством детей успел обзавестись, вспоминали прошлые шалости, пока Валера деликатно не напомнил нам, что здесь вообще-то не встреча выпускников, а серьезное учреждение, и неплохо бы уже оставить телячьи нежности и заняться делом.

– Значит, ты и есть та самая знаменитая личность, которой мы обязаны поимкой этой леди Макбет местного уезда? – спросил Дима.

– Вы обязаны не мне, а нашему водителю Косте.

– Да. Славный парень. Как он?

– Все нормально. Поправляется. А тебе очень стыдно не знать, что я работаю на телевидении и веду не самую задрипанную передачу.

– Да я ящик вообще не смотрю, – извиняющимся тоном ответил Дима. – Некогда. Зато супругу мою от твоего «Женского счастья» за уши не оттащишь. Ладно, Ириша, мы еще как-нибудь встретимся в неофициальной обстановке, поболтаем по-дружески, а сейчас давайте работать.

Он отдал какие-то распоряжения, и через несколько минут в кабинет ввели «обезьянку-игрунку», как в сердцах обозвал нашу подопечную Валерий.

Пока Зародин проводил формальную часть допроса с выяснением фамилии-имени-отчества, возраста, места жительства, рода занятий и прочих анкетных данных, я с любопытством разглядывала девицу.

Красавицей ее не назовешь, но какой-то шарм присутствовал. Даже сейчас, без косметики, с распущенными волосами, она выглядела очень привлекательно. Держалась с достоинством, но не вызывающе. Она совершенно не выглядела испуганной, но и уверенности в своей безнаказанности тоже не было. Только где-то в глубине глаз таилась странная грусть. Даже скорее не грусть, тоска. Словно ей страшно не хотелось расставаться с кем-то. Или с чем-то.

Господи! Зачем этой молоденькой девчонке, а было ей всего девятнадцать лет, понадобилось убивать мужиков?! На сумасшедшую она совсем не похожа. Острых ощущений не хватало? В детстве недоиграла? Или мстит за что-то?

– Анастасия Николаевна, вам предъявляется обвинение в покушении на убийство Шилова Константина Александровича, а также в убийстве Бочарова Александра Ивановича, Родионова Вадима Андреевича, Геллера Олега Павловича, Бессметнова Сергея Игоревича и Ильина Святослава Романовича. Не хилый, однако, списочек. Вы признаете свою вину?

Анастасия молчала, уставившись на носок своей туфельки.

– Анастасия Николаевна, хочу напомнить вам, что чистосердечное признание…

Господи! Как же глупо звучали сейчас эти штампованные фразы!

– Анастасия Николаевна, у нас есть неопровержимые доказательства вашей причастности к этим убийствам. Отпираться совершенно бессмысленно.

Девушка наконец подняла глаза, и в них сверкнул печальный огонек настырного упрямства.

– Я могу вам рассказать, но не все.

– Вы признаете свою вину?

– Да.

– Почему вы это делали?

– Я не могу сказать. От этого зависит жизнь другого человека.

– Анастасия Николаевна, после того, как вы убили пятерых и только благодаря присутствующим здесь людям не смогли убить шестого, вы еще делаете вид, что заботитесь о чьей-то жизни?!

Обвиняемая пропустила мимо ушей гневную тираду Зародина и в упор посмотрела на меня.

– Значит, Константин выжил? – мне показалось, что в ее голосе прозвучало облегчение. – Я очень этому рада.

– Что вы имеете в виду? – опешил Димка.

– Раз меня все равно поймали, его смерть была бы попросту бессмысленной. Поверьте, я совершенно не хотела их убивать.

– Но вы это сделали.

– Так было надо.

– Почему?

– Этого я не могу сказать. Разве вам недостаточно того, что я признаюсь в содеянном?

– Помимо признания, нужны еще и мотивы. Каждый раз вы уходили из казино вместе с человеком, выигравшим приличную сумму. При обнаружении трупов ничего, кроме документов, у них не находили. Вы делали это ради денег?

