В тот день мы на работе уже в третий раз начинали пить кофе, и не знаю, как Маринка, а я считала, что жизнь почему-то перестала проходить стороной. Не только где-то по ту сторону голубого экрана происходили взрывы и пожары, какие-то скандалы и неприятности, но уже и у нас, причем на приличном среднем мировом уровне.

Ромка — наш курьер и самый младший член редакции — во время третьего кофепития для разнообразия сбегал в кондитерскую за печеньем и сочниками и теперь сам их и грыз. Маринка берегла фигуру, у меня не было настроения, а Сергей Иванович — наш Брокгауз-Ефрон и Даль в одном лице — отказался от сладкого без комментариев. Одним словом, компания в редакции подобралась крепко сбитая и дружная, потому что, когда было печально на душе у меня, скучали все, однако веселее от такой сплоченности не становилось.

— О чем еще интересненьком тиснем в завтрашнем номере? — задала я конкретный вопрос, понимая, впрочем, что одного только участия двух наших сотрудников, или, правильнее сказать, «специальных корреспондентов», в сегодняшних перестрелках хватит как минимум на неделю репортажей.

Но форму терять нельзя. Хорошо, конечно, что так произошло: здоровый журналистский цинизм давал о себе знать — не убили, и слава богу, — но после того, как нервозность спала, можно было и подумать о том, что же еще можно было прописать в газете, кроме такого многообещающего происшествия.

Я задала вопрос, осмотрела коллектив и с неудовольствием отметила, что на мой вопрос ответить никто не может. Это было печально.

— И никто не приезжает в наш провинциальный град из политиков и бизнесменов? — сдерживаясь от зевка, спросила я.

— И даже не уезжает. Я имею в виду из заметных людей, — заметил Кряжимский.

— Может быть, придумать сенсацию, если она не происходит? — предложил Ромка, осторожно поглядывая на меня.

— Ну и? — лениво покосилась я на него. — Приведи пример.

— Да запросто. Сообщить, что к нам приезжает Мадонна с новым мужем и собирается дать два концерта по приглашению губернатора.

— Ой, бли-ин! — протянула Маринка. — А почему не Пол Маккартни?

— Если уж сочинять, то так, чтобы было правдоподобно, — заметила я. — Например, дать крупным шрифтом: «От нашего специального корреспондента»…

— «Мадонна на этой неделе в Тарасов не приедет», — тихо сказал Сергей Иванович.

— А ниже дать мелким: «И вообще она сюда не собирается!» — закончила Маринка.

Ромка захихикал, отчего у него изо рта полетели мелкие крошки печенья. Сергей Иванович скупо улыбнулся, а я опять едва не зевнула.

В это время зазвонил телефон. Я встала, подошла к нему и сняла трубку. Звонил Фима Резовский. Поговорив с ним несколько минут, я почувствовала, что настроение у меня начинает улучшаться — Фима на такие дела мастер. Положив трубку, я с победным видом осмотрела свой коллектив. Под моим взглядом все немного напряглись. Маринка забегала глазами по сторонам, покраснела и потупилась. Интересно, о чем она подумала?

Отложив пока то, что мне сказал Фима, я попробовала ковать железо, пока горячо.

— Все знаю, Мариночка! — сказала я. — Между прочим, с твоей стороны это свинство!

Я понятия не имела, о чем говорю, но весь Маринкин вид говорил о каком-то секрете, который ну просто-таки жаждет вырваться наружу. Я била наудачу, и у меня это получилось! Маринка покраснела еще больше, потом вдруг в ее глазах зажегся боевой огонек.

— Сволочь твой Фима! — крикнула она, раздувая ноздри, как кавалерийская лошадь, почуявшая врага. — Сволочь и болтун!

Мне от этих слов стало сразу же нехорошо. Не то чтобы я была очень уж против этого обвинения — Фима, конечно же, болтун, но не сволочь, — однако Маринкина реакция породила во мне жутчайшее подозрение.

При чем здесь вообще Фима и Маринка? Уж не случилось ли между ними того, чего Фима безнадежно добивается вот уже несколько лет от меня? Я почувствовала, что краснею до самых корней волос.

— Фима не болтун, — медленно произнесла я. — Просто он честный человек.

Маринка откинулась на стуле назад и выпалила, понимая, что скрывать больше нечего:

— Я же по твоему лицу вижу, что он тебе все рассказал. А обещал молчать!

