Почти всю дорогу до моего дома мы провели в молчании. Мне кажется, я даже немного задремала. Да это и неудивительно, денек сегодня выдался чересчур уж длинным и содержательным. Когда Фима дотронулся до моего плеча, я открыла глаза и увидела, что мы стоим уже напротив моего подъезда и освещаем его фарами.
– Лихач какой, – проворчала я. – Мог бы так и не гнать.
– Мог бы, – улыбнулся мне Фима. – Особенно если учесть, что стоим мы здесь уже минут десять, а ты все никак не можешь проснуться.
– Я не спала! – отчеканила я и резко обернулась назад, вспомнив про Маринку.
Маринка раскинулась на заднем сиденье «Ауди», как на своей родной кровати, и самым пошлым образом дрыхла, да еще и немного прихрапывала при этом – честное слово, не вру. Послушав ее храп вовсе не для того, чтобы Фима в лишний раз убедился, что с Маринкой ему связываться просто неинтересно, нет, а для того, чтобы поверить, что мне не мерещится, я бросила в нее сумочкой. В самом деле, сколько же можно спать, если мы давно приехали? Маринка вздрогнула и протерла свои невинные глазки.
– А… что?.. – спросила она, оглядываясь по сторонам.
Пощурившись на наши довольные лица, а потом на свет божий за окном, Маринка сообразила:
– Уже приехали? А ты скорый, Фима, как поезд!
Непонятно, что она имела в виду, но, распахнув дверцу машины, Маринка вышла на улицу и, не оглядываясь, пошла к подъезду. Я озадаченно посмотрела ей вслед. Как она, интересно, собирается заходить, если ключи от квартиры у меня?
Я повернулась к Фиме.
– Не буду тебя задерживать, – сказала я. – Спасибо за все.
– Пожалуйста, – вздохнул Фима. – Но я вообще-то никуда не спешу. Я почему-то сказал жене, что задержусь до утра.
– Ну скоро ты там?! – прокричала мне Маринка, добредшая наконец до подъезда. – Завтра договоришь!
– Вот видишь, что делается в мире, – сказала я Фиме. – Езжай, обрадуй жену незапланированным возвращением.
– А что толку?! – с надрывом воскликнул Фима и, вздохнув, словно он взгромоздил на себя всю печаль мира, пожелал мне спокойной ночи.
– Я тебе завтра позвоню! – пообещала я.
Фима только кивнул и ничего не сказал.
Я вышла из машины и помахала вслед зеленой «Ауди», подмигнувшей мне, когда она выезжала со двора.
– Ну ты, сестрица Аленушка, – Маринка зевала во весь рот и, покачиваясь у подъездной двери, смотрела на меня, – кончай это кино к чертовой матери! С утра перестрелка, потом покойники, раскатывающие на машине, а в конце главная героиня, пускающая слезу на задний бампер машины своего адвоката! Пошли домой, мне еще голову мыть, а я и не ужинала!
Я промолчала, хотя романтика уже и так была опошлена грубой прозой жизни, и, пройдя мимо Маринки, быстро поднялась на свой этаж.
Весь следующий час мы занимались всякой ерундой, в основном делили ванную и пили чай – для кофе было слишком позднее время, а потом, когда все необходимые подготовительные процедуры для завтрашней красоты были совершены, Маринка решила посвятить несколько оставшихся перед сном минут глубоким аналитическим размышлениям. Мы легли спать в большой комнате на соседних диванах.
– Все ясно как дважды два, – заявила она, косясь на мою сигарету, но закурить не решаясь – она же не курит. – Это Палыч, старый жулик, убил Сикамбра и, сообразив, что мы его раскусили, решил покончить жизнь самоубийством. Во, блин! – вскрикнула она и даже ударила себя по коленке от восторга перед самой собой. – Ведь старый же, лысый, никому не нужный, можно сказать, пердун, а посмотри-ка, сумел умереть самым модным способом – подорвался в машине!
– Ты считаешь, он сам себя подорвал? – с сомнением спросила я.
– Как будто ты считаешь по-другому, – с сарказмом произнесла Маринка. – Это же очевидно! О-че-вид-но! Понимаешь ты это или нет?
– Нет, не понимаю! – упрямо сказала я. – Ты вспомни, как он торопился уехать и с какими нервами забежал обратно в гараж, когда его позвали! Это не похоже на самоубийство! Его убили, убили как раз в тот момент, когда он пытался спрятать концы в воду, то есть увезти куда-то труп Сикамбра, избавиться от него!