– В какой-то степени да, – задумчиво произнесла Анастасия.

– Что значит, в какой-то степени? А если без степеней, а по правде?

– Да. Ради денег, – торопливо ответила Настя, словно исправляя допущенную ошибку.

– Анастасия Николаевна, так мы с вами ни о чем не договоримся. Хорошо, конечно, что вы признали свою вину, но нам нужны истинные причины, из-за которых совершены преступления.

– Послушайте, я очень вас прошу, поймите вы меня, не могу я этого сказать! – в ее голосе звучала отчаянная мольба.

– Может быть, кто-то заставлял вас это делать?

Молчание в ответ.

– Вас шантажировали?

Молчание.

– Угрожали?

Молчание.

– Хорошо. Вы сказали, что от этого зависит жизнь человека…

Настя вздрогнула.

– Может быть, если вы нам все расскажете, мы сумеем помочь этому человеку?

Настя грустно покачала головой.

– Подумайте как следует. Возможно, это ваш единственный шанс.

– А мы можем поговорить так, чтобы без протокола? – со странной надеждой в голосе спросила обвиняемая.

– В принципе да, – растерянно ответил Зародин. – Но мне все-таки хотелось бы все зафиксировать. Пусть даже неофициально.

– Хорошо. Только подписывать я ничего не буду. И от слов своих в случае чего откажусь. И имен называть тоже не буду.

– Ну давайте для начала попробуем так, – Зародин положил перед собой другой листок бумаги. – Слушаю вас, Анастасия Николаевна.

– Сейчас. – Настя переплела пальцы, быстро пробежалась ими по тыльной стороне ладоней. – Мы с Андреем познакомились еще в школе. Он на два года старше меня. Мы очень быстро с ним сошлись – у нас было много общего. Его родители за год до нашего знакомства погибли на заводе при каких-то странных обстоятельствах. А мои чуть ли не с самого моего рождения уехали в Америку, и я осталась с теткой. Уже в университете мы решили пожениться. Только Андрей говорил, что жить мы должны непременно одни и без чьей-либо помощи. Ну а на студенческую стипендию не особенно проживешь. Бросать обучение и искать работу не хотелось. Мы долго не знали, как быть, а однажды Андрей пришел и принес целую кучу денег. Сказал, что выиграл их в казино. Одним словом, пока я думала, как выйти из положения, он научился играть в покер, и играть просто виртуозно. Наверное, у него к этому какой-то особый талант. Мы сняли квартиру и стали жить вместе не расписываясь. Зачем, если и так все время рядом. Короче, Андрюша стал ходить в казино, как на работу, но серьезно к этому не относился. Он вообще ни к чему не относится серьезно, считает, что жизнь – это игра и прожить ее по-настоящему красиво и правильно сможет только тот, кто поймет это и сумеет отыграть свою роль на полную катушку. Я не могу сказать, чтобы он был азартным игроком. Для него ведь главное – не сама игра, а возможность обеспечить нам нормальное существование. Если он видел, что дела не клеятся, сразу останавливался, поэтому случаев, чтобы он проигрывал, было очень мало. А если и проигрывал, то ерунду какую-нибудь. И никогда не расстраивался, в шутку говорил, что это законные проценты Фортуны за ее благосклонность. Он старался не ходить в одно и то же казино или посещал их через большие промежутки времени, чтобы его успевали забыть, так что никаких проблем не возникало. А потом…

Настя тяжело вздохнула, оперлась локтем о стол, положила голову на тыльную сторону ладони. Затем резко вскинулась, словно от испуга, быстро прошлась рукой по лицу, как будто хотела смахнуть невидимые слезы, и продолжала:

– Потом он предложил мне как-то пойти вместе с ним. Я не видела в этом смысла, потому что играть не умела, да и сомневалась, что мне будет так же везти, как ему. Но Андрей сказал, что выигрывать мне не обязательно, что у него есть какой-то план, с помощью которого мы сможем заработать гораздо больше денег. Он объяснил мне правила, не особенно вдаваясь в подробности. Конечно же, я проиграла, но Андрей был доволен, сказал, что все идет как надо и все должно получиться. После нашего третьего визита он изложил мне свою идею. Мы должны были сидеть с ним за одним столом и делать вид, что не знакомы. Даже заходить в казино нужно по отдельности и в разное время. Андрей сказал, что пока он будет играть, мне необходимо отвлекать остальных игроков и крупье. Это оказалось несложно. Мне даже понравилось, – Настя грустно улыбнулась.

