– Павлик, я тебя умоляю! Или ты вырежешь эти кадры, или я заставлю тебя всю пленку съесть!

– Ну вот тоже, придумала, – обиженно сопел Павел. – Вырежешь! Это, может быть, предмет моей особой гордости. Я, можно сказать, из кожи вон лез, старался, душу выкладывал, а вы – вырежи! Да вы только посмотрите, какой роскошный ракурс! И героиня – просто картинка.

– Ага, и рожа у меня дурацкая-дурацкая! Челюсть отвисла, глазенками хлопаю, словно не на открытие выставки пришла, а на экскурсию по кругам ада. Вырежи, говорю!

– У вас, Ирина Анатольевна, как вы изволили выразиться, рожа дурацкой не может быть по определению, – заискивающим тоном ответил Пашка.

– Лесть нам приятна, только ты мне зубы не заговаривай. Кто тут, в конце концов, главный?!

– Давайте Галину Сергеевну спросим, она как-никак режиссер.

– Не будем мы никого спрашивать. Тем более что на экране фейсом дауна сверкать не Галине Сергеевне, а мне. Сказала, не нравится – будь добр искоренить непорядки.

– Ладно, – неохотно согласился Павел. – Что у нас там дальше по плану?

В операторской вовсю кипела работа, конечным результатом коей должен был явиться смонтированный сюжет о нашей новой героине. Все по порядку: подготовка и оформление выставочного зала, само открытие, пара кадров с презентации, на которой всем любопытным был продемонстрирован сигнальный вариант книги Лентаевой «Сюрреализм – последний оплот бунтарей и романтиков», и, наконец, семейный вечер в теплой домашней обстановке за чаем и аппетитным медовым тортиком.

Даже не знаю, что мне понравилось больше. Пожалуй, все-таки ужин, который здорово оживлял супруг уставшей от творческих хлопот именитой художницы. Вениамин Тарасович оказался не таким уж и заурядным товарищем. Во-первых, он потрясающе готовил, и уже упомянутый умопомрачительный тортик тоже был его произведением. Во-вторых, этот неугомонный человек весь вечер сыпал тонкими остротами и искрометными шутками, рассказывал забавные случаи из своей медицинской практики, разыграл небольшой спектакль под названием «Вот и встретились два одиночества», главной темой которого была история их знакомства со Светланой Владимировной, так что под конец у меня уже скулы болели, а рот просто не закрывался. А мне почему-то казалось, что все медики невероятно мрачные люди, за исключением разве что патологоанатомов, но у тех юмор более чем специфический.

Наши выдающиеся результаты и сопряженные с ними монтажные заботы немного исправили мое дурное настроение, причиной которого было бесстыдное исчезновение Гурьева. Этот дипломатичный мерзавец, пользуясь моим дружеским к нему расположением, коварно выведал с моей помощью все, что ему требовалось, и, презрев наше джентльменское соглашение, просто пропал. Весь понедельник я сгорала от любопытства, забываясь только в моменты, когда работа поглощала меня с головой и ни о чем другом я уже просто не могла думать. За что и люблю ее – работа у меня интересная. И хоть не всегда на воздухе, зато всегда с людьми.

Поначалу я даже нервничала из-за того, что Валерка нигде не обнаруживался. Потом кто-то из его приближенных особ смилостивился и на очередное мое приставание ответил, что Гурьев на работе не появлялся, но звонил и, сославшись на какие-то срочные дела, не то взял день за свой счет, не то оформил выездной. В последнее, памятуя о Валеркиной расчетливости, мне верилось куда больше. Я, конечно, ничего не сказала о том, что у меня имеется свое мнение о его так называемых срочных делах, но затаила обиду и пообещала самой себе при первой же возможности жестоко отомстить. По-моему, это просто верх бесчестия так гнусно поступать с друзьями. Пусть теперь только попробует о чем-нибудь меня попросить – я зла не помню, поэтому записываю. Где там мой любимый ежедневник?

– Ириша, ласточка, на два слова! Все понимаю – работа, но очень надо.

Я удивленно обернулась на голос и увидела в дверях Гурьева. Лицо его было как никогда серьезно. Мало того, подобные фамильярности с уменьшительно-ласкательными суффиксами в обращении со мной, любимой, он позволял себе только в шутку и чаще всего наедине, но, по крайней мере, никак не в официальной рабочей обстановке. Однако сейчас этот легкий на помине рыцарь нечестного слова явно был далек от желания забавлять меня дурацкими прозвищами.

– Чего тебе? – не слишком-то заботясь о вежливости, осведомилась я.

– Ну выйди на минуточку! – Валерка явно нервничал, даже слегка приплясывал, смешно подпрыгивая на левой ноге и вертя из стороны в сторону правой пяткой. – Говорю же, погутарить надо.

Ага! Надо ему! Значит, как приперло, так приперся, а что я тут целые сутки как свечка на огне от любопытства таю да тревогами о нем, неблагодарном, маюсь, так это, стало быть, в порядке вещей!

Я уже было хотела послать его куда подальше, но любопытство и здесь взяло верх.

– Ну? – я вышла в наш длинный коридор, сердито хмуря брови. – И зачем это я вашей светлости понадобилась?

– Почему грозная-то такая? Случилось что?

– А ты как думаешь? – Я даже ошалела от такой наглости. – Жду его весь понедельник, разыскиваю по студии, гаврикам твоим глаза мозолю, а он еще спрашивает, что случилось!

– Не сердись, Ириша! – примирительным, но отнюдь не извиняющимся тоном ответствовал Гурьев. – Я, между прочим, не просто так пропадал, а делом занимался. И потом, мы с тобой на понедельник не договаривались. Сказал, как выясню, так и поговорим. Все по-честному, без обмана. Я свое слово держу, а ты на меня тут глазищами сверкаешь. Тоже мне, Индра-Громовержец в юбке!

