Утро для меня выдалось крайне туманное. Видимо, прогулки под дождем в компании Гурьева и холодного осеннего ветра не прошли даром для моего организма. По-прежнему болела голова, саднило горло, а во всем теле наблюдалась отнюдь не приятная расслабленность, а противная слабость, сопровождающаяся ощущением пугающей пустоты в желудке и дрожью в членах.

С трудом заставив себя выползти из-под одеяла и на чем свет стоит кляня изобретателя первой пары занятий, благодаря изощренной фантазии которого несчастная больная женщина не могла воспользоваться помощью мужа, я добыла градусник и отправилась на кухню ставить чайник. О еде даже думать было противно, пить кипяченое молоко с маслом и медом я не смогла бы заставить свой организм даже под угрозой скорой кончины, поэтому решила ограничиться чаем с малиной.

Градусник услужливо подтвердил полную мою несостоятельность: 37 и 8. Поэтому с огромной чашкой в одной руке и телефоном в другой я вернулась в комнату и завалилась обратно в постель. На работе оказалась только Лера. Поведав ей о печальном состоянии своих дел и снабдив инструкцией, в соответствии с которой в случае непредвиденного форс-мажора им надлежало немедленно звонить мне домой, я безжалостно выгнала из своей головы все мысли, опустошила чашку, выпила пару таблеток тригана, закуталась в теплое одеяло и со спокойной совестью уснула.

Проснулась я от настойчивого звонка. Звонил телефон. Черт побери! Что они там, сами разобраться не могут?! Не буду снимать трубку, и все тут! Потом вспомнила, что сама строго-настрого наказала Лере звонить в случае чего, и неохотно приняла сидячее положение. Надо сказать, чувствовала я себя гораздо лучше: температура явно спала, а благодатное воздействие тригана практически полностью избавило меня от головной боли. Однако это еще не повод, чтобы не давать мне как следует выспаться. Телефон продолжал трезвонить. Я сняла трубку.

– Слушаю! – не слишком-то вежливо буркнула я.

– Ирина Анатольевна! Слава богу, вы дома!

– Я тоже так думаю, – еще не узнав голоса и не понимая причины столь бурной радости, выдала я.

– Звонила вам на работу, мне сказали, что сегодня вас, скорее всего, не будет. Ой, это Элеонора, вы меня узнали?

– Да, Эллочка, – нагло соврала я. – А что случилось?

– Сама не понимаю! Вы не могли бы ко мне приехать?

– Видите ли, я не очень хорошо себя чувствую… А это срочно?

– Очень! Я не знаю, что делать, вообще не понимаю, что происходит. И я очень боюсь. Кроме вас, мне не к кому обратиться. Пожалуйста, помогите мне!

– Эллочка, успокойтесь и расскажите толком, что происходит.

– По телефону всего не расскажешь. Приезжайте, очень вас прошу!

– Вам угрожали?

– Нет. Но, думаю, такой вариант тоже возможен.

– Но я ведь не телохранитель, лучше обратитесь в милицию.

– И что я им скажу: мне кажется, что мне грозит опасность? Ну, дадут они мне адрес ближайшей неврологической клиники.

– Хорошо, Элла, сейчас приеду.

– Спасибо вам большое! Я буду ждать.

В трубке раздались короткие гудки, видимо, Эллочка испугалась, что я могу передумать.

Вот и поболела! Интересно все-таки знать, что же такое могло случиться? И насколько это может оказаться опасно? Не позвонить ли Валерию и не поехать ли вместе с ним? С другой стороны, Элла позвала только меня. Да и отомстить этому гаду не мешало бы, чтобы в следующий раз неповадно было моим расследованием без меня заниматься.

Я выбралась из кровати и пошла одеваться. А если это все-таки окажется опасно? Тогда не мешало бы подумать, как прикрыть свой тыл. Оставить записку Володе? «Дорогой, если через пять часов я не вернуть, беги в милицию и требуй, чтобы по такому-то адресу срочно выслали отряд ОМОНа». Нет уж! Его наверняка кондрашка хватит до того, как он записку до конца дочитает. А вот позвонить на работу и предупредить ребят можно: вдруг им срочно понадобится незаменимое руководство, они позвонят мне домой, трубку возьмет вернувшийся из университета Володя… У-у-у… даже думать не хочу, что тут начнется!

На мое счастье, трубку взял Пашка.

– Почему это вы, юноша, отираетесь в моем кабинете, вместо того чтобы в поте лица корпеть в монтажной?

– Уже и чаю выпить нельзя, – заныл Павел. – Как ваше самочувствие?

– Вашими молитвами. Слушай, Паша, тебе, яхонтовый мой, второй день подряд выпадает счастье удостоиться чести оказать мне маленькую услугу.

– Что на этот раз?