– Избавиться! – повторила Маринка. – Ты так расписываешь, словно уже знаешь, кто это сделал. Ну и кто же? Чеченцы?
– Понятия не имею! Но догадываюсь. – Я поняла, что пока уснуть не удастся, и села на своем диване, поставив пепельницу на колени.
– Ну и кто же, кто же? – Маринка тоже приподнялась и села по-турецки.
– Аркадия Павловича убил тот же человек, который убил и Сикамбра! Вот это уж действительно ясно как дважды два. Нужно найти того, кому выгодно было устранить Сикамбра. Так мы найдем и убийцу Палыча.
– «Кому выгодно»! – насмешливо повторила Маринка. – Как ты это будешь определять? А если завтра узнаешь, например, что его не любила половина магов-волшебников? И кстати! Кстати! – Маринка подпрыгнула и взмахнула руками. – Нас с тобой тоже можно заподозрить! Он же нас в сетку закатал и не вытащил! А мы с тобой его встретили в подвале и зарезали за это! В состоянии аффекта!
– А потом стали кричать, что нашли труп, чтобы сбросить с себя подозрения! – закончила я, внимательно посмотрев на Маринку.
Маринка взглянула на меня и нахмурилась:
– Ну ты это брось, я в тюрьму не хочу! Не докажут!
– Может быть, и не докажут, – согласилась я, затушив сигарету в пепельнице, – а может быть, и наоборот. По крайней мере, мне кажется, что можно надеяться на то, что судмедэксперты не определят по той обугленной головешке, что осталась от Сикамбра, что он умер за час до…
– До своей смерти! – весело закончила Маринка. – Умница! Никто и не подумает!
– Ага, если только Аяврик с Марго не скажут, – я поставила пепельницу на пол. – Иди выключай свет, а потом я тебе еще одну вещь скажу.
– Какую? Про Аяврика? – настороженно спросила Маринка. – А что, если я попрошу Аяврика не говорить в милиции, что мы нашли труп Сикамбра, а?
– Тогда ему придется уговорить на это Марго, и все равно в их глазах мы будем убийцами или Сикамбра, или обоих – и Сикамбра, и Палыча. Ты свет будешь выключать или как?
Маринка сползла с дивана и, прошлепав до выключателя, щелкнула им и в темноте вернулась на свое лежбище.
– Ну? – сказала она.
– Что «ну»? – я не поняла, да и вообще поразительно быстро стала засыпать.
– Ты хотела мне еще что-то сказать, – напомнила Маринка. – Говори. Гадость какую-нибудь, да? Я уж поняла.
– Нет, не гадость, – слабым голосом сказала я. – Я хотела пожелать тебе спокойной ночи.
– Вот блин! – возмутилась Маринка. – Прикололась, что ли? Ну и тебе в то же самое место!
На этих любезностях мы и заснули, по крайней мере я больше ничего не помню. Может быть, Маринка что-то и еще говорила, но можно смело утверждать, что меня рядом с нею уже не было…
Утро началось по скверной традиции, постоянно возобновляющейся, – с телефонного звонка. Протерпев несколько его визгливых вскриков, которые только по дурацкому недоразумению называются звонками, я рухнула с дивана на пол и поползла в поисках источника беспокойства. Трубка телефона нашлась лежащей почему-то на полу в коридоре – не понимаю, как она туда спрыгнула, да это и неважно. Нажав кнопку, я простонала:
– Да!
– Ольга Юрьевна Бойкова? – услышала я незнакомый гнусавый голос, непонятно кому принадлежащий, мужчине или женщине. Ну да в тот момент мне это было и неважно.
– Да, это я, – вздохнула я в трубку. – С кем имею честь?
– Вы главный редактор газеты «Свидетель»? – уточнил голос, и тут уже я начала просыпаться, потому что заподозрила что-то нехорошее.
Сев на пол поудобней, я бросила беспокойный взгляд на входную дверь. Убедившись, что она вроде заперта, я осторожно сказала:
– Да, это я, а с кем я говорю? Что вам нужно?
– Обратите внимание на Аяврика, он очень не любил Сикамбра, – произнес голос и тут же отключился.
Прослушав резкое «пи-пи-пи», я тоже нажала на кнопку. Утро началось с намека на убийцу. Надо признаться, что начало оказалось не самым скверным. Вчерашний вечер у того же Сикамбра выдался гораздо хуже, так что не стоит жаловаться.