– Ну и?!

– Что «и»?

– Выяснил?

– Кое-что выяснил.

– Ну так колись! – теряя терпение, выпалила я.

– Помнишь, я у Эллочки телефончик взял некоего Геллера Олега Павловича, ныне покойного?

– Помню.

– Ну так я вчера с родственничками его пообщался, на бывшей работе побывал. То есть работа-то не бывшая. Ей-то, милой, до второго пришествия ничего не сделается. Это Олег Павлович бывший…

– Ты не отвлекайся на эсхатологические диспуты, ты дело говори!

– Я и говорю: на работу его сходил, с коллегами парой слов перекинулся. В общем, знаешь, кем он был?

– Знаю, конечно. Кто же этого не знает. Скрипачом он был.

– Каким скрипачом? – опешил Гурьев.

– Тем, который не нужен. Вот его и убрали. Малиновые штаны – два раза «ку».

– Да что ты мне голову морочишь?! – возмутился Валерка.

– А что ты вопросы глупые задаешь?! – с не меньшим возмущением ответила я. – Почем мне знать, кем был твой Геллер!

– Юристом он был – вот кем! – торжествующе сообщил Валера, при этом его физиономия лучилась такой гордостью, словно я должна была немедленно грохнуться в обморок от этого известия.

– Ну я рада за него. Вполне достойная профессия, к тому же хорошо оплачиваемая. Жаль, ему теперь от этого толку никакого.

– Ты подожди мордашку-то кривить! – глядя на мою разочарованную постную мину, загадочно улыбнулся Гурьев. – Я же тебе главного не сказал: этот самый Геллер помогал супругу твоей женщины-горы документы по оформлению банка на господина Косимова Станислава Игоревича подготавливать и вообще все это дело темное проворачивать.

Признаться, эта новость несколько поубавила мое желание и дальше разыгрывать из себя оскорбленную и попранную персонификацию людской добропорядочности.

– Что же это получается? Кто-то пытается замести следы и намеренно устраняет всех свидетелей? – предположила я.

– А кому это может быть нужно, как не тому счастливчику, который от смерти Сергея получил самый крупный барыш? – подхватил Валера.

– А как насчет остальных покойников?

– Что ты имеешь в виду? – с явно уменьшившимся энтузиазмом спросил Валера.

– Ну, эти твои Бочкаревы с Родимцевыми, они как-нибудь были связаны с Сергеем или его банком?

– Если ты о Бочарове Александре Ивановиче и Родионове Вадиме Андреевиче, то нет. Не были, не состояли, не проходили и прочие «не». По крайней мере, мне этого обнаружить не удалось. Ни одной связующей ниточки. Счетов не имели, в конторе Геллера ни разу не засветились, школьными или университетскими приятелями тоже не числятся. Но это еще ни о чем не говорит. В конце концов, в моем распоряжении был только один день, а за это время, сама понимаешь, справочной службой не станешь. Вполне вероятно, в дальнейшем окажется, что и они тут не сбоку припека. С этим делом еще разбираться и разбираться.

– Ну допустим. А с самим Косимовым ты разговаривал?

– Извиняйте, товарищ начальник, не успел. К вам с отчетом спешил.

– Ладно тебе паясничать. Я же не просто так спрашиваю, я о деле радею. А в милиции что думают? Только не говори, что туда ты тоже не успел.

– Как же я своих кормильцев вниманием обижу? – Валера изобразил на лице самое трогательное почитание. – Только, при всем моем к ним уважении, насчет «думают» – ты нашим органам прямо-таки оскорбительный комплимент сделала. Ничего там нового не говорят. Ну да, ну померли, и все от антабуса. Все молодые, примерно одного возраста. Ну выяснили, что Сергей пользовался услугами Геллера. И все. Дальше полный ноль. Ходят вокруг да около, а зацепиться ни за что не могут. Пока рабочая версия та же, что и у нас. Считают, что Станислав Игоревич решил ручки нагреть и от неудобного компаньона избавиться. Зародин злой ходит как черт. На него в последнее время одни трупы сваливаются, и все с намеком на висяк.

– В смысле висельники, что ли?

– Ох, темнота! В смысле без перспектив на благополучную раскрываемость. «Глухарь» называется.

– Тьфу ты, господи! Ну и бог с ней, с милицией. Пусть что хотят, то и думают. Или вообще не думают. А с Косимовым поговорить все равно надо. Может, нам больше повезет.

– Так никто и не отказывается. Только я прикинул, что, если лишу тебя этого удовольствия, ты меня потом со свету сживешь.

– Правильно прикинул, – согласилась я. – Сейчас и поедем.

– А как же работа? – растерянно спросил Гурьев. – Я-то легко отлучиться могу, а у тебя, как вижу, самая страда в преддверии грядущего эфира.

– Так на этот случай друзья имеются. Паша, – я заглянула в монтажную. – Я отлучусь на часок. Ты меня прикроешь в случае чего?

– А вы куда? – Павел даже оторвался от своего увлекательного занятия.

– Дело у нас. – Я неопределенно махнула головой.

– Какое дело? – не сдавался настырный оператор.

– А тебя что, Иркин благоверный в тайные соглядатаи определил? – неумело пошутил Валерка, но обижаться я не стала – не до того было. – Не волнуйся, я на Володькину собственность не претендую. Это святое.

– На этот счет я и не волнуюсь, – с деланым равнодушием ответил Павлик. – Только есть у меня подозрения, что вы не просто на прогулку собираетесь. И еще мне сдается, что дело не у вас, а у нас. Извините – наше общее дело.

