Почти всю дорогу до моего дома мы провели в молчании. Мне кажется, я даже немного задремала. Да это и неудивительно, денек сегодня выдался чересчур уж длинным и содержательным. Когда Фима дотронулся до моего плеча, я открыла глаза и увидела, что мы стоим уже напротив моего подъезда и освещаем его фарами.

— Лихач какой, — проворчала я. — Мог бы так и не гнать.

— Мог бы, — улыбнулся мне Фима. — Особенно если учесть, что стоим мы здесь уже минут десять, а ты все никак не можешь проснуться.

— Я не спала! — отчеканила я и резко обернулась назад, вспомнив про Маринку.

Маринка раскинулась на заднем сиденье «Ауди», как на своей родной кровати, и самым пошлым образом дрыхла, да еще и немного прихрапывала при этом — честное слово, не вру. Послушав ее храп вовсе не для того, чтобы Фима в лишний раз убедился, что с Маринкой ему связываться просто неинтересно, нет, а для того, чтобы поверить, что мне не мерещится, я бросила в нее сумочкой. В самом деле, сколько же можно спать, если мы давно приехали? Маринка вздрогнула и протерла свои невинные глазки.

— А… что?.. — спросила она, оглядываясь по сторонам.

Пощурившись на наши довольные лица, а потом на свет божий за окном, Маринка сообразила:

— Уже приехали? А ты скорый, Фима, как поезд!

Непонятно, что она имела в виду, но, распахнув дверцу машины, Маринка вышла на улицу и, не оглядываясь, пошла к подъезду. Я озадаченно посмотрела ей вслед. Как она, интересно, собирается заходить, если ключи от квартиры у меня?

Я повернулась к Фиме.

— Не буду тебя задерживать, — сказала я. — Спасибо за все.

— Пожалуйста, — вздохнул Фима. — Но я вообще-то никуда не спешу. Я почему-то сказал жене, что задержусь до утра.

— Ну скоро ты там?! — прокричала мне Маринка, добредшая наконец до подъезда. — Завтра договоришь!

— Вот видишь, что делается в мире, — сказала я Фиме. — Езжай, обрадуй жену незапланированным возвращением.

— А что толку?! — с надрывом воскликнул Фима и, вздохнув, словно он взгромоздил на себя всю печаль мира, пожелал мне спокойной ночи.

— Я тебе завтра позвоню! — пообещала я.

Фима только кивнул и ничего не сказал.

Я вышла из машины и помахала вслед зеленой «Ауди», подмигнувшей мне, когда она выезжала со двора.

— Ну ты, сестрица Аленушка, — Маринка зевала во весь рот и, покачиваясь у подъездной двери, смотрела на меня, — кончай это кино к чертовой матери! С утра перестрелка, потом покойники, раскатывающие на машине, а в конце главная героиня, пускающая слезу на задний бампер машины своего адвоката! Пошли домой, мне еще голову мыть, а я и не ужинала!

Я промолчала, хотя романтика уже и так была опошлена грубой прозой жизни, и, пройдя мимо Маринки, быстро поднялась на свой этаж.

Весь следующий час мы занимались всякой ерундой, в основном делили ванную и пили чай — для кофе было слишком позднее время, а потом, когда все необходимые подготовительные процедуры для завтрашней красоты были совершены, Маринка решила посвятить несколько оставшихся перед сном минут глубоким аналитическим размышлениям. Мы легли спать в большой комнате на соседних диванах.

— Все ясно как дважды два, — заявила она, косясь на мою сигарету, но закурить не решаясь — она же не курит. — Это Палыч, старый жулик, убил Сикамбра и, сообразив, что мы его раскусили, решил покончить жизнь самоубийством. Во, блин! — вскрикнула она и даже ударила себя по коленке от восторга перед самой собой. — Ведь старый же, лысый, никому не нужный, можно сказать, пердун, а посмотри-ка, сумел умереть самым модным способом — подорвался в машине!

— Ты считаешь, он сам себя подорвал? — с сомнением спросила я.

— Как будто ты считаешь по-другому, — с сарказмом произнесла Маринка. — Это же очевидно! О-че-вид-но! Понимаешь ты это или нет?

— Нет, не понимаю! — упрямо сказала я. — Ты вспомни, как он торопился уехать и с какими нервами забежал обратно в гараж, когда его позвали! Это не похоже на самоубийство! Его убили, убили как раз в тот момент, когда он пытался спрятать концы в воду, то есть увезти куда-то труп Сикамбра, избавиться от него!