– Видишь ли, мне только что звонила Элла и убедительно просила как можно быстрей к ней приехать. Во-первых, Володька ничего не должен об этом узнать. Во-вторых, я вдруг подумала, что если скажу ему о своих подозрениях, он ни за что не отпустит меня одну. Во-вторых, просто знай, что я поехала к Элле. Ясно?

– Чего уж тут непонятного – опять все интересное мимо меня.

– Отставить скулеж! Потом все расскажу. На работе все в порядке?

– Все в лучшем виде.

– Тогда до связи.

– Удачи!

Я положила трубку, надела плащ, теплые сапоги, как следует закутала горло шерстяным шарфом и вышла на улицу.

Дверь мне открыла Эллочка, она выглядела не на шутку встревоженной.

– Спасибо вам, Ирина Анатольевна. Я так боялась, что вы не приедете…

– Ну раз уж я здесь, расскажите, что случилось.

– Сегодня утром мне позвонил какой-то мужчина. Назвал меня по имени и сказал, что он отец Сережи.

– А что в этом страшного?

– Я совершенно его не знаю.

– Мужчину?

– Отца Сережи. Он никогда мне о нем не рассказывал. Мать Сережи умерла, когда ему было шестнадцать или восемнадцать лет, точно не помню. Про отца же я однажды спросила, но Сережа сказал, что у него нет никакого отца. Я не совсем поняла, что он имеет в виду, подумала, может быть, тоже умер. А тут вдруг на второй день после похорон объявляется какой-то человек и говорит… говорит…

Эллочка едва не плакала.

– Успокойтесь. Он вам угрожал?

– Нет. Просто сказал, что ему необходимо встретиться с женой сына и выяснить, при каких обстоятельствах тот умер.

– Вполне законное желание. Я не понимаю, что вас так испугало. Он что, хочет отобрать у вас Сережино имущество?

– Не знаю. Ничего не знаю! А вдруг это те самые люди, которые убили Сережу? Господи, этот кошмар никогда не кончится!

– Откуда он взялся?

– Из Исландии.

– Откуда?!

– Он сказал, что вылетел из Рейкьявика, как только узнал о смерти сына.

– Действительно странно.

– Он ничего не объяснил, только попросил разрешения приехать. Разумеется, я не могла отказать – вдруг это и на самом деле отец. Он должен быть здесь с минуты на минуту.

– Тогда давайте его дождемся и все выясним, а до тех пор не стоит понапрасну трепать себе нервы.

Мы расселись по разным углам дивана и стали ждать. В голове у меня царил полный сумбур: сначала еле выпутавшийся из разборок с братвой приятель-гей, теперь еще невесть откуда всплывший исландский папаша. Почему-то мне представлялся высокий поджарый мужчина в возрасте с роскошной, абсолютно седой шевелюрой, густой бородой, в смокинге, галстуке-бабочке и килте. И никакие доводы разума на предмет того, что речь идет не о Шотландии, а об Исландии, не могли помешать моему воображению видеть отца Сергея точь-в-точь в таком же костюме, в котором Шон Коннери присутствовал на церемонии посвящения себя, любимого, в рыцари.

Мои размышления на тему особенностей национального костюма вообще и Шона Коннери в частности прервал перезвон колокольчиков. Эллочка вздрогнула, торопливо затушила сигарету – когда только успела закурить? – испуганно посмотрела на меня, набрала полную грудь воздуха и пошла открывать дверь.

На пороге стоял действительно высокий, стройный мужчина без бороды. Вместо килта на нем было кашемировое пальто поверх дорогого, но очень скромного костюма.

– Добрый день, – сказал мужчина густым бархатным басом, глядя куда-то мимо Эллочки. – У меня назначена встреча с Элеонорой… Это вы?

Он быстро зашел в комнату и остановился возле меня.

– Нет-нет, – я даже испугалась. – Меня зовут Ирина. Лебедева Ирина Анатольевна. Я э-э-э… подруга Элеоноры. А сама она вот, – я довольно невежливо показала рукой на стоящую в растерянности у открытой двери Эллочку.

– Очень приятно, – он подошел к Элле и протянул ей руку. – Вы извините, у меня даже не было вашей фотографии. О том, что сын женат, я узнал совсем недавно и, к сожалению, не от него. Разрешите представиться: Бессметнов Игорь Эдуардович. Отец Сергея. Жаль, что приходится знакомиться при столь скорбных обстоятельствах. Скажите, а Сережа действительно…

– Да.

– Простите, – он начал как-то виновато оглядываться. – Вы позволите?

– Конечно, – Эллочка наконец закрыла дверь, поставила кресло поближе к дивану и села.

Игорь Эдуардович снял пальто, повесил его на вешалку, рядом поставил небольшой чемоданчик, смущенно прошелся рукой по темным волосам с едва заметной проседью и сел на диван рядом со мной. Повисло неловкое молчание.

– Я понимаю, что вам тяжело, – сказал он наконец, обратившись к Эллочке. – Но поймите и мои чувства: я – отец и хочу знать, что произошло с моим сыном.

