Такси притормозило возле тротуара в десять часов одиннадцать минут. Пассажир отметил время, натянул пониже козырек кепки, сунул водителю сотню и вышел из «Жигулей». Мощенная блочными плитами дорожка, по краям которой росли высокие ели, темно-синие в неестественном свете электрических фонарей, шла прямо к высоким ступеням из серого железобетона, которые, в свою очередь, вели к небольшой реечной двери с металлической табличкой «Муниципальное учреждение города Пескарева. Баня номер десять».

Дверь была закрыта. На ручке висел кусок картона с надписью «Заказ». Молодой человек постоял с минуту, подумал и спустился с крыльца. Если бы кто-нибудь заглянул под длинный козырек кепки, он бы заметил веселые искорки в его глазах и полное отсутствие досады на то, что баня закрыта. Это было странно для пассажира такси, вроде бы приехавшего помыться. Но молодой человек знал, что все идет так, как он и предполагал. Он обогнул двухэтажное здание, построенное еще при советской власти, и поставил небольшую спортивную сумку, которую до сих пор держал в руке, на землю. Дотянулся длинными руками до пожарной лестницы. Молодой человек был более чем высок, но все равно не смог забраться на «пожарку». Тогда он снова обогнул здание и приблизился к гаражам, которые находились тут же, на заднем дворе санитарно-гигиенического учреждения. Там он, как и ожидал, услышал голоса квасящих под елкой бомжей.

– Здорово, мужики, – поздоровался молодой человек, подходя к трем темным теням. Их голоса сразу же стихли при появлении незнакомца, и они внимательно уставились на него.

– Здорово, а тебе чего надо-то? – вразнобой ответили они.

Молодому человеку нужна была помощь. Он вынул из спортивной сумки бутылку, при виде которой в ночи моментально вспыхнули три пары горящих глаз, и попросил подсадить его на пожарную лестницу. Самый крепкий мужик, бормоча что-то о шишках, заказавших баню, и о Витьке и Степке, которые уже два дня жрут одну Райкину селедку, подсадил молодого человека, подставив спину под белеющие в темноте кроссовки. Взамен он получил полтинник и удалился, довольный и томимый вечной жаждой.

Молодой человек забрался на второй этаж, вскрыл дверь, ведущую с пожарной лестницы внутрь здания, обычным охотничьим ножом и вошел, аккуратно и тихо закрыв ее за собой.

Неслышно ступая мягкими резиновыми подошвами по импортному бледно-голубому линолеуму, молодой человек, постоянно оглядываясь, добрался до белой двери, которую накануне закрыл так, чтобы открыть ее сейчас, как говорил Лелик из «Бриллиантовой руки» – «без шума и пыли». Дверь открылась, обдав молодого человека влажным теплым запахом сауны и свежего белья. Это была комната кастелянши, которая ведала полотенцами, простынями и прочими банными атрибутами, выдаваемыми посетителям напрокат. Молодой человек прошел внутрь, не забыв закрыть дверь, устроился возле стены, где им опять же накануне была просверлена дырочка, и посмотрел в нее. Удовлетворенно хмыкнул и достал из сумки портативную видеокамеру «Сони». Поковырялся в ней немного, отогнул боковой мини-экранчик, позволяющий видеть все, что снимает камера, и приложил ее глазком к дырке. Окуляр он предварительно смазал специальным антизапотевающим средством и тщательно натянул на него презерватив. Это нехитрое приспособление не даст влаге испортить камеру и в то же время позволит без помех заснять кадры.

Теперь оставалось только ждать.

А на экранчике, как и в самой сауне, происходили действительно забавные вещи. Изображение было лишь слегка замутнено резиновой пленкой.

Молодой человек тихонько посмеивался, наблюдая, как старые паскудники развратничали с молодыми длинноногими русалками, обильно запивая все свои шалости преизрядным количеством пива. Пиво, кстати, было не абы какое, а чешское «Гролш», около ста рублей за бутылку. Да и девицы тоже были симпатичные. Подглядывающий даже завистливо охнул, глядя на стариков, среди которых затесался только один молодой парень, уединившийся с двумя хорошенькими, беспрестанно хихикающими девицами на верхней полке затуманенной сауны.

«Кстати, знакомая морда у этого товарища, – промелькнула мысль в голове шпиона, – где-то я его видел. Может, в рекламе? Может, и в рекламе. Но точно по телику».

Просидев в засаде около получаса, молодой человек начал сворачивать полевую технику, так как вся развеселая компания тоже стала потихоньку перебираться в другое помещение, соседнее с парилкой. Сидеть в кастелянской уже не имело никакого смысла, так что молодой человек быстро и бесшумно покинул свой скромный приют среди белоснежных, пахнущих хлоркой простыней и полотенец. Он вышел тем же путем, что и вошел. Дело было сделано, и все было отлично. В руках молодого человека в мягких кроссовках теперь находилась немаленькая сумма. Правда, пока, к сожалению, только в виде веселых картинок, но, как он надеялся, в будущем эти веселые картинки на пленке превратятся в не менее веселые хрустящие изображения американских президентов. А пока можно идти домой и ложиться спать.

* * *

Для того, чтобы приготовить черепаховый суп, нужно как минимум иметь черепаху. А где ее взять, если ты живешь в Центральной России и все, что можно здесь найти – это малюсенькие степные черепашек, которых ни на один укус не хватит? Ответственный за выпуск передачи «Робин-Бобин» уже битый час бегал за упрямой владелицей самого элитного ресторана в Тарасове «Чайка», убеждая ее выбрать не столь экзотическое блюдо, как черепаховый суп.

Но Лариса Котова твердо поставила условие устроителям кулинарной передачи, в съемках которой она принимала участие, – она будет готовить именно черепаховый суп! И ничто другое!

– Да вы поймите меня, – увещевал ее директор программы, – зачем нашим зрителям такие изыски? Они ведь к щам привыкли да к «Анакому», а вы им – черепаху! На хрена им, извините за выражение, ваш черепаший суп? Может, вы лучше какое-нибудь мясное блюдо приготовите? Все-таки Новый год на носу… через три месяца.

– Слушайте, уважаемый! – Лариса Котова начала закипать. – Я не знаю, чем конкретно вы лично питаетесь, но черепаший суп – не такая уж и редкость! В моем ресторане это одно из наиболее часто заказываемых блюд. Идет на «ура». Все его любят, а теперь вы мне предлагаете изменить свое решение. Мне что, бифштекс готовить?

– А что? – обрадовался ответственный. – Неплохая идея! Я вот, например, не знаю, как готовить бифштекс. Покажите нам весь процесс, так сказать, от выделки мяса до возложения его на сковородку.

– Я буду готовить черепаховый суп! – раздельно и громко произнесла Лариса. – И потрудитесь найти мне черепаху! В конце концов, когда меня приглашали, мне обещали, что будут предоставлены все условия и полная свобода действий! Не будет черепахи, я… я из вас суп сделаю!

Тут зазвонил ее сотовый. Лара прервала стенания директора и отошла в сторону.

– О, боже! – возвел глаза к потолку директор. – Ну и баба!

Последние слова он уже пробурчал себе под нос, убегая в свой кабинет, но Лариса все равно их услышала. Она усмехнулась. Почему-то последних два дня все только и делали, что называли ее «ну и бабой!». Конечно, тому виной ее упрямый характер, который не позволял отступиться от уже принятого решения, но и они должны бы пойти ей навстречу. В конце концов она же согласилась участвовать в их передаче! Вот пусть и выполняют ее прихоти!

Действительно, редакторская группа передачи «Робин-Бобин», которая выходила на экраны каждое воскресенье в девять часов утра по тарасовскому времени, пригласила Ларису Котову для поднятия рейтинга, несколько снизившегося за последних три месяца. Они приглашали ее и раньше. Все-таки владелица «Чайки», отлично готовит, роскошная женщина, а как на экране будет смотреться! Но Лариса постоянно отказывалась. Летом у нее был свадебный сезон – все женятся или разводятся и на радостях кутят. Банкет следовал за банкетом. А поскольку ресторан не из разряда забегаловок, да что там греха таить – самый крутой ресторан в Тарасове, то приходится поддерживать марку. Народ приезжает небедный, все требуют самого лучшего. Вот Лара практически все лето и провела на работе, за исключением двух незабываемых недель в Испании, куда она вырвалась просто чудом. Наступила осень, поток посетителей слегка схлынул, но тут на ее голову свалилось данное давным-давно обещание сняться в «Робин-Бобине». Секретарша у них там попалась очень настойчивая. Это какие же нервы надо иметь, чтобы в течение трех месяцев постоянно звонить и справляться о рабочем графике мадам Котовой!

Вот Лариса слегка и раскапризничалась. А что? Раз она такая звезда, то пусть и стараются для нее. Чем плох черепаховый суп? Вряд ли ее пригласили только для того, чтобы показать, как приготовить обед на шесть человек из головки лука и двух яиц. Кстати, можно было бы это сделать, если лука взять целый килограмм, стакан муки, да еще и кубик «Магги» или «Галины Бланки». Получатся неплохие луковые котлеты, но это же моветон! Не ее уровень!

– Нет, нет! – прекрасно зная, что выглядит снобом, сказала Лариса. – Только черепаховый суп! Ну или, если хотите, кокиль из рыбы.

– А что это? – уловил знакомые звуки директор. Ему, выросшему на берегах Волги, рыба казалась самым обыденным и незамысловатым блюдом.

– Рыба, запеченная в раковине! – внутренне злорадствуя, сказала Лариса. – Для нее нужен горный лосось, сыр, четыре раковины и гхи.

– Будьте здоровы, – сказал директор.

– Я не чихнула. Гхи – это один из компонентов блюда.

– А-а, гхи! – безнадежно сказал директор, словно что-то поняв. – Ладно, будет вам черепаха!

Лариса поехала домой, чувствуя, что одержала победу. Откуда было бедному директору знать, что «гхи» всего лишь означает топленое масло – на санскрите!

* * *

На следующий день ей позвонили в половине седьмого и попросили – заметьте, не потребовали, так как все на студии уже знали о характере мадам Котовой – приехать к девяти утра. Директор жизнерадостным голосом сообщил, что черепаху он нашел.

– Здорово, – мрачно ответствовала невыспавшаяся Лариса. – Все остальное я сама привезу.

Она потянулась и отправилась в ванную комнату. После трех минут под холодным душем, которые показались ей вечностью, она пришла в себя и стала одеваться.

– Дорогая, ты куда? – в дверях ее комнаты возник Котов, ненаглядный, вечно пьяный муж. Впрочем, нет, кажется, со вчерашней недели он в завязке. Даже ее делами интересуется, чего в моменты поиска смысла жизни на дне бутылки – многих бутылок – с ним никогда не случалось. – На съемки? – уточнил Евгений.

«Надо же, какая осведомленность, наверное, Настя сказала», – подумала Лариса, осторожно подводя глаза карандашом. Ей, правда, было известно, что на студии есть гример, но лучше ее самой да, может, еще Элечки Горской, ее имиджмейкера и лучшей подруги, никто не подчеркнет достоинства лица Лары.

Пусть она не первой молодости, но, как говорят французы, после тридцати красота женщины только расцветает.

– Ага, – рассеянно ответила Лара, – вернусь поздно.

– Ну, как всегда! – вскипел муж. – Работа нам – дом родной, а семья, значит, побоку, да?

– Нет, дорогой, – она походя чмокнула Евгения в щеку, обдав его запахом «Кензо», после чего с большим чувством поцеловала только что проснувшуюся дочь и спустилась вниз.

Уже в машине она проверила, все ли взяла.

– Так, – бормотала она, перебирая свертки и пластиковые бутылочки со специями, – морковь взяла, курятина есть, мадеру взяла. Петрушка, сельдерей, лук, тимьян, укроп, мята, базилик, майоран, перец, соль. Вроде бы все. А, черт, мускатный орех забыла! Ладно, по дороге куплю, возвращаться – плохая примета.

Не то чтобы Лариса верила в приметы, но так лень было выходить из машины, идти в дом, снова видеть унылую физиономию мужа, с которой в редкие моменты трезвости не сходило выражение убежденности, что все люди – сволочи. А самая сволочная она, Лариса, так как не понимает его тонкую душевную организацию и постоянно алчет денег, пропадая в своем ресторане, тратя время на приготовление будущего деликатесного дерьма вместо совместных с мужем поисков смысла жизни. То, что Лариса просто любила свою работу, проходило мимо его восприятия. Муженек редко занимался своим бизнесом, так что Лариса была, можно сказать, полноправной хозяйкой ресторана.

Заехав по дороге в супермаркет и не найдя там мускатного ореха, Лара подумала и купила миндальный. В конце концов орех все равно добавляется в суп в измельченном виде, так что телезрители не заметят разницы. А то, что запах будет не такой, какой требуется, это неважно! Через экран никто ничего не почувствует, а съемочная бригада все равно в этом не разбирается. Просто измельчим орех до начала съемок, и дело в шляпе!

* * *

– А теперь мы с вами приготовим сказочно вкусную вещь – черепаховый суп, – комментировала Лариса свои действия. – Итак, берем черепаху…

С этими словами она подняла в воздух несколько вырезок черепашьего мяса. Для колорита, как выразился директор, совмещавший общее руководство с обязанностями декоратора, на столе лежал и черепаший панцирь. Конечно, никто не разделывал черепаху. Все, что умудрился достать Леша – Лариса наконец-то выяснила, как зовут директора, – замороженный пакет черепахового мяса из магазина «Деликатесы». У самой Ларисы в ресторане был изрядный запас черепахового мяса, но тут уж она слегка пожадничала. В конце концов это дорогое удовольствие, а в передаче она согласилась участвовать только ради рекламы – денег ей никто не предлагал. Поэтому она и заставила директора вертеться, как уж на сковородке.

Леша гордо вручил ей оттаявший пакет, после чего довольно бурно стал командовать, как ей встать и что ей делать. Где он взял панцирь, она не успела спросить, так резво кинулся в работу этот молодой человек. Кстати, если бы не его чрезмерная деловитость, порой переходящая в суетливость, он, может быть, ей и понравился бы.

Симпатичный, даже приятный голос, мужской шарм и то, что неотразимо действует на всех женщин независимо от их возраста – это его интерес к ним. В принципе весь джентльменский набор нужных качеств, но Лара почему-то не поддавалась его чарам, чему директор несказанно удивлялся. Попытавшись два раза завоевать ее симпатию при знакомстве и оба раза получив недвусмысленный отказ, Леша стушевался и теперь лишь недоуменно смотрел на «железную леди», которая стояла в кокетливо завязанном фартучке с вышитым Робином-Бобином и обаятельно улыбалась в камеру.

– Не каждый человек в своей жизни варил суп из черепахи, более того, не каждый отважится это сделать. Но в приготовлении этого деликатеса нет ничего сложного. Деликатесные блюда на первый взгляд всегда состоят из странных и непривычных ингредиентов. Но поверьте, вкус этого супа превзойдет все ваши ожидания!.. Итак, тушка у нас уже промыта и выпотрошена. Режем ее на аккуратные кусочки…

Лара ловко орудовала огромным сверкающим ножом. Боковым зрением она видела, что почти все, кто был в студии, столпились за спиной оператора и внимательно следят за приготовлением экзотического блюда.

– Затем нарезанное мясо кладем в кастрюлю. Воду нужно слегка нагреть и подсолить. Мясо варим в течение 3–4 часов.

За время, пока варилась черепаха, Лара успела перезнакомиться практически со всеми участниками съемочной бригады. Здесь были сплошь молодые лица. Все только-только со студенческой скамьи, но гонора и деловитости, как и у Алексея, у них было хоть отбавляй. Лара усмехнулась втихомолку, вспомнив себя в их возрасте: она была точно так же уверена, что лучше ее специалиста нет на всем белом свете, при всем том, что она постоянно прогуливала лекции, списывала на экзаменах и делала то же, что и нынешние студенты, обремененные проблемой получения диплома.

Вот и сейчас, слушая хорошенькую, немного вульгарно накрашенную Леночку с черными-черными подведенными глазами и очень бледным узким ртом, которая томно вещала о бессмысленности людского существования, Лариса зевала в ладошку и думала, что нет ничего удивительного, что с девушкой никто не общается. Такая зануда кого хочешь доведет до белого каления. Едва увидела свежего человека – и давай его загружать своими сентенциями.

«С Котовым бы они нашли общий язык, – неожиданно мелькнуло у нее в голове, и она развеселилась – Смысл жизни! Они поймут друг друга. Недаром он все время жалуется на непонимание. Ничего, после таких «мудреностей» он живенько забудет свои философствования».

– И вот, когда наша душа достигает экзальтации в нирване… – несколько истерично возвысила голос Леночка, намереваясь продолжить свою проповедь, как ее вдруг перебил молодой человек с приятным лицом, но усталыми складками возле губ:

– Извини, Ленусик, мне нужно с Ларисой Викторовной поговорить.

Лариса кивнула ему.

– Я – оператор, – представился он, – Дмитрий. Я бы хотел обсудить с вами кое-какие особенности съемок.

– Да, конечно.

– Вот когда вы стоите возле стола, если нетрудно, смотрите, пожалуйста, не в сам объектив, а хотя бы на меня. Словно вы мне рассказываете, как готовить эту штуку. А то слишком напряженно получается. Кстати, что мы там варим?

– Суп из черепахи, – невольно рассмеялась Лара. Молодой человек ей понравился. В нем не было того профессионального превосходства, которое иногда так утомительно действует на постороннего человека. Он просто советовал, не давя на личность.

– Здорово! – восхитился Дмитрий. – Дадите потом попробовать?

– Ладно, – пожала плечами Котова, – все равно суп здесь останется. Вы же его и съедите.

– А много супа получится?

– Э-э, ну, из расчета – два килограмма черепахи на шесть литров воды… В общем, большая кастрюля.

– Как раз на всех хватит, – обрадованно улыбнулся Дмитрий. – Вы знаете, я так покушать люблю! Особенно когда красивая женщина своими руками приготовит.

– Спасибо, – Лариса привыкла к самым витиеватым комплиментам, но все равно ей польстило внимание этого молодого человека. – По вам не скажешь, что вы такой обжора.

– Метаболизм интенсивный, – усмехнулся Дима. – И еще, постарайтесь голову не наклонять и не смотреть исподлобья – от этого может второй подбородок появиться и взгляд стать слишком агрессивным. Ага?

– Ага! – пообещала Лара, после чего отправилась к столу.

Режиссер, лопоухий человек среднего возраста – единственный «старичок» здесь – похлопал в ладоши, призывая всех к продолжению. Дмитрий занял свою позицию. Замигал красный огонек, съемки продолжались.

– Пока черепаха варится, порежем кусочки другого мяса, – сказала Лариса. – Например, курятину, говядину или свинину – что под рукой окажется. Я советую взять смесь говядины и курятины, это не перебьет вкуса черепахи, но суп будет более наваристым. Впрочем, кому что нравится. Нужен килограмм дополнительного мяса. Также нарежем большую луковицу, сто граммов кореньев петрушки и немного сельдерея. Так, что там у нас с черепахой?

Режиссер время от времени показывал ей – все идет отлично, так держать. Лара вынула мясо, процедила отвар, положила туда смесь курятины и говядины, коренья, затем поставила их варить до полной готовности.

– Итак, все сварено. Снова кладем отваренные ломтики мяса черепахи и варим еще 30–40 минут. Приготовление супа занимает довольно много времени, но оно того стоит! Запах здесь стоит уже потрясающий.

Бригада за спиной режиссера согласно закивала. Даже Алексей уже переменил свое мнение относительно черепашьего супа.

– В это время готовим настой из мадеры. Для этого в кастрюльку с кипящим вином добавляем душистые травы, – она перечислила все, что привезла с собой. – И мускатный орех.

В суп посыпалась миндальная крошка.

– Доводим настой до кипения, после чего снимаем с огня и даем настояться. Кстати, будьте осторожны, мадера – все-таки вино, так что не наклоняйтесь над кастрюлькой, а то, пожалуй, забросите суп и уплывете в мечтах.

В студии раздался смех.

– Теперь добавляем настой в суп, перчим, солим. Выключаем. Итак, барабанная дробь… М-м, какой запах!

В студии раздались аплодисменты. В поле зрения камеры вылез ведущий – симпатичный толстячок, изображающий Робина-Бобина. Он всю передачу скрывался за кадром, мелькнув только в самом ее начале с голодным и несчастным видом. Теперь же, повязав салфетку, Робин-Бобин в предвкушении лакомства держал огромную ложку – размером с половник.

– Попробуем, попробуем. Ах, ах, ах! Как вкусно! Пожалуй, стоит сказать спасибо!

Этими словами всегда заканчивалась передача. Режиссер поднял вверх большой палец, показывая Ларисе, что все в порядке, можно уходить. Лара развязала фартук и, посмеиваясь, наблюдала, как съемочная бригада набросилась на суп в огромной кастрюле. Робин-Бобин тут же куда-то исчез, утратив свой голодный вид и оставив суп остальным.

– Ларочка, а вы сами не хотите попробовать? – к ней сзади подошел Алексей.

– Нет, спасибо, я не хочу.

– Ну как это так? Готовили, готовили – и вдруг не попробуете? Тарелку Ларисе Викторовне! – зычно крикнул он, обращаясь к помощникам. К ним тут же подошла девушка в сером мешковатом свитере и, улыбаясь, поднесла пластиковую тарелку, в которой дымилась густая ароматная жидкость с плавающими в ней розовыми кусочками мяса.

«Не то что у меня в ресторане, – подумала Лариса, – это вам не немецкий фарфор, в котором у нас подают черепаховый суп избранным клиентам. Да и повседневная посуда тоже куда лучше этого пластикового недоразумения».

– Спасибо, милая.

Лара взяла ложку и попробовала суп.

«Неплохо, – подумала она, – но могло бы быть и лучше. Я забыла добавить ложку крахмала для большей вязкости, да и миндаль – это все-таки не то. Мускат лучше».

Отовсюду слышались восторги, все подходили, выражая свое восхищение, поздравляли ее с удачным блюдом.

– Беру свои слова обратно, – сказал Алексей, – черепаховый суп – это нечто!

– Спасибо, но это не верх моего мастерства, – ответила Лариса. – Приходите к нам в «Чайку», вот там и попробуете такие деликатесы, что душа запоет от восторга.

– С удовольствием! – расплылся в улыбке Леша. Похоже, он подумал, что лед тронулся.

– Кстати… м-м, как вкусно, – сказала Лариса, проглотив нежную черепашью мякоть, – а где вы панцирь достали?

Алексей не успел ответить, так как сзади вдруг раздались крики. Сначала неуверенные, потом все более громкие и отчаянные.

– Вызовите «Скорую»! Вызовите «Скорую»! – кричал кто-то. – Димка, боже мой!

Алексей Дарьин моментально развернулся и направился к очагу происшествия – столу, возле которого столпились сотрудники съемочной бригады. Лариса взглянула в этом направлении и увидела картину, от которой у нее моментально пропал аппетит.

Молодой оператор, с которым она беседовала буквально полчаса назад, лежал на полу. Его заметно побледневшее лицо сразу бросилось в глаза Ларисе. Вокруг него столпились работники телевизионного искусства, тут же загудевшие, как пчелы. Они и до этого издавали мерный шум, просто сейчас он перешел на другие децибелы.

– Что случилось? – спросила Лариса, подойдя ближе к толпе.

– Не знаю, – ответила, полуобернувшись, незнакомая девушка. – Я сама на крик прибежала.

Следующих две минуты в студии казались потом Ларисе настоящим бредом. После того как прошел первый шок, на нее обратилось большинство взглядов – недоуменных и даже подозрительных. Лара отставила свою тарелку, приблизилась к столу, на котором стояли опустевшая кастрюля и несколько пластиковых тарелок, и повторила, глядя на Дмитрия:

– Что с ним?

– Это у вас надо спросить! – неожиданно выкрикнула бледная девушка в синем свитере, которую здорово трясло. – Что вы туда положили?

Лара настолько растерялась от кошмарного обвинения, что его смысл не сразу дошел до ее сознания. Она вдруг начала оправдываться:

– Я? Ничего… Вы… вы сами все видели, я…

– Вы нас отравить хотели? – не отставала девушка. – Да? Что вы туда положили? Говорите, говорите же! Может, нам всем еще можно помочь, а вы молчите!

– Светка, заткнись! – к девушке подошел директор, с которого слетела его обычная высокомерная деловитость. Он стал по-настоящему собранным и хмурым. – Андрей, вызови милицию. Лариса Викторовна, пройдите в мой кабинет, пожалуйста!

– Что? С этой ведьмой еще и на «вы», и «пожалуйста»? – голос разъяренной девушки больно бил Ларисе в уши. Она слегка поморщилась, начав приходить в себя.

Девушка все время что-то верещала, пока Дарьин не отвесил ей хорошую оплеуху. После этого Света живо заткнулась, но тут же побледнела, приложила руку ко лбу, пошаталась немного и театрально грохнулась в обморок.

– Еще одна! – с ужасом прошептала секретарша директора. Кажется, ее звали Муся. Или Маруся, Лариса точно не запомнила.

Вокруг упавшей девушки столпились сотрудники,

– Да вы че, все с ума посходили? – возмутился вдруг стоявший доселе с раскрытым ртом помощник оператора. Вся стычка заняла буквально пару минут, во время которых он сначала впал в шоковое состояние, а теперь выходил из него.

– Поскользнулся Диманыч, – пояснил помощник оператора, – стоял он возле стола, ел, а потом его к телефону позвали. Мы тут с ним вдвоем стояли, вы не могли этого видеть. Он, значит, тарелку поставил – и хорошо, что поставил, а то бы изляпался весь – и пошел. А тут на полу эта… – он пощелкал пальцами в воздухе, словно припоминая нужное слово, – как ее… А! Шкурка от банана. Лена ела – она всегда одни бананы ест – и бросила.

– Я на стол положила, – вступилась за себя гримерша.

– Как же она на полу-то оказалась?

– А я почем знаю? Сами ведь тут же рядом стояли! Скинули и не заметили.

– Ну конечно, – глаза у парня заблестели. То ли он так любил спорить, то ли не любил Лену, хотя одно другого не исключало, но в перепалку кинулся с головой. – Диманыч теперь с треснувшей башкой лежит, а ты…

В это время тело на полу зашевелилось. Диманыч простонал что-то неприличное про чью-то мать, с трудом сел и, как водится в таких случаях, сразу же схватился за голову. Картинка очень напоминала сцену «Утро после большого бодуна».

– Может, заткнетесь, а?

Говорил он еле слышно, но с чувством. Видимо, ушиб был серьезным. К пострадавшему моментально кинулась какая-то красивая девушка, сразу начавшая помогать ему подниматься. Плечом она толкнула стол. На нем стояла опустевшая кастрюля, на донышке которой жалко розовели остатки супа. От толчка по столу покатилась банка, оставляя после себя тонкую полоску серовато-белого порошка. Банка непременно упала бы, если бы помощник оператора не подхватил ее и не закрыл слетевшей крышкой. Помощник оператора и Лена на время умолкли, глядя, как приводят в чувство сотрудника студии. Потом они оба переглянулись. На их лицах читалось не то чтобы облегчение по поводу оживления товарища, а скорее досада из-за прерванного спора.

– И вообще, это ты стоял рядом со столом, значит, ты и уронил шкурку! – победно заключила в наступившей тишине Лена и ушла к себе в гримерную.

Помощник оператора тяжко вздохнул.

– Да-а, Витек… Женская глупость не знает границ. У французов, видать, терпение было куда лучше нашего, – сказал режиссер.

– А? – не понял помощник оператора.

– Ну, как они говорят? «Если женщина не права – извинись перед ней».

Витек моментально вскипел. Старинная французская мудрость была воспринята им как оскорбительное руководство к действию, унижающему его достоинство.

– Ты че, предлагаешь мне перед этой кикиморой извиняться?

В гримерной что-то грохнуло. Видимо, Лена расслышала гневный вскрик Виктора и это почему-то ей не понравилось, а посему она выместила свое недовольство на стене, запустив в нее чем-то тяжелым.

– Услышала, – хмыкнул Дмитрий. Бледность уже спала с его лица, и он стал более походить на человека, чем пять минут назад. Народ успокоился и вернулся к трапезе. Помощник оператора направился в гримерную.

– Камикадзе, – фыркнул режиссер.

– Да любовь у них! – махнула рукой Муся-Маруся, обращаясь к Ларисе. – Сколько раз я уже такое видела. Сначала собачатся, потом целуются, потом женятся. От нас еще никто неженатым не уходил!

Лариса кивнула и направилась прямиком в кабинет директора. Руководитель, как оказалось, следовал за ней по пятам. Лариса помнила, что где-то в шкафу директора стояла бутылка коньяка «Хэннесси», которым он угощал ее во время первого визита. Как ни странно, коньяк был настоящим. Когда Алексей предложил ей выпить за знакомство и показал, самодовольно улыбаясь, бутылку со знаменитой этикеткой, Лариса подумала, что скорее всего ей сейчас придется надевать вежливую маску на лицо и хвалить бурду тарасовского розлива, упакованную в фирменную тару. Но коньяк действительно был настоящим. И откуда у директора не очень-то раскрученного телеканала такие деньги? Даже по скромным подсчетам, одна такая бутылка стоит не меньше штуки баксов.

Но сейчас Лариса об этом не размышляла. Ей срочно требовалось что-то для поднятия духа и давления. Пятьдесят граммов коньячка были бы очень вовремя. Голову уже начала сдавливать знакомая боль, поэтому Котова боялась, как бы ее сейчас не одолел приступ мигрени. Это было бы некстати – ей же еще домой ехать.

Она подошла к шкафу, не замечая, что Дарьин стоит у нее за спиной с, мягко говоря, удивленным выражением лица, и достала из бара бутылку. Плеснув немного коньяка в стопку, она повернулась.

– Может, и мне нальете? – только и смог сказать Алексей.

– Сами справитесь.

Лариса решила, что вежливости с нее на сегодня достаточно.

Ее – удачливую бизнес-леди, состоятельную даму, великолепного кулинара, – ее посмели обвинить в каком-то преступлении! И неважно, что все прояснилось, оскорбление-то было нанесено! Да как у этой нахалки язык повернулся сказать про Ларису такое!

Одним махом опрокинув стопку, Лара молча взяла сумку и вышла из кабинета, даже не попрощавшись.

* * *

Сидя в машине, Лариса медленно прокручивала в голове все события, произошедшие на студии, но так и не могла понять причину своего внутреннего беспокойства. Внутри словно мигала сигнальная лампочка. Так обычно бывало, когда срабатывала интуиция Ларисы. Но отчего? Что в это утро было странным? В принципе ничего, если не принимать во внимание того, что не каждый день ей приходится участвовать в съемках передачи. А так, ежедневно находясь среди людей, Лариса уже привыкла к самым разнообразным формам общения, в том числе и к дракам. Хотя, может быть, ее просто вывели из себя нелепые обвинения этой девицы? Вначале так и было, но потом коньячок согрел ее, расширил сосуды, голова перестала болеть, и теперь, по прошествии двух часов, Лариса практически не вспоминала о нервозной девушке. Нет, она, конечно, анализировала произошедшее, но уже без эмоций. А лампочка внутри все мигала…

И тут, подъезжая к дому, Лариса вдруг вспомнила бледное лицо оператора, лежавшего на полу, и поняла наконец, чем она так встревожена. Тем, что слишком уж явно это лицо навевало мысли о смерти.

«Обычная с точки зрения психологии защитная реакция – отторжение неприятных ощущений. Человеку свойственно негативно относиться к смерти, только и всего, – подумала Лариса. – Надо бы Курочкину позвонить. Он-то уж точно дал бы более квалифицированное и меткое определение моему состоянию».

Но психология психологией, а колокольчик внутри не умолкал. Голос тревоги, начавшийся с тихого звона, после крещендо перешел в пронзительный визг, и Лариса поняла, что, кажется, к ней «в гости» все-таки нагрянул очередной приступ мигрени. Она притормозила рядом с подъездом. Ставить машину в гараж не хотелось, сил не было. Да и все равно с машиной ничего не случится – их дом принадлежит к так называемым элитным, и площадка вокруг него хорошо охраняется. Перед глазами замелькали искры, Лариса глубоко вздохнула и медленно вышла из машины, стараясь не делать резких движений.

К счастью, дома никого не было. Настя наверняка у кого-нибудь из подружек, Евгений оставил записку на холодильнике, что он на работе. Лара недоуменно посмотрела на листок бумаги, прикрепленный смешным магнитиком к дверце четырехкамерного «Боша», и спросила сама себя: как давно Котов вспомнил, что он умеет писать? Обычно он только кнопками оперирует. На сотовом. Позвонить, что ли, не сумел?

«Ах да, – спохватилась она, – я же телефон отключила на время съемок, а после всего случившегося забыла его включить. Да и времени не было! Кстати, о телефонах… Где же он?»

– Черт, – простонала она, – только не это!

Похоже, что телефон она оставила на студии.

«Ладно, – смирилась Котова, – завтра заберу. В моем состоянии мне уже ничего не нужно, хоть двести телефонов! Одна морока».

* * *

Дмитрий проснулся от терпкого вкуса во рту. Страшно хотелось пить.

– Оля, – хрипло позвал он, но горло словно сдавило. – Ольга!

Он сам едва слышал свои хрипы, что уж говорить об Ольге, которая сейчас была на кухне и мыла посуду. Шум воды заглушал даже ее пение – она мурлыкала себе под нос какую-то песенку.

– Черт!

Он с трудом поднялся, в глазах почему-то двоилось. Поняв, что до кухни он вряд ли дойдет, Дмитрий добрел до совмещенного санузла и выпил немного холодной воды из-под крана. Легче, как ни странно, не стало. Неужели его так шарахнуло вчера, что у него оказалось сотрясение мозга? Дмитрий попытался вспомнить симптомы этого состояния. Все совпадало: и тошнота, и в глазах все плывет. Неужели к врачу придется ехать? Е-мое, как же он это все не любит! Больничный, справки, белые халаты…

Внезапно его вырвало. Не затошнило, а именно вырвало, бурно и много.

– Черт! – просипел он, чувствуя, как слабеют ноги, стоящие на холодном кафеле.

Машинально отметив, что рвота содержит какие-то странные серые частицы, он потерял сознание, с тяжелым стуком упав на пол.

– Дима?

Красивая белокурая девушка заглянула в комнату, вытирая руки о полотенце. Мельком взглянув на разворошенную кровать, где только что спал ее будущий муж, Ольга прошла в прихожую.

– Дима, все в порядке? – постучала она в дверь туалета. – Дима?

Из-за двери не доносилось ни звука. Встревожившись, девушка дернула на себя ручку двери, ожидая встретить сопротивление, но та неожиданно легко открылась.

Она вскрикнула:

– Боже мой, Дима!

На полу крохотного санузла, неуклюже изогнувшись, лежал Дмитрий, с трудом поместившись между стиральной машиной и раковиной. Его длинные голые ноги почему-то сразу бросились Ольге в глаза. Посмотрев на его лицо, она еще больше испугалась и почувствовала дрожь в коленках – лицо жениха было серым. От уголка рта до подбородка тянулась блестящая струйка рвоты. Раковина тоже была забрызгана желто-розовой массой с зеленоватыми пятнами. Пахло чем-то кислым.

Ольга минуту стояла в оцепенении, потом резко дала себе пощечину, чтобы не упасть в обморок. Сев на колени рядом с бесчувственным телом, она первым делом прижалась ухом к Диминой груди, больше всего на свете боясь ничего не услышать. Первые секунды так и было, но потом сквозь пелену страха Оля с облегчением расслышала неровное сердцебиение.

– Жив! Господи, спасибо!

Она машинально вытерла Диме рот кухонным полотенцем, после чего, спохватившись, бросилась к телефону. По дороге она чуть не споткнулась о разбросанные Димкой кроссовки.

«Скорая» приехала через полчаса.

Через восемь часов Дмитрий скончался после мучительной агонии. Единственное, что смогли сделать врачи, – успокоительный укол Ольге, поскольку она была в невменяемом состоянии. Даже промывание желудка и интенсивная терапия не остановили процесса интоксикации организма Дмитрия. Мышьяковистый водород всосался практически без остатка, к тому же обратились за медицинской помощью слишком поздно, поэтому летальный исход был неизбежен. Человек умер.

* * *

Алексей Дарьин сидел у себя в кабинете и, обхватив голову руками, тупо смотрел на стол, изучая его поверхность. Сценарии программ, всевозможные блокноты, ручки и тому подобная дребедень валялись без всякого порядка на красноватой деревянной столешнице. Но беспорядок на рабочем месте волновал директора кулинарной передачи «Робин-Бобин» сейчас меньше всего. У него убили сотрудника. Причем очень и очень ценного сотрудника. Правда, сам сотрудник даже не подозревал о своей ценности в глазах Алексея.

«Вот дерьмо!» – с большим чувством подумал Леша.

Раздался зуммер. Леша машинально разгреб бумаги, половина которых свалилась на ковер, вытащил на свет божий сотовый телефон и кисло сказал: «Да?»

– Здравствуй. Это я.

Сердце Леши сделало большой скачок, глухо замерло, затем снова начало работать в ускоренном темпе. Звонившему не было нужды представляться. Этот холодный голос с хриплыми интонациями был знаком Леше даже слишком хорошо.

– Что? – вышло немного визгливо, видимо, голос сорвался. Леша прочистил горло и уже более твердо сказал: – Я слушаю.

– Нет, это я слушаю, – усмехнулся собеседник. – На хрена ты парнишку-то отравил?

«Знает! Черт, и откуда он все знает?» – досадливо поморщился Леша.

– Сам же говорил, что рано еще, – продолжал собеседник, – или ты передумал? Что же меня не предупредил?

– Да не я это сделал! Что я, больной, что ли?

– Ты мне по существу отвечай, а не задавай риторических вопросов. Насчет – больной ли ты, у меня даже сомнений нет. Но тебе виднее.

– Нет!

– Что – нет?

– Это не я! – воскликнул Леша.

– А кто?

– Откуда мне знать?! – сорвался Леша. – Я свечку рядом не держал!

– А ты не кричи, – ласково посоветовал голос. – Нервные клетки – они же не восстанавливаются. А если и восстанавливаются, то только половым путем. Понимаешь, о чем я? – он захихикал.

– А ты не задавай мне вопросов, на которые я не знаю ответа, – угрюмо ответил Алексей.

– Не знаешь? – с нежной угрозой спросил человек на том конце провода.

– Пока, – тут же поправился Леша. – Пока не знаю.

– Но собираешься выяснить, не так ли? – в отечески звучавшем голосе говорившего не было ни малейшего сомнения относительно Лешиных планов.

– К-конечно, – Леша сглотнул. Черт, он опять заикается! – Обязательно.

– Правильно, Леша. Выясняй как можно скорее. И звони дяде Васе. Кстати, к тебе на днях мои ребятки заедут…

Леша посерел. На его лбу выступили бисеринки пота. После последнего визита «ребяток» Василия Леше пришлось вставлять новые зубы.

– Ты уж их встреть по-людски.

– Василий, я…

– Не волнуйся, мальчик. Будешь себя хорошо вести – и все будет хорошо! Кассета у тебя?

– Нет, – ответил Леша.

– Плохо, – несмотря на легкость тона в трубке, Леше стало нехорошо.

Василий помолчал пару секунд и почти радостно спросил:

– Но ведь ты найдешь ее, правда?

– Конечно.

Леша сейчас пообещал бы даже стать космонавтом и найти на Марсе следы органической жизни, только бы дядя Вася не присылал своих ребяток.

– Умный мальчик. И учти – нехорошо получится, если убийство бросит на студию хоть тень подозрения. Мне все равно, сделал это ты или кто другой: исправлять-то тебе придется. И лучше будет, если виновным окажется посторонний человек. Ну все, конец связи.

Леша нажал «Flash» и невидящим взглядом посмотрел на трубку. Затем он со злостью швырнул сотовый на кожаный диван, стоящий у стены, как будто исчезновение телефона с глаз долой поможет ему избавиться от вкрадчивых интонаций «дяди», все еще звучавших в ушах Леши.

Но интонации остались, и ничего хорошего они в ближайшее время не сулили. Н-да-а. Посторонний человек, говорите? Леше пришла в голову одна маленькая идейка. Он повертел ее в голове, обдумывая, потом улыбнулся – а почему бы и нет?

* * *

Лариса кляла себя за бесхозяйственность. Ну как так можно? Да, у нее стресс, да, у нее вчера болела голова, но это было вчера, а сегодня, когда ей срочно нужно позвонить, телефона нет! Конечно, возможность связи у нее была – и мужнин сотовый, и Настин, да и домашний радиотелефон есть, но номер, который она забыла, есть только в записной книжке ее сотового, который сейчас валяется где-то на студии.

Лара отправилась туда сразу после завтрака, мысленно надеясь, что воскресенье – тоже рабочий день для сотрудников телевидения. На днях был праздник Великой Октябрьской революции, который рабочему люду приходилось теперь отрабатывать в выходной. Правда, это касалось лишь государственных служащих, но, может, и телевизионщики тоже работают?

В предбаннике, где стоял секретарский стол, заваленный всяким хламом, никого не было. Лара не хотела снова появляться в помещении, декорированном под кухню, так что надеялась попросить Мусю найти ее телефон. Но Муси не было. Лариса подумала, что, возможно, она могла оставить аппарат и в кабинете директора. Она двинулась к двери, приоткрыла ее и… замерла на пороге, услыхав, что Леша разговаривает по телефону.

Слышно было плохо – словно кто-то шутки ради бубнил китайский алфавит в пустую литровую банку. Лара придвинулась ближе к двери, но в это время бубнеж прекратился.

Леша положил трубку, потом в кабинете раздались шаги. Леша направлялся прямо к двери, за которой стояла Лариса. Она поспешно отпрянула. Леша целенаправленно двинулся было к выходу из секретарского отсека, как вдруг боковым зрением уловил-таки Ларису, стоявшую сбоку, и притормозил.

– Вы здесь?

– Здесь, как видите. Я где-то оставила свой «Эрикссон». Вы его не находили?

– «Эрикссон»? – нахмурил лоб Леша. – Нет, не находил. Спросите у Муси… или еще у кого-нибудь. Извините, мне сейчас некогда. У нас проблемы.

– Какие? – автоматически спросила Лариса. В данный момент ее интересовала только своя проблема – ей нужен телефон.

– Помните Дмитрия? Оператора? Он умер.

– Как – умер? – не поняла Котова.

– Отравление мышьяком, – внимательно посмотрел на нее директор. – Следственная бригада уже здесь, не желаете с ними побеседовать? Думаю, у них к вам накопилось немало вопросов.

Ларисе совсем не понравился его ехидный обвиняющий тон. Словно ее в чем-то подозревают!

– Что вы имеете в виду? – тут же вскипела она. – Говорю в последний раз: я ничего туда не сыпала. Ни мышьяка, ни чего-то подобного. Да я даже не знаю, как он выглядит, этот мышьяк! И потом, все ведь на пленку снимали!

– Пленку кто-то испортил, залил водой, – казалось, Алексею доставляло удовольствие злить Ларису. – Так что вы – подозреваемый номер один.

Лариса вдруг успокоилась. И какого черта она доказывает что-то этому придурку? У нас презумпция невиновности! Перед судом, может, ей и придется объяснять, что да как было, но не здесь!

– Где милиция? – небрежно спросила она.

Лешу, надо сказать, удивил ее спокойный тон – он-то ожидал, по всей видимости, обычной бабской истерики, а возможно, и рукоприкладства, ан нет! Мадам Котова умеет блюсти себя.

– Там, – махнул он рукой в сторону съемочной площадки.

– Отлично. С ними и побеседую. Всего хорошего.

– Зря вы так настроены! – гадко ухмыльнулся Алексей. Всю его обаятельность как ветром сдуло. – Боюсь, что в ближайшее время вам придется несладко.

– Надо же, какое совпадение! Я как раз отучаю себя от сладкого, – мило улыбнулась Лариса. – Сами понимаете, о фигуре надо заботиться.

Леша только фыркнул в ответ.

* * *

Капитан Собачкин внимательно осматривал безукоризненно чистую плиту, на которой вчера был приготовлен злополучный суп из несчастной ластоногой черепашки, чей панцирь до сих пор лежал рядом, на разделочном столе. Капитан поцарапал ногтем ребристую чешуйчато-роговую поверхность панциря и вздохнул. Он и его ребята уже все здесь осмотрели, но ничегошеньки не нашли, чего, собственно, и следовало ожидать. Со вчерашнего дня около этой плиты, да и вообще во всей студии побывала чертова уйма людей, а людям свойственно оставлять после себя чертову уйму следов. И как среди них найти следы того, кто, собственно, и притащил сюда банку с мышьяком? Саму-то банку нашли.

Светло-серая чесночница с крышкой в виде зеленого кустика, на боку которой написано детскими буквами «Чесночная приправа». Достаточно оригинально для емкости, в которой находилось вещество, точно так же пахнущее чесноком, но вот по химическому составу резко от чеснока отличающееся… Арсин, или мышьяковистый водород. Белый кристаллический порошок, легко растворимый в жидкости, пахнет, как уже говорилось, чесноком и предельно ядовитый.

Бедняга оператор умудрился стрескать аж девять смертельно ядовитых доз! Ничего удивительного, что он умер. Удивительно то, что никто, вообще никто не видел, как жертва брала из банки с чесночной приправой эту самую «приправу». Почти все допускали, что такое «имело место быть», но никто лично этого не заметил.

Капитан, охая от изжоги, которую заработал на вчерашнем кутеже по случаю юбилея тестя, где съел любимый селедочный салат, опустился на колени и заглянул под плиту. Что он там искал, он и сам бы не сказал, но на всякий случай решил посмотреть. Ничего, кроме бычка, то бишь окурка, и остро пахнущего малюсенького сухарика, он не нашел. Сухарик, судя по кубической форме, был «кириешкой», а вкус скорее всего – «хрен с холодцом». Капитан хорошо разбирался в сухарях – его младший сын, можно сказать, не расставался с сухариками, чему родители нарадоваться не могли. Поскольку чадо в силу своего нежного упрямого возраста всегда отказывалось кушать, то пусть хотя бы сухари грызет. Все же хоть какая-то еда. Последним пристрастием ребенка был именно «хрен с холодцом».

Вдруг в зеркальной дверце духового шкафа отразились две стройных ножки в модельных туфельках с длинными узкими носами. Капитан поднял глаза. Ножки длились, длились, прятались под узкую юбку миди. Дальнейшее переходило в изящное тело и красивую голову с распущенными светлыми волосами.

– Добрый день, – поздоровалась женщина, – это вы – представитель органов внутренних дел?

– Я, – неуклюже приподнялся с колен капитан Собачкин, держа на широкой милицейской ладони неизвестный окурок и коричневый сухарик. – Капитан Собачкин. С кем имею честь?

– Лариса Котова. Вы обо мне слышали. Это я готовила суп.

– А-а, да-да-да. Очень приятно… то есть нам нужно взять у вас показания.

– Я готова, – улыбнулась женщина. – Вы их прямо здесь будете брать?

– Кого брать? – тупо переспросил Собачкин.

– Показания, – терпеливо пояснила Лариса, мысленно закатывая глаза. Она от всей души сочувствовала своему другу Карташову, которому в своем отделе приходилось работать с такими болванами, как этот тип, бессмысленно лопочущий что-то толстыми губами.

– Давайте присядем, – несколько суетливо сказал капитан, – а там и поговорим.

Они расположились на стоящих неподалеку стульях.

– Так что вы мне хотели рассказать? – дружелюбно посмотрел на Ларису капитан.

– Я? Это вы у меня хотели взять показания. По крайней мере, мне так директор сказал.

– А, ну да, ну да. Конечно. Я хотел у вас кое о чем спросить. Взять, так сказать, показания.

«В Коломбо, что ли, играет? – подумала Котова, оправляя юбку на коленях. – Тот таким же придурком прикидывался до поры, до времени…»

Капитан посмотрел на свою дубовую ладонь, на которой до сих пор одиноко лежали окурок и сухарик, и зычно крикнул: «Сашка!» Подлетел молоденький оперативник, который показался Ларисе смутно знакомым.