— Избавиться! — повторила Маринка. — Ты так расписываешь, словно уже знаешь, кто это сделал. Ну и кто же? Чеченцы?

— Понятия не имею! Но догадываюсь. — Я поняла, что пока уснуть не удастся, и села на своем диване, поставив пепельницу на колени.

— Ну и кто же, кто же? — Маринка тоже приподнялась и села по-турецки.

— Аркадия Павловича убил тот же человек, который убил и Сикамбра! Вот это уж действительно ясно как дважды два. Нужно найти того, кому выгодно было устранить Сикамбра. Так мы найдем и убийцу Палыча.

— «Кому выгодно»! — насмешливо повторила Маринка. — Как ты это будешь определять? А если завтра узнаешь, например, что его не любила половина магов-волшебников? И кстати! Кстати! — Маринка подпрыгнула и взмахнула руками. — Нас с тобой тоже можно заподозрить! Он же нас в сетку закатал и не вытащил! А мы с тобой его встретили в подвале и зарезали за это! В состоянии аффекта!

— А потом стали кричать, что нашли труп, чтобы сбросить с себя подозрения! — закончила я, внимательно посмотрев на Маринку.

Маринка взглянула на меня и нахмурилась:

— Ну ты это брось, я в тюрьму не хочу! Не докажут!

— Может быть, и не докажут, — согласилась я, затушив сигарету в пепельнице, — а может быть, и наоборот. По крайней мере, мне кажется, что можно надеяться на то, что судмедэксперты не определят по той обугленной головешке, что осталась от Сикамбра, что он умер за час до…

— До своей смерти! — весело закончила Маринка. — Умница! Никто и не подумает!

— Ага, если только Аяврик с Марго не скажут, — я поставила пепельницу на пол. — Иди выключай свет, а потом я тебе еще одну вещь скажу.

— Какую? Про Аяврика? — настороженно спросила Маринка. — А что, если я попрошу Аяврика не говорить в милиции, что мы нашли труп Сикамбра, а?

— Тогда ему придется уговорить на это Марго, и все равно в их глазах мы будем убийцами или Сикамбра, или обоих — и Сикамбра, и Палыча. Ты свет будешь выключать или как?

Маринка сползла с дивана и, прошлепав до выключателя, щелкнула им и в темноте вернулась на свое лежбище.

— Ну? — сказала она.

— Что «ну»? — я не поняла, да и вообще поразительно быстро стала засыпать.

— Ты хотела мне еще что-то сказать, — напомнила Маринка. — Говори. Гадость какую-нибудь, да? Я уж поняла.

— Нет, не гадость, — слабым голосом сказала я. — Я хотела пожелать тебе спокойной ночи.

— Вот блин! — возмутилась Маринка. — Прикололась, что ли? Ну и тебе в то же самое место!

На этих любезностях мы и заснули, по крайней мере я больше ничего не помню. Может быть, Маринка что-то и еще говорила, но можно смело утверждать, что меня рядом с нею уже не было…

Утро началось по скверной традиции, постоянно возобновляющейся, — с телефонного звонка. Протерпев несколько его визгливых вскриков, которые только по дурацкому недоразумению называются звонками, я рухнула с дивана на пол и поползла в поисках источника беспокойства. Трубка телефона нашлась лежащей почему-то на полу в коридоре — не понимаю, как она туда спрыгнула, да это и неважно. Нажав кнопку, я простонала:

— Да!

— Ольга Юрьевна Бойкова? — услышала я незнакомый гнусавый голос, непонятно кому принадлежащий, мужчине или женщине. Ну да в тот момент мне это было и неважно.

— Да, это я, — вздохнула я в трубку. — С кем имею честь?

— Вы главный редактор газеты «Свидетель»? — уточнил голос, и тут уже я начала просыпаться, потому что заподозрила что-то нехорошее.

Сев на пол поудобней, я бросила беспокойный взгляд на входную дверь. Убедившись, что она вроде заперта, я осторожно сказала:

— Да, это я, а с кем я говорю? Что вам нужно?

— Обратите внимание на Аяврика, он очень не любил Сикамбра, — произнес голос и тут же отключился.

Прослушав резкое «пи-пи-пи», я тоже нажала на кнопку. Утро началось с намека на убийцу. Надо признаться, что начало оказалось не самым скверным. Вчерашний вечер у того же Сикамбра выдался гораздо хуже, так что не стоит жаловаться.