– Он шулер? – спросил Зародин.

– Не знаю. Я мало что в этом понимаю. Но проигрывать Андрюша перестал. Совершенно. А мне объяснил, что для того, чтобы не терять слишком много денег, я должна просто все время пасовать, лишь иногда доходя до конца игры, чтобы не вызывать подозрений. Идти на риск он разрешал, только когда у меня собиралась комбинация не слабее фул хауза. Дела наши шли просто замечательно, мы даже купили себе двухкомнатную квартиру, практически в центре.

– А как именно вы отвлекали других игроков?

– Ну, по-разному. Иногда делала вид, что я дочь состоятельного папаши, которая не знает, куда девать деньги, и жаждет азартных приключений. Притворялась, что ничегошеньки не смыслю в покере, хотя мне и притворяться-то особенно не надо было, и просила помочь, подсказать, посоветовать. Даже если я приставала только к одному игроку, остальные все равно обращали на нас внимание. Иногда я откровенно с кем-нибудь заигрывала. Иногда, если ничего другого не получалось, делала вид, что мне плохо. Да разве мало существует способов привлечь к себе внимание?.. Андрей же чаще всего выбирал столик с мужчинами в возрасте, солидными, с такими, кто ценит общество молодых женщин и уже не так беспечен, чтобы всерьез приставать. Правда, была пара случаев, когда мужчины вызывались меня проводить или предлагали поехать к ним, но нам всегда удавалось как-то выкручиваться.

– Довольно опасный бизнес.

– Нам так не казалось, обычно везло, да и Андрюша всегда был очень осторожен. Если для игры не находилось в казино подходящей компании, мы просто уходили. Все это было интересно и весело. Я придумывала каждый раз новые способы, Андрей говорил, что у меня прекрасный актерский талант и мне блестяще удаются спонтанные импровизации. Говорил, что я его талисман и зарок удачи. Нам везло…

– До поры до времени…

– Да, до поры до времени. – Настя прикусила губу. – В один из таких вечеров нам повезло просто сказочно. Мы засиделись допоздна. За столом осталось всего три игрока: Андрей, я и еще один… Он был просто ненормально азартен. Проигрывал бешеные деньги и никак не мог остановиться. Про таких Андрей говорит, что это его лучшие клиенты. В общем, проиграл он просто немерено. Был злой как бобик. Когда деньги у него закончились, он прошипел что-то вроде «спасибо за хорошую игру» и ушел. Мы потом очень долго не ходили в казино. Просто не возникало такой потребности. И как-то раз Андрей сказал, что сходит на разведку, а заодно и разомнется, чтобы не потерять форму. Меня он с собой не взял, так как, по его словам, это было надо не для заработка, а для тренировки. Так сказать, для поддержания квалификации.

Настя замолчала.

– И что было дальше?

– Сейчас. – Настя сжала правую руку в кулак и постучала костяшками пальцев себя по зубам. – Сейчас-сейчас.

Она прикрыла рот ладошкой, казалось, что она изо всех сил пытается сдержать слезы. Дальше Настя заговорила короткими рублеными фразами, замолкая на несколько секунд после каждой.

– Андрей домой не вернулся. Зато мне позвонили: это был тот самый мужик. Требовал вернуть деньги. Сказал, что не собирается спускать с рук гнилому шулеру и его шлюшке их паскудные дела. Мол, не позволит обвести себя вокруг пальца. Короче, Андрей у него. Я должна достать деньги. Если не верну их через неделю, Андрея убьют. Кое-что у нас еще оставалось, но этого было недостаточно. Я все продала. Кроме квартиры. В общем, деньги я вернула.