– Что? – парень в лейтенантских погонах был предельно краток, но, увидев Ларису, моментально расплылся в улыбке. – Лариса Викторовна! Какими судьбами?

– Здравствуй, Саша, как дела?

С этим молоденьким лейтенантиком Лариса познакомилась во время расследования своего последнего дела о пропавшей собаке. Саша, тогда еще практикант, работал в отделе вместе с Карташовым, который, собственно, и познакомил их. Мальчик был умен, сметлив, энергичен. И еще у него была очень обаятельная улыбка, мальчишеская и задорная.

– Нормально, а вы как? Опять в историю впутались, да?

– Как видишь.

– Э-э, – вмешался растерявшийся от этого разговора капитан. – Сашка, возьми это.

Он протянул лейтенанту окурок и сухарик. Тот достал из кармана пакетик, аккуратно опустил находки в него и убежал, незаметно подмигнув Ларисе Викторовне.

– Под плитой еще поковыряйся, Сашок! – крикнул ему напоследок Собачкин и повернулся к Ларисе. – Итак, вас зовут…

– Котова Лариса Викторовна.

– Ага, ну протокол потом заполним, а теперь расскажите мне все, что вы позавчера видели.

Лариса минуту помолчала, собираясь с мыслями. И не спеша рассказала все, что помнила, умолчав разве что о странном взгляде, которым, как она заметила, смотрел на нее директор, когда она зашла сегодня в студию за телефоном. А смотрел он действительно подозрительно. Как кот, задумавший стащить сметану или сделать какую-нибудь другую пакость, причем получать наказание совершенно не собирался. Это впечатление она оставила про себя и не собиралась упускать его из виду. Что-то нечисто с этим молодчиком! Да еще и этот ехидный тон! Уж не задумал ли он спихнуть все случившееся на Ларисины плечи? Нашел козу отпущения!

«Мы еще посмотрим, – думала Лариса, – кто кого! Все равно правда восторжествует, а правда в том, что я не виновата. Вот и буду искать отравителя. Подозреваются все, точь-в-точь как у Хмелевской».

– Что стало с пленкой? – спросила Лариса у капитана.

Тот помялся, но ответил:

– Поскольку опергруппа приехала сюда уже по факту гибели молодого человека в больнице, а это произошло спустя почти сутки после съемок, то понятно, что мы искали уже не по горячим следам.

– Ну да. И все-таки?

– Так вот, пленка, хранившаяся в подсобке оператора, оказалась испорченной. На нее вылили ведро воды.

– Насколько я знаю, – медленно сказала Лариса, – от обычной воды пленка вряд ли будет полностью испорчена. Наверняка что-то можно восстановить.

– Ладно бы чистой водой эту пленочку «помыли», так ведь уборщица оставила ведро с мыльной водой, в которой было растворено немалое количество «Белизны». Знаете, что такое «Белизна»? – спросил он.

Лариса прокрутила в голове все мало-мальски знакомые ей названия чистящих средств и вспомнила, что, кажется, так называлось сильно воняющее хлоркой средство для отбеливания и дезинфекции унитазов. Стоило оно копейки, а руки от него потом пахли с неделю. Элечка Горская в пору своей молодости и соответственно бедности как-то раз купила эту штуку. Так потом она целую неделю ходила и ныла, что, дескать, запах противный. С той поры Эля разорялась на самые дорогие средства, но эту гадость больше не покупала. Иные жидкости по крайней мере пахли ароматизаторами.

– Да, я знаю. Хлорка.

– Вот-вот. А теперь представьте, что случится, если обработанную аргентумом пленку смочить раствором хлора?

– Я не помню химии, – честно сказала Котова.

– Да я тоже, – признался капитан, – но эксперты говорят, что пленка уничтожена и восстановлению не подлежит.

– Вы не знаете, кто это сделал? Ну хотя бы приблизительно?

– Бог с вами, нет, конечно. Я, разумеется, не должен бы вам этого говорить, но друг Олега Владимировича… Сами понимаете, здесь же нет камер внутреннего наблюдения, а пока мы выясним, кто здесь оставался в неурочное время да кто мог заходить в подсобку… Да еще неизвестно, сколько времени эта бобина с пленкой проплавала в ведре с грязной водой! Короче, работы непочатый край.

– А в рабочее время никто не мог ее в ведро бросить? – спросила Лариса.

– Видите ли, Лариса Викторовна, тут два момента. Во-первых, уборщица начинает делать свое мокрое дело не раньше шести, а то и позже, к тому же вчера и позавчера в подсобке, можно сказать, безвылазно находился техник-осветитель, Виктор. Он свидетельствует, что мокрую бобину обнаружил только сегодня утром. А в подсобку никто не входил. В студии было только три человека по причине раннего утра: директор, который говорит, что не выходил из кабинета, так как еще кофию не успел вкусить, сам техник-осветитель и секретарша Мария. Но она вообще находилась на четвертом этаже, там у нее жених работает. Значит, пленку испортили вчера вечером, причем поздно, когда все уже ушли.

– А вахтерша не могла бы помочь?

– Вахтерша здесь одна на все здание, а тут же много всяких организаций. На первом – администрация магазина, вход в который – с другой стороны, на втором, собственно, эта студия, где мы с вами и находимся. На третьем – куча офисов какого-то литературного агентства, на четвертом новости снимают, «Тараском-ТВ». Разве ж тетя Маша упомнит, кто и когда уходит! Мы с ней уже беседовали.

– Понятно, – медленно сказала Лариса, думая, что все-таки не помешает и ей поболтать с этой тетей Машей, – значит, с помощью пленки я не докажу свою непричастность. Я теперь у вас подозреваемый номер один?

– Нет, – неожиданно ответил капитан, – потому что мы не знаем, был ли отравлен суп. Посуда-то к нашему приезду была вся помыта. И вообще в банке с приправой мы нашли мышьяк.

Он показал на стоящую на разделочном столе банку с чесночной приправой. На сером боку баночки, сделанной в форме дольки чеснока, было написано: «Чесночная приправа».

– Хотите посмотреть поближе? – озаботился капитан, видя, как внимательно Лариса всматривается в банку.

– Нет-нет, – поспешно отказалась Лариса, помня карташовские наказы. Одним из них был категоричный запрет брать в руки то, что тебе предлагает сотрудник органов внутренних дел, если только это не протокол.

– Ай, умница, – просиял капитан, – видно, Олежка вас как следует натаскал! Я видел вас пару раз вместе, – сказал он в ответ на недоуменный взгляд Ларисы, не понимающей, откуда этот капитан знает о ее дружбе с Олегом Карташовым. – Правда, если мы найдем на банке ваши отпечатки, – продолжил он, – тогда, делать нечего, придется и вас включать в список подозреваемых.

– Ну и включайте, нечего делать для меня скидку, – уверенно сказала Лариса. – Только там нет моих отпечатков. Я впервые вижу эту банку. Да и потом согласитесь, что, если бы я была отравителем, я бы позаботилась об уничтожении улик, не так ли?

– Ну вот все и решили, – заключил капитан, – вы можете идти, а для протокола я вас позже вызову.

Они поднялись.

– Давайте я вас провожу, – сказал капитан, но не успел сделать и двух шагов, как что-то под его ногой хрустнуло. Капитан ойкнул. – Черт, опять сухарик!

– Да они у вас из кармана сыплются, – усмехнулась Лариса, показав на оттопыренный карман капитанской форменной куртки, откуда торчал цветной пакетик, наполовину раскрытый.

– Вот проныра! – вскипел капитан и покраснел, глядя на Ларису. – Это мой ребенок. Любит такие шуточки… и сухарики. Уши надеру, когда домой вернусь. Сашка! Иди сюда!

К нему подлетел лейтенант, заговорщически подмигивая Ларисе. Она попрощалась и вышла из студии в состоянии легкого недоумения.

Ее смущало несколько фактов, даже не фактов, а просто неприятных ощущений. Во-первых, очевидно, что пленку испортили не просто так, а с умыслом. Жаль, что программа шла не в прямом эфире – тогда бы никаких вопросов не возникло. В принципе Лариса знала, что невиновна и этот забавный капитан, по-видимому, тоже так считает. Но сейчас она находится в очень странном, двояком положении – с одной стороны, Дмитрий отравился приправой из банки, к которой Лариса не имела никакого отношения, а с другой – зачем понадобилось уничтожать пленку, если на ней нет никаких подозрительных моментов? Допустим, это была халатность, но как она вовремя случилась! Либо это все – досадное стечение обстоятельств, причем не в Ларисину пользу, либо – прямое указание на уничтожение улик. Ею самой или тем, кто хочет направить подозрения на нее. Короче, нужно разобраться. От этого зависит ее репутация, да и свобода, если уж на то пошло.

Давненько она уже ничего не расследовала! Жизнь какая-то серая стала, да и не до того было. Так что Котов отчасти прав: работа не давала ей заняться своим любимым хобби. Теперь, слава богу, есть и время, и желание, и самое главное – необъяснимое убийство, произошедшее практически у нее на глазах.

Что ей нужно сделать для начала? Не мешало бы поговорить с вахтершей, хотя ей, Ларисе, наверное, женщина ничего полезного не скажет. Но пренебрегать даже таким мелким источником информации было бы глупо, тем более что вообще сведений о случившемся у Ларисы – кот наплакал. Попытаться все же стоит. Далее, стоит позвонить Карташову, поговорить со свидетелями трапезы Димы. Хотя они и будут на нее косо смотреть, но все же надо. Итак, программа-минимум составлена, следует приступить к ее выполнению.

* * *

«Тетя Маша» оказалась тетей Катей – так на самом деле звали вахтершу. Она сидела за стеклянной перегородкой, откуда внимательными цепкими глазами осматривала всех входящих и выходящих.

Лариса спустилась по чугунной литой лестнице, которая была изготовлена, если верить табличке, висящей в фойе на первом этаже, еще во второй половине девятнадцатого века. Слегка прогнутые, но все еще красивые ступени привели ее прямо к кабинке вахтерши.

– Здравствуйте, – сказала Лариса, – вы сейчас не очень заняты? Могу я с вами поговорить?

Вахтерша откровенно скучала, не зная, чем бы себя развлечь. Лариса это прекрасно видела, но все же решила польстить этой толстой тетке, настороженно смотрящей на нее. Когда другой человек – тем более хорошо одетая деловая дама – уважительно осведомляется, не отвлекает ли она вас от ваших дел, даже если этих самых дел у вас и нет, – это всегда приятно и производит впечатление.

Вот и сейчас – вахтерша моментально смягчилась и приветливо поздоровалась, уверив, что она нисколько не занята и готова уделить милой даме немного времени.

Лариса осведомилась, как зовут уважаемую вахтершу, представилась сама и начала разговор.

– Катерина Михайловна, вы знаете, что произошло на втором этаже? – решив не тянуть время, спросила Лариса.

– Это у телевизионщиков-то? Конечно, слышала. Милиция тут с утра бегает! А что?

– Они у вас уже спрашивали о тех, кто поздно уходил в эти два дня?

– Как же, как же, – сказала вахтерша, – спрашивали, только что я им могла ответить? Разве ж я всех угляжу, кто когда приходит? Нет, конечно, я им так и сказала.

– Ну, если несложно, повторите мне, пожалуйста, что вы конкретно рассказали милиции.

– Конкретно? – Катерина Михайловна наморщила лоб. – Единственное, что меня удивило, так это то, что на втором этаже в одном из кабинетов оставили свет невыключенным, вот и все. Я, когда обход делала в полночь, заметила. Горит себе как миленький, а то, что свет сейчас дорогой, так это им ничего! Разориться же можно, если узнаешь, сколько они там энергии тратят! У меня муж – электрик…

– Ладно-ладно, – вклинилась Лариса, испугавшись, что сейчас тетку занесет в область обсуждения дороговизны коммунальных услуг, повышения тарифов… Политику еще вспомнит, не дай бог! – В каком кабинете свет-то горел?

– А в сто одиннадцатом, – лаконично сказала тетя Катя, обидевшись, что ей не дали поговорить на любимую тему.

В сто одиннадцатом? Лариса с трудом могла вспомнить номер дома, в котором находилась студия, а уж чтобы еще и номер комнаты… Неужели придется возвращаться? Лариса только-только повернулась к лестнице, чтобы подняться наверх, как вдруг увидела Мусю. Худенькая длинноногая девушка так быстро спускалась по чугунным ступеням, что казалось, она летит по ним, не касаясь их своими каблучками.

– Муся! Муся! – Ларе пришлось несколько раз окликнуть секретаршу, чтобы та все-таки притормозила возле вертушки-турникета.

– Ой, Лариса Викторовна, здрасьте, а вы тут какими судьбами?

Лариса вспомнила, зачем она, собственно, приезжала сюда, и охнула. Про телефон-то она и забыла!

– Я, Муся, телефон потеряла где-то здесь, – очень кстати «вспомнила» Лариса, – вот и приехала искать его. Вы не видели?

– Нет, – секретарша быстро-быстро завертела головой во все стороны, показывая – что, «ну вот те крест, не видала я твоего мобильника, не задерживай ты меня, ради бога, а то я ведь опоздаю». – Спросите у кого-нибудь другого, а я побежала, ладно?

– Нет, погодите. Мне еще кое-что нужно.

Глаза Муси стали почти умоляющими, словно она опаздывала или на свою свадьбу, или еще куда-то, где просто жизненно необходимо ее присутствие. Руки, державшие папку, нервно теребили ее завязки, ноги уже сами разворачивались в сторону двери. Но Муся все же решила уделить еще минутку Ларисе Викторовне.

– Я быстро, – пообещала Лариса. – Что находится в сто одиннадцатой комнате?

Личико Муси на секунду омрачилось. Она погрустнела и даже перестала теребить завязки папки.

– Димкина подсобка. Операторская. Он там камеру и пленки хранил. Теперь там все опечатано, менты работают.

– Да? Ну ладно, спасибо, Муся. До свидания.

– А телефон я ваш поищу, – на прощание крикнула секретарша и испарилась. На том месте, где она только что стояла, теперь быстро-быстро вертелся турникет.

«Значит, операторская, – сказала Котова сама себе. – И вчера вечером в ней кто-то был. Интересно, кто? И интересно, зачем он испортил мою пленку?»

* * *

«И мужские руки сильные де-ержат руль…»

Из радиоприемника звучала старая, но все еще трогающая душу песня про дальнобойщика. Сидевший за рулем нового «КамАЗа» мужчина взглянул на часы, затем вновь перевел взгляд на дорогу. Четыре часа утра, скоро рассвет, хотя в этих богом забытых местах из-за обложных туч вряд ли что-то можно увидеть. Только и понятно, что день, по чуть посветлевшим сумеркам. «Дворники» без устали размазывали капли дождя по лобовому стеклу. В отсвете фар была видна темнота и летевшая наискосок пелена капель. Водитель вздохнул и, свернув к обочине, остановил трейлер.

До пункта назначения еще было ехать и ехать, но, извините, нужда свое берет. Морщась от мелкой водяной гадости, сыпавшейся сверху ему за воротник, мужчина спрыгнул из кабины прямо в лужу. Армейские ботинки тяжело захлюпали по мокрой траве. Их владелец добрался наконец до кустов. В это время у него в кармане зазвенел мобильный.

– Твою мать, даже поссать не дадут!

Он, чертыхаясь, взял трубку, другой рукой помогая себе облегчиться.

– Але? Да, я. Че так рано звонишь? Да не сплю я, просто странно. Ты же никогда не звонил так рано. Че? Умер?!

Некоторое время мокрые кусты слушали отборнейший русский мат. Выругавшись, мужчина почувствовал облегчение и пошел назад.

– Как это произошло? – спросил он у собеседника уже в кабине. – Ни хрена себе! Как Ольга? Что?! Лады, я скоро приеду, отбой!

Он сунул мобильник в карман видавшей виды черной кожаной куртки, после чего пару минут сидел, тупо смотря на приборный щиток. В его голове вихрем проносились эпизоды из прошлого…

Вот вся их компания на студенческой вечеринке. Там они впервые увидели Ольгу, обалденно красивую, в черном обтягивающем комбинезоне, с ниспадающими волнами каштановых волос. Она была слегка под градусом, но пьяная распущенность придавала ей определенный шарм. О, она умела пить!

– Привет! А вы кто?

Ее голос он не забыл до сих пор, хотя Ольга досталась Димычу. После того как Димыч и Ольга стали жить вместе, бывшая крепкой и нерушимой компания с мехмата развалилась. Димыч перешел на свободный график обучения, подрабатывая оператором в какой-то студии. Макс стал грузчиком, хотя мог бы, как и Хоббит, устроиться программистом в какую-нибудь контору и зарабатывать непыльные денежки. Но Макс предпочел не гробить себя за компьютером, а стать рабочей лошадкой.

Все они были на пятом курсе. Только он, Михаил, или Потап, как звали его друзья, бросил учебу.

Никто, кроме Димана, не удивился этому. Хоббит и Макс по-мужски поддержали своего братана, правда, Хоббит все же настаивал на продолжении учебы.

«Всего ведь год остался, Миха, ты подумай! Нефиг из-за бабы себе жизнь портить! Может, не поедешь никуда?»

Но Михаил к тому времени уже твердо решил, что уедет из города. Сначала подходящая работа не подворачивалась, но потом дядя, работавший в торговой фирме, устроил его водителем-дальнобойщиком. С тех пор вот уже около полугода Михаил раскатывал по Восточно-Европейской равнине, развозя корма для животных. Время от времени он, конечно, жалел о своем скоропалительном решении, а когда был на той неделе в Тарасове, то вообще целый час стоял возле Ольгиного дома, размышляя, зайти или нет. В конце концов Диман – его друг, не самый плохой вариант для Ольги.

Он яростно потер глаза, начавшие уже слипаться, и откинул назад длинные черные волосы, вымокшие от дождя. Черт! Хватит уже воспоминаний! Ехать пора, а то он так и к девяти часам в поселок не приедет. Михаил захлопнул дверь кабины, покрутил ручку радио, поймав «Радио Шансон», после чего, насвистывая задорную песенку его тезки Круга про «симпатичного мальчишку», поехал дальше.

Тучи впереди постепенно расходились.

* * *

Вечером дома собралась вся семья: Лариса с жуткой мигренью, Евгений, опять на что-то обидевшийся и глядевший волком, и Настя, устроившаяся в гостиной и смотрящая телевизор.

Лариса лежала в кровати в своей комнате, мечтая о смерти. Голова болела немилосердно. Казалось, в ней происходит репетиция Великой Октябрьской революции. Вернее, уже ее последствия.

«Старею, наверное, – думала она, – раньше могла двое суток подряд на одном энтузиазме работать, а теперь обычная смерть человека выводит меня из строя на целый вечер».

Но смерть-то как раз и не была обычной. Здесь не простое пищевое отравление: Дмитрий умер от яда! Около двух часов назад Лара звонила Карташову, чтобы узнать, что же на самом деле случилось с Дмитрием. Оказалось, что оператора отравили такой дозой мышьяка, что ее хватило бы для усмирения целого батальона бешеных мышей. Точнее, не чистым мышьяком, а его особо ядовитой разновидностью – мышьяковистым водородом, иначе – арсином. Арсин имеет четко выраженный запах чеснока и дает классическую реакцию – мышьяковое серое зеркало в колбе при нагревании образца. После этого, да еще и после ужасной «пробки», в которую она попала, уезжая из ресторана домой, Лара и слегла. На ее глазах отравили человека, а она ничего не заметила! Непростительно для детектива, пусть и любителя! А чутье? Неужели у нее его нет и вообще она – полная бездарность? Хотя, с другой стороны, вон сколько у нее раскрытых дел! Наконец ей надоело укорять себя, и Лариса встала с постели.

Она спустилась в гостиную, где перед телевизором впритык сидела Настя и грызла фисташки.

– Привет, – кивнула она, на секунду отвлекаясь от экрана, где в это время шла реклама. – Как жизнь? Почему ты такая бледная?

– Голова болит, – еле слышно ответила Лариса.

– Мигрень? – участливо спросила Настя. – Бедная мамочка, что же ты не спишь?

– Не знаю. Просто так сюда спустилась. А ты зачем так близко к экрану сидишь, глаза решила испортить?

– Видно, мигрень у тебя не настолько серьезная. Опять поучаешь! Сейчас новости будут, – добавила дочь и мечтательно потянулась, – а ведущий в них такой душка! Супер!

– Вот и смотри на свой «супер» с дивана. Настя, ну кому я сказала?

Настя нехотя встала и передислоцировалась на диван. На экране замелькали первые кадры заставки «Новостей Тарасова», идущих в шесть вечера по телеканалу «Тараском-ТВ», после чего перед Настей и Ларисой возник красивый молодой брюнет с потрясающе четкой линией бровей, слегка горбатым носом и хорошо поставленным голосом. Впрочем, голос был не просто хорошего тембра – он был сексуальным, волнующим и бархатным. Так что даже факты о прошедшей выставке восковых фигур казненных преступников звучали как обещание любви.

«Он сделает себе карьеру, – подумала Лариса, – с такими-то данными. И отчего он на телевидение пошел? Ему бы в актеры».

Ведущий, которого звали Алексей Глазов, показался Ларисе смутно знакомым, но из-за головной боли она не смогла вспомнить, где же его видела.

– Ладно, любуйся на своего «душку», я спать пойду.

– Папа на кухне, – отреагировала дочь. – Он хотел с тобой поговорить.

– О чем, не знаешь?

– О «Чайке», кажется.

Лариса, которая собралась было проигнорировать желание мужа, невольно насторожилась. «Чайка» – это уже серьезно. Пусть ресторан не ее личное предприятие, пусть она всего лишь управляющий – все это только на бумаге. На деле же «Чайка» – ее родное детище, и все, что касалось ресторана, касалось и ее лично.

Лара поморщилась от головной боли, которая держала ее словно клещами и, похоже, не собиралась выпускать до утра, но все же пошла на кухню. Муженек сидел там и вспоминал Маяковского. Как только Лариса вошла, он громко и внятно произнес:

– «И лодка любви разбилась о быт!»

– Здорово, – сказала жена, садясь за стол, – цитируешь классиков, значит? И чем же тебя наш быт не устраивает?

– Быт – это значит «бытие совместное», – ответил муж, мутными глазами вглядываясь в бутылку, стоящую перед ним. – А у нас что с тобой? Бытие раздельное? Ты по своим делам, я по своим, а жизнь проходит мимо… мимо… Что я хотел сказать-то? А! Ну разве у нас полноценная семья? – вопрошающе протянул он к ней руку.

«О нет, только не это! – подумала Лариса. – Опять он за свое. Как же меня все это достало, честное пионерское».

– Ты, кажется, о «Чайке» хотел поговорить? – спросила она.

– Вот! – торжественно воздел палец к потолку Евгений. – Всегда одно и то же! Ты ни о чем, кроме ресторана, и думать уже не можешь! А о том, как у мужа дела…

– И как же у тебя дела?

– …Может, у него проблемы… – не слушая ее, продолжал Котов. – Может, ему помощь требуется… А ты…

– Котов, у тебя проблемы?

– Да нет у меня никаких проблем! – взревел Евгений. – Я, может, любви хочу!

– Не кричи, у меня голова болит.

– Вот так всегда! Я же для тебя стараюсь, Ларочка, – перешел он на проникновенный тон. – Ты себя совсем угробила с этой работой, с этим хобби твоим дурацким! Ну женское ли это дело – мразь всякую искать, а?

– Короче, Котов, если ты не про «Чайку», то я спать пойду. Нотаций мне и в школе достаточно прочитали.

– Да закрою я твою «Чайку»! – треснул по столу кулаком Котов. – И все!

Лариса пару секунд стояла, раздумывая, как поступить: треснуть ли по столу кулаком или лучше – по глупой мужниной голове? А может, просто уйти? Как ни странно, головная боль начала потихоньку проходить. То ли лекарство подействовало, то ли в предвкушении предстоящей схватки ее голова решила поработать.

– Котов, песик мой, – обманчиво ласково произнесла Лариса, – ты с дуба упал? Ты что это такое надумал? А?

– А что? – вызывающе переспросил Котов. – Дома будешь сидеть, а не п-по этим… по студиям всяким шляться!

– Да мы только за счет «Чайки» и живем! Всего бы этого «быта», который тебя так не устраивает, не было бы! Сидел бы сейчас в хрущевке, а не здесь, вот тогда бы и мог с полным правом жаловаться на отсутствие нормальных условий. Но не здесь!

– Ну и что? – упрямо набычился Котов, не выпуская из рук бутылку и колотя ею по столу.

«Сейчас она разобьется, как пресловутая лодка, – подумала Лариса. – А убирать кто будет?»

– Знаешь, дорогой, я не люблю скандалы, и ты меня лучше не трогай. Не ровен час – устрою тебе такое, чего ты вовек не забудешь! – пригрозила Лариса.

– Слабо!

– Котов, – отеческим тоном сказала Лариса, – у тебя что, любовницы закончились? Что ты ко мне пристал?

– А на хрена мне эти любовницы, если у меня жена есть?

Котов оперся о столешницу, встал и подошел к ней. Как ни странно, запах коньяка не вызвал у Ларисы никакого отвращения.

– У меня вон какая жена… красивая.

– Дурак ты, Котов, – ласково ответила жена. – С жиру бесишься.

– Знаю, – не стал спорить Котов. – А «Чайка», так и быть, пускай живет!

В общем, спали они вместе, и ночь была на удивление приятной.

* * *

На следующее утро Лариса проснулась свежей и бодрой, даром что голова вчера болела, да и полночи они с Котовым, так сказать, были одной семьей. Сейчас же Котов сладко сопел, лежа на половине своей огромной кровати. Лариса потянулась и встала.

Тихонько вышла из комнаты мужа и отправилась к себе. Потом, приняв душ, спустилась на кухню, сварила себе кофе и закурила, вдыхая аромат табака и своего любимого напитка. Сегодня она приготовила черный кофе по-президентски, как она его называла. Нужно засыпать только что смолотый кофе очень хорошего сорта, например настоящую «Арабику», в предварительно подогретый кофейник, чуть-чуть посолить и залить кипятком. Через пять минут, когда напиток настоится, его размешивают и переливают в другой кофейник, тоже подогретый. Такой кофе не требовал стояния у плиты и обычно помогал Ларисе думать. Вот и сейчас ее мозг медленно, но верно пробуждался от трехмесячной спячки, ставя перед Ларисой первые цели и задачи.

Для начала надо вернуть себе сотовый телефон. Хотя, если честно, эта мышиная возня со злосчастной трубкой начала уже порядком ее доставать. Проще новый купить. А тот человек, чей номер она потеряла, сам ей позвонил. Было очень неловко, так как Лариса привыкла выполнять свои обещания, но все обошлось.

Лариса взяла лежащую на столе трубку радиотелефона и набрала номер телестудии.

– Да? – после некоторого молчания взяла трубку Муся. Голос был заплаканным. – «Робин-Бобин» слушает. Кабинет директора.

– Мусечка, это Лариса Викторовна. Котова. Я бы хотела…

– Ой, здрасьте, Лариса Викторовна! У нас тут такое!.. Ой, я скоро с ума сойду с этими ментами! Алексей Владимирович такой молодец, взял и уехал! – неизвестно, чего было больше в этом возгласе: недовольства или зависти к шефу, который умудрился смотаться с работы в это опасное для жизни время.

– Да? – переспросила Лариса, сбитая с толку. – А при чем здесь он? Мне нужен…

– Нет, и неизвестно, когда будет, – не слушая ее, продолжала Муся. – Я скоро с ума… Впрочем, я это уже говорила. А вы что-то хотели ему передать?

– Нет, просто хотела с ним поговорить. У меня телефон пропал. Никто из ваших сотрудников его там не находил?

– Да что вы, здесь Содом и Гоморра в чистом виде! Все бегают, суетятся, всех допрашивают, снова и снова! Как вчера, только все еще хуже. До телефона ли… Вы знаете, что Диму отравили?

Лариса не успела ответить, как Муся продолжила дальше. Лара решила вообще ее не прерывать, внимательно слушая поток секретаршиных впечатлений, извлекая из него полезную, хотя и несколько ошарашивающую информацию.

– Каким-то арсином! По-другому… Короче, я не помню, как он по-другому называется. Жутко ядовитая штука! Ему ее столько в суп напихали, что я даже не знаю, как он вообще две тарелки съел! Ведь он после первой ложки должен был коньки отбросить. То есть зря я так, наверное. Он же умер, а я – «коньки»…

– Дмитрий съел две тарелки? – вклинилась Лариса.

– Да, ему так понравился суп, бедняжке. Ой, извините, Лариса Викторовна! У нас сначала думали, что это вы такой суп сварили – отравленный, ну, чисто случайно. Но ведь никто больше не отравился. Кстати, с вас подозрения сняты.

– И на том спасибо, – тихо ответила Лариса, «чисто случайно» не отравившая целую съемочную бригаду, но секретарша ее не услышала, захваченная своими переживаниями.

– Представляете, нас всех заставили анализы сдавать. Ну там, моча…

– Муся, можно без подробностей?

– Ну как это – без подробностей! Кровь еще брали. Надо же мне с кем-то поделиться! Хотя вон Светка пришла… Ну да ладно, до свиданья, мне бежать надо. А о телефоне я поспрашиваю, может, его видел кто.

– Ясно. Спасибо. До свидания.

Но секретаршу уже кто-то окликнул, и она бросила трубку, не попрощавшись. Котова тоже положила трубку. Полученная информация требовала осмысления.

«Но самое первое, – сказала она сама себе, – самое первое… Надо посмотреть, с чем я столкнулась».

В «Энциклопедическом словаре» значилось, что арсин очень ядовитый и пахнет чесноком. Кристаллический белый порошок.

«Ага, значит, вот оно что! Арсин был заранее добавлен в чесночную приправу, потому что он тоже пахнет чесноком. Возникают сразу три вопроса. Первый и второй – кто и когда это сделал? – не так важны, а вот третий – для чего, уже более существенен. Действительно, для чего? Неужели для того только, чтобы убить оператора? Но это же чушь собачья! Как можно быть уверенным, что чесночную приправу будет есть только Дмитрий, а остальные проигнорируют ее? Любил ли Дмитрий чеснок или нет – я этого не знаю. Допустим, любил. И допустим, убийца был превосходно осведомлен о вкусах Дмитрия, он знал, что тот просто обожает чесночную приправу. И решил его таким образом отравить. Но как же тогда остальные? Какова должна быть причина, побудившая неизвестного убийцу всыпать отраву в приправу, чтобы при этом спокойно наблюдать, как будут травиться невинные люди? Ненависть? Возможно, но тогда должен быть более эффективный способ убийства, чтобы уж наверняка. Например, ударить топором по башке… или пистолет на худой конец. Но мышьяк? Это уже как-то мелодраматично, да и избито. Сколько народу им в прошлые века перетравили! Может, неизвестный убийца любит классику?»

Лариса тяжело вздохнула. Ни способ, ни место убийства не вызывали в ней желания работать. Попробуй-ка найди этого самого классика!

«Хотя, – двинулась дальше ее мысль, – может быть, убийца хотел отравить не одного Дмитрия, а всю съемочную бригаду, потому и всыпал яд в банку для общего пользования? Нет, это чушь! Зачем ему так поступать? Настолько не любит этот телеканал и решил провести своеобразную чистку телевизионных рядов? Но доступ к банке имел либо завхоз, либо кто-то из своих. Или он вообще решил убить кого-нибудь другого, а не оператора?

Но тогда опять же проще как-нибудь подсыпать порошок в чью-то конкретную тарелку, а не в банку – еще не факт, что кто-то будет брать из нее приправу. Может, у предполагаемой жертвы вообще не будет в этот день аппетита. Или его изжога одолеет, или он вообще заболеет и не приедет на работу. Что-то непонятное с этой банкой!

Ладно, с этим потом разберемся. Дальше. Если уж рассматривать версию «подсыпать в тарелку», то как можно незаметно это сделать, если вокруг толпится чертова уймища народа и все друг с другом разговаривают? Нереально. Сам собой напрашивается вывод, что гораздо эффективнее, безопаснее и проще, если уж на то пошло, другой способ убийства. А то ерунда какая-то получается».

Котова прикинула предстоящую работу – копаться в памяти свидетелей, да еще, может, кто-то и не согласится отвечать на ее вопросы! – и вздохнула. Во-первых, это целая куча не относящихся к делу воспоминаний. Во-вторых, неизбежные косые взгляды на нее, несмотря на то что обвинение с нее сняли.

Но это уж как в анекдоте: ложки украли, потом их нашли, а осадок – остался. В-третьих, нужно будет сопоставлять эту информацию, выявляя так называемую «придуманную», то есть ту, которую человек считает, что он видел нечто, а на самом деле ничего не видел, и реальную. А между ними бывает большая разница.

Нет, как ни любила Лариса свое хобби, но этой мутотенью заниматься ей не хотелось. Может, что-нибудь другое придумать? Пойти, так сказать, методом проб и ошибок?

Попробуем рассуждать логически. Раз убит Дима, то самое простое – предположить, что именно его и хотели убить. И неважно, что способ убийства был такой, мягко говоря, драматичный. Остальные версии оставим на потом. Итак, хотели убить именно оператора. За что? А вот это и нужно выяснять. Причем это уже более конкретные поиски, чем выяснение личности убийцы – того, кто мог кинуть в его тарелку яд.

«С кого бы начать, – думала Лариса, – со свидетелей или с близких убиенного? Пожалуй, близкие ему люди, родители или невеста, если таковая имелась, должны бы знать больше других о последних делах оператора. Значит, решено!»

Лара снова взяла трубку и набрала номер Карташова.

– Алло, полковник Карташов слушает! – прогудел бас.

– Привет, это Лара.

– А-а, привет! – бас полковника смягчился. Карташов почти заурчал, как кот, которого почесали за ушком. – Опять, значит, в историю вляпалась?

– Куда ж я без этого? – пошутила Лариса и перешла на серьезный тон: – Мне нужно знать все о семье вчерашнего убитого. Дмитрия…

Она замялась, словно вспоминая фамилию жертвы, но тут она хитрила. Фамилию Лариса не знала, но надеялась, что Карташов заполнит паузу своевременной вставкой.

– …Ласточкина? – не разочаровал ее старый друг. – А зачем тебе? Опять расследовать возьмешься? Ох, Ларка, и не надоело тебе, а?

И с чего это вдруг ее мужики стали возражать против ее хобби, возмутилась Лариса. То Котов, то теперь бывший любовник. Кошмар!

– Я все узнаю, а тебе засчитают еще одно раскрытое дело в актив. И тебе хорошо, и страна – без преступников, – заметила она.

– Патриотка! – хмыкнул Карташов. – О себе бы лучше подумала. Слушай, может, встретимся, а?

Лариса почувствовала в его голосе зловредные нотки и поняла, что полковник идет на шантаж. Либо они встречаются, и тогда Лариса, может быть, узнает все, что ее интересует, либо они не встречаются, но тогда итоги будут совсем грустными. Ни тебе удовольствия от общения со старым другом, ни тебе информации.

– Ладно, шантажист. Где?

* * *

Уже половина времени, отпущенного полковнику на обед, прошла, но Карташова как не было, так и нет. Половина посетителей кафе, которое находилось рядом с отделением РУБОПа, уже разошлась. Лариса недовольно посмотрела на часы и собралась было звонить своему непунктуальному другу, как тот вдруг возник возле столика с цветами и широченной улыбкой на грубом, но складно вылепленном лице. Когда-то они вдвоем неплохо наставляли рога Котову…

– Здравствуй, котик!

Он чмокнул ее в щеку и сел напротив. Лариса кивнула официанту, и тот быстро принес кофе и салат, приготовление которых Лариса обговорила заранее.

– Привет. По какому поводу цветы? – спросила она

Она понюхала розы, отметив, что красивые тугие бордовые бутоны совершенно не пахли. Но смотрелись цветы замечательно, да и стоять, наверное, будут долго.

– Просто так, от душевной щедрости. Да и вообще, разве для подарка обязательно нужен повод?

– Спасибо. Я эгоистично воспользуюсь твоей душевной щедростью и вытяну из тебя все, что мне нужно. Ты не против?

– Чисто женское желание, – вздохнул полковник. – Мужик им – палец, а они за всей рукой тянутся.

– Ну я же честно предупредила, – улыбнулась Котова. – Да ладно, не дуйся. Лучше поделись со мной своими безграничными знаниями.

– А ты мне что?

– Ничего, конечно.

– Ох и лиса ты, Ларуся! Но с незаконной передачей секретных сведений, которые не должны достичь ушей общественности, придется подождать.

– Отчего?

– Сначала тебе придется выслушать мои душевные излияния.

– Карташов, ты сегодня в ударе. Где ты нахватался таких цветистых выражений? Никак решил мемуары написать, вот теперь и входишь «в образ»?

– Да если бы, – тяжело вздохнул полковник, откидываясь на спинку пластикового кресла. Оно тут же заскрипело, протестуя против тяжести полковничьего тела. Карташов поерзал немного и задумчиво взглянул на Ларису.

Лариса терпеливо ждала, несмотря на то что ей уже надо было бежать. Она обещала Степанычу приехать к двум часам пополудни, а на часах – уже почти два.

– У меня есть к тебе серьезный разговор.

– А в чем дело? – насторожилась Лариса.

– Понимаешь, Ларочка, – помявшись, сказал полковник. – Тут информация ко мне пришла… о жертве твоей кулинарии.

Лариса состроила гримаску и сосредоточилась, внимая словам друга и одновременно пробуя салат. На вкус блюдо получилось совсем не таким, каким задумывалось. Правда, чего еще ожидать от придорожной харчевни! Вместо гранатового сока в соус, похоже, добавили уксус. Додумались! С таким же успехом могли бы и «Боинг» заправить обычной соляркой.

– Дмитрий Ласточкин, 1973 года рождения. Родился, вырос и умер в Тарасове. Причина смерти – отравление арсином, растворенным в черепаховом супе, приготовленном некоей Ларисой Котовой.

– Остряк! Ты мне лучше расскажи, с кем он близко общался. Друзья, враги, братья, сестры, любовницы…

– Любовница, вернее, девушка, у него была. Ольга Северцева, двадцать два года. Живут, точнее, жили, в одной квартире, которую снимали вместе, – ответил полковник.

– Адрес дашь?

Карташов тяжко вздохнул, но вынул из кармана легкой куртки свернутый вчетверо листок, который и протянул Ларисе.

Она благодарственно кивнула, разворачивая бумажку. После чего преисполнилась еще большей благодарности: на вырванном из тетрадки листке были адреса, имена и фамилии семьи Ласточкина.

– Олежка, ты прелесть! Что бы я без тебя делала?

– Ну должен же я как-то помогать бойцам невидимого фронта? – грустно сказал полковник, подпирая подбородок рукой и наблюдая, как Котова прячет листок в сумку. – А вообще проблема у тебя, Котова. Не знал, как тебе сказать, но никуда не деться.

– В смысле? – не поняла Лариса.

– В смысле, на банке-то твои пальчики нашли.

Лариса как-то сразу поняла, о какой банке идет речь, и просто онемела.

– То есть? – справившись с непрожеванным куском, застрявшим в горле, прошептала она. – Ты хочешь сказать, что нашли якобы мои отпечатки на этой стеклянной фигне с приправой?!

– Да, солнышко, – Карташов задумчиво пожевал губами. – Якобы твои. Так что сама понимаешь, что твое положение нынче – не позавидуешь. По идее, я тебя задержать должен.

Задержать? Ее? Что за бред?

– Олег, как же это… – она была абсолютно сбита с толку, что крайне редко с ней происходило. – Олег, ты мне веришь? Я ее не брала! Я ее вообще впервые увидела, когда мне этот капитан, как его… Собачкин показал. Но я ее не трогала!

– Ларочка, успокойся!

– Да как тут успокоиться! – Лариса все же понизила голос до нервного шепота, так как некоторые посетители кафе уже стали оглядываться на них. – Кто-то против меня бочку катит, а я, значит, как покорная овца, должна успокоиться? И лапки сложить?

– Ну, зная тебя, я не сомневаюсь, что ты-то как раз поступишь наоборот! – усмехнулся Карташов. – Ты, главное, не нервничай и не переживай! Я тебе кто, друг или враг?

– Друг, надеюсь, – буркнула Лариса.

– Спасибо за неуверенный тон, но я не в обиде. Итак, солнышко, слушай. О наличии твоих пальчиков на банке знаю только я, Сашка и эксперт. Но эксперт – мой должник, я ему кое в чем помог, так что он распространяться на эту тему не будет.

– Олег, я тебя не понимаю…

– Не паникуй! Я тебя не узнаю, Лариса.

– А тебя каждый день в убийстве обвиняют? Тем более – в убийстве незнакомого человека! – панически спросила Лариса, чувствуя, что уже срывается на истерику. Она глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки. Почти получилось. По крайней мере она смогла внимать словам Карташова, озабоченно смотревшего на нее. Лариса взяла в руки салфетку и стала ее комкать.

– Так вот, я торможу это дело. Слышишь? Иду, можно сказать, на должностное преступление, но есть ради кого, – сказал полковник.

– Спасибо, – прошептала Лариса.

– Проверка у нас только что прошла, так что с этой стороны я могу ничего не опасаться, но, сама понимаешь, притормозить дело я смогу ненадолго. У тебя есть форы два, максимум три дня. Рой землю, копай, ищи, я знаю, ты это умеешь. У тебя пока есть свобода действий.

Это «пока» неприятно покоробило Ларису. От этого слова веяло какой-то неизбежностью. Но выбирать не приходилось, следовало напрячь все силы и из-под земли достать того ублюдка, который решил все свалить на нее!

– Я пока могу ссылаться на отсутствие мотива, так как ты и жертва были незнакомы. Вы ведь были незнакомы?

– Конечно! – с негодованием воскликнула Лариса.

– Вот и ладушки. Ладно, котик, не переживай. Я постараюсь тебе недельку выкроить. Как раз хватит, чтобы сухарей насушить.

– Спасибо, Карташов, ты умеешь человека утешить.

– Ага, – почти весело сказал полковник, – зато в глазках злой огонек появился, а не трусливые искорки. Желаю удачи, буду звонить, но и ты держи меня в курсе дела.

– Еще раз спасибо, – она поднялась и взяла сумочку.

Кошелек она не стала доставать, так как у них с полковником уже были стычки по этому поводу. Бравый офицер считал, что платить за женщину должен мужчина, даже если в кафе его пригласила сама женщина. Лара была не настолько эмансипированна, чтобы возражать ему, несмотря на то что разница в доходах у них была весьма существенной. Хочется ему деньги тратить – да ради бога!

– Ну ладно, – чмокнула она Карташова в щеку, – счастливо! Пойду я.

– Кстати, обязательно позвони мне, – сказал полковник. – Расскажешь, как дела. И не кисни!

– Постараюсь, – через силу улыбнулась Котова. – Если я раскисну, кто мне помогать будет? Никто. Вот я и держу себя в руках.

Конечно, упоминая о том, что ей бы никто не помог в случае ареста, Лариса безбожно кривила душой, так как есть у нее муж Котов, есть весьма влиятельные и, что немаловажно, богатые друзья семьи, есть и сам Карташов наконец, но тут уже дело принципа. Допустим, ее вытащат из тюряги – Ларису даже передернуло, когда она произнесла про себя это слово, – но тогда все вокруг будут говорить, что ее отмазали только с помощью денег! Нет, это не пойдет. Надо не просто найти преступника, но даже и не проходить подозреваемой по этому делу. А то она, Лариса, всех посетителей от «Чайки» отпугнет! Все надо сделать быстро и тихо.

«В конце концов, – про себя заметила Лариса, – недавно полученным званием полковник Карташов вообще-то обязан мне. Сколько я подобных дел распутала? А награда вся – ему! Но я никогда не сердилась и не жадничала, понимая, что такова жизнь. Поможешь ты, помогут и тебе. Так что с этой стороны можно быть хоть немного спокойней».

Рассуждая таким образом, Лариса ехала в ресторан и старалась вернуть себе бодрое расположение духа. Первым делом нужно дать распоряжение Степанычу, чтобы он последил за ресторанными делами в ее отсутствие. Старый администратор уже давно привык к этому, но проконтролировать его все же не помешает.

* * *

Розы лежали на столе. Поставить их в вазу никак не удавалось – руки не доходили.

Вначале прибежал покрасневший Степаныч.

– Лариса Викторовна, – с порога завопил он, – сущий бедлам! Что творится!

– А что творится? – думая о своем, поинтересовалась Лариса, глядя на толстенького запыхавшегося управляющего, комично размахивающего ручками. – Что случилось? Орешь так, будто в государстве Российском вся соль вдруг закончилась.

– Да бог с ней, с этой солью! И с российским с этим… Муж ваш совсем сбрендил!

Лара моментально забеспокоилась. Вчерашний разговор с Котовым временно стерся из ее памяти, но сейчас живо всплыла фраза: «Закрою я твою «Чайку» к чертовой матери!» Может, муж и правда решил реконструировать предприятие? От ее муженька всего можно ожидать!

– Где он? – кратко бросила она.

– В зале командует, пень с ушами.

Степаныч очень не любил Котова и активно выражал свою неприязнь при каждом удобном случае. Бывало, даже и в глаза. Котов сначала пробовал сердиться, угрожать упрямому администратору, но тот – ни в какую. Ресторанный диктатор прекрасно знал, что он незаменимый работник и что Лариса без него – как без рук. Потому Степаныч и позволял себе говорить все, что хотел. Лариса скинула пиджак, провела расческой по волосам и отправилась на разборки с мужем.

Посетители, приходившие на обед ежедневно, уже ушли, остались лишь случайно забредшие сюда: парочка влюбленных да делового вида гражданин, сосредоточенно поглощающий жареную курицу. Лариса мельком взглянула на них и принялась искать Котова. Он нашелся поблизости от раздаточного стола, на котором пока стояли только фрукты. Рядом столпились официанты, недоуменно смотревшие на решившего вдруг заняться делом хозяина, которого они обычно видели раз в год по обещанию. Хозяин самозабвенно раздавал приказы, не замечая, что его слова вызывают только скрытую усмешку у разносчиков блюд.

– Я здесь главный, и слушать будете меня! Моя жена решила отойти от дел и правильно сделала. Расслабились вы тут под мягкой женской рукой. Баста! Отныне – ежовые рукавицы.

Лара встала позади вошедшего в раж Котова и показала своей ресторанной команде, чтобы они пока не выдавали ее. Степаныч только развел руками.

– С этого дня в ресторане другие порядки!

– Это какие же? – ехидно осведомился Степаныч.

– А такие, что у нас появился конкурент – суши-бар «Альбатрос». Специализированный, но народ косяком туда ходит. Вот я и решил, поскольку название у ресторана греческое, специализироваться исключительно на средиземноморской кухне!

Лариса вспомнила – действительно, недавно открылся суши-бар, не потому ли снизился поток посетителей? В «Чайке» обедали тарасовцы с различными вкусами и разной толщины кошельками, так что Лариса не делала подразделений на какие-то особенные кухни. Готовили здесь все, поскольку рынок и без того наводнен конкурентами, а переходить на узкую специальность – все равно что локомотив заставлять ехать по одному рельсу. Но идея Котова пришлась ей по вкусу. Разнообразие никогда не помешает. Можно, например, каждую неделю месяца посвящать какой-либо определенной кухне мира. Кстати, и дешевле по закупкам выйдет, потому что каждая кухня использует, как правило, одни и те же продукты для приготовления разных блюд. А греческую кухню, если уж так Котову приспичило, устраивать, например, летом, потому что она сравнительно дешевая и легкая для желудка.

– Наш уважаемый хозяин абсолютно прав, – громко подала она голос из-за спины Котова. – Ресторану требуется новая идея. Мы тут посовещались…

Она косо взглянула на Котова, съежившегося от неожиданного появления жены, и, прищурившись, улыбнулась, показывая, что не сердится на своего глуповатого мужа.

– Мы тут посовещались, – продолжила она, – и решили, что отныне раз в месяц в течение недели ресторан будет предлагать посетителям специализированные блюда.