Я, кряхтя, встала с пола, добрела до кухни, посмотрела, сколько натикало, оказалось, что уже достаточно, и, открыв дверь в ванную, крикнула Маринке:

— Хватит дрыхнуть, подруга! Все начальство уже давно проснулось, а что ты себе позволяешь?!

— А нормальные люди в начальство не идут, — пробубнила явную чушь Маринка и натянула одеяло на голову.

Я не стала с ней спорить и решила для начала привести себя в порядок, ну а там и поругаться можно будет для поднятия тонуса. Когда я выскочила из ванной, готовая к подвигам и скандалам, Маринка уже скучно сидела в кухне и помешивала кофе в турке.

— Кушать подано, мадемуазель, — зевнула она на меня. — А если захочешь бутербродов, сварганишь их сама.

Что мне оставалось сделать? Только сказать «спасибо» и пойти намазывать масло на хлеб и тушь на ресницы. Как я давно уже говорила: если утро наступило, то с этим ничего не поделаешь.

После быстрого завтрака мы, обе повеселевшие и бодрые, вышли из квартиры и, спустившись вниз, направились ловить такси, чтобы доехать до места работы. Я сегодня была без машины, потому что вчера какие-то невоздержанные хулиганы ее немножко прострелили.

В редакцию мы приехали в самое нормальное время — около одиннадцати часов — и сразу же попали чуть ли не в объятия всего нашего дружного коллектива. Ребята уже начали волноваться — по радио они услышали про смерть Аркадия Павловича и Сикамбра и подумали: если мы с Маринкой были приблизительно в это время в цирке, то, возможно, какая-то часть неприятностей перепала и нам.

— Есть о чем порассуждать вслух, — многобещающе сказала я и протянула Виктору отщелканную вчерашнюю пленку.

— Здесь гвоздь всего нового номера, — объявила я, — мне удалось сфотографировать взрыв машины буквально в ту же секунду, как он произошел.

— Как же вам это удалось? — тихо спросил Сергей Иванович. — Вас заранее предупредили?

— Еще хуже, — вмешалась Маринка, отгоняя Ромку от кофеварки. — Уйди, несчастный! Хуже, Сергей Иванович, — мы это дело, можно сказать, несколько раз репетировали!

— Как это «репетировали»? — спросил Ромка.

— Она шутит, — ответила я за Маринку. — А ты думай в следующий раз, что говоришь. Слухи еще потом пойдут. Как говорит Фима: «Нам это надо?»

— Не-а, не надо, — ответила Маринка и тут же поправилась: — Хотя как сказать! Кое-какие слухи девушке не повредят!

Закончив варить кофе, Маринка поставила кофеварку на поднос, Ромка нагрузил туда же чашки-ложки-блюдца, и мы все перешли ко мне в кабинет. Поговорить действительно было о чем.

Взяв слово, я не торопясь начала рассказывать о событиях прошедшего вечера. Меня никто не перебивал, и все внимательно слушали. Приблизительно в середине рассказа появился Виктор, проявивший пленку, но он почти все успел услышать из перечисленных мною событий, так как рассказывала я все подробно и с расстановкой.

Виктор положил пленку передо мной и сел на свободный стул.

— Ну-с, какие будут соображения? — спросила я, закончив повествование.

— Интересно все и так же непонятно, — задумчиво произнес Сергей Иванович. — Знаете, что для меня самое темное во всей этой истории?

— Что же? — спросила Маринка. — Наша роль и наши успехи?

— Во-первых, тот мужчина, который пытался вас похитить якобы для того, чтобы слить информацию, — не обращая внимания на Маринкин сарказм, сказал Сергей Иванович. — А во-вторых…

— Извините, я вас перебью, — сказала я. — У меня создалось впечатление, что целью моего похищения на самом деле было желание дать информацию. По крайней мере мне так показалось.

— Ну, может быть, — согласился Сергей Иванович. — Может быть, хотя не факт. И сегодня у нас появился второй момент: звонок от неизвестного лица. Вы не узнали голос, Ольга Юрьевна?

Я покачала головой:

— Голос был явно измененный. Наверное, платок поднесли к мембране телефона или сделали еще что-то в этом же роде. Словом, этот человек не хотел, чтобы его голос был узнан. Определитель номера тоже ничего не показал, значит, звонили из автомата.

— А это может означать, что вы его знаете! — закончил Сергей Иванович.

— Верно! — воскликнула Маринка. — Это были или Аяврик, или Марго! Больше некому!