Самое ужасное предположение получало подтверждение, и я спешно обдумывала, как мне следует себя повести — холодно-равнодушно или же толкнуть речь о том, что человек одинок во Вселенной и верной дружбы не существует. Маринка не дала мне времени додумать и высказалась до конца:

— Мы с ним встретились в химчистке, и он мне дал честное слово, что не скажет тебе о том, что я посадила на твой лиловый костюм пятно!..

Я испытала прекраснейшее чувство облегчения, и даже известие про испорченный костюм прошло как-то стороной. Наверное, это нарисовалось у меня на лице, потому что Маринка внимательно посмотрела на меня и подозрительно спросила:

— А что он сказал?

Я махнула рукой, понимая, что нужно завязывать наш диалог, иначе моя пиррова победа обернется каким-нибудь нежданным Ватерлоо.

— Потом расскажу, — демонстрируя великодушие, туманно ответила я и, обращаясь уже ко всей компании, объявила: — А почему никто не говорит о том, что у нас в цирке сегодня после вечернего представления, можно сказать даже, глубокой ночью, будет происходить собрание Тарасовского отделения Магического круга номер 166? Или я одна должна добывать новости для нашей газеты?

— Чего? — протянул Ромка и положил обратно на блюдечко кусок недоеденного печенья. — Колдуны, что ли, приехали? А почему же ночью? Это прикол?

Я промолчала, наслаждаясь своей победой.

Сергей Иванович снял очки и протер их стекла платочком. Как старый и тертый зубр журналистики, он предпочел промолчать и дослушать информацию до конца. Маринка, отойдя от потрясения, вызванного мнимым предательством Фимочки, наоборот, молчать не стала.

— Кино такое будут снимать, да? — непонятно почему, предположила она. — Эльдар Рязанов приезжает или Рогожкин?

— А вот мы с тобой пойдем сегодня и все узнаем, — ответила я. — Фима приглашает нас, у него есть три билета. Кстати, скоро он и сам будет со свежими новостями по сегодняшней перестрелке.

Сделав это сообщение, я допила последний глоток из своей чашки. Ну а потом началось то, что и ожидалось. Я не первый день живу на свете и понимаю, что собираться куда-либо — это проблема та еще и здесь одной нервотрепкой не обойдешься, однако собираться выйти в люди с Маринкой — это такое испытание, что, например, добровольная вечеринка в компании с белыми макаками, куда меня звал в прошлый раз Фима, кажется просто детским лепетом, да и вообще — не то сравнение. Пятнадцати минут не прошло после того, как я сообщила, что мы идем в цирк, а мне уже не только не хотелось куда-либо идти, но и вообще кого бы то ни было видеть и слышать.

— Нет, подожди, ты мне скажи, — в сто пятнадцатый раз за десять минут приставала ко мне Маринка с вопросом, — он как сказал, это будет солидное мероприятие или свойская тусовка? Мне надевать черное парадное платье или что?

— Иди в чем есть, — лениво отвечала я, сама находясь в положении не лучше Маринкиного, но мне-то спросить совета было не у кого.

— Издеваешься? — начала подозревать подвох Маринка. — А сама в чем пойдешь? А? В чем?

— В костюме! — не выдержав, рявкнула я. — В деловом костюме, и никак иначе! Я даже переодеваться не собираюсь. Какая может быть свойская тусовка с колдунами? Если хочешь, можешь одеваться, как своя. Только ступу где возьмешь?

Маринка открыла рот и тут же прикрыла его, признав тем самым мою безусловную правоту.

Фима подъехал к шести вечера, к концу рабочего дня, когда мы с Маринкой уже успели и поругаться, и помириться, и все это даже не во второй раз. Я сидела в кабинете и рассматривала разложенные перед собою милые дамские мелочи, так необходимые в моем скромном быту: диктофон, фотоаппарат, сигареты. Дверь открылась, и в кабинет заглянул Фимочка.

— Ого! — воскликнул он. — Наши хищники-журналюги чистят свои арсеналы!

Фима вошел и аккуратно прикрыл за собою дверь. Он был одет, как обычно, в черное пальто и в темно-серый костюм с красным галстуком. Единственным отличием от повседневного имиджа было то, что Фима не держал в руках портфеля.