– Греческие, – упрямо влез Котов.

– Зачем нам одна только греческая кухня? – сказала Котова. – Берем весь мир и знакомим Тарасов с особенностями его кухонь. Котов, ты согласен?

– Конечно, согласен, – в сторону пробормотал Евгений и, взглянув на часы, вдруг заторопился: – Ну, мне пора. Ты, птичка моя, тут все им объясни, а я побежал. Пока!

Прощался он, в сущности, уже на улице. Официанты не выдержали и расхохотались, правда, отвернувшись от Ларисы Викторовны. Степаныч, возмущенный таким поведением хозяина, всплеснул руками. По его мнению, если уж взялся скандалить, так надо доводить дело до конца, а не бросать на полпути. Да и зачем вообще скандалить, когда у этого дурака – жена такая умница и красавица?

– Короче, пошли работать! – вынес свой вердикт администратор и ушел на кухню, погнав официантов за собой.

* * *

Стычка с Котовым в ресторане, как ни странно, улучшила настроение Ларисы. Она почувствовала себя значительно лучше и более готовой к бою. Лариса договорилась со Степанычем об управлении рестораном на время ее отсутствия. Ему, впрочем, и не нужно было объяснять, что у хозяйки наконец-то появилось новое дело.

– Опять преступников ловить будете? – лукаво спросил он.

– Ага.

– Лариса Викторовна, а это как-нибудь связано с вашими съемками в «Робине-Бобине»?

– Степаныч, ты как в воду смотришь. Это тебе надо быть детективом, а не мне.

– Да бог с вами! – в притворном ужасе взмахнул пухлой ручкой администратор, но Лариса заметила, что комплимент ему понравился. – Я уж лучше этими охламонами в фартуках буду командовать. Кстати, приезжали хлопцы из санэпидстанции.

– Опять проверка?

– Нет, предупреждение о ней. Вы уж будьте на месте пятнадцатого сентября, хорошо? Не мне же одному с ними препираться. Опять ведь подеремся!

Степаныч, конечно, слегка преувеличивал, говоря о драке. Но Лариса вспомнила, какой в прошлый раз вышел казус. Проверяющий – молодой мужчина двадцати пяти лет с красным дипломом, большим гонором и полным незнанием ресторанных тонкостей, устроил генеральный разнос «чайковцам». Разгневанный Степаныч багровел и булькал, как кипящий чайник, когда «невоспитанный молокосос» совал нос, по его мнению, не в свое дело. Кончилось тем, что несчастный проверяющий случайно обварился паром, открыв не ту кастрюлю, в результате разозлился еще больше и принялся орать, что он закроет этот ресторан к чертовой бабушке!

Разумеется, никто ему этого сделать не позволил, но неприятности с санэпидстанцией этот типчик устроил серьезные. Тогдашняя проверка влетела Ларисе в копеечку.

– Подожди, Степаныч, это что же – опять проверка?

– Да! – трагически воскликнул администратор.

– Но ведь была же уже одна. И совсем недавно, – сказала Лариса.

– Это интриги! – уверенно припечатал Степаныч, краснея от возмущения. – Как пить дать, интриги!

Лариса была того же мнения. Появление конкурентов, проверка за проверкой, неприятности со съемками – похоже, что в ее жизни наступает очередная черная полоса.

* * *

Лариса выехала с заднего двора «Чайки», не забывая, впрочем, посматривать назад. Здесь был опасный поворот, существовала высокая степень риска, что твою медленно выползающую машину «поцелует» какой-нибудь лихач, «умерший» для всего, кроме дикой музыки, орущей в салоне его машины. Степаныч – обладатель скромной «шестерки», Котов – «мерседесовладелец» и некоторые из официантов, имеющие собственные авто, уже попадали в подобные ситуации. Ларису же до сих пор бог миловал, но она предпочитала все-таки соблюдать осторожность.

И не зря. Пропустив пару мелькнувших мимо нее джипов, Лара вырулила на дорогу. Все обошлось благополучно. Лариса выехала на кольцевую, влилась в поток машин, которых в это время суток на дорогах было больше всего, и медленно покатила к телестудии.

Поскольку к родственникам умершего сейчас лучше не соваться – у них там и без нее дым коромыслом, – стоило заехать на студию и побеседовать хоть с кем-нибудь.

Лариса ехала и думала о странном поведении директора передачи. Почему Алексей начал так грубо обвинять ее в то утро? И не Алексей ли виноват в смерти Дмитрия? Может быть, рабочие неурядицы довели директора до такого состояния, что он решил перетравить всех своих сотрудников как бешеных мышей? А что? Смех смехом, но если принять эту версию во внимание, то тогда имеется подозреваемый. Уже неплохо! Правда, знать бы еще при этом, что такого сделала она, Лариса, чтобы директор вдруг свалил на нее все обвинения. Хотя скорее всего она просто подвернулась ему под руку.

Итак, на всякий случай нужно не выпускать из вида ни директора передачи, который подозревается пока исключительно интуитивно, ни техника-осветителя, который был дружен с умершим.

На дороге она вдруг заметила голосующую Настю. Лариса моментально притормозила.

– Мама, ты куда? – весело, как будто не она сейчас нарушала один из основных запретов для детей из богатой семьи, спросила Настя, как всегда, одетая в самые невообразимые цвета. Темно-синий свитер с узором из легкомысленно разбросанных по основному фону полосатых кружочков облегал ее оформившуюся фигурку, юбка же представляла собой чередование каких-то абстрактных пятен всех цветов радуги. Преобладал желтый. Колготки были бордовыми. Наряд довершали полусапожки на высоченных шпильках, представлявшие собой имитацию футбольных бутсов.

– Тихий ужас, – прокомментировала Лариса, глядя на свое чадо, забыв поругать дочь за то, что она ловила такси. – Ты куда так вырядилась?

– А чем плохо? Мне нравится.

Настя села на переднее сиденье и весело сказала:

– Поедем вместе. У меня последнюю пару отменили. Экономику. Ты сейчас куда?

– Ты… ты где такие ботинки раздобыла? – спросила Лариса.

– Нравятся? – Настя хвастливо вытянула вперед ножку, вертя ею. – В шопе купила.

– Оно и видно. Я на студию еду.

– Ах, правда? – Настя страшно обрадовалась непонятно чему. – Здорово! Я с тобой!

– Поехали, – пожала плечами Лариса, – только что ты там будешь делать?

– Мама! Там же Глазов! – Лариса почувствовала себя глупой недоразвитой мамашей. – Там снимают «Новости Тарасова», а ты спрашиваешь, зачем! Я знаю это здание! Там «Тараском-ТВ» находится!

– Ладно, горе ты мое, – вздохнула Лариса. – Поехали. Только…

– Что – только?

– Мне кажется, Алексею Глазову нравятся девушки, одетые более элегантно. Он сам все время в костюме ходит, – заметила Лариса.

– Куда уж элегантнее? – недоуменно оглядела себя Настя. – Свитер «Мэкс», юбка «Донна кара», сумка от «Лакоста», колготки вообще стоят дороже, чем сапожки. Что тебя не устраивает?

– Все меня устраивает, – вздохнула Лариса, подумав, что она на месте Алексея Глазова скрылась бы с воплем ужаса при виде «элегантной» Насти. Но если уж быть до конца честной, то Настя в принципе не так уж и выделяется в современной толпе молодежи, разодетой так, что хиппи времен молодости самой Ларисы, что называется, отдыхают. Тогда это было стиляжничеством, а теперь веско именуется авангардным течением в моде. Хотя суть-то одна: тряпки – они и есть тряпки.

Представительница авангардного течения и ее родительница, сидя в белой «Ауди», прибыли на студию «Робин-Бобин».

Там они наткнулись на неожиданное безлюдие. Практически никто нигде не бегал, не суетился, что было странно для буднего дня на этой обычно бешено работающей студии. Ларисе на секунду даже показалось, что она зашла не туда, но, присмотревшись к полумраку, она увидела картонное изображение Робина-Бобина и прочие кухонные декорации.

– Вы здесь передачу снимали? – полюбопытствовала Настя.

– Здесь, только народу было гораздо больше, да и посветлее как-то было. Не пойму, куда все делись?

– Ну, ладно, – дернула плечиком Настя, – ты тут ищи своих гримеров, или кто там тебе нужен, а я пойду на четвертый этаж.

– Зачем?

– Ну я ведь уже объясняла! Глазова искать! Может, мне повезет и я у него автограф возьму? Вот было бы здорово!

Девушка мелькнула в сумраке второго этажа ярким пятнышком и умчалась по лестнице наверх, дробно стуча каблучками.

Лариса осталась одна, не зная, что предпринять. Никого нет, странно. Она-то рассчитывала поговорить с максимально большим количеством народа, а тут – с кем беседовать? С деревянным Робином-Бобином? Внезапно где-то в глубине студии заскрипела дверь. Лариса направилась туда.

– Извините, – обратилась она к мужчине в коричневом пиджаке, который, повернувшись к ней спиной, закрывал дверь ключом. – Может быть, вы объясните, почему здесь никого нет?

– На похоронах все, – сказал мужчина, обернувшись. – Оператор на прошлой неделе скончался, сегодня церемония прощания. Но, – он посмотрел на часы, – скоро все должны сюда вернуться. Сейчас они по идее на поминках в «Банкетном зале», а потом опять сюда.

– После поминок – на работу? – скептически переспросила Лариса. – А можно? Там же пить будут…

– Стопочка за помин души? – мужчина фыркнул. – Вы думаете, для наших это что-то значит? Да они и после полбутылки хорошей водки будут как стеклышко, тренируются здесь почти каждый день. Что мужики, что бабы. Так что пятьдесят граммов разведенного спирта – фигня! И не такое пивали! У нас тут многие с филфака, знаете, есть такая вещь – филологический коктейль. Ебанац называется. Пробовали?

– Нет, – помотала головой Лариса, размышляя – и почему это ей все время попадаются такие разговорчивые типы? Ладно бы, что-то дельное сообщали, а то треплются без толку…

– Так вот, убойная штука! Берете бутылку дешевого портвейна, полторашку дешевого пива и бутылку «Трои». Смешиваете – и внутрь. Сколько душа примет. Такой ерш получается, ого-го! Наши сегодня после работы наверняка свои поминки устроят. Оставайтесь, попробуете.

– Здорово, – сказала Лариса, надеясь, что ей никогда не придется пробовать этот «коктейль». – О, я слышу, кто-то приехал!

Она обернулась и увидела Лешу, который медленным задумчивым шагом шел к себе в кабинет.

– Алексей… как вас там, – закричала Лариса, лихорадочно вспоминая, как же по батюшке-то этого молодого человека, но так и не вспомнила, а посему ограничилась одним лишь именем. – Алексей! Можно вас?

Она быстрым шагом удалилась от знатока филологических тонкостей и емкостей. В спину ей понеслось:

– А вы все-таки оставайтесь! У меня коньяк, если что, есть!

– Спасибо, я не пью, – не оборачиваясь, на ходу ответила Лариса и сказала Леше, удивленному ее появлением и особенно последней ее репликой: – Мне нужно с вами поговорить, а то в прошлый раз как-то не получилось.

– Конечно, почему нет? – пожал плечами Алексей. – Прошу ко мне в кабинет.

Лариса зашла, села на диван и обратила взор ясных глаз на директора кулинарной программы. Он ответил таким же честным взглядом.

– Ну и?.. – спросил Алеша.

– Я хочу узнать: почему вы испортили пленку?

* * *

Дружелюбное, хотя и несколько усталое, выражение лица директора почему-то сразу сменилось напряженной гримасой. Напряженной гримасой умного человека, вынужденного слушать очевидные глупости.

– Я? – иронично рассмеялся он. – Не перекладывайте все с больной головы на здоровую. Кстати, странно, что вы еще на свободе. Я думал, вас уже арестовали.

«Ему в хамстве не откажешь, – подумала Лариса, – но этим он только выдает себя».

– Нет, конечно. Я попросила их отложить эту неприятную процедуру на время моего отпуска. Съезжу в Испанию, а потом можно будет и в тюрьме отдохнуть, – с лица Леши медленно сползала улыбка. – Просто я хотела узнать, как идут дела с расследованием, – закончила Лариса.

– С каким расследованием? Это был несчастный случай, для нас никаких вопросов нет, – сухо сказал Леша.

– Ага, значит, меня должны были арестовать из-за несчастного случая!

Леша так же сухо промолчал. Лариса продолжила:

– Какой может быть несчастный случай, если человека отравили мышьяком?

– Недосмотр завхоза. Взял наполнитель не из той емкости. Грубая халатность. На него уже заведено уголовное дело, – коротко ответил Леша.

– Очень интересно, – съязвила Лариса. – А почему у вас мышьяк хранится в одном месте с пищевыми продуктами?

– Да откуда я знаю? – чуть более спокойно ответил Алексей. – Говорю же, это завхоз виноват. А на банке с приправой, между прочим, нашли отпечатки ваших пальцев, так что…

– Вы мне не ответили: почему вы испортили пленку?

– Вот блин!.. Что вы привязались ко мне с этой глупостью? Я испортил пленку? Вы в своем уме?

– Разумеется, в своем. В конце концов вы имеете ключи от всех дверей в студии, уходите позже всех… Да и потом, я не обязана объяснять вам, по какой именно причине подозреваю вас, – сказала Лариса.

– И что теперь? Знаете, я иногда езжу на машине. Так что теперь – я виновник всех ДТП, происходящих в Тарасове? У вас что, кандидатур больше нет, детектив липовый? Нет, мне правда интересно, почему вы сразу на меня подумали?

Алексей Дарьин изобразил на лице такой живейший интерес, что Лариса слегка засомневалась в его виновности. В самом деле, доказательств, кроме этой его ехидной ухмылочки, у нее нет. Но интуиция… Впрочем, интуиция интуицией, а улики тоже нужны.

Тот едва слышный разговор, из которого она разобрала только фразу – «это сделал не я», вряд ли можно считать основанием для подозрения. Хотя излишняя нервозность, волнение и вина в его голосе наводили на определенные размышления. Поэтому Лариса незаметно прикрепила к внутренней поверхности стола крохотный «жучок», который отныне будет фиксировать все разговоры и прочие звуковые эффекты, происходящие в этом кабинете. На всякий случай.

В принципе цель поездки была достигнута, и Лариса уже собралась было уходить, но тут в кабинет бесцеремонно ворвалась какая-то наглая девица в сильно декольтированной блузе, закричав:

– Алексей Владимрыч, я долго вас ждать буду? Сколько мне там стоять? Стучу, стучу, а никто не слышит!

– Машки нет, – слегка поморщившись, ответил Дарьин. – Она на похоронах. А ты, кстати, почему не там?

Лара с трудом узнала в этом существе гримершу Лену. Девушку, устроившую скандал из-за банановой кожуры. От ее прежней философской меланхолии не осталось и следа. Лара подивилась многогранности человеческой натуры. А с виду была такая скромная девушка!

– Алексей Владимрыч! Я с ним больше работать не буду! Я хочу подать заявление об увольнении!

– Тише, тише, Леночка, не шумите так! – поморщился Алексей, умиротворяюще поднимая руки. – Что стряслось-то?

– Я с ним больше работать не буду! – в голосе девушки появились истерические нотки. – Этот ублюдок меня б… обозвал! – и она разразилась бурными рыданиями.

Только через несколько минут она успокоилась и выяснилось, что же ее, собственно, так расстроило. Оказалось, что техник-осветитель по имени Рома – тот, с которым Лена поссорилась во время съемок передачи с участием Ларисы, – увидел девушку в новом прикиде, который наивная гримерша нацепила неизвестно в каких целях. Парень расхохотался и позволил себе высказать несколько обидных намеков. Леночка, чьи нервы были на пределе последнее время, устроила истерику.

Внутрисемейные разборки ее не касались, поэтому Лариса просто развернулась и ушла. Ее ухода, кажется, никто и не заметил. Когда она вышла, в рабочем помещении уже царил обычный бардак. Камеры не работали, осветительные приборы тоже стояли выключенными, но тем не менее народ старался вовсю. Передвигали мебель, меняли декорации, точнее, просто разбирали их и куда-то уносили. В этой суматохе Лариса умудрилась отыскать секретаршу, которая мчалась куда-то с вытаращенными от усердия глазами. В охапке Муся держала кипу папок.

– Муся! – позвала Лариса.

– А? – секретарша удивленно повернулась к Ларисе, сдула со лба влажную от пота челку и тут же просияла. – Лариса Викторовна! Здрасьте! Ой, а что вы тут делаете? У вас дело к Алексею Владимировичу, да? Ох, ну конечно же, вы мне уже говорили вчера по телефону. Или это было не вчера?..

Муся, как обычно, не давала Ларисе вставить ни слова. Лара, впрочем, уже и не пыталась что-либо сказать. Она терпеливо улыбалась, слушая полубессвязную Мусину речь, улавливая моменты, когда та делала передышку, и только тогда задавала краткие вопросы. Вот и сейчас – Муся задумалась над своим же собственным вопросом, решение которого, впрочем, не прибавляло ровно ничего к ее знаниям, а Лариса решила ковать железо, пока горячо.

– Нет, Мусечка, я уже от него. Кстати, дорогая, а здесь никто мой телефон не находил?

– Телефон? – Теперь чело Мусечки омрачилось совсем по другому поводу. – Какой телефон? А, точно, телефон. Мы же об этом говорили!

– Да, хорошо, что вы помните. Я вчера его тут оставила, вот только где?

– А как он выглядел?

– «Эрикссон» в серебристом чехле. Раскладушка.

– А-а, – с понимающим видом кивнула Муся. – С инициалами?

– Да, – обрадованно подтвердила Лариса. – На обратной стороне наклейка с моими данными.

– И шнурок такой черный?

– Верно.

– Нет, не видела, – помотала головой Муся, сосредоточенно вглядываясь в глубь студии. – Сергей Александрыч! – вдруг громко завопила она и понеслась к объекту, на которое так внезапно переключилось ее внимание. – Ой, – затормозила она. – Лариса Викторовна. Извините. Я ваш телефон не видела, но мне Ленчик сказал, что нашел его в зеленом углу, и принес. Он его в приемной оставил, у меня в столе. А Алексей Владимирович сейчас свободен. Поймаете – ваш!

И она понеслась к Сергею Александрычу, который, завидев местный локомотив под именем «Муся», сделал поспешную попытку скрыться в гримерной. Почти получилось, но в дверях секретарша заловила-таки его и, торжествующе улыбнувшись, вручила ему около половины своей ноши.

Лариса посмотрела на несчастного Сергея Александровича и отвернулась, улыбаясь. Энергия Муси просто сбивала ее с толку, но зато позволяла в рекордно короткие сроки выяснить то, на что в других организациях потребовался бы как минимум час.

– Значит, в столе, – пробормотала Котова себе под нос и отправилась в приемную директора передачи.

Секретарский стол на сей раз поражал взор своей потрясающей, почти «тайдовской» чистотой. Лариса вспомнила кучу папок в руках Муси и поняла, что проблему чистоты стола Муся решала весьма кардинальным и, надо сказать, действенным способом. Просто собирала все, что валялось на его поверхности, и в экстренном темпе раздавала всем, кто попадется ей под руку, более-менее соблюдая необходимость этих самых папок пойманным ею людям. Дешево и сердито.

Лариса выдвинула самый первый ящик стола и увидела шнурок от своего телефона. Неизвестный Ленчик особо не церемонился с дорогостоящей игрушкой, просто-напросто швырнув ее в угол. Похоже, людей, работающих на этой студии, до глубины души возмущал тот факт, что рабочий день, как ни старайся его растянуть, все-таки ограничен, поэтому все свои дела они выполняли в угрожающе быстром темпе, не зацикливаясь на качестве. Хотя, возможно, они уже приспособились к этому темпу. Но у постороннего человека голова всегда шла кругом, когда он попадал на студию, особенно в самый разгар съемок.

«Ну, хотя бы телефон цел, – подумала Лариса, – не растоптали в сутолоке. Или не взяли с собой. Случайно. Телевизионщики – они ведь народ рассеянный, свое, чужое – какая разница?»

Она сунула «Эрикссон» в карман и уехала домой.

«В конце концов, – думала Лариса, сидя за рулем, – у меня есть пара ниточек. За них и буду дергать. Первым делом навещу девушку Дмитрия. Как ее звали-то? Ольга, кажется? Вот с нее и начнем».

Найдя номер девушки на измятом листочке, Лариса позвонила ей и договорилась о встрече на завтра. Сегодня были похороны, и она не решилась трогать девушку. Если уж на то пошло, она вообще подождала бы недельку, пока девочка оклемается после потери жениха, но прокуратура-то ждать не будет. А как бы Лариса ни жалела Ольгу, за себя ей было еще обиднее.

* * *

Лариса позвонила в квартиру, но, прежде чем ее впустили внутрь, ей пришлось ждать довольно долго. Наконец дверь распахнулась и на пороге тридцать седьмой квартиры, находящейся в белой девятиэтажке на углу Казачьей и Московской, появилась девушка в длинном халате синего цвета.

– Здравствуйте. Вы Ольга? Я – Лариса Котова. Я вам звонила днем.

– Да, я помню, – еле слышно прошелестела девушка в ответ и устало добавила: – Заходите.

Лариса осторожно перешагнула через порог квартиры, отметив, что в доме пахнет воском. Не иначе свечи жгут. Заупокойные, которые должны будут гореть сорок дней перед фотографией умершего.

– Оля, я, наверное, не вовремя? Если вы не хотите сейчас со мной разговаривать, я могу приехать в другой раз.

– Все в порядке, – глухо ответила Ольга. – Мне, конечно, трудно, но сидеть одной еще тяжелее. Все время думаю, думаю, вспоминаю его… От этого и свихнуться недолго.

– Мне очень жаль!

Лариса ласково посмотрела на девушку, которая, казалось, даже не заметила ее взгляда. Ее милое симпатичное лицо было немного опухшим и покрасневшим от слез. Вьющиеся обесцвеченные волосы, небрежно заколотые «крабиком», подчеркивали классические черты лица и высокий лоб. Лариса подумала, что эти большие голубые глаза скорее всего свели с ума не одного мужчину. А тот, который был нужен самой Ольге, взял, да и умер. Было от чего плакать.

– Лариса… извините, я забыла, как ваше отчество, – неожиданно обратилась к ней хозяйка квартиры после продолжительного молчания, во время которого гостья успела устроиться на диване и обозреть комнату, в которой оказалась. Комнатка была небольшая, стандартная «хрущевка», но вполне уютная, какая-то домашняя.

– Можно просто Лариса.

– Хорошо. Знаете, я так рада, что вы зашли. Хоть с кем-то могу поделиться…

Котова моментально насторожилась. Весь ее богатый опыт подсказывал, что после этих слов последуют излияния страдающей души, в которых можно будет откопать очень много интересного. Собственный азарт показался Ларисе сродни стервятничеству, ведь она в своих целях пользовалась слабостью людей, но ничего не могла с собой поделать.

– Я вас слушаю, – осторожно произнесла Лариса.

Ольга немного помялась, извлекла из кармана платок и принялась исповедоваться. Начала она издалека.

– Вчера были похороны Димы. Столько цветов было, почти все его друзья пришли. Антошка, Макс, сокурсники… Все что-то говорили, утешали… Там даже один человек из милиции был. Собачкин, что ли. Фамилия такая смешная…

Лариса слушала, не прерывая, хотя фразы Ольги напоминали больше набор случайных воспоминаний, а не исповедь. Но строго судить девочку не стоило – такой удар пережить! Не дай бог никому.

– Так вот, этот Собачкин мне сказал, что Дима умер случайно.

– Как это – случайно? Господи, и они туда же! – не выдержала Лариса. – Как можно случайно отравиться мышьяком?

– Вот и я то же самое ему сказала. Но он возразил: дескать, просто, когда наполняли емкость для чесночной приправы, спутали две стоящих рядом банки – одна с приправой, другая – с мышьяком. Поскольку оба порошка похожи по виду и пахнут чесноком, а банки были не подписаны, то никто и не задумался об ошибке.

– Это версия милиции? – задумчиво спросила Лариса.

– Да, – кивнула Оля, – они считают, что произошла ошибка, только и всего. А Дима пострадал случайно.

Лариса напряженно размышляла. Версия милиции была до очевидного глупой. Во-первых, кто мог допустить, чтобы в шкафу с продуктами оказалась банка с ядом? «Халатность завхоза, которая стоила человеку жизни, только и всего», – вот что мог бы ответить Ларисе капитан Собачкин, если бы она его об этом спрашивала. «Но есть еще и «во-вторых»! – мысленно возражала Лариса воображаемому оппоненту. – То есть поскольку приправа стояла на столе, то каждый мог отравиться, не один же Дима использовал ее!» – «Вы забываете, что не все любят чеснок, – возразил бы ей Собачкин, – вернее, все не любят. Дима оказался исключением. Фатальным исключением».

В общем, все мыслимые возражения сотрудника органов внутренних дел сводились к одной простой фразе: «Парню просто не повезло».

– Я пыталась ему объяснить, что Дима умер не из-за какой-то нелепой случайности, что эта смерть подстроена, но он меня и слушать не захотел. Сказал так участливо, что, мол, у меня сейчас нервное расстройство, стресс, вот я и думаю, что Диму кто-то убил. Я вроде как не в состоянии представить себе, что моего будущего мужа больше нет в живых, и мне хочется кого-то наказать за свою потерю. Якобы во всех подобных случаях родственники так думают, а потом, примирившись с горем, приходят в себя и оказываются в состоянии внимать разумным доводам, – Ольга всхлипнула.

– Но ведь у тебя есть доказательства? – полуутвердительно спросила Котова.

– Да, есть, правда, не вещественные. Я ее так и не нашла.

– Что ты не нашла?

– Кассету.

Под вопросительным взглядом Ларисы Ольга поднялась и нервно прошлась по комнате.

– Понимаете, мы с Димой собирались пожениться. Но просто сейчас такой напряг с деньгами, что эту идею пришлось отложить на неопределенное время. Мы хотели, чтобы все было по высшему разряду. Я-то из состоятельной семьи, а Дима – нет. Но я люблю его! С моим отцом у них вышла ссора, так что для нас было делом чести устроить все как надо и без отцовской помощи. ЗАГС, свадебный эскорт, состоящий хотя бы из черных «Волг», банкет… Дима брался за любую работу. Я-то была готова ждать, когда все наладится, а Дима – он не такой был. Ему подавай все и сразу. И вот однажды вечером он приходит такой возбужденный и говорит: «Ольга, скоро мы поженимся! Я нашел золотую жилу!» Ну я-то, конечно, не стала впадать в буйную радость, хотя у меня и затеплилась какая-то надежда. Я спросила, почему он так оптимистично настроен…

– И что же он ответил?

– Что снял какой-то суперсюжет, который принесет ему вскоре кучу денег, а потом и того больше! Так что мы можем забыть обо всех проблемах. Мы даже заявление в ЗАГС подали. Через три недели… должны были… должны…

– О чем был сюжет? – спросила Лариса нарочито грубым тоном, чтобы предотвратить неизбежные слезы. Это подействовало: Ольга взяла себя в руки.

– Он мне не говорил, – просто сказала она. – Да я и не спрашивала.

– Почему? Вам было не интересно?

– Не так чтобы очень, но и не совсем, – слабо улыбнулась Ольга, шмыгнув носом. – А если правду сказать, то он мне ничего не открыл. Я не имею привычки допрашивать Диму. Один раз спросила – он не ответил. Ну что ж! Не хочет говорить – бог с ним. Я ему доверяю. Раз не говорит, значит, не нужно мне это пока знать.

«Всем бы женам занимать такую позицию, – подумала Лариса. – А то вечно устраивают мужьям допросы третьей степени».

Редкий вечер в ресторане обходился без семейных перепалок, которые хотя и не нарушали атмосферу в обеденном зале, но все равно достигали ушей Котовой.

– Понятно, – сказала она.

Пару минут обе женщины молчали. Вдруг Ольга спохватилась:

– Может, вы чаю хотите? Или кофе?

– Да, пожалуй, чашечка кофе сейчас была бы в самый раз, – кивнула Лариса, думая о своем. – Если это вас не затруднит.

Как бы спросить разрешения у Ольги осмотреть вещи Димы? Не слишком ли это… навязчиво, что ли? Мало того, что пришла в неподходящий момент, душевные раны бередит, так еще и в личных вещах хочет порыться. На месте Ольги Лариса выгнала бы взашей такую гостью. Но Ольга, как ни странно, ответила согласием.

– Смотрите, если хотите, только пообещайте, что докопаетесь до сути, ладно? Я вижу, что вы тоже имеете какой-то интерес в этом деле.

«И еще какой!» – подумала Лариса.

– Мне неважно, что вами движет, но я надеюсь, что вы воздадите должное убийце Димы, – было единственной просьбой девушки. Лариса поняла, почему Ольга так безропотно согласилась принять ее сегодня.

– Пообещать я вам, конечно, могу, – сказала Лариса, – но это вряд ли что-то прибавит к вашим собственным знаниям. Однако я сделаю все, что сумею.

Ольга показала, где в крохотной комнатке лежали рабочие вещи Димы, и ушла на кухню варить кофе.

Лариса подошла к большому окну, рядом с которым находилась балконная дверь. В углу, рядом с окном стоял обычный письменный стол с компьютером. Деревянная столешница, покрытая оргстеклом с отбитыми уголками, и полки на стене были завалены всевозможными бумагами, кассетами, дисками и прочей рабочей ерундой. Пожалуй, тут давно не делали уборку. Мертвый экран компьютера был покрыт тонким слоем пыли. Все было свалено в одну кучу – как тут искать эту злосчастную кассету?

Лариса не решилась сесть за компьютер. В силу особенностей своей работы она гораздо лучше обращалась с кухонными принадлежностями, чем с кнопками клавиатуры, так что эта область лежала вне сферы ее понимания. Но зато она пробежала глазами по полкам с книгами, проверив пару книжек, вытянутых наугад. Просто чтобы ознакомиться со вкусами погибшего, если, конечно, книги принадлежали ему.

Так, этот толстенный том – непонятная инструкция к какому-то прибору, судя по рисунку – гибриду видеокамеры и странного вида насекомого. Кажется, жука. Вторая книга была о компьютерных вирусах. Поставив обе книги на место, Лариса обратила свой взор к столу. Взяв лежащий наверху листок бумаги, она просмотрела сценарий передачи с ее участием и положила бумажку обратно. Всевозможные проводки, пленки, куски разломанных кассет, инструменты… Лара вздохнула и отошла от стола. Что-то подсказывало ей, что здесь все равно ничего интересного нет, так что не стоит и силы тратить. Рядом со столом стоял шкаф, на одной дверце которого висело длинное влажное махровое полотенце с нарисованным Бэмби, а вторая была слегка приоткрыта. Лариса прислушалась – Ольга звенела чашками на кухне. Котова чуть-чуть приоткрыла дверь шкафа.

Раздался жуткий скрип. Лариса моментально отошла от него к окну на два шага, сделав вид, что сама удивлена неожиданным скрипом дверцы. Выглянула в окно, но не увидела там ничего особенного, только какой-то брюнет с женским «хвостиком» сидел на качелях и курил.

В комнату вошла Ольга, неся на подносе две чашки, сахарницу и какую-то выпечку на тарелке. Запах кофе, по мнению Ларисы, был вполне приличным.

– Я не знаю, сладкий вы пьете или нет, так что принесла сахар – на всякий случай.

– Вообще-то без сахара, в моем возрасте это уже вредно для сосудов, – сказала Лариса.

– В вашем возрасте рано говорить о возрасте, – улыбнулась Оля. – Вам больше тридцати пяти не дашь!

– Потому и не дашь, что сахар не употребляю, – отпарировала Лариса, присаживаясь на диван.

Выпечка оказалась поминальным пирогом.

«На заказ делали, – подумала Лариса, – чувствуется фабричный привкус. И слишком много ванилина».

– Вы в шкаф заглядывали? – спросила Ольга ровным голосом.

Нельзя было понять, сердится она или нет.

– Нет. Просто случайно за полотенце зацепилась, оно вниз по дверце поехало, вот я и решила его поправить.

– Понятно, – кивнула Оля и, помолчав, добавила: – Просто там все равно только одежда. Я вчера все проверяла, укладывала вещи для того, чтобы отдать их в службу гуманитарной помощи.

Лариса кивнула. Жених, можно сказать, еще и остыть не успел, а невеста уже его вещи из дому выносит. Странно…

– Мне его мать велела так сделать, – ответила Ольга на немой вопрос. – Она меня не любит. Вот и считает, что я тут же заведу себе нового хахаля, который и будет носить вещи ее драгоценного сына. Как будто я…

Тут ее голос прервался, девушка заплакала. Лариса отставила чашку, села рядом с ней и по-матерински обняла. Через некоторое время, произнеся все положенные в таких случаях слова утешения, Лариса, как могла, успокоила девушку.

– Знаю, что это банально звучит, но ищи спасения и утешения в боге. И потом… ты же мне должна помогать в расследовании, – незаметно перейдя на «ты», поспешно добавила она, чтобы Оля ненароком не начала рассуждать о жестокости бога, который допустил смерть ее драгоценного жениха.

Устраивать сейчас теософский диспут Лариса была не в состоянии. Ольга с сомнением посмотрела на Ларису, вытерла глаза и просто кивнула. Лара мысленно прокляла себя за неуклюжие утешения и встала с дивана, решив пройтись по комнате. Она вновь мельком оглядела стол, шкаф, на верху которого, как оказалось, лежала старая громоздкая видеокамера. Стоящая рядом коробка была покрыта густым слоем пыли. Лариса посмотрела на пол. На потрепанной ковровой дорожке светло-бежевого цвета лежал длинный черный волос.

«Наверное, подружкин», – подумала Лариса.

На стене Лариса заметила любительскую фотографию: четыре молодых человека в обнимку, среди которых был и Дима. «По-видимому, это его друзья», – решила Лариса, стараясь запомнить все детали. Почему-то ей эта фотография показалась очень важной. Сработала интуиция опытного человека.

– Кто это?

– Где? А, на фотографии… Это Дима и его друзья на природе.

Позади смеющихся лиц были видны отблески костра и сваленные неподалеку вещи. Виделись фары белой «шестерки». Лара оставила в покое антураж, вцепившись взглядом в лица парней. Одним, как уже упоминалось, был сам Дима. Он стоял в центре, рядом с невысоким крепким блондином без майки. Голый торс позволял разглядеть крепкие мускулы парня. Качок или что-то в этом роде. Короткий ежик волос с небольшой кудрявой челкой и сощуренные улыбающиеся глаза. Слева стоял высокий черноволосый байкер. Орлиный нос, прямая линия бровей, волосы длиной до плеч и черная бандана с изображением скрещенных костей и черепа – колоритная внешность. И какая-то… опасная.

Справа находился молодой человек, который тут же вызвал у Ларисы улыбку. По-детски удивленные, слегка вытаращенные глаза, большой кадык на худой шее, взъерошенные волосы… Мальчишка. На фоне бравых молодцов он казался школьником или чьим-то младшим братом, только-только начал приобщаться к взрослой жизни.

– Это Антон Горелов, – показала на него пальцем Оля, незаметно подошедшая сзади. – Брюнет – Миша, а рядом с… рядом с Димой – Макс.

– Ты упоминала, что они были на поминках, – заметила Лариса.

– Да. Антошка и Макс. Помогли. Спасибо им за это. Сами потерянные такие были, словно… Словно их родной брат умер. Да они и были, как четыре брата. Знаете, как в «Бригаде».

Лариса кивнула. Она что-то слышала об этом сериале от Насти.

– Они с детства дружили, потом в один институт пошли. Представляете, сразу все поступили на один факультет! Мехмат. Я тогда же поступала. Правда, мы попали в разные группы, но потом нас познакомили на какой-то вечеринке. С тех пор мы вместе.

Котова задумалась: имела ли Оля в виду конкретно Диму, или же под словом «мы» подразумевала всю компанию своего жениха?

– Я тогда еще сомневалась, – продолжала девушка, – кого выбрать: Мишу или Диму. Миша – он такой… сильный, что ли, а Димка мне сначала показался несерьезным. Смешливый, избалованный маменькин сынок. У них даже как бы соперничество из-за меня было. Мишка таким ревнивым оказался, но мне думалось, что это все игра, не по-настоящему.

– Но выбрала ты в конце концов Диму, – подытожила Лара.

– Да. Не знаю, почему. Тронул он меня чем-то. А теперь ни Мишки, ни Димки нет…

«Что-то эта девочка темнит», – подумала Лариса. Говорит, что Диму любит, а в разговоре первым всегда Михаила упоминает. И почему звучит слабое сожаление в голосе? Жалеет старуха, что у разбитого корыта осталась? Что возле камня на распутье не туда свернула?

– А где Михаил?

– Уехал. Он теперь дальнобойщиком работает. Сейчас в рейсе, – кратко ответила Ольга.

– Понятно.

Лара еще некоторое время помолчала, потом взяла сумку.

– Ну ладно, – сказала она на прощание, – пойду я. Спасибо за вкусный кофе.

Ольга кивнула и пошла провожать Котову до двери. В прихожей она прислонилась к стене, наблюдая за тем, как обувается Лариса, и робко сказала:

– А вы будете держать меня в курсе дела?

– Да. А вы постарайтесь найти кассету или просто что-нибудь… необычное. Меня интересует любая мелочь. Вот моя визитка. Сотовый, домашний, рабочий – все указано.

– Хорошо, – Ольга приняла квадратик белой бумаги с изящной вытисненной серебром чайкой, парящей над волнами. – Красивая…

– Так мой ресторан называется, приходите, если что. Кстати, – вдруг спохватилась Лариса, – дайте мне, пожалуйста, координаты тех товарищей на фотографии. Антона Горелова, если не ошибаюсь, Максима и Миши. Хотя Миша, наверное, сейчас вне досягаемости.

– У него есть сотовый, но его номер знал только Дима. А Антон и Макс… Макс работает грузчиком в магазине «Чайка».

– «Чайка»? – удивилась Лариса. – Надо же, какое совпадение! Столько лет живу в Тарасове, а о магазине «Чайка» впервые слышу.

– Он недавно открылся. Специализируется на бытовой технике. Микроволновки, телевизоры, всякая мелочь вроде чайников… Компьютеры есть.

– Ясно. А Антон?

– Он сотрудник «Инфо-стена». Это рекламное агентство, где он работает креативным брэнд-составителем. Вроде бы так он мне говорил. Или просто составителем? Давайте я вам телефон напишу, а вы с ним сами потолкуете, хорошо?

– Это был бы идеальный вариант, – улыбнулась Лариса.

Пока Ольга искала клочок бумаги, чтобы зафиксировать на нем ценные сведения, Лара стояла в прихожей и оглядывала себя в зеркале. Поскольку похороны, как она выяснила, состоялись вчера, то с зеркал сняли покрывала, которые вешают в немного суеверных целях, дабы душа почившего не осталась в доме. Хотя сама Лариса думала, что это делается в основном для того, чтобы заплаканные женщины не видели своего ужасного вида в зеркале и не расстраивались еще больше.

Лариса стояла и думала, что, кажется, слегка потолстела. Ее любимый белый костюм сидел по-прежнему безупречно, но она сама чувствовала, что пояс юбки начинает давить на талию. Не может же малюсенький кусочек поминального пирога быть таким калорийным, чтобы ее сразу разнесло, как на дрожжах?

«Вот тебе и лето, – грустно подумала она, – работа, работа, даже собой заняться некогда. Ну, ничего. Заеду сегодня в шейпинг-клуб. Или завтра. Может, Лерочка составит для меня какое-нибудь особое расписание? А то этак разнесет меня, и я уже не быстрокрылой чайкой буду, а жирным бакланом».

– Вот.

Ольга протянула Ларисе листок, на котором печатными буквами были записаны корявые цифры контактных телефонов друзей Димы.

– Спасибо, Олечка. Ну, я побежала. Ты, если можешь, не оставайся сегодня одна. Поезжай к родителям или к какой-нибудь подружке. Тебе сейчас необходим кто-то рядом.

– Не к кому, – криво усмехнулась девушка. – У родителей ремонт, а у меня аллергия на краску. Мама сказала, что сюда, «в эту дыру», как она выразилась, она ни за что не поедет. Дескать, плебейство это все. А подружки… У меня их толком и не было совсем. Да ладно, – вдруг она поспешно утерла слезы и почти сумела улыбнуться, – справлюсь как-нибудь. Что я, маленькая совсем?

– И взрослые ломались. Вот что, у меня есть знакомый психолог, – сказала Лариса, вспомнив о Курочкине. – Я могу тебе дать его телефон.

Она и сама не понимала, почему, собственно говоря, так заботится о совершенно незнакомой ей девушке. Все-таки Оля эта, видимо, обладает даром внушать свою беззащитность другим людям, причем делает это совершенно ненавязчиво, естественно, не притворяясь беспомощной дамочкой, хлопающей ресницами.

Лара на обратной стороне своей визитки нацарапала телефон Курочкина, предупредив, чтобы Ольга, если будет звонить врачу, обязательно сказала, что она знакома с Ларисой. Курочкин – он хоть и интеллигент, замечательный психолог и невероятно воспитанный мужчина, но при всех этих замечательных качествах он также невероятный скряга. Как он сам говорит, он просто очень любит деньги. И не любит работать без отдачи и без вознаграждения. То, что он не альтруист, Лариса знала точно. Но специалист хоть куда. Потому она и порекомендовала его Оле.

«Созвонюсь с ним, а заодно посоветуюсь и насчет преступления, – подумала Котова, садясь в машину. – Выясню – с каким именно складом характера можно пойти на такое убийство, а также возможные мотивы».

Но по приезде домой Ларису отвлекли домашние дела, отвертеться от которых не было никакой возможности. Настя приболела, пришлось отнимать у нее всю эту патентованную химию и лечить девчонку, простывшую где-то на ветру, народными средствами.

Курочкину она позвонила поздно. В девять вечера Ларисе удалось наконец застать дома своего друга-психолога. До этого он упорно не брал трубку.

– Привет, привет, – в трубке раздался голос ее старого знакомого – Толика Курочкина.

Знала Лариса его уже лет сто, хотя ни он, ни она даже в совокупности не прожили столько времени. Курочкин был отменным психологом, работал же на психологической кафедре Тарасовского университета. Ему Котова позвонила в силу того, что никак не могла понять мотивов действий предполагаемого преступника. А не зная мотива, как искать убийцу? Методом тыка? Хороший метод, только очень уж долгий. А у Ларисы на все про все два-три дня.

– Как жизнь? – спросил Толик.

– Средне, – Лариса не стала вдаваться в подробности – не хватало еще, чтобы наша Курочка разнесла по всему Тарасову, что роскошную Лару Котову подозревают в совершении одного очень нехорошего дела! Так как болтун Курочкин делает это, то есть сплетничает, с многозначительными паузами, намеками и недомолвками, то можно себе представить, в кого именно он превратит Ларису за каких-нибудь два-три дня. Из преуспевающей бизнесвумен, хорошей матери и нормальной жены получится монстр с окровавленными ногтями, кидающийся на людей. Так что бедные жертвы добровольно выпивают яд, лишь бы кошмарная Котова не приставала к ним со своими грязными домогательствами. Причем сделает Курочка это не из-за того, что всей душой ненавидит подругу, а просто так, из любви к трепотне.

– Что так? – спросил Курочкин.

– Слушай, Анатолий Евгеньевич, как у тебя со временем? Я не отвлекаю?

– От чего? – фыркнул в трубку психолог. – Одна любовница уехала, другая еще не приехала, так что у меня есть около часа на удовлетворение твоих тайных желаний. С чего начнем? С садо-мазо или с чего-нибудь экзотического?

– Старый паскудник, – невольно улыбнулась Лариса. Несмотря на вольный тон, которого придерживался с нею Курочкин, между ними были дружеские, вполне приличные отношения. – У меня к тебе разговор другого плана. У меня опять убийство.

– У-у, некрофилка несчастная! И чего тебе неймется? Не успеешь с человеком пообщаться, и он уже – труп! Возбуждает это тебя, что ли? У тебя плохая аура, Лара Викторовна. Вижу в этом патологическую сублимацию нерастраченной сексуальной энергии, направленную на уничтожение…

– Ага, у меня плохая аура, – перебила его Лариса, – так что берегись! Серьезно, мне нужна твоя консультация.

– А в чем дело? – посерьезнел Курочкин. Лариса, как могла, в точности описала ему ситуацию, постаравшись не упоминать того, что ее подозревают.

– Вот оно что, – сказал Курочкин. – Значит, слушай, повторяю – так ли я понял. Итак, мы имеем некоего оператора, как бишь его?

– Дмитрий.

– Дима, значит. Поел твоего супа и траванулся, бедолага. Причем умер дома.

– Умер он в больнице, – поправила Лариса.

– Ну в больнице, какая разница? Факт тот, что смерть наступила не в студии и была не моментальной, а длительной. То есть от момента отравления до момента смерти прошла куча времени. Где гарантия того, что яд находился именно в супе? Не мог оператор, скажем, в хот-доге его съесть? Допустим, его кто-нибудь угостил этим самым хот-догом. Тогда все проще.

– Нет, была проведена экспертиза, – сказала Лариса. – Яд найден в банке из-под чесночной приправы.

– Ну и что? – резонно возразил Курочкин. – Суп кто-нибудь проверял? Остатки в тарелке были? Или в кастрюле?

– Нет, – медленно сказала Лариса, досадуя на свою тупость – не обратила внимания на такую важную деталь, – посуда уже была вымыта к приезду милиции.

– Что ты мне тогда голову морочишь? – вспылил Курочкин. Он вообще отличался темпераментным характером, а потому раздражался, когда кто-то не следил за ходом его мысли. – Все проще простого: яд насыпали в банку для отвода глаз, а траванули парня в другом месте чуть позже, вот и все!

– Хорошо, – согласилась Лариса, – но все-таки давай рассмотрим и другую версию. Траванули его, как ты выражаешься, на студии, во время съемок, то есть после них, когда суп уже был сварен. Причину можешь мне назвать?

– Ишь ты, какая шустрая, причину ей. Я так с ходу не могу, мне подумать надо.

– Анатолий Евгеньич, милый, ну нет у меня времени на твои размышления. Говори, что думаешь, а я сама разберусь, что нужно, а что нет.

– Ох, Лара Викторовна, загонишь ты меня к своим мертвым товарищам в компанию! Значит, ты сейчас думаешь, что отравили его все-таки на студии?

– Да, причем все обставлено так, как будто Дмитрий сам взял яд из банки и приправил им суп, – сказала Лариса.

– Понятно. А как милиция объясняет тот факт, что в банке с приправой оказался яд?

– Завхоз, как я выяснила, руками разводит, клянется, что ничего не знает. Да и никто другой не знает.

– А отпечатки чьи-нибудь есть на банке? – задал Курочкин вопрос, которого и опасалась Лариса.

– Не знаю, – пришлось ей покривить душой. Она порадовалась, что разговор с Курочкиным проходит по телефону, а не лично. Тонкий ушлый психолог, собаку съевший на всевозможных дамских уловках, моментально бы ее раскусил и все понял. Кстати, надо бы выяснить, нет ли еще чьих-нибудь пальчиков на баночке?

– Понятно, – медленно повторил Курочкин. – А что там с пленкой?

– Ее испортили, – сказала Лариса.

– Это я уловил. А тебе не кажется, что это слишком уж все подозрительно? В ведре, как я понял, плавала пленка только твоей передачи?

– Читаешь мои мысли, – сказала Лариса, – я думаю, что пленку испортили нарочно.

– Ага, – сказал Курочкин. Помолчал немного и снова сказал «ага». Наконец тишина в трубке закончилась, и психолог выдал длинную речь, которую Лариса не решилась прерывать своими вопросами, оставив их на потом. – Смотри, Ларочка. Твой несчастный оператор любил покушать, судя по его аппетиту, раз он съел аж две тарелки. Итак, возникает вопрос – а в какой именно тарелке находился яд? То, что не во всей кастрюле, это ясно, иначе вчера поминать Дмитрия было бы некому, все бы лежали отравленные и передохшие. Таким образом, яд был только в порции Дмитрия. Нужно выяснить, кто ел или просто стоял рядом с ним. Это уже твои проблемы, я в это не вмешиваюсь, просто излагаю свои мысли.