— А ты не могла разве мне позвонить? — сухо поинтересовалась я у своей секретарши.

— Я? — растерялась Маринка. — Ты что говоришь?

— А ты что? Аяврик звонит и наговаривает сам на себя? Не слишком ли хитрая хитрость?

— Да, знаете, Мариночка, что-то тут не то, не получается, — заметил Сергей Иванович.

Маринка задумчиво почесала затылок и почему-то решила промолчать.

— Может получиться так, что все эти эпизоды вообще никак не связаны друг с другом, — сказал Сергей Иванович. — И это будет хуже всего, потому что в этом случае расследование не даст никакого результата.

— Как «не связаны»? — не поняла я.

— Тот информатор не связан с убийством Сикамбра, убийство Аркадия Павловича не связано с двумя предыдущими случаями, а звонок — это просто какой-нибудь недоброжелатель вашего Аяврика. Кстати, что это за, извините, собачьи такие клички?

Я пожала плечами:

— Богема, сценические псевдонимы.

— Странно, — произнес Сергей Иванович. — А вот Акопяны работают без псевдонима. И отец, и сын.

— Зато Копперфильд — это псевдоним! — влез в разговор Ромка, ужасно довольный тем, что может что-то сказать. — Его настоящая фамилия Коткин, он из Одессы!

— Що ни из Одесси, то фокусник, — с характерными интонациями сказал Сергей Иванович, и мы рассмеялись.

В это время в комнате секретаря редакции послышались осторожные шаги. Мы пили кофе с открытой дверью, чтобы можно было сразу же услышать, если кто-то вдруг придет, и вот наша предосторожность оказалась вполне уместной.

Ромка вскочил и выбежал из кабинета. Через полминуты он вернулся.

— Ольга Юрьевна, вас!

— Что значит «вас»? — проворчала я, вставая и оправляя костюм. — Тебе так и сказали — «Вас»?

Ромка сконфузился, покраснел и пробормотал:

— Сказали, что хотят с вами поговорить. Мужчина какой-то.

Я покачала головой.

— Нет, Рома, — сказала я, — никогда из тебя не получится образцовой секретарши, хоть ты и научился как-то кофе варить.

Ромка не сообразил, что ответить, а я тем временем вышла из кабинета.

Посередине редакции мялся тот самый дяденька, который напугал нас с Маринкой своей подпольной кормежкой змей. Я его сразу узнала.

— Здравствуйте, вы ко мне? — мило улыбнулась я, словно видеть этого человека было самой заветной мечтой всех моих последних лет жизни.

— Да, Ольга Юрьевна. Я из цирка, меня там все просто Бимычем зовут, — тихо произнес он и больше ничего не успел сказать.

Входные двери редакции распахнулись, словно снаружи по ним ударили корпусом танка, и я с изумлением увидела, как в редакцию влетел давно знакомый мне майор Здоренко. Он был одним из руководителей Тарасовского РУБОПа. Моя журналистская практика несколько раз сталкивала меня с этим человеком, и хотя надо признаться, что в принципе он был незлым и даже здорово мне помог не один раз, но разговор с майором Здоренко всегда для меня был жутким испытанием.

Вот и сейчас, разглядев под фуражкой бордового цвета физиономию, я ощутила некое давление под ложечкой, поняв, что с секунды на секунду начнется нечто интересное.

— Бойкова! — проорал майор. — Ты допрыгалась! Я давно тебя предупреждал, а ты все понимать не хотела!

— Здравствуйте, товарищ майор, — пролепетала я.

— Ну-ну, — ответил он, мельком взглянув на мужичка, представившегося простенько и со вкусом Бимычем, и, прошагав мимо, вошел в мой кабинет.

— А тут и вся гоп-компания, оказывается, собралась! — услышала я его трубный голос и вбежала вслед за ним.

Привычная к поведению майора Маринка уже наливала ему кофе, а он, навалившись над столом, как каменная глыба, весело щурился на всех сидящих за ним.

— Ну, ребята, забираю я сейчас вашу шефиню и увожу ее на нары. Допрыгались вы все. С чем вас и поздравляю, — обрадовал майор всех присутствующих и меня в том числе, разумеется.

— А в чем проблема, товарищ майор? — ласково спросила Маринка. — Вы кофе будете?

— Не буду, — резко ответил Здоренко, — пока вы меня не убедите, что вы не преступники или не состоите в сговоре с преступниками.