– Извините и вы нас, – вместо Эллочки ответила я. – Но поскольку лично мы с вами не знакомы, а Сергей ничего не рассказывал о вас, нам бы хотелось… удостовериться в том, что вы действительно… его отец.

По лицу Игоря Эдуардовича скользнула тень недоумения, сменившаяся неподдельным выражением горечи.

– Да. Конечно. – Он достал из внутреннего кармана пиджака документы и протянул их мне.

Там оказались водительские права и загранпаспорт на имя Бессметнова Игоря Эдуардовича – гражданина Исландии. Фотография недвусмысленно свидетельствовала о соответствии изображения владельцу документов. Конечно, мелькнула мысль, их можно было подделать, но все-таки.

– Еще раз извините, – сказала я, возвращая документы.

– Ничего страшного. Так вы расскажете мне, что случилось?

– По официальной версии, существующей на сегодняшний момент, Сергей умер от сердечного приступа.

– Но этого не может быть! У него железное здоровье, и он всегда следил за собой, насколько я знаю своего сына. Не пил, занимался спортом… Нет, это какая-то ошибка!

– Именно поэтому возникла и неофициальная версия, согласно которой его могли отравить, сымитировав симптомы инфаркта.

– Значит, убийство! Господи, никогда не думал, что такое может случиться с кем-то из моих детей. Но за что? Почему?

– Пока неизвестно.

– Как вы узнали, что он умер? – спросила Эллочка.

– Ох, милая моя, это долгая история, – вздохнул Игорь Эдуардович. – Я прекрасно понимаю, что вы имеете полное право узнать и ее, и то, что ей предшествовало. Поэтому, как бы ни трудно мне было, сейчас расскажу. Только, пожалуйста, ответьте мне сначала честно на один вопрос.

– Я постараюсь.

– Сергей вам что-нибудь говорил обо мне?

– Он сказал, что… у него нет никакого отца.

– Ну, разумеется. – Игорь Эдуардович закрыл рукой глаза. – Конечно, я перед ним виноват… Но все равно это очень больно. Понимаете, Сергей никогда не мог мне простить того, что почти сразу после смерти его матери я женился. Вернее, даже не это. Я ученый. Специализируюсь на исследовании механизмов действия вулканов и гейзеров. Меня практически никогда не бывает дома: горы, Долина гейзеров на Камчатке, потом появилась возможность поехать в Йеллоустонский парк в США, на Роторуа. Это не только моя работа, это моя жизнь, понимаете? Со временем я приобрел имя, меня стали привлекать к различным серьезным исследованиям, это приносило хорошие деньги, моя семья ни в чем не нуждалась… Разве что сыну нужен был отец. Вы не возражаете, если я закурю?

Я кивнула, а Эллочка принесла пепельницу. Игорь Эдуардович достал пачку сигарет в незнакомой упаковке, прикурил от зажигалки с гравировкой и продолжал:

– Долгое время я жил и работал за рубежом, и в один из приездов на родину случайно познакомился с женщиной… Знаете, как это бывает в таких случаях: дома упреки, скандалы, а она, как мне тогда казалось, меня понимала. С ней было легко и беззаботно. И все бы ничего, но однажды Сережа увидел меня с ней, потом услышал наш телефонный разговор. Он был уже взрослым мальчиком и в свои семь лет обо всем догадывался. Матери ничего не сказал, но наши с ним отношения совершенно изменились.

Игорь Эдуардович глубоко затянулся и выпустил густой клуб дыма, словно пытался скрыться за ним от собственных неприятных воспоминаний.

– Все это продолжалось довольно долго, я имею в виду жизнь на два дома. Потом, уже гораздо позднее, меня пригласили в Исландию, в страну уникальных гейзеров. Я опять уехал. Там-то, кстати, и познакомился со своей теперешней женой. Получил роскошное предложение и с головой погрузился в науку. Поэтому, когда неожиданно пришло письмо от Сергея с сообщением о болезни матери, я не отнесся к этому серьезно. Решил, что докончу исследования и тогда обязательно поеду. Так и сделал. Только было уже поздно. И вот история повторяется – я опять приезжаю. И опять поздно. К могиле… Извините…

Игорь Эдуардович опустил голову и надолго замолчал. Мы с Эллочкой сидели притихшие, словно боясь словом или неловким движением причинить этому человеку еще большие страдания.

– Я пытался поговорить с Сережей, – тихо сказал Игорь Эдуардович, доставая следующую сигарету. – Но он и видеть меня не хотел. Сказал, что отца у него больше нет. Но я ведь не знал, насколько все серьезно. В письме том было всего несколько слов: «Мама больна. Приезжай». Господи, до сих пор как представлю, что он пережил все это один… И ее болезнь, и эту трагедию… У Лены был рак, и она, не в силах больше выносить мучений, покончила с собой. Страшно подумать, каково было справиться с этим подростку, особенно с Сережиным характером. Я очень перед ним виноват. Но самое непоправимое, что он погиб, а я так и не заслужил его прощения. Он оказался сильнее меня. Я струсил, уехал. Взял другое гражданство. Женился по новой, у меня растет замечательная дочь.

