Утром меня разбудил Жуков. Дедушки дома не было.

Небо затянуло тучами, было прохладно, и мы, чтобы согреться, наперегонки побежали на пруд.

Жуков с разбега почти бесшумно нырнул, вытянув перед собой руки ладошка к ладошке, только круги пошли по зеленой воде, а под водой торпедой мелькнуло его загорелое тело, — над ним цепочкой тянулись белые пузыри.

Я тоже нырнул с разбега, но только неловко плюхнулся животом в воду. Меня сразу отнесло от берега, и я с головой ушел под воду.

Я даже не успел закрыть глаза, но, к счастью, задержал дыхание и в первый миг не смог сообразить, что вокруг меня не воздух, а вода, светлая над головой и жуткая, зеленомглистая снизу.

«Вот и все… — подумал я, выдохнув весь воздух, — вот и все…» У меня перед глазами мелькнул живой серебристый малек, и сам не знаю как, вдруг, когда коленки уже стали подгибаться, а грудь разрывала страшная тяжесть, я оттолкнулся ногами от дна, вынырнул, глотнул побольше воздуха, забарахтался, но не мог закричать от страха, перехватившего горло, и опять пошел на дно.

Все же я не закрыл глаза и успел стать лицом к пологому светлому берегу, и все во мне кричало: «Нет! Нет!» И я еще раз оттолкнулся ото дна и с удивлением почувствовал, что плыву, плыву! И в этот момент чуть не захлебнулся, но кто-то дернул меня за волосы и протащил вперед.

Я встал, обессилев, на коленки и увидел Жукова. Он размахивал руками и ругался, но я ничего не слышал. В ушах звенело, а от страшной радости хотелось плакать и, сидя вот так в воде, смотреть на небо, затянутое тучами, и на прибрежную траву и просто — дышать. Откашлявшись, я сказал:

— Спасибо, коллега. Никогда не забуду.

Я презирал себя за то, что, стоя на дне, подумал: «Вот и все. Вот и все…»

«Спасибо инстинкту самосохранения. Что бы было со мной, если бы он не сработал вовремя? Действительно, чахлое у меня тело… Но я тебя научу плавать! Я тебе такое устрою! Тебя еще не так заломит, как от дров и коромысла! Помни мое слово! Ты узнаешь, что значит быть телом! Я разовью твои руки и ноги. Лучше пусть моя голова будет находиться на широких, как у Жукова, плечах, чем на твоих худых и узких. Вот сиди в воде и мерзни!»

— Ладно. Не переживайте. Я три раза тонул. Вылезайте! Губы посинели.

— Нет! — крикнул я, ударив кулаком по воде. — Не уйду отсюда, пока не научу его… пока не научусь плавать. Не может быть, чтобы мое худое тело было тяжелей вытесненной им воды! По Архимеду! Что надо делать?

— Ну, что? Дышать ровно. Йогами и руками болтать, — сказал Жуков. — Вот так — по-собачьи. Только лучше не сейчас.

Но я, стоя лицом к берегу, уже отходил назад в воду и, когда мне стало по подбородок, оттолкнулся от дна, по-собачьи гребя руками.

Казалось, Жуков идет навстречу мне, но это я сам плыл, набрав побольше воздуха и не дыша и не веря, что плыву, и поверил только тогда, когда сучок на дне царапнул по животу и руки по локоть ушли в мягкий ил.

— Жуков! Я плыл? Ведь я плыл? — спросил я, все еще не веря.

— Плыл. Только хватит на первый раз.

Но я снова зашел поглубже и поплыл вдоль берега, стараясь не волноваться и все равно, захлебнувшись от радости и удивления, наглотался воды и с трудом доплыл до берега.

По дороге домой я, стуча зубами от холода, сказал Жукову:

— Давайте договоримся, коллега. Вы мне поможете усилить тело, а я вам помогу разобраться в кибернетике. Противно ведь иметь такое слабое тело.

— Идет! — сказал Жуков, — бежим!