Пашкина серьезность несколько меня озадачила. А откровенный укор в его голосе невольно заставил задуматься. Он и раньше охотно принимал участие в моих импровизированных расследованиях. Но как-то так получалось, что наш оператор оказывался невольно втянутым в них и, словно мирясь с неизбежностью или не находя в себе силы сопротивляться, всегда примыкал к нашему маленькому отряду. На этот раз, похоже, Павел решил, что лавров скромного помощника ему явно мало, и надумал проявить несвойственную известному лентяю активность. Оно, может быть, и похвально, только в мои планы никак не входило срывать очередную передачу. От меня сейчас толку на студии все равно мало, а Павлу надлежало усердно монтировать сюжет, а не гоняться по городу в поисках личности, о которой он даже ничего не знал.

– Осмелюсь предположить, что вы собрались ехать к Косимову, – немедленно опроверг мои домыслы Пашка.

Его осведомленность удивила меня еще больше. Откуда, интересно, он мог узнать про Стаса, если я ничего ему не говорила?

– Меня поражает ваша непоследовательность, Ирина Анатольевна. – Павел запустил пятерню в свою бороду и почесал скрывавшуюся под ней щеку. – Нам вы говорите, что и слышать ничего не желаете ни о каком расследовании, а стоило на горизонте появиться товарищу Гурьеву, как вы бросаете все дела и несетесь на допрос.

– С чего это ты возомнил, что имеешь право обсуждать мое поведение? – Я разозлилась. – И потом, откуда тебе известно про Косимова?

– Лера рассказала, – честно признался Павлик, немного смущенный моей отповедью. – Она заходила к Элле, и та поведала ей о вашем визите. Сказала, что вы думаете, будто во всем виноват приятель и компаньон ее бывшего мужа. Мы ждали, когда же вы наконец нам все расскажете, и, между прочим, изрядно обиделись на ваше полное пренебрежение. Нам всем интересно, что же все-таки произошло. И потом, это ведь была наша общая идея – найти убийцу Сергея.

Что и говорить, Павел был прав. Разве не я несколько минут назад осыпала проклятиями Валеркину голову, потому что подумала, будто он решил расследовать это дело без меня. А сама чем лучше?

– Во-первых, у нас было слишком много дел, чтобы разговаривать на посторонние темы, – это отчасти было правдой. – А во-вторых, прежде чем что-то говорить, надо хоть что-то выяснить. А этого нам пока не удавалось. Вот выясним, тогда все и расскажем. И тебе выпадает честь помочь нам в этом тяжком деле.

– Значит, пока я тут буду над сюжетом корпеть, вы прохлаждаться поедете? – обиженно буркнул Павлик.

– Не прохлаждаться, а добывать информацию. И вообще, кончай нудеть. Если ты хочешь, чтобы мы нашли убийцу, будь добр, содействуй этому по мере своих сил и возможностей. Сейчас самая большая польза от тебя будет, если ты смонтируешь сюжет и прикроешь мой тыл.

– Как же я буду монтировать сюжет без вашего чуткого руководства? – с ехидцей осведомился Павел.

– Так и быть, работай на свое усмотрение, доверяю, – покровительственно ответила я.

– На свое усмотрение – это значит, могу делать все, что захочу? – хитро прищурившись, переспросил наш бесценный оператор.

– Если ты о том, чтобы оставить понравившиеся тебе кадры, – я набрала в грудь побольше воздуха, зажмурилась и почти выдохнула, – черт с тобой, шантажист и вымогатель! Если тебе меня совсем не жалко, монтируй из чего хочешь. На что только не пойдешь ради торжества справедливости.

– Любое соглашение должно быть взаимовыгодным, – дергая за какой-то особенно длинный волосок в своей бороде, ответил Павлик. – Я постараюсь уберечь вас от гнева начальства, а заодно и отмазать от Галины Сергеевны с Лерой, а вы предоставите мне возможность в полном объеме реализовать свой недюжинный творческий потенциал. По-моему, все справедливо.

– Если вы собираетесь еще договор подписывать и скреплять его кровью, то мы уже никуда не успеем, – нетерпеливо перебил нас Валера.

– Ладно уж, поехали, – ответила я. – Пусть этот вопрос остается на Пашкиной совести.

– А вы можете дать мне гарантии, что потом не заставите монтировать все заново, причем в нерабочее время, – язвительно бросил нам вслед Павел, но я только отмахнулась, убедив себя, что не слишком симпатичная мне собственная физиономия в кадрах не самая большая жертва в моей жизни.

– Мы поедем в банк? – спросила я у Гурьева уже на улице.

– Нет. Мы поедем к господину Косимову домой.

– Да? А мне почему-то казалось, что все добропорядочные служащие в это время будничных суток должны пребывать на рабочем месте.

– Разумно. Но господин Косимов изволят предаваться меланхолии. Оне-с изрядно скорбят по поводу безвременной кончины друга, благодетеля и работодателя в одном лице. В банк я звонил, мне сказали, что Станислав Игоревич приболели, посему находятся дома.

– Забавно. Скорбят, значит. Что ж, поедем развеивать тоску-печаль банкира.

Скорбящий господин Косимов вместе со своей тоской проживали в одном из самых престижных районов города. Дом, правда, был не из двухъярусных новостроек, но тоже ничего себе. И естественно, с домофоном. Глядя на этого несговорчивого охранника, Валера озадаченно почесал затылок.

– Чего ты теряешься? – спросила я, зябко поеживаясь и досадливо морщась от крупных капель начинающегося дождя, грозящего в каждую минуту превратиться в кару небесную. – Номер квартиры знаешь?