Я, кряхтя, встала с пола, добрела до кухни, посмотрела, сколько натикало, оказалось, что уже достаточно, и, открыв дверь в ванную, крикнула Маринке:
– Хватит дрыхнуть, подруга! Все начальство уже давно проснулось, а что ты себе позволяешь?!
– А нормальные люди в начальство не идут, – пробубнила явную чушь Маринка и натянула одеяло на голову.
Я не стала с ней спорить и решила для начала привести себя в порядок, ну а там и поругаться можно будет для поднятия тонуса. Когда я выскочила из ванной, готовая к подвигам и скандалам, Маринка уже скучно сидела в кухне и помешивала кофе в турке.
– Кушать подано, мадемуазель, – зевнула она на меня. – А если захочешь бутербродов, сварганишь их сама.
Что мне оставалось сделать? Только сказать «спасибо» и пойти намазывать масло на хлеб и тушь на ресницы. Как я давно уже говорила: если утро наступило, то с этим ничего не поделаешь.
После быстрого завтрака мы, обе повеселевшие и бодрые, вышли из квартиры и, спустившись вниз, направились ловить такси, чтобы доехать до места работы. Я сегодня была без машины, потому что вчера какие-то невоздержанные хулиганы ее немножко прострелили.
В редакцию мы приехали в самое нормальное время – около одиннадцати часов – и сразу же попали чуть ли не в объятия всего нашего дружного коллектива. Ребята уже начали волноваться – по радио они услышали про смерть Аркадия Павловича и Сикамбра и подумали: если мы с Маринкой были приблизительно в это время в цирке, то, возможно, какая-то часть неприятностей перепала и нам.
– Есть о чем порассуждать вслух, – многобещающе сказала я и протянула Виктору отщелканную вчерашнюю пленку.
– Здесь гвоздь всего нового номера, – объявила я, – мне удалось сфотографировать взрыв машины буквально в ту же секунду, как он произошел.
– Как же вам это удалось? – тихо спросил Сергей Иванович. – Вас заранее предупредили?
– Еще хуже, – вмешалась Маринка, отгоняя Ромку от кофеварки. – Уйди, несчастный! Хуже, Сергей Иванович, – мы это дело, можно сказать, несколько раз репетировали!
– Как это «репетировали»? – спросил Ромка.
– Она шутит, – ответила я за Маринку. – А ты думай в следующий раз, что говоришь. Слухи еще потом пойдут. Как говорит Фима: «Нам это надо?»
– Не-а, не надо, – ответила Маринка и тут же поправилась: – Хотя как сказать! Кое-какие слухи девушке не повредят!
Закончив варить кофе, Маринка поставила кофеварку на поднос, Ромка нагрузил туда же чашки-ложки-блюдца, и мы все перешли ко мне в кабинет. Поговорить действительно было о чем.
Взяв слово, я не торопясь начала рассказывать о событиях прошедшего вечера. Меня никто не перебивал, и все внимательно слушали. Приблизительно в середине рассказа появился Виктор, проявивший пленку, но он почти все успел услышать из перечисленных мною событий, так как рассказывала я все подробно и с расстановкой.
Виктор положил пленку передо мной и сел на свободный стул.
– Ну-с, какие будут соображения? – спросила я, закончив повествование.
– Интересно все и так же непонятно, – задумчиво произнес Сергей Иванович. – Знаете, что для меня самое темное во всей этой истории?
– Что же? – спросила Маринка. – Наша роль и наши успехи?
– Во-первых, тот мужчина, который пытался вас похитить якобы для того, чтобы слить информацию, – не обращая внимания на Маринкин сарказм, сказал Сергей Иванович. – А во-вторых…
– Извините, я вас перебью, – сказала я. – У меня создалось впечатление, что целью моего похищения на самом деле было желание дать информацию. По крайней мере мне так показалось.
– Ну, может быть, – согласился Сергей Иванович. – Может быть, хотя не факт. И сегодня у нас появился второй момент: звонок от неизвестного лица. Вы не узнали голос, Ольга Юрьевна?
Я покачала головой:
– Голос был явно измененный. Наверное, платок поднесли к мембране телефона или сделали еще что-то в этом же роде. Словом, этот человек не хотел, чтобы его голос был узнан. Определитель номера тоже ничего не показал, значит, звонили из автомата.
– А это может означать, что вы его знаете! – закончил Сергей Иванович.
– Верно! – воскликнула Маринка. – Это были или Аяврик, или Марго! Больше некому!