— Добренький вечерочек, Оленька, — запоздало произнес он и, пройдя в кабинет, сел в кресло у окна.

Не успела я еще ничего ответить, даже улыбнуться не успела как следует, как в кабинет влетела Маринка, боящаяся упустить хоть слово из той ценнейшей информации, которую, как она думала, сейчас начнет разбрасывать Фимочка, и сразу же выпалила:

— Фима! Это колдуны или фокусники?

— Кто? — Фима весело взглянул на нее и, улыбаясь, ответил: — Конечно же, фокусники, я же Оле все объяснил. У них что-то вроде курсов повышения квалификации, профсоюзного собрания и показательного выступления одновременно. Три в одном флаконе. Аренда дорога, они решили сэкономить и собраться во внеурочное время. Вот и все, никакой романтики.

— Фокусники? — недоверчиво повторила Маринка. — А почему же магический круг какой-то? Или это все шуточки? Прикол?

— Никакого прикола, — ответил Фима, разваливаясь в кресле и наслаждаясь возможностью прочитать незапланированную лекцию профанам. — Существует как бы всемирный профсоюз или синдикат фокусников, иллюзионистов и представителей смежных профессий. Каждая страна по какой-то старой традиции называется Магическим кругом с порядковым номером. Наше разлюбезное отечество имеет номер 166. Вот и все. Во все времена фокусники для лучших сборов называли свое ремесло магией. И находились те, кто им верил. Вот как ты сейчас, например.

Пока Фима разглагольствовал, в кабинет просочился весь коллектив редакции, и кофейный столик был накрыт снова.

— Ну что, Ефим Григорьевич, — спросила я, приглашая гостя к столу, — а есть хоть какие-то новости по нашему делу?

— Про покушение на двух самых замечательных девушек тарасовской журналистики? — улыбнулся Фима и покосился на Сергея Ивановича. Наклонившись к нему, он с шутливым выражением лица прошептал: — А то, что я скажу, будет прописано как «из заслуживающих доверия источников нам стало известно» или «как сообщил нам высокопоставленный работник администрации, пожелавший остаться неизвестным», а?

— Если хотите, Ефим Григорьевич, могу полностью указать все ваши координаты, — серьезно ответил Сергей Иванович, — даже с домашним телефоном.

— Такой известности мне не нужно, — Фима шутливо погрозил пальцем Кряжимскому, — в таких вопросах предпочитаю оставаться в тени-с! Скромность, знаете ли, иногда бывает выгодна.

— То есть хочется побыть добрым гением, но без имени, — немного подольстилась я к Фиме.

Почему бы не сделать человеку приятное, если это почти ничего не стоит? К тому же Фима неоднократно на самом деле доказывал, что он может быть и добрым, и гением, и… ну, в общем, ясно.

— Так! — Фима взял печенье в одну руку, а чашку с кофе в другую. — Что нам известно? — с хорошо отработанной адвокатской интонацией произнес он и сам себе с таким же пылом ответил: — Да почти ничего, к сожалению. Слишком уж мало времени прошло после инцидента, но рад вам сообщить, милые мои дамы, что в глазах наших бдительных правоохранительных органов вы обе вне подозрения. У них даже не возникло мысли о вашем соучастии в этом происшествии.

— Приятно слышать, — ядовито сказала Маринка, — а то я бы плохо спать начала, все думала, неужели меня подозревают в том, что это я начала стрелять!

— В этом вас не заподозрят, но в другом — могут! — Фима привлек наше внимание, не закончив фразы, и, весьма довольный собою, принялся кушать печенье, запивая его кофейком.

Пауза затянулась, все смотрели на него, а этот юридический паршивец, прожевав печенье, принялся многословно расхваливать Маринкин кофе. Послушав его немного, я не выдержала.

— Ефим Григорьевич, — заметила я, — создается впечатление, что вы хотите похитить у нас Мариночку…

Фима задумался, но только на секунду.

— С величайшей бы радостью, — он лицемерно опустил глазки на столик. — Прекрасный кофе у Мариночки, однако, как говорил кто-то другой в сходной ситуации: «Но я другому отдана и буду век ему верна»… Итак, на чем я остановился?

— На том, что нас заподозрят в другом! — рявкнула Маринка, окончательно потеряв терпение. — Я готова устроить вашей секретарше бесплатные курсы по варке кофе, если хотите, Ефим Григорьевич!