– Знаю, но меньше всего мне хочется переговариваться с ним по домофону.

– И что ты предлагаешь? Ждать, пока кто-нибудь зайдет или выйдет?

– Не угадала, – ответил Валера, внимательно приглядываясь к цифрам. – Мы воспользуемся самым банальным приемом. Если этой штукой пользуются давно, на ней обязательно должны остаться следы от грязных пальчиков или отметин в виде стершихся цифр. Код наверняка трехзначный.

Валера попробовал несколько комбинаций. С пятой или шестой попытки замок податливо щелкнул, и Гурьев эффектным жестом распахнул передо мной дверь.

– Прошу!

– Благодарю. Если мне когда-нибудь взбредет в голову хранить в ящике своего рабочего стола секретную документацию, я, пожалуй, воспользуюсь хорошим амбарным замком.

– Не думаю, что это поможет, – довольно улыбаясь, ответил мой спутник, на поверку оказавшийся домушником-любителем.

Мы поднялись в лифте на четвертый этаж, и Валерий решительно нажал кнопку звонка, а я поклялась себе не произносить ни слова: пускай Гурьев сам ломает голову, что отвечать на закономерный вопрос хозяина «кто там?». Однако, вопреки моим опасениям, никаких вопросов не последовало. Дверь открылась бесшумно и очень быстро, словно Станислав Игоревич кого-нибудь ждал.

Выглядел он, надо признаться, странно. По крайней мере, для исполнительного директора крупного банка. На нем были темные спортивные штаны с тонкими белыми лампасами и фланелевая рубашка в крупную клетку. Довершала картину бандана, перехватывающая светлые, абсолютно прямые длинные волосы. Круги под глазами и бледность свидетельствовали то ли о бессонной ночи, то ли о глубоком переживании, то ли об изрядном количестве спиртного, принятого накануне.

– Добрый день. Я могу вам чем-то помочь?

Голос его был мягким, приятным и совершенно спокойным. В целом создавалось впечатление, что он говорит не с незнакомыми людьми, попирающими порог его квартиры, а с открывшими дверь банка потенциальными клиентами. Впрочем, его вежливость и приветливость выглядели вполне естественно. И вообще он был вполне приятным молодым человеком, представляющим разительный контраст со своим покойным работодателем. Удивительно все-таки, до чего противоположностям свойственно притягиваться!

– Станислав Игоревич Косимов, если не ошибаюсь? – вопросом на вопрос ответил Гурьев.

– Совершенно верно. Мы знакомы? А-а-а, – он поднял правую руку, словно давая понять, что догадался о цели нашего визита. – Вы, должно быть, из милиции. Проходите.

– Благодарю, – Валерий решительно переступил порог.

Я все так же молча последовала за ним, не считая нужным опровергать заблуждения хозяина: черт его знает, что за план был у Гурьева. Да и хозяин тоже хорош: даже не подумал попросить у нас удостоверение.

Мы прошли в большую комнату, Косимов кивнул нам на диван, а сам сел в кресло напротив. Лицо его как-то странно дернулось, машинальным движением он коснулся банданы, потом, словно опомнившись, виновато улыбнулся:

– Извините, у меня мигрень. Последствия черепно-мозговой травмы, полученной в молодости. Теперь, когда меняется погода или вследствие сильных переживаний, болит нестерпимо.

Только теперь я заметила, что из-под банданы выглядывает край белой повязки, очевидно, какого-то компресса.

– Вы ведь по поводу Сергея? – смутившись от моего любопытного взгляда, он стянул бандану и начал приглаживать растрепавшиеся волосы.

– Вы правы, Станислав Игоревич. Мы действительно по поводу Сергея. Но мы не из милиции.

После Валеркиных слов Косимов как-то заметно напрягся, мягкость движений и обреченно-вежливая покорность, диктуемая пониманием необходимости разговора со следственными органами, мгновенно исчезли: казалось, он по-настоящему занервничал.

– Разрешите представиться, – не меняя официального тона, продолжил Гурьев. – Мы сотрудники Тарасовского государственного телевидения. Это Ирина Анатольевна Лебедева, ведущая программы «Женское счастье», а я Валерий Николаевич Гурьев, репортер «Криминальной хроники».

– Очень приятно… – промямлил Косимов, но было заметно, что приятного он в этом находит не больше, чем в своей мигрени. По растерянному выражению его лица можно было понять, что он не знает, верить ли нашим словам.

Валера, словно прочитав мои мысли, достал из внутреннего кармана пиджака удостоверение. Я последовала его примеру и также извлекла из сумочки свои корочки.

– Очень приятно, – уже более уверенно повторил Косимов и с нескрываемым облегчением сменил позу. – Только прошу меня простить, но я сейчас не совсем в том состоянии, чтобы беседовать с журналистами.

– Понимаю вас, – кивнул Валера. – Но позвольте нам все объяснить. Во-первых, кроме того, что Ирина работает на телевидении, она еще является подругой Элеоноры, жены покойного Сергея.

Косимов бросил на меня удивленный взгляд, и я невольно смутилась, думая о том, насколько наши взаимоотношения с Эллочкой можно назвать дружескими.

– Кажется, припоминаю. – Станислав Игоревич очаровательно улыбнулся. – Элла мне что-то рассказывала о какой-то несостоявшейся передаче.

– Так вот, – не сдавался Валерий. – Отчасти по ее просьбе, отчасти по собственной инициативе мы с Ириной Анатольевной ведем журналистское расследование… хм… частное журналистское расследование, если можно так сказать. Сами понимаете, что нам необходимо поговорить с близкими людьми Сергея. Вы ведь были не только его коллегой по работе, но и другом?