– Угу, – буркнула Лариса.

– Далее. Тебя интересует причина, по которой убийца пошел на такой драматичный и сложный метод убийства? Во-первых, он не такой уж и сложный, как ты считаешь. Сложность только в ловкости рук, тут ты права, не каждый на это способен, но раз все прошло гладко, то наш убийца – именно из этой категории. А в остальном – подозрения падают на тебя, так как именно ты у нас автор супа. Поскольку суп уже уничтожен, посуда помыта, пленка твоя тоже, можно сказать, «помыта», а свидетели ничего не помнят – короче, ты, Котова, очень подозрительная фигура.

– Почему это?

– А смотри сама. Доказательств твоей вины вроде бы нет, только косвенные.

«Прямые доказательства тоже откуда-то взялись, – подумала Лариса, – вот только откуда? Я же банку не трогала!»

– Тебе еще из милиции не звонили? – спросил Толик.

– Нет, – помотала головой Лариса, думая, что ее друг – гений. Даже по телефону Курочкин умудрился все понять.

– Твое счастье. Тогда жди. Хотя у тебя же друг в ментовке работает, да? Олег его, кажется, зовут?

– Олег, Олег. Ты мне причину называй, а не работай провидцем. С милицией я все равно встречалась, – сказала Лариса.

Курочкин немножко почмокал на том конце провода, похмыкал и наконец выдал:

– Ну-у, драматические версии вроде ненависти, ревности и прочих «чуйств» я отметаю, не люблю я их. Слишком аффектированно и несовременно. Возьми в качестве версии деньги. Самая частая причина убийств, по статистике, – это бухло и деньги. Либо по пьяни по голове шарахнут, либо вот так отравят. Тайком. В тюрьму-то никому не хочется!

– При чем тут деньги? – не поняла Лариса, которой тоже не хотелось в тюрьму.

– Ну… Например, товарищ оператор угрожал некоему товарищу убийце, сам не подозревая об этом. И этот второй товарищ решил его убрать. Или, скажем, существует третий товарищ…

– Погоди, погоди, я запуталась с этими товарищами. Ты попроще. Кому угрожал Дмитрий?

– Ну откуда я знаю, кому? Тому, кто был запечатлен на кассете. Ты о ней уже забыла?

Нет, о кассете Лариса не забыла, да вот только кассеты-то под рукой и нет! Будь она у Ларисы, отпали бы очень многие вопросы.

– Знаешь, я могу высказать пару предположений, – сказал Курочкин, – насчет того, что могло бы быть на этой пленке. Скоро выборы. Улавливаешь связь?

– Ты думаешь, Дмитрий умудрился заловить кого-нибудь из кандидатов в депутаты, а потом шантажировал его этим?

– Возможно.

– Но, Толик, это же несерьезно! – воскликнула Лариса.

– Почему?

– Всякий нормальный кандидат, если уж он засветился на компромате и вынужден ликвидировать настырного шпиона, выберет другой способ убийства! Ну, автомобильная авария или выстрел. Или иной несчастный случай.

– Солнышко, ты так много знаешь о наших кандидатах в депутаты? – голос Курочкина так и сочился сарказмом. – Как я думаю, этот теоретический кандидат мог просто заказать Дмитрия киллеру, а уж киллер подошел к решению проблемы творчески. Сейчас очень многие любят творческий подход! Ну и потом, этот способ настолько нетипичен для заказного убийства, даже ты это признаешь, что он уже одним этим становится идеальным. Никто и не подумает о связи нашего теоретического кандидата и смерти безвестного оператора.

– Нет, мне кажется, тут дело в личных мотивах, – сказала Котова, – все-таки политика ни при чем. Доказательств нет, одни домыслы. А на домыслах знаешь куда можно уехать!

– Ну, как знаешь, – обиженно сказал Курочкин, – тебе виднее. Ищи кассету, тогда все и поймешь.

– Буду искать, – вяло сказала Лариса.

– А я побежал! Мне еще усы надо в порядок привести да морду поскоблить. Сейчас Ленусик придет. Помнишь Ленусика?

– А Марусик как же? – с трудом вспомнила Лариса имя последней пассии сексапильного психолога. – Или с Марусиком уже все?

– Нет, Ларочка, что ты! Разве ж я Марусика брошу? Она знаешь, как массаж умеет делать! Марусик уже ушла, теперь очередь Ленусика. Ленусик так борщ готовит, пальчики оближешь!

– Старый развратник, меняешь девчонок, как перчатки, – сказала Котова, на что Курочкин только рассмеялся и повесил трубку.

Лариса же поплотнее закуталась в одеяло и принялась думать. Что же это получается? Дмитрий накопал компромат на кого-то из политиков, а тот его за это грохнул? Неужели оператор был настолько глуп, что без всякой поддержки и, что называется, «крыши» отправился к объекту шантажа с требованием денег? Или «крыша» существует? Тогда почему Дмитрия убили? Может быть, «крыша» и кандидат между собой поссорились, а Дмитрий просто оказался между двумя жерновами?

– Нужно хотя бы ознакомиться с участниками предвыборной гонки, если уж я решила разрабатывать эту версию, – вслух сказала Лариса самой себе, – а то тыкаю пальцем в небо!

* * *

Она встала с кровати, потянулась за пультом, почему-то лежавшим в кресле, и включила телевизор, в надежде увидеть новости. Пощелкала каналы, но ничего путного не нашла.

Пришлось выходить из комнаты, идти к больному ребенку, лежащему пластом, и вытаскивать несчастное дитя из кровати, дабы засадить дочь за компьютер.

Настя, однако, не спала, а слушала музыку, одновременно читала какой-то журнал с симпатичной мужской мордой на обложке и жевала бутерброд.

– А, привет, – сказала она слегка осипшим голосом и снова уставилась в журнал.

– Настя, мне нужно, чтобы ты покопалась в Интернете, – заявила мать.

– Да? – просьба была для Насти не в новинку, так как Лариса довольно часто забиралась в «сеть», где отыскивала всякую всячину. – А что тебе нужно?

Она отложила журнал и включила компьютер. Голубой экран замигал, раздалась мелодичная музыка, и машина сообщила что она готова к работе. Пощелкав «мышкой», Настя наконец сказала:

– Что ты хочешь?

– Найди мне что-нибудь про выборы, которые должны скоро состояться. Главное, список кандидатов.

– Ой, я даже не знаю, – сказала Настя, – он ведь еще не до конца заполнен.

– Тогда тех, кто есть.

Через пару минут у Ларисы в руках были распечатки списка кандидатов в депутаты по избирательным округам Тарасовской области, еще теплые, вылезшие из Настиного принтера, украшенного смешными наклейками. Лара поблагодарила дочь и ушла к себе в комнату. Она открыла бутылку пива, поставила с собой рядом свежеприготовленный картофель фри и принялась изучать бумажки.

Итак, если судить по рейтингам, основных кандидатов в народные избранники было трое – Примаков Евгений Андреевич, однофамилец небезызвестного премьер-министра, Безликов Алексей Владимирович, выдвиженец от сорок седьмого избирательного округа, и Томилин Геннадий Викторович от пятнадцатого округа, бывший директор нефтеперерабатывающего завода. Остальные были Ларисе незнакомы. А фотоморды этих трех кандидатов постоянно мелькали на щитах и афишах. Даже на фонарном столбе возле «Чайки» были наклеены три бумажки с рекламой Безликова.

Лариса думала, что если человек имеет за спиной поддержку партии, то всякие там компроматы ему до фени. Деньги и влияние партийцев защитят его от потери политического веса, а кассета Дмитрия просто прибавила бы ему популярности. Но если человек, по их с Курочкиным версии, настолько опасался Дмитрия, что убрал его, то он просто не может быть «китом» политики. Значит, нужно искать среди мелких сошек.

Но, с другой стороны, лучше бы вообще никого не выпускать из виду. «Лучше-то оно лучше, – печально подумала Лариса, – а времени впритык осталось. С кого начинать? А, с кого бог пошлет!»

Она ткнула пальцем в список и посмотрела на фамилию.

Томилин Геннадий Викторович. Сорок седьмого года рождения, родился, учился, женился и т. д. в Тарасове. Жена, сын и две дочери, сам он – бывший директор нефтеперерабатывающего завода «Крекинг». Имеет очень неплохие шансы на то, чтобы по итогам выборов войти в состав областной Думы Тарасовской области.

Лариса усмехнулась, выключила свет и легла спать, с тоской представив себе утро завтрашнего дня. Но каким бы тоскливым оно ни будет, оно все же мудренее вечера.

Среди ночи вдруг раздался телефонный звонок. Проклиная все на свете, Лариса взяла трубку.

– Да?

– Алло, а можно мне Ларису Викторовну?

– Это я.

– Здрасьте, это Ольга. Извините, что так поздно, но…

– Ничего-ничего, – с Ларисы моментально слетел весь сон. – Что случилось?

– Я кассету нашла! Ту самую! Она за шкаф завалилась. Приедете посмотреть?

* * *

Алексей Глазов выехал со стоянки в одиннадцать вечера и поехал в самый криминальный район Тарасова – в Заводской. Там жил его непутевый братец. В последнее время на семью Глазовых сваливалась одна неприятность за другой. Отец слег, мать тоже с сердцем маялась. У него самого появились проблемы с компаньонами. Он, конечно, постарался по мере возможностей разобраться с источниками неприятностей, но все же один еще остался и портил воздух и настроение Алексею своим видом и звонками. С ним тоже нужно что-то делать. Но что?

У Алексея были связаны руки, он не мог ничего сделать.

Проклятые менты совали свой нос везде, мешая толком работать. Как сохраниться хорошему настроению в подобных условиях? А у него всегда так было: если однажды что-то испортилось, то дальше пойдет по нарастающей как снежный ком. Вот теперь и брат преподнес очередной сюрпризец! Его заловили в каком-то из наркоманских притонов, в который человеку из приличной семьи войти-то было бы противно. А Дрюхе все пофиг! Он всегда был таким придурком. Мать, конечно, обижалась, когда Алексей называл младшего брата придурком, но против правды не попрешь. У придурка могут быть известные в городе родители, могут быть уважаемая фамилия и прекрасное образование, но он все равно останется придурком.

Виталий как раз и был таким придурком. Неопасным, даже милым таким, слегка чокнутым, хотя иной раз он вытворял жуткие вещи. Он постоянно доводил и мать, и отца до белого каления своими выходками. Брата же, по причине его постоянного отсутствия, он беспокоил редко, побаиваясь его крутого нрава. Алексей никогда не церемонился с братом, который был младше его на пять лет и был похож на старшего как две капли воды. Если заслужил, то – по шее. Отец тоже старался держать младшенького в узде, но все же у него рука не поднималась бить своего любимца. Слишком уж была обаятельная улыбка у этого блаженного. Набедокурит, придет, покается и улыбнется – его никто и не бьет, даже не ругает, хотя он однажды пожар устроил, потом кошку чуть не утопил, уча ее плавать… А уж мелкие пакости вроде грязных носков, которые Виталий постоянно засовывал Алексею в рюкзак, ленясь дойти до ванной, – их вообще не перечесть. Неудивительно, что Алексей терпеть не мог своего младшенького братишку.

Вот и сейчас Виталий вляпался в очередную историю. Наркотики – это серьезно, могут и посадить. Да скорее всего и посадили бы, если бы не слезная мольба матери, которая умоляла Алексея применить свои связи и спасти брата. Глазов считал, что пара лет отсидки могла бы вправить мозги парню, но мать вкупе с хмурым отцом «дожали» его. Он позвонил знакомому «оперу», договорился, и вот Виталя опять может с чистой совестью проказничать. Балбес-переросток!

* * *

Утром Лариса вскочила свеженькая как огурчик. Нашлась кассета, а это уже многое значит! Просмотрит она ее – и все выяснит. Вчера вечером она еле уснула, мысленно торопя утро.

Будь ее воля, она бы прямо посреди ночи поехала к Ольге смотреть пленку, но пришлось уступить девушке, которой нужно было заехать к родителям, и согласиться на встречу в три часа дня. Долго ждать, но ничего не поделаешь. Ольга пообещала – прежде чем она отдаст кассету милиции, ее увидит Лариса. И будет это только в три часа дня.

«По крайней мере, – утешала себя Лариса, – до трех я успею кучу дел переделать».

Начать она решила со звонка Саше, тому самому лейтенанту, который по чистой случайности работал над делом Ласточкина. Старый знакомый, который к тому же был предан Ларисе до мозга костей, очень пригодился в данный момент. Мало поставить «жучок», нужно же еще и прослушивать его. А ей самой этим заниматься не с руки. «Жучок» она использовала не в первый раз, он ее часто очень выручал. Но, поскольку использование подобной техники было нелегальным, Лариса подстраховывалась с помощью Карташова, а теперь и Саши.

Рядом с четырехэтажным зданием бывшей городской Думы, постройки начала века, где теперь находилась студия «Робина-Бобина», на парковочной площадке стояла неприметная и грязная машина «Жигули». Там сидел неприметный мальчик Саша, положив голову на спинку кресла. Со стороны казалось, что молоденький водитель просто спит, слушая музыку в плейере, а не ведет наружное наблюдение.

Ларису очень интересовали первичные результаты прослушивания. Они договорились встретиться около девяти утра. Лариса для такого случая оделась как можно неприметнее, хотя при ее внешности это было довольно сложно сделать. Но Котова безжалостно упрятала белокурые волосы под молодежную бейсболку, сделав «хвост», надела серую куртку, серые джинсы, кроссовки и стала похожа на подростка-переростка.

Для убедительности она еще взяла в руки огромную спортивную сумку, нацепила черные солнцезащитные очки и критически оглядела себя в зеркале. Сойдет. Пусть прохожие думают, что она занимается спортом. Правда, грудь неспортивного третьего размера немного не вписывается в общую картину, но что делать?

– Здравствуйте, Саша, – сказала она, садясь в машину. – Как дела?

– Здрасьте, – удивленно оглядел он ее и засмеялся. – Супер! Вас прямо не узнать! Как девчонка. Только красивее…

Он покраснел. Лариса сделала вид, что не заметила этого. Мальчик явно в нее влюблен, но так даже лучше. Тогда ей не придется его упрашивать сделать то или иное – сам все предложит.

– Есть что-нибудь? – спросила она.

– Да, – поспешно сказал Александр. – Одна хорошая новость, одна плохая.

– Начинай с плохой, – сказала Лариса, – а хорошая подсластит пилюлю.

– Плохая новость состоит в том, что сегодня утром наш «жучок» вдруг перестал работать. Почему – неясно. Есть соображения, что его просто нашли или вырубили каким-то магнитным механизмом, но толком я еще не знаю.

– Но ты успел что-нибудь услышать?

– Да, это и есть хорошая новость. Алексей Дарьин ушел с работы в двадцать два семнадцать. За то время, пока стоял «жучок», я записал три телефонных разговора по сотовому и штук пятнадцать по рабочему. Рабочие ничего интересного не несут, а вот по мобильнику объект сообщил много занимательного. Хотите послушать?

– Конечно! Спрашиваешь!

Саша протянул ей магнитофонную кассету, которую Лариса приняла с благодарностью. Этот мальчик сэкономил ей уйму времени! Похоже, ей все-таки сегодня везет.

– Спасибо. Кстати, – она вытащила из спортивной сумки бутылку «Швеппса», гамбургер и салат в пластиковой коробочке, – это тебе. Не завтракал, наверное?

– Ну что вы, не стоило! – смутился лейтенант, но было видно, что ему приятна забота Ларисы. – Я здесь «Сникерсами» да чипсами перебился.

– Разве это еда? – возмутилась Лариса. – Берите! Я это из «Чайки» принесла, у меня если ветчина – так ветчина, а не бумажное недоразумение.

Пока Саша ел, Лариса вставила кассету в плейер и стала слушать.

– Вы начало промотайте, там неинтересно, – с набитым ртом сказал Саша, сопровождая совет жестами.

Лара послушно перемотала пленку и вслушалась. Через несколько минут непонятной трескотни и посторонних звуков Лариса услышала переливчатую мелодию из сочинений Моцарта. Это звонил, как она поняла, мобильник директора передачи.

Несколько минут она слушала, потом ее глаза начали медленно округляться. Через пару секунд она сдернула наушники и удивленно посмотрела на Сашу, который многозначительно кивнул.

– Ничего себе, – прошептала Лариса, чувствуя, что в ее руках связались уже две ниточки. – Ну, я пойду? – сказала она и вышла из машины, стараясь идти с более-менее умным видом и не открывать рот от удивления.

– Ни фига себе! – уже более выразительно прореагировала Лариса, оказавшись в своей машине, которую оставила для конспирации на другой стороне улицы. – Все-таки я была права! Может, он и не виноват в порче пленки, но все равно – тот еще типчик!

* * *

Лариса мчалась через город к себе домой. Требовалось срочно переодеться соответственно своему статусу «новой русской» дамы и навестить Карташова. Неужели так бывает: чтобы с первого выстрела – и в яблочко? Все версии, как то: политическая, неполитическая, через друзей Дмитрия, кассета и прочие мелочи – отошли на второй план, так как то, что узнала Лариса, объясняло убийство Дмитрия с идеальной точностью. В этом варианте были учтены все мелочи. И испорченная пленка, и яд в банке, и ехидство Алексея, и другие странности, кидающие подозрения на нее, Ларису. Какое счастье, что новый Уголовный кодекс разрешает использовать видео– и аудиозаписи в качестве доказательств, а то хрен бы ей кто поверил!

Правда, единственное, что слегка огорчало Ларису, – то, что все кончилось слишком быстро и как-то очень уж просто. Но оно и к лучшему! Зато все вышло так, как и планировала Лариса.

Тихо, быстро – и она ни при чем! Ее репутация не пострадала.

По дороге она позвонила Олегу и сказала, что им срочно нужно поговорить. Встреча должна была состояться в том же кафе, где они уже бывали. Карташов был несколько удивлен возбуждению Ларисы, но, разумеется, дал свое согласие на беседу.

Через полчаса они встретились.

* * *

– Ну что там у тебя? – немного устало спросил полковник, меланхолично размешивая ложечкой сахар в кофе. Положил ложечку на блюдце, отпил, поморщился и грустно посмотрел на Ларису. – Не кофе, а дерьмо собачье! Но это неважно. Выкладывай!

– Олег, – глубоко вздохнула Лариса, – то, что я узнала и о чем буду сейчас с тобой разговаривать, очень важно, поэтому слушай, пожалуйста, внимательно! Ладно?

– Обижаешь, подруга! Разве я когда-нибудь тебя слушал невнимательно? Просто голова болит, но ты не обращай внимания, я весь внимание!

– Так вот, – Лариса, несмотря на то что ни на секунду не забывала о полученной информации, была вынуждена собраться с мыслями, дабы не растерять их. – Я поставила «жучок» в кабинете Дарьина.

– «Жучок»? Это, конечно, не совсем законно, но, принимая во внимание твое положение, я закрою на это глаза. И?..

– И я с помощью одного друга записала три весьма любопытных разговора нашего дражайшего директора.

– Что за друг? И когда ты успела это сделать?

– Друг – это Сашка, помнишь, твой помощник-практикант? Он сейчас уже лейтенант.

– Угу, – мрачно подтвердил полковник, морща переносицу. Видно, голова у него болела не «по-детски».

– А сделала это я, вернее он, сегодня вечером.

– Оперативно! – похвалил мрачный полковник.

– А то! Время не ждет! Но ты слушай! Когда я уже уходила, в его кабинет прилетела взбешенная девица и устроила там истерику, крича, что некий техник-осветитель Роман ее… м-м… шлюхой обозвал. Так вот, потом, успокоившись, девица сказала, что правильно она тогда сделала, когда в подсобке что-то там испортила.

– «Что-то там» – это кассету? – оживленно поднял брови полковник.

– Да! Она, правда, неразборчиво это сказала, но потом повторила уже более внятно. Вроде бы она зашла на минутку – забрать свою помаду, которую этот нахал у нее стырил. Помада оказалась использована до футляра, а на куске обоев, который висел в подсобке, была изображена сама девица в полный рост и в самом непотребном виде. Истеричная девица стыдливо усмехнулась и сказала, что рисунок-то вышел, можно сказать, льстивый, у нее буфера поменьше будут. Но сам факт того, что какой-то наглый техник-осветитель посмел изобразить карикатуру на нее, девушку очень возмутил. Она стала думать, чем бы ему отомстить…

– И швырнула пленку в ведро? Остроумно, – уныло сказал полковник, потирая виски.

– Да! Только потом, поняв, что натворила, она побыстрее смоталась оттуда… Слушай, Олег, может, тебе таблетку дать?

– А у тебя есть?

– Конечно! – с негодованием сказала Лариса, доставая нурофен. – И молчит еще! Язык, что ли, отсохнет попросить? – Затем она продолжила: – Но это все не столь важно. Оказывается, Алексей Дарьин, – Лариса понизила голос, – связан с неким криминальным авторитетом по кличке «дядя Вася»! Дмитрий Ласточкин каким-то образом узнал об этом, заснял компромат на кассету и шантажировал ею Дарьина, потому-то Дарьин и отравил его! Я сама слышала, как в разговоре Алексей упоминал, что кассета, которая есть у Дмитрия, очень опасна для них обоих – и для Дарьина, и для этого Василия, потому они и планировали убрать Ласточкина. Таким образом, все сходится!

И она замолчала, наслаждаясь произведенным эффектом. Но ожидаемого эффекта не произошло. Полковник Карташов продолжал сидеть и мрачно смотреть на нее.

– Здорово, – наконец выдавил он. – Значит, дядя Вася?

– Ага!

– А, подожди, подожди, – защелкал пальцами Карташов, вспоминая и оживляясь. – Дядя Вася, говоришь? Ну и пень я стал, чуть голова заболит, так соображать перестаю! Вспомнил! Настоящее его имя – Васильев Иван Федорович, шестидесятого года рождения. Так он же сидит давно! Пару лет его уже на «строгаче» держат. И впереди – пожизненное.

Лариса слегка смутилась.

– Но у него на воле могли бы остаться подручные или друзья? Ведь могли бы?

– Безусловно, – кивнул Карташов. – Только это все доказывать нужно. На кассету разговор записывали? Я ее экспертам кину, пусть поковыряются. Они сейчас какую-то крутую программу раздобыли, для работы с голосом. Пусть сравнивают тембр, интонации, что там еще…

– А, ну да, – кивнула Лариса, – я в американском фильме такую технику видела. Давно, правда. По-моему, эта программа – вчерашний день.

– Это у них она вчерашний день, а в Тарасове сегодняшний или даже завтрашний. Давай сюда кассету.

– Конечно, вот она, – Лариса протянула полковнику запись.

– Ага. Ну, с Сашкой я сам поговорю, а тебе, подруга, повременить с твоей радостью придется. Идея-то, конечно, хорошая, но без доказательств она и выеденного яйца не стоит.

– А что случилось? – осторожно спросила Лариса.

– А то и случилось, – вздохнул полковник, – убили нашего директора. Все очень ловко инсценировано под несчастный случай, но я не сомневаюсь, что у нас опять убийство.

– Расскажи, – потребовала Лариса онемевшими губами. Такого облома она давненько не испытывала. Не успела найти подозреваемого, как его быстренько грохнули!

– Нашла его секретарша. Маруся, Мария – Маша, в общем. Зашла к нему в кабинет около девяти утра…

«Как раз в тот момент, когда я с Сашей встретилась», – подумала Лариса.

– А там все в крови! На него сверху, со шкафа ваза упала. Ваза старинная, югославская. Сама, наверное, помнишь, каких тогда монстров из хрусталя делали. Она ему на голову и брякнулась.

– Ни с того ни с сего? – удивилась Лариса.

– Он на шкаф зачем-то полез. Зачем – мы так, похоже, и не узнаем. Может, за книгой, потому что она рядом валялась. Поставил стул, потянулся за книгой, зацепил вазу, ну и все. Конец мужику.

– А почему ты считаешь, что это не несчастный случай?

– А очень уж умудриться надо, чтобы вот так себе вазу на голову свалить! Сама посуди, если тебе в рожу, прости, в лицо ваза летит, ты уж, наверное, отмахиваться будешь? Ну, или хотя бы рукой прикроешься как-нибудь, отвернешься, это уже на уровне инстинкта. А Дарьин – нет. Покорно позволил раскрошить себе лицевые кости в мелкую пудру. Или ему кто-то помог.

«Этот «кто-то» наверняка и мой «жучок» спер, – подумала Лариса. – Хитрый, гад!»

– Да-а, действительно нестыковка. Но версию мою ты прощупай, – попросила Лариса.

– Без проблем. Кассетку я себе оставлю.

– Ладно.

– Да, – словно только что вспомнил, сказал полковник, – меня вчера на ковер вызывали.

– По какому поводу? – насторожилась Лариса.

– А ты не догадываешься? По поводу того, почему я, такой плохой, сякой и нехороший, не вызвал тебя для дачи показаний, дабы получить объяснения о наличии твоих отпечатков на вещдоке номер один. Вещдок номер один – это банка с приправой.

– Я уже поняла, – хмуро сказала Лариса. – Значит, мне придется ехать в Управление внутренних дел и высиживать там полдня, рассказывая то, что я уже говорила? То есть что я не видела эту банку даже во сне? Впрочем, нет, сегодня я как раз увидела кошмарный сон. Там эта гадость фигурировала в главной роли. Как у Геши Козодоева в «Бриллиантовой руке». У него там гипсовая конечность Семен Семеныча летала, а у меня – банка с приправой.

Кафе Лариса покидала уже не в столь радужном настроении.

Она-то думала, что дело прояснилось, а все только еще больше запуталось. Хорошая беседа по душам в милиции вытянула бы из Дарьина много чего интересного, но он мертв. Жалко!

Лариса машинально посмотрела на часы и удивилась: оказывается, уже почти половина третьего. Пора ехать к Ольге, смотреть на пресловутую кассету, а то завтра, как сказал Карташов, ей придется тратить день на объяснения в милиции. Что утешало – задерживать ее пока не будут. Не должны…

* * *

К Ольге она попала не в три часа, а чуть позже, опоздав всего минут на пятнадцать. Несмотря на «облом» в середине дня, Лариса очень надеялась, что просмотр кассеты компенсирует все ее неудачи в этом расследовании.

Она позвонила в дверь. Подождала минуту, снова позвонила. Тишина. Странно, они же договаривались… Может быть, Ольга еще от родителей не вернулась?

Лариса достала телефон и набрала Ольгин номер. Из-за двери она слышала, как в пустой квартире разливается телефонная трель. Никто не брал трубку. Лариса недовольно поджала губы. Ну разве так можно? Хоть бы позвонила, предупредила, что не сможет приехать вовремя. И визитка у нее есть, и номера телефонов.

Лариса рассерженно повернулась на каблуках и охнула. Один из них, негодующе скрипнув, зашатался. Лариса по инерции для сохранения равновесия оперлась рукой о дверь и чуть не упала. Но уже не из-за каблука, а из-за того, что дверь оказалась незапертой и медленно начала открываться.

Лариса тут же сменила опору, схватившись за стенку, и осторожно посмотрела в темную прихожую. Открытая дверь показалась ей не просто подозрительной, а даже опасной. Такие вот открытые двери в квартире, которой по всем правилам полагается быть запертой, не предвещают ничего хорошего. Помявшись немного, она осторожно толкнула дверь, стараясь не касаться ее кончиками пальцев, чтобы не оставлять отпечатков. Вошла. В квартире было тихо, спокойно, движения воздуха не наблюдалось. Лариса прошла дальше и обмерла. Квартира напоминала или поле битвы, или Мамаево побоище, или еще что-нибудь столь же ужасное и беспорядочное. Лариса перевела взгляд на кровать и чуть не вскрикнула. Забыв об осторожности, она подбежала к скомканным простыням и одеялам, из сугроба которых торчала неподвижная рука девушки.

– Боже мой! – вскричала Лариса, хватая эту неподвижную руку и начиная прощупывать пульс. На лице девушки лежала подушка. Лариса опасалась самого страшного. Она осторожно убрала подушку и перевела дух. Хотя черты лица Ольги выражали страх и страдание, они все же не были заостренными – то есть мертвыми. Да и пульс едва-едва, но прощупывался тонкой ниточкой.

«Может быть, ее можно спасти», – мелькнуло в голове у Ларисы, в то время как руки ее развивали бешеную деятельность. Что следовало сделать во-первых? Лариса, которая до этого ни разу не сталкивалась с удушенными, понятия не имела о процедуре их реанимации. Наверное, следуя логике, нужно сделать Ольге искусственное дыхание, а потом позвонить в больницу. Или сначала позвонить в милицию, а потом уже делать искусственное дыхание, которое, если честно, Лариса просто не умела делать и боялась навредить Ольге еще больше. Хотя в принципе что она теряет? Девчонка и так полумертвая, так что ей лишь одна дорога – на выживание.

«А если она умрет? – в панике подумала Лариса и сама же себе возразила: – Но если ты сейчас ничего не начнешь делать, тогда она точно умрет!»

И, махнув рукой на свои страхи и брезгливость, Лариса осторожно поправила белокурую голову девушки, лежавшей на упругом диване, оттянула ей подбородок, зажала нос и, зажмурившись, сделала резкий выдох. После чего отстранилась и прислушалась. Ничего. Лариса снова проделала ряд дыхательных операций, после которых, если верить фильмам, нужно сделать непрямой массаж сердца. Наугад нащупав какое-то ребро, Лариса подивилась. Надо же, какая грудь маленькая! Но это и хорошо, мешать не будет. Осторожно надавливая одной своей рукой на другую и делая время от времени процедуру «рот в рот», Лариса наконец заставила девушку дышать самостоятельно. Дыхание было слабым, неровным, но оно появилось, чему Лариса была безумно рада, так как уже вся вспотела от напряжения. Внимательно следя за девушкой, Лариса быстро вызвала милицию и «Скорую» по телефону, после чего вновь вернулась к постели ожившей.

– Ну как ты? – почему-то тихо спросила она. Ольга, только что стоявшая одной ногой в могиле, только слабо шевельнула ресницами и закрыла глаза. – Эй, ты только не вздумай снова умирать, – прошептала Лариса, без сил прислоняясь к дивану и садясь прямо на пол, – а то я уже сама готова коньки отбросить.

Только когда Ольгу увезла «Скорая» и какой-то оперативник с капитанскими звездочками на погонах задал вопрос – а что же, собственно, Лариса здесь делала, она с ужасом вспомнила, что приезжала за кассетой. Понятно, что ничего такого говорить обходительному капитану она не стала, но внутри у нее все похолодело.

Раз совершено нападение на Ольгу, причем почти удачное, то причина этого совершенно ясна – приходили за кассетой! И скорее всего, судя по страшнейшему бедламу, оставленному преступниками, они ее нашли. То есть Лариса лишена и этого шанса обнаружить преступника.

Будущее представлялось ей нерадостным и туманным. Все ниточки, все мало-мальски приличные версии расползались во все стороны, как червяки у невнимательного рыбака, забывшего закрыть банку. Или лопались, как не выдержавшие напряжения лампочки, не освещая непонятные детали, а, наоборот, погружая их во тьму неизвестности…

* * *

Лариса не спеша спускалась по подъездной лестнице, стараясь не опираться всей тяжестью тела на сломанный каблук. Со стороны это смотрелось, словно она хромает и подпрыгивает одновременно. Но что было делать, если тонкая стильная шпилька угрожала каждую секунду сломаться окончательно? К детективным неудачам прибавились еще и чисто бытовые мелочи, что, понятно, не могло ее обрадовать. Снизу кто-то поднимался, гулко бухая тяжелыми ботинками. Лариса посмотрела вниз через перила и увидела черноволосого молодого человека с широченными плечами, обтянутыми черной майкой. Одной рукой молодой человек придерживал за петельку черную кожаную куртку, перекинутую через плечо. Из-под черной бейсболки свисали длинные смоляные пряди.

«Дьявол во плоти, – подумала Лариса. – Не удивлюсь, если и глаза у него черные».

Но глаза у типа в черном оказались пронзительно-серые, что, впрочем, вполне вписывалось в общую агрессивную картину. Особенно если учесть, что эти самые серые глаза смотрели исподлобья из-под густых черных бровей. Парень окинул Ларису равнодушным взглядом и прошел мимо, поднимаясь выше. Что-то в его лице показалось Ларисе знакомым, но она не смогла точно определить, знала ли она его когда-нибудь. Повинуясь внезапному порыву, она вдруг спросила:

– Простите, а вы случайно не в двадцать седьмую квартиру идете?

Молодой человек остановился, удивленно взглянул на нее и кивнул.

– Туда, – голос был слегка хрипловатым. – А что?

– К Ольге и Дмитрию Ласточкиным? – чуть дрожащим голосом уточнила Лариса. Она уже не сомневалась в правильности своего вывода. Это был один из трех друзей Дмитрия – Михаил, кажется. Она узнала его по фотографии, которую видела в Ольгиной квартире.

– Да? А что, что-то случилось? – уже обеспокоенно спросил парень. Между его черными бровями пролегла тревожная складка, так что брови слились в одну полоску, из-под которой прямо в глаза Ларисе впились два черных зрачка.

– С вашими друзьями, – подбирая слова, начала она, – случилось несчастье. Но нам лучше всего уйти отсюда и поговорить в более подходящем для этого месте.

– Подождите, Ольга дома? Я могу с ней поговорить?

– Она в больнице.

– А…

– А Дмитрий умер. Его убили.

Парень прислонился к перилам и слегка наклонил голову.

– Так, – сказал он, шумно выдохнув. – Приехали!

* * *

– Да, – сказал он, – нам действительно нужно поговорить в другом месте.

– Поедем в «Чайку», – сказала Лариса, уже сидя в машине, озабоченно трогая каблук. – Это мой ресторан, он как раз недалеко отсюда находится.

Михаил лишь кивнул в ответ. Ему было абсолютно все равно, куда ехать. Он бы с большей охотой кинулся сейчас в больницу, узнавать, что сделали с Ольгой эти ублюдки, но и поговорить с этой словоохотливой бабенкой тоже не было лишним. Чувствовалось, что она кое о чем знает, и ему не мешало бы тоже быть в курсе.

Поскольку Ольга сейчас в безопасности, как он узнал от этой сорокалетней блондинки, сидящей сейчас за рулем, самое время заняться своим собственным расследованием. И… местью.

* * *

Приехав в ресторан, Лариса оставила Михаила на попечение Степаныча, а сама побежала в свой кабинет переобуваться. Там у нее стояла запасная пара туфель, которые она надевала по случаю жары. Это были легкие босоножки с двумя ремешками черного цвета. Конечно, они не слишком подходили к светло-бежевому костюму, особенно если учесть, что сумка была в тон полуботинкам на шпильке – темно-бордовая, но выбирать не приходилось.

– Остановились на чем-нибудь? – спросила она, садясь за столик, покрытый светло-зеленой, хрустящей от чистоты скатертью и раскладывая на коленях салфетку. – Рекомендую вам форель по-мексикански, к пиву хорошо идет. Или, может быть, вы предпочтете красное молдавское вино к запеченному мясу с легким гарниром?

– Что угодно, – равнодушно сказал Михаил, – у меня нет аппетита.

– Ладно, – пожала плечами Лариса, слегка обидевшись на него за то, что он пренебрег ее кухней. – Как хотите.

– Ну, можно немного пива, – немного виновато сказал Михаил, заметив, что Лариса, кажется, обиделась, – и что-нибудь на закуску. Но больше ничего не нужно.

– Выбрали что-нибудь? – к ним подошел Степаныч. Он напустил на себя важный, напыщенный вид, изо всех сил стараясь казаться заправским метрдотелем. У него это неплохо получалось, надо сказать.

– Да, – сказала Лариса, – у нас какая кухня сегодня?

– Мексиканская! – Степаныч произнес это таким торжественным тоном, что не хватало только слова «сеньора» в конце.

– Тогда мне форель по-мексикански, а молодому человеку, – она кивнула на Михаила, – пива и легкую закуску к нему.

– Сухарики какие-нибудь, – сказал молодой человек, – орешки, чипсы.

Степаныч едва не булькнул от возмущения. Он прекрасно знал нравы и вкусы современной молодежи, порой заходящей в ресторан, но всякий раз одинаково потрясал потом на кухне своими жилистыми красными руками.

– Как они могут так относиться к еде? Это же пиво! И заедать его примитивными промышленными чипсами, в которых картошки ни на грош?..

– Может быть, картофель фри? – с холодной вежливостью осведомился он у Михаила.

– Может быть, – согласился Михаил, – мне все равно!

Степаныч удалился, кипя от досады. Его побагровевшее лицо вступало в цветовой контраст с ослепительно-белым пиджаком.

«Бедняга», – фыркнула Лариса, посмотрев ему вслед. Она не сомневалась, что Михаилу придется все-таки есть картофель, жаренный во фритюре, а не столь любимые им чипсы.

– А вы что о Димке с Ольгой знаете? – без перехода спросил вдруг Михаил.

– Ровно столько, сколько можно узнать из газет, – спокойно сказала Лариса.

Она не собиралась выдавать этому молодому человеку всю информацию, известную ей. Но все же и слишком скрытничать не стоило: если Михаил не дурак – а он не дурак, судя по всему, – то непременно догадается, что Лариса хочет выжать из него что-нибудь, ничего не давая взамен. И замкнется в себе. Так что жадничать не нужно.

– Я даже газет не читаю, – сказал Михаил, смотря на свои руки. – По радио ничего об этом не говорили.

«Конечно, не говорили, – подумала Лариса, – Карташов постарался все замять, чтобы пресса не узнала об участии Котовой в этом деле. А так… Если и упомянут о происшедшем, то лишь в «Криминальном Тарасове», причем вскользь, как о несчастном случае. Но «Криминальный Тарасов» – передача сугубо на любителя. Мои друзья, в большинстве своем, ее не смотрят».

– Но что-то вы знаете? – спросила она.

– Нет, – помотал головой Михаил, – я вообще только что из командировки вернулся. Вчера. Сегодня вот к ним решил зайти, поболтать о том о сем. Все-таки три месяца не виделись! А тут вон что… Я все еще в шоке.

«Значит, он ничего не знает о кассете, – подумала Лариса. – Раз они не виделись три месяца, стало быть, Дмитрий ничего ему не мог рассказать. А жаль!»

– М-м, Михаил, а расскажите мне немного о Дмитрии, о его интересах, привычках. Я ведь его совсем не знала.

Михаил только удивленно посмотрел на нее. Она тут же оговорилась:

– Я интересуюсь этим делом в силу… особых причин. Получилось так, что в тот день на студии Дмитрий отравился супом, который приготовила я. Я здесь ни при чем, но, понимаете, пятно на репутации, и все такое прочее…

Парень кивнул.

– К тому же меня об этом попросила Ольга, – сказала Лариса, чувствуя, что этот аргумент будет более убедительным для молодого человека, все еще настороженно смотревшего на нее. Дескать, а что это ты вмешиваешься не в свое дело? И плевать мне на твою репутацию, друзей моих трогать не смей! Но разрешение девушки, которая когда-то была почти что его любимой, хотя потом ушла к другу, все же многого стоит.

– Ага, – снова кивнул Михаил. – И вы что-нибудь выяснили?

– Да.

– И что же? – взгляд Михаила стал напряженным и каким-то… кагэбэшным. Он, видимо, понял это и провел по лицу рукой. – То есть я тоже хочу найти этих ублюдков. Может быть, я вам чем-то смогу помочь, все-таки я близко знал и Димыча, и Ольгу. Но я же должен знать, с чего все началось?

«Так ведь я это тебе еще в самом начале разговора сказала, тормоз ты этакий! – мысленно возмутилась Лариса. – А до тебя, значит, только сейчас дошло?»

– Началось все с того, что Дмитрий приправил суп, который я сварила, чесночным порошком, а вместо порошка там оказался мышьяк, – коротко объяснила она.

– Подождите, – недоуменно помотал головой Михаил, – Димка терпеть не мог чеснока! Он его на дух не переносил. Кто угодно мог бы это подтвердить. И я, и Ольга, и Макс, и Хоббит. Кто угодно!

– Потрясающе! – пробормотала Лариса. – А милиция меня уверяла, что Дмитрий отравился только потому, что очень любил чесночную приправу.

– У него аллергия на него была, – усмехнулся Михаил. – Он после одной головки чеснока мог целую неделю в красных пятнах ходить.

– Сыпь?

– Ага.

Лариса задумалась. Если Дмитрий знал о своей аллергии, то почему же он тогда съел целых две тарелки супа, как ей сказала секретарша? Он ведь прекрасно понимал, что у него появится сыпь, а Лариса по опыту знала, как долго эта гадость держится. Тем более – от чеснока! Это же сильнейший раздражитель! А Ольга говорила, что у них с Димой будет свадьба через три недели. Не мог же молодой человек, так отчаянно желавший сыграть свадьбу, налопаться почти перед самым этим событием чеснока, который он к тому же терпеть не мог?! Почему же он съел две тарелки супа? Так сильно есть хотел? Или у него был насморк и он не почувствовал запаха?

– О чем вы задумались? – закономерный вопрос Михаила застал Ларису врасплох. Она вздрогнула и несколько мгновений непонимающе смотрела на него.

– А, ни о чем конкретном! – ответила она.

– Тогда рассказывайте, что было дальше, – потребовал он.

– Дальше все было просто. Я выяснила, что Дмитрий заснял на кассету какой-то видеосюжет, которым, как я думаю, он кого-то шантажировал. И тот человек убил его.

– Димка и в самом деле снимал за деньги кое-какие события, но это не заходило дальше обычных семейных историй. Жена закажет проследить за мужем, муж – за женой, я даже видел пару видеосюжетов, но Димка никого никогда не шантажировал!

– Вы уверены?

– Конечно! Он вообще был осторожным. Шел только на оправданный риск, – сказал Михаил

– Как же риск может быть оправданным? – усмехнулась Лариса. – Риск – он и есть риск. Всегда остается момент неуверенности и случайности.

– Ну да. Но Димка старался снизить его до минимума. Он все прощупывал заранее, осматривался, подготавливал почву, так сказать. Продумывал ходы отступления. Он вообще молодец был! – Взгляд Михаила слегка затуманился. – Слушайте, а у вас водка есть? – вдруг спросил он.

– Есть, – кивнула Лариса.

– Пусть принесут! За помин души. Я ведь не был на похоронах. Черт! – он, смущаясь, вытер глаза.

Лариса слегка обеспокоенно оглядела зал, в котором уже набралось достаточное количество посетителей, в том числе и постоянных. Она не хотела бы, чтобы ее видели в обществе напившегося плачущего мужчины, который наверняка полезет обниматься или, того хуже, вдруг громогласно потребует, чтобы все присутствующие выслушали некролог по безвременно ушедшему другу. Все-таки здесь не поминки.

Михаил заметил выражение ее лица и криво усмехнулся:

– Да вы не бойтесь, я не буйный.

Лариса устыдилась. В это время подошел Степаныч, несший на подносе поллитровую прозрачную кружку с янтарным ячменным напитком и тарелку с дымящейся рыбой. В небольшой салатнице аппетитной горкой лежали картофельные соломки, жаренные во фритюре.

– Степаныч, – тихо сказала Лариса, – водки принеси. Для молодого человека, – поспешила добавить она, заметив укоряющий взгляд администратора, полагавшего, что негоже даме напиваться на глазах у почтенной публики. Даже если эта дама здесь и хозяйка!

– Вам какую? – Степаныч перечислил названия водок, из которых Михаил выбрал не слишком дорогую, но приятную – мягкий по вкусу «Родник».

В ожидании водки Михаил в два глотка осушил кружку пива, сгрыз пару картофельных соломинок и серьезно посмотрел на Ларису.

– Знаете, – сказал он, – мы ведь на концерт хотели пойти, на «кишей». Вы в курсе, кто такие «киши»? Это «Король и Шут». Я уже и билеты купил, но, выходит, не судьба. Мы так радовались этому…

– Радовались?

– Радовались бы, – тут же поправился Михаил, – я сказал «бы», вы просто не расслышали.

Лариса сделала вид, что поверила.

– У меня есть одно предположение насчет того, кто мог убить Димку, – вновь утерев глаза, низким шепотом сказал Михаил.

– И кто же это?

Лариса, у которой по одной из версий убийцей мог быть и сам Михаил – из-за ревности, отнеслась к его заявлению спокойно. По крайней мере это могла быть просто попытка оправдаться с его стороны – попытка перевода подозрений на кого-то другого.

– Вы его не знаете, – меланхолично пережевывая картошку, продолжал Михаил. – Это бывший Ольгин парень.

Лариса мысленно похвалила саму себя за догадливость. Ну конечно! Бывший Ольгин парень – на кого же еще такое дело свалить?

Только на него! Даже если и не Михаил убил Дмитрия, да скорее всего это и не он, но хоть немного насолить бывшему сопернику – это вполне в стиле ревнивого человека.

«Но, – возразил Ларисе ее внутренний голос, – это же скорее свойственно женскому полу, нежели мужскому. Так что – поаккуратнее с выводами».

– Его зовут Виталий Глазов, – сказал Михаил, – они раньше встречались с Ольгой.

– Раньше – это когда? – уточнила Лариса.

– Когда мы на первом курсе учились. Они еще в школе начали встречаться, но потом у них что-то разладилось, и Ольга его бросила. Он, видимо, не мог этого пережить, поэтому начал доставать ее телефонными звонками и постоянно возникал на ее пути. Преследовал ее как только умел. В подъезде подкарауливал, в университет постоянно приходил. В конце концов Ольга стала бояться выходить на улицу.

– Почему?

– Ну вы представьте – идете вы по улице с другом или с братом, а тут подлетает этот тип в невменяемом от ревности состоянии, хватает за грудки вашего спутника, а иногда и вас саму, и трясет, трясет, вопя какую-то херь о том, что Ольга – блядь, что ей место на Большой Собачьей, и тому подобное!

– Что-то я не поняла – он ведь любил ее? Почему же тогда такие оскорбления?

– Да просто злился как черт, вот и все. Привык, что все его капризам потакают – он ведь из богатой семейки, там над ним все сюсюкали. Вот и досюсюкались! Но после этот мудак раскаивался, веники из роз таскал, умолял: «Вернись, я все прощу!» Правда, потом прежняя история все равно повторялась, он опять скандалил.

– И чем же все закончилось? – спросила Лариса.

– Тем, что мы с пацанами сделали из него котлету, объяснив, что так поступать нехорошо и что мы очень надеемся, что такого впредь не повторится, – ответил Михаил.

– Как вежливо с вашей стороны, – съязвила Лариса. – Ему не пришлось потом зубы вставлять?

– Не знаю, – равнодушно пожал плечами Михаил, – это уже его забота. Но Димку, как я думаю, он грохнул.

– Почему вы так думаете?

– Потому что в последнее время, как мне Антошка по телефону говорил – он ведь в курсе всех их дел, – этот ублюдок снова начал к Ольге приставать. К тому же этот козел работает на фармакологическом складе, где достать мышьяк – пара пустяков!

«Что-то я не помню, чтобы говорила о том, чем именно убили Дмитрия! Я сказала, что его отравили, но чем – умолчала. А он знает! Интересно, откуда, если он, как утверждает, только приехал и сразу пошел к друзьям?»

– И что же? Это еще ничего не доказывает, – вслух сказала Лариса.

– Не доказывает, – не стал спорить Михаил, – но есть возможность достать яд, есть повод, есть мотив, а уж найти способ кинуть этот порошок в тарелку не составит для него труда.

Подошел Степаныч с подносом, на котором стоял запотевший графин с холодной водкой, лимонами и солеными огурцами.

– Пожалуйста, – сказал он, поставил поднос на стол и удалился. Михаил налил две стопки, пододвинул одну Ларисе. Она беспрекословно взяла ее, и они выпили, не чокаясь.

– Мир праху его, – выдохнул Михаил. Он не стал закусывать, сразу налив следующую стопку. Глядя на вопросительно зависшую над ее рюмкой бутылку, Лариса отрицательно замахала рукой.