– А о том, что Сергей умер, вам сообщила милиция? – осторожно спросила я.

– Какое там! Больно им это надо! Нет, мне позвонила Маша.

– Маша?

– Да, та самая женщина, с которой я… одним словом, она живет в этом же городе. Разумеется, она знала мою семью. Мы расстались с ней после моей поездки в Исландию, но она меня простила. Время от времени писала мне о том, как идут дела у Сергея. Разумеется, то, что могла узнать, они ведь не общались. От нее-то мне и стало известно, что он открыл свое дело, женился, а потом…

Игорь Эдуардович опять замолчал. Не удивительно, что после случившегося Сергей озлобился на весь мир. Когда тебя предает собственный отец, трудно сохранять душевное расположение к незнакомым людям. Однако если причины тяжелого характера Сергея стали для меня ясны, то к разгадке тайны его смерти визит Бессметнова-старшего меня не приблизил. Семейка Эшеров на моих глазах превращалась в обитателей Санта-Барбары, обрастая до сих пор никому не ведомыми и неприлично богатыми родственниками, ведущими довольно сомнительный, с точки зрения общепринятой морали, образ жизни.

– Странная все-таки штука жизнь, – сказал Игорь Эдуардович, глядя на Эллу. – Маша почему-то наотрез отказалась знакомить меня с нашим общим сыном и даже говорить ему, кто его отец. Но всегда с пониманием относилась к Сереже. Старалась узнать о нем как можно больше, чтобы потом написать мне. Даже не знаю, что бы я делал, если бы не ее доброта.

– А Сергей знал, что у него есть брат?

– Разумеется. Даже знал, кто он. Но думаю, что Сережа лучше бы согласился умереть, чем общаться со Стасом.

– Со Стасом?

– Да. С моим сыном от Маши. Он на семь лет моложе Сережи, работает в каком-то банке. Замечательный мальчик, Маша присылала мне его фотографии.

– Станислав Игоревич Косимов? – срывающимся голосом спросила Элла.

– Да. – Игорь Эдуардович был искренне изумлен, впрочем, не больше, чем я. – Вы его знаете?

– Вы заблуждаетесь относительно Сергея, Игорь Эдуардович, – жестко сказала я. – У него вполне хватило родственных чувств, чтобы позаботиться о судьбе своего сводного брата. И благородства, чтобы сделать это, не раскрывая истинных причин, заставивших его расплатиться с долгами Стаса, когда тому угрожала смертельная опасность, а потом взять к себе на работу.

– Господи боже! – Игорь Эдуардович даже побледнел. – И это после всего… Он ведь должен был его ненавидеть… А он… фактически заменил ему отца… то есть меня…

– Теперь понятно, почему он при всей жесткости своего характера так заботился о Стасе. Трезво рассудив, что он ни в чем не виноват и что он все-таки брат, который так же, как и ваш старший сын, остался без отца, Сергей посчитал своей обязанностью помогать ему всем, чем мог. Даже свой банк он оформил на имя Станислава Косимова, словно чувствовал, что с ним может что-то случиться, а Стас по каким-то причинам не сумеет за себя постоять, и позаботиться о нем будет уже некому.

– Но почему Маша ничего мне не написала?

– Вполне вероятно, что она об этом ничего не знала. Думаю, Стас и теперь не догадывается, что Сергей его брат. Они познакомились якобы случайно. Случайно для Стаса, но не для Сергея. Долгое время общались просто как друзья. Потом Сергей его здорово выручил и взял к себе на работу. Мать могла знать, что Стас работает в банке, но совершенно не обязательно, что он называл ей имя его владельца.

– Стас был единственным человеком, с которым Сережа общался, – сказала Элла. – И я никогда не понимала, почему для него он делает исключение. Они проводили вместе очень много времени и на работе, и у нас дома.

– Боже мой! Неужели и теперь, после смерти Сергея, Маша не разрешит мне встретиться с сыном?!

– Извините, Игорь Эдуардович, полагаю, у нее есть все основания противиться этому.

– Да, вы правы, – глядя на меня с нескрываемой горечью, согласился Бессметнов-старший. – Конечно, вы правы. Из-за моего идиотского и непростительного поведения я лишился обоих сыновей. Первый выгнал меня сам. А претендовать на внимание и любовь второго после моего позорного бегства у меня просто нет никаких прав. По крайней мере… Элла, вы ведь не откажетесь мне показать, где… где Сергей теперь.

Элла молча кивнула.

– С другой стороны, – невольно проникаясь сожалением к его искреннему раскаянию и горю, сказала я, – Станислав Игоревич уже взрослый человек и имеет полное право решать самостоятельно, хочет он с вами встретиться или нет. Думаю, вам стоит поговорить с его матерью и попросить разрешения рассказать сыну о своем существовании.