– Вы отдали их ему лично?

– Нет. Я оставила их в условленном месте. Риск был, но выбора не оставалось. Правда, я спряталась и подождала. За деньгами приехали какие-то парни на иномарке. Я немного успокоилась и вернулась домой. Но Андрей не пришел и после этого. Вечером мне позвонили и сказали «спасибо». Я распсиховалась. Мужик сказал, это я возместила ему материальный ущерб, а теперь обязана возместить моральный: требовал еще. Но, кроме квартиры, у меня ничего не оставалось. Однако даже если бы я ее продала, денег бы все равно не хватило.

– Квартиры в центре стоят недешево.

– Да, но я должна была сделать это быстро. А, значит, практически задарма.

– А почему к нам не пришли?

Настя только усмехнулась.

– Ну вы же не маленький и не вчера родились. Они все время следили за мной. Что бы тогда стало с Андреем?

– Как же вы поступили?

– Я решила выиграть деньги. Только вся проблема состояла в том, что играть я не умею. И тогда решила найти какого-нибудь игрока, чтобы прокрутить вместе с ним Андрюшин номер, а деньги честно поделить. И у меня получилось. Мы уже не делали вид, что абсолютно не знакомы, но и влюбленную парочку тоже не разыгрывали. Создавалось впечатление, что мы впервые встретились в казино, а так чаще всего и бывало, и компаньон просто решил за мной немного поухаживать. Я не играла с одним и тем же, а каждый раз находила другого.

– А тех убивали?

– Сначала нет.

– Ну ладно. А дальше?

– Я собрала требуемую сумму. Отдала…

– А он запросил еще?

– Запросил. Я просто не знала, что делать. Понимала, что могу так работать на него всю жизнь, а Андрея он так и не отпустит. Я попыталась навести справки и узнать, кто этот человек.

– Получилось?

– Получилось. Он оказался довольно высокопоставленной особой. Тогда я решила сама пригрозить ему. Сказала, что все о нем знаю и в случае чего расскажу, где он коротает время.

– И он пообещал убить Андрея?

– Нет. Он прислал мне его палец…

Я заметила, что Валерий как-то странно дернулся. Наверное, представил, как должна чувствовать себя женщина, которой присылают палец любимого.

– Я страшно испугалась. Пообещала все сделать. Но первый же поход в казино оказался неудачным. Нет, мы выиграли много денег, только… Только я их не получила. Мало того, что этот козел не дал мне ни рубля, он еще меня изнасиловал. Можно воды?

– Да, конечно.

Зародин торопливо встал, налил в высокий стакан воды и протянул Анастасии. Она осушила его почти залпом, поставила на край стола и стерла с губы искрящуюся каплю.

– Я долго не могла заставить себя пойти в казино, но бросить Андрея я тоже не могла: надо было что-то делать. Я ведь учусь в медицинском… В общем, я решила, что можно быстро и безболезненно избавляться от компаньонов. Надо только заставить их выпить спиртного, не так уж и много…

– А потом добавить антабус.

– А потом добавить антабус. Это было легко. Пили все. Обычно еще за картами. Кто-то кружку пива, кто-то пару стопок водки. Тут мне даже делать ничего не приходилось. После игры мы уходили из казино вместе. Я предлагала поехать ко мне и поделить деньги там. Естественно, я не собиралась этого делать. Главное было – заманить бывшего компаньона в машину. Обычно в казино на своей машине никто не ездит. Во-первых, нервы. Во-вторых, обязательно пропустишь рюмочку-другую – не садиться же за руль в таком состоянии. Я брала машину напрокат на один вечер. Мы немного отъезжали, я выбирала самые малооживленные улицы, хотя по ночам народу и так не слишком много. Глушила мотор. А потом я предлагала выпить за удачу нашего безнадежного предприятия. Ну и вот…

– Как только человеку становилось плохо, вы забирали деньги, а бедолагу просто бросали умирать?