Как все перепутано! Не поймешь, в чем главная причина смерти Дмитрия – в кассете или же в том, что он – жених Ольги?

Разговор незаметно иссяк. Каждый думал о своем. В это время к Ларисе подошел Степаныч и тихо сказал ей на ушко:

– Вас в кабинете дочка ждет.

– Настя здесь? – Она моментально вскинула глаза. – Спасибо, Степаныч! Ну что, Миша, мне пора идти, – сказала Лариса, небрежно кладя салфетку на скатерть. – Вот мой номер телефона. Ваш у меня есть. До свидания!

– До свидания, – кивнул Михаил и ушел, задумчиво глядя себе под ноги.

Лариса быстрым шагом вошла в кабинет, где обнаружила очень довольную Настю. Дочь сидела в ее директорском кресле, возложив скрещенные ноги на стол. Даже при появлении матери классическая поза американского сыщика не изменилась.

– Привет, что случилось? – спросила Лариса, подходя к дочери и целуя ее в щеку.

– А что, обязательно должно что-то случиться, если дочь желает увидеть мать, которая так погрязла в своих проблемах, что на семью уже и внимания не обращает? – съехидничала Настя. Особого сожаления, впрочем, по поводу Ларисиной занятости в ее голосе не наблюдалось. Засранка скорее всего просто поддразнивала мать, упрекая ее традиционными фразами, играя в брошенного на произвол судьбы дитятю.

– Конечно, должно произойти землетрясение, потоп или пожар, чтобы Настя имела повод приехать к матери, – съязвила, в свою очередь, Лариса и тут же спросила: – Ну что ты ерничаешь, Настюха? – она улыбнулась, все-таки чувствуя свою вину. – Просто у меня много дел.

– А у меня мало. Вот я и решила заглянуть к тебе.

– Ты же вроде на больничном? Тогда почему не дома? – попробовала проявить строгость Лариса.

– Ты на улицу посмотри! Разве можно в такую погоду дома сидеть? Да и не болею я уже!

Погода и впрямь была замечательная. Августовские холода закончились, наступило бабье лето.

– Ладно, поехали, покатаемся, – сказала Лариса. – Пообщаешься с матерью, если уж так хочется. Куда ты хочешь – в бутик какой-нибудь или в «Галерею»?

«Галереей» в Тарасове называли целую сеть модных дамских – и не только – магазинов, объединенных под одной крышей в крупном торговом центре.

Настя только сморщила нос.

– Поехали на студию. Можно? Я еще разок на Глазова взгляну, а? В прошлый раз я его только мельком видела, а сегодня, говорят, будут съемки двухчасовых новостей!

Лариса подумала, что это не такая уж и плохая идея. Возможно, ей удастся узнать некоторые подробности смерти Алексея Дарьина. Это было бы весьма кстати.

– Ну, поехали! – согласилась она, съязвив: – Кстати, довольно своеобразное общение с матерью – смотреть на какого-то там смазливого типа.

– Он – Глазов, мамуля! И этим все сказано! – торжественно изрекла дочь.

* * *

Лара отправила нежно любимое чадо наблюдать за своим кумиром, а сама поднялась на второй этаж. Там царили ставшие уже знакомыми тишина и покой, которые, впрочем, вскоре нарушились чьими-то шагами.

Из темноты к Ларисе медленно приближался человек в коричневом пиджаке. Он шел, низко опустив голову, пиная носком ботинка какую-то пробку.

– Эй, здрасьте! – крикнула ему Лариса, боясь, что он уйдет, так как пробка вдруг улетела куда-то вбок и человек в коричневом пиджаке направился за ней.

Он услышал Ларисин крик и повернул голову, всматриваясь мутными глазами в нее. Как поняла Лариса, он был либо пьян, либо уже на подходе к этому состоянию организма.

– Здравствуйте, – обрадовался парень Ларисе как родной. – Какие люди!

Он подошел и неминуемо бы обнял ее, но Лариса оттолкнула его довольно резким движением.

– Вы много себе позволяете!

– Мало, девушка, пока еще мало!

– Где все? – спросила Лариса, хотя уже заранее знала ответ.

– На… ик, на поминках! Вот, – бесхитростно выложил всю информацию обладатель коричневого пиджака, засовывая руки в карманы и морщась от отрыжки.

– А вас что, забыли? Почему я все время здесь именно вас встречаю? – спросила она.

– А, так мы уже виделись? А говорите, не знакомы! – укорил он Ларису, слегка шатаясь. – Меня не забыли. Просто мне не везет.

– То есть?

– Ну, как только всем нужно свалить, должен же кто-то в лавке остаться? Мы тянем спички. Короткая все время мне достается. Как лоху позорному, – зачем-то добавил он. – Только эта дылда здесь, – после некоторого молчания выдал он. – Муська-Маруська. Секретутка хренова.

– Где она? – спросила Лариса.

– Какая разница? – заартачился вдруг он и с пьяной непосредственностью добавил: – Давайте лучше выпьем!

– Я не пью, – машинально отреагировала Лариса, на что обладатель коричневого пиджака ответил, обращаясь больше к своим ботинкам:

– А я пью и буду пить! Я человек, который никому не нужен…

Он жалобно шмыгнул носом и посмотрел на Ларису. Но ее перед ним уже не было. Она резво направлялась к кабинету директора, справедливо полагая, что найдет секретаршу именно там.

* * *

Муся оказалась в предбаннике. Она сидела за своим секретарским столом, беспрестанно шмыгала носом, комкала в руках и так уже изрядно измятый носовой платок и обиженно смотрела в окно, за которым не по-осеннему жарило солнышко.

– Здравствуйте, – тихо сказала Лариса, чтобы не напугать девушку, поглощенную своими страданиями и созерцанием природы настолько, что даже не заметила, как к ее столу подошла женщина.

К Ларисе повернулось заплаканное лицо с черными потеками вокруг глаз. Платок тоже носил следы не выдержавшей такого испытания косметики. Муся кивнула, ни капельки не удивившись появлению этой дамы. Дама же села на стул напротив и, спокойно посмотрев на нее, принялась рыться в своей сумке. Протянула маленький пузырек со словами:

– Вот, возьмите. Успокоительное.

– Не нужно! У меня и так полно «колес».

Муся кивнула на стол, на котором стояли по меньшей мере три бутылочки. Пахло валерьянкой.

– Я и так уже как статуя! Все по барабану. А то, что слезы текут, – не обращайте внимания. Я, наверное, как страшилище, да? – И не успела Лариса ответить, как та добавила, как бы извиняясь: – Тушь хреновая попалась. А говорили, что водостойкая. Вы что хотели-то?

– Я бы хотела поговорить с вами, но вы в таком состоянии, что я, пожалуй, как-нибудь в другой раз…

– Не обращайте внимания, – повторила девушка, – я в порядке. Просто чувствительная очень, а плачу просто потому, что жду, когда слезы кончатся. Это проще, чем удерживать их.

– Это ведь вы обнаружили Алексея? – как можно мягче спросила Лариса.

– Да, – Муся вспыхнула.

– А как все это было?

– Мне понадобилась его подпись на заявлении об увольнении, я и пошла к нему. Захожу, а там, – она сглотнула, – он лежит! Кровищи было – ужас! Все в брызгах, везде осколки… я чуть в обморок не упала. Ну завопила, конечно, как же без этого! Кто-то прибежал, Ленка, кажется, тоже орать стала. Дальше не помню. Милиция приехала.

– Заявление об увольнении? – переспросила Лариса. Ей в принципе был безразличен ответ на этот вопрос, так как она пока тянула время. Ей нужно было осмыслить все как следует.

– Да, Ромка решил уйти.

– Ромка? – по-прежнему думала о своем Лариса.

– Да, наш техник-осветитель. Вот его личное дело лежит.

Муся легко дотронулась рукой до лежащей на столе открытой папки. Лариса взглянула на фотографию, отметив, что где-то она уже видела этого типа. Морда в принципе невыразительная, но выдающийся нос с бородавкой на самом кончике невозможно забыть.

– Роман Васильевич Белобрюшкин, – продолжала секретарша. – Заявил, что не может работать далее – по состоянию здоровья.

– А что, с ним что-то серьезное? – спросила Лариса.

– Да, – махнула платком Муся, – не знаю я, что с ним! Обострение хронического недоеба, я думаю. Он всех девчонок наших стороной обходит. Я сначала думала, что он из этих ненормальных мужиков. Голубых. Но он так смотрит на ноги, на грудь, ну, вы меня понимаете? Женский пол ему явно куда более интересен, чем мужской. При том, что наша Паша к нему дорожку топтал, но Роман на него даже не взглянул.

– Ваша Паша? Это девушка? А почему вы тогда говорите «топтал», а не «топтала»?

– А потому, что это – он. Пашка. Но он голубой, поэтому мы все зовем его «наша Паша». Да вы его должны были встретить. Он тут где-то болтается. Я его отсюда выгнала, а то он начал мне про жизнь свою горькую рассказывать. Знаете, голубой хронический алкоголик – зрелище, которое можно увидеть только в России. Это что-то! Но не советую вам близко с ним знакомиться, – тут Муся понизила голос, – а то потом на шею сядет и ножки свесит. На жалость постоянно бьет.

– Знаете, как-то по вашему описанию он и не похож на голубого, – сказала Лариса. – Да и одет он не так, как они, то есть нормально.

– Маскируется, – снова взмахнула платком Муся. – Я сама видела, как он с мужиком целовался на одной вечеринке. Страшно боится, что кто-нибудь узнает об этом, потому и делает вид, что он нормальный.

– Почему боится?

– Да потому, что ему деньги нужны позарез! Ему жить не на что, зарплата здесь аховая. Он каким-то завхозом работает. То еще удовольствие. Да он спит и видит, как свалить отсюда, а некуда! Образования – пшик, сам из трудной семьи. То есть мамочка с папочкой не помогут. Вот он и мечтает жениться на богатой дуре, чтобы она его содержала.

– Подождите, он же гомосексуалист! Почему он не найдет себе богатенького друга?

– Да вы его рожу видели? – возмутилась Муся.

– А что? – не поняла Лариса.

– Я понимаю, что мужчина должен быть лишь слегка красивее обезьяны, но только если он – мужчина! А если он баба внутри, то и должен выглядеть привлекательно. А на этого без слез не взглянешь! Высоченный, как каланча, и худющий. Рожа вытянутая, глазенки вытаращенные, подбородок длиннющий, как и нос, и ротище, как у Щелкунчика! Да и выражение лица какое-то пришибленное. Ходит все время ссутуленный, ноги еле-еле волочит за собой. Красавец, нечего сказать!

Муся непонятно почему раскипятилась. Хотя, на Ларисин взгляд, парень в коричневом пиджаке был вполне симпатичным. Не Джордж Клуни, конечно, но и не урод, как его секретарша описала.

– Вижу, что вам он нравится, – Муся заметила на лице Ларисы выражение легкого сочувствия.

– Ну не то чтобы нравится, но он совсем не страшный. Даже какой-то трогательный…

– Вот-вот! Он на это и рассчитывает. Наша русская женщина ведь не любит, а жалеет! Конечно, такого любая пожалеет, квазиморда несчастная!

– Муся, а почему вы его так ненавидите? – осторожно спросила Лариса, уже предвидя резкий ответ о том, что это не ее дело, но, к ее удивлению, Муся откинулась в кресле и мрачно сказала:

– Он у меня парня отбил. На той вечеринке. Урод! Парень-то, с которым я пришла, перепил маленько, ну и решил выяснить, может он быть бисексуалом или нет. Выяснил! Не может. Правда, я его после этого бросила. А то бы стал потом еще где-нибудь выяснять: может ли он быть, например, султаном в гареме? И иметь сразу нескольких баб. Все мужики козлы, вот!

Разговор получался интересным, но не очень продуктивным. Неожиданно Муся сказала:

– А вообще мне его жалко! Над ним все издеваются, даже Алексей Владимрыч, мир праху его, постоянно как-нибудь нашу Пашу шпынял. А наша Паша обижался и в ответ какую-нибудь пакость делал.

– Например? – Лариса уже заинтересовалась «нашей Пашей».

Похоже, что он обижен жизнью, а такие люди обычно носят в себе много негативных эмоций, которые зачастую находят выход в самых криминальных формах.

– Например, у Алексея Владимрыча голова болит, так Пашка нарочно в соседний с ним кабинет, где у нас уже два года ремонт идет, пролетариев засылает. Они что-то сверлят, орут, гремят. Владимрыч сердится, орет на Пашку, а тот ехидно руками разводит: дескать, пусть работают, пока есть возможность. Иначе ремонт еще на полгода затянется.

– А что делал Павел в день убийства Алексея? – спросила Лариса.

– Вы думаете, это он убил шефа? – В голосе Муси не было ни капли насмешки. Казалось, она просто обдумывает саму вероятность такого развития событий. – Нет, не думаю. Пашка – трус и мелкий пакостник. Но на большее он не способен.

– И все-таки?

– Не помню точно. Кажется, его в этот день в милицию вызывали. А потом милиция сама приехала. Тот же самый оперативник, что и в прошлый раз. Собачкин. Поохал, поахал и начал нас по горячим следам опрашивать. Кто да что видел, кто что слышал.

– И что?

– А ничего. Никто, кроме меня, ничего не видел и не слышал. Как они в меня вцепились! А я же в шоке! Стресс, слезы летят во все стороны. Какой там допрос! Водки бы лучше налили, дело бы быстрее пошло. Вот в прошлый раз, когда передачу с вами снимали, а Димка отравился, все происходило… как-то спокойно, я и вспомнить больше сумела.

– А вы что-то видели?

– Помню я очень немного. Когда все стали суп есть, я убежала по делам – обзванивала менеджеров. Тут мне позвонила какая-то девушка, попросившая Диму. Кажется, это его невеста была. Я побежала за Димкой. Гляжу, он стоит с тарелкой в одной руке, ложка в другой. А чесноком-то пахнет! Я-то сразу чую, у меня на него тоже, как и у Димки, аллергия. Мы с ним оба часто на эту тему прикалывались. Он, значит, все это поставил на стол и подошел к телефону. После разговора он вернулся к столу и, увидев, что его тарелка куда-то делась – ее Ромка, по-моему, взял, – возмутился, взял новую и съел остававшийся в кастрюле суп. Он вообще любил покушать. Еще в момент доедания супа к столу подошел Леша и со смехом попенял Димычу, что тот съел его порцию. Вот, собственно, и все.

– А ты не помнишь, – холодея от внезапной догадки, спросила Лариса, – когда ты подошла к столу в первый раз, ложка в руке Дмитрия была чистой или уже в супе?

– Ложка? – задумалась Муся.

– Они у вас, кажется, пластиковые были. Ложка была белой или розовато-коричневого цвета?

– Не помню, – с огорчением сказала Муся, – а какая разница?

А разница-то была, и весьма существенная! Потому что если Дмитрий еще не ел первую порцию, которую у него кто-то свистнул, то, значит, мышьяковая «приправа» была во второй, то есть той, которая предназначалась Алексею Дарьину – директору этой передачи!

Лариса вышла из кабинета и отправилась наверх, где, по ее соображениям, должна была находиться Настя. Дочь, почему-то хмурая, стояла возле стеночки в компании таких же восторженных поклонниц и фанаток бархатного голоса Глазова и его не менее бархатных глаз. Самого его нигде не было видно, да и вряд ли бы Лариса его узнала. Девчонки, по-видимому, сбежавшие с уроков, о чем-то перешептывались.

– Настя, ты здесь надолго задержишься?

– А, привет, мам! – рассеянно кивнула дочь. – Нет, я уже иду.

– Съемки отменили?

– Нет, просто ведущего поменяли.

Так вот в чем причина недовольства и надутых губок Насти: Глазова не увидела.

– Почему поменяли? У твоего кумира звездная болезнь?

Настя бросила на мать упрекающий взгляд.

– Нет. Его в больницу положили!

– Всего-то? И из-за этого ты так расстроилась?

– Если бы у тебя был любимый ведущий, – угрюмо сказала Настя, – ты бы тоже переживала, если бы с ним что-нибудь случилось.

– А что с ним случилось? – заинтересовалась Лариса. Не то чтобы ее интересовала личная, да и какая бы то ни было иная жизнь Глазова, но раз дочь так переживает, то понятно, что матери интересна причина этого волнения.

– Он в больницу попал, – уже более живо повторила Настя, убедившись, что разбудила-таки в матери интерес.

– Почему? ОРЗ, как у тебя?

– Нет, это-то и есть самое ужасное! – трагично воскликнула Настя слегка охрипшим голосом. – Какие-то ублюдки избили его на улице до такой степени, что моего лапочку в больницу поместили.

– Избили? – переспросила Лариса.

– Да, причем сильно, как говорили его сотрудники, – сказала Настя. – Особенно пострадало лицо. Я так волнуюсь, он ведь такой красивый!

– Ну, красота в мужчине не главное. Чуть симпатичнее обезьяны, и ладно.

Лара невольно вспомнила «нашу Пашу».

– Интересно ты рассуждаешь, – возмутилась дочь, – да я от него шарахаться буду всякий раз, если он будет похож на обезьяну. Кому он такой нужен?!

– А милиция что говорит? – спросила Лариса, уводя дочь от темы мужской красоты.

– А ничего не говорит. Я не знаю. А насчет мужской красоты ты не права: она необходима!

Лариса вспомнила коренастую приземистую фигурку своего мужа, у которого самым примечательным во внешности было пузичко, задорно выпирающее над штанами, и вздохнула. Не красавец, тут уж ничего не попишешь. Может, Настя и права. С симпатичным Котовым жилось бы куда более приятно, чем с таким. Даже если внутренний мир его останется прежним. Хоть эстетическое удовольствие получать от его каждодневного присутствия!

– Поехали домой, – скомандовала Лариса.

Всю обратную дорогу Настя угрюмо куксилась, то принимаясь вспоминать, какой замечательный этот Глазов, то замолкая. В один из приступов восхищения своим кумиром она воскликнула:

– У него такие глаза красивые!

– Я это уже раз сто слышала, – заметила Лариса.

– И нос!

– Сто пятьдесят.

– И голос!

– Со счета сбилась. Наверное, уже в тысячный раз это слышу.

– Он даже матом красиво ругается! – умиленно зажмурилась Настя. – Как музыка звучит.

– А что, он даже матом ругается? – заинтересовалась Лариса. – Когда это ты успела услышать?

– А помнишь, мы пару дней назад сюда приезжали? Вот тогда и услышала.

– Надо же, а с виду такой интеллигентный! Хотя сейчас матом ругается все кто ни попадя. Всякая шваль вроде бомжей и прочий маргинальный элемент. Вы изучали в школе маргинальный элемент?

– Ты на что намекаешь? – сразу же возмутилась дочь. – Что он сродни всяким этим… вот таким, как ты сказала? Ни фига! Он по делу ругался! Я слышала, как он по сотовому разговаривал с каким-то Василием. Вспоминал какого-то придурка Диму, потом старого дурака Алексея Владимировича, говорил, что убить этого поганца мало, что он займется этим, еще что-то говорил, но я уже не помню. А что? – она посмотрела на мать. – Мама, ты в порядке? Ма-ам! Мама, мы сейчас врежемся! Мам, притормози! Ты что?

Лариса притормозила у обочины, тупо глядя в тонированное стекло машины на проходящих мимо людей. В ее голове воцарился хаос, подобный растрепанному котенком клубку шерсти, из которого во все стороны торчат разодранные нитки. Оставалось только распутать их и связать в одну целую. Этим она и займется по приезде домой.

«Боже мой, – думала она, – неужели это тот же самый Василий? Дядя Вася? Но ведь Глазов работает в том же здании, что и Дарьин, и Ласточкин! Значит, он имел возможность их убить. А повод? Он вспоминал «старого придурка» Алексея Владимировича… а это, похоже, Дарьин. Интересно! А при чем здесь тогда Виталий Глазов и версия ревности? Хотя последнее Михаил мог придумать просто для отвода глаз, но тогда его самого придется вновь брать в расчет».

– У меня только один вопрос, – посмотрела она на испуганную дочь. – Где ты это услышала? Он что, ходил по съемочной площадке и орал во все горло?

– Нет, – возразила притихшая Настя. – Я просто, – тут она покраснела, – подсматривала… заглянула в его гримерную. Вообще-то это общая гримерная, но там был только он один. Я просто подслушала, вот и все.

– Ты не представляешь, как ты мне помогла!

И, ничего не объяснив недоумевающей Насте, Лариса поехала домой.

* * *

«Итак, что же мы имеем?» – думала Лариса, сидя на своей кровати и бессмысленно смотря в телевизор. На экране мелькали какие-то фигурки, они бегали, прыгали, но совершенно не мешали Ларисе, поскольку делали все свои «фигурковые» дела абсолютно бесшумно. Звук был выключен, пульт лежал где-то рядом.

Итак, что же мы имеем? Если допустить, что ложка Дмитрия в тот момент была чистой и он не ел суп из тарелки, которую взял у него техник-осветитель, то получается, что Дмитрий съел порцию Дарьина, а значит, убить хотели не его, а именно директора программы. Но что же тогда с кассетой? Все, в том числе и нападение на Ольгу, указывает на то, что кассета была очень важной для кого-то, раз он решился пойти на убийство. Хотя тут еще можно поспорить. В конце концов Ольгу могли просто по чудовищной случайности ограбить совершенно непричастные к кассете бандиты. Тогда версия, что убить хотели именно Алексея Дарьина, приобретает смысл.

Хотя в принципе его могли убрать и из-за кассеты.

Теперь другое. Некий техник-осветитель, которого, если честно, Лариса практически не помнила, по имени Роман, всех всегда сторонился, а потом написал заявление об уходе, которое так никто и не завизировал. И именно он взял первую тарелку, которую наполнил для себя Дмитрий. Поскольку, как заявляет Муся, пахло чесноком, то следовательно, приправа, то бишь мышьяк, уже была в супе. Стоп! Странно… Почему же тогда техник-осветитель не отравился? Да еще и жив остался? Очень странно, надо бы его прощупать. Как там его зовут? Роман Какойтович Белобрюшкин? Лариса мысленно сделала себе заметку найти его и поговорить с ним.

Дальше. Глазов! Он-то здесь с какого бока? Почему он вспоминал Алексея Владимировича, то есть Дарьина, да еще и Дима у него почему-то тоже придурком стал? «Убить их надо», – так он, кажется, сказал? Или нет – «убить их же мало»! Ну еще бы мало, их не просто убили, а извращенными методами. Дмитрий сколько мучился, прежде чем коньки отбросить, а Алексей? Хладнокровно держать человека и колошматить его по башке тяжеленной вазой – это каким же садистом надо быть? Или какую злость питать к этому человеку! В том, что в случае убийства Алексея Дарьина все происходило именно так, а не иначе, у Ларисы не было никаких сомнений. Судите сами. Первое: вы взбираетесь на табуретку – или куда там этот несчастный взгромоздился? – и тянетесь за книгой. Задели что-то, по полке пошла цепная реакция, в результате которой в лобешник вам летит ваза. Что вы сделаете? Наверняка отмахнетесь, увернетесь, как предположил Карташов. Правильно, в общем-то, предположил.

Но, допустим, не успели вы отмахнуться. Бамс по голове – и вы без сознания. Или мертвы, не важно. Главное, что станет с вазой? Она же отлетит в сторону? Верно? Не наденется же она вам на голову как хрустальный колпак?

Значит, она упадет на пол и разобьется. Тут появляется первая неувязка. На полу кабинета лежал толстый дорогой ковер. А ваза вообще-то – старый монолитный монстр. Чтобы такую разбить, надо очень постараться! Кувалдой по ней врезать как минимум.

Далее. Если предположить, что вы настолько пассивны, что ждете своей смерти покорно, как пресловутая овца, то ничего удивительного, что ваше лицо превратится в кашу. А если вы все-таки отмахнетесь? Да, тогда каши не будет, даже если на голове появится большая вмятина.

И, наконец, отпечатки пальцев. Почему ваза предстала перед строгими милицейскими очами в виде многочисленных осколков? Может быть, потому, что некто хотел избавиться от своих отпечатков на ней и поэтому разбил ее? Ларисе думалось, что так оно и было.

Следовательно, убил Алексея тот, кто заходил к нему в то утро в кабинет. Но если верить показаниям секретарши Муси, то все произошло слишком рано, на студии еще толком никого и не было, кроме нее, директора да техника-осветителя. Стоп! Опять техник-осветитель вылез. Да что ему неймется? И бобину с пленкой он обнаружил, толком не объяснив, почему все так вышло. И суп он первый съел – и не умер. И здесь – опять он. Да еще и увольняться собрался. Что-то с ним не так!

Да еще и завхоз Павел – подозрительная личность.

Некрасивый гомосексуалист с комплексом неполноценности, ищущий себе богатую старую романтичную дуру, которая стала бы его содержать, тщательно скрывающий свою нетрадиционную ориентацию, но к тому же влюбленный в техника-осветителя.

Ну и смесь! Не человек, а просто ходячий материал для диссертации сексопатолога-психотерапевта.

В это время на экране возникла благожелательно улыбающаяся физиономия хорошо пообедавшего ведущего общественно-политической программы «Путь Тарасова». Начался час, посвященный выборам. Лариса нащупала пульт, который оказался под ее левым бедром, и включила звук.

– А сейчас перед вами, уважаемые телезрители и избиратели, выступит кандидат в депутаты Тарасовской областной Думы от пятнадцатого округа – Геннадий Томилин!

Возникла пухлая ухоженная физиономия не менее хорошо откормленного кандидата. Он начал что-то вещать про проблематичное настоящее, которое он, многоуважаемый своим районом, собирался конструктивно реконструировать в светлое будущее, чем страшно наскучил Ларисе. Она терпеть не могла всю эту мышиную возню возле кормушки, которая возникала каждые четыре года. И, хотя ей страшно хотелось спать, она все-таки решила послушать, что же Томилин такого расскажет.

Но ничего нового он не сказал. Все то же самое, что говорят обычно политики мелкого уровня. Скромно смотрел куда-то под стол, когда ставили запись беседы с жителями района, которые хвалили Геннадия Викторовича на все лады, и подробно освещал пункты своей программы, опуская, впрочем, моменты, касающиеся финансирования своих смелых проектов.

Ларисе по крайней мере больше понравился следующий выступающий – Безликов Алексей Владимирович. Он чем-то напоминал Владимира Вольфовича тарасовского «розлива».

Такой же шутник, балагур, немного грубоватый, но «конкретный» и доступно все объясняющий. Он был моложе Томилина, но это ему в минус не шло – весьма респектабельная внешность и лицо решительного человека придавали ему некий политический шарм.

Наконец, наслушавшись до зевоты, Лариса выключила телевизор, решив, что политические программы можно запатентовать в Минздраве как прекрасное снотворное. Уже засыпая, она думала о том, что завтра с утра обязательно поедет к одному из друзей Дмитрия – Антону Горелову, потому что, во-первых, он был его близким другом. Во-вторых, мог что-то знать о кассете, из-за которой, как думала Лариса, напали на Ольгу. Наконец, в-третьих, Антон мог рассказать кое-что о взаимоотношениях Михаила, Ольги и Дмитрия. Что-то уж больно этот черноволосый дальнобойщик печется о ее благополучии, при том что девушка давно дала ему от ворот поворот. Любит он ее скорее всего.

Лариса, как всякая женщина, хорошо это видела. А Ольга при их прошлом разговоре упоминала, что Миша был очень ревнивым. Пустяк, конечно, но кто знает, когда этот молодчик приехал в Тарасов? Может, как раз накануне гибели Дмитрия? Ведь вполне могло быть и так, что Михаил отравил соперника, а смерть Дарьина явилась простым совпадением? Хотя нет, это чушь. Михаил не производил впечатления человека, использующего столь женский метод расправы. Он бы по-мужски набил Дмитрию морду или еще что-нибудь в этом роде сделал.

Но не мешало бы все же поспрашивать о них у Антона. Поскольку третий друг Дмитрия, Максим, работающий грузчиком в супермаркете «Чайка», был сейчас недоступен – взял больничный на пару дней, то единственным человеком, который мог бы рассказать Ларисе о любовном треугольнике, был Антон.

* * *

Обдумав стратегию своих действий на ближайшее будущее, Лариса решила для начала отправиться в гости к Антону, которого друзья неизвестно почему звали «Хоббитом», а сам он работал креативным редактором в агентстве «Инфостен». Все это она узнала, позвонив по телефону, данному ей Ольгой. Из разговора с Антоном она узнала о местонахождении данного агентства. Сия организация обитала в «Тарасовпромпроекте», что было, судя по адресу, не так уж далеко от «Чайки». Всего-то три квартала.

Лариса подъехала к огромному зданию Тарасовского проектного института, разросшегося из небольшого особнячка, когда-то служившего пристанищем городской Думе в начале века, до большущего спрута, охватившего своими бесконечными переходами и пристройками почти целый квартал.

«Тарасовпромпроект» – прочитала она на черной табличке внушительных размеров, сообщавшей, что перед Ларисой действительно то самое здание, в котором и обитал с восьми до «как придется» неизвестный ей «Хоббит». Котова вошла.

– Добрый день, – обратилась она к вахтерше, которая была в белой марлевой повязке, находившейся, правда, почему-то не на носу, а под подбородком. Завязки намордника свисали с ушей старенькой сморщенной церберихи так, как будто некий хозяин нарочно освободил гавкающую что-то о пропуске старушку для несения вахты.

– У вас пропуск есть? У вас обязательно должен быть пропуск! Без пропуска не пропущу! Не положено!

– Э-э, видите ли, я здесь не работаю, – попыталась объяснить Лариса. – Я договаривалась о встрече…

– К кому? – грозно и деловито сверкнула очками цербериха, поправляя намордник от гриппа.

Она взяла в руку шариковую ручку и приготовилась записать Ларису в журнал посетителей.

– В «Инфо-стен».

– К кому?

– В «Инфо-стен», – повторила Лариса.

Старушка захлопнула журнал и убрала ручку.

– Вход в «Инфо-стен» с другой стороны.

И занялась вдумчивым приготовлением кофе. Для начала достала кружку, зачем-то дунула в нее, потом справилась у стоящей рядом с пропускающей вертушкой-турникетом бабкой, которая торговала плюшками и чипсами: «Скока у тебя кофе стоит?» На что получила ответ: «Три с полтиной». Вахтерша резво перекинула бабке денежку и взамен таким же манером получила пакетик с кофе.

Лариса получила наконец возможность спросить, а где, собственно, можно найти вход в «Инфо-стен».

– А там, – махнула рукой цербериха, – там, за углом. Как повернешь, так и налево. Желтая стена. Там еще такой коридор будет, где все курят, но тебе не туда. Тебе опять налево. Там лестница, два пролета. Потом опять налево. Рядом с лифтом три ступеньки – перескочишь, дверь справа белая – это вахтенная. Зайди, спроси.

Лариса вышла из фойе в состоянии легкого обалдения. Практически ничего из этого ценного монолога она не запомнила, кроме того, что идти надо только налево и искать желтую стену. Правда, здешняя география была такова, что проще покрасить ближайшую перегородку в желтый цвет, нежели найти искомую. Да и налево – тоже непонятно где. Если уж разобраться, то в нашей стране везде лево, все туда ходят, все там были, но никто конкретно не знает, где это находится.

– Простите, – обратилась Котова к проходящему мимо мужчине в деловом костюме, – вы не подскажете мне, как найти «Инфо-стен»?

Мужчина смерил Ларису оценивающим взглядом с головы до ног и спросил, прищурив глаза:

– Простите, что найти?

– «Инфо-стен», – уже начиная злиться, сказала Лариса. Ей уже осточертело искать эту гребаную компанию, которая незнамо где находится и незнамо чем занимается.

– Впервые слышу, – ответствовал мужчина и удалился в сторону небольшого двухэтажного здания, находящегося в центре двора, отгороженного от внешнего мира высоченными корпусами «Тарасовпромпроекта». Лариса не знала, относится ли данная постройка к институту или нет. Но выяснять у нее не было ни малейшей охоты.

– Грубиян, – тихо выругалась она, – не мог ничего толком объяснить. И где мне теперь искать эту чертову организацию?

Словно в ответ зазвонил телефон в ее сумочке.

– Да? Я слушаю.

Это была Настя. Она сообщала, что не придет сегодня ночевать, останется у подружки и на учебу поедет от нее. Сказав это, Настя повесила трубку.

«Ни тебе причины, ни тебе следствия. Поставила перед фактом, и все. Ну и молодежь пошла!»

Лариса поймала себя на том, что она уже рассуждает, как старики-пенсионеры на лавочках, и фыркнула. Ей-то до лавочки, как и до пенсии, еще далеко. Но ее ребенок, похоже, так не считает. Действительно, зачем предупреждать мать о том, куда пошла и когда вернешься? Глупости все это. Киднеппинг? Ерунда! Настя сама недавно сказала, что уже вышла из того нежного возраста, который так привлекает преступников-вымогателей. Здоровенная девица-акселератка – не тот тип, за жизнь которого будешь так переживать, как за милую кроху с кудряшками. И потом, еще неизвестно, кто кого будет терроризировать.

«Тоже мне, вождь краснокожих! – усмехнулась Лариса. – Приедет домой, лишу карманных денег на неделю. Пусть где хочет, там и достает! Кстати, – пришла ей в голову замечательная идея, – а почему бы не позвонить Антону и не спросить его, как пройти? Или еще лучше – пусть он выйдет и встретит меня у входа».

Сказано – сделано. Лариса быстро набрала номер и попросила Горелова спуститься к ней. Тот нехотя, но согласился.

– Да че тут трудного? – медленно пережевывая слова, сказал низкорослый, неопрятно одетый молодой человек со спутанными лохмами на голове. – Сюда спустились, по коридору прошли, и все. Делов-то.

– Я вообще-то здесь в первый раз, – сказала Лариса, – вахтерша сказала мне, как пройти, но я не поняла.

– Тетя Зина? Да она вообще тормознутая! Сама ни хрена не знает, а посылает…

– Она мне сказала – искать какую-то желтую стену! – пожаловалась Лариса, семеня за Антоном. Он вроде бы шел медленно, вразвалочку, но, как говорится, семимильными шагами.

– О-о! – воскликнул Горелов. – Она бы вас еще через Заводской район послала! Желтой стены уже два дня как нет. Ремонт.

Лариса промолчала, обдумывая странные взаимоотношения организаций в этом, вернее, в этих зданиях.

– Там бы вам пришлось с третьего этажа спускаться, – продолжал объяснять Антон, – а тут мы р-раз – и дома!

Сказав это, он нырнул в темный прокуренный коридор. Лариса, посомневавшись, последовала за ним. Через пару секунд она почувствовала, что куда-то… летит.

– Осторожнее, – грубовато, но добродушно предупредил ее Антон, помогая Ларисе подняться с пола. – Здесь линолеум драный, споткнуться – раз плюнуть.

– Вы знаете, я заметила, – стараясь держать себя в руках, ответила Лариса. И дернул ее черт согласиться на встречу именно здесь! Не могла дождаться вечера, когда бы этот Антон уже закончил свою работу. И пусть бы это было часов в одиннадцать, все лучше, чем ходить теперь со сломанным каблуком.

– Ничего не сломали?

– Каблук, кажется. Впрочем, нет. Стоять еще могу.

Многострадальная шпилька, которую Лариса едва не сломала в Ольгином подъезде, трещала и прогибалась, но пока что выполняла свою функцию. После памятного события Лариса осмотрела каблуки, но никаких видимых повреждений не нашла. Дома шпилька удерживала Ларису в вертикальном положении идеально. Стоило же выйти на улицу…

«Хорошо еще, что я купила эту пару в бутике, а то бы сейчас точно пришлось босиком идти. Вот что значит фирма!»

– Далеко еще? – спросила Лариса.

– Пришли уже, – сказал Горелов и распахнул незаметную в этих табачных сумерках дверь, на которой висела распечатка с принтера, изображающая мишень. – Мы тут, конечно, как у черта на куличках, но зато удобно.

Чертовы кулички оказались подпольным офисом, в котором было много народу, орущего, курящего, пьющего кофе и сидящего в самом «нешахматном» порядке. Кто выдумал такой способ организации рабочих мест и, главное, для чего таковой способ претворили в жизнь, оставалось неясным, потому что уже через пару секунд Лариса поняла – работай она в таком месте, уже через пять минут либо всех бы поубивала, либо сама бы застрелилась. Имя всему этому было – хаос. Хаотично навешанные плакаты с самыми идиотскими лозунгами. Висящие где попало куртки, горы бумаг, переполненные корзинки для мусора, рядом с которыми валялись пустые пачки из-под чипсов и сока, кружки, кочующие между столами вместе со своими хозяевами. И над всем этим висел нарисованный на плакате счастливый алкаш с мешками под глазами и здоровенной кружкой в руке. Из его уст облачком выплывал вдохновляющий к трудовым подвигам призыв: «Пятилетку в три года! Пиво в два глотка!» – и чуть ниже: «Кто не работает, тот пьет водку из-под крана!»

– Здорово у вас, – скептически сказала Лариса, оглядываясь. – Я бы даже сказала, мило.

– Вы еще моего кабинета не видели! – хвастливо протянул Антон. – Вот там в натуре клево!

И он двинулся насквозь через этот муравейник. Претерпев процедуры рукопожатий и прочих рабочих моментов, Лариса и Антон наконец зачем-то подошли к мышиного вида барышне, которая лихо отстукивала джигу на клавиатуре. В ушах барышни торчали кислотного цвета наушники, а тоненькая косичка печально свисала между тощих лопаток. Лариса едва не прослезилась, глядя на ее костлявую фигурку. Внезапно девушка оглянулась и мужским басом произнесла:

– Антоха, тебе кто-то звонил. Сказал, что его Миха зовут, а там я не знаю.

Сделав это глубокомысленное замечание, девушка отвернулась и вновь занялась «музицированием», что-то печатая пулеметной очередью.

– Ага, – поблагодарил Антоха и направился к стене. Между ней и столом стоял процессор девушкиного компьютера. Там Горелов деловито перелез через процессор, побалансировал немного, забрался на ступеньки и посмотрел на Ларису: – Ну? Идемте!

– А… – Лариса не представляла, как она будет с почти сломанным каблуком перебираться сквозь узкий проход и тем более перелезать через какую-то механическую штуку. – А другого пути нет?

– Ремонт, – в один голос ответили мышка-барышня и Антон, как будто это все объясняло.

Лара тяжело вздохнула и полезла к Антону. Тот стоял, засунув руки в карманы, но все же, когда Лариса почти уже падала на лестницу, подхватил ее и выволок в узенький коридор, сплошь заставленный коробками из-под копировальной бумаги.

– Вот мы и дома! – гордо сказал Горелов, распахивая дверь своего «кабинета». – Прошу!

Лариса, уже опасливо оглядываясь, осторожно пробралась внутрь и, поскольку места для передвижения в кабинете практически не было, тут же села на стоящий рядом с дверью желтый стул. Стул немедленно затрещал и зашатался под Ларисиной невеликой, в общем-то, тяжестью.

– Не садитесь на него, – сказал Антон, – он сломан.

Лариса бросила взгляд на другой стул, зеленый, который стоял рядом с желтым, но Антон тут же сказал, что и этот тоже сломан.

– Вот! – пододвинул он ей пару коробок. – Садитесь. Да не бойтесь, не упадете, никто еще не падал. Там книги внутри. Детективы.

Лариса осторожно присела на образчики современной российской литературы и перевела наконец дух. Сам Горелов резво перескочил через стол, сел, повернул скрипучее кресло боком к Ларисе, положил ноги на сейф, стоящий рядом со стулом, и достал кружку.

– Вы есть хотите? – дружелюбно осведомился хозяин. Получив отрицательный ответ, он деловито занялся приготовлением сухого супа. По комнате поплыл тошнотворный запах «грибов» из китайской лапши.

– У нас щас обед, – пояснил Антон. – Да вы не стесняйтесь, располагайтесь. Щас я заварю суп, а после и поболтаем.

Лариса подумала, что здесь особо не расположишься, но все-таки решилась и рассталась с сумочкой, положив ее на край стола, надеясь, что с ее «пенальчиком» из крокодиловой кожи ничего не случится.

– Мне без горячего нельзя, – продолжал Горелов, – а то гастрит заработаю! Я ведь в общаге живу, пряностей-соленостей маман с папаном не привозят, а если и привозят, то все как-то быстро кончается, короче, особо не зашикуешь. Вот и трескаю, что придется. Ну, вы понимаете!

Лариса понимала. Вернее, не понимала, чем обычный горячий, пусть даже собачий чебурек хуже этой лапши. Но она понимала, что если сейчас не возьмет разговор в свои руки, то этот болтливый креативный редактор заговорит ее до умопомрачения. Да и миазмы от китайской лапши тоже начали делать свое вонючее дело.

– Антон, я бы хотела поговорить с вами о Дмитрии, – сказала она.

– Ну и че о нем говорить? Царствие ему небесное, земля пухом, мир праху.

– Я знаю. Но вот что меня интересует…

– А почему? – перебил Антон.

– Не поняла, простите?

– Почему вас это интересует? – веселый, слегка отстраненный взгляд Горелова вдруг стал цепким и острым. Лариса подумала, говорить ему или нет, но потом все-таки сказала:

– Потому что я расследую его убийство.

– Его… что? Убийство? – Антон был ошарашен. – Какое убийство? Вы в своем уме? Это же был несчастный случай!

– Нет, Антоша, вашего друга убили.

Реакция его была совсем иной, нежели у Михаила. И опять у Ларисы возникло ощущение, что он уже знал обо всем.

– Ну и ну! – протянул Горелов, сразу посерьезнев. – А нам сказали, что он просто по нелепой случайности отравился мышьяком.

– Вы часто слышите о «просто отравившихся мышьяком»? – съязвила Лариса.

– Ну да, нечасто, – вынужден был признать Антон. – Ну а вы-то здесь при чем? Вам-то что за дело?

– Меня зовут Лариса Котова, – снова повторила Лариса, злясь на совершенно зряшно проведенный день. Она уже чувствовала бесполезность своих действий. Ну в самом деле, какая радость по двадцать раз повторять одно и то же, объяснять давно объясненные вещи. Да еще и каблук почти сломала. Каждые пять минут сплошные неурядицы. Недаром сегодня в гороскопе выпали «напрасные хлопоты». Так и есть – напрасные! – Меня зовут Лариса Котова, я звонила вам вчера вечером. Я еще говорила, что расследую смерть вашего друга, что мне нужна ваша помощь. Помните?

– Ну конечно, помню! – Горелов с негодованием отверг мысль, что он может что-то забыть. – Но я, признаться, так и не понял, что вам от меня нужно.

– Мне нужно знать, говорил ли с вами Дима перед смертью.

– Ну, говорил, – кивнул Антон, снимая крышку с тарелки. Завоняло грибами и вареной мукой. Он осторожно взял ложку.

– О чем? – спросила Лариса.

– Ну-у, а вот этого я уже не помню… В бар приглашал, встретиться с друзьями. Вот. Еще че-то базарил, да так, по мелочи… Говорю же, давно это было.

– О видеокассете он ничего не говорил? – Лариса напряженно ждала ответа.

– О видеокассете? – взгляд Антона стал задумчивым. – Да, что-то было. Вроде бы снял он какую-то фишку, «веселые картинки», как он назвал, но о чем они, я не знаю.

– Даже ориентировочно? – сердце у Ларисы упало. Потому что если этот друг Ласточкина ничего не знает, то ей уже негде будет узнать о пропавшей кассете.

– Ну-у, ориентировочно, это вы загнули! – рассмеялся Горелов. – Димка – он был, что называется, человек с разносторонними интересами. Снимал все что угодно: от свадьбы криминальных авторитетов до известных политиканов. Простите за грубость, но он мог снять и трахающихся собачек, если ему этот кадр покажется забавным.

«Да, трахающиеся собачки – это действительно забавно, – подумала Лариса, – забавнее некуда. А вот насчет авторитетов и политиканов… Дядя Вася, как сказал Карташов, как раз является криминальным авторитетом. Правда, он уже два года на зоне, так что Дмитрий вряд ли бы смог заснять его самого на пленку, но ведь есть еще и Дарьин, который: а) на свободе и б) тоже связан с дядей Васей.

Скажем, Дарьин каким-то образом узнал, что засветился на пленке Дмитрия, это ему чем-то грозит, поэтому Дарьин и обратился к дяде Васе. Но почему бы ему, если уж так приспичило, не обратиться к друзьям дяди Васи, к тем, что на свободе? Ну ладно, допустим, он не мог. Тогда все сходится. Дядя Вася, который, судя по записанному «жучком» Ларисы разговору, находится в довольно дружеских отношениях с Дарьиным, решил помочь Алексею и прислал помощников. Он, помнится, обещал каких-то ребят прислать – решить все проблемы. Правда, голос Алексея был почему-то испуганным. Но его можно понять – все-таки решиться на убийство нелегко. Видимо, кассета Дмитрия ему серьезно мешала. Кстати, а как Дмитрий умудрился заловить и заснять Дарьина? Где?»

– Он специально снимал, выслеживал своих жертв или как? – спросила она.

– Или как – это как? – засмеялся Антон.

Лариса нахмурилась.

– Ну не сердитесь, когда я поем, меня все время на смех продирает. Нет, он был не папарацци, но камеру с собой всегда имел. Профессиональная привычка. Да и знаете, он пару раз выигрывал призы в «Сам себе режиссер». Телик и компьютер. Четвертый «пень».

– Пень? – не поняла Лариса.

– Ну, «Пентиум», знаете?

– А-а, «Пентиум», знаю, конечно, – кивнула она.

– Ну вот!

– Постойте, Антон, вы мне совсем голову заморочили! – спохватилась Лариса. – Дмитрий что, просто ходил по улице и снимал, что придется?

– Ну-у не-ет, – пожал плечами Горелов, глядя куда-то в пыльный угол, откуда печальным мертвым глазом смотрел в окно вышедший из строя монитор компьютера. – У него друзья были. Скажут ему, что в таком-то клубе во столько-то будет такой-то и такая-то. Было бы интересно, если бы ты их случайно заснял. Приличные бабки.

– То есть?

– Ну, следить его нанимали! Придет дяденька, у которого жена – бляндинка, и он хочет удостовериться, что она ему не изменяет. Ну и посылает Димыча следить за женой. Естественно, платит. И нормально платит. Иной раз Димыч сидит-сидит целый вечер в «Гранд-Мишель», а блядинка-то аки агнец: не пьет, не курит, общается только с девочками-подружками. А тут в клуб какая-нибудь шишка заходит, и она такое начинает вытворять! У Димыча самые мощные сюжеты были случайно засняты. Недавно вон, Димыч говорил, приходил владелец одного крутого ресторана. Куча девок на нем висит – рыжие, белые, лысые, кудрявые, а он гусаром ходит. Вернее, он-то сидит, а его гладят и там, и тут, а в основном там, где кошелек лежит. А он пузо оттянет – и рад стараться! Швыряет деньги направо и налево. Я запись видел. Оборжаться можно!

Лариса слушала эту историю, слегка краснея. Не потому, что ее так смущала история о неизвестном гусаре, а от злости. Этот тип тратит ее драгоценное время на совершенно ненужные россказни!

– Здорово, – сказала она, попытавшись свернуть разговор на другие рельсы, но Антон, как оказалось, еще не закончил.

– Ну вот. А сейчас же выборная кампания проходит!

– Предвыборная, – поправила Лариса.

– Ну и я говорю, выборная, – согласился Антон, – так что ничего удивительного, что Димка мог снять что-то такое про кого-нибудь такого…

«Потрясающе «конкретный» молодой человек, – подумала Лариса. – Что-то такое про кого-то такого – можно сказать, дал имя, фамилию и адрес. Ищи – не хочу!»

– Вот, собственно, и все, что я об этом думаю, – закончил Горелов и обворожительно улыбнулся. Зубы у него оказались чище волос, белые и ровные, и это резко контрастировало с общим замызганным обликом креативного редактора.

– Спасибо, – сказала Лариса, – вы мне так помогли, что я не знаю, что теперь и делать.