– Конечно, я так и сделаю. Но что будет, если он откажется? Даже не представляю, как пережить это.

– Ваши опасения вполне понятны, но об этом надо было думать раньше. Меня волнует другое, – разумеется, я решила ни о чем не говорить Элле и Игорю Эдуардовичу, но у меня в голове до сих пор звучали слова Косимова: «…Вы меня не поняли. Я его по-настоящему любил… Очень… Понимаете?..» – неизвестно, как Станислав отнесется к известию о том, что Сергей был его братом? Это может стать для него настоящей трагедией.

– Это правда, – согласилась Элеонора. – Стас очень болезненно переживал смерть Сережи. Он думал, что потерял компаньона и друга, а когда выяснится, что потерял единственного брата… У него мягкий и ранимый характер. А Сережу он очень ценил.

– Полагаю, вам лучше десять раз подумать, прежде чем решиться рассказать ему об истинном положении вещей. Хотя вполне возможно, со временем этот секрет все равно раскроется, и тогда будет только хуже.

– Да, есть над чем задуматься. – Игорь Эдуардович неожиданно твердо взглянул на меня. – Скажите, неужели милиция даже не предполагает, почему мог погибнуть Сергей? Только не говорите мне о возможности самоубийства – у него был слишком сильный характер.

– Почему же не предполагает, самая вероятная, по их мнению, версия: убийство с целью устранения компаньона. А главным подозреваемым, как вы понимаете, является Косимов Станислав Игоревич.

– Что?! Да вы с ума сошли! Бред какой-то!

– Я не утверждаю, что это действительно так. Однако у Стаса нет алиби на момент убийства, зато есть мотивы. Сергей был единственным человеком, мешавшим ему полностью завладеть банком.

– Вы хотите сказать, что один мой сын убил другого моего сына?

– Но ведь Стас не знал, что Сергей его брат.

– Что это меняет?! Мой сын – убийца?! Абсурд! Это просто невозможно!

– А что вы знаете о своем сыне, Игорь Эдуардович? Сколько ему было лет, когда вы видели его последний раз? Два года? Семь лет? Десять? Вы знаете, как он рос? Кем воспитывался? Когда папой Карло, а когда никем? В какой компании вращался? Почему Сергею пришлось выплачивать его долги?

– Довольно! Прекратите! Я все понял… Ему уже предъявлено обвинение?

– Насколько я знаю, пока нет.

– Это хорошо… Хорошо…

Игорь Эдуардович вскочил с дивана и загнанным зверем заметался по комнате. А я прикусила свой не в меру болтливый язык. Тоже мне, выискалась морализаторша! Интересно, кто мне дал право вести себя подобным образом с этим в принципе глубоко несчастным человеком? Как я могу его за что-то осуждать, даже если убийство действительно совершил Стас? Тем более что сам Стас был мне очень симпатичен, несмотря на свою нетрадиционную ориентацию. И, в отличие от Гурьева, я сильно сомневалась в его причастности к истории с антабусом.

– Я не могу оставить этого просто так. Не могу лишиться теперь единственного сына. Я должен сам во всем разобраться. Обязан ему помочь. И я обязательно придумаю, как это сделать. Надо только позвонить… Маше… Или сразу ему… Или… у меня ведь остались здесь знакомые…

– Игорь Эдуардович, пока вы не успокоитесь, вы никому не сможете помочь. Расследование только началось, толком еще ничего не известно.

– Когда оно закончится, будет поздно. Поверьте, дорогая моя, я знаю, как делаются эти дела. Мотив есть – прекрасно! Алиби нет – еще лучше! Улик не хватает – сфабрикуем! А там и оглянуться не успеешь, как сухари сушить поздно будет.

– Игорь Эдуардович, – расчувствовалась я: в конце-то концов, причиной его отчаяния стали именно мои слова. – Я работаю на телевидении, и у одного из моих сотрудников есть знакомые в милиции. Именно они занимаются этим делом, так что мы можем быть в курсе всех событий. И я уже обещала Элеоноре, что сделаю все возможное, чтобы разобраться в этом деле и найти убийцу Сергея.

Игорь Эдуардович с сомнением посмотрел на меня, но, понимая, что другого выхода у него нет, обреченно махнул рукой и снова сел на диван. Он весь как-то сразу осунулся, сник, постарел на глазах. Лицо оставалось бледным, а лихорадочный блеск в глазах сменился тусклой пеленой боли и осознания собственной беспомощности.

– Спасибо вам. Эллочка, простите меня за все. Знаете, я очень хочу побывать у Сергея.

– Мы можем поехать к нему прямо сейчас, – в глазах Элеоноры стояли слезы.

– Я был бы вам очень признателен.

Кажется, это уже было дело семейное, и моего участия в нем не требовалось.