— Не стоит беспокоиться! — Фима понял, что тянуть больше не имеет смысла, да и становится опасно.

— Я слышал как-то одну высказанную мыслишку, как говорится, в кулуарах, о том, что вы, Оля, и вы, Мариночка, попали в это место и в это время потому, что заранее знали или же догадывались о том, что должно было там произойти. Вот, пожалуй, на эту тему вас и могут немного попытаться раскрутить.

— И не такие пытались! — гордо заявила Маринка, даже не покраснев. Про себя того же не скажу, не знаю, не помню, но я бы так категорически утверждать не взялась.

— Так что же конкретно стало известно про это дело? — настойчиво спрашивала я, потому что понимала, как важно получить информацию поскорее. Сдача номера на носу, а Фима все риторические приемы отрабатывает…

— Значит, так, — наконец-то начал он. — Машина, на которой приехали двое стрелков, была угнана со стоянки напротив городской мэрии. Как ни странно, но эта стоянка оказалась, наверное, единственной в городе не охраняемой.

— Понадеялись на то, что смелости не хватит? — фыркнул Ромка.

— Вряд ли, скорее всего просто привыкли. Дело в том, что по документам на этом месте стоянки вообще быть не должно. Сначала поставил машину кто-то один, потом второй, а третий уже подумал, что так и нужно. Далее. Кто точно стрелял, неизвестно, но около машины обнаружен один автомат Калашникова и один пистолет «ТТ» без отпечатков пальцев… — Фима все-таки не удержался и, снова сделав паузу, обвел нас всех многозначительным взглядом. — А вот по кому стреляли, уже интересно. Дело в том, что машина, разгружавшаяся напротив одного из служебных входов в цирк, а именно около третьего подъезда, ведущего в подвальные помещения, была арендована оргкомитетом Магического круга и на ней был привезен реквизит некоторых участников. Разгружали все это волшебное добрище штатные грузчики цирка, обычные в общем-то люди, ничем особым себя не запятнавшие.

— А не особым? — уточнил Ромка.

Я скупо улыбнулась, порадовавшись тому, что всегда, когда нужно, рядом со мною находится человек, задающий именно тот глуповато звучащий вопрос, который мне и самой очень хотелось бы задать, да положение не позволяет. Будучи начальником, надо стараться не оказаться в смешном положении. Если хватает сил.

— Ну знаете, молодой человек, — Фима выпил свой кофе и попросил у Маринки еще, — когда речь идет об использовании автоматического оружия, такие мелочи, как систематическое посещение вытрезвителя или осуждение на условный срок по молодости лет особого внимания не привлекают… Что-то здесь не то. Непонятно, зачем нужно было обстреливать грузчиков или реквизит, не представляющий никакой особой ценности? Все содержимое «КамАЗа» было, разумеется, изучено и ничего противозаконного не найдено.

— А откуда появились омоновцы, словно рояль в кустах? — спросил Сергей Иванович.

— Это охрана цирка, — объяснил Фима. — Как раз в это время проходил внеурочный дополнительный инструктаж подразделений, несущих охрану по договору с руководством. Омоновцы имели при себе штатное оружие, ситуация была ясной, и они это оружие применили. Одним словом, создается впечатление, что произошла ошибка. Покушались не на тех, кто был нужен. Лоханулись киллеры доморощенные, так сказать. Я, честно говоря, тоже так думаю.

— А чей конкретно это был реквизит? — спросила я, пытаясь нащупать рациональное зерно в действиях налетчиков. В пошлую ошибку верить не хотелось, поэтому приходилось накапливать факты.

— Ты имеешь в виду, не было ли там известнейших иллюзионистов вроде Кио или Копперфильда, с которых можно бы что-нибудь скачать, если их напугать хорошенько? — моментально уловил ход моих мыслей Фима.

— Ну вроде того, — кивнула я, закуривая.

— Нет, это самые обыкновенные люди, артисты среднего звена, ничего выдающегося. Нельзя сказать, что бедные, но и не слишком-то преуспевающие… Так, — Фима посмотрел на свои наручные часы и затем — на меня. — Время приближается к назначенному. Так мы едем или как?

— Фамилии фокусников не помнишь? — быстро спросила я. — Или хотя бы сколько их было?