– А ты не могла разве мне позвонить? – сухо поинтересовалась я у своей секретарши.
– Я? – растерялась Маринка. – Ты что говоришь?
– А ты что? Аяврик звонит и наговаривает сам на себя? Не слишком ли хитрая хитрость?
– Да, знаете, Мариночка, что-то тут не то, не получается, – заметил Сергей Иванович.
Маринка задумчиво почесала затылок и почему-то решила промолчать.
– Может получиться так, что все эти эпизоды вообще никак не связаны друг с другом, – сказал Сергей Иванович. – И это будет хуже всего, потому что в этом случае расследование не даст никакого результата.
– Как «не связаны»? – не поняла я.
– Тот информатор не связан с убийством Сикамбра, убийство Аркадия Павловича не связано с двумя предыдущими случаями, а звонок – это просто какой-нибудь недоброжелатель вашего Аяврика. Кстати, что это за, извините, собачьи такие клички?
Я пожала плечами:
– Богема, сценические псевдонимы.
– Странно, – произнес Сергей Иванович. – А вот Акопяны работают без псевдонима. И отец, и сын.
– Зато Копперфильд – это псевдоним! – влез в разговор Ромка, ужасно довольный тем, что может что-то сказать. – Его настоящая фамилия Коткин, он из Одессы!
– Що ни из Одесси, то фокусник, – с характерными интонациями сказал Сергей Иванович, и мы рассмеялись.
В это время в комнате секретаря редакции послышались осторожные шаги. Мы пили кофе с открытой дверью, чтобы можно было сразу же услышать, если кто-то вдруг придет, и вот наша предосторожность оказалась вполне уместной.
Ромка вскочил и выбежал из кабинета. Через полминуты он вернулся.
– Ольга Юрьевна, вас!
– Что значит «вас»? – проворчала я, вставая и оправляя костюм. – Тебе так и сказали – «Вас»?
Ромка сконфузился, покраснел и пробормотал:
– Сказали, что хотят с вами поговорить. Мужчина какой-то.
Я покачала головой.
– Нет, Рома, – сказала я, – никогда из тебя не получится образцовой секретарши, хоть ты и научился как-то кофе варить.
Ромка не сообразил, что ответить, а я тем временем вышла из кабинета.
Посередине редакции мялся тот самый дяденька, который напугал нас с Маринкой своей подпольной кормежкой змей. Я его сразу узнала.
– Здравствуйте, вы ко мне? – мило улыбнулась я, словно видеть этого человека было самой заветной мечтой всех моих последних лет жизни.
– Да, Ольга Юрьевна. Я из цирка, меня там все просто Бимычем зовут, – тихо произнес он и больше ничего не успел сказать.
Входные двери редакции распахнулись, словно снаружи по ним ударили корпусом танка, и я с изумлением увидела, как в редакцию влетел давно знакомый мне майор Здоренко. Он был одним из руководителей Тарасовского РУБОПа. Моя журналистская практика несколько раз сталкивала меня с этим человеком, и хотя надо признаться, что в принципе он был незлым и даже здорово мне помог не один раз, но разговор с майором Здоренко всегда для меня был жутким испытанием.
Вот и сейчас, разглядев под фуражкой бордового цвета физиономию, я ощутила некое давление под ложечкой, поняв, что с секунды на секунду начнется нечто интересное.
– Бойкова! – проорал майор. – Ты допрыгалась! Я давно тебя предупреждал, а ты все понимать не хотела!
– Здравствуйте, товарищ майор, – пролепетала я.
– Ну-ну, – ответил он, мельком взглянув на мужичка, представившегося простенько и со вкусом Бимычем, и, прошагав мимо, вошел в мой кабинет.
– А тут и вся гоп-компания, оказывается, собралась! – услышала я его трубный голос и вбежала вслед за ним.
Привычная к поведению майора Маринка уже наливала ему кофе, а он, навалившись над столом, как каменная глыба, весело щурился на всех сидящих за ним.
– Ну, ребята, забираю я сейчас вашу шефиню и увожу ее на нары. Допрыгались вы все. С чем вас и поздравляю, – обрадовал майор всех присутствующих и меня в том числе, разумеется.
– А в чем проблема, товарищ майор? – ласково спросила Маринка. – Вы кофе будете?
– Не буду, – резко ответил Здоренко, – пока вы меня не убедите, что вы не преступники или не состоите в сговоре с преступниками.