– Вы меня извините, если я поеду домой? Как только мне что-нибудь станет известно, я вам сообщу.

– Разумеется. Спасибо. Я провожу.

Уже в дверях я повернулась к Элеоноре:

– Вы уверены, что я могу оставить вас с этим человеком?

– Полагаю, для беспокойства нет оснований.

– Вы не предполагаете, что он мог все это выдумать? Я имею в виду историю с братьями? Мы ведь даже не можем позвонить Стасу и спросить у него что-то, поскольку, по словам Игоря Эдуардовича, Косимов ничего не знает.

– По-моему, так притворяться просто невозможно. Кроме того, вы же сами видели его документы.

– Хорошо. Позвоните мне, когда вернетесь. Или если заподозрите что-нибудь неладное.

– Обязательно. Еще раз большое спасибо.

Дома меня ждал сюрприз в лице господина Гурьева Валерия Николаевича, удобно расположившегося в облюбованном им кресле.

– Все гуляешь? А мы, между прочим, волнуемся, – кивнул Валера в сторону подозрительно молчаливого Владимира.

Только этого мне не хватало. Мало, что ли, Володькиных упреков? Но я слишком устала, чтобы объяснять Гурьеву, насколько неуместно его замечание.

– Новости есть? – спросила я, падая на диван.

– Ну, если придерживаться сентенции о том, что отсутствие результата – тоже результат, то есть.

– Что ты имеешь в виду?

– Во-первых, то, что с работы меня, скорей всего, выгонят. Я там толком третьи сутки не объявляюсь.

– Это меня, сам понимаешь, мало волнует.

– Ничего себе! Это вместо спасибо?! Твоим, между прочим, делом занимаюсь.

– Мое дело – снимать передачи о довольных своей жизнью дамочках, а не гоняться за убийцами.

– Ты сегодня явно не в настроении, – наконец-то Валера понял, что в теперешнем моем состоянии я не отношусь к категории ценителей расхожих шуток. – Что случилось?

– А какое, по-твоему, должно быть настроение у человека, которого с температурой вытаскивают из теплой постели и заставляют тащиться на какую-то идиотскую семейную сходку, a la запоздалые смотрины?! А когда этот человек возвращается домой с надеждой на заслуженный отдых, кружку горячего чая и пару таблеток тригана, то застает в своей квартире наглого типа, вместо сочувствия накидывающегося на бедолагу с дебильными претензиями.

– Может быть, расскажешь? – прорезался голос и у Володи. – Мне, извините, тоже интересно.

– Ну прости, пожалуйста. – Валера заметно сник. – Поделишься?

– Сначала ты.

– У меня ничего интересного. Как ты и предполагала, разговор с родственниками Геллера ничего не дал. Я зашел на работу, пообщался с твоими ребятами. Они сказали мне, что надо попытаться найти связь между Бочаровым, Родионовым и Косимовым. Попробовал заняться этим вопросом, но безрезультатно. Полный ноль. Ни-че-го. Ничегошеньки.

– Очень мило.

– Кстати, я побывал в загсе, в котором был зарегистрирован брак Сергея и Элеоноры. Никакого брачного контракта они не составляли. Посему процедура стандартная. Если нет других наследников, в случае смерти мужа все имущество переходит к жене и наоборот. При разводе совместно нажитое имущество делится поровну между обоими супругами. Такое вот кино. А что у тебя?

– У меня не кино, а бразильский какой-то сериал, – вздохнув, ответила я, и, не вдаваясь в незначительные подробности, рассказала мужчинам о событиях сегодняшнего дня.

– Сильна, мать! – с нескрываемым восхищением заметил Валера. – И что ты обо всем этом думаешь?

– Я уж и не представляю, что и думать. Сумасшедший дом какой-то! Но знаешь, тем не менее, Игорь Эдуардович показался мне очень убедительным. Я даже пообещала ему найти истинного убийцу сына и попытаться спасти Стаса, если тот действительно невиновен.

– А по-моему, ты слишком наивная и не в меру добрая. Слишком много всяких совпадений. Посуди сама: Бессметнов переоформляет свой банк на некоего человека. Допустим, он полагает, что это его брат, хотя версия с шантажом кажется мне более вероятной. А через некоторое время после этого умирает от сердечного приступа, на поверку оказавшегося отравлением. Точно так же погибает юрист, помогавший ему с оформлением документов.

– Я знаю все это не хуже тебя и слышала уже раз десять.

– Не мешай. Я пытаюсь рассуждать логически, чтобы доказать тебе несостоятельность твоих измышлений, основанных исключительно на эмоциях.

– Ну, попробуй.

– Итак. Буквально за несколько дней до гибели мужа его жена соглашается на участие в телепередаче, на которую не является. Затем выясняется, что дружок мужа – пи… м-м-м… пикантная штучка нетрадиционной ориентации, влюбленная в своего благодетеля. Дальше интереснее. Объявляется папаша покойного, по совместительству являющийся папочкой предполагаемого убийцы. Разве не весело? При этом вдовушка поначалу до смерти пугается, а потом отправляется с человеком, которого видит первый раз в жизни, на кладбище рыдать на могиле своего супруга и его сына.