– О, не стоит благодарностей, – Антон, похоже, принял слова Ларисы за чистую монету. – Какие пустяки!

Лариса осторожно приподнялась с бессмертных творений неизвестных детективных авторов и попыталась взять сумочку, но ремешок крокодилового «пенальчика» зацепился за угол, в результате чего вся конструкция начала медленно, но верно съезжать набок.

– Эй-эй-эй, – протестующе воскликнул Горелов, двигая крышку стола обратно к себе. – Аккуратнее!

– У вас в офисе все так хорошо функционирует? – не удержалась от сарказма Лариса.

– А что? – не понял Антон. – Нормальный стол! Если его не трогать, то все пучком. Это только вы пришли и свалили все. Хорошо, у меня комп на другой половине стоит, а то бы еще и его свалили!

Лариса присмотрелась и увидела, что стол креативного болтуна состоял из двух половинок, каким-то образом крепящихся друг к другу. Однако, когда поехала одна половинка, другая осталась лежать, намертво приколоченная. Значит, снизу ее что-то подпирало. Но какая же там была подпорка, Лариса не стала выяснять, так как зазвонил сотовый. Антон оставил в покое стол и принялся рыться в карманах.

– Не ищите, это мой звонит, – сказала Лариса, с удивлением отмечая, что у парня телефон той же модели, что и ее «Эрикссон». А он, между прочим, больших денег стоит.

Лара неловко вынула телефон из сумочки, и из нее все посыпалось. Лара стала быстро сгребать мелочи в кучку, одновременно отвечая по телефону. Это была Настя. Она сказала, что передумала и приедет домой сегодня вечером. Причины, конечно же, опять не сообщила.

– О-паньки, а это у вас кто? – спросил вдруг Антон, глядя на раскрывшийся бумажник, в прозрачном отделении которого лежали фотографии Котова и Насти.

– А вам-то что? – холодно спросила Лариса, отбирая портмоне из цепких пальцев парня.

– Да ничего, просто это тот самый тип с пленки. Ну, я говорил, в «Гранд-Мишель» его снимали. Телок на нем еще куча была. Это ваш муж?

– Брат, – сказала Лариса, чувствуя, что близка к желанию совершить убийство. Вот Котов – сволочь! Сволочь и ублюдок!

Понимая, что ей сейчас лучше всего побыть одной, Лариса попрощалась, пообещав, что обязательно позвонит, и в экстренном порядке покинула гостеприимный офис, где собирались пятилетку выполнить в три года, перемежая сие полезное занятие с уничтожением отчественных запасов пива.

– Убью гада! Манной кашей кормить буду! Он у меня быстро забудет, что такое борщ со сметаной. Кобель! Ладно, когда он теоретически изменяет, но если вот так в глаза мне этим тычут… Свинья!

Лариса села за руль, каким-то чудесным образом сразу найдя выход из «тарасовпромпроектовских» катакомб, и погнала машину домой.

* * *

– Але? Миха? Да, я. Салют! Да ниче, живу. Слушай, тут сегодня какая-то баба приходила, из новых. Ага. Насчет Димыча очень интересовалась. Ну, типа, его убили, а она хочет знать, почему. Да я-то откуда знаю, на хрена ей это? Пришла, и все! Правда, мне перед этим Ольга звонила, чтобы я, типа, был любезным и вежливым. Ха-ха, да! Ну я и изобразил им вежливого редактора. По-моему, неплохо получилось. Может, мне ваще галстук носить, а? Да вот и я думаю, стремно будет. Да нет, я ничего ей не сказал, только голову заморочил. Так, пришлось слегонца намекнуть, очень уж въедливая дамочка. На политику стрелку перевел. Пусть покопается! Мы-то знаем, кто это сделал. Ты когда приедешь? Уже? Ну, до встречи. Я Макса сам выловлю. Кстати, прикол: муж этой бабенки на пленке в «Гранд-Мишель» засветился, помнишь? А, ты не видел! Ну ладно, бай!

* * *

Вероника пришла на работу чуть раньше обычного, но трудиться на пользу Отечеству не хотелось. Рань несусветная, к тому же кофе закончился, а без кофе ее мозг отказывался просыпаться. Хотя странно, что пятисотграммовая банка «Максвелл Хауз» могла закончиться за две недели. Значит, опять Ленка-поганка из отдела кадров втихаря пользуется. Самой денег жалко на кофе, вот она и побирается! Намекаешь, намекаешь – все без толку. Неделю будет сидеть смирно, а потом опять то же самое начинается. И ведь не подкараулишь! Хитрая лиса.

Вероника снова накинула кожаный пиджак, взяла сумку и, спустившись на лифте, вышла на улицу. Погода для сентября была необычно теплая, и это после арктически холодного августа! Словно природный бог решил возместить температурный недостаток тепла, и теперь солнце жарило не по-осеннему. Но все же осень есть осень. И изредка налетавший ветерок коварно холодил щеки и путал волосы.

Вероника купила в киоске пару пакетиков растворимого «Якобса», решив, что не все Ленке масленица. Посидит на кипятке с сахаром, поймет, может, что к чему. А она, Вероника, не привередливая – может и такой кофе попить. Дешевле выйдет.

Девушка медленно шла по улице, жмурясь от солнца. Работы пока что немного, а начать бумажки перебирать она может и позже. Начальство в отъезде, так что гуляй, Вася!

Возле перекрестка девушка остановилась и, пару секунд подумав, свернула налево, решив продлить маршрут.

– И это-то все и решило! – взбудораженно рассказывала она потом своей напарнице по работе, Алене. – Меня словно что-то толкнуло – иди туда! Ну, я и пошла.

– Куда пошла-то? – не поняла Алена.

– К подворотне. Ну знаешь, там еще дом стоит, из бывших номенклатурных. Там и теперь богатенькие буратинки живут. Машины на стоянке – все сплошь иномарки.

– Ну, этим сейчас никого не удивишь! – пренебрежительно махнула рукой Алена, словно у нее в распоряжении имелся роскошный «Мерседес», а не старенькая раздолбанная «пятерка».

– Да ты слушай! Я подхожу к повороту, притормозила немного – вдруг оттуда машина появится. А оттуда выходит он!

– Из машины?

– Из-за поворота, балда! Представляешь, сам Глазов! – воскликнула Вероника.

– Телеведущий? – с плохо скрываемой завистью воскликнула Алена.

– Да! Блин, он такой лапочка! Только бледноват, да и синяки под глазами, но это его ни капельки не портит. Представляешь, оказывается, у него шрам на щеке есть, а я и не знала!

– Правда? Видимо, его хорошенько тональным кремом замазывают. А так – он очень симпатичный! Кстати, он женат? – поинтересовалась Алена.

– Кольца нет. Так вот, мы с ним столкнулись. Он смотрит мне в глаза, и я смотрю в его очи синие. Стояли так целую вечность, я обо всем забыла, честное слово! Потом он мне говорит: «Девушка, извините». Я говорю: «Да ладно, не смертельно». Он: «Как вас зовут, прекрасная незнакомка? Можно с вами познакомиться?»

Алена с недоверием хмыкнула, но улыбнулась и кивнула.

– «Ника», – говорю. Он: «А меня – Леша. Ника, а можно мне ваш телефончик? Только мобильный, если можно». Я: «А у меня нет телефона». Он так странно на меня посмотрел…

– Еще бы, – отозвалась Алена. – Сейчас у любого нормального человека есть телефон. Я про мобильный, конечно.

– Да нет, ты не поняла. Он посмотрел так, словно обрадовался тому, что у меня нет телефона. «Ну что такое, – говорит, – хоть свой отдавай». И представляешь, смотрит мне в глаза, не отрываясь, и протягивает мне свой телефон!

Вероника вытащила руку из кармана и потрясла в воздухе серебристой коробочкой, похожей на вытянутую в длину пудреницу.

Алена открыла рот, но тут же овладела собой.

– Круто живет мальчик. Если это у него называется «дать телефончик», хотела бы я с ним погулять! – заметила она.

– Спокойно, старушка, – протянула Вероника, растопыривая пальцы на манер «новых русских», – он мой!

И рассмеялась своей шутке. Алена кисло улыбнулась.

– Так вот, он говорит: «Ника, солнышко, я тебе позвоню». Я, понятно, хотела вернуть ему телефон, все-таки мы с ним едва знакомы, но он так настойчиво повторил свою просьбу, глядя на меня своими синими глазищами, что я не устояла! Он говорил, что я такая-растакая, прям ваще, что он просто не в силах потерять связь со мной. Вот. – Она ласково посмотрела на телефон, любовно погладив его гладкий корпус. – Сказал, что позвонит мне в одиннадцать часов. Тогда у него самое свободное время! – Вероника сладко зажмурилась, как кошка. – Супер, да? Вот так вот просто шла – да и познакомилась с самим Глазовым! Блин, девчонки с ума сойдут!

Алена по-дружески поддержала Веронику, но чисто по-женски завидовала ей.

И зачем этой дурочке, сдвинутой на романтике, луне и прочих астральных атрибутах, которые являются лишь антуражем обычного секса, такой парень? Почему он достался не ей, не Алене? Уж она бы распорядилась им, как надо! Раскрутила бы его на полную катушку.

Такие парни, как Алексей Глазов, наверняка каждую ночь по две бабы трахают, а эта наивная Вероника думает, что он так сильно влюбился, что теперь сон потеряет. Ну да, с первого взгляда! Вероника, конечно, девочка миленькая, реснички густые, волосы длинные, но у нее же на лбу написано, что она прочитала все любовные романы, какие только издавались в России. И осталась дура дурой! Эх, нет в жизни справедливости!

С этим философским выводом Алена развернулась к компьютеру и со злостью стала набирать квартальный отчет фирмы, который следовало сдавать лишь через неделю. Но история Вероники – вот гадина! С самим Глазовым познакомилась! – полностью выбила Алену из колеи, так что работа сейчас стала для нее самым лучшим успокоительным.

К одиннадцати часам отчет был сделан. А ровно в одиннадцать Вероника погибла от взрыва сотового телефона, который, как сказали эксперты, был начинен взрывчаткой, эквивалентной десяти граммам тринитротолуола. Алена отделалась легкими ожогами и парой резаных ран. Зато до конца своих дней она будет помнить, как улыбка Вероники, нажимающей заветную кнопку на корпусе, исчезла навсегда в облаке густого дыма.

* * *

Ехать Ларисе пришлось медленно – так как она попала в пробку. Кое-как проехав всего лишь один квартал, она обнаружила, что находится недалеко от ресторана.

«Впрочем, хрен с ними, с делами, – отмахнулась Лариса от мысли заехать на любимую работу, – Степаныч справится. У меня сейчас в голове такая куча всяких мыслей, что не мешало бы навести в ней порядок! Итак, сегодняшний разговор не дал практически ничего, кроме самых общих соображений: Дмитрий заснял какой-то видеосюжет, то ли про криминального авторитета, то ли про политика, который очень на это рассердился и убил шпиона. А может, и вообще – это мой Котов парня грохнул? Каким-то образом узнал о том, что попал на пленку, и рассердился?»

Лариса фыркнула, вспомнив беспомощное и вместе с тем хорохорящееся багровое личико своего мужа. Н-да-а, ну и гулена! Такой за подобное шпионство не то что убивать – ругать бы не стал. Наоборот, загордился бы, поблагодарил бы за честь и пригласил вместе выпить.

Но что же такое все-таки снял Дмитрий?

Лариса остановилась на светофоре и положила голову на спинку водительского кресла. Внезапно на глаза ей попался большой деревянный щит с сообщением, что скоро будут выборы.

Почему бы и нет? Почему бы не взять это в качестве еще одной рассматриваемой версии? Сама судьба, можно сказать, тычет ее носом именно в политическую версию, а Лариса все отмахивается. Итак, кого возьмем в качестве объекта? Ведь баллотирующихся в городскую Думу – целая толпа, а типов, знакомство с которыми могло бы скомпрометировать будущих избранников народа, еще больше. Может быть, рассмотреть тех, кто, например, запускает предвыборную рекламу своих кандидатур на «Тараском-ТВ»? Если уж тут каким-то боком приплетен Глазов, то без «Тараском-ТВ» не обошлось!

Лариса свернула на Большую Казачью и притормозила возле бутика. Стресс лучше всего снимать шопингом! Пройдя внутрь и пробыв там около получаса, она приобрела наиболее, как ей показалось самой и как ее заверили продавщицы, устойчивую пару туфель. В принципе танкетка по природе своей не должна ломаться, но там кто знает – на какие еще баррикады Ларису судьба закинет?

Далее Лариса проехала два квартала, свернула на Провиантскую, и тут мотор ее прежде такой безотказной «Ауди» чихнул. Пробурчав что-то невнятное, он вообще заглох, и машина встала.

* * *

После пары безуспешных попыток убедить проклятый мотор работать Лариса вышла из машины и подошла к капоту. Что делать, она понятия не имела. Да и к капоту, если честно, она подошла только потому, что так обычно в таких случаях поступают все водители. Еще при этом некоторые из них открывают капот и смотрят внутрь. Большая часть из них копается внутри, и иногда они даже устраняют поломку. Для нее, Ларисы, это было непостижимым явлением. Самое большее, что она могла сделать в таких случаях – вызвать представителей автосервиса, чем она, собственно, и занялась.

Погода была прекрасная, так что вместо того, чтобы сидеть в душноватом салоне, Лара медленно прохаживалась возле притихшей «Ауди», которая с немного виноватым видом пристроилась у тротуара. Дежурный оператор автосервиса поинтересовался, где она находится, после чего пообещал выслать бригаду.

Лариса ходила мимо машины то в одну, то в другую сторону и думала, думала, думала…

Всплеск гнева из-за мерзавца Котова у нее прошел, и это было хорошо, так как злиться сейчас было бы совсем некстати. Для путного размышления ей была необходима свежая голова и незамутненный посторонними чувствами рассудок.

Пришедшая ей в голову мысль о связи кассеты с дядей Васей и последующими двумя смертями Дмитрия и Алексея казалась не такой уж и глупой. Она, Лариса, даже забыла спросить Горелова о прежних взаимоотношениях Михаила и Ольги. Ну да еще успеется.

А пока у нее есть две версии. Первую Лариса уже более-менее обдумала, а вторую, связанную с ревностью, она вначале, если честно, и версией-то не считала. Но в свете последних открывшихся фактов этот момент стоило рассмотреть поподробнее. Правда, неизвестно, кого брать в качестве подозреваемого – Михаила или этого Виталия Глазова? Кстати, фамилия уж очень знакомая – как у ведущего новостей на «Тараском-ТВ», который очень нравится Насте.

Может быть, он – его родственник?

Лариса тут же набрала номер Насти и, дождавшись, когда ленивая дочь возьмет трубку, спросила с места в карьер:

– Настюха, а ты не в курсе семейных отношений Глазова?

– Он холост, – сообщила Настя. – Если бы он был женат, я бы повесилась!

– Не болтай глупости. Я говорю не о браке, а о его семье. Братья, сестры… Мать, отец, брат или сестра у него есть?

– Девчонки говорили, что вроде бы у него младший брат есть, – неуверенно сказала Настя. – Если тебе это очень нужно, я могу позвонить Светке и уточнить.

– Уточни, пожалуйста, и перезвони.

– А зачем тебе? – запоздало поинтересовалась дочь, но Лариса уже отключила связь.

«Значит, у него есть брат! Даже без уточнений неизвестной мне Светки можно этот факт принять во внимание. Фанатки всегда откуда-то все знают, просто диву иной раз даешься – как они умеют собирать информацию о своих кумирах?

Виталий Глазов. Его брат – если он действительно брат – работает телеведущим на «Тараском-ТВ», он же связан с нашим старым знакомым дядей Васей, и он очень был зол на Дарьина и на Дмитрия, о чем свидетельствует подслушанный Настей разговор. Это раз. Два – это то, что его брат был ранее связан с Ольгой, невестой убитого Дмитрия. Он был очень ревнив и в последнее время возобновил свои происки. И, наконец, три – он работает на фармакологическом складе, где без проблем можно достать мышьяк! Хотя в наше время умелый человек найдет все, что ему нужно. Но все же не стоит это упускать из вида.

Стоит побольше узнать об этом брате Алексея Глазова, если они действительно братья.

Итак, на ближайшее рассмотрение есть две версии – версия убийства из ревности, согласно которой Виталий Глазов убрал Дмитрия, поскольку тот был женихом его любимой девушки, и политическая, которая, как казалось Ларисе, приобретала все более расплывчатые очертания. Поначалу стройная композиция, по которой убитого оператора, директора и подручных ребят недосягаемого зэка-авторитета Василия связывала кассета, на которой был запечатлен какой-то компромат на директора программы «Робин-Бобин», начала разваливаться из-за огромного количества появляющихся вопросов и несостыковок.

Самое первое и самое главное – отсутствует кассета! И неизвестно к тому же, что она содержит. Может быть, компромат, а может быть, и нет. Мало ли что Дмитрий имел в виду, когда говорил про «золотую жилу»! Может быть, там вообще была хроника свадьбы любимых собачек чересчур сентиментальных «новых русских», за которую они обещали заплатить ему стоимость этой «золотой жилы». Так что на одних домыслах строить теорию весьма опасно. Если фундамент даст трещину, то вся постройка неминуемо рухнет. Далее – слишком уж разный характер у двух преступлений. Если оператор был убит достаточно сложно и необычно – ядом, а директор максимально тупым способом – вазой по балде, то трудно представить себе, что это сделал один и тот же человек. Разный почерк!

И еще, при чем тут, ко всему прочему, Глазов? Вот если рассматривать версию «ревность», то тогда становится понятным, почему в телефонном разговоре он назвал Дмитрия «придурком» – потому что его брат не любил Ласточкина. Братская солидарность и все такое прочее. Но зачем тогда вспоминать еще и Алексея Владимировича Дарьина? Хотя стоп, а почему она решила, что Глазов упоминал именно Дарьина? Он сказал «Алексей Владимирович», а это еще ничего не значит – Алексеев Владимировичей в Тарасове как собак нерезаных! Конечно, это наводит на определенные мысли, но не более того.

Теперь Михаил. Вообще темная лошадка. Сказал, что приехал в Тарасов только вчера, а в ресторане обмолвился, что собирался пригласить Ольгу и Дмитрия на концерт любимой ими группы «Король и Шут», которая приезжала в Тарасов на днях. Лариса, может быть, и поверила бы ему, если бы не Настя. Дочка «фанатела» не только от красавчика-телеведущего, но и от песен этой самой группы. Узнав, что «киши» приезжают в Тарасов, Настя, завизжав от счастья, помчалась доставать билеты на самый первый концерт, который должен был состояться десятого сентября. Два или три дня дочка пускала пузыри в телефонную трубку, рассказывая своей подруге Светке, в чем она пойдет на концерт.

А потом ее ожидал крутейший облом: группа «Король и Шут» не приехала в Тарасов по каким-то там организационным причинам. Настя очень огорчилась. Афиши сняли. Это Лариса знала точно, поскольку один ее знакомый как раз и занимался организацией приезда в Тарасов российских популярных групп. По крайней мере за отсутствие афиш в центральных районах он ручался. Допустим, Михаил мог увидеть афишу в каком-нибудь Заводском или Ленинском районах. Но как он умудрился достать билеты, которые, во-первых, никто уже не продавал к моменту его так называемого приезда, а во-вторых, за ранее купленные билеты всем возвращали деньги? Значит, он приехал раньше, чем говорит, то есть как раз поспел к убийству Дмитрия. А не Миша ли его… грохнул?

Тут Лариса вспомнила длинный черный волос, который лежал на бежевом ковре возле шкафа, и задумалась. Вспомнился и брюнет, курящий и раскачивающийся на качелях, и влажное банное полотенце – непонятно почему, кстати, мокрое. У Ольги волосы были как минимум три дня не мыты! Лариса такие вещи видела сразу. Если, как утверждает Ольга, у нее не было подруг, то откуда тогда взялся этот волос? Сама она – крашеная блондинка, у Дмитрия был русый короткий ежик, так что появление длинного черного волоса становится необъяснимым, если только… Если только его не оставил Михаил, который приходил к Ольге до Ларисы. Помылся с дороги – и?.. Что он потом делал?

Лариса напрягла память, пытаясь вспомнить, когда же Настя прибежала домой с радостными глазами и билетами в руках. Кажется, это было девятого. Ну да, девятого. Дождь еще шел, так что ей, Ларисе, пришлось в экстренном порядке засовывать дочь в ванну, чтобы та прогрелась и не простудилась. Но Настя все равно простыла. Только в тот день – и не позже – можно было купить билеты на концерт. На следующий день их уже в кассе не было. Стало быть, Михаил был в городе уже девятого сентября, а вовсе не «вчера приехал», как он утверждал. Так что в список подозреваемых можно внести и его, хотя в это все же слабо верится. Михаил производил впечатление настоящего мужчины, который, даже будучи ревнивым, даже если его любимая девушка ушла к другому, все равно будет сам помогать устраивать ее счастье.

Но почему же тогда он так пытается скрыть тот факт, что приехал девятого числа? Только ли потому, что он был ранее кавалером Ольги?

Лариса походила еще немного и вновь села в машину. Делать было нечего, поэтому от скуки она стала рассматривать редких прохожих, которые появлялись здесь время от времени. Ее «Ауди» остановилась практически рядом со входом в детский сад. За оградой гуляли дети. Напротив находилось невысокое двухэтажное здание из красного кирпича с белой отделкой, потемневшей от времени. Постройка явно относилась к началу прошлого века. Рядом располагалось более современное застекленное здание, на четырех этажах которого постоянно мелькали белые халаты. Эти же «белые халаты» выходили на улицу и заходили в старинный особнячок. Ларису увлекло курсирование обладателей халатов до такой степени, что она сначала не обратила внимания на сцену, которая разыгрывалась возле ее машины. Но крики: «Хам! Козел!» – и звук пощечины не могли пройти мимо ее ушей. Она повернула голову.

Человек с густо покрасневшим носатым лицом прижимал руку к щеке и злобно смотрел вслед двум удалявшимся худеньким девушкам, одна из которых бурно жестикулировала, выражая свое недовольство.

«Что это он им сделал? – подумала Лариса. – Неприличное предложение? Но здесь же не Большая Казачья. Она за углом. Хотя какое значение имеет география? Любовь ведь не знает границ».

Большая Казачья улица приобрела скверную репутацию вследствие того, что ее облюбовали для своих прогулок путаны Тарасова.

Что-то в лице неудачливого донжуана показалось Ларисе знакомым. Она присмотрелась и вдруг узнала его. Это же Роман… как его, Белобрюшкин! Точно, он! Тот самый, который оказался обладателем арсино-устойчивого организма и не умер от яда, предназначенного… Кстати, кому же все-таки был предназначен яд? Дмитрию или Алексею Дарьину? Пожалуй, версия «ревность» имеет существенный недостаток – она не объясняет, почему умер директор программы. Хотя, может быть, и объясняет, просто Лариса пока не знает всех фактов. Может быть, директора убили совсем по другим причинам, не связанным с Ласточкиным?

И что здесь делает этот Белобрюшкин, интересно? Лариса вышла из машины и подошла к все еще держащемуся за щеку технику-осветителю, работавшему в одной компании с ныне убиенными Дарьиным и Ласточкиным.

– Здравствуйте, вы меня, наверное, не помните. Я…

Лариса осеклась, потому что парень вдруг воззрился на нее с совершенно диким выражением бледно-голубых глаз.

– Я вас помню, – очень быстро прошептал он. – Я вас прекрасно помню. Здравствуйте! Рад вас видеть. Мне срочно нужна ваша помощь!

Слово «срочно» он выделил и сопроводил фразу таким жалобным стоном, что Лариса тут же подумала о возможной скорой грозящей ему смерти. Таким тоном просят только о чем-то действительно важном, в чем невозможно отказать.

– Чем смогу, – растерянно пробормотала она.

– Вы согласны? – страшно обрадовался предмет страсти завхоза, смотря на часы и бормоча как белый кролик из сказки Кэрролла. – Если я не успею…

– Ну да, – кивнула Лариса, все еще пребывая в растерянности, – только объясните мне…

– Пойдемте, скорее пойдемте!

Он судорожно схватил ее за руку и потащил куда-то в сторону жилого дома.

– Подождите, – она с трудом вырвала запястье из цепких пальцев молодого человека. – Мне хотя бы машину закрыть нужно.

Она подошла к «Ауди» и заперла ее, подумав, что наверняка успеет вернуться к тому времени, когда приедет бригада техпомощи.

– Надеюсь, это не надолго? – спросила она.

Молодой человек с отчаянием посмотрел на часы, потом на нее и замотал головой.

– Это быстро, пара минут, и все. Как хорошо, что я встретил вас!

Ларисе пришлось буквально бежать за молодым человеком. Она с беспокойством прислушивалась к ощущениям в ногах. Вроде бы новая обувь пока не собиралась ломаться. Пока. Еще несколько кочек и…

– Да подождите же! Куда мы так бежим? Если вы мне все не объясните сию же секунду, я никуда не пойду!

Она остановилась возле подъезда грязно-красной пятиэтажки, которую в народе называют «хрущевкой», и вырвала свою руку из пальцев техника-осветителя. Эта его поспешность показалась Ларисе весьма подозрительной. Да к тому же ей вспомнились две девушки-студентки, влепивших парню пощечину.

– Что вы хотите от меня? Кому-нибудь плохо? Может быть, нужно вызвать «Скорую помощь»?

Парень сильно покраснел.

– Понимаете, мне нужно сдать анализы, а я не могу сам. Понимаете? Сам я ничего не могу, мне нужна женщина… И нужно успеть до полтретьего, потому что потом…

Лариса даже пощечину ему не дала – настолько ей стало противно. Она не пожелала слушать его дальнейшие объяснения, ее передернуло от омерзения, и она ушла. Сзади остался ноющий Белобрюшкин, умолявший понять его правильно.

* * *

Возвращаясь к своей машине, Лариса прошла мимо застекленного здания, которое рассматривала еще до встречи с этим мерзким типом. У двери она машинально взглянула на табличку, гласившую, что перед Ларисой находится местный сифилаторий.

«Так вот чего от меня хотел этот подонок! Чтобы я помогла ему добыть сперму для сдачи анализов? Какая мерзость!»

Она гневно оглянулась, но, естественно, никого не увидела.

Лишенный нежной женской руки страдалец, видимо, сам с грехом пополам решал свои проблемы в подъезде.

Котова еще издали увидела возле своей машины целую толпу народа. Помимо людей в униформе техслужащих, там находились две мужских фигуры – невысокая толстенькая и длинная тощая. В маленьком типе Лариса сразу же признала своего мужа, а второй был, по видимости, его друг. Котов озабоченно вглядывался в лобовое стекло и что-то объяснял другу.

«Никак меня потерял, – подумала Лариса. – Машина есть, а жены нет, вот и удивляется, кобелина».

– Привет, – холодно сказала она, подходя к машине, – ты что тут делаешь?

– Ларочка, – просиял Котов, – а ты, солнце мое, что в этом захолустье забыла?

– Машина забарахлила, вот и гуляю здесь.

– Интересно ты гуляешь, – возмутился муж. – А машину на кого бросила?

– Она все равно сломана, ничего с ней не случится, – отрезала Лариса.

– Ну ладно, Женек, пойду я, – подал вдруг голос доселе молчавший и чего-то смущавшийся худой гигант. – Увидимся.

– Ага, – рассеянно кивнул Котов, глядя ему вслед. – Бедняга, – добавил он, когда спина друга скрылась за дверью сифилатория. – Залетел, что называется.

– В смысле – залетел?

– Ну, в смысле, сифилисом болен. Только ты никому не рассказывай.

– И он тоже?.. – пробормотала Лариса.

– Что значит – тоже? – не понял Котов.

– Да так, ничего. Ты на машине?

* * *

По дороге домой Котов со смехом рассказывал о незавидной участи, постигшей его приятеля, бывшего одноклассника. Он всю жизнь свою провел в деревне, а тут после удачной коммерческой сделки его колхоза, худо-бедно сводящего концы с концами, с одной преуспевающей фирмой с иностранным капиталом выбрался в город.

– Отмечали они, значит, свою сделку в «Лире», – говорил Котов.

Лариса почувствовала легкий укол профессиональной ревности. Она, разумеется, прекрасно понимала, что даже если бы ее «Чайка» была единственным рестораном в городе, то далеко не все бы стали отмечать свои праздники именно там – просто места бы не хватило, да и график работы был бы перегружен. При таких условиях конкурентов следовало бы выдумать, если бы их не было. Но все равно она немножко презирала людей, предпочитающих какие-то другие рестораны ее драгоценной «Чайке».

– Выпили, как водится, немало. Венька вообще человек стеснительный, деревенский, с женским полом как-то не сложились у него отношения, а тут дамочки к ним подсели. Ну, то да се, шуры-муры, короче, трахнул он одну из них. Вернее, это она его трахнула, но это уже мелочи.

– И давно это было? – уточнила Лариса.

– Почти полгода назад. Недавно первые симптомы проявились, он мне в приватной беседе пожаловался. Ну, я его к знакомому врачу и направил.

– Неужели сифилис? – не поверила Лариса. – Сейчас столько информации о вензаболеваниях, почему же он не предохранялся?

– Деревня! Понимать надо, пупсик! Но врач сказал – поскольку Венька обратился к нему на первичной стадии, его вылечат без проблем. Правда, лекарство такое мудреное он ему прописал… Ацетрасол, а по-другому – окси… оксифенюш… короче, начинается с «окси-», кончается: «-мышьяковая кислота». Мышьяком Веньку лечат.

– Мышьяком?! – переспросила Лариса. – А это не опасно?

– Нет, ты что! – возмутился Котов. – Иванов за свои слова отвечает! Он же лучший венеролог в Тарасове. В ацетрасоле минимальная доза мышьяка, так что ничего страшного.

«Точно, – подумала Лариса, – теперь все сходится! Если вспомнить Анжелику и ее мужа, графа де Пейрака, который, опасаясь отравления, каждый день трескал сладкие подушечки с минимальной дозой яда, чтобы организм привыкал, то ничего удивительного, что Белобрюшкин, слопав суп, не умер. Только нужно уточнить, действительно ли у него сифилис. По-моему, такая информация не разглашается? Даже Карташов вряд ли сможет мне об этом сказать».

Чтобы хоть немного развеяться и отвлечься, Лариса включила радио, угадав как раз на передачу новостей.

«Сегодня в ООО «Хреннинг» произошло ЧП. Взорвался сотовый телефон одной из сотрудниц ООО – Елпенкиной Вероники, и как раз в тот момент, когда девушке позвонил неустановленный абонент. Коллега и подруга погибшей показала, что телефон не принадлежал Елпенкиной, ей его подарил неизвестный молодой человек. Подробности выясняются. А теперь перейдем к следующим новостям…»

– Во дела! – восхитился Котов, прищелкнув языком. – Опять взрыв. Е-мое, ну как жить в такой обстановке?

Лариса потерла виски и выключила приемник. И здесь ничего хорошего не могут сказать. Прав Котов – все время взрывы, все время кто-то умирает, хотя, надо сказать, весьма необычна причина гибели девушки – взрыв сотового телефона, причем телефона, ей не принадлежавшего. Зачем она его тогда брала? Скорее всего по незнанию, так как трудно себе представить, чтобы человек в здравом уме взял телефон, о котором заранее известно, что он начинен взрывчаткой.

Дома ее встретила Настя, прямо с порога заявившая, что она все узнала. Лариса, уже слегка подзабывшая, о чем она просила дочь, напрягла память и вспомнила, что действительно звонила Насте с просьбой узнать побольше о Виталии Глазове. Правда, с того момента произошло столько событий, что ее собственная просьба практически стерлась из памяти Ларисы.

– Да, я хотела бы узнать побольше о брате твоего кумира.

– Он для меня больше не кумир, – серьезно сказала Настя, присаживаясь на краешек табуретки и подгибая под себя одну ногу. – Он – сволочь!

Сказать, что Лариса была удивлена, значит – ничего не сказать. Она была почти что в шоке – настолько неожиданным оказался у дочери переход от горячей любви к Глазову к столь явной ненависти и презрению. И всего за каких-то полдня!

– Что он успел сделать такого, что ты его возненавидела? – поинтересовалась Лариса.

Настя угрюмо рассматривала сахарницу, стоящую в компании с симпатичным братцем-чайником.

– Ты сегодняшние новости слушала? – спросила дочь.

– Частично.

– О взрыве в «Хреннинге» знаешь?

– А при чем тут Глазов? – в груди Ларисы неожиданно разлился необъяснимый холодок. Она почувствовала, что связь между взрывом и Глазовым есть. Но какая?

– Я звонила Светке, – немного издалека начала Настя. – Хотела узнать о Виталии Глазове побольше, как ты просила, а она – вся в слезах.

– Почему?

– У Светки есть сестра Алена, которая работала вместе с этой несчастной Вероникой в «Хреннинге». Алена ведь тоже пострадала от взрыва. Перед тем как умереть, Вероника говорила с Аленой о том, кто ей дал этот телефон.

– И кто же? – уже догадываясь, каким будет ответ, спросила Лариса.

– Глазов! Ей подарил этот телефон Глазов!

* * *

– Подожди, я не поняла.

Лариса курила уже третью сигарету, пытаясь прийти в себя. Настя рассказала матери то, что узнала от своей подруги Светки, которой, в свою очередь, все рассказала ее собственная сестра.

Все выглядело так, будто молодому ведущему новостей, гулявшему неподалеку от «Хреннинга» и встретившему Веронику, настолько понравилась девушка, что он не мог потерять с ней связь и подарил свою «Моторолу», так как у девушки не было не то что сотового, но и домашнего телефона.

– И она его взяла?

Настя укоризненно посмотрела на мать и кивнула.

– Ну да, конечно, взяла. Извини за глупый вопрос. Раз взорвалась, значит, телефон все-таки был у нее. Но почему она его взяла? – спросила Лариса.

– Мама, по Светкиным рассказам, эта Вероника была полной дурой!

– Настя! – вскинулась Лариса.

– Ну если она дурочкой была, я-то что сделаю? Начиталась романов всяких про любовь, а там сплошь и рядом принцы широкие жесты себе позволяют. Ничего удивительного, что она взяла этот телефон. Хотя, с другой стороны, она же не знала, что он начинен взрывчаткой.

– Интересно, – Лариса усиленно думала, – значит, взрыв произошел при приеме сигнала?

– Да. Алена сказала, что это произошло ровно в одиннадцать часов.

– Она даже на часы успела взглянуть?

– У них радио работало, – пояснила дочь.

– Понятно. Спасибо, что сказала.

– Не за что, – пожала плечами дочь, – правда, обидно, что Глазов в этом замешан. Он такой хорошенький!

– А о его брате ты что-нибудь узнала?

– Да, его зовут Виталий, – меланхолично поведала дочь, поворачивая вокруг своей оси сахарницу, – младше его на пять лет, учился в универе, но вылетел на четвертом курсе. Бездельник, да и рожа какая-то чересчур девчачья. Не в моем вкусе. Кстати, пока тебя дома не было, тебе Олег Владимирович звонил.

– Карташов? – переспросила Лариса.

– Да, он просил, чтобы ты перезвонила. Сказал, что не смог дозвониться на сотовый.

– У меня батарейка села, – пояснила Лариса, спеша к телефону. Через пару минут она услышала в трубке хрипловатый голос полковника.

– Привет детективам! Как успехи?

– Олег, ты знаешь, что взрыв в компании произошел по вине Глазова? – спросила Лариса с ходу.

– Да, слышал, – хмуро ответил полковник, – но мы решили это не освещать в прессе. Излишняя шумиха нам ни к чему.

– Почему? Он ведь простой ведущий новостей, а не политик какой-нибудь.

– Многого ты, Ларка, не знаешь!

Ларису задел его снисходительный тон.

– Просвети меня, неразумную, – ехидно попросила она.

Но Карташов вдруг смял тему и перевел разговор на другие рельсы.

– Об этом после как-нибудь. Расскажи лучше, как у тебя дела продвигаются?

– Нормально, – буркнула Лариса.

– Есть зацепки?

– Есть вопросы, – сказала Лариса, слегка обидевшись на вредного полковника, – причем много вопросов. Первый – что там с Ольгой Северцевой? Ее ведь почти задушили! Я ездила в больницу, чтобы узнать, как у нее дела, но меня не пустили к ней. Сказали, что она в реанимации и к ней запретили пускать кого-либо, кроме родителей.

– Так и есть. Она еще не оправилась от шока, отказывается давать показания, то есть лечащий врач ей запрещает.

«Значит, что стало с кассетой, я не узнаю, – подумала Лариса. – Хотя и так ясно. Бандиты с собой и унесли».

– Ладно, второй вопрос. Только мне нужен честный ответ! – предупредила она.

– Ларочка, – укоризненно протянул Карташов, – разве я когда-нибудь тебя обманывал?

– Нет, но откуда я знаю, что будет в будущем?

Карташов угрюмо засопел в трубку.

– Я знаю, что после отравления вы просили всех сотрудников «Робина-Бобина» сдать анализы на обнаружение мышьяка в их организмах. Скажи мне теперь, был ли положительный результат? – продолжила допрос Лариса.

– А что? – по тону полковника она поняла, что Карташов напрягся.

– Я думаю, что один из сотрудников, некто Белобрюшкин Роман, работавший техником-осветителем, съел порцию, предназначенную жертве.

– То есть?

– Да тарелку он спер у Дмитрия из-под носа! Тот ушел отвечать по телефону, а этот Роман, недолго думая, взял его порцию и съел. А в ней уже был мышьяк!

– Откуда ты знаешь? – удивился Карташов. – Впервые об этом слышу. А насчет анализов… Некоторые их вообще не сдавали, так как в тот день многие как под землю провалились – кто-то за город успел уехать, выходные же были! Кто по состоянию здоровья не смог сдать анализы. А задним числом просить человека покакать или пописать, сама понимаешь, смысла не имеет.

– То есть Белобрюшкин не сдавал анализы? – уточнила Лариса.

– Сейчас посмотрю в отчете, – Карташов зашуршал бумагами. – Нет, не сдавал. Но и впоследствии на самочувствие не жаловался, так что мы на него особенно внимания и не обращали. А что, говоришь, он ел из тарелки, предназначавшейся Ласточкину? Странно, почему-то это не отражено в протоколах допросов.

– Но вероятно ли такое – если человек каждый день пьет лекарство с небольшим количеством яда, то впоследствии, когда он примет большое количество мышьяка, он не умрет, как Дмитрий?

– Может быть, – неопределенно согласился Карташов, – спрошу у экспертов. А что, этот тип с забавной фамилией так и делал? Каждый день добровольно травил себя мышьяком?

– Да. Как я думаю, он лечится от сифилиса. Там какое-то мудреное лекарство, ацетрасол. По-другому – оксифенилмышьяковая кислота! Я в словаре посмотрела.

Карташов присвистнул.

– Эва ты, мать, хватила! Сифилис, надо же! Это ты достоверно знаешь?

– Нет, конечно, только догадки. Кто мне позволит его медицинскую карту посмотреть?

– Понятно. Кстати, Котова, поздравляю – с тебя сняты все подозрения насчет банки с приправой.

– В смысле?

– Во время обыска на студии была найдена точная копия той «чесночинки», в которой находился мышьяк. Я-то думал, завхоз врал, когда он клялся, что заправлял банку нормальной приправой, но теперь вижу – что он был прав.

– Я не понимаю, каким образом это снимает подозрения с меня? На первой банке, если не ошибаюсь, были найдены мои отпечатки. Если бы не отсутствие мотива, не знаю, где бы я сейчас находилась. Все-таки завуалированное покушение, хотя я не трогала эту чертову банку! – сказала Лариса.

– Один из свидетелей, который как раз в день съемок уехал в Египет, вернулся и дал показания. Он сказал, что видел, как банку притащил актер, играющий Робина-Бобина, поставил ее на стол, и все оставшееся время до твоего отъезда банка была у него на глазах. Он подтверждает, что ты ее не трогала.

– Вы что, раньше его вызвать не могли? – Лариса испытала такое облегчение, что даже вопреки хорошей новости невольно рассердилась на свидетеля, который беспечно грел кости на египетском солнышке и таким образом вынудил ее носить эту гору на плечах почти неделю.

– Да попробуй достань их в Египте! Так они тебе и уехали оттуда! За тысячи километров отсюда можно придумать какие угодно отговорки, чтобы понежиться еще пару деньков на солнышке. У него отпуск-то был всего лишь на неделю.

– Но ведь убийство произошло, – попробовала возразить Лариса, – или сейчас смерть человека ничего не значит?

– Помнишь Булгакова? «Мастера и Маргариту»? Тот эпизод, где литераторы в ресторане узнают, что Берлиоза больше нет в живых. Цитату привести? – буркнул полковник.

– Не надо, я вспомнила, – прошептала Лариса. – «Он умер, но ведь мы-то живы! Не пропадать же в самом деле каким-то там котлетам». Дословно уже не помню. Да-а, равнодушные сейчас люди пошли.

– Точно, Котова, прямо как мы. Так вот, это Кочкин показал, что ты к банке не прикасалась и что вообще эту «чесночинку» притащил Робин-Бобин.

– Прости, кто притащил?

– Робин-Бобин, ты что, не помнишь его?

Лариса нахмурила лоб, вспоминая тот ужасный день съемок. Точно, когда она закончила готовить суп, в кадр влез симпатичный толстячок, сказал, что все очень вкусно, и убежал. Больше она его не видела.

– А кто такой, этот Робин-Бобин? – спросила Лариса.

– Представь себе, никто не знает! Актер, который обычно исполнял эту роль, в тот день болел, а этого типа никто не знал, так как Робин-Бобин появился уже загримированным. Помнишь, какие у него были усищи? Я-то сам не знаю, не видел, но тут в протоколе зафиксировано.

– Усы, румяна, накладные пухлые щеки, парик, колпак поварской, – стала перечислять Лариса, – а еще фартук и большая ложка.

– Висяк, – безнадежно вздохнул Карташов, – иди ищи теперь этого Робина-Бобина! Что у нас есть? Описание вещей, а не человека. Ужас!

– Да, плохо, – рассеянно согласилась Лариса. – Только я не поняла, каким образом мои отпечатки…

– Знаешь, Лариса, – голос полковника посерьезнел, – я думаю, здесь была фальсификация отчетности. Кто-то из наших экспертов подделал акты экспертизы, сняв твои отпечатки с другого предмета. Вот только зачем? Помнишь, ты однажды проходила свидетелем по одному делу, у тебя также брали отпечатки пальцев. Я пересмотрел дело из архива, и два документа подшиты не в том порядке, в котором должны бы быть.

– То есть их кто-то брал?

– Да, вот только я не знаю – кто! Архивариус у нас старенький, зачастую забывает взять расписку.

– Но зачем кому-то совершать такие усилия? – спросила Лариса.

– Чтобы отвести от себя подозрения, вот зачем! Хотя бы на время. И пленку с этой же целью утопили. На ней же ничего не было, но могло и быть! Как видишь, эта идея сработала. Знать бы еще, кто этот умник! – возмущенно сказал Карташов.

– Из-под земли его достану! – пообещала Лариса. – Найду гада обязательно!

– Да и я тоже постараюсь, – хмуро сказал Карташов.

* * *

Закончив разговор с Карташовым, Лариса приготовила себе чашку кофе, открыла лежащий на столе каталог косметической компании, распространяющей свою продукцию сетевым образом, и принялась разрисовывать симпатичные мордашки моделей. Это нехитрое и не требующее умственных затрат занятие обычно помогало ей привести мысли в порядок.

Когда две девушки на странице с рекламой шампуня приобрели угрожающий вид небритых пираток с ярко выраженными стоматологическими проблемами (Лариса пририсовала им клыки) и кошмарной лопоухостью, выполненной к тому же с большой художественной точностью, Лариса сделала первый вывод.

Нашло объяснение загадочное «неотравление» техника-осветителя, который, если верить словам Муси, съел тарелку супа, в котором уже находился яд. Осветитель просто болен сифилисом, что, как ни парадоксально, спасло ему жизнь! Говорят же иногда, что зараза к заразе не липнет. Вот и не прилипла, даже наоборот – помогла.

Лариса перелистнула пару страниц, оставила детишек-моделей в покое, нашла фотографию мужчины и принялась разрисовывать его.

Она вспоминала тот день, когда производились съемки. Самый первый кадр, когда Робин-Бобин представляет ее зрителям… Вот она подошла к столу, рядом возник пухленький Робин-Бобин. Он был в клетчатом фартучке, усах и колпаке. Весь напудренный, разрумяненный, с таким прекрасным цветом лица, который должен был говорить зрителям, что много есть – совсем не вредно, а даже полезно для тела и кожи! Актер был невысоким, ниже ее. Правда, на каблуках ее рост – почти метр восемьдесят, так что ориентировочно в этом Робине-Бобине было около ста семидесяти трех-пяти сантиметров.

Движения у него были несколько суетливые, но в камеру он смотрел прямо и улыбался, смешно топорща усы. Голос у него был… Да никаким он у него не был! Обычный голос без запоминающихся интонаций. Не то что у Глазова, вдруг вспомнилось Ларисе, – вот чей голос никогда ни с чьим не спутаешь. Посмотреть бы на него, что ли. Ах, да ведь он в больнице!

«Стоп, Котова, – Ларису вдруг ошеломила пришедшая ей в голову мысль, – ты совсем уже мозги себе запудрила! Элементарных вещей не видишь. Как Глазов мог подарить девушке телефон, если он лежит в больнице!»

– Настя, – крикнула она, – иди сюда, доча!

– Что? – на пороге кухни возникла удивленная Настя.

– Помнишь, ты говорила, что Глазова в больницу положили? Вроде бы СИЛЬНО избитого?

Дочь неуверенно кивнула.

– А как же тогда он мог подарить телефон убитой впоследствии девушке?

– Не знаю, может… Может, его ненадолго выпустили? Да нет, это же идиотизм какой-то получается! – сама же себя прервала Настя. – Кто его выпустит из больницы ненадолго? И как это я сразу не обратила внимания на это обстоятельство?! Он же в больнице, значит…

– Значит, либо Вероника все наврала, либо Глазов уже выздоровел, – подытожила Лариса.

Дочь сразу нашла решение проблемы.

– Пойду позвоню Светке! – и она убежала из кухни.

– Настя, ну аккуратнее же! – раздался из коридора раздраженный голос Котова, на которого, по-видимому, налетела увлеченная новой идеей и потому ничего не замечавшая дочь. – Все ноги отдавила, как слоненок!

– Сам слоненок! – не осталась в долгу Настя.

– Вот до чего довело твое воспитание! – шутливо упрекнул Ларису муж, появившись в дверях. – Родного отца слоном называет.

– А кем же ей тебя звать? Кузнечиком? Извини, но ты на кузнечика не тянешь, – хмыкнула Лариса.

– Ну и что! – довольно погладил свой животик Котов. – Хорошего человека должно быть много, а я – человек во всех отношениях прекрасный. Можно сказать, мужчина в самом расцвете сил!

– Что мужчина, это точно, – язвительно сказала Лариса, – надо думать, что шлюхи из «Гранд-Мишель» это по достоинству оценили!

Котов невинными глазенками посмотрел на жену, но она заметила, что он насторожился.

– А при чем здесь «Гранд-Мишель»? Я там уже давно не был… я не понимаю тебя, Ларочка. Тебе кто-то на уши что-то навешал, а ты не верь!

– Еще скажи, что ты мне ни разу не изменял! – усмехнулась Лариса.

– Ну, было пару раз. Когда-то. Но с тех пор – ни-ни! – увидев на лице Ларисы скептическую усмешку, Котов сразу же принял вид оскорбленной невинности. – Вижу, что ты не хочешь со мной разговаривать! Конечно, – патетически продолжал он, – зачем ей муж, если ей любовник звонит! Она лучше с любовником будет разговаривать!

«Какой любовник? – Лариса моментально подумала о Карташове. Но ведь их отношения уже давно расстроились. Они просто друзья. А больше у нее никого нет. – А жаль! Стоило бы рога наставить своему драгоценному!»