Он протопал к креслу для посетителей и сел в него, после чего развернулся вместе с креслом и выпалил:

— Дайте-ка мне пообщаться с вашим руководством, ребятки. Выметайтесь все отсюда!

Майора Здоренко все уже хорошо знали и поэтому спорить с ним особенно никто не желал.

Последней выходила Маринка, и майор окликнул ее уже в дверях:

— А где же кофе? Обманула?

Маринка вздрогнула и вернулась к кофейному столу.

— Дверь закрыть не догадалась, — проворчал майор Здоренко, принимая от Маринки чашку с кофе. — Спасибо. Закрой дверь и возвращайся. Вы мне обе нужны, девушки.

Я медленно обошла свой стол и села в кресло, в этот момент совершенно не чувствуя себя хозяйкой кабинета. Хозяином здесь сейчас был майор Здоренко, и он это прекрасно понимал.

— Итак, девоньки, колитесь, — сказал майор Здоренко. — Меня интересует пока что ваше участие в перестрелке около цирка. Не нужно только изображать непонимание и прочие гадости. Ни в жисть не поверю, что вы там оказались случайно. Ну, Бойкова!

— Что «ну»? — тихо спросила я.

— Кто тебе слил информацию, что там будет жарко? Рассказывай!

— Это действительно была случайность, — сказала я, — честное слово. Что же вы думаете, я такая дура, чтобы лезть под пули? Я жить хочу.

— Жить она хочет, — фыркнул майор. — Жить можно хотеть по-разному! Например, если хочется жить в качестве самой крутой тарасовской журналистки, то можно и под пулю залезть один разок. Все равно ж никого из вас не убили!

Последнюю фразу майора, наверное, можно было расценить как шуточку, и я вымученно улыбнулась. Каждая беседа с этим человеком, как я уже заметила, дорого стоила мне. Вот и сейчас я ощущала, что начинаю терять самообладание и трусить, сама не зная почему.

Майор шумно отпил еще глоток кофе и, резко развернувшись, обратился к Маринке:

— Так почему вы поехали к цирку?

— Когда? — задала Маринка самый идиотский вопрос, который можно только себе представить, и Здоренко сразу же зацепился за него.

— А сколько раз вы туда ездили?! — прорявкал он. — Быстро отвечай, ну!

— Два! — крикнула Маринка, потом подумала и сказала: — А вообще-то я не помню. В детстве еще…

Майор побагровел еще больше. Его взгляд скользнул по Маринке, потом он посмотрел на стол, за которым мы все только что пили кофе. Легко вскочив с кресла, майор подбежал к этому столу. Пока я не понимала, что происходит, но как только увидела, что он взял в руки пленку, только что проявленную Виктором, то даже закрыла глаза от огорчения. Вот теперь-то самое интересное и начиналось. К сожалению, я не ошиблась.

— А что у нас здесь? — благодушно пробурчал майор Здоренко, раскручивая пленку и просматривая ее на просвет.

— Та-ак, какие-то хреновины… еще какие-то хреновины… Ну точно вам делать нечего, от скуки маетесь. А это… а это что? А?! — Майор, кажется, даже подпрыгнул на месте от охватившего его возбуждения. — А! — снова вскричал он, внимательно кадр за кадром изучая моменты взрыва машины Аркадия Павловича. — А я знаю, что это такое! Знаю! И еще я скажу, что так классно подловить момент начала взрыва надо уметь!

Майор, зловеще улыбаясь, аккуратно свернул пленку и положил ее себе в карман.

— Ну и чутье у тебя, Бойкова, — сказал он. — Классное, можно сказать, чутье! И под обстрел попала вовремя, и взрыв заранее предугадала!

Майор вернулся к моему столу, но садиться в кресло не стал. Он обвел медленным долгим взглядом и меня, и Маринку, пронизывая им не то чтобы насквозь, а даже еще глубже, если это возможно себе представить.

— В изолятор временного содержания посажу обеих прямо сейчас на тридцать суток! И дольше там буду держать, пока не расскажете мне всю правду! Поняла, Бойкова?! — он ткнул в меня пальцем, я сглотнула слюну и кивнула.

— А ты, — майор повернулся к Маринке, — тоже поняла или как?

— Поняла, поняла, — закивала Маринка. — А там душ есть?

Майор даже задохнулся от такого неожиданного вопроса. Он несколько раз открыл и закрыл рот, потом сипло проговорил:

— Там баня есть. Один раз в неделю. А кормежка — три раза. Собирайтесь!