– Можно сказать и так, – с какой-то грустью ответил Станислав Игоревич. – Боюсь только, что от меня будет мало проку. Версия с инфарктом кажется мне очень сомнительной, а в убийство просто не хочется верить. И я ума не приложу, кто это мог сделать.

– Может быть, у Сергея были какие-то сложности с клиентами? – я решила, что уже хватит играть в немую.

– Не думаю, – пожал плечами Косимов и снова коснулся рукой виска. – Я бы об этом знал. Сергей вообще в последнее время мало занимался делами банка. Только самыми серьезными. Знаете, разные международные переговоры или очень крупные сделки. Все остальное вел я.

– А почему он оформил банк на ваше имя? – без лишней деликатности спросил Валерий.

– Этого я не знаю. Сам он не объяснял, а я привык доверять его решениям. Раз сделал, значит, так было надо. В конце концов, это Сергей привел меня на работу, объяснил, что надо делать, научил всем тонкостям, и не мне обсуждать или сомневаться в его решениях.

– Насколько мне известно, – я была поражена прочувствованностью его речи, – у вас ведь экономическое образование?

– Ну и что? Разве можно научиться владению ПК на курсах? До тех пор, пока ты сам не будешь тыкать по клавишам, пару раз не подвесишь машину, не грохнешь несколько программных файлов, можно считать, что ты абсолютно не умеешь работать на компьютере. Помимо теоретических знаний, необходима практика.

– А что теперь будет с банком? – поинтересовался практичный Гурьев.

– Не знаю, – с искренней печалью вздохнул Косимов. – Пока я не хочу об этом думать. Наверное, все придется делать мне. Или просто продать его. Но, думаю, это было бы предательством по отношению к Сергею. Это ведь его дело, и он им дорожил. И вообще мне кажется, вы намекаете на то, что это я…

– Простите?

– Я… убил Сергея… Если это действительно было убийство, а не несчастный случай.

– А вы полагаете, что нет никаких оснований для подобной версии?

– Я ничего не полагаю. Я просто знаю, что не делал этого.

– Но согласитесь, что у вас были достаточно веские на то мотивы. Да и алиби, насколько я понимаю, нет.

– Алиби в самом деле нет, – согласился Станислав Игоревич. – Я был дома. Один. А мотивы… – Он прищурил правый глаз и болезненно сморщился, казалось, мигрень действительно доставляет ему ощутимое неудобство. – Я же говорю вам, что пока еще не знаю, как быть с банком. Мне даже в страшном сне не могло привидеться, что придется заниматься им без Сергея.

– Вы же сами сказали, что в последнее время он не вел дел.

– Какое это имеет значение? Да, он не подбирал персонал, почти не общался с клиентами, но он был мозговым центром. Я регулярно предоставлял ему отчеты, советовался, старался ничего не предпринимать без предварительного согласования с ним… Знаете, по натуре я далек от лидерства. И назначение на эту должность, особенно в первое время, причиняло мне много беспокойства. Я согласился только из уважения к авторитету Сергея. Даже не согласился, просто сделал то, что он мне сказал. Потом немного привык, освоился. Да и Сережа мне во всем помогал…

– Как вы попали на эту работу?

– На первое время Сережа взял меня курьером. Сказал, что ему нужен надежный помощник, на которого он мог бы положиться. Примерно с месяц или побольше я выполнял всякие мелкие поручения, присматривался. Сергей рассказывал мне, что и как, одним словом, постепенно готовил, прежде чем доверить серьезное дело.

– А вы никогда не задумывались, почему он остановил свой выбор именно на вас?

– Не задумывался. Один раз я спросил его об этом, и знаете, что он ответил?

– Что?

– Сказал, что, если меня что-то не устраивает, я могу проваливать ко всем чертям. Сами понимаете, после такого ответа я уже не задавался дурацкими вопросами.

– Вы давно с ним знакомы?

– Несколько лет. Я тогда еще учился, а на жизнь себе зарабатывал тем, что продавал книги. Один раз он у меня что-то купил, мы разговорились, он приходил еще несколько раз, все время что-нибудь покупал, потом мы как-то случайно встретились в городе вечером, он поздоровался, спросил про какую-то книгу, кажется, «Дневник войны со свиньями» Биой Касареса. Словом, мы зашли в летнее кафе, выпили по пиву, вернее, Сережа пил коньяк, выяснили, что у нас куча общих пристрастий в литературе, и с тех пор встречались довольно часто.

– И на основании любви к одним и тем же писателям он предложил вам работу в своем банке? – не без ехидства заметил Валерий.

– Нет. Это случилось гораздо позже. В свое время Сережа очень здорово меня выручил. Почти сразу после университета я на пару со своим тогдашним компаньоном решил открыть собственное дело. Мы оформили лицензию, купили несколько точек и стали продавать книги, но уже работая не на дядю, а на себя. Сначала стояли на лотках сами, потом обзавелись продавцами. В основном мы ездили за товаром, но иногда брали его на реализацию. Один раз мы поленились и взяли довольно крупную партию, пообещав к определенному сроку либо выплатить деньги, либо вернуть товар. Дела почему-то не заладились. Тогда я предложил компаньону, пока не поздно, вернуть книги. Он заартачился и, не посоветовавшись со мной, занял где-то крупную сумму денег. За товар мы расплатились, но книги продать так и не смогли. А долг надо было отдавать. Тут-то и выяснилось самое интересное.