– А что мне было делать? Да, я забирала деньги. Все. Не только выигранные. Мертвым деньги не нужны.

– А Костя? – впервые за все время допроса не выдержала я. – Костя тоже выпил… за удачу…

– Нет, – после некоторого молчания ответила Настя, словно только сейчас вспомнила, что в кабинете, кроме нее и Зародина, были еще мы с Валерой. – Он отказался. Да и в казино практически не пил.

– Как же вам удалось добавить ему антабус? – спросил Димка.

– Я предвидела возможность того, что кто-нибудь из моих партнеров не станет пить со мной в машине, поэтому держала под сиденьем шприц. Вот и пригодился. Я сделала ему инъекцию, это было совсем несложно, а потом просто вытолкнула из машины. Конечно, это было опасно: во-первых, от страха человек мог натворить любых глупостей, во-вторых, след от укола могли обнаружить, но другого выхода у меня не оставалось.

– Да, такого Костя явно не ожидал. Да и мы не могли подумать о подобной возможности, – в очередной раз мысленно проклиная себя за беспечность, проговорила я. – Теперь понятно, почему ему стало так плохо, несмотря на то, что выпил он совсем немного.

– Значит, всем пятерым убитым вы давали антабус уже в машине, а это в свою очередь приносило нужные вам результаты, – вернулся к прерванному разговору Зародин.

– И неплохие результаты, – согласилась подсудимая.

– А Андрей?

– Андрея так и не вернули. Они прислали мне еще три пальца. Я умоляла, просила больше этого не делать. Обещала, что сделаю все, что он попросит, буду зарабатывать для него любые деньги, только бы перестали мучить Андрея. Пальцы присылать перестали.

– А Андрея не отпустили.

Анастасия покачала головой.

– И кто же этот человек?

– Извините, но этого я вам не скажу. Иначе они его точно убьют. А так, может быть, когда они узнают, что меня поймали, Андрея все-таки отпустят. От меня ведь теперь никакого толка.

– Н-да, история, – озадаченно проговорил Зародин.

– Дима, – робко позвал Валерий. – Выйдем на минуточку.

Я удивленно посмотрела на Гурьева. Он был совершенно бледный, глаза лихорадочно блестели. И я вспомнила…

– Мальчики, можно с вами?!

– Пошли, – ответил Зародин, хотя ему это явно не понравилось. – Простите нас, Анастасия Николаевна.

Он пригласил в кабинет какого-то лейтенантика, чтобы не оставлять подсудимую одну, и мы все втроем вышли в коридор.

– Валерка, ты про потешного покойничка вспомнил?! – не удержалась я, едва мы остались одни.

– Именно! Помнишь, Дмитрий, парня из Смирновского леса?

– Ё-мое! А вы молодцы! Ну конечно! Все сходится! Четыре отрубленных пальца на правой руке! Смерть от анафилактического шока! Он загнулся, а они даже ничего ей не сказали, продолжали тянуть деньги. Вот ведь скоты какие!

– Бедная девчонка. – Мне действительно было ее жаль. – Она ведь только ради него все это делала. И прекрасно понимает, что ей светит за эти убийства.

– Да уж, любовь до гроба, дураки оба, – мрачно пошутил Валерий. – Зато теперь она наверняка подпишет признание.

– Может, и подпишет, а может, и нет, – с сомнением ответил Дмитрий. – Смотря что за тип их в оборот взял. – Дима, а что ей грозит? – спросила я.

– По-хорошему – вышка. Но учитывая обстоятельства… Она ведь совершала убийства под давлением… Сейчас трудно сказать. Скорей всего, приличный срок… Ну а если она от своих слов в самом деле откажется…

– Она может бояться, что ее и в тюрьме достанут, – предположил Гурьев.