Он протопал к креслу для посетителей и сел в него, после чего развернулся вместе с креслом и выпалил:
– Дайте-ка мне пообщаться с вашим руководством, ребятки. Выметайтесь все отсюда!
Майора Здоренко все уже хорошо знали и поэтому спорить с ним особенно никто не желал.
Последней выходила Маринка, и майор окликнул ее уже в дверях:
– А где же кофе? Обманула?
Маринка вздрогнула и вернулась к кофейному столу.
– Дверь закрыть не догадалась, – проворчал майор Здоренко, принимая от Маринки чашку с кофе. – Спасибо. Закрой дверь и возвращайся. Вы мне обе нужны, девушки.
Я медленно обошла свой стол и села в кресло, в этот момент совершенно не чувствуя себя хозяйкой кабинета. Хозяином здесь сейчас был майор Здоренко, и он это прекрасно понимал.
– Итак, девоньки, колитесь, – сказал майор Здоренко. – Меня интересует пока что ваше участие в перестрелке около цирка. Не нужно только изображать непонимание и прочие гадости. Ни в жисть не поверю, что вы там оказались случайно. Ну, Бойкова!
– Что «ну»? – тихо спросила я.
– Кто тебе слил информацию, что там будет жарко? Рассказывай!
– Это действительно была случайность, – сказала я, – честное слово. Что же вы думаете, я такая дура, чтобы лезть под пули? Я жить хочу.
– Жить она хочет, – фыркнул майор. – Жить можно хотеть по-разному! Например, если хочется жить в качестве самой крутой тарасовской журналистки, то можно и под пулю залезть один разок. Все равно ж никого из вас не убили!
Последнюю фразу майора, наверное, можно было расценить как шуточку, и я вымученно улыбнулась. Каждая беседа с этим человеком, как я уже заметила, дорого стоила мне. Вот и сейчас я ощущала, что начинаю терять самообладание и трусить, сама не зная почему.
Майор шумно отпил еще глоток кофе и, резко развернувшись, обратился к Маринке:
– Так почему вы поехали к цирку?
– Когда? – задала Маринка самый идиотский вопрос, который можно только себе представить, и Здоренко сразу же зацепился за него.
– А сколько раз вы туда ездили?! – прорявкал он. – Быстро отвечай, ну!
– Два! – крикнула Маринка, потом подумала и сказала: – А вообще-то я не помню. В детстве еще…
Майор побагровел еще больше. Его взгляд скользнул по Маринке, потом он посмотрел на стол, за которым мы все только что пили кофе. Легко вскочив с кресла, майор подбежал к этому столу. Пока я не понимала, что происходит, но как только увидела, что он взял в руки пленку, только что проявленную Виктором, то даже закрыла глаза от огорчения. Вот теперь-то самое интересное и начиналось. К сожалению, я не ошиблась.
– А что у нас здесь? – благодушно пробурчал майор Здоренко, раскручивая пленку и просматривая ее на просвет.
– Та-ак, какие-то хреновины… еще какие-то хреновины… Ну точно вам делать нечего, от скуки маетесь. А это… а это что? А?! – Майор, кажется, даже подпрыгнул на месте от охватившего его возбуждения. – А! – снова вскричал он, внимательно кадр за кадром изучая моменты взрыва машины Аркадия Павловича. – А я знаю, что это такое! Знаю! И еще я скажу, что так классно подловить момент начала взрыва надо уметь!
Майор, зловеще улыбаясь, аккуратно свернул пленку и положил ее себе в карман.
– Ну и чутье у тебя, Бойкова, – сказал он. – Классное, можно сказать, чутье! И под обстрел попала вовремя, и взрыв заранее предугадала!
Майор вернулся к моему столу, но садиться в кресло не стал. Он обвел медленным долгим взглядом и меня, и Маринку, пронизывая им не то чтобы насквозь, а даже еще глубже, если это возможно себе представить.
– В изолятор временного содержания посажу обеих прямо сейчас на тридцать суток! И дольше там буду держать, пока не расскажете мне всю правду! Поняла, Бойкова?! – он ткнул в меня пальцем, я сглотнула слюну и кивнула.
– А ты, – майор повернулся к Маринке, – тоже поняла или как?
– Поняла, поняла, – закивала Маринка. – А там душ есть?
Майор даже задохнулся от такого неожиданного вопроса. Он несколько раз открыл и закрыл рот, потом сипло проговорил:
– Там баня есть. Один раз в неделю. А кормежка – три раза. Собирайтесь!