Станислав снова поморщился, тоскливо посмотрел на лежавшую рядом с ним бандану и продолжал:

– Оказывается, вместе с кипой каких-то бумаг я, не прочитав, подписал долговую расписку, которую мне подсунул компаньон. Когда запахло жареным, выяснилось, что деньги должен отдавать я. В общем-то все верно: раз подпись стоит моя, то и взимать долг надлежит с меня. Браткам ведь по фигу, кто на самом деле брал деньги, главное – чтобы был человек, которому можно было предъявить претензии по уплате на основании хоть какого-то документа. Но мне просто неоткуда был их взять. Идти к матери и говорить, что надо продать квартиру, сами понимаете, было совестно. Обращаться в милицию и пытаться списать все на попытку вымогательства – глупо. Какое уж тут вымогательство, если на бумаге с суммой и датой возврата стоит моя подпись. Сам дурак – сам и выкручивайся. Перезанять негде, к тому же я понимал, что это не выход. Все, что мог, я отдал, но это не покрыло и десятой части долга. Когда я сказал, что больше у меня нет, просто получил по голове, о чем имею возможность вспоминать каждый раз, когда меняется погода. От меня не отставали: приходили на снимаемую квартиру по ночам, звонили, оставляли записки с угрозами. Я перестал возвращаться домой, прятался у знакомых, но понимал, что долго так продолжаться не может.

– Тогда-то добрым ангелом и возник Сергей Игоревич?

– Совершенно верно. Вы не откажетесь выпить со мной по рюмочке коньяка, он хорошо помогает мне от головной боли?

Мы с Валерой переглянулись и молча кивнули. Стас с видимым усилием поднялся из кресла, подошел к бару, разлил в три пузатые рюмки коньяка и вернулся на место.

– Я встретил его случайно и был совершенно пьян. Видимо, по этой причине меня потянуло на откровенность, и на вопрос, что случилось и куда я пропал, честно все рассказал. Сережа сказал, что даст мне необходимую сумму и даже без расписки, что, если я надумаю смыться с деньгами, он все равно меня найдет. На следующий же день он приехал ко мне, позвонил условным сигналом, без разговоров дал денег, и на этом кошмар закончился.

– Он что, просто их вам подарил?

– Нет. Я честно их отработал. Не знаю, правда, насколько честно. Мне до сих пор кажется, что он просто меня пожалел, а потом придумывал для меня какие-то глупые задания, говоря, что я оказываю ему серьезные услуги и что это стоит хороших денег.

Стас залпом допил коньяк, потер виски, встал и начал прогуливаться по комнате.

– А что это были за услуги? – спросил Валера.

– Сущая ерунда, ничего криминального. В основном я развозил разные документы и занимался организацией рекламы банка. Ну иногда еще работал переводчиком. Я более-менее сносно знаю английский.

– Вы не боялись, что это может оказаться своего рода кабалой, из которой вам уже никогда не выбраться?

– Нет. Почему-то я верил Сергею. И потом я не подписывал никаких документов, а он всегда говорил, что, как только у меня возникнет возможность вернуть ему деньги, у меня не будет никаких обязательств и необходимости выполнять его поручения.

– А потом? – спросила я.

– Потом… Через несколько месяцев он сказал, что я больше ничего ему не должен, и тут же предложил пойти курьером к нему в банк. Сказал, что все время следил за моей работой, остался доволен и что у меня есть определенные задатки и качества, которые могли бы быть ему полезны. Естественно, я согласился.

– Странная история, – задумчиво произнес Валера.

– Может быть. Но неужели вы до сих пор думаете, что после всего, что Сережа для меня сделал, я мог его убить?

– Ну-у-у… разные бывают обстоятельства. К тому же далеко не всем людям свойственно чувство благодарности.

Стас налил себе еще коньяка, быстро выпил и снова наполнил рюмку.

– Такие поступки не забываются. Я прекрасно помню, что обязан ему жизнью. И помнил об этом всегда. Он ведь не просто спас меня в той ситуации, но и в принципе вытащил из задницы, предоставив хорошую работу. И в дальнейшем всегда помогал. Поэтому, когда Элла рассказала мне о случившемся, я просто не мог поверить, что Сережи больше нет. Я очень его любил.

– Друзей терять всегда тяжело, – задумчиво проговорил Валерий, отпивая из своей рюмки.

– Нет, вы меня не поняли. Я его по-настоящему любил… Очень… Понимаете?..

Я едва сдержала нервный смешок, а Валерий густо покраснел, смущенно откашлялся и почему-то хрипло спросил, с трудом подбирая слова:

– А он… хм… он вас… он вам отвечал… э-э-э… взаимностью?

– Не знаю. – Стас грустно улыбнулся, отвернулся и подошел к окну. – Я никогда не говорил ему об этом. И вообще никому не говорил. А теперь уже не имеет смысла…

– А Сергей знал, что вы… ну-у-у… как бы это сказать…

– Голубой? Думаю, да. Мы не говорили о моей ориентации, но я никогда не делал из этого секрета.

Новость была просто ошеломляющей. Могу себе представить, какие чувства испытывал фантазер Гурьев, после того как его версия о влюбленной парочке Стас + Эллочка, решившей угробить законного мужа ради собственного счастья и дополнительного обогащения, в один момент накрылась бордовой шляпой. То есть, извините, голубой.

Тем временем Стас допил третью рюмку и тяжело опустился в кресло.

– Вы меня извините, но голова никак не проходит. Боюсь, в ближайшие несколько часов я абсолютно не коммуникабелен.

– Последний вопрос, – оправившись от потрясения, засуетился Валерий. – Какое отношение к вам имел господин Геллер Олег Павлович?

– Геллер? – Стас аккуратно, словно боясь разбить, положил голову на спинку кресла. – Первый раз слышу.

– Это юрист, который занимался оформлением бумаг о переводе банка на ваше имя.