– И что из всего этого следует?

– То, что все трое, скорей всего, одна шайка и действуют по предварительному сговору, – подытожил Володя.

– Умница, Лебедев! – щелкнул пальцами Гурьев. – Вот что значит аналитический склад ума. А тебе, Ириша, не кажется странным, что так называемые братцы абсолютно между собой не похожи, ни внешне, ни по характеру. Сергей был брюнетом, Стас – блондин. Характеру Сергея могли позавидовать римские диктаторы, Стас – предпочитающий мальчиков рохля. Список можно продолжить.

– Тогда почему они этот спектакль перед нами, а не перед ментами разыгрывают?

– Ну это уже другой вопрос. Может быть, просто заигрались. А может быть, и так, что нам в их сценарии отведена вполне определенная роль. Давай вспомним, с чего все началось. Лера встретила подругу, которую долго не видела. Встретила случайно. Или якобы случайно. Они разговорились, та рассказала ей о проблемах с мужем, и Лера пригласила ее в вашу передачу. Подруга поломалась, заодно продемонстрировала вам суровый характер своего супружника.

– Ты хочешь сказать, что Элеонора знала о том, что Сергей вернется, и специально пригласила нас на это время?

– Вполне даже вероятно. Она же жена и должна знать привычки и распорядок дня своего мужа. Одним словом, покапризничала, но на участие в передаче согласилась. Потом происходит несчастный случай с Сергеем. Элла не приезжает, зато ты наносишь ей визит вежливости и узнаешь о случившемся. Потом всплывает Стас, потом папа, и сюжет закручивается так лихо, что голливудским сценаристам впору обрыдаться. Понимаешь, к чему я клоню?

– Пока нет.

– Все просто. По их плану мы должны были проникнуться сочувствием и жалостью к семейной драме и тяжелой судьбе каждого из ее участников. И план этот удался на славу, по крайней мере, с тобой.

– И какой же им толк от моего сочувствия? К делу его не пришьешь.

– Ошибаешься. Ты можешь оказать воздействие на сотрудников милиции и невольно повлиять на ход расследования. Ты представитель прессы, притом пользующийся известностью и популярностью. Если этой компании удастся втереться тебе в доверие и заручиться твоей поддержкой… это будет сильное подспорье.

– По-моему, все это просто сказки. Посуди сам, если против них найдутся улики, никакое мое поручительство ни Стаса, ни Эллочку не спасет. Разве не так?

– Но ведь улик нет. Они об этом заранее позаботились. Единственная зацепка – отсутствие алиби у Станислава Игоревича. Но и это подтверждает прекрасную продуманность плана. Эдакий невинный страдалец. Думаю, ему не составило бы особых трудов обеспечить себе какого-нибудь мальчика на ночь, заплатить ему денег, слава богу, в этом недостатка нет, и попросить сказать милиции, что все это время они были вместе. Однако он этого не делает. Почему? Потому что в таком разе сразу стало бы ясно, что люди позаботились о своем тыле. Алиби? Разумеется, у меня есть алиби. Вот свидетель, хотите – будут два свидетеля, три, четыре и так далее. А так вполне естественное развитие событий. Человек спокойно спит дома, а в это время убивают его друга. Естественно, он даже не догадывался о том, что с Сергеем может произойти такое несчастье, поэтому обеспечиванием себе алиби, извините, не озаботился.

– Допустим. Хотя, на мой взгляд, риск слишком велик. Милиция может оказаться не такой сообразительной. Алиби нет, мотив есть – иди под суд. Но, насколько я поняла, ты полагаешь, что они не родственники?

– Не знаю. – Валерка несколько скис. – Может, да, а может, и нет.

– Послушай, ну если Игорь Эдуардович на самом деле не является отцом ни Сергея, ни Стаса, это можно очень легко доказать. Например, при помощи медицинской экспертизы. Это же элементарно. Зачем такая глупая ложь?

– Возможно, твой Игорь Эдуардович отец только одного из наших героев.

– Вообще-то у него с Сергеем есть сходство. Но не может же быть такого, чтобы он потворствовал убийству собственного сына или покрывал его убийцу!

– Как знать? Деньги творят страшное с людьми.

– Он показался мне человеком вполне обеспеченным и довольным своим финансовым положением.

– Чем больше имеешь, тем больше хочется. Он, конечно, рассказал тебе красивую трогательную историю, но кто знает, что было на самом деле и что за кошка между ними пробежала. Иногда самые близкие родственники бывают самыми заклятыми врагами. Homo homini, как известно, друг, товарищ и брат.

– Все это совсем уж не по-человечески!..

– А жизнь вообще неприглядная штука. Ты вот изо дня в день наслаждаешься своим «Женским счастьем», а я в криминалке такого понасмотрелся – уши холодеют.