– Кто звонил? – холодно осведомилась она.

– Курочкин. Он еще на связи.

Котов протянул Ларисе радиотелефон, который она тут же схватила. Если Курочкин звонит в нетипичное для него время, значит, произошло что-то из ряда вон выходящее.

– Алло? Я слушаю? Что? Боже мой… Конечно, я сейчас приеду! – воскликнула Лариса.

– Ну и?.. – сложив руки на груди, поинтересовался муж. – Что случилось с твоим знакомым? Из постельки выпал и хочет, чтобы ты его туда обратно уложила?

– Он в больнице, – спокойно ответила Лариса. – Просил приехать.

– Ну конечно! – начал было Котов, но Лариса, не слушая его, переоделась и уже уходила из квартиры, как ее окликнула Настя.

– Мам, ну ты куда? Сама попросила узнать о Глазове, а сама уходишь…

– Да, извини. Что тебе сказала Светлана?

– Вероника не врала. По крайней мере, Светкина сестра так думает. И еще, Глазова не выписали! – выпалила Настя.

– Откуда ты знаешь?

– Светка знает, – пожала плечами дочь. Было видно, что она сама не уверена в собственных словах.

Лариса поехала во Вторую городскую больницу, куда поместили несчастного Курочку, умудрившегося сломать ногу при падении с кровати. Котов был не так уж и далек от истины. Анатолий Евгеньевич слезно просил помочь ему, пострадавшему и травмированному, гуманитарными обедами из «Чайки», уповая на то, что старая подруга Лара Котова не бросит его на произвол судьбы и скудного больничного пропитания и привезет ему что-нибудь вкусненькое.

– Старая шельма, – усмехалась Лариса, везя на заднем сиденье котовской машины большую красиво упакованную корзину, полную всякой снеди.

Здесь был и сыр, и любимая Курочкиным сырокопченая колбаса, и фрукты-овощи в большом количестве, и выпечка. Сверху лежала еще дымящаяся пицца с кальмарами. Лариса сомневалась, что больному разрешат алкогольные напитки, даже если у него просто сломана нога, но все же захватила бутылочку виноградного вина, перелив его, на всякий пожарный случай, в пластиковую емкость из-под сока. На самом дне корзины лежала пара мужских журналов. Вообще-то Курочкину были по барабану глянцевые красотки, так как у него и живых куколок было навалом. Но, везя другу «Пентхауз» и «Медведь», Лариса преследовала иную цель. Ведь, помимо Курочкина, во Второй городской должен лежать еще и Глазов.

Должен лежать, а там – кто знает! По мнению Ларисы, обсуждение женских прелестей сблизит любых мужчин, даже если один из них будет слеп, другой нем, а третий понимает только по-ненецки.

В больнице ее заставили купить пластиковые шлепанцы гигантских размеров, дали белый халат и респираторную повязку, так как в том отделении, где лежал Курочкин, было предкарантинное положение. Корзину, к счастью, проверять не стали, как опасалась Лариса, и она бодро зашлепала практически босыми ногами по холодным ступеням лестницы, ведущей на третий этаж. При каждом шаге Лариса сжимала пальцы ног, чтобы так и норовящий слететь с ноги тапочек все же остался на своем законном месте. К концу лестницы пальцы ног уже сводило судорогой. Она с трудом отыскала палату и вошла.

* * *

Курочкин лежал с загипсованной ногой возле задернутого шторами окна. То ли из-за недостатка света, с трудом проходящего сквозь зеленоватые занавески, то ли от общей своей субтильности, но психолог выглядел очень больным и несчастным.

– Боже мой, воплощенное страдание, – улыбаясь, Лариса присела на кровать, ставя корзинку рядом с кроватью.

Курочкин жалобно шевельнул усиками и с жадным любопытством взглянул на корзину.

В это время в палате находилась медсестра, колдующая над больным, лежавшим у стены. Курочкин покосился на нее, потом вопросительно вытаращил глаза.

– Привезла? – негромко спросил он.

– Что? – не поняла Лариса.

Курочкин в нетерпении щелкнул по кадыку пальцами.

– Вино, – шепотом ответила Лариса. – На самом дне.

Курочкин посмотрел на подругу увлажнившимися от счастья глазами и с чувством чмокнул ее руку.

– Спасибо, котик! А то, понимаешь, вчера тут одному мужику жена «сэм» привезла, день рождения у него был, мы отметили.

– Что привезла? – не поняла Лариса.

Медсестра вышла. Курочкин облегченно вздохнул и уже громче сказал:

– «Сэм»! Ты что, Лара Викторовна, не знаешь, что такое «сэм»?

– Понятия не имею.

– Самогон! – прохрипели с соседней койки. – «Сэм» сокращенно.

– Курочкин, – изображая презрение, протянула Лариса, – как ты опустился! Пить самогон…

– Да я и сам его не очень люблю, – словно оправдываясь, сказал Курочкин, – но этот был – просто как слеза! Да еще под сальце…

Он мечтательно зажмурился и тут же погрустнел.

– А теперь похмелье пришло, – правильно поняла его гримасу Лариса. – Понятно.

В ожидании, пока Курочкин, от нетерпения запустивший руку в недра корзины и вкусно шарящий там, достанет бутылку «сока» и вылечится, Лариса рассеянно осматривала палату.

Здесь стояли шесть кроватей, две из которых были пусты. На остальных в разных позах храпели, читали газету, слушали радио, наконец, просто тихо спали четыре мужика разного возраста. Тот, над кем колдовала медсестра, лежал с полностью забинтованной физиономией, безучастно взирая на потолок. За все то время, пока Лариса на него смотрела, он ни разу не пошевелился.

– Что с ним? – шепотом спросила Лариса, наклоняясь к жующему пиццу и жмурящемуся от удовольствия Курочкину. – С тем, который у стены?

– А, – махнул головой Анатолий Евгеньевич, – странный какой-то. Нелюдим. Даже не пил с нами вчера. Слышь, Михалыч!

Он кивнул обернувшемуся на зов мужику самой «бомжовой» внешности, с мешками под глазами и трехдневной небритостью. Курочкин приподнял из-под одеяла бутылку с вином. Глаза мужика заблестели. Не говоря ни слова, он кивнул. Бутылка перелетела на соседнюю кровать, после чего, наполовину опустошенная, пошла по палате, миновав лишь кровать со странным забинтованным типом. Отовсюду послышались вздохи облегчения и благодарственное бормотание.

– Когда меня сюда привезли, он был уже здесь, – шепотом сказал Курочкин. – Весь в бинтах, как мумия. Так ни разу и не видел его рожи. Говорят, что его избили какие-то бандюки на улице, а мне в это что-то слабо верится.

– Почему?

– Потому что я не верю в бандюков, которые калечат только рожу, – фыркнул тот.

– Так он же пластом лежит, – возразила Лариса.

Курочкин хмыкнул.

– Пластом! А вчера его в палате вообще не было. Привезли перед самым твоим приездом. Михалыч спрашивал – где он? Так нам сказали, что он на операции, а я сам слышал, как наш хирург, мой знакомый, кстати, вчера собирался уезжать. Какая операция, если он после реанимации должен как минимум три дня в реанимашке и лежать? Не будь у меня столько медицинских знакомых и не работай я сам одно время в этой сфере, я бы ничего не понял.

– Погоди, – Лариса наклонилась и тихо-тихо спросила, несмотря на то что и до этого их с Курочкиным было еле слышно: – Ты случайно не знаешь, как его зовут?

– Случайно знаю, – ответил Курочкин, – правда, он почему-то скрывает свое имя.

– Скрывает?

– Ага, я ни разу не слышал, чтобы медсестра назвала его по фамилии, когда приходит утром. Нас-то всех как солдат в строю – «Иванов, Петров, Курочкин!». Верно я говорю, Михалыч?

С соседней койки согласно захрипели.

– А вот его вообще никак не называют. Просто сестра придет, «опроцедурит» его – и все. Но у меня же здесь хирург знакомый есть, – снисходительно усмехнулся Курочкин, – сосед мой. Он мне по секрету и сказал, что здесь лежит брат телеведущего Глазова. Виталий. Да, в принципе, какое тебе до него дело? Лучше послушай, как я с кровати-то навернулся…

Курочкин начал рассказывать ей эпопею о своих несчастьях, но Лариса его уже не слушала. Все ее внимание было обращено на брата Глазова, ибо она не сомневалась, что это именно он.

«Надо же, какая удача, – неотрывно билось у нее в мозгу, – в одной палате с Курочкиным! Как по заказу! Только почему здесь лежит Виталий? Насколько я знаю, избили-то Алексея, так что в этой больнице должен лежать сам телеведущий. Но если здесь – Виталий, то где же Алексей?»

– Слушай, Анатолий, а ты не мог бы узнать побольше о нем и о его болезни? – перебила она Курочкина, который осекся на полуслове и замер, удивленно смотря на нее.

– Спасибо, что не слушала мою исповедь, – ни капельки, впрочем, не обидевшись, отреагировал он. – Могу, пожалуйста, а зачем это тебе? Все расследуешь? Кстати, как у тебя дела?

Лариса приложила палец к губам:

– Тс-с, тихо!

– Да я сам себя не слышу. А о его болезни и узнавать нечего. Симулянт чистой воды.

– К нему кто-нибудь приходил? – спросила Лариса.

– В гости? Да, как раз накануне якобы операции. Два молодых парня в классических костюмах, а по рожам – натуральные «братки». Знаешь, вообще-то они мне напомнили агентов из «Матрицы». Одинаковые, как братья-близнецы, в затемненных очках… Ты не смотрела «Матрицу»?

Лариса помотала головой.

– Эх ты, серость! А мне довелось. Ленусик очень любит эту гадость. Хотя, знаешь, мне даже понравилось. Поржать можно, особенно где этот придурок гимнастику под летящими мимо него пулями делает.

– Кстати, где твой Ленусик? Или Марусик? Я уже запуталась. Помню, что кто-то совершенно замечательно готовит борщ, – поддела приятеля Лариса.

– Но это, собственно, и все, что она умеет готовить. Я три дня лопал этот ее борщ, а теперь больше не могу.

– Поэтому и обо мне вспомнил, да? – усмехнулась Лариса.

– Да, вот такая я корыстная сволочь! – покаялся Курочкин, облизывая пальцы, испачканные пиццей. – Кстати, я обдумал тот наш разговор.

– И что?

Курочкин покосился на забинтованного типа, вздохнул, взял костыли, опиравшиеся на тумбочку, и с помощью Ларисы поднялся на здоровую ногу. Загипсованную конечность он вытянул вперед.

– Пошли покурим. Здесь нельзя.

Выйдя в коридор, они медленно подошли к окну и продолжили беседу.

– Насчет характера преступления. Ты, как я понял, так и не нашла кассету? – И получив отрицательный ответ, приятель продолжил: – Я не думаю, что здесь замешаны личные мотивы. Вроде ревности и тому подобного.

– Почему? – возразила Лариса. – У меня как раз есть трое подозреваемых.

– Кто?

– У убитого была невеста, которая оказалась весьма любвеобильной девушкой. Не шалавой, нет, не нужно так ехидно подмигивать. Но ухажеров у нее было много.

Курочкин слушал, не перебивая, но посмеиваясь. Незажженную сигарету «Собрание» он крутил в пальцах.

– Двух из них я включила в свой список. Первого зовут Михаил, но, если честно, я не очень верю в его виновность. Меня смущает только его ложь: он утаил от меня истинную дату своего приезда в Тарасов. Сказал, что приехал вчера, а на самом деле – почти неделю назад. То есть накануне убийства Дмитрия он был в городе! Как я уже сказала, мотив – ревность, несмотря на то что Дмитрий ранее был его другом, – сказала Лариса.

– То есть?

– Ах, я же тебе не рассказывала! Ольга, девушка Дмитрия, поступила на мехмат четыре года назад параллельно с компанией четырех друзей – Дмитрия, Михаила и еще двух других парней. Сначала она флиртовала с Михаилом, затем с Дмитрием, но потом все же окончательно выбрала Дмитрия. Михаил мог затаить обиду. А Виталий Глазов…

– Второй твой подозреваемый, да?

– Да. Он был Ольгиным парнем до института, еще в школе. Очень ревнивый, несдержанный, несколько раз бил Ольгу. Друзья Дмитрия разобрались с ним тогда. Но это все я знаю исключительно со слов Михаила.

– Ему ничего не стоит перевести все стрелки на этого Виталия, – задумчиво сказал Анатолий Евгеньевич. – Есть ли еще кто-нибудь, кто мог бы рассказать о взаимоотношениях в той компании?

– Есть. Антон Горелов и Максим, которого, кстати, я так ни разу и не видела и не знаю его фамилии. На месте работы сказали, что он на больничном. Правда, это было бог знает когда, а с тех пор я туда больше не звонила.

– А что тебе мешает сейчас это сделать? Заодно дашь мне зажигалку, я свою в палате оставил.

Лариса нашла, что это очень здравая мысль. Она сунула Курочкину фирменные спички из своего ресторана, достала сотовый и набрала номер Максима, который ей оставила Ольга.

– Алло, это «Чайка»? Можно мне поговорить с Волковым? Нет? Все еще нет? А когда будет? Не знаете? Ну, ладно… Его все еще нет, – сказала она.

– Я понял. Ну да бог с ним. Кто третий-то? – спросил Курочкин.

– Наша Паша, – просто ответила Лариса.

– Наша Паша? – повеселел Курочкин. – А это кто? Мне уже одно только имя нравится!

– Это завхоз. Его зовут Павел, но, поскольку он голубой, ему дали на студии кличку «наша Паша».

– Голубой? Еще интереснее! Обожаю копаться в психологии российских гомосеков. Столько фишек, ты не представляешь! Знаешь, сколько у нас в России психопатов с так называемым синдромом гомосексуализма? Много, хотя их и называют «меньшинством»! Почти каждый четвертый мужик считает, что он либо голубой, либо бисексуал. Особенно среди молодежи распространено это явление. На самом деле им всем просто выпендриться как-то надо в этом возрасте, вот и придумывают о себе самих всякую ахинею. А настоящих гомосексуалистов, можно сказать, меньшинство в меньшинстве.

– Спасибо за лекцию, – поблагодарила Лариса и вкратце рассказала то, что знала о Павле.

Курочкин комментировал информацию согласным угуканьем. В конце Ларисиного рассказа, когда она говорила о желании Павла жениться, он не выдержал и фыркнул.

– Во дает мужик! Умно, хотя не думаю, что у него это получится.

– Так на кого ты мне укажешь своим психологическим пальцем? – спросила Лариса.

– Ни на кого.

– Даже на Виталия? – удивилась Лариса. – А мне казалось, что он-то как раз самый подозрительный из всех!

– Со слов Михаила. Если брать версию ревности, то я бы, как ты говоришь, указал на него. А о том типе ты, во-первых, еще слишком мало знаешь. Во-вторых, как-то ты упрощенно подходишь к выбору подозреваемых.

– Я стараюсь не упускать из виду любого, мало-мальски причастного к этому делу человека.

– В таком случае первым подозреваемым тебе стоило бы взять именно себя.

– Я уже рассматривала этот вариант, – без улыбки ответила Лариса. – И пришла к выводу, что Котова Л.В. непричастна к совершенному злодеянию. Отсутствие трех основополагающих моментов, по наличию которых субъекта можно признать виновным в совершении либо несовершении какого-либо деяния, полностью оправдывает Котову Л.В. Не было возможности совершить преступление – раз, не было мотива – два, наконец, не было и самого деяния. А вот некто Курочкин А.Е. становится с каждой секундой все более подозрительным!

– Правда? – весело спросил Курочкин.

– Препятствует ходу расследования, – тоном судебного пристава сказала Лариса, – что, между прочим, наказуемо Уголовным кодексом Российской Федерации!

– Страшное дело, – согласился Анатолий Евгеньевич. – Пожалуй, Курочкин А.Е. скажет, что Котова Л.В. забыла о кассете.

Котова Л.В. вздохнула и обратила на психолога взгляд своих ясных глаз. Пришлось поделиться с другом недавно узнанной инофрмацией, которую она получила с помощью «жучка», лейтенанта Саши и Карташова, только без упоминания имен. Курочкин, впрочем, и не настаивал на этом. Он обожал логические задачи, поэтому теперь с удовольствием взялся за классификацию характеров подозреваемых. Как живых, так и умерших.

– Дарьин связан с преступной группировкой. Ты это точно знаешь?

– Да, Олег сказал мне, что была проведена сравнительная экспертиза тембра голоса настоящего Васильева, который сейчас находится в колонии строгого режима, и собеседника Дарьина. Вывод был таким – голос на пленке, несомненно, принадлежит Васильеву.

– Как же он умудрился позвонить из камеры? – удивился Курочкин.

– Не знаю, но Олег мне рассказывал, что такое возможно, если у тебя есть деньги, авторитет и знакомый вертухай.

– Понятно. Кстати, а с чего ты взяла, что Дарьин заказал убийство оператора?

– Я слышала в разговоре упоминание о каких-то «ребятках», – вспомнила Лариса.

– И что? Ты думаешь, что ребятки додумаются поискать мышьяк, чтобы отравить парня? Да они его в переулке каком-нибудь замочат, всего и делов-то. Нет, Ларочка, ты запуталась. Сначала думаешь, что это Дарьин заказал оператора, потом говоришь – Олег считает, что это актер подсунул банку с отравой. Определись! Дарьин не мог заказать оператора.

– Почему?

– А почему мог?

– Ну-у… из-за кассеты, – Лариса пожала плечами.

– Вот видишь, опять все в кассету упирается, а где она? Нету ее, да могло и вообще не быть! Вот ты говоришь, что девчонку чуть не придушили из-за кассеты, значит, необходимое нам вещественное доказательство уплыло в синюю даль в бандитском кармане.

– Кассета не влезет в карман, – неуверенно сказала Лариса.

– Да неужели? – хитро скривился Курочкин. – А если он все на диск перегнал? Диск-то куда угодно влезет! Сейчас такие карманы на куртках стали делать, что туда даже бутылку шампанского можно спокойно впихнуть!

– Ты преувеличиваешь.

– Ничуть. Опытом проверено. А насчет диска ты подумай.

Лариса нахмурила лоб, вспоминая день, когда она спускалась из квартиры Ласточкина и на лестнице встретила Михаила. Во что он тогда был одет?

«Кажется, во все черное, а на плече у него болталась черная куртка. В ней вполне можно было спрятать и диск, и кассету».

– Погоди-погоди, – вслух сказала она сама себе, – но когда же он успел спрятать кассету? Он ведь не мог…

– Кто? – Курочкин, похоже, решил, что это высказывание относится к нему.

– Михаил…

Курочкин изумленно воззрился на нее, но Лариса, ничего не объясняя, попрощалась и ушла, с трудом вспомнив, что она в больнице. Хорошо, что ее служащая гардероба окликнула, а то ушла бы как была – в тапочках и белом халате.

* * *

Вернувшись из больницы, Лариса целый час отмокала в ванне, вылив туда почти полбутылки ароматной, пахнущей клюквой пены. Лежа в горячей воде, Лариса занималась самым настоящим извращением, совершенно недопустимым в этом священном для любой женщины месте, – она думала. Она все еще ломала голову над загадкой, которую ей подкинула жизнь. Возникали и испарялись в нежном запахе ягод ненужные мысли вроде того: а зачем ей, собственно, теперь уже нужно это расследование, если, как сказал Карташов, ее отпечатки, загадочным образом попавшие на банку, были фальсификацией? С одной стороны, надо бы найти этого ублюдка, который вздумал вдруг спихнуть на нее дикий факт, что банку с ядом якобы принесла она и никто иной. Но с другой стороны – Аллах бы с ним, с этим ублюдком. Все равно справедливость восторжествовала.

Она вполне может расслабиться, лежа на специальной упругой подушке, которую приобрела в московском СПА-салоне для большей релаксации в ванне. Она может поехать завтра в ресторан и заняться отчетностью, так как вскоре ожидается проверка. Она может… Да тысячи дел, приятных и не очень, требуют участия в них Ларисы Котовой, но она все равно упрямо пробирается сквозь лабиринты собственных извилин по направлению к разгадке преступления.

«Ужасный у меня все-таки характер, – расслабленно думала Лариса, чувствуя, как кожа впитывает целебные экстракты, – если что попалось в руки, то уже все. Кранты! Буду анализировать до тех пор, пока не пойму суть».

Вот Михаил, например. Почему он скрыл от нее настоящую дату своего приезда в Тарасов? Она же все-таки не следователь.

«Но и не мать родная, – возражал ей внутренний голос. – С чего бы он стал тебе что-то рассказывать?

– А как же его любимая девушка? Она ведь сама просила меня взяться за это расследование, – спросила у самой себя Лариса.

– Но может быть, он сам решил все выяснить? Почему бы и нет? В конце концов – он сильный, молодой и явно неглупый мужчина. И уж куда больше твоего знает о знакомых Дмитрия, о его интересах и прочих мелочах.

– Но я ближе к официальному расследованию, чем он, – спорила сама с собой Лариса. – Я могу ознакомиться с результатами какой-нибудь экспертизы, а он – нет!

– Вот поэтому ты и разленилась! Привыкла, что стоит позвонить – и все узнала! Потому и мозги у тебя замусорены официальными версиями, а как мыслить самостоятельно, ты уже забыла.

Лариса крепко зажмурилась, хотя не стоило бы этого делать – на глазах лежала маска от морщин, но против правды не попрешь – она разучилась вести расследование. Вот что значит три месяца беспрерывной ресторанной суеты! Мозги уж ни к черту не годятся.

– Надо что-то делать, – сказала она сама себе.

Лариса решила не откладывать дела в долгий ящик, а поскольку думалось ей лучше всего, когда информация была перед глазами, она дотянулась до сумки, которая висела на крючке, достала органайзер, ручку и принялась составлять табличку с тремя столбиками. В первом были имена подозреваемых, во втором – основные улики, в третьем – ее собственные мысли.

Через пятнадцать минут упорного рисования букв Лариса поняла, что наиболее подозреваемыми в убийстве Дмитрия оказались сразу трое: Антон Горелов, Виталий Глазов и Алексей Дарьин, несмотря на то что последнего уже не было в живых.

А вот Михаила Лариса исключила сразу же. По одной простой причине: у него, по ее мнению, должна была находиться кассета. Зачем же тогда ему убивать Диму, а потом еще и душить Ольгу? Почему Лариса решила, что кассета у него? Да потому, что, стоя у окна в больнице, она вспомнила тот день, когда впервые побывала Ольги. На качелях во дворе сидел какой-то брюнет и курил. Только позже Лариса сообразила, что это, должно быть, был Михаил, который перед этим явно посетил Ольгу. Позже Ольга позвонила Ларисе и сказала, что нашла кассету, но потом, видимо, почуяв опасность, она решила доверить кассету Михаилу. Неизвестно, почувствовала ли она, что на нее будет совершено покушение? Может быть, сон плохой приснился или еще что-нибудь произошло. У женщин очень сильно развита интуиция!

В общем, вначале она отдала кассету Михаилу, который должен был приехать к ней в три часа, то есть в момент приезда самой Ларисы, и привезти кассету. Возможно, они посмотрели бы ее вместе. То есть если бы все прошло хорошо, то в дальнейшем Лариса сотрудничала бы с Михаилом. Но Ольгу чуть не задушили, поэтому Михаил решил действовать в одиночку. Он решил, что так дело пойдет быстрее. Лариса подумала, что все так и было. Именно из-за приезда Михаила, из-за его дружеской поддержки Ольга и была более-менее вменяемой, а не билась в истерике. Таким образом, версия о Виталии Глазове переходит из разряда «перевода стрелок на другого типа» в разряд разрабатываемых.

Знать бы еще, кто этот тип, который переоделся в Робина-Бобина и притащил банку с отравой в студию! Причем это довольно рисковый ход, если учесть, что оператор не любил чеснока. А если убить хотели Алексея? Лариса, которая, признаться, уже слегка устала от выбора между двумя мужчинами на роль главной жертвы, вздохнула.

Если хотели убить Алексея, а Дмитрий, выходит, пострадал случайно, то почему не отравился техник-осветитель? А, ну да, он же лечится от сифилиса какой-то там мышьяковой кислотой. Но может быть так, что этот Белобрюшкин знал о том, что он не умрет, и пошел на риск, отравив остатки супа и взяв и себе порцию, дабы отвести от себя подозрения. Да нет же, бред собачий! Во-первых, это глупо и несерьезно, а во-вторых, где гарантия, что организм выдержит такую ударную дозу мышьяка? Значит, это не он. Но кто?

В приятном тумане, поднимающемся от горячей воды, перед полуприкрытыми глазами Ларисы бесшумно пролетали все участники драмы. Дмитрий с усталыми складками вокруг губ, Ольга, тяжело дышащая и только-только вырванная из цепких рук смерти… Михаил, пристально вглядывающийся в нее своими пронзительными глазами…

Антон, мило улыбающийся. Но глаза его цепко всматриваются в собеседника… Этот его идиотский лозунг – «Пятилетку в три года, пиво в два глотка!»… Его грубые шершавые руки с необычно длинным указательным пальцем, которые она уже где-то видела… Где-то видела… Лариса резко открыла глаза и села, вызвав слабое колыхание пенного озера. Она ошарашенно смотрела в свое изумленное отражение в зеркальных стенах ванной.

Она вспомнила, где она видела эти руки, вернее, этот палец! Когда-то давно, еще в студенческие годы, она увлекалась хиромантией, астрологией и прочими оккультными науками. Хотя какие там науки! Бред собачий, но Лариса все же иной раз невольно ловила себя на том, что обращает внимание на руки человека, и не просто обращает, но и исподволь считывает с них хиромантическую информацию. Например, вот этот тип с квадратными руками и ногтями, похожими на лопатки, наверняка очень усидчив и работоспособен. Трудоголик. А вот эта безвольная рука конической формы с мягкими ямочками говорит об артистичности натуры, а также и о ее лености и бесхарактерности. А когда большой и средний пальцы одинаковой длины, как у Наполеона, это говорит о чрезмерном стремлении к лидерству. Такой человек пойдет на все, лишь бы добиться своего.

Когда снимали передачу, Лариса подсознательно отметила, что Робин-Бобин, возникнув в конце, держал ложку очень неловко, робко, словно боясь ее уронить. Мышцы рук напряглись, пальцы были повернуты как-то странно. Лариса взяла в руки термометр, прикрепленный бирюзовым шнурком к крану, и посмотрела, как именно она его держит. Так же, как и ложку, ручку и прочие тонкие цилиндрические предметы, которые нужно взять правой рукой. Разве что сигарету она держит иначе.

Два пальца, большой и указательный, обняли черенок ложки, то бишь термометра, уложив стеклянную трубку на три оставшихся пальца. А Робин-Бобин держал ложку по-другому! Он просунул черенок ложки между указательным и средним пальцами, зафиксировав их для верности большим, и крепко держал эту непривычную конструкцию, напоминавшую чем-то видоизмененную фигу. Обычную фигу из трех пальцев, только здесь вместо большого пальца фигурировала ложка.

Лариса переложила термометр в левую руку и поразилась. Рука непроизвольно взяла градусник «фиговым» способом! Лариса заставила себя взять термометр нормальным способом, но рука напряглась.

– Что же это получается? – спросила она у отражения. – Робин-Бобин – левша? И актер, играющий Робина-Бобина, – это… Антон?

Отражение только хлопало мокрыми ресницами в ответ.

* * *

Михаил зашел в прихожую и, не разуваясь, прошел в комнату. Давно он не был у себя дома. Родители жили отдельно, в небольшом деревенском коттедже, а он сам обитал в их старой городской квартире. Мать хотела было сдавать ее в аренду, но он воспротивился. И так он редко в городе бывает со своей работой, так еще и угла своего не иметь. Нет уж! Пусть стоит пустая, а всех денег все равно не заработаешь.

Он бросил куртку на кресло, на котором слепо таращил глаза игрушечный медведь, покрытый пылью, поискал глазами пульт дистанционного управления и обнаружил его на самом телевизоре.

– Все гениальное просто, – усмехнулся он, включая видеомагнитофон.

Видик у него был классный, его Михаилу Макс выбирал. С дивиди-плейером и прочими наворотами.

Михаил вставил в дисковод зеркальный, радужно переливающийся диск и нажал кнопку.

После пятнадцатиминутного взирания на экран он спросил сам себя:

– Ты что-нибудь понимаешь? – и сам же себе ответил: – Ни хрена!

Дмитрий был не только хорошим оператором и шпионом, еще он замечательно разбирался во всевозможных новинках компьютерных технологий. Играючи составлял сложнейшие программы, для элементарной разминки сочинял вирусы, которые потом сам же и уничтожал, при желании он мог бы даже стать хакером, но для этого у него не было хорошей техники. В компьютерном классе на мехмате да у друзей, у кого дома стояли сильные «винды», – вот, собственно, и все, что было в его распоряжении. Свой собственный компьютер Дмитрий собрал из чего пришлось. Но получилась вполне работающая штучка.

Короче, на диске, который Михаилу дала Ольга, находилась только зашифрованная информация, состоящая из каких-то цифр, латинских бессмыслиц и прочей китайской грамоты для непосвященного человека. Михаил выключил бесполезно работающий телевизор, вынул диск из дисковода и брякнулся в кресло, подняв тучу пыли. Запиликал сотовый.

– Алло? О, Антоха, а я о тебе думаю. Слушай, у меня тут дело есть. Может, встретимся?

Он договорился о встрече возле мехмата в четыре часа дня на завтра, так как сегодня у Антона было какое-то ответственное совещание.

– И что же мне теперь делать? – спросил сам у себя Михаил и посмотрел на медведя. Тот продолжал молча таращиться в потолок…

* * *

«Да-а, – размышляла Лариса, – приехали! Для чего Антону убивать своего же друга? Ладно, могу допустить, что это сделал Михаил, у него все же какой-никакой мотив был – он Ольгу любил, но Горелов? Может быть, Антон был должником Дмитрия? Какой же должна быть сумма, чтобы из-за нее убивать человека? Да и Дмитрий, по словам Ольги, был далеко не богачом, чтобы одалживать большие деньги Антону. Были бы у него эти деньги, он бы давно женился, хотя вполне возможно, что свадьба была отложена как раз из-за того, что деньги он одолжил Горелову? Копил-копил Дима рублики или баксы, а тут дружбан приходит. Так и так, позарез нужна энная сумма денег. Как отказать другу? Вот Дмитрий и отдал Антону заначку, а теперь лежит в могиле. Грустно, конечно, но все могло бы быть именно так, по банальной денежной причине».

Или, скажем, Дмитрий не копил деньги. Тогда что? Если Антон его очень-очень попросил, то Дмитрий мог одолжить нужную сумму у кого-нибудь из состоятельных знакомых. Осталось узнать, есть ли у Дмитрия состоятельные знакомые и одалживал ли он у них деньги. Но еще раз встает вопрос – какой именно была сумма? У Ларисы в голове не укладывалось, как один человек мог убить другого из-за денег. Из-за какого-то количества шуршащих бумажек.

«Легко рассуждать, что деньги – социальное зло, когда их у тебя навалом, – сама себя укорила Лариса. – Или когда у тебя их нет совсем. Бомжи, как правило, тоже весьма неприхотливые и немеркантильные личности. Их интересы вертятся вокруг самых бытовых проблем – пожрать, бухнуть, поспать в сухом и теплом месте, причем по большей части плевали они на качество этих самых удобств. Не то что средняя прослойка между маргиналами и новыми русскими. Если оставить в покое интеллигенцию, то как раз средний класс весьма охоч до денег. Им средств всегда не хватает. Но что-то я расфилософствовалась! Нужно подвести итоги.

Самая логичная версия, если считать подозреваемым Горелова, – денежная. Поскольку о нежных чувствах между Ольгой и Антоном даже речи не заходило, стало быть, личные причины здесь ни при чем. Хотя, может быть, обида какая-нибудь застарелая есть? Месть или ненависть?

Надо бы выяснить. Да еще узнать и о появлении Антона на студии».

Ее мысли были прерваны появлением Насти. Дочь присела на край кровати и сказала:

– Все-таки телефон Веронике подарил именно Глазов. Алена в этом уверена. Ума не приложу, как он мог это сделать?

«Да ничего удивительного, если вспомнить, что его как раз в тот день увозили якобы на операцию. Даже не в тот день, а накануне», – подумала Лариса.

– Может быть, Вероника его спутала с кем-нибудь? – спросила она вслух.

– Алена говорит, что Вероника настолько была увлечена всеми хоть сколько-нибудь симпатичными молодыми людьми, которые мелькают на нашем ТВ, что она просто не могла бы спутать Глазова ни с кем.

«И тем не менее спутала его с родным братом», – мысленно отметила Лариса.

– Алена сильно пострадала при взрыве?

– Нет, – сказала Настя, – взрывчатка в телефоне была заложена таким образом, что, как бы это правильнее выразиться, была направлена на уничтожение одного человека.

– Локальный взрыв? Но ведь это чертовски сложно устроить, – заметила Лариса. – Да и зачем Виталию Глазову убивать девушку, с которой он не был знаком?

Внезапно у нее сильно застучало сердце.

«Стоп! Почему Алексея Глазова положили в больницу? Потому что его избили на улице неизвестные бандиты. Однако выясняется, что вместо Алексея в больнице лежит его брат Виталий, который вообще-то должен находиться в наркологической клинике. Что же это получается?

Глазов-старший пропал, а Глазов-младший убил ни в чем не повинную девушку. Почему?

Причина должна быть обязательно! Не бывает бессмысленных поступков, хотя если Виталий наркоман, то от него всего можно ожидать… Итак, Алексей, скорее всего, боялся за свою жизнь. Причем настолько, что вместо себя в больницу «подложил» брата, подставляя его под удар. Я знаю, что к Виталию в больницу приходили какие-то «братки», оставившие ему телефон. Вполне возможно, что избиение Алексея, если оно имело место быть, и визит «братков» имеют между собой что-то общее. Например, заказчика или организатора! Таким образом, Алексей, понимая, что угроза его жизни еще остается, сбегает из больницы, уговаривая брата стать на время «больным телеведущим». Не знаю уж, как он убеждает брата, но факт налицо.

Итак, Виталий занимает койку в палате Курочкина. К нему приходят «братки», дают телефон, Виталий подозревает, что с аппаратом что-то нечисто, и… Ищет первую встречную девушку, чтобы проверить на ней свою догадку относительно взрывчатки? Господи, что за бред! Разве так можно поступать?!

Почему именно эта девушка? Или она ни при чем? С одной стороны, можно было просто выбросить телефон. Хотя нет, если детонатор сработал при приеме сотового сигнала, то кто-то должен был нажать кнопку ответа, иначе бы телефон не взорвался. Вот он и отдал его Веронике. Но почему именно ей?»

– А где Вероника встретила Глазова? – спросила Лариса.

– Алена сказала, что она вышла прогуляться до магазина «Мандей». На углу Посадской и Волжской стоит такая шестнадцатиэтажка, знаешь? Там еще твоя знакомая, Марина, живет. Вот там Вероника и встретила Алексея, – ответила Настя.

«Угол Посадской и Волжской, это… это же рядом с больницей! Буквально в двух кварталах от нее. Значит, Виталий просто вышел из больницы и отдал телефон первому встречному! В больнице он не мог этого сделать хотя бы потому, что сам мог случайно пострадать. Ему нужен был человек с улицы! Тогда он снова договаривается с врачом и уходит ранним утром.

Вероника, таким образом, совершенно четко вписывается в схему. Она с ним незнакома, случайно она просто и есть первая встречная! Утро было раннее, район «спальный», народу на улицах практически нет. Он очаровывает ее и отдает смертоносный телефон. Вот и все!»

– Какой кошмар! – вслух сказала Лариса, не заметив, что дочь уже ушла, оставив ее в одиночестве. – Так запросто обречь на смерть другого человека! Это даже не столько бесчувственность, сколько полнейшее отсутствие обычных человеческих качеств. Выродок! Как его только воспитывали?!

«Таким образом, – подумала Лариса, – смерть неизвестной мне Вероники обретает свое объяснение – девушка просто стала жертвой эксперимента Глазова-младшего. Он взорвал телефон, чтобы удостовериться в том, что его хотят убить. Кошмар!»

Лариса похолодела от ужаса, столкнувшись с таким полнейшим безразличием к человеческой жизни. Причем смерть девочки была совершенно бессмысленной…

Она пододвинула к себе телефон и позвонила Карташову.

* * *

Утро следующего дня настигло Ларису в больнице. Она хотела осведомиться о самочувствии Ольги, которую, как она узнала от Курочкина (который, в свою очередь, выяснил это у своего знакомого врача), уже перевели из реанимации в обычную палату.

Ларисе вновь пришлось надевать ужасный больничный халат и ковылять в спадающих с ног шлепанцах на четвертый этаж. По дороге она разговорилась со старенькой техничкой, которая, тяжело переваливаясь с ноги на ногу, тоже поднималась наверх.

– Я к своей племяннице иду, – сказала Лариса, – в триста седьмую палату.

– Это которую сегодня-то перевели? Северцеву?

– Да, – удивилась Котова, – а вы ее знаете?

– Да я-то ее саму не знаю, но знаю, что ее сегодня утром со второго этажа привезли. Она первая новая больная за неделю – из тех, кто появился в триста седьмой. До этого там одни старухи лежали. Одна вот скончалась, место и освободилось. А так эту девчонку раньше бы куда-нибудь перевели. Туда, где было бы свободное место.

– А вы не знаете, как она себя чувствует? А то меня к ней не пускали, говорили, что посетителям нельзя в реанимацию.

– Да нормально, – пропыхтела техничка. – Бледненькая, но кушает хорошо. Я у них уже мыла сегодня полы. Здоровая девчонка, только бинты на шее. Что с ней?

– Несчастный случай, – не стала вдаваться в подробности Лариса.

– А насчет посетителей, – продолжала старенькая поломойка, – так с нашим врачом завсегда можно договориться. Скажем, был тут один недавно. Высокий такой, красивый брюнет. Говорил, что уезжает в рейс и его не будет в городе полгода. Хотел с невестой повидаться.

– Пустили?

– Пустили, а как же? Правда, вечером все было, в тайне, будто бы главврач не знает, но нам-то все известно, – техничка повернула голову и многозначительно посмотрела на Ларису. – Щас ведь жизнь такая! Больнице тоже тяжело. Вот и берут деньги, если дают их и ничего криминального не просят. Взятки, оно, конечно, плохо, но что делать? В конце концов что плохого, что жених со своей невестой увидится?

В это время они проходили по площадке второго этажа. Над стеклянной дверью, занавешенной желтыми шторками, Лариса увидела десять больших желтых букв. Реанимация.

– Ох, что-то у меня голова закружилась, – она прислонилась к витым деревянным перилам и выпустила из рук пакет, с шуршащим звуком упавший на холодный бетонный пол. – Давление, наверное…

– Ох ты, батюшки! – техничка тут же засуетилась, бросила ведро, которое, громыхнув, осталось стоять прямо посреди площадки. Добрая женщина повела Ларису прямо к стеклянным дверям, вход в которые, как гласила табличка на них, посторонним строго воспрещался.

«Ничего, – подумала Лариса, старательно изображая полуобморок, – теперь я не посторонний человек, а тоже больной, нуждающийся в срочной реанимации. Хорошо, что я сегодня так напудрилась! Даже Котов сказал, что я бледновато выгляжу. Но я торопилась успеть сюда до милиции, вот и не стала переделывать макияж».

– Ох, молодежь! – вздыхала женщина, усаживая Ларису на дермантиновую кушетку. – Гнилые какие все пошли! У вас давление-то какое обычно?

– Повышенное, – соврала Лариса. Давление у нее всегда было прекрасное, а единственная болезнь, от которой она иногда страдала, – это мигрень.

– Ну ясно, – кивнула техничка. – Сейчас я Зою позову, а то мне нужно еще третий и четвертый этажи домыть. На первый этаж приходится за водой бегать, кошмар!

Пробормотав что-то о «властях», она зычно крикнула Зою. На крик из ближайшей комнаты, где слышен был свист закипающего чайника, вышла молодая симпатичная куколка с синтетически-белыми кудряшками и немного расплывшейся фигуркой.

В отличие от поломойки девушка сразу определила истинный возраст Ларисы.

– Женщина, с вами все в порядке?

Лариса вполне правдоподобно что-то простонала. Ее провели в ординаторскую, дали лекарство с резким запахом, которое Ларисе пришлось выпить.

– Настойка элеутерококка, – сказала медсестра, – а вы чем обычно лечитесь?

Лариса попыталась вспомнить название хоть какого-нибудь лекарства, но не смогла. Она ничего об этом не знала.

– Это у меня впервые…

– А, понятно, – кивнула девушка, – приливы как раз в этом возрасте и начинаются. С месячными все в порядке?

Лариса покраснела, но кивнула.

– Ну это ничего, скоро они прекратятся. У вас климакс начинается, как я думаю. Правда, ранний. Но это бывает, когда жизнь полна стрессов или наследственность способствует.

Лариса, которая размышляла о том, как бы выяснить, к кому именно приходил ночью «жених», пришла в ужас. Слова медсестры вдруг напомнили ей о грядущей пакости под названием менопауза. Она-то привыкла считать себя молодой и не задумывалась о предстоящей старости! Ей действительно стало дурно. Она медленно возвела глаза на хорошенькую Зоечку, зевавшую с равнодушным видом, у которой впереди была вся ее молодая жизнь, и элегантно упала в настоящий обморок – прямо на диван.

* * *

Очнулась Лариса от резкого запаха нашатыря. Она с детства его не переносила, поэтому ей моментально захотелось чихнуть, что она и сделала.

– Будьте здоровы, – сказал голос, принадлежавший невысокому усатому мужчине в белом халате. – Как вы себя чувствуете?

Челюсти врача – если это был врач – непрерывно двигались, перекатывая во рту мятную жвачку. На носу сидели модные очки без оправы, из-за стекол которых на Ларису смотрели два внимательных черных глаза. Горбатый длинный нос и отливающий синевой подбородок выдавали в мужчине кавказца. В руках с безупречно чистыми ногтями он медленно сжимал резиновую грушу. Лариса ощутила, как ее левую руку что-то сдавливает. Она скосила глаза и увидела, что пиджак с нее снят, рукав блузки закатан и плечо обернуто тканевой манжетой, соединенной резиновой трубочкой с грушей.

– Тихо, тихо, не дергайтесь, – с едва уловимым акцентом сказал он, – я у вас давление меряю.

– А вы кто? – слабым голосом спросила Лариса.

– Дмитрий Петрович, – ответил он, – дежурный врач. Что же это вы так себя не бережете? С давлением – и без лекарств, так нельзя! Себя беречь нужно.

Лариса кивнула.

– А где мой пакет? Я к племяннице собиралась…

– Да здесь все, здесь, не волнуйтесь, – врач смотрел на тонометр. – А кто ваша племянница?

– Ольга Северцева. В триста седьмой. Ее только сегодня перевели.

– А-а, знаю, – кивнул врач, – та самая Северцева…

– Что значит – та самая? – сразу же насторожилась Лариса.

– Ничего, – спокойно оборвал разговор Дмитрий Петрович. – Просто я ее помню.

Лариса пару секунд подумала и решила пойти ва-банк.

– К ней жених на днях приходил. Миша. Вы в курсе?

– А, так вы знаете, – врач облегченно вздохнул. – А то сами понимаете: мы же вроде бы не должны пускать сюда посторонних, но он очень просил. У Зоечки сердце не железное, вот она и не выдержала.

– А во сколько это было?

– Зоечка, когда тот молодой человек к девушке, которую чуть не задушили, приходил? – спросил врач.

– Полдвенадцатого, позавчера, – откликнулась Зоечка, размешивая в стакане растворимый кофе. Здесь же на столе, рядом со стетоскопами и какими-то медкартами, лежала нераспечатанная пачка печенья «Юбилейное» и стояла банка варенья. – Цветы ей принес, но их пришлось убрать. Нельзя.

– Долго он у нее пробыл? – спросила Лариса.

– Да пять минут всего. Все-таки это большой риск – если узнают, мы можем и с работы вылететь. Поэтому мы им сказали, чтобы они поскорее там…

– Значит, женихов вы пускаете, а родителей нет, – подытожила Лариса.

– Каких родителей? – усмехнулся врач. – Девчонка-то детдомовская. У нее медицинская карта старая, там все указано.

«Вот тебе и на! – поразилась Лариса. – Оказывается, Оля все напридумывала? Но зачем? Если это оказалось ложью, то, может быть, и все остальное – тоже вранье?»

* * *

В женской палате никого, кроме лежавшей возле окна бледной Ольги, вроде бы дремлющей, не было. Лариса осторожно подошла к ней, думая, что та спит, но больная открыла глаза и слабо улыбнулась.

– А, это вы, – Ольга приподнялась на кровати и села.

Слабым голосом, со всхлипами она поблагодарила Ларису за то, что та спасла ей жизнь. Лариса почувствовала себя неловко. Она не очень любила такие моменты, напоминающие ей о «мыльных операх», и поэтому Лариса поспешила перевести разговор на другую тему.

– Ольга, как я понимаю, вас перевели сюда только сегодня. К вам еще не приходил следователь?

– Нет.

– Вот и отлично. Я бы хотела с вами поговорить о том дне, когда вас чуть не убили.

На Ольгино лицо легла тень неудовольствия.

– Я… я бы не хотела об этом говорить, но, наверное, придется. Вам же это нужно. Только вот я практически ничего не помню, – на немой вопрос, который Лариса выразила поднятием бровей, девушка ответила: – Я сама была удивлена, когда пришла в себя, попыталась вспомнить, что произошло, и поняла, что ничего не помню. Врач мне объяснил, что это могут быть последствия шока, что со временем, когда моя психика будет подготовлена, все всплывет само собой. А пока… как же это он сказал, – Ольга нахмурилась, – пока мое сознание само защищает меня от боли. По-моему, так. Я помню только то, как очнулась на кровати, а рядом – вы, а еще… шея очень болит. И перед глазами все качается, искры летают…

Она зажмурилась и мотнула головой, словно пытаясь прогнать ужасные воспоминания.

– Понятно. Скажите, Оля, а к вам никто не приходил? Я имею в виду родителей, друзей… – начала Лариса.

– Может быть, и приходили, – пожала плечами Ольга, – я же без сознания была. Про родителей я вам рассказывала, а друзей у меня нет, кроме… Миши, Хоббита и Максима, но их бы не пустили.

– Врать нехорошо, Олечка, – мягко сказала Лариса. – Я-то знаю, что к вам позавчера в половине двенадцатого ночи приходил Михаил.

– Что? – Ольга попыталась изобразить удивление, но она была еще слишком слаба для хорошей актерской игры. Отлившая от лица кровь выдала ее волнение. На виске бешено забилась голубоватая жилка. – С чего вы это взяли? – пробормотала она.

– Мне врач сказал, – объяснила Лариса, – так что, сами понимаете, нет смысла это скрывать. Михаил – ваш жених?

– Нет, – замотала головой девушка, – нет, вы же знаете, что моим женихом был Дима! Я не понимаю ваших вопросов…

– Оля, – Лариса пару секунд смотрела на тумбочку, где стояли те самые цветы, которые медсестра не разрешила оставить в реанимационной палате. Белые тугие хризантемы уже слегка подвяли. – Кто подарил вам цветы?

Девушка с испугом посмотрела на цветы, потом на Ларису… и закрыла лицо руками. Через некоторое время она взглянула на Котову совсем с другим выражением лица.

– Да, вы правы. Ни к чему врать, что их принесла подруга – сама же вам сто раз говорила, что у меня нет подруг!

– И родителей у вас тоже нет, – подсказала Лариса, – вы же из детдома.

– Уже знаете? – криво усмехнулась девушка и нервно поправила бинт на шее. – Все-то вам известно!

– Почему вы мне соврали? И тогда, и сейчас?..

Некоторое время девушка смотрела на одеяло, но Лариса терпеливо ждала. Она по опыту знала, что человеку требуется некоторое время, прежде чем выложить всю правду. Хотя будет ли Ольгин рассказ правдой и на этот раз? Или опять она сочинит что-нибудь трогательное и душещипательное? Чувствуется, что девчонка выросла на мексиканских сериалах.