– Очень может быть. Но я в этом участвовал лишь посредством подписывания документов. Саму процедуру Сережа взял на себя. Так что тут мне совершенно ничего не известно. Поговорите с этим юристом сами.

– Ну уж спасибо! – искренне возмутился Гурьев. – Личное общение с господином Геллером я предпочитаю оставить до Страшного суда.

– Как вам будет угодно. – Кажется, Косимов ничего не знал о печальной судьбе Олега Павловича, разделившего участь его бывшего друга. – Если у вас возникнут еще какие-нибудь вопросы – звоните. А сейчас, не сочтите за хамство, но я слишком устал.

Выбранный Станиславом Игоревичем псевдоаристократический тон как нельзя лучше свидетельствовал о том, что нам в самом деле надлежит удалиться. Что мы и исполнили с достоинством, вежливо попрощавшись с гостеприимным хозяином и извинившись за беспокойство.

– Ты на работу? – спросил Валера уже на улице.

– А ты предлагаешь мне погулять с тобой под дождем? – ответила я, зябко поеживаясь.

– По мне так не мешало бы еще раз поговорить с ближайшим окружением господина преставившегося юриста. Не верю я в такие совпадения. Не может быть, чтобы между ними не оказалось никакой связи. Наверняка с оформлением документов на владение банком что-то нечисто. Даже если душка Стасик и ни при чем, а всего лишь козел опущения, то есть отпущения, на которого предприимчивый банкир, господин Бессметнов, пытался списать свои грехи, Геллер должен был знать, что тут и почем.

– Ты же был в конторе Геллера – там тебе ничего не рассказали. Сомневаюсь, чтобы родственники были в курсе его рабочих дел, особенно если они не во всем соответствуют букве закона. Такими вещами даже с родственниками не делятся.

– Так-то оно так, но я просто уже не знаю, где нам раздобыть необходимую информацию, – нервно скребя подбородок, ответил Валера.

– А что, с душки Стасика обвинения уже сняты?

– Я бы не стал говорить об этом так категорично. Не нравится он мне. Слишком уж милый. Да еще и голубой.

– Но, с другой стороны, согласись, трудно завязать роман с женой друга, если ты ни от кого не скрываешь своих сексуальных привязанностей.

– Это могло быть убийство на почве ревности.

– В таком случае на месте Сергея должна была бы быть Эллочка. Какой смысл убивать предмет своего обожания?

– Ну… Стас мог во всем признаться Сергею. Тот, как любой нормальный мужик, скорее всего послал его, причем именно туда, куда Станиславу Игоревичу и хотелось пойти…

– Валерка, не хами! – возмутилась я.

– Извиняюсь. Одним словом, мальчик-гей обиделся на то, что в характере Сергея превалирует первый слог его имени и начисто отсутствует второй, и решил отомстить обидчику.

– Прямо шекспировские страсти. «Так берегись же любви моей!» По-моему, тебе не дают покоя лавры Галины Сергеевны в области изобретения уму непостижимых версий. К тому же, на мой взгляд, Стас совершенно не похож на голубого.

– Ну не знаю. Я не большой специалист по ненормалам. А если ты права, так на фига ж он о себе гадости такие говорит? Ясное дело – отмазаться пытается. Решил, что лучше на словах стать лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, чем потом на самом деле превратиться в такового в тюрьме.

– Ладно. В конце концов, об этом можно и у Эллочки спросить.

– Ага, так она тебе и сказала правду, если они один вальс в четыре руки играют.

– Все равно это не проблема. Если приспичит, можно будет в банке справки навести. Там тебе уж точно все расскажут, и даже с подробностями.

– Могу себе представить. Небось весь банк на ушах стоит. Еще бы, исполнительный директор и пи… м-м-м… пиетет к хозяину питает… нежный… К тому же, похоже, еще и алкоголик. От головной боли ему, видите ли, коньяк помогает…

– Ох, Валерка, не дай бог тебе на язык попасться. Ладно, ты как хочешь, а мне возвращаться надо: очень ответственное мероприятие по восстановлению своей репутации в глазах начальства. Сам понимаешь.

– Это Станиславу Игоревичу о репутации думать надо, а тебе чего? Каждый имеет право на ошибку, тем более что тут и вины-то твоей нет. Да и Пашка обещал все устроить в лучшем виде.

– Именно это меня и беспокоит. К тому же все, что могли, мы с тобой сегодня сделали. К Геллеру ехать бессмысленно. Так что уж признайся честно, просто пытаешься ко мне на обед напроситься?

– От тебя ничего не утаишь, – рассмеялся Валера. – Ну что уж тут поделаешь, раз у тебя жестокий приступ трудоголизма, поехали – доставлю тебя до места.

В операторской вовсю кипела работа, поэтому мое появление заметили только тогда, когда я осведомилась у Леры, можно ли осчастливить мою скромную персону чашкой горячего чая. Хоть я и не успела промокнуть, но озябла сильно. Больше всего мне хотелось сейчас забраться под теплое одеяло, но проклятое чувство товарищеского локтя, вполне могущего оказаться под ребром в случае дезертирства, не позволяло мне бросить ребят на произвол судьбы.

– Как наши дела? – спросила я, усаживаясь в кресло и осторожно беря у Леры чашку с дымящимся напитком. – У нас все путем, – с энтузиазмом заверил Павел. – Смонтировали почти все. Осталось чуть-чуть подрихтовать и утвердить у вашей милости.

– С сюжетом все в порядке, Ириша, – кивнула Галина Сергеевна. – Чего не скажешь о наших нервах. Может быть, ты в конце концов поделишься с нами?