– Да нет. Смерти она не страшится, – была уверена я. – Да и рассуждает здраво. Думаю, она захочет отомстить…

– Знаете, что самое смешное. – Зародин озадаченно поскреб подбородок. – Я, всякое повидавший, не знаю, как ей об этом сказать…

– Ребята, а может быть, мы зря переживаем, – засомневалась я. – Может быть, Андрей жив? А найденный в лесу – другой парень? Бывают же совпадения?..

– Но не такие буквальные, – покачал головой Гурьев.

– Ладно, чего сейчас голову ломать. Надо сперва выяснить, – Зародин пытался говорить уверенно, но было видно, что и ему не по себе.

– Только ты сразу ей ничего не говори, постарайся как-нибудь поаккуратней.

– Угу.

Зародин поймал пробегавшего мимо милиционера, быстро отдал ему какие-то распоряжения. Тот кивнул и через несколько минут вернулся со стопкой фотографий.

– Что это? – спросила я.

– Снимки того парня.

– Можно посмотреть?

– Если хочешь…

Я взяла фотографии. На них увидела молодого человека. Вернее, его труп. Беспокойные широко открытые глаза смотрели куда-то мимо объектива. Ни страха, ни боли в них не было. Только тоска, бесконечная, нестерпимая тоска. Длинные темные волосы наползали на лоб и щеку, словно стремясь прикрыть эту бездну нечеловеческой грусти. И только две серебряные серьги в ухе безразлично-лениво и тускло поблескивали в лучах осеннего солнца.

– Валера, ты говорил, что от него почти ничего не осталось, – стараясь протолкнуть застрявший в горле ком, сказала я. – А он не так уж плохо сохранился. По крайней мере, вполне узнаваем.

– Ты его вблизи не видела, – буркнул Гурьев и добавил тоном нашкодившего школьника: – И потом, надо же было сгустить краски…

– Хочешь показать ей? – спросила я Зародина.

– Боюсь, что придется. Иначе как мы проверим, он это или нет.

– Наверное, ты прав. – Я вернула фотографию.

– Ну, пошли, что ли?..

Мы вернулись в кабинет. Анастасия, ссутулившись, сидела на прежнем месте и задумчиво водила указательным пальцем по краю пустого стакана. Зародин снова сел напротив нее, нервно вертя в руках злосчастные снимки.

– Анастасия Николаевна! – Он замялся и отвел глаза от пронзительного взгляда допрашиваемой. – У Андрея были какие-нибудь особенные приметы?

– Что вы имеете в виду? – голос ее прозвучал неуверенно и хрипло.

– Ну, родинки необычные, татуировки…

– Нет. Хотя родинка есть. То есть была… На внутренней стороне мизинца на правой руке. Его тоже отрубили…

– А еще что-нибудь можете вспомнить?

– Левое ухо проколото. Он носил два серебряных колечка. А почему вы спрашиваете?

– Анастасия Николаевна, посмотрите, пожалуйста, вам знаком этот человек? – Зародин осторожно, словно готовясь в любой момент отдернуть руку, протянул ей одну из фотографий.

Она долго и пристально вглядывалась в снимок, и на ее лице совершенно невозможно было ничего прочесть. Потом по нему скользнуло удивление, быстро сменившееся смутным предчувствием беды и неверием.

– Что это? – бесцветным голосом спросила девушка.

Зародин растерянно пожал плечами, словно хотел сказать «сами, что ли, не понимаете?».

– Откуда это у вас? – голос Насти стал непривычно твердым и жестким.

– Пару недель назад в Смирновском ущелье был обнаружен труп. Это фотографии с места происшествия…

– Андрей, – почти шепотом сказала Настя, и руки ее суетливо зашарили по столу, словно в отчаянной попытке обрести точку опоры.

Стакан покачнулся, на мгновение завис над краем и рухнул вниз, разбиваясь на тысячи крошечных осколков.

– Андрей!

Она плакала долго, не произнося ни слова, не издавая ни звука; слышалось лишь ее прерывистое дыхание. Плечи то и дело вздрагивали, заставляя нелепо дергаться безвольно повисшие руки, словно у испорченной куклы-марионетки. Поначалу Зародин что-то говорил, пытаясь хоть как-то ее успокоить, нашел другой стакан, принес воды, но быстро понял, что никакие его действия и слова не смогут притупить боль этой девочки.