Фима поморщился:

— Четверо или пятеро. Фамилии слышал, а еще слышал их дурацкие псевдонимы. Чушь какая-то вроде Сикамбр, Аяврик… Одним словом, если тебе нужно, то прямо в цирке и узнаем. Дежурным администратором там — мой старинный приятель. Короче, едем?

— Короче, да! — ответила я, понимая, что тянуть больше нет ни смысла, ни времени.

Договорившись с Сергеем Ивановичем, что он закроет редакцию, мы с Маринкой вышли и чинно уселись в ядовито-зеленую «Ауди» Фимы.

— Если меня сейчас увидит кто-нибудь из знакомых, — пожаловался в пространство Фима, — мне будет страшно возвращаться домой.

Я сделала вид, что не расслышала, а Маринке и делать вида не пришлось. Ей вдруг померещилось, что у нее потек левый глаз, и она, вынув зеркальце из сумки, продемонстрировала свое полное отсутствие в салоне. Фима, не дождавшись реакции на свои слова, вздохнул и надавил на газ.

Здание цирка, расположенное почти в центре города, выглядело, как всегда: только по причине нескончаемых зимних праздников сверкало и подмигивало разноцветной иллюминацией. Немного возбужденная воспоминаниями, я тщательно осматривала окрестности, словно собиралась увидеть выпрыгивающих из темноты убийц, но ничего подобного не произошло. Если кто и шлялся рядом с цирком, так это встречающиеся парочки, традиционно назначившие здесь свидание. Фимочка поставил свою «Ауди» во дворе, почти напротив хорошо знакомого мне служебного подъезда, и, выйдя наружу, проворно обежал перед фейсом своей иномарочной подруги, распахнув передо мной дверь.

— Прошу вас, мадемуазель, — подчеркнуто церемонно произнес он.

Такую же операцию Фима проделал и с Маринкой, но эта швабра не удержалась, чтобы не повыпендриваться. Она изобразила на личике замешательство и повисла на руке Фимы, пугливо озираясь. Просто поразительно, на какие дешевые трюки ловятся эти мужики, особенно считающие себя очень умными!

— Ты уверен, что стрелять не будут? — прощебетала Маринка, судорожно засопев и пытаясь изобразить, что не в силах преодолеть свою внутреннюю дрожь.

— Вы же со мною, милые дамы, — расшаркался Фима, ощущая себя большим и сильным. — Вас охраняет даже не цветик, а цвет тарасовской адвокатуры, поэтому, если сами не захотите, ничего с вами не произойдет.

Мы прошли к зданию, и, после преодоления тяжелой деревянной двери, Фима, немного задержавшись, вынул из кармана три пригласительных билета.

— А что, билеты достать было трудно? — поинтересовалась я, разглядывая совершенно непрезентабельные на вид бумажки.

— Кому как, — очаровательно улыбнулся Фима. — Мне — не очень. Шпрехшталмейстер цирка мой старый знакомый. Я его попросил, и он оказал мне любезность.

— Кто-кто? — спросила Маринка. — Какое слово ты сказал?

Маринка подумала и на всякий случай решила смутиться. В общем правильное решение, потому что Фима при случае мог высказаться и похлеще, но на этот раз все оказалось гораздо прозаичнее.

— Шпрехшталмейстер, Мариночка, — пояснил Фима, — это название должности того мужика, который объявляет цирковые номера. Только и всего.

— Я почему-то именно так и подумала, — достойно ответила Маринка. Не знаю, как Фима, но я ей совершенно не поверила.

Этот шпрех… мех… одним словом, конферансье, оказавшийся толстым лысым дядечкой, одетым в хороший костюм, повстречался нам почти сразу же после того, как мы миновали пост, охраняемый скучным дедушкой, проверяющим билеты. Очевидно, по причине позднего времени на эту опасную работу бабушек решили не выделять.

— Ефим Григорьевич! — воскликнул этот конферансье, словно он тут стоял в томительном ожидании как минимум со вчерашнего утра.

— Вот, Аркадий Павлович, привел вам прессу, — деликатно предупредил его Фима, пожимая протянутую руку. — Ваше детище нуждается в рекламе?