– Ох! – я тяжело вздохнула и сделала маленький глоток. – Даже не знаю, что рассказывать. В воскресенье мы с Гурьевым были у Эллочки и выяснили две занятные вещи. Во-первых, у Сергея был друг и подельник, на имя которого тот оформил свой банк. Соответственно, после смерти Сергея его дело целиком и полностью переходит к Косимову Станиславу Игоревичу. Во-вторых, ныне покойный Олег Павлович Геллер, будучи по профессии юристом, занимался оформлением документов на владение банком.

– Забавная получается картина, – хмыкнул Пашка, накручивая клок бороды на палец. – Два человека из тех, кто мог помешать Косимову завладеть банком, отправляются на тот свет, причем одним и тем же способом.

– Ты забываешь о том, что погибло еще два человека, – заметила Галина Сергеевна.

– Вот именно, – согласно кивнула я. – И между ними и Бессметновым или Геллером никакой связи не обнаружилось.

– А вы между ними и Косимовым связи искать не пробовали? – поинтересовался Пашка.

– Не пробовали. – Почему-то эта идея ввела меня в замешательство.

– А это мысль, – оживилась Лера. – Они вполне могли лично не знать Сергея, зато оказать Косимову какую-нибудь услугу. Например, найти лекарство или добавить его в спиртное. А потом Косимов просто убрал свидетелей.

– Нестыковочка получается. Из всех четверых Бессметнов погиб последним. Как-то нелогично убивать свидетелей до совершения преступления.

– И все-таки, Ирочка, такую версию тоже не мешало бы отработать, – серьезно сказала Галина Сергеевна. – Возьми на карандаш и продолжай, пожалуйста.

– Хорошо. – От горячего чая я начала расслабляться, а мысли мои путаться, клонило в сон. – Сегодня мы с Гурьевым… Слушайте, а может, мне проще рапорт написать?

Лера хихикнула, а Павел нахмурился:

– Не стоит так увлекаться, Ирина Анатольевна. И бюрократию разводить ни к чему. Давайте лучше на словах.

– Значит, сегодня мы с Гурьевым побывали у Станислава Игоревича Косимова. И выяснили еще несколько вещей. Например, то, что в свое время Сергей оказал своему будущему исполнительному директору неоценимую услугу, после чего сам предложил ему работу. Косимов либо ничего не знает о Геллере, либо весьма успешно притворяется. Ну и в последних и самых неприятных для Гурьева – наш сегодняшний собеседник оказался лицом нетрадиционной сексуальной ориентации, что сам Станислав Игоревич не считает нужным скрывать от окружающих. Из вышесказанного можно сделать вывод о том, что убивать Сергея по причине образования любовного треугольника – извини, Лерочка, но такая версия тоже имеет право на существование – было нелогично.

– Да-а-а… История, – покраснев, протянул Павел. – Выходит, Косимов вне подозрений?

– Почему же вне подозрений? – возмутилась Галина Сергеевна. – Если его не интересовала Эллочка, это еще не значит, что он так же равнодушен к деньгам, которые ему теперь достанутся.

– А мне вот ко всему прочему никак не верится, что Бессметнов переписал свой банк на Косимова добровольно, – добавил Павел. – Слишком крупный куш для подачки. Да и риск огромный. Ведь юридически банк сразу после подписания документов принадлежал уже Станиславу Игоревичу. Может быть, тот чем-нибудь шантажировал Сергея?

– Тогда почему он его просто не выпихнул пинком под зад? – с сомнением проговорила я, едва ли не в точности повторяя слова Эллочки. – Можно было обойтись и без убийства.

– Этого я не знаю. Вполне возможно, что это было что-то вроде джентльменского соглашения.

– Нарушить которое труднее, чем убить человека?

– Я уже ничего не понимаю! – обреченно вздохнула Лера. – А Эллочку вы что, тоже подозреваете? Это же просто чудовищно!

– Во-первых, не мы, а Гурьев, – я почувствовала, как у меня начинала заболевать голова: не иначе мигрень Косимова оказалась заразной. – А во-вторых, памятуя о повышенной душевности Сергея, ничего нет удивительного в том, что Элла захотела от него избавиться. Так что здесь могло сыграть не взаимное чувство, а банальное совпадение интересов.

– По-моему, разводы в нашей стране никто не отменял, – все так же обиженно ответила Лера.

– Развод – это хорошо. Только при таком положении вещей есть шанс лишиться абсолютно всех благ. А Эллочка, как я успела заметить, уже привыкла к довольству и комфорту. Кстати, ты не знаешь, они заключали какой-нибудь брачный контракт, в котором были бы оговорены возможные причины и условия развода?

– Понятия не имею.

– Это тоже не мешало бы выяснить. – Казалось, Галина Сергеевна сейчас начнет загибать пальцы, чтобы не запамятовать все пункты, которые нам еще предстояло прояснить. – И потом, я полностью согласна с Пашей: поведение Сергея в отношении Станислава Игоревича представляется мне совершенно нетипичным для его характера.

– Да уж. Чем дальше в лес, тем толще партизаны, – усмехнулся Павлик.

– Все это действительно запутанно и крайне непонятно, но сегодня я уже не способна к аналитическому мышлению. – Еще несколько минут, и я была бы просто не в состоянии встать из кресла. – Который час?

– Начало седьмого.

– Может быть, мы уже пойдем по домам? Сказывается отсутствие дефицита общения и переполнение информацией. Завтра доведем до ума сюжет передачи с Лентаевой, а потом обсудим все еще раз на свежую голову. Может быть, и Гурьеву к тому времени удастся еще что-нибудь выяснить.

– По домам так по домам, – вставая и потягиваясь, сказал Пашка. – Я сегодня тоже не бездельничал, да и жрать охота.