– Я выросла в детдоме, – начала Ольга, аккуратно расправляя складки на одеяле до идеальной симметричности и гладкости. – Дмитрий рос вместе со мной, мы всегда были друзьями. Знаете, у нас был не обычный детдом, а своеобразная семья. Помимо нас, у Ласточкиных было еще двадцать два ребенка.

Лариса напрягла память и вспомнила, что действительно читала в какой-то газете об очередной семье в Тарасовской области, в которой героические родители, кроме своих собственных отпрысков, взращивали для общества и брошенных детей. Возможно, что их фамилия была именно Ласточкины.

– Подожди, ты сказала – Ласточкины? – уточнила Лариса. – Но ведь это фамилия Дмитрия. А ты – Северцева!

– Он поступил в университет, я тоже, – не слушая Ларису, продолжала Ольга. Казалось, она была в каком-то трансе. – Вся эта история про четырех друзей вообще-то липа. На самом деле друзьями были только я и Михаил, а Антон и Максим просто входили в компанию. Они сначала не хотели принимать Димку к себе, считая, что мы спим вместе, но мне удалось доказать, что он – мой брат.

– Зачем это нужно было делать? – удивилась Лариса.

– А вы сами подумайте, каково нам там было? Мишка считался самым крутым парнем на нашем курсе, а Димка, который на меня ни капельки не похож, смотрелся как любовник рядом со мной, что ли. К тому же у него и фамилия была другая. Не станешь же каждому объяснять, что наши родители приложили все усилия, чтобы сохранить нам наши фамилии.

– Постойте, но ведь вы были брошены? Вам должны были присвоить фамилию опекунов, – совсем запуталась Лариса.

– Я, например, была устроена в сиротский приют из-за трудной обстановки в семье. Я понятия не имею, кто мои настоящие родители, да и, если честно, выяснять не хочу. А Димка – настоящий «брошенка», прямо в роддоме от него мать отказалась. Поэтому он – Ласточкин, а я – Северцева. Понятно?

– Понятно, – кивнула Лариса. – Мне непонятно, для чего вы говорили всем, что вы собираетесь пожениться? Вы же брат и сестра.

Ольга вздохнула. Потом сказала:

– Мишка так достал меня своей ревностью и капризным характером любимого сыночка, что я рассталась с ним. Я просто поняла, что Дима для меня – лучший вариант. С ним спокойнее.

– А разве можно вам жениться? – спросила Лариса. – Закон не запрещает?

– Можно, – махнула рукой Ольга, – это не инцест. У нас даже фамилии разные.

– А почему вы сочинили эту историю о дружбе Дмитрия и компании Михаила?

– А они действительно сдружились, – неожиданно сказала Ольга. – Я сама была удивлена, хотя и приложила немало усилий к этому. Около года назад, когда Димка стал работать на студии, к нам стали приезжать и Михаил, и Антон, и Максим. Они отдыхали вместе.

– Вам не кажется это странным?

– Первое время казалось, – призналась Ольга, – но потом я привыкла и стала считать это само собой разумеющимся. К тому же Мишка очень изменился. Повзрослел…

– А что бы вы сказали, если бы узнали, что Дмитрия убил один человек из этой компании?

– Не может быть, – уверенно мотнула головой Ольга. – Я бы не поверила. А что… – До нее вдруг дошел смысл сказанной фразы, и ее губы посерели. – Это кто-то из них?!

– Нет, это просто одна из версий, – поспешила откреститься Лариса. Не хватало здесь еще истерики и вопросов: кто этот ублюдок?

– Ольга, я знаю, что вы встречались с Михаилом. Зачем?

– Я не могу вам сказать, – девушка смотрела на Ларису чистыми, искренними глазами, но Котова больше не «покупалась» на это. Она знала цену словам таких вот невинных ангелочков.

– Ольга, ну что вы как маленькая! – вздохнула Лариса. – Мне что, силой из вас выбивать слова? Это не в моих привычках, да и вообще – нелепо. Давайте договоримся: вы мне рассказываете все, как на духу, без утайки, а я, в свою очередь, помогаю вам и Михаилу. Я знаю, что вы как-то с ним связаны. Как?

Девушка обреченно посмотрела на нее.

– Понимаете, у меня никого нет, – сказала она. – А возвращаться в дом к Ласточкиным я не хочу. Не мое это – воспитывать детей, а там мне пришлось бы заниматься именно этим. Михаил, когда приехал, предложил мне денежную помощь и сказал, что простил меня и хочет на мне жениться.

– А вы?

– А что я? – горько усмехнулась девушка. – Что мне еще остается? Другого искать? Во-первых, нет гарантии, что я его найду, хотя кадрить мужиков я всегда умела. Ну а вдруг мне какой-нибудь маньяк попадется? Или скряга? А Мишку я знаю. Он в принципе хороший, ему просто перебеситься нужно. К тому же и за квартиру скоро платить придется, а у меня похороны все деньги съели. Короче, я не в той ситуации, когда выбирают.

– Понятно. Значит, вы собираетесь выйти замуж за Михаила? Скажите, он ведь приехал как раз накануне смерти Дмитрия?

– Да, – кивнула девушка.

– Тогда у него нет алиби, – пробормотала себе под нос Лариса, но Ольга это услышала.

– Вы думаете, это он? Это невозможно! Никто из нашей компании не мог этого сделать!

Она произнесла это с такой уверенностью, что Лариса невольно ей поверила.

– Почему?

– Понимаете, Димка был очень талантлив. Он со временем стал бы прекрасным программистом, он даже собирался бросить работу, когда накопит достаточно денег…

– Достаточно для чего?

– Для… свадьбы, – тихо сказала Ольга, опуская глаза. – Вы не забывайте, мы же собирались пожениться.

«Что-то ты темнишь, моя дорогая, – подумала Лариса, вспоминая, как девушка распространялась насчет мечты о своей свадьбе: эскорт хотя бы из черных «Волг»… Ну да, конечно! А «Мерседесы» не хочешь? И вообще странно это – то нос воротили от парня, а потом вдруг резко сдружились. Здесь какая-то другая причина. Дмитрий был прекрасным программистом – не в этом ли все дело?»

Как слышала Лариса, программисты зарабатывали весьма прилично. И вообще эта профессия считалась самой перспективной для молодого человека, правда, она отнимала бы очень много времени. Да и компьютер должен быть более высокотехнологичным, чем тот, который стоял у Дмитрия.

Лариса плохо в них разбиралась, но она слышала, как Настя называла свой компьютер «грудой железа», сетуя, что у нее нет каких-то там программ, а у Дмитрия дома стоял компьютер, вообще собранный из разных комплектующих частей. Об этом Лариса догадалась чисто по визуальному признаку: клавиатура, корпус монитора и процессор были серыми, но разных оттенков, а даже она знала, что известные фирмы не позволяют себе подобных авангардных выходок. Значит, Дмитрий сам собирал свой компьютер. Если он собирался закатить грандиозную свадьбу, как утверждает Оля, то ему пришлось бы проститься со своей мечтой о новом и более мощном компьютере до наступления эпохи коммунизма. То есть – практически навсегда. Вслед за свадьбой пошли бы дети и тому подобные вещи, требующие немалых денежных вливаний. Таким образом, напрашивается только один вывод: Дмитрий копил деньги на компьютер, для этого же он и занимался шпионской деятельностью.

Следовательно, вот почему могли друзья Михаила заинтересоваться Дмитрием! Во-первых, его талант мог использоваться одним из них, тем же Гореловым, в корыстных целях. То есть из Димы планировали сделать хакера. Но тут возникает вопрос: а настолько ли Дмитрий был умен? Вторая причина должна быть как-то связана с операторско-розыскной деятельностью Ласточкина.

– Скажите, Ольга, а где же все-таки кассета? Или это тоже плод вашей фантазии?

– Нет, кассета была, то есть не кассета, а диск.

– Вы его Михаилу отдали? Накануне того дня, когда на вас напали? Он должен был приехать тогда же, когда и я, верно?

– Как вы догадались? – Ольга была изумлена, ее зрачки расширились. – Ничего себе! Вы что, подслушивали? Хотя как? – спросила она сама себя.

– Я просто логически порассуждала, вот и все. Так диск у него? – спросила Лариса.

– Да, – кивнула девушка, – он у него. Я просмотрела запись, но ничего не поняла: там не было никаких кадров, лишь какой-то неясный текст. Единственная разумная фраза из всего текста – Безликов.

– Безликов? – пораженно переспросила Лариса.

– Да, эта фамилия набрана латинскими буквами и идет в самом начале записи. Как я поняла, это была какая-то программа. Возможно, вирус. Димка часто их сочинял. Кстати, мы должны были сегодня встретиться с Михаилом, он скоро приедет…

В это время в палату вошла медсестра. Справная девица, чем-то похожая на Зоечку – хотя, наверное, все девицы в белых халатах похожи друг на друга, – сказала безапелляционным тоном, чтобы Лариса вышла, так как больной нужно сделать инъекцию противоспазматического препарата.

Лариса покорно вышла в коридор. Ее, правда, слегка удивило то, что никакого шприца для проведения процедуры в руках сестры не было, но с медперсоналом не поспоришь.

Лариса походила по коридору, прочитала все вывески и плакаты, богато иллюстрированные и красочно рассказывающие о том, какие болезни ожидают человека, если он пока еще здоров. Наконец, устав ждать, когда же из палаты выйдет медсестра, Лариса подошла к двери и осторожно заглянула в щелочку.

Возле Ольгиной кровати никого не было, если не считать саму девушку, зачем-то прислонившуюся к тумбочке лбом.

«Может, уронила что-нибудь, вещь закатилась под кровать, а она теперь ее ищет?»

Лариса пошире открыла дверь и с удивлением отметила, что палата абсолютно пуста. Только колыхались нежно-зеленые занавески. Похоже, во всей больнице занавески были одного цвета.

– Ольга, что вы там потеряли? Давайте я помогу вам най…

Лариса осеклась, поняв, что девушка вряд ли ее услышит.

Слишком уж в неестественной позе она лежала. На неловко изогнутой руке виднелся свежий след укола с незасохшей капелькой крови. Вена некрасиво взбухла и, казалось, окаменела.

Лариса почувствовала дурноту. Она с трудом добралась до соседней кровати и села на нее, иначе бы просто упала. В слабеющих коленках начиналась сильная дрожь.

Думала она только об одном. Как медсестра вышла отсюда, что Лариса ее не заметила?

В это время в палату через незакрытую Ларисой дверь вошли две старушки.

– Вы чего это на моей постели сидите? А? – скрипучим голосом начала одна.

– Олюшка, ты чего, голубка, лежишь-то так неудобно? Дай-ка я тебе помогу…

Старушка в голубом фланелевом халате, покосившись на красивую, хорошо одетую даму со странным выражением лица, сидящую на кровати Васильевны, подошла к кровати Ольги. Попыталась перевернуть девушку и вдруг заголосила:

– Ой, мамочки! Да чего это она? Она мертвая? Господи, боженька ты мой!

Лариса машинально кивнула. Васильевна, которая в это время подошла вплотную к кровати, обдав Ларису запахом старого немытого тела, с каким-то гадким удовлетворением сообщила:

– А я всегда говорила, что эта кровать несчастливая! Уже вторая баба на ней помирает! Бог троицу любит, так что и третья умрет! Обязательно умрет!

– Да заткнись ты, кликуша! – в сердцах плюнула в ее сторону старуха в голубом халате. – Раскаркалась! Померла, бедная…

Слушать все это Лариса была уже не в силах. Она выбежала из палаты и только мельком заметила, что там была-таки вторая дверь! Она вела в соседний кабинет, а оттуда – в коридор. Но это Лариса выяснила уже позже, когда вернулась из туалета, где оставила весь свой завтрак, исторгнутый ею так внезапно.

* * *

Лариса привела себя в чувство, попрыскав в лицо холодной водой и нюхнув нашатыря, хотя запах в туалете стоял такой хлорированный, что и без нашатыря как ножом по мозгам резал. Котова первым делом отправилась на первый этаж больницы, где находились охранники. Она слабо надеялась, что медсестра, которая сделала Ольге смертельный укол, все еще не покинула пределов больницы. Правда, в это с трудом верилось, так как на ее месте Лариса смоталась бы сразу же, но все-таки последняя надежда оставалась. Пройдя мимо триста седьмой палаты, она увидела трех человек в белых халатах, столпившихся вокруг покойницы. Но той, что делала укол Ольге, среди них не было. Лариса побежала, насколько ей позволяли это сделать ее шлепанцы. Когда они слетели в четвертый раз, Лара отшвырнула их в сторону и побежала босиком.

Мигом спустившись, она подлетела к секьюрити, удивленному появлением растрепанной дамы в белом халате, хлопавшем рукавами за ее спиной, словно крыльями. К тому же дама была еще и босиком.

– Скорее скажите: здесь есть черный ход? – выпалила Лариса.

– Конечно, – ошарашенно сказал охранник. – А в чем дело?

«Тогда все пропало!» – мелькнуло в голове у Ларисы.

– Нужно вызвать милицию, – сказала она, – на четвертом этаже произошло убийство.

* * *

Вместо доброжелательного и немного смешного капитана Собачкина Ларисе пришлось беседовать с грубоватым майором с замашками истинного солдафона. Он битый час допрашивал Ларису о содержании ее беседы с девушкой, которая на самом деле не была племянницей Ларисы.

– Для чего вы сказали, что вы ее родственница? – в который раз спрашивал ее майор.

Лариса, проклиная все на свете, отвечала в сотый раз, что просто поговорить пришла. Этот грубый опер не разрешил ей даже чашку кофе выпить! Он просто все соки из нее выжимал, хотя, видит бог, Ларисе сейчас не помешала бы чашка чего-нибудь тонизирующего.

Дверь в ординаторскую распахнулась, вошел Карташов. Лариса кинулась к нему, за что моментально получила окрик в спину:

– Гражданка Котова! Попрошу соблюдать порядок!

– Все в порядке, Денис Владимирович, – кивнул майору Карташов, приобнимая Ларису и ласково пеняя ей: – Ты, как всегда, в самой горячей точке! Не живется тебе спокойно.

Лариса, совсем обессилев, прислонилась к крепкому полковничьему плечу.

– Олег, если мне сейчас не нальют кофе, я откажусь давать любые показания на основании издевательства над свидетелями!

– Вы не свидетель, а главный подозреваемый! – заявил Денис Владимирович.

– Опять! – тихо вздохнула Лариса и громче сказала: – Я же вам сто раз объясняла, что укол ей делала медсестра, которая наверняка уже сбежала!

– Тихо-тихо, – успокоил ее Карташов. – Разберемся!

Он усадил Ларису на мягкий диван и негромко побеседовал с майором. Тот покосился на Ларису, но все же вышел из ординаторской.

Карташов кликнул кого-то из своих подручных, попросил спросить разрешения у врача воспользоваться больничным чайником и запасами их кофе, а сам тем временем, не дожидаясь ответа, занялся приготовлением напитка.

– Все равно ведь разрешат, – объяснил он, – зачем же время терять?

Лариса все рассказала Карташову, который, в отличие от въедливого майора, был полностью в курсе ее проблем. Единственное, что интересовало полковника, – как продвигается расследование и к какому выводу пришла Лариса.

Котова рассказала ему о своей идее проверить некоего Горелова на предмет отпечатков, найденных на банке с приправой.

– Но отпечатки же найдены не на той банке, которую обнаружили позже, – сказал Карташов, – а на самой первой! Как он мог оставить их, если он не был на студии в день твоих съемок?

– Он был в тот день там! – заявила Лариса.

– Откуда ты знаешь? – насторожился полковник.

– Ну, это только догадки, но я думаю, что друг Дмитрия, Антон Горелов, был тем самым переодетым Робином-Бобином!

Карташов немного поразмыслил и кивнул. Затем Лариса поделилась своими соображениями о связи между увлечением Дмитрия программированием и тем, что друзья Михаила неожиданно резко заинтересовались им.

– Ты думаешь, это как-то связано? – нахмурился Карташов.

– Да, а иначе зачем им обычный детдомовский парень, у которого за душой ни гроша и поет душа?.. И еще, – добавила Лариса чуть погодя, – я, конечно, очень плохо разбираюсь в таких вещах, но мне кажется, что если Дмитрий перегнал видеосъемку на диск или на какой-то иной носитель информации, то в его собственном компьютере могла бы остаться копия. Как ты думаешь?

– Маловероятно, – ответил Карташов. – Мои спецы проверяли, там все чисто. У него вообще какой-то странный компьютер, сплошная фигня. Игрушки какие-то, стрелялки-бродилки. Ничего путного.

– Совсем ничего?

– Смотря для кого, – ответил Олег. – Какой-нибудь тинейджер был бы в восторге…

– Понятно. Кстати, мне пора идти. Вчера Настя сказала, что сегодня она приведет своего жениха – знакомиться.

– Да-а? – заинтересовался полковник. – Большая стала совсем! Смотри, Ларка, она так скоро тебя по части обаяния перегонит.

– Да ради бога, – устало поднялась Лариса. – Ладно, прощай.

– Ну зачем же так печально? Давай по-людски попрощаемся. До свидания, Ларочка, всего тебе хорошего, а завтра я тебе позвоню, – мягко сказал Карташов.

* * *

Назавтра Карташов не позвонил, по крайней мере утром. А потому Лариса решила самостоятельно заняться поисками диска или кассеты – того, что давало бы хоть какой-то ключ к разгадке видеозаписи Дмитрия. Для этого нужно было найти Михаила.

Лариса пошла самым простым путем и позвонила ему на сотовый. Но он почему-то не отвечал. Тогда Лариса позвонила в «Инфо-стен», где ей сказали, что Антона сегодня нет на месте – он взял отгул и вряд ли появится в ближайшие три дня.

– Да что же все так плохо! – в сердцах сказала Лариса, выключая телефон. – Ни одной хорошей новости! Эти два пройдохи не отвечают – абонент, видите ли, недоступен. Девчонку убили, хотела бы я знать, почему? И самое обидное, что подозревают, кажется, опять меня, хотя тот милый врач сказал, что, пока я была без сознания, они просмотрели мои вещи и никакого шприца там не нашли. В одежде, в которой я вчера была, что-то спрятать невозможно. Это-то меня и спасло! Похоже, черная полоса продолжается.

Но зато есть и подвижки. Например, Лариса наконец решила рассмотреть такую деталь – как ей недавно сказала Настя, подслушавшая разговор Глазова на студии, «душка-ведущий» страшно матерился и упоминал какого-то Алексея Владимировича. Вначале Лариса думала, что Глазов имел в виду Дарьина, но Ольга ведь ясно указала, что в этом деле как-то замешан Безликов. Кстати, он тоже Алексей Владимирович!

Насколько Лариса помнила, программа Безликова была направлена против действующего губернатора. Хотя в принципе почти все кандидаты имели зуб на Буцкова.

Что, если Дмитрий заснял похождения Безликова и стал шантажировать этим политика? Вполне возможно. Правда, как привязать к этой версии еще и то, что убили директора программы? Он-то здесь при чем?

Дактилоскописты Карташова нашли малюсенький фрагмент отпечатка пальца убийцы Дарьина, который находился на дверном косяке. Видимо, убийца ненадолго оперся на косяк. Часть отпечатков была смазана, но это и понятно – дверь была оформлена рельефным резным косяком. Зато на широкой деревянной полосе сохранился замечательный отпечаток большого пальца неизвестного человека. Конечно, в кабинете, в том числе и на дверном косяке, было полным-полно старых отпечатков, которые принадлежали и хозяину кабинета, и его подчиненным. Однако этот след, как выяснилось, оставил кто-то посторонний.

Лариса с раздраженным вздохом откинулась на спинку дивана и закусила губу. Что теперь делать, она не представляла. Виталием Глазовым теперь занимается милиция, так что с ним не поговорить. Где Алексей, неизвестно.

В это время зазвонил ее сотовый. Лариса посмотрела на экранчик и удивилась – номер, высветившийся с помощью автоопределителя, был ей незнаком.

– Алло?

– Здравствуйте, вы Котова Лариса Викторовна?

– Да, а с кем я говорю?

– Вы меня не знаете, – ответил молодой женский голос. – Но у меня есть к вам предложение: давайте встретимся.

– А вы уверены, что ваше предложение мне интересно? – нахмурилась Лариса.

– Я думаю, да, – неуверенно сказала неизвестная собеседница. – Оно касается того человека, которым вы интересуетесь.

– Кого именно?

– Я не могу произнести его имя сейчас, – прошептала девушка, и Ларисе показалось, что та оглянулась, так как ее голос на секунду стал вдруг звучать тише, а шум, который до этого был просто неясным фоном, усилился, заполнив собой паузу.

– Алло? – переспросила Лариса. – Вы здесь?

– Да, – вернулась девушка. – Знаете ресторан «Чайка»?

– О, да, – усмехнулась Лариса.

– Давайте встретимся там, в половине первого. Я сама подойду к вам. Спасибо!

Выпалив все это буквально на одном дыхании, девушка отключилась, не дав Ларисе возможности отказаться от встречи.

– Придется ехать, – сказала сама себе Лариса. – Ничего не поделаешь. Вокруг сплошные тайны!

* * *

В ресторан она приехала гораздо раньше назначенного срока, чтобы заняться делами, которые были ею практически заброшены. Немного разобравшись в бумагах, выдав сотрудникам недельную зарплату, утомленная Лариса наконец смогла отвлечься от ресторанной суеты и спуститься вниз, в обеденный зал.

– Лариса Викторовна, – обратился к ней Степаныч шепотом, – в VIP-кабинете вас ждет какая-то молодая девушка. Просила пригласить вас сюда, как только вы придете. Только я не понял – разве она не знает, что вы хозяйка ресторана?

– Спасибо, Степаныч, – не стала вдаваться в подробности Лариса. – Я пойду.

Она подошла к резной чугунной решетке, увитой диким виноградом и отделяющей VIP-кабинеты от общего зала. Несколько таких укромных уютных уголков были разбросаны по всему залу, чтобы любой посетитель, желающий уединиться, смог выбрать себе место по вкусу. Внутри приятным мягким светом горела лампа под зеленым абажуром, ножка которой была сделана в стиле этрусских ваз. За столом сидела девушка, при взгляде на которую Ларису моментально охватило чувство «дежа вю». Где-то она уже видела это симпатичное широкоскулое лицо с немного простецкими, но приятными чертами! Да и улыбка, которой незнакомка приветствовала Ларису, тоже была ей более чем знакома!

Садясь за стол, Лариса уже почти догадалась, кто же сидит перед ней.

– Вы дочь губернатора? Я угадала?

По лицу девушки пробежала тень. Она вздохнула.

– Вот и вы меня узнали. Всякий раз пытаюсь скрыть свое происхождение, но меня постоянно узнают, хотя что тут можно узнать? – она жестом показала на свое лицо с изумительно чистой кожей. – Нос обычный, глаза обычные, рот обычный. И все равно… Но это хорошо, что вы меня узнали. Я, собственно, к вам не инкогнито пришла. У меня есть к вам деловое предложение.

– Какое? Чего оно коснется? – тон Ларисы ясно давал понять, что она – деловая женщина и с глупостями к ней лучше не лезть, даже дочери первого человека в губернии.

– Моего жениха зовут Алексей Глазов, – сразу взяла быка за рога девушка и, не давая Ларисе опомниться, продолжила: – Я навела кое-какие справки и потому знаю, что вы время от времени занимаетесь расследованиями. В данный момент проходите свидетельницей, если не обвиняемой, по делу убийства Ласточкина Д.В., свидетельницей по делу об убийстве Северцевой О.В., постоянно бываете на студии «Тараском-ТВ» и недавно наводили справки об Алексее Глазове. Как он был избит, кем, почему, когда и где сейчас Алешка.

– Впечатляет, – спокойно сказала Лариса. – Вы постарались узнать обо мне многое. Но зачем?

– Затем, что я сама не знаю, где сейчас Алексей! Я объясню. Некоторое время назад я стала подозревать своего жениха в неверности. Знаете, – девушка понизила голос, – я могу принять и понять то, что он женится на мне из-за денег и положения моего отца, но взамен бы я попросила полной честности и искренности.

– У вас очень современная позиция. Я нечасто с таким сталкиваюсь, – заметила Лариса.

– Спасибо. Но Лешка, видимо, решил меня провести. Не знаю, – пожала она плечами, – я вроде бы никогда не давала ему повода считать себя дурочкой, но, похоже, в каждом мужике живет шовинист и ретроград. Раз ты баба, значит – дура! А меня это не устраивает. Хорошо работать, да и жить можно только в условиях полнейшей и точной информации, а когда от тебя все скрывают – это утомляет, да и настораживает. Вход в нашу семью сопровождается своеобразным экзаменом на верность. Так вот, – не останавливаясь, продолжала она, – по моей просьбе один мой хороший знакомый нанял, так скажем, частного детектива, который некоторое время должен был следить за Алексеем. Его звали Дмитрий Ласточкин. В общем, он доставил мне видеозапись.

Вот она, эта кассета! Всплыла. Значит, она все-таки существует!

– На которой ваш жених… – начала Лариса, не смея поверить в свою удачу.

– …развлекался в сауне с какими-то шлюхами, – закончила предложение девушка. – В компании одного политика, Безликова, если вы знаете такого. Но этот человек меня мало интересует. Мне нужен мой жених! Я хочу сообщить ему, что он больше таковым не является. Да вот беда – я не знаю, где он. Конечно, здесь дело не только в моем уязвленном самолюбии – затронуты более высокие интересы. Понимаете, так вышло, что Лешка узнал кое-что о моем отце – причем такое, чего ему знать вовсе не положено. Но главное, что в сауне он был не только с шалавами, но и с самым яростным противником папиного кандидата – с Безликовым! Если Безликов узнает то, что знает Алексей, то у нас будут неприятности. Короче, я хочу, чтобы вы нашли Алексея. Я вам заплачу.

Некоторое время Лариса, усмехаясь, оценивающе смотрела на девушку, которая, не отводя от нее серьезных серых глаз, смотрела прямо на Котову.

– Я не частный детектив, если уж на то пошло, – сказала Лариса, – и деньги мне не нужны. Если вы наводили справки, то должны бы знать, что я владелица всего этого, – она обвела руками кабинет. – Наймите кого-нибудь другого!

– Мне посоветовали вас, – кратко ответила девушка.

– Кто? – удивилась Лариса.

– Горская Эвелина.

– Та еще болтушка, – прошептала Лариса, улыбаясь. – А почему вы не обратились к отцу? Мне кажется, что в его распоряжении…

– Вы что?! – ужаснулась девушка. – Он же не знает, что Лешка мне изменял! И уж, конечно, не в курсе, что я выдала ему кое-какие семейные тайны. Он же меня убьет! Нет-нет, это дело личное, и его нужно решить как можно быстрее. Ну пожалуйста! – лицо девушки приняло умоляющее выражение. – Для меня это вопрос жизни и смерти, а Горская сказала, что вы – просто гений!

«Элька скажет! – усмехнулась Лариса. – А потом догонит и еще добавит».

– Вообще-то ваш жених в больнице, – сказала Лариса.

– Нет его там, – отрицательно помотала головой дочь губернатора. – Там его брат.

– У вас есть соображения, куда мог исчезнуть Алексей? – спросила Лариса.

– Ни малейших, иначе я бы сама его нашла. Я звонила к ним домой, но никого не застала. Родители его в санатории, трубку никто не берет…

Лариса откинулась на спинку резного кресла и улыбнулась, размышляя.

«У девочки есть кассета, которую можно использовать как вещественное доказательство, у нее есть пропавший жених, который как-то связан с Безликовым, который к тому же – тоже Алексей Владимирович! Значит, вот кого Глазов упоминал в том телефонном разговоре! Не Дарьина, а именно Безликова! Глазов не знал, что Дмитрий сразу же передал кассету заказчику, то есть дочери Буцкова. Алексей думал, что запись все еще у Ласточкина. И, естественно, захотел ее изъять. Но зачем убивать оператора?

– На всякий случай, – влез в размышления Ларисы ее внутренний голос. – Как говорится, хороший свидетель – мертвый свидетель! Возможно, Безликов сам захотел убрать шпиона и приказал Глазову все организовать. Только как же он все организовал? И каким образом здесь оказался замешан Антон? Если копия кассеты сейчас у Михаила, сотовый которого не отвечает, Антона тоже нет на работе… это значит, что либо они вместе, либо… не вместе. Если вместе, то нетрудно понять, чем они занимаются. Расшифровывают кассету! Ольга мне сказала, что на кассете не было никакой видеозаписи, а лишь непонятный текст и цифры. Шифр, конечно! Но зачем это все Антону? Хотя Оля сказала, что Дмитрий был очень талантливым программистом, легко сочинял вирусы. Может, он разработал какой-то новый метод кодировки информации? Может быть, они хотели узнать эту информацию? Но зачем тогда убивать Дмитрия? Зачем?!»

– Я помогу вам при одном условии, – сказала Лариса.

– Все, что хотите, – обрадовалась девушка.

– Кассета с видеозаписью у вас?

– Нет, а зачем она вам?

– Но она хотя бы у вас дома?

– Нет, говорю же! Она у меня буквально на днях пропала… очень странно. А что, она вам нужна?

Пару мгновений Лариса была близка к обмороку, потом – к убийству этой недоуменно хлопающей ресницами девчонки, но кое-как она сумела взять себя в руки.

«Кассеты у нее нет, это плохо! Значит, единственное, что остается – диск, который сейчас у Михаила. Знать бы еще, где болтаются эти друзья-товарищи? Помнится, Ольга говорила, что Михаил собирался приехать к ней в больницу. Интересно, приезжал он или нет?»

– Через кого вы вышли на Ласточкина? – спросила Лариса, просто чтобы отвлечься.

– У меня есть знакомый, его зовут Павел. Он работал вместе с Дмитрием.

– Гей? – удивилась Лариса. – Не думала, что вы водите дружбу с такими личностями!

– А что тут такого? – нахмурилась девушка. – Он отличный парень, несмотря на то что гей.

– Секунду, – сказала Лариса и набрала номер Карташова. – Олег? Да, я. Я нашла следы кассеты и… еще кое-что. Да. Ладно… Прокатитесь со мной? – спросила Лариса. – До Октябрьского РОВД?

* * *

Когда Лариса и ее спутница подъехали к трехэтажному длинному зданию, возле которого стояло множество старинных «уазиков» и вполне современных машин с темно-синими номерами, дочка губернатора вдруг принялась копаться в кожаной сумке-рюкзачке. Она достала громадные очки от солнца, надела их и сразу стала похожа на сову.

– Так меня никто не узнает, – пояснила она.

Карташов оказался у себя в кабинете. Правда, чтобы пройти к нему, Ларисе пришлось называть свое имя, а вот девушка заартачилась.

– Вы что! – прошептала она. – Я не пойду! Меня папа убьет! Я вас лучше в машине подожду.

Она заверила Ларису, что никуда не уйдет, и почти бегом вышла из здания.

– Привет, Котова, – поздоровался с ней Олег Владимирович, когда она вошла. – Что новенького? Неужели ты и правда кассету отыскала?

– Почти. Я нашла свидетеля, который, собственно, и заказал эту запись. Только, Олег, у нас мало времени. Я подозреваю, кто мог украсть у девчонки кассету…

– Что за девчонка?

– Буцкова. Знакомая фамилия? – хмыкнула Лариса.

– Ничего себе, – присвистнул Карташов. – В каких ты, однако, сферах вращаешься!

– Ее жениха зовут Алексей Глазов, – продолжила Лариса.

– Ну, это я уже знаю, – Карташов не удивился. – Когда этот типчик, Виталий, исчез из больницы, никого не предупредив, мы стали проверять все связи его старшего брата – с кем он встречался, кто его друзья, девушки… И оказалось, что дочка нашего губернатора невеста телеведущего! Кроме того, выяснилось, что Алексей действительно был избит тремя неизвестными молодыми людьми, однако травмы его были не столь серьезными, как сообщали в новостях. Вообще он поступил странно и необъяснимо при поступлении в больницу – даже заявления о нападении на него не стал писать, ссылаясь на то, что совершенно ничего не помнит, в чем я лично сомневаюсь. Как бы то ни было, за свою шкуру он опасался, а потому решил исчезнуть на время из поля зрения своих знакомых. Иначе я не могу объяснить его поступок. Он вступил в сговор с врачом, который помог ему все организовать: и сообщение для прессы, и подмену Алексея на Виталия.

– Это уголовно наказуемо? – поинтересовалась Лариса.

– В том-то и дело, что нет! Несомненно, хирург понесет какое-то административное наказание, но не более того. А вот с Виталием придется разбираться серьезно… Взрыв – это не шуточки, да еще и такой уникальный!

– Алексея Глазова нашли?

– Нет. Хотя ищем.

Лариса некоторое время напряженно размышляла.

– Послушай, по-моему, я знаю, где он находится, – сказала она.

– Где?

Взгляд полковника сразу же стал внимательным и цепким.

– В наркологической клинике, где должен лежать его брат. Следуя самой простой логике, это то место, где Глазова-старшего вероятнее всего найти.

– Ларочка, ты, несомненно, гений, но мы тоже не дураки. Мы уже проверили эту версию…

– И?..

– Ну что – «и»? Как видишь, его там нет. Давай-ка, милая, зови сюда эту прынцессу, Буцкову то бишь. Побеседуем…

Через некоторое время в комнату настороженно вошла дочь губернатора. Модные солнечные очки изменили ее облик до такой степени, что Лариса первое мгновение удивленно смотрела на девушку, не узнавая ее.

– Здравствуйте, милая, заходите. Присаживайтесь, рассказывайте, – «запел» Карташов.

– Что рассказывать? – напряглась Алена Буцкова. – Я не обязана ничего говорить без своего адвоката!

Полковник тяжело вздохнул:

– Иной раз я думаю – может, и хорошо было бы, если бы Союз не развалился! Раньше у народа хоть страх был перед органами правопорядка, а теперь? Все образованные стали, чуть только услышат вопрос со стороны милиции, как все моментально видят в этом давление на личность, зовут адвоката, кричат о правах человека, о международной Конвенции… Как в Америке, право слово! Аленушка, милая, извините, конечно, за фамильярность, но вы мне в дочери годитесь… Не собираюсь я вас допрашивать, и подписывать вы ничего не будете, так что – расслабьтесь. У нас здесь просто неформальная беседа, ничего более. Вы выйдете за дверь – и можете все забыть, словно ничего и не было.

– Ну хорошо, тогда я с вами побеседую, – нехотя согласилась Алена. – Главное, чтобы до отца ничего не дошло!

– Итак, вы ищете Алексея Глазова? – начал полковник.

– Да.

– Зачем?

Алена подробно объяснила, для чего ей понадобился исчезнувший кавалер. Во-первых, сообщить ему, что он ей больше не жених и в «святое семейство» ему вход отныне запрещен. Во-вторых – и в-главных – выяснить, какие секреты Глазов успел рассказать противнику ее отца, Безликову.

– Обнародование этих секретов сильно повредит политической карьере вашего отца? – спросил Карташов. Выражение его пухлого лица не предвещало ничего хорошего – от политических интриг лучше всего держаться в стороне. При любом раскладе окажешься в чем-то виноватым.

– Я не знаю, как это может ему повредить, но, думаю, неприятности будут большие, – честно ответила Алена. – Знаете, меня куда больше интересует моя собственная шкура! Отец просто рассвирепеет, когда узнает, что именно я рассказывала Лешке о наших доходах, например о нашей собственности…

– Об этом и так ходят слухи, в газетах постоянно пишут, – усмехнулся Карташов. – Хотите утаить кота в мешке?

Алена промолчала. На ее лице было ясно читаемое выражение: «Догадывайтесь, сколько хотите, но я вам больше ничего на эту тему говорить не буду!»

– Ладно. Вернемся к кассете. Она нас в данный момент больше всего интересует. Почему вы воспользовались услугами Ласточкина? У вас были подозрения относительно вашего жениха? – спросил Карташов.

– Да, были, – спокойно ответила Алена. – И оказалось, что – небеспочвенные.

– Что было на кассете?

– Видеозапись. Безликов и пара его прихлебателей, в числе которых оказался и мой Лешка, отдыхали в бане, в городе Пескареве. Знаете, на том берегу Волги?

Карташов кивнул.

– Ваш жених знал о кассете? – спросил он.

Девушка пожала плечами, но тут вмешалась Лариса:

– Я думаю – да, знал. Причем о кассете ему сообщил Дарьин!

– Дарьин? Кто это? – сразу же насторожилась Алена, но Карташов ей не ответил.

– Ты думаешь, – медленно произнес он, – что Дарьин каким-то образом узнал о приработке своего оператора, то есть о компромате, и решил шантажировать Глазова?

– Шантажировать Лешку? – фыркнула Алена. – Да у него за душой ни гроша, и поет душа! Он, конечно, не лох какой-нибудь, но и далеко не богач. Не слишком подходящий объект для шантажа. Вот Безликов – это да! Он больше подходит.

– Олег, она права, – сказала Лариса. – Безликову звонит неизвестный шантажист и требует денег. Возможно, первичную сумму Дарьин все-таки получает…

– Откуда ты знаешь? – насторожился Карташов.

– Я наводила справки о его доходах. Он тоже небогат – по нашим меркам. Однако в кабинете у него стоит бутылка настоящего «Хэннесси». Понимаешь, что это значит?

– Да-а, «Хэннесси» – это класс! – мечтательно зажмурился полковник. – И стоит – ого-го! Так что же получается, Безликов на время заткнул рот Дарьину, тем временем пытаясь организовать его смерть? Да?

– Да! Подходящий случай подвернулся, когда меня пригласили на студию. Конечно, на моем месте мог оказаться любой другой человек, просто мне, как всегда, везет, как утопленнице. Обязательно во что-нибудь влипну! Так вот, самому Глазову нет выгоды, чтобы кто-либо узнал о его банном «отдыхе» с красотками. Он с помощью брата достает мышьяк и приносит его на студию. Это проще, чем нанимать киллера. В костюм Робина-Бобина переодевается Антон, друг Дмитрия. Он добавляет мышьяк в чесночную приправу и ставит банку на стол.

– Как связан с этим друг Ласточкина? – спросил Карташов.

– Я же тебе говорю, что покушались на Дарьина, – ответила Лариса. – Антон знал, что у Дмитрия аллергия на чеснок, то есть приправу Ласточкин бы есть не стал.

– Однако он не учел одну маленькую деталь, – вклинился полковник, – техник-осветитель любил эту приправу! Увидев, что народ в большинстве уже пообедал, Роман Белобрюшкин приправил остатки супа. Вместе с ним перекусил и Ласточкин. Дарьину уже просто ничего не досталось! Убийцы этого не планировали. Их расчет: пока Дмитрия в это время специально отвлекали телефонным разговором, Дарьин должен был съесть суп.

– Он стал бы брать приправу? – спросила Лариса.

– Стал бы, – уверенно кивнул Карташов. – Порошок-то сам по себе вкусный, его многие предпочитали. Так вот, в итоге отравился не тот, кто был намечен. Поэтому позже Алексея Дарьина решили убрать более грубым, но и более гарантированным методом.

– Вазой по балде, куда уж гарантированнее, – пробормотала Лариса. – Проще некуда…

– А почему не отравился этот… как его, Белобрюшкин? – спросила Алена.

– Белобрюшкин не умер только потому, что он болен сифилисом и лечится оксифенилмышьяковой кислотой, иначе – ацетрасолом. Небольшие дозы яда, принимаемые внутрь ежедневно, снижают риск летального исхода при внезапном принятии большей дозы мышьяка. А Дмитрий с его хорошим аппетитом съел сразу две порции – и свою, и ту, которая досталась бы Дарьину.

– Таким образом, хотели убить именно Дарьина, – подытожила Лариса. – А я сначала шла по другому пути.

– В принципе, по верному пути ты шла. Кроме того, мы выяснили, что отец Дарьина сидел вместе с дядей Васей, то бишь – Васильевым! Дарьина-старшего замочили на какой-то разборке, но он остался что-то должен, и, видимо, сынок его отдувался перед «дядей». С криминалом лучше вообще не связываться. Я думаю, Алексей узнал о слежках Ласточкина от васильевских ребят.

– А те – откуда? – спросила Лариса.

– Не знаю, есть только догадки. Мы разрабатываем такую версию: васильевские ребята имеют целую агентурную сеть среди бомжей, которые обитают рядом с местами, где они чаще всего появляются.

– Кто – они? – не поняла Лариса.

– Васильевские и… Ты знаешь, мы в последнее время занимаемся тем, что проверяем, легально ли финансируются предвыборные кампании наших кандидатов.

– И?..

– И выяснили, что в одну из дочерних фирм спонсора Безликова частенько наведываются васильевские ребята, а многие даже имеют там трудовые книжки. Вроде как работают – под прикрытием. Налоговики ищут зацепки, но там все очень хорошо замаскировано, – сказал полковник.

– То есть Безликов связан с васильевской группировкой? – спросила Лариса.

– Да, старая, как мир, история, – подтвердил Карташов. – Кстати, на том берегу, в Пескареве, в гаражах возле десятой бани нашли трупы трех лиц без определенного места жительства. Траванулись паленой водкой! Не смахивает ли это на заметание следов? Как я думаю, баня-то – та самая! И все же, при чем тут Антон, друг Ласточкина? Ты ведь узнала его по рукам, верно? – спросил Карташов. – Если это действительно он, за доказательствами дело не станет, тем более что на второй банке с приправой есть незнакомые нам отпечатки. Думаю, это его пальчики. Но мне непонятен мотив!

– Как я полагаю, – сказала Лариса, – Антон хотел убить Дарьина, чтобы тот не наезжал на Дмитрия. Они были не настолько уж верными друзьями, но Ласточкин-то был гениальным программистом! Как я поняла из слов Ольги, ребята хотели создать свою фирму, которая занималась бы выпуском новейших компьютерных программ. Дело было почти на мази, все усиленно собирали деньги, но тут возникла угроза в лице Дарьина.

– И Глазова, не забывай про него! – вставил полковник.

– Да еще и отравили не того человека, – сказала Лариса. – Чтобы выиграть время и отвести от себя подозрения, кто-то из них решил перевести стрелки на меня! Отсюда и банка с якобы моими отпечатками! Знать бы еще, кто там помог подделать отчет дактилоскопической экспертизы?

– Александр, – хмуро сказал Карташов. – Твой любимый лейтенант! Это уже не первый случай служебных нарушений, но тут я случайно все узнал. Просто я увидел, как он берет папку из сейфа, которую ему брать не положено. Кстати, это он тебя надоумил «жучок» поставить? Да? Ну так вот, это случилось именно тогда, когда Безликов и вся его компания решили избавиться от Дарьина.

Он походил по кабинету, шумно дыша. Все на время замолчали, обдумывая логические связи произошедшей трагедии.

– Единственное, чего я до сих пор понять не могу, – глядя в окно, сказал Карташов. – Где сейчас Глазов? И почему все же убили ту девушку, которую вначале чуть не задушили? Кстати, душил ее, знаешь кто? Виталий Глазов – видимо, в припадке наркотического бреда. Но кто был той таинственной медсестрой?

– Выясняй, – хмуро бросила Лариса. – Ты в конце концов милиционер, у тебя имеются все полномочия, да и, если уж на то пошло, обязанности у тебя такие. Лично я думаю, что он настолько был преисполнен чувства мести, что решил во что бы то ни стало прикончить ее. Вроде: «Так не доставайся же ты никому!» Узнал, что первая попытка окончилась крахом, вот и предпринял вторую, благо объект был совсем рядом. В этой больнице медсестры ходят в больничных брюках, как в частных клиниках. Так что он просто переоделся, украл шприц – и все.

– Как у тебя все просто, – фыркнул Карташов. – Пришел, увидел и убил!

– Слушайте, – вдруг взмолилась Алена Буцкова, – может быть, вы потом будете решать свои проблемы, а? Если уж вы, Лариса Викторовна, не хотите мне помочь отыскать Алексея, то я сама этим займусь. Я могу идти?

Карташов внимательно посмотрел на нее.

– Алена, а у вас же должна быть копия кассеты, которую вам передал Ласточкин. Она действительно у вас?

– Нет. Пропала! Думаю, Лешка, обнаружив, что я все знаю, исчез и захватил ее с собой. Чтобы не осталось вещественных доказательств.

– Что же получается, у нас теперь тоже нет вещественных доказательств? – нахмурился полковник. – Одни догадки, которые без подтверждения все равно, что вилами на воде писаны!

– Олег, есть у меня одна идея, – взволнованно проговорила Лариса. – Твои специалисты посмотрели жесткий диск домашнего компьютера Ласточкина?

– Да.

– И что они сказали?

– Ну я тебе уже говорил! Что там одни игрушки.

– А тебе не кажется странным, что у человека, который все свое свободное время совершенствовал свою технику и программные навыки, в компе одни игрушки? А где же настоящие программы?

– Стер, – пожал плечами Карташов. – Его комп, что хочет, то и делает.

– Перед самой своей смертью Ольга Северцева рассказала мне, что на кассете, которая имеется у Михаила – еще одного друга Ласточкина, – лишь непонятный текст, похожий на программу вируса. Я думаю, это действительно какая-то новая разновидность вируса – нечто вроде программы, которую загружают в компьютер, и она стирает все файлы, какие там есть. Я в этом слабо разбираюсь, но мне кажется, что нужно найти эту запись и дать ее твоим специалистам, пусть запустят в компьютер Ласточкина и посмотрят на результат.

– Думаешь, что-то выйдет? – скептически надломил бровь Карташов.

 

Эпилог

Через два месяца состоялся суд над братьями Глазовыми.

Виталию дали тринадцать лет, так как его адвокату удалось доказать, что его подзащитный был отчасти невменяем в момент совершения преступлений, а аффектированное состояние его объяснялось зависимостью от психостимулирующих средств. Поэтому Глазова-младшего для начала направили на принудительное лечение в психиатрическую лечебницу. Его брату повезло меньше – он получил двадцать лет строгого режима без права аппелляции. Отыскался он, кстати, через две недели после суматохи со взрывом телефона. Полуживого, его нашли на одном пригородном пустыре. Он не дал никаких объяснений по поводу случившегося, но зато сказал, что добровольно отдает себя в руки правосудия. Чем было вызвано столь внезапное раскаяние – непонятно. Однако в ходе следствия выяснилось, что Алексей Глазов делал упор на частичную потерю памяти. В общем – «тут помню, а тут не помню». В результате он отказался свидетельствовать против Безликова, отрицал возможные связи с кандидатом в депутаты и в суде бил на жалость присяжных. Те, однако, не поскупились и выдали ему по полной программе. Очень уж живописными были фотографии физиономии Дарьина, вернее, того, что от нее осталось после ударов вазой по лицу! Нескольких ударов вазой. Несмотря на то что убитый не отличался особой моральной ценностью для общества и был вообще-то жуликоватым типом, его убийцу никто не пожалел.

Кандидат в депутаты областной Думы Безликов Алексей Владимирович был снят с предвыборной гонки буквально за неделю до выборов. Против него было возбуждено уголовное дело, главным доказательством в процессе послужила видеозапись, обнаруженная в компьютере Дмитрия Ласточкина.

Дело Антона Горелова до сих пор находится на рассмотрении, так как вина его не вполне доказана. Отпечатки на пресловутой банке с чесночной приправой считаются лишь косвенной уликой, потому что никто так и не засвидетельствовал, что именно Антон находился в тот день на студии в костюме главного героя передачи, что именно он ставил банку с отравой на стол, что именно он всыпал ее в суп и стал таким образом виновником смерти оператора Дмитрия Ласточкина. Его адвокат надеется на удачный исход дела…

Местное кладбище часто посещает высокий молодой брюнет. Он приносит свежие цветы на могилку, появившуюся в сентябре, кладет их на землю и несколько минут смотрит на фотографию умершей девушки… О чем он думает, неизвестно. Однако даже в декабре один из покрытых снегом холмиков всегда украшен розами. Вот такая странная в наше время верность…