— Ой-вей! — вздохнул Аркадий Павлович, шутливо взмахивая пухлыми ручками. — Мое детище если в чем и нуждается, так только в порке, но этот метод уже опоздал, а цирк, конечно же, всегда рад, всегда рад…

Не переставая бормотать эту фразу и постепенно переходя на пианиссимо, Аркадий Павлович повернулся к нам с Маринкой и очень внимательно обшарил нас обеих взглядом снизу доверху, а потом еще, кажется, и в диагональном направлении.

Я на секунду прикрыла глаза, чтобы успокоиться, и, дождавшись, когда этот шпрехмастер представится, коротко назвала себя:

— Ольга.

Маринка, испытывая чувство, близкое к моему, буркнула свое имя и засмотрелась куда-то в сторону, а Аркадий Павлович обратился ко мне:

— Очень, очень приятно познакомиться, — довольно-таки правдоподобно произнес он и тут же поинтересовался: — А какой, простите за выражение, орган вы представляете? «Тарасовские будни» или…

— Или, или, — перебил его Фимочка. — Это редакторы самой авторитетнейшей газеты нашего стольного града. Про «Свидетель» слыхали?

— Ах вот как! — Аркадий Павлович еще раз посмотрел на нас и осторожно спросил: — А вы здесь по долгу службы, девушки?

Фима взял его под руку, и не успела я даже рта раскрыть, как он перебил Аркадия Павловича своим вопросом:

— А я здесь по долгу службы или потому, что ты меня пригласил? И не приставай к девушкам! Или, если все-таки хочешь приставать, действуй не таким методом. Это же журналистки, к ним особый подход нужен.

— Понял, — напряженно разулыбался Аркадий Павлович. — Так бы сразу и сказал. — И, обращаясь уже к нам, потерев ладони, предложил: — Ну что ж, прошу к нам в гости. Добро пожаловать!

Он щелкнул крышкой карманных часов и скороговоркой проговорил:

— Зал вон там, надеюсь, сегодняшнее мероприятие вас не разочарует. Начало через двадцать минут. Первые полчаса — официальная скукотища, потом показательные выступления в порядке обмена опытом.

Я решила максимально использовать сложившуюся ситуацию — знакомство с должностным лицом входило в мои тайные планы, но я и не предполагала, что это произойдет так просто и обыденно.

— А вы знаете, Аркадий Павлович, что мы с Мариной сегодня, можно сказать, стали участниками этой истории с перестрелкой?

— Оля хочет сказать, — тут же влез с разъяснениями Фима, — что это именно они те девушки, которые оказались… мгм… между…

— Да что вы говорите! — воскликнул Аркадий Павлович и бросил быстрый опасливый взгляд на Фимочку. — Примите мои самые искренние соболезнования. Какой ужас! Вы абсолютно правы, какой ужас!

У меня возникло подозрение, что Аркадий Павлович хочет удрать, и я добила его милой просьбой:

— А можно, мы зададим вам несколько вопросов?

Аркадий Павлович состроил такое выражение лица, что было ясно — ему будет гораздо приятнее сходить к стоматологу, чем разговаривать с двумя милыми девушками.

Он уже собрался было в этом признаться, но тут на помощь ему, да и нам, снова пришел Фима.

— Ох, уж эти журналисты, никогда не упустят шанса залезть вам в душу! — простонал он, хитро улыбаясь.

— Увы, да, — осторожно согласился Аркадий Павлович, не понимая, куда гнет Фима.

Я сама это поняла не сразу, а уж, кажется, должна бы знать обо всех его ухищрениях.

— А не ответишь на их простенькие вопросики, еще обидятся, — продолжал Фима, качая головой, — да и напечатают что-нибудь… не то, что бы хотелось.

Я уже открыла рот, чтобы возмутиться такому нечистоплотному поклепу, но Аркадий Павлович опередил меня.

— А может быть, вы хотите побольше узнать о сегодняшнем мероприятии? — спросил он. — Тогда давайте пройдем ко мне в кабинет, выпьем по бокальчику минералочки… Пока, кхе-хе-хе, рак на горе не свистнул… я про звонок.

Маринка, утомившись молчанием, что, по ее мнению, было унизительно, оскорбительно и глупо, тут же высказалась:

— Готова говорить с вами даже до третьего свистка!

Фима взял ее под руку и повел, очевидно, прекрасно зная, в каком из местных коридоров прячется кабинет шпрехшталмейстера.

Аркадий Павлович, вынужденный вследствие этого маневра подать руку мне, подчинился неизбежному.