Потом мы долго сидели и молча смотрели, как она плачет, растерянные и несчастные от сознания собственной беспомощности. И мне казалось, я поняла, каково ей приходилось все это время. Знать, что единственный способ сохранить жизнь любимого человека – это постоянно, изо дня в день совершать одно убийство за другим, убивать, не желая этого, убивать и бояться, что этот кошмар будет тянуться бесконечно, и все равно убивать, убивать, убивать… Единственное, что давало ей силы жить, – это любовь и надежда на спасение дорогого человека. И теперь эта надежда разбилась навсегда, и все, абсолютно все потеряло смысл. И деньги, и смерть незнакомых людей, и та отчаянная решимость, с которой она боролась до последнего, и сама любовь…

– Они убили его, – впервые всхлипнув, произнесла Настя. – Убили… Господи! Я ведь просила их перестать отрубать ему пальцы. Они перестали, и я еще обрадовалась, дура. А они просто убили его…

– Они не хотели его убивать, – виновато сказал Дмитрий, словно от этих его слов ей могло стать хоть немного легче. – Видимо, у него случился болевой шок, и они вкололи ему обезболивающее. А у Андрея оказалась аллергия на лекарство… Они не хотели убивать…

– Вы записали все, что я вам рассказала? – с неожиданной решимостью спросила Настя.

– Да, – опять, словно извиняясь, сказал Зародин.

– Я все подпишу, – она не то кивнула, не то нервно дернула головой. – Я расскажу вам все, что мне известно. Расскажу, где и как их искать. Только не сейчас… Я хочу побыть одна… Пожалуйста!..

– Разумеется… Я понимаю… И спасибо вам…

Ее увели. А мы еще немного посидели втроем, переговариваясь почему-то полушепотом, словно в комнате был покойник или тяжелобольной и мы боялись его потревожить. Дмитрий записал наши показания, сказал, что мы еще можем понадобиться в ходе следствия и на суде. Мы отвечали машинально, иногда невпопад. Зародин рассеянно кивал, а потом еще и еще раз переспрашивал. Наконец заставил нас расписаться в нескольких местах, сказал дежурное «спасибо» и замолчал, погрузившись в свои мысли.

Мне стало страшно неуютно, хотелось поскорее выйти на воздух. Зародин нервно перебирал вещи на столе, делал вид, что перечитывает записи, что-то проверяя и сопоставляя. Валерий тихо сидел в углу и вертел пуговицу на вороте рубашки. Всем очень хотелось разойтись, но какая-то сила заставляла нас по-прежнему сидеть вместе и переживать чужое горе, как свое.

Наконец я не выдержала:

– Дима, если мы тебе больше не нужны, мы, наверное, пойдем… А то я целую ночь не спала, в больнице дежурила… Хорошо еще, что сегодня суббота и не нужно идти на работу… И Володька там, наверное, с ума сходит: я ведь со вчерашнего утра дома не была… Да и за Костю беспокоюсь…

– Да, – оживился Валерий. – Тезку мою сменить надо.

– Конечно, ребята, идите. Но, полагаю, мы еще встретимся. А тебя, Ирина, я всенепременно жду к себе в гости с мужем. Посидим, повспоминаем… И жена будет рада.

– Обязательно. Только закончится эта история…

Уже выйдя на улицу, я вспомнила, о чем все это время мне мучительно хотелось спросить Гурьева, и чуть не рассмеялась собственной глупости, но вопрос все-таки задала:

– Валерка, а ты откуда Зародина знаешь?

– Да, помнится… – серьезно начал Валерка, а закончили мы уже в один голос: – Пили мы с ним водку в одна тысяча девятьсот…

И удивленное солнце с любопытством выглянуло из-за туч, разглядывая двух смеющихся, по-детски безобидно дурачащихся взрослых людей.