– Все это выше моего понимания. – Мне действительно начало казаться, что я тупая, наивная, совершенно не разбирающаяся в людях дура, да и усталость сказывалась. К тому же, судя по самочувствию, у меня опять начала подниматься температура. – Знаешь, Валера, давай оставим эту приятную тему на потом. У меня завтра, по-видимому, будет тяжелый день, а я ощущаю себя ни на что не способной развалиной. Надо срочно поправлять здоровье и готовиться к ударному труду. Думаю, и тебе о работе вспомнить не мешало бы.

– Ладно. Может, когда ты немного остынешь, я имею в виду температуру, ты согласишься, что мои наблюдения и умозаключения имеют под собой более чем реальную почву.

– Все может быть. Но сегодня я уже не в состоянии работать головой.

Зазвонил телефон. Володя снял трубку и почти сразу же протянул ее мне.

– Это тебя.

Звонила Элла.

– Ирина Анатольевна? Добрый вечер. Надеюсь, я не поздно. Со мной все в порядке.

– А Игорь Эдуардович?

– Он уехал. Проводил меня и поехал к себе. Я предложила ему пожить в нашем доме, но он отказался. Сказал, что это не слишком удобно. К тому же он уже снял номер в гостинице «Словакия». Сказал, что хочет побыть один, все обдумать и решить, как помочь Стасу. Знаете, он оказался очень приятным человеком. И он искренне сожалеет, что его взаимоотношения с Сережей не сложились. Винит во всем себя. Даже в его смерти. Говорит, что, если бы он не бросил сына, его судьба могла бы сложиться совсем по-иному. Игорь Эдуардович почему-то уверен, что Сережа погиб из-за денег… ну то есть из-за своего дела. Может быть, Сережа ссудил кому-то большую сумму или дал в долг, а отдавать деньги не захотели? Вот и решили, что проще и дешевле будет от него избавиться.

– Думаю, это вполне возможно, Элла, – немного растерянно ответила я. – Но вы ведь раньше об убийстве и мысли допускать не хотели.

– Страшно в это верить, но Игорь Эдуардович убедил меня в том, что, во-первых, у Сережи была очень опасная работа, а во-вторых, он просто не мог умереть от сердечного приступа. Ведь Игорь Эдуардович отец, ему ли не знать.

– Ну да… конечно. – Убедил, значит, однако я сочла неуместным высказывать Элеоноре свое мнение насчет нелепости ее фразы. – Надеюсь, если не мы, то милиция во всем разберется. Но я очень рада, что в трудную минуту нашелся человек, готовый понять вас и оказать поддержку.

– Спасибо вам. Пожалуйста, звоните, если что-то узнаете.

– Обязательно. До встречи.

– Всего доброго.

– Элеонора, – сказала я мальчикам, вешая трубку. – Кажется, она подружилась со своим благоприобретенным свекром.

– Ну вот! – радостно воскликнул Валера. – А я тебе о чем говорю?! Разве это не подозрительно? Девушка первый раз в жизни видит человека и тут же находит с ним общий язык. И это при том, что муж ее об отце даже вспоминать не хотел.

– Валера, а ты слышал когда-нибудь о том, что общее горе сближает людей? Они оба потеряли дорогого для них человека.

– Ты еще о Стасике вспомни. Так и вижу, как эта троица сидит обнявшись и горько рыдает над портретом покойного. Вдова, разгуливающая в пикантном шелковом халатике с рюшечками, братишка голубых кровей, распивающий коньяк с незнакомыми людьми, и исландский папа, бросивший сына-подростка с умирающей матерью. И все относятся друг к другу с нежной любовью и трогательной заботой. Высокие, высокие отношения!

– Злой ты, Валера, недобрый.

– Я не злой, я – объективный. Ну да это мы еще успеем обсудить, а пока разрешите откланяться. – Валера потянулся и встал. – Поправляйся и не вешай носа.

– Спасибо на добром слове.

– Я провожу. – Володя вышел вслед за Гурьевым в коридор.

Какое-то время оттуда доносились приглушенные голоса, из чего я сделала вывод, что супруг мой послал к чертовой матери свою деликатность и решил высказать Валерке все, что он думает по поводу всех моих расследований в принципе и его, Гурьева, детективной деятельности в частности, особенно когда в этом оказывается замешана его жена. Ну и пес с ними со всеми – пускай сами разбираются.

Хлопнула дверь, и я приготовилась выслушать отнюдь не лицеприятные комментарии в свой адрес, но Володька решил проявить гуманность и не терзать меня очередной партией упреков. Видимо, понял, что грех с больной связываться, за что я была ему искренне признательна.

Посему, облегченно вздохнув, отказавшись от ужина и чмокнув Володю в щеку, я наконец-то выпила лекарство, отправилась в постель, закуталась в одеяло, закрыла глаза и погрузилась в сон.